Объяснившись с женой, барон вспомнил и о любовнице. Он знал, что, проводив Овайну до Ахена, Каделла отправилась в столицу, но не придал этому значения, решив, что Ленард просил её подробно доложить, как добрались новобрачные, а то и письмо герцогиня ахенская через лейтенанта передала. И задержка Каделлы в столице тоже не слишком встревожила барона, так как он знал, что у молодого государя дела в Майшене.
Заехав после посещения дома Рихаров в родовой замок, дав слугам указания о встрече хозяйки и отправив эскорт для сопровождения баронессы в Бримарр, Джулиус вернулся в Виям и обнаружил, что Каделла ещё не объявилась. Он вызвал к себе капитана Велион и спросил у наёмницы, известна ли ей причина задержки лейтенанта в столице, посылала ли та какие-либо письма. Вполне справедливый вопрос: лишившись ученицы, лейтенант обязана была вернуться к службе в отряде. Ответ Джулиуса потряс: оказывается, Каделла уже давно отбыла на западную заставу, получив на то приказ, подписанный государем Ленардом.
Конечно, ни один барон на месте Джулиуса не кинулся бы в столицу так, будто нечистого догонял. Право государя — отправлять наёмников, куда заблагорассудится. Но Джулиус гордился давней дружбой с Кристианом и правда считал его названным сыном, да и к мальчику с самого начала относился по-отечески. И тут, у него за спиной…
Новомодной бумаги извёл он почти целую пачку, сочиняя послание государю и швыряя в огонь, когда сам понимал, что не сдержался в словах, выражениях и тоне. Камин пылал всю ночь, по лысине барона пот уже не каплями полз, а ручейками струился. Наконец, Джулиус решился: взял охрану из трёх человек и поскакал в столицу.
Он не устраивал привалов, нещадно гнал коня, только по ночному тракту пустив его шагом, и, когда с рассветом прибыл со своим маленьким эскортом в столицу, бедные животные под всадниками были взмылены и еле держались на ногам.
Не видев Бранн после свадьбы дочери, барон, как ни был раздражён и обижен, не мог не заметить, что всего лишь за месяц окраины города просто преобразились — и ладно бы дома достраивали, так ведь ещё и дорогу заново замостили, по обе стороны проложили канавы для сточных вод, а у домов мостовую приподняли, чтобы её не заливали дожди. Между домами расстояние оставалось достаточным, чтобы посадить деревья — и не саженцы какие-нибудь. Уже законченные и побеленные строения тонули в тени зелёных крон. Барон подумал, что без магии не обошлось, но на одной из улиц ему пришлось подождать, пока по мостовой не проехали три сцепленные между собой телеги, везущие высокий клён с корнями в огромном земляном коме.
Добравшись до замка, Джулиус слегка подостыл. Оставив людей дожидаться во дворе, он направился в огромную, заново украшенную приёмную и велел одному из слуг доложить о своём прибытии. Из внутренних покоев к нему быстрым шагом вышел Маттиас, приветствовал с поклоном и пригласил пройти к государю.
Пока шли по длинным коридорам, Джулиус нет-нет — да поглядывал на свежие фрески на стенах.
— Вам очень повезло, ваша милость, что вы застали государя, — почтительно обратился к барону Маттиас. — Он только вчера вернулся из Флирра.
Джулиус, хоть и кипел, но отметил мысленно, что, похоже, разминулся с письмом. Ленард часто писал ему с дороги, рассказывал о делах и решениях, порой просил совета.
Маттиас ввёл барона в кабинет государя. Тот сидел за столом и что-то писал или правил — рядом с ним высилась кипа бумаг. Увидев гостя, Ленард вышел ему навстречу из-за стола — слегка нахмурившись, но с искренней улыбкой.
— Джулиус! Какими судьбами! Не случилось ли чего в Вияме?
— Нет, ваше величество, — ответил барон, снова начиная закипать.
Ленард удивился — ведь Маттиас уже покинул кабинет, а, значит, повода для такого официального обращения не было.
— Вероятно, у вас ко мне какое-то дело, барон?
— Скажите, государь — за что? Чем я провинился перед вами? — спросил Джулиус.
— Я не понимаю вас, друг мой, — Ленард опять сменил тон, поняв, что барон чем-то очень расстроен.
— Знаю, что не являюсь в ваших глазах образцом добродетели, государь, — произнёс Джулиус глухим голосом, — но мне казалось, что вы могли бы поставить меня в известность, прежде чем… могли бы позволить мне самому разобраться с моими женщинами.
— О… — Ленард обнял барона за плечи и почти насильно усадил его на стул. — Она не написала вам? Вот, значит, как… Молча уехала. А я не спросил.
— Я не получал никаких писем от лейтенанта Каделлы, — ответил Джулиус.
— Она сама подала прошение о переводе её на заставу, даже дожидалась меня несколько дней, пока я не вернулся из Майшена.
— Сама? — барон почувствовал вдруг такую обиду, которую не испытывал никогда в жизни.
Ещё ни одна женщина не оставляла его вот так — молчком, даже не объяснившись.
Вспомнил невольно разговор с Гильмаром — «песок собирать», «старый дурак», «на цепи не удержишь»... Тёмное что-то шевельнулось глубоко в душе, но Джулиус справился. Вздохнул тяжело.
Лени придвинул ему кубок, почти незаметно доставленный вездесущим Тьерри вместе с кувшином выдержанного вина.
— Ладно, — вздохнул Джулиус, осушив его. — Будем жить дальше. Сожалею, что отвлёк вас этими глупостями.
— Друг мой, побойтесь Творца! — упрекнул Ленард. — Разве горести друзей могут считаться глупостями? Будьте моим гостем, проведите в столице несколько дней.
Джулиус неопределенно пожал плечами, борясь с искушением ответить, что Виям требует его постоянного присутствия.
— Вы писали, помнится, что один из ваших сыновей просил позволения переписываться с девицей из столичного ковена, — сказал Ленард. — Как его успехи?
Барон снова вздохнул, наполнил кубок, сказал себе, что Гарет Вильд до сих пор справлялся с текущими делами, а до оживления зверолюдов ещё есть время.
— Пишет, — Джулиус наконец усмехнулся, — а уж о чём — мне не докладывает. Что-то мне эта затея кажется пустой — отпустят ли вообще ведьмы свою сестру? Где они потом новую найдут — их же должно быть определённое число — так?
— Насколько я знаю, не все ведьмы против брака, — дипломатично сказал Ленард. — А что до каждой конкретной ведьмы, так... не спросишь — не узнаешь. Хотите, я сам поговорю с сёстрами? Издалека и осторожно?
— Буду благодарен, государь, — ответил Джулиус.
— Ленард, а не государь. Мы ведь одни. Или вы на меня всё ещё сердитесь?
Джулиус вздохнул.
— Нет, Ленард, — сказал он тихо. — Я не сержусь. Не на вас, по крайней мере.
— И на неё не надо. Поймите — и простите. Она воин, не привыкла жить иначе. И она не захотела лишать неродившегося ребёнка отца, а вас — дочери.
— Откуда вы знаете про дочь? — удивился Джулиус.
— От госпожи Латиши. Она видела вашу супругу на свадьбе. Любая ведьма может определить, кто родится — мальчик или девочка.
Барон запустил пальцы в бороду, почёсывая подбородок и делая вид, что погружён в раздумья.
— Дочь, — произнес наконец. — И хорошо. И хватит уже мальчишек в доме. Хотя... пойдут ещё по стопам сестры, придётся прятать мечи и луки.
— Не придётся. Скорее они, подражая сестре, начнут учиться вышиванию, — рассмеялся Ленард. — Альти пишет о жене и не может нахвалиться, какая она прекрасная хозяйка, как её все любят в имении. За пяльцы села.
Он подмигнул барону.
— Они и мне пишут, — кивнул Джулиус, выбирая себе яблоко порумяней в чеканной миске. — Какие туи и сосны посадили, как в море купались, к ведьмам в школу ездили... скучать им некогда, как я посмотрю.
— Вот и славно. Значит, счастливы.
***
Ленард не позволил барону скучать. Да и Джулиус был не таким гостем, который станет лежать на макенском диване, пить вино и изучать расписанный потолок. Он захотел сопровождать молодого государя повсюду, познакомиться с изменившейся столицей, всё самому посмотреть — и даже пощупать.
Барон неожиданно оказался неравнодушен к красоте, и Дворец искусств произвёл на него впечатление. Конечно, барон, по большей части, ходил кругами у статуй лиманских богинь, но и богам отдал должное. Услышав о мечте государя устроить подобные собрания редкостей и в других городах королевства, барон тут же предложил вечером, после ужина, посмотреть план Вияма, а заодно обсудить, не пора ли и в этом городе — благо что столица герцогства — начать производить такие же улучшения, что и в Бранне.
Ленард посмотрел на него с удивлением, и барон чуть склонил седую голову.
— Каюсь, — сказал он, — грешен. В первую очередь, думал о наёмниках, границах и лагерях. Не до красивого было.
— Правильно думали, друг мой. В конце концов, мы с Кристианом остаёмся герцогами Вияма, мы должны строить планы по перестройке или расширению города. За Ахен я спокоен — там женская рука.
— В Бранне женщин на престоле нет, однако же город цветёт, — усмехнулся Джулиус.
— Может, я за хозяюшку сойду? — лукаво прищурился Ленард.
— Не были бы вы государем — уши бы надрал, — рассмеялся барон. — Вот ещё выдумали! Поди портные вам недавно шили новую одежду — как в плечах-то раздались!
— Да, — покраснев, признал Ленард. — Правда, Джулиус. Я думал, всё уже, закончил расти...
Барон почувствовал приступ далеко не вассальных чувств, смущённо кашлянул и раскрыл объятия. Ленард не стал чиниться и бросился ему на шею.
— Кстати, о женщинах, — сказал барон, когда бумаги со стола были убраны, а бокалы вновь наполнены. — А нельзя ли взглянуть на ведьму эту? Я на пиру, признаться, её не очень-то рассмотрел.
Лени отпил немного из своего бокала.
— Я пошлю письмо сёстрам, спрошу их согласия на визит, — сказал он. — В ковен, как и в монастырь, нельзя врываться просто так, без дозволения. Даже королю.
***
На следующий день Ленард послал старшей ведьме ковена письмо, составленное в лучших традициях эпистолярного этикета, но сводившееся, в итоге, к вопросу: можно ли ему и барону Бримаррскому посетить дом сестёр?
Через час пришёл ответ: «Добро пожаловать, ваше величество. Мы всегда вам рады».
Пока ехали по улицам до священного места, Ленард поглядывал на Джулиуса, подумывая про себя: станет ли старый волокита вести себя прилично среди стольких женщин, которые или красавицы, или были таковыми в молодости? Упрекнул себя за то, что не доверяет старому товарищу, который всё ж о сыне заботился, а не о собственных интересах. Однако помнил, что барон уязвлён уходом любовницы, и был готов, в случае чего, принести сёстрам самые искренние извинения.
Дверь перед ними открылась, лишь только они соскочили с коней. Барон скорчил забавную мину и покачал головой, а Ленард слегка нахмурился и приложил палец к губам.
Он ещё раз порадовался, что сёстры теперь устроились с удобством, как и подобает. В большой комнате был уже накрыт лёгкий стол. Встречали Ленарда и барона четверо, и — о, чудо! — среди них была та, что так приглянулась Эвару.
— Прошу прощения, государь, что не все вышли к вам, — сказала старшая ведьма.
— Понимаю, досточтимая, сёстры заняты.
Ленард мучительно пытался выдумать хоть какой-то благовидный предлог, чтобы как-то объяснить этот визит. Но для начала он представил Джулиуса.
Младшая ведьма смущённо потупилась, старшие переглянулись, и Ленард вдруг понял отчётливо, что никаких объяснений не нужно.
— Это сестра Серафина, барон, — сказала старшая. — Твой будущий тесть, дочка.
Джулиус опешил, подошёл к девушке, не зная, как к ней обратиться, что можно делать, а чего нельзя. Серафина присела в поклоне, пробормотав что-то про честь, а Джулиус поднял её за плечи и неловко чмокнул в лоб.
— Ну вот и познакомились. И вроде всё уже само собой решилось.
— Ещё нет, — усмехнулась старшая ведьма, — ещё будут перемены, да и нам с вами надо потолковать, ваша милость.
Ленард усмехнулся, поклонился сёстрам и сел в кресло, представляя себе, о чём пойдёт речь у ведьм с любвеобильным бароном.
— Ты иди пока, дочка, — сказала старшая ведьма, — сейчас не для твоих ушей.
Серафина поклонилась и вышла. Барон толком и не успел рассмотреть свою будущую невестку — даже цвет волос, скрытых под платком, не заметил. Вроде красивая, но только чуть ли не прозрачная — в чём душа держится? Околдовала она Эвара, что ли?
— Кто кого околдовал ещё, — усмехнулась старшая. — Только о вашем сыне и думает. Уж не взыщите, барон, читала я их письма. У нас не принято ничего скрывать от сестёр. Да вы угощайтесь.
Барон посмотрел на государя, сидевшего за столом со стаканом фруктовой воды, и занял своё место.
— Не думайте о сыне плохого, — сказала старшая ведьма. — В письмах он истинный рыцарь, слагает Серафине баллады и, думаю, только долг воина удерживает его от того, чтобы прибыть сюда и петь их у нашего порога.
Джулиус только руками развёл.
— Такой уж он у меня. С заставы я его отзову — своё уже отслужил сполна. Так что не бойтесь, что эта… птичка станет жить на границе.
— Птичка, — рассмеялась ведьма. — Сыну вы невест не навязываете — это хорошо, барон, но только ведь Серафина достанется вам бесприданницей.
— Дети Бримарра не гонятся за приданым, — помолчав и огладив бороду, с достоинством молвил барон. — Ваша сестра станет мне дочерью. Она не будет нуждаться и не услышит упрёков в бедности. Пусть любят и будут счастливы. Эвар позаботится о жене, а я поддержу молодых, если будет в том надобность.
— Деньги — это одно, — заговорил тут Ленард. — А с пустыми руками входить в дом мужа — не дело. Позвольте, сестра, я стану Серафине посажёным отцом? И позабочусь обо всём.
— Мы обсудим это, — ответила старшая. — Благодарим, ваше величество.
Ленард с бароном переглянулись — как всё быстро прошло.
— Не хотите, государь, спуститься вниз, к источнику? — предложила вдруг старшая.
Ленард был не прочь. Прошлый раз он толком и не рассмотрел пещеру. И, к тому же, ему показалось, что ведьма хочет потолковать с Джулиусом наедине.
Проводив взглядом государя, барон усмехнулся:
— А мне туда нельзя?
— Не стоит, барон, — покачала головой старшая ведьма. — Божественной чете не по душе ветреность.
Джулиус покашлял, но это относилось к упоминанию о каких-то ещё божествах, кроме Единого. Тут он вспомнил проповедь Гильмара в храме и нахмурился.
— Уж какой есть, сестра, — сказал он. — Но на всех подряд я не кидаюсь, не думайте. И жена сына для меня священна.
— Мы не боимся за целомудрие нашей сестры, — усмехнулась ведьма. — Но жить под крышей, где нет семейного согласия, едва ли пойдет ей на пользу.
Джулиус посмотрел на ведьму. Вот ещё одна «монашка» на его голову.
— Вряд ли досточтимой Серафине Бримаррской повредят семейные трапезы два раза в неделю. А я не собираюсь учить молодых, как им жить.
— Барон, случись в вашем замке заразная хворь, вы привели бы туда семью — даже на один обед? — спросила ведьма. — А разлад в душах, сердцах — он как чума проникает в каждую щель, хоть с волосинку, отравляет всё и всех вокруг, медленно и верно. Серафина чувствует больше обычной женщины, и пока ещё слишком молода.
— Что вы от меня хотите, сестра? — Джулиус начал терять терпение. — Чтобы я развёлся с женой? Или внезапно воспылал к ней страстью?
— Наведи порядок в доме, прежде чем вводить туда ведьму, — чуть нахмурилась старшая. — А уж как тебе семью сладить — сам решай. Ты мне не ученик, барон, я тебе не наставница, чтоб под мою диктовку писал да розги боялся. Жена, по-твоему, как мебель в доме? По нраву пришлась — в залу поставил, наскучила — на чердак затолкал, а то и в костёр на заднем дворе порубил? Взял за себя — и ведь не ровню выбрал, не права я? — для чего? Сиделку на старость готовил? Чтоб не делась никуда, ждала терпеливо, пока нагуляешься или от зверолюдовой лапы калекой сделаешься, а там чтоб и сидела при тебе, и горшки за тобой выносила, пока твой Единый не призовёт?
— Не ровню? Это по годам, что ли, не ровню? Если вы про положение, то оно для меня ничего не значит — сами могли убедиться, сестра. Почему женился? Понравилась, одиноко было, дочь от рук отбилась, а я не знал, как с ней сладить, как к ней подступиться. Да поймите, сестра, я ни в чём Мадин не неволю, никогда её не обижал, не оставлял супружеское ложе, но мне скучно с ней. Я думал, что она вырвется от родителей и заживёт, как ей хочется. Она ж баронесса Бримаррская, прах меня задери! «Да, барон, — принял он унылый вид, — как скажете, барон. Идём спать? Хорошо, барон». Уфф… Да, знаю, что вы скажете — мол, мог бы воспитать жену, раз юная такая. Может, если бы любил, то расцвела она у меня. Правду мне Гильмар тогда говорил: не нужно мне было жениться.
— Время назад повернуть ни одному магу не под силу, — кивнула согласно ведьма. — Так ведь любовь, барон, может прийти как дар, как дано твоему сыну и нашей сестре, как государям, как многим и многим на этой земле. А другим приходится постараться — растить её бережно и заботливо, как редкий цветок.
— Сестра, а, может, есть у вас какой-нибудь… амулет… или отвар, чтобы забыть ту, другую? — с надеждой спросил Джулиус.
Старуха посмотрела на оставшихся с ней ведьм, те молча поднялись и вышли из комнаты.
— Барон, — сказала она неожиданно мягко, — когда в бой идёшь, за амулеты ведь не держишься. Так что, жены своей больше чудовищ боишься?
Барон тяжело вздохнул.
— Да не о жене толкую. Жену не боюсь. Я ведь пока Каделлу не увидел, жене не изменял. Не сказать, что счастлив был, но доволен. А тут… как обухом по голове стукнули. Она вот на заставу уехала. Понимаю — это из-за ребёнка. Мадин вот развестись хотела — отговорил. И всё так… как в мутной воде, ничего не видать.
— Воду ведь и очистить можно, — ведьма неожиданно улыбнулась. Потом чуть нахмурилась. — Что ж, хочешь амулет — будет тебе амулет. Только запомни — не получится просто надеть его и забыть. Придется и самому постараться, чтобы он сработал.
— Согласен!
Старшая ведьма посмотрела на дверь. Через минуту оттуда вышла молодая ведьма, неся в руках шкатулку. Джулиус думал, что в шкатулке лежит какой-нибудь заговорённый камень или что-то в этом роде, но когда старшая приподняла крышку, он увидел некий символ, выполненный из белого сияющего металла. Вписанные в круг две извивающиеся полосы.
— Ты можешь носить его на шее на серебряной цепочке, — сказала старшая. — Никто, кроме твоей жены, не должен касаться его.
— Это серебро? — спросил барон.
— Нет, не серебро. Этот металл в глубокой древности плавили жители тех земель, которые ныне называются Неизведанными. Раньше там располагалось могущественное государство. Жители его добывали много золота, серебра. Но они ещё научились плавить этот металл, назвав его светочем. Потом боги разгневались на свой народ — за то, что люди забыли их заветы, стали приносить кровавые жертвы, приписывать богам жестокости, которых те не совершали. Страшный мор поразил земли иноев, почти все они вымерли, а потом их место заняли кочевники с Востока, понемногу разрушили и дома, и храмы. Только некоторые вещи, которые изготовляли инои, торговыми путями или как трофеи в битвах добрались до Лиманской империи. Ведьмы и колдуны оценили необычайные свойства светоча — он не тускнеет, не плавится в горниле. Этот талисман попал в наш ковен очень давно — мы не знаем, что означали эти знаки раньше, но мы посвятили талисман божественной чете. Много лет он был погружён в волшебную воду источника, а потом заново заговорён. Храни его, Джулиус Бримаррский, носи — и верь, что он тебе поможет.
Барон выслушал эту длинную речь, забрал шкатулку и поклонился. И решил, пока он в столице, купить серебряную цепь у какого-нибудь ювелира. Если верить ведьме, и талисману не одна сотня лет, металл, из которого он был сделан, и правда был чем-то удивительным.
Открылась дверь в конце зала, и в комнату вошёл Ленард. Вид у него был такой спокойный и счастливый, что барон, грешным делом, подумал, не стал ли государь язычником, не поклоняется ли он богам. Барон тут же отмёл эту мысль, списав всё на магию, да к тому же сам он только что принял какой-то неведомый талисман в дар — так и негоже других осуждать.
Бримарр
Пока барон сватал невесту для младшего сына, в Бримарр приехал с визитом приор Гильмар: проверить, как в приходах выполняются указы государей и Верховного, потолковать со священниками, обсудить текущие дела и справиться о нуждах.
Мадин вынуждена была принять приора у себя. Вынуждена — потому что ей совсем не хотелось видеть в замке посторонних. Она с трудом могла играть роль радушной хозяйки, а приор к тому же был человеком шумным, любил поесть и выпить. И Мадин понимала, что ей не избежать разговоров о муже и семейных неурядицах.
Позавтракав, приор отправлялся по делам, возвращался к ужину, наполняя замок зычным басом. Он отпускал в сторону прислуги шуточки — впрочем, недостаточно сальные, чтобы Мадин имела право возмущаться. С радостью, правда, возился с малышкой, а та называла его «дядя Ги». Мадин смотрела на их возню и вяло улыбалась.
Два дня приор держался в рамках приличий, но на третий день за ужином завёл неудобный для баронессы разговор. Начал он, впрочем, издалека.
— Всё хочу спросить, дочь моя, как здоровье? Что-то вы бледная и вроде похудели с лица. С лекарем давно толковали?
— Спасибо за заботу, ваше преподобие, — отозвалась Мадин. — Я здорова.
— Это я в церкви «ваше преподобие», — проворчал Гильмар. — Давай-ка по-простому. Оставим «милостей» и «преподобий» в покое. Раз здорова — чего ж такая квёлая? Тебе, чай, не сидеть надо в четырёх стенах. Гулять надо, дышать — лето на дворе, а ты в каменном мешке торчишь. Дитём няньки занимаются, книга, вон, смотрю, как три дня назад на странице с Роуном Великолепным была открыта — так и осталась. Хозяйство забросила, ежели бы не кастелян — так слуги бы забыли, как шевелиться.
Мадин не ожидала такой выволочки. Она думала, приор начнёт склонять её к тому, чтобы простить мужа, зажить по-старому, а он пока о бароне не сказал ни слова. Чувствуя себя уязвлённой, Мадин не могла не признать, что приор прав — она запустила и себя, и дом.
— Будто вы не знаете, отчего так, господин Гильмар, — прошептала она, комкая платочек.
— Из-за этого кобеля? Ты не шутишь ли, дочка? А то ты не знала, что из себя представляет Джулиус, когда за него замуж шла! Да у него почитай в каждой деревне не то что маленькие «джулиусы» бегают, внуки уже поди скачут.
— Что же он всем своим жёнам изменял?
— Нет, не всем. Моэллу, покойницу, земля ей пухом, очень любил, — ответил приор, вдруг помрачнев.
— Мать Овайны? — на всякий случай уточнила Мадин.
Она, конечно, знала о множестве жён и любовниц до неё, но, как их звали всех, не интересовалась. Овайна никогда имени матери не упоминала.
— Её. Девочка-то на мать похожа.
— Что, покойная баронесса в юности была такой же сорванец, как Ови? — невольно улыбнулась Мадин.
— Ну, мечом махать она не мечтала, но была дама решительная и твёрдая. Спуску Джулиусу не давала. Ты думаешь… — тут приор понизил голос, — почему он на лейтенанта глаз положил?
«И не только глаз», — вдруг подумала Мадин и даже испугалась, что так скоро набралась у приора… всяческого.
— Похожа она нравом на покойницу. Джулиус, конечно, это не понимает.
— А я смотрю: вы хорошо знали госпожу Моэллу?
— Ну, как не знать… Он у меня её отбил. Старый кобель, — тут приор почему-то ласково улыбнулся.
— Отбил? — Мадин посмотрела на него широко открытыми глазами.
— Ты думаешь, чего я не женат? Вовсе не из-за особой набожности. Сан мой не запрещает иметь жену и детей. Вот взять Мельяра, к примеру. Сколько лет на своей ведьме женат. Мадс, опять же, сошёлся со своим любезным.
— Вы сказали «отбил». Значит, сначала…
— Помолвлены мы не были, но я надеялся. И не безосновательно.
— Ну хоть по любви замуж шла? Простите… Не на баронский же титул соблазнилась? — осторожно спросила Мадин.
— Положение жены приора герцогства — это тоже немало, дочь моя. Если приор семейный, то жена — ему главная помощница. Моэлла-то больше об этом думала. Не скажу, чтобы она меня так уж любила — любить меня трудно, — Гильмар усмехнулся, — но в Единого крепко верила, хотела делать добро людям. Но вот… влюбилась в этого шалопая. Он и сейчас неплох… Ведь неплох? — Гильмар подмигнул.
Мадин вынуждена была кивнуть.
— А тогда он был чудо как хорош. Орёл! Как есть орёл! Даже лысина его не портила, — приор заржал. — Да я и сам сияю куполом с молодых годков. Джулиус почему скакал по бабам-то… Прости, дочка. По дамам. Любовь у него была по молодости — да не получилось. Ушла она в монастырь. Я уж не стану тебе говорить, кто это. Вот он и бесился. А с Моэллой зажил — как отрезало. Да её и старшие сыновья Джулиуса за мать почитали, хотя по возрасту она им разве что в сёстры годилась.
— А отчего она умерла? — осторожно спросила Мадин.
— Да не подумай чего, дочка… Когда Овайну рожала, померла.
Мадин слушала, непроизвольно касаясь живота. Подняла глаза на приора и сказала, сухо, сама понимая, что несправедливо:
— Может, и мне стоило... помереть. Лайву и сам бы поднял.
Приор постучал пальцем по лбу.
— Ума ли ты лишилась, дочь моя? Уж прости, что спрашиваю — ты дитя-то своё любишь?
Мадин нахмурилась.
— Уж из окна назло изменнику не выброшу, — сказала твердо. Подумала немного. — Нет. Ни при чём она.
Гильмар покачал головой и возвёл очи горе.
— Ты меня слышишь или о своём думаешь? Я тебя прямо спрашиваю — ты Лайву любишь?
— Да! — крикнула Мадин, раздраженная и допросом, и сама собой.
— Ты не кричи, дочка, кричать я и сам горазд, — усмехнулся Гильмар. — А раз любишь, чего ж городишь всякое? О таких вещах даже помыслить — грех.
— А что мне выбрать? — будто ослабев, тихо спросила Мадин. — Кем быть-то? Женой, матерью, брошенной женой? Женой и матерью была — да муженьку мало оказалось. Брошенку только ленивый не пнёт, как же, сама дура. А теперь я ещё мать негодная. Что остаётся?
— Слушай меня внимательно. Никто тебя не бросал — тебе изменили. Тоже грех, и я кобеля твоего по лысой голове гладить за это не собираюсь. Но он тебя не бросал. Не ушёл ведь? Не ушёл. Потому как ты мать его дочери. Считал бы он тебя дурной матерью — развёлся бы, не поморщился. Ты пойми, дочка, когда такое случается, тут выбор невелик. Если любишь — подумай, отчего такое случилось. Я к чему тебе про мать Овайны толковал — Джулиус может быть и другим. Ты прекрасно знала, на что шла, когда выходила за него. Ну, о чём твои родители думали — это им ответ держать, не тебе. Но он же тебе нравился?
— Нравился, — кивнула Мадин. — И тем, что не неволил. Отец-то и силой бы в храм поволок, если б отказалась.
— Джулиус ещё ни одну женщину ни к чему не принуждал. А любила ли?
Мадин кивнула со слабой, мечтательной улыбкой.
— Я ведь, дурочка, тогда подумала — вот какой хороший, знать, любит, раз не принуждает, — сказала она. — Это уж теперь стало в голову приходить, что ему просто всё равно было — скажу «да», скажу «нет»...
— Бедная девочка, — покачал головой Гильмар. — Неужели отец так с тобой сурово обращался, если ты выскочила замуж за старика, потому что приняла доброту за любовь?
Мадин пожала плечами.
— Он меня не бил, если вы об этом.
— Раз ты вообще об этом заговариваешь… — Гильмар махнул рукой. — Ты сперва спроси себя: хочешь ты мужа вернуть или нет. Да не так, чтобы он к тебе на карачках приполз — вряд ли тебе такой мужчина нужен. Если хочешь, то скажу я тебе вот что: мужчина больше всего боится старости, а ты не за мальчика выходила. И пока этот страх в нём живёт, он будет бегать от тебя направо и налево. Ты пойми: Джулиус воин, он привык быть сильным. Ты его при свете в спальне голым-то видела? Прости, что спрашиваю.
Мадин кивнула, смущенно потупив глаза.
— Слава Единому! — пробормотал Гильмар. — Ну так ты видела, что на нём живого места нет. Ты пойми, дочка, пока ты будешь сидеть у окна и вздыхать, ничего не изменится. Я не говорю, что ты должна швырять в него посуду и бить его скалкой по голове — ума ему это не прибавит. Но ты хоть бы интересовалась, чем он занимался, что там в вверенном ему герцогстве делается. У него вон старший сын воюет, средний и младший на заставах. А начнётся война со зверолюдами…
— Как? — воскликнула Мадин.
— Ты думаешь, государи станут и дальше обирать народ на содержание наёмников, терять по несколько десятков человек в год на северных границах? Пора покончить с погаными. И ты думаешь, твой-то дома останется?
— Где ему! — сказала Мадин. В голосе звучали одновременно и жалость, и гордость. — И пока мы как супруги жили, Джулиус от битв не отворачивался и под юбками моими не прятался. А уж теперь...
— Пойми, дочка, вы женились не по любви. Он тебя пожалел, ты вроде как была ему благодарна. Вам бы друзьями стать — вот что. Ты разговаривай с ним — не о том, что он натворил, не о своих обидах. У вас есть о чём потолковать за ужином — вон, девочка у вас растёт. И сама в четырёх стенах не сиди. Стыдиться тебе нечего, ты ничего плохого не сделала. И он тебя не заставляет в замке себя хоронить. Ты же здесь за главную, пока он государям служит в Вияме. Ты хозяйка города.
— Города? — повторила Мадин, посмотрев на него с изумлением. — Что мне город?
— Люди там, дочь моя. Которые от тебя и мужа твоего зависят. У них свои нужды, свои горести, радости. Ты давно ли хотя бы в храме была?
— В часовню ходила, — Мадин повела рукой. Гильмар понял — о замковой говорит. — Неправильно это. И прежде я в его дела не лезла, а теперь — кот за порог, а мыши в пляс?
— Так ты… лезь. Лезь в его дела, — подмигнул Гильмар. — Я же тебя не призываю город перестраивать в отсутствие мужа. Да вот взять хотя бы государей. Кристиан занимается войной, политикой, а Ленард — церковью, просителей принимает, помогает людям. Понимаешь, о чём я толкую? Неужели тебе самой не скучно целыми днями сидеть в четырёх стенах?
— Тошно, — вздохнула Мадин.
— Для начала хоть выйди с дочерью погуляй. Пусть в саду побегает. А то и в город спустись, в монастыре Йорведа-мученика такие розы вырастили — в Ахене показать не стыдно, а запах стоит — чисто небесный луг. И без шипов. Малышка цветы-то любит?
— Любит, — после долгой паузы согласилась Мадин.
— А давай-ка я тебя завтра с собой возьму проехаться по деревням? — предложил Гильмар. — Ваши с Джулиусом арендаторы, к слову. Дороги сухие, хорошие — тряско не будет.
Мадин кивнула, не задумываясь.
— Вот и умница, дочка. Малышку на несколько часов можешь с няньками оставить, а то и с собой возьми.
***
На другой день приор велел заложить свою повозку — огромную, под стать владельцу. Впряжены в неё были две кобылы макенской тягловой породы — неутомимые, способные перевозить большие грузы. Породу эту только недавно стали выводить кое-где в Гутруме — в основном, в Каррасе и на юге Бранна, а в Вияме такие лошади были редкостью. Открытую повозку защищал от зноя укреплённый на стойках полог. Гильмар сел спиной к вознице, уступив противоположную скамью Мадин, чтобы ту не укачивало. Малышка Лайва сидела на руках у матери, крутила во все стороны головкой и смеялась. Мадин вынуждена была признать, что напрасно держала дочь в замке — вон как радуется прогулке.
Мадин и сама смотрела по сторонам, впервые, наверное, заметив, что светит солнце. Лайва теребила её, лепетала всё новые и новые вопросы. Гильмар, посмеиваясь, отвечал, показывая то на одно, то на другое.
Выехали за город. В здешних местах, среди гор и холмов, негде было распахать большие поля. Крестьяне всё больше занимались огородничеством, пасли на склонах гор скот.
— И все эти земли принадлежат моему мужу? — спросила Мадин.
— Пока что мы едем по ним, — ответил Гильмар. — Что касается шахт в горах, то часть из них принадлежит короне, часть гильдиям, а некоторыми владеет барон.
Мадин невольно почувствовала трепет. Столько людей зависели от Джулиуса. А хорошо ли они живут? Мадин смотрела на дома — одни сложены из местного камня, другие — глинобитные.
— А наши люди не бедствуют? — спросила она.
— По-разному, дочь моя. Видишь ли, тут всё больше хутора, общины нет. Всякое порой случается. Вот заедем с тобой в церковь — священник уже предупреждён, что я побываю на службе. Увидишь ваших арендаторов с нескольких хуторов, их семьи. Хотя бы поймёшь, сколько взрослых мужчин, сколько женщин, детей, стариков.
— Боюсь, — призналась Мадин. — Они все станут на меня смотреть.
— Конечно, — спокойно ответил Гильмар. — Да они поди хозяйку увидят впервые.
— Кто это скачет? — Мадин заслонилась ладонью от солнца.
— Гонец, — ответил приор, — но это ко мне. Видишь, в сером он. Это церковные вести.
Он велел вознице остановить повозку. Вскоре посыльный Верховного приора, со знаками храма на плаще, поравнялся с ними, поклонился и передал Гильмару свёрнутый в трубку лист пергамента, запечатанный по всем правилам и снабжённый сургучной печатью.
— Эх, молодость, — проворчал Гильмар, распечатывая послание, — любит наш Верховный все эти штуки.
Он погрузился в чтение и через пару минут вдруг по-простецки закричал и вскинул вверх кулаки.
— Эгей!
Лайва в испуге прижалась к матери, но не заплакала.
— Прости, дитя моё, — рассмеялся Гильмар. — Ну что, досточтимая баронесса, вести — лучше не бывает. Государь наш Кристиан взял Земерканд. Герцог Сорн схвачен.
Бранн
Ленард отложил в сторону перо, поднялся и подошёл к окну, рассеянно сжимая и разжимая уставшие от писания пальцы. На указательном снова было чернильное пятно — как ни смывал, оно всё возвращалось. Его величество чуть надулся, подобно обиженному школьнику — вот же привязалось! Всю неделю он внимательно перечитывал заметки Стромаса о законах и традициях судопроизводства в разных концах Гутрума, а то и у соседей — насколько удалось узнать. Встречались порой смешные и откровенно глупые, и Лени смеялся, прежде чем снова нахмуриться.
Слишком уж изуверскими казались способы отнять у человека жизнь, а еще более ужасными — способы добиться признания. Стромас в своих заметках указывал, что бывали случаи, когда даже под пытками невиновные до последнего отказывались оговорить себя. Обычно такие не доживали ни до казни, ни до оправдания. Признание подследственного невиновным случалось настолько редко, что все эти случаи были записаны особо в судебные анналы.
Лени читал, ужасался, делал пометки. Тщательно, по кусочкам, выбирал то, что можно использовать. К тому же его удивляло, насколько порой разнились законы в разных герцогствах. Кое-где за одни и те же прегрешения они казались или излишне суровыми, или слишком мягкими. Вот в Земерканде, например, за убийство крестьянина полагался всего лишь штраф — правда, если крестьянин не принадлежал к числу арендаторов убийцы, то могли заломить и значительную сумму, но она, по большей части, шла в карман богача, на чьей земле жил убитый. Семья же покойного получала незначительную компенсацию. В Вияме за убийство крестьянина могли повесить. Разумеется, не барона или рыцаря — те отделались бы длительным заключением в монастырской тюрьме, покаянием и выплатой за кровь, большая часть которой пошла бы в казну герцога. Но всё же мало кому из знати хотелось не просто сидеть в келье и молиться, а заниматься тяжёлым физическим трудом наравне с остальными братьями.
Чем глубже Ленард забирался в своды законов, тем сложнее ему казалась задача, но он не намерен был отступать. А ещё работа отвлекала от постоянной тревоги за Кристиана. Ленарду казалось, что он уже слишком давно не получал из Земерканда вестей.
В дверь постучали. Маттиас пропустил слугу с письмом на подносе.
— Ваше величество, — склонился тот, — от его величества.
Ленард забыл на миг о том, что он король, подскочил на месте и рванулся вперёд. Жадно схватил пакет, сломал печать, развернул, едва не выронив, пока Маттиас с улыбкой выпроваживал лакея.
— Слава Единому! — вскричал Ленард, дочитав письмо, не выдержал и кинулся Хрюшке на шею, благо они остались в кабинете одни.
— Победа? — дрожащим голосом спросил Маттиас, стискивая друга в объятиях.
— Да! Кристиан зовёт меня в Земерканд. — Ленард отстранился и еще раз перечёл письмо. — Он также собирается судить Сорна в столице герцогства.
— А почему? — удивился Маттиас. — Всегда же в Бранн вызывали, если кто из знати провинится. Ну тут вроде и король, и Верховный...
Лени снова заглянул в письмо мужа.
— Кристиан думает, что так будет лучше, — сказал он. — Чтобы жители Земерканда — все, кто пожелает, могли присутствовать на суде. И даже участвовать в нём, если им есть, что сказать в защиту герцога или потребовать справедливости.
— Хотел бы я увидеть тех, кто захочет его защитить, — усмехнулся Маттиас. — Да поди и баронов его тоже судить будут?
— Как без этого, — кивнул Лени. — Войско на Каррас Сорн не сам повёл. Так что и с них спросится.
— Так что, государь мой, не прикажешь ли собираться в дорогу? — вдруг спохватился Маттиас.
— Да, — Лени просиял. — Прикажу! И немедленно!
— Скажешь, — Маттиас улыбнулся. — Немедленно. И герцогу время на сборы нужно, а уж королю — и подавно.
— Знать бы ещё — послал ли Кристиан приказ явиться на суд и Джулиусу. А если послал, то ведь в Виям. Отправь, друг мой, туда человека — пока мы собираемся, он привезёт в столицу бумагу.
Маттиас подумал.
— Должен был послать. Герцога же судить собираются, а для этого всех должны собрать.
— Не мешкай, пошли человека.
Маттиас поклонился и поспешил выполнить просьбу государя, а Ленард тут же позвал к себе Тьерри, Авуэна и Маркиса и велел готовиться к отъезду, насколько это возможно быстро.
Гонца в Виям перехватили где-то на окраине города. Как Ленард и предполагал, Кристиан отправил барону приглашение на суд. Джулиус тотчас написал длинное послание жене, где вкратце сообщил последние новости и принёс извинения, что не может взять её с собой, так как его величество намерен достичь Земерканда поскорее и не устраивать длительных привалов. Но барон обещал вернуться в Бримарр сразу, как только суд закончится и государи сочтут нужным его отпустить. В ответном письме баронесса пожелала супругу доброго пути и порадовалась искренне, что война была такой короткой и закончилась без больших жертв. Барон только головой покачал — Мадин прежде никогда не интересовалась тем, что происходило за порогом замка.
Несмотря на всю спешность приготовлений, выехали только через пять дней. Ленард не мог покинуть столицу, не переговорив с городским советом, с Верховным приором — дабы тот назначил на время своего отсутствия заместителя, и с Авуэном. Мельяр собирался в дорогу с некоторой тревогой, пусть и окрашенной счастьем — Латиша забеременела.
По пути следования королевского кортежа отправили гонцов, чтобы предупредить настоятелей двух монастырей и одного из карасских баронов. Ленард собирался сократить путь насколько возможно, но всё же предпочёл большую его часть проехать по землям своего герцогства — не потому, что боялся дороги прямиком через Земерканд, просто не хотел часто переправляться через Шанну.
Он взял с собой Стромаса, дабы тот помог с определением виновности или невиновности земеркандских узников, да и в суде над герцогом поучаствовал. Мэта Ленард тоже пригласил присоединиться к кортежу. Будучи наполовину эльфом, ведьмак смог бы разузнать, как живут его соплеменники в Земерканда, да и магические способности его тоже бы пригодились.
Наконец в назначенный день и час королевский кортеж двинулся в путь. Ленард уже покидал столицу, отправляясь в самые разные концы своего — теперь уже совсем своего королевства, но в этот раз ему было не по себе. Там, куда он направлялся, только что закончилась война. Там ждал не только любящий супруг, но и судилище, что должно было закончиться казнью.
Жители столицы, кажется, все вышли проводить государя. В церквях уже было объявлено об одержанной победе, перечислены все преступления Сорна, священники, по распоряжению Верховного, объяснили прихожанам, почему его величество не отдал приказ везти пленённого герцога в столицу и судить здесь.
Ленард, отвечавший кивками на приветствия толпы, в душе радовался, что проводы окрашены спокойной деловитостью — люди собрались, пожелали доброго пути, а затем просто разойдутся по своим делам, благо работы в столице было много.
Рядом с собой Ленард попросил ехать Верховного, Стромаса и Мэта. Маттиас скакал чуть позади государя, но мог слышать разговор. Обсуждали новые законы. У Ленарда и Стромаса, кажется, все пункты нового кодекса были разложены в памяти по полочкам, а Мэт записывал в таблички спорные вопросы — его не укачивало при взгляде вниз, дорогу он видел будто третьим глазом. Стромас отпустил шуточку про незаменимого ведьмака, что вот уже и секретарские обязанности при государе исполняет, будто отродясь этим занимался. Мэт чуть потупился, но не ответил. Он радовался, что может быть полезным, и успокоился насчёт того, что взяли его только для компании — ради въедливого дознавателя и Маттиаса.
Мельяр слушал внимательно, давал дельные советы, какие из судебных разбирательств можно поручить церкви, ибо наказанием за них должно стать покаяние. Мысли Верховного были заняты не только законами. Он молился Единому, чтобы тот не позволил смиренному слуге своему излишне гневаться. Мельяр помнил, как Сорн угрожал жизням его и Латиши, как вмешивался в дела церкви, грабил, угнетал бедноту.
Ленард, заметив тщательно скрываемое смятение Верховного, без лишних церемоний поменялся местами со Стромасом.
— Всё ли в порядке, ваше преподобие? — спросил с участием, полагая, что состояние приора вызвано думами о жене.
Мельяр не стал скрывать от государя свои переживания, выложил как на духу.
— Если по-вашему рассуждать, так мне в Земерканде вообще делать нечего, ваше преподобие, — заметил Ленард. — А Кристиана лучше не подпускать к городу на расстояние выстрела из баллисты.
— Его величество будет председательствовать на суде, — проронил Мельяр.
— Вот видите, — сказал Ленард. — В делах, подобных этому, едва ли кто-то может оказаться беспристрастным. И я молю Единого помочь мне сохранить разум холодным и держать себя в руках.
— Готов присоединиться к вам в ваших молитвах, государь, — Мельяр почтительно склонил голову.
— От души благодарю. Но вернёмся к нашим делам…
Ленард попытался втянуть в обсуждение законов и Джулиуса, но старый вояка почтительно ответил, что он не силён в таких вещах. Всю свою жизнь он защищал границы Вияма и, как мог ревностно, исполнял его законы. Будь на то воля государей, они устроят всё наилучшим образом. Вот только стоит подумать ещё о новом уставе для наёмников и о новом уложении о наказаниях для тех из них, кто в военное время позволяет себе мародёрство и насилие. Ленард кивнул, выразительно посмотрел на Мэта — и тот записал дельную мысль барона в таблички.
Маттиас то держался рядом с государем, то уступал место другому охраннику и объезжал кортеж, чтобы убедиться, что всё идет правильно — то есть точно по наставлениям господина Бартока. Порой он думал о телохранителе короля Кристиана, стараясь представить, как и что тот делал там, в Земерканде, чтобы добиться победы, и если на миг и жалел, что не отправился вместе с ним, тут же вспоминал, почему — ради безопасности короля Ленарда. Маркис не вмешивался в действия «юного Люса», как называл про себя Маттиаса. Не было причин вмешиваться. И Маркис уже подумывал про себя: как когда-то его самого господин Барток готовил в качестве преемника, так и он сам начнёт вскоре готовить преемника и правую руку из Маттиаса. Он помнил о друге-сопернике «юного Люса», Гарете Вильде. Но тот, похоже, уже нашел своё место при бароне Джулиусе.
Во время первой остановки в монастыре Маттиас наконец-то получил ведьмака в полное своё распоряжение. Господин Маркис освободил на время остановки «юного Люса» от несения службы, позволил отдохнуть, да и охранять его величество так же тщательно, как в дороге, не было причин. Правда, шалить Маттиас и Мэт в святом месте не стали, но хоть наговорились всласть — да и весь монастырь облазили, то и дело натыкаясь на Верховного приора в сопровождении настоятеля. Мельяр также осматривал монастырь, но не из праздного любопытства. А сам Ленард всё время после ужина и полночи разбирал с дознавателем путевые заметки и всё обсуждал и обсуждал новые законы.
— Я хочу, чтобы суд был открытым, — говорил Ленард. — Потому что мы же не хотим просто убить его. Я хочу, чтобы люди понимали, что он сделал и за что расплачивается. И если у него есть оправдания — пусть их слышат тоже все.
— Жаль, что не сохранили жизнь этому… наёмному убийце герцога, — заметил Стромас.
Он не знал, каким образом погиб Седрик, и полагал, что во время допроса не выдержал пыток.
Лени нахмурился. Он не хотел вспоминать о смерти Седрика, о том, что пережил в те кошмарные минуты.
— Он дал показания, — сказал сухо. — И оставил достаточно улик, указывающих на Земерканд.
— Если есть улики — так и хорошо, — спокойно кивнул Стромас, отметив про себя изменившийся тон государя.
На другой день рано утром двинулись дальше. Путь пролегал мимо деревенек, где жители были слишком заняты работой в полях, чтобы обращать внимание, кто там едет по тракту. Лишь на самом тракте случалась суматоха — торговцы прижимали свои телеги к обочине, давай проход королевскому кортежу, кланялись, махали шапками и кричали «ура».
Вот и второй монастырь — Маттиасу стало казаться, что они не уезжали из первого, насколько этот отдых напоминал предыдущий. Разве что сам монастырь выглядел иначе, да Мэт нашёл в библиотеке какой-то древний магический манускрипт. Глаза у него сделались большие-большие, и он так и засел в читальне с тяжелым рукописным томом. Маттиас его даже в монастырский сад вытащить не смог. Пришлось бродить в одиночестве. Полюбовался, пока не смерклось, на здешние красоты, на маленький искусственный водопад в окружении плакучих ив и цветов, да отправился спать. Ночью чувствовал, как Мэт ложился рядом, позевал и вскоре засопел — намаялся-то в библиотеке. Полежал ещё немного, вздохнул при мысли, что под святым кровом находятся, и заставил себя встать и пройти по коридору гостевого дома. До государевых покоев и обратно. Вернулся в спальню, только лёг…
— Потерпи до баронского замка, — шепнул на ухо Мэт.
Конечно — стоило такое услышать, как сразу стало невмоготу. Ведьмак повздыхал, встал с постели, пошарил у себя в походном сундучке, позвенел склянками, смешал что-то в кубке с водой — да и подал питьё Маттиасу. Тот выпил, тут же повалился на постель и захрапел. Мэт прикрыл его одеялом и сам снова уснул.
Утром после службы кортеж тронулся в путь. Ленард и Стромас, едва сели на коней, так и продолжили свой увлекательный разговор, Мэт снова взялся за таблички. Верховный, ничуть не брезгуя обществом ведьмака, ехал рядом и заглядывал в записи, а то и подсказывал что-то.
Маттиас уже собирался, собрав волю в кулак, следить за дорогой, как вдруг его позвал Маркис.
— Слушаю, ваша честь. — Рыжий подъехал к командиру.
— Когда приедем в Земерканд, я дам вам несколько дней для отдыха, — сказал Маркис.
— Да я не устал. Разве я что-то не то делаю?
— Всё вы делаете правильно, Люс. Но вам нужно отдохнуть и набраться новых впечатлений. Вы очень молоды, в вас живо вполне свойственное вашему возрасту любопытство, а дорога достаточно однообразна да и спокойна. Друг же ваш, как я вижу, занят.
— А господина Бартока мы увидим? — осторожно спросил Маттиас.
Маркис улыбнулся:
— Обязательно, Люс. Я доложу ему о ваших успехах.
Маттиас покраснел. Он украдкой посмотрел на командира. В противоположность суровому лицу господина Бартока, лицо Маркиса — при некоторой схожести черт — являло собой обманчивую смесь любезности и весёлости. Но в гневе он, пожалуй, мог показаться даже страшнее «виямского демона».
— А можно спросить?
— Спрашивайте, Люс.
— Как вы попали на службу к герцогу и как господин Барток стал вашим наставником?
Маркис усмехнулся.
— Господин Барток нашёл меня в одном из лагерей наёмников и предложил умирать и убивать для герцога. Я согласился. Я видел Каффа в бою.
Он заметил вопросительный взгляд Маттиаса и неожиданно рассмеялся.
— Если вы сейчас подумали про его величество Кристиана, то в бою он хорош, а если вы ждёте продолжения моей истории, должен вас разочаровать, Люс, — ничего романтичного в ней нет. Тренировки изо дня в день, бесконечное обучение.
— Я готов! — не задумываясь, выпалил Маттиас.
Маркис рассмеялся.
— Получите ещё своё, Люс. Есть время передумать.
— Я не передумаю. Куда мне от государя Ленарда?
— Знаю, что вы рядом с детства, — ответил Маркис, — но будет лучше для вас, если вы обзаведётесь ещё друзьями.
— Мы с Гаретом друзья, — сказал Маттиас. — И с Мэтом ещё.
— Ну где вы, а где Гарет. Вот ведьмак, разве что, может составить вам иногда компанию. Однако не забывайте, сколько ему лет. Мы все для него желторотые цыплята. В дружбе, как и в любви, следует искать ровню себе.
— Да, ваша честь, — кивнул Маттиас, думая при этом, что друзья — не цветы, в лавке не выберешь.
Маркис только усмехнулся про себя, почувствовав, что подчинённый соглашается лишь из вежливости.
— Послушайте меня внимательно, молодой человек. Чем скорее ваши дружеские чувства к государю Ленарду перерастут в любовь к его величеству Ленарду — тем будет лучше для вас обоих.
У Маттиаса отвисла челюсть.
— В каком смысле «любовь»? — пробормотал он.
— В обычном. В том, как полагается любить короля. Вы до сих пор смотрите на его величество Ленарда как на друга детства, которому повезло в жизни. Но не забывайте, что нынешние государи — истинные избранные Единого. Вы можете любить короля, быть ему верным, готовым в любой момент умереть за него, если не сможете предотвратить угрозу его жизни. Но вы больше не можете быть для него «стариной Хрюшкой» — уж простите, я знаю о вашем прозвище. Вы должны смириться с этим — и жить дальше. Радуйтесь, если государю будет угодно уделить вам время, но не ждите этой минуты с нетерпением, если государь занят более важными вещами. Не мечтайте об этой минуте, думайте о своих обязанностях, живите своей жизнью — насколько вам позволяет ваш долг. Забудьте мальчика Лени — его больше нет. Есть государь Ленард.
Маттиас слушал, и по хребту его то и дело пробегал холодок.
— Но разве государи не могут иметь друзей?
— Могут.
— Разве его величество Кристиан не дружит с господином Бартоком?
— Вы дорастите сначала до господина Бартока, — усмехнулся Маркис. — Кроме того, у господина Бартока своя судьба, и он любит человека, равного государю Кристиану — и теперь они на одной доске. Когда всё в Земерканде завершится, господин Барток покинет нас. Или вот возьмите барона Джулиуса…
Маттиас невольно посмотрел в спину упомянутого барона, который ехал себе спокойно, слушал споры о законах — и в ус не дул. Маттиас невольно позавидовал ему — такая долгая дорога, а в бароне не было заметно ни усталости, ни скуки.
— Он очень долго сражался под знамёнами государя Кристиана и даже пожертвовал своим чадом. Государь считает себя названным сыном барона, они не одну пинту крови поганых вместе пролили, но барон знает своё место. Он помнит, что, прежде всего, он вассал.
— Я помню своё место, ваша честь, — почтительно заметил Маттиас. Маркис усмехнулся про себя — нотка упрямства в голосе слышалась ясно и чётко. Что ж, характер — это неплохо. Главное, суметь пересилить его при нужде.
— Возвращайтесь к государю. Скоро перекрёсток.
— Слушаюсь.
Маттиас с облегчением пришпорил коня и вскоре поравнялся с Ленардом и его собеседниками. Занял привычное место чуть позади.
— Журил? — спросил Ленард, обернувшись.
— Нет, государь, — улыбнулся Маттиас. — Делился житейской мудростью.
— Полезное дело, — кивнул Ленард и вернулся к разговору.
Мэт обернулся и подмигнул другу.
Кортеж приближался к перекрёстку. Трубачи заиграли сигнал, и внезапно из-за края ближайшей рощи раздались в ответ звуки военного горна. Охранники государя разом положили ладони на рукояти мечей, а Маркис спешно проскакал в передние ряды кортежа, но только лишь из-за деревьев показались первые всадники, как барон поравнялся с Ленардом и сказал:
— Цвета Марча. Это люди моего сына, ваше величество.
— Отставить! — зычно крикнул Маркис, и охранники опять взялись обеими руками за поводья.
Небольшой отряд наёмников сопровождал две крытые повозки.
— Интересно, кого и куда везут? — спросил Ленард у барона.
— Уж не знаю, государь. Ронан мне ничего такого не писал.
Наконец кортеж государя и отряд графа встретились на перекрёстке. Старший в отряде спешился, подошёл к Ленарду и поклонился.
— Ваше величество, по распоряжению его милости сопровождаем досточтимую Кресильду Морроу в имение Маредид.
— Морроу? — переспросил Ленард.
Джулиус нахмурился.
— Барон Морроу, замок вблизи границы с Каррасом, — сказал он. — Ронан взял его, барон бежал...
— Да, — кивнул Лени, — я читал донесения. Наверное, ваш сын решил предоставить юной баронессе убежище.
Он кивнул барону, Маттиасу и Стромасу и усмехнулся:
— Посмотрим, что там за прекрасная дева.
Они подъехали к повозке. Командир охраны открыл дверцу и подал досточтимой Кресильде руку. Всадники спешились. Из повозки следом за дочерью барона выбралась с помощью охранника старушка, а за ней женщина помоложе — судя по всему, служанка. Они при виде короля испуганно присели.
— Государь, — Кресильда склонилась в реверансе.
— Досточтимая, — Ленард наклонил голову.
«А у сына-то губа не дура», — подумал барон, глядя на красавицу Кресильду.
— Я уверен, что мой брат примет вас наилучшим образом, — сказал Ленард.
— Ваш брат, государь? — пролепетала досточтимая.
— Он женат на дочери барона Джулиуса, которая и приходится графу Марчу сестрой. Вы разве не знали?
— Нет, ваше величество, — Кресильда испуганно перевела взгляд с государя на барона. — Простите неразумную вашу слу…
— Позвольте, государь? — не выдержал Джулиус, глядя, как у Ленарда вытягивается лицо.
Тот кивнул.
— Дорогая баронесса, вам нечего бояться, — Джулиус подошёл ближе к Кресильде и быстро шепнул ей на ухо: — Выбросьте из головы это раболепие, государь его терпеть не может. — И продолжил вслух: — Моя дочь примет вас с радостью, недостатка в женском обществе у вас не будет. Природа в Каррасе изумительная, море рядом, вы будете чувствовать себя в Маредиде, как дома.
— Я больше не баронесса, ваша милость, — Кресильда снова склонилась в почтительном поклоне. — После... после позорного бегства моего... после поступка барона Морроу наш род потерял все права и на титул, и на замок, и на уважение.
— Это уж не вам решать, досточтимая, — вмешался Ленард, — а моему супругу и мне. Я надеюсь, что ваш отец жив. Вряд ли он сложит голову на плахе, скорее всего, будет отправлен в монастырь. Вашему отцу хватило ума не длить осаду замка и не посылать множество наших подданных на смерть. Пусть даже он сделал это, чтобы спасти свою шкуру.
— Благодарю, государь, — но соглашалась упрямица только для вида. Ленард посмотрел на Джулиуса, покачал головой: вот ведь «повезло» барону, что ни женщина в семье — кремень!
— Не смеем вас больше задерживать, досточтимая, — сказал он. — Поезжайте спокойно, и храни вас Единый.
— Благодарю, государь, — Кресильда присела в поклоне.
Дождавшись, пока она усядется в повозку и весь небольшой эскорт двинется дальше на юг, Ленард подал знак барону и Стромасу, они вскочили на коней и двинулись дальше, к манору на севере Карраса.
