Если бы Джинни снимала о своей жизни кино (а в маггловские кинотеатры она с семьёй и друзьями ходила довольно часто), она бы пустила финальные титры на кадрах, показывающих этот день: солнечная осень, золотая листва, парк, двое людей, влюблённых друг в друга, как подростки – перемазывают лица друг друга мороженым, шуршат опавшей листвой, бегают по парку, шуточно сражаясь за обладание какой-то то ли палкой, то ли лазерной указкой, из которой сыплются разноцветные искры… Но реальная жизнь не замирает в идеальном моменте, как муха в янтаре, в состоянии «жили они долго и счастливо, и всё было хорошо».
К тому моменту, как Джинни с Северусом оказались в доме Поттеров, была уже почти ночь. Лили спала. Джинни едва выслушала объяснения Гарри и Драко, которые путано рассказывали, что именно они говорили её дочери, и что собираются написать сыновьям в Хогвартс. Её почему-то совершенно не поразило известие о том, что Рон, оказывается, давно всё знал про их ménage à trois, и даже как-то хитро использовал это против Люциуса (который тоже знал и был, мягко говоря, не в восторге).
Джинни всё сильнее овладевал страх – она боялась, что стоит ей заснуть, как на самом деле она проснётся в другом, реальном мире, в котором нет Северуса, и всё, что произошло сегодня – не более чем игра её измученного тайной любовью подсознания. Она нервничала, Северус был явно смущён, но погружённая в свои страхи, она не замечала этого, Гарри был смущён тоже, и соображал, похоже, не лучше супруги. Только Драко хватило трезвомыслия, чтобы справиться с ситуацией. Он сходил на кухню за успокоительным для Джинни; он сказал, что останется в комнате для гостей вместе с Гарри – с рассерженным Люциусом лучше не иметь дел на ночь; он чуть ли не за ручку отвёл бывшего декана и хозяйку дома в хозяйскую спальню и закрыл за ними дверь, посчитав на этом долг перед семьёй (как бы странно она теперь ни выглядела) выполненным.
Джинни и Северус, наконец, остались вдвоём в тишине, и до Джинни дошло, что с того момента, как они пришли в её дом, её возлюбленный выгляди гораздо более скованным, чем он был днём в парке. «Дура! – обругала она себя. – Ему должно быть не очень весело в доме, который он считает моим семейным гнездом, он же любит быть на своей территории».
- Привыкай, - она постаралась сказать это легко и насмешливо, но выходило фальшиво, - это теперь твоя территория – видишь, твои чемоданы уже здесь.
- Ну, если уж сам хозяин дома отправил мои чемоданы сюда, - вздохнул Северус, - наверное, ты права, но я всё равно чувствую себя не слишком уютно.
- Это пройдёт, - Джинни мягко улыбнулась, и это уже вышло естественно. Она подошла к Северусу, погладила его по плечу и прижалась к нему. Он обнял её в ответ, и через несколько минут, Джинни почувствовала, что он начинает расслабляться.
- Ты не хочешь есть? – тихо спросила она. – А то этот твой любимый ученик засунул нас сюда, как низзлов в корзину, не спрашивая нашего разрешения, может, нам нужно было на кухню?
- По-моему, мы с тобой успели несколько раз и пообедать, и поужинать в этих твоих драгоценных фастфудах – или ты ещё не все свои любимые блюда, если это можно так называть, заставила меня перепробовать? – рассмеялся он в ответ. – Возможно, мне стоило бы принять безоар после такого, благо, он у меня всегда под рукой, но есть я точно больше не хочу. Если только ты сама…
- Нет, - рассмеялась в ответ Джинни, - в меня тоже уже ни кусочка не влезет, прости, глупость сказала. Но безоар можешь достать, если боишься.
- Я бы лучше достал полотенце и принял душ, - прошептал он ей на ухо. – Это можно устроить?
Она кивнула и показала на дверь в углу комнаты.
- Единственная возможность всегда иметь доступ к ванной комнате в доме с тремя детьми – добавить эту самую комнату к своей спальне и объявить её запретной территорией, - усмехнулась она. – Мне составить тебе компанию, или…
- Малыш, - он убрал рыжую прядь с её лица и осторожно завёл ей за ухо, погладил мочку уха большим пальцем, - не обижайся, но я немного устал, а если ты пойдёшь со мной в душ, я не удержусь, и… Мне, конечно, будет хорошо, но из душа тебе придётся меня левитировать, а мне бы этого не хотелось.
Джинни кивнула:
- Конечно, я понимаю.
Он поцеловал её в лоб, заклинаниями извлёк из чемодана (не открывая его) пару больших тёмно-синих полотенец – «Это гораздо практичнее, чем белые, не находишь? – Лентяй!», и удалился в ванную.
Джинни легла на кровать и уставилась в потолок. Ей хотелось секса с ним – очень хотелось! – но она и боялась этого. Теперь, когда она уже не девочка-подросток, а мать троих детей (пусть и в отличной физической форме – хоть сейчас на метлу и в команду, но всё же…) – большой вопрос, будет ли она для него так же привлекательна, как тогда в Хогвартсе? С одной стороны она понимала, что городит чушь: ну видно же, что он счастлив быть с ней рядом, так откуда сомнения? С другой – иррациональная неуверенность в себе не давала ей спокойно думать о предстоящей ночи. И сверх того, она всё ещё боялась проснуться.
«Какие же глупости лезут мне в голову! – рассердилась она на себя. – Хотела бы я снова быть той решительной девчонкой, которая… Как он тогда обо мне говорил? Громила из ночного бара, да – хотела бы я снова ей стать сейчас. Больше действовать, чем думать». Вспомнив о самом начале их романа, она улыбнулась, затем решительно села на постели и сосредоточилась на заклинании – через пару секунд её старая школьная форма, которую она прятала вместе с ночнушкой Северуса в чемодане на чердаке, оказалась у неё в руках. Переодеться прямо сейчас, и встретить его в таком виде? Нет, пожалуй, она тоже хочет сначала в душ – смыть прочь эти дурацкие страхи и неуверенность, оставить там миссис Поттер и выйти наружу наглой студенткой Уизли. Она смотала форму в непонятный клубок и накрыла халатом, чтобы не выдать Северусу своих намерений, и снова улыбнулась почти так же коварно, как у неё это получалось в молодости, когда она придумывала очередную каверзу.
Шалость, однако, не удалась – когда она, раскрасневшаяся после горячего душа, в ставшей тесной и оттого более соблазнительной школьной форме, вышла из ванны в комнату, Северус спал. С включённым светом, поверх одеяла – сон явно сморил его неожиданно. Джинни разочарованно вздохнула и села на постель рядом с закутанным в длинную ночную сорочку Снейпом. Сначала она посмотрела на это одеяние с неудовольствием – ну, что за любовь к длинным, всё скрывающим одежкам да ещё и не первой свежести? Но потом пригляделась к кружеву на воротнике, узнала свои чуть кривоватые в том месте, на котором Северус когда-то прервал её шитьё, стежки, и в сердце её стало тепло и спокойно – надо же, сохранил этот дурацкий подарок!
Она разделась, не утруждая себя поиском одежды для сна, осторожно вытащила одеяло из-под Снейпа, накрыла их обоих, потушила свет, в надежде на лучшее накинула на комнату заглушающее звук заклинание (всё-таки комната Лили совсем рядом) и вытянулась рядом с Северусом. Он что-то пробормотал во сне и обнял её, прижимая теснее. Джинни вдыхала запах его кожи, его волос, и слёзы снова наворачивались на глаза – как же она скучала по этому! Не столько даже по сексу, сколько по тому, чтобы было с кем разделить постель – по-настоящему, разделить, не формально или по-дружески, как это было с Гарри и иногда с Драко – когда они отрубались вдвоём, ожидая возвращения Гарри с очередного рейда. Сейчас рядом с ней был мужчина, чьё тепло было предназначено ей – ей одной! – каким-то высшим, надчеловеческим законом, как и она сама была предназначена ему. Его запах действовал лучше любого успокоительного и релаксанта, и Джинни, наконец, удалось унять внутреннюю дрожь и заснуть.
Сон не принёс облегчения: нет, ей не снилось, что Северус мёртв и всё по-прежнему – ей снилось, что он действительно вернулся, но не хочет иметь с ней ничего общего. «У меня была своя жизнь, миссис Поттер, - холодно говорил он, - и вполне счастливая. Да, в свой последний год в Хогвартсе я проявил к вам сострадание, не скрою, наша связь доставила мне немало приятных минут, но она совершенно не стоила того, чтобы провести в тоске по прошлому девятнадцать лет! У вас проблемы в браке? А кто сказал, что вы можете решать их за мой счёт? Вы вышли замуж – я имел полное право считать себя свободным от обязательств перед вами, и теперь имею обязательства перед другим человеком…» - Джинни проснулась от собственного воя. Первое, что она увидела, открыв глаза – лицо склонившегося над ней Северуса, отражающее смертельный испуг.
- Что случилось? Что с тобой?! – спрашивал он, гладя её по голове и лицу. – Девочка моя хорошая, что случилось? Это какое-то тёмное проклятие? Почему ты раньше не сказала? Как давно это длится?
- Проклятие, - слабо, но насмешливо простонала она. – Проклятие имени Северуса Снейпа. Ты звуков испугался? Поверь, в Воющей хижине над лужей твоей крови было гораздо страшнее. И громче. И дольше.
Он отвёл глаза и сел на постели, отвернувшись от Джинни.
- Ты никогда не простишь меня? – хрипло спросил он, после небольшой паузы.
- Что? – Джинни резко села и обняла его за плечи. – О чём ты? Я не… Я говорю это не для того, чтобы ты чувствовал себя виноватым, Северус. Просто мне было очень плохо без тебя. И сейчас приснилось, что я тебе не нужна – ты отчитывал меня за неуместную влюблённость, говорил, что у тебя появился кто-то другой... А ещё до этого весь вечер я тряслась от страха, что если засну, то на самом деле проснусь – проснусь в мир, где тебя нет!
Он повернул голову и посмотрел на Джинни, нахмурившись:
- Ну и фантазия у тебя! Впрочем, видишь – это и есть моя вина: твои страхи, твоя неуверенность. Эти потерянные для нас девятнадцать лет… Если бы я был чуть смелее, если бы я не струсил, а хотя бы попытался поговорить с тобой!
- Но замуж-то ты меня не пихал, верно? В том, что произошло, есть и моя доля вины – нельзя выходить замуж за человека, которого не любишь. Я лгала Гарри, лгала свой семье, и была за это наказана.
- Нет, - он повернулся вполоборота и обнял Джинни, она скользнула ему на колени и уткнулась носом в его шею. Снейп продолжал, - нет, ты не должна себя винить. Ты моя прекрасная дама, я должен был за тебя сражаться. Даже Ланселот попытался убедить Гвиневеру уехать с ним, а я постыдно сбежал. Но… Ты не должна считать свой брак ошибкой – у тебя есть дети, ты же не жалеешь о них? Разве ты хотела бы, чтобы твои собственные дети были другими?
- Нет, конечно, - устало выдохнула Джинни, - но я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Я даже не могу описать, что чувствую от того, что ты вернулся – это же не просто радость, это как будто я умерла и воскресла. Как будто все эти девятнадцать лет были не со мной. Ты делаешь меня живой.
- А ты – меня. В прямом смысле слова: я ведь допил этот твой «Феликс Фелицис», когда сбежал из Хогвартса. Большую часть израсходовал за месяц перед этим, когда Кэрроу уже начали меня подозревать и объявили охоту на твоего приятеля Лонгботтома, но последние капли, которые я выпил перед битвой – думаю, они-то и спасли мне жизнь.
- Северус… - она задрожала, вспоминая ночь битвы, и он ещё теснее прижал её к себе.
- Я знаю, что очень виноват перед тобой, но я обещаю, - шептал он ей в макушку, - я обещаю – теперь я буду рядом. Столько, сколько нужно. Пока сама не прогонишь.
- Тогда тебе придётся приклеиться ко мне заклятием вечного приклеивания, - улыбнулась она.
- Я знаю кое-что получше, - протянул он своим глубоким грудным голосом ей на ухо и осторожно сжал ладонью её грудь. Джинни простонала в ответ. Он наклонился к её лицу и поцеловал – властно, жёстко, словно подчёркивая некоторой грубостью действий реальность происходящего.
- А ещё я боюсь, - выдохнула Джинни, когда поцелуй закончился, - ещё я боюсь, что не получится, как раньше. Это ведь ты помолодел от фениксовых слёз, а я…
- А ты совсем не изменилась, - усмехнулся Северус. – И наконец-то мы с тобой практически ровесники. Но как раньше, конечно, не будет, - Джинни огорчённо нахмурилась, Снейп продолжил, - будет как сейчас. Как-то по-новому. Кто тебе сказал, что это будет хуже?
Она слабо улыбнулась.
- Впрочем, - сказал Северус, откидываясь на спину и утягивая за собой Джинни, - некоторые вещи, я полагаю, всё же могли остаться неизменными.
Он приподнял её над собой, потянул вверх так, что её грудь оказалась на уровне его лица, и осторожно втянул губами сначала один сосок, потом второй. Джинни оперлась локтями по обе стороны от его головы и тихонько заскулила, умоляя продолжать. Он удовлетворённо хмыкнул, и медленно проговорил, лаская её грудь прохладными длинными пальцами:
- Говоришь, боишься, что спишь и видишь моё возвращение во сне? Боишься проснуться? Знаешь, как человек обычно проверяет, не спит ли он? Во сне мы, как правило, не чувствуем боли…
Он сжал зубами её левый сосок, одновременно выкручивая правый пальцами. Джинни взвизгнула.
- Убедилась, что не спишь? Мне остановиться, или продолжать? – поинтересовался Северус, теперь нежно поглаживая её соски, извиняясь за причинённую боль.
- Да, - простонала Джинни, - продолжай! Ещё хочу! Только ты можешь… так!
Он перевернул её на спину, устроил на кровати удобнее и продолжил ласкать грудь, чередуя боль и нежность. Когда её восторженные вскрики стали совершенно бессвязными, он одним пальцем дотронулся до её клитора, и, легко касаясь его, провёл рукой вниз-вверх. Джинни выгнулась и застонала. Вцепилась в его длинную ночную рубашку и потянула её вверх. Снейп сел и сам быстро стянул с себя сорочку, осторожно сложил её и повесил на спинку кровати.
- Не вздумай рвать мою одежду, чертовка, она мне дорога как память от одного очень близкого друга, - усмехнулся он.
Она не могла ему ответить – не могла даже сосредоточиться на его словах, чтобы их как следует понять. Он снова прижался к ней – теперь чувствуя её тело всей кожей, поцеловал в губы – на этот раз нежно и медленно. Она тёрлась о него бедрами, сжимала в ладошке напряжённый член, пытаясь направить его внутрь себя, но Северус отстранился.
- Не так быстро, лисичка, - прошептал он ей на ухо. – Мы ещё не поиграли как следует.
Джинни только разочаровано прошипела в ответ, но тут же снова застонала, когда его возбуждённый член прошёлся по её клитору.
- Ну же! Пожалуйста! – умоляла она, подаваясь вверх.
- Не торопись, моя девочка, - усмехнулся он, глядя ей в глаза, и от этого взгляда она почти кончила. – Ты сказала, боишься, что не будет, как раньше? Сегодня точно не будет – чтобы у тебя не было больше никаких страхов. Если что-то меняется, это не всегда к худшему.
Он развернул её на бок, обнял со спины, одной рукой лаская грудь, другой – клитор. Затем перенёс ладонь на ягодицы, стал массировать их сильными движениями. Скользнул пальцами ниже, больше обмакивая их в смазке, чем лаская её, и снова вернул к ягодицам. Один из его пальцев проник между ними, прорываясь через плотно сомкнутые мышцы, которые тут же расслабились, пропуская его.
- Откуда, - прошептала Джинни, - как ты догадался? Как ты всегда угадываешь, чего именно я хочу?
- Потому, что я чувствую тебя, моя лисичка, - ответил он, целуя её между лопаток. – У тебя такое тело – оно словно само говорит, чего хочет. Ты так подставляешься, что не прочитать это невозможно.
- Только для тебя, - простонала она. – Только ты это можешь.
Она зашипела, когда к первому пальцу прибавился второй.
- Больно? – спросил Северус, прекращая движение.
- Да, - кивнула Джинни. – Но я хочу этого. Пусть будет больно, Сев – только живые чувствуют боль, только живые и бодрствующие.
Он резко двинул рукой, и она снова застонала.
- В таком случае, малыш, прости, я не буду тебя жалеть и сдерживаться. Получишь по полной программе – как должна была получить ещё тогда, когда напоила меня Амортенцией. Глупая нахальная студентка Уизли.
- То, что нужно, - согласно выдохнула Джинни.
Он несколько раз резко провёл ладонью между её ног, размазывая выше к ягодицам обильно выступившую смазку, снова впустил пальцы в узкий вход, растягивая. Добавил третий палец, затем четвёртый… Грубо вошёл во влагалище – Джинни забилась, желая продолжения, но он крепко держал её за талию, не давая ей перехватить инициативу, быстро вышел и надавил между ягодицами. Несмотря на обилие смазки, Джинни почувствовала жгучую боль, из глаз полились слёзы, она закричала. Её тело пыталась сопротивляться, но она хотела этого – хотела, чтобы было вот так: грубо, больно, по-настоящему. Чтобы наконец поверить, что всё происходит на самом деле, чтобы потом каждый отдающийся болью шаг напоминал об этой ночи.
- Лисичка, - услышала она нежный шёпот Северуса, резко контрастирующий с его почти жестокими действиями, - мне нужно, чтобы ты сейчас расслабилась. Я догадываюсь, что тебе больно, и ты сама этого хотела. Но не нужно делать тебе больнее, чем это необходимо.
Она кивнула, сжала его ладонь, лежавшую у неё на талии, и подалась назад, глубоко дыша и стараясь расслабить мышцы.
- Вот и умница, - прошептал он ей на ухо, медленно вторгаясь внутрь, отчего жгучая боль стала сильнее – почти невыносимой. – Подожди. Привыкни.
Она снова кивнула, кусая костяшки пальцев. Он опустил руку к её клитору, и опять принялся ласкать его. Джинни почувствовала, что расслабляется, боль перестала быть острой, и она ощутила приятное давление внутри.
- Постой, - вздохнула она, дотянулась до палочки под подушкой и призвала из ящика ночной тумбочки тюбик с аптечной смазкой. – Обворуем моего мужа и его благоверного, - прошептала она. – Добавь это. И… начинай двигаться.
Он поцеловал её в выступающий на шее позвонок и, выйдя из неё почти до конца, выдавил смазку. Снова двинулся внутрь. Она послушно подалась к нему. Теперь боль уменьшилась, и она почувствовала настоящее удовольствие, от того, как его член массировал стенку её влагалища с непривычной стороны. Уловив её встречное движение, Северус крепче обхватил её руками и ногами, сильнее прижал к себе, двигая только бёдрами, ускоряясь. Чувствуя, что близится разрядка, он снова обхватил её одной рукой за грудь, а пальцами другой проник во влагалище. Она простонала, теперь совершенно явно не от боли, а от удовольствия.
- Ты принадлежишь мне, Джиневра, - прошептал он ей на ухо. – Моя, слышишь? Вся, до конца. Никто кроме меня к тебе не прикоснётся больше, я не позволю. А я – я буду владеть тобой целиком. А ты мной. Потому что я люблю тебя и больше никуда никогда не уйду.
Она вскрикнула, забилась в его руках, он сделал два последних резких движения, и они кончили вместе, с хриплыми криками и протяжными стонами.
Несколько минут прошли в полной тишине, затем Джинни развернулась к Северусу, обхватила его ногами, притянула за плечи.
- Да – я люблю тебя, и никуда не отпущу. Да – я твоя, и ты мой. Мой, до кончика твоего длинного носа и… всего остального, - она рассмеялась ему в макушку. – И теперь я действительно смогу заснуть – в чём ты неподражаем, так это в умении заставить меня расслабиться и делать то, что я сама хочу. Но знаешь что? Ты не представляешь, какой ящик Пандоры открыл сегодня. Я ведь захочу…
- Захочешь мне отомстить соответствующим образом? – тихо и хрипло спросил Снейп, уткнувшийся ей носом в ямочку между ключицами.
- Да, ты всё правильно понимаешь, - усмехнулась Джинни.
- Спи уже, - устало простонал Северус, поглаживая её по спине. – Завтра предложу тебе несколько вариантов на выбор.
- Каких ещё вариантов? – сонно поинтересовалась Джинни.
- Ну как же – достижения магической эротологии. Частично-оборотное зелье, например. Догадываешься, в чём именно частичное?
Джинни захихикала.
- А ты на востоке времени даром не терял, - заметила она со вздохом.
- Это были чисто… чисто теоретические исследования, лисичка. Чтобы перевести их в практическую плоскость, мне нужны опыты на добровольцах. Но это завтра, а сейчас давай спать?
- Давай, - согласилась Джинни, счастливо прижимая Северуса к себе. Теперь она была уверена, что это не сон: во-первых, тело в некоторых местах болезненно ныло, и, как она и надеялась, эта боль давала ей ощущение реальности всего произошедшего, во-вторых, про частично-оборотное зелье для эротических приключений она ни от кого никогда не слышала, а выдумать такое сама вряд ли смогла бы даже в очень странном сне. Это была явь, самая настоящая.
Мир не стал идеальным для Джинни после этой ночи. Наутро Лили преподнесла неприятный сюрприз, показывая, как она недовольна сложившимся в семье новым положением дел, и продолжала преподносить их с завидной регулярностью, а на каникулах к ней присоединился Джеймс. Из всех детей Поттеров только Альбус с самого начала вёл себя по отношению к Северусу Снейпу прилично. Это, разумеется, раздражало Джинни и иногда приводило в отчаяние, но даже в пылу жаркой ссоры с детьми, она знала, что не променяла бы это на прежнее мирное состояние. Потому что теперь – чтобы ни происходило на поверхности, и какие бы сиюминутные эмоции её ни обуревали, глубоко внутри она была абсолютно счастлива, чувствуя себя любимой женой необыкновенного человека, единственного, кого она по-настоящему любила, и кто любил её с такой же силой. Она была довольна собой и своей жизнью со всеми её скандалами и неурядицами – счастливая, вздорная и упрямая миссис Джиневра Снейп.
