Быть Северусом Снейпом

Следующим утром я впервые за много лет опоздал на завтрак. Я видел время, я знал, что следует поторопиться, но около десяти минут простоял в каком-то оцепенении, не решаясь выйти в коридор и узнать, что принес с собой этот день.

Предчувствие было не лучшим. Неужели вчера я действительно позволил Грейнджер уйти безнаказанной? Что за помрачение рассудка на меня нашло, если я поверил, будто она никому ничего не расскажет? Наверняка вся школа уже в курсе, и, как только я выйду из комнаты, на меня обрушится всеобщее внимание.

Чертов Люпин с его боггартами. Возможно, вчерашний случай был всего лишь удачной инсценировкой? Меня бы не удивило, если бы улыбчивый оборотень подстроил встречу с боггартом, а сам наблюдал неподалеку, наслаждаясь результатами своих стараний.

С другой стороны… пожалуй, даже для Люпина это слишком. Он, кажется, всерьез вознамерился оправдать мнение Дамблдора о себе, и, к огромному сожалению, пока мне не представилось повода подловить его на неискренности.

Глубоко вздохнув, я коснулся дверной ручки, но снова замер.

Стоит ли вообще идти на завтрак? Я всё равно опоздал. Теперь, если мои худшие опасения подтвердятся и окажется, что Грейнджер не смогла удержать язык за зубами, я окажусь в центре еще более пристального внимания.

В мои школьные годы подобная сцена повторялась не один раз. Сколько времени я провел, опасаясь выйти из спальни и столкнуться с волной нежеланного внимания, вызванного новой шуткой Поттера и его компании. Каким жалким каждый раз я чувствовал себя от собственного страха! Я ведь мог за себя постоять. Я так и делал. Неоднократно и Поттер, и Блэк сами мечтали провалиться сквозь землю от позора благодаря моим ответным выпадам, но это ничуть не смягчало унижения, которое я испытывал, ведь всё происходило на глазах человека, чье мнение единственное имело для меня значение. Я хотел, чтобы Лили гордилась мной, а не была вынуждена неловко опускать взгляд и притворяться, будто ничего не произошло.

«Ты боишься совершенно не тех вещей, Северус, — я вспомнил, как когда-то сказала она, раздраженно закатывая глаза. — Ну попал ты в неловкую ситуацию, и что дальше? Они бывают у всех! Это же не повод навсегда запереться в комнате и никуда не выходить. И не делай такое выражение лица — как будто, знаешь, ты соревнуешься с камнем, кто из вас безэмоциональнее. Случилось с тобой что-то глупое, посмейся вместе со всеми! Случилось что-то грустное — отреагируй, не бойся показаться слабым или нелепым. И сразу поймешь, что вовсе не весь мир против тебя — а те дураки, которым лишь бы поиздеваться, пусть катятся к чёрту. Кому какое дело, что они там думают?.. Чувствовать, к твоему сведению, совершенно нормально. Это всего лишь делает тебя человеком».

Слегка улыбнувшись, я опустил голову и, поразмыслив еще несколько мгновений, всё же толкнул дверь.

Лили права — она всегда права. Какая разница? Какому идиоту боггарт может показаться смешным — уж точно не тем, кому приходилось хоть раз с ним сталкиваться. Умные студенты поймут, почему я не смог справиться со своим. А до тех, кто не осознаёт, что с возрастом растут и страхи, мне дела нет. Пусть думают, что хотят, — в случае чего, я с большой радостью развею их сомнения в моей компетентности.

По дороге к Большому залу я почти полностью убедил себя в том, что мои опасения были абсолютно беспочвенными и глупыми. Даже если Грейнджер поделилась со своими друзьями, это мало что поменяет. Да и сомнительно, что она проговорится, — стоит только вспомнить ее боггарта. Больше всего на свете она боится подвести полагающихся на нее людей — крайне маловероятно, что она нарушит свое обещание. Глупой или болтливой эту девочку сложно назвать.

Окончательно успокоившись, я быстрым шагом зашел в зал и присоединился к коллегам. Из-за шума, царящего среди завтракающих учеников, я не сразу понял, что за нашим столом внезапно повисла мертвая тишина.

В душу снова начало закрадываться плохое предчувствие. Оно только усилилось, когда Дамблдор, с подрагивающими от смеха уголками губ, жизнерадостно проговорил:

— Доброе утро, Северус! Я уже было подумал, что вы не придете. Снова работали всю ночь?

Я смерил его подозрительным взглядом. Что-то явно было не так — за столько лет я прекрасно выучил все оттенки голоса Альбуса, и сейчас он явно старался меня отвлечь, а не искренне интересовался причиной моего опоздания.

Особенно громкий взрыв смеха со стороны учеников привлек мое внимание, и я машинально посмотрел в их сторону.

Большинство, если не все взгляды были прикованы ко мне. Только ко мне. Даже слизеринцы с трудом прятали улыбки. Шушуканье и смешки усилились, а неловкое молчание других преподавателей неожиданно показалось мне оглушительно громким.

Судорожно сжав кулаки под столом, я послал полный ярости взгляд Грейнджер. Та, перехватив его, тут же залилась краской и отчаянно замотала головой, отхлестав волосами сидящего рядом с ней Уизли. Тот недовольно что-то проговорил, отодвигаясь подальше, но я едва заметил, так как Макгонагалл, сидящая справа от меня, неожиданно совершенно несвойственным ей образом хихикнула. Я свирепо посмотрел на нее, но она, продолжая смеяться, не стала встречаться со мной взглядом. Тогда я посмотрел на Альбуса, но он тоже улыбался, хоть и куда более сдержанно.

Дело было явно не в боггарте: ни Дамблдор, ни Макгонагалл никогда бы не стали смеяться над чем-то подобным.

Но что еще могло случиться?

— Могу я поинтересоваться, в чём повод такого веселья? — ледяным тоном осведомился я. Минерва послала мне загадочную улыбку.

— Как, Северус, разве вы не слышали последние новости? О вчерашнем уроке защиты у моих третьекурсников?

— А что я должен был слышать? — Я саркастически изогнул бровь. — Лонгботтом установил очередной рекорд? Его боггарт самоуничтожился, поскольку не смог сделать выбор и принять хоть одну четкую форму? Неудивительно — трудно остановиться на одном варианте, когда их тысяча: мальчишка боится даже собственной тени.

— Ха, — Макгонагалл перестала улыбаться и сердито поджала губы, — если вы считаете Невилла трусом, это доказывает в очередной раз, как плохо вы разбираетесь в детях. Но забавно, что вы упомянули боггарта именно этого мальчика — его форма и правда была несколько… неожиданной.

— Не такой уж и неожиданной, — скорбно заметила Спраут, качая головой. — Я всегда говорила, что вы слишком строги с детьми, Северус. И посмотрите, чем ваш подход закончился! Разве это нормально — чтоб ученики до такой степени боялись собственных преподавателей!

— Ну, теперь страха Невилла заметно поубавилось, — самодовольно возразила Макгонагалл. — За что отдельное спасибо профессору Люпину.

— Кто-нибудь объяснит, о чём речь? — раздраженно поинтересовался я. В чём бы ни было дело, я так и знал, что в этом замешан Люпин!

Когда никто не ответил, в разговор наконец вмешался сам оборотень.

— Ничего особенного не случилось, Северус, — миролюбиво заметил он. — Просто, как вы помните, я предоставил Невиллу шанс быть первым, кто сразится с боггартом. И он справился со своим заданием — справился блестяще, как я и надеялся.

— Да, — я презрительно усмехнулся, — теперь причина всеобщего неудержимого смеха понятна. У Лонгботтома в первый раз получилось сделать то, что от него требовали. И в самом деле, удивительно.

Люпин нахмурился.

— Не думаю, что вы справедливы к Невиллу, — возразил он. — Мальчик талантлив; всё, что ему нужно, — немного веры и поддержки со стороны взрослых. А всеобщий неудержимый смех, Северус, объясняется тем, что больше всего на свете Невилл боится именно вас.

Я шокированно уставился на него.

— Что?

— Вот именно, — снова заговорила Макгонагалл, но на этот раз в ее голосе не было смеха. — Представьте наше недоумение, когда мы узнали, что боггарт Невилла превратился в вас. В преподавателя, к которому ученики должны тянуться — но нет, вас они только боятся! На этот раз вы зашли слишком далеко, Северус. Если из всех возможных вещей бедного мальчика приводите в такой ужас именно вы, то я даже не представляю, какая пытка для него ваши уроки.

Я, всё еще не в состоянии до конца поверить, что являюсь главным страхом идиота Лонгботтома, мрачно взглянул на нее.

— Единственная пытка для этого ученика — его собственное неумение сосредоточиться и выполнять простые инструкции, — холодно сообщил я. — Если простая требовательность для него равносильна самому большому кошмару, я могу только выразить надежду, что в дальнейшем он повзрослеет и поймет, что есть вещи куда страшнее. Хотя, глядя на Лонгботтома, я очень в этом сомневаюсь. Даже в тринадцать лет он — главное посмешище Гриффиндора.

— Кстати говоря о посмешище, — язвительно проговорила Макгонагалл. — Все ученики, очевидно, пришли в полный восторг, увидев вас в новом облике, Северус. Невилл, помимо всего прочего, обладает богатой фантазией, так что ему не составило труда превратить свой страх в нечто совершенно ему противоположное. Уверена, в течение дня вы еще не раз об этом услышите — судя по всему, это тема номер один среди учеников.

— И не только среди них, — весело заметил Флитвик. Я с яростью уставился на него, и он, тут же сникнув, вернулся к своему завтраку.

— Что ж, — льду в моем голосе мог бы позавидовать сам Темный Лорд, — я нисколько не сомневался, что уровень интеллекта у большинства в этой школе соответствует уровню их чувства юмора. Если это кажется вам смешным, то я могу только посочувствовать. Даже у первокурсников обычно куда более высокие стандарты.

Не дожидаясь очередных ответных реплик, я резко поднялся, с грохотом отодвинув свой стул, и стремительным шагом покинул Большой зал. Мне было абсолютно безразлично, что подумают мои коллеги или ученики, которые, несомненно, с любопытством наблюдали за разворачивающейся сценой.

Я позабочусь о том, чтобы все они заплатили за это.

В особенности — Лонгботтом.



* * *

— Уберите со стола всё, кроме пера и чернил, — залетев в класс, с ходу приказал я. Проследовав к своему столу, я развернулся, медленно обвел всех присутствующих пристальным взглядом и неприятно усмехнулся. — Сегодня вы пишите тест.

Со всех сторон тут же понеслись стоны и возгласы.

— Тишина! — приказал я. Все мгновенно замолчали. — В прошлом месяце мы изучали разновидности противоядий из травяных отваров. Я ожидаю, что вы все помните, сколько их существует, какие ингредиенты являются основными и против чего такие противоядия наиболее действенны. Тест будет состоять из двух частей: первая — письменная, на сорок вопросов. Вторая — практическая: каждый из вас сварит противоядие, рецепт которого ему достанется. На письменную часть вам дается двадцать минут. — Взмахнув палочкой, я отлевитировал листы с вопросами на все парты. — Можете приступать.

Устроившись в кресле, я с удовольствием смотрел на позеленевшего Уизли, раздосадованного Поттера и бледного, как мел, Лонгботтома, который напряженно вчитывался в вопросы.

Похоже, выходка Люпина действительно придала мальчишке уверенности и даже долю смелости. Что ж, посмотрим, насколько его хватит.



* * *

Вчерашний день был настоящим кошмаром. Разумеется, при виде меня все замолкали, но я прекрасно знал, о чём именно шла беседа до моего появления. Как будто других, более важных новостей в школе не было! Раз за разом до меня доносились всё более невероятные описания внешности боггарта Лонгботтома. Что ученики, что преподаватели с радостью обсуждали его снова и снова, а затем высказывали догадки о моей реакции. Все сходились во мнении, что в ближайшее время уроки зельеварения для каждого из факультетов каждого курса превратятся в ад.
Что ж… я не собирался их разочаровывать. Уже после вчерашнего дня многие смешки стихли, а после сегодняшнего, я был уверен, они исчезнут окончательно, сменившись на привычные жалобы и стоны.

Единственными, кто не принимал участия во всеобщем веселье, были слизеринцы. Многие начали в отместку распускать нелестные слухи о Люпине, и, хоть внешне я не поощрял это, их реакция меня тронула. Приятно было убедиться, что мой факультет верен мне при любых обстоятельствах.

Больше всего меня удивила реакция моего самого странного ученика, Алекса Манцера. Вчера он весь урок мрачно наблюдал за мной и даже не вздрогнул, когда я отчитал его за испорченное зелье. Вместо этого, когда все покинули класс после звонка, он подошел ко мне и серьезно сказал:

— Я считаю, то, что сделал профессор Люпин, — нехорошо. Он поступил некрасиво по отношению к вам, а все, кто тоже смеются, просто глупые.

Я не ожидал ничего подобного и замешкался, не зная, как реагировать.

— Ничего, — мальчик утешающе погладил мою руку. — Скоро им всем перестанет быть смешно.

— Вот как? — Я с интересом взглянул на него. — С чего вы это взяли?

— Я так думаю, — Алекс нахмурился. — И, ну… мама тоже так говорит. Что никакая шутка не будет веселой вечно.

Когда я ничего не ответил, мальчик, явно заволновавшись, поспешил добавить:

— То есть, это я сам так думаю. Раньше, в маггловской школе, надо мной тоже иногда смеялись, и я обычно тоже переживал — прямо как вы. Мама постоянно говорила, что после молитвы всё пройдет, но как по мне, надо просто не реагировать — и людям быстро надоест смеяться. Ну… со мной это срабатывало. Попробуйте, может, у вас тоже получится.

— Отличный совет, мистер Манцер, — как можно серьезнее проговорил я, пытаясь не выдать свою растерянность. За всё время я ни разу не слышал, чтобы этот мальчик говорил столько слов. И каких? Он пытается меня успокоить? Меня? Первокурсник?

С таким мне определенно не доводилось сталкиваться.

Алекс просиял, но потом его лицо снова приняло обычное хмурое выражение.

— Я могу идти? — мрачно поинтересовался он.

— Разумеется. — Я проводил его задумчивым взглядом, пытаясь сопоставить все факты, которые мне были о нём известны.



* * *

Глядя, как третьекурсники Гриффиндора и Слизерина торопливо пишут ответы и нервно поглядывают на часы, я испытывал чувство глубокого удовлетворения. Контроль по-прежнему был в моих руках, и я сделаю всё, чтобы так оставалось и впредь. Строгость, несколько незапланированных контрольных — и ученикам будет не до смеха. Несмотря на унизительную сцену с боггартом, они всё еще меня боялись.

На этом и следовало сыграть.

— Время вышло, — холодно известил я и вновь взмахнул палочкой. Работы оказались у меня на столе. Большинство горестно уставились на них, явно жалея, что не удосужились повторить материал накануне. Одна Грейнджер смотрела на стопку с вожделением — наверняка в очередной раз прикидывая, что не успела написать. Но, как ни странно, сегодня ее всезнайство почти не раздражало меня.

— Рецепты зелий, которые вы должны приготовить. — Я раздал задания и, пока все читали инструкции, устанавливали котлы и доставали нужные ингредиенты, принялся проверять стопку работ.

Как и следовало ожидать, ответы оставляли желать лучшего. Большинство учеников не ответили и на половину вопросов, так что я закончил с проверкой их работ довольно быстро и придвинул к себе листки Лонгботтома, которые специально оставил напоследок.

Посмотрим, насколько скуден его ответ на этот раз.

К моему разочарованию, на двадцать восемь вопросов из сорока мальчишка умудрился ответить правильно. То ли ему просто повезло, то ли он готовился — сказать было сложно, но факт оставался фактом: ниже «удовлетворительно» я поставить не мог.

Ну что ж… всегда есть обходные пути.

— Лонгботтом, — позвал я его. Гриффиндорец тут же отшатнулся от котла, а потом неуверенно взглянул в мою сторону.

— Д-да, сэр? — его голос едва заметно дрожал. Отлично, значит, план Люпина по возвращению уверенности этому недоумку не сработал.

— Подойдите сюда, — обманчиво мягким голосом приказал я. Нервно сглотнув, Лонгботтом нехотя приблизился и остановился в нескольких шагах от стола. Даже отсюда я мог видеть, как его руки трясутся.

— Ч-что-то не так с моей работой? — промямлил он.

— Хм, — я насмешливо вскинул брови, — вы называете это работой? — Я потряс пергаментом перед его лицом.

— Я… — Мальчик, казалось, побледнел еще больше. — Я не знаю. Я написал всё, что знал… и…

— Молчать! — Мой окрик заставил его вздрогнуть и отступить на шаг назад. — Я устал от ваших постоянных оправданий, Лонгботтом. Скажите, вы впервые в Хогвартсе? Вы никогда не держали перо в руках?

Мальчишка захлопал глазами, а потом резко затряс головой.

— Нет? Но именно такое впечатление создается, когда я смотрю на эти каракули, — я с презрением взглянул на листок. — Если вы считаете, что я буду тратить свое время в попытках разобрать ваши неразборчивые иероглифы, вы глубоко заблуждаетесь. Инсендио! — Пергамент вспыхнул и спустя несколько секунд осыпался пеплом на каменный пол. Лонгботтом охнул, и его нижняя губа затряслась.

До чего жалкое зрелище. Где же теперь вся та храбрость, что он демонстрировал Люпину?

— Очередной неуд, — сообщил я ему. — Возвращайтесь на место и варите зелье. Советую вам справиться с этим заданием, иначе результаты для вас окажутся плачевными.

Сгорбившись, гриффиндорец поплелся к своему ряду, а я столкнулся с негодующим взглядом Поттера. Даже когда я предостерегающе сузил глаза, мальчик продолжил дерзко сверлить меня взглядом, начисто позабыв о своей работе.

Интересно, что он сам думал обо всей этой ситуации? Насколько я понимал, у Поттера инстинкт защищать был развит так же, как у его матери, если не больше. Он никогда не одобрит насмешек над людьми — ведь он сам не раз становился объектом презрения и издевательств со стороны других учеников. Он знает, каково это — чувствовать себя опозоренным и униженным. Если кто-то и мог бы… понять… но нет, Поттер, как и всегда, считает себя лучше других. Думаю, он разделяет мнение Люпина и полагает, что я получил по заслугам.

Что ж, ни на что другое я и не рассчитывал.

Пока класс пытался справиться со своим заданием, я проверял другие накопившиеся тесты. Контрольные без предупреждения — отличный способ держать учеников под контролем, но это также забирает у меня втрое больше времени — и нервов: работы порой бывают такими, что я начинаю сомневаться, издевается ли их автор, или деградировал настолько, что Лонгботтом по сравнению с ним — профессор.

Кстати, насчет Лонгботтома.

Я поднял голову и взглянул на гриффиндорца. Он на редкость упорно нарезал ингредиенты, то и дело сверяясь с инструкциями в книге.

Посмотрим, что у него получится.

Спустя сорок минут время на приготовление противоядий истекло. Класс заполняли самые разные запахи — от приятных травяных до откровенно гнилых. Удивительно, как эти дети умудряются запутаться в нескольких строчках.

Я принялся методично обходить класс, заглядывая в каждый котел и давая оценку получившемуся — или не получившемуся — снадобью.

Грейнджер, к моему удивлению, справилась не лучшим образом. Вместо нежно салатового ее зелье стало ярко зеленым, и, хотя это нельзя было назвать полным провалом, высокую оценку поставить я тоже не мог.

Поразмышляв несколько секунд, я глянул на других гриффиндорцев и, убедившись, что каждый занят своим зельем, буркнул:

— «Превосходно».

Грейнджер изумленно уставилась на меня, но я сразу же отошел от нее и двинулся к котлу Лонгботтома.

Оценка его зелья колебалась где-то между отметкой «удовлетворительно» и «слабо». Будь это занятие недельной давности, я бы, возможно, рискнул поставить первое, но сейчас… нет. Лонгботтом должен выучить свой урок.

— Неплохо, — медленно протянул я. Когда мальчик вскинул голову и недоверчиво улыбнулся, я с трудом сдержал смешок. Гриффиндорцы. Всегда жаждут верить в лучшее. — Однако, — продолжил я, — кого именно мне оценивать, Лонгботтом, — вас или мисс Грейнджер? Потому что трудно сказать, кто из вас является автором сего… произведения.

Лицо Лонгботтома тут же вспыхнуло.

— Я делал всё сам, — хрипло пробормотал он. — Гермиона мне не помогала. Правда.

— Разумеется, — я искривил губы в презрительной усмешке. — Эванеско.

Лонгботтом с выражением комического неверия заглянул в опустевший котел, а потом, шмыгнув носом, опустил голову вниз.

— В следующий раз потрудитесь исполнять работу самостоятельно, — холодно произнес я. — А из-за вас, мисс Грейнджер, Гриффиндор теряет пятнадцать баллов. Подумайте дважды, прежде чем делать за кого-то его задание.

Девочка, открыв рот, шокированно посмотрела на меня.

— Урок окончен! — рявкнул я, когда тишина в классе затянулась. — В понедельник я жду от вас доклад с подробным разбором ваших сегодняшних ошибок. Не менее одного фута длиной.

Недовольно бормоча что-то, все стали собирать вещи и поспешили как можно быстрее покинуть комнату.

Я обвел опустевшие места взглядом и подавил вздох.

Странно. Я поставил Лонгботтома на место… но лучше чувствовать себя от этого не стал.



* * *

В течение следующих нескольких недель всеобщее веселье окончательно сошло на нет — только некоторые мои коллеги продолжали хмыкать и многозначительно смотреть на меня при каждой удобной возможности. Теперь всю школу охватило радостное предвкушение от предстоящего похода в Хогсмид, и больше всего ликовали именно третьекурсники. Для меня этот визит означал лишь дополнительную головную боль, а из-за Волчьего зелья, которое приходилось варить для Люпина, времени на что-то другое совершенно не оставалось.

Сам Люпин, как ни странно, был, пожалуй, единственным из преподавателей, кого ситуация с боггартом не заставила хвататься за живот от смеха и украдкой посылать мне насмешливые взгляды. Сначала я отнесся к этому с подозрением: в конце концов, чьей идеей было устроить весь этот цирк? Но Люпин общался со мной как ни в чём не бывало, делился абсолютно не нужной и не интересной мне информацией, а иногда даже просил советы или спрашивал мое мнение о планах своих уроков.

Какое-то время его странное отношение выводило меня из себя. Я не мог понять этого двуличия. Люпин думал, что я идиот? Сначала он сам выставляет меня на посмешище, а потом продолжает набиваться в приятели?

Но остыв, я скрепя сердце признал, что отчасти понимаю его. Что его поведение — не двуличие, а очередное доказательство того, что за прошедшие годы Люпин провел работу над ошибками и не собирается повторять их. С самого своего появления в Хогвартсе в качестве учителя он всеми способами пытался продемонстрировать мне, что сожалеет о своем поведении в школьные годы. Что, если бы прошлое можно было вернуть, он бы не стал закрывать глаза на поступки своих дружков, Поттера и Блэка, а скорее всего… остановил бы их. Сделал бы то, чего от него ожидал Альбус.

Лонгботтом в глазах этой усовершенствованной версии Люпина — слабое звено, нуждающееся в защите. Как бы ни было оскорбительно то, что Люпин посчитал меня человеком, от которого учеников нужно защищать, в какой-то мере, думаю, я могу его понять.



* * *

Тридцать первое приближалось стремительно, и, как и всегда в это время года, мое настроение становилось всё более мрачным. Зелье для Люпина было готово, но я решил отнести его днем, когда все ученики и несколько преподавателей отправятся в Хогсмид и замок опустеет.

Дойдя до двери, я почему-то почувствовал себя неловко, стоя с кубком в руке. Почему вообще я сам принес его Люпину? Разве не он должен беспокоиться о том, готово ли его зелье и когда его можно будет принять?

Я обернулся и посмотрел вглубь коридора — туда, откуда пришел. Стоит ли вернуться и просто послать Люпину извещение о том, что он может прийти забрать зелье? Наверное, так было бы лучше всего, но…

Сжав зубы, я решительно постучал.

— Входите, — тут же послышался голос Люпина. Сделав глубокий вдох, я зашел внутрь и тут же замер, заметив Поттера, сидящего в классе.

Что он тут делает?

Я был уверен, что он отправился в Хогсмид с остальными. С чего ему оставаться в замке? Неужели перспектива посетить волшебную деревню с целой кучей дешевых, но почему-то зачаровывающих большинство людей лавок его не прельстила? И он выбрал провести очередной день в Хогвартсе?

Маловероятно. Поттер во многом напоминал Лили — пожалуй, даже в слишком многом, куда больше, чем мне хотелось бы. Он, как и она, наверняка должен был воодушевиться возможностью открыть для себя новую часть волшебного мира. Лили, помнится, пришла в полный восторг, узнав о Хогсмиде, и даже вычеркивала дни в календаре, отсчитывая, когда наконец мы сможем туда отправиться.

Странно.

— Северус, — Люпин удивленно, но в то же время радостно улыбнулся. — Огромное спасибо. Поставьте, пожалуйста, вон туда, на стол.

Я медленно приблизился и опустил кубок на деревянную поверхность, поглядывая то на Поттера, то на Люпина. Что, интересно, они здесь делают вдвоем? Люпин решил поделиться с мальчиком историями о своих былых приключениях?

Наверное, так и есть. Единственная разумная причина, по которой Поттер мог бы отказаться от похода в Хогсмид. Рассказы о родителях и их учебе в Хогвартсе, об их встрече и их жизни. Люпин мог бы рассказывать об этом часами.

Напрягшись, я сделал несколько шагов назад и послал Люпину мрачный, пристальный взгляд. Тот, казалось, догадался, о чём я подумал, потому что поспешил сообщить:

— Я тут как раз показываю Гарри гриндилоу.

— Прелестно, — проигнорировав его жест, холодно сказал я. — Выпейте прямо сейчас, Люпин.

— Да, непременно, — он снова послал мне благодарную улыбку, но на этот раз она нисколько меня не впечатлила. Судя по крайне подозрительному и недоверчивому взгляду, которым меня мерил Поттер, Люпин уже успел рассказать ему несколько баек с моим участием. А теперь вновь улыбается, как ни в чём не бывало? Больше всего на свете я не выносил лицемерия.

— Если вам понадобится еще — я сварил целый котел, — произнес я, желая поскорее покончить с разговором и убраться отсюда подальше. Такой беспечный и халатный человек, как Люпин, явно не понимал всей серьезности своего положения. Я не мог заранее знать точную дозу, нужную ему, и в прошлом месяце он ввалился ко мне в кабинет в почти невменяемом состоянии. Очевидно, ждал до последнего, надеялся, что одного выпитого кубка хватит. Я не хотел повторения.

Особенно учитывая, что Поттер сейчас здесь и, судя по всему, уходить не собирается. Как знать, может, они не в первый раз встречаются вот так и обсуждают прошлое.

— Наверное, я приму еще немного завтра, — согласился Люпин. — Спасибо большое, Северус.

— Не стоит, — отрезал я и, в последний раз внимательно посмотрев на Поттера, вышел из кабинета.

От слащавых благодарностей Люпина тошнило. Как и от него самого.

Если он хочет делиться с Поттером унизительными подробностями моей учебы — и учебы старшего Поттера — в Хогвартсе, пускай. Но вновь попадаться на его удочку, поверив в дружеские намерения, я не собирался.

В следующий раз пускай сам идет ко мне за своим чертовым зельем.



* * *

Праздничный ужин в честь Хэллоуина был роскошным, как и всегда, но я даже не старался притворяться, будто могу съесть хоть что-то. Желудок скрутило в один сплошной ком, в горле застыла горечь.

Двенадцать лет. Двенадцать лет прошло, а я всё еще не мог представить, как кто-то может веселиться в такой день. Хэллоуин? Зачем вообще отмечать праздник Смерти? Ведь в этот день действительно погибло… несколько человек.

Каждый год в это время меня начинают одолевать мысли — тошнотворные, опустошающие мысли, с которыми кое-как удается справиться в другие месяцы. Ведь всего тринадцать лет назад Лили была жива… Что она делала за день до смерти? За несколько часов? О чём думала? Какие строила планы, о чем мечтала? Догадывалась ли она, что опасность близко, или ни о чём не подозревала и верила, что впереди их семью ждет еще много светлых, счастливых дней? Представляла ли она себя спустя пять, десять лет, провожающей сына в Хогвартс? Выбирающей с ним его палочку, его книги, мантию и прочее? Ощущала ли она странную, необъяснимую обреченность незадолго до той роковой ночи? И, если бы она знала, какой конец ей уготован, с самого начала — с того момента, как ей пришло письмо, извещающее о поступлении в Хогвартс… если бы тогда ей рассказали о ее будущем — мертва в двадцать один год… за три месяца до своего дня рождения. Приняла бы она те же самые решения? Или попыталась бы что-то изменить?

Вопросы казались бесконечными и не переставая звучали в голове — снова и снова и снова. Я не мог от них избавиться, не мог просто перестать думать или переключить свое внимание на что-то другое. Ответы я уже никогда не узнаю. От этого в конце октября меня охватывало чувство, будто скоро я просто сойду с ума.

Школьный ужин, присутствие на котором было обязательным, только усугублял мое состояние. Единственное, что помогало держаться — мысль, что скоро он закончится, а я, дождавшись отбоя, смогу отправиться на кладбище, как и в каждый год до этого. Окажусь наконец в тишине и в темноте — в одиночестве. И там, рядом с Лили, мне станет легче.

Насколько это вообще возможно.

В конце концов бесконечный вечер начал подходить к концу. Я пропустил выступление приведений и, поглощенный своими мыслями, опомнился только тогда, когда ученики покидали зал. За столом остались несколько преподавателей и Дамблдор: их веселый смех и вывел меня из оцепенения.

Быстро поднявшись на ноги, я без слов двинулся к выходу, как вдруг в помещение залетел Почти Безголовый Ник, взволнованно голося.

— Тише, тише, — Альбус поднялся со своего места и успокаивающе поднял руку вверх. — Не торопитесь так, мой друг. Помедленнее.

— Трудно сохранить спокойствие, профессор! — воскликнул призрак. — Там такое! Вам нужно немедленно идти в Гриффиндорскую башню! Вам всем!

— Что же случилось? — Лицо Минервы исказилось от тревоги, и она поспешила за директором, который уже успел скрыться за дверью. Я, нахмурившись, последовал за ними, и на полпути меня нагнал Люпин.

— Что не так? — обеспокоенно спросил он.

— А мне откуда знать, — огрызнулся я. — Ты бы лучше занимался своим делом, в чрезвычайных ситуациях вызывают директора и деканов.

— Я не против помочь, — он пожал плечами. — Знаешь, Северус, я… я не мог не заметить твоего настроения сегодня — особенно на ужине. Просто хочу сказать, что, знаешь… я тебя понимаю.

— Ты? — Я впился в него яростным взглядом. — Что ты можешь понять?

Люпин грустно покачал головой.

— Я тоже потерял близких мне людей. Всех близких мне людей… кроме Гарри. Так что мне тоже нелегко… в этот день.

Я неодобрительно поджал губы.

— Поттер, — издевательски протянул я. — Твой близкий человек? С каких пор? Как часто, интересно, ты навещал его за все эти годы? Писал ему письма? Мне почему-то кажется, что ты вспомнил о нём только сейчас.

— Это неправда! — Люпин резко остановился и рассерженно взглянул на меня. — Я постоянно думал о Гарри! Ты и понятия не имеешь, как сильно я хотел проведать его, узнать, счастлив ли он. Но я не мог. Ему было лучше… без такого, как я.

— Очередные оправдания, — я презрительно поморщился. — Святой Люпин, мученик, истязающий себя за то, что даже не может контролировать. Ты как был рохлей, так и остался, и ничего опасного или угрожающего для других в тебе нет. Помимо полнолуния, в месяце полно дней. Ты сто раз мог бы увидеть Поттера и провести с ним время, если бы захотел.

— Северус, — губы Люпина растянулись в совершенно идиотской улыбке. — Если бы я не знал тебя лучше, я бы подумал, что ты пытаешься меня утешить — конечно, в своей неповторимой манере.

— Даже в мыслях не было, — фыркнул я. — Всё дело в том, что ты заинтересовался Поттером только сейчас, когда увидел, насколько он напоминает твоего дружка. Так вот, вынужден разочаровать тебя: Поттер — не его отец. Разве что внешне. От матери ему досталось куда больше, чем кажется поначалу.

— Северус, — теперь в голосе Люпина звучало искренне восхищение, — я поверить не могу, что ты это сказал. Хорошо, что ты так думаешь. Правда. Признаться, я даже не ожидал, что ты столько всего видишь и не позволяешь старым предубеждением затмить реальность. Ты меня приятно удивил.

— Как раз то, чего я намеревался добиться, — язвительно отозвался я и ускорил шаг. Я сам не мог поверить, что сорвалось у меня с языка. Я что, окончательно спятил? Лучше вообще держать рот на замке — по крайней мере, сегодня.

Мы приблизились ко входу в общую комнату Гриффиндора и замерли.

Холст изрезан, Полная Дама исчезла. Лоскуты не напоминали последствия заклятья — скорее, чего-то более примитивного, вроде обычного ножа.

Но кто бы стал пользоваться таким оружием? И для чего?

За размышлениями я не сразу услышал негромкий вопрос Альбуса:

— Она сказала, кто сделал это?

Пивз, парящий над нами, мерзко хихикнул.

— Сказала, школьный голова, сказала. — Выждав паузу, он продолжил: — Понимаете, у него не было пароля, и она отказывалась его впускать. Вот он и разозлился, — Пивз кувыркнулся в воздухе и широко улыбнулся. — Ох и вредный же характер у Сириуса Блэка!

Повисла гробовая тишина. Я даже не сразу понял, что именно сказал Пивз — до того абсурдными и невероятными мне показались его слова.

А потом… ярость и ненависть, нахлынувшие на меня, были такими сильными, такими убийственными, что на мгновение я забыл, как дышать.

Блэк? Блэк проник в замок?!

В хаосе бушующих эмоций я смог ясно понять только одну вещь.

Сегодня побывать на кладбище в Годриковой лощине я не смогу.