Афанасий не то чтобы пьян - голова-то у его ясная, хоть и заплетаются ноги – просто легше ему, когда можно сказать себе самому: «Се змий зеленый да Васька-искуситель».
Змий зеленый – и не стыдно за голову свою, на плече Васюка возлежащую, не стыдно за руку свою, рассеянно меж ног Грязного гуляющую, не стыдно и за губы, до боли искусанные, и за запястья, на коих останется потом от веревицы след.
Ведь ежели сделается Афанасию стыдно – не сможет в другой раз остаться, не сумеет покорно руки вытянуть да глядеть, глядеть бесконечно, сколь ловок Васюк в науке связывательной.
Ведь можно будет сказать потом: «Пьян был, чего творил – не ведал, а вина вся на Ваське, на ем едином».
И пущай вяжет узлы хитрые, пущай из-под ресниц коротких поглядывает – Афанасию все одно, ведь змий же, зеленый же.
И пущай, скрутивши Афанасия, аки пленника ценного, скользит Васюк ртом по шее – ртом ненасытным, совсем не нежным; по плечам, по груди, по животу; пущай вылизывает искусно косточку, что над лодыжкою, пущай прикусывает кожу на бедрах сильных – Афанасий нашел уж, чем пред собою самим за грех оправдаться; Васюку же – ему, кажется, и оправданий не надобно…