Что такое "клинит на поттериане"? Это когда кабинет врача на работе упорно называешь Больничным крылом и не понимаешь, почему коллеги на тебя странно смотрят.
Наверно, впервые в этом жутком месте он чувствовал себя... комфортно? Да, комфортно. Именно так Гарри мог бы описать свое состояние при пробуждении. Давящая тяжесть в груди никуда не исчезла. Ощущение неправильности происходящего тоже не покидало его, но было в этом утреннем часе что-то такое, что немного, самую малость, отодвигало тревогу и страх на задний план. Под одеялом было тепло, и сначала Гарри подумал, что он так и уснул в одежде, но уже в следующую секунду перед глазами пролетел вчерашний вечер и Малфой, уткнувшийся головой в его грудь, и его горячие слёзы на рубашке Гарри, и его сдавленные рыдания и трясущиеся плечи, и мягкие тонкие волосы между пальцев, едва ощутимо пахнущие мятой и чем-то свежим, холодным... Гарри дёрнулся, как от удара, заёрзав на кровати. Где-то справа кто-то пошевелился, брюнет повернулся на шорох и заметил, как из-под одеяла высунулась светлая макушка слизеринца, явно недовольного пробуждением. Он негромко рассерженно сопел, пытаясь выпутаться из пододеяльника. Гарри молча наблюдал за этой картиной, удивляясь своему хладнокровному спокойствию. Наконец, Малфой сел на кровати, сонно моргая и приглаживая растрепавшиеся волосы рукой... Он явно не понимал, где находится и каким образом здесь оказался. Гарри невольно улыбнулся, тут же скривившись и хватаясь рукой за грудь, сгребая рубашку, отчаянно хватая ртом воздух. Малфой, до этого сидевший, как сонная сова, мгновенно подскочил, протягивая руки к гриффиндорцу, меняясь в лице.
— Малфой, что?... — Гарри сдавленно захрипел, продолжая скрести пальцами по груди. Нечеловеческая боль, не сравнимая ни с чем ранее испытанным, прожигала его грудь раскалённой кочергой. Дышать становилось совсем невозможно, из округлившихся глаз Гарри катились слезы, хотя сам он этого не замечал. Всё, что он видел перед собой — это испуганное лицо слизеринца, его расширенные серые глаза и тонкие губы, отчаянно пытающиеся что-то донести до гриффиндорца. Он не слышал ни слова, все звуки тонули в отчаянном вопле незнакомого мужского голоса, и абстрагируясь от боли, и вообще от своего тела, Гарри подумал, как же нужно мучить человека, чтобы он так кричал. На это способно только заклинание. Неизвестно почему, но совершенно очевидно, что страдания этого незнакомца раскалённым эхом отдавались в душе Гарри, разрывая ее в клочья, терзая, мучая, заставляя обессиленно рухнуть головой на подушку. Крик нарастал, вызывая звон в ушах и дезориентацию. Он уже не понимал, где находится, пребывая мысленно в своем личном аду: вокруг бушевал огонь, яростное пламя ревело, облизывая языками ноги людей, стоявших перед Гарри. У них не было лиц, на них не было одежды, Гарри даже не понимал, женщины это или мужчины, однако все они были приговоренными к ужасным мукам. Все они были грешниками, и, Гарри не понимал откуда, но он точно знал, что они были убийцами. Именно их покалеченные, расколотые души он видел сейчас перед собой. Он простоял совсем недолго, как вдруг эта толпа людей одновременно зашевелилась. Одни заламывали руки и причитали, другие выли, третьи падали на колени и ползли к нему, протягивая почерневшие пальцы к его горлу, силясь дотянуться и сжать...
«Нет... Не трогайте меня! Кто вы такие? Что вам от меня нужно?!» — юноша брезгливо отпихивал протянутые к нему руки, вздрагивая всем телом, но грешники и не думали отступать, они подходили ближе, обступая его кольцом, напоминая какую-то сюрреалистичную картину, на которой изображены десятки сумасшедших. Гарри инстинктивно отступал назад, шепча: «Не прикасайтесь ко мне... Не прикасайтесь!» — юноша вздрогнул всем телом, когда услышал свистящий, надрывающийся шепот: «Ты такой же, как и мыыыыы. Один из нассссс. Убийца!» — хор голосов вторил безумному, произнося лишь одно слово: «Убийца, убийца, убийца». Пламя взвивалось яростней, его яркие искры летели в разные стороны, попадали на Гарри, и он кричал, наблюдая, как плавится его кожа, как, проходя внутрь, раскалённые искры выжигают его искалеченную душу своим жаром. И он кричал, продолжая метаться в агонии, не видя ничего и слыша лишь только свой крик и стройный хор голосов на краю сознания: «Убийца, убийца, убийца».
Где-то в другом мире он ощутил влажное, шершавое прикосновение чужих губ к своему уху. Прикосновение оказалось настолько реальным, что Гарри мгновенно почувствовал себя раскаленным ковшом, который окунули в ледяную воду. Он готов был поспорить, что от него клубами валит пар, а по телу струями стекает пот. Голоса грешников отходили на второй план, куда-то вдаль, тогда как тихий шепот в самое ухо окружал его, погружая в себя, всего, без остатка.
«Гарри. Ты слышишь меня? Гарри! Ни к кому не прикасайся, слышишь? Они не настоящие. Они не смогут забрать тебя, главное - не касайся их. И не слушай. Поттер!» — Гарри открыл глаза резко, постепенно обретая связность мышления. Взмокший, раскрасневшийся Малфой вжимал его в кровать, стискивая руками плечи брюнета. Гарри чувствовал, как нос блондина упирается в его висок, как губы все еще касаются уха, как он прерывисто дышит, как будто только что пробежал не меньше мили... Как его трясет мелкой дрожью.
— Драко, — Гарри прохрипел его имя, стараясь вернуть себе способность говорить нормально. — Что... — он задыхался. — Что это было? Ты знаешь? — Малфой не спешил отстраняться, казалось, его мышцы свело и он просто не мог разжать пальцы на плечах Гарри, причиняя ему вполне ощутимую боль. Однако, в сравнении с тем, из какой агонии этот хрупкий блондин вытащил его только что, это было лишь детской шалостью. Гарри почувствовал, как Малфой помотал головой в отрицательном жесте, продолжая судорожно втягивать и выдыхать воздух. — Я, кажется, схожу с ума... На полном серьёзе, мне кажется, я схожу с ума, Малфой, — он закрыл глаза, стараясь не замечать головной боли, ударяющей с точностью кузнеца, словно по наковальне. — Я все время слышу голоса в своей голове. Они говорят мне всякие... ужасные вещи. Мне снятся кошмарные сны... И я не всегда понимаю, когда это сны, а когда реальность. Например, сегодня мне снилось, что я в школе, на завтраке... А потом я был в каком-то подземелье, и все выглядело так реально... — Гарри говорил захлебываясь, стараясь высказать весь свой страх, выплеснуть его наружу, попытаться избавиться от него. Драко отстранился, разжав пальцы, и сел, пристально глядя на брюнета. Гарри показалось, что он был обеспокоен и выглядел слегка растерянно, однако выражение его лица ясно говорило о том, что он в чем-то очень боится признаться. Драко как будто хотел сказать Гарри что-то, но не осмеливался. Прошла пара секунд и его взгляд стал более сосредоточенным, он поджал губы и решительно спросил:
— А что ты видел сейчас? — Гарри удивился. Он никак не рассчитывал услышать эти слова от того, кто только что так умело вытащил его из бездны безумия, подсказывая что делать, как вести себя. Он был уверен, Драко знает, что происходит.
— Я думал, ты знаешь. Ты говорил не слушать их... Они все шептали, что я... убийца. Оххх... — юноша закрыл лицо руками, сдерживая предательски подступающие слезы, грозящие вот-вот пролиться. — они тянули ко мне свои руки, женщины, мужчины, я даже не знаю, кто они. Все без лиц. Все — грешники.. Огонь. Там было так много огня, они почти горели в нем, протягивая ко мне свои черные пальцы... — он почувствовал, как тонкие пальцы обхватывают его запястье, убирая одну руку от лица.
— Их больше нет, Поттер. И ты не сходишь с ума. Сейчас и здесь ты разговариваешь со мной вполне адекватно, что позволяет мне сделать определённые выводы, — слизеринец поднялся с кровати, окидывая Гарри слегка высокомерным, холодным взглядом. — Я иду за едой. И, — он вскинул вверх руку в ответ на порывистое движение уже готового возразить Гарри, — это не обсуждается. Я голоден, а ты — тем более, — он исчез за дверью, вспыхнувшей синеватым свечением, и Гарри невпопад подумал, что у Драко нет с собой палочки, иначе он мог бы наколдовать еду, да и двери он открывает, просто проводя рукой сверху вниз. «Может быть, все дело в том, что это его дом и в нем он может входить куда угодно?» — уставившись в потолок, Гарри принялся ждать.
***
Кингсли стал замечать, что Гарри Поттер появляется в Министерстве только в сопровождении Министра и никогда не остается один. Мужчина начал следить за ним, осторожно, незаметно, пробираясь туда, куда получится. Однако опасливость и осторожность делали свое дело, и Шеклболт не мог увидеть достаточно, чтобы сделать какие-то выводы. Гарри Поттер частенько вел себя, как самый настоящий подросток, не считая его пламенных речей, которые, однако, были насквозь пропитаны максимализмом. В Ежедневном Пророке появилась целая ежедневная колонка под заголовком «Совет Дня от Гарри Поттера». Юный волшебник призывал всех объединиться в борьбе с общим врагом, но самым странным было то, что этим «врагом» постепенно становился Орден Феникса. Волшебники выходили на улицы с плакатами и транспарантами, призывая остановить бесчинство Ордена. Специальным указом Министра последователи этого радикального движения преследовались и жестоко наказывались. В некоторых документах встречались такие вердикты, как «Поцелуй дементора», и множество волшебников поддерживали такие меры. Сообщество было напугано, и Темный Лорд очень умело этим пользовался. Те, кто оказывался не согласен с такой политикой, очень часто пропадали без вести или оказывались в тюрьме по сфальсифицированным обвинениям. Сам Кингсли всерьез опасался, что скоро примутся и за него, ведь Гарри знал многих членов Ордена не просто поименно, а лично. Он не торопился бежать, но не потому, что ему не было страшно, он просто хотел как можно больше успеть разузнать, передать тем, кто все ещё мог хоть что-то сделать.
Однако время шло и Кингсли боялся, что может не успеть вовремя передать информацию оставшимся не пойманными друзьям. Вечером девятого декабря он расхаживал из угла в угол, стараясь собраться с мыслями: на столе лежал чистый пергамент, а рядом стояла полная чернильница и перо. Он не хотел беспокоить Люпина, но дело не требовало отлагательств, поэтому сейчас мужчина пытался собраться с мыслями и все таки написать Ремусу. Наконец, остановившись посреди комнаты в задумчивости, он поспешно сел за стол, хватая перо и окуная его в чернильницу. Послание ложилось на бумагу четкими ровными строчками. Задумываясь над некоторыми словами, он на мгновенье останавливался, а затем продолжал торопливо дописывать. И вот, письмо было написано. Не ставя подписи, Шеклболт свернул пергамент, перевязав его шнурком, попутно подходя к коричневой сипухе в клетке. Аккуратно привязав письмо к лапке совы, он погладил птицу по шее и выпустил в морозную ночь. Раньше утра ответа ждать не приходилось.
Ровно в восемь утра, уже выходя на работу, Кингсли услышал стук совиного клюва по стеклу. Резко обернувшись, он увидел измученную усталую сову, сидящую на подоконнике. Впустив птицу внутрь, он отвязал прикрепленное письмо и открыл клетку, насыпав совиных вафлей в тарелку любимицы. Та, благодарно ухнув, принялась вяло клевать лакомство, отдыхая после тяжелого перелета. Наспех пробежав письмо глазами, аврор сунул его в карман мантии и спешно вышел, закрыв за собой дверь.
Работа в Министерстве как всегда кипела.В одной очереди дожидались своих слушаний магглорожденные и подозреваемые в «магглорождении» волшебники, в другой — прибывшие с утра за свежими новостями журналисты с колдокамерами, через камины прибывали волшебники, каждый спешил к себе, ни минуты не задерживаясь на месте. Кингсли прибыл в Министерство около половины десятого, заехав с утра к Премьер-министру магглов и обсудив пути решения назревшей проблемы участившихся несчастных случаев с невыясненными обстоятельствами (в которых чаще всего оказывались замешаны Пожиратели Смерти). Он был доволен, Ремус назначил встречу на вечер, и в целом до этого момента можно было расслабиться. Мужчина горько усмехнулся — «расслабиться!» — он опустился в кресло, едва сдерживая приступ нервного смеха. Вот уже несколько месяцев он не мог спокойно спать, не мог сосредоточиться на работе и уж тем более расслабиться. Время, как на зло тянулось медленно, документов казалось мало, долгие минуты шли не спеша, превращая ожидание в размеренный неторопливый сон, в котором обстановка нагнетается только за счет обычных действий, происходящих нарочито медленно.
Наконец стрелки часов подтянулись к пяти, мужчина в темно-синей мантии и смешной шапочке вышел из своего кабинета, закрыв дверь на ключ. Служащие Министерства ходили по коридорам, торопясь по своим поручениям, однако в здании стало гораздо тише, чем утром: наконец закончился на сегодня поток "подозреваемых", да и журналисты уже расползлись по своим издательствам — кто-то урвав очередной лакомый кусочек, кто-то разочарованный, не проявивший достаточно журналистской хитрости, наглости или еще чего, считающегося секретными способами добычи информации. Сделав намеренный круг, Шеклболт не спеша шел по коридору дальнего крыла привычно присматриваясь и прислушиваясь, однако ничего странного вокруг не происходило. Пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, Кингсли повторял себе, что все в порядке, все обязательно получится именно так, как задумывалось, и уже почти пройдя до конца коридора он неожиданно остановился. Чуткий слух аврора уловил резкое срывающееся дыхание за одной из дверей. Мужчина замер. Стоило войти внутрь и проверить, возможно, кому-то плохо и нужна помощь, но внутренний голос кричал просто уйти, сделав вид, что он ничего не слышал. Словно во сне, он медленно повернулся к двери и протянул ладонь к ручке, сжимая холодный металл. Дверь была не заперта. Он несмело толкнул ее, делая шаг внутрь. Юноша, склонившийся над столом стоял спиной к Шеклболту. Он тяжело дышал, опираясь руками на столешницу, и казалось, готов был упасть в обморок. Дверь печально скрипнула, выдавая посетителя, меняющие свой цвет волосы взметнулись вверх, когда стоящий резко обернулся. За стеклами круглых очков совсем не зеленые глаза расширились в ужасе. Он открыл было рот, но новая судорога заставила его лишь опять сжать зубы, подавляя стон. Мужчина понял — теперь ему нужно бежать, и бежать очень быстро, пока этот человек не пришел в себя. Он глубоко вдохнул, собираясь с силами и, резко захлопнув дверь, выбежал в пустой коридор. Так быстро он не бегал уже давно. Уже выбегая в заполненный волшебниками атриум, Кингсли слышал сдавленные крики за своей спиной. Оставалось только выйти наружу, а там — аппарировать в назначенное место встречи. В последний момент вырывая рукав мантии из протянутой к нему руки, он прыгнул в камин, чтобы оказаться на Диагон Аллее, и оттуда моментально перенесся в пригород Лондона. Люпин уже ждал его там. Он приветливо улыбнулся, шагая навстречу другу, когда тот, падая на колени схватился за его руку.
— Что?...
— Я знаю, кто это! — он выдохнул, пытаясь отдышаться. — Гарри Поттер в Министерстве Магии...
— Ступефай! — красная вспышка настигла Кингсли, одновременно с этим с другой стороны послышалось «Экспелиармус» и палочка Люпина вылетела из его рук к выходящему из тени человеку. Ремус поднял на него удивленный взгляд, только успевая сказать:
— Ты?.. Меньше всего я ожидал увидеть тебя с ними, — двое мужчин в масках подходили ближе, вытянув палочки.
— Вот только не надо читать мне нотаций, профессор, — огрызнулся юноша. — Так будет лучше для всех. Он поможет. Я точно знаю, что делаю.
— Он обманет тебя так же, как обманул всех остальных. Северуса, Питера... — волосы оборотня спутались, потертая одежда развивалась на ветру. Он хотел сказать еще что-то, но договорить ему не дали.
— Ступефай! — сознание Ремуса выключилось и мир погрузиля во тьму.
***
— Поттер, как можно быть таким неотесанным чурбаном? — Драко с неприязнью наблюдал за тем, как брюнет вгрызается в бутерброд, заглатывая его тремя большими кусками. — Ты ведешь себя как средневековый варвар. Мне даже есть расхотелось, — он поставил тарелку на прикроватную тумбочку и аккуратно вытер руки о полотенце.
— Знафит ты не будеф доедать этот бутерброд? — глаза Гарри засияли чистотой и невинностью, когда он в ождании уставился на Драко все еще пытаясь дожевать остатки своей еды.
— Говорить с набитым ртом — неприлично, — наставительно сказал блондин, протягивая гриффиндорцу свою тарелку. — Ешь,— Гарри с благодарностью кивнул, хватаясь за сэндвич, и принялся с аппетитом поглощать его, все так же не соблюдая никаких правил приличия. Драко закатил глаза и откинулся на подушку, всем своим видом показывая, насколько ему противно даже находиться рядом, однако, неизвестно откуда, Гарри вдруг ясно понял, что все это — наносное, и на самом деле Малфой больше кривляется, чем действительно читает ему нотации. Дожевав все оставленные блондином бутерброды, Гарри плюхнулся на постель рядом. Сейчас в его голове крутился только один вопрос, и он все никак не решался его задать.
— Ну? Говори, — слизеринец прикрыл глаза, закинув руки за голову. Гарри повернул к нему голову, изучая.
— Малфой. Почему ты выбрал это? Неужели ты и правда разделяешь его идеи? — он совсем по-детски положил ладонь под щеку, удобнее устраиваясь на подушке.
— Некоторые — да, — осторожно отозвался блондин. — Некоторые разделяет моя семья. Некоторые прилагаются, как бесплатный бонус, — видимая расслабленность не могла обмануть Гарри. Он видел, как напряглись мышцы на его лице, когда Драко сжал зубы в напряжении.
— А ты никогда не думал бросить все это? — Гарри ступал на очень скользкую дорожку, продолжая этот разговор, но обратного пути уже не было, слова сами вылетали из его рта, едва он успевал о них подумать.
— Бросить? Это, интересно, как, Поттер? — привычные издевательские нотки заскользили в его голосе и Гарри с удивлением осознал, что обрадовался, услышав их. Та малая часть, которая напоминала ему о почти счастливых временах в школе, сейчас была сосредоточена в этом высокомерном блондине, так спокойно лежащем рядом на кровати.
— Убежать. От Него. Куда-нибудь подальше, — Гарри понимал, что сама по себе идея безумна, а уж еще безумнее спрашивать об этом Малфоя, но маленькая надежда, что этот юноша все таки не совсем увяз в болоте продолжала маячить на грани сознания, не давая покоя гриффиндорцу. Малфой резко сел, зло сверкнув глазами.
— Убежать? Убежать, Поттер? Ты, наверно, забыл, — он расстегнул манжету, задирая рукав рубашки. Черная метка уродливым оскалом закрывала предплечье. — от Него нельзя убежать. Он надет меня в любом месте этой планеты и силой притащит обратно. И вот тогда мне действительно повезет, если он убьет меня быстро, — слизеринец продолжал с отвращением разглядывать свою руку. Гарри поморщился, но не отвернулся, от одного вида метки его мутило.
— А... — Драко с раздражением глянул на брюнета.
— Ну что еще?
— А если бы я предложил тебе свою помощь, и вместе мы бы возможно смогли одолеть его? — он сжался под укоризненным холодным взглядом блондина.
— Его никто не может одолеть. Даже Дамблдор не смог. И еще одно, Поттер. Нет никаких «мы». Ты и я — по разные стороны баррикад, и вряд ли это когда-нибудь изменится, — слизеринец поднялся с кровати, застегивая рукав и приглаживая растрепавшиеся волосы. — Забудь об этом, Поттер. Тогда, возможно, тебе станет легче.
— Ты так и делаешь обычно? — Гарри злился. Скорее больше на себя, нежели на Драко, но слова ядовитыми брызгами слетали с губ. — Когда они пытают или убивают кого-то, ты так и делаешь, да? Просто отворачиваешься и забываешь? — Малфой лишь пожал плечами, натягивая привычную злобную усмешку, и зашагал к двери.
— Ага. Так обычно и делаю, — он вышел, запечатав за собой дверь охранным заклинанием. Гарри бессильно ударил кулаком по кровати, рыча и злясь на самого себя. Чего он, собственно, ожидал? Что Малфой только и ждет принца на белом коне, который придет и спасет его? Или что блондин предпочтет солгать ему, побоясь остудить его благородный порыв. Конечно, Малфой бы не сделал этого. Да и к тому же он прав. Они враги, как бы ни хотелось сейчас, чтобы было иначе. Однако, будучи истинным гриффиндорцем, Гарри Поттер не собирался отступать. Возможно ему еще хватит времени переубедить Малфоя. А пока он будет терпеливо ждать.