Профессор Вектор с озадаченным лицом смотрела на студента, похлопывая себя свитком по ладони:
— Как тебе известно, я обычно не пытаюсь узнать, на кого была составлена натальная карта. Но сейчас этого, похоже, не избежать. На кого ты делал расчет?
— Н-на… своего кузена, — Гарри встревожил ее взгляд, и он судорожно глотнул. — Что-то не так?
Вся группа с любопытством развернулась в их сторону. Охотников ходить на Нумерологию было не так уж много, хотя и значительно больше, чем на Прорицания и Руны, поэтому Септима Вектор объединяла занятия для всех четырех факультетов в одном кабинете. Благо, здесь никогда ничего не взрывалось, не верещало и не трансформировалось.
— Ты верно построил эту инцепцию, но, видишь ли, ноль в зоне предвидения неизбежно влечет за собой еще кое-какие последствия, и у тебя они не учтены. Помимо этого, у твоего двоюродного брата очень низкий коэффициент удачливости, а если время рождения указано с высокой точностью, то на асценденте соляра у него Черная Луна.
— Вероятность несчастного случая?
— При данной расстановке сил — стопроцентная и с летальным исходом. Вообще удивительно, что это не случилось в раннем детстве и… прости… не менее удивительно, что он до сих пор жив.
Слова ее как-то резанули в районе солнечного сплетения, и, сжавшись, Гарри опустил голову. Перед глазами на секунду мелькнуло лицо — но не Дадли, а тетки. В этом году она не особо решительно, даже скорее просяще предложила проводить его до разделительного барьера на Кингс Кросс, за которым скрывалась платформа «девять и три четверти». Удивленный, мальчик не нашел причин для отказа, и на прощание она сказала ему еще одну странную вещь: «Знаешь, ты, конечно, учись. Но всё-таки знай меру. Ты же сам, наверное, слышал или читал фразу одного мудреца… не волшебника, а нашего: «Во многой мудрости многие печали». Когда рядом не останется равных, ты поймешь, как одиноко на вершине горы, сложенной из книг. Поверь, ты не первый». Кого она подразумевала под первым, Гарри спросить не успел: его подхватила похожая на рыжий ураган и уже попрощавшаяся со своими родителями Гермиона. Тетя Петунья лишь скользнула грустным взором по буйным кудрям Ржавой Ге, стремительно развернулась и пропала в толпе, за спинами других маглов.
— А что вмешалось в его судьбу? — вмешалась Грейнджер, через плечо Гарри с любопытством заглядывая в пергамент. Мальчик покосился на нее, но тревоги за Дадли на лице гриффиндорки не заметил. — Ангел-хранитель?
— Конечно, нет. Ангелы — это из магловского фольклора, и к предмету, который мы изучаем, они отношения не имеют, — улыбнулась профессор Вектор и одним движением палочки прочертила строчку расчета на полях свитка. — Вот! Судя по всему, это как раз его кузен, — она указала на Поттера.
Гарри недоверчиво засмеялся, и Теодор Нотт, один из троих слизеринцев, записавшихся на этот факультатив, хихикнул со своей парты:
— Ангел выискался! Да Поттер скорее демонище. Особенно когда прется по темному коридору со своей вороной на загривке! Бр-р-р! Картина не для слабонервных!
Волна веселья прокатилась по всей аудитории. Перечитав на ночь чересчур много книг и возвращаясь из библиотеки с исступленным огнем в глазах и встрепанной шевелюрой, Гарри даже сам себя не раз пугал до полусмерти, отражаясь в зеркалах. Впрочем, если он там еще отражался, бить тревогу было рано, да только вечно голодающий Мертвяк не разделял хозяйского оптимизма, с убедительностью профессора Трелони предрекая своему «боссу» неизбежные гастродуоденит, язву желудка и дистрофию. Всё вместе и поочередно.
— А цвет крыльев Хранителя не имеет никакого значения, — поддержала шутку нумеролог, не поведя и бровью. — Главное, чтобы он успешно справлялся со своей задачей, а остальное — дело десятое. Люди тоже могут быть друг другу Хранителями, даже если сами об этом и не догадываются.
— Значит, если бы по вине Поттера у его кузена вырос поросячий хвост, это тоже было бы во благо? — заржали слизеринцы, а Панси показала согнутым пальцем петлю свиного хвостика и, скосив глаза к носу, сделала вид, будто внимательно разглядывает получившуюся загогулину.
— Нет, но с этого бы начались и этим же закончились сто лет их одиночества, господа Нотт, Забини и мисс Паркинсон.
Гермиона старательно записывала за нею под диктовку, зажав перо в исцарапанной и покусанной Жуликом руке. Эта рыжая скотина — то бишь котенок-полужмыр — умудрялась изгрызть не только Грейнджер, но и всех ее друзей, особенно мужского пола, и их питомцев. Их последних больше всех доставалось Лавгудовскому Витчбрюму: Жулик считал его грызуном и устраивал на пушистика безжалостную охоту. Однако нужно было признать, что телохранителем для своей владелицы он был отменным.
На парту с ее стороны аккуратно присел заколдованный бумажный змей с пернатым воротом вокруг головы. Кетцаля Гарри узнал сразу и покосился на отправителя, который сделал вид, будто он здесь ни при чем. Особо не таясь, Гермиона коснулась палочкой летающего письма, и пернатый змей тихонько спросил голосом Акэ-Атля: «Пойдешь со мной на этих выходных в Хогсмид?» Поттер и сам не понял, почему в душе завозилось какое-то неприятное чувство. И хотя Ржавая Ге отрицательно качнула головой, а на лице Шамана отобразилось разочарование, осадок остался.
После этих каникул и каждодневного наседания кузена с вопросами о Гермионе Гарри ощущал себя выбитым из колеи. На месте ему не сиделось, внутри был какой-то раздрай, рождающий убежденность, что время уходит, а ты занимаешься разной ненужной ерундой, тогда как весь мир трудится не покладая рук и не переводя дыхания. Чтобы наверстать, мальчик хватался за книги, но часто ловил себя на том, что отвлекается от содержания, задумчиво уставившись в библиотечное окно на шпили соседних башенок.
— Ну почему? — Куатемок увязался за Грейнджер на переменке, и Гарри, ускорив шаг, всё равно невольно услышал за спиной их диалог: — Тебя уже кто-то пригласил, да?
— Нет, вообще никто не приглашал, просто я туда не иду.
— Почему? Тебе в замке не осточертело?
— С нами всё равно теперь отправят эту квиддичистку Эпплби или еще кого-нибудь со старших курсов. Ну и какое удовольствие маршировать целый день по указке этих надзирателей? — Герми сделала забавный голос и передразнила чью-то утиную походочку. — Ынч-ынч-ынч! Уииии! Ынч-ынч-ынч! Уиииии! Как, блин, отряд безмозглых бойскаутов на выгуле…
— А чего сразу «безмозглых»?..
Гарри ускорил шаг, оторвался от них и дальнейшего уже не слышал. Тамсин Эпплби, ту пуффендуйку, что водила их в музей, закрепили за их курсом в качестве куратора. Из-за усиления мер безопасности, связанных с неподконтрольными дементорами, в нынешнем учебном году младшие ученики имели право покидать периметр Хогвартса только в сопровождении взрослых студентов или преподавателей. Эта странная девушка вызывала в Поттере смутную тревогу. Что-то в ней было не так.
Стоило, однако, свернуть в злополучный коридор с пересохшим фонтаном, как его снова взяли в оборот предприимчивые родственники Рона Уизли. Причем взяли с обеих сторон и под ручки, так что Гарри осталось лишь болтать в воздухе ногами и неубедительно протестовать.
— Новейшая разработка, приятель! — сообщил Фредоджордж, извлекая, как фокусник, из своей шляпы подозрительный флакончик.
— Совершенно безвредная, но до чертиков полезная штуковина! — отрекомендовал изобретение Джорджефред, и поэтому Гарри отодвинулся от них на возможно более далекое расстояние. — Смотри, достаточно трех капель — и твой приятель будет в течение целого часа без остановки шпарить всё, что думает, но вслух!
— Вообще-то такие зелья запрещены, — пряча руки за спину, возразил Поттер. — Я пока не хочу, чтобы меня выперли из школы.
— Ничего подобного! — завопили близнецы, при этом, наоборот, размахивая руками, как заправские итальянские коммивояжеры. — Наше изобретение не имеет аналогов, и веритасерум — вчерашний день в сравнении с нею! Уж поверь!
«Трындец», — подумал Гарри. Кажется, у братцев закончились наличные, и перед скорым походом в Хогсмид они решили поправить свое благосостояние за счет любого ближнего.
— О’кей, о’кей! — быстро согласился он. — Сколько вам надо? Давайте вашу хрень — и я пошел. Мне надо срочно сдать домашку БаБаху!
А до БаБаха, то есть до профессора МакГроула, еще топать и топать по всем этим ненормальным лестницам…
Однако такой поворот Уизли не понравился:
— Не-не-не! Это неспортивно! Ты только оцени наш детектор правды! На вот, глотни!
— Эй, фьюить, парни! — из-за фонтана выглянул встрепанный старшекурсник-пуффендуец. — Есть у вас что-то от амортенции?
— Да не вопрос!
Гарри хотел улизнуть, но отвернувшиеся от него Джордж и Фред закрыли собой выход из ниши. «А что там у вас случилось?» — «Да ходят слухи, что девчонки раздобыли ее рецепт у слизеринцев и хотят подлить кому-то из нас!» — «Это после нашего «голого» колдоаппарата? Они что, поверили?..» Пока старшие обстряпывали дела, мальчик нащупал в кармане своей сумки несколько конфет, купленных еще в начале сентября у мадам Цирцеи в Хогвартс-экспрессе. Эти конфеты должны были вызвать у съевшего их приступ тяжелого вранья — если, конечно, продавщица сладостей сама не наелась чего-нибудь эдакого перед обходом состава. Была не была. Гарри наколдовал на конфету очищение от обертки и вторым едва заметным движением палочки закинул леденец в рот. На вкус это было как погрызть сосновую доску, обмазанную муравьиной кислотой — в общем, хотелось выплюнуть. Но он заставил себя проглотить.
— Сдуревшие девицы, — закончив с пуффендуйцем, братья Рона снова повернулись к своей первоначальной жертве. — Если кого-то из них заловят с этой амортенцией, им до конца года сортировать кал эрклингов в подземельях… Одна уже пробовала, — и специально для Гарри Фред (или Джордж) пояснил: — Нам Перси рассказывал. Страшное дело! Ну так что, будем пробовать? Подержи-ка его, Фредди, — (Ага, значит, это был всё же Джордж.) — Вот, молодчина! Всего-то три капельки! — флакончик в открытом виде напоминал пипетку из магловской аптеки, только больше и толще. — Покажи язык.
— Психи, — сдался Поттер и обреченно вывалил язык на всю длину. Видимо, придется прогулять следующие уроки — если, конечно, их зелье на самом деле обладает заявленным действием.
Удивительно, но вещество не имело никакого вкуса. Что, в общем-то, логично, если учесть цели, с которыми оно должно применяться. Снейп вот однажды говорил, что хорошие яды тоже, как правило, без вкуса и без запаха. Но ожидать такого уровня мастерства от двух раздолбаев из Гриффиндора было странно. Меж тем рыжие с интересом следили за ним. Гарри икнул. В какой-то миг ему неудержимо захотелось сказать, что у того, который справа, на носу соскочил прыщ, а тот, что слева, выглядит слишком глупо с этим алчущим ожиданием на лице. Он уже почти сказал то, что само рвалось с языка, но в последний момент усилием воли заставил себя говорить обратное. А заодно слегка поглумиться. Совсем чуть-чуть. Ну очень уж захотелось — не иначе как побочный эффект!
— Ох, какая у тебя кожа, детка! — по-малфоевски растягивая слова, Гарри потянулся пальцем к прыщику близнеца справа. — Да ты краса-а-авчик!
Парни переглянулись, а Поттер шагнул уже ко второму:
— Какое у тебя интеллигентное лицо! Я обожаю умных! Может быть, мы с вами сходим в эти выходные в Хогсмид, ребята? Как вы на это смотрите?
Уизли отступили, еще раз переглянулись.
— Уходим, — тихонько сказал тот, который с прыщом, тому, который с глупой физиономией, и оба рванули прочь от фонтана.
Отхохотавшись, Поттер вспомнил о свитке для профессора Акустики и сломя голову ринулся к лестнице в надежде, что той ничего не взбрендит и она исправно доставит его на четвертый этаж.
Гонг, возвестивший о начале занятия, застал его в момент стыковки лестницы с площадкой четвертого этажа. Что ж, терять нечего: на ЗОТИ он уже опоздал.
Внезапно мимо Гарри промелькнул Пивз, следом за которым, с заносом вылетев из-за поворота, несся долговязый профессор. По тем дням, когда МакГроул, получивший у студентов прозвище БаБах, надевал свое узкое черное пальто, его издалека принимали по ошибке за Снейпа из-за длинных патл-сосулек и манеры появляться из ниоткуда. Но страшнее было, когда акустик являлся на урок в том, в чем был сейчас — национальном килте и кроваво-красном кафтане с золотым позументом: это всегда предвещало практическое занятие или контрольную. Полтергейст по-настоящему боялся в Хогвартсе только троих — Кровавого Барона, ворона Мертвяка и молодого преподавателя Акустики Иоганна МакГроула. Который, к слову, приходил только по определенным дням, а потом исчезал в никуда, и найти его, чтобы сдать работу или зачет, в иное время было невозможно. Именно поэтому Гарри так и спешил в это Мерлином забытое крыло, пока профессор не успел испариться в неведомые дали.
— Стоять, эй ты! — орал МакГроул вслед Пивзу своим сочным баритоном с мощным гэльским акцентом. — Мохрех! <1> Стоять, я сказал, ты еще нужен!..
Заметив отпрыгнувшего к стенке Поттера, БаБах резко встал, кашлянул, поправил черную шляпу и очки. Да уж, только слепой мог бы перепутать эту полную энергии дылду, будто проглотившую «Нимбус-2001», с доходягой-Снейпом…
— Это я не тебе. А ты вернись подобру-поздорову! Итак… ты что-то хотел? Третий курс, да?
— Да. Я Поттер, — Гарри втолкнул ему в руки свой свиток.
БаБах же тем временем выглядывал, в какую сторону завернул Пивз, так что домашнюю работу студента с рассеянным видом уменьшил и засунул за обшлаг рукава.
— А. Ну да, шрам на лбу. Поттер, точно. Молодец, Поттер. Свободен. Эй ты! Лямлет! <2> Тебе от меня просто так не отделаться!
Гарри даже не хотел узнавать, зачем для практического занятия Иоганну БаБаху мог понадобиться школьный полтергейст — не собирается же он, в самом деле, использовать это летающее скрипучее бедствие в качестве волынки… А впрочем... Нет, лучше даже не представлять, что ждет тот курс, у которого сейчас будет факультатив по Акустике…
Поттер проводил учителя взглядом до поворота и ринулся к Люпину, надеясь со всеми этими лестницами поспеть хотя бы на вторую половину урока и не получить прогул.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Если профессор Люпин и дружил когда-то с Джеймсом Поттером, то это нисколько не отражалось на их взаимоотношениях с его сыном. Первую неделю этот странный преподаватель вел себя со студентами несколько панибратски, подбивал на всяческие шалости и вообще как-то мало походил на серьезного педагога. Но начиная со второй недели сентября характер его кардинально поменялся. Это был очень тихий и спокойный тип, чуть скованный в движениях, пока это не касалось волшбы. Как только в его руке возникала палочка, в классе начинали твориться чудеса. И он довольно упорно подошел к задаче научить своих студентов заклинанию вызова Покровителя, которое Гарри не удалось ни с первой, ни со всех последующих попыток. А еще Люпин, кажется, присматривался к Поттеру и общаться с ним тет-а-тет не спешил. Гарри уже начал сомневаться в правдивости своих «видений», когда, на исходе сентября, им удалось поговорить.
Они прогуливались по мостику над каналом между «сторожевыми башенками», и профессор рассказывал ему, каким был в юности Поттер-старший. О его квиддичных достижениях, о столкновениях со слизеринцами, дружеской конкуренции с Сириусом Блэком — оба стремились быть лидерами четверки, постоянно соревнуясь в различных выходках и олицетворяя собой движущую силу круговой поруки: за их хулиганства баллы снимались со всего Гриффиндора, отработки присуждались всему Гриффиндору и до ближайшего турнира по квиддичу Мародеры были едва ли не аутсайдерами у всего Гриффиндора; но стоило лишь Поттеру поймать золотой снитч и обеспечить своих уймой рубиновых камешков в песочных часах факультета, квартет возвращал себе звание кумиров всех девчонок школы и предмета зависти парней-однокурсников. Не весь квартет, конечно. Как правило, народной любви хватало только на Сири и Джима, два других участника скромно грелись в лучах, а точнее в тени их славы. К которой, говоря по чести, ни Римус, ни Питер не стремились.
— Какими вы были тогда, сэр? Все вы.
— Мы были молоды и гениальны, — горько усмехнулся профессор. — Все молодые гениальны, как теперь и вы… До поры до времени…
— А что потом?
Люпин лишь склонил голову. Мертвяк, прыгавший вровень с ними по бортику ограждения моста, перелетел на плечо к хозяину:
— А потом, босс, наступает полная жопа. И вы тоже станете мерзкими брюзжащими старикашками типа вашего Снейпа.
— Мертвяк, сделай любезность: защелкнись, — Гарри показал ворону палочку, тот презрительно каркнул, но спорить не осмелился. Какая несправедливость: все боятся Пивза, Пивз боится мимира, мимир боится Поттера, но при этом почему-то ни все, ни Пивз его, Поттера, не боятся. Мир устроен как-то алогично, его проектировщик совершенно точно учился не в Когтевране…
— Знаешь, в целом он всё-таки прав, — кивнув на птицу, признал профессор. — Насчет того, что с возрастом жизнь всех берет за горло.
— Сэр, а за что вы доставали… ну, то есть… эм-м-м… преследовали профессора Снейпа? Когда он еще не был профессором… Что такого он вам сделал?
Люпин немного удивился осведомленности студента, однако ни спрашивать, откуда он узнал, ни опровергать сказанного не стал.
— Дураками потому что были… Дети, особенно подростки, вообще жестоки, а у твоего профессора еще и характер такой, что все ничтоже сумняшеся всегда назначали его мальчиком для битья. Обидишь сильного, с хорошими связями — сам пожалеешь. Обидишь смирную овечку — кто тебе поверит, будто она первая на тебя напала. А у Севе… у профессора Снейпа не было ни силы, ни могущественной или хотя бы богатой родни, ни реноме кроткого агнца. Но полно амбиций, эгоизма и гордыни. Идеальная жертва для нападок. Из-за первых безуспешных попыток что-то доказать во время разбирательств с директором он в итоге вообще прекратил объясняться после стычек. Просто никак не комментировал произошедшее. Всё равно бы наказали как виновного. Да к тому же… понимаешь ли, так получилось… и я думаю, дело отчасти и в этом… — мужчина слегка поджал губы кривоватого рта. — Им обоим — твоему отцу и Снейпу — нравилась одна и та же девочка. Они и так-то не ладили, а здесь еще соперничество…
Гарри насторожился. Он помнил девичий голос из своего сна, требующий немедленно прекратить безобразие и оставить «его» в покое. Почему-то в этом месте он всегда сразу же просыпался…
— Какая девочка?
— Твоя мама, — вздохнул профессор. — Лили.
Мама нравилась Снейпу? Значит, они были не просто друзьями в одной алхимической команде, и значит, для них, во всяком случае — для зельевара, в этом общении заключалось нечто большее? Причинно-следственные связи в размышлениях Гарри начали замыкаться. Так вот почему Снейп так относится к нему! С одной стороны, он ненавидит сына своего школьного мучителя, и с этого момента Гарри не чувствует в себе никакого морального права упрекнуть профессора в этой неприязни. С другой, Снейп не может насладиться своей ненавистью, поскольку когда-то испытывал противоположное чувство к его матери. Всё встало на свои места. Мальчик ощутил легкую тошноту и головокружение: наверное, впервые в жизни он испытал столь сильное презрение к своему легендарному папаше и стыд за его деяния. Это было… отвратительно. Может быть, сложись у зельевара с Мародерами всё иначе, Гарри было бы проще работать со Снейпом, у которого есть чему поучиться, да и что душой кривить — с которым почему-то интересно, хоть иногда и жутковато.
— Какой она была? — помолчав и решив пока не ворошить болезненную тему, от которой мутит, спросил он.
— Я… не слишком хорошо ее знал.
— Но вы ведь учились на одном и том же факультете, все время виделись в общей гостиной…
Тот слегка поморщился.
— Гарри, иногда с человеком можно даже не то что видеться в одной гостиной семь лет, а спать в одной кровати двадцать семь, а в какой-то миг понять, что вообще никогда его толком и не знал. А можно жить в разных концах мира и иметь представление о мыслях друг друга. Лили была слишком далекой галактикой, а у меня так никогда и не обнаружилось способностей в астрономии. Думаю, если она нравилась Джиму, то в ней что-то было. Они с Сири всегда предпочитали «всё самое лучшее» и очень гордились этим обстоятельством. Я не хочу тебе врать, Гарри: твою маму я знаю куда хуже, чем того же профессора Снейпа. Хотя мы с нею оба были старостами и оба не однажды растаскивали повздоривших смутьянов.
— Вы были старостой? Тогда почему вы ничего не сделали, чтобы ваши друзья прекратили задирать Сней… профессора Снейпа?!
— Можно подумать, меня кто-то… А, ладно. Наверное, нам пора возвращаться в школу, Гарри.
Гарри почти физически ощутил вспыхнувшую досаду Люпина, которую тот предпочел засунуть подальше и с видом благолепного пастора зашагать обратно в замок. Больше они ни разу об этом не заговорили. И в первую очередь поднимать тему не хотел сам Гарри. Слишком больно перерисовывать идиллическую картину, особенно если она не на холсте, а в твоем воображении.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Еще на подходе к кабинету ЗОТИ Поттер заметил мелькнувшую тень миссис Норрис. Это было очень вовремя, и мальчик успел наложить на себя чары отвлечения внимания, которые вряд ли обманули бы опытного волшебника, но от сквиба Филча всегда оказывались очень действенными. Только идти по гулкому коридору нужно было очень осторожно, чтобы не привлечь внимания вездесущей завхозовой кошки.
Филч прятался за доспехами, пристально выглядывая что-то у кабинета Защиты или кого-то подкарауливая. Гарри проследил за направлением его взгляда и на всякий случай посмотрел на то же место через прием «специального видения», которому их не так давно обучил профессор Люпин. Нужно было слегка прищуриться, расфокусировать зрение, как бы глядя не в центр, а по периферии, но не применять никаких заклинаний, чтобы не сбить собственную маскировку. Это был полезнейший навык в условиях какой-нибудь боевой операции.
Прижимаясь плечом к притолоке и ухом к щели в двери, возле кабинета стояла Тамсин Эпплби, единственная из студентов не-слизеринцев, кому Снейп нехотя, но всегда ставил «Превосходно» по своему предмету и нередко задействовал в качестве помощницы на сложных занятиях. Мисс Эпплби, по слухам, вообще пользовалась успехом у преподавателей, даже у Сибиллы Трелони, а вот студентам, особенно знакомым Гарри, она казалась какой-то подозрительной. Вот зачем она тайком дежурит у двери, за которой идет самый обычный урок?
— И что ты здесь забыла? — послышался женский голос с нотками вызова.
Вздрогнув от неожиданности, Гарри потерял расфокусировку и увидел в нескольких шагах от Тамсин младшую из авроров, стажера Тонкс. Несмотря на выжидательную позу со скрещенными на груди руками, которую избрала метаморфиня, угадать крайнюю степень кипящей в ней злости можно было по пламенно-алым волосам. Казалось, сейчас они жили собственной жизнью, как змеи на голове Горгоны.
Разоблаченная семикурсница оглянулась, а вот Филч незаметно для Поттера куда-то исчез: завхоз и безо всякой волшбы знал множество тайных лазеек, чтобы пропадать и появляться, когда ему вздумается.
— Ничего, — покусав губу и переборов ответный гнев, ответила студентка. — Я иду на свои занятия, мисс Тонкс.
— Не поздновато ли? — аврор извлекла из кармана над поясным ремнем старинные серебряные часы на цепочке и демонстративно взглянула на циферблат. — Почти пол-урока прошло, мисс Эпплби. Вас, может быть, проводить, вы заблудились, не так ли?
Глаза пуффендуйки осветились злорадной идеей:
— Вы угадали, мисс Тонкс, я что-то заблудилась. Может быть, вы меня проводите? Окажите такую любезность!
Тонкс побелела в буквальном смысле этого слова, и от нее повеяло холодом Драко Малфоя, когда тот начинал корчить из себя неприступного аристократа.
— Когда я училась в Пуффендуе, девочка моя, наши студенты были явно сообразительнее.
— Ох, наверное, это было очень давно? Лет… двадцать назад, верно? Или двадцать пять? Так вы мне поможете, мисс Нимфадора?
Теперь загорелись щеки Тонкс, а волосы почернели до антрацитового цвета. Гарри подумал, что сейчас этой дерзкой квиддичистке не поздоровится, однако аврор каким-то чудом сдержалась, согласно кивнула и повела ученицу прочь от кабинета, а Гарри тем временем шмыгнул за дверь и только там снял с себя заклинание отвода глаз.
Когтевранцы с гриффиндорцами писали контрольную, и в классе раздавался скрежет перьев, будто целый взвод мышей прогрызал себе тайные ходы. На появление Гарри внимания почти не обратили, только профессор Люпин приложил палец к губам и жестом показал ему садиться на место. Мальчик тихо пристроился возле Акэ-Атля и успел заметить, что сидевшая позади них Гермиона уже ничего не пишет, а читает какую-то постороннюю книжку. Для Ржавой Ге это было обычное положение вещей. Впрочем, на этот раз он и сам справился с заданиями меньше, чем за четверть часа, и уселся дописывать реферат на завтрашнее Зельеварение.
— Запишите задание на понедельник, — прервал его в самом конце урока голос профессора Люпина. Потом тот спохватился: — А, нет, не записывайте! Завтра у вас будут Зелья, там и спросите, к чему вам готовиться на двадцать девятое. Все свободны, — и, забирая свиток у подошедшего к его столу Гарри, добавил вполголоса: — Сегодня тебе повезло, но профессор Снейп такого опоздания с рук не спустит, поэтому…
— Да, сэр.
Для чего они чередовались со Снейпом в прошлом месяце и собирались повторить это теперь, Гарри не понимал. Тогда слизеринский декан часть урока посвятил лекции о повадках оборотней, а остальное время — отработке способов противостояния этим тварям. «Если вы встретили вервольфа, единственное эффективное средство — немедленная аппарация. Если по какой-либо причине трансгрессировать вы не можете… в вашем случае — еще не умеете… второе, менее эффективное средство — бегство. Если бежать некуда, вам не позавидуешь, и придется отбиваться. Но! Магия слабо действует как на сфинксов и мантикор, так и на больных ликантропией в фазе обострения. Шансов у вас будет — мизер», — и на этой, как всегда, позитивной ноте алхимик начал тренинг, после которого зельеделие и физподготовка с полетами на метлах вместе взятые уже не казались студентам такими уж невыносимыми морально и физически. В результате натаскивания даже у спортсмена-Корнера мышцы болели потом еще дня три, а Грейнджер, не скрывая, обзывала Снейпа экзекутором. Поттеру же вообще хотелось лечь и помереть при каждом шаге, и это даже не говоря о подъемах по ступенькам. И самое обидное заключалось в том, что сам алхимик носился, даже не морщась — наверное, мускулов, которые могли бы болеть, на его скелете не осталось и вовсе. Когда об этом уроке узнал профессор Люпин, то вместо того чтобы посочувствовать бедным подросткам, он велел им отрабатывать задание коллеги при малейшем удобном случае. Всё это попахивало заговором учителей против школьников.
На Магловедении, как обычно, царила скукотища. Студенты перебрасывались записочками и болтали за спиной профессора Бербидж. Гарри сидел в самом дальнем углу за последней партой рядом с Невиллом Лонгботтомом и от безделья листал загадочный «дневник Миртл», тихонько применяя к нему недавно узнанные отпирающие заклинания из книги магистра Орбеуса, жившего через полтора века после Основателей Хогвартса. А вот гриффиндорцам спокойно не сиделось, и некоторые мальчишки, вспомнив детство, забрасывали Пухлого красящими бомбочками. С тех пор как стало известно, что он хочет перевестись в Пуффендуй, «львята» начали относиться к нему как к дезертиру, что в равной мере удивляло и когтевранцев, которым вообще было плевать, кто куда переводится, и пуффендуйцев, которые никогда не причисляли себя к врагам Гриффиндора. Слизеринцы тихонько злорадствовали, но им, в сущности, тоже было наплевать: уходили не от них.
Дневник не желал открывать своей тайны. Или в нем никто и никогда ничего не писал.
— …Может быть, Гарри нам это расскажет? — ворвался в его размышления голос учительницы.
Поттер запоздало сунул ежедневник под крышку парты и уставился на профессора Бербидж:
— Да, мэм, простите, мэм?!
— Вы ведь знаете мир маглов лучше многих ваших однокурсников, не так ли? — не глядя на выпрыгивающую из собственного рукава Гермиону, продолжала преподаватель Магловедения. — Как вы думаете, способен ли волшебник остановить взрыв самой ужасной магловской бомбы?
Гарри удивился: с чего это вдруг магов заинтересовало ядерное оружие? По лекциям Магической Истории он знал, что наиболее могущественные маги умели сдерживать и нейтрализовать Адское пламя, но очень сильно сомневался, что даже все высшие волшебники на планете, вместе взятые, сумели бы справиться с атомной бомбой и последствиями ее взрыва. Однако ответить Поттер не успел: кто-то особо меткий пульнул в Лонгботтома цветовую бомбу, и тот, колдуя щитовое, сильно махнул рукой. Кончик рукояти палочки в его кулаке угодил прямо в нос поднимающегося со скамейки Гарри. Кровь и слезы брызнули фонтаном, девчонки охнули, даже Грейнджер от неожиданности опустила руку.
— Ой, прости-прости-прости! — вскочил Пухлый, торопливо трансфигурируя свой свиток в ворох салфеток и пытаясь унять кровотечение из ноздрей сокурсника.
Поттер успел заметить, как на странице упавшего на пол и раскрывшегося ежедневника вспыхнул и угас рукописный текст. Профессор тем временем торопливо прочитала заговор, и капать из глаз и из носа Гарри перестало. Лонгботтом был так расстроен, что когтевранец воздержался даже от иронии в его адрес, хотя от боли сначала чуть не взвыл.
— Как ты? — озабоченно спросила профессор. — Может быть, покажешься мадам Помфри?
— Нет, мэм, всё нормально, — Гарри проморгался и, заметив недоверие на ее лице, кивнул: — Нет, правда всё в порядке, — недоверие не исчезло, и он окончательно свел на шутку: — Как видите, против ядерной бомбы и Невилла нет приема. Даже у магов.
* * *
Он почти забыл о том, что собирался сделать, когда в общей факультетской гостиной увидел Луну Лавгуд. В сопровождении своего Витчбрюма девочка заглядывала под все кресла и диванные подушки, а питомец орудовал своим языком по труднодоступным углам комнаты, помогая ей в поисках. Но дело было в другом. Поиски утерянного для Луны были нередким занятием, а вот выглядела она сейчас и правда непривычно: в длинные косички ее белокурых волос было вплетено множество различных предметов — от гусиных перьев до каких-то девчоночьих косметических приспособлений, названия которых Гарри даже не знал.
— Что ищешь? — спросил он, как обычно делая вид, будто не замечает за ней никаких странностей.
Она взглянула на него широко распахнутыми серебристыми глазами и тихо пропела:
— Я снова потеряла свой учебник по астрономии и ищу его уже целый час…
— Но, может быть, проще приманить его? — Гарри махнул палочкой, колдуя Акцио, и книга, вылетев непонятно откуда, сама прыгнула ему в руку.
— Спасибо тебе, а то я и палочку свою где-то потеряла…
— И я даже знаю, где, — задумчиво сказал он, глядя через ее плечо, из-за которого торчала палочка, криво вплетенная в одну из кос. — А ты не поделишься тайной, для чего ты всё это навертела?
— А, ты о них?! — она улыбнулась, касаясь своих волос и нащупала мерную зельеварческую ложку. — Вот она! Знаешь, ведь это очень удобно. Я всегда всё теряю, а так — нет…
— Да-да, я заметил, — Гарри протянул руку и аккуратно высвободил из косицы ее палочку.
С недавних пор Поттер стал понимать, что с ним происходит что-то странное. К Полумне он, как и прежде, мог прикоснуться без смущения. А вот с Грейнджер всё изменилось. Летом, после музея, они своей компанией отправились погулять в магловский парк. На ней был легкий белый сарафан с открытыми плечами, и ткань красивыми складками обрисовывала ее грудь, которую в учебное время наглухо скрывала студенческая форма и мантия. Гарри тогда стало не по себе. То есть это было и приятно, и досадно. Когда хочется дотронуться хотя бы до ее руки, но ты сам себя мысленно одергиваешь. По отношению к Луне, которая была младше Ржавой Ге почти на два года, он не чувствовал ничего похожего: между ними всё оставалось простым и безвинным, как в детстве. Хуже всего, что теперь Поттер вспоминал фигуру Гермионы всякий раз при встрече, и ученическая одежда больше не была помехой смутным фантазиям. Из книг, которые он читал по дисциплине профессора Умбрасумус, Гарри знал, что в таком возрасте уже нет ничего удивительного, если у разнополых подростков просыпается друг к другу особый интерес. По утверждению авторитетных источников, для «пубертатной поры» это «норма». Другое дело, если теория вдруг воплощается в жизнь, а причиной твоих метаний становится боевая приятельница, вчерашняя драчливая хулиганка, своими фокусами и бесстрашием восхитившая громилу-Дадли, которого все побаивались, не исключая хлипкого кузена. Гарри чувствовал какую-то неправильность, когда внутренний голос нет-нет да напоминал ее имя. А сама Герми ничего не замечала. Даже кувыркнувшись однажды с метлы на уроке мадам Хуч, удачно пойманная Поттером у самой земли, она только засмеялась: «Ну всё, всё! Неуклюжая каракатица жива! — и, благодарно взъерошив его волосы, добавила: — Меня уже можно поставить на поверхность планеты. Правда!». Ей было невдомек, почему он замешкался. Да просто держать ее в охапке и прижимать к себе было приятно, а смотреть на губы — почти невыносимо…
Они распутали все косички юной Лавгуд. Довольная находками, Луна сгребла вещи в ученическую сумку и побежала в девичью спальню своего курса. Гарри спрятался в нише с книжными стеллажами, за статуей волшебницы, и для подстраховки укрылся легкими чарами, чтобы никто ему не помешал.
Кровавые пятна с бумаги, как это ни странно, пропали. Вместо них на страничке стояли выведенные кровью буквы, однако в знакомые слова они не складывались. Это была определенно латиница, но не латынь, не английский и не французский. А что, если…
— Акцио, зеркало!
И только в отражении текст приобрел намек на читаемость. Но слова, написанные четким, почти каллиграфическим почерком в обратном направлении, да еще и зеркально, были разбиты как попало — и как попало же слеплены между собой: «Пр иветс т вуюнасл ед н икаСл изер ина!» Едва Гарри собрал надпись как нужно и прочел, она исчезла. От волнения по спине у него побежала струйка пота. Подождав немного и убедившись, что ничего не происходит, мальчик постучал наконечником палочки по абсолютно чистому листу и шепнул проявляющее заклинание. Как и прежде, оно не сработало. Гарри чертыхнулся и призвал к себе перо, пустую чернильницу и ланцет. Ему очень не хотелось связываться с такой магией, но было уже ясно, на что заклят загадочный ежедневник, и отвертеться не получится. Он выбрал левый безымянный палец и полоснул подушечку лезвием, усмиряя бунтующий мозг тем, что это почти как для общего анализа крови в магловской клинике, не стоит придавать большого значения эксперименту. Мозг мириться с этим не хотел и злобно огрызался примерами того, как медленно и коварно Темная магия затягивала в свои сети экземпляры поумнее него. «Ну да, конечно, вспомни еще суеверия маглов!» В ответ на это он отчетливо услышал тихий смех и знакомый мягкий голос: «Вот именно! Не бойс-с-с-с-ся, мой маленький маленький принц! Впрягс-с-с-ся — вези!» <3> Кровь тем временем закрыла донышко чернильницы, и Гарри залечил ранку. Надо будет проверить, не достаточно ли будет только какой-то части крови в смеси с обычными чернилами.
Обмакнул перо, набрал каплю на острие и аккуратно вывел: «Приветствую. Кто ты?» Дневник поглотил эту надпись, как и предыдущую. Несколько секунд не было ничего, затем, снова в обратном направлении и зеркальном отображении, на коричневатой от времени бумаге проступили буквы: «Ядухэ то гоартеф а кт а». Значит, всё-таки темный артефакт, а не простой ежедневник… Ну что ж… «Как тебя прочесть?» На этот раз вместо кровавой надписи в центре листка появилось странное вращающееся пятнышко. Оно напоминало горловину воронки и стремительно расширялось. Когда Гарри понял, что у него кружится голова — или нет, это уже весь мир кружится вокруг него, — было поздно. Он стремительно куда-то падал…
_________________________________________________
<1> Mo chreach! — (шотл. ругательство) «черт подери», а дословно переводится как «мои руины».
<2> Leam-leat — (шотл. ругательство) «ублюдок», «лицемер», «предатель».
<3> Да, это еще батька Чингисхан сказал: «Боишься — не делай, делаешь — не бойся, сделал — не сожалей».