Флавий Ромул Август, прозванный Ромулом Августулом, а также Моммилусом, покидал Равенну.
Позади остались недолгое правление, отречение и вообще вся жизнь. Именно об этом — о том, что жизнь окончена — подумал Ромул Август, когда варвар и сын варвара швырнул под ноги малолетнему императору голову его отца.
«Интересно, он умер легко? Или мучился перед смертью? — глядя на волосы Ореста, в которых навсегда застыли сгустки запекшейся крови, думал Ромул Август. — И где его тело?»
Возможно, его растерзали дикие звери. Разорвали на куски и растащили по своим логовам, и жадно облизывали клыки после сытной трапезы. А может быть, обезглавленное тело расклевали птицы, как это случается далеко на востоке — об этом маленькому Ромулу рассказывал отец матери. Хотя откуда западным варварам знать про обычаи востока? А может быть, отца еще живого бросили в яму со змеями, и он, извиваясь и крича, раз за разом тщетно пытался встать, а змеи, шипя, ползали по нему и вонзали ядовитые зубы в агонизирующее тело.
«Я не должен так думать, — глядя в полузакрытые потухшие глаза отца, подумал Ромул. — Я христианин, и должен любить ближнего своего. Даже отца».
— Ты родила мне красивого сына, — с гордостью глядя на сына, говорил Орест своей жене.
С такой же гордостью смотрел он на императорский дворец, новую кобылу или новую пленницу. Впрочем, нет, на пленниц он смотрел иначе — жадным, похотливым взглядом. Этих женщин Ромул иногда потом видел во дворце — сломленных и смирившихся, или довольных и веселых, готовых отдаться любому за лишний кусок лепешки. Видел и других, с синяками и ссадинами, с ранами на руках и ногах, на животах и груди, в пятнах бурой крови — видел до того, как их успевали похоронить.
— Какой красивый мальчик, — шептали в зале, когда Орест объявил, что ныне у империи новый правитель и указал на своего сына.
~
— Какой красивый мальчик, — произнес Одоакр десятью месяцами спустя и глумливо усмехнулся. — Пусть живет.
И окружающие его варвары скабрезно расхохотались.
И теперь Ромул Август покидал Равенну, в надежде никогда больше не слышать этих слов и стать кем-то большим, чем бывшим императором павшей империи.