Я сплю, просыпаюсь, добредаю до кухни, пью воду и опять засыпаю. Когда я пробуждаюсь окончательно и доползаю до окна, то сначала не могу сообразить — вечер сейчас или утро. Хмуро, пасмурно, идет дождь. На дереве перед домом сидят несколько нахохлившихся почтовых сов. Собираю письма, валяющиеся на коврике в прихожей и кладу на тумбочку, даже не посмотрев, от кого они. Наверное, Гермиона придумала какие-то оповещающие чары, которые можно вешать на камин, потому что буквально через минуту после того, как я его открываю, ее голос уже раздается в моей гостиной.
Нет, Герми, я не умер, со мной все в порядке. Мне даже намного лучше, честное слово. Хорошо, я обязательно поем, как раз собирался. Я ценю твою заботу, но ты слишком обо мне беспокоишься.
Оказывается, я проспал двое с половиной суток. Меня слегка мутит, но это, вероятно, с голодухи, больше никаких болезненных симптомов не наблюдается. Кажется, мне снилось что-то очень приятное, но я никак не могу вспомнить, что. Я иду в ванную, чищу зубы, и вижу на своей руке кольцо, которого раньше не было. И воспоминания о том, что было в мой день рождения, врываются в мою несчастную голову на полной скорости, как Хогвартс-экспресс. От неожиданности я даже приседаю на край ванны. Мерлиновы подштанники, так мне это не приснилось? Наверное, я действительно был сильно не в себе, потому что в нормальном состоянии никогда на такое не решился бы.
Я иду в кухню, что-то ем, не понимая вкуса. Чувствую себя очень странно. Странность заключается в том, что я чувствую себя. Желания, страхи, опасения, сомнения — они есть, но я не тону в них, как раньше, а смотрю со стороны, будто стою на берегу озера. Память услужливо подсовывает мне картинку озера рядом с Хогвартсом. Ранняя осень, легкий ветерок приносит листья Дракучей ивы, похожие на маленькие кинжалы, и роняет их на водную поверхность. По ней идет легкая рябь. Мне хочется остаться там навсегда.
* * *
Я отправляюсь к Шеклболту. Пока я пишу заявление об уходе, он смотрит понимающе и даже не пытается меня отговорить. Напоследок осторожно спрашивает, чем я хочу заняться дальше. Я не знаю, Кингсли. Но точно знаю, чего не хочу продолжать.
— Не хочешь перейти в Отдел Артефакторики? Там как раз не хватает специалистов.
Это как раз тот предмет, который нравился мне больше всех на занятиях в Академии. Но я обещал Рону, и пошел с ним в Отдел Быстрого Реагирования.
— Не знаю. Я сейчас не готов что-либо решать.
— Какое интересное кольцо, — замечает Кингсли. — Я раньше его у тебя не видел.
— Обычная безделушка. Друзья подарили.
* * *
Я встречаюсь с Роном и Гермионой. Мы обедаем за столиком в кафе Фортескью, а потом заказываем безумно вкусное мороженое, которого не делают больше нигде. Рону скоро на дежурство, а Герми украдкой посматривает на часы, боясь опоздать в университет. Они наперебой рассказывают, как пытались пробиться ко мне через камин и дверь, как разыскали Снейпа и достали его вопросами, выясняя, что же между нами произошло — это же после разговора с ним я так таинственно исчез.
— И что он вам ответил? — я слизываю с ложечки фисташковое мороженое.
— Что у тебя явные последствия контузии и ты наверняка отправился домой спать.
— Так оно и было, — я пожимаю плечами.
— Ты мог бы предупредить, — укоризненно смотрит Гермиона. — Мы волновались.
Я вздыхаю, но делать виноватый вид странно не хочется. Мог бы — предупредил бы.
— Я выпросил для тебя неделю больничного, — сообщает Рон, — и теперь ты можешь еще целых пять дней валять дурака и не ходить на работу.
— Спасибо, конечно, за заботу, ребята, но я ушел из Аврората.
За столом воцаряется тишина.
— И что ты теперь будешь делать? — первой приходит в себя Гермиона.
— Не знаю. Не думал еще об этом.
— Но мы же договорились сначала пойти вместе учиться, а потом работать! — Рон краснеет от негодования. — Ты не можешь взять и все перерешить!
— Рон, - говорю я мягко. Очень мягко. - На самом деле я могу перерешить. И не думаю, что тебе нужна нянька.
— Но ты обещал!
— Извините, ребята, мне пора.
Я встаю, кладу на столик несколько монет. Отойдя на несколько шагов, я улыбаюсь Гермионе и аппарирую. Прости, Рон, но теперь я буду жить так, как хочется мне самому. Осталось только понять, как именно.
* * *
Теперь самое неприятное — разговор с Джинни. Очень не хочется причинять ей боль. Но дальше делать вид, что мы счастливы вместе, тоже нельзя. И в том, и в другом случае я оказываюсь сволочью.
Появившись на границе аппарации, я иду по пыльной дороге по направлению к Норе. На террасе никого нет, но я слышу смех и голоса, доносящиеся из-за дома. Иду по тропинке вокруг. Джинни с Дином Томасом сидят под яблоней, Дин что-то рассказывает, размахивая руками, а Джинни смеется, с хрустом вгрызаясь в спелое яблоко. И вид у нее при этом такой по-детски беззаботный… Давно я уже ее такой не видел. Пожалуй, что и никогда. Рядом со мной она всегда чуть более собранная, напряженная, будто должна чему-то соответствовать. Дин целует ее, и они падают в густую высокую траву, скрываясь из вида.
К счастью, меня они не заметили. Я потихоньку пячусь назад, за дом, и вхожу в парадную дверь. На кухне меня встречает вечная хлопотунья Молли и немедленно усаживает за стол, наливает кофе в большую керамическую кружку и пододвигает блюдо с пирожками. Старательно избегая встречаться со мной глазами. Я искренне благодарю ее, и, конечно же, не могу не заметить, как она бросает встревоженные взгляды в распахнутое окно, откуда доносится девичий смех. Отправляя в печь очередной лист с пирожками, Молли напряженно произносит:
— А Джинни вышла в сад. За яблоками. Ты пей кофе, она скоро придет.
Выпрямляется, нервно теребя передник руками, обсыпанными по локоть мукой, и смотрит куда-то мимо меня. Я откладываю надкушенный пирожок.
— Я не стал их пугать, — мягко говорю я. — Передай Джинни, что она всегда останется для меня сестрой моего друга. И я желаю ей счастья.
Молли стремительно краснеет, нервно всхлипывает, и я, выйдя из-за стола, обнимаю ее.
— Ну, не расстраивайся. Все в порядке.
— Гарри! — она хватает меня за руку, оставляя белые следы. — Ты будешь приходить в гости?
— Буду, конечно, — я успокаивающе глажу ее по руке, стряхивая муку на пол. — Не переживай, Молли. Все хорошо.
Ведь и правда — все хорошо.
* * *
Из Норы я ухожу пешком, унося пару пирожков, сунутых в карман толстовки заботливой Молли, и иду вдаль по холмам, заросшим розово-сиреневым вереском, куда глаза глядят. Удобно быть магом — невозможно заблудиться. Куда бы ты не забрел, аппарация мгновенно перенесет тебя в знакомое место. Зелено-розовые холмы и редкие лесочки убегают вдаль до самого горизонта, звенящий цикадами воздух напоен солнцем. Я валяюсь в прогретой душистой траве и смотрю на проплывающие облака. В последние годы у меня как-то не случалось возможности побыть в одиночестве и никуда при этом не спешить.
Едва ли не с рождения отмеченный сумасшедшим маньяком, я прожил странную жизнь. Не свою жизнь. И мне страшно, что я — я сам, а не яркий костюмчик Героя — никому не нужен. Кто я? Чего я достиг? Что из себя представляю? Меня захлестывают сомнения, и я опять тону в них, барахтаясь, как новорожденный щенок. Быть может, сначала нужно добиться чего-то в выбранном направлении — да хоть в артефакторике той же — а потом уже требовать к себе отношения, как к личности? Но тогда получается, что я — лишь приложение к выбранному делу. Не потому ли, что я и сам ценю себя только за что-то, а не просто так?
К вечеру я налит солнечным вересковым днем, как флакон зельем, под самое горлышко. Прихожу к выводу, что если я не нужен сам себе таким, какой я есть — то внешние навороты и вовсе бессмысленны. Я отряхиваю джинсы от сиреневых лепестков и аппарирую в Тупик Прядильщиков.
На улице горят редкие фонари, но по сравнению с картинкой, мелькнувшей в тех воспоминаниях, что мне когда-то дал Снейп, район стал намного чище и приличнее. В сумерках плохо видно, но наверняка в палисадниках высажены цветы, потому что я опять чувствую волну того самого запаха. Резеда, вот как они называются.
Пройдя несколько десятков метров по улице, нахожу нужный дом — от него заметно фонит магией — и стучусь в дверь. Я сам не знаю, что ему скажу. Просто хочу его увидеть.
Дверь, скрипнув, открывается.
— Добрый вечер, мистер Поттер. Чем могу быть полезен? — он появляется на пороге, одетый в темно-синий домашний костюм.
Мои губы против воли расползаются в дурацкой улыбке. И даже в полутьме я вижу, как его глаза теплеют в ответ. Он приглашает меня в гостиную, а сам приносит с кухни горячий чайник и чашки. Я достаю из кармана завернутые в бумагу пирожки. Мы сидим, не зажигая света, и пьем чай.
— Ваши друзья обеспокоены вашим состоянием. Что с вами происходит?
Такой вопрос проще задать, чем на него ответить. Знал бы я, что со мной происходит. Наверное, я действительно произвожу впечатление не совсем адекватного.
— Кажется, я живу.
Его брови удивленно ползут вверх.
— И хочу делать это рядом с тобой, если ты не против.
— Вот как? — он встает из кресла, отходит к окну.
В комнате полумрак, и я вижу лишь черный силуэт на фоне темно-синего неба. Красиво.
Подхожу к нему и обнимаю, прижимаюсь к спине, вдыхаю знакомый запах с едва заметной полынной горчинкой. Он молчит, но я слышу, как заполошно колотится его сердце, бухая мне прямо в ухо.
— Ты сошел с ума, — он сжимает пальцами подоконник так, что костяшки белеют.
Да неужели? А кто первый начал? Внутри меня — вересковый полдень, душистый, сиреневый, горячий. Я тихо смеюсь, дробно выдыхая накопленный жар в толстую ткань, и обнимаю еще крепче, вжимаясь щекой в выступающий шейный позвонок.
— Ага. И мне нравится.
— Я старше тебя в два раза.
— Я разучился считать, — разворачиваю его к себе, глажу по щеке, запускаю пальцы в волосы. — И тебе советую.
— Что скажут твои друзья? — а его руки уже обнимают меня, стискивают, прижимая к себе, словно я какое-то сокровище.
— Это их трудности, — успеваю пробормотать я, прежде чем его губы лишают меня возможности разговаривать.
