- Бармен, повтори!
- По-моему, Вам уже хватит, мистер Уизли.
- Бармен, пожалуйста, повтори!
- Ну ладно. Минус 50 очков со Слизерина!
- О, как же приятно это слышать...
— Ты уже все мои сигареты выкурил, док? Гони одну.
— Разве ты не покончил с этой мерзостью? Ношусь с пачкой, ты не просишь... Думал, слава богу. Или уже где-то другую раздобыл?
Ворчи, ворчи, Пантерище. Люблю этот звук.
Кто-то ищет по навигатору чертов смартфон. Звонок на выключенный девайс? Ну-ну. Док вознамерился перезвонить — не тут-то было. Смартфон впал в кому, пароль не знаем.
Интуиция — злая вещь. Догадываюсь, кто хозяин мобильной дряни. Дай бог, если ошибаюсь.
— Я почти забыл о куреве, — застегиваю по-человечески его рубашку — молодец, док, пуговицы не в те петли сунул. (На меня пялился). — Но сейчас не помешает.
Стоим на крылечке. Сад душный, приторно-сладкий. Лягушки разошлись, квакают оголтело, призывают дождь нестройным хором.
Припечатываю телефон к земле, поросшей травкой. Вот вам, господа эксперты.
— Что ты делаешь?
Тебя спасаю, док. И ты еще спрашивал, с какой я планеты? Сам в далеких галактиках витаешь.
— Мы нашли телефон на улице. В кустах, — шепчу ему на ухо. — Вот в этих, договорились? — показываю на заросли миндаля под окном. — Мобильный зазвонил, и мы его обнаружили. Ты взял трубку, я свидетель.
Единственная правда.
Не знаю, в каком радиусе способен нас вычислить полицейский навигатор, но пару лишних ярдов навряд ли отследят. Главное, подальше от кармана твоего плаща, в котором ты его обнаружил, Северус. Плаща, который не помнишь, когда и надевал.
— Зачем эта нелепая ложь?
В полутьме глаза Пантерища совершенно черные, таинственная терра инкогнита. Что-то сказать хочет и не может, чувствую.
— Затем, что...
Договорить не успеваю. В темной шелестящей глубине сада что-то мелькает.
Так и знал.
Сигарета ломается в пальцах.
Свет фонарей играет на знакомых рыжих макушках, делая их желтыми, как старая лисья шерсть.
По решительному шагу инспектора, по тому, как он приосанился и подобрал живот, по стремительной походке обычно нескладного Билла уже вижу и знаю, зачем они тут. Пусть у нас нет правила Миранды,¹ но оно ясно читается в азартно блестящих глазках дорогих начальничков.
Быстрый удивленный взгляд — мол, и ты тут, приятель. Шкипер, что щуришься хитрым лисом? Думаешь, я тоже здесь неспроста?
— Добрый вечер. Полиция Вудфорда, — бог знает зачем говорит Артур. — СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР Уизли.
«Да неужто?» — написано на кислом лице великого иммунолога.
Тупо пялюсь на вытянутую руку шефа с удостоверением. Ну да, таков порядок... Хотя не припомню, чтобы Артур эту хрень кому-то предъявлял. Обиделся на «маршала авиации»?
— Профессор Снейп, — надувается индюком инспектор. — Если вы не хотите быть задержаны по подозрению в совершении уголовного преступления, то будьте любезны явиться в отделение завтра в девять ноль-ноль и ответить на вопросы следствия. Повестка на допрос в качестве опрашиваемого лица, ознакомьтесь и распишитесь, сэр.
Опрашиваемого, а не подозреваемого, слава богу! Ну и ну, Артур лично повестку притащил! Для такой мелочевки мы с Роном есть, или Фред с Джорждем, на худой конец.
Билл с тайным торжеством в глазах извлекает из папки бумажонки.
— В девять я занят, — резко говорит док. — И вообще... Бред собачий. На каком основании?
Инспектор тыкает пальцем в бланк.
— И тут распишитесь, — не отвечает на вопрос. — Ордер на обыск. В нем отпадет необходимость, сэр, если вы добровольно предъявите вещь, принадлежащую покойному мистеру Грипхуку.
Сердито отброшенная челка.
— У меня нет никаких вещей Грипхука!
Будь у дока настоящий пантерий хвост, он бы им себя по бокам хлестнул.
— Это мы сейчас выясним. Время допроса можно согласовать. Вы имеете право связаться с адвокатом, если он у вас есть, если же нет, то мы... — начинает бубнить Артур.
Констебль Поттер, держись. Броситься на шефа с криком — все испортить.
Шкипер мне кивает, мол, отойдем.
— Как ты его вычислил? — спрашивает шепотом. В глазах уважение, вот ведь черт.
— Вычисления можно засунуть в задницу, — пытаюсь говорить спокойно. — Повестку и ордер на обыск туда же. Это не он.
Фыркает насмешливо. Вынимает из кармана свой BlackBerry.
— Не он? Смотри.
Смотрю. Палец Билла быстро скользит по экрану чертова девайса. Давай-давай, шкипер.
Сердце, угомонись, проклятое!
— Дзинь-дзинь! — радостно откликается телефон гоблина в моем кармане.
Где вы, художники-карикатуристы? Нарисуйте глупые озадаченные лица моих начальничков!
* * *
Сколько тебе дадут за лжесвидетельство, констебль Поттер?
— Я тоже его подозревал, — разваливаюсь на скамейке в позе «спокойная беспечность», руки спинку обнимают. — Вы меня зачем сюда запихнули, забыли уже? Как насчет спросить МЕНЯ, что я делал и где был двадцать восьмого, между десятью и одиннадцатью?
— Ты ведь доложил, что ничего не видел, — удивленно говорит Билл. Лепит задницу на край скамейки.
— Грипхука — не видел, — потягиваюсь «лениво». — А Снейпа — да. Как раз в половине одиннадцатого.
Дьявол, если им придет в голову глянуть запись на камере в нашем коридоре... Ладно, я-то выкручусь, мол, не смотрел толком на часы, но тогда брехливый карточный домик завалится к чертям. Или сказать, в окно выбрался, чтобы перед дежурным не светиться?
— В начале одиннадцатого я был в восьмой палате у Лонгботтома, — начинаю объяснять. — Минут пятнадцать там сидел. Потом вышел в сад прогуляться... Курить хотелось до чертиков, а доктор Снейп, зараза, мои сигареты забрал, сказал, будет по одной выдавать. Короче говоря, я к нему пошел, думаю, вдруг не спит. Смотрю — точно, свет горит. Ну и черт меня дернул в окошко глянуть... У него газета прилеплена вместо шторки, один угол завернулся. Можешь сам посмотреть, там, где кучка мусора на подоконнике, — киваю на окошко, светящееся за кустами миндаля. — Одним словом, заглянул на свою голову...
— И что он делал?
Прости, Пантерище, лучше так, чем совсем без алиби.
— Что-что... — улыбаюсь во все зубы. — Дрочил.
— Фу ты, черт, — с досадой говорит шкипер. — Это меняет все дело... Ну тогда понятно, почему он отцу ничего не сказал.
— Я там немножко постоял под окном, думал переждать, — продолжаю городить ложь. — Но потом плюнул и ушел. Пока я там торчал, в это время Грипхука и душили, вот черт! Так что это у меня нет алиби, шкипер. Я доктора видел, а он меня — нет. Не говори ему об этом, а? — изображаю смущение. — Неудобно как-то. Тем более, я с завтрашнего дня буду вроде как его пациентом.
— Говорить придется тебе, а не мне. Если в суде посчитают нужным уточнить детали.
Не будет никакого суда! Через мой труп!
— У него здоровенный х...й, — докладываю бодро (не кривя душой). — И шрам на бедре. Это если нужны доказательства того, что я его видел.
— Хм, — фыркает.
Молчим. Цикады трещат, лягушки очумело квакают.
Не сердись, мой Пантерище. Самое достоверное, что в голову пришло. Могу сказать, что и я под окном дрочил за компанию. Пусть что хотят, то и думают, лишь бы алиби было.
— Формально у нас на него ничего нет, — наконец говорит Билл. — И с телефоном, выходит, просчитались... Но, куда ни плюнь, ниточки тянутся к Снейпу. Последнее электронное письмо, отправленное мистером Грипхуком в Лондон, опять же доктора Снейпа касается.
Вот дьявол! Не одно, так другое!
— И что в письме?
Опять голос не мой.
— Короткая фраза: «Профессор Снейп отказался категорически». Адресат — один из сотрудников все того же Центра Космических Исследований и Технологий.
Что за чушь?
— На Марс лететь отказался? — смеюсь нервно.
Шкипер иронично кривится.
— Какой там Марс, — говорит. — Центр находится в ведомстве Министерства Обороны. Чем в таких организациях на самом деле занимаются, один бог знает, между нами говоря. Их финансируют из бюджета, но какие-то операции они проводят через частные банки, такие, как банк Грипхука. Отцу уже звонили из Скотланд-Ярда. Если сами не справимся, дело придется расследовать совместно с лондонскими коллегами. А может, и вовсе придется в центр передать, а жаль, в кои-то веки что-то стоящее... Как ни крути, доктор Снейп связан с этой историей, придется его потрясти как следует... Гарри, с тобой все нормально?
Вытираю со лба пот. Без толку — руки тоже мокрые.
— Да ничего. Жарко что-то, — бормочу.
На самом деле — холодно. Липко и гадостно.
— Да, душновато сегодня... — Билл вытягивает худые и длинные, как у цапли, ноги. — Одним словом, раз доктор не захотел с отцом по-человечески разговаривать, будем играть по всем правилам. Найдем, за что его прищучить.
Чтоб тебя самого черти прищучили!
— Я бы на вашем месте не трогал его без серьезной причины, — с трудом сдерживаю злость. — У Снейпа работа важная, от которой жизни пациентов зависят. Начнете его на допросы тягать, в его отсутствие могут пострадать препараты, а они бешеные деньги стоят. Вы с отцом потом с Каркаровым до конца жизни не расплатитесь. Игорь всю нашу контору с дерьмом смешает, если захочет.
Билл озадаченно моргает.
— Доктор Снейп потому и не стал с Артуром болтать, — продолжаю атаку. — Не может он свои вакцины бросать, если там какой-то процесс идет, понимаешь? Синтез и всякая хрень. Снейп если сказал, что у него есть десять минут, значит, это ровно десять, а не одиннадцать и не пятнадцать. А шеф — ты уж извини — любитель поговорить неторопливо, с расстановкой.
Хмурится.
— Возможно, ты прав, — бормочет. — Не стоит трогать доктора... Но кого еще тут подозревать? Владельца собаки, Дамблдора? Он, кстати, разговорчивый, не то, что Снейп. Алиби нет, но оно ему ни к чему, у бедолаги сил не хватит и муху прихлопнуть ... О, вот и отец.
Молча смотрим, как спускается с крыльца Уизли-старший. Что такое, шеф? Растерянный какой-то... Злой Пантерище покусал?
Северус, если ты опять ерунды наговорил, я тебя собственноручно убью!
Ну?..
— Надо же, — инспектор чешет затылок. — Он ответил на все мои вопросы. Оказывается, доктор может быть нормальным, если захочет.
— И что же он делал двадцать восьмого, в двадцать два тридцать пять? — Билл, сволочь, толкает меня под локоть. Усмехается мерзко.
Стою ни жив ни мертв.
Если сейчас не совпадет...
— Дома был, — разводит руками Артур. — Что делал, бог его знает. Какая разница, алиби-то нет.
— Еще как есть, — говорит Билл. — Гарри, давай, рассказывай!
Краем глаза вижу, как шкипер исчезает за кустом — глянуть на окно, залепленное газетой.
Как же я вас всех ненавижу!
И себя в особенности.
* * *
Крадусь осторожным и бесшумным Гарри Хантером, жмусь к кустам. Я — тень, невидимка, легкий, как шаги кота по одеялу, бесшумный и...
Хрусь!
Мать твою, крыльцо скрипучее, деревяшка сушеная, чтоб тебя!..
Замираю, не дыша. Нет, вроде бы все тихо.
Но ты ведь не спишь, док? Лампа еще горит. И дверь не закрыл, тонкая золотая полоска света... Ждешь меня?
Ныряю в комнату.
Ну вот. Ждет он, как же.
О-о, картина... Лежит, растянувшись на диванчике большим Пантерищем. Рука на лице отдыхает, другая с постели художественно свесилась. В ногах Пушок белым пышным комом свернулся. Хорош сторож, бесполезный мешок шерсти! Один глаз открыл, ухом дернул, вот и вся реакция! Где заливистый лай? Страшное рычание? Искусанные лодыжки гостя?
Сажусь на корточки тихонько. Дай полюбоваться на тебя, мой Северус.
Волосы блестящей волной по подушке расплескались. Настольная лампа желтая, уютная, гладит спящих приятелей теплым светом, даже белоснежный Пушок кажется золотистым шариком. Волосы Пантерища — черный кофе... И кожа не бледная, а как топленое молоко.
Если поцелую твою руку — проснешься? В халате завалился, свет не выключил, может, ждал меня, док?
Касаюсь губами теплых пальцев. Бог мой, какие красивые, длинные. Да что там руки, весь Пантерище фантастический. Голую ногу в колене согнул, на второй Пушок развалился. Зараза лохматая, ты почему на своей подстилке не лежишь? Я бы твое место на хозяйской ноге занял, псина, тоже могу в клубочек сгруппироваться, не думай.
Волосы, гладкая шерсть дикой пантеры, вы же не почувствуете, если вас потрогать?
Северус. Почему ты так на меня смотрел? Разве я монстр какой-то? Собрался гвозди в ладони забивать? Да я скорей умру, чем причиню тебе боль!
«Все... кроме жестокости». Кто-то был с тобой жесток? Кого найти и убить, порвать на кровавые лоскутки?
А ногу можно поцеловать? Я тихо. М-м, какая чудесная, теплая лапа, о, черт! Волоски мягкие, шелковые, не то, что мои.
Уй, почуял что-то. Вдохнул глубоко... Нет, не проснулся. Тихий спящий зверь. А хоть бы и храпел, док, полжизни отдал бы, с тобой лежать каждую ночь, обняв телом и душой... Приклеился бы намертво, как жвачка к школьной парте, дышал бы тобой, смотрел бы, как сейчас, сторожил бы твой сон — получше лентяя Пушка. Где-то бродит сумасшедший Ангел, а ты, док, даже дверь не закрыл.
Ей-богу, лег бы рядом на полу. В кресле барахло с дивана ночует. (Доктор прибрал в комнате).
Я тоже хочу знать, откуда ты взялся, Северус. Где ты раньше был? Двадцать лет коту под хвост. Ладно, не двадцать, но как же я жил без тебя, а?
Ваше Величество, вы, даже спящий, не скроетесь. Ишь, затаился под халатом. Вас никакие тряпки не спрячут, сэр Х...й.
Вот возьму и поцелую. Я вас люблю, сэр. Хотите присягу на верность?
Ой, хочет! Шевельнулся даже!
Слюни не пускай, Гарри Джеймс. Хуже Пушка.
Дьявол, надо уходить. Жалко тебя будить, Пантерище, два часа ночи. Если тебе в шесть вставать...
Только твои губы, умоляю... Не засну, если... Самые любимые, самые...
Касаюсь едва-едва. Господи, как хорошо.
— Гарри... — вздох.
Разбудил?! Идиот корявый!
Нет?
Фух. Спит. Дышит тихо.
«Гарри».
Спи, Северус. Все равно моя душа тут. Свернулась клубочком у тебя на груди. Ты ее не прогонишь.
Дрыхни, Пушок.
Погасни, лампа.
* * *
«Последнее усилие — и ноги Хантера пружинисто коснулись дна ущелья. Он молниеносно развернулся, не желая вновь ощутить не спине жгучую боль острых когтей.
Плотный туман, осевший в расколотом сердце скалы, окутывал влагой лицо, стеснял грудь, отбирал дыхание. Хантер прижался спиной к камню, напряженно всматриваясь в белую завесу. Спокойный внешне, он напрягся стрелой в тетиве, готовой в любой миг дрогнуть и вылететь, звеня.
Зверь, невидимый и страшный, был здесь, рядом. Охотник втягивал жадными ноздрями его запах, смешавшийся с тяжелой влагой. Запах опасного хищника, острый, мускусный, ни с чем не сравнимый дух зверя.
Хантер знал, что и сам дразнит врага — кровью, потом, жаждой погони.
Зверь ждал, затаившись в тумане.
Ждал и Охотник.
Он больше не был человеком — стал Зверем, диким и...»
— А эт-то еще что?..
Чья поганая волосина у меня в клавиатуре? Это не каркаровская, не та, что я на скотч лепил!
Каштановая, вьющаяся...
Гермиона! Мерзавка пушистая!
Вот кто шарил в моем ноуте! Притворялась тихой школьницей! Разорвать тебя на тысячу пушинок? Я только с пантерами добр, как агнец, а таких, как ты, шинкую мелкой соломкой и по почте рассылаю! Рон, потерпи, друг, глядишь, и тебе клочок Пушистика перепадет!
Сейчас-сейчас... Знаю, вы не спите, мисс Грейнджер. Дежурите, тишину нарушаете цоканьем по коридору. Ну давай, поцокай газелью, Гарри Хантер умеет ждать!
* * *
— Вам дать снотворное, мистер Поттер?
Моя ты лапочка.
— Войдите, мисс. Не стойте в дверях.
Наверное, голос у меня тот еще.
Впорхнула. Чует, кошка, чье мясо стащила. Глаза тревожные.
— Присядьте, будьте добры.
Суровее, Поттер! Слабовато. Нечего жалеть пушистую нахалку. Ишь, шейку вытянула. Лучше б руки шаловливые протянула ладонями кверху, я бы тебе быстро экзекуцию капельницей организовал, медсестричка.
Ни одной бабы не ударил? Ничего, надо же когда-то начинать.
— Кто вам позволил трогать мой ноутбук, мисс?
Неплохо. Но ты можешь лучше, Гарри Джеймс.
Трясет гривой. Глаза вытаращила. Ох, какой милый румянец. Дать тебе уроки качественного вранья, девочка? Я в последнее время Драко превзошел, а уж он учитель хоть куда... был.
— Не надо. Мне. Лгать.
Так, хватит. Вот уже и слезы в глазах задрожали. Моргает быстро, чтоб не разреветься. Идиот ты, Гарри Джеймс. Перестарался. Голос и интонации доктора Снейпа доводят девушек до полуобморочного состояния.
— Мистер Поттер, — сжала руки в кулачки, коленки стиснула, съежилась, дуреха. — Я ничего не хотела плохого, поверьте, — говорит взахлеб, глазищи блестят. — У нас здесь что-то ужасное, отвратительное происходит, я знаю! И еще знаю, что вы здесь не просто так, — жалобный изгиб бровей. — Я догадалась.
Вот зараза. Ты попал, великий конспиратор Поттер!
— Игорь... профессор Каркаров мне ничего не сказал, — кусает губу большими блестящими зубами. (Еще одна разновидность белки. Рыже-каштановой). — Я бы могла чем-то помочь, стать ушами, глазами, кем и чем угодно, лишь бы докопаться до правды, что происходит, кому нужны бессмысленные смерти и без того обреченных пациентов!
— Поэтому вы начали с моего ноутбука, мисс. Источник зла.
Чует, что не сержусь? Расслабилась, улыбается смущенно.
— Понимаете, я выяснила, что вы из полиции, мистер Поттер, и подумала, Игорь вас пригласил, чтобы вы были этими самыми ушами и глазами... — вздыхает печально. — Вместо меня. Для него женщины — красивые бесполезные игрушки, которым нельзя не только ничего серьезного поручить, а даже объяснять, что происходит, нет смысла.
Это я уже понял. Козлобород разводит девушек, как орхидеи в парниках.
— Я хотела добыть хоть какую-то информацию из полиции, — краснеет, укус губы. — Думала, вы отчеты отправляете...
Спасибо, Артур, за твою старомодную дремучесть! Ни одного отчета.
— У меня же пароль стоит, — бормочу.
— Ну-у, — деловито начинает Гермиона, — если в безопасном режиме стартовать, зайти под администратором и удалить пароль учетной записи... Есть программы-взломщики, на тот случай, если вдруг имеется пароль администратора.
Ах ты ловкая пушистая дрянь!
— Ладно, — пытаюсь не покраснеть (что она там успела увидеть, а?). — И что вы обнаружили? Не в моем ноуте, вообще.
Нахмурилась. Точь-в-точь, как Каркаров. С кем поведешься... Я вот тоже уже наловчился бровями жонглировать. Стоп-стоп, Поттер, давай не сейчас.
— Я тут год работаю, — ну вот, теперь ноготь грызет. (Смотри, такими зубами можно всю фалангу оттяпать!) — Постоянно какие-то смерти необъяснимые. Игорь большинство из них на самоубийство списал, тут и такое случается... Но как-то все уж слишком странно. Скажем, сначала трое по очереди вены себе вскрыли, потом четверо подряд умерли от передозировки лидокаина, ампулы рядом на полу лежали, но один из пациентов точно не смог бы себе лекарство ввести. Месяца не прошло, у двоих тяжелобольных система жизнеобеспечения из строя вышла, новая, все идеально работало...
Да уж... Каркаров не сторонник излишней откровенности. Как там Мерлин сказал? «Спохватился, когда статистикой смертных случаев занялся».
— Мы начали с Боуда и Дженкинса, — говорю. — Но, судя по всему, Ангел Смерти тут давно работает, ему уже премиальные положены в виде десяти пожизненных. И что, есть версии, кто это? Безумный пациент с прогрессирующим раком мозга?
Легкий протестующий взлет пышных волос.
— Я тоже об этом думала, — оживляется. — Но человек с тяжелой патологией давно бы умер, и убийства прекратились бы. Во всяком случае, понемногу ослабел бы, допустил промах и в конце концов попался бы.
Да ну?
Возможно, Ангел еще полон сил. Или его прооперировали, он пришел в себя, а потом опять за старое бодро взялся.
— По-вашему, Ангел — кто-то из персонала? — спрашиваю. — Шуршит на второй ставке?
Большие глаза.
— Очень даже может быть, — говорит полушепотом. — Все изученные мной случаи подобных смертей — сознательная работа медиков. Лишение жизни из сострадания, в основном.
Что глазками блестишь? Тоже сострадательная девушка? И шустрая, как я посмотрю. Умеешь нос сунуть во все щели.
— В Вене четыре медсестры убили около двухсот пациентов, — воодушевилась, разрумянилась опять. — Знаете, как их звали? Ангелы смерти Лейнц! Чарльз Каллен за двадцать лет работы безнаказанно убил бессчетное количество пациентов, вкалывая дигоксин, который сложно обнаружить в крови, а смерть выглядит естественной, как от сердечного приступа. Каллен даже вспомнить не смог, скольких он жизни лишил. Ричард Анджело в Штатах, медбрат в госпитале Доброго Самаритянина, сорок человек на тот свет отправил... Джозеф Акин, Роберт Диас, Бенджамин Гин, Стивен Леттер, Дженин Джонс, Эфрен Салдивар²... Не смотрите так, мистер Поттер, у меня просто память хорошая. Салдивар, терапевт, тоже называл себя Ангелом Смерти. Около двухсот пациентов «спас» инъекциями миорелаксантов, как он сказал, освободил от страданий.
Спасибо, мисс Всезнайка, я о чем-то подобном читал. Слава богу, не помню ни имен, ни количества жертв «добрых самаритян». Хорошая память — не всегда благословение.
— Наш Ангел работает спустя рукава, — черт, на часах уже половина четвертого. Гермиона свежая, привыкла к дежурствам, а я бы прилег... — Кстати, как я понимаю, каждый их этих убийц пользовался любимым лекарством, так? Кто лидокаином баловался, кто чем вы там сказали... релаксантом... — зеваю, как дурак, без всяких релаксантов. — А у нас Ангел изобретательный. То уколет, то придушит, то кровь пустит. Черт знает что... о-уо.
— Вы уже спать хотите, мистер Поттер, — виновато говорит Пушистик. — Я пойду.
Вскакивает бодрой газелью.
— Да нет, все норма-а... — закрываю рот рукой. — Аоу-у.
И в самом деле. Иди с богом, взломщица. Базу министерства здравоохранения ломани.
— Раз так получилось, — просительно заглядывает мне в глаза, — быть может, мы будем вместе его искать?
Хмм... Идея, может, не самая плохая, но... Во мне тоже живет Каркаров. Знаем вас, болтух пушистых.
Впрочем, если она до сих пор не растрепала, кто я и что... Одно яйцо Пуаро хорошо, а два — есть, что пощупать.
— Если вы не будете оставлять улики вроде волос в чужих ноутбуках, то можно и попробовать.
Расцветает счастливой розой. Может, тебе еще и табельное оружие раздобыть, розочка?
— Мы его найдем! — воодушевленно сверкает глазами. — Обязательно найдем.
Вали дежурить, Пушистик. Хотя нет, постой!
Гениальные и глупые вещи имеют свойство приходить в голову внезапно и некстати.
Сон как ветром снесло.
— Тогда, раз уж вы моя напарница, Гермиона... — из последних сил включаю «Мистера Обаяние» (спит, лентяй). — Вы должны мне помочь.
Хо! Осторожно, констебль Поттер, эта девочка сейчас клинику разнесет в порыве энтузиазма!
— Надо отвлечь дежурного этажа. Инспектору не пришло в голову просмотреть архив видеозаписей в нашем отделении, а напрасно! Последняя смерть не похожа на работу Ангела-спасителя. Думаю, мисс, для вас не составит труда вытянуть Виктора из-за компьютера? Хотя бы минут на пять. Мало ли, у вас в сестринской кресло сломалось. Колесо вынуть сможете? А потом, как починит, сажайте на сидушку Виктора и крутите что есть мочи, пока у него голова кругом пойдет... Короче, придумайте что-нибудь.
Смеется. Ну и зубки у вас, мисс! Впрочем, мне они начинают нравиться.
— Проще простого, мистер Поттер.
* * *
— Ну что? — шепчет. Глаза распахнула, рот от любопытства разинула.
— Плохо дело, — говорю мрачно. — Не просто плохо, а хуже некуда! Какая-то сволочь удалила архив за двадцать восьмое!
Если бы сволочь умела, вырезала бы запись в интервале с девяти до двенадцати, но то ли это невозможно, то ли не все такие умные, как пушистые всезнайки.
* * *
После рассказов про бойкую армию Ангелов Смерти оставить тебя одного, док? С незапертой дверью и бестолковым меховым шариком? Ну уж нет!
Ага, тот самый толстый плед... Ты-то мне и нужен, клетчатый свидетель сладкого порока. Что ты делаешь на книжной полке? Иди сюда. Поверь, на полу тебе будет не хуже. И у меня на пару синяков меньше.
Скоро рассвет... Выползет солнце, начнет читать «Таймс» вверх ногами на окошке. Док, раз уж ты любишь руку на пол свешивать, можно, она у меня на плече полежит? Хоть кусочек тебя.
Ты знаешь, что тебя любит преступник?
К черту все. Спать. Небось, рассердишься, когда меня увидишь, Пантерище.
1) Правило Миранды — юридическое требование при задержании в США: «Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде» и т. д.
2) Перечисленные Гермионой лица — бывшие сотрудники больниц, большинство из которых по сей день находится в тюрьмах, получив по нескольку пожизненных сроков.
