Инфери… тело, зомби – кто это? – сперва начинает дрожать, а потом вдруг губы его шевелятся, и он… оно произносит что-то, отдалённо похожее на: «Спасите!» Мальсибер резко сереет и отшатывается, Малфой тоже бледнеет, а вот Снейпу, похоже, то ли всё равно, то ли попросту интересно. Он, наконец, опускает палочку и оборачивается к Люциусу:
- Твоя очередь. Хочу проверить, не почудилось ли мне это. Давай.
- Северус, - произносит тот побелевшими губами, - я не…
- Давай я посмотрю, - вступается Ойген – Люциус вдруг краснеет, и выглядит это невероятно странно, ибо бледность никуда не девается, и лицо с шеей идут яркими розовыми пятнами.
- Я посмотрю, - говорит он быстро.
- Давай вместе, - Ойген стискивает его руку. – Северус, накорми и этих двоих, - просит он. Снейп молча делает это – и очень заметно, насколько ему это предложение нравится.
- Легилименс! – звучит над коричневой водой снова…
- Они ищут кого-то, - первым подаёт голос Ойген, когда они заканчивают. – Кого-то, кто сможет соединить снова их души… белую женщину, как я понял. Или женщину в белом… я не разобрал. Там всё так… не по-человечески.
- Я не увидел, - тихо говорит Снейп. Малфой тоже отрицательно качает головой – Мальсибер только вздыхает и поясняет почему-то смущённо:
- Они чем-то напоминают дементоров… я когда-то научился их хорошо понимать.
- Белая женщина… Ла Дам Бланш… Ла Рейн Де Серпо… (фр. «Белая дама», «Королева змей») - шепчет, тем временем, Филипп – и вдруг истово крестится. А затем хватается за потертый мешочек, висящий на шее. Это так странно, что даже Ойген удивляется – а Северус спрашивает его быстро:
- Есть идея, кто это может быть?
- Они ищут Мадам, - говорит тот благоговейно.
- Что за Мадам? – уточняет Снейп
- Кто это? – спрашивает Малфой.
- Мадам – это Мадам! – Филипп крестится снова и целует костяшки пальцев своей руки. – Они пытаются найти королеву.
- Королеву инфери? – вскидывает брови Люциус.
- Королеву этих болот, - качает головой Филипп. – Королеву вуду…
- Мадам… королева вуду, - задумывается Северус. – Мари Лаво? Так, кажется?
Услышав это имя, Филипп начинает бормотать что-то на креольском и истово крестится, а Люциус спрашивает с любопытством:
- Кто это?
- Мари Лаво, - говорит Снейп, - умерла в… я точно не помню, в конце восемнадцатого столетья. Она – самая известная королева вуду, если мне память не изменяет. И если мои сведения верны, это имя носила ещё её дочь, однако не уверен, что она прожила столько.
- У нее много дочерей – Филипп обнажает в широкой улыбке белые зубы, и поясняет: – мамбо… жрицы, её наследницы – все носят это имя, и она живет в них.
- Я думаю, что мы можем послушаться совета этих несчастных и её отыскать – вдруг, действительно, она сумеет вернуть им покой, – задумчиво произносит Снейп.
- И как ты собираешься сделать это? – спрашивает Малфой – Мальсибер сидит тихо, молча глядя на стонущих и тянущих к ним руки инфери. Потом говорит вдруг:
- Они знают, где она. Только им не хватает воли туда добраться. Я думаю, что смогу им в этом помочь, - он улыбается одними губами и берёт палочку в руки.
- Ты уверен? – очень неприязненно хмурится Снейп.
- Нет, - говорит тот. – Но попробовать стоит. Империо, - произносит он, наводя палочку на умертвий.
Почему-то вокруг повисает звенящая тишина – в самом буквальном смысле этого слова, воздух звенит от полчищ мух, комаров, мошкары и других насекомых.
- Плывите к своей королеве, - ровно говорит, наконец, Ойген. – Тони, отпусти их.
Он смотрит на умертвия, не отрываясь, хотя никакого зрительного контакта там не выходит, да и выйти не может: сперва им нечем смотреть, а после они разворачиваются к нему спинами, но он всё равно смотрит, и никто не решается ему помешать.
Долохов произносит:
- Эванеско, - и багор с петлями на конце исчезает. Инфери… зомби дёргаются – и плывут. Прочь от лодок с людьми… Те следуют по пятам…
Так они оказываются на окраине города – она тоже затоплена, но вода стоит там так низко, что обычные, незачарованные лодки бы, наверное, не прошли: редким прохожие, почему то исключительно темнокожие, медленно идут в мутной воде по колено. Умертвия тоже бредут теперь, загребая ногами ил – как ни странно, они никого не трогают, аборигены же только крестятся, бормочут что-то да шарахаются. Волшебникам тоже приходится выйти из лодок – Долохов быстро уменьшает их и суёт в свой карман, и они тоже идут: зачарованная одежда не мокнет, и выглядят они, наверное, странно, однако никому нет до них никакого дела. Наконец, зомби сворачивают к подтопленному белому дому с крытой серым шифером крышей и голубыми ставнями, окруженному кованным высоким забором, и начинают мерно биться в калитку – та открывается, впуская их внутрь, и тут же закрывается снова.
Вот оно.
Они на месте.
- Финита, - говорит Ойген – и почти падает на руки Люциусу, закрывая глаза и вцепляясь ледяными совершенно пальцами в его запястье. Его трясёт и он, кажется, плачет – ему очень холодно и очень пусто, так пусто, как было в последний раз ещё в Азкабане. Зомби, конечно же, не дементоры, но… Снейп шагает к ним и тоже обнимает его, кидает тревожный взгляд на Малфоя – Долохов увеличивает одну из лодок, и они втроём садятся туда, ибо сесть больше некуда, а воды так мало, что дно судна вполне уверенно опирается на землю. Мальсибер шепчет едва слышно:
- Я хочу домой… Северус, пожалуйста, пожалуйста, я не могу больше…
- Хорошо, - говорит тот и тянется к браслету на его запястье – но коснуться его не успевает, Мальсибер говорит так же тихо:
- Нет, погоди… стой, пожалуйста…
Тот слушается – Люциус тем временем гладит Ойгена по голове, ласково шепчет ему:
- Возвращайтесь. Мы тут сами закончим. Ты сделал больше, чем было возможно… возвращайтесь домой, мой хороший.
- Нет, - упрямо говорит тот. – Мне просто… нужно прийти в себя. Сейчас. Северус, сделай что-нибудь… ты же можешь? – он поднимает голову и смотрит на него устало, нервно и очень требовательно.
- Могу, - говорит тот весьма неохотно.
- Сделай! – повторяет Мальсибер.
Малфой смотрит на Снейпа и отрицательно качает головой, тот морщится и тянет, раздумывая, пока не слышит отчаянное:
- Здесь мои люди, Северус! Успокой меня, ну пожалуйста!
- Ладно, - тяжело вздыхает тот. – Смотри мне в глаза.
Они молча сидят так какое-то время, и Ойген постепенно начинает дышать спокойнее, потом разжимает, наконец, руки и даже улыбается.
- Слушаться сегодня будешь меня беспрекословно, - тихо и жёстко говорит Снейп. – Или отправлю домой мгновенно.
- Буду, - кивает тот, беря их с Люциусом за руки. – Я же сам привёл их сюда – не могу же я теперь просто бросить их тут и уйти.
- Я понимаю, - кривит губы Северус. – Сиди здесь – мы пойдём вчетвером. Ты, - он указывает на Джека, - останешься с ним.
- Я пойду с вами, - Ойген намертво вцепляется в его руку. – Северус, ты не можешь оставить меня здесь одного!
- Ты на ногах не стоишь. А мы не знаем, что там внутри.
- Нет! Не смей! – отчаянно восклицает он. – Не смей меня здесь бросать!
- Тихо ты, - Северус и хмурится, и улыбается одновременно. – Успокойся, пожалуйста. Хочешь с нами – идём. Ты встать-то сумеешь?
- Да. Сейчас, - он глубоко вздыхает и вдруг прислоняется лбом к плечу Снейпа. – Дай мне полминуты, - просит он тихо. Тот кивает, и какое-то время они просто сидят так, потом Мальсибер вновь делает глубокий и сильный вдох и выпрямляется. – Всё… я готов. Пойдёмте, - он всё ещё очень бледен, но глаза у него уже вполне живые, а руки почти не дрожат.
Они встают – Долохов вновь уменьшает и прячет лодку – и идут к дому. Уже подходя к крыльцу, замечают что в подтопленном саду за домом, слышатся голоса и ритмичный гулкий стук барабана. Филипп на мгновение замирает, прислушиваясь странному пению. А затем печально опускает голову, и потирает ладонью свою мускулистую темную шею:
- Мне с вами нельзя… Дверь для меня не откроется… Я когда-то покинул своих богов.
- Мне казалось, волшебники переросли подобные суеверия, тем более в Штатах, – удивляется Снейп.
- Вы видите мир одним, магглы другим, – отвечает Филипп, присев на каменные ступеньки и разуваясь. – Все видят тот кусок мира, который готовы принять. То что для вас – суеверие, здесь, на болотах - часть повседневной жизни, такая же, как жара и копчёные аллигаторы. И если носить два мускатных ореха на шнурке на шее, пока не порвется шнурок, можно излечить сердце, а никогда не летавший голубь, если его распороть и положить на голову, снимет жар не хуже бодроперцового зелья. Бабушка Зузу меня так лечила.
Волшебники удивленно молчат, музыка звучит громче, а Филипп, связав шнурки и набросив ботинки на шею, поднимается на ноги.
- В Салеме я забыл, кто я есть, но не палочка делает тебя волшебником, а то, что внутри. Бабушка говорила, что я вернусь вместе с большой водой. Кажется, я её наконец понял. Мистер Рамирес, я могу взять выходной?
Долохов лишь кивает, и, пожелав всем удачи, Филипп с каким-то странным блеском в глазах босиком отправляется туда, куда позвала его песня предков, и Ойген видит в его движениях начало странного, какого-то первобытного и завораживающего танца.
Проводив его долгим взглядом, они поднимаются по покрытой водою ступенькам и решительно стучат в дверь.
Та сразу же открывается, приглашая их войти.
Внутри пусто и абсолютно сухо. Прихожей как таковой нет – есть большое пространство, напоминающее несколько комнат, лишённых разделяющих их стен. В воздухе чувствуется запах крепких сигар, пережжённого кофе и свежей выпечки, к которым подмешиваются едва уловимый металлический запах крови и сладковатый – разложения.
- Мисс…
- Мадам, - тут же поправляет Северуса Ойген. – Я точно помню: её называют мадам Лаво.
- Мадам, – соглашается Снейп - И насколько я помню, они тут не говорят на английском. А наш переводчик с креольского покинул нас. Хорошо, что есть, кем его заменить.
Снейп выразительно глядит на Малфоя, и тот послушно говорит громко на отличном французском:
- Мадам Лаво! Простите нас за вторжение, но нам очень нужно поговорить с вами!
- Т-ш-ш, - раздаётся негромкий женский голос – совсем близко. Они вдруг видят в одном из совершенно точно только что пустых кресел женщину – маленькую, темнокожую, закутанную в белую просторную хламиду и с каким-то сложным тюрбаном на голове. – Иди сюда, - подзывает она Малфоя, маня его маленьким худым пальцем. – Ты, один. Иди.
Тот подходит. Она манит всё ближе, и когда он оказывается совсем рядом и вежливо наклоняется, подцепляет этим своим сухоньким пальчиком его за одежду и притягивает к себе почти что вплотную.
- Сядь-ка со мной, - говорит она, и рядом с ней в кресле внезапно оказывается вполне достаточно места, чтобы там поместился взрослый мужчина – правда, вплотную к хозяйке. Малфой садится, бросая быстрый взгляд на своих спутников – но те стоят очень спокойно и на взгляд его отвечают едва заметными успокаивающими улыбками. – Что надо большому белому господину от маленькой чёрной женщины?
На лице Люциуса отчётливо отражается что-то вроде «а Мерлин его знает, что надо – Северус!!!», он снова бросает вопросительный и требовательный взгляд на Снейпа, который, как всегда, не счёл нужным посвятить спутников в свои планы. Тот демонстративно вздыхает и подходит, вежливо поклонившись и проговорив по-английски:
- Это я искал вас, мадам. Он только переводчик.
Люциус переводит. Женщина вдруг разражается тихим и мелким смехом и с удовольствием обращается снова к Малфою:
- Ты мне нравишься больше. Говорить буду с тобой. Чего бы ты хотел, дорогуша?
- Кладбища затопило, - говорит Снейп, которому Люциус переводит её ответ, опустив игривое «мон шер». – Половина покойников превратились в живых мертвецов. Надо вернуть их обратно в могилы. Мы можем их сжечь всех, конечно, но, может быть, есть какой-то более цивилизованный способ?
Малфой переводит. Женщина берёт его за руку – ему не нравится её прикосновение, оно цепкое, горячее и какое-то липкое. Но он терпит и сохраняет вполне любезное выражение лица.
- Я спросила, чего хочешь ты? С ними после, - говорит она, беря его за подбородок и разворачивая к себе его голову.
Долохов безобразно ухмыляется, держа, впрочем, палочку наготове, Мальсибер хмурится, а Снейп и оставшийся в одиночестве Джек сохраняют на лицах совершенно невозмутимое выражение.
- Я хочу, чтобы мёртвые вернулись в свои могилы, - ну, сейчас хотя бы понятно, что отвечать.
«А ещё я хочу домой. И обдумать всё это», - думает он, но говорить ничего, конечно, не говорит.
- А что ты мне дашь за это? – спрашивает, тем временем, женщина.
- А что вы хотите, мадам? – вежливо спрашивает он, слегка улыбнувшись.
- У тебя есть ром? – вдруг интересуется она. – Хороший настоящий ямайский ром?
- Есть, - отвечает он с удивлением, даже позабыв перевести её слова на английский.
- Это для Лоа, - хихикает женщина. – А с меня хватит твоего поцелуя.
Вот тут удержать лицо у него не выходит – и она, увидев его выражение, смеётся уже в голос и хлопает в ладоши.
- Самовлюблённый мальчишка, - говорит она вдруг с насмешкой и встает. – И ведь действительно полагаешь, что всем интересен. Мёртвые должны вернуться в свои могилы, - добавляет она вполне нормально – без этого глупого и одновременно жутковатого хихиканья. – Я позабочусь о похищенных душах – когда вы позаботитесь о телах. Закроете кладбища от мародёров и аллигаторов.
- Мы закроем, - кивает Малфой, опуская при переводе её реплики первую фразу.
- Я пойду с вами, - решает женщина и берёт теперь Снейпа за руку. – Веди, - говорит она по-прежнему по-французски.
