Разговаривают два призрака: -Ты кем был при жизни? -Меня звали Людо Бэгмен, и я любил заключать всякие пари. Как-то раз поспорил с гоблинами, что спрыгну с самой высокой башни Хогвартса и останусь жив. Перед тем, как прыгать, я приманил туда Манящими Чарами мягкую перину, прыгнул — и убился. Последнее, что помню — что-то твёрдое... -А меня звали Сириус Блэк. Я скрывался от Министерства, чтобы они не посадили меня снова в Азкабан, устал, искал, где бы прилечь. Вдруг смотрю — прямо ко мне перина подползла...
Я наконец-то ставлю на пергаменте точку. Она получается несколько жирнее, чем нужно. Поттер с интересом заглядывает в написанное.
— Никогда не видел эссе по трансфигурации?
— Мне просто интересно. Да, и кстати, я писал то же самое неделю назад.
— Хочешь сказать, ты не такой же балбес, как По… как Джеймс, и делаешь задания сам? Я удивлён.
Поттер отводит глаза. О, ну конечно, этого можно было ожидать — слишком эгоистичен и избалован вниманием, чтобы снизойти до таких вещей, как задания. Кто-нибудь обязательно даёт ему списывать.
Я не такой, как мой отец.
— О, нет-нет, я знаю этот взгляд, — он машет головой. — Не делай так.
— Какой взгляд?
— Взгляд Поттер-вы-невыносимый-тупица-как-вас-вообще-земля-носит. Ты у меня пять лет преподаёшь, все твои взгляды я выучил наизусть.
— Теперь я предупреждён, вооружён и ни за что на свете не пойду преподавать в Хогвартс, — в тон ему отвечаю я. Поттер хихикает.
— И правда, зачем ты вообще пошёл преподавать?
Вопрос, по его мнению, риторический, но я неожиданно задумываюсь над ним всерьёз. Сейчас у меня нет ни малейшего желания возиться со студентами, — особенно если они похожи на мой курс, — но через некоторое время я этого захочу. Почему? Или не захочу, а — буду вынужден…
— Если тебе так интересно, спроси у другой моей версии.
— Чтобы он мне голову оторвал? Нет, спасибо, меня и так все постоянно пытаются убить, — бормочет Поттер.
— Что, и я тоже?
Теперь думает он. И, судя по его лицу, в эти секунды он открывает для себя много нового.
— М… Нет. Как ни странно.
— Жаль. Я бы не отказался.
Он ковыряет пальцем обивку кресла. Гриффиндорцы, которых никто не учит уважать чужое имущество… Стрелки часов тикают удивительно медленно, и минута превращается едва ли не в вечность. Когда стрелка снова описывает круг, я расслабляюсь в удобном кресле, дожидаясь, пока перестанет болеть от долгой писанины над столом спина. Окон в Выручай-комнате нет, но я уверен, сейчас там, как и положено по местному климату и времени года, хлещет ледяной дождь.
Здесь тихо. Если не концентрироваться на часах, их слышно еле-еле, будто совсем издалека. Кресло мягкое, в комнате тепло, как если бы мы сидели вплотную к камину. Тепло, тихо и спокойно.
Спокойно?
***
— Можно задать тебе вопрос?
Я смотрю на него уже несколько минут, и за это время Северус ни разу не пошевелился. При звуках моего голоса он будто выныривает из глубин сознания, и наши взгляды встречаются. Я отвожу глаза первым.
— Ты ведь не примешь отрицательный ответ, так что я весь внимание.
— Почему ты не удивился?
— Чему?
— Мне. Почему ты так спокойно принял факт того, кто я?
Северус задумчиво водит пальцем по губам — странный жест для зельевара. Тут только я замечаю, что его волосы, тоже длинные, не похожи — ещё не похожи — на облитую парафином чёрную паклю. Ещё одно отличие. Пора список заводить.
— Понимаешь ли, — он говорит чуть тише, чем до этого, и вроде бы без сарказма, — самое сильное потрясение в моей жизни было в два года, когда я неконтролируемой детской магией нарядил отца в ярко-красное бальное платье. Если ты сможешь это себе представить, то поймёшь — после этого меня ничем не поразить.
Я хохочу так, что на глазах выступают слёзы. Кто бы мог подумать.
И случайно цепляюсь взглядом за лужицу крови, натёкшую рядом с креслом. Взгляд Снейпа красноречиво свидетельствует о том, что мнение обо мне он уже составил.
— А я всё ждал, когда ты вспомнишь.
— Так рука же не болела. Зачем мне о ней вспоминать, если не болит.
— Не болела, потому что я наложил кое-какие заклинания. В целях эксперимента. А у тебя память, как у золотой рыбки, дискомфорт исчез — и больше ты о нём не думаешь.
— Ты хочешь, чтобы я что? — уточняю я. — Раскаялся в идиотизме и на коленях молил о помощи?
— О, я был бы не против, — ухмыляется он в своей обычной манере, — но у тебя осталось меньше часа, чтобы убрать рану. Темномагические предметы, понимаешь ли, не самые хорошие штуки. Остаётся шрам, который уже ничем не убрать.
Руки скрещены на груди, но вместе вселенской ненависти в его глазах я вижу интерес и некоторое превосходство. Когда наступил момент, в который второе сменилось на первое?
— Ты… — я невольно зажмуриваюсь, потому что знаю: сейчас он будет смеяться. Это не страшно, скорее, довольно обидно. — Ты мне поможешь?
Снейп замирает на пару секунд, сверля меня взглядом. А затем, не сказав ни слова, поворачивается к столу, на котором в мгновение ока возникают все нужные ему предметы.
Сказать, что я удивлён — значит, не сказать ничего.
***
— Засунь сюда руку, — я левитирую столик ближе к креслу Поттера и осторожно переношу на него чашу с зельем. — Между прочим, я из-за тебя сам себе противоречу.
— Зачем? — спокойно спрашивает Поттер.
— Зачем что?
— Противоречишь себе из-за меня. Ты ведь меня ненавидишь, разве нет?
— Пока ещё нет. Но ты похож на…
— Да-да, знаю, — он машет здоровой рукой и закатывает глаза, — ты так похож на своего отца, такой же ленивый, заносчивый и ни во что не ставишь светило зельеварения.
— А ты ставишь?
— У меня пока повода не… — Поттер обрывает себя на середине фразы, и его зрачки расширяются. Мозг заработал, ну надо же.
— Что?
— Я действительно идиот, — обречённо говорит он.
— Ну наконец-то. И что заставило тебя принять этот факт?
— Не смешно, — огрызается Поттер, — я просто подумал… Я привык видеть только ненависть Снейпа… Твою, в смысле. А он на первом курсе пытался спасти меня, когда чокнутый профессор с Волдемортом в затылке заколдовал мою метлу.
— И как ты на это отреагировал?
— В смысле — как?
— Когда людям спасают жизнь, они обычно благодарят спасителя. Слово «спасибо» вполне подойдёт, слышал о таком?
Он хмурится. Видимо, не слышал.
— Но я думал, что он…
— Что?
— Ненавидит меня, — эти слова звучат почти жалко.
— И как это мешает тебе его поблагодарить?
На это он не реагирует.
***
Когда стрелки часов замирают на девяти, я всё ещё молчу. Чтобы до отбоя добраться в гриффиндорскую гостиную, уходить надо уже сейчас.
— Не пора ли расходиться? — спокойно уточняет Снейп, словно прочитав мои мысли. Впрочем, это здесь ни при чём — до подземелий ему идти гораздо дольше, неудивительно, что он тоже думает о времени.
Я только киваю. Он кивает тоже и, затолкав учебники в сумку, встаёт с кресла и идёт к противоположной двери, по зелёной поверхности которой протянут орнамент из серебристых змеек.
— Спасибо, — неожиданно для себя говорю я. — Без тебя мне бы пришлось несладко.
— О, ты быстро учишься, — бросает он, не оборачиваясь.
Секунды тянутся ужасающе медленно, и движения Снейпа как будто растягиваются во времени. Я знаю, что я должен сделать сейчас, но ни на йоту не уверен в результате.
— Ммм… Северус? — неуверенно произношу я, не зная, как он отреагирует на своё имя.
Он останавливается. Не оборачивается, не говорит ни слова, просто стоит, уже держась за ручку двери, и ждёт. Я иду к нему. Зачем? Понятия не имею. Подхожу не вплотную, останавливаюсь за пару футов.
— Ты вернёшься?
Он всё ещё молчит. Слишком долго. И мне кажется, — почему-то это неприятно, — что молчание означает «нет». И тогда я тоже поворачиваюсь к нему спиной, чтобы уйти назад, но не успеваю сделать и шага.
— Если только ты пообещаешь больше никогда не задавать дурацкие вопросы.
Я смотрю на него. Северус Снейп протягивает мне узкую бледную ладонь, и я без колебаний пожимаю её.