Парижская Опера. Карлотта выходит на сцену начинает петь,
вдруг раздается громкое "КВА!". Карлотта в ужасе, зрители
тоже. Карлотта пытается исправить положение, снова
открывается рот.. и снова "КВА!". И тут из-за кулис
вылетает Невилл Лонгботтом: "Тревор, я тебя наконец-то
нашел!"
– Да что же это такое! – сердито проворчал Бел и, развернувшись, от всей души ударил ногой по запертым воротам. – Стоит только выйти за порог, как уже норовят выставить вон! – он отошел на пару шагов и, задрав голову к надвратной башне, закричал: – А ну открыть, бездельники!
В оконном проеме показалось незнакомое бородатое лицо и раздался знакомый голос:
– Господин Бел вернулся!
– Стэнли? – недоверчиво уточнил Бел.
– Он самый, ваша милость! – расплылся в довольной улыбке бородач. – Сейчас ворота откроем, ваша милость!
Во дворе было полно народа. Стоило Белу оказаться внутри, как гомон стих, все повернулись к нему, а затем, по мере того, как он, недоумевая, шел к замку, кланялись, почтительно и, как показалось Белу, благоговейно. Торжественность момента нарушила выбежавшая из дверей невысокая ладная девушка. Подобрав подол, она побежала навстречу, одновременно смеясь и плача.
– Я знала! – счастливо всхлипывала она. – Я знала, что все так и получится! – Девушка буквально повисла на шее Бела и зарыдала, уткнувшись лицом в его грудь. – Никто уже не верил, а я знала что все будет хорошо!
– Флосси, не надо плакать, – погладил ее по растрепанным волосам Бел. – Ты же сама говоришь, что все уже хорошо.
– Пойдемте скорее, – встрепенулась Флосси. – Там же, а я тут…
Она схватила Бела за руку и потащила к дверям.
В главном зале тоже было людно, и повторилось все то, что было во дворе: Белу кланялись, молча и торжественно, а Флосси все тянула его за собой. Бел оглядывал зал, удивляясь и недоумевая, пока не встретился глазами с высоким широкоплечим человеком, стоящим около стола. Человека он видел впервые, но в эти глаза смотрел каждый день.
– Брендон, – умоляюще произнес он, – скажи хоть ты, что здесь… Ты что?! – воскликнул Бел, когда Брендон молча преклонил перед ним колено и почтительно склонил голову.
– Чествую спасителя замка Эйнсли, – чуть подняв голову, улыбнулся тот, и сердце Бела рухнуло куда-то вниз.
Он молча открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни слова, пока Флосси не сунула ему в руку кубок с водой. Бел с благодарностью ей кивнул, осушил кубок и, оглядев зал слегка безумным взглядом, тихо попросил Брендона:
– Объясни мне, пожалуйста.
Для объяснений Брендон выбрал галерею на третьем этаже.
– Это мое любимое место, – опершись на парапет и глядя вниз, произнес он. – С детства любил.
Бел попытался перестать таращиться на него, но, как ни пытался, взгляд постоянно возвращался обратно, с каждым разом подмечая все новые и новые черты стоящего рядом мужчины. Ростом примерно на полголовы выше Бела и шире в плечах. Темные волосы, крупными локонами разметавшиеся по плечам. Родинка рядом с ухом, видная лишь тогда, когда Брендон откидывал волосы назад или заправлял их привычным жестом за ухо. Темные глаза с едва заметными лучинками морщинок вокруг, какие бывают у тех, кто привык пристально вглядываться вдаль или же весело улыбаться. Губы…
Бел в очередной раз отвел взгляд и попытался сосредоточиться на том, что говорит ему Брендон.
– На замок, на всех его обитателей было наложено проклятие. Я стал чудовищем, как уверяла эта ведьма, мой внешний облик стал полностью соответствовать тому, что внутри, – Брендон искоса взглянул на Бела и широко улыбнулся. – Хотя я лично сомневаюсь, что внутри у меня шерсть и когти.
– Ага, – невпопад пробормотал Бел, поймав себя на том, что снова уставился на губы Брендона.
Такие выразительные, такие манящие.
– Бел, ты хоть что-нибудь услышал? – Брендон несильно щелкнул его по носу, и Бел очнулся.
– Конечно, – с обидой сказал он. – У тебя внутри шерсть и когти.
Брендон тихо фыркнул, выпрямляясь, шагнул к Белу и прижал его к стене.
– Я так боялся, что ты уехал, – пробормотал он, гладя Бела по щеке. – Даже когда заклятье спало, и я снова стал собой…
– Я бы не смог, – выдохнул Бел. – Я… Я же твой управитель.
– И только поэтому ты вернулся? – наклоняясь к его уху, прошептал Брендон.
Бел уцепился за него и помотал головой.
– Я так и думал, – прошептал Брендон, скользнув губами по щеке Бела.
– Ваша милость, а если кто придет пыль выметать? – раздался укоризненный голос Эюзби. – Ладно я, старый человек, и не такое видел…
– Эюзби, – повернув голову в его сторону, рыкнул Брендон – Неужели так сложно отвернуться и пройти мимо?
– Я-то пройду, а вот господин Бел застудится, – проворчал Эюзби. – Или вас, например, продует. Шкуры-то уже нет.
– Иногда мне хочется его прибить, – прошептал Брендон. – Даже очень часто. Но я умею держать себя в руках. – Он с сожалением отодвинулся от Бела, повернулся к старику и, подбоченясь, капризно произнес: – Мое высочество изволит гневаться на своего ничтожного слугу. Поди прочь, презренный.
– Я даже почти верю, – захихикал Эюзби. – Господин Бел, уведите вы его куда-нибудь, пока причина его гнева… н-да… не стала ясна всякому, кто решит пристально поглядеть на его высочество.
Бел, пребывавший в примерно том же состоянии, густо покраснел и тихо зашептал:
– Пойдем в комнату, а?
– Иногда я жалею, что я не волшебник, – хватая Бела за руку и быстро шагая по коридору, проворчал Брендон.
– Ты бы превратил его в таракана? – спросил Бел.
– Что? – Брендон на миг замер, оглянулся на Бела и коротко фыркнул. – Нет, что ты, – он продолжил свой путь. – Я бы воспользовался своим волшебством и перенесся вместе с тобой в свою комнату.
– Ты и так уже… воспользовался, – улыбнулся Бел. – Мы же на пороге уже.
– На пороге, да.
Целоваться Брендон умел, и Бел на миг ощутил укол ревности.
– Как мне не хватало возможности поцеловать тебя, – прошептал Брендон, нехотя прерывая поцелуй. – Прикоснуться к твоим губам, не причиняя боли. Сегодня утром я испугался, что оттолкнул тебя, и ты уедешь. Я видел, как ты уходишь прочь… И готов был завыть, потому что уже умирал и не успевал сказать, что люблю тебя.
– Умирал?
Брендон бросил взгляд на подоконник, на котором стояла роза, сохранившая единственный лепесток.
– Последняя роза на неувядающем кусте. Последние лепестки.
– Мы все в этот миг должны были умереть. Все, кроме тебя.
– Ты жив, – хотел прокричать Бел, но смог только прошептать это.
– Да, – повернулся к нему Брендон. – Потому что ты… Ты же сказал своей сестре, что любишь меня, я правильно угадал?
Бел кивнул и опустил голову.
– Почему ты не сказал этого мне? Боялся?
– Не был уверен, – вздохнул Бел. – Откуда я мог знать, что люблю, если сравнивать не с чем?
Брендон тихо фыркнул, еще раз взглянул на розу и пошел к кровати.
– Ты так и будешь там стоять? – поинтересовался он. – Или все же скрасишь мои одинокие минуты?
Бел улыбнулся и сел рядом.
– А раньше ты не шутил столько, – заметил он.
– Не хотелось, – вздохнул Брендон. – Да и немного отвык. Когда вокруг слуги, такие почтительные и внимательные, и единственный человек, который способен оценить шутку, предпочитает бродить по замку или ковыряться в каминах… Это я про Эюзби. Он, видишь ли, был моим наставником, а потом ему все надоело, и он спрятался за маской сумасшедшего трубочиста.
– А-а-а-а, – отзывался Бел, раздумывая, сильно обидится Брендон, если Бел сейчас не будет слушать его речи, а поцелует.
– Ага-а-а-а, – отозвался Брендон, передразнивая и, словно прочитав мысли Бела, крепко поцеловал его. – Так о чем мы говорили, когда нас Эюзби прогнал?
– О проклятье, – ответил Бел.
Его буквально раздирало на части. С одной стороны, о проклятье хотелось узнать как можно скорее, а с другой – прикасаться к Брендону, целовать его и чувствовать его ласки хотелось не меньше.
Его метания разрешил стук в дверь.
– Господин Брендон, – раздался голос Талбота. – Там приехали какие-то люди, говорят, что девицу привезли.
– Какую девицу? – одновременно спросили Брендон и Бел. Первый – громко и обращаясь к слуге, второй – прошипел, глядя на Брендона и угрожающе сжимая кулаки.
– Какую-то, – ответил Талбот. – Стэнли их за ворота не пускает и вообще ворота открывать не хочет.
– Иди, Талбот, – велел Брендон. – Сейчас Бел придет и во всем разберется.
Слуга утопотал прочь, а Бел, требовательно глядя на Брендона, тихо спросил:
– Так какая девица?
– А я оттуда знаю?! – горестно ответил Брендон. – Я, знаешь ли, сначала оплакивал свою горькую участь, потом вспоминал, как это – быть человеком, потом тебе про проклятие рассказывал… – он с тихим стоном накрыл голову подушкой. – Я изволю предаваться отдыху. А ты иди и делай с ними что хочешь.
Бел, тихо ворча, пошел выполнять распоряжение хозяина.
– Вот, ваша милость, – радостно скалясь в улыбке, потыкал пальцем в стоящую под воротами телегу Стэнли. – Приехали и уверяют, что их ждали. – И он вопросительно поглядел на Бела.
Тот, стоя рядом с солдатом в надвратной башне, пристально изучал и щуплого мужичонку, сидящего с вожжами в руках, и покорно опустившую голову пегую кобылу, и нахохлившуюся девицу. Белу стало жалко кобылку – дорога к замку не была замощена, и кобылке явно пришлось попотеть, прежде чем телега с пассажирами была доставлена к воротам.
– Открывай, – велел Бел. – Эй, там, – повернув голову в сторону столпившихся на стенах зевак, прикрикнул Бел, – конюх пусть овса приготовит, что ли.
Конюх – молодой парнишка со смешливой веснушчатой физиономией – проворно ссыпался со стены по лесенке и помчался к конюшне, а Бел, тяжело вздохнув, с достоинством стал спускаться вниз.
Ворота распахнулись как раз к тому моменту, когда Бел, заложив пальцы за пояс, уже стоял посреди двора. Кобылка затащила поскрипывающую телегу внутрь и, явно приободрившись, когда колеса простучали по брусчатке двора, сделала еще несколько шагов и остановилась, утомленно всхрапнув.
– Кто ты такой и что тебе здесь надо? – негромко спросил Бел.
Мужичонка таращился то на Бела, то на замок, и отвечать не спешил. За спиной Бела уже переминался конюх, и Бел, молча указав на кобылку, снова перевел взгляд на возницу. Конюх надел кобылке на морду торбу с овсом и принялся обтирать животное, что-то ласково воркуя. Бел ждал ответа на свой вопрос, старательно не замечая ни ухмыляющихся на стенах солдат, ни слуг, которым срочно понадобилось что-то во дворе.
– Я задал тебе вопрос, – наконец напомнил Бел.
– Ась? – вздрогнул мужичонка.
– Кто ты такой и что тебе здесь надо? – терпеливо повторил Бел, которому больше всего хотелось по примеру Брендона «изволить отдыхать».
– Я, ваша милость, Карбрей, – озираясь по сторонам, зачастил мужичонка. – Я, стало быть, туточки неподалеку живу. Пасеку держу, пчелок там… Медок не нужон вашей милости? Летошний, душистый…
– Так ты мед привез? – вклинился в его речь Бел.
– Нет, ваша милость, – стушевался воодушевившийся было мужичонка. – Я дочь свою привез.
– Зачем?
Укутанная в плащ девица горько всхлипнула, а ее отец снова зачастил:
– Я, ваша милость, привез вот. Тут, сказывают, хозяин есть. Не к обиде вашей милости будет сказано, чудище злонравное, – он опасливо покосился на удивленно поднявшего брови Бела и тяжело вздохнул. – Бланда, ваша милость, у меня девица справная, ко всякой работе по дому приученная. Привез я ее. Вот, – и он удрученно затих.
– Талбот, – окликнул Бел ошивающегося поблизости слугу. – Передай господину Брендону, что… – Бел задумался, в красках представляя, что может сказать или сделать Брендон, если Бел покажет незваному гостю обитающее в замке «чудище злонравное». – Впрочем нет, ничего не передавай, я сам потом расскажу. – Он снова строго поглядел на гостя. – Зачем ты ее привез сюда?
Мужичонка закряхтел, пару раз открыл и закрыл рот, но отвечать не спешил. Зато девица, до того тихо всхлипывающая позади заботливого отца, слетела с телеги и рухнула в ноги Белу, разрыдавшись в голос.
– Талбот, сопроводи гостей, – вздохнул Бел. – Пусть накормят.
Конюх, повинуясь жесту Бела, дождался, пока мужичонка сползет с телеги, и повел кобылку в конюшню, а Талбот помог подняться девице и, что-то тихо приговаривая, повел ее в боковую дверь.
– Ну что там? – с любопытством спросил Брендон, едва только Бел, мечтающий снять с себя парадную одежду, переступил порог своей комнаты.
– Ты же отдыхал, – напомнил Бел.
– Мне надоело отдыхать у себя и я решил отдохнуть у тебя, – развел руками Брендон. – Так что там?
Бел вкратце рассказал, с облегчением облачаясь в любимую одежду.
– Я же сказал – решай сам, – отмахнулся Брендон. – Про мед главное распорядись!
– Сладкоежка, – проворчал Бел. – Обедать идем, чудище злонравное.
До вечера Бел так и не решил, что делать с привезенной для чудища девицей. Впрочем, вспомнил он об этой проблеме только за ужином, когда в любом случае решать было уже что-то поздно – выставлять из замка гостей означала обрекать их на гибель. Отощавшие за зиму волки хоть и не тревожили покой обитателей Эйнсли, но порой ветер доносил отзвуки их песни. Малодушно отложив решение до утра, Бел с удовольствием поужинал и сел играть в шахматы.
– Ты сегодня рассеянный, – не поднимая глаз от доски, заметил Брендон. – Мысли одолевают?
– Нет, – соврал Бел и попытался сосредоточиться на игре.
Тщетно. Пока Брендон обдумывал свой ход, Бел таращился на него и размышлял, дозволяют ли правила приличия прийти ночью в спальню хозяина незваным или стоит дождаться приглашения.
– Бел, твой ход! Я уже даже опасаюсь – что ты такое страшное готовишь!
Бел глянул на доску и двинул первую попавшуюся фигуру.
– С тобой сегодня просто невозможно играть, – проворчал Брендон. – Шах и мат.
Проблема с приличиями разрешилась сама собой – Брендон, заявив, что после такого долгого дня его просто ужасно клонит в сон, потребовал, чтобы Бел посветил ему на лестнице.
– Сейчас я новую свечу принесу, – всполошилась случившаяся рядом Флосси. – Это уже почти догорела.
Вручая Белу подсвечник, она тихо спросила, подействовало ли снадобье.
– Да, спасибо! – улыбнулся Бел. – Я пока оставлю у себя?
– Ну да, сейчас помажьте и завтра еще, и вообще забудете, что болело что-то.
– Я уже забыл, – признался Бел.
Брендон нетерпеливо поглядывал в их сторону, а когда Флосси, пожелав господам хорошей ночи, ушла, недовольно спросил:
– О чем это вы опять шушукались? – Не получив ответа, он пристально взглянул на Бела: – Это настолько ужасный секрет, что ты боишься поведать о нем?
– Не секрет, – старательно светя на лестницу. – Я попросил у нее снадобье одно, еще утром, вот она и вспомнила.
Брендон промолчал и заговорил он только в комнате Бела.
– Тебе снадобье понадобилось из-за меня.
– Да уже все в порядке, – успокоил его Бел. – Ты же сам видел.
– Не видел, – проворчал Брендон. – Показывай.
Бел помотал головой.
– Бел, это глупо, – мягко произнес Брендон и, забрав у Бела подсвечник и поставив его на стол, вкрадчиво спросил: – Или ты не желаешь меня видеть в своей спальне? Мне уйти?
Бел обнял его, прижимаясь, и тихо произнес:
– Только вместе со мной.
Целоваться Белу нравилось гораздо больше, чем спорить. Нравилось ощущать под пальцами сильное тело, чувствовать его объятия, целовать в ответ, довольно урчать, когда Брендон проводил языком по мочке уха или осторожно прикусывал кожу на шее. Брендон немного отстранился, окидывая Бела жадным взглядом, а потом, тяжело дыша, принялся раздевать, отшвыривая одежду прочь.
– В кровать, – хрипло прошептал Брендон. – И снадобье прихвати.
Бел пошарил по столику, нащупывая коробочку и не отводя взгляда от раздевающегося Брендона. Облик чудовища он уже успел неплохо изучить, а человека видел неполный день. Не успел налюбоваться, погладить, почувствовать, каково это – быть рядом с ним.
– Ты таращишься на меня, как девственница на единорога, – усмехнулся Брендон.
Бел вложил ему в руку коробочку и, мягко подталкиваемый в спину, устроился на кровати, радуясь, что в полумраке Брендон не увидит пылающих щек. Брендон осторожно провел пальцами, нанося тонкий слой снадобья, и Бел вздрогнул – настолько остро почувствовал прикосновение.
– Не больно?
– Приятно, – признался Бел.
– Это хорошо, – почти промурлыкал Брендон и мазнул еще раз.
Вскоре Бел мог только мелко подрагивать и стонать, умоляя Брендона прекратить издеваться. Наконец он не выдержал, дернул Брендона на себя и зашептал, хрипло и сбивчиво:
– Пожалуйста… мне не будет больно. Я хочу, сильно хочу, чтобы как вчера… Ну давай же…
Голова кружилась, гулко стучало сердце, и в такт ему двигался Брендон. Бел то гладил его по спине, то зарывался пальцами в волосы, подставляя жадным поцелуям губы и шею. Каждое прикосновение отзывалось горячими волнами, которые прокатывались по телу, а потом жар стал нестерпимым, и Бел словно растворился в нем, ощущая только крепкие объятия Брендона.