Пример текста:
Появление на свет сына король Трандуил считал одним из счастливейших событий в своей долгой жизни, богатой и на скорбь, и на радость. Не в продолжении династии он видит свое счастье, и даже их горячая привязанность друг к другу не кажется королю эльфов самым главным. С Леголасом Трандуил словно сбрасывает весь пережитый опыт и остается вновь обнаженным и беззащитным перед новым, внезапно помолодевшим миром вокруг. Смотрит чужими юными глазами на звездное небо – впервые, слушает плачущую лютню – впервые, ощущает запах нагретого летом медоносного разнотравья – впервые. Ему кажется, будто он вслед за сыном снова переживает юность с ее первым любовным томлением, с поиском ответов, с острой радостью и разрывающим сердце горем.
Ему кажется, что их Эпоха еще не уходит.
Леголас красив даже для эльфа, но, что важнее, за высоким гладким лбом скрывается живой и пытливый ум. Трандуил дает молчаливому сосредоточенному сыну несколько дней раздумывать над тревожащей его проблемой, не желая раздражать навязчивыми расспросами, опасаясь вывести на давно нарушающий их спокойствие разговор о желании Леголаса покинуть Сумеречье.
Однако, глядя за медленно слетающими с деревьев искрами огоньков, слушая смех музыкантов, чувствуя легкость от выпитого вина и тяжесть богато украшенного цветами и драгоценными камнями венка, Трандуил все же разрывает молчание:
- Какая мысль волнует тебя? Что ты пытаешься постичь?
Леголас молчит, и на секунду Трандуила охватывает ледяной страх, что сын не ответит, однако потом молодой эльф улыбается, светло и легко.
- Милосердие, отец. Ты знаешь что-нибудь о милосердии? – он делает глоток из кубка и продолжает: - Ты столько пережил, ты столько видел, ты встречал рассвет и закат Эпох – скажи, отец, что есть милосердие, когда вокруг сгущается Тьма?
Трандуил пьет вино, но мыслями он уже далеко, и губы его безмолвны - теперь его очередь размышлять. Он никогда не отвечает Леголасу с высоты своих лет. Трандуил живет только сейчас, его сыну жить в эту – несчастную, великую, прекрасную, полную потрясений, тьмы, пороков, самопожертвования и благородства – Эпоху, и ответы должны быть найдены там и тогда, где и когда задаются вопросы.
Владыка Сумеречья, король нандор, синда из Дориата – он считает, что знает о милосердии достаточно много. Благодарение светлой Элберет, ему чаще удавалось не запятнать себя жестокостью, да и к нему самому не раз проявляли милосердие. Вопреки этому, эльфийский король молча пьет и молча смотрит на развеселившегося, сбросившего тяжкий груз одинокого раздумья сына.
Что есть милосердие, когда вокруг сгущается тьма?
Что есть милосердие?..
В этот момент тьма вокруг сгустилась в буквальном смысле, лепестки светлых крупных меллорнов внезапно схлопнулись, закрывая светящиеся сердцевинки, и эльфы едва успели схватиться за оружие, прежде чем на поляну набежали гигантские пауки, которые не то гнались за кем-то, не то убегали от кого-то. Для лесных эльфов сражения с темными чадами Унголианты давно стали почти привычными, однако сейчас столкновение оказалось слишком внезапным, и даже Трандуил почувствовал себя ошеломленным. Однако эльфы быстро взяли себя в руки и отогнали пауков прочь в черную темноту ночного леса.
Потом на измятой траве они нашли потерявшего сознание Торина, сына Траина, внука Трора, и, право слово, Трандуил предпочел бы еще одну встречу с пауками – те были врагами, но врагами из «здесь и сейчас», привычными и изученными. Торин врагом не был, но появился он словно из позавчерашнего дня – а, как известно, ни один день не умирает так прочно как позавчерашний.
Желание эльфийского короля исполнилось наполовину: с пауками этой ночью они еще столкнулись, а вот Торин никуда не исчез – сидел в чертогах лесного владыки, словно не он виноват в окончательно испорченном празднике, машинально оглаживал толстыми пальцами темную с обильной проседью бороду, огрызался на вопросы, сыпал обвинениями. Есть хлеб и пить вино эльфийского короля он, впрочем, тоже не забывал.
Трандуил и слушает, и не слушает гнома, погруженный в свои мысли. Он смотрит в проем окна на то, как в предрассветной серости утра эльфы выравнивают тропинки перед дворцом, стирая с них все следы вчерашнего дня. Леголас в детстве часто плакал, не найдя наутро оставленных вчера отпечатков своих ножек, однако недавно овдовевший Трандуил был непреклонен – в лучах нового солнца все должно начинаться заново. Здесь и сейчас, и никаких следов из прошлого.
Осколок прошлого ставит кубок на стол, и прозрачно-зеленые глаза Трандуила снова и снова скользят обеспокоенно и как-то обреченно по фигуре гнома в рваном плаще, бывшем когда-то небесно-голубого цвета. На язык идут не те слова о том, что Торин постарел и поседел, а на ум не те мысли о Короле-под-Горой и Эреборе.
Трандуил вглядывается, всматривается в глаза гнома и спрашивает снова и снова:
- Зачем ты здесь, Торин Дубощит? Зачем ты шел сюда?
Гном отвечает резко и гневно – не привык отчитываться, либо наоборот пресыщен необходимостью отчитываться – но Трандуил ищет ответ не в его словах, а в собственных размышлениях.
Торин идет за своими воспоминаниями, вдруг понимает эльф и, разворачиваясь спиной, вновь подходит к окну. Торин идет к Горе и будет рад видеть ее, потому что там он провел самые светлые дни своей жизни. Торин даже его, Трандуила, рад видеть немножко, потому что тот тоже часть того времени, когда под Горой был король, когда отец и дед были живы, когда вокруг царили богатство и почет, когда у гномов был их дом. Ему нужен не просто Эребор, а тот, вчерашний, Эребор.
Что милосерднее: позволить вспоминать светлые дни или заставить забыть темные? Что причиняет меньшую боль: мысли о счастье, которое потом ушло, или пустота за тобой, с которой содрали все следы?
После того, как Келебриан покинула Средиземье, в доме Элронда часто говорят об ушедшей хозяйке, словно та все еще здесь, а сам Полуэльф признался, как радуется, видя в детях черты их матери. Возможно, ему нравится лелеять свою боль, но не милосерднее было бы это прекратить?
С тех пор, как Тауриэль ушла за Море, никто не смеет даже упомянуть о ней при Трандуиле, слуги спрятали все портреты, и он никогда не говорит с Леголасом о его матери, как когда-то они с Орофером забыли в разговорах о Дориате.
Трандуил слегка постукивает пальцами по наличнику окна, словно наигрывая полузабытую мелодию. Следы с дорожек уже стерты. Вчерашний день умер.
Торин молчит, прикрыв глаза. Ему дали поесть и умыться, но он едва в сознании от усталости и вот-вот впадет в тот тяжелый сон, что больше напоминает обморок.
Что может быть милосерднее забвения?
На толстом пальце - печатка Трора, в сохранившейся серебряной отделке плаща – орнамент Эребора…
Милосерднее забвения…
…разве только воспоминания для того, кто страстно их жаждет. Или у кого все равно больше ничего не осталось ни здесь, ни сейчас. |