Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Драбблы на заказ | |
| Автор: | Rebecca |
| Бета: | hvost1, Маграт |
| Рейтинг: | NC-17 |
| Пейринг: | разные |
| Жанр: | AU, BDSM, Drama, Humor, POV, Romance |
| Отказ: | Всё принадлежит Роулинг |
| Цикл: | Драбблы [0] |
| Аннотация: | Драбблы с разными пейрингами и рейтингами, написанные на заказ по пейрингу и ключевой фразе. |
| Комментарии: | |
| Каталог: | Пост-Хогвартс, Мародеры, Упивающиеся Смертью, AU, Книги 1-7, Второстепенные персонажи, Второе поколение |
| Предупреждения: | mpreg, ненормативная лексика, сексуальные извращения, слэш, смерть персонажа |
| Статус: | Не закончен |
| Выложен: | 2009-04-24 20:41:29 (последнее обновление: 2012.01.04 22:27:52) |
| просмотреть/оставить комментарии | |
|
Глава 1. "Я люблю драконов" ЧУ/СБ Драббл для tiger_black Пейринг: Чарли Уизли/Сириус Блэк Рейтинг: PG Жанр: драма * * *
- … а Украинский Бронебрюх – это вообще что-то! Ты даже не представляешь себе, что это за великолепная зверюга, такая махина – смотреть страшно. Знаешь, я, когда первый раз увидел... просто ошалел. - Тебе повезло, Чарли, заниматься любимым делом – дорогого стоит. Хотя, знаешь, я до сих пор не могу понять, как Молли допустила, чтобы её маленький мальчик играл с такими большими игрушками, - необычный лающий смех разносится под потолком маленького бара, заставляя дремлющего за стойкой бармена вздрогнуть и подскочить на месте. Чарли Уизли басовито вторит этому смеху, восторженными глазами глядя на сидящего напротив мужчину, чьи длинные волосы блестят в золотистом свете магических светильников как полированное чёрное дерево. Подумать только, ещё сегодня утром он и понятия не имел, что поездка по делам Ордена может обернуться таким сюрпризом. Чарли всю ночь провозился в загоне - Мерлин, эти идиоты ничего не могут сделать нормально: доставить на Турнир четырёх драконов – это вынь да положь, а создать его малышкам необходимые условия – это уже, видите ли, никак. А ведь он заранее предупредил Министерство: драконы – не стайные животные, они нуждаются в одиночестве – тем паче, если речь идёт о самках, охраняющих кладку. Разумеется, ему пообещали, что всё будет по высшему разряду, а получилось как всегда – вместо четырёх загонов в Хогвартсе их ждал один, да ещё и размером с квидддичное поле - попробуй помести туда четырёх драконих, они ж моментально спятят, не находя себе укрытия. Он из кожи вон лез, пытаясь сделать из загона хоть что-то приемлемое, а девочки плевались огнём и орали в тесных вольерах для перевозки так, что сердце разрывалось... А днём его, уставшего как собака, вызвал Дамблдор и попросил об одолжении: никто из орденцев сейчас не свободен, одному хорошему человеку, который вынужден скрываться, необходимо срочно передать его собственную палочку и некоторую сумму в галлеонах, а сову отправлять с такими ценными вещами опасно. Ты же не против ненадолго отправиться в Бразилию, мой мальчик? Конечно, сэр - а что он ещё мог ответить? Десять минут спустя Чарли Уизли оказался на окраине магического квартала Форталезы. Жара здесь стояла адская – не было сил радоваться ни голубеющему рядом океану, ни колышущимся на слабом ветру длинным листьям мохнатых пальм. Матеря про себя этого проклятого Сириуса Блэка вместе с его палочкой, Уизли доплёлся до маленького бара, где его должны были ждать. Толстый бармен с блестящей кофейной лысиной окинул потного рыжего парня, сжимающего под мышкой тяжёлую кожаную куртку, ленивым взглядом и кивнул в угол, где за маленьким столиком сидел высокий худой человек. Чарли пошёл туда, опустился на колючее даже сквозь ткань джинсов сиденье тростникового стула, глянул в светло-серые глаза, окружённые лиловатыми тенями – и пропал. … Они пьют и говорят обо всём разом: о Хогвартсе, о квиддиче, о драконах, о том, каково это – сидеть в Мерлином забытой южноамериканской дыре, не имея возможности даже носа высунуть, о том, как здорово вырваться из-под материнской опеки, хотя для этого и пришлось свалить в Румынию… Чарли очень хорошо сознаёт, что Сириус просто загибается здесь от одиночества, и что он, наверное, так же говорил с любым, кто явился бы сюда с новостями из Англии. Но – странное дело - обычно такой молчаливый, он продолжает отвечать на вопросы, которыми Блэк его засыпает, и испытывает от этого совершенно непривычную радость. - Эй, детка, можно нам ещё бутылочку? Пышногрудая девчонка, сменившая за стойкой бармена, гортанно смеётся и взмахивает палочкой. На столик приземляется ещё одна пузатая тёмная бутыль. Сириус подхватывает её и разливает ром: побольше – себе, поменьше – Чарли. Девчонка блестит чёрными глазищами, похожими на омытые дождём сливы, и широко улыбается, обнажая ряд крупных белоснежных зубов. Блэк тоже улыбается и салютует ей стаканом. - Милашка. А у тебя есть девушка, Чарли? - У меня есть моя работа. Я люблю драконов, - на автомате выдаёт Чарли - привык отделываться этим от маминых нотаций. В ответ раздаётся громкое фырканье. Уизли изумлённо распахивает глаза. - Маленький извращенец, - Сириус Блэк, уткнувшись в мутный стакан, помирает со смеху. Чарли чувствует, что уши начинают гореть огнём, и опускает голову. Слова Сириуса задевают его гораздо сильнее, чем тот мог бы предположить. Ну да… извращенец. Мама, наверное, сказала бы именно так, доведись ей узнать о маленьком секрете сына, о том, что ещё в школе приятели по квиддичной команде волновали Чарли Уизли гораздо больше, чем сексапильные ведьмочки из группы поддержки. Он торопливо подносит к губам стакан. Пряный коричневый напиток обжигает язык, растекается по горлу подобно жидкому пламени. Чарли кашляет, краснеет ещё сильнее и вздрагивает: его широкое веснушчатое запястье мягко обхватывают смуглые пальцы. Он изумлённо смотрит в лицо Блэка и видит в блестящих серых глазах странное понимание. - Прости. Это ничего, Чарли. Ничего страшного, поверь. Просто живи – и всё. Чарли плотно сжимает губы и кивает. Блэк достаёт из кармана маленькую красно-белую пачку, вытаскивает сигарету и щёлкает зажигалкой. Уизли взмахивает ладонью, отгоняя лёгкий кисловато-горький дымок, и морщится. Блэк хмыкает, не разжимая губ. - Ты что, не куришь? - Нет. Драконы почему-то чувствительны к запахам – к табаку особенно. Я только в Хоге пробовал… - Уизли тянется к бутылке, чтобы плеснуть себе ещё, и промахивается мимо. - О… да ты, дружок, уже хорош, - Сириус легко поднимается и вытаскивает осоловевшего Чарли из-за столика, - заболтал я тебя… пойдём - уложу. - Портключ… - бормочет Уизли, всем телом наваливаясь на него, - мне надо… - Портал продержится до десяти утра. Не дури, Чарли, куда тебе в таком состоянии идти, - Блэк обхватывает его за талию, - отоспишься – и вперёд. Мерлин… как же я тебе завидую. Он ведёт Чарли к лестнице, не обращая внимания на грустный взгляд девчонки за стойкой. Они поднимаются наверх, в маленькую убогую комнатушку. Ноги у Чарли заплетаются. Блэк сгружает его на узкую кровать у окна, бросает куртку в угол. Сквозь пьяный туман Уизли видит его резкие черты – высокие скулы, тёмные впадинки щёк. На худом смуглом лице выделяются серые глаза, и выглядят они странно и таинственно – как опалы на бронзе. - Какие у тебя глаза… - задумчиво тянет Чарли, пока тёплые руки стягивают с него ботинки и накрывают тонким пёстрым одеялом. - И какие же? – Блэк хмыкает коротко, резко и присаживается на край кровати у Чарли в ногах. - Как… у Ирландского Опалоглазого… светятся. - Это ещё кто такой?.. хотя, впрочем, о чём я спрашиваю? – ещё один короткий смешок – словно пёс лениво брехнул из будки, - спи, Чарли. Спи давай, не дури. Он небрежно треплет Уизли по щеке, и прикосновение мягких пальцев обжигает почище огненной слюны детёныша Венгерской Хвостороги. Чарли отчаянно жаждет схватить эти пальцы, поднести их к губам, ощутить вкус табака, пепла, загорелой кожи… но Сириус Блэк легко поднимается со скрипнувшей кровати и бросает: - Спи. Я пойду покурю. Чарли хочется плакать от странной обиды, хрусталём звенящей во всём теле. Боясь передумать, он резко садится, ловит Блэка за руку и притягивает к себе. Явно не ожидавший ничего подобного Сириус с удивлённым хмыканьем плюхается обратно, Уизли, как щенок, тычется в смуглую шею, прихватывает губами тонкую кожу на твёрдом кадыке, жадно лижет, наслаждаясь горько-солёным вкусом чужого пота. Блэк коротко ахает. - Не дури, Чарли… - вновь шепчет он, осторожно пытаясь отстранить юношу. Но невозможные серые глаза, оказавшиеся вдруг так близко, заслоняют всё – стыд, страх перед неизведанным, боязнь отказа... Чарли Уизли, всхлипнув, прижимается ртом к чужим губам, и они подаются навстречу, мягко раскрываясь, словно створки раковины-жемчужницы. Поцелуй длится и длится без конца, без края, накатывает волнами, словно океан, который Чарли сегодня увидел впервые в жизни, и вдруг обрывается. Сириус Блэк мягко отталкивает его обратно на подушку и говорит: - Не надо, Чарли. Лучше спи. И уходит. Уизли утыкается пылающим лбом в мятую несвежую наволочку и закрывает глаза. Кровать покачивается, как лодка на волнах. Когда полчаса спустя Сириус возвращается обратно, он уже спит, по-детски обняв подушку, и не чувствует, как смуглые пальцы ерошат его рыжие волосы – мягко, словно извиняясь. * * *
Много лет спустя Чарльз Уизли, отяжелевший после праздничного родственного застолья, сидит на крыльце Норы и смотрит, как его племянники с визгом носятся по огороду, гоняя явно отвыкших от такого внимания садовых гномов. Особенно усердствуют Фредди с Джеймсом – от их ора просто звенит в ушах. Красотка Вик, как и положено чистокровной колдунье из хорошей семьи, с усмешкой наблюдает за ними, облокотившись на изгородь, а маленькая Доминик топчется рядом с ней, явно разрываясь между желанием присоединиться к кузенам и стремлением подражать своей благовоспитанной старшей сестрице. Флер, полулёжа в гамаке неподалёку, кормит грудью младенца, периодически вздрагивая от особенно диких воплей и что-то бормоча себе под нос. Через раскрытое кухонное окно доносится неестественно громкий голос Джорджа и успокаивающее бормотание отца, а вот за соседним окном, в гостиной, где сидят за столом оставшиеся родичи, царит напряжённая тишина – похоже, братец опять безобразно набрался. Семейная, мать её, идиллия. - Чарли? – мама выходит на крыльцо и тяжело опускается на ступеньку с ним рядом, - ты что ушёл, сынок? Сейчас пирог будет. - Спасибо, мам, я наелся. Мать с нежностью смотрит на суетящихся в огороде внуков. - Сынок, давно хотела с тобой поговорить, - заводит она свою старую, ставшую за много лет привычной, унылую шарманку, - когда ты наконец женишься? В твои годы нехорошо быть одному, Чарли, сам подумай – ты ведь уже не мальчик. Ну смотри, какие чудесные малыши – разве тебе не хочется такого? Чарльз переводит взгляд на Джейми, самозабвенно лупящего палкой по перевёрнутому ржавому котлу, под который забился один из окончательно спятивших со страху гномов, и прикусывает губу, чтобы не расхохотаться. Его молчание мать расценивает как знак согласия. - Вот, ты же и сам всё понимаешь. Так когда же… Уизли морщится, незаметно потирая висок. Нет, последний стакан огневиски совершенно точно был лишним. Надо лечь пораньше – портключ в Румынию настроен на восемь утра, а аппарация с похмелья – занятие не для слабонервных. - …может, познакомить тебя с кем-нибудь? Знаешь, у Флер есть масса прелестных кузин… Чарли Уизли поднимается с крыльца, нашаривая в кармане пачку «Честерфилда», и треплет мать по плечу, обтянутому цветастой тканью домашней мантии. - Нет, мам, - мягко говорит он, глядя сверху вниз в выцветшие голубые глаза, - прости, это не для меня. Я… люблю драконов. И уходит на задний двор – покурить. ------------------------------------------------- Глава 2. "Мантия и причёска" СС/ГП Драббл для Хвосторожка Пейринг: Снарри Рейтинг: PG Фраза: Ты ничего не смыслишь в зельях, Северус! Жанр: романс, похоже. Предупреждение: АУ * * * … Новенькая вазочка с Дымолётным порошком, стоящая на камине, призывно лоснится серебряными боками. До выхода из дому осталось примерно пятнадцать минут. - Ну и что это такое, позволь узнать?! На тощем носатом лице застыло брезгливое выражение – словно жабу увидел. Хотя, впрочем – какую жабу? Жаб мы любим – одних тщательно заспиртовываем в баночках, у других любовно выковыриваем глазки, с третьих тщательно обдираем шкурки – чтобы состряпать очередное дурнопахнущее варево. И смотрим на них по-другому – с нежностью и нескрываемым интересом. А с такой рожей можно пялиться только на Гарри Поттера – он до жабы никак не дотягивает. Рылом не вышел. - Моя мантия. Форменная. Новая. - И в ней ты собираешься… - Ага. - Даже не думай, Поттер. - Это ещё почему? – Гарри любовно разглаживает пунцовый воротник. - Поттер, в таком виде я бы посовестился идти даже в ярмарочный балаган. А меня… нас с тобой пригласили в приличное, смею заявить, общество. Иди и сию же секунду переоденься. Надень ту, что я заказал тебе у Малкин. - Чёрную. - Именно. - Да ни за что. Скажи спасибо, что я вообще иду в твой долбанный Малфой-Мэнор, на долбаную годовщину свадьбы долбанного хорь… Трах! Бледная ладонь с силой шлёпает по блестящему полированному столу. Гарри застывает с раскрытым ртом. Снейп судорожно дёргает головой, и на изжелта-восковом лбу в рамке чёрных волос появляется глубокая морщина. Прямо как в школе… сейчас будет – минус двадцать баллов и недельная отработка с Филчем… Поттер упрямо, по-бычьи, наклоняет голову. - И можешь не психовать. Либо я иду так – либо не иду вообще. - Отлично. Уходит… гад. Только мантия взметнулась. Некоторое время Гарри молча стоит на месте, потом плюхается в кресло у камина и смотрит на крохотные язычки золотисто-оранжевого пламени, похожие на ожившие мандариновые дольки. Мандарины… он приносил их в Мунго тем летом. Приносил и оставлял на столике у кровати, не зная, что из-за ранения трахеи Снейпу нельзя никакую твёрдую пищу. А этот молчал… и складировал фрукты в тумбочку… и ведь ни разу не сказал, мол, вы, Поттер, идиот и не лечитесь… Гарри вскидывается и слышит за спиной: - Успокоился? А теперь иди и переодевайся. У нас не так много времени. - Думаешь, я такой идиот, и не понимаю, почему ты не хочешь, чтоб я шёл туда... так? – глухо говорит Гарри, не отрывая глаз от огня, - всё я понимаю… боишься, что твой скользкий друг в обморок бухнется, увидев аврорскую форму. - Ну вот видишь. Ты действительно всё понимаешь. Зачем лишний раз эпатировать почтеннейшую публику? Достаточно и того, что… - … что ты явишься туда со мной, да? - Заметь, я этого не говорил. Иди, Гарри. Давай... пожалуйста. Поттер устало вздыхает и встёт на ноги. - Ну и Мерлин с тобой. Будем, как две вороны. - Можешь надеть зелёную. Под цвет… - … лица, когда я опять увижу эти гнусные рожи. Снейп неожиданно смеётся, и хрипловатый, скрежещущий звук эхом отражается от высокого потолка и старых книжных полок. Гарри, не выдержав, улыбается в ответ. - Переодевайся, Поттер. Гарри направляется к лестнице, ведущей в спальню. - Кстати, это не забудь. Лови! Только недавно появившаяся сноровка авроратского оперативника и оставшиеся со школьных времён рефлексы ловца дают ему возможность подхватить брошенную в его сторону маленькую пузатую банку. - Это ещё что? - недоверчиво спрашивает он, разглядывая сквозь тонкое стекло даже на вид вязкую, густую массу. - Зелье, разумеется. Косметическое. - Зачем? - Для того, что ты называешь своими волосами. В кои-то веки покажешься на людях с нормальной головой. Чпок! Крышка открывается, Гарри суёт кончик пальца в скользкую дрянь. В памяти моментально всплывает аккуратненькая прилизанная головёнка и выпуклые светлые глазки на бледной физиономии (отряд Carnivora, семейство Mustelida, вид Mustela - хорёк обыкновенный, омерзительный, подлюга слизеринская… женился – и всё равно каждую субботу таскается… делает вид, что крестного навещает… врёт, гадёныш… вынюхивает… а может, и ещё что похуже) - и Спаситель Магического мира начинает задыхаться от злости. - Да ты… ты… - он судорожно ищет, чем можно посильнее уесть любовника, - ты ничего не смыслишь в зельях, Северус! - Что-оо?! - Ну… эээ... в косметических, я хотел сказать, – бормочет Гарри, глядя, как на скулах Снейпа засушенными розами проявляются бесформенные пятна тусклого, злого румянца. - Послушай, Поттер. Я варил зелья тогда, когда ты ещё двигался по фаллопиевой трубе в виде яйцеклетки. Переоденься, причешись и пойдём уже, наконец! Мне всё это надое… - А мне-то как! Ты бы знал! Если ты тащишься от зализанного придурка, так бы прямо и… - Идиот!! Они орут друг на друга, задыхаясь от бешенства. Твоя непроходимая дурь и твои сволочные друзья, твоя поганая метла и твои мерзкие котлы, твои подростковые истерики и твои осточертевшие придирки… В конце концов Снейп подскакивает к Гарри, выхватывает у него из рук банку, с размаху швыряет её об стену и во второй раз выбегает из комнаты. Поттер молча смотрит на то, как полупрозрачная субстанция стекает по новым, в весёленький, серебристо-зелёный узорчик, дорогим обоям. Вот же скотина… Сначала тараканы сушёные, теперь ещё это… прямо хобби какое-то – банками бросаться… И вообще – никто ему не нужен. Притворяется. Это притворство, Драко, необходимо для нашего успеха... Изнутри поднимается удушливая, палящая одурь. Серебряная вазочка на камине начинает мелко-мелко вибрировать. Гарри жмурится и до судороги в мышцах сжимает кулаки. Так невозможно, надоело, невозможно… всё равно - без него – невозможно. Ему кажется, что ещё пара секунд тишины – он просто разобьётся, как та проклятущая банка. И в этот момент его предплечья осторожно обхватывают знакомые ладони. Прохлада твёрдых пальцев кажется благословенной и необходимой. - Всё, довольно. Иди в чём хочешь… и как хочешь. Успокойся… Гарри. Несколько осторожных поглаживаний, негромкое дыхание у виска – и гневный жар сменяется мягким теплом. К макушке прижимаются губы – коротко, почти неощутимо, но этого довольно для того, чтобы Гарри сверху донизу прошила дрожь. Он резко оборачивается и размаху врезается всем телом в чужое – худое, костлявое и – Мерлин его раздери – всё таки любимое. Бум! Затылок Снейпа гулко здоровается с паркетным полом, зельевар яростно таращит глаза и извивается, но навалившийся на него Гарри пиявкой вцепляется в глухой воротник чёрной мантии и жадно целует знакомый бледный рот, одновременно с этим запуская пальцы под тяжёлую мягкую ткань. В ответ раздаётся шипение, как будто он ткнул палкой в змеиное гнездо. - С ума сош-шшёл… опоздае… ммм…. - Плевать мне. …На каминной полке уныло поблескивает никому уже ненужная банка с Дымолётным порошком. ---------------------------------------------- Глава 3. "Заседание Ордена" КШ/СБ Драббл для Маграт Пейринг: Сириус Блэк, Кингсли Шеклболт (преслэш) Фраза: "Как скажешь, дорогая". Рейтинг: PG-13 Жанр: драма. * * *
- Ты бы хоть благовония здесь курил, что ли. В доме просто разит псиной. - Заткнись, мудло слизеринское! Кстати. Не подскажешь, кто на этот раз окунул твою башку в бочку с салом? - Ах ты… Артур Уизли страдальчески морщится, его жена поджимает губы и раздражённым движением заправляет за ухо тускло-рыжую прядь. Тонкс надувает щёки и содрогается от беззвучного смеха, но скисает, поймав унылый взгляд сгорбившегося на краешке стула Люпина. Мундугус откровенно ржёт. Всё, как обычно. Еженедельное выступление Сириуса Блэка и Северуса Снейпа – только у нас весь вечер на арене клоуны-уроды. Спешите видеть. Кингсли грустно усмехается. За полгода, прошедших с момента водворения наследника Блэков в родовое гнездо, он уже привык к подобным сценам. Но надоело это изрядно… Тем временем перебранка в прихожей набирает обороты, и вскоре к ней добавляется дикий визг сумасшедшего портрета. В ход идут такие выражения, которых Шеклболт и слыхом не слыхивал – а ведь нельзя сказать, чтобы он был обременён благородным воспитанием. После особенно красочной фразы, включающей в себя детальное описание гениталий слизеринского декана, волосы Нимфадоры из фиолетово-розовых превращаются в серые, и Молли не выдерживает. - Нет, это переходит всякие границы! – она выворачивается из-за стола и, с неожиданной для её комплекции прытью, взлетает по скрипучей лестнице, - Возьмите себя в руки, вы же взрослые люди! - её пронзительный крик перекрывает даже блэковское рычание, - Северус, ну ты же умный человек, ты можешь не поддаваться на эти провокации. Сириус, в конце концов, ты способен держать язык за зубами? Люпин закрывает глаза и мотает головой. Артур окидывает кухню беспомощным взглядом и жалко ухмыляется. - Ремус, пожалуйста. Сделай ты хоть что-нибудь. - Что, например? - Ну, успокой ты его. Тебя он послушает. - Ага, как же. Тонкс испуганно переводит взгляд с одного на другого и нервно кусает губы. Кингсли тяжело вздыхает, накладывает на пергамент со стенограммой заседания Ордена Скрывающие чары и встаёт из-за стола. - Я схожу. Сидите. На лицах присутствующих явное облегчение. Шеклболт поднимается в прихожую, но поспевает как раз к шапочному разбору – Снейп уже успел смыться, Блэк стоит в углу, мерцая бешеным взглядом из-под спутанной чёлки, а багровая от злости Молли размахивает руками прямо у него перед физиономией. - Ты к нему всё цепляешься, и цепляешься, просто сил никаких нет! Полная безответственность. Научись, наконец, владеть собой, на четвёртом десятке – самое время! Ты хоть подумай – мы же одно дело делаем. Да и вообще - скоро приедут дети, какой пример ты будешь подавать им подобным поведением? Блэк нервно вздёргивает голову, но, сдержавшись, только с силой прикусывает губы. - Да, Молли. Конечно. Я… постараюсь. - Сгинь, предатель! Исчезни! Я не желаю видеть твое гнусное лицо! – истерически орёт с портрета Вальбурга. - Как скажешь, дорогая, - Блэк взмахом палочки задёргивает занавески, скрывая картину за пыльной серой тканью, и, тяжело шаркая ногами, уходит прочь. - Молли, прости, а ты помнишь, что это его дом? – тихо интересуется Кингсли, провожая внимательным взглядом ссутулившуюся фигуру Сириуса. - И что? Секунду Шеклболт смотрит в голубые глаза, наполненные праведным гневом, потом отводит взгляд. - Да, собственно говоря, ничего. Забудь. Пойду, пожалуй, поговорю с ним. - Вот именно. Объясни ему, наконец, что это… - Я понял, Молли. … В спальне можно топор вешать – густой дух огневиски и тяжёлая муть застарелого табачного запаха просто выедают глаза. Блэк сидит прямо на полу у камина, уставившись на неподвижных полуголых девиц, украшающих потёртые стены. Кингсли, помедлив, опускается рядом с ним и видит, как мокро лоснится впалый висок, а на смуглой худой шее ритмично вздрагивает под кожей тонкая нить артерии. - Сириус. Молчание. - Сириус, успокойся. - А я спокоен, Кинг. Как удав. - Я заметил. Блэк усмехается. - Сириус, я понимаю, что ты слышал всё это уже много раз… но надо просто потерпеть. - Знаю. - Я серьёзно. Ты же понимаешь, мы ведём работу. Как только удастся взять Петтигрю… - Слушай, Кинг. Не начинай это снова. Блэк достаёт из кармана сигаретную пачку и прикуривает. Звук, с которым он втягивает в себя дым, до странности похож на тихий всхлип, и Шеклболт напряжённо вглядывается в смуглое лицо, выискивая на нём признаки истерики, но Сириус только вновь усмехается – холодно, недоверчиво. - Я слышал это десятки раз, Кингсли. Я и сам себе это знаешь, сколько раз повторял? А на деле… торчу в этом чёртовом гадюшнике, как привязанный, а вы прекрасно обходитесь без меня. Сиди, Сириус, не высовывайся, Сириус, дай мы поцелуем тебя в обе щёчки, Сириус, – он так умело передразнивает мягкий голос Дамблдора, что Шеклболт с трудом удерживается от смеха, - так замечательно, что нам есть, где устроить штаб, а об остальном не беспокойся. Лови себе докси, да дрочи с тоски. Альбус, и тот… а, к Мерлину это всё! – Блэк устало машет рукой. Шеклболт искоса поглядывает на худую щёку с полукружьем тонкой морщинки у края бледно-розовых губ, на лоснящиеся в неровном сиянии каминного пламени чёрные пряди. Сириус резко выдыхает дым и откидывает голову назад. Серые глаза, поймавшие отсветы огня, вспыхивают ярким, почти перламутровым блеском. «Надо же, при таких светлых глазах – и такие волосы, - рассеянно думает Кингсли, - интересно, а соски у него какие? Наверное, всё же, коричневые…». И вдруг содрогается от почти невыносимо-острого возбуждения, клинком вонзившегося в живот. Он стремительно вскакивает на ноги. Блэк глядит на него снизу вверх, и недоумение, отразившееся в тёмных зрачках, бьёт Шеклболта больнее оплеухи. - Ты чего? - Ничего, - торопливо отвечает Кингсли, стараясь не смотреть, как узкие губы Сириуса сжимают бело-жёлтый цилиндрик сигареты, - мне просто пора идти – сегодня планёрка в Аврорате. - Ну-ну… - неопределённо говорит Блэк, продолжая лениво посасывать сигаретный фильтр. Шеклбот подходит к двери и берётся за ручку. - Кинг. - Да? – он не оборачивается, чувствуя, как выбритый затылок щекочет блэковский взгляд, а в груди ворочается что-то тяжёлое и горячее. - Слушай. Я… хотел попросить. Если ты будешь в маггловском Лондоне, может, купишь мне сигареты? Билл забывает, а я… ты понимаешь. Резная медь под пальцами кажется куском шероховатого льда. Кингсли облизывает пересохшие губы. - Конечно, без проблем. - Спасибо. Аврор Шеклболт выходит в коридор и аккуратно затворяет за собой дверь. Несколько минут он неподвижно стоит в коридоре, закрыв глаза и глубоко дыша. Потом грустно усмехается и медленно спускается вниз. -------------------------------------------- Глава 4. "Игры с дыханием" ГП/ДМ Драббл для slaviyaO Бета: hvost Пейринг: ГП/ДМ Фраза: "Ради тебя я готов на всё". Рейтинг: NC-17 Жанр: ангст, драма. Предупреждение: бдсм, упоминание смерти второстепенного персонажа. * * *
... Ты смотришь на меня пристально, неотрывно, а я не могу отвести взгляд, погружаясь в густую тьму твоих расширенных зрачков. Каминный огонь наполняет полутёмную спальню мягким теплом. От обилия запахов – острый свежий пот, смолянистый аромат пролитого коньяка, сладковатый душок горелого воска – щиплет ноздри, и голова наливается тяжкой мутью. Желтоватое пламя свечи похоже на большую медовую каплю - кажется, оно вот-вот стечёт по бугристому матовому столбику и расплывётся лужицей у основания серебряного шандала. - Сделай это. Пожалуйста. - Нет. Достаточно. Это переходит всякие границы. - По-жа-луй-ста… Я прошу тебя. - Ты же знаешь – ради тебя я готов на всё. Но это уже чересчур. Тебе надо пойти к колдопсихологу. У вас же есть… -Нет. – Словно кулаком в лицо, бешено, зло. – Никогда. Ты отталкиваешь меня и приподнимаешься, чтобы встать и уйти. И я понимаю – ты будешь искать то, что тебе нужно, где-нибудь в притоне… или, что ещё хуже, попытаешься сделать это самостоятельно. Я не могу допустить такого. И тяну тебя назад. И покорно тяну тебя назад. - Хорошо. Последний раз, слышишь? О, это оживление в блестящих глазах, оно пугает меня почище твоей ярости. Ты опускаешься обратно на подушки и обхватываешь руками мою шею. Губы – обветренные, тёплые – мягко прижимаются к моим, колени расходятся в стороны, пальцы зарываются в волосы, нежно скользят по затылку. Сейчас, между смятым хлопком простыни и моей кожей, твоё тело так открыто, так жаждуще, ты нуждаешься во мне так откровенно и бесстыдно, что я не могу противиться этому желанию. ... В моём сознании происходит странное раздвоение. Одна половина отвечает на твои ласки и медленно, как та свеча на столике у кровати, плавится от уже давно знакомого, но не менее сладкого восторга. Вторая же напряжённо ждёт – когда? Вот ты проводишь языком по моему плечу, твои твёрдые ладони спускаются к моим ягодицам, осторожно поглаживают их, и ты подталкиваешь меня наверх. Я встаю на колени и невольно охаю, почувствовав влажный жар твоего рта. И всё время, пока ты сосёшь, я по-прежнему разрываюсь надвое – наслаждение мешается с сознанием того, что ты делаешь это не потому, что хочешь, а потому, что должен. Так больно… но я закрываю глаза и, вцепившись в тонкие резные прутья кроватной спинки, трахаю тебя в рот так, словно ничего не изменилось, и я по-прежнему просто твой любовник, а вовсе не то странное существо, которое ты делаешь из меня весь последний месяц. Ты выпускаешь член изо рта, вновь притягиваешь меня к себе, целуешь. Потом подсовываешь себе под ягодицы подушку и медленно поднимаешь колени к животу. Я беру со столика палочку. Очищающее… Смазка липнет к ладони, расплывается по нежной коже твоей промежности. Когда первый палец проскальзывает в тебя, на твоих губах появляется смущённая и одновременно похотливая улыбка. Когда внутри оказывается член, смущение исчезает напрочь. Ты подаёшься мне навстречу, коротко стонешь, поглаживая ступнями мои бёдра. А я двигаюсь в знакомом ритме, по привычке вглядываясь в твоё лицо. Мне до безумия, до боли в висках хочется увидеть знакомый румянец и дрожь удовольствия, когда я задену нужное место… но вместо этого в твоих глазах появляется хитрый блеск и, не прекращая подмахивать мне, ты заводишь руку за голову и вытягиваешь из-под подушки длинную полосу блестящей ткани. Я застываю и опускаю голову. Я смотрю вниз – туда, где наши тела по-прежнему соединены между собой. Я хочу видеть это…и не хочу видеть грусть и вызов в твоих глазах, пока неловкими от смущения пальцами ты затягиваешь на своей шее змею шёлкового шарфа. - Ну же… по-жа-луй-ста… - вот оно снова – то, чему я не могу противостоять, горячий приказ и жалкая мольба, так не идущая тебе, слитые в одном дрожащем слове. Я вновь начинаю двигаться и, оперевшись на локти по бокам от твоей головы, осторожно тяну в стороны скользкие края проклятой тряпки. Сначала шарф просто обнимает твою шею, нежно льнёт к коже, потом впивается, вгрызается в мягкую плоть, превращаясь в удавку. Рывок… ещё один… резкий толчок бёдрами… ты заходишься хриплым кашлем, мечешься, ловя губами воздух, твоё лицо заливается тусклым багрянцем удушья. Дыхание клокочет в груди, как чёртово зелье в котле, ты бьёшься, едва не сбрасывая меня, но я всем телом придавливаю тебя к постели. Ты выгибаешься. Глаза лезут из орбит, на лоснящейся глади белков проступает сеть тончайших линий – словно трещинки на старинной китайской вазе. Только цвет другой - алый… Я знаю, что потом мне придётся удалять кровоизлияния лечебными заклятиями, но я привык. Я уже давно привык. Через несколько секунд тебе на живот выплёскивается сперма, мутная, как белок протухшего яйца. В то же мгновение я поддеваю шарф пальцами и срываю его с твоей шеи. Страшная тишина… и воздух с шумом врывается в твоё горло. Багровое лицо сведено мученической гримасой, рот полуоткрыт, и в его тёмной глубине, слабо, как какой-то диковинный моллюск, копошится искусанный язык. Ты вздрагиваешь и обмякаешь, дыша глубоко и полно. Твои слабые вялые руки притягивают меня к горячему телу, и оно начинает сотрясаться от рыданий. - Прости… прости… - слов не слышно, твои связки ещё не способны родить ни звука, но я читаю это в твоих опухших губах, блестящих от слёз глазах. Я обнимаю тебя и глажу по голове. - Всё хорошо. Хорошо. Как ты? Ты с трудом киваешь. Всё в порядке. Меня бьёт нервная дрожь. Стараясь не смотреть на тускло-красный ошейник странгуляционной борозды, который остался на твоей коже, я тянусь к столику и подношу к твоим губам стакан с водой. - Один глоток. Пожалуйста. Для меня. Основная масса жидкости вытекает из уголков твоего рта, но кое-что всё же проскальзывает в глотку. Сонное зелье работает безупречно, слава Мерлину – спустя пять минут ты уже спишь глубоким, ровным сном. Я осторожно перекладываю тебя на бок, очищаю заклинаниями, укрываю и соскальзываю с постели. * * *
Бархат халата покалывает раздражённую кожу подобно грубой дерюге. Я спускаюсь на кухню и без сил падаю прямо на пол у камина. Мы доиграемся. Когда-нибудь мы точно доиграемся. … Как это началось? Случайность. Обычная работа на объекте – твой напарник был молод и глуп, он не рассчитал дозу Оборотного Зелья, и личина слетела с него прямо во время покупки тёмного артефакта. В ту же секунду он получил два Удушающих заклятия разом – от продавца и от его охранника. А ты, бросившийся на помощь, заработал только банальный Петрификус – мерзавцы спешили убраться прочь. Тебе повезло: ты просто упал у стены, рядом со своим идиотом-коллегой. Позднее колдомедики не обнаружили никаких серьёзных физических травм, только небольшая гематома на затылке, да обычные в таких случаях последствия в виде умеренных мышечных болей... Но авроратские датчики среагировали на Тёмное заклятие с опозданием, и до прибытия ОБР прошло пятнадцать минут. Все эти пятнадцать минут ты пролежал там, обездвиженный и беспомощный, лицом к лицу со своим напарником. Ты видел, как он умирает. ... Неделю спустя ты впервые предложил мне попробовать игры с дыханием. * * *
Треск горящего дерева в очаге вырывает меня из оцепенения. Я хлопаю в ладоши, и рядом почти неслышно появляется домовик. Он робко кланяется, всем своим видом выражая готовность услужить, и страх в круглых блестящих глазах внезапно отзывается внутри глухой, надрывной болью. - Принеси мне выпить, - говорю я так мягко, как только могу. - Да, господин, - шепчет он и исчезает. Через минуту я уже сижу за кухонным столом, в компании бутылки огневиски, стакана и фиала с Отрезвляющим зельем. Знакомый горьковатый вкус обжигает язык, растекается по нёбу. Я наливаю ещё и закуриваю. У меня есть примерно час. За это время я как раз успею напиться и протрезветь. Домовик неподалёку негромко бренчит чайной посудой, звякает крышкой сахарницы. Потом тихонько подходит ближе и нерешительно спрашивает. - Хозяин Драко желает ужинать? - Позже, - отвечаю я, - когда проснётся мистер Поттер. --------------------------------------------- Глава 5. "Роман с зельем" РУ/ДМ Драббл для Люка aka rane, которая хотела флаффный школьный дракорон с дефлорацией Драко Малфоя Роном Уизли. Пейринг: РУ/ДМ Рейтинг: NC-17 Жанр: АУ, флафф, чёрный юмор. Спасибо hvost1 за общую идею * * *
Рональд Уизли лениво водил тряпкой по покрытому разноцветными пятнами учительскому столу и проклинал сальноволосого урода, в очередной раз придравшегося к качеству сваренного им зелья. С начала года это была уже четвёртая отработка: проклятый Снейп просто продохнуть не даёт. Он злобно посмотрел на аккуратную стойку с образцами препаратов, стоявшую на краю стола, и тяжело вздохнул. Пока загаженный кабинет придёт в порядок, пройдёт чёртова уйма времени…. но, с другой стороны, это поможет скоротать долгие часы до ужина. Рон с глубокой нежностью подумал о горячих булочках с маслом, которые наверняка подадут эльфы, об огромных мисках с картофельным пюре и блюдах с курятиной. Он широко улыбнулся и задвигал тряпкой быстрее. Дверь кабинета Зельеварения вдруг скрипнула, приоткрылась и явила миру до боли знакомую белобрысую голову. - Профессор, простите, вы заня… опа! Что это тут у нас? Рон беззвучно застонал. Мерлиновы кальсоны, вот только этого не хватало. Драко Малфой окинул кабинет внимательным взглядом, хищно усмехнулся и чёрно-зелёной ящерицей скользнул внутрь. Дверь за его спиной взвизгнула пружинами и захлопнулась. - Уизел, – радостно констатировал Малфой, забираясь на первую парту и обнимая руками острое колено, обтянутое дорогой тёмной тканью, - какая приятная встреча. Что, решил немного подзаработать, чтобы скопить себе на новые носки? Самое время, скоро как раз сезон распродаж. - Съеби отсюда, Прыгающий Хорёк! – багровея, рявкнул Уизли и попытался спрятать тряпку за спину. - Ой, ка-аак страшно… - протянул Хорёк, от восторга едва не выпрыгивая из мантии, - я просто умираю от ужаса. Нет уж. Позволь полюбоваться. А ты работай, работай – а то придёт мой декан и вывернет тебя наизнанку – впрочем, не думаю, что ты будешь выглядеть хуже. Пахнуть – уж точно нет. Уизли затрясся от бешенства. Он судорожно зашарил руками по столу в поисках предмета потяжелее, который можно было бы швырнуть в ухмыляющуюся рожу, и, не найдя ничего подходящего, схватил со стойки первый попавшийся фиал. Физиономия Малфоя моментально вытянулась. - Стой, идиот! – заверещал он, ловко уворачиваясь от брошенного сосуда. Фиал, истерично взвизгнув стеклом, врезался в парту и раскололся. Кабинет моментально наполнил густой, неожиданно приятный аромат, почему-то напомнивший Рону освежитель для туалета и острый запах страниц журнала «Горячие ведьмочки», который он прошлым летом спёр из комнаты близнецов. Несколько секунд они с Малфоем молча смотрели на мокрые осколки и длинные, спиралеобразные нити дыма, медленно поднимавшиеся от поблескивающей лужицы, потом Хорёк перевёл взгляд на потное от злости лицо рыжего и хмыкнул. - Ну ты и придурок, - сообщил он, подрагивая ноздрями и недоумённо морщась, - теперь Снейп тебя точно прикончит. Что же это за зелье такое… на Амортенцию похоже, но структура немного не та, - Малфой сполз с парты и принюхался, - нет, точно Амортенция. Поздравляю тебя, Уизли, ты… ты… ты просто очарователен… Ро-онни. Уизли ошалело вытаращился на порозовевшее хорёчье лицо. Внезапно ему подумалось, какой Малфой хорошенький… какие у него чудесные брови – тоненькие, едва заметные… и густые, почти белые ресницы, так замечательно оттеняющие вылупленные серые глаза. И кожа… Мерлин, белее взбитых сливок, которые мама один раз делала к Рождеству. А губы розовые, как самые дорогие леденцы… В следующее мгновение эти губы впились в уизлевский рот, и Рон, глухо замычав от восторга, повалил Малфоя прямо на пол. Новый, усовершенствованный вариант Амортенции – с ингаляционным эффектом и коротким, двухчасовым сроком действия, изобретение Северуса Снейпа, так некстати забытое им в учебной комнате - медленно растекался по каменным плитам. Профессор планировал нынче вечером пропитать зельем свой носовой платок и изящно помахать им (разумеется, предварительно приняв антидот) перед аристократическим носом Люциуса Малфоя, пожелавшего приватно побеседовать со старым другом об успехах сына в тонком искусстве Зельеварения… но этим планам не суждено было сбыться. Вдохнувшие пары препарата студенты катались по полу и яростно целовались. Драко Малфой, громко всхлипывая от обуревавших его чувств, содрал с себя мантию и расстегнул рубашку. Рон окинул расфокусированным взглядом белую шею, маленькие соски, почти не отличающиеся цветом от окружающей кожи и громко сглотнул. Перед глазами в сияющем ореоле проплыли роскошные буфера Лаванды Браун, которые уже давно являлись ему в мокрых снах – и исчезли, вытесненные очаровательным видом худых бёдер, торопливо выпутывающихся из брюк. Малфой, повизгивая от нетерпения, рвал плотную скользкую ткань, и секунду спустя Уизли поймал себя на том, что с нехилым энтузиазмом помогает ему справиться с проблемой. Брюки постигла участь мантии, и Драко, всхлипнув, рванул Рона на себя. - Сладкий мой… шваль рыжая… - страстно выдохнул он, широко раздвигая ноги, - вставь же мне, Ронни, Мерлин тебя порви! Уизли, радостно засопев, поставил обезумевшего Хорька в колено-локтевую позу, покрыл нежными поцелуями вздрагивающую спину и заозирался в поисках смазочных материалов. Из приснопамятного журнала он вынес, что без них анальный секс может доставить партнёрам массу неудобств. Малфой призывно вильнул кипенно-белой задницей и потянулся к выпавшей из мантии палочке. - Ронни, не тяни, - заныл он, - скорее же, милый… я хочу, чтобы ты был у меня первым… Рыжий торопливо применил к старому школьному врагу пару заклинаний, которые тоже выудил из «Горячих ведьмочек», и плотно взял Малфоя за бёдра. - Сейчас, хорё… эээ… хороший мой, - пробубнил он, восторженно озирая роскошный пейзаж, который представлял собой зад Драко, - сейча-аа…аааафигеть!! Малфой заверещал и радостно задвигал бёдрами. Рон толкался вперёд, поглаживая худые бока и обалдевая от потрясающих ощущений. Полминуты спустя Драко всхлипнул, и его задница сжала член Уизли с такой силой, что рыжий вытаращил глаза, выплеснул сперму, всем весом обрушился на новоявленного любовника и стиснул его в объятиях. Малфой заёрзал, перевернулся и ответил ему горячим поцелуем. - Ронни… ты чудо, - бормотал он, вытирая слёзы счастья потрёпанной уизлевской мантией. - Ты тоже… я тебя люблю, Дракончик, - жарко шептал Рон, морщась от щекотки в носу, вызванной одуряющим запахом хорькового одеколона. - Давай полежим немного… - капризно пробормотал Малфой, сворачиваясь клубочком в его руках. - Ага… как скажешь. Через несколько секунд Драко закрыл глаза и тоненько засвистел носом. Уизли умилённо улыбнулся, громко чмокнул белобрысую макушку и завозился, устраиваясь поудобнее. Он был полон самых приятных надежд на то, как теперь они с Хорьком станут неразлучны и, возможно, в будущем даже заключат брачное соглашение. Вот Гарри-то удивится! Уизли плотнее обнял любовника и закрыл глаза. Жить ему оставалось около полутора часов. -------------------------------------------- Глава 6. "Роман в письмах " ГП/ЛМ Драббл для Читерабоб, пожелавшей флаффный гаррилюц с низким рейтингом и мпрегом. Пейринг: Люциус/Гарри. Рейтинг: PG-13. Жанр: АУ, флафф, юмор. Предупреждение: МПРЕГ! Спасибо vika33 за идею с письмами * * *
10.09.99, Нора. «Дорогой Гарри! Очень рада была услышать эту потрясающую новость. Поздравляю тебя. Хотя беременность – весьма непростая штука, особенно такая, мне кажется, вы прекрасно справитесь. Рон передаёт тебе огромный привет. Он уже почти перестал заговариваться, но вот нервный тик при виде детских колясок пока, увы, никуда не делся. Впрочем, я надеюсь на лучшее. Передай мои поздравления своему С любовью, Гермиона». 12.09.99, Школа Хогвартс, кабинет директора. «Поттер! Вижу, моё зелье подействовало даже лучше, чем я мог рассчитывать. Извещайте меня обо всех моментах, вызывающих затруднения, надеюсь, того, что вы называете своим умом, хватит, чтобы тщательно контролировать процесс. И не забывайте о Фертильных чарах – их действие надо обновлять ежедневно. Мой поклон Люциусу. С совершеннейшим неуважением, профессор Северус Снейп». 13.09.99, Канны, магическое отделение гостиницы «Hotel Amarante» «Милый Люциус! На Лазурном Берегу нынче холодно и скучно, но временами даже в этой серой обыденности проскальзывают милые моменты. Статья в «Пророке» меня изрядно позабавила. Вот уж не думала, что наш прославленный Герой пойдёт на такие меры, чтобы удержать своего старого… хотя, впрочем, что это я? Мальчик всегда отличался недюжинной храбростью – одна из самых привлекательных черт его факультета, не находишь? Буду молиться о благополучном исходе. Кстати, на днях я побывала в Ницце и не удержалась от того, чтобы зайти в магазин Ангелов. Посылаю тебе комплект белья для новорожденного – надеюсь, Гарри понравятся эти очаровательные чепчики и ползунки. Вы уже позаботились о кормилице? С трудом удерживаясь от смеха, когда-то твоя Цисси. P. S. Счёт из магазина прилагаю». 13.09.99, Оксфордский Магический Колледж. «Отец! Я Остаюсь, твой почтительный и недоумевающий сын Драко». 14.09.99, Малфой-Мэнор, кабинет хозяина дома. «Сынок. Не переживай, твоя детская, равно как и магические солдатики, лошадка-качалка, погремушки с ангелочками и подборка журналов «Сладкие волшебные палочки» останутся при тебе. Будь умным мальчиком, хорошо учись». С любовью, папа». 14.09.99, Малфой-Мэнор, кабинет хозяина дома. «Нарцисса! Не соизволишь ли сообщить, почему у всех ползунков, которые ты потрудилась прислать, по восемь ног? Не то, чтобы я не оценил своеобразный блэковский юмор – ты помнишь, он мне всегда импонировал – но всё же это как-то странно. Спасибо за одеяльце с узором виде обнимающихся змеек, удушающих львов – Гарри был в восторге. Когда-то твой – о чём не перестаю сожалеть – Люциус Малфой». 16.09.99, Канны, магическое отделение гостиницы «Hotel Amarante». «Ох! Прости, дорогой, это всё Драко – бедняжка в тот день навещал меня и не удержался от невинной шутки. Помнишь, как в восьмилетнем возрасте он приделал к мантии Северуса ослиный хвост?» 28.11.99. Малфой-Мэнор, спальня. «Гермиона! Прости, что беспокою, но мне не хотелось бы обращаться с таким вопросом к чужому человеку. Как ты думаешь – съедать за обедом целую курицу, миску ванильного мороженого и десяток апельсинов – это в порядке вещей? Люциус говорит, что это ненормально. И до какого времени держится утренняя тошнота? Достало уже спотыкаться о тазы, расставленные по всем комнатам. Гарри». 28.11.99, Нора. «Гарри! Повышенный аппетит, особенно при мужской беременности – совершенно обычная вещь. Но на всякий случай проконсультируйтесь у семейного колдомедика. А тошнота, увы, может держаться до самых родов. Некоторые советуют в таком случае пососать утром что-нибудь – например, корень имбиря. Гермиона». 29.11.99. Малфой-Мэнор, спальня. «Герм! Огромное спасибо, ты меня успокоила. А колдомедик уже шарахается от нас, как от чумы. P.S. Отдельное спасибо за совет насчёт «пососать» - это действительно помогает. Без всяких корней, кстати». 03.02.200, Малфой-Мэнор, парадная гостиная. «Поттер! Проклятый щенок, ты торчишь там, своём грёбаном Аврорате, а я отправляюсь в Мунго. Ищи меня на отделении для буйных – ибо там мне сейчас самое место. Я был трижды идиотом, когда согласился на твою просьбу – и как только ты посмеешь появиться, я разъясню тебе это всеми доступными способами. Ненавижу. Люциус Малфой. P. S. Гарри, где ты?" 03.02.2000, казарма Высшей Школы Авроров. «Люц, любимый! Я лечу к тебе! Держись, пожалуйста, очень прошу. Всё будет хорошо. Твой и только твой Гарри». 03.02.2000, Выписка из истории болезни № 128/3 «Малфой Люциус Абраксас, чистокровный, сорока трёх лет, поступил в приёмное отделение госпиталя Святого Мунго с жалобами на непрекращающиеся схваткообразные боли в низу живота. Объективно: Состояние ближе к тяжёлому, беспокоен, нецензурно выражается, в грубой форме угрожает заавадить персонал. Рост высокий, питание умеренное, разлитая бледность кожных покровов. Глаза серебристые, волосы платиновые, Диагноз: беременность 39 недель, начавшиеся роды. Переведён в родильное отделение госпиталя. По жизненным показаниям в экстренном порядке произведено кесарево сечение поперечным надлонным разрезом. Отчёт колдоанастезиолога прилагается. Ребёнок живорождённый, без выявленных патологий, девочка, Апгар 8/9. К груди не приложен (и кто бы сомневался). Ремарка Главного Целителя: Это просто пиздец, коллеги». 03.02.2000, приёмное отделение госпиталя Святого Мунго. «Люциус!! Эти гады меня не пускают, я тут чуть всю приёмную не разнёс, а они говорят, что тебя можно будет увидеть только через два часа. Как ты, любимый? Как малышка? Я люблю-люблю-люблю тебя! Спасибо!! (большая клякса)» 03.02.2000, послеродовое отделение госпиталя Святого Мунго. «Гарри. Уймись, со мной всё хорошо. Малышка очаровательна и очень похожа на тебя. Орёт, по крайней мере, так же громко. P. S. Я тоже люблю тебя, маленький идиот». 04.02.2000, Извещение в «Ежедневном Пророке», раздел «Рождения и смерти». «Семейство Малфой-Поттер извещает друзей и родных о рождении 03.02.2000 дочери, наречённой Фортиция-Друэлла-Лили-Гермиона Малфой-Поттер. Отцы и новорожденная чувствуют себя превосходно». ----------------------------------------- Глава 7. "Сострадание" НЛ, СС Драббл для Кошка aka koshka_kat Жанр: джен, но заказчик уверяет, что это пре-слэш))) Пейринг: НЛ/СС Рейтинг: G Жанр: драма * * *
... Невилл нервничает, и палочка слегка подрагивает в его пальцах. Слабый огонёк Люмоса едва рассеивает тьму, дробится в стёклах флаконов, заполняющих полки. Он пришёл в кабинет Зельеварения ночью, тайно - за Костеростом и Умиротворяющим: в Больничное крыло теперь соваться бессмысленно, Помфри запрещено оказывать помощь студентам, которых подвергли взысканию. Запасы зелий в аптеке постоянно проверяет Алекто Кэрроу, и старая целительница один раз уже нарвалась на Круцио. Именно тогда Невилл решил впервые навестить кабинет Слагхорна, в надежде на то, что исчезновение оттуда нескольких зелий не будет предано огласке. Так и случилось – старый морж либо не заметил пропажи, либо – что вероятнее – просто не стал сообщать о ней: ежевечерние вопли из комнаты в подземельях, куда отводят провинившихся, явно ему не по вкусу. В последнее время Лонгботтом не раз замечал, что от преподавателя Зельеварения разит выпивкой почище, чем когда-то от Трелони… Он тянется к верхней полке, торопливо перебирает флаконы – не то, не то, не то… Мерлин, кому в этой проклятой школе сейчас нужна Амортенция? Невилл раздражённо пихает узкогорлый сосуд обратно и слышит за спиной: - Что вы здесь делаете? Руки мгновенно сводит, словно он окунул их в прорубь, в желудок плюхается тяжеленный камень, рот полнится горечью. Невилл резко оборачивается назад, его Люмос меркнет, но в тот же момент в лицо ударяет свет чужой палочки – яркий и беспощадный. Снейп. Новый директор внимательно смотрит на Лонгботтома, тонкие губы кривятся презрительно и привычно. - Лонгботтом? Что привело вас сюда в такое время? Решили немного улучшить свои знания? Боюсь, это бессмысленно. Невилл спрыгивает с табурета и, сутулясь, останавливается перед самым ненавистным ему человеком. Он глядит в худое, болезненно-жёлтое лицо и внезапно осознаёт удивительную вещь – страха больше нет. Он совсем не боится Снейпа. Страх выбит из него зуботычинами Крэбба и Гойла, которые, по старой памяти, не могут пропустить в школьном коридоре ни одного гриффиндорца. Выдавлен рвотными спазмами, выжимающими желудок, как мокрую тряпку – он плохо переносит подвешивания вниз головой,так любимые Филчем. Выжжен пламенем Круциатусов Кэрроу. Сегодня Невилл Лонгботтом впервые смотрит в лицо Снейпа с почти издевательской усмешкой. - Так что вы здесь делаете, Лонгботтом? – вновь спрашивает директор, брезгливо оглядывая его помятую мантию. - Ворую зелья. Сэр. - с вызовом отвечает тот. - С какой целью? Невилл понимает, что Снейп прекрасно знает ответ на собственный вопрос. Он молчит. - И что же вам потребовалось? - Костерост и Умиротворяющий Бальзам. - Плохо спите? Издевательский тон не прошибает Лонгботтома. Он смотрит в стену и ждёт, что сейчас сальный ублюдок вызовет Филча… Снейп вдруг дёргается, проходит мимо него к полкам и, возвратившись назад, суёт в руку Невилла два флакона. Невилл с изумлением смотрит на зелья и переводит взгляд на тощее лицо, которое в тот же миг искажается гримасой сильнейшей неприязни. - Когда в следующий раз вам что-то потребуется, вы должны появиться здесь ровно в полночь. Ясно? - Да… сэр. - Вон. … Невилл крадётся по коридорам, привычно выискивая тёмные уголки и напряжённо думает о случившемся. Он ни на грош не верит в жалость Снейпа – наверняка мерзавец просто подготавливает себе лазейку на случай смерти своего хозяина. Но флаконы с зельями оттягивают карман, Невилл на секунду представляет себе, как разгладится лицо Шеймуса, измученного ночными кошмарами – и решает воспользоваться помощью Снейпа снова – а там что Мерлин даст. Если эта мразь решила поиграть в добряка – он согласен поддерживать эту иллюзию ради друзей. Так всё и начинается. Каждую неделю, а иногда и по два раза, Лонгботтом пробирается в кабинет, и директор вручает ему флаконы, сухо инструктируя, как их надо применять – он знает обо всех взысканиях, налагаемых на учеников, и представляет, какого рода помощь может потребоваться. Невилл не благодарит, просто молча берёт зелья и уходит. Они почти не разговаривают, не смотрят друг другу в глаза. Принимая из ненавистных рук драгоценные сосуды, Невилл старается даже не коснуться тонких бледных пальцев. И он ни с кем не говорит о том, как попадают к нему лекарства – даже с самим собой. ... В самом конце октября, глухой ночью Невилл привычно проскальзывает в кабинет и замирает на месте – Снейпа там нет. Он почти растерянно оглядывается вокруг и внезапно замечает в углу что-то странное – словно большую кучу грязных чёрных тряпок, из которой доносятся непонятные хриплые звуки. Только несколько секунд спустя Лонгботтом понимает, что это директор. Снейп сидит у стены, подтянув к груди колени, и мерно раскачивается. Неяркий свет Люмоса выхватывает из тьмы заострившийся клювообразный нос и огромные чёрные глаза, блестящие, как мокрое стекло. Невилла передёргивает – сейчас директор Хогвартса до отвращения похож на огромную ворону, облитую помоями – и хриплый, почти птичий клёкот дыхания, вырывающийся из тощей груди, только удваивает это сходство. Брезгливость, охватившая Лонгботтома, приправлена изрядной долей злости – вот, скотина, и тебя пробило наконец-то, думает он, непроизвольно шагая в сторону убийцы Дамблдора. Мразь, тварь, да неужели ты понял, что сотворил, пойди же, прыгни с Астрономички, и окажешься прямёхонько в аду, где тебе самое место… Он подходит почти вплотную к Снейпу, и в это момент директор медленно поднимает трясущуюся голову и невидящими глазами смотрит прямо ему в лицо. Невилл замирает. Он никогда не думал, что человеческий взгляд может вмещать в себя столько отчаяния – чаши зрачков, в чёрной глубине которых подрагивают красноватые огоньки, просто переполнены болью – такое ощущение, что она сейчас выплеснется наружу и стечёт по худым щекам тонкими струйками крови. Это взгляд страдающего животного, пустой, измученный, вязкий, как кислота. Кислота эта растворяет всё – злость, отвращение, неприязнь – и Лонгботтом, сам не зная, зачем, поднимает руку и осторожно прикасается к сальным волосам. В движениях его пальцев нет ни унции чувственности – он гладит Снейпа по голове, как гладил бы любимца бабушки – древнего облезлого книззла, или уродливую морщинистую макушку саженца мандрагоры. Снейп закрывает глаза и накрывает его ладонь своей – липко-влажной от ледяного пота. Это длится всего пару секунд – именно столько требуется Снейпу, чтобы прийти в себя и отшвырнуть Невилла прочь резким толчком и змеиным шипением. Потом он вскакивает на ноги, судорожно роется в мантии и, впихнув в широкие ладони Лонгботтома несколько разнокалиберных флаконов, выбегает в коридор. Невилл не смотрит ему вслед. Он рассовывает зелья по карманам и тоже уходит – Майклу сегодня досталось по полной, надо спешить. Когда спустя два дня он вновь появляется в кабинете, Снейп ждёт его там и ни словом, ни взглядом не напоминает о случившемся. Но с того дня где-то внутри Невилла поселяется неясное беспокойство: он часто вспоминает тонкие холодные пальцы, прильнувшие к его кисти, и испытывает странное чувство – тянущее, горькое, похожее на зубную боль, только в сердце. И Лонгботтом старается не думать о том, что оно называется состраданием. * * *
... Когда четыре года спустя он сидит у постели Ханны, это странное чувство впервые оформляется в слова. Жена лежит, утопая в подушках, и смотрит на него ласковым взглядом – почти таким же, как на резную колыбель, в которой негромко кряхтит просыпающийся Лонгботтом-младший. Невилл склоняется к нежной женской щеке, осторожно целует уголок искусанных губ и говорит: - Детка, я хотел тебя попросить. Давай назовём его… - Фрэнком, - улыбнувшись, радостно заканчивает Ханна. Невилл вздрагивает и недоумённо смотрит на неё. Так и непроизнесённое имя, чуть было не сорвавшееся с языка, копошится во рту, бурлит, обжигает губы. Ханна, до предела вымотанная восьмичасовыми схватками, не замечает этого, устало продолжая: - Видишь, как хорошо я тебя понимаю, милый? Просто с полуслова. - Да, - собравшись, отвечает Невилл, - спасибо, родная. Он обнимает жену, поглаживает рассыпавшиеся по подушке светлые пряди и старается изгнать из памяти ощущение сальных волос под ладонью – неожиданно тёплых и мягких, как у ребёнка. Будущий Фрэнк басовито вякает, информируя родителей о том, что он проголодался, Невилл смеётся, подаёт младенца Ханне и думает о том, что у него просто обычная блажь, которая пройдёт, и пусть мёртвое прошлое хоронит своих мертвецов. Но через несколько лет он впервые в жизни страшно завидует Гарри. ------------------------------------------------------- Глава 8. "Презрение" ЛМ/ДП Драббл для ~Ловец Снов~ Название:Презрение Пейринг: ЛМ/ДП, упоминание ЛМ/СС, ДП/СБ, и ещё кое-какого. Рейтинг: PG Жанр: драма. * * *
... Основное чувство, которое Люциус Малфой испытывает по отношению к Джеймсу Поттеру – презрение. Впервые он видит мальчишку в Большом Зале – темноволосый первокурсник в очках быстро, не оглядываясь, спешит к табурету и, усевшись на него, надвигает Шляпу на самый лоб. По залу разносится скрипучий голос «Гриффиндор!», красно-золотые взрываются приветственным рёвом, а за слизеринским столом раздаются негромкие презрительные смешки и шёпот: «Три поколения в Львятнике… … и это называется – чистокровное семейство… уверен, кто-то из Поттеров согрешил с магглой…». Малфой, выразительно приподняв брови, оглядывается на свою белокурую соседку. Она тут же опускает глаза и идёт красными пятнами – юная Нарси Блэк болезненно воспринимает своё отдалённое, но всё же родство с семейством Поттеров, к тому же она просто выбита из колеи событием десятиминутной давности: выжившая из ума Шляпа распределила её кузена на факультет грифферов. Малфой гладит тонкие пальчики своей наречённой, ободряюще улыбается ей и вскоре переключает внимание на новенького – угрюмого худого мальчишку с большими чёрными глазами. Мальчишка выглядит абсолютно пришибленным... и долг Малфоя, как старосты – его успокоить. Впоследствии он почти не обращает на Поттера внимания – седьмой курс, напряжённая учёба, переписка, беседы с отцом, который вводит наследника в управление делами поместья, выпускные экзамены, вступление в интереснейшую организацию, защищающую интересы чистокровных магов – Орден Вальпургиевых Рыцарей… Джеймс вновь попадает в поле его зрения четыре года спустя, когда Люциус навещает Сева – удивительно, но он привязался к странному озлобленному мальчишке и по выходным изредка аппарирует в Хогсмид для встречи с ним. Они со Снейпом сидят на лавке под раскидистым деревом, оживлённо обсуждая дела факультета. Мимо проходит группа студентов, один из них – взъерошенный, в очках – бросает на Северуса короткий взгляд и что-то негромко говорит приятелям. В ответ раздаётся дружное ржание. Сев сжимается и волчонком смотрит вслед уходящим. - Кто это? – лениво интересуется Малфой. - Так… директорские любимчики, - нехотя отвечает Снейп, - называют себя Мародёрами… а на деле просто гриффиндорские ублюдки. - Ну-ну, - отвечает Люциус, провожая взглядом исчезающий вдали темноволосый затылок. С тех пор, приезжая к Северусу, он частенько натыкается на Поттера – то у Розмерты, то в "Сладком Королевстве", то просто на Главной улице. И с каждой встречей Малфой презирает мальчишку всё больше и больше. Презирает за то, что он гриффиндорец. За то, что носит очки. За вечно лохматую голову, не способную вместить что-либо, кроме полётов за идиотским крылатым мячиком. За неразборчивость в отношениях: кто ещё из чистокровных волшебников способен общаться с оборотнем – разве что эта паршивая овца, полусумасшедший кузен Сириус. За овечьи взгляды больших карих глаз в сторону рыжей грязнокровки, которая вообще не заслуживает упоминания в приличном обществе – сначала потаскушка клеилась к Севу, а потом переключила внимание на более перспективного кандидата. Но больше всего Люциус презирает Поттера за то, что никак не может выкинуть его из своих мыслей. Он почти с нетерпением ждёт, когда Сев закончит школу - чтобы отпала необходимость таскаться к нему в Хогсмид, где постоянно маячит растрёпанная поттеровская башка. И когда это наконец происходит, испытывает явственное облегчение. * * *
Осенью того же года Малфой вновь встречает Поттера в заведении Розмерты, куда вместе со свояком отправился прямо с очередного собрания. Они располагаются за столиком, Лестрейндж заказывает коньяк. Он говорит без умолку, отпускает остроты, и Люциус понимает, что болтовнёй Рудольфус просто старается заглушить беспокойство – Белла опять осталась в резиденции Лорда. Вообще в её одержимости его идеями есть что-то болезненное… Малфой прикасается губами к маслянистой терпкой жидкости и глубоко вдыхает аромат напитка. - Смотри, кто пожаловал, - зло буркает Руди. Люциус смотрит в направлении его вытянутой руки и видит шумную компанию в курсантских мантиях Школы Аврората. Взгляд моментально выделяет из алой гущи знакомую фигуру: Поттер, что-то оживлённо рассказывая своим, обнимает за плечи стройного красавца-брюнета, а тот вторит ему необычным лающим смехом. Спустя секунду Малфой узнаёт чокнутого кузена жены. - Блэк что, пошёл в авроры? – удивлённо спрашивает он Рудольфуса. - Угу, - отвечает тот. - Нарси не рассказывала. - Стесняется, наверное. - А миссис Блэк знает? - Да. Можешь себе представить. - Безумие какое-то… - А что ещё от него можно было ожидать? Пошёл вслед за мальчишкой Поттеров, точно. Кстати, поговаривают, они спят вместе. - Кто? – тупо переспрашивает Люциус. Он отрывает взгляд от компании авроров и во все глаза смотрит на свояка. - Этот очкарик и наш отщепенец-кузен. Малфой поворачивается обратно и видит, как ладонь Джеймса Поттера короткой лаской пробегает по блестящей волне блэковских волос… Он стискивает ножку коньячного бокала так, что подушечки пальцев обжигает резкая боль. - Проклятые извращенцы! Рудольфус широко раскрывает глаза и внезапно разражается хохотом. - Ты скажи об этом своему носатому, - советует он, - да-а, Люци… вот это я называю двойными стандартами. - Заткнись, - шипит разъярённый Малфой. … Дома он с пристрастием расспрашивает обо всём жену, а потом посылает сову кузену Регулусу – после такого предательства старшего брата мальчик наверняка чувствует себя покинутым, и его, Люциуса Малфоя, прямая обязанность – поддержать юного мага и направить его по верному пути. * * *
Последний раз Люциус встречает Поттера летом восьмидесятого, в маленьком баре на Дайгон-аллее. Малфой расслабляется после рабочего дня – на дела, которыми он занимается по приказу Лорда, уходит много времени, ещё больше – нервов, а дома теперь всё подчинено маленькому Драко. Туда лучше не являться в дурном настроении – Нарцисса всегда очень болезненно воспринимала проблемы мужа, и Малфой боится, что у неё пропадёт молоко. Он сидит у стойки, потягивая бренди. Соседка, старая ведьма, одетая в пропахшую розмарином шерстяную мантию и огромный капор, прихлёбывает усладэль и негромко болтает с барменом. Люциус так погружён в свои мысли, что когда звякает дверной колокольчик, он даже не поднимает головы, и приветствие, произнесённое смутно-знакомым мужским голосом, заставляет его резко вздрогнуть. - Малфой. Джеймс Поттер, одетый в ненавистную багровую форму, коротко, по-военному, наклоняет голову и садится на соседний табурет. Люциус на мгновение удивляется тому тому, что гриффиндорец заговорил с ним первым. Потом ядовито усмехается. - Поттер. И что же доблестный борец с тьмой делает в будний день в кабаке? – холодно интересуется он. - У меня родился сын, Малфой, - просто отвечает Поттер. И вдруг улыбается – широко, счастливо, почти по-мальчишески. Люциус вспоминает прошлогодний номер «Пророка» с колдографией рыжей грязнокровки в модном свадебном наряде, номер, который он в ярости швырнул в камин – великий Мерлин, братья Первеллы наверняка волчком крутятся в гробах, видя какую блестящую партию сделал один из их последних потомков – и сцепляет зубы от презрения. - Вот как? – цедит он, глядя в лицо Поттеру, - что ж, поздравляю. Большего падения нравов трудно ожидать – надеюсь, дитя гряз… магглорождённой хотя бы к тридцати годам научится трансфигурировать спички в иглы. Джеймс отшатывается назад и карие глаза за стёклами очков вспыхивают от бешенства. Рука молниеносно ныряет в поясную кобуру, готовая выхватить палочку… но уже в следующую секунду аврор приходит в себя, окидывает быстрым взглядом бар и, убедившись, никто из посетителей не обратил на них внимания, встаёт на ноги. - Какая же ты дрянь, Малфой… - негромко, с силой говорит он, - я тебя просто презираю. И направляется к выходу. Люциус, насмешливо прищурив глаза, смотрит ему вслед. Он думает о том, что гриффиндорец – это диагноз, и что Поттер просто смешон со своим детским пафосом. Сидящая рядом ведьма со стуком ставит бутылку на стойку. - Вы тоже презираете его, молодой человек? - Что? – не понимая, переспрашивает Малфой. Он не в силах отвести взгляда от худой подтянутой фигуры, стремительным шагом идущей к двери, от взъерошенного темного затылка, от крепкой руки, резко отталкивающей дверную створку. - Вы презираете этого юношу? Дверь хлопает. Люциус, взметнув светлыми волосами, резко поворачивается к назойливой старухе. - Не понимаю, мадам, какое отношение это имеет к вам, - холодно отвечает он, - но раз уж вы столь любопытны – извольте. Да. Да, презираю. Ведьма проницательно, словно старая мудрая черепаха, смотрит ему в лицо из-под оборок капора. Мутные, цвета грязного стекла глаза её наполняются каким-то странным сочувствием, а на обветренных губах подрагивает грустная усмешка. - Я для моего возлюбленного - то же, что он для меня*. Верно? – тихо шепчет она. Люциус замирает. Несколько секунд он молчит, глядя на старуху почти с ужасом. Потом вздрагивает, швыряет на стойку галеон и, не оглядываясь, выбегает из бара. Дома он запирается в кабинете и впервые в жизни напивается до бесчувствия, а очнувшись утром – на полу, рядом с лужей собственной блевотины – давится Антипохмельным зельем и клянётся, что больше никогда не позволит себе подобной слабости. ... Малфой держит слово – даже когда возрождается Лорд, даже когда умирает Северус. Он срывается только однажды – когда его сын возвращается домой на каникулы, и Люциус впервые слышит от Драко: "Я презираю Поттера". _________________ * – Я для моего возлюбленного то же, что он для меня – Песнь Песней гл. 6 ---------------------------------------------------------- Глава 9. "Крёстный" ГП/?? Маленький драббл для Anarda Жанр: драма Рейтинг: R пейринг: ГП/? * * *
Крошечное пёрышко, вылезшее из примятой затылком подушки, слабо шекочет вспотевшую шею. Гарри Поттер стонет, запрокидывая голову и раскинув руки. Он знает, что сейчас толчки станут резкими до боли, а тонкая кожа на его кадыке будет прикушена острыми безжалостными зубами. С трудом приоткрыв глаза, Гарри видит над собой знакомое худое лицо, обрамлённое длинными чёрными прядями, и судорожно подаётся навстречу, чтобы припасть губами к груди, расчерченной синеватой татуировкой. - Си-ириус… - с трудом выдавливает он, втягивая носом знакомый душноватый запах и с наслаждением вслушиваясь в тяжёлое хриплое дыхание своего партнёра. - Да... - дыхание переходит в рык. Зрачки сужаются до точек, а серо-стальные радужки теперь запорошены пеплом предоргазменной мути. ... Пару минут спустя, Гарри приподнимает голову любовника, нежно целует потный лоб и внимательно наблюдает, как меняются под его взглядом очертания высоких скул и жёсткого подбородка, как серые глаза наливаются медовой желтизной. - Интересно, все метаморфы любят трахаться в чужом облике? – шепчет он и с грустной усмешкой ерошит пальцами короткие розовые кудряшки. - Думаю, крёстный, это семейное, - бормочет Теодор Люпин, укладываясь с ним рядом. --------------------------------------------------- Глава 10. "Гэси" МФ/ОВ Драббл для Мойра* Сиквел к фику "Гендерное зло" Пейринг: МФ/ОВ, НМП (ПОВ Марка) Рейтинг: PG Предупреждение: МПРЕГ! * * *
… Время течёт медленно, как черничный кисель – Ол любит эту синюю жижу до одури, а последний месяц ему было нельзя – как-то там с зельями не сочеталось. И тишина какая, только шуршат мантии дам, да поскрипывают подошвы моих ботинок, всё никак не нахожу себе места, хожу из угла в угол по приёмной, уже голова кружится. Отец, застывший, как под Петрификусом – эта его чёртова военная выправка с годами только сильнее становится – стоит у окна, мистер Вуд осел в кресле, расползся медузой, глаза закрыл. А мне просто хочется биться об стенку башкой, вот об эту как раз, ближайшую, с портретом какого-то толстого дурака в идиотской красной шапочке. Теребит себе книжечку в жирных пальцах и смотрит… серьёзно так, с сочувствием. Как его… внизу на табличке написано… Па-ра-цельс. Не знаю такого, в чистокровном гербовнике точно нету. Целитель, наверное. Тут всюду одни целители на портретах: Мунго – оно и есть Мунго… - Маркус Септимус Флинт! Ты что, не слышишь? Я к тебе обращаюсь. Да. Вот от кого я сочувствия точно не дождусь – так это от отца. И не надо мне его. Как подумаю, что Ол… из-за них, сволочей, из-за его презрительной рожи, из-за мамашиного нытья, из-за всех их поганых претензий… Твари. Род Флинтов не должен прерваться. Знаю я это и сам, с детства в голову вбили. И понимаю всё, может, получше их. И сына я хотел… очень хотел, честно… Но не такой ценой. … Мерлин, как вспомню его лицо… живот этот кошмарный, ни одна мантия не сходилась, обмороки… весь дом зельями провонял, до самого донышка, от чар по утрам в ушах звенело, у него кровь шла носом. А сегодня утром, когда всё началось, я метался по дому, психовал, а он ещё меня успокаивал… он – меня! Не могу, не могу об этом думать… - Марк! Приди в себя, с тобой отец разговаривает. - Да, мама, - не сорваться бы, я в жизни не повышал на неё голоса и сейчас нельзя. Особенно здесь – в этой проклятой приёмной, да ещё в присутствии Вудов. Миссис Эвелин до сих пор смотрит, как на дикого зверя, уж столько лет прошло, а она всё никак не успокоится – как же так, её мальчик выбрал… И сестрица Ола, чёртова лошадь, она ж меня ненавидит просто и не скрывает этого – вон, рожу скроила – рот до ушей, чисто клабберт. Олли вечно с ней возится, Лиззи-то, Лиззи-сё… Мистер Вуд – тот вообще слова не скажет в простоте душевной, всё через губу, да с издёвочкой. А последние месяцы даже здоровался через силу – после того как Ол им сообщил приятную новость. Впрочем, могу его понять. Я бы, наверное, вообще убил за такое. И не буду ему говорить, что сам-то ничего не и знал, что Олли без меня решился… Всё равно я виноват. Не заподозрил. Не отговорил. Не остановил… - Так всё же, Маркус, вы выбрали имя? Мерлин, нашли о чём спрашивать. - Я думаю, Флинт, они потом разберутся. - Ничего подобного, Вуд. Такие вещи надо решать заранее. Собственно говоря, тут и решать нечего – наследникам рода Флинтов веками давали одно и то же имя. Варианты возможны только со вторым. - Ещё чего! Моего внука не будут звать… - Кристофер, успокойся, пожалуйста… - Нет, Эвелин, ты только подумай, мало того, что… - Крис, важно, чтобы ребёнок был здоровый. Остальное – потом. - Он и будет здоровый, Эвелин. Слава Мерлину, наследственность у него нормальная. - Да, Ирма. Конечно. Малыш будет просто чудо, я уверена. Здоровый и красивый. - С последним я бы не горячилась, ма. Давай дождёмся, пока у него пойдут зубы, и уж тогда… - Элизабет Араминта Вуд! - Мисс Вуд, вы на что намекаете? - ЗАТКНИТЕСЬ ВСЕ!! Ох, какая тишина опять наступила, прямо приятно. Вытаращили глаза и смотрят на меня, как на оборотня, Лиззи, стерва, только моргает – быстро-быстро. Ол тоже так делает, когда нервничает… Мерлин, как же он там… без меня? - Замолчите. Хватит. Не о том сейчас думать надо. И вообще, мы… это… сами решим, как назвать. Чтоб и ему и мне нравилось. Вот. - И как же, например? – отец просто ядом исходит. И тут на меня накатывает. - Годрик-Салазар! – рявкаю я. Целитель на портрете аж подпрыгивает и смотрит неодобрительно. Плевать. Вот теперь тихо, как в склепе, и вдруг раздаётся хрип, как будто душат кого. Оборачиваюсь - Лиззи скорчилась у окошка, хохочет и пытается это выдать за кашель. Ни хрена у неё не получается, кстати. - Лиззи, уймись, - устало говорит миссис Вуд. - А что? – уже не скрываясь, ржёт эта дурища, - Очень удачная мысль. Представляете, как это будет звучать на распределении? Родители молчат. И тут дверь распахивается. На пороге сдобная молодая медиведьма, физиономия улыбчивая, прямо светится вся. Я делаю шаг вперёд, и поросячье-розовая мордочка за секунду выцветает до белизны, а девчонка шарахается назад. Мерлин, Олли столько лет боролся с моим фирменным оскалом – гриффы на поле от него могли и в штаны наложить, очень это в тему было, а в обыденной жизни того… мешает только. Я спохватываюсь и торопливо сжимаю губы. - Что? - Мистер Флинт? - Да, - я не узнаю собственного голоса. - Поздравляю вас. Сын!.. * * *
- Па-аап?! - Гэси, разговор окончен. - Ну… - И никаких «ну». Первокурсникам запрещено иметь мётлы – мы оба тебе об этом говорили сотню раз. Подожди годик, а там посмотрим… Марк, приглядишь за ним? Я на секунду отойду. - Конечно, - наверняка увидел кого-то из своих. Оливер – один из самых требовательных тренеров Британии, но именно благодаря ему «Соколы» уже три года как лучшая команда страны. Он исчезает в бурлящей толпе папаш и мамаш, запрудившей перрон, а я оборачиваюсь к сыну. Круглые чёрные глазищи тоскливо смотрят на меня из под длиннющих вудовских ресниц. - Отец… - знает, стервец, что я не могу противиться этому взгляду – Ол называет его «взглядом раненого оленя». Вообще не могу ничего с собой поделать, и никогда не мог, с того самого момента, как Оливер подал мне маленький, перевязанный лентами свёрток, и я впервые ощутил на ладонях странное живое тепло… Трусливо оглядываюсь на толпу, в которую нырнул Вуд, и быстро сую в карман мантии Гэси маленький мешочек с галеонами. - Совой закажешь, понял? А заказ на кого-то из старших оформи. И не вздумай летать один – я там уже с Уоррингтоном-младшим поговорил… приглядит он за тобой. Гэси блестит глазами, понятливо ухмыляется и встаёт на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щёку. Да плевать мне, что я его балую… как это так – Флинт - и без метлы. Он ещё в шесть месяцев, завидев кого-то из нас в форме, начинал распелёнываться и орать, как банши. Наследственность – что тут скажешь? - Спасибо, отец. - Не за что. Учись хорошо. - А в команду меня возьмут? - Не в этом году, точно. А там поглядим. Это всё от тебя зависит. - Ага. - Вы о чём? Мерлин, мы и не слышали, как Оливер подошёл. - Отец мне говорил, чтобы я хорошо учился, - моментально находится Гэси. Ол смотрит подозрительно, но на физиономии нашего сына умилительное простодушие, и Вуд улыбается нам обоим. - Вот это правильно, Марк. - Угу, - чертовски хочется заржать, но я сдерживаюсь. Ол делает мне страшные глаза, мягко треплет пушистую макушку – Гэси у нас получился чёрненьким, но мягкость волос у него вудовская – и серьёзно говорит: - Надеюсь, Гриффиндор приобретёт прилежного студента. - Почему не Слизерин? - Потому что Вуды учились там веками. - А он – Флинт-Вуд, - блин, с августа месяца любое обсуждение будущего нашего сына заканчивается одинаково. Гэси переводит взгляд с Ола на меня и обратно, потом решительно говорит: - Ладно, я пошёл. Не ссорьтесь тут без меня. Почти сразу же раздаётся звонок к отбытию, и толпа вокруг нас взрывается шумом, криками, кошачьим шипением и клёкотом сов. Гэси, торопливо поцеловав нас, запрыгивает в дверь вагона. - Пока, отец! Папа, счастливо! - Будь умницей, малыш! - Пиши почаще! – в носу у меня начинает подозрительно щипать, и я вижу краем глаза, что Ол прикусывает губу. Беру его за руку, он крепко стискивает в ладони мои пальцы. Шутка ли – мы не увидим сына несколько месяцев. Дико как-то даже. Впрочем… кто мне мешает через пару недель навестить Хуч? Она уже давно упрашивала провести её птенчикам мастер-класс, а я всё говорил, что времени нет… чувствую, что теперь оно как раз и найдётся. Состав медленно ползёт вдоль перрона, и через несколько секунд вдалеке виднеются лишь красные сигнальные огни и клубы белого дыма. Провожающие начинают расходится, только мы с Олом всё стоим и стоим, глядя вслед поезду. - Интересно всё же, как Шляпа будет выбирать между двумя Домами? – задумчиво говорит Оливер, поглаживая кончиками пальцев мою кисть. - Да, с таким именем ей придётся погадать. Хотя Поттер, поговаривают, просил её о Гриффиндоре, и она согласилась, - хмыкаю я и, пользуясь тем, что платформа опустела, обнимаю его за плечи. - Ты говорил об этом Гэси? – подозрительно спрашивает Ол. - Ээээ… - Ладно, я понял, не напрягайся. Значит, если что, наш тоже попросится… в мой Дом, я уверен. - Раздери меня горгулья, если не наоборот! - Спорим на галеон! – азартно откликается Олли. - Идёт. Но лучше на желание. - И каким же будет твоё желание? - Хм… помнишь те наручники с розовым мехом? - Ты извращенец, Флинт. - Тебе что-то не нравится? Знаешь, за двадцать лет ты мог бы и привыкнуть. - А кто сказал, что мне это не нравится?.. Ладно, аппарируем. Лиззи просила прийти пораньше. - Ага. … Когда два дня спустя сова приносит нам первое письмо, мы с Олом крупно обламываемся – он с галеоном, я с наручниками. Годрик-Салазар Флинт-Вуд стал студентом Дома Рейвенкло. ----------------------------------------------------------- Глава 11. "Лёгкий способ бросить курить" СБ, МУ, СБ/ГП Драббл для незримая_кысь aka Wilwarin Пейринг:Сириус/Гарри Рейтинг:PG-13 Бета: Маграт * * *
- Сириус! Сииириус! Нет, всё-таки ей можно простить многое: назойливость, безапелляционность, долгие разговоры ни о чём... но не голос. Пронзительный, резкий, он заползает в уши и копошится под черепной коробкой, как докси в складках пыльных портьер. - Сириус! Блэк со вздохом тянется к палочке. - Алохоморра! Входи, Молли. Его свойственница входит в спальню, тяжело отдуваясь после подъёма по лестнице, и плюхается в кресло. - Доброе утро. - Доброе. - Хорошо спал? Завтрак будет через пятнадцать минут. - Превосходно. - Вот и замечательно, - она смотрит на него так, как будто не верит ни единому слову. - Ты что-то хотела? - Разумеется. Мне надо с тобой поговорить. Серьёзно поговорить, Сириус. Это насчёт Гарри. Мерлин. - Что... насчёт Гарри? - он непроизвольно сжимает палочку в кармане мантии, чувствуя, как резное дерево рукоятки мигом становится скользким от пота. - Это просто безобразие, Сириус. Ты должен это прекратить. Палочка удобнее ложится в ладонь. Он может выхватить её мгновенно - какие-то навыки ещё остались. Обливиэйт - и всё. - О чём ты говоришь? - Сириус... Мне кажется... что он начал курить. Ффу-уу... Чёртова клуша. - Ну и что? - не подумав, брякает Блэк. - Сириус, - глаза Молли округляются, - ты соображаешь, что говоришь? Я идиот. - Извини, я не то хотел сказать. Откуда ты взяла? Ты что, его видела? - Ещё чего! Да если бы я это увидела... нет, конечно! Просто вчера я забирала в стирку его одежду - Сириус, она провоняла дымом. Ужас просто. - Да брось, Молли. Это наверняка из-за Мундугуса - он же смолит, не переставая. - Мерзкий грязнуля! - она ворочается в кресле, как большая усталая жаба, - сил нет больше его видеть... но дело не в нём, Сириус, точно тебе говорю. Я ж проверяла. У него и от волос разит табаком... и даже изо рта. Блэки не краснеют. Не краснеют, блядь, говорят тебе. Он смотрит Молли в лицо, стараясь не моргать. - И всё-таки, мне кажется, ты ошибаешься. - Ты вечно ему потакаешь! Сириус, так нельзя, как же ты не понимаешь, это же так вредно - он ещё растёт, он же подросток, совсем мальчишка, он же не Дж... - Молли, - если он ещё раз услышит эту фразу, она окажется в Мунго с диагнозом "покусана бешеным животным", - довольно, я всё понял. Ты хочешь, чтобы я с ним поговорил? - Ну, слава Мерлину, дошло, наконец! Я попросила бы Артура, но не хочу его нервировать, пока он не оправился окончательно. А Ремус... В общем, как крёстный отец Гарри, Сириус, ты просто обязан... О да. Он крёстный... он, блядь, отличный, ответственный крёстный отец... ммать его. Сириус на секунду прикрывает глаза. И вспоминает острые лопатки под мягкой тканью застиранной клетчатой рубашки - как они вздрагивают, когда проводишь по ним ладонью. Тёплое дыхание с запахом тыквенного сока и Моллиных пирожков с изюмом. Скользкий горячий язык, неумело, но так старательно проникающий в рот. И худой живот с розовеющим мелкорубчатым отпечатком резинки трусов... если ласкать его губами, постепенно опускаясь всё ниже и ниже, Гарри содрогнётся, словно в ознобе, и вскоре надавит ему на затылок неожиданно сильной рукой... - Да ты меня вообще слушаешь?! Блэк вздрагивает. - А? Да. Да, извини, конечно же, Молли. Сегодня я с ним поговорю. - Очень хорошо. Ты же знаешь, в таком возрасте закладываются все привычки, да ещё и эта их тяга быть, как все... не ровён час, он приучит Рона, а там и Джин... - Я всё понял, Молли. Договорились. - Ну, так я на тебя рассчитываю, - она опирается на подлокотники и медленно поднимается с кресла. - Да, я всё сделаю. - Надеюсь. В общем, давай, спускайся к завтраку. - Через пару минут. Когда Молли поворачивается к двери, Сириус, неотрывно глядя в её широкую спину, быстрым движением вытаскивает из кармана смятую пачку "Честерфилда" и швыряет её в пылающий камин. Хрусткая целлофановая упаковка мгновенно вспыхивает, покрываясь чёрно-красными разводами. Рождественские каникулы пока не кончились. Гарри пробудет здесь ещё три дня. Всего три дня. Целых три дня. Не исключено, что Сириус переоценивает свои силы, но сейчас он твёрдо уверен - эти три дня он сможет выдержать без сигарет. ------------------------------------------------ Глава 12. "Синкопальное состояние" МУ, ГП/СБ Драббл для Маграт Пейринг: Молли Уизли, ГПСБ Рейтинг: R Жанр: драма, ангст * * *
... Оплывшие ноги ступают по потёртому дубовому паркету тяжело, но почти бесшумно. Спасибо Артуру: тёплые пушистые тапочки в виде длинноухих синих зайцев мягки и удобны – магглы всё же могут изготавливать приличные вещи. И пусть близнецы смеются над забавными добродушными мордочками, зато вечером, когда на Гриммаулд-плейс наконец-то наступает сонная тишина, Молли может беззвучно пройтись по всему дому, чтобы убедиться в прочности Охранных Чар и отсутствии беспорядка. Она понимает, что это просто нервное, но никак не может успокоиться, прежде чем не проверит всё лично. Сейчас никому нельзя доверять. Старая лестница чуть слышно поскрипывает под её шагами. На третьем этаже всё тихо - дети спят, слава Мерлину. Мальчики умаялись… Фред с Джорджем весь день проторчали на кухне – она заставила их чистить котлы со сковородками… только так можно отвлечь близнецов от обследования этого проклятого дома. Рон с Гарри занимались разборкой всякой дряни в шкафах. В их комнату она только заглянула – сын раскинулся на кровати, широко разбросав руки, а Гарри вообще не было видно - он свернулся под одеялом в клубок, так, что в слабом свете Люмоса различался только бесформенный холмик... И девочки спят. Молли бесшумно вздыхает – Джинни опять плакала вечером в спальне, тихонько, забившись в уголок кровати, горестно подвывая в подушку. Ничего-ничего. Ты у меня будешь красавицей – уж это я тебе обещаю. А ума женщинам рода Прюэттов не занимать. Ты ещё получишь, то, что тебе нужно. Надо только подождать… а ждать я тебя научу, клянусь Морганой. Проклятая старая сука Мюриэль, твоя диадема ещё украсит собой рыжеволосую головку будущей миссис Поттер, или я не Молли Уизли. Она заглядывает в тёмную гостиную и, убедившись в отсутствии посторонних, осторожно захлопывает тяжёлую дверь. Второй этаж в порядке. Неожиданно её мысли возвращаются назад – к третьему. Только бы этот гиппогрифф не вырвался на свободу из спальни мамаши Блэк – сколько раз уже она просила Сириуса убрать тварь из дому… бесполезно. Этот эгоист думает только о себе. Надо будет при случае поговорить с Альбусом… возможно, он сумеет убедить его в том, что животное действительно опасно. Длинный коридор на первом этаже пуст, потёртый ковёр на полу поглощает тихий шорох её шагов. Покосившиеся портреты провожают Молли хмурыми, усталыми взглядами, слабо, будто умирающие змеи, шипят старинные газовые рожки на потёртых стенах. Уже почти всё – осталась только кухня, и можно будет улечься в постель, под тёплый бок влажно сопящего Артура. И уснуть, наконец. И всю ночь видеть во сне их: лица, лица, лица… Перси. Билли. Чарли. Джордж…или Фред? Она вечно их путает, ещё с колыбели. Рон. И Артур. И Джинни… А когда за окном взойдёт бледное лондонское солнце, встать, собрать в небрежный узел седеющие волосы, торопливо наложить на себя Очищающие – у неё уже всё лицо в морщинах, но она привыкла к Чарам, так трудно по утрам урвать время на умывание - и вновь спуститься на кухню, где всё начнётся сначала. Чай, овсянка, тосты… То же самое, что и в Норе – с той лишь разницей, что в этом доме ей приходится обслуживать на несколько человек больше. Но кого это, в сущности, волнует? Молли тщательно проверяет Охранные заклятия, облегчённо вздыхает и уже разворачивается к лестнице, ведущей в подвал, как вдруг её взгляд падает на дверь малой гостиной. Она замирает и напрягается. Что за чертовщина? Дверь слегка приоткрыта. Но этого не может быть – она лично закрывала её сегодня вечером, когда шуганула оттуда гнусного воришку Мундугуса (можно быть уверенной в том, что мерзавец опять вынес под полой какой-нибудь ценный артефакт). Молли выхватывает из кармана палочку и давит в зародыше желание немедленно разбудить Люпина – в конце концов, это будет смешно – взрослая опытная волшебница не может справится с боггартом. А там точно боггарт – она уверена в этом. Молли бесшумно семенит по коридору на цыпочках, и мордочки синих зайцев морщатся, будто от обиды. Ничего. Она быстро уберёт проклятую нежить и не будет никого беспокоить. Лучше всё сделать самой – так надёжнее. Когда Молли осторожно заглядывает в гостиную, первая мысль, возникшая у неё в голове: «Какой странный боггарт. Двойной. Так разве бывает?» И только спустя пару секунд она понимает, что никакой это не боггарт. …Они стоят у стены невдалеке от входа. Они не замечают её – они не замечают ничего вокруг. Ладони Блэка – узкие, с длинными смуглыми пальцами – лежат на худых плечах его крестника. Гарри смотрит ему в лицо… Молли начинает трясти – в тусклом свете Люмоса, струящемся из воткнутой в стенной зажим палочки, глаза мальчика почти не видны – линзы уродливых круглых очков запотели, как оконные стёкла от печного жара. Но когда Сириус Блэк осторожно, нежно снимает с Гарри очки и откладывает их на стоящее рядом продавленное кресло, яростная зелень этих глаз может поспорить с блеском каминного пламени. Молли судорожно прижимает ладонь ко рту. Две фигуры – худощавая, мальчишеская, и стройная, мужская, приближаются друг к другу, сливаются воедино. Звук поцелуя болезненно колет её в самое сердце. Руки Блэка скользят по бокам Гарри – властно, уверенно, до ужаса привычно. Он медленно опускается на колени у ног мальчика и – окаменевшая Молли не может даже вздохнуть – в тишине комнаты чуть слышно взвизгивает расстегиваемая молния. Мешковатые джинсы сползают вниз вместе с мягким хлопком трусов. Пальцы Блэка нежно ласкают худые юношеские бёдра, поднимаются выше и обхватывают ягодицы. Гарри вздрагивает, стонет отрывисто и резко подаётся вперёд. - Си-иириус… - это и просьба, и приказ одновременно, слабая жалоба и горячее желание… Блэк приникает лицом к паху Гарри. Его длинные волосы стекают по бёдрам крестника, как тяжёлые струи нефти. Мальчик резко вздёргивает подбородок, стискивает чёрные пряди в кулаках, его скулы темнеют от прилившей крови. Глаза закатываются, и на лице появляется выражение почти детского восторга – голова его крёстного начинает ритмично двигаться – взад-вперёд… взад-вперёд… Молли давится затхлым воздухом. Её руки тяжелеют, безвольно падают вдоль тела, и в дрожащем мерцании ослабевшего Люмоса мордочки синих зайцев искажаются, превращаясь в уродливые гротескные маски неведомых чудовищ… Слабый свет из гостиной жалит прямо в глаза, подобно неистовому лучу маггловского прожектора…. Сердце сминается в крохотный комочек, который трепещет внутри, словно перепуганный клубкопух… Вокруг всё плывёт… размывается, рассыпается на массу знакомых лиц… в ушах звучат давно умолкшие голоса… «У вас плохие сосуды, мисс Прюэтт, вы склонны к синкопальным состояниям…», - хмурится старый семейный колдомедик. «Мы вылечим твоё сердечко, сестрёнка, просто кушай побольше яблок!», - звонко смеётся рыжеголовый Гидеон. «Ты уже совсем большая девочка, Молли, тебе нужно поберечься, дорогая», - нежно шепчет мама. Молли судорожно сжимает кулаки. Несколько раз глубоко выдыхает, прогоняя непрошенных призраков, и широко открывает рот, чтобы воплем прекратить ту мерзость, что творится прямо перед её носом. Но в этот момент взгляд её падает на Гарри… на его ладони, нежно скользящие по глади чёрных волос… и внезапно перед мысленным взором появляется ещё одно лицо. Прелестное личико в обрамлении рыжих кудрей – слабое золото веснушек, вздёрнутый носик, яркие карие глаза, нежные розовые губы... Неожиданно эти губы плотно сжимаются, в глазах появляется острое, цепкое выражение… И Молли Уизли бесшумно отступает назад, в полутьму коридора. Она разворачивается и торопливо спускается в подвал. Кухонная тьма щерится на неё острыми зубами сверкающих ножей и начищенных сковородок, за плинтусами слышится липкий шорох неведомых ползучих тварей... Но Молли плевать – теперь ей уже ничего не страшно. Она подходит к невзрачной маленькой дверце рядом кладовкой, распахивает её и ныряет внутрь. - Люмос. Подрагивающий голубоватый свет озаряет огромный старинный котел и гнездо из вонючих тряпок под змеями отопительных труб. Поскользнувшись на полураздавленной сырной корке, едва не упав, и громко помянув Мерлиновы подштанники, она подбирается к мерзкой груде хлама поближе и опускается на колени. - Я знаю, ты здесь. Выходи. В грязной куче бумаг и сальных тряпок раздаётся шуршание и потрескивание, словно в паучьем гнезде. Ведьма молча стоит на коленях и терпеливо ждёт. Через несколько секунд сквозь шорох пробивается негромкое злобное бормотание: - Предательница крови… гнусное рыжее отродье… как смеет она беспоко… - Заткнись, - чеканит Молли Уизли, бывшая мисс Прюэтт, и бормотание стихает, словно под Силенцио, ибо звонкий резкий голос налит раскалённым металлом – точно таким голосом её покойный брат, аврор Фабиан Прюэтт произносил «Круцио!» - Заткнись, и иди сюда. Домовик выбирается наружу и настороженно смотрит на неё. Полумрак кухни съедает пухлость щек, призрачный голубоватый свет чётко обрисовывает заострившийся подбородок и фамильные широкие скулы Молли, её зрачки расползаются по радужке огромными чёрными кляксами, и впервые в жизни старый эльф замечает в этом лице болезненное сходство с портретами в коридоре – наследие неистовой крови Блэков. Он глубоко вздыхает и непроизвольно тянется вперёд. Молли Уизли склоняется к нему и шепчет: - Слушай меня внимательно, Кричер. Нам нужно поговорить. ---------------------------------------------------------- Глава 13. "Выходные" ГП/ДМ Драббл для Sunny Mouse aka Jojo Сайд-стори к фику "Restitutio ad integrum" Пейринг: ГП/ДМ, НМП Рейтинг: R Жанр: романс * * *
- Малфой, слушай, а давай куда-нибудь смотаемся на выходные, а? Вместе. - Главный Аврор осторожно касается кончиком языка мягкого, бледно-розового соска, и по телу Драко медленно, сладко растекается щекочущее тепло. - Куда, например? - Ну… например, в Париж. Вроде и рядом, а я там был всего два раза… и не видел ничего - только отель и тамошний Аврорат. - Спятил, Поттер? – раздражённо отвечает Малфой. - Я там бываю минимум четыре раза в год. Ещё не хватало в твоей компании налететь на кого-нибудь из знакомых… знаешь, если так уж приспичило – отправляйся туда с Уизелом, он тоже вряд ли выбирался куда-то дальше Косой Аллеи. - Я с тобой хотел, - лицо Гарри грустнеет, яркие губы морщатся совсем по-мальчишески, и это выражение детской обиды так не свойственно его властному лицу, и так не вяжется с нитями ранней седины, прошивающими растрепанную шевелюру, что Драко неожиданно смягчается. - Ладно. Мерлин с тобой. Но только не во Францию – думаю, мы можем позволить себе Амстердам, я там был очень давно, и если не соваться в магический квартал, проблем, скорее всего не возникнет. - Гей-столица мира? – ухмыляется Поттер и с нажимом проводит языком по груди Драко. – Уговорил… Чарли там бывал, говорит, многое понравилось. Малфою нет нужды объяснять жене причины субботней отлучки, а Поттер за целый год превосходно научился пудрить мозги своей рыжеволосой гарпии. Уже в следующую субботу они оказываются в Нидерландах: Драко добирается туда прямым портключом, а Гарри – маггловским самолётом, чтобы не вызвать в Транспортном отделе нездорового ажиотажа. ... В Амстердаме холодно, ветрено, низкое хмурое небо морщинится волнистыми ртутно-серыми тучами, и, в маггловской одежде, без привычного кокона длинной мантии, Малфой чувствует себя крайне неуютно. Он злится и искоса посматривает на Поттера, который, не замечая его раздражения, восторженно оглядывается вокруг, поминутно сверяясь с путеводителем. Гарри радует всё: высокие колокольни, синеватая рябь на поверхности многочисленных каналов и, разумеется, местные магглы, которые, в силу какой-то странной традиции, всюду разъезжают на чудовищных штуках, именуемых «велосипед». Поттер что-то бормочет о своём детстве и даже предлагает любовнику взять парочку таких монстров напрокат, но, поймав короткий взгляд серых глаз, моментально затыкается, делая вид, что не больно-то и хотелось. Они выходят на берег Амстеля. Magere Brug, старинный деревянный мост, указанный в поттеровском путеводителе, забит суетящимися туристами, которые стремятся запечатлеть эту достопримечательность на плёнке. У Поттера с собой тоже есть маггловская фотокамера, и Главный Аврор просит Драко встать на фоне реки и сделать лицо попроще. Малфой, скучая, выпрямляется у резных перил, и через секунду жадный порыв ветра срывает с его волос узкую бархатную ленту. Освобождённые длинные пряди ложатся на худые плечи, слабый лучик солнца, вынырнувший из месива облаков, рассыпает по белокурому изобилию горсть сверкающих искр, и группа японских магглов начинает восторженно, словно стайка голодных воробьёв, чирикать и громко щёлкать клювами фотоаппаратов. Поттер улыбается, глядя на это зрелище. Настроение у Драко резко подскакивает вверх и, сойдя с моста, он даже соглашается на дальнейшую прогулку. Улетевшую ленту они обнаруживают зацепившейся за ветку здоровенного дуба и, пока Гарри загораживает любовника спиной, Малфой втихаря призывает её Акцио. Дальнейшим пунктом поттеровской программы идёт посещение Rijksmuseum. В детстве Драко с родителями бывал здесь неоднократно, и теперь он равнодушно смотрит на многочисленные картины и скульптуры, несколько оживляясь только при виде коллекции старинной мебели. Огромное ложе, выполненное в гриффиндорских ало-золотых тонах, с резными ножками и фигурными столбиками под балдахин так и тянет его к себе. Он воображает себе смуглое тело, распростёртое на льняных простынях… и ощущает знакомое шевеление в области паха. - А мы бы неплохо смотрелись на этой кровати, Поттер, - полуобернувшись, шепчет Малфой в знакомое тёплое ухо, - как думаешь? И вдруг понимает, что - Мерлин-и-мать-его-за-ногу - ухо-то абсолютно незнакомое, и его обладатель, русоволосый парень-маггл, смотрит на Драко с нездоровым интересом, а грёбаный Поттер застрял перед каким-то потрёпанным гобеленом и во все глаза таращится на бледных полногрудых пастушек. Малфой окатывает наглеца ледяным взглядом, пробирается сквозь говорливую толпу экскурсантов и впивается пальцами в поттеровскую руку. - У тебя культурный шок, придурок? – шипит он, терзая мускулистое предплечье сквозь ткань идиотской маггловской рубашки, - какого Мерлина ты здесь застрял?! - А? – Поттер с ухмылкой оборачивается к нему, - нет, ты только посмотри – ну, вылитая Спраут… наверное, у неё в роду были голландцы. Драко смотрит на призывно изгибающуюся на переднем плане гобелена пышнотелую красотку в здоровенной шляпе с обвислыми полями, хмыкает и тащит любовника к выходу. - Поттер, на сегодня с меня хватит высокого искусства – оно разлагающе действует на твои неокрепшие мозги. Вечер мы посвятим элементарным развлечениям. … Вывеска «Reguliersdwarsstraat» над входом в кафе-шоп вполне ясно указывает на пристрастия посетителей этого заведения. Помещение маленькое, полутёмное, столики стоят почти вплотную друг к другу, а в воздухе висит знакомый Драко со студенческих лет сладковатый тяжкий аромат. Маггловская музыка остро жалит нервы, на танцполе бешено извиваются тела, в «травяном меню» обнаруживается аж двадцать пять различных наименований. Поттер смотрит вокруг широко раскрытыми глазами и заметно напрягается, когда к ним подходит полуголый раскрашенный официант. Впрочем, через полчаса, приятно расслабленный после приличной дозы специфического местного «коктейля», он уже чувствует себя как рыба в воде и оживлённо болтает с парнем, который сидит за соседним столиком. Парень прилично владеет английским, да ещё и работает в какой-то маггловской структуре, аналогичной Аврорату. И он смотрит на Поттера весьма и весьма заинтересованно. Спустя некоторое время Драко начинает злиться. Он уже готов прямым текстом сказать кретину, что тот зря распускает перья, но в этот момент его локтя вкрадчиво касаются чьи-то пальцы, и ухо щекочет негромкое: - Скучаешь, беленький? Малфой оборачивается. В придвинувшемся к нему молодом мужчине явно видна африканская кровь – в тусклом свете маггловских ламп его кожа выглядит как расплавленный шоколад, а тёмные глаза обжигают густым, янтарно-коричневым жаром. Драко медленно усмехается. - Уже нет. - Может… - и незнакомец кивает в сторону танцпола. - Пошли. Они одновременно поднимаются из-за столиков и проходят туда, где куча разнообразных магглов сплетается друг с другом под неумолчный рокот музыки. Краем глаза Малфой видит, что Поттер оторвался от разговора и провожает его тяжёлым взглядом. Горячие руки ложатся на предплечья Малфоя, но он мягко отстраняется и откидывает голову назад, так, что длинные волосы рассыпаются по спине гладкой серебристой волной. Глаза чернокожего вспыхивают. Драко коротко усмехается и медлительным тягучим движением поднимает руки. Его пальцы чувственно скользят сверху вниз по маленьким пуговицам, расстёгивая их, тело движется плавно, текуче, полностью отдаваясь обволакивающей густоте музыки. Малфой медленно распахивает рубашку, и острые разноцветные лучики, вырывающиеся из дырчатого шара под потолком кафе, высвечивают бледную, как мрамор, кожу и нежную розовость небольших сосков. Африканец делает шаг вперёд, а уже в следующую секунду раздаётся звучный, даже сквозь шум музыки и голосов, грохот отодвинутого стула, и Поттер начинает пробираться к выходу. Драко вновь усмехается, легко соскакивает с танцпола и, провожаемый расстроенным взглядом несостоявшегося партнёра и разочарованным свистом остальных посетителей, движется вслед за ним. Выйдя на улицу, он, без каких-либо прелюдий, получает в глаз и шлёпается задницей на блестящую от дождя мостовую, больно ударившись копчиком о выпуклый булыжник. Поттер возвышается над ним, как статуя Аврора-Мстящего, и явно раздумывает, не врезать ли Малфою ещё. Впрочем, пока Драко вскакивает и выхватывает из кармана брюк палочку, намереваясь обездвижить любовника Ступефаем и пришибить его к мерлиновой матери, эта полукровная скотина успевает аппарировать. Малфой, злой как пикси, стоит под дождём, думая, что Поттер скорее всего отправился зализывать своё оскорблённое самолюбие в отель, и что сам Драко не пойдёт туда даже под угрозой Авады. Он решает дождаться «Чёрного Тюльпана» - нидерландского аналога «Ночного Рыцаря» - отходит подальше от кафе-шопа и присаживается на влажный, шершавый край тротуара. Его терпение ещё не успевает иссякнуть окончательно, когда в воздухе раздаётся негромкий хлопок, из-за пелены дождя появляется Поттер, хватает Малфоя в охапку и аппарирует вместе с ним прямо в номер. Вырвавшись из крепких рук, Драко отскакивает подальше и всё же выхватывает палочку. Поттер не пытается извлечь свою, и, пару мгновений спустя, Малфой опускает руку, накладывает на себя Высушивающие Чары и садится в кресло. - Извини, - говорит Поттер. Драко молчит. - Извини. Я не хотел. Просто… вышел из себя. Драко откидывается на спинку кресла и склоняет голову набок. - Ну, хочешь – ударь меня тоже. А вот это уже интересно. Драко окидывает Поттера долгим взглядом и презрительно говорит: - Мерлина ради, да я в жизни не опущусь до маггловского мордобоя. Поттер прикусывает губу. - Драко. Ну, прости. - Знаешь, я, пожалуй, прощу тебя… если ты компенсируешь мне так гнусно закончившийся вечер. Соображаешь? После паузы, которая просто заполнена поттеровской растерянностью, лицо Главного Аврора заливается багровым румянцем. - Нет. - Как знаешь, - Драко отворачивается. - Малфой, что угодно – но не это. - Или это – или вали отсюда и дай мне расслабиться в тишине. - Малфой… - Всё, разговор окончен, - и Драко делает вид, что поднимается. - Сидеть! – рявкает Поттер и добавляет: - Мерлин с тобой. Ладно. Расскажешь кому-нибудь – убью. - Ну что ты. Я ещё жить хочу, - Драко опускается обратно в мягкое кресло и призывает из мини-бара бутылку французского коньяка и широкий бокал, - и не забудь о музыке. Пару секунд Поттер смотрит на него в упор. Потом, устало вздохнув, нашаривает на журнальном столике штуку, с помощью которой включается ящик с маггловскими движущимися картинками, обиженно сопя, долго щёлкает кнопками и, выбрав, наконец, нужную программу, выходит на середину комнаты. Драко откидывается на спинку кресла. - Чего же ты ждёшь? – тянет он, согревая в ладонях тяжёлый бокал. Поттер обречённо вздыхает. И, довольно неумело вращая бёдрами, начинает медленно расстёгивать пуговицы своей рубашки. * * *
… По возвращении домой, воскресным вечером во время ужина в Малфой-мэнор, Драко занят тем, что перебирает в голове приятные воспоминания и крутится на стуле в попытках безболезненней сесть. Но последнее его не смущает. Мистер Малфой всерьёз озабочен выбором маршрута на следующую субботу – возможно, Поттера заинтересует Дом-музей Гауди… в Барселоне в это время года по крайней мере тепло. _______________________________ в тексте есть отсылка к стихотворению Огдена Нэша. ---------------------------------- Глава 14. "Папаши" ГП/ДМ Драббл на день рождения E-light Крошечный сиквел к "Restitutio ad integrum" Пейринг: ДМ/ГП, ЛП, СМ Рейтинг: PG (за ругательство) Жанр: романс, юмор Примечание: в сюжете использована малоприятная, но, увы, реальная ситуация, пережитая аффтаром))) * * *
- Па-ап! Он первый начал! - Лили, детка, это не повод толкать его в лужу. - Главный Аврор устало щурится сквозь забрызганные грязью очки. - Отец, она ненормальная. Сразу видно - будущая гриф... - Скорпиус, - цедит Драко, брезгливо вытирая испачканные пальцы белоснежным платком - прекрати. Он был трижды идиотом, когда поддался на уговоры Гарри посетить с детьми маггловский зоологический сад. Поттер с воистину гриффиндорским упорством уверял его, что теперь, когда их дети поставлены перед фактом совместного проживания своих отцов, им ничего не останется, кроме как смириться и попытаться наладить отношения. Ну… хотя бы некоторым из детей. Он решил начать с Лили: по словам Гарри, из всех троих она обладала наиболее мягким, доброжелательным характером. Драко - не то чтобы у него было из чего выбирать, впрочем – вздохнул и предложил сыну провести урок Маггловедения в, так сказать естественной среде обитания. Наивный Скорпиус согласился. ... Ни одному, ни второму папаше даже не приходит в голову предупредить детей о том, что воскресная прогулка будет включать в себя дополнительный бонус. Поэтому, когда Драко с сыном появляются в глухом, безлюдном уголке зоосада, который они с Поттером вчера выбрали для точки аппарации, и Скорпиус видит на скамье темноволосого мужчину с рыжей девчонкой, его откровенно перекашивает. Лили Поттер выглядит не лучше – она раздражённо таращит на отца круглые карие глазищи, так похожие на материнские, и зло кривит губы. После довольно напряжённых приветствий отцы берут детей за руки и идут туда, откуда доносится развесёлая музыка и многочисленные голоса. Скорпиус хмуро оглядывается вокруг. Он явно чувствует себя не в своей тарелке – маггловская одежда в новинку отпрыску чистокровного рода. Лили раздражённо косится на него и плотнее сжимает в ладони отцовские пальцы. С первых же минут прогулки дети ясно дают понять, что идея Поттера была идиотской с самого начала. В разделе хищных птиц они не проявляют ни малейшего интереса. У пруда с лебедями и фламинго скучающе переминаются с ноги на ногу. При виде неаппетитных кучек навоза в загоне парнокопытных дружно изображают рвотные позывы. Предложение Гарри покататься на пони вызывает у обоих недоумённые брезгливые взгляды, под огнём которых Избранный увядает подобно сорванной пролеске. Предложение Драко отведать маггловского мороженного (сделанное скрепя сердце, ибо у него просто сил нет смотреть в расстроенные зелёные глаза) – долгие рассуждения Скорпиуса о том, что неизвестно, из чего сделано данное лакомство, и краткий ответ Лили: «Мама говорит, что есть на улице - неприлично». Указатели с надписями «Львы» и «Серпентарий» Малфой с Поттером дружно игнорируют – во избежание. Некоторое оживление вызывает только обезьянник. В связи с тем, что лето нынче довольно жаркое, клетки находятся на открытом воздухе, обезьяны весело скачут по трапециям и жадно поедают фрукты с булочками, которые им бесперебойно поставляет говорливая толпа посетителей. У вольера с лемурами Скорпиус радостно заявляет отцу, что вон та тощая тварь с вытаращенными бледными глазами – один в один «супруга дяди Ньюта». Крестница миссис Луны Скамандер сатанеет и, не найдя достаточных аргументов, со всей силы толкает врага в ближайшую лужу. Скорпиус ошалевшим взглядом смотрит на свои джинсы, до колена забрызганные грязью, судорожно роется по карманам в поисках палочки, понимает, что оставил её дома в мантии и даёт оппонентке по шее. Слегка - он всё-таки джентльмен. Когда отцам удаётся растащить вопящих детей, все четверо красны, потны и до крайности обозлены. А находящиеся рядом магглы демонстративно делают вид, что ничего страшного не происходит. Приведя себя и отпрысков в относительный порядок, Драко и Гарри уныло плетутся к выходу из отдела обезьян. Уже в конце длинного ряда клеток их внимание привлекает павианы. В центре клетки сидит самец - крупный, с роскошной серебристой гривой, до боли напоминающий Драко покойного Дамблдора – о чём он благоразумно умалчивает. Павиан смотрит прямо перед собой с выражением сосредоточенной задумчивой скорби и не реагирует на маггловские подношения. Посетители громко выражают свое недоумение, но от клетки не отходят. Малфой с Поттером тоже останавливаются в толпе. Внезапно павиан встаёт и, на глазах у изумлённой публики, извлекает из собственной задницы довольно приличный фрагмент её содержимого. Потом щурится и окидывает притихшую толпу цепким взглядом. И тут Драко убеждается, что память лондонских магглов свято хранит воспоминания о немецких бомбёжках времён конфликта с Гриневальдом – в ответ звучит дружное, многоголосое "Fuck!!" - и спустя секунду в секторе обстрела не остаётся ни одной живой души. Магглы бегут быстрее лани, громко поминая павианову мать и прочих родственников зловредной твари до десятого колена. Драко сжимает чью-то маленькую ладонь и ныряет за близлежащий вяз. Придя в себя, он понимает, что хихиканье, раздающееся откуда-то снизу, никак не может принадлежать его сыну, и обнаруживает, что выволок из-под ураганного огня дочь своего любовника. Поттер загибается за соседним деревом. Стоящий рядом с ним Скорпиус пытается удержать улыбку, но она нахально лезет наружу, вызывая на его бледных щеках маленькие забавные ямочки. Целитель Малфой пытается брезгливо усмехнуться в ответ, но Лили Поттер вдруг дёргает его за руку и говорит: - Эээ… сэр. А пойдёмте, посмотрим на тюленей? - Угу, - звучит рядом голос Скорпиуса, - они, по крайней мере, ничем не швыряются. … Через несколько минут ситуация хоть немного приближается к той, которую планировал Поттер, проводя рекогносцировку их будущей совместной прогулки. Дети идут впереди – нельзя сказать, что они очень заинтересовались друг другом, но беседуют довольно мирно. Уже что-то. А их отцы следуют за ними, время от времени весело переглядываясь. На повороте в аллею, ведущую к бассейну, Поттер, воспользовавшись тем, что вокруг никого, быстрым движением привлекает Малфоя к себе и целует куда-то в ухо. Драко хмыкает. И даёт себе слово, что в следующий раз припасёт для павиана большое яблоко – тварь, чёрт возьми, это заслужила. ------------------------------------------------ Глава 15. "Соломинка" ЛМ/ГП Для http Сиквел к драбблу Портрет Пейринг: ЛМ/ГП Рейтинг: G Жанр: драма не бечено. * * *
...Люциус отворачивается от опустевшей рамы, плотнее стискивает ослабевшими пальцами набалдашник трости. Покойные директора с холодным интересом смотрят, как медленно, стараясь сохранить остатки достоинства, мистер Малфой идёт к дубовой двери. Слух его болезненно колют шёпот и смешки, в неясном рокоте которых он неожиданно чётко различает резкое, как лисье тявканье, хихиканье старого Найджелуса Блэка. Глаза портретов - карие, серые, чёрные - глядят на него из разнокалиберных рам - насмешливо, осуждающе, безразлично... и лишь один взгляд полон странного сочувствия, ярко-голубой взгляд под прикрытием идиотских очков-половинок. Это становится последней каплей: Малфой резко вздёргивает подбородок, распахивает дверь и вылетает в коридор, стремясь как можно скорее покинуть проклятое место. Глухо ноет грудь, по левому предплечью разбегаются огненные шарики боли. Он утыкается взглядом в группку гриффиндорских старшекурсниц, стоящих у огромного окна, и видит на лице одной из студенток злую, довольную ухмылку: девчонка Уизли сдувает назад рыжую чёлку и издевательски хмыкает. Люциус отворачивается. Дальше он идёт, не поднимая глаз от выщербленных плит каменного пола, и за поворотом с маху налетает на невысокую фигуру в ненавистной багровой мантии. Малфой не сразу понимает, что едва не сбил с ног новоявленного Героя Магической Британии. Пару секунд Поттер молча смотрит на него, потирая ушибленное плечо, на котором горит сусальным золотом курсантская нашивка Школы аврората, потом встряхивает растрёпанной головой и уходит. Он исчезает за поворотом, и оттуда почти моментально доносится восторженный девичий визг - видимо, благовоспитанная мисс Уизли повисла на шее суженого прямо в школьном коридоре, на зависть своим менее удачливым подругам. Люциус молча поправляет мантию и выходит из замка. Крупные капли дождя стекают по его бледному лицу, наполняют длинные волосы тяжёлой влагой. Под ногами, облепляя носки ботинок и наконечник трости, уныло шуршат жёлтые листья, жирно чавкает влажная земля. Ноги сами несут его в Хогсмид, в "Три метлы": Малфой не может заставить себя вернуться домой - под усталый, всё понимающий взгляд жены, к безразлично-тоскливому лицу сына - и ему плевать, что хозяйка может просто-напросто вышвырнуть его из своего заведения. Однако Розмерта встречает Люциуса равнодушно - победная эйфория уже отпустила магов, в баре почти пусто, и она, скорее всего, рада любому гостю. На секунду оторвавшись от какого-то счёта, ведьма левитирует на дальний столик, занятый Малфоем, высокую, оплетённую соломой бутылку огневиски - довольно редкий, любимый им сорт - и стакан. Люциус, не чувствуя вкуса, цедит знакомый напиток. Но привычное тепло не наполняет его тело - ледяные тиски, сжавшие горло в тот момент, когда он увидел безразличные глаза Северуса, упорно не желают разжиматься. Он молча пьёт, рассеянно глядя на двух незнакомых пожилых магов - единственных, кроме него, посетителей в баре. Через некоторое время раздаётся звучный дребезг дверного колокольчика, дверь распахивается, и в "Три метлы" входит Поттер. Коротко кивнув бурно привествующим его магам, он оглядывается вокруг, через весь зал идёт к столику Малфоя и, даже не спросив позволения, усаживается напротив. Из-за его плеча вырастает фигура Розмерты. Ведьма осторожным, почти материнским движением проводит по усеянным мельчайшими блёстками воды тёмным волосам мальчишки, гладит его по плечу и, поставив на стол усладэль, возвращается за стойку. Поттер смотрит на яркую этикетку, его ноздри раздражённо вздрагивают. Он переводит взгляд на бутылку огневиски, потом на лицо Люциуса. Тот медленно кивает. Избранный хлебает огневиски, как воду - большими, жадными глотками. У Малфоя мелькает вдруг мысль, что, выполнивший своё предназначение, он теперь не особенно и нужен кому-то, кроме рыжего семейства Уизли, рассчитывающих выгодно пристроить единственную дочь - а уж от них-то не дождёшься понимания того, что Поттер, в сущности, почти ребёнок. А тот подливает себе ещё немного, но в этот раз пить не спешит - просто сжимает стакан в ладонях, механически поглаживая смуглыми пальцами прозрачные стенки и не отрывая взгляда от исцарапанной деревянной столешницы. Малфой обращет внимание, что костяшки пальцев правой руки Поттера сбиты в кровь... Несколько секунд проходит в молчании. - Скажите... - внезапно произносит Поттер, и Люциус поражается, как глухо и надтреснуто звучит его голос - тот голос, что так яростно звенел под сводами Большого Зала в майскую ночь, которая изменила всё, - скажите, с вами... он тоже не говорит? Малфой отодвигает бутылку в сторону, чувствуя, как вылезшая из оплетки тонкая золотистая соломинка покалывает ладонь. Он протягивает руку, цепко берёт мальчишку за подбородок и заставляет его поднять голову. Люциус смотрит в усталые глаза - их бутылочная зелень помутнела, словно стекло, заляпанное жирными отпечатками сотен чужих пальцев - те самые глаза, ради которых Северус двадцать лет ходил по краю бездны, лгал, изворачивался, причинял боль себе и другим. Те самые, ради которых он его предал. Видит, как муть уходит из них, растворяясь в тепле чужих пальцев. И понимает, что ледяные тиски, сжимавшие горло, медленно-медленно раскрываются. А ещё он понимает, что пришло время оставить прошлое прошлому. Глава 16. "Пари" ДП/СБ Драббл для незримая_кысь aka Wilwarin Бета: Пейринг: ДП/СБ Рейтинг: NC-17 Жанр: пвп Предупреждение: ненормативная лексика. * * *
Аппарационный хлопок отдаётся в качнувшихся подвесках люстры тихим хрустальным звоном. Разговор продолжается с того самого места, на котором он прервался минуту назад в холле Высшей Школы Аврората. - …да-да-да. Ты проспорил - он не продержался и недели. - Да я и не против… блин, чёртов Лонгботтом, в кои-то веки расхрабрился! - Так ведь она такая милая девушка… - О да… Блэк метко швыряет на кровать отцепленный от пояса футляр с палочкой и хрюкает от смеха - у Сохатого замечательно получается подражать мечтательным интонациям увальня Фрэнка. Полгода этот балбес втихомолку бросал тоскливые взгляды в сторону первокурсницы Алисы, кудрявой хохотушки, но всё никак не мог решиться заговорить с девчонкой. В конце концов этот коровий томный взор осточертел Поттеру, который сказал, что если Лонгботтом не соберётся с силами и не позовёт её посидеть у Фортескью, то он всё расскажет его пассии сам. Фрэнк пришёл в ужас и поклялся в течение десяти дней выполнить требование. Блэк же заявил, что он в жизни на это не решится, даже побился с Джеймсом об заклад - причём магический, который в случае невыполнения мог обернуться минимум недельным снижением уровня магии… и, как водится, проиграл. - Ну-с, и что ты хочешь? Прикажешь мне надеть женскую мантию и раздавать в столовой листовки «Все под знамёна Тёмного Лорда!»? - Вот ещё, - в глазах Поттера пляшут пикси, - я хочу… час времени. - В каком смысле? - Блэк хмыкает и отбрасывает с лица волосы. - В прямом. Час твоего времени - и этот час ты будешь делать только то, что я скажу. - О. Предвижу, что отправлюсь на поиски Сопливуса и буду петь под его балконом любовные песни… - Я не столь жесток, Мягколап. К тому же, подобные ему обитают где-нибудь в подвале… - Ха-ха! Ладно, успокоил. Ну так что… знаю! Я весь вечер буду твоим домовым эльфом и стану бегать за усладэлем и готовить пожрать! - Почти. Раздевайся. - Чего-чего?! - Раздевайся, говорю. - Как скажете, босс. Блэк скидывает одежду, встряхивает головой, разливая по плечам жидкий шёлк длинных чёрных прядей, и замирает в позе купальщицы со старинной картины. Поттер торопливо, путаясь в застёжках, сдирает через голову мантию. Блэк вновь хохочет, мерцая сквозь пелену волос яркими глазами. Джеймс отвечает ему ухмылкой и толкает Сириуса на постель. Сильное худое тело наваливается сверху. Блэк усмехается, пряча залитое румянцем лицо в складках льняной простыни. Он любит эту знакомую тяжесть… любит руки Джейми и его потрясающий рот. Интересно - что сегодня взбрело Сохатому в голову… наверное, заставит дрочить при нём, почему-то его это дико возбуждает… за тот месяц, что они вместе, Джей уже раз десять его об этом просил. Поттер целует его в шею, зарывается носом в длинные волосы и бормочет: - Хочу тебя… хочу… - Ты не отвлекайся. А как же желание? - Желание… я к нему и веду, - Поттер вдруг наполовину сползает с него, суёт руку под подушку и говорит: - Закрой-ка глаза. Сириус дурашливо жмурится и опускает голову на подушку. Джеймс возвращается, целует его в шею. Блэк потягивается, расслабляясь под знакомой лаской. - Смотри, что у меня есть, - шепчет Поттер ему в ухо. Сириус скашивает глаза в сторону и тут же резко дёргается, пытаясь сбросить Джеймса с себя. Не получается - тот, обжигая затылок жарким дыханием, всем телом прижимает его к кровати, как клещ вцепляется в запястья, но предмет, который вызвал у Блэка такую панику, из ладони не выпускает. Сириус извивается и чувствует, как правую кисть холодит его волнистая, гладкая поверхность. Дилдо. Он уже видел эту штуку: неделей раньше, когда их группа прочёсывала Лютный в поисках незарегистрированного в Министерстве оборотня, они с Джеймсом заскочили в маленькую лавчонку с идиотским названием «Дары любви». Пока Поттер тряс своим новеньким аврорским жетоном перед лицом перепуганного продавца, пытаясь вытащить из того любую информацию, Блэк крутился у прилавка, уставленного фигуристыми разноцветными флаконами, и изучал витрину - разумеется, на предмет нахождения там страшных темномагических артефактов. Артефактов он, как ни странно, не обнаружил, зато существенно расширил свои познания в области сексуальных игрушек - одних дилдо там было штук пятьдесят: от маленьких до гигантских. Одно почему-то привлекло его внимание больше остальных - сделанное из волнистого стекла, оно тускло и как-то таинственно мерцало в полумраке лавчонки. Отпущенный на волю продавец заприметил интерес молодого аврора и радушно предложил ему рассмотреть игрушку поближе. Блэк, как истинное дитя благородной Вальбурги, шарахнул его таким матом, что у бедняги задёргался глаз, и в ярости вылетел на улицу, провожаемый испуганным писком незадачливого торговца и издевательским смехом Сохатого. Ну Джей, ну гад… значит, нашёл время вернуться в это злачное место… - Ты спятил? - доброжелательно интересуется Сириус, с трудом освободившись из поттеровского захвата, усаживаясь и стараясь не смотреть на проклятый «артефакт». - Нет. Ты проспорил, Сириус. - Ты точно спятил… - Ложись, Мягколап. С магическими пари не шутят - ты знаешь. Не тяни - время пошло. - Не буду! - Хочешь на неделю стать сквибом? Давай, не упрямься. Ты проиграл - и знаешь расклад. Блэк, наконец, понимает, что Джей не шутит… Задохнувшись от обиды, он смотрит в прищуренные карие глаза, выдыхает: - Да Мерлина ради. Подавись, - и резким движением переворачивается на живот. Он бравирует, но на самом деле здорово боится. В затылке рождается ознобная дрожь, медленно сползает по позвоночнику, колючими пальцами щекочет рёбра… Джеймс ложится в ногах Сириуса, осторожно скользит кончиком языка по влажной от пота ложбинке, тискает и поглаживает крепкие смуглые ягодицы, потом медленно разводит их в стороны. Блэк изо всех сил сжимает в ладонях край простынного подзора, даже не замечая, что разрывает изысканное кружево на длинные неровные полоски. Его трясёт. За месяц связи они с Поттером не продвинулись дальше взаимной дрочки и минетов - не то, чтобы Сириуса это не устраивало. Он никогда и никому не позволял трогать себя… там. Даже в детстве. Как-то раз, когда ему было двенадцать, они с Регулусом сдуру наелись в саду тётушки незрелого крыжовника - со всеми вытекающими. Промучившись час от болей в животе и страшно утомившись хныканьем брата, Сириус пошёл с повинной к матери, надеясь, что она даст им какое-нибудь зелье. Но разъярённая Вальбурга отвесила ему пощёчину, вызвала семейного целителя и потребовала, чтобы он наложил Кишечноочистительное заклятие. Когда старик велел братьям спустить штаны, задрать мантии и лечь ничком на кушетку, Рег, не скрываясь, заревел, однако даже слёзы не спасли любимца матери от унизительной процедуры с раздвиганием задницы и пиханием туда волшебной палочки. Сириус же отказался наотрез. Он пришёл в такую ярость, что колдомедик пригрозил обездвижить его Ступефаем. Последовавшая за этой угрозой вспышка стихийной магии в мгновение ока выбила оконное стекло в спальне братьев, и ошеломлённый целитель предпочёл сунуть в руку беспокойного пациента флакон с лечебным зельем и убраться от греха подальше… Дыхание Поттера тяжелеет. Он жадно смотрит на раздвинутые полушария - отпечатки пальцев на них похожи на пятна малинового сока. Ягодицы у Сириуса золотистые, как и всё тело, но бархатистая промежность и подобравшаяся мошонка темнее - почти оливковые. А анус нежно-розовый… Джеймс сглатывает и наклоняется пониже. Он тихонько дует на коротенькие тёмные волоски, окружающие отверстие, осторожно дотрагивается до крохотных нежнейших складочек, щекочет их самым кончиком пальца. Сириус вздрагивает. - Может… всё-таки не стоит, Джей? - Не трусь, Мягколап. Отвечаю, тебе понравится, - и с этими словами Джеймс вдруг жадно целует его прямо туда. Блэк чуть не выпрыгивает из собственной кожи. - Рехнулся? - мучительно краснея, рявкает он, - Это мой зад, между прочим! - Да что ты? - бормочет Поттер и быстро обводит языком складочку под ягодицей. Сириус со вздохом роняет голову на руки. Он не видит лица Джея, но кожей чувствует ту самую ухмылку, которую благовоспитанный Рем называл «блядской». - Никогда бы не подумал, - продолжает Поттер - и целует его снова. И снова… А потом начинает вылизывать. Меньше чем через пару минут все мышцы Блэка превращаются в желе, лицо пылает, а бёдра непроизвольно двигаются, втирая набухший член в складки простыни. Он тихо стонет, вжимаясь в ласкающие губы, комкает в потных ладонях простыню. Ладони Джеймса растягивают его ягодицы, язык касается промежности, обводит сфинктер, сладко жалит в самую середину. Сириус раскрыт - до самого донышка. Он слышит шуршание простыни под ладонью Сохатого и вздрагивает от странного ощущения текущей по коже липкой, прохладной жидкости. - Не бойся. Я аккуратно. - Не боюсь я! - Чего тогда дёргаешься? - палец медленно втирает смазку в сжавшийся анус. Поттер вновь наваливается на него всем телом и подносит дилдо к лицу Блэка. - Оближи его. Давай, Мягколап, не жмурься. Ты обещал. Сириус осторожно касается языком гладкой сверкающей игрушки, нерешительно вбирает её в рот, посасывает. Через некоторое время Поттер целует его в затылок, осторожно отнимает дилдо и сползает обратно, устраиваясь между разведённых ног Блэка. Два пальца скользят между ягодиц, натягивают нежную кожу вокруг ануса. Сириус вновь зажмуривает глаза. Поттер поглаживает сфинктер блестящей головкой дилдо, потом осторожно нажимает на него, прикусывает губу и мягко толкает внутрь. Девственно-плотные мышцы поддаются с трудом, но уже через секунду покорно расходятся, пропуская игрушку в тело Блэка. - Уй, бля!! - Ш-шш… не зажимайся, пожалуйста. Сейчас привыкнешь. - Сам бы попробовал! Ой! Мерлин и м-мать его! - Тихо. Поттер хрипло вздыхает, внимательно и жадно наблюдая за тем, как розоватый венчик слизистой, плотно обхвативший дилдо, краснеет от прилившей крови. Потом прикусывает губу и толкает глубже - совсем немного. Жжение нарастает. Сириус упирается мигом взмокшим лбом в простыню. - Чёрт! - Задницу расслабь! Кисть Поттера, удерживающая дилдо, слегка подрагивает от напряжения. Он с наслаждением вдыхает запах Блэка - медовое мыло и пот с ноткой близящегося приступа истерии. Этот аромат страха только усиливает возбуждение. Джеймс осторожно покачивает игрушку, потом медленно проворачивает её вокруг своей оси, ввинчивая, вдавливая глубже. В блестящем полупрозрачном цилиндрике дрожат блики света - Сириус тоже дрожит и, судорожно сокращая мышцы, пытается вытолкнуть дилдо наружу. - Мягколап. - …ннн… - Сириус, успокойся. Фестончатое кружево трещит в пальцах Блэка. Из-под сомкнутых век появляются первые слёзы. - Больно. Очень больно, Джей, - лихорадочно шепчет он и изо всех сил вдавливается пахом в матрас, пытаясь уйти от проникновения. - Шшш… потерпи. Немного, Мягколап, совсем чуть-чуть… Внезапно Поттер решается, обхватывает пальцами прохладную рукоятку и резким движением вталкивает дилдо внутрь почти до середины. - А-аа!! Острое жжение меркнет перед почти чудовищным в своей необычности ощущением распирания внутри. Теперь слёзы потоком льются из глаз… а из задницы, кажется, кровь… или наоборот? - Всё, всё. Оно в тебе. - Убери, убери!! - Блэк боится даже шевельнуться, он совершенно уверен, что любое движение просто порвёт его пополам. Предмет внутри кажется огромным, он вдруг продвигается ещё глубже и на мгновение безжалостно давит на нежную стенку кишечника, непривычную к подобному издевательству. Сириус резко вскрикивает и давление исчезает. - Прости. Поторопился, да? - Д-да… - Голова кружится, изо рта вырывается какой-то невнятный скулёж - он даже в анимагической форме никогда не издавал таких звуков, - Джей, сука, прекрати! Пожалуйста… - Ш-шш, - Поттер легонько целует его ягодицы, - говорю же - расслабься. - Я не-могу-не-могу… - Можешь. - Джей… - это безумно стыдно - умолять, но слова сами слетают с языка, - пожалуйста… вытащи… блядь… - Нет. Ты обещал. Просто постарайся успокоиться. Мерлин… ты бы видел себя сейчас… - Поттер хрипло стонет, обдаёт промежность тёплым дыханием и обводит языком растянутый сфинктер, - это просто охренительно… Тёплое, скользкое, упругое гладит чувствительную слизистую, пытается проникнуть между стенкой ануса и дилдо. Сириус сжимает кулаки. - Не надо, не надо, так больно… - Прости, - теперь язык скользит нежно, по краешку, словно зализывая ранку, - Мерлин, как же я тебя хочу. Страх сжимает сердце в ледяной пригоршне. - Ты что… собираешься… - Да. Ты против? - Да! Я не готов, не готов, понимаешь. Не надо… - Не бойся. Хорошо, я подожду. Давай-ка… - Мерлин!! - Я легонько. Просто не жмись. Дилдо начинает двигаться внутри, медленно, осторожно, мягкими, мелкими толчками - это почти не больно, и вскоре Сириус слегка расслабляется. Он ёрзает на пахнущей лавандой простыне и, страшно боясь, как бы Сохатый не заметил его возни, разводит ноги чуть-чуть пошире. Сразу становится комфортнее. Джеймс вдруг тихо хмыкает и шепчет: - Так полегче, Сири, верно? Давай… раздвинь их ещё немного… Шершавая ладонь ложится на ляжку Блэка, мягко подталкивает её в сторону. Постепенно ощущения становятся не такими острыми… и Сириус вдруг понимает - его… трахают. Да, именно это слово. Ритмичные толчки и глубокое дыхание Джеймса рождают в паху какую-то странную щекотку - и вскоре в ней добавляется робкий всплеск возбуждения. Пальцы Поттера легонько поглаживают мошонку, губы скользят по ягодицам. Вдруг он просовывает руку под живот Сириуса, вынуждая его немного приподняться, и стискивает пальцами головку слегка налившегося члена. Направление толчков меняется - вниз… чуть повыше… ещё выше… И очередной толчок взрывается внутри упругой сладкой волной, стекающей в мошонку. - О-оо… - Ага… ну-ка, погоди… Джеймс отпускает его, осторожно разворачивает набок, приподнимает, сгибая, правое колено Блэка. И ложится лицом к его паху, сразу - жадно, горячо, влажно - обхватывая ртом член. А рука продолжает ритмично двигаться… и сочетание мягких нажатий с лаской губ и языка, заставляет Сириуса только беспомощно стонать, разрываясь между желанием вытечь до донышка в рот любовника и стремлением плотнее соприкоснуться тем местечком внутри с головкой дилдо. - Сири… - хрипло шепчет Поттер, придвигая бёдра к лицу Блэка - возьми… С трудом поняв, чего от него хотят, Сириус открывает рот и принимает член Джеймса. Дальнейшее происходит в тишине - только хриплое дыхание, причмокивание и шуршание простыней. Потом громкие стоны… и Сириус блаженно обмякает, уткнувшись носом в живот Поттера и торопливо сглатывая липкую сперму. Через пару минут Джеймс мягко переворачивает его на живот и медленно, очень осторожно вытаскивает игрушку. Это почти не больно. Пришедший в себя Сириус опускает заалевшее лицо на простыню и покорно позволяет любовнику осмотреть растянутый, незакрывающийся сфинктер. Поттер мягко гладит его пальцем. - Сейчас мазь принесу. - Я сам! - глухо бормочет Сириус, но оттолкнуть руку не пытается. - Ещё чего. Не дури. Джеймс притягивает Блэка к себе, ерошит волосы, целует виски, шею. - В следующий раз я буду осторожнее. - Хм… нет, не будешь. - Это почему? Не ври, что тебе не понравилось… и что ты не захочешь повторить. - Я этого не говорил. Дело в другом, Сохатый… - Сириус слегка отстраняется, и на искусанных губах вдруг появляется насмешливая улыбка, - понимаешь… в следующий раз осторожнее буду я. ----------------------------------- Глава 17. "Вечер дома" ДМ/ГП Драббл для Serena:), которая хотела, чтоб Поттер был болен, а Драко его лечил)) Сиквел к фику "Осень" (цикл "Четыре времени") Бета: kenga_80 Жанр: драма Пейринг: ГП/ДМ Рейтинг: R Предупреждения: ненормативная лексика. * * *
— И-и-и… Гарри Поттер вновь поймал снитч! «Пэддлмор Юнайтед» в очередной раз становятся чемпионами Англии! …Трибуны ревут и свистят. Стадион похож на огромную супницу с недоеденным лондондерри*: подстриженная трава — словно остатки зеленоватого бульона, а разноцветные мантии на трибунах — кусочки моркови, куриных гребешков и сельдерея. Гарри подслеповато щурится из-под запотевших очков, вытягивает руку с трепещущим золотым мячиком и раздвигает губы в своей знаменитой улыбке — плакат с этой улыбкой украшает комнату каждого уважающего себя подростка в магической Британии. Он медленно опускается на бархатистую траву. По плечам уже хлопают руки ребят из команды, с трибуны спешит ухмыляющийся тренер — всё как обычно. Гарри улыбается снова: привычно и отработанно. Надоело до жути, а что сделаешь? Надо соответствовать. В раздевалке царит суета, воздух тяжёлый от смеси резких запахов: пот, лавандовое мыло и «лучшая взрывающаяся жевательная резинка Друбблс» — по контракту вся команда вынуждена давиться этой дрянью чуть ли не ежедневно. Гарри садится у своего шкафчика, медленно расстёгивает наколенники, морщится. Проходящий мимо Дин бросает: — Там этот… твой пришёл. — Тебя что-то не устраивает, Томас? — лениво спрашивает Гарри, продолжая тянуть ремешок щитка. В его голосе лишь доброжелательное любопытство, но Дин быстро сглатывает — заводить Поттера — себе дороже, проверено неоднократно — и торопливо отвечает: — Да с чего ты взял? Я просто… предупредить. — Вот и хорошо, — Гарри сбрасывает форму и уходит в душевую. Томас ловит тяжёлый неприязненный взгляд вратаря (он и не думал, что карие вудовские глаза могут быть такими холодными), вспоминает кошмарный оскал его… как это покорректней выразиться… сожителя — и отворачивается. Столько лет — а всё никак не привыкну, — думает он. Ладно, Мерлин с ними со всеми — надоели. Гарри выходит из раздевалки, торопливо подтягивая джинсы, и взглядом находит на одной из скамей знакомую худую фигуру. Длинные светлые волосы особенно ярко выделяются на фоне угольно-чёрной мантии, в руках поблескивает серебром набалдашника знакомая трость, и выражение лица тоже знакомое: я-вас-всех-могу-купить-и-продать. Всё в этом мире меняется — но не Малфой. Гарри беззвучно вздыхает. Немудрено, что Дин взбесился, наверняка его Джинни накачивает… Он встряхивает головой. — Привет. — Слава победителю, Поттер. — Освободился пораньше? — Да, повезло: Северус отменил педсовет. — Здорово. Матч-то успел посмотреть? — Немного… — Малфой пристально всматривается в усталое лицо Гарри и легко поднимается со скамьи. — Ладно, Поттер, пошли-ка, все разговоры — дома. По-моему, ты с ног валишься. …Драко сидит у стола, медленно потягивая вино. Он крутит в пальцах гранёную хрустальную ножку, делая вид, что совершенно увлечён вкусом густой рубиновой жидкости, а на самом деле внимательно наблюдает, как Поттер большими глотками пьёт свой любимый тыквенный сок и уныло ковыряется в картофельном пюре, стремясь закопать под него румяный бифштекс. Бокал с глухим стуком опускается на белоснежную скатерть. Так. Всё ясно. — Опять, Поттер? — Ой, да отвяжись ты, — огрызается тот, — всё со мной в порядке, чего докопался? — Как же мне надоело твоё враньё… Снимай-ка штаны. — Ого! Может, хоть допьёшь сперва? — Гарри смеётся — неожиданно звонко, беззлобно — и Малфой, не выдержав, улыбается в ответ. — Ты всё об одном, придурок. Снимай. Сейчас попробуем кое-что новенькое. — Ты меня пугаешь, Малфой. — Не болтай, давай сюда своё колено, — Драко смотрит, как смуглые пальцы послушно расстёгивают блестящую пряжку. Потом легко поднимается и призывает к себе небольшую банку коричневого стекла. — Это что такое? — с любопытством спрашивает Гарри, путаясь в джинсовой ткани. — Новый состав. Переработанный. Думаю, на этот раз всё получилось. Малфой опускается на колени у ног Гарри, осторожно ощупывает пальцами знакомые узловатые верёвки шрамов, стянувших плоть. Внимательно осматривает маленькую влажно-красную язвочку в области надколенника: последствие проклятия, эти язвы, словно грибок, пожирающий ткани, периодически открываются на коже Поттера. Слава Мерлину, сейчас всего одна — иногда их бывает множество. С язвами он уже хорошо научился бороться: стрелолист, книдиум, ферулопсис… аир, полынь, кладбищенская маргаритка… арнебия, желтушник, астрагал песчаный — Драко наизусть помнит все растения, которые использовал для разных вариантов зелий. Ах, да: ещё неплохой результат дают иссоп в сочетании с мятликом и собранным при полной Луне чистотелом… Водные растворы — на мокнущую язву, мази — только на основе драконьего жира — на подсохшую. Ни в коем случае не перепутать, иначе произойдёт закисание очага и заживление затянется на недели… паршиво то, что язвы часто бывают в разных стадиях… А против воспаления хорошо работают кипрей, тростник и измельчённая надкостница книззлова ребра… Но самое сложное — борьба с болевым синдромом. Иногда, когда стоишь по ночам у котла, с трудом фокусируя взгляд на булькающей поверхности зелья, кажется, что нет никакой надежды. Но в это раз должно получиться, он почти уверен. Малфой работал над этим два месяца: тысячелистник, который всегда неплохо помогал Поттеру, сейчас должен сработать намного эффективнее — результат вытяжки в настой молодой фасоли Тентакула. Драко осторожно открывает банку, крошечной лопаточкой зачерпывает немного препарата и размазывает по коже густую, зеленоватую, неожиданно легко впитывающуюся субстанцию. Он очень внимателен: ни в коем случае нельзя задеть края язвы, её Малфой промоет отдельно — когда закончит с обезболивающим. Поттер сидит, закрыв глаза и не реагируя на прикосновения Драко. Тонкая плёнка зелья слегка пузырится, проникая в изуродованные ткани, шрамы под пальцами Малфоя розовеют, становятся мягкими, словно щупальца медузы. Драко напряжённо следит, как последние мазки состава впитываются в смуглую кожу. Потом начинает заниматься язвой. И напряжённо ждёт. Эффект должен появится минут через пять. Ну. Ну же. Что же ты молчишь, Поттер? Маленькая склянка кажется неожиданно тяжёлой для его похолодевшей руки. Мерлин всемогущий, по-жа-луй-ста… — Слушай, хорошая штука. Отличная прямо. Ты над этим столько мудрил? Бля-яядь… — Что, полегчало? — Угу. Здорово. Драко, внезапно обессилев, утыкается лицом во второе поттеровское колено. Гарри подхватывает его под мышки, тянет наверх, прижимается губами к губам. Малфой, дурея, включается в поцелуй — жаркий, долгий, пахнущий картофельным пюре и проклятой резинкой Друбблс… потрясающий. Поттер скользит языком по его подбородку, вылизывает крошечную впадинку под нижней губой. Драко, уже плохо соображая, тянет его на пол, но Гарри сопротивляется. — Погоди… погоди чуть-чуть… — Ну, что ещё? — Я быстро… на минутку. — Опять сока нахлебался? — смеётся Малфой. Поттер краснеет. — Да я быстро… Вернувшись из ванной, Гарри идёт прямиком в спальню. Драко откидывает одеяло, приглашающе похлопывает по мягкому матрасу. Видит, как при взгляде на его тело темнеют зелёные глаза, и вновь смеётся — жадно, хрипло. Поттер обнимает его, наваливается всем телом, слегка прикусывает бледную шею. — Сегодня я сверху… — шепчет он, раздвигая коленом худые бёдра, легонько проводит пальцами под мошонкой. — Как скажешь, — Драко скользит ладонями по его спине. — Давай, ловец… вперёд. * * *
… Гарри осторожно отодвигается от тёплого тела, напоследок прикоснувшись губами к потной малфоевской шее, откидывает одеяло и спускает ноги на пол. — Куда ты? — бдительно бормочет Драко. Глаза у него закрываются сами собой — он провёл в лаборатории полночи, да и сдвоенные зелья у хаффлпаффцев выматывают больше некуда. — Ложись давай. — Я быстро. В ванную только. — Охота тебе? И вообще, мазь нельзя смывать ещё час, Поттер, — устало говорит Малфой, поворачиваясь набок. — Вон, палочку возьми… — Да я не в душ, зубы только почищу. Спи. — Похвально, Поттер… — Спи, говорю, — Гарри мягко поглаживает светлый затылок. Он хорошо знает: это действует на Драко как снотворное. Малфой смешно чмокает губами. Острые линии худого лица смягчаются, белёсые ресницы — влажные, похожие на подтаявшие ледяные иголочки — опускаются, скрывая поплывший взгляд серых глаз. Гарри ещё несколько раз проводит ладонью по тёплым волосам и слезает с кровати. ... В ванной комнате он первым делом накладывает на дверь запирающие чары. Потом быстро лезет под ванну, шарит ладонью по холодному кафелю, находит искомое и облегчённо вздыхает. Выливает в раковину несколько капель буроватой жидкости из двух крошечных пузырьков, сами пузырьки бросает туда же, прямо на лету дробя их заклинанием в мельчайшее крошево. Поворачивает кран. Тугая струя горячей воды ударяет в белый фарфор, Гарри смотрит, как капли Обезболивающего бальзама исчезают в крошечном водовороте, закрутившемся вокруг серебристого металла сливного отверстия, и пальцем подталкивает поближе мельчайшую стеклянную пыль. Благослови Мерлин Северуса Снейпа и всю кротость его. Вашу м-мм.. э-ээ… разорви вас горгулья, Поттер, вы что, полнейший идиот?! Повторяю: это последний раз, когда я иду вам навстречу, принимать этот состав постоянно — самое настоящее безумие. Вы должны ему сказать, понимаете? Драко — умный человек, рано или поздно он догадается, что его зелье не работает. Предупреждаю: больше можете не просить, я не стану тратить своё время на приготовление обезболивающего. Вы же только себе делаете хуже… мне, собственно говоря, плевать, но мистер Малфой мне дорог, как память о несчастливой юности, ясно вам? — Ладно-ладно, профессор, — бормочет Гарри, выключая воду. — Ещё нотации будет читать, старый змей… Он взмахивает палочкой, гася свет в ванной комнате, почти бесшумно прокрадывается в спальню, заползает под одеяло и утыкается лбом в нежную кожу между острых малфоевских лопаток. Вытягивается, обнимая знакомое тело рядом с собой, вдыхает привычный тёплый запах. Малфой, не просыпаясь, прижимается к нему теснее, Гарри осторожно целует выпуклую светло-кофейную родинку на худой спине и блаженно закрывает глаза. Он обязательно скажет Драко. Потом. Не сегодня. ----------- * — лондондерри — популярный английский суп на бульоне из бычьих хвостов. Глава 18. "Чаинки" РУ/ГГ Для irqa Название: Чаинки Бета: Маграт Жанр: джен, драма Рейтинг: R (за мат) Пейринг: РУ, ГУ "Рон Уизли вместе с Гарри поступил в Школу Авроров..."
"Рон Уизли стал работать вместе с Джорджем в "Волшебных Вредилках" и заработал кучу денег..." из разных интервью Роулинг. * * *
… Газетный лист шуршит в руках, физиономии на колдографиях и жирные чёрные заголовки вызывают глухое раздражение. «Пушки» опять в заднице – что и следовало ожидать, надо было только поспорить с Дином на пять галеонов, чтобы ещё раз убедиться: если не везёт – то не везёт по жизни. А в Школе через месяц последние испытания – Рон боится их до трясучки, до острого колотья под ложечкой: значок ему дадут, конечно – не могут не дать, всё-таки соратник Избранного, в Последней Битве участвовал… Вот только мастерства это не прибавит. Будет до самой смерти ходить в операх, а то и похуже – законопатят в какое-нибудь Мерлином забытое место, и сиди там, медленно покрывайся пылью. А как хотелось, блин, как хотелось когда-то… новенькая алая мантия, волшебная палочка с лёгкостью вылетает из футляра, «вы имеете право хранить молчание»… каким дураком он был два года назад. Тихо как. Отец в Министерстве, мать аппарировала к Биллу – у старшей невестки какие-то там проблемы с кормлением второй дочки, и требуются ценные указания свекрови. Непривычно, что дом совсем пустой. Впрочем, теперь так почти всегда – Гермиона целыми днями на своей стажировке в Министерстве, Джинни появляется раз в неделю – тренер «Гарпий» выжимает из неё все соки, а братья появляются довольно редко. Раньше вокруг постоянно что-то щёлкало, грохотало, выло – близнецы развлекались, из комнаты сестры орали «Вещие сестрички», в кухне постукивал нож и мурлыкало маг-радио. А теперь тишина, и только слышно, как из крана течёт вода. Рон представляет: капли глухо шлёпаются о покрытую плёнкой застывшего жира поверхность раковины, собираются в мутное озерцо, в котором тонут крохотные коричневые лохмотья разбухших чаинок… Мерлин, вот у Флер мойка всегда блестит, как у книззла яйца. Интересно – чем мать занимается тут целыми днями? Как-то не задумывался раньше… Хлопок аппарации, и сразу же: - Рон! Ро-оон! Лучше бы по-прежнему было тихо. Не иначе, Гермиона опять не согласна с каким-то министерским циркуляром. Рональд вздыхает, отрываясь от «Квиддичного Обозрения», тащится в прихожую. И замирает, очумело глядя на невиданное зрелище. Жена сидит на обувной стойке, приминая задницей стоптанные материнские туфли – явно рухнула на первое, что подвернулось. Из-под сбившихся на лицо пушистых волос мерцает один глаз – красный, как у блаженной памяти Волдеморта, чтоб ему на том свете икалось. Мантия помятая, а подол – ни хрена себе! – кажется, даже облёван. И пахнет от неё… вот это да. Пьяная Гермиона Уизли – это что-то, Лаванда с Парвати себе ногти бы до локтей обгрызли, чтобы полюбоваться на такое. Изумлённый Рон присаживается рядом на корточки. - Герми, случилось чего? - Ы-ыы.. ы что не так? - С ума спятила? Где это ты? - Т-тебе что за дело? Отвали! - У-уу… знаешь, давай-ка вставай поживее, - Рон опасается, что мать может вернуться в любую минуту – узрей она невестку в таком виде – потом нотаций не переслушать. Он встаёт, обнимает жену за талию и тянет вверх – как морковь из грядки. Пару секунд Гермиона держится на ногах, потом, с совершенно несвойственным ей идиотским хихиканьем, оседает на пол. Рон начинает закипать. - Блин, да ты спятила что ли? Вставай, говорю! Что на тебя нашло-то? Тонкие пальцы с посверкивающим на безымянном обручальным кольцом – скромное, конечно, но что он ещё мог себе позволить на аврорскую стипендию? – скребут по крашеным половицам. Губы Гермионы складываются в пьяную улыбку. - Андрэ, - жена давится словами, как липкой кашей, - Андрэ встретила в лавке… Перси ещё сову не прислал? Она опять беременна, представляешь? Вот же блядь. Рон обхватывает Гермиону за талию, помогает встать. Она шатается и повисает на нём, на мгновение чем-то напомнив Лаванду. Тычется лицом в плечо и, запинаясь, шепчет: - Вот здорово, Рон, правда? Это… это просто охуеть, как здорово – у тебя будет ещё один племянник… или племянница… Уизли подхватывает её на руки и тащит в сторону ванны. Отрезвляющие заклятия у него никогда не получались, но он точно знает – у матери в буфете припрятано нужное зелье: в последнее время на семейных посиделках Джордж повадился нажираться до непотребного состояния. Вот блин, зла не хватает – можно подумать, того, что он сразу после войны устраивал, мало было. * * *
… Двадцать минут спустя Рон сидит на полу в ванной. Шумит душ, в щели между занавеской и стеной мелькают руки жены, узкая спина, распущенные, потемневшие от воды волосы. Слава Моргане, зелье и впрямь хорошее – голос у Гермионы уже совершенно спокойный. - Мерлин, я просто не знаю, что такое случилось, - говорит она, торопливо намыливаясь, взбивая на макушке воздушную шапку пены – пушистую, как её кудряшки, - Посидели, называется, в кафе… наверное, потому что я не позавтракала нормально или огневиски попался паршивый. Больше в жизни к этой дряни не притронусь. - Есть хочешь? – спрашивает Рон, глядя на набухшие от горячей воды коричневые соски, длинные ноги, кожу живота, похожую на кремовую замшу. Круциатусы средней степени не оставляют шрамов, только немного нарушают эластичность тканей, это он ещё на первом курсе узнал... Жена энергично мотает головой. - Ой нет, что ты. Чаю сделай, если не трудно, а? - О’кей, - Рональд с трудом отрывает взгляд от мокрых волос на выпуклом треугольнике лобка, – я сейчас. Он закрывает дверь ванной, и прежде, чем доходит до лестницы, успевает услышать сквозь шум воды глухой удар – так бьют кулаком по кафелю. Рон торопливо спускается в кухню. Взмахивает палочкой над чайником, призывает из буфета чашки, сахарницу и вазочку с обломками песочного печенья… Садится к столу и смотрит за окно – туда, где ржавеет в примятой траве старый велосипед Джинни, давным-давно принесённый отцом от кого-то из приятелей, и алый диск вечернего солнца уже наполовину окунулся за горизонт. … Пергаментные свитки с коричневыми колечками – следами кофейных чашек, мать терпеть не может, когда читают за столом, вечно делает Гермионе замечания. Картофельный салат в керамической миске – «Милая, я же тебе говорила, сюда не пойдёт кинза, надо чесночку… всё-таки магглы странно готовят, верно, Джинни?». Котлеты, пригоревшие до черноты и сырые внутри – сколько раз Гермиона, ругаясь, уничтожала их Эванеско, а Рон, хохоча, хватал её за руки и кружил по кухне, прижимая к себе, зацеловывая, пока она сама не начинала смеяться в ответ. Отцовское барахло в сарае. «Перси, пообещай мне, что назовёшь малышку в мою честь, мне это будет так приятно… а то Билл выдумал тоже – одна Виктуар, другая – Доминик… где это слыхано? Впрочем, что уж теперь»… «Обязательно сходи к целителю Броуди, дорогая, говорят, он просто специалист по таким проблемам»… Заглушающие заклинания на дверях их комнаты. Гномы в саду. Тоска в карих глазах. «Рон, а может быть, всё-таки снимем квартиру?» «Не потянем… да и мама обидится, Герм, понимаешь?» «Конечно. А давай летом пару недель поживём у моих? Потом расскажешь отцу про телевизор…» Походы к Гарри на Гриммо по субботам. Семейные торжества. Капли, разбивающиеся об исцарапанный металл раковины… Рон срывается со стула, зачёрпывает из вазочки горсть порошка и опускается на колени. Пламя танцует в камине, зелёные искры похожи на светлячков. - Джордж! Джордж, ты тут? - Привет, Ронни, - брат привычным движением пятерни начёсывает длинные волосы на то место, где когда-то было ухо. Ну, хоть этот трезвый. - Чего тебе? - Слушай… твоё предложение ещё в силе? Джордж смотрит внимательно, серьёзно. - Конечно. Значит, решился… - Да. Только… ты мне поможешь взять кредит? Я отработаю, честно, изо всех сил буду стараться. Ты не пожале… - Погоди, не части. Завтра заходи, обсудим… можем сразу пойти в Гринготтс. Всё нормально, Рон, договоримся. Ты... молодец, братишка. Спасибо. - Тебе спасибо, - выдыхает Рон. Брат коротко улыбается. - Но учти – моя… наша теперь лавка – не Аврорат. Работать будешь по полной программе. - Конечно. До завтра тогда. - До завтра. Часам к десяти заходи. Начнёшь учиться потихоньку. Пламя в камине гаснет. Рон встаёт, возвращается к столу и разливает чай. Потом, словно вспомнив что-то, идёт к раковине, включает горячую воду и яростно трёт щёткой грязную поверхность. Он улыбается. Свой дом – это тебе не съёмная квартира, матери будет нечего возразить, старшие вон живут отдельно – и нормально. Гарри, конечно, расстроится, что остался без напарника… ну, ничего, поймёт. ... Мыльная вода пенится и исчезает в водовороте слива, унося с собой разбухшие чаинки. Глава 19. The first time The first time Бета:Маграт. Пейринг: ГП/СБ Рейтинг: NC-17 Предупреждение: В тексте Гарри 15,5 лет! * * *
- Расскажи мне о войне. Сириус вздрагивает и морщится, давясь серым дымом. Его лающий кашель звучит в огромном каменном пространстве кухни, словно рокот грома. Гарри смотрит ему в лицо – напряжённо, почти испуганно – он уже сожалеет о так некстати вырвавшихся словах. Только что всё было так просто, они болтали о Рождестве, о Хогвартсе, об Уизли… без которых как-то спокойнее, право слово. Гарри любит и Рона, и его родителей, ему нравятся близнецы и Джинни, но иногда он устаёт от шума и хочет просто посидеть в тишине, рядом с крёстным, приткнувшись к теплому костлявому боку, вдыхая душноватый запах чёрных волос и горько-сладкий, острый аромат табака… Сегодняшний день, день именин тётушки Мюриэль, ненадолго подарил ему это долгожданное удовольствие – Рон с семьёй отправился в гости, а Гарри отвертелся: прикинулся больным. Молли поахала, слушая его притворный кашель, заставила выпить солидную порцию Перечного зелья и отбыла, наказав Гермионе следить, чтобы он не вставал с постели. Но подруга уже второй час сидит в библиотеке – не замечая ничего вокруг, самозабвенно роется в пыльных инкунабулах, а Гарри тихонько выскользнул из спальни и спустился на кухню… чтобы побыть с Сириусом. Крёстный тушит окурок о край тяжёлой медной пепельницы и неловко треплет Гарри по голове. - Напугал? Прости, не ожидал просто. Это было тяжёлое время, Гарри. Страшное. Тогда… Его пальцы, словно позабытые в волосах Гарри, ерошат растрёпанные пряди, легко касаются кожи, и юноша вздрагивает – странная горячая щекотка вдруг прокатывается по всему телу, завершаясь упругим всплеском тепла где-то под тканью джинсов. Сириус озабоченно смотрит на крестника. - Тебя знобит? Знаешь, пойдём-ка отсюда… подвал есть подвал. Давай в гостиную, там потеплее. Или, может, тебя уложить? - Нет, - отвечает Гарри, - давай в гостиную. … Блэк разжигает камин и трансфигурирует пыльную кружевную салфетку, лежащую в центре стола, в большое мягкое покрывало. Оно окутывает сидящего на диване Гарри, и тот сжимается в комочек, стремясь не упустить ни капельки тепла. Сириус присаживается рядом, мнёт в пальцах пушистую ткань. - На пару часов его хватит, наверное. А потом тебе всё-таки придётся лечь, ладно? И зелье принять, а то куда это годится – заболеть в канун Рождества… - Опять будет дым из ушей, - смеётся Гарри. Сириус улыбается. - Я тоже терпеть не мог Перечное. И твой папа… Гарри не слушает его. Он пристальным взглядом следит за рукой Сириуса – на запястье старый шрам, пальцы смуглые, ногти чуть светлее, выпуклые вены слабо голубеют под кожей, а вот кольца татуировок яркие почти до синевы… - Покажи мне. - Что показать? - Это. - Гарри смело тянет к себе его кисть. – Вот, - проводя подушечкой пальца по самой широкой, – ты когда её сделал? - В Азкабане, - отвечает Сириус после короткой паузы, - они все оттуда. Гарри скользит пальцами по вычурным узорам, намертво въевшимся в кожу, внимательно рассматривает непонятные значки и крохотные буквы. Он вдруг чувствует слабое, остренькое покалывание в висках, ощущает, что ладони стали влажными и горячими. Непонятно откуда возникает мысль – он делает что-то не то… надо перестать, сейчас, вот прямо сию минуту. Но вместо этого юноша придвигается ближе, подносит руку Сириуса к лицу, близоруко щурится. - Что тебя так заинтересовало? – неожиданно хрипло спрашивает Блэк. Гарри не отвечает. Он не понимает сам себя – не понимает вообще ничего. Просто не может остановиться – внутри поселился кто-то незнакомый и жаркий, и этот кто-то настойчиво шепчет в уши странные слова, почти приказы – не отпускай, не отпускай… Гарри чувствует сладко-острый запах Сириуса и запах собственного пота. Снова эта странная щекотка по всему телу и будто копыто гиппогрифа ударившее в грудь безумное желание: лизнуть, попробовать на вкус… вот здесь, в том самом месте, где треугольная впадинка у основания большого пальца, и покрытая сеточкой морщинок нежная складка отливает бледной желтизной… Он нагибается так низко, что почти касается ладони Сириуса вмиг пересохшими губами. Рука Блэка напрягается. Гарри бьёт дрожь – он до ужаса боится, что крёстный сейчас всё поймёт, оттолкнёт, встанет с дивана, чтобы тяжело хлопнуть дверью и оставить его одного. Но Сириус молчит, только дыхание тяжелеет и почему-то острее становится аромат смуглой кожи. Решившись, Гарри набирает в грудь воздуха и поднимает голову. Несколько секунд они с Сириусом смотрят друг на друга – глаза в глаза, неотрывно, пристально, и юноша вздрагивает: он ловит в расширенных зрачках то, о чём, как ему кажется теперь, мечтал втайне от себя самого уже долгое время. Разрешение. Можно, Гарри. Можно всё. Мозг ещё не успел проанализировать, осознать, что не будет ни брезгливого взгляда, ни окрика «Прекрати», ни стука двери о косяк, а Гарри уже, шалея от собственной безрассудной храбрости, со всхлипом отбрасывает покрывало. Он всем телом наваливается на Сириуса, опрокидывая крёстного на диван. Дышать тяжело, голова гудит от прилившей крови, стремительно раздувшееся сердце стучит о рёбра. Нет ничего – только горячее жёсткое тело под ним и спутанная мягкость длинных волос, в которую погрузились пальцы. Сириус по-прежнему не отрывает от него серьёзного взгляда и не двигается. Будь Гарри поопытнее, он бы понял, что за этой неподвижностью кроется отчаянное желание – не спугнуть, не помешать, не остановить… Медленно, словно во сне, юноша ведёт ладонью вниз – от шеи к груди, задев твёрдую выпуклость маленького соска, от груди к впалому животу… И наконец, ощущая, что терять уже нечего, опускает руку между ног Сириуса – туда, где под сбившейся комком тканью мантии явственно выпирает член. Вставший член. Блэк со свистом втягивает воздух и длинно выдыхает. А потом его колени разъезжаются в стороны. Происходящее кажется нереальным, и Гарри спешит – скорей, скорей, пока это не кончилось. Не отнимая дрожащей руки от члена Сириуса, он тычется лицом в худую шею, в обнажившийся в расстёгнутом воротнике кусочек тёплой кожи, в колючую щёку, в губы… поцелуй неумел и робок, но рот крёстного покорно приоткрывается, впуская внутрь язык Гарри. Юноша не знает, что делать дальше, и просто лижет – влажную гладкость зубов, твёрдое горячее нёбо, упругие дёсны. Сириус осторожно обхватывает его губы своими, мягко посасывает – и Гарри старается повторить его движения, жадно смакуя чуть горьковатую от табака слюну. На макушку ложатся осторожные пальцы, нежно перебирают волосы, щекочут ямку у основания затылка. Крёстный не обнимает, не притягивает к себе, но его колени вдруг раздвигаются ещё шире, и инстинктом Гарри понимает – это уже абсолютное и бесповоротное можно. Вновь всхлипнув, он обрывает поцелуй, отстраняется и садится между ног Блэка, обеими руками вцепляясь в его мантию. Сириус упирается пятками в диван, приподнимается – Гарри одним движением задирает мантию почти до груди крёстного и вздрагивает от неожиданности: под ней – только Сириус, никаких лишних тряпок. Перед глазами всё расплывается: смуглые колени, впадинка пупка, дорожка вьющихся чёрных волос, тёмно-розовый член – он кажется Гарри огромным… Не веря себе, юноша протягивает руку и осторожно сдвигает вниз натянувшуюся кожу крайней плоти, полностью раскрывая блестящую от влаги головку. Сириус глухо стонет, и этот стон взрывается где-то в затылке Гарри, стекая лавиной огня по позвоночнику в мошонку и выплёскиваясь наружу семенем. Юноша ошеломлен и сгорает со стыда. Он почти с ужасом смотрит на пятно, расплывающееся по джинсам, и прячет в ладонях заалевшее лицо. На глаза наворачиваются слёзы. И вдруг Гарри чувствует, что к нему прикасаются тёплые пальцы, мягко тянут руки прочь, заставляют поднять голову. Сириус снизу вверх смотрит на Гарри и улыбается. Не насмешливо, нет – нежно. - Это ничего. Всё в порядке. Гар-рри... Низкое, раскатистое «р-рр» отдаётся вибрацией где-то под диафрагмой юноши. Сириус гладит его по груди, помогает стянуть футболку. - Дай мне палочку, мой хороший. Гарри, не отрывая глаз от возбуждённого лица крёстного, слепо шарит по дивану. Проклятая палка закатилась куда-то в щель между спинкой и сиденьем, он ищет и ищет, постанывая зло и безнадёжно. Когда пальцы нащупывают покрытую резьбой ручку, юноша готов зарыдать от облегчения. Сириус перехватывает палочку, машет ею в сторону двери. Запирающие и Заглушающие чары гулкой волной прокатываются по воздуху. Блэк кладёт палочку рядом собой, смотрит на Гарри. Его взгляд ползёт по телу крестника, словно ночной мотылёк, щекоча пушистыми крыльями плечи, соски и живот. И до Гарри доходит смысл этого немого призыва: он трясущимися руками срывает очки, швыряет их прямо на пол, стаскивает джинсы и заляпанные спермой трусы. Сириус вдруг садится, притягивает его к себе за бёдра и, склонившись, осторожно касается языком беловатого потёка на животе. Гарри изумлённо вскрикивает, обмякает в жестких руках. И всё время, пока горячий язык слизывает с его кожи липкую влагу, гладит длинные чёрные волосы – сначала робко, потом все смелее и смелее. Блэк осторожно обхватывает твердеющий член крестника, двигает рукой вверх-вниз, почти завороженно глядя, как тот наливается кровью. Ноги Гарри дрожат, тусклые огоньки свечей расплываются перед глазами в блестящие золотые шары. А голова кружится… кружится... сердце бешено стучит, внутри кипит сумасшедший восторг – словно Гарри впервые поднялся в воздух на новеньком Нимбусе. Блэк сжимает пальцы плотнее, и юноша ахает. - Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… - уже почти ничего не соображая, он толкается навстречу широкой горячей ладони. Сириус улыбается. Длинные пальцы стискивают член, движутся по гладкой коже, натягивая, обнажая лоснящуюся розовую головку. Блэк склоняется и облизывает её… колени Гарри окончательно слабеют, и он падает на Сириуса, вновь опрокидывая того на диван. Вот теперь юноша чувствует крёстного всей кожей – растворяется в его тепле, дышит его запахом. По наитию втискивает колено между ног Блэка, обмирает от жара охвативших сильных бёдер, трётся о покрытую мягкими волосками промежность. Сириус дышит быстро и глубоко, взгляд застилает дымчатая пелена. С пересохших губ срывается почти беззвучное: - Подожди… подожди, Гарри. Худая рука вновь сжимает палочку. Приподнявшийся на локтях Гарри широко раскрывает глаза: крёстный направляет её себе между ног и что-то шепчет. Короткая судорога, пронзившая тело Сириуса, отдаётся в животе юноши стыдно-сладкой, горячей волной. Блэк со вздохом отбрасывает палочку, закидывает руки за голову. И Гарри понимает, чего ждёт от него Сириус. А ещё он понимает, что дальше должен действовать сам. Руки холодеют от страха. Как же… он ведь никогда… Гарри нерешительно медлит, и взгляд Сириуса становится осмысленным. Он мягко касается пылающей щеки крестника и говорит – негромко, ласково: - Ты хочешь этого? Скажи мне. Ты не должен… если не хочешь. У Гарри вновь перехватывает дыхание. Хочет ли он! Юноша решительно мотает головой. - Я хочу! Хочу, понимаешь? Просто… я… Сириус вновь гладит его по щеке. - Не бойся. Всё будет хорошо. …Это страшно – наверное, даже страшнее, чем боязнь отказа. И одновременно – до безумия желанно. Гарри плохо представляет секс между мужчинами, да и вообще какой бы то ни было секс. Все его познания – хвастливые мальчишеские разговоры в спальне и душевой, да еще как-то раз они с Роном нашли забытые Чарли журналы... Рон тогда возмущённо фыркнул, пихнул "эту фигню" под кровать и потащил друга на улицу. Гарри пошёл за ним, но поздним вечером, дождавшись, пока все в Норе заснут, вернулся в комнату старших под мантией-невидимкой. Он проторчал там целый час – час, наполненный шуршанием страниц, дрожью рук и возбужденными толчками пылающей крови в висках и напряжённом члене... Гарри знает, что Блэк применил к себе очищающее заклинание, и можно не бояться грязи… а ещё ему почему-то кажется, что Сириус в любом случае не был бы "грязным" – ведь это Сириус! Юноша смотрит в лицо крёстному, ловит ободряющий взгляд. И нежно скользит ладонью по смуглому животу. Дрожащий палец осторожно проводит по узкой палевой морщинке в том месте, где худое бедро переходит в ягодицу, ползёт дальше, робко прикасается крошечному выпуклому кружку ануса. Почему-то наощупь он кажется липким и влажным. Гарри осторожно нажимает на него. Сириус закрывает глаза, сжимает челюсти так плотно, что скулы белеют. Он подаётся навстречу трясущейся руке, и кровь ударяет Гарри в лицо – умопомрачительно нежное тугое тепло, охватившее самый кончик пальца, одновременно и пугает и притягивает. Интуиция подсказывает: Сириус хочет, чтобы он проник глубже. Палец движется вперёд. Горячо. Тесно. Скользко. Крёстный снова глухо стонет, губы его искажаются в почти умоляющей гримасе. Видимо, не выдержав, он произносит: - Давай же, хороший мой… понимаешь? Гарри впадает в ступор. Что теперь? Неужели всё-таки… Глаза Сириуса распахиваются – расфокусированный взгляд плывёт по лицу юноши, расширенные зрачки отражают огоньки свечей. - Не пальцем, Гарри. - Что… - собственный голос кажется незнакомым, тонким, испуганным, - прямо… туда? Короткий вымученный смешок. - Да, маленький. Туда. Не бойся. Весь дрожа, Гарри вытаскивает палец, покрытый какой-то густой прозрачной жидкостью. Наверное, это наколдованная смазка… он слышал, Шеймус говорил про такие заклинания… чтобы не было больно. Сириус вдруг прижимает колени к груди и просовывает сжатые кулаки себе под ягодицы, приподнимаясь навстречу ошеломлённому Гарри. Теперь юноша видит то место, к которому только что прикасался – маленькое, лишь чуть-чуть приоткрытое отверстие между смуглыми полушариями. Словно крошечный листок росянки – розовое углубление в венчике покрытых слизью волосков неудержимо манит Гарри к себе. Всхлипнув от безумного возбуждения, он падает на Сириуса, слепо тычется головкой члена в горячую ложбинку. Блэк вновь глухо смеётся. - Не спеши… я никуда не денусь. Помоги себе рукой. Гарри обхватывает подрагивающий член, упирается головкой в скользкий анус. В ушах звенит. Испуганная мысль – я сейчас снова кончу – бьётся в сознании, словно вырывающийся снитч. До боли сцепив зубы, он толкается вперёд и вскрикивает: член раздвигает тугие стенки и оказывается в плену тесного мокрого жара. Крёстный вторит Гарри коротким воплем, в котором смешиваются боль и восторг: - А! А-аа… бл… чёрт... Гарри дрожит крупной дрожью, почти не ощущая, как крёстный успокаивающе целует его в подбородок. Сириус обхватывает ногами поясницу юноши. - Всё хорошо. Двигайся. - Я… не могу… я сейчас… - Задержи дыхание. Не бойся. Ничего не бойся, я с тобой. Я хочу этого. - Тебе же… - Нет. Нет. Давай, Гарри. Юноша успевает сделать всего несколько толчков – неловких, дёрганых, мелких – и вновь кричит: выматывающая, почти невыносимо горячая гладкость, стиснувшая член, выжимает его досуха в оргазме, равного которому он ещё не переживал. Измученный, мокрый от пота, Гарри распластывается по телу Блэка, уже ничего не соображая. Немного придя в себя, с трудом поднимает голову и вздрагивает от стыда – ведь Сириус… он же не… Но крёстный вдруг поворачивается на бок, увлекая Гарри за собой, забрасывает ногу на его бедро и, опустив руку вниз, шепчет: - Ничего, ничего, так бывает иногда… всё прекрасно, малыш… можешь мне помочь немного? Гарри судорожно тычется лицом в его шею, покрывает её почти истерическими поцелуями: - Что? Сириус, скажи, что надо сделать? - Сунь в меня пальцы. Просто… погладь внутри. Гарри снова нащупывает ложбинку между ягодиц, проталкивает палец в мокрое от собственной спермы, слегка растянувшееся отверстие. Сириус начинает резко двигать рукой – скосив глаза, юноша видит, что крёстный ласкает себя, - и умоляюще шепчет: - Больше… больше, пожалуйста. Чутьё подсказывает Гарри, что он имеет в виду – и мальчик добавляет второй палец, продвигая их глубже, нащупывая на шелковистой мягкой стенке какой-то округлый выступ. Нажимает на него и слышит громкий стон: - Ещё! Ещё так… Гарри массирует, гладит, надавливает… Сознание того, что это именно его прикосновения к непонятному местечку заставляют Сириуса так сладко, отчаянно-сладко стонать и самозабвенно насаживаться на пальцы, вызывает дикий восторг и новый горячий всплеск в паху. Не в силах отвести взгляда от неистово двигающейся руки Блэка, он трётся напрягшимся членом о потное бедро крёстного и через полминуты кончает снова – на это раз почти одновременно с Сириусом. Сперма растекается всюду – по пальцам, животам, несколько капель попадает даже на подбородок Гарри; он вздрагивает, морщится и обессилено улыбается, слыша хрипловатый блэковский смех. Юноша смотрит в худое лицо – любимое, единственное, самое лучшее лицо в мире – и, приподнявшись, тянется к губам Сириуса, завершая этот сумасшедший, нереальный день дрожащим, до боли нежным поцелуем. * * *
… Гермиона, зевая, выходит из библиотеки и устало бредёт в спальню Гарри – она ужасно засиделась за книгами, кажется, даже опоздала с лекарством – надо поторопиться. Девушка прибавляет шагу, стараясь не прислушиваться к неприятным шорохам за плинтусами. Осторожно постучав в спальню мальчиков и не дождавшись ответа, Гермиона тихонько заглядывает внутрь и видит дремлющего в кровати друга. Его крёстный сидит в кресле рядом и держит Гарри за руку. Завидев девушку, он прижимает палец к губам. Гермиона улыбается Сириусу, неслышно отступает назад, прикрывая дверь. И почему-то ей кажется, что сейчас Гарри чувствует себя намного лучше. Глава 20. Сдержанный характер. для ivanna343 Название: Сдержанный характер Бета: _alisia_ Жанр: джен, драма. Пейринг: Нарцисса Малфой/окружающий мир Рейтнг: G * * *
Сколько ты себя помнишь, столько не переносишь чужих детей. И твёрдо знаешь − у тебя должно быть всё самое лучшее. …Тебе десять лет, и ты уютно устроилась в кресле с книгой в руках. В детской тепло, из-за стёкол шкафа прямо на тебя смотрят блестящие глаза кукол − ты уже большая девочка, но по-прежнему любишь эти чудесные создания. Стук материнских каблучков заставляет тебя сдвинуть брови и низко склониться над тяжёлым фолиантом. − Цисси, что ты сидишь здесь, пойди в сад, поиграй с Дори и сёстрами! − Не хочу, матушка. − Может быть, пригласить Дори сюда? − У меня немного болит голова. − Ах, детка, вот несчастье. − мать сочувственно вздыхает. − Сейчас я пришлю Митти с зельем. Тут, главное - не перегнуть палку, не показать, что тощая коротышка с глазами настолько светлыми, словно в них плеснули молока, противна тебе почти так же, как бандимен - кажется, ткни её пальцем, и мелкая поганка помчится прочь, потешно перебирая лапками. При мысли о том, как эти лапки будут прикасаться к твоим куклам, к их нежным фарфоровым личикам, к тщательно выглаженным эльфами платьицам, хочется расплакаться и затопать ногами. Но миссис Буллстроуд − близкая подруга мамы, и вовсе незачем омрачать её визит ссорой. Лучше посидеть в детской, делая вид, что увлечена книгой, и дождаться, пока смолкнет визг в саду и негромкое журчание женских голосов в гостиной. «Ваша младшая − просто воплощённое спокойствие, Друэлла». «Да, дорогая, у девочки очень сдержанный характер. Бесспорно, это она унаследовала от меня, в роду Розье никогда не было истеричек». Тихий смех, серебряная ложечка тонко звякает о полупрозрачную кофейную чашку. Матушка вечно подтрунивает над семьёй отца, особенно над своей золовкой, чьи вспышки ярости давно стали для близких привычными, словно июльские грозы. По её словам, тетушка Вальбурга "из породы громогласных неудачниц" - вечно недовольна всем: правительством, погодой, домом, мужем, сыновьями… Ты откладываешь книгу и тянешься к своему любимцу − фарфоровому мальчику с длинными тёмными локонами. Мастер, продавший куклу, говорил, что волосы для её парика сострижены с мёртвого маггла. Тебя это не пугает − наоборот, щекочет нервы, заставляя с каким-то странным удовольствием накручивать блестящие кудри на палец. Эта кукла была самой дорогой в лавке − а у тебя должно быть всё самое лучшее. ...Тебе четырнадцать, праздник по случаю помолвки Беллатрикс в самом разгаре. Одурев от духоты, шныряющих под ногами детей и домовиков, до смерти устав от яркого света и шума, ты поднимаешься в свою комнату и замираешь на пороге. К шкафу с игрушками придвинут высокий стул, а на нём - тощая маленькая фигурка в бархатной мантии. Мерзкий мальчишка с любопытством заглядывает внутрь, испачканные кремом пальцы тянутся к зеркальному стеклу… − Ты что делаешь, дрянь?! «Дрянь» вздрагивает, теряет равновесие и с маху летит на пол, задев по дороге стоящую на столе чернильницу. Изумрудные брызги разлетаются по всей комнате − они на портьерах, на стёклах и, самое главное − у тебя на мантии. Кузен молча сидит на полу, потирает ушибленную задницу. Ничего, маленькая тварь, сейчас она у тебя заболит в десять раз сильнее. − Что такое? − в дверях стоит Андромеда, хмурится, глядя на учинённый разгром. − Роми, эта скотина залезла в мой шкаф! − Ему девять лет. Это просто любопытство. Сириус, пойдём со мной, я тебе помогу умыться. Цисс, позови эльфов, пусть уберут здесь. Ты кусаешь губы от обиды − как же так, противный мальчишка даже не будет наказан. Но, на счастье, раздаётся скрип паркета, и за спиной сестры появляется статная фигура тётушки. Ты облегчённо выдыхаешь. − В чём дело? Теперь главное − повернуться вполоборота, так, чтобы белокурая головка грустно поникла, а на щеке блеснула хрусталём одинокая слеза. Вальбурга орлиным взглядом окидывает комнату. Породистое лицо мгновенно заливается краской, словно тётку облили кипятком. − Подойди сюда. Недостойное отродье! Сколько раз я запрещала тебе совать нос куда не следует? Кузен, сжавшись, молча бредёт к матери, та хватает его за ухо и выволакивает в коридор, откуда моментально доносятся сочные звуки пощёчин. Презрение Андромеды почти осязаемо − сестра разворачивается и уходит прочь, всем видом выражая отвращение. А ты аккуратно промокаешь слезинку кружевным платком и хлопаешь в ладоши, вызывая домовика. Пусть уберут здесь − у тебя должно быть всё самое лучшее. …Тебе семнадцать. Ты прекрасно знаешь, что ожидает тебя в будущем − особняк, немного похожий на родительский, паутинки воздушных занавесей, одобрительные взгляды портретов, тяжёлое столовое серебро, эльфы, стремглав несущиеся выполнять приказы юной хозяйки. От тебя потребуется не так уж и много: умение вести дом и поддерживать беседу в гостиной, безупречный вкус в выборе мантий и причесок, внимательность и дружелюбие по отношению к супругу. Как его будут звать − неважно: Рабастан, Амикус, Люциус, Теодор − ты заранее уверена, что одобришь отцовский выбор. Главное − с достоинством занять уготованное тебе место, и, конечно, одарить принявшую тебя семью здоровым наследником − таков долг всякой уважающей себя женщины из чистокровной семьи. Ты по-прежнему не любишь детей − но, чтобы справиться с этой маленькой проблемой, есть кормилицы и домовики. А ещё ты надеешься, что у твоего ребёнка будут длинные тёмные кудри… Возможно, ты даже полюбишь расчёсывать их. В ящике твоего стола лежит старинный гребень − слоновая кость, инкрустации. Наверное, это будет чудесно − блестящий шелк, текущий сквозь редколесье острых зубцов. У тебя должно быть всё самое лучшее. …Тебе двадцать шесть, и ты исходишь воем под огромным балдахином, судорожно дёргаясь на мокрых простынях, пытаясь увернуться, ускользнуть от длинных сильных пальцев акушерки, орудующих у тебя между ног. В голове звенит от собственных криков. Какие, к Мерлину, кудри?! Маленькая тварь пробивается наружу, причиняя невыносимую боль, кажется, ты слышишь, как хрустят кости, и мышцы лопаются, словно туго натянутые атласные ленты. «Супруги Малфоев никогда не пользовались обезболивающими чарами, дорогая, таков обычай». Двенадцать часов пытки. Когда хриплый рёв − ты никогда не думала, что твои связки способны родить подобные звуки − затихает, и на смену ему приходит чужое вяканье − жалкое, щенячье, ты с трудом находишь в себе силы предупредить целительницу: − Не кладите его… на меня. − Но, миссис Малфой, ребёнок должен быть приложен к груди. Вы же знаете, как это влияет на уровень магии, − раздражённо говорит акушерка. Понимая, что она права, ты устало киваешь. Крепкие руки обнажают твою грудь, ловко, привычно ощупывают её, и ты дрожишь от омерзения. А секунду спустя ощущаешь мокрую тяжесть и тепло. Целительница укладывает тебя повыше... острое разочарование при виде мокрого белёсого хохолка на странно вытянутой и сплющенной с боков головёнке наполняет рот кислой горечью. Но ищущий сосок ребёнок вдруг раскрывает мутные глаза, и ты вздрагиваешь − радужки серебристо-серые, совсем как у тебя самой. И с этого момента твоя жизнь необратимо меняется − потому что теперь всё лучшее должно быть не только у тебя, но и у твоего сына. ...Тебе двадцать семь, и ты сидишь в гостиной, глядя в окно, за которым твой первенец, забавно переваливаясь, шагает по золотистым опавшим листьям, а его крёстный сидит на корточках и, растопырив тощие руки, делает вид, что ловит малыша. Ты улыбаешься, ласково и чуточку снисходительно − один Мерлин знает, зачем Люциусу понадобилось оказывать такую честь полукровке, но что сделано − то сделано. В конце концов, это не самый худший вариант. Снейп подхватывает Драко на руки, ребёнок утыкается личиком в его тусклые грязные волосы, и ты протестующее кривишься. Да, было бы неплохо, если бы крёстный отец имел более презентабельную внешность… и длинные, блестящие тёмные кудри. Твой мерзкий кузен стал красавцем, и был бы очень хорош в роскошной парадной мантии у крестильной купели, но увы, Блэк предпочёл своей семье отродье предателя Поттера и его гнусной грязнокровки. Должно быть, на редкость омерзительный ребёнок. Печально, что Драко пойдёт в Хогвартс в один год с ним… впрочем, будем надеяться, что у твоего наследника хватит ума не якшаться с таким отребьем - уж он-то сумеет выбрать самое лучшее. …Тебе сорок два − это не возраст для чистокровной ведьмы, но кожа уже начинает увядать, и ты сидишь у туалетного столика, осторожно накладывая на щёки омолаживающее зелье. За последние полгода морщинки вокруг твоего рта стали глубже… проклятый Повелитель − нет, конечно, не проклятый, а мудрый, справедливый и прекрасный − в общем, просто зелья требуется побольше, а всё остальное можно перетерпеть. Громкий хлопок заставляет тебя подпрыгнуть на месте и прижать ладонь к неистово колотящемуся сердцу − твоя спальня защищена от аппарации, без приглашения здесь могут появиться только муж, сын и твоя личная горничная-эльфийка. Домовик, который корчится сейчас на блестящем паркете, тебе не знаком − гнусный, покрытый какими-то лишаями, со слезящимися покрасневшими глазами и сопливым носом. Чей он? Как и почему оказался здесь? Ты цепко сжимаешь рукоятку палочки. − Кто ты такой, эльф? − Я Кричер, госпожа Нарцисса, − отвечает трясущееся − похоже, от восторга − существо, - Кричер, верный раб благороднейшего и древнейшего рода Блэков. Кричер ушёл из дома − молодой хозяин выгнал его. Кричер припадает к стопам новой госпожи… Кричер хочет служить ей, а не проклятому неблагодарному господину. Из торопливого, почти несвязного бормотания твой слух выделяет лишь немногое: «Блэк», «молодой хозяин», «верный раб»... и ты резким движением подаёшься навстречу уродливому созданию. − Ты знаешь, где находится Сириус Блэк? Домовик торопливо кивает, преданно таращась на тебя из-под складчатых черепашьих век. − В доме моей покойной госпожи, миссис Нарцисса! Ты впиваешься взглядом в морщинистую серую морду. − Кто ещё там бывает? Что они делают? Как он туда попал? Домовик разевает пасть, но оттуда не вылетает ни звука − он кривится, дрожит, слова вязнут в по-лягушачьи широком рту. Блёклые глазки наполняются мутными слезами. Ты машешь рукой. − Перестань. Я поняла, заклятье не даёт тебе говорить. Как давно Блэк вернулся на Гриммаулд? − Почти полгода, госпожа! − Он тебя выгнал? − Да, госпожа. Кричер хитёр… он поймал отступника на слове. Молодой хозяин был занят, он говорил с мерзким полукровкой… − С каким ещё полукровкой? − С Гарри Поттером, миссис Нарцисса! У него гостил Гарри Поттер… Ты откладываешь палочку и задумчиво теребишь кружевной воротничок. − Вот как… он дружен со своим крестником? − Мерзкий полукровка − свет в окне для него, госпожа! Молодой хозяин любит его… как свою душу. Ты вспоминаешь брызги зелёных чернил на подоле мантии и длинные локоны − тёмные и блестящие. Несколько секунд напряжённо думаешь, потом легко встаёшь и опускаешься на колени перед камином. Дымолётный порошок лёгким облачком оседает на золоте углей, вверх взмывает рой зелёных искр. Тошнотворная круговерть… и перед глазами появляется рабочий кабинет Люциуса. Супруг откладывает в сторону наполовину исписанный пергамент, хмурится. − Нарцисса? С тобой всё в порядке? − Дорогой, как скоро ты сможешь освободиться? Бледное лицо напрягается. − Что-то случилось? − Всё прекрасно. Всё просто замечательно, Люци. У меня есть превосходные новости для тебя… и Лорда. Постарайся вернуться поскорей. Не дожидаясь ответа, ты выныриваешь из камина и коротким движением отягчённой кольцами руки подзываешь поближе Кричера. Тот бросается отряхивать твою мантию, а ты пристально смотришь в заоконные сумерки и невольно улыбаешься. У твоего сына должно быть всё самое лучшее… или лучшего не должно быть у других − что, в принципе, равнозначно. Глава 22. Отправиться в Галифакс Для netttle, которая хотела снако с путешествием. Название: Отправиться в Галифакс Бета: kenga_ Жанр: джен, драма. Рейтинг: G В старину Галифакс славился суровостью своих законов: совершивший даже незначительную кражу (на сумму более 13 пенсов), подлежал смертной казни посредством особого приспособления, напоминавшего гильотину. Отсюда выражение "отправиться в Галифакс", т. е. "взойти на эшафот".
Суд в Галифаксе нищему не мил:
Всего пятнадцать пенсов он стащил - Его немедля тащат на раздел. Ах, сколь уже голов слетело с тел! Дж. Тейлор. * * *
Тот, кто привык к ясному небу и поросшим сочными травами холмам Уилтшира, в северной Англии всегда будет чувствовать себя неуютно. …Драко боком примостился на подоконнике. Справа − мутное от грязи оконное стекло, слева − тяжёлые пыльные складки истрёпанной шторы. Зябко. Можно было бы встать, подойти к пылающему камину и вытянуть к огню заледеневшие руки… но Малфой не делает этого. Ведь пожирающий его холод идёт не от окна − им веет из глубины гостиной, от старого продавленного кресла, от сидящей в нём знакомой фигуры в длинной чёрной мантии. За неделю Снейп не сказал ему и трёх десятков фраз. После совместной аппарации в это Мерлином забытое место крёстный замкнулся в суровом молчании − молчании, пугающем Драко больше хриплого хохота Фенрира, сумасшедшего хихиканья тётки, искажённого отчаяньем лица матери. Декан бесшумно передвигается по дому, раз в день исчезает, чтобы принести еды, что-то читает, подбрасывает поленья в камин. Без волшебства, по-маггловски − они опасаются магических детекторов Аврората − кипятит воду в помятом медном чайнике и жарит гренки. И всё это молча, с поджатыми бледными губами − словно то, что случилось на Астрономической башне, запечатало рот Снейпа крошечной печатью лилового сургуча. Когда тишина в доме становится невыносимой, Драко поднимается на второй этаж. В маленькой спальне, единственным украшением которой служат ажурные розетки паутины по углам, он, вздрагивая от отвращения, переодевается в маггловскую одежду − синие брюки из грубой ткани, продранную на локтях рубашку, разбитые ботинки. Когда-то эти вещи носил крёстный − он ещё в первый день вытащил их из шкафа и кинул Драко со словами: − Не вздумай уходить далеко от дома и тщательно запоминай дорогу. Никаких аппараций. Поначалу Малфой думал, что ничто не заставит его выйти из укрытия − пусть дом был противен и грязен, но перспектива встречи с соседями-магглами, которые, не дай Мерлин, пожелали бы вступить в беседу с незнакомцем, была ещё противнее. Однако уже три дня спустя он счастлив был вырваться из затхлого полумрака и вдохнуть пропитанный гарью маггловских «автомобилей» воздух чужого города. ...Драко идёт по ставшему привычным маршруту − из глубины узкой улочки, мимо старых домов, чьи оббитые кирпичные стены, кажется, вот-вот рухнут, к заросшему тростником и осокой берегу мелкой реки. Он садится прямо на влажную от бесконечного дождя землю и тупо смотрит, как бурая вода течёт и течёт куда-то, закручиваясь маленьким водоворотом вокруг торчащего со дна железного штыря. Грязный поток вращает окурки, яркие конфетные бумажки, обрывки газет − почему-то этот мерзкий танец снова и снова напоминает Малфою Святочный Бал, когда разноцветные фигурки вальсировали у огромной рождественской ели. И каждый раз Драко чувствует, как разъедает веки жидкая соль. …Здесь всё другое. Вместо уилтширской небесной бирюзы − крысиные шкурки дождевых туч. Вместо аромата розария − кислая вонь фабричных труб. Вместо пёстрого гравия подъездной дорожки мэнора − вытертая башмаками магглов булыжная мостовая… А вместо сияния материнских глаз и улыбки отца − мёртвенный холод, идущий от Снейпа. Драко коченеет от этого холода. Он боится Снейпа, боится до дрожи колен, чувствуя, что рано или поздно крёстный взорвётся бешенством. Он мечтает вернуться в поместье − к теплу мраморного камина, к горячему чаю в белоснежной чашке, к золотистому свету магических светильников. Но каждый раз возвращается в стылую темноту дома на Спиннерс-энд. …На восьмой день Малфой засиживается на берегу и приходит уже затемно, когда пара уцелевших в тупике фонарей едва-едва рассеивает вечерние сумерки. Он долго возится в крохотной прихожей, сбивая с ботинок комья грязи, потом прокрадывается в гостиную, и тут на него вихрем налетает Снейп. Он хватает Драко за плечи, трясёт его − молча, яростно, с какой-то звериной ненавистью. Малфой вырывается и, забывшись, орёт: − Оставьте меня! Ненавижу!! В следующую секунду щека взрывается болью от оглушительной пощёчины − голова немеет, глаза наполняются влагой, горячей, словно кипяток. Драко замирает, ошеломлённый, растерянный, подносит пальцы к виску и видит сквозь слёзный туман, как отшатнувшийся декан падает в кресло, закрывая лицо руками. Несколько секунд проходит в тишине − той самой ледяной тишине, что стала за эту неделю непременным атрибутом дома крестного. Не выдержав, Малфой приближается к Снейпу, встаёт на колени, робко тянет его за рукав. Декан поднимает голову − его обычная восковая бледность сейчас перешла в почти мёртвенную голубизну. Он хватает Драко за руку. Тонкие губы размыкаются, словно с них наконец-то сорвали печать молчания. − Извини меня. Извини… мой мальчик. Малфой всем телом подаётся к нему, утыкается лбом в костлявое плечо, закрывает глаза. Его трясёт. Он уже раскрывает рот, чтобы сказать − сказать всё: как он сожалеет, как он устал, как ему страшно… но рёв огня в камине отбрасывает их друг от друга. Моргая, словно пара сов, они смотрят в позеленевшее пламя − там появилась голова Беллы. Изумрудные огненные змейки, шипя, скользят по её растрёпанным волосам, и улыбающаяся миссис Лестрейндж кажется воплощением Медузы Горгоны. − Немедленно собирайтесь, − пронзительный голос режет Малфою уши, рождая отвратительные воспоминания о прошлогодних уроках легилименции. − У нас хорошие новости: вы можете отправляться в мэнор − Лорд лично станет Хранителем тайны. Такая честь, Мерлин мой… Что ты замер, Драко, давай, живо! Неожиданно тёплые пальцы Снейпа незаметно поглаживают спину Драко, подталкивая его, мягко заставляя встать на ноги. Малфой выходит из гостиной и поднимается наверх. Он медленно расстёгивает пуговицы рубашки, дрожащими руками стаскивает джинсы − нельзя предстать перед Повелителем в маггловском тряпье. Голова разрывается, уже не от боли − от мыслей. Всё. Кончился этот ужас. Ещё несколько минут − и он вернётся домой: к теплу, свету, к нежному голосу матери. Но почему-то сейчас ему хочется остаться здесь − в этой промозглой сырости и тишине. Ибо что-то подсказывает ему − именно теперь они действительно отправляются в Галифакс. Глава 23. Я согласен Драббл для kenga_ Название: Я согласен Пейринг: Кингсли Шеклболт/Фабиан Прюэтт. Жанр: драма. Рейтинг: NC-17. * * *
Рассветное солнце расплывается по паркету, словно кленовый сироп по румяным блинчикам. Кингсли открывает глаза — и в первый момент ему кажется, что он заблудился в диковинном подводном лесу: в полусонном мареве рыжие волосы того, кто лежит рядом, превращаются в путаницу золотисто-алых водорослей. Тонкие нити блестят, щекочут нос, скользят по щеке. Он глубоко втягивает ноздрями знакомый запах — влажный, земляной, со сладковатой медовой ноткой — и приникает грудью к чужой спине. Тело любовника ощущается так близко, словно оно стало продолжением его собственного, мерные вздохи-выдохи отдаются внутри, и Кингсли кажется, что они дышат в унисон. Фабиан ерзает, устраиваясь поудобнее, вжимаясь задом в напряжённый член Шеклболта, и тихо хмыкает: — Будем трахаться? — Ты против? — Кингсли, не отрываясь от него, шарит свободной рукой под подушкой в поисках заветного тюбика. — Всегда за. Горячее, размягчённое сном тело легко принимает в себя скользкий член. Фаби откидывает голову на грудь Кингсли, разливая по шоколадной коже густую патоку рыжих прядей. Шеклболт проводит ладонью по его животу и ниже, заставляет приподнять ногу. — Ли… — говорит Прюэтт шёпотом. И спустя несколько мгновений — уже стоном, выталкивает, выдавливает: — Ли-и-и… Пальцы Кингсли сжимаются плотнее; Фабиан движется — то прижимаясь к паху любовника твёрдыми ягодицами, то вдавливаясь в его кулак — и Шеклболт чувствует, как перекатываются под кожей сильные мышцы. Потом ахает негромко — ладонь Кингсли словно окунают в тёплые сливки — и обмякает, утыкаясь в подушку. Ещё несколько толчков, замерший на полувздохе резкий стон… Отдышавшись, Шеклболт привычно обнимает Фаби, целует молочную кожу на острой лопатке. — Дай палочку — я свою в мантии оставил. — Опять? Я тебе раз сто говорил… — Сам же меня вчера завалил — я и «ква» сказать не успел. — Попробуй невербальным. — После траха? Да ты шутник, Ли. Всё, кончай умничать — у меня из задницы течёт, а он тут в Шизоглаза играть вздумал. Куратор, блин. — Ладно, ладно... — Бля! Жжётся, зараза. — Пора бы уж привыкнуть. Что, лучше? — Спрашиваешь… Фабиан лениво закидывает ногу на бедро Кингсли, тот машинально гладит его тёплое колено. — Кстати. Я тут вспомнил — завтра «Коростели» играют. Сходим? — Нет, Ли, завтра я не могу. Нам поручили наблюдать… короче, у нас дела. — Опять ваш Орден? — бормочет Кингсли, уткнувшись лицом между лопаток любовника. — Блин, Фаби, зачем тебе нужны эти игры? — Это не игры, — после паузы отвечает Фабиан. — Для нас — не игры. — Игры, причём небезопасные, — резко говорит Кингсли. — Ты же профи, Фабиан, ты должен это понимать. Какого Мерлина надо организовывать клуб злоборцев-любителей, когда есть профессионалы, в чьи прямые обязанности входит охранять покой страны? Ты… — Ли, отвяжись, — Прюэтт высвобождается из его рук и уходит в душ. Через минуту сквозь шорох воды доносится: — Этот разговор ни к чему не приведёт, ты же знаешь! Кингсли знает. Знает, что после выезда на труп Доркас Медоуз Гидеон Прюэтт вынужден был больше месяца посещать авроратского колдопсихолога. Знает, что, едва завершив курс лечения, он лично явился к Альбусу Дамблдору. Знает, что Фабиан всегда был неразлучен с братом — не изменил он этому правилу и в тот раз. Знает, что на одного члена Ордена приходится почти двадцать Упивающихся… Он не знает только одного: что он будет делать, если с Фаби что-то случится? …Прюэтт выходит из ванной, словно веером обмахиваясь палочкой — под действием заклинания длинные тёмно-рыжие пряди мгновенно высыхают и завиваются кольцами. Натягивает форму, шнурует ботинки. Он старается не смотреть на Кингсли — чувствует, что любовник зол, но, уже одевшись, не выдерживает и садится на край кровати, исподлобья заглядывая в хмурое лицо Шеклболта. — Ли. Прекрати, Ли. — Я ничего не начинал. — Ну вот. Опять бесишься. А я хотел тебе подарок сделать… — Выйти к Мерлину из этой компании смертников? — намеренно жестоко спрашивает Кингсли. Фаби раздражённо хмыкает. — Ты неисправим. На фига я с тобой связался, таким чистюлей? — Ну так и вали к своим орденцам. Где выход, ты знаешь. — Я не хочу уходить… так. Тёплая рука ложится на плечо, мягко, почти робко гладит тёмную кожу. Шеклболт устало качает головой. — Ладно, чёрт с тобой. Фабиан тихо смеётся. — Смотри, что у меня есть. На широкой ладони поблескивает золотом довольно массивное кольцо. Кингсли с изумлением смотрит на любовника. — Мерлин. Ты спятил, Фаби. — Пока нет. Да не пугайся ты так, я не потащу тебя под венец, — хохочет Прюэтт, — серьга, это, Ли. Нравится? — М-мм… никогда не носил ничего подобного. Как-то… странно. — Ничего странного — а тебе хорошо будет. Можно… — Ладно, — выдыхает Шеклболт, чувствуя внутри какую-то непонятную щекотку, — давай. …Призванное Фаби маленькое зеркало отражает игру солнечных лучей в маленьком золотом обруче. Тёмно-карие глаза Кингсли теперь кажутся ещё ярче. — Нравится? — Здорово. Спасибо. — Я рад, — Фабиан неожиданно целует любовника так крепко, что тот ощущает солоновато-медный привкус крови во рту. Потом легко поднимается с кровати. — Всё, я пошёл. На «Коростелей», конечно, не выберемся, но воскресенье, надеюсь, будет свободное. Как пойдёт — может, этот Долохов завтра весь день у себя в конуре проторчит. Я тебе сову пришлю. — Давай. В дверях Фабиан оборачивается и улыбается Шеклболту. Утреннее солнце слепит глаза, и фигура Прюэтта — алые волосы, алая мантия, алые припухшие губы — расплывается перед глазами Кингсли ярким пятном. Кровавым пятном. Молодой аврор вздрагивает, приподнимается, но дверь за Фаби уже захлопнулась. Шеклболт медленно крутит пальцами золотой ободок серьги. Почему-то так лучше думается. …Кингсли ещё не знает, что эта привычка останется с ним надолго: принимая важные решения, он всегда будет прикасаться пальцами к прохладному металлу. И изменит ей только однажды, шестнадцать лет спустя, сидя в кабинете директора Хогвартса. В тот день, когда Кингсли Шеклболт не раздумывая произнесёт: — Я согласен, Альбус. Глава 24. The joyful bride название: The joyful bride Пейринг: Рита Скитер/Гермиона Грейнджер Жанр: фэм-слеш, драма. Рейтинг: R Богатство ль красота? Богатство, но на миг.
Словили бабочку - и сразу меркнет чудо. Дохнуло холодом - и розмарин поник. Один толчок - и нет хрустального сосуда. Богатство, бабочка, стекло ли, розмарин, - Растратил, застудил, разбил - конец один. В. Шекспир. - ...а вообще кем ты хотела быть? - Свиньёй, дорогуша - она, как тебе известно, везде грязи найдёт, самое то для репортёра. Хотя собирать информацию было бы затруднительно... так что я довольна тем, что есть. - А мне кажется, тебе больше подошла птица... ну, или бабочка. Такая, знаешь, огромная, тёмная, а в центре крыла - блестящая изумрудная полоса... Papulio palinirus. - У меня был "Тролль" по Чарам, детка - ты только что пыталась проклясть меня или как? - Так называется бабочка. У папы есть друг, он их коллекционирует. - Магглы собирают мёртвых животных? - Перестань язвить, Рита... что? - Скажи так ещё раз. - Рита. Рита-Рита... ох... Рита-а... Пальцы с кроваво-красным маникюром медленно скользят по обветренным губам, округлому подбородку, тонкой шее. Поглаживают ключицы, обводят соски и слегка, едва касаясь, царапают сморщившиеся коричневые ареолы. Лежащая навзничь девушка закрывает глаза, и шёпотный речитатив "рита-рита-рита" постепенно переходит в глубокие мерные вздохи и тишайшее - почти на грани слышимости - постанывание. Рот приоткрывается, меж бровей залегает тонкая складка - теперь девчонка кажется хоть немного старше... и это хорошо. Правильно. По крайней мере можно не чувствовать себя стареющей развратницей. - Закрой глаза. Сменить форму - дело пары секунд. Блестящая жучиная спинка чётко выделяется на светло-розовом впалом животе. Крошечные лапки шекочут кожу вокруг пупка - там, где стараниями чокнутой климактерички Лестрейндж осталось несколько узких желтоватых морщинок, следов Круциатуса. Жук гудит басовито и зло, раскрывает коричневые крылышки, выпуская на свободу прозрачные, сверкающие, словно вуаль невесты, длинные подкрылья. Карие глаз распахиваются, изумлённо смотрят в потолок. В неярком свете ноябрьского солнца они блестят так же, как тельце насекомого. Бабочка... надо же. Оказывается, даже заучки могут говорить как поэты. Жук сползает ниже, бродит по выпуклому холмику лобка, цепляясь за вьющиеся бронзовые волоски словно за луговые травинки. Девушка вздрагивает, ёжится и смущённо смеётся. - Прекрати! Что за извращение в самом деле? Жук замирает, увеличивается до размеров крупного каштана и превращается обратно - в худощавую стройную женщину. Её тонкие пальцы ложатся на худенькие, почти девчоночьи бёдра лежащей, разводят их в стороны. Женщина нагибает голову, скрывая узкое лицо за покрывалом мелких белокурых кудряшек. Её дыхание щекочет влажную промежность любовницы, заставляя ахнуть и изогнуться, прижимаясь к тёплым губам, против воли вспомная щекотку жучиных лапок. Горячий язык скользит ниже и нажимает точно в центр, как раз туда, где это прикосновение сейчас просто необходимо. - Я не бабочка, дорогуша. Девочка бьётся на скомканной простыне, оставляя на тонкой коже блондинки густо-розовые отпечатки пальцев, по птичьи вскрикивает и обмякает. К виску прилипла тонкая, потемневшая от влаги прядка, над верхней губой стеклянной крошкой поблескивают мельчайшие капельки пота. Сейчас он красива, эта девочка, и отнюдь не просто "красотой молодости". Сейчас - она почти совершенство. И кому достанется... - Спасибо. - Благодарить за оргазм - дурной тон, детка. Впрочем, лови момент - до субботы всего два дня. - Не надо об этом, Рита. Пожалуйста. - Почему же? Такое событие. Праздник. Прекрасный благородный граф Парис тебя во храм Петра Святого введёт счастливой радостной невестой.... Скитер кривит тонкие губы в злой усмешке - долговязый Рональд Уизли меньше всего похож на благородного графа - тут никакая чистокровность не спасёт. А вот невеста у него будет... Радостная? Возможно - нельзя обманывать ожидания публики. Счастливая? А вот это - вряд ли. Гермиона Грейнджер резко садится, обхватывает колени руками. В карих глазах - смешная, почти детская обида. - Ты же знаешь... - Всё я знаю, дорогуша. Говорю же - лови момент, - узкие губы Риты кривятся ехидной усмешкой. - Скоро сама сядешь в стеклянную банку.... и не выберешься. - Что - ревнуешь? - Не обольщайся, детка. К тому же всё, что мне нужно, я уже получила. - Ты о чём? - Об эксклюзивном репортаже со свадьбы героев войны, разумеется. Освещать в прессе это событие буду только я, забыла, что мне пообещала? Гермиона отшатывается назад, прижимая к груди сжатые кулачки. - Так ты... из-за этого?! - Ну почему же. Не только. Слова падают в пустоту. Босые ступни шлёпают по паркету, девочка поспешно натягивает своё немудрящее бельишко, шипит сквозь зубы, не попадая в рукава мантии. Скитер, не поднимая ресниц, следит за её неуклюжими от ярости движениями. Нащупывает в складках простыни палочку, призывает с буфета пачку сигарет. Гермиона трясущимися руками собирает волосы в хвост, щёлкает блестящей заколкой. Заколкой в форме бабочки. - Ты получишь свой эксклюзив. И больше не смей... - Отлично, детка. Грейнджер кидается к двери. Звучно хлопает створка, из-за дубовой преграды слышно, как девчонка лавиной скатывается по лестнице. Скитер испепеляет окурок заклинанием и, накинув халат, опускается на колени перед камином. Пламя шипит, зацветает ядовито-зелёным цветом, рассыпает блёстки искр. -Редакция "Ежедневного Пророка"... Саймон! Тащи сюда свою задницу, старый пень. - Рита? - Она самая. Радуйся - свадьба Уизли и Грейнджер состоится в эту субботу. Мы можем официально освещать церемонию в прессе. - Отличная работа. Ты просто мастер, дорогая. Я... - Не верещи. Кстати - пошли туда кого-нибудь из новеньких. Я что-то неважно себя чувствую... ...Зелёные искры гаснут в камине как последние крохи осыпавшейся пыльцы. Глава 25. Волосы Драббл для Тупак Юпанки Пейринг: Люциус/Северус Жанр: драма. * * *
− Сев, тебе не надоело? − М−мм… нет. − Да прекрати. − Не могу… ты слишком… Руки Снейпа некрасивы − «совершенно маггловские», как иногда говорит Малфой. Про себя, разумеется: он знает, как болезненно его молодой любовник реагирует на любое упоминание о своей нечистокровности. Широкая кисть, плоские, вечно обкусанные чуть ли не до крови квадратные ногти, суставы утолщены, а тыльные стороны пальцев поросли крошечными чёрными волосками. Кожа на ладонях сухая, бледная, и вечно в разноцветных пятнах − последствия работы с зельями. Ещё в самом начале их связи Люциус по доброте душевной пытался дать Снейпу пару советов, но после осторожного «Север, надо быть внимательнее к себе…» в блестящих чёрных глазах появилось такое печальное выражение, что он сдался без боя. Слишком живо оно напомнило Малфою распределение по факультетам и то, как он впервые ощутил под рукой тонкие выпирающие косточки худого плеча. В конце концов, мальчик ещё растёт − девятнадцать лет, научится рано или поздно. Начнёт прислушиваться к чужим словам − и научится. Люциус ощущает затылком тёплую твёрдость колен Снейпа. Пальцы Северуса нежно скользят по его волосам, и эта робкая ласка кажется странно невинной − особенно после того, чем они занимались предыдущие полтора часа. Когда Сев осторожно накручивает на палец сверкающие серебристые пряди, на лице его появляется выражение почти экстатического восторга. Он даже глаза закрывает. И в эти минуты Люциус испытывает почти пугающую его самого нежность к этому смешному мальчишке и к его трогательной, самозабвенной любви. Любви, не боящейся холодного взгляда Нарциссы, брезгливой усмешки Беллы, грубоватых шуток приятелей. Любви, заставившей Сева без страха и сожаления последовать за любовником туда, куда тот позвал. Малфой слегка поворачивает голову и осторожно прикасается губами к худому колену. Как же Северус очарователен в своём самозабвении… эта влюблённость действует на Люциуса подобно наркотику. Право, он никогда не думал, что озлобленный тощий парнишка когда-нибудь станет ему так близок... и раскроется перед ним до самого донышка. Его мальчик. Только его. * * *
...Северус бережно перебирает длинные светлые пряди, любуется ими, жадно вдыхает тёплый аромат. Совершенно завораживающая мягкость - наверное, он никогда не устанет ею наслаждаться. Вновь пропускает их сквозь пальцы, подносит к губам − густые, тяжёлые… прекрасные. А если закрыть глаза, можно даже представить, что они - рыжие. Глава 26. Как строить отношения с телохранителем (инструкция Департамента магического правопорядка) Драббл для kasmunaut Бета: kenga_ Жанр: юмор-романс Пейринг: ГП/СС Рейтинг: R * * *
«Если вы наняли личную охрану не из соображений престижа или для внешнего антуража, а для защиты своей жизни, здоровья и имущества, то от вашего поведения во многом будет зависеть, насколько эффективно станут работать ваши телохранители. Существует ряд негласных правил относительно того, как лучше строить взаимоотношения со своими личными охранниками...» Стул под затянутой в глухой чёрный сюртук фигурой скрипит с каким-то злобным раздражением. - Министр, я вам сотню раз повторял: мне это не нужно! - Северус, пожалу... - Муд.. э-кхм... мудро ли с вашей стороны навязывать мне охрану? Да ещё в лице этого... - Северус, но это же необходимость! Мне уже месяц поступают тревожные сигналы: Неопожиратели готовят серию терактов. Аврорат перехватывал разговоры по каминной сети - там обсуждались планы, поминалось ваше имя. Северус, опасность слишком велика, а мы не можем позволить себе потерять такого специалиста, как вы. Желаете присутствовать на этой конференции - извольте... - Ну хорошо, хорошо! Чёрт с вами. - Вот и чудесно, Северус! Гарри... то есть. аврор Поттер будет ждать вас на Центральной каминной станции в назначенное время. Надеюсь, вы поладите. - Надейтесь... «Главное правило - вы должны полностью доверять своей охране. Всегда слушайте, что вам хочет сказать телохранитель. В его задачу входит разъяснить вам основные правила поведения охраняемого лица и давать советы и рекомендации, способствующие вашей безопасности...» Дверь гостиничного номера не успевает захлопнуться - в проём вклинивается крепкая, обтянутся джинсовой тканью, мужская нога. - Профе... - Поттер, отвяжитесь. - Я бы и рад, да не хочу потерять работу. Пожалуйста, постарайтесь не отходить от меня ни на шаг. И вообще. Мы так ничего и не обсудили. а мне надо знать распорядок вашего дня, посещения различных мест, а также... - Прямо сейчас я собираюсь посетить уборную. Изволите присутствовать? - С-сстарая с-ссальная сво... - Что-что? - Ничего. Вам послышалось. «В экстремальной же ситуации указания телохранителя обязательны для выполнения, и их нужно рассматривать как приказ. Учтите, что личный охранник постоянно анализирует ситуацию, которая складывается вокруг вас. В ряде случаев он даже интуитивно способен почувствовать опасность, при этом вы ничего угрожающего можете и не заметить. Поэтому, если телохранитель предлагает вам немедленно аппарировать, в ваших же интересах немедленно повиноваться, а не возражать. Будьте готовы к тому, что телохранитель может оттолкнуть вас в сторону или повалить на землю, этим он уберет вас с линии огня и спасет вашу жизнь...» В зале заседаний почтительная тишина, только поскрипывают тихонько десятки Самопишущих перьев. - ...таким образом, в период с октября по декабрь сего года на базе госпиталя святого Мунго нами было проведено двойно́е слепо́е рандомизи́рованное плаце́бо-контроли́руемое испыта́ние. Коллега в сиреневой мантии, да-да, именно вы, с разинутым ртом, что, впервые слышите такие интересные слова? Прошу прощения, я отвлёкся. Полученные данные позволяют с уверенностью заяви... - На пол!! На пол, блядь!! Грохот опрокинутой трибуны, стук упавших тел, визг, вспышки заклятий. - Слезь с меня, гадёныш! - Заткни хлебало, псих! - Ах ты... Хлопок аппарации. «Крайне важно для телохранителя иметь полное представление и о здоровье охраняемого лица. Ему необходимо знать, имеете ли вы проблемы со здоровьем, на что у вас аллергические реакции, какие зелья вы принимаете и какие не переносите, ваш уровень магии, группу крови и резус фактор, а также имена и каминные координаты ваших лечащих колдомедиков. В критических ситуациях эта информация может спасти вам жизнь...» В крохотной комнатушке, где с трудом помещаются старый диван, стол и пара колченогих стульев, валяются на полу два тела: подлиннее - в чёрной мантии, покороче - в алой. За грязным окном шумит дождь, мутные струйки стекают по тусклому стеклу. Тела раскатываются в разные стороны. Слышен треск рвущейся ткани, хрип, сдавленные ругательства. - Ты что сотворил, Поттер? Сорвал мой доклад! - Я твою жизнь спас, урод! В трёх футах стоял мудак, которого я только позавчера видел в ориентировке, он уже за палочкой полез, от тебя, кретин, мокрого места бы не осталось! Если бы не порт-ключ, ты бы уже со своими бывшими дружками в аду беседовал! - Пошёл вон! Ах-х.. чёрт... - Что такое? - Пошёл вон, говорю! - Ты чего за задницу держишься, Снейп? Он тебя задел, что ли? Чем? - Вон!! - Сэр, дайте я посмотрю. - Руки!! Поттер! - Не хотите - как хотите. Петрификус тоталус. Визг диванных пружин, ненавидящее шипение. - Как вы удачно упали, профессор, даже переворачивать не нужно. Так-с, а теперь вам придётся снять штаны... ни хера себе, вот так синячина! Как это тебя угораздило? Об трибуну что ли? - С-сс... - А? Смазать чем-нибудь? Вообще, тут должна быть аптечка, сейчас поищу. - С-сс.. -Скорее? Что, так больно? Потерпи пару минут. - С-ссука... - Я спишу это на шок, профессор. Стук аврорских ботинок по парктному полу. Скрип кухонной двери. - Кстати. У тебя отличная задница, Снейп. Даже с этим синяком. Изумлённое молчание. - Ладно, я за мазью. «К сожалению, встречаются клиенты, которые считают, что раз они оплачивают телохранителя, то он должен делать то, что ему скажут. Такие клиенты отождествляют телохранителя с прислугой и носильщиком и заставляют выполнять несвойственные ему функции. Это, по меньшей мере, неразумно. Телохранитель имеет максимум полторы секунды, чтобы ответить на угрозу, а если он несет вещи своего шефа, то попросту не сумеет вовремя среагировать, если только вообще заметит опасность...» - Ну вот и всё, ты как новенький. Ох, прости, забыл совсем. Фините инкантатем. Снова визг пружин, испуганный вскрик, стук затылка о паркетный пол. - Поттер, проклятый щенок! Я тебя прикончу!! - Не надо так нервничать, сэр. Я всего лишь оказал вам медицинскую помощь. И лучше вам убрать руки от моего горла, а то о характере этой помощи узнает некая мисс Божья коровка... Громкое чертыхание. - Вот и славно. Эй, вы куда? Отсюда нельзя аппарировать - барьер. - Чё-оорт.. Немедленно дай мне порт-ключ, недоумок! - Должен вас разочаровать, сэр, он разбился при падении. Придётся сидеть здесь некоторое время - пока коллеги доберутся. - Мерлин... - Да, я тоже не в восторге. Впрочем, в буфете, из которого я брал аптечку, оказалась бутылка огневиски. Хотите? Хоть время скоротаем... Пауза, заполненная негромким шуршанием заоконного дождя. - Чёрт с вами, Поттер. Давайте вашу выпивку. - Ну и отлично. Акцио огневиски. «Плох и обратный вариант, когда между охраняемым лицом и телохранителем устанавливаются настолько теплые и дружеские отношения, что они становятся приятелями, или когда телохранитель воспринимается как член семьи. Это опасно, поскольку будет мешать охраннику выполнять свои непосредственные обязанности. Между клиентом и охранником должна соблюдаться определенная дистанция...» - э-ээ... ну и вот, говорит он мне: "Поттер, я вас сюда не за красивые глаза взял. Учитесь работать". А я ему: "Сэр, как же меня заебали все эти упоминания о глазах..." Хмыканье. - Боюсь представить реакцию Робардса. - И не говорите, профессор. Он к-аак... - Впрочем, Гавейн м-мм... кое в чём прав... - Да? Давайте я вам ещё налью... - ...у вас и впрямь красивые глаза. Журчание льющейся мимо стакана жидкости. - Прекратите на меня таращиться, Поттер! Пауза. Шорох дождя. Грустный голос: - Да, я знаю, вам нравилась моя ма... - У вашей матери, Поттер, глаза были немного другого оттенка. Тишина заполняет комнату подобно густому туману, дождь, усиливаясь, хлещет в окна. Негромко звякает поставленная на пол бутылка. - Снейп, а вы знаете, что я сам напросился на это задание? - Поттер, а вы в курсе, что я уж три дня принимаю только холодный душ? Громкий скрип диванных пружин, шелест ткани, чмоканье. - Северус, блин... - Поттер... Копошение, шуршание, скрип и шум дождя сливаются в полнейшую какофонию. - Северус.. о... Ого! - Не болтай, Гарри... - Ближе. Скорее, мать твою! - Ещё учить меня будет... Лежи. - Ты... ты.. о Мерлин... - Лежи, я сказал... чёрт... боже... не дёргайся, я сам... - А... - Д-дааа... Ритмичные шлепки, стоны, вдохновенный мат. - Боже. Боже... не так быстро... Северус, умоляю... Северус, не сжимайся так, Се... бляа-АААА!!!!!!! Тишина, загнанное дыхание. Смущённый голос: - Прости. Бархатный голос: - Гарри, это было... - ехидно, - Быстро. Громкий скрип пружин, хохот. - Ну, держись, профессор! Громкие сосуще-чмокающие звуки. - Гарри... Гарри... не спеши... О, Мерлин, быстрее, малыш, ещё! «Охранная деятельность - очень сложный вид деятельности, связанный с большими физическими, моральными и психологическими нагрузками. Поэтому как бы вам ни хотелось, чтобы с вами постоянно находился, понравившийся вам телохранитель, ему все равно нужно давать отдых. Кроме того, для поддержания своего профессионального уровня сотрудники личной охраны в свободное от работы время должны регулярно тренироваться в условиях имитации реальных событий. В противном случае уже через 3-5 месяцев телохранители не смогут выполнить стоящие перед ними задачи...» Рыжеволосая красотка нервно топает обутой в модную туфельку стройной ножкой. - Аврор Робардс, я просто вне себя! Как вы могли дать ему такое задание, это же не лезет ни в какие рамки! - Мне жаль, миссис Поттер, но вы же понимаете, наша работа... - К чёрту такую работу! Он же женатый человек! Разве можно отрывать его от семьи так надолго?! - Джинни, дорогая, я ничего не могу сделать. Профессор Снейп выразил уверенность, что никто кроме аврора Поттера не сможет достойно защитить его от безумных фанатиков, и... - Но цикл лекций в ведущих магических университетах мира! Это же минимум несколько месяцев! - Около полугода, миссис Поттер. Потерпите немного, вы же понима... - Идите к чёрту!! Стук каблуков и удар двери о косяк. Грустный вздох. - Бедная девочка... Но тут уже ничего не поделаешь - служба. Глава 27. Семья Драббл для tiger_black Бета: kasmunaut Жанр: ПВП Пейринг: Джеймс Поттер/Сириус Блэк/Лили Поттер Рейтинг - NC-17 Предупреждение: трисам! * * *
Летними вечерами Годрикова Лощина напоена морем ароматов. Цветочные запахи смешиваются с сочной горечью разогретых солнцем дубовых листьев и густым духом влажной после дождя вскопанной земли на огородных грядках. От этой смеси кружится голова, и всё становится таким простым и доступным, что можно наконец вытолкнуть, выпустить наружу глубоко запрятанные желания. …Они валяются на траве в дальнем углу сада. Огромный дуб отбрасывает резную тень на разгорячённые лица. Джеймс лежит на боку, лениво поглаживая блестящий бочок запотевшей бутылки, Сириус раскинулся на спине, глядя в выцветшее от жары небо. Лили сидит, скрестив ноги, млея от солнечного тепла и выпитого усладэля. Так спокойно… хорошо. Не нужно спешить на заседание Ордена, не нужно планировать очередное задание… Воскресный вечер ничем не омрачён, он принадлежит только им троим – и никому больше. – Ну всё-таки? – Отстань, Джейми, – Лили смеётся, – что на тебя нашло? До января ещё уйма времени. – Нет, я лучше озабочусь пораньше. Так что ты хочешь? – спрашивает Джей, отхлёбывая из бутылки. Пенная капелька вытекает из уголка рта, скатывается по щеке и ныряет в примятую траву. – Да что угодно. Мне нравятся все твои подарки. – Нет, так нечестно. Я куплю тебе очередное кольцо, ты поблагодаришь, пихнёшь его в шкатулку и всё. Ну скажи, Лил, не будь злюкой. – Ты никогда не умел выбирать подарков, Сохатый, – лающий смешок Блэка дрожит в густом тёплом воздухе, – лучше и впрямь сказать ему, Эванс. Лили смотрит на рассыпавшиеся волосы Сириуса – их чернота кажется особенно яркой по сравнению с сочной зеленью разнотравья. Ехидное выражение смуглого лица рождает внутри какое-то странное чувство – чувство вседозволенности. Она тянется к мужу, забирает у него бутылку и допивает остатки – усладэль течёт по горлу, наполняя тело сладким жаром. Лили роняет бутылку на землю. Сейчас. Сейчас или никогда. – Хорошо. Скажу. Но дайте слово, что я получу любой подарок, который пожелаю. – Только не родственный визит к твоей сестрице, – предупреждает Поттер, – умоляю, Лил, только не это. – Нет. Зачем? Я хочу другое. – Не тяни. Мантия от Малкин? Те блядские маггловские туфли? Или… – Я хочу… посмотреть. – О, – роняет Джеймс Поттер после короткой паузы. Он пристально смотрит на жену, карие глаза за стёклами очков темнеют, ноздри раздуваются, словно у животного, почуявшего запах гона. Тишина в саду становится вязкой как мёд, теперь её нарушает только слабый шорох дубовых листьев. Лицо Лили горит. Она прикусывает губы, но отвечает мужу откровенным и бесшабашным взглядом, словно подталкивая его, и под этим взглядом Джеймс медленно садится. Изумлённый Блэк тоже приподнимается. – Ляг обратно, Мягколап, – негромко говорит Поттер. Серые глаза загораются пониманием. Блэк откидывается назад в траву. Джеймс подбирается к нему вплотную, вытягивается рядом, скользит пальцами по длинным волосам, по щеке, обводит губы, ласкает их, словно разминая – кожа вокруг блэковского рта наливается слабой краснотой. Потом опускает руку ниже, дотрагивается до смуглой шеи. Несколько легчайших прикосновений – и под его пальцами оживает, вибрируя подобно скрипичной струне, упругая артерия. Лили видит, как она бьётся, ритмично и нетерпеливо. Миссис Поттер вздыхает, подаётся вперёд. Рука её супруга продолжает своё томительное путешествие, распахивая клетчатую маггловскую рубашку, расстёгивая потёртые синие джинсы. Блестящая змейка молнии распадается пополам, и Лили вновь прикусывает губу – она знала это. Знала, что Сириус не носит… ничего лишнего. Джеймс спускает джинсы до острых, ещё почти мальчишеских колен любовника, и Блэк без малейшего стеснения раскидывает ноги. Полувозбуждённый член в обрамлении паховых волос кажется карамельно-розовым. Когда сильные пальцы Джеймса обхватывают его и несколько раз проходятся по всей длине, Сириус шумно выдыхает, а Лили придвигается ещё ближе, чувствуя, как по спине скатывается торопливая капелька горячего пота. – Смотри, но не трогай, – шепчет Поттер, продолжая двигать рукой. Член Блэка наливается упругой крепостью, покрывающая его гладкая кожа маслянисто поблескивает, а округлость головки темнеет, становясь похожей на пунцовый бутон тюльпана. Прозрачные капли, выступающие из крохотного отверстия, блестят словно росинки. Джеймс размазывает их по члену и вновь сжимает кулак, двигая им резко и ритмично. Дыхание Сириуса становится рваным, он мнёт пальцами остро пахнущую траву и вдруг со всей силы вцепляется в колено Лили – она вскрикивает от неожиданности, нагибаясь к нему, упираясь ладонью в напряжённый смуглый живот. Блэк коротко охает. Джеймс вдруг хрипло смеётся и ловит жену за руку. – Ладно. Один раз можно. Пальцы Лили смыкаются вокруг члена – о, вот это она умеет, и ничуть не хуже Джейми. Блэк вскрикивает, стискивает край подола её мантии. Ладонь ощущает жар и шелковистость легко скользящей блэковской кожи, тыльная сторона кисти – крепкую прохладу руки мужа. Миссис Поттер отстранённо отмечает: член Сириуса… другой, не лучше и не хуже – просто другой. И это так… необычно. В крови туго пульсирует возбуждение, ползёт по телу, упругим клубком сворачивается в животе, щекочет меж бёдер. Хочется склониться совсем низко, провести губами там, где сейчас хозяйничает рука. Джей разжимает пальцы, быстрой лаской проводит по щеке Лили, касается губ, и она, поняв и вся содрогнувшись от этого понимания, открывает рот. Задыхаясь от возбуждения, всасывает пальцы, облизывает. И, продолжая дрочить, изумлённо смотрит, как рука её мужа ныряет вниз, как исчезает между смуглых ягодиц, как выгибается, раскрываясь до донышка, Блэк – жадно и самозабвенно... А через полминуты содрогается сама – острый, почти болезненный стон и тепло растёкшейся по руке спермы становятся последней каплей. …Сириус открывает мутные, шалые глаза, смотрит на раскрасневшуюся обмякшую Лили, на до предела заведённого Джеймса. И тихонько смеётся. – Знаете, я тут подумал, – хрипловато говорит он, – а ведь до моего дня рождения осталось намного меньше… Глава 28. Вкусы и запахи Драббл для Ikaruschka Бета: Маграт Жанр: драма, юст. Рейтинг: PG-13 Пейринг: Регулус/Сириус Предупреждение: инцест! * * *
Самые ранние воспоминания Регулуса Блэка целиком состоят из вкусов и запахов. Отец пахнет чернилами, типографской краской с газетных листов и тушёным мясом, а иногда - в те дни, когда возвращается с охоты - кровью и палой листвой. Вкус у него горький и неприятный: это вкус любимого напитка Ориона Блэка - много позднее Регулус узнаёт, что он называется "огневиски". А у дежурных поцелуев отца на ночь вкус усталости и равнодушия... впрочем, его мальчик начинает различать много позднее. Мать поначалу пахнет приятно - молоком. Вкус у неё сладковатый - Регулусу нравится ощущать его на языке, он согревает его узкую грудь теплом и ощущением покоя. Но с годами запах и вкус мамы меняются: тут и пряная острота зелий, которыми она поит Регулуса, когда у него поднимается жар, и острая горечь её любимых духов – однажды он мячом сбил с её туалетного столика пузатый хрустальный флакончик и два часа просидел в своей комнате под надзором бормочущего Кричера, – и разнообразные кухонные запахи: одни наполняют рот жадной слюной, другие вызывают раздражение - опять шпинат!.. Но чем старше становится Регулус, тем явственнее различает запах разочарования - затхлый, как воздух в материнском кабинете, тяжёлый, как обтянутые кожей инкунабулы в библиотеке - позолота с них почти осыпалась, но когда листаешь ломкие страницы, на пальцах всё равно остаётся блестящая пыль - словно пыльца с крыла ночной бабочки... А однажды - в тот день, когда сова приносит из Хогвартса белый, исписанный крупным почерком конверт, тонкий носик Регулуса Блэка явственно ощущает запах отчаяния - тяжёлый, похожий на трупную вонь. С того дня, стоит мальчику услышать голос Вальбурги, во рту у него появляется привкус рвоты, липкий и кислый. Это вкус страха. Страха не за себя - за неё. Регулус боится не матери - того, что происходит с нею. Домовики не пахнут ничем. Позднее Регулус понимает, что это запах покорности. А ещё есть старший брат. Сириус Блэк. Си-ри-ус: уже одно это имя - сочетание букета вкусов и запахов, огненный взрыв, прохладный дождь, свежесть первого снега. Брат врывается в тесный мирок их игровой комнаты, наполняя его смехом и болтовнёй, он тормошит младшего, без устали таскает его за собой, исследуя самые дальние уголки дома на площади Гриммо и потаённые местечки в парке тётушки Друэллы. Сломанные ветки, тщательно изучаемые артефакты - к которым вообще нельзя было прикасаться, пышные усы, нарисованные несмываемыми чернилами на физиономии задремавшей в гамаке кузины Беллы - и её истерика, разметавшая выплеском стихийной магии всю посуду на чайном столе, крик матери, успокаивающий баритон дяди Альфарда... Но когда приходит время держать ответ, Сириус всегда выходит вперёд, а после предсказуемой трёпки говорит с деланной небрежностью: "Да ладно, Рег, оплеухой больше, оплеухой меньше...". Он рисуется, младший понимает это, ведь у смуглой щеки, в которую Регулус, утешая, тычется носом, давно знакомый вкус - вкус жидкой соли. Вечерами он выбирается из холодной постели и бесшумно крадётся в комнату старшего. Забирается под тяжёлое одеяло, приникает к угловатому телу в поисках тепла. Пока Сириус изучает окружающий мир, его брат с той же неутомимостью изучает его самого. Пальцы старшего пахнут шерстью его любимого книззла, а на вкус - будто лакричные палочки. Волосы – как смоченное дождём сено, у шеи – кисловатый запах свежего пота, в подмышках - резкая сладость мускуса... Брат словно драже Берти Боттс - никогда не знаешь, что будет следующим. Это завораживает Регулуса, и когда Шляпа отправляет его в Слизерин, счастье от воображаемой улыбки матери меркнет перед мыслью о том, что теперь вкус брата можно будет ощутить лишь следующим летом... А потом приходит день, когда Сириус и вовсе становится недосягаем, и с тех пор Регулус ищет его вкус у других - и не находит. Ни разу за всё недолгое время поисков. ...Однажды он сталкивается с братом у мадам Малкин - Регулус пришёл туда, чтобы забрать заказ матери, а Сириус сопровождает своих друзей - тех самых, чьи имена запрещено упоминать в особняке на Гриммо. Рыжая грязнокровка примеряет мантию для беременных, её очкастый супруг смотрит на круглый живот жены, словно на величайшую ценность в мире, а Сириус оживлённо болтает с жеманящейся хозяйкой. Когда он видит вошедшего в лавку брата, его губы сжимаются на мгновение, но спустя секунду отчуждённое выражение исчезает. Не обращая внимания на напрягшегося Поттера, он подходит к Регулусу. - Привет. - Здравствуй, - с прохладцей отвечает тот, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не приблизиться к Сириусу вплотную. Он глубоко вдыхает и слегка морщится - обоняние тревожит неприятный запах сигарет и маггловского фастфуда. И есть что-то ещё... ещё чей-то запах. Незнакомый. Ненужный. Непростительный. - Как ты? - В порядке... Не хочешь спросить, как ма… отец? - Я видел его в Хогсмиде на прошлой неделе. - Отец говорил с тобой? – несколько удивлённо спрашивает Регулус. Он слишком хорошо помнит тот, последний скандал: вопли, взрывающиеся светильники, гудящее пламя в каминах, рыдающие эльфы… А потом звонкий, как пощёчина, хлопок аппарации и резкий запах разлившегося Успокоительного зелья, сменившийся вонью палёной шерсти семейного гобелена. Этот запах обжёг ноздри Регулуса, а спустя минуту вокруг завыло и застонало – родовые заклятия дома Блэков расплетались, выбрасывая прочь те нити магии, что были связаны с бывшим наследником… В тот день отец дал матери слово, что с «недостойным отродьем» даже в одну зону аппарации не войдёт. - Говорил, - спокойно отвечает Сириус. – Но, надеюсь, у тебя хватит ума не посвящать в это дело матушку. Младший Блэк презрительно щурит глаза, лихорадочно придумывая достойный ответ. Одна из белошвеек Малкин пискляво смеётся какой-то поттеровской реплике, этот неожиданный звук заставляет Регулуса вздрогнуть, и старший брат вдруг говорит: - Рег... пойдём пока, посидим в "Котле". Хоть поговорим немного. - Как пожелаешь, – поборов удивление, отвечает младший. В "Дырявом котле" пусто - ещё слишком рано для веселья. Том дремлет за стойкой, однако, увидев нежданных посетителей, слегка оживляется. Они заказывают усладэль, Сириус закуривает, но, заметив неприязненный взгляд брата, вскоре тушит сигарету. Он явно чувствует себя не в своей тарелке и, чтобы скрыть это, медленно прихлёбывает хмельное питьё - Регулус напряжённо смотрит, как смыкаются вокруг зелёного горлышка яркие губы. Говорить не о чем - всё уже давно сказано. Брат словно сам не понимает, зачем сидит здесь – молчит, хмурится, царапает цветную этикетку, сдирая её с бутылочного бока, откидывает со лба длинную чёлку… И в конце концов не выдерживает. - Рег, перестань. Не надо так смотреть. Злость вдруг охватывает Регулуса, он выпрямляется, кусает губы - совсем как мать в приступе ярости, и на лице Сириуса тут же, словно зеркальное отражение, появляется та же злость. - А как надо, братец? Как?! Ты предал семью, опозорил нас в чужих глазах. О тебе болтают все – все до последнего эльфа! Думаешь, никто не знает, почему, имея в собственности дом дядюшки Альфарда, ты предпочитаешь жилище этих... - Прекрати. – Голос брата тяжелеет, блестящие радужки серых глаз вдруг наливаются пронзительной синевой – словно кровь у него и впрямь голубого цвета. - Их сюда не приплетай. Не надоело петь с матушкиного голоса? Хоть раз скажи, что думаешь сам! – А тебе это надо?! Да плевал ты, что я думаю, тебе важен только этот… - Заткнись, - бросает Сириус, стремительно поднимаясь с места. - Мерлин, какой я идиот, что предложил... к чёрту! - Ты насквозь провонял им! - рявкает Регулус, но голос почему-то срывается. - Да пошёл ты. Старший швыряет на стол горсть кнатов и выходит вон, не обращая внимания на взгляд бармена, позабытый им усладэль тоскливо остаётся на столике. Дождавшись, когда Том скроется в подсобке, Регулус хватает бутылку брата и делает жадный глоток. Торопливо пробегает кончиком языка по горлышку бутылки. Ещё раз. Ещё. И целую минуту верит, что теперь знает тот вкус Сириуса, который никогда не мог ощутить прежде. Вкус его губ. Глава 29. Лунные волки Драббл для .Джек. Пейринг: ЧУ/БУ Рейтинг: NC-17 Предупреждение: инцест, сомнительное согласие. * * *
Полнолуние выпало на двадцать четвёртое декабря, и в глубокой как колодец черноте зимнего неба над "Норой" висит блестящий диск — огромный, бело-голубоватый. В гостиной шумно, весело подмигивают рождественские свечи — их яркие юбочки из цветной бумаги украшены расплывчатыми потёками жёлтого и белого воска. Гирлянды из остролиста и плюща осыпаны сверкающими искрами зачарованных снежинок. Под пушистой рождественской елью вповалку лежат объевшиеся детишки: маленький Ал уже дремлет, сложив руки под испачканной пудингом щекой, неутомимый Фредди деловито потрошит последний подарок — поющие чары почти иссякли, и из золотисто-алой коробки вырывается лишь тихое шипение. Взрослые сидят у стола. Молли раскладывает по тарелками индейку, заливая дымящиеся куски густым крыжовенным соусом, Артур болтает с младшей невесткой о последних нововведениях в Министерстве. Джордж в очередной раз тянется к бутылке, но под орлиным взглядом Анджелины быстренько отдёргивает руку, делая вид, что не больно-то и хотелось. Флер устало обмякла на стуле, её ладонь, сжимающая яблочную дольку, покоится на огромном животе. Чарльз лениво отхлёбывает усладэль. Взгляд глубоко сидящих карих глаз скользит по гостиной, всякий раз возвращаясь к противоположному концу стола — к длинным рыжим волосам, небрежно собранным в хвост, к голубой шёлковой рубашке, к драконьему клыку, который, как длинная капля желтоватого воска, покачивается в мочке небольшого уха. Билл чувствует этот взгляд не кожей — нутром. Именно так щекотало под ложечкой, когда качели, подвешенные отцом на ветку старого вяза в саду, взлетали и стремительно падали вниз, а шершавые верёвки впивались в судорожно сжатые пальцы. Сейчас в животе ноет так же пронзительно и сладко. И голову кружит, и гудит глухо и мучительно в висках, и сердце то пускается в сумасшедший пляс, то застывает горячим комком, распирая обтянутую рубашкой грудь. Ему хочется уйти отсюда к мерлиновой матери: голоса родных и мурлыканье старого радиоприёмника терзают измученные полнолунием нервы как визг маггловской циркулярной пилы. А ведь он просил оставить его в покое на сегодня... но если маме впёрлось собрать на рождественский ужин всё семейство, то лучше даже не сопротивляться. Хорошо зятю — его спасло от этого издевательства очередное дежурство... На плечо неожиданно ложится чужая рука, и Билл Уизли дёргается, словно от прикосновения раскалённого металла. - Что? - хрипло спрашивает он, поворачиваясь к матери. Та протягивает ему до краёв наполненную тарелку. - Покушай, дорогой. - Спасибо, мам. Я не хочу. - Не хочешь индейки? Да как же так, Билли, что за глупости? Или... если хочешь, я быстренько сделаю тебе бифштексик, милый, как ты любишь, с кро... - Я не голоден! - рявкает Билл, с трудом преодолевая желание запустить тарелку в камин. Кто-то из племянников — уже не разобрать, кто — тихонько хихикает под ёлкой. Мать отшатывается назад, на её пухлом лице появляется обиженное выражение. Флёр обречённо качает головой и уже открывает рот, но её перебивает отец. - Я же совсем забыл! Смотрите-ка, что у меня есть, - он взмахивает палочкой в сторону буфета и призывает оттуда высокую бутылку тёмно-зелёного стекла. Длинное, как гусиная шея, горлышко окутано золотой фольгой. - О... это grand mousseix*, - Флер, пытаясь разрядить обстановку, оживлённо улыбается, - я видела такое... это магглы делают. Откуда оно у вас, Артур? - Подарок от знакомого из Международного Департамента, - отец неумело теребит тонкую проволочку, кряхтя, пытается отковырять столовым ножом пробку, - он знает, что я увлекаюсь... Билл прикусывает губу — шуршание фольги и отцовский голос рождают внутри острую, жгучую злобу, хочется вскочить, заорать... лучше даже завыть. Он непроизвольно стискивает в кулаке вилку... - Пап, давай лучше я, - Чарли встаёт с места и забирает бутылку. Хмурясь, он упирает донышко в грудь, быстро и ловко снимает проволоку, - сейчас мы его... Пробка, звонко чпокнув, улетает к потолку. Прозрачная искрящаяся струя вырывается из бутылки и бьёт прямёхонько в Билла — жемчужины щекочущих пузырьков оседают на щеках, на волосах, на ресницах, пенистая жидкость растекается по новой рубашке... Уизли ошеломлённо трясёт головой, чувствуя кислый вкус незнакомого вина. Гостиная наполняется свежим острым запахом, детским визгом, смехом и гомоном голосов. Билл их почти не слышит. Он чувствует тяжёлый взгляд брата, непроизвольно опускает голову и видит, куда тот уставился — на ставший полупрозрачным мокрый шёлк, из-под которого медленно проступают два шоколадных пятна сосков... - Чарли, ты только с драконами и умеешь! - Блин, я не могу, попили винца... - Акцио соль! Надо присыпать поскорее... - Какая соль, что за глупости, мам, просто наложи Тергео! - Джинни, Тергео портит тонкие ткани! Мерлин мой, Билли, милый, зачем покупать такие непрактичные вещи... - Молли, это же подарок на Рождество! - Милочка, да такую рубашку никуда в приличное место не наденешь... - Maman заказала её у лучшей портнихи Парижа! - Оно и видно... Билл Уизли вскакивает со стула и, боясь сорваться, выбегает из гостиной. * * *
В старой комнате Билла темно и стоит блаженная тишина. На посеревших плакатах в тысячный раз пасуют друг другу квоффл сосредоточенные игроки, две узкие постели у противоположных стен застелены старыми шерстяными покрывалами. Пахнет запустением. Билл навзничь рушится на кровать, сжимает трясущимися руками виски. Изнутри рвётся бешенство, оно клацает челюстями, поводит мокрым носом, блестит оскаленными клыками. В животе ворочается горячей комок ненависти к ним — безмозглым, тупым... свободным, Мерлин их всех разрази, свободным!.. Скрип закрывшейся двери заставляет резко подняться, и обострившееся зрение выхватывает из тьмы копну коротких кудрей — во мраке они кажутся чёрными — и широкоплечую приземистую фигуру. - Убирайся, - в горле Билла рождается низкий рык, - убирайся нахер. Ты достаточно повеселился сегодня, мудак. - Ещё недостаточно. Коллопортус! Квайтус! Голос Чарли, произносящий запирающие и заглушающие чары, звучит так знакомо, так... обещающе. Билл рывком вскакивает с постели, но не успевает сделать и шага: тяжёлое, горячее даже сквозь два слоя ткани тело валит его обратно на жалобно скрипнувшую кровать. Удар кулаком в лицо. Брат, глухо охнув, плотнее сжимает в ладони палочку и свободной рукой хватает Билла за волосы. Холодные капли крови из разбитого носа Чарльза падают вниз, скатываются в приоткрытй рот, металлический вкус кажется сладким и сытным. Билл на мгновение обмякает, и этого мгновения хватает Чарли, чтобы заклинанием содрать с него одежду. Он трётся о живот Билла, оставляет багровые подковки укусов на плечах и груди. Зубы впиваются в сосок, Билл орёт от острой боли, рвётся как безумный, пытаясь скатиться с кровати, но брат намного тяжелее. Колено вбивается между ног, сильные пальцы скручивают мошонку, вырывая второй вопль: - Пусти, урод! - Лежать! Глухие удары кулаков постепенно стихают. Чарльз прикусывает шею Билла - там, где подстреленной птицей бьётся упругий пульс. Пальцы зло и грубо лезут в задницу. - Пусти... - хрипит Билл, обмирая от боли. - Не дёргайся, дурак, насухую выебу! - Убью... - Не успеешь, волчара. - Сука! - Тихо-тихо... молчи, Билли, молчи... Сопротивление медленно слабеет, как и волны дрожи, прокатывающиеся по напряжённому телу. - Пусти... Чарли... Ча-аарли... - Нет. Пожалуйста. Пожалуйста, Билл. - Ча-аарли... не надо... - Надо. Ты знаешь. Ну же... дай мне... позволь... ну... Возня на кровати затихает. Билл прикусывает губы, сам — медленно и послушно — переворачивается на живот. Чарльз целует его плечи и лопатки, касается языком крупных светлых веснушек на тонкой коже. Его рука возвращается к ягодицам Билла, гладит их почти с нежностью. Он приподнимается, заставляет брата встать на четвереньки, накладывает нужные заклинания, успокаивает губами и скользкими пальцами вернувшуюся дрожь. Первое движение бёдер совпадает с тихим звуком, вырвавшимся изо рта Билла — так скулит наказанный щенок. - Тихо, - повторяет Чарли, размеренно толкаясь внутрь, - Билли. Биллли-ии... Он выкусывает имя брата зубами на бледной спине. - Билли... Вырисовывает поцелуями на потном затылке. - Билли... Вдавливает членом в горячую задницу. - Билли... Мокрая рука ныряет под живот Билла, находит член, сдавливает, выжимая тёплые густые капли. Короткий, полузадушенный крик, судорога, тихий всхлип. Билл Уизли утыкается лицом в ладони. Комок внутри растекается горячей лужей, растворяется в сладкой боли, исчезает, словно грязь под действием Эванеско. Крепкие руки брата помогают улечься, укутывают старым шерстяным покрывалом... Теперь в комнате пахнет не запустением, а пряным, густым запахом секса. Пахнет теплом. - Прости... - привычно шепчет Чарльз, гладя брата по голове. - Всё нормально... - так же привычно отвечает тот, - следующий раз - восемнадцатого... - Я помню. Спи, Билли. Спи. ...Теперь надо вернуться в гостиную — пока никому не пришла светлая мысль проверить, как там младший брат успокаивает распсиховавшегося старшего. Чарли накладывает все нужные чары, одевает спящего глухим непробудным сном Билла в джинсы и высушенную рубашку и тихонько закрывает за собой дверь. Чарльз Уизли профессионал — он много лет объезжает драконов. И только он может объездить зверя, который раз в месяц просыпается в его старшем брате. ----------- * — grand mousseix (франц.) - искрящееся вино, сорт дешёвого шампанского. Глава 30. Продуктивная симптоматика Жанр: джен, ангст, драма Предупреждения: в фике задействованы НМП и НЖП * * *
- Это отвратительно, - прошептал Рон, увидев, как в шестидесяти футах над землёй младший ребёнок вдруг завертелся волчком. Крохотная головка беспомощно болталась из стороны в сторону. – Это просто отвратительно...
"Гарри Поттер и Кубок Огня" * * *
- Доктор, а может быть всё-таки... - фраза оборвалась громким всхлипом. Рука торопливо приняла протянутый бумажный платок, стыдливым движением стёрла со щёк мутные брызги слёз, - Простите. Простите, ради бога, я так нервничаю... Доктор Майкл Хантер, Оксфорд, 1987 год, к. псих. наук, устало смотрел на обвисшую в кресле женскую фигуру. Вот так всегда. Мой Джон, моя Мэри, как же так, такой прелестный ребёнок, и вдруг... Док, это ошибка, мой малыш здоров, просто он всегда был необычным ребёнком, ему надо просто отдохнуть... Чёртовы социологи с их идеями создания «гуманной ресоциализационной среды», служба «Гайденс» - центры досуга, лагеря учёбы и труда, воспитательно-профилактические мероприятие, рисование, грёбаное пение хором... А результат один - неутешительный диагноз и неизбежная госпитализация. - Миссис Робертс. Мне жаль, но чем быстрее вы смиритесь с необходимостью помещения Джефри в клинику, тем быстрее мы сможем ему помочь. Прошу вас... - Доктор, поговорите с ним ещё раз! Я умоляю! - женщина вновь истерически хлюпнула носом - словно чавкнула жирная болотная грязь. В вырезе потёртого свитера поблескивала дешёвая серебряная цепочка, кожа под оплывшим подбородком собралась в дряблый валик... Хантер мысленно чертыхнулся. - Что ж, давайте сходим к нему ещё разок. ...В игровой комнате Центра психологической помощи подросткам-девиантам было многолюдно — дети смотрели очередное ток-шоу. Хантер пошарил взглядом по разноцветным головам и обратился к одному из сидящих на полу мальчишек: - Ник, где Джефри? - Кто? - тот неохотно оторвался от экрана телевизора, где грудастая негритянка с жаром доказывала ведущему, что пластическая хирургия - самое важное достижение человечества. Доктор вздохнул. - Джефри Робертс. - А, Псих-Они-За-Мной-Придут... вроде, у себя. - Спасибо. ...Парень свернулся клубком на краю кровати, лохматая голова выделялась на белоснежной подушке как растрёпанный клубок старых шерстяных ниток. На скрип двери он вскинулся и сел, напряжённо взглядываясь в лица вошедших. Миссис Робартс снова всхлипнула. - Джефри, сынок... - Мам? Ты меня заберёшь домой? Здрасьте, доктор. - Здравствуй, Джефри. как твои дела? - Нормально. Всё хорошо. - в серых глазах с лопнувшими сосудами стояла тоскливая хмарь. - Я домой хочу. Вы меня отпустите, правда? Я же ничего не сделал. Майкл улыбнулся. - Джефри, а как же Саймон Келли? Парень дёрнул головой и вдруг оскалился — доктор Хантер тотчас подумал, что когда в школьной столовой юный Робертс колотил своего одноклассника головой об пол, на лице его было точь в точь такое выражение. - Отвяжитесь! - Спокойней, Джефри. Ты же знаешь, я твой друг... - Друг?! - мальчишка взвизгнул, худые исцарапанные пальцы вцепились в край ярко-жёлтого покрывала на кровати. - Тогда отпустите меня отсюда нахрен! - Пока не могу. Ты можешь причинить вред себе и другим, понимаешь? - Не понимаю! Идите вы все! Все идите! Вы мне не верите, сволочи.. а они были! Были, ясно вам? Чёрные... внизу, маленькие, как букашки... и огонь, всюду огонь... - его голос стал монотонным, словно он повторял давно выученное наизусть, - смеялись... Меня тошнило... у папы лицо было красное-красное. А они всё смеялись! Понимаете вы?! - Сынок... - Заткнись! Мам! - теперь Джефри говорил умоляюще. - Ну мам, ну вспомни, вспомни, пожалуйста! Маски помнишь? А это - "вонючие магглы" - помнишь? А как у тебя рубашка задралась, и я увидел... - Господи, - миссис Роберт тяжело зарыдала. Джефри скорчился, обхватив голову ладонями и мерно раскачиваясь. Уже не обращая внимания ни на мать, ни на Хантера, он шептал: - Магглы... маг-глы... Лорд бы оценил, верно, Люци... вот такой квиддич мне нравится... В комнату торопливо вошёл один из педагогов Центра. Хантер кивнул ему. - Успокоительное? - Да. Вызовите медсестру, назначения есть в карте. Пойдёмте, миссис Робертс, - Майкл потянул рыдающую женщину к выходу. Придя в кабинет, он усадил её в кресло и достал из ящика стола типовой бланк. - Теперь вы понимаете? Этот приступ - один из многих. А вспомните - сколько раз ваш сын нападал на детей в школе? Продуктивная симптоматика, устойчивые бредовые идеи, слуховые и зрительные галлюцинации, неологизмы, дезорганизованное поведение... Миссис Робертс, Джефри нуждается в помощи. Я очень рекомендую вам согласиться на госпитализацию, пока не стало слишком поздно. - Да... - трясущаяся рука потянулась к бланку, - я всё подпишу, доктор. - Вот и прекрасно. Мы сегодня же переведём мальчика в клинику. Вы правильно поступаете, - Хантер облегчённо вздохнул. Слава богу, теперь у мальчишки есть хоть какой-то шанс. Правда, процесс безобразно запущен... но ничего, антипсихотики творят чудеса. ...Далеко-далеко, в Лондоне, аврор Долиш взмахнул палочкой, и на классной доске в кабинете Высшей школы Аврората появились чёткие строчки "Заклятие Обливиэйт". - Записывайте... итак, случаи прекращения действия чар регистрируются крайне редко. Однако известно, что у детей младшего возраста, вследствие бурной дифференцировки нейронов, возможно отдалённое самопроизвольное снятие Обливиэйта... записываете?.. так... именно поэтому чары не рекомендуется накладывать до семи лет включительно... а у более старших применять с осторожностью. Глава 31. Вдохи и выдохи Драббл для Маграт и tiger_black Жанр: романс, ангст Пейринг: ДП/СБ Рейтинг: NC-17 * * *
...В Хоге он иногда развлекался простецкой маггловской забавой - стрельбой горохом из трубочки. Дунешь легонько, и горошина упруго стукается об Соплеверусову шею, а этот идиот подпрыгивает и чешется - прямо сам ощущаешь, как толкнулся о тело крохотный шарик... Почему это вспомнилось сейчас? Наверное, из-за того, что выдохи Сириуса так же упруго толкаются в ладонь - будто тёплые горошины, а вдохи щекочут холодком между пальцами. Хорошо. Так хорошо. И заглушённые рукой стоны растекаются жидким мёдом от кончиков ногтей до предплечья, и острые зубы сжимают фалангу больно и сладко, и внизу тоже сладко - там, где горячее кольцо стискивает член и скользит по нему: вверх-вниз, вверх-вниз... Джеймс толкается в любовника со всей силы, и сочные шлепки его живота о круглую задницу Блэка эхом отражаются от стен ванной комнаты. Шуршит ткань спущенных джинсов, пряжка ремня звякает, цепляясь за швы между кафельными плитками пола, что-то глухо и однообразно постукивает... Мешанина звуков сливается в ушах Поттера в невнятный гул, и в какой-то момент этих звуков становится слишком много - оргазм взрывается в паху фонтаном кипящих сливок, обжигает лицо и грудь густым жаром. Джеймс со вздохом отпускает Сириуса, приваливается к стене. Стылый воздух ванной холодит влажный член. Поттер с довольной ухмылкой смотрит в злые серые глаза - Блэк, даже не подумав очиститься и подтянуть штаны, уселся голой задницей на край ванны. - И что это было? - Ничего. Просто захотелось тебе сунуть. - Нашёл время. "Сириус, ты не поможешь, что-то Запирающие на втором этаже не обновляются"... ага, блядь, только так не обновляются. Мудак. Внизу гостей полно. А если бы Ли... кто-нибудь вошёл? - Не вошёл же. - Иди ты. Ладно, раз такой крутой, закончи то, что начал, - Блэк проводит ладонью по набухшей головке стоящего члена, широко разводит колени. На правом небольшая ссадина. А... вот что это был за стук - о ванну колотился... Джеймс застёгивает рубашку и приглаживает растрёпанные волосы. - Ну? Долго мне ждать? - Я пас, Мягколап. Если так хочется, помоги себе сам. А я посмотрю. На точёном блэковском лице на мгновение появляется почти детская обида. Но уже через пару секунд в серых глазах разливается ярость - бешеная и жгучая. - Ага... так. Ладно, как скажешь, Джейми. Смуглая рука ныряет вниз, длинные пальцы обхватывают член - грубо, зло, - размашисто ходит из стороны в сторону острый локоть, напрягаются сильные мышцы на предплечье... Поттера хватает меньше чем на минуту. Он резко отталкивается от стены, один шаг - и уже прижимает Сириуса к себе, вжимая лицом в грудь, стискивая в кулаке длинные волосы. Потом сползает на пол. Блэк низко стонет, когда рот Джеймса обхватывает головку, и яростно двигающийся кулак начинает мягко стукаться о губы и твёрдый подбородок... Кончая, Сириус едва не грохается с бортика, только вцепившаяся в бедро рука Поттера предотвращает эту досадную неурядицу. Блэк стирает со щеки любовника брызги семени. Тот отстраняется: - Что, полегчало? - Вроде того. - Тогда пошли вниз... Можешь дальше окучивать эту сучку. - Чего?! - Что слышал, - Джеймс резко встаёт на ноги, и до Блэка внезапно доходит. Он спрыгивает с бортика, хватает Поттера за плечи. - Мерлин, Джейми... ну ты и дурак! - А ты - кобель. – Тот вырывается из его рук, но Сириус успевает обнять его за шею. Утыкается носом в ухо, шепчет насмешливо и нежно: - Дурак... ревнивый дурак... Ну чего ты... это же просто болтовня. Не больше. Честное слово. - Ещё раз к ней подойдёшь - выебу прямо там, на глазах у изумлённой публики, - рявкает Джеймс, но в голосе его уже нет злобы, только привычная усмешка. - Думаешь, я откажусь? - хохочет Блэк. ...Выйдя в коридор, Поттер оглядывается вокруг, прислушивается к доносящимся снизу голосам и взмахивает палочкой, гася свет в ванной. Сириус, замешкавшийся в дверях, вдруг поскальзывается на гладком кафеле. В арке дверного проёма его стройная фигура совершает какой-то немыслимый пируэт - кажется, он вот-вот грохнется спиной вперёд в жадную темноту. Джеймс успевает схватить его за руку. - Осторожней, дурень, расшибёшься. - Ну, ты же меня поймал, - ухмыляется Блэк. - Угу. На этот раз. ...Из гостиной несутся звуки музыки и смеха, а за окнами шелестят листья и медленно сгущается тьма. Глава 32. Лили Марлен Драббл для Маграт Бета: kasmunaut Пейринг: Лили Эванс/Марлин Маккиннон и ещё кой-какой :tease2: Рейтинг: PG-13 Жанр: драма, фем-слэш. * * *
– Эта рыжая опять на тебя пялится! – шипит Сев, не замечая от злости, что вылетевшая у него изо рта капля слюны приземлилась прямо на пергамент с домашней работой по трансфигурации. В ряду формул появляется расплывчатое чернильное пятнышко, и Лили болезненно морщится – терпеть не может кляксы. Взмахом палочки она возвращает работе приличный вид и раздражённо замечает: – Ну и что? Пусть себе смотрит. – Что ей надо? Может, задумала какую-нибудь гадость, а ты… Лили его уже не слушает. Она поворачивается и упирается взглядом в чужие глаза – синие-пресиние, словно морская гладь в Борнмуте, куда родители возили их с Туни прошлым летом. Даже не глаза, а глазищи – огромные, немного выпуклые, они блестят сапфировым блеском – как раз под цвет галстука. В мерцающей глубине отражением подстриженной до бровей пушистой рыжей чёлки играют золотые искры. Лили улыбается чуточку растерянно. И впрямь – что надо этой незнакомой девчонке? Северус прав, ведь это уже не в первый раз… – Привет! – Рыжая рэйвенкловка неведомым образом оказалась почти вплотную и теперь тоже улыбается – открыто и весело – Я Марлин. Марлин Маккиннон, шестой курс. – Привет… Я… – Лили Эванс, пятый, – смеётся та. – Вообще-то мы виделись – на факультативе у Слагхорна. Не помнишь? Ты ещё уронила черпак, и… – Да, точно, – хохочет Лили в ответ, – весь стол уделала, как первоклашка… – Лил, может, пойдём прогуляемся? – нервно спрашивает Северус. Он скособочился на краешке библиотечного стула, точь-в-точь растрёпанный воронёнок – кажется, сейчас захлопает крыльями и заполошно каркнет. Лили становится жалко друга, он ведь всегда так обижается, если она болтает с кем-то ещё… Она извиняюще улыбается новой знакомой и кивает Севу. – Да-да… пошли. Рада была познакомиться, Марлин. – Я тоже, Лили. Увидимся. – Да. …Через неделю Сев умудряется загреметь в Больничное крыло с бронхитом, и на факультативе Маккиннон занимает его место за лабораторным столом. Лили льстит внимание старшей, да ещё и чистокровной волшебницы: Маккинноны – одно из древнейших в Ирландии колдовских семейств, отец Марлин воевал в Первую Магическую вместе с Дамблдором – рэйвенкловка очень интересно рассказывает о тех временах. А ещё она обожает зельеварение, терпеть не может тыквенный сок и считает, что новая коллекция мантий у Малкин была просто ужасна, а мальчишки – все как один тупоголовые идиоты. У Лили почти нет близких подруг – у неё только Северус – на подругу он не тянет, а говорить с ним о мальчишках и мантиях как-то не очень. Целых четыре дня она счастлива как никогда, а потом Северус возвращается из Больничного и первым делом устраивает ей истерику: я думал, мы друзья, а ты все перемены болтаешь с этой… и всё такое прочее. Когда на следующем факультативе он, сердито сопя, воздвигает на столе бастион из своих учебников, Маккиннон только понимающе улыбается. Теперь они общаются далеко не так плотно, но всё равно Лили почти каждый вечер удаётся выскользнуть из гостиной и провести в компании Марлин хотя бы час – обычно они выбираются из замка и сидят у озера на поваленном дереве. Усладэль, разговоры, маггловские сигареты, которые подруга потихоньку утащила у своей старшей сестры – та работает в Департаменте ОМП и пристрастилась к курению у своего приятеля – маггловского полицейского… Марлин, кстати, тоже собирается защищать магический правопорядок, но она решила пойти ещё дальше – хочет подать заявление в Аврорат. И Лили искренне восхищается храбростью подруги. – Ты собираешься за него замуж? – как-то раз спрашивает Маккиннон, постукивая пальцем по горлышку опустевшей бутылки. – За кого?! – недоумённо спрашивает Лили. – За этого твоего… Снейпа. – Ты с ума сошла? Да мы же просто друзья! – А он об этом знает? Лили открывает было рот, но возмущённое «конечно же, знает!» прилипает к дёснам словно размякшая сливочная тянучка. Марлин смеётся. – Ты или дурочка, Лил, или просто привыкла к нему… ну, как к приблудной собачонке. – Не надо так о Севе, – напрягается Лили. – По-твоему, я не права? Ты ему слишком много прощаешь, вот что я тебе скажу. За тобой он следит, будто за слитком золота, а сам, между прочим, отирается в такой компании, что смотреть больно. Ты, кстати, в курсе, что эти ублюдки хотели сотворить с… – Не надо, я знаю, – Лили болезненно морщится. И тут же горячо добавляет: – Северуса там не было, точно тебе говорю! – Не было – так будет. Я хорошо знаю этот тип. Рано или поздно твой дружок подставит тебя по-крупному, ты уж мне поверь. Да сама посмотри – он же всех от тебя разогнал, ты только с ним время и проводишь. Ты ведь… ни с кем не встречаешься, да, Лил? Ни в Хоге. Ни дома. Лили не отвечает. – Лил? – Марлин мягко берёт её за подбородок. – Ну да, – устало говорит Лили. – Ты права, конечно… знаешь, я даже ни с кем не целовалась, представляешь? – С ним не тянет? – хмыкает Маккиннон. – Нет, – честно отвечает Лили, пытаясь справиться с предательской краснотой, которая огнём заливает лоб и щёки. – Вот как. – Лицо Марлин вдруг серьёзнеет. Неожиданно она склоняется к Лили совсем близко. Тёплые губы, мягкие и удивительно осторожные, приникают ко рту обомлевшей девушки… Поцелуй углубляется, наливаясь крепостью старого вина, туманя голову, заставляя сердце подскочить и задрожать мелкой вибрирующей дрожью. Пальцы Марлин щиплют и поглаживают сосок Лили – даже сквозь ткань мантии это прикосновение отзывается жаром внизу живота. В ушах шумит, и этот тревожный сладкий шум гасит все остальные звуки – шорох листьев, слабый плеск озёрной воды, скрип рассохшегося бревна… Лили плотно сжимает бёдрами узкую ладонь Марлин и млеет, ощущая, как кончики тёплых пальцев ласково поглаживают тонкую кожу. И позволяет увлечь свою собственную ладонь на чужое колено – а потом и выше. …Они умываются в озере, смеясь и плеща друг другу в лица прохладной влагой. Тёмная поверхность воды отражает две рыжих головы – коротко стриженую и обрамлённую длинными волнистыми прядями. – Это ведь… несерьёзно? – тихо спрашивает Лили. И улыбается, получив уверенный ответ: – Конечно. Но ведь тебе понравилось? – Очень. – Тогда – увидимся завтра? – Да. Они торопливо и бесшумно идут вдоль озера, спеша к замку. Внезапно Марлин замирает и хватает Лили за руку, таща её в сторону, под прикрытие кустов орешника. В сиренево-серой полутьме перед ними видны две фигуры в мантиях с гриффиндорской отделкой. Тот, что повыше, встряхивая длинными мокрыми волосами, что-то негромко говорит второму – лохматому, в знакомых круглых очках. Девушки переглядываются и на цыпочках бегут дальше. – Интересно, у них тоже… несерьёзно? – смешливо шепчет Марлин на бегу. – Возможно, – отвечает Лили. И добавляет про себя: «посмотрим». Глава 33. О цветах и романтике Драббл для kenga. Жанр: флафф:) Пейринг: ГП/ДМ Рейтинг PG Предупреждение: история относится к циклу "Квиддичная трилогия" * * *
...Дни рождения хозяев Малфой-мэнора всегда праздновались с размахом. Огромные дубы, окружающие большую парковую лужайку, были от корней до макушек опутаны сияющими гирляндами магических фонариков и походили на золотые горы. По периметру лужайки стояло штук двадцать резных столиков, за каждым из которых могло с комфортом разместиться четверо волшебников, а в центре возвышалась танцевальная платформа со специальными эффектами — последний писк колдовской моды. Её сверкающий пол то наливался сапфировой синевой, то зеленел или золотился под цвет дубовой листвы, то становился пламенно-алым. Розоватый купол Согревающих Чар, окутывавший лужайку, слегка вибрировал в такт музыке и пению десятка крошечных фей — их нежные звенящие голоса, усиленные Сонорусом, достигали самых отдалённых уголков парка, заставляя павлинов умирать от зависти. Домовые эльфы неслышными тенями скользили в траве, разнося подносы с напитками и закусками. Было весело и шумно: юные гости развлекались на платформе, а старшие сидели за столиками и беседовали, наблюдая за веселящейся молодёжью. - Иногда им немного завидую, знаете, - Гермиона поставила на столик опустевший бокал и тихонько вздохнула. Взяла спланировавший на скатерть дубовый лист, покрутила его в кончиках пальцев, бросила в густую траву. Жёлтого в листе было больше чем зелёного — под натиском осени лето неминуемо сдавало позиции... Сидящая напротив Астория понимающе усмехнулась. Главный Аврор Поттер кивнул и, не удержавшись, тоже посмотрел в сторону платформы — туда, где гомонила толпа парней и девиц в модных мантиях. В гуще народу выделялся "белобрысый паршивец, весь в папашу" (наименование, принадлежащее мистеру Р. Б. Уизли), а по-простому — Скорпиус Гиперион Малфой. Изогнувшись, как змей-искуситель, он шептал что-то на ушко смеющейся Розе Уизли. Шёки девчонки горели густо-розовым румянцем, а карие глаза, так похожие на глаза её матери, не отрывались от лица собеседника. К её правому плечу была приколота бутоньерка — сиреневая орхидея в окружении крошечных жемчужно-белых маргариток. Скорпиус вручил подруге эту изящную вещицу, как только Роза с матерью появились в парке, где на этот раз наследник Малфоев решил отпраздновать свой день рождения… Гермиона снова вздохнула. - Я понимаю, что это глупо: ведь в каждом возрасте есть своя прелесть. Но… Рон — ты ж его знаешь, Гарри, — не особенно умел ухаживать. А порой хочется вспомнить что-нибудь эдакое, вроде вальса под звёздами или корзины цветов… н-да. Идиотизм, конечно. Но всё равно грустно, что с романтикой мне не особенно повезло… Астория, а как у вас? - Да тоже невесело, - миссис Кармайкл сморщила тонкий нос, - Мерлин, всё-таки эти феи орут, как будто их… Однако, о чём бишь я? Так вот, моя первая помолвка проходила на фоне отцовской болезни – было, прямо скажем, не до вальсов с цветами. А вторая… Эдди может часами обсуждать способы купирования собачьих хвостов, но с романтикой у него всегда было туговато. Не то, чтобы меня это не устраивало, впрочем. Гермиона хмыкнула. - Ясно. Гарри, а что насчёт тебя? Тебе когда-нибудь дарили цветы? Главный Аврор озадаченно посмотрел на подругу детских лет и покрутил пальцем у виска. - С чего это вдруг? Джинни… - Да я не о Джинни! Я о Малфое. Вот теперь на скулах Поттера выступила густая краска. - Ты спятила, как я погляжу. - Почему это? - Сама подумай. - А что такого? Роман у вас был? Был. - в глаза Гермионы мелькнуло озорство, - Значит, и цветы вполне можно подарить… хоть разочек. - Да ты бредишь, Герм. - Гермиона, а вы представляете себе Драко с букетом алых роз? – в голосе Астории, словно пузырьки в маггловском шампанском, закипал смех. - Нет. Мне кажется, для его тонкой натуры это было бы слишком пошло. Вот гиацинты… или лилии… такие, знаете, перевязанные белоснежной атласной лентой… – на "атласной ленте" выдержка всё-таки изменила заместителю главы Департамента ОМП, и она залилась по-девчоночьи звонким хохотом. Миссис Кармайкл вторила ей. Поттер хмуро смотрел на смеющихся ведьм. - Не сердись, Гарри, - Гермиона мягко положила ладонь на его кисть, полуприкрытую золотым обшлагом форменной мантии. – Я понимаю, что от Малфоя можно получить только мандрагору в горшке… вернее – мандрагорой. По башке… прости-прости, не буду больше!! Или эту ещё… Мимбулюс Мимблетонию. - Ты путаешь его с Невом. - Да, ты прав. Ну, тогда – белладонну. Тоже подойдёт. - Ты о чём, Грейнджер? За смехом они не услышали аппарационный хлопок. Целитель Малфой, коротко кивнув сожителю, его подруге и своей бывшей жене, присел к столу. Он устало махнул рукой одному из прислуживающих домовиков, и тот моментально наполнил чашку хозяина его любимым чаем. Драко откинулся на спинку садового кресла, прихлёбывая горячее питьё. На бледных скулах появился лёгкий румянец, а серые глаза потеплели, словно отражая разноцветные огоньки магических фонариков. - Ты задержался, - Поттер смотрел на него внимательным взглядом. - Экстренный случай - всё уже нормально. Как праздник, удался? А где Серпенс? - Порядок. Серпенс Нарцисса укладывает. Набегалась сегодня… - Отлично. Так что там с белладонной, Грейнджер? - Не бери в голову, Драко. Мы просто говорили о цветах – кто и кому их дарил. И о романтике. - С чего вдруг? - Твой сын подарил мисс Уизли прелестные цветы, - ответила Астория, - вот мы и предались сентиментальным воспоминаниям. Малфой окинул взором сидящих за столом, потом повернулся в сторону и глянул на Скорпиуса с Розой. По лицу его зазмеилась усмешечка. - Естественно, прелестные - это же мой сын... Грейнджер, а романтика и ты – две по определению несовместимые вещи. Если ещё учесть, за кем ты замужем… - Малфой, - предупредил Гарри. – Остановись. - И впрямь… - Драко хлопнул в ладоши, вызывая эльфа. – Грамблер, принеси из моего кабинета подарок для мастера Скорпиуса. Тори, пойдём-ка, поздравим сына. - Конечно, - Астория незаметно улыбнулась Гермионе и встала из-за стола. - Хорошо, что Рон не пошёл сюда, - сказала миссис Уизли-младшая, когда Малфой с бывшей женой отошли подальше, - Всё опять кончилось бы маханием палочками. Мерлин, Гарри, как ты его выдерживаешь?.. Гарри? - А? - задумавшийся о чём-то Главный Аврор с каким-то странным смущением посмотрел ей в лицо, - Прости, не расслышал. - Как ты его выдерживаешь, говорю. - Привык, - буркнул Поттер. Подруга сочувственно кивнула. * * *
…На следующий вечер мистер Драко Малфой вывалился из камина в состоянии, близком к тихому бешенству. Он весь день проводил инспекцию в провинциальных клиниках, устал, как книззл, поохотившийся на докси, и сейчас мечтал только о горячем супе и мягкой постели, а впереди была ещё проверка статистических отчётов на три отделения. Драко скинул мантию прямо на пол гостиной и аппарировал в свой кабинет, надеясь до обеда посидеть полчаса с бумагами. В кабинете стояла тишина, а к привычному запаху дерева и сигаретного дыма примешивался какой-то странный, тяжеловатый, сладкий аромат. Малфой огляделся и впал в ступор, завидев на столе вазу со здоровеннейшим букетом лилий. Виски моментально заныли – он с детства не переносил эти цветы. Драко подошёл к столу, провёл пальцем по изгибу серебристо-белого лепестка, коснулся тонкой оранжевой тычинки. На бледной коже остался яркий след сыпучей пыльцы… - Не нравится? - неслышно вошедший Поттер смотрел напряжённо. В глубине зелёных глаз плескалось что-то, подозрительно напоминающее обречённость – вот сейчас как получу этим веником… Малфой помолчал. Слова не шли с языка… и ещё он почему-то испугался. - М-мм… нравится, - пробормотал он, чувствуя, как щёки и уши наливаются густой багровой краской. – Что вдруг на тебя нашло, Поттер? Гарри коротко выдохнул, подошёл вплотную и взял Драко за плечи. Тёплые губы неловко ткнулись куда-то в ухо, сильные пальцы сжались сильно – почти до боли. - Не знаю, - смущённо пробормотал он. И зарылся носом в малфоевские волосы. - Может быть, мне стоит проявить ответную любезность? – шепнул Малфой, скользя ладонями по его спине. - Не надо… - Ну что вы, мистер Поттер, не смущайтесь так, это, право, вам не по летам, - голос с пейзажа, украшающего стену над столом Драко, прозвучал так неожиданно, что Малфой и Поттер подпрыгнули, словно пара первокурсников, которых после отбоя накрыл в коридоре декан. Драко неслышно застонал, завидев меж древесных стволов на картине статную фигуру отца. Гарри нахмурился. - Сэр. В следующий раз предупреждайте о своём появлении! – рявкнул он. - Непременно, Главный Аврор, непременно… - Люциус подошёл поближе и ухмыльнулся, - Драко, а тебе точно стоит подарить мистеру Поттеру цветы... я даже знаю, когда. Двадцать шестого марта – чудесная дата*. Впрочем, будет лучше, если это сделает моя внучка. - Старый змей, - Поттер скрипнул зубами и окатил пейзаж бешеным взглядом. Но тут же хулигански усмехнулся, притягивая Драко к себе и накрывая его рот поцелуем. Краем глаза Малфой успел заметить, что отец недовольно машет рукой и, хмыкнув, скрывается за деревьями. А потом стало плевать – плевать на всё. Мысли стремительно исчезали из головы, словно растворяясь в жаре поттеровских губ, в тепле ласкающего языка, в горячей хватке ладоней... …Когда Гарри сполз на пол и уткнулся носом в пах Драко, в голове у Малфоя осталось только две мысли. Первая: надо убрать из кабинета все картины, сто раз уже собирался, но всё как-то руки не доходили. И вторая: надо срочно аннулировать сегодняшний заказ в магическом цветочном питомнике – на дюжину красных роз… -------------------------- 26-го марта в Британии традиционно отмечают День Матери. Глава 34. Истинные гриффиндорцы Драббл для kenga. Жанр: фем-слэш, драма. Пейринг: Гермиона Уизли/Гестия Джонс и ещё один намёком:) Рейтинг: NC-17 Предупреждения: ещё одна сайд-стори к "Квиддичной трилогии":))) * * *
Фарфоровые десертные тарелочки — недавно она была в деловой поездке, и в магическом квартале Лиможа не устояла перед хрупкой прелестью прозрачно-белых красавиц — танцевали в мыльной пене, ныряли в объятья кухонного полотенца и складывались в аккуратную стопку на буфетной полке. Плеск воды и нежный звон успокаивали. Монотонная работа нравилась ей с детства: перебирать детали Лего - с чувством, с толком - и прятать обратно в коробки, или рассаживать по ранжиру медвежат Тэдди — их было двенадцать штук, и все разных размеров. Позже, в Хоге, любила переписывать с черновика очередное эссе — перо знай себе шуршит, а сливочно-жёлтый пергамент постепенно покрывается рядами ровных строчек. Теперь, в Министерстве, все подчинённые знают: когда замначальника Департамента ОМП методично проверяет еженедельные отчёты по секторам - беспокоить её можно только в случае особо крупного ЧП — иначе можно здорово нарваться. А дома она любит мыть посуду и левитировать чистую на полки: чашки к чашкам, тарелки к тарелкам, и так далее... Вот только последнее время эти привычные занятия перестали приносить радость. Она боится оставаться одна в тишине. В голову лезут мысли — разные, и каждая новая кажется ещё более идиотской. Вот, например, сегодня с утра затылок буровило: а как бы это назвали близкие? Как-как... по всякому. "Adultère", - сказала бы Флер, полируя безупречно-розовые коготки. "Прелюбодеяние", - брезгливо заметила бы Минерва. "Вероломство, имя тебе, женщина", - хмуро бросил бы отец — он к месту и не к месту цитирует Шекспира, и иногда это здорово раздражает. "Блуд!", - взвизгнула бы Молли и наверняка добавила бы одну из своих кислых банальностей о детях и долге. А Гарри припечатал бы тяжёлым и жгучим "Измена"... И ещё Рон — вот от него можно ждать чего угодно: от пафосного "нож в спину" до площадной ругани. Но почему-то чётче всего представляется выражение почти детской растерянности и обиды — как в тот день, когда она вошла в Большой зал под руку с Виктором... Взмахом палочки Гермиона отправила последнюю тарелку в буфет, уселась на стул и закурила, глядя в окно — благо Рози в школе, муж сегодня допоздна проторчит в лавке, принимая товар, а Хью гостит у бабушки с дедом, и до их возвращения она десять раз успеет очистить воздух чарами. Есть время спокойно поразмыслить. Разложить всё по полочкам, как ту самую чёртову посуду. ...Конечно, и адьюльтер, и вероломство, и измена — всё подходит, да и ещё кое что — но лучше даже не озвучивать. И никакая это не любовь... так, погоня за уходящей молодостью, тоска по тому, что было невозможным и, пожалуй, ненужным в семнадцать лет — когда для неё существовала только одна рыжая голова и одни губы... Потрескавшиеся от ветра, липкие от шоколадушек и абсолютно неумелые — впрочем, можно подумать, она сама умела больше. Всё было хорошо, одним словом. Но года через два стало ясно: иногда надо ещё о чём-то поговорить, а точек соприкосновения-то и нет: в квиддиче она никогда не разбиралась, покупка новой мебели или планирование отпуска занимают ненадолго, а по сотому разу вспоминать палатку в лесу, клыки василиска в потных ладонях или какое дебильное выражение лица было у Хорька, когда ему дали под зад — как-то приедается. Ещё пять лет спустя обнаружилось, что голов в мире великое множество, и им совершенно необязательно быть рыжими, да и губ, прямо скажем, немало. Но уже была Рози — единственная и неповторимая, долгожданная и самая лучшая, — и миссис Уизли младшая решила, что оно того не стоит. Потом появился Хьюго, и жизнь покатилась по прямой, словно карета, везущая школьников в Хогвартс. Главное — не смотреть, кто в неё запряжён, хотя ты это прекрасно знаешь, но лучше всё-таки абстрагироваться: тогда можно предположить, что в постромках бьют копытами гордые гиппогрифы, а то и красавцы-единороги... Карета Гермионы Грейнджер-Уизли сошла с проторенной дорожки три месяца назад. Беспрецендентный случай — использование несовершеннолетним магом Непростительного заклятия — заставил Аврорат действовать совместно с Сектором неправомерного использования волшебства, который был подконтролен Департаменту ОМП. В тот день транспортники очередной раз бастовали, требуя прибавки, приходилось пользоваться аварийными порталами с ограниченным сроком использования, и, чтобы изучить материалы дела, Гермиона отправилась в Бат порт-ключом. Берти Пьюси, шестнадцатилетнего засранца, умудрившегося — летом! Спьяну! В парке собственного имения! — запустить полноценным Круциатусом в школьного приятеля, который что-то там не так сказал, допрашивали в присутствии адвоката и родителей. От Департамента ОМП пристутствовала миссис Грейнджер-Уизли, а от авроров — миссис Джонс, высокая крепкая брюнетка с лёгкой сединой на висках и яркими голубыми глазами. Гермиона немного помнила её по Ордену. Миссис Уизли и слова сказать не успела, как аврорша вцепилась в парня, будто нюхлер в блестящую безделушку. За полчаса она, не обращая внимания на вяканье адвоката и потрясённые лица супругов Пьюси, вывернула Берти наизнанку, выяснила, что заклятие он, от нечего делать, отрабатывал в Хоге на собственной сове, добавила к уже предъявленным обвинениям "жестокое обращение с животными", небрежным "Эннервейт" привела в себя сомлевшую мамашу, оформила протокол и собрала все необходимые подписи. Потом вызвала из коридора группу сопровождения, которой надлежало аппарировать Берти в Азкабан — до судебного процесса. Когда адвокат, вытирая потную шею носовым платком и громко обещая подать немедленную аппеляцию, выволок трясущихся родителей клиента в коридор, брюнетка повернулась к безмолвно наблюдающей за нею Гермионе. - Помнишь меня? Гестия Джонс, лучше просто Гес, - отрекомендовалась она и залихватски щёлкнула каблуками начищенных ботинок — в этом звуке чудилось какое-то весёлое издевательство. - А ты — Гаррина подруга. Выросла, ей Мерлин... Он о тебе очень высокого мнения, кстати. Называет "супермозг", - и неожиданно фыркнула. Гермиона не удержалась от улыбки. - Да, Гарри любит старые маггловские фильмы... - Не смотрела. Ладно, я, пожалуй, пойду — поболтаю с местными коллегами. До встречи. Она вышла из допросной, а до Гермионы вдруг дошло, что обратный портал откроется только завтра в восемь утра, и сейчас ей не остаётся ничего, кроме как отправится в заказанный номер. Идти туда не хотелось. До вечера она бродила по батским улицам, прогулялась по Квинс-сквер и магическому кварталу, и только когда красный диск солнца до середины окунулся за горизонт, а небо стало тёмно-синим, аппарировала в гостиницу. Она успела перекусить в маленьком маггловском кафе, но организм почему-то потребовал глоточка чего-нибудь... этакого. Гермиона отправилась в полупустой бар и заприметила у стойки знакомую фигуру. Джонс тоже увидела коллегу и улыбнулась. - Гуляла? - она сделала приглашающий жест, и Гермиона почему-то покорно залезла на высокий табурет. - Как тебе город? Бывала здесь раньше? - Нет, не доводилось. - А я была. Пять лет назад вела крайне интересное дело... бармен, два огневиски!.. так вот. Сижу как-то на дежурстве и вдруг сигнализация начинает голосить, как тестрал... Полтора часа спустя Гермиона плавала в густом блаженном тумане. Огневиски растёкся всему телу, как говаривал Джордж, "молочком от бешеной коровки". В дрожащем розовом мареве появлялась то широкая улыбка Гестии, то крупные деревянные бусины ожерелья. которое совершенно не подходило к ладно облегающей высокую грудь аврорской форме, то тонкие белые пальцы с зажатой в них сигаретой. Эти пальцы странно притягивали взгляд — нежная кожа на фалангах резко контрастировала с бугристыми, явно хорошо поработавшими на своём веку костяшками... Внезапно пальцы ткнули окурок в металлическую рыбку пепельницы. и мягко-насмешливый голос произнёс: - Э, девочка, я, кажется, тебя... заболтала. Пойдём-ка. А то у меня даже Антипохмельного с собой нет... парень! Получи-ка. Обхватив Гермиону за талию, Джонс повела её к лестнице. Рука у неё была сильной и неожиданно ласковой. Под ногами заскрипели рассохшиеся паркетины, потом ступеньки, потом зашуршал ковёр. Голова кружилась. Перед глазами мелькнули свечные огоньки, синие занавески с геометрическим узором, деревянные рейки потолка. Гудящий затылок обласкала мягкая подушка, руки раскинулись в стороны, словно пытаясь поймать края покачивающейся кровати. Рядом послышался тихий смешок. - Пить не умеешь. Девчонка... Язык беспомощно болтался во рту, непроизнесённые слова лопались на языке, как шипучие леденцы из Роновой лавки. Гермиона зашарила ладонью по холодным простыням и наткнулась на крепкие пальцы Гестии. На мгновение они сжались, потом коротко приласкали запястье — там, где суетливо бился пульс. Поползли выше, через ткань рукава погладили ямку у сгиба локтя, стиснули плечо, мягко, но неумолимо легли на грудь. Тугие петли нехотя выпускали из плена маленькие пуговицы, лямка бюстгальтера сердито врезалась в кожу, словно пытаясь преградить путь наглой руке, но та уже легко оттянула вниз кружевную чашечку. Сосок обдало холодным воздухом и тут же обожгло влажным жаром чужого рта... Гермиона вздрогнула и попыталась сесть. В тот же момент её пробила дрожь — подбородок быстро лизнул чужой язык, коснулся губ, распечатывая, разъединяя их... толкнулся внутрь, пробежался по зубам... Горячо. Остро. И никаких, мать их, липких шоколадушек — только вкус огневиски. Крепкий. Чистый. Охренительный. - М-мм... - Спокойно. Тихо. Не захочешь — ничего не будет. Гермиона погрузила пальцы в тёплые волосы на чужом затылке, нашупала под их покровом бугристую линию старого шрама. Застонала, погружаясь всё глубже в неведомую сладкую пропасть. Гестия вновь усмехнулась — её дыхание холодком пробежало по обнажённой шее замглавы Департамента ОМП. - Хочешь всё-таки... Потом всё вспоминалось урывками. Мягкое шуршание сброшенных на пол мантий. Тёплые прикосновения — к соскам, животу, коленям и бёдрам. Идиотский стыд за хлопковые трусики в голубой цветочек — она как-то не рассчитывала никому их демонстрировать, — негромкое хмыканье и горячий язык, лизнувший кожу в промежности — как раз между краем эти самых трусиков и паховой складкой. Раскинутые в стороны бёдра и тянущая, сосущая пустота где-то над лобком. Движения влажного пальца на клиторе — лёгкие, непрерывные. от которых хотелось завыть и задрожать как в ознобе. Успокаивающий шёпот. Пальцы внутри, язык снаружи — ласки синхронизированы так, что река ощущений стремительно набухает от со всех сторон текущих в неё маленьких ручейков наслаждения, и уже через полминуты разливается во всю ширь, окатывая тело скользким щекочущим жаром — от кончиков ног до макушки. Беспомощная сонливость, словно на веки брызнул тёплым молоком маггловский сказочник Оле-Лукойе. И горячее тело рядом. Тоже расслабленное и довольное. ...Утром, сквозь сон Гермиона почувствовала мягкое прикосновение пальцев к щеке и услышала спокойный голос: - Захочешь ещё — пришлёшь сову. Гестия Джонс, Хогсмид. Надеюсь тебя увидеть. - И хлопок аппарации. ...Она выдержала ровным счётом неделю. Поняла, что дальше ждать нельзя, когда во время очередного унылого рассказа о том, что вытворил пьяный Джордж, поймала себя на желании швырнуть мужу в голову миску с картофельным пюре. Гестия же сказала, улыбаясь: - А я была уверена, что ты придёшь. С тех пор они встречались каждую неделю. Гермиона не совсем понимала, зачем ей это надо, но впервые в жизни ей не хотелось ни думать, ни анализировать. И ещё она твёрдо знала — без этого её карета забуксует, а то и свалится в ближайшую канаву. * * *
Из гостиной послышался рёв каминного пламени и стук шагов. Гермиона, вздрогнув, торопливо уничтожила полуистлевшую сигарету и замахала палочкой, разгоняя дым. Вошедший Рон покривился, но смолчал и, подойдя поближе. чмокнул жену в щёку. - Привет. - Привет. Ты рано, ужина ещё нет. - Да и Мерлин с ним. Нас Джин пригласила на ужин. Хочешь? Перспектива поболтать с Гарри и Джинни, как и возможность повозиться с маленькой Лили — Гермиона очень любила племянницу — была много предпочтительней возни с очагом и бифштексами. Она оживлённо кивнула. - Я только переоденусь. В спальне было прохладно, огромное зеркало что-то тихонько напевало себе под нос. Сбросив домашнюю мантию и призвав из шкафа джинсы со свитером, Гермиона вновь услышала голос мужа. - Слушай, хотел напомнить: в пятницу мать звала на обед. постарайся не задерживаться на работе, ладно? Она тихонько застонала. В четверг Гес дежурит по городу, значит, в пятницу у неё будет выходной... как же не хочется терять вечер. Совсем забыла про этот чёртов обед. Ещё не успев толком ничего сообразить, но яростно желая избавиться от нудного визита, она крикнула первое, что пришло в голову: - Я не могу — мне в пятницу надо помочь Гарри. - С чем? - М-мм... ему нужен анализ всех правонарушений, которые расследовались совместно с Авроратом. Я пообещала. Так что обойдись один раз без меня, хорошо? - А что мне остаётся? - недовольно буркнул Рон. - Ей Мерлин, вы там у себя в Министерстве прямо не знаете, какой чушью заняться... - Не ворчи, дорогой, - Гермиона вышла из спальни, на ходу закручивая волосы в пучок. - Всё, можем идти. ...В гостиной Поттеров негромко мурлыкало любимое Джинни колдорадио и уютно тикали часы. Лили сидела, тесно прижавшись к тётке и показывала ей новое издание "Сказок барда Биддля", Рон с сестрой и Гарри бурно обсуждали будущий Мировой чемпионат по квиддичу. Потом Джинни вспомнила, что пирог с черникой должен вот-вот поспеть. Мимоходом улыбнувшись золовке и погладив по голове дочь, она вышла в кухню. Рон довольно хлопнул себя по животу и вдруг укоризненно сказал: - Так тебя в пятницу тоже не будет? Мама растроится... - Почему это? - Гарри посмотрел удивлённо. В линзах его очков бликовали свечные огоньки, - Буду, куда я денусь? - Как это? А этот, анализ ваш? - Какой, к Мерлину, анализ? Ты о чём? Гермиона почувствовала, как книга в её руках наливается чудовищной, неподъёмной тяжестью. Прижимающаяся к плечу щёчка Лили вдруг показалась горячей, как печка — до такой степени похолодело внутри. По спине стремительно прокатился колючий озноб. Она открыла рот, и тут раздался голос Гарри. - Чёрт. Слушай, спасибо, что напомнил. У нас завал с делами, я вчера полночи просидел с ребятами... в обшем, неважно. Совсем из головы вылетело. Герм, ты давай, не тяни с... анализом, а то я ж на тебя рассчитываю. - Говоря это, он смотрел на Гермиону. Очень внимательно смотрел. Она едва не всхлипнула от облегчения. Вздохнула, впервые в жизни стыдясь поглядеть другу в глаза. Отложила книгу и порывисто прижала к себе удивлённую такой горячностью племянницу. - Конечно, Гарри, о чём речь. - Стареешь, друг, - усмехнулся Рон. - Скоро придётся дарить тебе Напоминалки — помнишь, какая была у Нева? - Да иди ты... ...Поздним вечером, лёжа рядом с похрапывающим мужем, Гермиона дала себе слово, что в следующий раз десять раз подумает, прежде чем что-то сказать. Уснула она чувством сильнейшей благодарности к Гарри и твёрдой уверенностью в том, что всё-таки он истинный гриффиндорец, и всегда подставит товарищу плечо. И что она сама такая — сначала поможет, а потом будет разбираться. * * *
Эта уверенность ослабела только год спустя — когда с нею экстренно связался один из агентов и вызвал в редакцию "Ежедневного Пророка". Когда, задыхаясь от гнева пополам с изумлением, Гермиона Грейнджер-Уизли смотрела на колдографию, в полной мере иллюстрирующую специфику отношений между некоторыми представителями Аврората и Госпиталя святого Мунго. Она уже собиралась скомкать газету, но вдруг впилась взглядом в хорошо различимую на снимке малфоевскую кисть, ласкающую темноволосый гаррин затылок... Вытащила из пачки последнюю сигарету, прикурила от палочки агента. Потом уменьшила проклятую газетёнку чарами и аккуратно убрала в карман. И сказала устало и обречённо: - Тираж под нож. И вызови сюда двух надёжных Обливиаторов. Отвественность беру на себя. Глава 35. "Ритуал" ГП/ДМ * * * Чтобы попасть в Отдел Тайн, нужен допуск. А чтобы незаметно зайти в тамошний сортир — ловкость и быстрота. Слава Мерлину, в этот поздний час на этаже почти никого — Невыразимцы были бы изрядно удивлены, завидев мистера Малфоя, который со всем возможным достоинством шмыгает за облезлую дверь с вечной табличкой «Туалет в ремонте». Что может быть забавнее этого? Да ничего. Разве что визит в тот же сортир Главного Аврора. — Соскучился? — Меньше слов, больше дела, Поттер. Ритуал давным-давно отработан до автоматизма. Пока один накладывает Запирающие чары, второй занимается Заглушкой. Алая мантия падает на каменный пол, синяя аккуратно виснет на крючке. Писсуары беззвучно ухмыляются жёлтыми выщербленными ртами, ржавые краны кряхтят, под потолком перемигиваются пыльные лампы. Зеркала молчат. За долгую жизнь они навидались всякого — к тому же знают, что от этих посетителей можно заработать что-то посерьёзнее, чем пара новых трещин. — Снимай штаны, Малфой. — С радостью. Драко слегка потряхивает. На Рождество отец, бывало, говаривал, глядя на мнущегося у дверей гостиной наследника: «Ожидание праздника — тоже праздник, мой мальчик». Чёрта с два. Люциусу Малфою вряд ли когда-нибудь доводилось стоять с голой жопой в грязном министерском сортире. А если доводилось — о чём его сын надеется никогда не узнать — он должен понимать, как это мучительно: смотреть на неподвижную фигуру поодаль, ёжиться от покалывающего зад сквознячка. И жадно, остро желать того момента, когда на поясницу опустятся ладони. — Повернись. Возьмись за раковину. Расставь ноги. Поттер немногословен. За него говорят звуки — лязг металла, скрип кожи, шорох сукна. И жесты — неторопливые, уверенные. Драко видит в зеркале напряжённое смуглое лицо — и в сотый раз жалеет, что у него нет глаз на затылке. Страшно хочется посмотреть, как трётся о ягодицы член Поттера — настойчивый, налитый густой, обжигающей кровью. Впрочем, ощутить его в себе хочется ещё сильнее. — Давай, — говорит — уже почти стонет Драко. — Давай же… Поттер жесток. Умолять его бесполезно, оскорблять — бессмысленно, угрожать — рискованно. Однажды Драко уже остался в гордом одиночестве со спущенными штанами и растянутой дыркой. Пустой, разумеется — эта пустота терзала его неделю, а ночные попытки заполнить её собственными пальцами или согретым чарами дилдо оставляли лишь боль и злость. С тех пор Драко ведёт себя смирно. Слишком хорошо понимает, что сила не на его стороне. Терпит, кусая губы, пока Поттер вылизывает его шею, пока задирает рубашку и грубо дрочит член. Нет, это хорошо… но нужно больше. — Поттер… ну же… Мерзавец каждый раз умудряется разнообразить трах какой-нибудь новой деталью. То до боли прикусит шею, то с размаху шлёпнет по заднице, то скрутит сосок. А сегодня опускается на колени, и после привычного холодка Очищающего Драко чувствует, как к анусу прикасаются влажные губы. Не то чтобы с ним не делали этого раньше — но Малфой замирает. Его ягодицы раздвинуты, руки подрагивают от нетерпения, а дырке хозяйничает язык Поттера — лижет, щекочет, нагло лезет внутрь. Потом в задницу проникают два пальца — и вот тогда Драко начинает чуть слышно стонать. Зад одновременно жжёт боль и холодит поттеровская слюна. Потрясающий дуэт. Поттер хмыкает и встаёт на ноги. Драко облегчённо вздыхает. Сейчас. Сейчас всё будет. Край раковины впивается в живот, а пальцы бессильно скользят по волнистому фаянсу. Запах дешёвого моющего зелья, мелкие трещинки, проржавевшая воронка слива… В любой другой ситуации Драко Малфой и не прикоснулся бы к такому убожеству. Сейчас — плевать. Главное — чтобы ему вставили. Поттер ниже почти на полголовы. Драко приходится приседать, сгибая колени, и в этой идиотской, унизительной, похабной позе он чувствует себя лучше, чем где-либо. Член толкается внутрь — поначалу неглубоко, только для того чтобы окончательно растревожить жаждущую дырку, доведя Драко до позорного всхлипывания и ёрзанья, а потом — когда сладкий зуд становится непереносим — на всю длину. Немаленькую длину. Самую подходящую, самую необходимую, самую… идеальную. — Ох! — Он никогда не может удержаться от этого. Ритмичное трение внутри так прекрасно, так горячо. Поттер упирается лбом в спину Драко, водит ладонями по его животу, натягивает на член до самого основания. От каждого толчка в промежности разливается жар, наполняет всё тело дрожащей, сладкой болью. О… кажется.. уже. Мокрые шлепки кожи о кожу и давление в заднице подводят Драко на самую грань. Пальцы ног сводит, как на морозе, в паху горит, из пересохшего рта рвётся жалкий скулёж. Драко поднимает голову и видит себя в тусклом сортирном зеркале — полумрак стёр прожитые годы, разгладил морщины на лбу, наполнил черты почти юношеской нежностью. Похотливая гримаса похожа на страдальческую, и в неверном свете лампы не разберёшь, что за влага покрывает щёки — пот ли это, или слёзы?.. Драко с трудом поднимает руки. Впивается ногтями в грудь — туда, где слабой тенью белеют уже почти невидимые шрамы. — Сектумсемпра-а-а… — хрипит он сквозь прикушенные пальцы, насаживаясь на член Поттера так, что кажется, дырка вот-вот лопнет по швам. И кончает. И Поттер кончает тоже. И снова делает вид, что не услышал. Глава 36. "Его семья" ДП/СБ, ГП/СБ, ДП/СБ/ГП * * * – ...и запомни – Поттеры не делятся, Сириус, – говорит Джеймc, скользя кончиками пальцев по липкому смуглому животу. Дверь в спальню заперта, но окна распахнуты, и снизу хорошо слышен рёв музыки – выпускники Хога празднуют день своего официального высвобождения из лап профессуры. Жарко, пахнет огневиски и мятой, на полу валяется куча впопыхах сброшенной одежды, увенчанная парадной мантией Поттера – мантия Блэка сбилась комком в ногах кровати, в блестящем чёрном атласе зияют неряшливые дыры от вырванных с мясом пуговиц. Из-под груды шмоток выбирается помятая шоколадная лягушка и недоуменно квакает. Поттер коротко смеётся, склоняет голову. Припухшие губы мягко касаются влажного лба любовника, и Джеймс лениво улыбается, слыша ответный смешок. Блэк распластан на спине, его ноги раскинуты, а соски, истерзанные ногтями Поттера, набухли, словно две капли крови. Ему хорошо – насколько может быть хорошо человеку, которого только что вытащили за шиворот из Большого Зала, проволокли по коридору, втолкнули в спальню и выебали так, что теперь в зад можно кулак засунуть. То есть – очень хорошо. Это давняя и любимая забава: ходить по тонкому льду, провоцировать. Когда-то – мать, впадавшую в бешенство из-за любой мелочи, позже – старшую кузину, помешанную на чистокровных бреднях, ещё позже – Соплеверуса, который бледнел до зелени при виде Лили Эванс, отплясывающей рил с лучшим другом своего парня – рёв восторженных зрителей, звон скрипичных струн, рыжие кудри и чёрные пряди подпрыгивают на плечах в такт стуку двух пар острых каблуков... Но Джейми слаще всех. Потому что словесные пикировки в гостиной и тайные схватки во тьме коридора меркнут перед тяжестью руки на загривке, укусов в шею, пальцев, раздирающих зад, и остервенелых, выворачивающих наизнанку толчков... Блэк льнёт к руке Джеймса, раздвигает ноги ещё шире, зная, что сейчас загрубевшие пальцы неудержимо устремятся ниже, к распяленной, сочащейся спермой дырке, погладят скользкие воспалённые края и ткнутся болезненно-остро в самую сердцевину. Он облизывает сухие губы и тянет издевательски: – Не де-елятся? И это говорит человек, который подарил Рему свои часы, и на каждое нытьё Хвоста "я хочу в Хогсмид, дай мне невидимку, Дже-ееймс" бежит к сундуку? Всё ты врёшь, Сохатый. Ты щедрый. Участливый. Расточительный. Это... хле-бо-со-ольный... Он слышит, как мгновенно тяжелеет дыхание Поттера, и вскрикивает торжествующе и дико – пальцы врываются в зад с силой тарана, расходятся в стороны, и на миг Сириусу кажется, что он сейчас лопнет, истекая кровью, как спелая ягода – соком. Джеймс наваливается сверху, жарко дышит в шею и хрипит: – Ехидничаешь, зараза?... Нет, Мягколап, не делятся... и когда-нибудь я вобью это в твою сладкую задницу намертво. * * * Самое смешное во всём этом то, что сам Блэк вполне способен делиться. Много лет он делит Джеймса с Луни и Хвостом – делит спокойно и просто, потому что знает: когда две сущности сплавлены друг с другом, как два металла, соседство других элементов не вызовет в этом сплаве никаких изменений. Позже – с Лили, потому что знает: эта девушка сможет дать Джею то, чего сам Сириус не в состоянии, и она никогда не станет той ржавчиной, что разъест их союз – слишком умна для этого... и слишком влюблена. Делится с друзьями, с родителями, с коллегами, а много позже – с Гарри. Мальчик появляется на свет в тяжёлое, страшное время, он – словно светлое пятно в вихре безумия, страхов и крови, охватившего страну, и совсем скоро Блэк начинает любить его, как своего. Поначалу это просто пищащее в колыбели поленце, и Джеймс с Сириусом совершенно не понимают восторгов, расточаемых женщинами над кружевным свёртком. Потом – маленькая пухлая фигурка в цветастой пижаме: Гарри целеустремлённо ковыляет к вазе с фруктами, спотыкается о край ковра и зависает в воздухе – едва он начал ходить, все в доме стали мастерами чар Левитации… А потом время несётся вскачь: первая метла, измазанные мороженым загорелые щёки в кафе Фортескью, маггловский зоопарк со слонами и тиграми... Алый бок Хогвартс-экспресса, стук совиного клюва в окно и чтение письма вслух – Сириус ловит себя на том, что на каракули Гарри он смотрит с тем же умилением, что и его родители… Визит к Снейпу (Даже не думай, Джейми. С тебя станется опять подвесить этого уёбы... Блин! Лили, больно же!.. в общем, я сам с ним поговорю) – и сорокаминутная, прямо как в старые добрые времена, нотация от МакГоннагал, возмущённой тем, что преподаватель зельеварения получил в глаз от одного из лучших авроров Министерства... Квиддичный чемпионат, рождественские ёлки, посылки со сладостями, звонкие голоса в гостиной – темноволосая голова Гарри рядом с рыжей шевелюрой и буйством каштановых кудряшек, – смущённое "Сириус... а вот если мне нравится одна девочка... понимаешь, папу спрашивать как-то неудобно...", одобрительное "Вау, та самая рэйвенкловка? Да она красотка, Гарри. Ну, слушай..." Годы бегут один за другим, и Хвост уже давно перестал ехидничать, а Ремус – осторожно интересоваться, когда же Сириус переберётся в свой собственный дом. Это семья Блэка, другой ему не надо, и Заглушка с Запирающим на дверях спальни два-три раза в неделю стали так же привычны, как утренний кофе (кто первым встал, тот и варит: для Лили без сахара, но со сливками, Джеймсу чёрный, Сириусу с корицей), как совместная аппарация в Аврорат и озабоченный голос: "Пока, ребята... ой, Джей, ты опять забыл подстричь изгородь, Сириус, я сегодня буду поздно, так что ужин на тебе..." А время всё идёт, идёт почти незаметно, и Блэк и сам не понимает, что за магия так скоро превратила ребёнка, с визгом утыкавшегося лбом ему в колени, в юношу, который уверенно взмывает в небо на гоночной метле. Гарри настолько похож на Джеймса, что даже Лили порой ворчит насмешливо: «Этот ребёнок рождён без участия матери». Изредка Сириус забывается и обнимает его за плечи, как обнимал бы Джеймса – не то, чтобы в этом движении был какой-то подтекст, но ощущение выпуклой косточки под ладонью так знакомо, что он несколько раз ловит себя на том, что непроизвольно утыкается носом в путаницу коротких волос или тёплую щёку. Однако, заметив внимательный и задумчивый взгляд Джеймса, начинает контролировать себя... и совсем не задумывается над тем, как часто Гарри вызывается помочь с починкой мотоцикла или просит отработать с ним очередное заклятие. ...На семнадцатилетие Гарри в доме полно гостей. Луни с мученическим видом подливает в бокал жене сок – Тонкс теперь пьёт за двоих, Фрэнк и Алиса бурно обсуждают с Артуром, куда отправиться в отпуск, Лили потчует тортом благостную Минерву, Пит уговаривает Джеймса «вспомнить молодость и пойти вчетвером выпить в саду – как в Мародёрские времена»... За окнами грохочет фейерверк и раздаётся дружный смех – именинник пригласил половину своего курса и всех Уизли скопом. Праздник близится к концу, и Сириус, уставший после дежурства, потихоньку сваливает из гостиной. Он пробирается в дальний угол сада, где в ветхом сарайчике стоит его верный товарищ – Триумф Ракета III: хромированная сталь, сто сорок лошадиных сил, рекордный объём двигателя и охренительные ходовые качества. На выходных надо повозиться... проверить клеммы на акуме – что-то красавчик начал глохнуть на ухабах, потом обновить чары Невидимости и покатать Гарри по ночному Лондону... давно обещал. Он задумчиво постукивает пальцами по блестящей коже сиденья, и даже не сразу понимает, что светлый проём двери заслонила чья-то тень. – Сириус. Гарри щурится в темноту, негромко произносит "Люмос", и Блэк вдруг с какой-то нежной грустью осознаёт: это простенькое заклинание – признак того, что мальчик действительно стал взрослым. "Никакого волшебства на каникулах" – теперь не для него. Как же всё быстро... – Сириус, ты почему ушёл? Всё в порядке? – Конечно, Гарри. Просто устал. А ты что не со своими? – Тоже… устал. Гарри пробирается в глубину сарая, подходит к Сириусу вплотную, и тот машинально снимает с его плеча длинную извилистую ленточку серпантина, треплет взъерошенные волосы, улыбается: – А милашка Джинни не расстроится? Гарри вдруг краснеет, совсем как Джеймс – алыми пятнами на скулах, хмурится, зло встряхивает головой, и Сириус удивлённо спрашивает: – Малыш, что слу... м-мм... Прикосновение тёплых, пахнущих огневиски губ к его рту выходит таким же злым, как гримаса Гарри, и неожиданным, словно Ступефай. Это не поцелуй – почти удар, внезапный, нервный, но настолько сладкий, что Блэк забывает обо всем и отвечает так, что у Гарри подгибаются колени. По венам разливается жидкий огонь, член твердеет мгновенно, словно Блэку снова семнадцать, но спустя секунду осознание происходящего окатывает ледяным душем, и Сириус вздрагивает. Гарри молниеносно реагирует на эту дрожь: прежде, чем тот успевает отстраниться, отшатывается сам. Ошеломлённый Блэк, широко раскрыв глаза, смотрит на своего крестника и тут же застывает, понимая, что в сарае они больше не одни. Он по-звериному стремительно разворачивается и, чувствуя какой-то опустошающий ужас, видит в дверях Ремуса, Питера... И Джеймса. Хвост говорит: – Да ты спятил, Мягколап, это ж... Гарри говорит: – Сириус здесь ни при чём! Это я... Луни говорит: – Питер, заткнись. Гарри, пойдём с нами. Пожалуйста. Джей, умоляю – без глупостей. Джеймс не говорит ничего. Просто дожидается, пока поминутно оглядывающийся Хвост и твёрдо сжавший запястье Гарри Ремус не растворятся в гуще тёмных стволов, а потом, взяв Сириуса за плечи, толкает к стене. Он смотрит Блэку в глаза, прижимается лбом ко лбу, и Сириус вдруг ощущает в груди тяжесть всех этих прошедших лет – лет, связавших их столь тесно – как много их было?.. Поттер резко отпускает его и, не произнеся ни слова, уходит прочь. * * * Позже, когда гости отправляются по домам, и наступает тишина, Сириус бесшумно пробирается в свою спальню. Остаток вечера он провёл в саду с веселящейся молодёжью – поиски Джеймса и Гарри ни к чему не привели, а хмурый неразговорчивый Луни буркнул: "Они аппарировали вдвоём, чтобы поговорить". И добавил напряжённо: "Сириус, они отец и сын – не вмешивайся, дай им возможность обсудить произошедшее". И Блэк, пожалуй, впервые в жизни понял, что ему и впрямь не стоит сейчас метаться в поисках Поттеров. Но, уйдя в спальню, он ждёт – мучительно, вздрагивая от каждого шороха, готовясь стремительно сбежать вниз, едва заслышав в холле шаги... и спустя час, измотанный бесплодным ожиданием, отключается намертво. В себя его приводят осторожные прикосновения к груди – загрубевшие пальцы ловко высвобождают из петель пуговицы рубашки, поглаживают кожу, потирают соски. Запах – привычный и любимый, запах тела Джейми – щекочет ноздри, заставляет негромко застонать и приоткрыть рот. В тот же момент губы накрывает жадный поцелуй, и Блэк ощущает давно забытый вкус шоколада… Джеймс не ест его, он никогда не любил сладкое... В панике Сириус дёргается и видит над собой взъерошенную голову, очки, острые скулы... и пристальный взгляд зелёных глаз – эта зелень прожигает его насквозь, словно Круцио. Глаза Лили на лице Джеймса. Бешено рванувшись, Блэк пытается сбросить Гарри с себя, но спустя секунду понимает, что не в силах двинуться – тяжёлые ладони сжали плечи, придавили к постели. Он осознаёт – чьи это ладони, – и замирает от изумления, растерянности и в то же время странного, горького ощущения завершённости. А Гарри по-прежнему смотрит пристально и молчит – пальцы его продолжают свой осторожный танец на груди Сириуса. Потом они с какой-то робкой жадностью движутся вниз – и в тишине спальни тихонько взвизгивает медная молния. Джинсы сползают – словно змеиная кожа, ненужная, старая оболочка. Подрагивающие руки Гарри ложатся на бёдра Сириуса, разводят их шире, гладят, ласкают. Потом пропадают – чтобы, вернувшись, влажно прикоснуться к ягодицам. Скользят по ложбинке, не встречая сопротивления, движутся вглубь – неумело, но напористо. Блэк выгибается, запрокидывая голову. Скрипит матрас, и рядом опускается горячее тело – запах, кружащий голову, так давно любимый, становится гуще. И впервые с момента пробуждения Блэк видит лицо Джеймса... оно так похоже на Гаррино, и взгляд такой же – пристальный, нежный. Сириус невольно думает: что они сказали друг другу, каким был их долгий разговор, как случилось, что в его спальню они пришли вместе… но тут Джеймс наклоняется и целует его в губы. Это похоже на опьянение, тяжёлое и сладкое: пальцы Гарри внутри и рот Джеймса снаружи. Блэк из последних сил пытается поднять голову, отстраниться, остановить... но он знает, что его партия проиграна уже очень давно. И когда Гарри, повинуясь отцовскому голосу, осторожно прижимает колени Блэка к груди, тот не сопротивляется – лишь закрывает глаза. – Поттеры не делятся, Сириус, – шепчет ему в ухо голос Джейми. – Разве что друг с другом. Глава 37. "Кожа и слизистые оболочки" СС/ГП * * * В учебной комнате царила тишина, только шелестела бумага, да жужжал в шкафу с оборудованием неисправный Проявитель Врагов. Из-под плинтуса осторожно выкарабкался бандиман, прислушался и, тараща круглые глаза, засеменил вдоль стены. Щели между паркетинами манили его, как лавка Фортескью – сладкоежку: несмотря на старания дежурных, в них всегда можно было найти лакомства вроде крошек от печенья или сахарных крупинок. Тонкие веретенообразные лапки безостановочно шевелились, но вдруг замерли – бандиман принюхался и с восторженным писком вытащил из щели маленький обломок шоколадки. Он уже приготовился насладиться редким угощением, как вдруг сбоку раздался шум, который для его чувствительного слуха был сродни громовому раскату. От ужаса бандиман подпрыгнул, выронил шоколад и, оставив на полу зеленоватую лужицу дурнопахнущей слизи, ринулся обратно под спасительный плинтус. А вот тому, на чьей совести был шум, спасения искать было негде – хотя ему грозило нечто более неприятное, чем банальное Excuro. «Мне пиздец...», – отстранённо подумал Гарри Поттер, глядя, как круглая жестяная банка катится вперёд, подпрыгивает, ударяется о подножие кафедры и, покрутившись на месте, шлёпается в угол. Отступать было некуда – позади стена, зачарованная против аппарации, впереди – дубовый помост с высоким пюпитром, за которым неподвижно застыла знакомая чёрная фигура с волшебной палочкой в длинной руке. Парой секунд спустя половицы застонали под тяжёлыми шагами. Гарри выдохнул, собрал волю в кулак и встал – мысль о том, что его вытащат из-под парты за шкирку, как нашкодившего книззла, была отвратительна. Так... руки по швам, спина прямая, каблуки вместе – хотя Снейп и не был аврором, а всего лишь вёл в Школе дополнительные занятия, дисциплина требовала проявлять к нему то же уважение, что и ко всем преподавателям. Гарри вытянулся в струнку и прикусил губу, чтобы не заржать: уж больно удивлённым было обращённое к нему бледное лицо. Снейп замер в проходе между рядами парт. Удивление быстро сошло с его физиономии – он окинул Гарри взглядом, которого не постыдился бы и василиск, и гнусно усмехнулся. – Так-так-так... курсант По-оттер... – последнее вышло почти нежно, словно Снейп узрел в своём кабинете старого доброго друга. – Если знание устава меня не подводит, после отбоя вы должны находиться в спальне своего взвода? Гарри благоразумно промолчал – вопрос явно был риторическим. Он с каменным лицом смотрел профессору в переносицу, по курсантской привычке беззвучно молясь святому Огме* – может, сжалится и пошлёт немного красноречия: запудрить Снейпу мозги. Огма, однако, помогать не спешил. В памяти Гарри неожиданно всплыл четвёртый курс, яростный шёпот Каркарова и собственное, деланно спокойное: "Вот, собираю желчь броненосца, профессор"... на лбу у него выступили капли пота. Снейп помолчал, явно наслаждаясь ситуацией. – Так что, курсант Поттер? «Наряд вне очереди за нарушение дисциплины...» – Вы не желаете мне отвечать? «Два наряда...» – Да говорите же! – Виноват, профессор, – отчеканил Гарри, – я искал запонку. – Да неужели? – Так точно. – И где же она? – Вот, – у него хватило ума заранее сорвать с манжета рубашки овальный кусочек серебра с маленьким нефритом – подарок Джинни на прошлое Рождество, когда они ещё встречались. – Сэр. – Любопытно... и как она оказалась в моём классе? – Потерял на прошлом занятии, профессор. – И, стало быть, нашли? – Так точно, сэр. – Прекрасно. Что ж, я так понимаю, теперь вы можете отправиться в казарму. О вашем вопиющем поведении я сообщу мистеру Долишу завтра. – (Да и хрен с тобой, сообщай...) Есть, сэр. Гарри щёлкнул каблуками и чеканной походкой направился к двери. Он сам не верил своему счастью – наряд можно пережить, а через часик надо будет просто тихо вернуться сюда и уничтожить следы своего визита. И чёрт с этим обещанием. А вот Рону он сейча... и тут в прямую спину курсанта Поттера ударило: – А больше вы ничего не потеряли? Гарри, холодея, развернулся назад. Снейп стоял около кафедры, улыбаясь, как гиена. Носок его начищенной туфли упирался прямо в помявшийся жестяной бочок – он всё-таки заметил банку . «...приехали. Меня сгноят на гауптвахте. Или вообще отчислят. Мерлин, какой же я идиот – так подставиться...» – Это же ваше, Поттер, не так ли? Интересно... Смотреть на то, как Снейп нагибается и подхватывает банку, просто не было сил. Гарри закрыл глаза – с изнанки век улыбались знакомые лица, в ушах гудел рёв "Вещих сестричек" и громкие голоса: – Охрененная штука! Рецепт у одной ведуньи из Килкенни взяли... ну, усовершенствовали, конечно. Теперь только в Министерстве патент получить – и всё путём. – А чего это, чего, Фред? – Рон, тебе хватит. Хватит, я сказала! Так... поставь бутылку. Вот и славно, дорогой... Ребята, так что это за состав? – Ну что, братец Дред, повеселим нашу красавицу невестку? – А то нет, братец Фордж! – Так вот, Гермиона, это зелье... – ...самое лучшее, самое качественное... – ...и заметь, совершенно безвредное... – ...проверено по всем правилам... – ...нанести на кожу... – ...совсем немного... – ...впитывается довольно быстро, оставляет такую нежную масляную плёночку... – ... с запахом ванили... – ...и каменный стояк даже у столетнего старца! Гарри вздохнул – всё так же, не открывая глаз. Субботняя попойка с друзьями предсказуемо закончилась бурным обсуждением нового изобретения Фреда и Джорджа, восторгами, скептицизмом Гермионы, попыткой Рона намазаться зельем и воплями подруги, которая вырвала банку из рук мужа и всучила обратно близнецам. А когда Гермиона ушла спать (заручившись обещанием Рона не делать глупостей), кто-то предложил сыграть в карты на желание. Рон выиграл. Гарри проиграл. Когда он услышал из уст друга, что ему предстоит сделать, то поначалу просто покрутил пальцем у виска. Потом разозлился. Потом попытался образумить Рона. Но все было тщетно – к утру, признав, что карточный долг – святое дело, Гарри Поттер вышел из магазина "Ужастики Уминков Уизли" с банкой афродизиака в кармане. Рон пожелал, чтобы вечером Гарри пробрался в кабинет, где на следующий день Снейпу предстояло вести занятие, и намазал зельем черенки орлиных перьев, которыми тот заполнял ведомости. Близнецы уверили братца, что за ночь зелье лишь чуть-чуть потеряет свойства, и весёлое времяпровождение на уроке Снейпу обеспечено – когда прозвенит звонок, скользкая паскудина со всех ног помчится в подсобку дрочить. С одной стороны Гарри понимал чувства друга – после войны в его собственных отношениях со Снейпом наступило что-то вроде вооружённого нейтралитета – по крайней мере, они больше не оскорбляли друг друга в открытую, – а вот Рону доставалось по полной программе. В прошлом месяце Снейп трижды отправлял его в наряд по взводу, а это означало круглосуточный сменный караул у входной двери в спальню и, соответственно, бессонную ночь. С другой стороны – Снейп, как-никак, был героем, и здорово помог им в охоте за хоркруксами... что не мешало ему оставаться редкостным мерзавцем. В конце концов Гарри плюнул и решил, что за издевательства над Роном Снейп вполне может помучиться часок стояком. Вечером он прокрался в кабинет, обильно искупал черенки перьев в сладко пахнущем зелье и, с чувством исполненного долга, пошёл к выходу, но опоздал – в камине вдруг загудело и полыхнуло зеленью. Гарри едва-едва успел забиться под парту. Он просидел там десять минут, проклиная забывчивость Снейпа, который вылез из камина и начал копаться в своих бумагах, и свой альтруизм, заставивший одолжить Криви мантию-невидимку: Колин готовил фоторепортаж о "Торнадо Татшилла", и ему было жизненно необходимо пробраться к ним в раздевалку. А потом случилось страшное – грёбаная банка неожиданно выскользнула из потных пальцев и выдала его присутствие... * * * – Хм... Полынь, корень женьшеня, пыльца мандрагоры... Оригинально, мистер Поттер, я бы сказал, весьма оригинально. Не думал, что у вас такие проблемы... сожалею. Гарри вздрогнул и вытаращил на Снейпа глаза. Профессор сидел за столом, держа открытую банку в длиннопалой руке, и с интересом изучал её содержимое. Густая золотисто-зелёная масса блестела, словно шёлк. Снейп взял из ящика шпатель, зачерпнул зелья, понюхал и прищёлкнул языком. – Превосходный состав. Хотя слюны громамонта я бы добавил меньше... да и драконья кровь тут лишняя... видимо, ею пытались нейтрализовать некоторые эффекты настойки многогора – типичная ошибка начинающих... впрочем, о чём я? Мистер Поттер, должен заметить, что применять столь сильнодействующие препараты в вашем возрасте нельзя. Для начала вам следует посоветоваться с целителем. Я, пожалуй, напишу записку мадам Помфри – она должна знать, к кому обратиться. И не смущайтесь так. Покрасневший Гарри беспомощно и гневно смотрел на довольную снейповскую физиономию. Его разрывало от желания заорать: "Вы ошибаетесь!", но он слишком хорошо понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя. Пообещав себе как следует намылить Рону шею, Гарри прикусил губу, и тут его словно кипятком обварило: Снейп отставил банку и протянул руку к стаканчику с перьями... Реакция у Поттера всегда была отличная – он резво прыгнул вперёд и оттолкнул узкую ладонь. Стаканчик бухнулся на стол, перья рассыпались. Снейп рассвирепел. – Вы что себе позволяете, курсант? Я... Он не договорил. Тонкие ноздри дрогнули, на лице появилась задумчивость. Снейп пригляделся к перьям (Гарри мысленно попрощался с карьерой аврора, а возможно, и с жизнью), ещё раз втянул воздух... чёрные глаза загорелись пониманием и яростью. – Ах ты, маленький... – Сэр, не надо, – устало сказал Гарри, – я все понял. Приношу вам свои извинения за глупую и неуместную шутку. – Шутку? Да я... – Сэр. Снейп клацнул челюстями, словно крупп, и замолчал. Потом медленно поднялся на ноги – Гарри никогда не был трусом, но тут непроизвольно отступил назад. – Поттер. Вы невыносимый, безмозглый мерзавец. Вы по-прежнему считаете, что вам все позволено – и теперь окончательно обнаглели. Ваш отец... – Сэр, ни слова о моём отце! – рявкнул взбесившийся Гарри, – он давненько не слышал от Снейпа этих слов и несколько отвык. Профессор зашипел, как проколотая шина: – Щ-щенок! Завтра же ты вылетишь из Школы. Ясно? Вон отсюда! Не то чтобы Гарри не ожидал такого поворота событий, однако озвученное намерение Снейпа придавило его, словно мраморная надгробная плита. Он задохнулся от почти физической боли. "Сам виноват", – шепнул внутренний голос, и от этого стало совсем паршиво. Гарри вдруг представил себе, как Снейп идёт к Долишу и выкладывает ему всё, как на утреннем построении зачитывается приказ об отчислении "за издевательства над преподавателем путём применения тонизирующего препарата" – или как там сформулируют... Он скрипнул зубами и, презирая себя за желание умолять, быстро пошёл к двери. Жизнь рассыпалась на мелкие части, будто упавший домик из детского конструктора – был у него такой в детстве, Дадли рассщедрился (когда потерял половину деталей)... Гарри уже распахнул дверь и шагнул в коридор, но тут за спиной прозвучало негромко и как-то задумчиво: – Хм... А ну, постойте, курсант Поттер. Гарри медленно повернулся. Снейп развалился на стуле, поигрывая банкой. Взгляд его, как ни странно, утратил злость, но взамен наполнился чем-то неуловимо неприятным – так Гермионин Косолапсус смотрел на пакет с попискивающими сахарными мышками. Гарри вдруг передёрнуло. Снейп заметил это и усмехнулся. – Вот что. Где вы взяли это зелье? Гарри мгновенно подумал, что называть имена Фреда и Джорджа нельзя: Снейп тут же догадается, от кого исходила идея, и даже если Рона не отчислят на пару с ним самим, оставшиеся два года в аврорской Школе станут для друга адом. При всей злости на Рона Гарри ему такого не желал. Он лихорадочно соображал, как бы поудачнее вывернуться, но следующая фраза мигом отвлекла его от размышлений. – Впрочем, догадываюсь. Поттер, думаю, что я мог бы не предавать инцидент огласке. А наказание вам назначу сам. Согласны? Гарри вздрогнул. Наказание Снейпа явно будет чем-то крайне неприятным, если не чудовищным. Но всё, что угодно – от перспективы неделю выступать на занятиях в качестве объекта для отработки боевых чар до подвешивания за большие пальцы в подвале Школы (насколько он знал, подобное взыскание до сих пор фигурировало в уставе, хотя на деле не применялось уже много лет) казалось сейчас вполне терпимым по сравнению будущим без Аврората. Почти не раздумывая, он выпалил: – Согласен! Сэр. Снейп блеснул глазищами и вновь усмехнулся – у Гарри заныло под ложечкой. – Отлично. Тогда пройдёмте со мной. ...В маленькой подсобке горел магический шар, и тусклый свет озарял груды отслуживших свой век учебных пособий, пару сломанных стульев и шкаф с защитными мантиями. У окна стояло здоровенное разлапистое кресло – из прорех в обивке высовывались куцые хвостики овечьей шерсти – и круглый стол на массивной ножке. Гарри остановился в углу, непонимающе глядя, как Снейп заклинанием очищает столик от посуды, пергаментов и кофейных пятен. Через некоторое время тот закончил и, обернувшись к своему курсанту, сладко улыбнулся. – Прошу. – Что я должен делать? – с каждой секундой Гарри чувствовал себя все большим идиотом. – Прослушать небольшую лекцию о той области зельеварения, которая вам, скорее всего неизвестна... – (Гарри едва не подпрыгнул от счастья), – ...а для большей доходчивости вам потребуется снять брюки и лечь вот сюда, – Снейп нежно погладил столешницу. – Мантию можете оставить... но её придётся задрать повыше – так что, пожалуй, тоже снимайте. Да побыстрее, Поттер, что вы застыли? «Порка. Она тоже есть в уставе... И, в отличие от Хога, здесь не было Дамблдора, чтобы её запретить... Снейп в своём праве, а я... а я в полном дерьме.» Гарри рванул воротник мантии – горло сдавило, будто он каким-то образом перенёсся в тренировочный зал и оказался в удушающем захвате инструктора боевых искусств. Видимо, лицо его отразило всю гамму эмоций – Снейп моментально напрягся и процедил: – Спокойно, Поттер. Или вы выполняете мои условия – или мы сейчас отправляемся в кабинет директора, где вы подробно докладываете, как получили этот... состав, и с какой целью нанесли его на личные вещи своего преподавателя. Выбирайте. Рон. Рон, какой же ты идиот... вернее, идиот здесь в первую очередь я – а ты не должен страдать из–за моей глупости. И близнецы... зелье не запатентовано, они могут лишиться лицензии на торговлю... Тупик. Придётся перетерпеть. Но как я потом буду смотреть этому гаду в глаза... Надо решаться. Ещё секунда – я врежу подонку и свалю отсюда к чёрту. Гарри снял мантию и бросил её в кресло. Холодное отчаяние сковывало его – пальцы двигались с трудом, словно он час простоял в карауле на ноябрьском ветру, а грудь будто наполнилась ледяной водой. Знобило. Он подошёл к столику и завозился с пряжкой ремня. Снейп спокойно дышал за спиной, и это тихое, похожее на шум ветра дыхание по непонятной причине взбесило Гарри так, что перед глазами потемнело. Он одним движением стянул джинсы, и плюхнулся животом на столик. Если бы Снейп сейчас отпустил любой комментарий по поводу его позы, Гарри точно б сорвался, но долгие годы шпионажа довели интуицию профессора до заоблачных высот: он лишь невнятно хмыкнул и подошёл поближе. – Итак, курсант Поттер, давайте побеседуем о том, что сегодня произошло. В силу своей вопиющей безграмотности вы попытались применить к постороннему человеку зелье, вызывающее сексуальное возбуждение. Данную группу препаратов обычно обозначают термином "афродизиаки" – по имени древнегреческой богини любви... Гарри собрался и приготовился к первому удару. – Афродизиаки используются с древнейших времён. Способы их введения в организм ничем не отличаются от общеизвестных: возможно оральное, внутрисосудистое и наружное применение... В голове Гарри вспугнутыми совами метались мысли, одна глупее другой – говорят, во времена деканства Снейп сек своих гадёнышей... то есть, он не новичок в этом... интересно, что он трансфигурирует в розгу... и сколько раз ударит... – Последний способ подразделяется на два типа – препарат можно наносить на кожу, а можно на слизистые оболочки. И прошу вас запомнить, курсант – при нанесении на слизистые эффект оказывается значительно более скорым и стойким. Поэтому бесспорно, подобный способ кажется мне предпочтительным... Следующая мысль оборвалась, не начавшись: Гарри услышал негромкое «Incarcerous» и дёрнулся – первый раз, почувствовав, как запястья стянула невидимая верёвка, намертво приковавшая его к столику, и второй раз – когда вслед за новым, незнакомым заклинанием задницу изнутри словно окатило горячей водой. Он моментально понял, к чему была вся эта бодяга с кожей и грёбаными слизистыми, рявкнул и забился, как драконёнок в силках, но лишь долбанулся коленом о дубовую ножку. Потом ошарашенно притих – почувствовал, как на поясницу почти невесомо ложатся тёплые пальцы. Осознание того, что Снейп его трогает, вызвало залп ругательств и новые попытки освободиться, однако тот и не подумал останавливаться – пальцы пробежались между ягодиц, потёрли кожу и убрались прочь – чтобы вскоре вернуться и мягко, осторожно, мокро надавить на анус. Запахло ванилью. – Профессор, вы же знаете, что я вас убью? – доверительно спросил Гарри после небольшой паузы. – Позвольте, Поттер, а что вас не устраивает? – удивление в голосе Снейпа было почти не наигранным, – Вы ожидали чего-то другого? А как же принцип "око за око"? По-моему, будет вполне справедливо, если вы сами испытаете то, что уготовили мне. А в будущем это поможет вам научиться обдумывать свои действия... равно как и последствия оных. Палец надавил ещё раз и проник внутрь – очень бережно, надо сказать. Гарри засопел. Сопротивляться было бесполезно, к тому же в слова Снейпа были и впрямь в некотором роде справедливы. Гарри выдохнул, слегка расставил ноги и услышал задумчивое хмыканье. – Что ж, Поттер, продолжим. Палец выскользнул наружу, легонько погладил анус и вернулся обратно – на этот раз намного глубже. Гарри охнул – конечно, он немного экспериментировал раньше… но не до такой степени. – Общий принцип действия у зелий подобного рода выявить, пожалуй, нельзя. Одна подгруппа вызывает разогревающее действие… В заднице стало горячо. – …другая стимулирует кровообращение в области таза… Член Гарри живо откликнулся на эту фразу – лежать на твёрдом столе стало неудобно. – …третья повышает чувствительность нервных окончаний… Гарри зашипел сквозь зубы – по бёдрам, мошонке и животу разбегались крошечные жгучие искорки. – …но все они полноправно принадлежат к группе афродизиаков из-за конечного действия. А теперь небольшой исторический экскурс… И эта сволочь вытащила палец. Гарри не удержался и разочарованно охнул. Он непроизвольно двинул задом, словно стремясь вернуть ускользнувшее удовольствие, и Снейп вдруг вздохнул – не хмыкнул, как обычно, а именно вздохнул. – Скажите, Поттер, для вас это первый опыт... такого рода? – Не ваше де... – Гарри скрипнул зубами и все-таки ответил честно. – Практически – да. – Хм. То есть, предпочитаете активную роль? Я так и думал. Гарри замер. Не то чтобы он считал, будто Снейп не в курсе его ориентации – полгода назад "Пророк" посвятил этому целую полосу. Но прежде профессор никогда даже не намекал на это – что при его злом языке было весьма странно, особенно, учитывая то, как в свое время он зачёл целому классу статейку одной дамочки из отряда жесткокрылых. Гарри лихорадочно размышлял, с чего это Снейп о нём "думал" в таком контексте, но вскоре мысли покинули его бедную голову – препарат близнецов Уизли работал отменно. Снейп не соврал: эффект зелья оказался весьма, мать его, скорым. В члене появилось лёгкое жжение, лежать стало ещё неудобнее. Во рту пересохло. Гарри отчаянно заёрзал, понимая, что с пальцами в заднице было намного лучше – поглаживая, надавливая и растирая, они здорово отвлекали от происходящего с членом. А происходило неладное. Головка ныла и зудела, да и весь пах охватило что-то похожее на маленький пожар. Гарри, сцепив зубы, потёрся о стол. Интересно, как долго Снейп его здесь продержит? И получится ли добежать до ванной, не нарвавшись на дежурного преподавателя? Над головой вдруг прозвучало негромкое и ехидное: – Что, Поттер, невесело? В следующий раз подумайте, прежде чем делать. А ведь до конца лекции ещё далеко… Гарри безнадёжно выматерился. – Язык, Поттер, – автоматически заметил Снейп. – Впрочем… я могу облегчить ваши мучения. – а вот это уже было сказано тоном змея-искусителя. – Если попросите, конечно. Гарри было уже всё равно. Он был готов на всё, лишь бы избавится от боли в яйцах – даже на заклинание импотенции, даже на любой антидот – пусть бы по вкусу он был похож на драконье дерьмо. – Пожалуйста, сэр, – задыхаясь, попросил он. – Извольте, Поттер. В следующий момент Гарри вскрикнул от неожиданности – палец вернулся на прежнее место. Свободная рука Снейпа медленно поглаживала взмокший от пота загривок Гарри, а палец уверенно исследовал задницу. Он двигался быстро, но осторожно, и всё тело Гарри, казалось, пульсировало с ним в одном ритме. Через пару секунд Гарри, не удержавшись, ахнул: проклятый палец мягко нажал туда, куда он сам добирался лишь пару раз – лёжа в ванне и используя в качестве любриканта банальный лосьон после бритья. Вот только сейчас это было много приятней. Ритмичные нажатия вызывали в мошонке ощущение сладкой, горячей пустоты, а член, трущийся о мокрую от пота столешницу, зудел так, что Гарри стонал, уже не сдерживаясь. Но хуже всего был спокойный голос Снейпа – он журчал над ухом, и каждое слово отдавалось в животе, затылке и многострадальной заднице: – Спокойней, Поттер, спокойней, вы же понимаете, я предельно осторожен... однако, вернёмся к нашей беседе. С незапамятных времен алхмики разрабатывали магические зелья и искали вещества, способные оживить слабеющий эротический интерес или сделать занятия сексом похожими на соитие обезумевших от зова брачного инстинкта вейл... вам хорошо слышно? – О-оо... – Я так и понял. Многие виды пищи, так или иначе напоминавшие своим внешним видом гениталии, являются естественными афродизиаками. В первую очередь речь идёт об устрицах, бананах и сельдерее, нельзя забывать так же о корне женьшеня... раздвиньте чуть-чуть ноги, вам так будет удобнее... отличный эффект даёт и мандрагора... вы запоминаете? – О... о-оо... – Превосходно. Кстати, маги Вуду с древности используют для изготовления афродизиаков измельченный рог носорога. К сожалению, из-за этого популяция носорогов в Африке близка к полному исчезновению... не дрожите так, Поттер, вы сбиваете меня с ритма. – О...от-ва-ли-те... – Уже скоро, Поттер, не переживайте, похоже, вам осталось совсем немного... А общеизвестные кантариды, именуемые у магглов "шпанской мушкой" официально запрещены к применению Министерством Магии – они неэффективны и действуют лишь как мощный раздражитель, способный привести к невосстановимому повреждению члена... – А-аа!! Слово "член" из уст Снейпа стало последней каплей: Гарри зашёлся криком – тело словно скрутило в пылающий жгут – и судорожно забился на столе, обмирая от острейшего чувства высвобождения и размазывая сперму по гладкому дереву и собственному животу. Пальцы осторожно выскользнули наружу, напоследок почти незаметно погладив ягодицы. – Finite Incantatem. Лекция... окончена, Поттер. * * * Через минуту Гарри пришёл в себя, встал на дрожащие ноги, оделся и, покраснев до ушей, шарахнул Excuro по беловатой лужице на столе. Его корёжило при мысли, что сейчас придётся увидеть издевательскую рожу Снейпа, но иного выхода не было. Гарри медленно развернулся и окаменел. Снейп стоял рядом, спрятав руки за спину, и высоко задрав подбородок. На скулах у него горели яркие пятна – непривычный румянец словно сделал профессора на десять лет моложе и в сто раз уязвимее. Глаза мутно смотрели куда-то поверх гарриной головы, полуоткрытые тонкие губы обметало, потный лоб лоснился, как слоновая кость. А грудь судорожно вздымалась – чёрное сукно мантии, казалось, вот-вот треснет под бешеным напором. – Ступайте, Поттер... – хрипло сказал Снейп. – Вы свободны... Гарри нерешительно пошёл к выходу. Планы – надавать по ушам Рону, высказать всё близнецам, снять к чертям заляпанную спермой рубашку и обдумать произошедшее – как-то вдруг стёрлись из сознания. Перед глазами стояло лицо Снейпа - с этим его румянцем, приоткрытым ртом... У самой двери он обернулся и вновь посмотрел на профессора – тот по-прежнему стоял неподвижно и прямо, нервно сжимая кулаки. Что..... и тут в глаза Гарри бросилась золотистая жесть баночки с зельем. Он едва не заорал от восторга. «А-аа... Ах ты, чёрт меня возьми! Кожа! Слизистые, мать их, оболочки! Эффект! Каменный стояк! Око за око, блин!!!» Снейп переступил с ноги на ногу. – Поттер, уходите же, – глухо рыкнул он и прикусил губу. Гарри ещё чуть-чуть постоял у двери, чувствуя, как внутри вскипает азарт… и решительно развернулся. – Знаете, сэр, – сказал он, подойдя к Снейпу и глядя в расширившиеся чёрные глаза. – Мне очень понравилась ваша лекция. Я сам их не умею читать... пока. Но кое-что другое у меня неплохо получается. Рискнёте проверить? – и перевёл взгляд ниже. Гораздо ниже. Снейп не отвечал довольно долго. Потом облизнул губы и решительно дёрнул воротник своей мантии. ...Бандиман вновь выбрался из-под плинтуса – воспоминания о шоколадной крошке были чересчур свежи. Он осторожно пополз по паркету, но не успел даже сунуть лапку в щель – вопль, раздавшийся из подсобки, оглушил его намертво. Бандиман сломя голову кинулся вон из кабинета – лучше перебраться на кухню, там наверняка есть чем поживиться, и никто не шумит – разве что кастрюлю уронят – но к этому можно притерпеться. Тем более, что интуиция подсказывала – здесь похожие вопли могут стать регулярными. Глава 38. "Primо occupanti" (Первому занявшему) ДМ/ГП, ГП/?? * * * После вечернего майского неба – тёмно-сапфирового, с серебристыми блёстками первых звёзд – и сверкающих люстр Малфой-мэнора гостиная в доме на Гриммо казалась ещё мрачнее, чем обычно. Выйдя из камина, Драко словно шагнул в тенистый лесной полумрак – из распахнутых окон повеяло прохладой, а изображённые на потёртых обоях дубовые листья, казалось, слабо зашевелились. Драко моргнул, вглядываясь во тьму, стряхнул с подола мантии серые снежинки пепла и негромко позвал: – Поттер? Ответом стал лишь тихий скрип рассыхающейся мебели. Малфой усмехнулся и направился к двери. Поттер, скорее всего, торчит на кухне: для того, что планировал Драко, это вполне подходило. Он ощупал карман. Уменьшающие чары превратили пузатую бутылку пенного эльфийского мёда в крохотную стекляшку, но на качества напитка это не повлияло. А Поттер очень любил сладкую выпивку – за полгода тесного общения Драко прекрасно изучил его привычки. Малфой вообразил, как после порции мёда зеленющие глаза подёргиваются хмельной дымкой, как влажно лоснится знакомый пухлый рот... Поттер никогда не разбирался в зельях – и Драко готов был поставить фамильный перстень против старого носка, что крошечная доза афродизиака, которую он добавил в бутыль, сделает Избранного намного сговорчивее. Он облизнул тонкие губы. Полгода шёл к этому – с того самого момента, когда Гарри Поттер попросил разрешения воспользоваться содержимым библиотеки Малфой-мэнора "для проведения некоторых научных изысканий". Люциус беспрекословно пошёл ему навстречу: не в его интересах было отказывать победителю Лорда. А сам Драко готов был расцеловать тяжёлые гримуары – ведь именно благодаря им он смог вплотную подобраться к человеку, которого хотел уже несколько лет. Всё получилось на удивление просто. Поттер подходил к делу очень серьёзно: появлялся в мэноре несколько раз в неделю, закапывался в книги, что-то выписывал, морщился, хмурил смуглый лоб, и Драко, поначалу просто следивший за ним из-за двери, начал осторожно претворять в жизнь разработанный план. Время от времени заходить в библиотеку, со сдержанным любопытством интересоваться, как продвигаются дела – Поттер не особенно отрывался от дела, но разговор всё же поддерживал... Узнав, какая тема интересует Гарри и подивившись про себя либерализму аврорской Школы, Малфой предложил свою помощь. Поттер охотно согласился: перебирать тысячи томов в одиночку было затруднительно. Постепенно работа с книгами разбавилась болтовнёй и усладэлем, и через несколько месяцев они с Гарри общались совершенно по-дружески. Теперь, встречаясь с компанией Избранного где-нибудь на Диагон-аллеее, Малфой наслаждался видом багровеющей физиономии Уизела и поджатых губ грязнокровки. Поттер даже камин ему открыл – с этого времени Драко мог беспрепятственно попадать в дом на Гриммо. Потом "изыскания" завершились, но общение продолжилось – Малфой частенько бывал у Поттера в гостях. Правда, последний месяц они почти не виделись – у Гарри были какие-то дела, – но нынешним вечером Драко решил заявиться к нему без приглашения, на правах новоиспечённого, так сказать, приятеля. Конец рабочей недели – прекрасный повод выпить... и развлечься ещё одним способом – медовуха с зельем подготовит почву, ну а в своих талантах любовника Малфой не сомневался ни на йоту. ...Кухня оказалась пустой, и малая гостиная тоже. Драко слегка занервничал – каминный канал был открыт, значит, Поттер дома, но куда же он запропастился? Он поднялся на второй этаж, бесшумно прошёл по тускло освещённому коридору и застыл, услышав из-за дальней двери почти неразличимый стон. Поттер? Но – чёрт возьми – здесь же спальни. Мерлин, что такое?! Он рванулся вперёд, схватился за скользкую, как леденец, медную ручку... Дверь неожиданно поддалась, и Драко, не раздумывая, ввалился в тёмную комнату. Он услышал неразборчивое восклицание и дёрнулся назад, испугавшись бросившейся навстречу тени. Тень застыла в полосе слабого света, стелившегося от окна, и обратилась в обнажённую мужскую фигуру – невысокую, худощавую. Блеснули линзы очков, опустилась крепкая рука с зажатой в кулаке палочкой... Драко окатило волной жара – перед ним стоял Поттер. Секунду Малфой смотрел в напряжённое смуглое лицо, потом взгляд его неудержимо устремился ниже – на острые плечи, тяжело вздымающуюся грудь, худой живот, украшенный узкой дорожкой волос, – в темноте они были похожи на мазок чёрной краски. Голова закружилась, ноздри жадно втянули яркий и сочный телесный запах... Шагнуть вперёд Малфой не успел – воздух спальни дрогнул от всплеска магии, тьма под пологом огромной кровати собралась в плотный сгусток, метнулась наперерез и преградила ему путь. Драко вскрикнул, шарахаясь прочь и с изумлением глядя на существо, которое закрыло собой Поттера. Это была собака – гигантская, размером едва ли не с телёнка. Мощное тело топорщилось длинной дегтярной шерстью, когтистые, огромные, как у сфинкса, лапы прочно упирались в исцарапанный паркет. Пёс медленно склонил голову, из-под выпуклого лба сверкнули налитые кровью глаза. Верхняя губа приподнялась, обнажая ряд острейших зубов, и где-то в недрах собачьей груди родилось глухое ворчание. Постепенно оно набрало силу, перешло в страшный, словно громовые раскаты, могучий рык. Задребезжало оконное стекло. Пёс присел, готовясь к прыжку, окаменевшего Драко охватил дикий, леденящий ужас, и в этот момент Поттер крепко взял собаку за холку. – Спокойно... тихо, Мягколап. Всё хорошо. Драко вздрогнул. С трудом оторвался от этой безумной картины, мазнул непонимающим взглядом по стенам, по странным неподвижным картинам без рам, изображающим улыбчивых маггл развратного вида, по ало-золотому пологу... Вспомнил рассказы матери, истерическое шипение покойной тётки, скупые реплики Люциуса... потом внимательное лицо Поттера, склонившегося над пыльными страницами "Некрономикона"... Осознание пришло почти мгновенно – вместе с ощущением падения в какую-то тёмную пропасть. Он развернулся и, так и не сказав ни слова, пошёл прочь из спальни. Жалобно скрипнул паркет. В сумраке коридора длинная, обтянутая мантией фигура Малфоя казалась неестественно прямой, а шаги были тяжелы, словно шаги ожившей статуи из маггловской сказки. Светлые волосы стекали по закаменелой спине, и Драко и сам не знал, насколько сейчас похож на своего отца. Он чувствовал затылком взгляды двух пар глаз – собачьих и человеческих, но не видел, как верхняя губа пса вновь поползла вверх, открывая мраморно-белые, мокрые от слюны клыки – теперь это был не звериный оскал, скорее, издевательская усмешка. Не видел, как ладонь Гарри опустилась на огромную голову, утонула в густой чёрной шерсти, как дёрнулся пёс, извернулся, блеснув белками влажных глаз, и облизал эту ладонь розовым языком – от выпуклых венок на запястье до самых кончиков пальцев... Зато он услышал смех Гарри – негромкий, хрипловатый, предвкушающий, – и отзвук этого смеха заставил Малфоя прибавить шагу. Он промчался по лестнице, рванул тяжёлую дверь и, задыхаясь, вылетел на площадь Гриммо. Пропитанный маггловским смогом воздух показался неожиданно чистым, освежил рассудок, смыл из сознания густой, острый аромат, царивший в спальне Сириуса Блэка. Драко вспомнил, как блестели в полутьме собачьи зубы, и вдруг содрогнулся от болезненной злобы – вот бы эти зубы когда-нибудь отхватили достоинство Поттера под самый корень... Сунул руки в карманы, сдавил тонкое стекло бутылочки – и пальцы пронзила острая боль, рука стала мокрой – то ли от вылившейся медовухи, то ли от крови. Память издевательски подбросила картинку – мурлыча весёлый мотивчик, он осторожно, по капле, добавляет в выпивку афродизиак и мечтает о будущей ночи. Да... а вот этим двоим зелья явно не понадобятся... Драко скрипнул зубами. Чувствуя себя жалким неудачником, он быстро пошёл прочь от дома. После всех этих лет Драко Малфой не побоялся бы бросить вызов мертвецу... но чёрный пёс был слишком живым Глава 39. "Брачные узы" ГП/ДУ, ГП/?? Где бы он ни заснул, какое бы ложе – будь то жёсткая казарменная койка или мягкая, пропахшая лавандой постель в «Норе» – ни принимало его – каждую ночь Гарри Поттер просыпается от холода. В спальнях Академии установлены согревающие чары – но к утру пальцы на ногах превращаются в ледышки. Дом на Гримо полон старинных каминов – но сколько ни топи их, всё равно кажется, что спину осторожно поглаживают холодные руки. В «Норе» жарко и без огня – так много там любви, изливающейся на Гарри из распахнутых глаз, искренних улыбок и крепких объятий – но стоит уйти в комнату, которую он по-прежнему делит с Роном, даже уютное похрапывание друга кажется похожим на треск древесных стволов под поцелуями безжалостного мороза. Гарри кутается в одеяло, поджимает колени к животу, греет дыханием застывшие ладони – но тщетно. И он ищет, ищет тепла – и находит его в мягкой, душистой, как нагретая солнцем гроздь сирени, копне волос Джинни, в смехе любимой и её смелых прикосновениях... Летом Гарри покупает в самой дорогой ювелирной лавке обручальные кольца, и камни на них сияют ослепительно ярко – но не ярче глаз его невесты. И просит её смущённо: - Я не хотел бы пышную церемонию. Устал. Мы можем обвенчаться тайно? А расскажем всем уже потом… Прости, я знаю, что многого требую… Тёплая рука ложится на его губы, торопливо ловит слова в ладонь, и Джинни смотрит на Гарри нежно и понимающе. - Конечно. Конечно, как захочешь. Мы проведём магический обряд, а потом сообщим маме - будет тихий семейный праздник. …Маленький зал в Министерстве тоже пропитан холодом – им веет от древних стен, от каменных плит пола. Седоголовый маг говорит негромко и напевно, смотрит мягко, словно лаская взглядом склонённые головы брачующихся. Стоя друг против друга, Гарри и Джинни обмениваются кольцами. Едва тонкий пальчик ныряет в гладкий обод, фигурку будущей миссис Поттер окутывает серебристое сияние магии – Гарри улыбается, зная, что то же самое сейчас происходит и с ним. Джинни рассказывала, что потом коконы света сольются в один, и он загорится золотом… Внезапно Джинни отступает назад, лицо её искажается гневом. Распорядитель торжества удивлённо ахает. Гарри растерянно оглядывает себя и видит, что свечение вокруг него не серебристое – оно тускло-красное, словно запёкшаяся кровь. Он вздрагивает, бессильно роняет протянутую к Джинни руку. И слышит резкое, яростное: - Кто она была, Гарри? Когда ты успел?! Гарри не понимает, что происходит, чувствует лишь – случилось непоправимое. Джинни всхлипывает и вылетает из зала, цокая каблучками, словно маленький жеребёнок. Гарри бросается за ней, но на полпути застывает и оборачивается назад. - Я не понимаю… - глухо говорит он, - В чём дело? Старый маг смотрит сочувственно. - Вы не предупредили её? - спрашивает он. – Очень зря, мистер Поттер. Знаете, я и сам в недоумении – никак не думал… что это не первый ваш брак. Гарри даже не сразу вникает в его слова, но уже через секунду широко распахивает глаза. - Что за чушь? Как это – не первый?! - Ну как же. Вы ведь вдовец, Гарри? Изумление превращается в бешенство, и следующие две минуты Гарри орёт, понося на чём свет стоит ювелира, продавшего ему испорченные кольца. Но старик качает головой. - Кольца здесь ни при чём. Заклинание почувствовало след уже совершённого обряда, понимаете? Возможно, вы были помолвлены в детстве… но это вряд ли, тогда был бы другой цвет… Не дослушав, Гарри выбегает прочь из этого каменного склепа и аппарирует в «Нору», где его встречают заплаканная Молли и наглухо запертая чарами дверь в комнату невесты. Почти час он сидит под этой дверью, до хрипоты срывая голос, но в ответ ни доносится ни звука. Потом приходит растерянная Гермиона и с трудом уговаривает его спуститься вниз. Никто в доме не понимает, в чём причина ссоры, но Гарри видит осуждение в припухшем лице Молли, хмурых морщинах на лбу Артура, выпяченном подбородке Рона, и чувствует, как грудь знакомо наполняется холодом. Он молча выходит из дома. Тёмное небо пялится на него миллионами тусклых звёзд, и в этом безмолвном взгляде тоже порицание… Гарри судорожно рвёт узкий воротник парадной мантии и мчится к антиаппарационному барьеру. У него осталась одна надежда – и эта надежда в Хогвартсе. Портрет Дамблдора приветствует его улыбкой, но тут же хмурится и выслушивает сбивчивый рассказ молча, ни разу не переспросив. Потом тяжело вздыхает. - Я знал, что это случится, мой мальчик. Прости старика, в очередной раз я утаил от тебя кое-что важное… но тогда я не мог рассказать. Я… впрочем, лучше ты всё увидишь сам. Подойди-ка к этому шкафу. Всё ещё ничего не понимая, Гарри повинуется знакомому голосу. Дамблдор негромко инструктирует его, как снимать охранные заклинания с потайного ящика – спустя минуту в ладонь ложится пара хрупких пергаментных свитков и тяжёлый перстень-печатка. На чёрном фоне две серебряных звезды, меч и едва различимый девиз – Tojorus pur… «чисты навек». Холодея, Гарри торопливо проглядывает брачный контракт и завещание, моргает, словно ослепнув – остриём кинжала втыкаются в глаза крупные чёткие буквы подписи – Сириус Блэк. Свитки с шелестом падают на пол, перстень режет сжавшийся кулак. - Мерлин… не может быть! - Но это так, мой мальчик. Сириус не мог оставить всё тебе, пока жива кровная родня, а мысль, что его имущество наследуют кузины, была ему невыносима. Усыновить тебя он тоже не мог – это потребовало бы явки в Министерство, существовал лишь один выход: тайное венчание. Это был брак по доверенности, Гарри. Потом твоей тётке изменили память. Покажи эти документы мисс Уизли, и она поймёт, что ты ни в чём не виноват перед нею… - Кто проводил церемонию? – тихо спрашивает Гарри. - Я. Мальчик мой… Гарри подбирает упавшие пергаменты и выходит из кабинета, не обращая внимания на несущийся вслед грустный голос. Перстень в руке налился теплом, он тяжёл, как согретая солнцем галька. Оставив Хогвартс за спиной, Гарри медленно бредёт по дороге – в голове пустота, и сердце болит так, что кажется, грудь сейчас лопнет, разбрызгивая в стороны густые капли крови, красной, как то свечение, окутавшее его к маленьком каменном зале... Он доходит до опушки Запретного леса и обессилено садится прямо на землю. Когда рядом раздаётся скрип тормозов «Ночного Рыцаря» , Гарри молча забирается на потёртое сиденье. В «Нору» он не пойдёт. Не может сейчас никого видеть. В доме на Гримо холодно и темно, встрёпанный Кричер встречает хозяина удивлённым оханьем и кидается разжигать лампы, но Гарри машет рукой, отсылая его прочь. Он уходит в спальню Сириуса. Мёртвый камин похож на огромную тёмную пасть, лица манекенщиц на рваных плакатах улыбаются в полутьме, словно призраки. Гарри падает на кровать, закутывается в старое одеяло – в его затхлом запахе почти неуловимо проскальзывает знакомая, горьковато-табачная нотка… Он разжимает пальцы и подносит к глазам перстень Сириуса – перстень, который тот так и не надел ему на руку… Потом закрывает глаза и медленно, осторожно насаживает кольцо на палец. Руку окутывает жар – кровь несёт его по сосудам – выше, выше, к плечу, к шее, он охватывает грудь, затопляя её трепещущим маревом нежного тепла, потом всё тело, до кончиков ног, словно погружается в горячую ванну. Перстень будто пульсирует на пальце – и каждое его сжатие посылает горячую волну прямо в сердце. И в паху тоже загорается огонь – Гарри, почти не помня себя, разрывает застёжки мантии , дёргает пуговицу на джинсах. Ладонь скользит по члену быстро-быстро, словно боится опоздать, ободок кольца царапает тонкую кожу, боль сладостна и долгожданна, и слепо глядя во тьму, Гарри видит перед собой картинки того, что могло бы быть. Две слившиеся серебристые ауры, властный поцелуй, оранжевое пламя в камине, узкие губы, ласкающие живот, тяжёлое тело сверху, утренний свет в окно, завтрак с кофе и булочками, знакомый смех, похожий на собачий лай… И он кончает, бешено, ярко, и чувствует, как кокон чудесного тепла сжимается вокруг, будто крепкие объятия. …Сон отступает тихо и плавно, как морской прибой, Гарри открывает глаза, наслаждаясь уютом нагретой постели и бездумно улыбается. Тепло... Спальня наполнена солнцем , в золотых лучах танцуют пылинки. Он лениво поворачивает голову и вздрагивает, увидев рыжие волосы и виноватый взгляд – Джинни сидит на краю постели, робко теребит край старого одеяла. - Гарри, - она запинается и вдруг всхлипывает, - я всё знаю. Прости меня, милый, прости, я была так неправа! Я должна была тебе поверить, я просто ошалела, извини, Гарри! Хороший мой… мне так жаль… ты, должно быть, себя ужасно чувствуешь. Пойдём скорее к нам – все тебя ждут. Гарри смотрит в её растерянное лицо, слышит покаянный голос. И ощущает, как остывает надетый на палец перстень, и холод, знакомый и привычный, медленно заполняет сердце – теперь уже навсегда. |
| "Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом" |