1886 год

Майкрофт Холмс

Когда я только поступал на службу и постепенно завоёвывал свой скрытый от посторонних глаз, но весомый авторитет, я радовался, что жизнь моя складывается именно так, как я и мечтал: уединение, изредка нарушаемое визитами во дворец или к премьеру, комфорт, один помощник, к которому я привык, без которого я уже не мог обойтись, а не просто мирился с его обществом.

Но в начале осени 1886 года привычное течение моей жизни было нарушено. По просьбе маркиза Солсбери, в тот год вновь занявшего пост премьер-министра и озабоченного нашим влиянием на Тибет и Китай, я стал готовиться к неофициальному визиту одного из тибетских лам в Лондон.

Мне случалось иметь дело с китайцами, и я знал, что в глазах подавляющего большинства моих соотечественников все они на одно лицо, так что я нанял китайца, а потом и второго, и они, в качестве не то телохранителей, не то лакеев, сопровождали меня на протяжении полутора месяцев всюду, где мне приходилось бывать по долгу службы, в том числе на Даунинг-стрит 10, в Адмиралтействе, в палате...

Когда доктор Уотсон впервые увидел Ли и Чу у меня дома, он, казалось, был в полном замешательстве, но вопросов не задавал. Возможно, он обсуждал мой странный выбор домашней прислуги с Шерлоком, но брат не задал мне ни одного вопроса относительно новых помощников, а я, конечно, ничего не рассказывал. В курсе дела, кроме премьера и его заместителя, был только мой доверенный секретарь мистер Грей.

Наконец окружающие привыкли постоянно видеть меня в сопровождении одного из китайцев и перестали обращать на это внимание. В сентябре лама прибыл в Лондон и остановился, как это ни печально, у меня. Печально — потому что мне пришлось сопровождать его на все встречи, делая вид, что всё обстоит наоборот. По вечерам этот достойный человек, совершенно не говорящий по-английски, но почему-то знавший французский язык, не отправлялся, конечно, на третий этаж, как Ли или Чу, а оставался медитировать в гостевой комнате. Присутствие чужого в доме стало, как вскоре выяснилось, далеко не самым трудным для меня испытанием.

После недели визитов к высокопоставленным чиновникам мой гость вдруг изъявил желание побольше встречаться с соотечественниками, а значит, посещать далеко не фешенебельные районы города, включая и доки. Мне пришлось, опять же по просьбе Солсбери, сопровождать ламу, потому что ни о каком другом спутнике он и слышать не хотел. Премьер очень просил меня постараться обеспечить гостю безопасность и комфорт.

Но какой из меня охранник? К тому же лама вообще мало прислушивался к советам. Кончилось тем, что в один из вечеров, выходя из совершенно мерзкого опиумного притона, мой гость получил от пьяного матроса пулю в плечо. Сказать, что я был в панике — значит ничего не сказать. Что делать с китайцем, якобы слугой, у которого в плече застряла пуля? Обратиться в госпиталь? А если возникнут вопросы? И мы поехали к единственному врачу, в дом которого я мог прийти не как пациент — на Бейкер-стрит. Было уже почти десять вечера, но нас, конечно, впустили.

Видимо, Шерлок и Джон уже собирались идти спать, потому что оба были в халатах, и внезапный звонок в дверь скорее навёл их на мысль о позднем клиенте. Мы с ламой так и ввалились в гостиную, причём на ламе сверху было накинуто моё пальто, чтобы скрыть ранение.

— Господи, Майкрофт!

Шерлок очнулся первым и придвинул еле стоявшему на ногах тибетцу кресло.

— Что случилось? — Брат посмотрел на мои туфли. — Где тебя носило, в каких трущобах?

Я рухнул на диван.

— Не спрашивай. Я уже неделю хожу по трущобам. Простите нас, дорогие мои, за столь поздний визит, но это единственный дом, где живёт врач и куда я могу прийти на несколько часов, не вызывая подозрений. Моему спутнику требуется помощь, Джон. И полная секретность.

И двух слов хватило, чтобы доктор бросился наверх за саквояжем.

— Твой подопечный в состоянии выдержать немного бренди? — спросил Шерлок. — Или вера ему не позволяет?

— На моих глазах он за две недели ни разу не пил спиртного, но надо сказать, что и пулю он за две недели получил впервые.

Я перевёл вопрос брата на французский, но монах покачал головой. Он сидел спокойно и ждал возвращения доктора. Казалось, я устал куда больше, чем он. Уотсон бегом спустился в гостиную.

— Наш гость не говорит по-английски, Джон. Только по-китайски и на французском, — предупредил я.

Объяснять, что это не слуга, а очень высокопоставленный человек у себя в стране, я не стал. Джон всё равно относился ко всем пациентам одинаково.

— Образованный, — заметил он и прибавил одну из немногих фраз, которую мог произнести по-французски: — Позвольте, месье.

Он осторожно снял с ламы моё пальто и охнул.

— Боже мой... Переведите кто-нибудь, что я помогу ему раздеться до пояса. Рану нужно осмотреть и обработать. — И тут он взглянул на рукав ламы сзади. Крови там не было. — Чёрт возьми, Майкрофт! Где вас угораздило так вля... попасть в историю?

— Мы выходили из одного... паба.

Пока Джон, судя по выражению лица, пытался представить меня в пабе вдвоём с китайцем, Шерлок перевёл, и мой гость, кивнув, начал невозмутимо раздеваться. Я хотел было помочь, но почувствовал, что самого уже не держат ноги. Шерлок торопливо налил мне бренди.

— Что там, доктор? — спросил я, сделав глоток. — Пуля осталась внутри, как я понимаю? Надо её извлекать?

— Вот именно. Холмс, переведите гостю, что я сделаю ему укол морфина.

Шерлок, пока Джон готовил шприц для инъекции, попытался втолковать раненому, что сила воли и медитация — это, конечно, хорошо, но лучше довериться опытному врачу.

Тибетец после некоторого раздумья кивнул. Уотсон сделал ламе укол, перетянул ему жгутом руку и произвёл надрез. Я вообще не выношу вида крови, а тут меня ещё от усталости начало мутить... Но лама сидел неподвижно, как изваяние Будды.

— Доктор, вам нужна помощь? — спросил я скорее ради приличия.

Джон буркнул что-то вроде «вас самих придётся откачивать».

— Уотсон справится, дорогой, — сказал Шерлок, садясь рядом со мной. — Твой китаец — точно китаец? — прибавил он практически шёпотом.

— Не совсем, — ответил я в тон ему. — Но очень надеюсь, что этого, кроме тебя, никто не заметит. Это один из тибетских лам, Шерлок, ближайший помощник старого панчен-ламы. У нас он инкогнито, под китайским именем, и в конце месяца должен уехать домой целым и невредимым. Мне не хватало только, чтобы узнали, что в Лондоне он получил пулю... боюсь даже предположить, какие это может иметь последствия.

— В конце месяца… Ну швы Уотсон снимет дней через семь. А, может, у ламы найдётся какое-нибудь тибетское средство, чтобы помочь себе выздороветь? — Шерлок тронул меня за плечо. — Бедный мой, тебя заставили побегать.

— Ох, дорогой… Сначала мы бегали, как ты выражаешься, по официальным резиденциям, и я считал, что это ужасно. Но уже больше недели мы бываем в местах, о существовании которых я даже не подозревал. Не поверишь, мой мальчик, в вашей гостиной я чувствую себя будто в раю. Сейчас даже в собственной квартире мне не по себе.

— Ну ещё бы — у тебя же там теперь гость. Сделать тебе чаю?

— Нет, дорогой, бренди — это сейчас то, что мне нужно.

Шерлок посмотрел на ламу, стоически переносящего операцию.

— Видимо, он переживает сейчас необычный опыт. И наверняка это послужит улучшению кармы. Ох, господи, во что ты ввязался? В нашу политику на Тибете?

— У меня нет выбора. Далай-ламе десять лет, Шерлок. Если сейчас мы не предпримем шагов к сближению, нас опередят русские.

Мы шептались, что вообще-то нарушало всяческие приличия, но ламе и доктору было не до того, и я надеялся, что ни один не пытается расслышать, о чём мы говорим.

— Интуиция мне подсказывает, что ты сделаешь всё возможное, но решения всё равно будут принимать другие, — заметил Шерлок. — А у русских, кажется, говорят, что запрягают они медленно, но ездят быстро.

— Я, во всяком случае, постараюсь. Конечно, отсюда вообще мало что можно сделать. Но уж в Тибет я точно не поеду. У меня и без того тут... — извлечённая пуля со стуком упала в лоток, и я вздрогнул, — деятельность бурная, куда более бурная, чем мне хотелось бы. Увы, слишком мало доверенных лиц, дорогой. По-настоящему доверенных, которым можно поручить нечто важное и не сомневаться, что всё будет сделано, как нужно. Вот и приходится... проявлять активность.

Я многозначительно посмотрел на брата. Шерлок мой намек, конечно, понял.

— Ты хочешь послать меня в Тибет? — улыбнулся он. — Уотсон этого не одобрит.

— Боже, нет! Я сам этого не одобрю. Я нервничаю, даже когда ты уезжаешь по делам из Лондона. Тибет, господи... ты ещё спроси, не хочу ли я тебя в Мекку послать! Но у нас и помимо Тибета на континенте много дел. Впрочем, пустое. Это я так, от усталости ворчу. Подумать только, ещё лет пять назад я спокойно сидел в кабинете и помыслить не мог, что буду лично заниматься этими... этими... передвижениями! Налей мне ещё бренди.

— Ты заберёшь ламу домой? Ему бы лучше остаться у нас на ночь. Уотсон за ним присмотрит. — Шерлок протянул мне бокал. — А завтра он сделает перевязку, и мы его привезём.

— Не выйдет, дорогой. Если за нами кто-то следит, то совершенно непонятно, почему я уехал, оставив «слугу» на ночь у вас. Разве что я и сам останусь. Но только, боюсь, места здесь не хватит для двух гостей.

— Так... А у тебя, получается, гостевая занята... Ну что же. Провожу вас незаметно до дома.

— Не переживай, дорогой. Мы доберёмся.

Честно говоря, мне не хотелось даже вставать. В гостиной горел камин, было тепло, и, даже несмотря на манипуляции доктора над рукой ламы, я понемногу успокоился и подумал, что тибетца можно уложить на диване... Впрочем, я не мог допустить, чтобы брат ушёл ночевать с доктором в одну спальню, когда в доме посторонний. Придётся уехать.

— Наш гость миниатюрный, он вполне уляжется на диване, — промолвил Шерлок, словно отвечая на мои мысли. — А ты у меня в спальне. Собственно, буддизм — терпимая религия, так что, учитывая обстоятельства, лама не станет возмущаться или удивляться, если мы с Уотсоном уйдём наверх на ночь.

— Даже не думай!

Дремота с меня тут же слетела. Услышав моё восклицание, Джон на мгновение застыл в бинтом в руке и посмотрел в нашу сторону.

— Шерлок, ты что? — я опять перешёл на шёпот. — Каким бы терпимым он ни был... нет, ни при каких обстоятельствах! Я не знаю, что у этого человека внутри и чего от него можно ждать. Вы с Джоном не будете ночевать в одной комнате. Это исключено!

Я встал и тут же рухнул обратно — голова закружилась.

— Майкрофт, это элементарно, — заговорил вдруг Джон, пожимая плечами и заканчивая перевязку. — Переночуете у меня вдвоём, а я в спальне Холмса. Заодно понаблюдаю за пациентом.

Ну вот, я говорил слишком громко, Джон услышал... а лама? Он на самом деле не знает английского или искусно притворяется?

— С тех пор как мы с братом последний раз ночевали вместе, прошло много лет... и, боюсь, я слишком прибавил вширь. Да и Шерлок уже не ребёнок. Мы просто не поместимся. Но спасибо, Джон.

Впрочем, я тут же вспомнил, как пару лет назад в Бате брат пришёл как-то ко мне в комнату и мы разговаривали так долго, что в результате уснули. Да и вообще, я давно понял: если доктор Уотсон что-то решил, сбить его с мысли невозможно.

— Поместитесь, — проворчал Джон и посмотрел на ламу. — Ну вот... Как вы себя чувствуете? — спросил он машинально по-английски.

— Спасибо, доктор, у вас очень хорошие руки, — внезапно ответил гость на прекрасном английском, повернулся и спокойно посмотрел на меня. — Думаю, нам лучше остаться тут, мистер Холмс. Я слишком утомил вас, но, если вам станет нехорошо, из-за ранения у меня не хватит сил, чтобы вылечить вас.

Уотсон и Шерлок рассмеялись, но постарались сделать это, как бы сказать… поделикатней.

Я еще немного лениво посопротивлялся, а потом поднялся в спальню наверху. Огляделся. Вздохнул про себя. Интересно, горничная у миссис Хадсон очень глупая или очень лояльная? Невооруженным глазом видно, что в комнате два разных человека бывают постоянно — живут, одним словом.

Джон вошёл через пару минут, порылся в комоде, выдал мне самую широкую из имеющихся в наличии рубашек. Я кое-как снял сюртук и сел на постель. Надо было разуться, но было так лень наклоняться, что я неподвижно застыл, мечтая, отчего никто не изобрел туфли, которые слезают с ног сами по себе... Хоть Джон мысли читать и не умеет, эта, видимо, явственно отражалась на моём лице. Я видел, что Джон борется с желанием предложить мне помощь, но он только спросил, как я себя чувствую, пожелал спокойной ночи и ушёл. Минуты не прошло, как дверь снова открылась и вошёл Шерлок.

— Совсем тебя замучили твои тибетцы, — промолвил он, опустился на корточки и разул меня. Я даже возразить не успел. Брат с сомнением посмотрел на рубашку. — Поместишься? Ну давай попробуем.

— Если не помещусь, буду спать так. А что делать? Одеваться обратно и уезжать? — засмеялся я. Рубашка всё-таки налезла. Наверное, доктору она была очень велика.

Шерлок помог мне переодеться, уложил, скинул халат и забрался ко мне под одеяло.

— Уотсон поощряет самую сентиментальную часть моей натуры, — проворчал он в шутку, придвигаясь ко мне поближе.

Я посмотрел на брата. Как странно, у меня вдруг родилось ощущение, что мы поменялись ролями. Сентиментальность... Откровенно говоря, я не раз давал себе зарок не заводить с ним подобных разговоров, но сейчас я слишком расслабился.

— Наверное, хорошо, что доктор так влияет на тебя... — сказал я. — Для меня, во всяком случае, хорошо. Знаешь, когда я был ребёнком, я часто представлял, когда мама укладывала меня спать, как буду заботиться о ней, когда вырасту. Скажи честно, ты тоже думал об этом в детстве?

— О маме? Нет, не успел, видимо, дорасти до таких мыслей. И меня чаще укладывала няня, ты же знаешь. Мама тогда уже болела. Она даже не всегда могла прийти и пожелать мне доброй ночи.

— Да не о маме, — засмеялся я. — Всё-таки, Шерлок, твоя сентиментальность даёт сбои. Может быть, ещё лет... сколько вы уже вместе? Ну вот ещё лет через пять я тебя опять спрошу.

Брат занервничал. Я понимал причину и мысленно попенял себе за то, что опять всколыхнул в нём то чувство мифической вины, которое он так упорно в себе пестовал. Чтобы как-то перевести разговор на другую тему, я сказал:

— Кстати, в спальне Джона очень ощущается твоё присутствие.

— Горничная дедукцией не владеет, — пробурчал он. — А работу ей по приведению моей постели в порядок я регулярно прибавляю. Исправно мну по утрам.

— Хорошо.

Я вспомнил, как Шерлок говорил мне однажды, что рано утром он всегда спускается к себе.

Ощущение, что мы поменялись местами, пропало. Много времени пройдёт, прежде чем он окончательно повзрослеет. Если я вообще дождусь.

— Будем спать? — предложил я, повернувшись на бок. — У меня мало надежды на то, что наш гость завтра решит передохнуть, и с утра мне опять придётся окунаться в эту суматоху.

— Конечно, дорогой. Ты устал.

Мы полежали немного в темноте. Я никак не мог уснуть, да и брат тоже.

— Почему ты нервничаешь? — спросил я.

— Опять сказал что-то не то.

— Это я спросил что-то не то, извини. Я хорошо тебя знаю, даже слишком хорошо. Просто иногда людям хочется услышать даже то, что они и так знают. Кстати, и Джону тоже. Думаю, ему даже в первую очередь.

— Почему ты считаешь, что я чего-то недодаю ему? — Шерлок опять встревожился.

— Я не говорю, что ты чего-то ему недодаешь. Но ты частенько считаешь слова излишними. Можно тебя спросить? Ты действительно не понял мой вопрос или постеснялся ответить?

— Мне просто не по себе от сравнения тебя и мамы. Прости.

Ну да, как я и предполагал. Отец крепко вбил в голову младшего сына мысль о том, что он косвенно виноват в смерти матери, а я за все годы так и не смог избавить Шерлока от этого ощущения. Он постоянно подстраивался под чувство вины, исподволь искал в себе причины ему соответствовать.

— Дорогой, научись уже принимать жизнь такой, какая она есть, и не ждать плохого.

Я попытался повернуться, но в спину вдруг словно вонзили раскалённую кочергу.

— О чёрт... — не выдержал я.

— Чем занимается твой тибетец в доках? Благотворительностью? Завтра останешься у нас под присмотром Уотсона, а я поведу ламу в порт. — Шерлок поправил одеяло. — Ложись, как тебе удобнее.

Ещё бы знать, как удобнее. Придётся спать на боку. Я перевёл дыхание.

— Понятия не имею, чем лама занимается, но Лондона он правда не знает, хотя с английским вот как вышло. Я не вмешиваюсь в эти его дела с соотечественниками, но и отпускать его одного мы не можем. Я лично отвечаю за его безопасность, да и вообще в наших интересах, чтобы с ним всё было в порядке и он остался доволен визитом. Давай спросим его утром. Если он согласится — будет чудесно.

— Будешь лежать и слушаться Уотсона, а я — сопровождать ламу.

Я представил, как завтра Джон за меня примется. Обычно он и так проводил у меня пару часов, а тут я целиком попал в его руки... но надо сказать, что руки у доктора Уотсона и правда умелые, и обычно мне на какое-то время становилось легче, когда он втирал мне в спину мазь — во всяком случае, я мог двигаться. Лежать неподвижно с моим весом долго — ужасно, а о том, что я смогу сесть в ближайшие сутки, не могло быть и речи. Кажется, брат предложил единственный выход... Я уже начал засыпать, когда заметил, что моя голова и правая рука лежат прямо на груди Шерлока. Господи, я же ему так отдавлю плечо, он рукой завтра двигать не сможет. Я, кажется, даже сказал это вслух, и брат мне что-то ответил, но я уснул окончательно, так и не услышав, что он говорит.


***

Утром я проспал завтрак и собирался уже возмутиться, как вдруг в спальню вошёл лама в сопровождении Шерлока и довольно мрачно настроенного Джона.

— Можете убедиться сами, сэр, — сказал доктор.

Видимо, лама не поверил, что я не могу его сопровождать. Он взял меня за запястье (меня чуть не передёрнуло от неожиданности), подержал и, видимо, опираясь на таинственную восточную медицину, убедился, что его не обманывают. Через полчаса они с Шерлоком, соблюдая все предосторожности, покинули дом. Проводив их, Джон, с самым кровожадным видом, держа в руке баночку с мазью, вошёл ко мне. Я приготовился получить нагоняй…

— Я пытался отговорить ламу от походов, но он упёрся, как гималайский як, — усмехнулся доктор. — Кстати, он шокировал миссис Хадсон, когда попросил на завтрак рис с овощами. Но вас бы самого не помешало посадить на такую диету и только соусы менять. Давайте-ка повернём вас на живот, займёмся вашей спиной.

Джон помог мне повернуться и задрал рубашку. Он начал растирать мне спину. Я в который раз подумал, как удивительно, что манипуляции Джона совершенно не вызывали у меня никаких отрицательных эмоций, между тем меня только что передернуло, когда тибетский монах всего лишь дотронулся до моего запястья.

— За что меня на рис... ой... не надо! А, знаю! Это за то, что привёл вам пациента на ночь глядя, да ещё из спальни выселил... да? Ой! Я больше не буду!

— Нет, не за это. За избыточный вес. Вы сами убедились, что он вам вредит. Пробыли на ногах — сколько? Две недели? И вот результат: прихватило спину. Хотя я не исключаю, что вы застудились в доках.

— Джон... ой... мой образ жизни в скором времени несколько изменится. Скорее всего... придётся больше... двигаться, так сказать. Ездить чаще, встречаться с людьми... ай! Не как вам с Шерлоком, конечно, но всё-таки. Думаете, вот это будет повторяться чаще? Что же делать? Простудиться я мог позавчера, когда ждал... там очень дуло... о боже!

Доктор совершенно не обращал внимания на мои муки. Я никогда не спрашивал, где он научился делать массаж, но такие навыки не входят в подготовку студентов-медиков. Мысль, что всё это исключительно ради меня, чрезвычайно грела душу, но и немного смущала.

— Движение пойдёт вам на пользу, — безжалостным тоном сказал Джон.

Закончив, он подождал немного, пока я приду в себя, помог мне повернуться, и — о чудо! — я даже сел. Мне торопливо подсунули под спину пару подушек.

— И в чём же польза, друг мой? Похудею, стану красивым, и в меня начнут влюбляться женщины? — усмехнулся я, но посмотрел на доктора с благодарностью: — Спасибо, теперь у моей спины есть час передышки. Вы уж извините за вчерашнее вторжение, но я просто растерялся и не знал, что делать.

— Вы поступили совершенно правильно, и незачем извиняться, Майкрофт. Я принесу вам завтрак. К сожалению, не рис.

Я с облегчением убедился, что завтрак вполне обычный, но Джон принёс еды только на мою долю. Неужели он успел поесть в такую рань?

— Теперь я буду ещё больше волноваться, что брат бывает в трущобах, — признался я. — Вы не представляете, Джон, какой ужас там творится! И такие омерзительные типы в этих курильнях...

— Представляю, — спокойно ответил доктор. — Я всё это видел. Зато мы несём блага цивилизации отсталым народам, — не удержался он от сарказма.

— Тибе... китайцы вовсе не отсталый народ, — машинально сказал я, поправился, да поздно. — А, ладно... Вы ведь понимаете, что наш гость, вполне вероятно, куда ученее большинства не только своих, но и наших с вами соотечественников. Но считает нужным пообщаться тут... с резидентами, видимо. Он не пытался от меня сбежать, поэтому я пошёл ему навстречу и не вмешивался. Увы, та часть города для меня какие-то дебри… Я уверен, что нашему гостю можно доверять, Джон. В этом смысле — уверен… Вы не спросили, когда примерно они вернутся?

От волнения я принялся слишком много болтать и невольно выдал пару секретов. Доктор понимающе улыбнулся.

— Я уже привык, что Шерлок ходит туда один. Это не значит, что я не волнуюсь. Но думаю, что наш гость в этот раз будет осторожнее. Да и Шерлок за ним присмотрит и адреса запомнит. Он знает Лондон как свои пять пальцев.

— Очень надеюсь, что оба будут осторожны. А вообще, конечно, такие задворки жизни — не место для джентльмена... Я иногда думаю, где искать людей, хорошо знающих этот слой общества, но в то же время тех, кому можно было бы доверять... Но, думаю, наш Шерлок — единственный, как и во всем остальном.

— У Шерлока достаточно таких людей, и это не только его мальчишки с улиц, — заметил доктор. — Грузчики, разносчики, проститутки, — принялся перечислять он, следя за моей реакцией.

— Да, у меня таких знакомых нет, и взять их, в общем-то, негде... слава богу.

Спина опять заныла, пришлось лечь. Джон несколько раз спускался вниз, но большую часть утра провёл в своей спальне, которую я оккупировал. Сразу после ланча он принёс свежие газеты, а заодно мои собственные халат и рубашку. Берта получила его записку и прислала нужные вещи. Значит, мой добрый доктор решил, что я вряд ли сегодня покину стены его спальни. Халат пришёлся кстати, надеть костюм и сесть в кресло я не мог никак. Про себя я решил, что, как только Шерлок с ламой вернутся, я постараюсь одеться, и мы уедем — пользоваться гостеприимством нужно в меру, особенно когда занимаешь чужую спальню.

Я развернул газету... и обомлел. Среди прочих сообщений о происшествиях красовалась заметка: «Вчера в девять часов вечера в одном из городских переулков произошла стычка между тремя китайцами. В ней случайно пострадал и джентльмен, прогуливающийся неподалеку со своим слугой. Было совершено несколько выстрелов, два из которых попали в цель, один китаец убит, второй ранен в ногу. По словам очевидцев, джентльмен, оказавшийся невольным свидетелем, также пострадал в перестрелке. Установить его имя не удалось, он быстро покинул место происшествия, не дождавшись полиции».

— Джон! — крикнул я, надеясь, что он внизу меня услышит.

Услышал и прибежал, но я успел уловить, что ритм стучащих по ступенькам каблуков не был ровным.

— Что? Вам плохо?! — воскликнул доктор.

Я протянул ему газету. Тот пробормотал себе под нос что-то вроде: «А чего я ждал? Братья!»

Прочитав заметку, он пожал плечами.

— И что страшного? Вас же никто не опознал.

— Нет-нет, я вот думаю: мы можем всех обмануть. Если полиция вдруг проявит сообразительность, они ведь могут найти кэбмена, верно?

Доктор кивнул.

— Вот я и прикинусь раненым, а про слугу-китайца тогда никто и не вспомнит.

— Если необходимо, я вас даже забинтую.

Судя по выражению лица доктора, он бы меня с удовольствием забинтовал как мумию.

— Вы сердитесь?

— Да бог с вами.

— Джон, мне очень неловко, но я вынужден попросить вас телеграфировать моему секретарю от моего имени, чтобы он приехал сюда. Всего на несколько минут, но я должен послать с ним записку на Даунинг-стрит.

— Вы расскажете о своих планах мистеру Грею?

— Разумеется. Он всегда в курсе моих дел.

Осуществив задуманное, мы стали ждать возвращения Шерлока и ламы. По моим расчётам, они могли приехать как после чая, так и после ужина. Когда стрелки приблизились к десяти часам, я начал нервничать. Еще через час я был уже близок к панике, и, хотя внешне она не очень проявлялась, доктор, конечно, моё состояние заметил. Сам он вёл себя точно так же: в мыслях наверняка места себе не находил, но старался этого не показывать.

— Не волнуйтесь так, — пытался он меня успокоить, — у Шерлока есть на всякий случай пара съёмных комнат в тех районах. Есть где укрыться в случае чего и изменить внешность.

— До них бы ещё добраться невредимыми. Первый раз рад, что не живу с братом. Я понимаю, что он не впервые возвращается поздно из таких странствий... но лучше не знать об этом. Ох, простите Джон.

— Да полно вам.

— Шерлок говорил мне как-то, что старается не брать вас с собой в совсем уж опасные места. Но я не представляю, как вы это выдерживаете. Даже я, при всей своей ненависти к передвижениям, предпочёл бы находиться сейчас там, с ними. Господи, он ведь вместо меня туда пошёл! А вдруг что-то случилось?

— Не думаю.

Словно в ответ на слова Джона внизу раздался стук в дверь. Правда, я не только не обрадовался, а, напротив, занервничал: Шерлок бы просто отпер дверь ключом. Оказалось, что это один из мальчишек с запиской. Джон даже притащил чумазого посыльного наверх, словно в доказательство, что тот лично видел Шерлока.

— «Не волнуйтесь, задерживаемся. Скажите миссис Хадсон, чтобы накормила Томми и уложила спать на кухне и не отправляла его на улицу», — прочитал Джон записку и сунул мальчишке шиллинг: — Молодец. Ты можешь сказать, где сейчас мистер Холмс?

Томми назвал адрес, который ровным счётом ничего мне не говорил, но доктор, отправив мальчишку вниз, уверил, что там находится пусть и сомнительный, но довольно безопасный трактир, а район как раз примыкает к тому, где живут китайцы.

— Всё-таки вы удивительно терпеливый человек, Джон.

— Я привык, с ним иначе нельзя, — сказал доктор, садясь на стул рядом с кроватью. — Но вообще Шерлок на редкость везучий — или всё-таки осторожный, хотя иногда и кажется, что он лезет на рожон.

— Он вчера сказал, что вы подогреваете сентиментальные стороны его натуры. В моём представлении, это был явный комплимент. Правда, он тут же испугался и увёл разговор в сторону. Но вы действительно на него хорошо влияете, друг мой. Он стал куда менее закрытым за эти годы. Я от этого точно выиграл.

— Влияю? — Джон пожал плечами. — Может, он просто получил, что ему было нужно, вот и всё. Оставим чувства в стороне — я имею в виду, что ничего особенно не говорю ему и не делаю, чтобы он как-то изменился.

— Долгое время он считал, что никто не будет любить его, кроме меня. И вдруг появились вы, совсем не такой, не похожий на меня совершенно. Что уж греха таить, я потакаю Шерлоку, практически никогда не мог ни в чём отказать ему. А вы умеете быть очень упрямым, и в то же время вы его любите, и это настолько неоспоримо, что даже он не сомневается в этом. Ему очень повезло. И хватит уже мучить стул, ложитесь, это же ваша кровать. Ложитесь, иначе я встану, и вам придётся тащить меня в гостиную на себе.

Доктор для приличия немного помялся, но потом скинул туфли и пристроился рядом.

— Почему он вдруг решил держать дистанцию? — спросил он, потирая больное бедро и думая, что я не замечаю.

— Думаю, считал это признаком взрослости в какой-то мере. В детстве он был не то чтоб очень ласковым, но... как бы сказать... очень непосредственным. Он всегда радовался моему приезду, и домой на каникулы, и в школу к нему... я ведь ездил к нему в школу каждые две недели, и он никогда не прятал чувства. Но потом повзрослел, и это совпало с нашим отъездом из дома, ссорой с отцом... думаю, он решил, что излишняя эмоциональность взрослому человеку не к лицу. Да и... в какой-то мере он боролся со своей зависимостью от меня. Он вряд ли задумывался, как я себя при этом чувствую. Я смирился, и он принял это как должное.

— Не думаю, что зависимость от кого-то — это хорошо. И не думаю, что зависимость идёт на пользу любви и сердечным узам. А если вы боялись перестать быть ему нужным, то напрасно.

— Перестать быть нужным — нет, не боялся. Я ему и сейчас нужен, и всегда буду нужен. Как и он мне. А как может быть иначе? А зависимость... ну кто знает, хорошо или нет? Дети, например, зависят от родителей, но постепенно — у кого раньше, у кого позже — зависимость сходит на нет. Иначе как детям выжить, когда родители покидают этот мир... И от людей, которых любим, мы тоже зависимы. Иные полностью.

Джон нахмурился.

— Слово «зависимость» для меня уже давно перешло в разряд запретных, как вы понимаете. Мне больше по душе «нуждаться в ком-то».

— Наверное, вы правы... а с другой стороны, как понять, отчего люди нуждаются друг в друге? Что-то в этом есть... меркантильное. Бывает ведь, что людям друг от друга вовсе не нужно ничего, ну вот как вам от меня. А всё равно некая зависимость — ну или как хотите называйте —возникает, разве нет?

— Нужда бывает не только меркантильная. Нужда в любви и заботе — все её чувствуют, согласитесь.

Джон говорил, а я будто сам чувствовал, как ноет у него нога.

— Надо опять ехать на термальные источники, друг мой, или всё-таки придётся ложиться под нож? — спросил я.

Доктор тронул меня за плечо.

— Не переживайте. Под нож пока что рано — просто набегался по лестнице, полежу — и всё пройдёт.

— Вы хромаете сильнее, когда волнуетесь, — заметил я. — Но последнее время чаще. Не только сегодня. Что-то не так?
Джон тяжело вздохнул:

— Шерлок нет-нет да сделает укол. Не систематически, конечно, но иногда. Он уходит обычно к себе в комнату... как будто потом я не вижу следов на его руках.

Прозвучало это совсем безнадёжно. Я бы обнял Джона, позволь мне спина хотя бы повернуться... Я нащупал его руку и сжал пальцы.

— А вы всё ещё соблюдаете старый уговор и не произносите ни слова по этому поводу? Нет-нет, Джон, милый, я вас не осуждаю, не дай бог, просто спрашиваю.

Доктор кивнул, не глядя на меня. Нелепый, глупый этот их давнишний уговор! И вмешаться нельзя — как тут вмешаешься? Им бы самим разобраться. Единственное, что я мог бы сделать, это отослать Шерлока на время, попросив его помощи где-то на континенте, в той же Франции, к примеру. Там вот-вот начнутся дела, требующие нашего участия. Вряд ли это оттолкнёт брата от приёма кокаина, но вот кризис, назревающий между ним и Джоном, возможно, поможет предотвратить... А кризис назревал, я это видел и, как ни странно, сильнее сочувствовал Джону, чем брату.

— Наверное, я неправильно веду себя, — сказал я. — Я-то не связан никаким уговором, мне бы собраться с духом и высказать своё мнение по поводу его ужасной привычки. Вы простите меня, дорогой, я молчу не из малодушия, поверьте. Но он очень осторожен со мной. Я вот только от вас услышал, что он вернулся к старому. Не знаю, как начать разговор, не выдав вас.

— Иногда действие кокаина можно заметить, — ответил Уотсон. — Когда Шерлок не в меру оживлён, без причины. Ещё реакция зрачков. Пока что системы у Шерлока нет, слава богу. Даже я не могу понять, что может его вновь вынудить сделать укол.

— Вероятно, в таком состоянии он избегает встречаться со мной. Но я не верю, что системы нет. На Шерлока это не похоже. Если бы вы давали мне знать, что происходит, мы бы разобрались. Знаете, вчера он косвенным образом вновь дал мне понять, что винит себя за смерть матери. Я боюсь, что он так привык жить с чувством мифической вины, что пытается найти какой-то повод упрекать себя за реальный проступок. Иначе он чувствует себя неуверенно.

Уотсон нахмурился.

— Чувство вины… Да. Вы ведь читали в газетах о деле Клифа?

— Читал, но не думал, что Шерлок как-то был связан с ним.

— А он вам не говорил?

Дело Клифа газеты, конечно, освещали, журналисты подняли шумиху. Ещё бы, не каждый день похищают ребёнка фабриканта с целью выкупа. Преступника всё-таки поймали, но вот ребёнка нашли мёртвым. Судебный процесс вышел громким, под стенами тюрьмы даже устраивались демонстрации с требованием поскорее повесить злодея. Его чуть не линчевали прямо перед зданием суда.

— Получается, это Шерлок раскрыл дело? — спросил я.

— Да, и как всегда предпочёл, чтобы его имя в газетах не упоминалось. Вот после того, как мальчика нашли, он вновь и сделал себе укол.

— Господи, да за что там было себя винить, помилуйте? Насколько я помню, похититель убил ребёнка сразу, как только Клиф обратился в полицию. Если уж кому и винить себя, так отцу мальчика. Он не внял предупреждению. Он ведь не обращался к Шерлоку?

Джон покачал головой.

— Нет, это полиция пришла к нам за помощью. Если бы в газетах что-то появилось раньше, Шерлок бы не стал дожидаться. Он бы сам настоял на участии. Но поначалу расследование вёл Джонсон — удивительно неприятный и тупой тип. Потом дело передали Лестрейду, и тот сразу примчался к нам.

— Шерлок должен понимать, что его вины тут нет. Даже при его умении винить себя всегда и во всём, тут — не в чем. Может быть, Джон, он просто, ну, как бы сказать... слишком проникся ощущениями этого несчастного ребёнка, пока искал его? Когда-то в юности он, объясняя мне свои методы, сказал, что ставит себя на место преступника. Я в шутку спросил, не боится ли он, что это отразится на его личности? Он сказал: «О нет, потому что я частенько ставлю себя и на место жертвы». Может быть, причины где-то здесь... Во всяком случае, Шерлок дело раскрыл и правосудие в результате восторжествовало, так что ему не надо было так сильно сокрушаться.

— Да он сорвался, Майкрофт! — не выдержал Джон. — Он чуть не убил этого Брауна! Буквально, Майкрофт! Мы с Лестрейдом еле оттащили его. Я никогда не видел Шерлока в таком гневе. Если бы не моё потрясение, боюсь, что это меня бы потом судили за убийство. У меня в кармане револьвер лежал.

— А когда Шерлок… вот так?..

— Когда Браун признался, что мальчик уже мёртв. А когда тело выкопали… — лицо Джона вдруг исказилось, и он беспомощно махнул рукой.

Не обращая внимания на боль в спине, я прижал его к себе. Но когда мой взгляд поверх его плеча машинально упал на часы, я похолодел.

— Господи, да где же они? Уже за полночь!

К часу ночи я дошёл до такого состояния, что можно было посылать за каретой из Бедлама. Джон пытался как-то меня отвлечь, напоминал о комнатах, которые имелись у Шерлока на всякий непредвиденный случай. Но я чувствовал, что доктор и сам внутренне натянут, как струна. Да Шерлок молиться на него должен, паршивец такой!

В конце концов я не выдержал и потребовал, чтобы Джон сделал мне укол морфия. Я собирался ехать на поиски. Но в ответ услышал такое рявканье, что невольно вжался в подушку.

— Вот я вам сейчас снотворное вколю! Ещё чего выдумали! Морфий ему подавай!

Единственное, на что согласился доктор — это помочь мне одеться и спуститься с гостиную. У нас это заняло довольно много времени, и когда я очутился внизу, то мог разве что до дивана доковылять. А вот встать с него я уже вряд ли бы смог. Джон помог мне лечь и укрыл пледом, а сам занял наблюдательный пост у окна. Часы пробили два, прошло ещё минут пять, и доктор вдруг резко обернулся и прислушался.

— Замок чёрного хода, — пробормотал он. — Это они!

Он подбежал к двери в гостиную и распахнул её.

Когда наконец на лестнице послышался голос Шерлока, я почувствовал себя буквально на последнем вздохе. Вот они сейчас войдут — и мои силы кончатся, я просто умру в ту же минуту. Надо только дождаться и увидеть, что брат жив и здоров.

Шерлок совершенно не выглядел уставшим. Он вбежал в комнату, на ходу ободряюще сжав руку доктора, и поспешил ко мне.

— Лежи, лежи. Видишь, всё в порядке. Мы просто шли пешком.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб.

— И гость наш чем-то там подлечился у соотечественников, — слышал я словно сквозь туман. — Кстати, лама Чоэпэл намерен всерьёз заняться твоей спиной.

— Чёрт бы её побрал, эту спину. Она не заслуживает того, чтобы её лечили.

Мне было неловко перед доктором за панику, но только его присутствие помогало мне не сойти с ума за эти несколько часов. У меня так тряслись руки, что я не рискнул поднять их, чтобы хотя бы обнять брата.

— Вот и доктор пожалел на меня дозу морфия тратить, — решил я перевести всё в шутку. — И ты читал сегодня газеты? Оказывается, это я ранен.

— Милый, там, где мы были, таких газет не продают. — Он наклонился, обнял меня сам и поцеловал ещё раз. Ради этого стоило и промучиться до двух ночи. — А иголки тебе обеспечены, — шепнул брат мне на ухо.

Он чуть отодвинулся, и я увидел, что Джон о чём-то шёпотом спорит в ламой, а потом повернулся к Шерлоку и спросил:

— Холмс, это правда, что нашему гостю сделали перевязку? Потому что он не даёт мне себя осмотреть. Намерен прямо сейчас исколоть Майкрофта. Мне, конечно, очень интересно увидеть искусство акупунктуры воочию, и всё же.
— Правда, и перевязку делали, и примочки, и внутрь он какой-то настой принимал.

— Надеюсь, там умеют хранить секреты, — проворчал я и в нескольких словах пересказал брату газетную статью. — Было бы неплохо, если бы твои друзья-полицейские не нашли меня, но если найдут — пусть у них создастся впечатление, что я ранен, а ты с одним из моих слуг осматривал место происшествия... это, конечно, при условии, что вас там кто-то видел и мог узнать.

Я пытался сделать вид, что не расслышал слов брата про лечение, но невольно поёжился. Одна мысль о том, что, пусть даже из самых лучших побуждений, меня сейчас начнут трогать, придётся раздеваться при госте и всё такое прочее... как назло, мне никак не приходило в голову ничего, что могло бы послужить причиной для отказа. Шерлок всё ещё сидел перед диваном на корточках и держал меня за руку. Может, он что-нибудь придумает?

Лама меж тем открыл деревянный ящичек, где лежали золотые и серебряные иглы и стоял пузырёк с каким-то средством. Он попросил у Джона ваты, после чего, поклонившись, обратился ко мне с витиеватой речью, призывая проявить мужество. Но мужество состояло, по его словам, не в том, чтобы терпеть боль и не лечиться, а в том, чтобы перебороть свои страхи. Он что-то говорил про карму, про потоки энергии, но если перевести его речь на доступный язык, от меня требовалось раздеться до пояса и лечь на жёсткую поверхность.

Лама явно чувствовал мою панику, но, конечно, не мог знать, что дело не в боязни игл, и не мог же я сказать ему, что от одной мысли о его прикосновениях меня бросает в дрожь?

— Уважаемый лама, — обратился я к гостю, — может быть, не стоит затруднять вас? Если уж необходимо тыкать в меня иголками, пусть доктор Уотсон сделает это.

— Искусству врачевания учатся годами, сэр. Но я могу показать доктору, как лучше делать вам массаж, на какие точки следует нажимать.

Общими усилиями Шерлок с Джоном отконвоировали меня в спальню, помогли раздеться и уложили на кровать лицом вниз, прикрыв одеялом. Ламе оставили лицезреть более чем обширную спину и поясницу.

Он пришёл со своим сундучком и зажёг курения. Я лежал и ждал, что будет. Шерлок с сочувственной миной сидел рядом. Джон был где-то сзади: видимо, и правда решил перенять опыт. Я сосредоточился только на том, чтобы не дергаться от отвращения. Про боль в спине я уже вообще не думал.

— Утром я щупал ваш пульс, мистер Холмс, — сказал лама, — и заметил, как вы вздрогнули. Вы не любите чужие прикосновений, я это понял. Но вчера вы притащили меня под этот гостеприимный кров чуть ли не на себе, не испытывая ничего, кроме беспокойства за мою жизнь. Сейчас тоже стоит подумать о деле, о том, чтобы поскорее встать на ноги и вернуться к работе.

Он смочил чем-то ватку и помассировал точку на моей пояснице, а потом я ощутил внезапный укол. Но боль моментально стихла. Мне показалось, что меня укусил какой-то особенно крупный комар.

— Вы были ранены, лама, это совсем другое дело.

Впрочем, мысль, высказанная тибетцем, меня удивила. Я действительно ничего такого вчера не почувствовал. Да и сейчас испытывал скорее неловкость от того, что лама понял мой секрет, чем обычную в таких случаях панику.

— Вы удовлетворены сегодняшним днем, уважаемый лама?

— Более чем удовлетворён, узнал много нового и интересного, — ответил монах, невозмутимо вонзая мне в спину ещё одну иглу. — Обратите внимание на эту точку, доктор. Её следует массировать особо, слегка надавливая.

— Ты будешь лечиться, а я буду сопровождать ламу, — сказал Шерлок, поглаживая меня по плечу. — Не забудь, ты ведь ранен по официальной версии.

— Да ему ещё восемь дней тут... я за восемь дней из Джона сделаю неврастеника. Я его сегодня совсем замучил, дорогой. Я не представляю, как он справляется с этим. Знаешь, ты неправ, когда не берёшь его с собой, мой мальчик. Ждать тебя — это ужасно. Не качай головой, представь себя на его месте. Он где-то ходит, подвергает себя опасности, а ты сидишь и просто ждёшь: вернётся — не вернётся... Я за один вечер чуть не сошёл с ума, а сколько таких вечеров у него? И не говори мне, что он привык. К такому невозможно привыкнуть.

— Майкрофт, лежите тихо, — попросил Джон.

Я только хотел ответить, как вдруг услышал голос ламы. О боже, санскрит!

— Ваш брат очень разумный человек, господин. Я готов доверять ему как вам. Но сейчас нам нужно поговорить наедине, прошу вас, отошлите ваших родных на время. Пусть вернутся сюда через сорок пять минут.

Шерлок нахмурился, напряжённо выискивая знакомые слова. Реакции Джона я не видел, но когда при тебе начинают говорить на совершенно чужом языке — это явно какой-то секрет. Не знаю, почему лама не попросил их выйти сам, может быть, считал, что меня это заденет? Всё-таки представления о вежливости у всех народов разные. Правда, я заметил, что при докторе лама слишком старательно говорил по-английски, а судя по построению фраз и скорости речи, он действительно предпочёл бы французский.

— Шерлок, доктор, нам надо обсудить некоторые рабочие моменты. Вы не будете возражать, если вам придётся следующие сорок пять минут провести внизу без нас?

Когда мы остались одни, лама перешёл на французский. Мы обсудили планы на ближайшую неделю. Получалось, что следующие пять дней будут посвящены блужданиям, похожим на сегодняшние, и два последних дня мы с ним совершим светские визиты, как в первую неделю. Лама согласился с моим планом неразглашения истинного положения дел, мы договорились о деталях.

— Очень вовремя у вас заболела спина, — невозмутимо заявил тибетец. — И ваш брат устраивает меня в качестве спутника. Он, правда, чересчур любопытен, но это компенсируется тактичностью, и если вы ручаетесь за него, я готов ему доверять. Очевидно, он хочет помогать лично вам, а не вашим хозяевам, и уж тем более не мне, но это меня устраивает больше, чем если бы он вдруг стал уверять меня в своём патриотизме или любви к моей стране. Единственное, о чём я хочу попросить: давайте вернёмся в ваш дом. Учитывая легенду — вместе с врачом и вашим братом.

Увидев мой протестующий жест, насколько тот был возможен в моём положении, лама добавил:

— Вы действительно больны, и хоть завтра вы уже сможете вставать, наши процедуры лучше продолжать всю неделю, чтобы эффекта хватило надолго. Что касается комнат для ночлега, то пусть вас это не беспокоит, я могу ночевать этажом выше.

— Об этом не может быть и речи! — возмутился я. — За кого вы меня принимаете?

— Не вижу в этом ничего особенного, мне приходилось неоднократно спать и в горах на снегу. Впрочем, если вас так шокирует моё предложение, я готов ночевать в вашем кабинете. Словом, как угодно вам, но в вашем доме, прошу вас. Я не хотел бы, чтобы кто-то узнал, что я не живу там, где собирался.

Что ж, это было разумно. За моим домом, видимо, наблюдали соотечественники моего гостя. Мы договорились, что завтра к вечеру переедем домой.

Через пятнадцать минут после того, как лама спустился вниз, в спальню вошёл Шерлок.

— Как ты себя чувствуешь?

— Странно. Я могу даже встать, хотя нет никакого смысла и желания вставать в четыре утра. У меня ничего не болит, но я словно выжат досуха. Не могу даже осознать, почему именно.

— Вероятнее всего, это действие иглоукалывания. — Шерлок прилёг рядом. — Что у ламы за секреты?

Я пересказал наш разговор, недоумевая, почему брат и доктор не должны были его слышать.

— Хорошо, — кивнул Шерлок. — Можешь располагать мною. И Уотсоном тоже. Он не откажет, я уверен. А ведь я ничего не говорил ламе о том, что хочу помогать тебе. Он очень проницателен.

Вот оно что. Лама решил проявить деликатность.

— Видимо, он замечает, как мы относимся друг к другу. Но он и проницателен, конечно... Шерлок, он один из самых высокопоставленных людей в своей стране, учитывая, что оба старших ламы ещё дети... Однако учти: не все его соотечественники, которых вы будете навещать, знают об этом. Шерлок... ты завтра... вы сможете ночевать в гостевой комнате. Но сегодня останься со мной, пожалуйста, хорошо?

— Конечно. Я затем и пришёл. Постарайся уснуть, дорогой. — Он поцеловал меня в щёку и сказал фразу, которую я давно от него не слышал: — Я люблю тебя.

На следующий день мы с Джоном перебрались в мою квартиру, пока Шерлок с ламой рыскали по трущобам. Слава богу, они теперь возвращались домой в разумное время, мы даже успевали поужинать как полагается. Благодаря ламе застольные беседы выходили чрезвычайно занимательными. Он рассказывал о своей стране, о буддизме, о тибетских обычаях. Однажды он выразил восхищение актёрскими способностями Шерлока, из чего я сделал вывод, что брат сначала гримировался в одной из своих конспиративных комнат и только под чужой личиной выходил с ламой на улицы Ист-Энда.

Выждав после ужина некоторое время, уважаемый Чоэпэл опять принимался превращать меня в подушечку для булавок. Лама сдержал слово и обучил Джона некоторым тайнам массажа, так что кроме иглоукалывания они надо мной измывались в четыре руки. Но, должен признать, за кратчайшее время лама достиг в моём лечении таких успехов, что на ближайшем светском приёме, где мы с ним оказались, мне пришлось напоминать себе о мнимом ранении, пытаться не шевелить рукой на перевязи, делать страдальческое лицо и терпеливо принимать выражения сочувствия.

Я ни разу не заметил в брате ни малейшего намёка на употребление кокаина. Ещё бы, ведь он работал. Меня посетила надежда, что он не возьмётся за старое. Джон тоже не жаловался, хотя я неоднократно спрашивал его, всё ли в порядке. Прошло две недели с отъезда ламы, когда в наш уединённый мирок неожиданно вторгся человек, которого я хотя и вспоминаю с сожалением и благодарностью, но лучше бы ему было оставаться только на страницах рассказов Джона.