С того разговора отношение Ямамото к Гокудере изменилось. Он перестал подначивать и предлагать трахнуться, во взгляде чудилась едва прикрытая брезгливость — сродни той, которую сам Гокудера испытывал к юлящим перед Вонголой донам. Это бесило.
Гокудера все-таки нашел подходящего мальчика. Младше Такеши, но похож, чертовски похож. И заведение удобное — подпольный бордель из тех, где не задают лишних вопросов и уважают тайны клиентов. Здесь можно было отвязаться по полной программе, и Гокудера именно это намеревался сделать. Наконец-то разрешить себе. Он велел парню раздеться, придирчиво осмотрел мускулистое стройное тело, поджарую смуглую задницу, кивнул: годится.
В номере — лучшем номере для вип-клиентов — было слишком, до приторности шикарно. Гокудера подумал мельком, что все эти ковры и покрывала, шелк и позолота не подходят для Такеши. И тут же отогнал мысли о Ямамото: черт бы с ним. Упал в глубокое мягкое кресло, раздвинул ноги и приказал:
— Отсоси.
Крепкая ладонь легла на ширинку. Парень глянул вопросительно. Вблизи сходство смазывалось: взгляд, выражение лица, изгиб губ были совсем другими.
— Не пялься, — буркнул Гокудера.
Положил ладонь на затылок, надавил, и парень послушно опустил голову. Пальцы у него оказались ловкими, губы — умелыми, и на какое-то время Гокудера отвлекся от навязчивого желания сравнивать, отдался чистому животному удовольствию. Толкался вперед, в податливо открытый рот, в сжимающееся горло, вцепился в жесткие черные волосы, не давая отстраниться — парень, впрочем, и не пытался. Опытная классная шлюха.
Гокудера кончил, вцепившись в волосы парня обеими руками, прижимая его голову к паху. Отдышался, и только потом сообразил отпустить. Парень медленно отстранился, глубоко вздохнул, облизнулся. Взгляда не поднял — запомнил приказ. Его руки так и лежали на бедрах Гокудеры, и теперь он шевельнулся, намереваясь снять с клиента одежду.
— Я сам, — буркнул Гокудера. — А ты подготовь себя. Так, чтобы я видел.
Парень развернулся, отошел к широкой, застланной шелковым покрывалом кровати. Со спины он был похож почти идеально, но все же, приглядевшись, Гокудера видел различия. У Такеши плечи шире, немного по-другому прорисованы мускулы — он боец, а этот, наверное, просто качается. У Такеши родинка на левом плече, едва заметный шрам заходит с бока к лопатке косой белой чертой, и еще один — на бедре. Гокудера даже не думал, что тело Такеши настолько, до мелочей, впечаталось в его память в тот единственный раз, когда видел его обнаженным.
Парень оперся коленом о край кровати. Выдавил на ладонь смазку. Нагнулся — отработанным, расчетливым движением. Одной рукой раздвинул ягодицы, блестящие от смазки пальцы другой медленно прошлись между половинками, нащупали анус и скользнули внутрь. Сразу три. Вошли медленно, но уверенно, замерли на мгновение и начали двигаться: плавно, завораживающе. Гокудеру кольнуло раздражение. Растраханная шлюха, знает, чем возбудить клиента. Видно, что сотни раз слышал такой приказ. Каждый жест отточен, каждый — демонстрирует красивое тело, предлагает вбиться в эту задницу со всей дури, брать так, как будет угодно клиенту. Любой каприз за ваши деньги.
Представилось вдруг, как было бы с Такеши. Он бы тоже не постеснялся подготовить себя у Гокудеры на глазах, в этом Гокудера ни на миг не сомневался. Но он бы оборачивался, скалил зубы и подначивал. Не предлагал бы себя, а дразнил: возьми, если сможешь.
Гокудера выругался сквозь зубы, скинул брюки и шагнул к блестящей от смазки заднице. Даже пиджак не снял. Нагнул парня — тот торопливо оперся ладонями о кровать — и засадил в точности, как тот и предлагал каждым своим движением: грубо, не заботясь о подготовке. Парень с готовностью качнулся навстречу. Растраханная шлюха, снова подумал Гокудера. Дешевая подделка. Но уйти он уже не мог. Вбивался в эту задницу, так похожую на крепкий зад Такеши, пытался представить себе Такеши на месте этой шлюхи, не мог и оттого злился. Дергал парня на себя, засаживая до упора, почти с ненавистью ощущая, как тот прогибается и подмахивает. Обычно Гокудера не был груб в сексе, но теперь его накрыло. Да и смысл сдерживаться, быть нежным? Этот парень ко всему привык. Работа такая. С ним можно сделать все, и грубость Гокудеры — далеко не самое неприятное. По здешним меркам, наверное, и не грубость вовсе.
Парень коротко хрипло стонал при каждом толчке, и Гокудера велел ему заткнуться: слишком по-блядски звучало. Он не знал, как бы это было с Такеши, но наверняка не так.
Он кончил, вцепившись пальцами в крепкие бедра, стиснув зубы до боли. Скользнул взглядом по легкой испарине на пояснице, по крепкой спине, лохматому черноволосому затылку. Желание оттрахать парня во всех позах ушло, как не бывало. Все равно нечего будет вспоминать: даже в фантазиях эта шлюха не заменит Такеши. Гокудера не любил подделки. Скинул напряжение, и ладно.
Он оделся, оставил деньги и ушел, так и не проронив ни слова. Больше он сюда не вернется.
У машины ждал Джессо. Стоял, прислонившись к капоту, с рассеянным видом глядя в затянутое тучами небо. Пижонский белый пиджак небрежно распахнут, сладкая улыбочка — как будто тоже клиентов снимает.
— Какого черта? — хмуро спросил Гокудера.
— Ты быстро, Хаято. Я думал, до утра развлекаться будешь. Здравствуй.
— Что за удовольствие, — буркнул Гокудера. — Так какого черта?
— Удовольствие, — Джессо приторно улыбнулся. — Знаешь, Хаято, очень забавно смотреть, как складываются отношения одних и тех же людей в разных мирах. Тот красивый мальчик, от которого ты идешь, в другом мире — твоя постоянная шлюха. Даже странно, что сейчас у тебя такое недовольное лицо. Там ты очень его ценишь. Похоже, японцы в твоем вкусе, Хаято-кун.
Японское «кун» почему-то ударило пощечиной.
— Вы приехали сюда, синьор Джессо, рассказывать мне о моих вкусах?
— Не только, — ледяной тон отскочил от ублюдка, как отскакивает от стола шарик для пинг-понга — легко и весело. — Я привез тебе подарок. У меня большая радость, знаешь, так приятно поделиться с понимающим человеком. Я научился делать записи в других мирах. Сам понимаешь, надеяться на память не всегда хорошо. Держи, — серебристая флэшка сверкнула рыбкой, Гокудера машинально подставил ладонь. — Уверен, ты оценишь, — сверкнув очередной улыбкой, Джессо шагнул прочь. Давай уже, проваливай, зло подумал Гокудера, вот же принесло. Наверняка ничего хорошего на этой флэшке… Словно услышав его мысли, Джессо обернулся: — Ты любишь японцев, Хаято-кун, а японцы любят тебя. Взаимность всегда радует, правда?
Хлопнула дверца белого шевроле. Джессо опустил стекло, улыбнулся, бросил на японском:
— До скорой встречи, Хаято-кун.
Гокудера сжимал в кулаке флэшку и чувствовал, как холодеет в животе от необъяснимого дурного предчувствия. «Взаимность».
Он гнал, выжимая из мотора все и еще немного, не в силах согнать с лица злой оскал. Он был почти уверен — нет, полностью уверен! — что именно увидит на записи Джессо. Дома он прошел в кабинет, не глядя по сторонам, не отвечая на приветствия и вопросы, боясь сорваться на кого-то из своих людей. Руки дрожали, когда втыкал флэшку в разъем, и, прежде чем запустить файл, Гокудера закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
Это всего лишь запись. Из другого мира. Что бы там ни было, это происходило не с ним.
Такеши не улыбался. У него было почти такое же лицо, как на той ночной вылазке — серьезно-сосредоточенное, только в глазах не холод стали, а что-то неуловимо-мягкое, как шорох прибоя в штиль или шелест дождя. Его грудь рассекал длинный белый шрам, которого не было у Такеши из этого мира — почему-то именно это убедило Гокудеру в подлинности записи. И этот чужой Ямамото Такеши ебал Гокудеру.
Вбивался в него так же, как этой ночью сам Гокудера вколачивался в парня из борделя — резко, без тени нежности, не жалея и не сдерживаясь. Тот Гокудера стоял в коленно-локтевой посреди широкой кровати, тот Такеши держал его за бедра, и Гокудера долго не мог отвести взгляда от смуглых рук на белой коже. Контраст завораживал — так же, как взгляд того Такеши и его размашистые движения.
Запись шла без звука — похоже, Бьякуран пока что мог сохранять только визуальную информацию. Гокудера холодно удивился этой отстраненной мысли, глядя, как там, в записи, он напряженно выгибается и запрокидывает голову: глаза закрыты, лицо искажено так, что кажется незнакомым, губы то кривятся, то шевелятся быстро, то застывают в злом оскале.
Такеши дернул его на себя; рот Гокудеры на записи раззявился в крике; показалось, что запись зависла на несколько мгновений, но, скорее, это замерли те двое. А потом упали на кровать — Такеши придавил Гокудеру сверху, приподнялся на локтях и скатился вбок. Потянулся, провел ладонью по спине Гокудеры — снизу вверх, от задницы к шее, и Гокудера почти явственно ощутил его руку на своей спине, сначала жаркой волной, а потом внезапным ознобом.
Выругавшись, он схлопнул ноут, подбежал к бару и выхватил первую попавшуюся бутылку. Откупорил, выпил почти половину, не отрываясь, из горлышка, жадно, как воду в жару. Озноб не уходил, в желудке скрутилось мерзкое, холодное и склизкое. Чертов ублюдок Джессо. Чертов Такеши.
Записи оставалось еще почти половина. Гокудера не знал, сможет ли досмотреть, хватит ли сил, но уже понимал, что не успокоится, пока не увидит всего. Впрочем, увидев, не успокоится тем более.
Не глядя, Гокудера поставил бутылку на стол — едва не промахнулся, — подошел к окну, уткнулся лбом в стекло. Закрыл глаза, чтобы не видеть моря за кронами кипарисов. Чертово море, напоминающее о чертовом Ямамото Такеши.
Зазвонил телефон. Гокудера поднес его к уху, не поглядев на экран.
— Нужно встретиться, — с обычным в последнее время холодком сказал Ямамото. — Я приеду.
— Катись к черту! — заорал Гокудера. Швырнул телефон в стену, подскочил к столу, схватил бутылку. Сделал глоток — и желудок скрутило спазмом. Вырвало вином и желчью. Гокудера вцепился в край стола, пережидая головокружение. Во рту жгло. Он позвонил, вызывая обслугу, и побрел в ванную.
