Алое солнце скрылось за отрогами гор, и короткие декабрьские сумерки вступили в свои права, раскрасив скалистые склоны всеми оттенками синего и лилового. Наступала Ночь Матери — первая из тринадцати ночей Йоля, когда открываются врата подземного мира, а живущие могут говорить с ушедшими предками и стихийными духами.
Рене отошел от окна и перевел взгляд на тёмный проем пустого портрета. Скоро придет Джулия, и настанет пора исполнить обещание, данное год назад. Таким же синим вечером, похожим на этот, как две капли воды.
Постояв немного у холста, он сел у камина, погружаясь в воспоминания.
* В тот день Амалия с Айллин отправились навещать родных и должны были вернуться только следующим утром. Сам же он, после окончания последнего в уходящем году собрания Совета Двенадцати, не став задерживаться в столице, поспешил домой. Ответив на срочные письма, Рене занялся делами имения у себя в кабинете, когда у него внезапно возникло ощущение постороннего присутствия. Поначалу он отогнал его как заведомо невероятное, списав всё на скопившуюся за последние дни усталость. Ведь правда, в замок, построенный чарами фейри, без приглашения хозяина не было ходу ни одному чужаку — ни магу, ни духу, ни оборотню. Однако оказалось, что чувства не обманули. В тот вечер Джулия впервые пришла к нему и предложила год верной службы в обмен на шанс вернуться к жизни. — Разве такое возможно? — изумился он, выслушав её. — Мёртвым не дано вернуться, если они не избрали путь в неведомое, отказавшись от участи призрака. — Мы не можем обрести жизнь в мире людей, всё верно, — признала ведьма. — Но страна фейри живет по своим законам. Король одного из волшебных племен может даровать жизнь ушедшему магу, если пожелает. Ты ведь знаешь мою историю? Рене кивнул. Действительно, когда Одиллия — новая жена отца — привезла с собой пустой темный холст в старинной раме и пожелала, чтобы его повесили в кабинете маркиза, он очень удивился. И тогда в ответ на расспросы отец рассказал об изображенной на портрете ведьме. — Джулия из семьи твоей мачехи — древнего и влиятельного шотландского рода — умерла молодой. Не пожелав оставить Марию Стюарт — свою подругу и королеву, — она сопровождала её на плаху, чтобы вопреки намерениям врагов смерть той оказалась быстрой и легкой. Выдающаяся волшебница, Джулия три года была директрисой Хогвартса. Один из её портретов находится в этой школе, а ещё два и сейчас висят в местах, где можно порой увидеть и услышать то, что полезно знать Сен-Аманам. Она охотно делится со мной важной информацией. Обрести подобного союзника — большая удача для нашей семьи. С тех пор как отцовский кабинет стал принадлежать Рене, он ещё ни разу не видел обитательницы этого портрета. И вот теперь, спустя много лет после ухода отца, холст вновь ожил. — Уверена, ты слышал обо мне, — сказала красавица, удобно расположившись в выступившем из темноты кресле. — Я пришла к тебе, чтобы заключить договор. Если ты согласишься, а спустя год признаешь, что мои услуги оказались полезны твоей семье, то в следующую Ночь Матери отведешь меня к своему предку, владыке горных фейри, и попросишь его подарить мне новую жизнь в его стране. Слова Джулии показались Рене странными, но торопиться с отказом, не прояснив некоторые моменты, было бы неразумно, ведь дьявол, как известно, таится в деталях. — О каких услугах ты говоришь? — прямо спросил он, подойдя к холсту и внимательно глядя в живые черные глаза женщины. — Почему ты решила, что можешь быть полезна? — С некоторых пор Сен-Аманами заинтересовался Альбус Дамблдор, — откровенно ответила она. — Тебе, без сомнения, известно, что после победы над Гриндевальдом именно он во многом определяет политику Магической Британии, хотя избегает первых ролей, предпочитая держаться в тени. Нынешний Министр — не делает ничего, не посоветовавшись прежде с ним. В эти годы башня директора Хогвартса — не просто кабинет директора, — Джулия ослепительно улыбнулась, — это один из центров современной магической политики Европы. Я решила, что ты не откажешься узнать о некоторых планах его хозяина. — Но у моей семьи никогда не было ничего общего с Дамблдором, — пожал плечами Рене. — Твой отец был достаточно мудр для того, чтобы так продолжалось как можно дольше, — согласилась ведьма. — Но с некоторых пор ситуация изменилась. Скажем так: в настоящее время Дамблдор возлагает кое-какое надежды на Принцев, да и отсутствие у тебя наследника заставляет его подумать о возможных вариантах распределения власти за Круглым Столом в будущем. *
Много лет назад, еще только готовясь вступить в права наследства, Рене узнал, что слухи, прежде доходившие до него, не лгут, а неприступность Монмиреля была оплачена жертвой. Более тысячи лет назад, в ночь Великой Матери кельтов, первый хозяин цитадели отдал своего старшего сына и наследника королю горных фейри, оплатив тем самым труд строителей крепости. Кровь ребенка должна была оживить магию замка, скрепив вечный союз между потомками Сен-Аманов и обитающим здесь волшебным племенем.
Позже, уже на смертном одре, отец рассказал ему остальную часть этой истории. Оказалось, горный король пощадил дитя и усыновил его. Когда же по прошествии нескольких веков властитель горных фейри погиб в схватке с предводителем Неблагого Двора, согласно завещанию именно приемный сын был назван новым владыкой.
За свою жизнь Рене видел его всего дважды — в детстве, заблудившись в лесу, когда горный король вывел его к воротам замка, и в день совершеннолетия, на церемонии введения в род и в права наследства, тогда ещё и не подозревая, что тот — его кровный предок.
*
Сейчас, когда с момента знакомства с Джулией прошел год, были все основания расценивать её предложение как удачное и крайне своевременное.
Помимо важной информации, позволившей не раз разгадать интриги соперников в Совете Пэров, их договор позволил ему вовремя оказать помощь Айрис и убедить Эйлин оставить Северуса в Монмиреле. Основной упор он сделал на том, что это поможет обеспечить безопасность ребенка, если Альбус или, что еще вероятнее, Риддл, решит сыграть ва-банк и похитить его с расчетом сделать Айрис более сговорчивой.
Мысль о Северусе заставила Рене улыбнуться.
Чем дольше он наблюдал за ним, тем больше радовался, что решил принять его в замке. Мальчик оказался талантлив, умен, трудолюбив и развит не по годам. С огромным интересом он занимался с Айрис, которая начала учить его чарам, астрономии, а также основам зельеварения, в которых, по её словам, делал большие успехи. В свободное же время он мгновенно преображался, превращаясь в доброго и внимательного товарища Айллин по играм, которая, похоже, искренне привязалась к нему.
Порой, беседуя со своим маленьким гостем о магии или о прочитанных книгах, Рене так увлекался, что забывал, что этот ребенок не является членом семьи и может в любой момент покинуть замок.
Однако порой им овладевала смутная тревога за его судьбу. Особенно когда он понимал, что в сыне Эйлин живет страстная, необузданная душа его матери, но только ещё более цельная, упорная, беспощадная к недостаткам и слабостям как собственным, так и чужим. И если эмоциональные вспышки Эйлин можно было переждать или перенаправить в более безопасное русло, то Северус отдавался овладевшему им порыву целиком и полностью, становясь в подобном состоянии совершенно неуправляемым. Когда же обнаружилось, что мальчик прекрасно умеет скрывать свои истинные намерения и чувства, Рене не на шутку обеспокоился. Особенно выяснив, что ради возможности добиться желаемого Северус способен ждать так долго, сколько потребуется, не теряя из виду поставленную цель.
Последний такой случай произошел совсем недавно. Оказалось, что ради шанса заглянуть в единственный в библиотеке запертый шкаф с книгами по темным искусствам, к которым он, по словам Айрис, питал повышенный интерес, Северус целый месяц изображал полное равнодушие к его содержимому. Но стоило Айрис отвлечься, как он ухитрился стащить оттуда книгу, посвященную ритуальной некромантии.
Об этом происшествии Рене рассказал домовик, ставший невольным свидетелем случившегося, да и сам Северус сознался, что взял привлекший его том, хотя и понимал, что не должен был этого делать.
Позже, когда насупившийся Северус ушел к себе, Рене долго размышлял над тем, что произошло. Он оценил по достоинству и умение добиваться желаемого, и самообладание, сделавшее бы честь даже взрослому, но эти же качества внушали страх за его будущее.
* * *
— Пора! — негромкий женский голос прервал размышления, возвращая к действительности.
Не оборачиваясь, Рене поднялся.
Пришло время возвращать долг.
— Пора, — эхом откликнулся он и, приблизившись к портрету, увидел, как темный холст наливается красками. Ещё секунда — и вот с него уже смотрит Джулия.
— Я готова.
Рене кивнул и поднес правую руку к портрету, наблюдая, как кончики пальцев коснулись нарисованной руки, однако ощутил при этом не прохладную поверхность холста, а нежную, чуть теплую кожу.
— В таком случае, вперед!
Окружающий мир утратил объем, превратившись в плоскость, а потом и вовсе сжался до одной-единственной точки. Физического тела больше не было, и только сознание не позволяло признать полное и окончательное исчезновение.
Странное состояние длилось всего миг, а может, целую вечность — сложно сказать, если ты всего лишь мыслящая абстракция вне времени и пространства, но когда всё прекратилось, они с Джулией стояли в ярко освещенном высоком сводчатом зале, стены которого, казалось, были сложены из отполированного до зеркального блеска лазурита.
Повернув голову, Рене увидел, что Джулия превратилась в высокую стройную женщину, а её алая мантия стала черным шелковым плащом. Заметив его взгляд, она ободряюще кивнула, хотя лицо было серьезным и бледным.
В этот же миг раздались шаги: неторопливые и уверенные, они звучали очень отчетливо и властно. Огромный зал наполнился эхом, но по-прежнему казался пустым.
Его пальцы сами собой сомкнулись на древке палочки, когда зазвучал чей-то негромкий голос, от которого по спине пробежал холодок.
— Приветствую тебя, Рене, титулярный король Иерусалима, граф Тулузский, маркиз де Сен-Аман и прочая, и прочая. Приветствую и тебя, Джулия МакГейл.
Светильники ярко вспыхнули, и отразившийся от стен свет больно ударил по глазам, заставляя зажмуриться. Когда же удалось приоткрыть веки, перед ними уже стоял среднего возраста рыцарь в тонкой серебряной кольчуге, с широких плеч спадал черный бархатный плащ, а голову венчал золотой, усыпанный алмазами, обруч.
— Меня зовут Бран, — сказал владыка фейри. — Я знаю, зачем вы здесь. Но вначале соблюдем священный закон гостеприимства.
Король поднял руку — и перед ними возник роскошно накрытый стол. Среди благоухающих гирлянд, свитых из лилий и роз, была расставлена золотая и серебряная утварь, полная всевозможных яств, кувшины с вином, огромные, полные диковинных фруктов вазы из горного хрусталя и кубки, вырезанные из драгоценных камней всех цветов радуги. Новый взмах — и перед гостями появились покрытые узорчатыми коврами скамьи, а невидимые музыканты заиграли на арфах и флейтах чарующую музыку.
Когда трапеза была окончена, стол исчез, музыка смолкла, а зал превратился в роскошный, заросший маками сад, посреди которого выросла ажурная беседка, увитая виноградной лозой.
— А теперь поговорим о делах, — сказал король горных фейри, когда они вошли внутрь. — Как я уже сказал, мне известно, чего хочет эта женщина, — он кивком указал на Джулию. — Она действительно оказала тебе несколько ценных услуг, и в награду я подарю ей новую жизнь среди моих подданных.
— Спасибо, владыка, — Джулия благодарно наклонила голову, улыбнулась и… исчезла, будто растаяла.
— Она будет счастлива в нашей стране, — пообещал Бран, переводя взгляд на оставшегося гостя. — Теперь скажи, чем я могу помочь тебе.
— Я пришел сюда, потому что обещал, — пожал плечами Рене. — Лично мне ничего не нужно.
— Хороший ответ, — кивнул король. — Ты действительно имеешь всё, в чем нуждаешься, и понимаешь это. Но я могу подарить тебе знание, которое ты ищешь в последние годы и не можешь найти. Но сегодня, ради Великой Матери и её властью, ты узнаешь ответ на любой твой вопрос о прошлом, настоящем или будущем. Вот, — Бран протянул ему широкую деревянную чашу, испещренную рунной вязью. — Испей из неё и узнаешь желаемое, а теперь — прощай!
— Прощай, — эхом откликнулся Рене и, не раздумывая, осушил пахнущий полынью и медом напиток.
* * * Большая, белого воска свеча едва тлела, не столько освещая вырубленный в пещере ритуальный зал, сколько усиливая тьму. Посреди зала располагалась мраморная чаша, полная воды, над которой низко склонилась тонкая девичья фигура, закутанная в светлую мантию. Девушка читала заклинание, и её голос сливался с тихим журчанием воды, превращаясь в тихую печальную песню. Наконец последний звук растаял, и тут же над чашей поднялась высокая полупрозрачная фигура, будто сотканная из тумана и водяных струй. — Род Сен-Аманов проклят, — голос призрака напоминал змеиное шипение. — Соединившись с ним в браке, ты останешься бесплодна и навлечешь на Принцев погибель и проклятье. Зачав же в грехе, искупишь его. Но только тогда сын, которого родишь, очистит кровь отца своего, если сохранишь его в тайне и безвестности, если понесет он тяжесть преступления предка, заплатив унижением и слезами. Видение растаяло без следа, а девушка упала на колени, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.
* * *
Рождественское утро выдалось сияющим и светлым. Северус открыл глаза и тут же зажмурился, глядя из-за завесы ресниц на ярко-синее — без единого облачка — небо. На мгновенье ему показалось, что поднимающееся над горами солнце переливается радужными красками, а в комнате звенят невидимые колокольчики.
Он потянулся и зажмурился, вспоминая, что сегодня Рене обещал взять его с собой в Экс, где должен был встретиться с Николасом Фламелем — величайшим алхимиком тысячелетия, единственным, кому за последние несколько столетий удалось создать Философский камень. Но это будет после завтрака, а пока…
Отбросив одеяло, Северус прошлепал босыми ногами на балкон, где в миниатюрной пещере, обустроенной согласно рекомендациям Тарантулуса Скамандера, жил его рунеспур. Заглянув в круглое отверстие входа, он изумился, когда не увидел питомца. Не было его и в других облюбованных местах: ни в горшке с миниатюрным апельсиновым деревцем, ни даже у аквариума с золотыми рыбками, за которыми с интересом наблюдали все три головы, а такое единодушие случалось нечасто.
Уже начав беспокоиться, Северус вернулся в свою комнату и только тогда обнаружил блудного фамильяра. Просунув кончик полосатого хвоста между слоями оберточной бумаги, тот сосредоточенно вскрывал уже третий по счету подарок. Рядом, в обрывках упаковки, уже лежала какая-то книга, а в разнокалиберных склянках можно было легко узнать элементы из «Набора для начинающих зельеваров». Голова-стратег быстро заметила хозяина и, наклонившись к остальным, что-то предостерегающе прошипела, но остальные участники тройственного союза — Мечтатель и Критик, с их шей свисали разноцветные атласные ленты — даже не подумали прервать своё не слишком праведное занятие.
Северус так хохотал, что на глаза навернулись слёзы, встревожив Айрис, которая принесла ему свой подарок — прекрасную волшебную палочку из черного дерева.
— Одиннадцать и три четверти дюйма, сердцевина — сердечная жила Химеры. Её прислала твоя бабушка Тисифона. Давай посмотрим, подойдет ли она тебе.
С замиранием сердца — это же самая настоящая волшебная палочка, и только его! — он взял её в руки, ощутив, как украшенное рунами древко начало нагреваться.
Сосредоточившись на ощущениях, он медленно поднял руку, а затем повторил движение, которое как-то нашел в одной редкой книге заклинаний из библиотеки Рене и которое изучал уже несколько дней.
«Пусть всё получится!» — мысленно попросил он. И палочка не подвела — к ногам Айрис упала охапка ароматных, удивительно крупных белых и синих ирисов.
*
После дня, полного веселья, подарков и восхитительных сюрпризов, Северус провалился в сон, как только его голова коснулась подушки. В следующий миг он уже крепко спал и видел, что Лили — маленькая волшебница, которую при первой встрече он отчего-то прринял за Мелюзину, — стала его лучшей подругой. Там, во сне, ярко светило солнце, и они играли на лугу, поросшем полевыми цветами и травами, а потом уснули, обнявшись, и ветер лениво переплетал огненные пряди с иссиня-черными, заставляя спящего в Монмиреле мальчика счастливо улыбаться.
