На уроке зельеварения. Снейп:
- Ну как это можно не знать? Да если бы ты был моим сыном, я бы спрыгнул с астрономической башни!
Гарри:
- Профессор Снейп, а может вы меня усыновите?
Ромулу спустил ноги с кровати, отдирая прилипшую к спине футболку. В темноте (выключатель лампы, закрепленной в изголовье, опять не сработал) потянулся за графином с водой, и, только опрокинув его на себя, вспомнил, что на этот раз мог воспользоваться магией. Высушив кое-как одеяло – на большее сил уже не хватило, Ромулу доплелся до кухни и засунул голову под холодную струю.
Потом стоял у открытого окна, вдыхал мартовский воздух, пил кофе и курил, представляя, что где-то здесь, на этой же кухне… представляя его. Это был уже тринадцатый сон с того самого дня, и не нужно было быть пророком, чтобы предсказать, что их будет гораздо больше.
Непристойные картинки чудились даже в осадке на дне чашки, он взболтал его, усмехнулся собственной порочности, прикрыл глаза и, ощущая под щекой холодную поверхность рамы, стал привычно прокручивать сон. Северус целует его, терзает губы безо всякой жалости или нежности, с яростью проталкивает язык в его рот, сильные пальцы впиваются в плечи… Вот так. Раньше в ужас приводил Эрнесто, а теперь… теперь и снов было настолько мало, что оставалось только умирать от разочарования и бессилия.
Он пытался, пытался прекратить все это. Пытался быть верным, нежным и заботливым мужем, пытался вернуть в отношения с Ритой былую страсть, но в конце концов пришлось признаться, что ее никогда и не было. А еще в том, что он использует Риту, чтобы забыть кого-то другого. На этом Ромулу сдался. Рита стоила гораздо большего.
Не такого извращенца, как он.
Ромулу с ожесточением стряхнул пепел на карниз. Лондон потихоньку просыпался, и по тротуару шли люди, неторопливо переговариваясь и приветствуя друг друга. А он всю жизнь так хотел быть среди них, затесаться в эту толпу, почувствовать себя частью чего-то большего и простого, и это у него тоже не получилось. Ни маггла, ни друга из него не вышло.
Впрочем, неважно. У него есть работа. Через полтора часа он наденет костюм и пойдет в офис. Работа поможет ему. Она всегда помогает.
----------------------------------------------
Полноценного рабочего дня, однако, не вышло. Около одиннадцати утра, как раз когда Ромулу голову сломал над вопросом, вводить элементы готики в фасад проектируемого здания в Шеффилде или нет, в его кабинет вошла секретарь, хорошенькая, вечно растрепанная Кристина, которая время от времени пыталась строить ему глазки.
Бросив неодобрительный взгляд на разбросанные по кабинету бумаги, она взяла со стола грязную кружку и, прежде чем выйти, сказала:
- Там в приемной тебя ждет один раздраженный тип, по роже испанец.
Он не помнил, как смог встать. Оперся на стол руками, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, и постоял так несколько минут, пытаясь унять взбесившееся сердце и убедить себя, что это не может быть Северус. И это к лучшему, так как видеться им в любом случае не стоит.
Но, разумеется, войдя в приемную, он не сдержался и вскрикнул от радости, увидев знакомый носатый профиль на фоне забрызганного дождем окна. И секунду спустя застонал от разочарования – перед ним был не Северус, а дядя, герцог Вильярдо.
- Как вы меня нашли?
- Деньги, - презрительно бросил герцог. – Ты даже вообразить себе не сможешь, насколько я богат, - он слегка запыхался, как будто только что долго бежал в гору.
Ромулу указал ему на кресло, сам сел напротив и наклонился к дяде.
- Если честно, мне плевать на то, сколько у вас денег, - сказал он. – Что вам нужно от меня?
Герцог пожал плечами:
- Увидеться с Эухенией, конечно. Ваша мать настроила защитные чары дома так, чтобы они не пропускали меня.
- Только не говорите мне, что вам есть какое-то дело до моей сестры!
Герцог издал смешок:
– Да что ты знаешь обо мне?! Твоя мать так злится на меня и не видит дальше собственного носа, что все, что угодно, могла наговорить. А ты ей веришь, как какой-то щенок!
- Послушайте, - Ромулу старался быть сдержанным, - может быть, я и не знаю, что такого произошло между вами и моей матерью, но я в курсе того, что вы ограбили свою собственную семью, чтобы начать свое дело. Так что ваши деньги – это грязные деньги, и на вашем месте у меня бы язык не повернулся хвастаться ими.
- Вот поэтому ты и не на моем месте, а работаешь целыми днями, чтобы заработать жалкие гроши.
Ромулу проигнорировал выпад.
- А деньги, между тем, дешевеют, - ухмыльнулся герцог. - То, что я живу в Аргентине, не означает, что я не в курсе того, что происходит в Британии.
Ромулу опять промолчал.
Герцог развел руками с самой очаровательной улыбкой, которая, однако, сделала его лицо еще более неприятным.
- Я лишь взял наследство своего деда.
- Я не буду с вами спорить, - спокойно сказал Ромулу. – Но предупреждаю вас, я – целиком и полностью на стороне матери, и, если и слушаю вас, то, возможно, только потому, что этого от меня хотела бы сестра. Что вам нужно?
- Я же сказал тебе: увидеться с Эухенией.
- Зачем?
- Это наше с ней дело.
- Я спрошу ее, сможет ли она вас принять. Это все?
- Марии Инессы сегодня нет, - заметил герцог. – Они с Мирандой накладывают защитные чары в Фуэнтэ Сольяда. Процесс нельзя прерывать, и они останутся в поместье до глубокой ночи.
- Вы хорошо осведомлены, - бросил Ромулу.
- А твоя мать слишком полагается на верность тех, кто ей служит, - хмыкнул Фелиппе Вильярдо. – Я собираюсь попасть в дом до четырех часов, и если это будешь не ты, тогда мне откроет дверь кто-нибудь другой.
Ромулу почувствовал, что бледнеет. Герцог неприятно засмеялся.
– Щенки моей бывшей жены тоже на что-нибудь да сгодятся, - бросил он.
- В три жду вас на улице перед домом, - отрывисто произнес Ромулу. И поднялся: - А теперь, раз вас, многонеуважаемый герцог, здесь больше ничего не держит, пошел вон!
В туалете он бросил на дверь запирающие чары, набрал полную раковину ледяной воды и долго плескал ей на себя. В зеркале отражалось чужое, измученное лицо человека, привыкающего к беспросветному одиночеству, человека, которому не особо хотелось жить.
- Неделю, - Эухения Виктория тщательно разгладила складки на бежевом покрывале. – Вас не было целую неделю.
- Кажется ли мне, высокородная сеньорита, что вы заметили мое отсутствие? – Гжегож снял куртку и почти упал в кресло. Выглядел он запыхавшимся, но гораздо приличнее, чем тогда, когда исчез – сразу, как только Соледад залечила ему синяки и ссадины после взрыва. Длинные белые пряди вновь отросли – должно быть, он пил специальное зелье – и хоть и беспорядочно, но вполне элегантно падали на плечи. Одет Гжегож был для разнообразия в шикарный шелковый жилет, отливавший цветом темного золота, а роскошь кружева на рукавах рубашки превосходила все парадные наряды Макса, который был тем еще модником.
Кружево, на первый взгляд, было брабантским и, как всякое кружево высочайшего сорта, сплетенным без помощи магии. Эухения знала, сколько такое стоит. Что ж, видимо, Гжегож далеко не беден. Она вгляделась в его уставшее лицо, хотя за эту неделю оно так часто вставало перед ее глазами, что ей не требовалось и смотреть.
- Я навещал дона Риккардо по меньшей мере раз в день, - заметил Гжегож, прерывая затянувшееся молчание.
- Это не одно и то же, вам не кажется? Разве мы не договорились, что вы будете меня лечить?
- Вернулся, как только появилась возможность, - он усмехнулся, но его усмешка была довольной. – Кстати, сундучок с ингредиентами стоит в лаборатории.
Эухения с трудом подавила желание открыть рот от удивления.
- Жаль, что нельзя сварить зелье прямо сегодня. Эухенио обедает у господ Веласкесов в Мадриде, и его не будет до самого вечера. Но самого главного ингредиента у нас пока нет.
- И как достать его, я не представляю… - пробормотала Эухения. – Спасибо, но…
- Уверен, что вы это придумаете, - довольно жестко произнес Гжегож.
- Не то чтобы вы стремились облегчить мне задачу, не так ли?
- У меня нет такой цели. Кроме того, я не зельевар. Добудьте последний ингредиент, точнее, два последних ингредиента, и приступайте к варке, когда путь будет свободен. Эухенио покидает лабораторию несколько раз в неделю, отправляясь по разным аптекам для поставок или закупки ингредиентов.
- Да. Но как я попаду в лабораторию, если не могу перемещаться по каминной сети?
- Я сопровожу вас туда в любой момент.
Эухения вздохнула. Она была рада видеть Гжегожа после целой недели отсутствия, быть может, куда более рада, чем хотела показать или даже признавалась самой себе, но его попытки вернуть ее к прежнему образу жизни злили. Ей и хотелось сварить определитель, чтобы уж знать наверняка, и в другое время она бы порадовалась приключению, связанному с добычей ингредиентов, но мысль о лаборатории вызывала отвращение. Может быть, ну его? Что с того, что Мартина могла приворожить Хуана Антонио? Он не кажется особо несчастным. Сами как-нибудь разберутся.
Сейчас она не чувствовала ни ревности, ни злости, ни желания помогать брату выпутаться. С самого детства она только и делала, что помогала всем, а сейчас так устала, что хотела уже, чтобы кто-нибудь, пожалуй, помог ей…
Эухения посмотрела на Гжегожа и поймала его взгляд:
- Вы ведь не пропадете больше?
Он улыбнулся, и улыбка сделала его лицо задумчивым и нежным:
- Не пропаду.
Возвращаться в случившееся на ферме было непросто. Но Гжегож вел себя так, как будто происходило самое обычное дело, и в конце концов Эухения перестала жалеть себя и трусить. На двадцатой минуте сеанса ей даже удалось вспомнить кое-какие подробности, и она поняла, что Чарли, должно быть, к тому моменту, как она оказалась на ферме, находился под Империусом. Ее дракониха Энни ужасно волновалась, никак не хотела приземляться, а когда Эухения все-таки заставила ее снизиться и спрыгнула с нее, Энни поймала Эухению за юбку и потянула назад. Но Эухения все это проигнорировала.
Вспомнив об этом теперь, она не выдержала и разрыдалась – от отчаяния, что сама оказалась виновата во всем, что если бы вовремя задумалась над знаками, ничего бы не произошло. Ведь и сама чувствовала, что что-то не так. Но так хотелось скорее отобрать чешую для нового экспериментального зелья…
Гжегож позволил ей выговориться и выплакаться, а потом задал один единственный вопрос:
- Вы сказали, что Чарли уже находился под Империусом. Как вы думаете, что было бы в том случае, если бы вы вняли предупреждению драконихи и отправились домой?
- Он бы все равно погиб?
- В любом случае его бы использовали, как средство для приманки.
- Да, и кончилось бы тем же. Я не понимаю только, почему…
Фразу она закончить не успела. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался человек, которого Эухения никак не ожидала здесь увидеть.
- Ты?! – воскликнула она, в шоке глядя на дядю Фелиппе. И тут же попыталась сориентироваться, представить: - Целитель Ковальский – герцог Вильярдо.
Герцог, в свойственной ему вежливой манере на постороннего в комнате вообще никакого внимания не обратил. Да и Гжегож лишь встал с кресла, однако не поклонился и руки не подал.
- Мне нужно с тобой поговорить. В лаборатории, - буркнул герцог, не здороваясь.
- Что?! Я не могу ходить по милости твоей жены, так что говорить будем здесь, - разозлилась Эухения. – Какого черта тебе нужно?
- В лаборатории, - сказал герцог и позвал: - Мор.
Тотчас же в комнату вошло коренастое существо, достававшее герцогу примерно до середины бедра, с очень бледным – до зеленоватого оттенка - лицом, острым подбородком и черным бантом на длинных, аккуратно зачесанных светлых волосах. Существо сняло с головы зеленую треуголку – под цвет камзола – и поклонилось Эухении. Вид у незнакомца был чрезвычайно учтивый, но пристальный взгляд темных больших глаз пугал.
- Прикажи ему переместить тебя в лабораторию и открой для меня камин. Я знаю, что щенка там нет.
Эухению передернуло. Ей не хотелось так легко сдаваться при Гжегоже, но она понимала, что дядя не появился бы, не будь чего-то срочного.
- Мор, - кивнула она так величественно, как только умела, - перенесите меня в комнату рядом с лабораторией.
Незнакомец тотчас же водрузил треуголку на голову, протянул к Эухении руки и, после небольшого головокружения, уже несколько секунд спустя она обнаружила себя в знакомом подвале, в крошечной комнатке, в которой ничего не было, кроме дивана и камина. Она не удивилась бы, если бы Мор шваркнул ее об пол, но ее опустили на диван очень вежливо.
Отступив на шаг, Мор поклонился и спросил бесцветным голосом:
- У госпожи будут еще приказы?
- Спасибо, пока нет, - ответила она, разрываясь между желанием остаться здесь одной и никого не видеть и желанием поскорее покончить с этой историей.
Мор тут же испарился. И Эухения выбрала открыть камин. Она так давно не делала ничего подобного, что три раза начинала выговаривать заклинания заново. Наконец ей удалось справиться с трясущимися руками и спустя минуту герцог, отфыркиваясь, вышел из камина. Его лицо побагровело.
- Мооор! – заорал он.
Маленький человечек тотчас же вновь возник около его ног и покорно поклонился, однако Эухения увидела, что в его взгляде промелькнуло что-то похожее на ненависть.
Мор перенес Эухению в лабораторию, и устроил на диване. Герцог схватил песочного цвета плед, лежавший рядом с ней, скомкал его и запустил им в дальний угол. Потом плюхнулся на диван, вынул из кармана пиджака большую бутыль из темного зеленого стекла и покрутил в руках. На самом дне ее плескались остатки жидкости. Бутыль отправилась на стол, а из кармана появилась еще одна, поменьше, с чем-то, несомненно, более твердым.
- Мне нужно, чтобы ты нашла здесь яд, - буркнул герцог.
- Ты знаешь, что он там есть, или тебе нужно, чтобы я засвидетельствовала, что здесь есть яд, которого на самом деле нет? – осторожно спросила Эухения. Она все еще чувствовала себя растерянной от столь стремительных перемен.
- Да нет же, - зарычал герцог, - яд там есть. Я хочу знать, какой.
- Ты хотя бы приблизительно знаешь, каким он может быть? – вздохнула Эухения.
- Разве это не твоя задача как зельевара?!
Эухения расхохоталась.
- Тебе это кажется таким простым. Я сделаю все, что смогу. Но мне, - она оглянулась, - нужен Мор.
Тот возник словно бы ниоткуда и снова поклонился. На этот раз Эухения заметила, что его ноги – босы, чем-то похожи на лапы и на них словно бы застыла давняя грязь.
- Слушаю приказы, госпожа.
Через полминуты она уже расставляла на столе фиалы и поднос из миридиума.
- Ты не собираешься ничего варить? – с подозрением спросил герцог.
Эухения молча вылила в одну ячейку жидкость из первой бутылки и вывалила в другую нечто, напоминающее кашу, из второй. Затем открыла фиал, подаренный Гжегожем, и занесла руку над подносом. Жидкость мгновенно стала черной, каша – посинела.
- Это смешанный, растительно-животный яд.
Герцог достал из кармана огромный белый платок и молча вытер пот со лба.
- Тебе нужны доказательства? – спросила Эухения.
Прошло около минуты, прежде чем послышалось глухое «нет».
Эухения взглянула на герцога. Он сидел на диване, развалившись так расслабленно, как будто был здесь хозяином, а не одним из самых нежеланных людей, и, казалось, что-то просчитывал в уме. На его лице застыло выражение вечного недовольства. Она не помнила, видела ли когда его другим, но почему-то помнила, что к ней это обычно не относилось. К ней и Максу, если быть точными. Герцог всегда выделял их, и не упускал случая проехаться при этом по собственным детям – Эухенио и Веронике Алехандре.
Эухения уничтожила первые пробы, и принялась делать следующие.
- Как ты попал в дом?
- Твой братец Ромулу провел.
- Понятно. Это ты сделал так, что Эухенио сегодня в Мадриде?
- Старик Веласкес кое-что мне должен…
Эухения с тоской посмотрела на поднос – капля определителя застыла на поверхности жидкости.
- Это яд, который убивает, накапливаясь в организме. Его растительные компоненты воздействуют на сердце или сосуды, а животная составляющая замедляет их воздействие, тем самым помогая заметать следы. Я напишу список ингредиентов, которые нужно достать, чтобы выявить подробный состав. Если Мор все это купит в ближайшие полчаса, я успею сварить определитель до того, как вернется Эухенио. Лучше пусть покупает в Лондоне, в аптеке Формана, потому что в Мадриде это все есть только у Веласкесов, а это чревато разговорами за ужином.
- Не надо, - сказал герцог.
- Что не надо?!
- Не надо выявлять подробный состав, - он встал и, забрав со стола обе бутылки, рассовал их по карманам брюк. Потом опять вытер пот со лба.
- Что значит «не надо»?! Она тебя травит, а…
- А вот это, Эухения, уже не твое дело.
- Не мое?! – взвилась она и тут же закашлялась, потому что рука герцога заткнула ей рот.
- Будь добра, Малыш, не говори ничего матери и никому другому, - очень тихо сказал он.
Эухения кивнула, и герцог убрал руку.
- Что ты собираешься делать?
- Там видно будет.
- Послушай, - горячо заговорила Эухения, - неужели ты не видишь, что она сумасшедшая? Ты же видишь, что она сделала со мной. Какие доказательства тебе еще нужны, чтобы…
- Малыш, - герцог покачал головой. - Марта – сумасшедшая. Очень опасная сумасшедшая. Но это не значит, что ты понимаешь в ситуации больше, чем я.
- Так объясни же мне, черт возьми! Если я этого не понимаю, сделай так, чтобы мне стало понятно!
Герцог фыркнул, наклонился к ней, коснулся губами лба, неприятно пощекотав его усиками, и вышел. Она услышала, как внутри дома захлопали двери.
И почти тут же из сгущающейся подвальной темноты материализовался Мор.
- Мне приказано отправить госпожу обратно в спальню, - почтительно сказал он. – Не желает ли госпожа приказать мне что-нибудь еще?
Эухения обвела взглядом лабораторию и призвала два чистых флакона.
- Мне нужно незаметно достать кровь живущей в нашем доме Мартины и моего кузена Хуана Антонио. Сможете?
Мор поклонился, взял флаконы у нее из рук, и вдруг, растеряв все свое подобострастие, недобро усмехнулся:
