Змеёныш

Автор: st.Marta
Бета:Black Mamba, до 11 гл. вкл Liebe, Tom-book, сhemi (16 гл.) Сара Хагерзак
Рейтинг:PG-13
Пейринг:СС, ГП, СБ, РЛ, ЛМ, НМ, ДМ, студенты и преподаватели Хогвартса
Жанр:AU
Отказ:все принадлежит Роулинг
Аннотация:Гарри однажды понял, что хочет иметь любящую семью, и на то он волшебник, чтобы его желания сбывались. Он нашел Северуса Снейпа и теперь ни министерство, ни Альбус Дамблдор не могут их разлучить. Они могут расстаться только по взаимному желанию. Кем станет мальчик, выросший в подземельях Дома Слизерин?
Комментарии:Предупреждения: махровое AU, ООС, если вы нежно любите Альбуса Дамблдора и Сириуса Блэка, вам не сюда. Возможно, со временем рейтинг и жанр изменятся.

Особая благодарность Black Mamba за поддержку
Каталог:AU
Предупреждения:нет
Статус:Не закончен
Выложен:2008-12-11 00:00:00 (последнее обновление: 2009.03.22)
  просмотреть/оставить комментарии


Глава 0. Пролог

Пролог



Мальчик бежал, бежал что есть сил и дыхания. Хотя силы были на исходе, а дыхания уже не хватало. Грудь ребенка горела от недостатка воздуха, он захлёбывался обидой и слезами. В голове стаей перепуганных птиц метались мысли: «Они меня обманули, я никогда не вернусь к ним, солгали в одном — могли врать во всём». А под этим водоворотом мыслей и эмоций росло и крепло желание найти отца. Даже уверенность в том, что он не просто может, а должен сделать это!

~oOo~


Сегодня он впервые понял, что его никогда не полюбят. Оказывается, люди любят не за что-то, а просто так. Раньше мальчик верил дяде и тёте в том, что он плохой, «неправильный», но если станет хорошим, как его кузен, то будет любим. Однако все усилия, приложенные им, чтобы стать достойным их любви, оказались недостаточными. И вот сегодня, когда Дадли, ругаясь с матерью из-за того, что ему не дали посмотреть любимую передачу, швырнул об стену хрустальную вазу — подарок на свадьбу родителей, мальчик понял, что всё это ложь. Одним из осколков, отлетевших от стены, кузену оцарапало бровь, и кровь залила всё лицо. Перед его мысленным взором вновь и вновь вставала картина того, как тетя Петуния с ужасом в глазах кидается к сыну, того, какой любовью и нежностью дышит вся ее фигура, когда она обнаруживает, что рана — всего лишь мелкая царапина. Именно тогда Гарри (а именно так зовут нашего героя) и понял — любовь нельзя заслужить, но ее могут просто подарить. Глядя на тетку, обнимающую сына, Гарри понял, что навсегда останется для нее чужим и нелюбимым. И тогда, выкрикнув слова, полные гнева и обиды, слова о том, что он больше не считает себя членом их семьи, что больше не вернется домой, что лучше приют, где его не обязаны любить, и вообще, он найдет отца, мальчик захлопнул за собой дверь и убежал. Он знал, что должен успеть, что если поторопится, то встретит отца, заступника, того, кто не бросит, не обидит и защитит от всего мира. Надо только не опоздать… Гарри слышал краем уха крик дяди — что-то о наказании, но всё его существо было сосредоточенно на яростной сверкающей мечте найти отца.

Как все сироты, Гарри мечтал о родителях. Ещё он мечтал о том, как тётя Петуния и дядя Вернон однажды обнимут его, поцелуют, дадут понять, что они любят своего племянника. Но время шло, и надежда на любовь родственников таяла. Гарри было почти шесть лет, и хотя он был ещё маленьким, но не глупым и не глухим. Сидя в чулане, где стояла его кроватка, он слышал разговоры тёти и дяди и знал, что они злились на его отца за шутку на свадьбе. Чья была свадьба — он не понял, но папа и его друзья жестоко пошутили над дядей и тётей. Гарри понимал их обиду: Дадли с приятелями частенько дразнили и обижали его. На вопросы о родителях родственники раздраженно отвечали, что отец был безработным, как-то будучи в состоянии подпития сел за руль и разбился на машине, погубив жену — сестру тёти Петунии. Выжил только Гарри, у которого после аварии на лбу остался шрам в виде молнии. Мальчик представлял себе, что отец не погиб в аварии, а лежит в коме, или он потерял память и ищет работу в другом городе, а может быть, родственники отняли его у отца, чтобы отомстить за смерть мамы. Но всегда в мечтах папа приходил и забирал его с собой. Про Джеймса Поттера Гарри знал только одно — у них обоих были черные волосы. Ну и ещё… Папа в мечтах был полной противоположностью дяди Вернона: брюнет, узкое лицо, высокий, худой.

Гнев, боль и яростное желание кипели в его душе, и из этих эмоций рождалась волна… чего-то. Раздался негромкий хлопок, и мальчик с размаху врезался в высокого мужчину с длинными тёмными волосами, одетого в черный балахон до земли. От неожиданности не удержавшись на ногах, Гарри неловко упал. Мужчина удивленно огляделся, посмотрел на него и присел на корточки.

— С тобой всё в порядке? Не ушибся? — одной рукой незнакомец поднял упавшего ребёнка, а второй отвел с глаз упавшую чёлку: — Поттер? Гарри Поттер? — задохнувшись от изумления, спросил он.

— Папа, папочка, ты нашел меня, я знал, я верил, я ждал! Ты же не бросишь меня? — мальчишка разрыдался, вцепившись в одежду взрослого человека.

— Гарри, — произнёс мужчина, осторожно подбирая слова, — послушай, я… ты ошибся, я… Кто-то тебя обидел? Пойдем, я отведу тебя домой.

Отцепить от себя руки ребенка, бьющегося в истерике, не удавалось, поэтому мужчина обнял мальчика и неловко погладил по голове:

— Ну же, успокойся, я не дам тебя в обиду.

— Ты не бросишь меня? — глухо сквозь рыдания.

— Нет, пока ты сам не захочешь, — беспомощно и обреченно согласился мужчина.

— Обещаешь?

— Да.

И в этот момент тёмная волна чего-то обрушилась на Гарри, захлестнув и закружив его в водовороте. Уже ускользая за грань сознания, он прошептал из последних сил:

— Я тоже, — и отключился.


Глава 1. Глава первая, в которой Гарри возвращается в дом для того, чтобы покинуть его навсегда, познав себя

Мужчина поднял потерявшего сознание мальчика на руки. В это время раздались торопливые шаги, и запыхавшийся женский голос произнёс:

— Гарри! Сэр, я возьму мальчика! — тот поднял лицо, и женщина выдохнула, — Северус! Что ты здесь делаешь? Дай мне Гарри, я отнесу его домой.

Мужчина отрицательно покачал головой:

— Арабелла, я сам отнесу ребёнка домой и поговорю с его домашними, — произнёс он тоном, не допускающим возражений.

Женщина, явно волнуясь, теребила передник, который в спешке не успела снять, ее глаза пытливо и недоверчиво изучали лицо собеседника, пытаясь понять, что случилось, и какова его роль в происшедшем. Наконец, она кивнула головой, словно решившись на что-то, и ответила:

— Хорошо, пойдем, я покажу тебе, куда идти.

— Арабелла, свяжитесь с Альбусом Дамблдором. Отправьте ему срочную сову или по каминной связи. Как угодно!

— Конечно, конечно, я и сама думала, что надо… Да, сюда… Осторожно, я придержу калитку. Ну, я побежала. Ты ведь дождешься?..

— Боюсь, что да.

Покрепче прижав мальчика к груди, Северус постучал. Через несколько минут дверь распахнулась и на пороге возник сердитый мужчина. Хозяин дома был почти его ровесником, однако больше ничего общего у них не было. Один — высокий, худой брюнет с резкими чертами лица, которые пытался смягчить длинной, до плеч, прической, другой — крепыш чуть выше среднего роста с уже наметившимся брюшком и лицом, округлость которого подчеркивалась коротко стриженными светлыми волосами.

— Извините... — раздраженно начал Северус, однако был мгновенно перебит недовольным хозяином дома.

— Давайте сюда этого паршивца, — буркнул он, затем обернулся и громко закричал в глубину дома: — Дорогая, я же говорил тебе, чтобы ты не волновалась. От этого «подарочка» мы так легко не отделаемся.

Снова обернувшись, мужчина представился:

— Вернон Дурсль, святой отец, я дядя этого маленького негодяя. Надеюсь, он не натворил ничего страшного?

— Я могу войти? — вопрос прозвучал напряженно, выдавая раздражение. У этого борова явно не было ни малейшего представления о хороших манерах, к тому же он принял его за священника. Северус с трудом удержался от недовольного фырканья. Вернон Дурсль, удивленно взглянув на гостя, так и не выпустившего из рук его племянника, посторонился.

Мужчина прошёл в гостиную и сел на диван, всё еще прижимая к груди мальчика. Мистер Дурсль с некоторым беспокойством оглядел гостя, сел в кресло напротив, представил жену и, наконец, спросил, с кем они имеют дело, и по какому, собственно, поводу их беспокоят.

За это время гость успел осмотреться. Гостиная была очень чистой, почти стерильной, обставленной модной современной мебелью — в общем, более всего похожей на картинку из глянцевого журнала. Если бы не каминная полка, обильно уставленная фотографиями, комната и вовсе была бы безлика. На фотографиях можно было увидеть мистера и миссис Дурсль, а также толстого пухлого мальчика — копию мистера Дурсля. И ни по одной из них нельзя было сказать, что в доме живет два ребенка. Миссис Дурсль, заметив, что гость рассматривает фотографии, поджала губы и объяснила, что там изображен их сын Дадли. Хороший, милый и воспитанный мальчик, который, в отличие от ее неблагодарного племянника, не устраивает истерики и не бегает непонятно где в такое позднее время, а мирно спит в своей кроватке.

Пронзив чету Дурслей ледяным взглядом, гость представился как Северус Снейп, профессор зельеварения в Хогвартсе, школе колдовских искусств, — чем вызвал у супругов нервный вздох. Он поспешил опередить уже открывшего рот Вернона словами:

— Я, собственно, вот по какому вопросу: я хотел бы обговорить с вами условия передачи мне опеки над вашим племянником.

После такого заявления ему пришлось выдержать полчаса криков, оскорблений и ругани, направленных на него, Гарри и весь волшебный мир. Сперва спокойно, но постепенно всё более раздражаясь, профессор Снейп пытался объяснить, что он не может оставить мальчика. Ссора постепенно достигала апогея. Вернон Дурсль уже был готов выставить неприятного посетителя с помощью кулаков, а Снейп с трудом удерживал себя от того, чтобы наложить на хозяев несколько особенно неприятных проклятий — в основном только из-за того, что на доме висели весьма сильные защитные чары. Он был готов поставить на кон сто к одному, что они были наложены Альбусом Дамблдором — директором Хогвартса, его непосредственным начальником и самым сильным волшебником последнего столетия.

~oOo~



Очнувшись, Гарри ощутил, что его бережно и крепко обнимают чужие руки. Его нос уютно зарылся в ткань где-то рядом с подмышкой обнимающего. Слегка вздохнув, он уловил легкий запах пота и мяты, и еще чего-то, пахнущего резко и горько-сладко. Потом он услышал сердитые голоса родственников и… папы! Это же отец держал его на коленях. Понимая, что ссора взрослых плавно перетекает в скандал, мальчик старался не подавать виду, что очнулся. Он замер, как мышонок, прислушиваясь к разговору взрослых, из которого впервые в жизни смог узнать о себе много нового. Дядя кричал, что проклятые колдуны сами отдали им Гарри на воспитание, и он, Вернон Дурсль, сделает всё для того, чтобы из Гарри вырос достойный член общества, а не чокнутый волшебник.

Он узнал, что родственникам его просто подкинули на крыльцо, что они его боятся, что он — волшебник, и никто из «этих помешанных» за прошедшие четыре с лишним года ни разу не поинтересовался его судьбой. И вот теперь «они хотят нагло забрать ребенка». Дядя, все больше распаляясь, кричал что-то о компенсации затрат и возмещении ущерба. Из язвительных ответов мягкого, вкрадчиво обволакивающего голоса мальчик узнал, что ему, Гарри, грозит опасность — именно поэтому он был передан на воспитание родственникам, далёким от мира магии, что обладателя голоса зовут Северус Снейп, и он вовсе не отец Гарри. И он не любил Джеймса Поттера даже больше, чем дядя. При этом руки Северуса Снейпа бережно обнимали, успокаивающе поглаживая пальцами одной по спине. Раньше никто так Гарри не касался.

— Я не знаю, что так расстроило этого ребенка, но произошёл выброс спонтанной магии. Мы с ним… связаны. Я не могу оставить его, равно как и он меня. Это нерушимая клятва… нарушившие ее умирают. Я должен забрать мальчика с собой. Поэтому прошу вас уступить мне право опеки над ним, — произнёс гость устало-раздраженно. Выслушав в очередной раз от дяди и тёти порцию оскорблений на тему «мы не отдадим ребёнка в руки непонятного проходимца», Северус Снейп злорадно посмотрел на чету Дурслей. — Хорошо. Утро вечера мудренее. Но вам придётся смириться с моим присутствием в этом доме как минимум до утра или навсегда, если Поттер остаётся с вами.

Гарри довольно засопел и зажмурился от нахлынувшего счастья. Он был нужен, его обнимали, с ним не хотели расставаться, и даже подозрение, что Северус немножко сумасшедший, раз верит в сказки, ничего не меняло. Ну и пусть. Он готов воевать со всем миром ради возможности быть вместе. Семьёй. Настоящей. Наконец открыв глаза, мальчик встретил внимательный взгляд… отца. Пусть приёмного, но отца.

— Ну, что ж. Пойдем спать. Покажи мне твою комнату, — и Северус добавил, повернувшись к тёте Петунии, которая лепетала о том, что у них в доме не найдётся места для гостя. — Неужели вы думаете, что отсутствие лишней кровати в доме станет помехой для настоящего волшебника?

Гарри немного растерялся: с одной стороны, он не хотел сомневаться в словах… папы, но ведь в чуланчике под лестницей, ведущей на второй этаж, свободно мог поместиться только он сам. С другой — ему было немножко неловко от необходимости показывать, где он спит. Пользуясь тем, что родственники почти не заглядывали в его каморку, мальчик не утруждал себя наведением порядка, и внутри царил изрядный бардак. Наконец, он решился, слез с колен на которых ему было так хорошо, и, решительно выйдя из гостиной в прихожую, открыл дверь… своей комнаты. Из-за спины послышалось то ли сдавленное шипение, то ли приглушенный вздох. Гарри испуганно вжал голову в плечи, ожидая, что его сейчас начнут распекать за царящий в комнате беспорядок и не застеленную кровать. Однако он услышал совершенно другие слова.

— Что из этих вещей тебе настолько дорого, что ты бы не хотел их оставлять здесь? — спокойно и мягко произнес Северус.

— Н-н... ничего, — мальчик с тревогой заглянул в глаза взрослого.

— Превосходно, значит, мы можем не утруждать себя долгими сборами. Возьми на смену пару носков и трусы, зубную щетку и пижаму.

Нервно косясь на гневно сопящего и покрасневшего от волнения дядю Вернона, на тётю Петунию, поджимающую губы в недовольной гримасе, Гарри быстренько покидал в бумажный пакет, прихваченный из кухни, свои вещи и подошел к Северусу, который всё это время стоял с указкой, направленной на семейство Дурслей.

— Гарри, попрощайся с родственниками, надеюсь, что вы больше не увидитесь, — сказал Снейп. И, заломив бровь, добавил, с усмешкой глядя на багрового от бешенства дядю: — Мне бы хотелось проклясть вас чем-нибудь мерзким, дайте только повод. Вы ведь знаете, что у меня в руках?

Потом он взял Гарри, прижимающего к себе пакет с вещами, за руку и вышел в сгустившиеся сумерки на улицу. Посмотрев на мальчика, чьи глазёнки радостно сияли, а взмокшая от волнения ладошка сжимала его руку, Северус Снейп сжал зубы, застонал и буркнул:

— Каминов поблизости нет, где живёт Арабелла, я не знаю, аппарировать с маленьким ребенком нельзя… К тому же вещи… придётся… — Гарри не понял, что хотел сказать Северус, он подумал, не миссис ли Фигг имелась в виду, когда Снейп решительно наклонился и, обняв, взял его на руки. Гари даже обмяк от неожиданности, чуть было не уронив свой пакет. Мужчина достал из правого кармана ключ, буркнул что-то вроде портус и прижал его к левой руке мальчика.

~oOo~



Только час спустя семейство Дурслей начало успокаиваться после визита похожего на вампира сумасшедшего волшебника, сверлившего их злыми взглядами нечеловечески черных глаз и нервно размахивавшего волшебной палочкой. У Петунии Дурсль при взгляде на мрачную, зловещую физиономию пришельца сердце было готово выскочить из груди. А когда его пальцы судорожно стискивали палочку, душа уходила в пятки. Она узнала его, но так и не нашла в себе силы сказать об этом. Что ж, может быть, это и к лучшему, ведь и он не сказал ни слова упрёка, узнав, как жил сын Лили. Вернон и Петуния уверяли друг друга, что с мальчиком ничего не случится.

— Что, ты не узнал его? Ах да, мы же с тобой познакомились позже. Нет, ее сына он не тронет. Хотя Джеймса он, наверное, должен ненавидеть.

— Петуния, дорогая, я уверен, что он не настолько чокнутый, чтобы обидеть ребенка, — ответил мистер Дурсль. И не стал говорить, что не удивится, если узнает, что этот тип явный сатанист, и мальчишка ему нужен для кровавого ритуала. — Зато, какое облегчение для тебя. Не надо будет его обслуживать: кормить, стирать и воспитывать, пытаясь сделать человеком. И можно не бояться за Дадлика.

— Вернон, как ты не понимаешь, что мы скажем людям? Ты же знаешь, какие сплетники нас окружают. Я уверена, завтра все соседи будут судачить о том, что мы избавились от него, отдав в приют, а то и того хуже — убили и зарыли тело в саду, — не выдержав, женщина разрыдалась.

— Ну-у, мы можем заявить в полицию, что мальчишка убежал из дома. Вряд ли полиция сумеет найти его у них.

Пятнадцать минут спустя в дверь снова постучали. Мистер Дурсль, запинаясь и потея от напряжения, заканчивал разговор с полицией, объясняя, что пропавший племянник не любил фотографироваться, и вообще был мальчиком э-э… странным и чудаковатым, и, описывая приметы ребенка: глаза зеленые, волосы черные, вечно лохматые — не поддаются никаким усилиям их пригладить, особая — шрам над правой бровью в форме зигзага. Супруги обреченно переглянулись, и миссис Дурсль, сильно нервничая, открыла дверь. На пороге стоял человек, которому явно должны были присудить первый приз в номинации «Лучший облик доброго волшебника». Он мягко улыбнулся, так, что в голубых глазах за стеклами забавных очков-половинок замерцали веселые искорки, и представился:

— Здравствуйте, меня зовут Альбус Дамблдор. Я хотел бы поговорить с вашим племянником и Северусом Снейпом, мне сказали, что он отвел Гарри домой.

Петуния Дурсль побледнела, а, увидев за плечом второго волшебника, удостоившего их дом визитом, Арабеллу Фигг в сопровождении совершенно кошмарного типа с жутко изуродованным лицом, упала в обморок, и только чудом можно было объяснить то, что муж успел подхватить ее на руки. А надо вам сказать, что супруги очень сильно не любили любые чудеса.



Глава 2. Глава вторая, в которой Гарри знакомится, а потом и ссорится с профессором Снейпом

Стоило холодному металлу прикоснуться к коже на запястье, как Гарри ощутил резкий рывок в районе пупка, будто там была приклеена верёвка, за которую его дернули, и он… Мужчина, держащий его на руках, слегка пошатнулся, но устоял на ногах, продолжая крепко прижимать к себе мальчика.

Они очутились посреди мрачной крохотной гостиной. Стены были полностью скрыты полками, плотно уставленными книгами. Здесь почти не встречалось ярких красочных обложек, большинство томов выглядели старыми, тиснение на кожаных коричневых и черных переплетах потускнело и вытерлись, что придавало комнате еще более мрачный вид. Потертая софа, старое кресло и стол без скатерти с парой стульев составляли всю обстановку, не считая книжных полок и люстры, в которой вместо электрических лампочек были свечи. Комната смотрелась неуютной и какой-то нежилой. Гарри всё-таки не удержал свой пакет и, возбужденно подпрыгивая на руках Северуса, затараторил:

— Ух ты! Вы точно волшебник! А что еще вы можете? А где мы? Это ваш дом?

Однако поток вопросов был прерван тем, что его довольно бесцеремонно сгрузили на софу и сунули в руки пакет, поднятый с пола. Мальчик немедленно замолчал, внимательно вглядываясь в лицо стоящего перед ним мужчины. Тот, в свою очередь, внимательно разглядывал ребенка, сидевшего в обнимку с нелепым бумажным пакетом из супермаркета. Мальчик был возбужден, но не испуган, а решительно настроен, хотя понять, что творится в его лохматой головёнке, не представлялось возможным. Однако надо было с чего-то начинать знакомство. Наконец, сглотнув и откашлявшись, волшебник заговорил — сначала немного нервно, а затем все более спокойно и задумчиво:

— Ну, что ж. Давай знакомиться. Я знаю, что тебя зовут Гарри Поттер, моё имя — Северус Снейп. Ты можешь обращаться ко мне… Северус или сэр. Я преподаватель в Хогвартсе — школе чародейства и волшебства. В школе при посторонних я для тебя профессор. Мы с тобой волшебники. Да, это мой дом, но я большую часть года живу в школе, где преподаю зельеделие или, проще говоря, алхимию. Сегодня ты был очень сильно расстроен, и произошёл сильнейший спонтанный выброс твоей магии. Я направлялся в… впрочем, это не важно, просто я должен был появиться совершенно в другом месте, — Северус прикусил губу и задумался. — Мне пару раз попадались в анналах упоминания о возможности перехвата человека при аппарации, однако всегда считалось, что эта возможность — преувеличение древних авторов.

Гарри смотрел на него, закусив губу и с трудом сдерживая огорчение. Обычно все его уверения в том, что он не виноват, никого не интересовали. И когда в закрытом буфете оказались разбитыми все стеклянные вещи, включая столовый сервиз на 12 персон, подарок тетушки Мардж — сестры дяди Вернона, и когда вредная соседка, решившая надрать ему уши, споткнулась на ровном месте и вывихнула ногу... Теперь ему стало понятно, почему. Он и вправду был виноват в этих событиях. Вот и Северуса он «перехватил»…

— Я не… Простите, я виноват, но я правда не знаю, как это произошло. Я не хотел!

— А чего ты хотел? — с искренним любопытством спросил профессор.

— Я… Я знал, что найду папу. И он меня защитит. И будет любить. Как дядя Вернон любит Дадли, — мальчик почти шептал, не поднимая головы.

— Гарри, — Северус присел на софу рядом с ребенком и положил ему руку плечо. — Разве ты не знаешь, что твои родители погибли?

— В автокатастрофе…

— Нет. Не в аварии. Они… Знаешь, уже очень поздно, у нас с тобой был тяжёлый день, и я думаю, что уже пора спать. Пойдем, я покажу тебе комнату. Мы с тобой подробно поговорим завтра. Я только хотел уточнить кое-что. Там, на улице, ты выклянчил у меня обещание не бросать тебя, помнишь?

— Д-да…

— А помнишь, что ты сказал мне в ответ на обещание?

Мальчик, поёрзав на софе, прижался к Северусу и прошептал:

— Я тоже тебя не брошу.

— Понимаешь… Так получилось, что мы с тобой дали друг другу нерушимые клятвы. Они называются нерушимыми, потому что человек может нарушить обещание только ценой своей жизни. Обманешь — умрешь. Мы просто обязаны быть вместе. Ну, пойдем спать. Завтра мы с тобой поедем в магазин — купить тебе вещи, и отправимся в Хогвардс, так что тебе нужно отдохнуть, — с этими словами мужчина встал и направился к лестнице на второй этаж, искоса поглядывая на ребёнка, идущего рядом. Тот был похож на Джеймса Поттера. Однако глаза у него были как у матери. И доверчивый взгляд зелёных глаз Лили заставлял болезненно сжиматься сердце. Что ж. Он может отомстить покойнику, да так, что тот перевернётся в гробу. Это его шанс. Как говорится: «Месть — это блюдо, которое принято есть холодным»? Прошло уже… четырнадцать лет. Будем надеяться, что за это время его месть достаточно «остыла».

На втором этаже он показал мальчику ванную комнату и свою старую детскую. Отправив ребёнка готовится ко сну, он вытащил палочку и стал наводить порядок в комнате. Убрал пыль, просушил кровать, застелив ее свежим постельным бельем. Немного нерешительно снял с комода своего старенького потрёпанного плюшевого мишку с надорванной лапой, из которой торчал клок ваты, и одним глазом, висящим на нитке. Очевидно, он возился достаточно долго — из ванной уже не раздавался шум воды. Через минуту он услышал, как открылась дверь, по коридору протоптали детские ноги, и на пороге возник Гарри. Вид у него был ошеломленный. Он явно не верил в то, что и эта комната, и эта кровать — для него. Глаза, обежав комнату, остановились на мишке в руках у Северуса и больше не отрывались от него.

— Держи, — смущенно и неловко Снейп сунул медвежонка в руки Гарри. — Это мой старый мишка, его зовут мистер Тэдди.

— Это мне?! Сп-спасибо, — мальчишка выглядел так, как будто ему подарили последнюю модель гоночной метлы. Он прямо светился от счастья.

~oOo~



Гарри всё ещё не мог поверить своей удаче. Он больше не будет жить с Дурслями в чулане под лестницей. Он будет жить с Северусом в этом доме или в школе, и Северус его не бросит. У него теперь есть своя комната, и ему подарили мишку. Ну и что, что старого, Дадли жалел поделиться с Гарри даже сломанными игрушками, а Северус уже совсем взрослый, и значит, мишка тоже взрослый. Поэтому он так выглядит. Часто моргая, чтобы скрыть слёзы, он переоделся в футболку, которая служила ему пижамой, снял ботинки и аккуратно вложил в них носки. Покосившись в сторону, увидел, что Снейп, хотя и сохранял каменное выражение лица, всё же приподнял правый уголок рта, что мальчик расценил как знак одобрения. Потирая глаза кулаками и зевая, он забрался под одеяло и, прижимая к себе мистера Тэдди, попросил:

— Расскажи мне о маме и папе.

Сверерус хмыкнул, достав палочку, указал ею на медвежонка и пробормотал что-то непонятное, после чего и глаз, и лапа оказались накрепко пришитыми. Взмахнув указкой и прошептав что-то вроде «нокс», он погасил все свечи в комнате, кроме той, что стояла в подсвечнике на тумбочке у кровати. Гарри было странно, но уютно лежать в комнате, освещенной только светом свечи. А его опекун тем временем рассказывал о Хогвартсе — большом, красивом и величественном замке, в котором расположена школа магии; о том, что в школе есть четыре постоянно соперничающих Дома: Слизерин, Рэйвенкло, Гриффиндор и Хафлпафф. Мальчик слушал о квиддиче — игре, где летают на метлах; о магах и магглах; о кентаврах и единорогах, обитающих в страшном и опасном Запретном лесу; о магглорожденной волшебнице с зелеными глазами — Лили Эванс.

Голос Северуса, мягкий, напевно-мечтательный, журчал, погружая в транс, однако Гарри никак не мог заснуть, одна только мысль о том, что ему впервые в жизни рассказывают сказку на ночь, прогоняла сон напрочь. Он готов был не спать всю ночь и наслаждаться каждым выпавшим ему мгновением счастья. Он боялся заснуть и проснуться у себя в чулане. Однако усталость взяла свое и мальчик, наконец, заснул, слыша сквозь сон, как опекун встал с кровати, шепнул «нокс» и тихо вышел из комнаты.

~oOo~



Гарри проснулся и пошел в ванную попить, однако, открыв дверь, понял, что оказался в доме тёти. Испуганно обернувшись, увидел свой чулан и… с громким всхлипом проснулся весь в холодном поту, дрожа от страха. Больше всего ему хотелось увидеть Северуса и убедиться, что он действительно забрал его от родственников. Навсегда. Хотелось увериться, что сейчас-то он не спит. Гарри встал с кровати, крепко прижимая к себе медвежонка и сдерживая дрожь от волнения, подошёл к двери. Коснувшись дверной ручки, он замер в нерешительности, а потом, закусив губу, резко распахнул дверь и даже обмер от облегчения — и коридор, и его спальня не изменились. Гарри уже хотел закрыть дверь и вернуться в кровать, пока та не исчезла, но ему послышались голоса. Интересно, разве в доме есть еще кто-нибудь?

От сквозняка, ощутимо тянувшего по босым ступням, кожа мгновенно покрылась мурашками. Гарри, решившись, проскользнул в дверь и направился к лестнице на первый этаж. Привыкший вести себя как можно тише, чтобы не потревожить родственников, мальчик беззвучно подошел к лестнице. Голоса стали звучать отчетливее, так что можно было понять — в комнате ругались. Чувствуя себя всё более неуверенно и не зная, чем может обернуться для него раздражение опекуна, он замер на верхней ступеньке.

Голоса Северуса было почти не слышно, второй голос звучал громко и раздраженно, а третий был мягким и спокойным. Но именно от слов, произнесенных этим доброжелательным голосом, Гарри стало так плохо, что ему показалось, будто в животе у него большой кусок льда, к горлу подкатила желчь, в ушах зазвенело. А когда он немного успокоился, то услышал, как голоса прощаются. Злой голос напомнил, что он в отличие от Альбуса ни на кнат не доверяет Северусу Снейпу, и, будь его воля, рискнул бы вернуть мальчишку обратно к родственникам, и напоследок рыкнул:

— Запомни, Снейп, я с тебя глаз не спущу, стоит тебе только…

— Я помню, — хмыкнул другой, — постоянная бдительность? Вот и иди… бди.

Мальчик всё так же тихо вернулся к себе в комнату и забрался под одеяло. Через несколько минут на лестнице раздались шаги, дверь в спальню мальчика приоткрылась, и Северус шёпотом спросил:

— Гарри, ты спишь?

— Нет, — так же тихо ответил мальчик, — мне приснился сон…Я проснулся, хотел попить… Открыл дверь, а там дом дяди и тёти. Я обернулся, а там чулан… Можно… Можно я лягу с тобой?

— Может быть, я просто посижу с тобой? — вздохнул Снейп.

— А если опять?..

— Сейчас я дам тебе выпить пару зелий и обещаю, что тебе не приснится ничего плохого. — Мужчина вытащил из кармана и поставил на тумбочку два флакончика и баночку, похожую на те, в которых тетя Петуния покупала кремы для лица. Северус взмахом палочки призвал из кухни стакан с водой.

— Здорово, а что еще может эта деревяшка?

— Эта деревяшка называется волшебной палочкой, и она может только то, что умеешь ты. Палочка — инструмент, как вилка, ложка, нож или… молоток. В умелых руках может многое, а в неумелых — просто кусок дерева, — проворчал Северус, отмеряя в стакан десять капель из флакончика с вязкой лиловой… жидкостью. — Выпей. Лучше всего залпом. Вот молодец, а теперь это.

Гарри, все еще морщась от горького вкуса первой порции, недоверчиво покосился на то, как четверть второго флакончика отправляется в стакан, спросил:

— А от чего эта микстура?

— Это зелье. Легкое снотворное и успокаивающее… — немного нерешительно помолчав, Северус продолжил: — я уже говорил тебе, что есть люди, которым ты… небезразличен?

Мальчик только молча кивнул.

— Твоя судьба интересует многих, это верно, но не обязательно главной заботой этих людей является твоё счастье. Часть людей хочет вырастить из тебя сильного волшебника, этакого эпического героя, часть жаждет твоей смерти, а некоторым просто будет интересно пообщаться со знаменитостью.

— Зна-а…

— Да. Ты очень знаменит среди волшебников. Поэтому, я думаю, что Гарри Поттеру придется на время исчезнуть. И эти зелья помогут нам. В баночке мазь, которая поможет замаскировать твой шрам, а здесь, — сказал он, приподнимая стакан, — зелье, от которого твои волосы вырастут за ночь и станут более послушными.

Мальчик молча выпил второе зелье. Его запах — анисовый — напоминал о микстуре от кашля, которой тётя частенько поила Дадли. Гарри не стал спрашивать, чего от него ожидает Северус. Закрыв глаза и погрузившись в дрему, засыпая, он знал, что не одинок, что в этой комнате с ним тот, кто прогонит кошмары.

~oOo~



Позже Гарри иногда задумывался, догадывался ли Северус о том, что в тот вечер он подслушал его разговор с Альбусом Дамблдором и Аластором Хмури. Снейп ничем не дал понять, что подозревает об этом, а мальчик ни словом не обмолвился об услышанном. Просто с этого момента он глубоко и на всю жизнь возненавидел Альбуса Дамблдора. Человека, распоряжавшегося его жизнью по своему усмотрению. Человека, который имел власть над Северусом. Много лет спустя Гарри пришёл к выводу, что частично его догадки были полностью ошибочными, частично верными. С тех пор он избегал прямых контактов глаза в глаза, и только в четырнадцать лет, освоив средства ментальной защиты, приобрел свой ставший знаменитым открытый, наивно-доверчивый взгляд. А сейчас, в свои без малого шесть лет, он знал только, что должен защитить свой разум от волшебства или от гипноза. (Тётя и дядя, мечтая сделать его «нормальным ребенком», оплатили несколько сеансов гипнотерапии).

Гарри не расслышал всё, а половины услышанного не понял, но суть беседы была такова: Альбус Дамблдор не просто так отдал его на воспитание к родственникам. Он знал, что они не будут любить мальчика, а несколько вовремя брошенных намеков и умелое внушение дали свои плоды — отношение к нему было именно таким, каким нужно: не бьют, но не любят, не хвалят и постоянно унижают. Мальчику несколько раз послышалось имя миссис Фигг… «Помогала… контролировать… Память...» Конечно, эта клятва серьезно осложнила планы. Дамблдор высказал Северусу надежду, что Гарри вскоре выберет другую семью, ему будет предоставлен выбор. «Северус, мальчик мой, ты понимаешь, что Гарри будет лучше в любой другой семье. Надо, чтобы он как можно быстрее освободил тебя от клятвы, ведь она у вас взаимна, как я понял?»

Даже под влиянием легкого сонного и успокоительного зелья Гарри трясло от страха и ненависти к человеку, который говорил таким мягким доброжелательным голосом. Он испытывал ненависть настолько сильную, что от нее сводило живот и во рту становилось горько от желчи. На фоне этих чувств он почти равнодушно вспоминал второго человека, который угрожал Северусу тюрьмой. Мальчик понимал, что он нужен Альбусу Дамблдору и совершенно не нужен Северусу Снейпу, но пока они со Снейпом вместе — они в безопасности.

~oOo~


То ли оттого, что прошлый день был перенасыщен событиями и эмоциями, и Гарри поздно лёг спать, то ли оттого, что он накануне пил снотворное, но утром мальчик не смог проснулся сам. Ему не хотелось открывать глаза. Было так хорошо… снилось, что он нашел свою семью. Эта семья состоит из немного мрачного, но такого надежного и доброго отца… Снилось, что у него своя комната и папа будит его потому, что пора…

— Пора вставать, — тихие слова и прикосновение руки к плечу. — Если через десять минут не спустишься на кухню, то останешься без завтрака. И умойся.

Гарри почувствовал запах кофе. Он открыл глаза и увидел, что спал, крепко обнимая медвежонка. Быстро вскочив и одевшись, мальчик умылся, с трудом сдержав удивленный возглас, когда увидел в зеркале длинные, как у девчонки, волосы, которые, как он быстро определил, отросли ниже лопаток, и скатился на первый этаж подобно снежной лавине. Его опекун отложил газету, которую просматривал.

— Причешись, — Гарри по привычке попытался сделать это рукой, но только еще сильнее спутал непривычно длинную шевелюру. — Не веди себя, как дикарь.

Призвав взмахом палочки расческу, мужчина поманил мальчика к себе и, развернув спиной, принялся осторожно расчесывать волосы, начиная с кончиков. Это было приятно.

— Сегодня я помогу тебе, но с завтрашнего дня ты сам будешь следить за собой. Ясно?

— Угу.

— Не угу, а «ясно, сэр».

— Ясно, сэр.

— Прекрасно, — Гарри почувствовал, как его волосы ловко стягивают в хвост и перевязывают шнурком. — Садись за стол и не двигайся.

Вынув из кармана давешнюю баночку с кремом, мужчина кончиками пальцев зачерпнул немного прозрачной беловатой субстанции и аккуратно нанес ему на лоб, тщательно втирая в кожу.

— Пока ты завтракаешь, зелье высохнет и примет оттенок твоей кожи, полностью скрыв шрам. Эта маска держится ровно неделю. В следующее воскресенье тебе надо будет снова нанести грим, — объясняя это, Снейп вымыл руки и налил ребенку стакан молока из пакета, купленного утром в Лондоне, куда он успел аппарировать за покупками. Гарри ел сдобные булочки, запивая их молоком, и слушал планы на сегодняшний день. Сначала они направляются в Лондон, оттуда в деревню Хогсмид, а затем и в Хогвартс.

— И кто научил тебя утираться руками? Если у тебя нет носового платка, попроси салфетку.

Мальчик завтракал, разглядывая маленькую и неуютную кухню. Вообще дом выглядел заброшенным, но Северус вчера объяснял, что большую часть года живет в школе, где работает. Несмотря на яркое солнце, вид из окна глаз не радовал. Гарри отметил, что мужчина выглядит уставшим и раздраженным — возможно, он не выспался. Опыт общения с родственниками приучил Поттера в таких случаях вести себя тихо и помалкивать — но теперь дядя и тетя были далеко, а вопросов было так много, что он не мог выбрать, какой задать первым. Наконец, допив молоко и утерев губы салфеткой, Гарри уже собрался было спросить…

— Наелся? Тогда поговорим о том, как нам быть, — Снейп говорил, стараясь не смотреть на мальчика, предпочитая заниматься посудой и уборкой стола. — Я уже говорил, что ты довольно известен среди волшебников, если хочешь остаться со мной, то тебе придется сменить имя… Имя можно изменить на Генрих, сокращенно Гарри, а фамилию я предлагаю взять…

— Снейп, — зеленые глаза решительно смотрели в черные.

— Доу, Генрих Доу.

— Ты же будешь моим папой? Значит, у меня должна быть твоя фамилия, — упрямо заявил мальчишка.

— Пойми, я тебя не усыновляю, я буду твоим опекуном, как раньше ими были твои родственники.

— Нет.

— Да! Не хочешь Доу, выбери любую другую фамилию.

— Мне нравится Снейп, — мальчишка был настроен решительно.

В кухне повисла напряженная тишина, две пары глаз упорно сверлили друг друга. Наконец мужчина усмехнулся и сказал:

— Мистер Поттер, если вы не будете слушаться, я сочту, что свободен от своего слова.

Мальчик отвел взгляд и вздохнул, признавая поражение. Усмешка на лице Северуса стала еще шире, но это ничуть не отразилось в его голосе, когда он велел собираться в дорогу. На софе в гостиной Гарри ждал сюрприз — все его вещи, захваченные из дома, были уложены в детский рюкзачок. Сбегав на второй этаж за мистером Тедди, мальчик надел его и вышел на улицу, вцепившись в рукав своего опекуна.



Глава 3. Глава третья, в которой Гарри путешествует, знакомится с британским магическим сообществом и совершает покупки

Гарри торопливо шел по залитой ярким апрельским солнцем улице, с трудом успевая за взрослым. Обычно если он шел куда-нибудь, то в сопровождении членов своей семьи («бывшей семьи», — добавил внутренний голос), и его тётя и дядя никогда не ходили настолько быстро. Мальчик, несмотря на спешку, попытался заглянуть в лицо опекуна, и ему показалось, что там застыло выражение мрачной решимости. Так, в напряженном молчании, они прошли улицу насквозь и вышли к заросшему оврагу, по дну которого, судя по густой зелени и журчанию, тек ручей или речушка. Вниз вела старая деревянная лестница с расшатанными перилами, выглядящая гнилой и готовой рассыпаться при малейшей нагрузке. При мысли о необходимости спуститься по этой трухлявой развалюхе ребенок остановился, побледнев. Северус заметил это, посмотрел на него, молча подхватил на руки с таким выражением лица, какое Гарри видел только в приемной у стоматолога, куда тетя Петуния возила его за компанию с Дадли, и быстро спустился по лестнице вниз. Там, скрывшись от любопытных взглядов в густых зарослях, он посадил Гарри на бревно и вскинул к небу волшебную палочку.

Мальчик молча сидел на бревне, прижимая к себе медвежонка и совершенно не понимая, что же они здесь делают — заговаривать с Северусом он не решался, слишком крепко у того были сжаты губы, слишком напряженным был взгляд и резкими — движения. Наверное, поэтому он чуть не упал, когда из кустов выпрыгнул и остановился… автобус

Позже, вспоминая этот день, Гарри был вынужден признать, что многое забыл, а многое у него перепуталось. Год спустя он удивлялся, почему гоблины в Гринготсе в этот раз не угощали его какао, и почему ему казалось, что Диагон-аллея открывается из кафе-мороженого Флориана Фортескью. Автобус с кроватями мальчика удивил, странный интерьер «Дырявого котла» немного напугал, а Диагон-аллея оглушила разнообразием звуков, видов и запахов. Они прошли мимо зоомагазина.

— Фамильяры, — бросил Снейп.

Миновали аптеку и лавки, торгующие котлами, телескопами, одеждой, книгами и множеством всяких непонятных вещей. Напротив одной из витрин Северус замедлил свой стремительный шаг и Гарри успел разглядеть внутри манекены, увешанные разнообразной одеждой, но, покосившись на своего подопечного, мужчина снова ускорился. Вскоре они подошли к ослепительно белому зданию, возвышавшемуся над окружающими лавчонками. Возле полированных бронзовых дверей, в пурпурно-золотой ливрее, стоял…

— Это гоблин, — буркнул профессор остановившемуся от удивления ребенку, — и они совершенно безопасны для нас, если мы не собираемся грабить банк.

Они взошли по белым мраморным ступеням наверх, к гоблину-швейцару. Тот, возможно услышав последние слова Северуса, кинул на того неприязненный взгляд, потом посмотрел на ошарашенного Гарри, и его смуглое лицо разгладилось. Несмотря на то, что подбородок гоблина украшала бородка, он был выше мальчика всего лишь на голову. Когда они подошли ближе, гоблин распахнул перед ними дверь и поклонился. Теперь посетители оказались перед вторыми, внутренними, дверями, на сей раз серебряными. Миновав их, они вошли в огромный мраморный зал, разделенный стойкой, за которой сидело множество занятых гоблинов. Гарри только и успевал крутить головой. Вот мимо проехала тележка, нагруженная яркими сверкающими камнями, наверное, драгоценными, вот взвешивают какие-то перья, передаются из рук в руки золотые и серебреные монеты... И всё это записывается в огромные книжищи с помощью обычных гусиных перьев. Потом Северус беседовал о чем-то с гоблином за стойкой, и вскоре они уже сидели в тележке, с головокружительной скоростью направлявшейся в таинственные недра банка. Головокружительная поездка туда, не менее головокружительная обратно, и вот они уже стоят на залитых солнцем белых мраморных ступенях здания. Гарри немного пошатывает, кружится голова, но весь его раскрасневшийся, растрепанный вид говорит о счастье, в то же время как поджатые губы и неприязненно-замкнутое выражение лица мужчины рядом с ним указывают на его недовольство.

~oOo~



Следующее, чем они занимаются — это тратят взятые в сейфе деньги. За время поездки Северус объяснил мальчику, что маги не пользуются бумажными «маггловскими» деньгами. У них в ходу золотые галлеоны, серебряные сикли и бронзовые кнаты. Хотя мальчишка почти всё пропустил мимо ушей. Конечно, аттракцион века — «гоблинские горки»! В аптеке ребенку было бы откровенно скучно, если бы не огромное количество заспиртованных и засушенных ингредиентов самой причудливой формы и вида. Следующим они посетили ателье Лидии Тропс, которая в прошлом году окончила Хогвартс. Лидия еще не успела приобрести известность, и цены у неё были на порядок ниже, чем у других магов-портных. Но в качестве и добросовестности ее работы Северус не сомневался, к тому же ей были нужны деньги, она оплачивала обучение брата, который учился на пятом курсе в Хогвартсе.

Мальчишка расплылся в совершенно идиотской улыбке и смог только удивлённо пискнуть, восторженно наблюдая, как мерная лента сама его обмеряет:

— У меня будет своя одежда, — произнёс Гарри, заставив Северуса страдальчески закатить глаза, а Лидия, которая, отослав помощницу, сама обслуживала своего бывшего декана, закусила губу в попытке скрыть улыбку. Снейп договорился с мисс Тропс, что готовые вещи пришлют совой. Слава богу, девчонка не стала расспрашивать его о непонятно откуда появившемся подопечном. Да, это вам не Хафлпафф и не Гриффиндор, можно не сомневаться, что она постарается всё выяснить сама.

Когда они вышли из ателье, голова просто раскалывалась от боли, стоило только посмотреть на источник его проблем. Новых проблем. Как будто старых ему было мало. Причина мук приплясывала рядом. Поттер. С того момента как он познакомился с его отцом, эта фамилия стала для него синонимом неприятностей. Мальчишка подергал его за рукав мантии и смущенно пробормотал в ухо склонившемуся Снейпу, что ему надо… Северус со вздохом прикинул, что время клонится к обеду, и отвел его в кафе-мороженое Флориана Фортескью.

В кафе было малолюдно; они заняли уютный столик в углу. Когда им принесли заказ, Северус внезапно ощутил, как теплая волна магии смывает мучающую его мигрень. Звякнул колокольчик, и он услышал захлёбывающийся от нетерпения голос:

— Па, мам, а ещё я хочу ванильное мороженое с шоколадной крошкой и клубничным вареньем! — внутренне содрогнувшись, Снейп поднял взгляд и увидел вошедшую в кафе семью. Муж, жена и мальчик — ровесник Поттера. Мужчина, оглядев зал, тоже увидел его, и несчастному профессору пришлось встать, приветствуя знакомых.

— Добрый день, мистер и миссис Малфой, Драко.

Женщина, блондинка с золотистыми волосами и теплым взглядом синих глаз, сдержанно улыбаясь, протянула ему руку для поцелуя. Мужчина, тоже блондин, но с серебристыми волосами и серыми глазами, внимательно посмотрев на Гарри, спросил:

— Позволишь нам присоединиться?

— Конечно, присаживайтесь. Позвольте представить вам моего подопечного — мистера Генриха Доу. Генрих, поздоровайся с миссис и мистером Малфой и их сыном Драко.

— Доу? — мужчина с нескрываемой иронией вопросительно приподнял бровь.

— Доу, — твердо ответил профессор Снейп, уверенно глядя в серые глаза собеседника. — Он маг. Сирота. Сбежал из приюта.

Гарри поздоровался со взрослыми и робко улыбнулся мальчику, который в ответ заулыбался и сказал:

— Привет, тебе тоже нравится ванильное мороженное?

Дети увлеклись болтовнёй. Разговаривал в основном Драко, а Гарри внимал ему с широко раскрытыми глазами, доверчиво впитывая всю вываленную младшим Малфоем информацию. О поместье (знаешь, какое большое, и сад та-акой огромный, там так здорово играть), о квиддиче и мётлах (папа обещал купить мне метлу, если я буду хорошо себя вести и учиться, а мама сказала, что я целых два месяца был «идеальным ребёнком»), о сладостях (у меня целая коллекция вкладышей из шоколадушек, три Мерлина, пять Дамблдоров и ни одной Морганы, давай меняться), о магии (так хотел летать, что сел на папину трость, и она взлетела, и я здорово стукнулся головой о потолок и рухнул на пол, пришлось лечить перелом руки, но всё равно летать так здорово, а что, ты уже колдовал?).

Северус же подвергся форменному допросу. Нет, конечно, всё было в рамках приличий и очень даже походило на любезную светскую беседу. Жизнь, работа, его исследования, сплетни из жизни знакомых или известных людей, воспоминания о каких-то школьных проказах и проблемах, упоминание о каком-то Фадже... Однако при всем этом Люциус Малфой с умелой помощью Нарциссы, сумел выпытать из отнекивающегося и запирающегося Снейпа всю историю о сироте из приюта, которого довели до того, что он сумел связать клятвой взрослого мага, пока тот неумело пытался успокоить рыдающего ребёнка.

— Да, Северус, и что же ты собираешься делать? — сочувственно спросил Люциус, безуспешно пытаясь скрыть усмешку бокалом вина.

Когда Нарцисса, наконец, обратила на них внимание, оба мальчика уже успели перемазаться, да так, что у Драко на носу появились веснушки из шоколада, а у Гарри — усы от какао. Вздохнув, миссис Малфой достала зеркальце и дала детям полюбоваться на это безобразие, а потом, выдав каждому по салфетке, попросила их доказать примером, что они взрослые и воспитанные люди, которым ведомы правила поведения за столом.

— Постараюсь найти семью, которая согласиться принять мальчика на воспитание, — вздохнул Северус и добавил, — а также убедить его в том, что там ему будет лучше.

— А почему Доу? — стараясь не показать заинтересованности, спросил Малфой, — или его прическа…

— Мистер Малфой, — не скрывая иронии, ответил профессор Снейп, — мне он известен под этим именем. Может быть, у его и есть права на более… звучное имя, но согласитесь, мне не с руки привлекать внимание к этому ребенку. Потому что или кто-то стремился спрятать его как можно дальше от заботы министерства, или эта самая забота выразилась в том, что его пристроили в приют. А прическа… Неважно, является ли мальчик последним или первым в роду, он — глава рода и имеет право на длинные волосы.

Прислушавшись к беседе Нарциссы и детей, оба мужчины поняли, что Гарри и Северус уже приглашены на летние каникулы в поместье, потому что детям нужна компания, а бедный мальчик, живя с магглами, конечно же, не мог научиться хорошим манерам и страдал от их жестокости и черствости, а Драко очень застенчивый и робкий ребенок, которому требуется товарищ для игр. Летом в саду детям будет хорошо, и Северус сможет заготовить несколько редких видов трав для зелий. К тому же он поможет Нарциссе с приготовлением лекарств для спины Люциуса.

— И всем будет только хорошо, — глаза миссис Малфой сияли, на порозовевших щеках играли ямочки.

В конце концов, семейство Малфоев и Северус с Гарри попрощались перед камином в глубине кафе. Мальчишки обменялись торжественными обещаниями писать друг другу письма, и Гарри в очередной раз за сегодняшний день увидел чудо: из горшочка на каминной полке зачерпывается горсть порошка, и, четко выговорив название своего поместья, семья Драко исчезает в позеленевшем пламени камина.

~oOo~



События этого дня закружили Гарри в вихре красок, впечатлений, эмоций. Впечатления, сменяясь одно другим, просто погребли его под своей лавиной. Диагон-аллея была… волшебной?.. посещение банка — сказочным приключением, покупки, сделанные для него Северусом, создавали настроение праздника, а посещение кафе-мороженого… Мальчик просто не мог описать, что чувствует, счастье переполняло его, казалось, что он от радости вот-вот взлетит в воздух, как воздушный шарик. Лишь одно обстоятельство омрачало радость этого дня. Лицо его опекуна. Напряженное, с крепко сжатыми губами, кривящееся в мученической гримасе. Гарри хотелось увидеть на нём улыбку. Именно об этом он думал, пока Северус делал заказ официанту. А потом к ним присоединились знакомые Северуса с сыном. Дурсли обычно старались спрятать Гарри от гостей, друзей же среди ровесников у него не было, потому что Дадли, сын тёти Петунии, настраивал всех ребят против кузена. Мальчик не знал, что делать и как себя вести, но Снейп спокойно представил своего подопечного друзьям, а их сын был не против общения. Драко казался таким знающим и опытным. Он болтал обо всём: о том, что он обожает сладости и ненавидит спаржу, об уроках которые нравятся и нет, о метлах, на которых можно летать и других увлечениях.

Когда к разговору мальчиков присоединилась миссис Малфой, Гарри уже знал почти всё о Поместье, его садах, об озере, о том, что Драко жаждет получить метлу, которая гораздо интереснее велосипеда. Драко сочувствовал Гарри, который жил в приюте у магглов, но, узнав, что Гарри едет в Хогвартс, он совершенно забыл о своём покровительственном тоне, и стало ясно: он завидует. А услышав, что Гарри смог применить магию для принесения Нерушимой клятвы, он совсем сник и признался, что у него вышло только удержаться в воздухе при падении с яблони, да призывать вещи. Иногда. Его мама, посмеиваясь, шепнула, что Драко бредит школой и ждет не дождется покупки волшебной палочки, а пока зачитал до дыр «Историю Хогвартса». К десерту Гарри успел пообещать писать письма и понял, что у него впервые в жизни появился друг.

Драко с родителями отправились к себе домой прямо через камин в кафе. Зрелище было удивительное, но в то же время успокаивающее. Потому что следом за Малфоями в горящий камин вошли они со Снейпом. Вышли уже из камина в «Трех мётлах» — трактирчике в магической деревне, как объяснил Северус. Гарри, буквально вывалившись из камина на пол, привлёк к себе внимание всех сидящих в общей зале, большинством из которых были подростки в одинаковых форменных мантиях. А когда вслед за ним из камина вышел мужчина, в зале повисла тишина. Поприветствовав женщину за стойкой, Северус спокойно помог Гарри подняться, вычистил его одежду взмахом палочки и вышел на улицу, отсекая дверью взволнованный гул.

Магическая деревня была похожа одновременно и на обычную английскую деревушку, и на Диагон-аллею. Гарри запомнилась скамейка, обычная скамейка, какие можно встретить везде. На ней сидела пожилая ведьма, одной рукой она придерживала корзину с вязанием, а второй держала за рукав гоблина, с которым вела яростную перепалку. Мимо, следом за девочкой, летящей верхом на метле в трёх шагах от земли, пробежала стайка ребят лет четырех-пяти; они выкрикивали ей советы и спорили, чья очередь кататься. Желание крутить головой во все стороны из опасения пропустить что-нибудь интересное постепенно сменилось усталостью и апатией. Ноги стали заплетаться. Снейп, сдерживая привычный для него стремительный шаг, постоянно оглядывался, подгоняя, но когда они вышли на дорогу из деревни, вздохнув, взял мальчика на руки, и вскоре тот задремал.

Гарри проснулся, когда Северус вошел в холл Хогвартса, и, встряхнув, поставил его на ноги. Широко раскрытыми глазами он оглядывал холл, рассматривая встреченных детей. Снейп, не говоря ни слова, направился вглубь. Пройдя по казавшимся Гарри бесконечными коридорам и лестницам, он, наконец, пришел к дверям своего нового дома.



Глава 4. Глава четвертая. Новый дом, новая жизнь

Прошло уже больше месяца с того дня, как он поселился в Хогвартсе. Первые две недели были особенно трудными. В тот же вечер к ним пришел в гости старик с ласковым голосом и голубыми глазами. Старика звали Альбус Дамблдор, он был директором школы. Дамблдор печально смотрел из-под странных очков-половинок, каялся в том, что отправил мальчика к родственникам, что не знал, как ему живется. Просил прощения. Гарри, опустив голову, разглядывал подол мантии старого мага, сплошь вышитый звездами и полумесяцами. Казалось, рисунки живут своей жизнью. Лучше думать об этом. Мальчик не решался посмотреть в глаза старику и обвинить его во лжи. Хотя очень хотелось.

Гарри узнал этот мягкий голос и теперь боялся оставаться один. А Северусу нужно было вести уроки, консультировать студентов перед экзаменами, проверять домашние задания и следить за отработками, не говоря уже о его обязанностях главы Дома Слизерин и о том, что именно он пополнял запасы лечебных зелий для школьного госпиталя. Одним словом обычно в свои комнаты он возвращался поздно, очень поздно — особенно если патрулировал школьные коридоры в поисках нарушителей дисциплины. И все это время ребёнку предстояло провести одному.

Директор, ласково улыбаясь, предложил Гарри поселиться в южной башне — там солнечно, прекрасный вид из окна, рядом находятся покои профессора МакГонагалл — декана Гриффиндора и мадам Помфри — школьного колдомедика. Однако мальчик вцепился в локоть своего опекуна и отказался покинуть профессора Снейпа, который не мог оставить студентов своего Дома. Первые три для Гарри провел в его покоях — если не считать визита к мадам Помфри. Колдоведьма осмотрела мальчика, используя волшебную палочку, и написала на бумажке названия нескольких зелий, которые надо было пить до конца мая. Опекуна он видел только поздно вечером. Северус и директор приставили к нему Плютти — домового эльфа. Она приносила еду, убирала в комнате и смотрела, чтобы с Гарри ничего не приключилось.

Северус объявил, что поскольку он не может водить Гарри каждый день в школу в Хогсмите и не может оставлять мальчика в начальной школе на всю неделю — если только Гарри не передумал. Нет? Жаль. Так вот, если нельзя отдать его в школу в деревне, то его образованием он займется сам. Снейп выяснил, что Гарри немного умеет читать, писать и считать. После этого профессор составил расписание, список учебной литературы и порядок её прочтения. Профессор договорился с библиотекаршей мадам Пинс и несколькими студентами своего Дома о том, что они помогут его воспитаннику в учебе. Шестикурсник Джеральд Фортескью и четверокурсница Лиза МакДугал не готовились к С.О.В. и Т.Р.И.Т.О.Н. Они, как и их декан, были вполне уверены в том, что успешно сдадут экзамены, а лишние деньги студентам были крайне нужны. Поскольку Гарри всё ещё боялся надолго оставаться один, то Лиза и Джер стали после занятий приводить его в общую гостиную факультета.

Невыспавшийся и злой Снейп обычно будил мальчика очень рано, чтобы успеть накормить завтраком и отвести в библиотеку до начала утренних занятий. Потом профессор отправлялся на общую трапезу в большой зал, а Гарри дожидался прихода мадам Пинс. Всю первую половину дня, пока Северус был на занятиях, он проводил в библиотеке. Ему пришлось научиться писать птичьими перьями, которые надо было ещё очинивать — да и собственно писать приходилось не на бумаге, а на пергаменте или на папирусе. Первое время из-под пера у Гарри выходили жуткие каракули, сплошь залитые кляксами. Эту проблему решил Северус. Он приобрел для Гарри прописи, которые отображали только идеально выписанную букву. А когда пришло письмо от Драко, написанное красивым, аккуратным почерком, Снейп язвительно спросил, не будет ли стыдно мистеру Поттеру продемонстрировать свое невежество перед приятелем? Через две недели к Драко Малфою сова отнесла письмо, написанное чуть ли не каллиграфическим почерком.

В расписании уроков были:

— английский язык, устный и письменный (правила правописания и английская литература, магическая и магловская) — занятия с Северусом и мадам Пинс;

— математика (арифметика и геометрия) — мадам Пинс и Джеральд Фортескью;

— латынь (устно и письменно) — мадам Пинс и Джеральд Фортескью;

— история магии — Северус;

— история Британии и мира — мадам Пинс и Лиза МакДугал.

За прошедший месяц мальчик возненавидел свою фамилию. «Мистер Поттер» в устах Северуса Снейпа означало большие неприятности для Гарри. Профессор ни разу не перепутал обращение: когда они были наедине, он ругал «мистера Поттера» и крайне редко и скупо хвалил «Гарри», при посторонних же обращался к мальчику как к мистеру Генриху Доу. Для мистера Поттера самым мягким ругательством было «глупый мальчишка, страдающий размягчением мозгов». Ему сообщали, что он похожий на отца, ограниченный и упёртый идиот, который считает, что голова ему дана для того, чтобы в неё есть и носить на ней шапку, что между ушами у него пустота, в которой свищет ветер, что он болен умственным запором, компенсируемым недержанием речи. Каждый вечер, каким бы он ни был уставшим, Северус проверял выполнение заданий. После разговора о планах на лето на стол Гарри лег довольно увесистый фолиант «Волшебные травы и грибы. 1001 полезное растение». И вскользь было замечено, что профессор собирается заняться научными исследованиями и сбором ингредиентов для зелий:

— Ты можешь, конечно, просто не мешать мне и не путаться под ногами, а можешь помочь… — сказано было безразличным тоном, и вечером Гарри не задали ни одного вопроса по содержимому книги.

Вначале мальчик решил, что это даёт ему возможность не заниматься конспектированием ещё одного фолианта, однако подумав, понял, что гораздо интереснее было бы собирать травы вместе с Северусом, чем сидеть одному в подземельях. Обычно все преподаватели от мадам Пинс до студентов Слизерина всегда старались разъяснять непонятный вопрос от и до. Кроме Северуса. Профессор Снейп на любое «что», «зачем» и «почему» первым делом отвечал:

— Включи, наконец, мозги и подумай сам, где ты можешь найти ответ? Этот вопрос освещался в монографии Бедшоу, а также в справочнике Милфелда, но я бы первым делом посмотрел в Большой магической энциклопедии. Там еще в конце обычно мелким шрифтом указывается список литературы.

В последнее время и мадам Пинс начала вести себя подозрительно похоже на слизеринского декана. Она отсылала его в библиографический раздел и раздел справочной литературы, объясняя, что умение найти нужную информацию зачастую важнее знаний в интересующем тебя вопросе.

— Умение найти нужный ответ зависит от умения задать правильный вопрос, — повторяла библиотекарша. — Посмотри, какая большая библиотека в Хогвартсе, не умея поставить правильного вопроса, ты будешь впустую копаться в книгах всю жизнь, а умея…

Библиотекарша частенько вздыхала, глядя на Гарри, говорила, что не дело одинокому мужчине воспитывать маленького ребенка, что ему нужна заботливая женская рука. Мальчик только мрачно прожигал взглядом столешницу. Когда в конце мая его повторно осматривала школьная медиковедьма, она тоже сетовала на необходимость «женской материнской заботы», — правда, всё это шепотом выговаривалось Снейпу. Дамы Хогвартса, кажется, считали, что без их заботы Гарри и Северус пропадут.

Вторую половину дня Гарри проводил в своих комнатах или в гостиной Слизерина. Готовил уроки, читал, играл. Разгуливать одному по замку ему категорически запретили — замок был полон магии и мог быть опасен для маленького ребенка. Несколько раз он пытался улизнуть от пристального внимания и пуститься в исследования, но каждый раз его кто-нибудь замечал и возвращал. Казалось, что нельзя шагу ступить, чтобы не быть замеченным каким-нибудь портретом, или призраком, или домовым эльфом. Слизеринцы же сперва отнеслись к Гарри насторожено. Всех снедало жгучее любопытство — откуда у их холостого декана взялся пятилетний мальчик, и кем он ему доводится? Гарри, как ему и наказывал Снейп, отвечал на все вопросы, что он сирота, сбежал из приюта у магглов.

— Кем мне доводится профессор? Он мой отец, — в ставшей оглушительной тишине звоном набата раздавался писк одинокого комара.

— Отец?

— Ну, да. Я его усы… упап… уботцовил!

— Как это?

— Ну произошел не-кон-троли-руе-мый выброс магии…

— Что?! Ты усыновил Снейпа?!

И после этой реплики раздался обманчиво мягкий голос декана:

— Мистеру Доу пора спать, — Снейп запретил называть его отцом, Гарри спорил и дулся. Естественно, это заметили все студенты Дома Змеи.


~oOo~



— Ты маггл?

— А это важно?

— Ну ты даёшь! Конечно, важно! — третьекурсница Соня Редьярд даже покраснела от волнения. — Подумай сам, кровные узы в мире магии значат очень многое. От твоей семьи зависит твоя магия. К чему ты предрасположен, а что тебе противопоказано.

— Как это? — Гарри недоуменно хлопал глазами.

— Ну… например, возьмем некромантов. Магов жизни и смерти. Из их семей вышло немало известных целителей. Это потому, что жизнь и смерть связаны. Понимаешь?

— Нет.

— Целители из рода некромантов могли вытащить умирающего почти из-за грани, пока видели хоть какой-то шанс. Но иногда к ним приходил человек во цвете лет, пышущий здоровьем, и жаловался на незначительную болезнь, вроде головной боли, а они отказывались лечить его, утверждая, что он отмечен смертью. И человек вскоре умирал. Иногда на него кирпич падал, а иногда это была болезнь или проклятие. Но люди считали виновными в смерти близких целителей из рода некромантов.

— Соня, прекрати. Лучше почитай ему книжку, если ты сделала всё, что задано, — лениво отозвался Леонард МакАлистер, семикурсник, староста.

Часть ребят воспринимала Гарри как сына их декана. Может, и незаконного, и от гря… магглы, но сын декана — это сын декана. Они вовлекали мальчика в обсуждения школьных проказ, матчей по квиддичу или предпочтений в сладостях. Вторая часть находила появление и происхождение мальчика полными тайны, ведь сам он ничего не мог о себе рассказать. Только то, что его родители учились в Хогвартсе. Некоторые девчонки считали Гарри живой куклой, с которой можно играть в старшую сестру. Они расчесывали и заплетали его волосы, донимали замечаниями об аккуратности, правилах хорошего тона, поведения. И наконец, были те, кто оставался к нему равнодушен, воспринимая его только как досадный мелкий репей, готовый прицепиться к их компании.


~oOo~



Сейчас у всех почти нет свободного времени — скоро экзамены. В гостиной стоит тихий напряженный гул. Первоклассники отрабатывают движения палочкой, необходимые для чар или трансфигурации.

— Wingardium Lаviosa, — взмах палочкой, — Wingardium Leiviosa.

— Марша, постой, смотри, в конце надо сделать вот такое движение, вроде петли, и ты постоянно произносишь заклинание нечётко. Надо говорить «Wingardium Leviosa». Вот видишь, повтори, — Соня Редьярд курирует подготовку первого и второго курсов Слизерина к экзамену по Чарам.

— Wingardium Leviosa!

— Молодец! Повтори еще 10 раз подряд.

И бедная Марша с ожесточением повторяет:

— Wingardium Leviosa! Wingardium Leviosa!..

— Погоди, а если использовать иглы дикобраза?

— Цветы папертника можно найти… используются для… применяются в зельях…

— Accio!

— Stupefy!

— Безоаровый камень применяется для нейтрализации большинства ядов, его можно найти в…

— Хэтти, ты пойдешь в Хогсмид в эти выходные?

В гостиную врывается красный, как флаг Гриффиндора, весь взлохмаченный Грегори Винц. С размаху швыряет шляпу в угол и шипит не хуже кошки Филча, когда ей наступят на хвост:

— Старая облезлая кошка!

— Эй, Грег, что случилось? — спрашивает шестикурсник Мэтью Хиггинс, капитан квиддичной команды.

— Наша тренировка накрылась. МакГонагалл сняла с меня 5 баллов и назначила мне взыскание с Филчем.

— За что?

— За драку. Этот… Они подловили меня… в общем, старая кошка увидела, как всегда, то, что хотела — как я пытался проклясть ее ненаглядного аврорыша.

— Гадство. Ты хотя бы успел?..

На лице Винца расплывается такая широкая и счастливая улыбка, что вопрос сразу же снимается.

— Гарри, не забудь прочитать и перевести к следующей неделе страницы 125—128 «Записок Цезаря». Пока мне нужен пересказ, а страницы 15—20 «Писем к Луцию» — перевод.


~oOo~



Гарри, подперев кулаками щёки, лежал на животе на пледе, болтая ногами в воздухе. Плед был расстелен на газоне в одном из внутренних двориков замка. Мальчик читал книгу о приключениях маленького волшебника по имени Ремус Плоссет. Книжка была захватывающей. Герой встречался с кентаврами, единорогами и другими магическими существами. От мудрого кентавра Хирона он узнал о свойствах трав и растений, о языке звезд и вообще многому научился. Гарри уже не удивляло то, что картинки в книжках двигались, как и то, что они, книжки, могли разговаривать. Например, его учебник латыни.

Леонард МакАлистер заглянул сегодня в библиотеку на перемене и договорился о встрече в этом уединенном дворике. Лео клялся, что этот дворик почти никто не посещает, и даже во второй половине дня, после занятий, мальчика никто не заметит, поскольку большинство студентов будет в парке у озера. И еще он обещал сюрприз.

Было тихо, только шмели жужжали, перелетая с одного розового куста на другой, легкий ветерок делал жаркий день не таким уж душным. Незаметно подкралась дремота, мальчик «клюнул» носом, потом еще раз, и вот уже его голова лежит на развороте книги.

Его разбудила громкая перебранка. Голоса доносились из-за зарослей розовых кустов, и Гарри, узнав в одном из ссорящихся голос Лео, напряженно вслушался.

— А что это ты держишь в руках?

— Не ваше дело, придурки. Шли бы вы… мявкать в другое место.

— А нам здесь нравится. Тихо спокойно, никто не мешает. А на твое шипенье можно не обращать внимания. Тебе до звания слизеринского гада, как отсюда до Диагон-аллеи пешком. Это же у вас Снейп — главный гад! А ты так, мелкий гаденыш.

— Отдай.

— Ой, парни, я сейчас умру, это ж детская метла. Что, МакАлистер, решил вернуться к истокам, так сказать, начать заново?

— Верни метлу, — голос Лео звучит напряженно. Гарри, найдя просвет между густыми ветвями розового куста, видит, что напротив слизеринского старосты стоят трое гриффов. Один из них, рыжий, держит в руках вожделенную метлу. Детскую модель Чистомета. Метла не новая, но явно в хорошем состоянии. Мальчик в отчаянии сжимает кулаки. Если бы у него была волшебная палочка…

— Ты, наконец, признал, свои достижения как врата…

Дальше события движутся стремительно, как гоблинская вагонетка в Гринготтсе. Лео суёт руку в карман, рыжий отскакивает, двое других пытаются поднять свои палочки — и в ближайшую к нему фигуру с палочкой взбесившимся бладжером врезается Гарри.

Итогом «безобразной драки», как ее определил Северус, стало то, что разъяренная МакГонагалл сняла со своих по 15 баллов, с Лео 20 (за вовлечение в нее маленького ребенка), а Гарри Северус обещал назначить отработки в лаборатории и конфисковал подаренную метлу. Чистомет он пытался вернуть Лео, но тот отказался принимать подарок обратно, уверяя, что отныне это боевой трофей, честно добытый в неравном бою. Мадам Помфри, залечивая царапины, качала головой и бормотала, что им со Снейпом явно не хватает женской заботы. Декан Гриффиндора все это время только недовольно поджимала губы и кивала головой, выражая свою солидарность. И не забывала яростным шепотом распекать студентов.

А рыжему еще и от матери досталось! Она приехала навестить его сегодня! Как будто по заказу!


~oOo~



Первые две недели вся школа бурлила и кипела, как котел с кипящим зельем, разбрызгивая слухи и исходя испарениями сплетен.

— Вы слышали, что Снейпа видели с маленьким магглом, которого он похитил, чтобы принести в жертву для темного ритуала?

— Не в жертву, а на ингредиенты, и не маггл, а эльф.

— Ты еще скажи домовый!

— У Снейпа — маленький сын.

— Незаконный…

— Магглокровка...

— Это сын Упивающихся!

— Сын самого Того-самого.

— А кто-нибудь видел пацана?

— Это девочка! Он принес её в жертву.

— Он извращенец…

— Запер ребенка в подземельях и мучает её.

— Нет, он отдал мальчишку слизеринцам для пыток, я сам видел, как их староста водил ребенка к Помфри.

— Это потому, что они испытывают на ней темномагические заклинания.

— Куда смотрит директор?

Услышав это в первый раз, Снейп заскрипел зубами, второй — разозлился, в третий только и смог, что кисло усмехаться в учительской, слушая новую порцию слухов, переданную Минервой МакГонагалл.

— Северус, сегодня меня посетила делегация пятикурсников моего Дома. Они абсолютно уверены, что вы пустили бедную крошку на ингредиенты в зельях — имеется в виду то, что осталось от несчастной после кровавого ритуала, — губы скорбно и неодобрительно поджаты, а в глазах скачут весёлые бесенята и голос мурлычет. — Я, конечно, уверила их в нашей благодарности за проведенное расследование, но убедила, что даже следов темномагических ритуалов за последние 300 лет на территории замка не наблюдается.

— Благодарю вас, Минерва, — ничего-ничего, мы тоже мурлыкать умеем, и голос у нас более бархатный. — Если бы во времена моей учебы, вы столь же убедительно разъясняли ученикам вашего Дома их заблуждения, моя жизнь была бы в четыре раза скучнее. Как минимум.

Как ее передернуло. И улыбка перестала напоминать о сытой кошке. Обиделась. Ничего. Должен же он получить, наконец, моральное удовлетворение от жизни? Зато теперь можно будет спокойно заходить в учительскую хотя бы неделю. Надеюсь, она вспомнила историю о том, как Сириус Блэк убедил Поттера, что именно Снейп принес кота Джеймса в ритуальную темномагическую жертву. Северус тогда провел три дня в лазарете, а кота Хагрид нашел в камышах у озера.

Благослови Мерлин и Моргана слизеринцев. Слишком многие из них знали о последствиях недавней войны. Большинство имело неполные семьи. У части детей родители отбывали заключение в Азбакане, у части — погибли. Некоторые из них считали себя слишком обязанными своему декану за помощь в «семейных делах», а некоторые были слишком хорошо проинформированы о его прошлом… И конечно, все они умели слушать, наблюдать и сопоставлять. Именно этими умениями своих подопечных и воспользовался Северус, распространяя свою… версию. Несколько слов, сказанных в их присутствии, несколько фактов, упомянутых при наиболее болтливых портретах, пара советов, спрошенных у Кровавого барона, и слизеринская гостиная пришла к единому мнению. Воспитанник профессора Снейпа не его сын, не маггл, но воспитывался в приюте с младенчества — это сын магов, которые или погибли, или сидят в тюрьме. Возможно, знакомых профессора. Возможно это Его сын… Про Него вообще ничего не известно, может быть, министерство пыталось избавиться от Его ребенка, поэтому самым верным вариантом поведения было признано не привлекать внимания к воспитаннику декана и гасить слухи, вызванные горячечным воображением гриффов.


~oOo~



Когда он смотрел на ребенка, ему хотелось найти или украсть хроноворот. И не дать себе произнести тех слов, ставших клятвой, или помешать себе подслушать пророчество, или никогда не встречать перспективного и амбициозного политического деятеля — лорда Волдеморта, или не слышать жаркого, возбужденного шепота Сириуса Блэка, объясняющего, как пройти мимо ветвей Дракучей ивы.

Каждый раз, гладя на Гарри… Доу, Северус испытывал сложный букет чувств и эмоций. Раздражение, вызванное тем, что это — сын Поттера и Лили, мальчишка, бесцеремонно и нагло вторгшийся в его жизнь, заставив отказаться от намеченных планов и устоявшихся привычек. Чувство вины от роли, которую он сыграл в жизни ребенка. Гнев на себя за то, что снова связался с Поттерами, что снова ошибся и оказался заложником своего слова. Странное, удивленное умиление, вызванное тем, что именно его мальчишка осознанно выбрал на роль отца. Они с постоянством, достойным лучшего применения, ругались из-за обращения «папа». Он не хотел такой привязанности от сына Поттера. Начни ребенок звать его «папой» — и надежда на возможность расстаться станет такой же реальной как снег в июле. Северус старался вести себя как можно строже, быть холоднее… Однако Гарри, вопреки логике, явно побаивался доброго Альбуса и не боялся злого профессора Снейпа. Он старался не мешать опекуну, вел себя тихо, но за прошедший месяц он шесть раз прибегал к нему ночью в слезах и жаловался на кошмары. Каждый раз — после встреч с Альбусом… В этих случаях Гарри засыпал в кровати Северуса, обняв медвежонка, под декламацию стихов. Профессор Снейп не помнил детских сказок, но любил поэзию.

С этим надо было как-то бороться. Давать маленькому ребенку успокоительные зелья или зелье Сна-без-снов было неправильным, и профессор, вздохнув, решил бороться с причиной кошмаров. Однажды вечером он освободился пораньше, что накануне экзаменов было равносильно подвигу, посадил Гарри на диван, сел рядом и, испытывая неловкость, приобнял мальчика за плечи. Начал рассказывать о том, каким мудрым, добрым и могущественным волшебником является Альбус Дамблдор, пытаясь при этом проникнуть в сознание Гарри с помощью легилименции. Реакция ребенка его удивила — пропустив мимо ушей все дифирамбы мудрости и доброте директора, Поттер испугался, услышав о могуществе и силе. С ужасом понимая, что однажды противостояние с директором кончится для мальчика новой истерикой с непредсказуемыми для него самого результатами, он пошел на преступление — начал учить Гарри приемам контроля за эмоциями, входившими в раздел ментальной магии, объясняя, что эти упражнения помогут избавиться от кошмаров и пригодятся в дальнейшем — ведь магия очень сильно зависит от эмоционального состояния волшебника.


~oOo~



Северус Снейп пригубил кофе и поморщился, оглядывая столы факультетов. Надежды на то, что удастся избежать разговора (причем крайне неприятного) с мадам Помфри, у него не было.

— Северус, вам надо отказаться от кофе и энергетических зелий, это вредно для печени, — глаза медиковедьмы пытливо вглядывались в лицо. — Я бы не хотела заново приводить вас в порядок.

Ну да, второй раз. Первый был после Азбакана. И, несмотря на благодарность за все сделанное для него, он частенько думал, что лучше бы она его тогда отравила.

— Я постараюсь, — недоверчивый взгляд колдуньи, которая слишком хорошо его знает. — На каникулах я обещаю пить только слабо заваренный зеленый чай, спать не менее семи часов в день и никаких энергетических зелий.

— Постарайтесь отдохнуть. Моя кузина с детьми отдыхала в прошлом году в Дувре. Они прекрасно провели время. Или можно с ней договориться и пожить во Франции, она живет в тихой магической деревушке на берегу Дордони. Там чудесно. Я уверена, отдых там понравится и вам, и Гарри. Тереза чудная женщина, она присмотрит за вами обоими.

Северус обещал подумать над этим предложением и, после напоминания о необходимости посетить госпиталь после обеда, устремился прочь. И его тут же перехватила МакГонагалл, чтобы сообщить о своей троюродной племяннице, готовой сдать на полтора месяца комнаты в Эдинбурге двум молодым холостякам. И ободряюще улыбнулась ему. Ужас. С трудом избежав разговора с мадам Хуч и мисс Вектор, он стремительно скрылся в подземельях.

В последнее время ему казалось, что все окружающие просто сошли с ума. Они стремились устроить его личную жизнь, намекали, что и ему, и ребенку, которого он взял на воспитание, требуется женская забота. Кажется, они всерьез решили его женить.

Он бы предпочел вовсе пропускать общественные завтраки, но именно утром обычно доставлялась почта. В подземелья совы залетали крайне неохотно и только при острейшей необходимости для их хозяев доставить корреспонденцию. Так что его присутствие за преподавательским столом в Большом зале являлось вынужденной необходимостью. Он мельком увидел, как две большие амбарные совы доставили Лео МакАлистеру длинный сверток, и отметил про себя, что надо будет попросить Кровавого Барона аккуратно проверить, нет ли в свертке чего-либо для прощального сюрприза гриффиндорцам. Однако сейчас его больше волновали не матримониальные порывы окружающих в отношении себя, не больная печень и нотации Поппи и даже, как ни странно, не младший Поттер, который добавил ему хлопот, нервотрепки и обещал подарить скорую язву желудка. Нет, больше всего главу дома Слизерин волновали два письма, полученные этим утром. Вызов на разбирательство в Визенгамот и послание от Люциуса Малфоя.

Сегодня первый урок он вел у третьего курса Рэйвенкло и Слизерина. Обычно это предвещало спокойные два часа, когда можно немного расслабиться. Вот только не он один получил утром приглашение в Визенгамот. Алиса и Энтони Митчелл должны были прибыть на слушание их дела об опеке. На первый взгляд Алиса была совершенно спокойна, может быть, немного рассеяна, но Северус понимал, что девочка в ужасе. Придется сегодня уделить ей особое внимание.

Дважды объяснив процесс приготовления зелья и продиктовав список ингредиентов, профессор распечатал письмо от мистера Малфоя, бывшего старосты его факультета и члена Попечительского совета. И только. Уголок губы непроизвольно дернулся. Люциус писал, что принял все возможные меры и задействовал все связи. Напомнил о возможности получения помощи от родителей нескольких учеников Дома при рассмотрении дела — как свидетелей и поручителей. И, главное, сообщил, что сегодня прибудет в замок, чтобы обсудить все вопросы при личной встрече.

Рассмотрение дела было назначено на первый же день по окончании экзаменов. И на этот раз на помощь директора можно было не рассчитывать. Более того, несколько человек, ранее обещавшие помочь сиротам, прислали сов с туманными, но твердыми отказами. Если Люциус откажет в помощи, то Митчеллам, при условии, что они будут продолжать упорствовать в своём нежелании принять опеку дяди, не останется другого выхода, кроме маггловского приюта. А Митчеллы откажутся. Пять поколений семьи попадало исключительно в Гриффиндор или Рэйвенкло, пока шесть лет назад при аврорском рейде не погибла мать, а через полгода отца не арестовали по подозрению в сочувствии Тому-кто-не-должен-быть-назван. Джеймс Митчелл провел 3 года в Азбакане без суда, после чего был признан невиновным и умер через полгода после выхода из тюрьмы. Дети оставались на попечении бабушки со стороны отца, которая умерла этой зимой. Единственный живой родственник — кузен матери Александр О’Брайен. Аврор О’Брайен. Энтони после похорон переговорил со старшим из домовых эльфов, и теперь Александр не может ни проникнуть в дом, ни получить ключ от банковской ячейки семьи, а дети отказываются отвечать на его письма и от личных встреч с ним.

Узнав об альтернативе, Северус предложил Энтони, которому оставалось чуть более 13 месяцев до 17-летия, план по нейтрализации дядюшки. По этому плану они с сестрой не появляются дома на каникулы, а живут у друзей, а еще лучше, если кто-то из родителей их друзей или друзей отца возьмет на себя временную опеку. Если приютить сирот на каникулы соглашались почти все их знакомые, то бороться в Визенгамоте против аврора, которому благоволит сам Альбус Дамблдор… Нашлись только Люциус да он сам. Профессор Снейп не знал мотивов Малфоя, а его мотивом стало смахивающее на манию стремление ни в чем не походить на главу Дома времен его учебы. В отличие от Горация Слагхорна, Северус Снейп не принимал подарков от родителей или учеников, в первую очередь он заботился о своих студентах, а уж потом о репутации среди учеников, и в последнюю очередь о славе доброго и справедливого педагога. Хотя о какой справедливости можно было говорить, когда его декан предпочел уволиться, стремясь максимально дистанцироваться от учеников, часть которых оказалась на кладбище или в Азбакане, а часть пытается выжить во враждебно настроенном мире? Северус не допустит, чтобы его попустительством и ленью были сломаны судьбы нового поколения талантливых детей с нелегкой судьбой.

К счастью, урок подошел к концу, а никто так и не взорвал котел и не обварился. Северус роздал проверенные эссе. Напомнил студентам, что в следующий раз они встретятся на консультации, а после уже на экзамене. Пожелал всем хорошенько подготовиться к экзаменам и отпустил класс, попросив задержаться Алису Митчелл. Напомнив девочке, что в Визенгамоте они с братом будут не одни, что и он, и мистер Малфой выразили желание стать их опекунами до совершеннолетия Энтони, Северус попросил ее вместе с братом подойти к нему в кабинет к 19:00. Та, наконец-то приободрившись, ответила слабой улыбкой и убежала.

У стола возник эльф с запиской от Альбуса.

«Северус, мальчик мой!

Я был бы счастлив, если бы вы с Гарри смогли сегодня перед обедом как бы случайно оказаться в холле. Приезжает Молли Уизли, и я надеюсь, что она сумеет найти общий язык с мальчиком.

А.»

Молли… Сколько же у них с Артуром детей? Кажется безумно много. Северус Снейп никогда не мог предположить, что станет испытывать сочувствие к женатым и имеющим детей знакомым. Но после того, как в его жизни совершенно неожиданно появился маленький ребенок, он стал жалеть Малфоев, хотя они и утверждали, что очень хотели бы иметь еще детей. Что уж говорить об Уизли… Как же Молли справляется со своей оравой?


~oOo~



Он все-таки попал в больничное крыло. Правда, не для обследования печени, а чтобы забрать Гарри, пострадавшего в межфакультетской драке. И с Молли они встретились. Невзначай. Когда она, причитая, приносила извинения за поведение своего сына.

Когда он пришел в больничное крыло, Гарри зыркал исподлобья на окруживших его людей и стискивал ободранными кулаками старую детскую модель Чистомета. Вокруг толпилось множество народу. Участники драки: три игрока гриффиндорской квиддичной команды — в том числе их молодой ловец Чарли Уизли — и Лео МакАлистер. Мадам Помфри, занимающаяся разбитой губой Гарри. Билл Уизли, пришедший с Минервой МакГонагалл как староста факультета. Также в палате находилась Молли с еще одним сыном, на первый взгляд ровесником Поттера. Декан Гриффиндора яростным шепотом выговаривала что-то своим студентам, а Лео в стороне с презрительным видом посматривал на эту сцену. Увидев своего декана, МакАлистер изменился в лице.

— Лео, что случилось?

— Прошу прошения, профессор Снейп, я хотел порадовать вашего воспитанника, и в виде благодарности… — мальчишка покраснел. — Понимаете, это моя детская метла, знакомых детей у нас нет, и мы с мамой решили подарить ее Гарри. Он так хотел…

Миссис Уизли, всхлипывая, с красным расстроенным лицом переводила взгляд с Билла, который не уследил за братом, на Чарли. Младший сын тихо сидел в углу и старался незаметно от матери корчить рожи братьям, которые в ответ грозили ему кулаками. Молли, отчитывая сыновей, всеми силами старалась показать, насколько она возмущена поведением Чарли.

— Гарри, дорогой, мне так стыдно. И Биллу стыдно, и Рону тоже. И самому Чарли тоже стыдно, — гневный взгляд на виновного. — Мы так виноваты. Если Северус позволит… Гарри, мы приглашаем тебя погостить в нашем доме. Там весело, немного шумно, но весело.

Мальчишка, кинув недружелюбный взгляд на Чарли, энергично замотал головой.

— Спасибо, я уже повеселился.

— Профессор Снейп, — Молли беспомощно оглядела палату, — я могу поговорить с вами?..

— Конечно, миссис Уизли, мы можем пройти в мои комнаты.

...— Гарри, я не собираюсь тебя принуждать, но, может быть, тебе и впрямь будет веселее проводить время в доме, полном детей, чем со мной? Я обещаю, что по первому же требованию…

— Нет. Ты обещал…

Пока они с миссис Уизли и детьми шли к подземельям, Молли пыталась тихо объяснить Поттеру, что они с мужем были знакомы с…

— Гарри! — их чуть не опрокинул маленький белобрысый вихрь.

Люциус Малфой прибыл, со своим маленьким чудовищем. Профессор Снейп посмотрел на Малфоев, потом на Уизли и отчетливо понял, что в данный момент он хочет только одного. Напиться в одиночестве.

— Мистер Малфой, рад вас видеть.

— Взаимно, профессор Снейп. Я бы хотел обговорить с вами некоторые вопросы, связанные с вашим Домом. И, прошу меня извинить, но Драко был крайне настойчив, добиваясь возможности посетить своего друга. Может быть, мальчики пока погуляют?



Глава 5. Глава пятая. Без названия

Гарри был зол. Очень зол. Просто в ярости! Он был зол на идиотов из гриффиндорской квиддичной команды, на Плютти, которая не захотела помочь в драке, а позвала МакГонагалл, на Северуса, который казался испуганным за него, но хотел его же, и наказать, отняв метлу! На Лео… на Лео он зол не был. А тут еще к одному из гриффов приехала мама и теперь, причитая над Гарри, звала его зачем-то в гости. И вот когда с приездом Драко все вроде бы наладилось, Северус отдал его на попечение этой миссис Уизли. Понятно было, что мистер Малфой приехал не в гости, а по делам к декану Дома Слизерин. Но все равно обидно, что их бросили на чужого человека.

Гарри не знал, что делать. С одной стороны нетерпеливо вертелся блондин, ноя, что хочет осмотреть замок от подземелий до башен, с другой стороны стояли рыжие миссис Уизли с младшим сыном, кажется Роном. И этот Рон выглядел так, как будто хотел присоединиться к Драко, но старался в присутствии матери быть паинькой. Гарри помнил такую манеру поведения у Дадли. Может быть, поэтому он ощутил глухое раздражение от поведения рыжего мальчишки. А может, потому, что его старший братец во время драки кричал ему: «Пусти, змеёныш!». Мадам Помфри обещала, что след от укуса скоро пройдет. А жаль. Нечего было тянуть руки к чужим метлам.

Немного полная мать рыжего, от которой так и веяло домашним уютом (возможно, потому, что она не походила на тетю Петунию), кинула на Драко неприязненный взгляд и слегка поджала губы, став чем-то неуловимо похожей на декана гриффов. Драко этого взгляда даже не заметил, он вовсю делился замыслами о том, как посетит все те места, о которых до этого читал в «Истории Хогвартса». Гарри стало досадно, что он так и не удосужился прочитать эту книгу, похоже, выученную его приятелем наизусть, и поспешил прервать друга:

— Пойдемте на Астрономическую башню. Посмотрим в телескопы...

Миссис Уизли почему-то смутилась и сказала, что башня очень высокая, а она боится высоты, её сын же при этом выглядел удивленным и обиженным.

Гарри смущенно задумался — конечно, он маленький, но при этом он дома, а это его гости. Что же делать? В библиотеку их не пустит мадам Пинс: скоро экзамены, и он обещал не мешать студентам, Большой зал открыт только во время трапез, а ужин будет не скоро. Идти через весь замок в восточное крыло и смотреть на гостиную Ровены Рэйвенкло не хотелось. Его спасла миссис Уизли, предложив пойти к озеру посмотреть на гигантского кальмара. Идея понравилась всем. Гарри постарался с вести себя с достоинством, он вызвал Плютти и велел ей принести на берег плед и угощения для него и его гостей. Драко с важным видом велел эльфийке прихватить сырой рыбы, чтобы кормить кальмара. Гарри повернулся к миссис Уизли и опять был удивлен неприязненным взглядом, направленным на Драко. Тут она улыбнулась, и мальчик решил, что ему померещилось.

На берегу мальчишки устроили соревнование: кто дальше всех забросит рыбу. Победителем вышел Рон Уизли. Он удостоился внимания от гигантского кальмара — был окачен водой с ног до головы. Проигравшим, впрочем, тоже досталось. Миссис Уизли, добродушно ругаясь, высушила их одежду, а заодно почистила руки от рыбного запаха. При этом она удивлялась:

— Ну ладно мой Рон — сказывается плохое влияние старших братьев, особенно Фреда и Джорджа, ладно Генрих, он известный драчун, — она подмигнула Гарри. — Но кто бы мог подумать, что Драко Малфой такой же хулиган, что и вы?

Драко краснел от смущения, Рон — от злости на мать, а Гарри думал, что миссис Уизли все-таки классная, и её сыновьям здорово повезло. Вспомнив о рыжем Чарли, мальчик вздохнул.

Наконец, вся рыба была скормлена гигантскому кальмару, пострадавшие от его благодарности умыты и высушены, а съестные припасы, разложенные на пледе, уничтожены. Ребята лениво разговаривали. Драко важничал и уверял, что его отец прибыл по важному делу к декану Снейпу, расспрашивал о том, куда Гарри и профессор собираются летом на отдых.

— Мы с родителями собрались на юг Франции, — растягивая слова, говорил блондин. — Только ещё не решили, когда ехать. Мама хотела в июле, но отец уверяет, что будет занят весь месяц в Лондоне. Он предложил нам отправиться без него, но это будет совсем не то. В прошлом году мы снимали виллу на берегу моря. Было так здорово. Отец ночью катал меня на метле над морем, это так… звезды сверху и снизу, а мы посредине. А мама учила меня плавать.

Рыжий мальчишка смущенно смотрел на Малфоя, и было понятно, что он завидует. Гарри тоже завидовал — тому, что у Драко есть любящие отец и мать. Но он был твердо уверен, что это лето проведет вместе с приемным отцом. Они будут собирать травы, выкапывать корешки и прочую гадость и варить зелья. И еще он надеялся, что летом Северус наконец-то перестанет мучить его учебой. И выдаст метлу. Малфой явно понимал, что другие мальчики ему завидуют, но не видел в этом ничего особенного.

— А куда отправитесь вы? — спросил Драко миссис Уизли, очень стараясь быть вежливым.

Рон покраснел ещё сильнее, а миссис Уизли смутилась:

— Мы, наверное, останемся летом дома, — поправляя ворот сыну, сказала она. — Мальчики, может быть, вы хотите послушать сказку?

— Спасибо, конечно, мы умеем читать сами, — ответил в своей немного высокомерной манере Драко, глядя на то, как Рон Уизли отбивается от заботливых рук матери. — Однако будет интересно послушать, почувствовать себя малышами.

Мальчики расселись вокруг рыжеволосой женщины и приготовились слушать. Миссис Уизли достала из своей сумки зачитанную книгу, Драко заулыбался и шепнул Гарри:

— Моя любимая.

Мать Рона кинула на него взгляд и, протянув руку, смахнула с головы Гарри какой-то мусор.

— Жизнь и удивительные приключения Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил, — начала читать она, не обращая внимания на широко распахнувшиеся зеленые глаза.


~oOo~



Для Люциуса Малфоя всегда на первом месте стояли его планы и желания, а на то, как кто-то другой планирует свою жизнь, ему было плевать. Вот и сегодня он заявился в школу не к 19:00, как сообщал совой, а уже во второй половине дня. И Северусу оставалось только гадать, что все же было причиной изменения планов. То ли Люциусу было трудно аргументированно отказать Драко в посещении Хогвартса, то ли настойчивость сына помогала в осуществлении его планов. Скорее всего, обе причины были верны.

Северус пригласил Митчеллов, и они обсудили все возможные варианты. Энтони показал себя достойным соперником для Люциуса, выторговав у него не менее 10 процентов из тех денег, которые Малфой потребовал за покровительство и обучение ведению дел. Затребованная сумма была немаленькой, но и Северус, и дети понимали, что половина из нее пойдет на взятки в министерстве. К тому же Люциус собирался получать проценты не от основного капитала детей, а от полученной прибыли. Главной прибылью для Малфоя стала бы благодарность Митчеллов. Слизеринцы всегда платят долги.

Попрощавшись со студентами, Люциус лениво улыбнулся, слегка покровительственно глядя на Северуса. Встал с грациозным изяществом хищного зверя и, насмешливо глядя на декана дома Змеи, предложил пойти поискать детей. Глядя на него, никто бы не поверил, что Малфою нужна трость из-за недолеченной ноги.

По пути к выходу из замка они почти не разговаривали.

На дорожке, ведущей к озеру, Люциус рассказал о том, что договорился в «Пророке» о летней практике одного из пятикурсников. Того самого, чьи сочинения Северус показывал ему как несомненно талантливые. Разговор о делах плавно перешел в легкомысленное русло, Малфой, смеясь, рассказал несколько забавных историй, приключившихся с их общими знакомыми, упомянул несколько шалостей Драко. Профессор невольно поддался умиротворенному настроению, вызванному ясной солнечной погодой, стрекотом кузнечиков, ароматами цветов и разогретой травы. Люциус, улыбаясь, вспоминал свои школьные проделки и приключения.


~oOo~



Они издалека увидели Молли Уизли и детей, сидящих в тени ив на расстеленном пледе. Ни она, ни дети их не заметили, занятые книжкой, которую читала женщина. Люциус остановился, придержав Северуса за локоть, и, глядя на детей, предложил не мешать им. Взгляд его, устремленный на Драко, потеплел. Улыбаясь и не глядя на собеседника, он произнес:

— Посмотри на них, Северус. Драко уже совсем большой. Даже не верится, что скоро этот малыш получит первую палочку. Дети прекрасны... Как бы я хотел иметь большую семью… Ты все еще не решил, что делать со своим воспитанником?

— На каникулах я познакомлю его с несколькими семейными парами, которые хотят усыновить ребенка, — Северус Снейп тщательно контролировал свой голос и надеялся, что через несколько слоев ткани Малфой не сможет прощупать его пульс.

— И все-таки, кто этот мальчик? — пальцы на его локте сжались. — Я навел...

В этот момент под ивами что-то произошло. Гарри дернулся и явно сказал грубость. Молли вскинула шокированное лицо, ее сын сжал кулаки и был готов броситься в драку, а Драко выглядел растерянным и обиженным. Миссис Уизли сжала плечо Рона в попытке удержать и ответила Поттеру. Северус нахмурился, скрывая облегчение от того, что детская выходка дала ему возможность избежать допроса с пристрастием, и приготовился к тому, чтобы объявить несносному ребенку о наказании. Гарри вскочил и, не глядя по сторонам, бросился к замку. И, конечно, налетел на них.

Все произошло очень быстро. Мальчик налетел на Малфоя и выбил у того из рук трость, Люциус сильнее сжал пальцы на правой руке Северуса, а Гарри, увидев их, охнул и, покраснев, опустил голову.

Мальчишка был в смятении, он поднял дурацкую палку Люциуса, и, словно не в силах посмотреть в глаза взрослым, уставился на серебряную ручку, выполненную в форме змеи. Пальцы, сжимавшие дерево, были белыми от напряжения. Гарри же, по-прежнему глядя на рукоять трости, зашипел. Северус от неожиданности дернулся и попытался вырвать руку из хватки Малфоя, которая стала сильной до боли. Ему не нужно было глядеть на блондина, чтобы понять, насколько тот поражен. Черт побери, в свободной руке он уже сжимал палочку! В отчаянии Снейп пошел на крайние меры — дал Поттеру несильную пощечину и, когда тот пораженно вскинул голову, сжал левой рукой подбородок мальчишки, не давая опустить глаза, и спокойно произнес:

— Сейчас ты отдашь трость мистеру Малфою и извинишься перед ним, а потом объяснишь нам свое безобразное поведение.

Мальчишка, не отводя взгляда от него, судорожно сунул трость Люциусу и потребовал, еле сдерживая слезы:

— Скажи, что они всё врут! Ведь правда же!

Люциус отпустил локоть, взял трость, скрыв змеиную голову в ладони, и, демонстративно не замечая палочки в руках Снейпа, спокойно и небрежно спросил мальчика, глядя при этом на декана Дома Слизерин:

— Кто «они», мистер Доу? И о чем они лгут?

— Книжка, — мальчишка шмыгнул носом, — в книжке же всё врут про Гарри Поттера?! Ведь правда?

— Я не знаю, что написано в этой книге, — Малфой продолжал рассматривать лицо профессора Снейпа с тем выражением, с каким обычно рассматривал интересные магические артефакты или особо запутанные счета.

Северус присел перед ребенком на корточки и, так же поглядывая на Малфоя, постарался выяснить, что же так взволновало Гарри. В этот момент к ним подоспела расстроенная Молли Уизли с мальчиками.

— Профессор Снейп, извините, я читала мальчикам книгу, — она показала потрепанную книжку, на обложке которой красивая рыжеволосая и зеленоглазая женщина прижимала к груди темноволосого младенца со шрамом в виде молнии на лбу. У Северуса перехватило дыхание.

— Насколько мне известно, свой знаменитый шрам мистер Поттер получил уже после смерти матери. — Он старается говорить ровным, спокойным тоном, чувствуя, что больше всего на свете хочет придушить эту идиотку. Мелкий Уизли выглядывает из-за спины матери и громко возмущается тем, что… Гарри Поттер назвал Гарри Поттера болваном. Северус не знает, смеяться ему или плакать под внимательным прицелом двух пар глаз — дети не в счет.

Он извинился перед Уизли и Малфоями за поведение воспитанника и попытался увести Гарри домой. Люциус, посмотрев на часы, вспомнил, что ему еще встречаться с директором по вопросам финансирования и штатного расписания школы на следующий год. Взгляд Молли продолжал буравить спину всю дорогу к замку. Отойдя на безопасное расстояние, Люциус негромко ответил на невысказанную просьбу:

— Я никому не скажу, но ты срочно должен усыновить или оформить над ним опеку, в противном случае это сделаем мы с Нарциссой. — Северус молча смотрел на него, молясь всем богам о том, чтобы сохранить маску невозмутимости на лице. — Люциус все так же выглядит спокойным и невозмутимым, только слегка бледным. — Это шанс, Север...



Глава 6. Глава шестая. Ах, лето красное, любил бы я тебя… или о том, каким разным для всех было лето

На платформу 9 ¾ Гарри вылетел со скоростью пушечного ядра. Едва удержавшись на ногах, он постарался привести себя в порядок, принять независимый вид и незаметно оглядеться по сторонам. Ранним утром здесь почти никого не было, а те колдуны и ведьмы, что стояли в ожидании поезда, были слишком сонными и ни на что не обращали внимания.

Оглянувшись, мальчик увидел, что на платформу стремительно, но, не теряя достоинства, вышел его опекун. Тот самый, который и придал ему ускорение чуть раньше. Гарри, не желая смотреть на профессора, начал рассматривать подходящий к перрону состав. Увидев алый паровоз, он фыркнул что-то вроде: «Гриффиндорские придурки» и покосился на Снейпа. Они не разговаривали друг с другом уже почти сутки. Это была их первая серьезная ссора. До этого случая они спорили и пререкались, но не ссорились. Кто-то всегда уступал первым. С одной стороны, ссора была обидной и отравляла впечатления от волшебно прошедшего лета, но, с другой стороны, еще недавно Гарри отступал, боясь, что профессор откажется от него. А сейчас — уже нет.

Все началось с визита в Хогвартс Малфоев. Гарри тогда действительно вел себя недопустимо. Но было так обидно понять, что все в книжке, написанной о нем, — ложь. Она хорошо начиналась историей о его родителях, о том какими они были замечательными и как любили друг друга и его, Гарри. Какими они были смелыми и как противостояли самому страшному темному магу. Как они погибли… и как теперь живет Мальчик-который-выжил. С опекунами, которые любят его и гордятся им и его успехами. Слышать это было больно и обидно. Конечно, иметь самых лучших в мире родителей было лестно, но… если про семью тети Петунии написали такое, то и всё остальное была ложь?

Профессор Снейп в тот день долго о чём-то шептался с мистером Малфоем, оградившись заклинанием от них с Драко. Они яростно спорили и в парке, и даже когда вошли в замок. Гарри не сумел уловить суть спора, но понял, что разговор был о нем и о возможности передачи опеки кому-то. Упоминались фамилии Уизли, директора Дамблдора и каких-то совершенно незнакомых людей. В замке Снейп с мальчиками отправились в подземелья, а мистер Малфой — к директору. За Драко он пришел не скоро, и они отбыли через камин в свое имение.

А после того, как ушли гости, состоялся долгий и серьезный разговор с Северусом. Мальчик ожидал наказания и не ошибся. Профессорским вкрадчивым тоном Снейп предложил подумать над совершенными сегодня ошибками. Как выяснилось, драка с гриффиндорцами не была ошибкой, ошибкой было ввязаться в драку, не позвав подкрепления. Истерика, устроенная у озера, не была ошибкой, ошибкой было показать свою уязвимость и заинтересованность темой Гарри Поттера. И еще ошибкой было то, что он позволил эмоциям взять верх над разумом до такой степени, что самой большой своей ошибки даже не заметил. Он, оказывается, шипел по-змеиному…

Потом был прощальный пир по случаю окончания учебного года, на котором Генрих Доу сидел за слизеринским столом. А на следующий день они со Снейпом отправились с помощью портключа в Дувр, где ходили к скалам собирать и заготавливать травы и некоторые минералы. Снейп срывал какую-нибудь травинку, крутил её, позволяя рассмотреть, или растирал в ладони, предоставляя возможность познакомиться с ароматом. И все это сопровождалось лекцией о названии, свойствах, местах произрастания растения, о том, как его собирать и заготавливать. Как-то так выходило, что в разговорах о свойствах трав Гарри узнавал заодно об астрономии и о применении растений в зельях. А через неделю в их дверь постучался мистер Малфой.

Отец Драко и профессор предложили Гарри заключить магический контракт, как вариант оформления опеки. При этом Северус долго и убедительно говорил, что не женат, не любит маленьких детей и не умеет с ними обращаться, что история его взаимоотношений с родителями Гарри слишком долгая и запутанная, что многие волшебники будут рады усыновить или взять на воспитание Мальчика-который-выжил, что он будет строгим и даже жестоким опекуном, что он придерживается методики воспитания, когда путь к голове ищут через приложение физических усилий к пятой точке воспитуемого... Однако Гарри был просто на седьмом небе от счастья. Профессор Снейп не любил детей и только для него сделал исключение.

Родители Драко и их друзья свидетельствовали при заключении магического ученического контракта. После Гарри узнал, что нужное заклинания искали две недели в трех библиотеках (Малфоев, Забини и Паркинсонов). А после ритуала их пригласили провести остаток каникул на яхте. Тем более что там уже гостили Энтони и Алиса Митчеллы.

Сперва мистер Малфой плыл вдоль берегов Англии, позволяя им с Северусом высаживаться на берег и собирать травы. Потом они с миссис Малфой решили, что детям необходимо посетить Францию. В Лидд-он-Си запаслись всем необходимым и направились к берегам континента. Знакомство с новой страной началось в городе Булонь-сюр-Мер, откуда яхта отправилась вдоль побережья на юг. Миссис Малфой и Алиса хотели подняться вверх по течению Сены до Парижа, а Северус — посетить Тулузу. Гарри так и не понял, чем были знамениты эти города. Однако в споре победили мальчики с мистером Малфоем, которые большинством голосов решили, что поплывут по реке с названием Луара.

Они так же часто приставали к берегу, посещая достопримечательностей и навещая многочисленных знакомых. Вечерами миссис Малфой часто читала детям вслух. У мамы Драко был спокойный и мягкий голос. Она читала так, что, прикрыв глаза, ты начинал видеть происходящее. Страшная сказка о Красной шапочке и оборотнях, о волшебнике Пьере и его мудром коте, об Элезе, которая мечтала получить в подарок сову. Кажется, папа и мама Драко знали историю каждого замка или городка. Они рассказывали о маггловских королях и рыцарях, о войнах и битвах, о том, как при Франциске I Франция становится центром европейской магии, об основании магической школы Шамбатон… Забавные и страшные истории о Челини и да Винчи, о Медичи и инквизиции. О французской ведьме из Орлеана, которая обладала даром эмпатии. Она воодушевляла войска и вела их за собой в битвах против англичан. О короле Генрихе IV, который дружил с магами и помогал им. И о его внуке Луи, который попытался поработить всех волшебников. Этими историями заслушивались и 16-летний Тони, и 6-летние Гарри с Драко.

В Сомюре, где у мистера Малфоя была запланирована встреча, мальчик узнал, что оборотни встречаются не только в сказках. Все маги города рассказывали, что три дня назад, во время полнолуния, на семью магов напал оборотень; он загрыз отца и покусал старшего сына. Молодой человек, не вынеся ужаса и отвращения окружающих, застрелился серебряной пулей.

А настоящее приключение у них всё же было. Гарри до этого лета совершенно не умел держаться на воде, а с началом путешествия на яхте все взрослые и даже Драко стали учить его плавать. К середине июля Гарри чувствовал себя достаточно уверенно и в воде, и в воздухе. В тот день они с Драко и мистером Малфоем устроились на плотике, чтобы позагорать, пока миссис Малфой с Северусом и Митчеллами отправились в ближайший городок за покупками. Июльское солнце пригревало, плеск воды о борта убаюкивал, и купальщики, утомленные после почти трех часов непрерывного ныряния, не заметили, как заснули. Если бы не усилившийся ветер, самым страшным, что их могло бы ожидать по пробуждении, были бы обгоревшие спины, но ветер и качка, а может быть, чья-то небрежность, привели к тому, что плотик отвязался от яхты и тихо пустился в путешествие по течению. Самым неприятным было то, что у них не было с собой ничего, кроме плавок.

И знаете, что сделал мистер Малфой, когда их плотик причалил к берегу у Дэзиса? Он отправился в банк… В плавках и в сопровождении двух детей он прошествовал в кабинет управляющего и вскоре смог нанять моторную лодку, имея в кармане дорогого костюма кредитную карточку. Когда они приплыли к яхте, мама Драко плакала, Северус злился, а Тони и Алиса смотрели на них совершенно безумными глазами.

Гарри нравилось, как тихо и спокойно проходили на яхте вечера. После ужина, приготовленного домовиками, взрослые не усаживались к телевизору, а, в зависимости от погоды, собирались вместе на палубе или в салоне, негромко разговаривая. А дети занимались своими делами. До них изредка доносились фразы о министерстве, политической обстановке, об отношениях фунта или франка к галеону, о вкладах и депозитах. Это были скучные взрослые разговоры, в которых принимал участие Тони. Миссис Малфой и Алиса сидели с рукоделием (Гарри нравилось наблюдать, как весело снует по ткани зачарованная игла). Но иногда это были разговоры о магии — темной и светлой, о потоках силы, о сложности заклинаний, о ритуалах и о зельях.

5 августа Гарри отмечал свое шестилетие. Именно эта дата была в документах, которые привезли в Дувр мистер Малфой и мистер Паркинсон. В этот день они пристали к берегу в уединенном месте, где смогли вдоволь налетаться, играя в салочки, и накупаться. Миссис Малфой подарила Гарри красивую мантию, которую они с Алисой сшили, Энтони подарил почти настоящую волшебную палочку, вырезанную им из ветки яблони, и игрушечного дракончика. Дракончик двигался, мог свернуться, взлететь, выпустить сноп искр и шипеть. Мистер Малфой подарил… маленький бронзовый ключик и объяснил, что он от банковского сейфа в Гринготсе — там у Гарри открыт счет на 6 галеонов, 6 сиклей и 6 кнатов.


~oOo~



Летний отдых, на который у Снейпа были такие большие надежды, оказался безнадежно испорченным. Вместо того, чтобы заняться исследованиями, запланированными еще зимой, он был вынужден бездарно растрачивать время, присматривая за детишками на яхте у Малфоев. Слава богу, Малфои прекрасно воспитанные люди и имеют опыт воспитания собственного дракончика. При подходе к которому временами требуется осторожность с минимумом резких движений, а временами твердость характера и уверенный тон. Северус Снейп всегда подозревал, что воспитание ребёнка мало чем отличается от воспитания домашнего питомца. Кроме хлопот, конечно, и результатов. Собака и лошадь отблагодарят хозяина преданностью и послушанием, сова и кошка — лаской и послушанием, а дети — наглостью и дерзостью. И, как показал его печальный опыт, он был прав.

Узнав, что мальчишка змееуст, Люциус пришел к выводу, что он сын Лорда. Явная нелюбовь к герою магического мира только убедила Малфоя в этом заблуждении, равно как и недвусмысленный интерес Дамблдора к судьбе ребенка. За полторы недели до конца экзаменов активность переписки родителей из «старой компании» возросла в три раза — всем был интересен воспитанник слизеринского декана. Надежда укрыться от излишнего любопытства окружающих в Дувре оказалась бесплодной — через неделю Малфой и Паркинсон почтили его своим визитом, предложив два варианта дальнейших действий: или он позволяет им обхаживать мальчика с дальнейшим его усыновлением ими, или он официально принимает опеку над ребенком. Они боялись. Боялись этого ребенка и хотели быть уверенными, что он не станет мстить бывшим соратникам Лорда, не вырастет новым повелителем. Они устали от войны.

Юного Поттера отправили во двор качаться на качелях, а гости начали убеждать Снейпа в необходимости официально принять опеку над мальчиком. Паркинсон привел крайне убедительные доводы, уверяя, что бывшему Упивающемуся каждое лыко в строку, что если министерство решит заняться судьбой ребенка, они оба рискуют, что такое нелегальное положение дел делает Снейпа крайне уязвимым для шантажа и давления. Больше всего Северуса потрясло не то, что Малфой нашел ритуал, уходящий корнями во времена усобиц и призванный защитить сироту даже под опекой кровного врага, а то, что у Люциуса в кармане были маггловские документы, удостоверяющие личность Генриха Энтони Доу, а также официальные бумаги об усыновлении. Для имён было оставлено пустое место.

Как это ни удивительно, документы оказались подлинными. С подписями и печатями. Малфой, очень серьезный и хмурый доказывал, что свидетельство о рождении Г.Э.Доу нужно ради того, чтобы заткнуть рты любопытствующим, а вот бумаги об усыновлении — это козырь против министерства и Визенгамота, и его нужно придерживать до последнего. Пока не прижмут. Он также привел доводы о внесении в бумаги настоящего имени мальчика или из бумаг фальшивого свидетельства о рождении. Оба варианта имели как свои плюсы, так и минусы.

А потом одно потянуло за собой другое. Малфой предложил погостить на его яхте, где уже гостят Митчеллы. «Понимаешь, Северус, — убеждал он, — ты поможешь нам лучше узнать друг друга». Снейп понимал, что при необходимости он будет свидетелем того, как хорошо Малфои относятся к подопечным. Вот так и получилось, что попытка провести лето, занимаясь исследованиями, с треском провалилась. С другой стороны, за время, проведенное на яхте, Северус смог, наконец, почувствовать себя свободнее в отношениях с подопечным. К концу июля он, не испытывая неловкости, мог обнять мальчика, посадить к себе на колени или дать ему легкий подзатыльник. Все реже вспоминал об отце Гарри и всё чаще о его матери.

Было совершенно очевидно, что Люциус стал кумиром детворы. Энтони смотрел ему в рот, Алиса явно влюбилась, Гарри глядел на него восторженными глазами, а Драко просто раздувался от счастья и гордости, стоило кому-либо похвалить его отца. Однако самому Снейпа было совершенно ясно, что весь благополучный уют Малфоев держится на Нарциссе. Её ненавязчивые советы и пример помогли ему найти нужный тон в отношениях с Гарри — твердый, но мягкий. Она тепло отнеслась к Митчеллам, сразу же найдя общий язык с Алисой. Всегда спокойная и доброжелательная она ассоциировалась у Северуса с Герой — богиней домашнего очага. А если вспомнить о том, что она была урожденной Блэк, то громовержцу-Люциусу оставалось молиться о том, чтобы не навлечь на себя гнева жены.

Нарцисса, легко и небрежно отклоняя все его возражения, покупала одежду для Гарри. «Северус, мы все равно пришли за покупками, я не понимаю, почему ты недоволен тем, что мы заодно прикупили пару рубашек для Гарри. Дети так быстро растут... Северус, только не уверяй меня, что ты хочешь оскорбить нас с Люцем, отказываясь от такого незначительного подарка».

Люциус даже отдых умудрялся проводить с пользой. Он встречался с деловыми партнерами, что-то покупал и продавал, таская на эти встречи Энтони и несколько раз даже Северуса. Зельевар был приятно удивлен курсом галеона к пистолю, не менее приятным сюрпризом оказалась доступность многих ингредиентов, запрещенных к продаже в Англии. В Нанте Люциус снова повредил ногу, а в результате Северус оказался подряженным готовить лечебные зелья для Нантского госпиталя им. Св. Жанны. Кстати он так и не понял, какое отношение имела Орлеанская дева к Нанту. Месье Монтельи — главный врач госпиталя, кажется, был готов расстелиться ковриком, лишь бы заполучить Снейпа в штат, а не сумев этого добиться, договорился о приготовлении нескольких сложнейших зелий.

С одной стороны, это было крайне выгодным соглашением, а с другой грозило лишить профессора заслуженного отдыха. Северус категорически отказался и сам не понял, как заключил контракт на проведение исследований для госпиталя. Легче было выдержать гнев Темного лорда, чем уговоры всех Малфоев (включая ноющего Драко), Митчеллов, уверяющих, что помогут ему с делами на факультете, и Гарри, сияющего, как начищенный сикль, и пыжащегося от гордости за «отца».

Но самая удивительная история произошла, когда Люца и мальчишек унесло на плоту вниз по течению. Без одежды, без волшебной палочки. Нарцисса сходила с ума от беспокойства, Алиса пыталась её успокоить, но и сама чуть не плакала, Энтони порывался начать активные спасательно-розыскные мероприятия. Северусу пришлось успокаивать окружающих и пытаться понять, к каким маггловским спасательным службам следует обращаться в таком случае во Франции. Пока они все беспомощно метались, к яхте пришвартовался катер, на котором прибыл Люциус — хорошо одетый и царственно спокойный.

На все расспросы, как он этого добился (Энтони явно подозревал применение Империо), Малфой, приподняв бровь, сообщал, что магглы иногда бывают крайне полезны. Особенно, если умеешь с ними общаться. Только глубоким вечером, когда все уже спали, он признался Снейпу, что в городишке, где они пристали к берегу, был филиал его собственного банка. А на недоумённый вопрос, откуда у чистокровного мага банк в маггловской Франции, он со вздохом признался, что покойный Лорд намекнул ему о выгодности вложения денег в маггловском мире и выступил в качестве консультанта в первое время, а дальше он действовал сам. В то время организация ещё пыталась заниматься исследованиями, да и подкупы министерских чинов обходились не в один кнат, не говоря уже о выборах…

Все было прекрасно до первых чисел августа. Через пару дней после дня рождения Гарри, которое по новым документам приходилось на 5-е августа, произошла катастрофа. Северус объявил, что им с Гарри пора собираться, так как он обязан прибыть в Хогвартс не позднее 15 августа. Люциус с Нарциссой предложили ему оставить ребёнка с ними, уверяя, что первого сентября они все равно будут отправлять Тони и Алису в школу. Оставить Поттера Снейп не смел, а привести убедительные доводы для отказа не мог. Гарри, за лето набравшийся уверенности в себе, граничившей с наглостью, сперва просил, потом ныл и канючил, а под конец устроил истерику со стихийным выбросом магии, от которого волосы Северуса стали жуткого сиреневого цвета.

Всю дорогу в Хогвартс Гарри сидел в купе с сердитым выражением лица, пытаясь изобразить оскорбленное достоинство. Северус же предпочел холодно игнорировать мальчишку. Разговаривали они только дважды, ограничившись минимумом фраз: «Вымой руки», «Если ты не будешь есть сэндвичи, то ни о каких шоколадных лягушках не может быть и речи», «Я хочу пить», «Подъезжаем». В Хогсмид они приехали уставшие и расстроенные и только утром, наконец, помирились. По этому случаю Северус обещал Гарри, что после обеда они сходят в «Сладкое королевство» и «Зонко». Ясное небо, видное в потолке Большого зала, обещало приятный теплый, солнечный день. Однако день оказался необратимо испорченным. В распахнутые двери большого зала вошел мужчина, которого радостно приветствовала Минерва МакГонагалл:

— Ремус! Рада тебя видеть, как ты добрался?

— Присоединяйся к нам, мой мальчик, — пригласил его директор, — эльфы доставят багаж в твои апартаменты, я покажу тебе их сразу же посте педсовета.

После этих слов профессор Снейп ощутил горечь во рту и повернулся к директору:

— Позвольте поинтересоваться, что…

— Ремус будет вести в этом году ЗОСТ, — глаза Дамблдора лукаво мерцали. — Ты же знаешь, что он хорошо знаком с этим предметом.

— В этом смысле я знаком с предметом не хуже, а может быть и лучше него. — Северус сложил салфетку. Он посмотрел на директора, потом перевел взгляд на Гарри. Мальчик доедал овсянку, запивая ее молоком, его верхнюю губу украшали молочные усы. Это зрелище вызвало вздох и замечание: — Гарри, объясни мне, пожалуйста, почему ты совершенно забыл о правилах хорошего тона, стоило тебе вернуться в Хогвартс?

Конечно, Минерва кинулась защищать своего львенка, игнорируя то, что он вырос:

— Северус, ты имеешь что-то против мистера Люпина?

Холодно посмотрев ей в глаза, он медленно ответил:

Ямного чего имею против мистера Люпина, но теперь я отвечаю не только за студентов моего дома, но и за своего… — он немного замялся, но, встретив взгляд зеленых глаз, твердо закончил, — своего сына. Альбус, как удачно, что вчера мы слишком устали и не успели толком разобрать вещи, я сейчас же напишу вам заявление об отставке. И мы покинем замок. — Он постарался улыбкой — слегка кривой, но тут уж ничего не поделаешь — успокоить ребенка и сказал: — Ты уже позавтракал? Пойдем собираться.



Глава 7. Глава седьмая. Новый учитель защиты или упаси меня Мерлин от таких защитников

Гарри завтракал, старательно делая вид, какая вкусная овсянка сегодня — лишь бы к нему не приставали с разговорами взрослые. Нет ничего хуже, чем когда с тобой, почти взрослым 6-летним волшебником, сюсюкают, как c неразумным малолеткой. МакГонагалл своим холодно-отстраненным тоном поинтересовалась, как прошло у них лето, мадам Пинс спросила, понравилось ли ему в Дувре, директор с таким видом, будто обсуждает балладу «Смерть Мерлина», спросил Северуса, как понравились Гарри каникулы. Да ну их. Он слышал, как мадам Помфри с нежностью в голосе сказала профессору Флитвику, что отдых явно пошел на пользу Снейпу. Гарри чуть не фыркнул в стакан с молоком, вспоминая, как они с миссис Малфой отнимали у Северуса кофе. Правда, в госпитале Нанта отцу дали рецепт какого-то «простого, но малоизвестного за пределами страны зелья», и печень у него после этого пошла на поправку.

Сегодня утром Гарри все ещё был обижен тем, что ему не позволили провести остаток каникул с Митчеллами и Малфоями, но с другой стороны… Он вспоминал, как вел себя, и ему становилось стыдно. Решение испробовать на Снейпе действенность любимого метода Дадли оказалось глупым, некрасивым и не вызывало, ничего кроме стыда. Так что, когда Северус попросил его подумать и назвать ему причины, по которым Гарри не мог остаться с Малфоями без него, мальчик задумался.

— Ты же взрослый, попробуй применить голову для того, чтобы думать, а не есть в нее.

Гарри надулся и потер лоб.

«Итак, — думал он, рассматривая себя в зеркале, пока чистил зубы, — три причины. Они есть, надо просто найти их, как семь гномов, спрятавшихся на волшебной картинке. Первая причина: потому, что он не доверяет меня никому. Я «его мальчик». Он же клялся во время ритуала. Вторая причина… ой, клятва!»

А третьей причины Гарри так и не нашел. Он рассказал об этом Северусу, на что тот посоветовал подумать еще. Вот Гарри и думал за завтраком, когда в дверь вошел незнакомец. Взрослые оживились, все разом заговорили, приветствуя нового коллегу. Из услышанного Гарри понял, что нового профессора защиты зовут Ремус Люпин, он бывший студент МакГонагалл (мальчик поморщился), но самым важным было то, что отец испугался. Он открыто заявил, что этот дядька опасен для студентов, и что он не готов оставаться рядом с ним ни минуты.

Гарри сидел тихо, как мышонок, прислушиваясь к разгорающемуся скандалу. Сейчас для него самым главным было то, что Северус впервые назвал его сыном в Хогвартсе. Декан гриффов обвинила отца в злопамятности и неспособности забыть школьные обиды — мальчик был не уверен, но, кажется, мадам Помфри фыркнула и пробормотала что-то вроде: «Да такое и святой бы не забыл». Директор высказал предложение не пороть горячку, а пройти в его кабинет, выпить там чаю и спокойно все обсудить. Кто-то спросил, что имеет в виду зельевар, а ему ответили, что он, мол, сам хотел получить эту должность. Профессор Флитвик тихо произнес, обращаясь непонятно к кому:

— Ну не идиот же он!

Гарри забеспокоился и нахмурил брови. Он совершенно не доверял директору Дамблдору и доверял суждениям отца. Даже мистер Малфой весьма уважительно отзывался о познаниях и талантах профессора Снейпа. И если Северус сказал, что Люпин опасен, значит, это правда, и Гарри совсем не собирался оставлять его одного с двумя людьми, которые могли причинить ему вред. Мальчик поднес ко рту стакан с молоком и отпил, макнув верхнюю губу: от этого появлялись смешные усы, а напиток становился в два раза вкуснее.

Северус встал и велел Гарри идти собирать вещи для отъезда. МакГонагалл вскочила и начала говорить о контракте, а директор пригласил продолжить разговор в его кабинете. Гарри встал из-за стола, поблагодарив всех за приятно проведенное время, и сделал вид, что направляется в подземелья, а сам, ухмыляясь растерянному выражению на лице мадам Хуч, побежал в сторону кабинета директора.

Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать, но сейчас для него существовало только одно желание — добраться до каменной горгульи, охраняющей кабинет директора, как можно быстрее и незаметнее. Пока все шло удачно: казалось, лестницы сами вели его к цели. Но, подбежав к статуе, мальчик остановился в растерянности. Он не знал, как войти.

Сперва Гарри вежливо попросил статую открыть дверь, но та даже не шелохнулась. Потом он припомнил, что осенью кто-то из старшеклассников рассказывал о вызове к директору и упоминал, что пароль был какой-то смешной, вроде сахарной ваты. Он перебрал с десяток знакомых названий сластей, и маггловских, и магических, но так и не смог угадать. Время шло, и с лестницы послышались приближающиеся голоса. Мальчик огляделся и юркнул в нишу с рыцарскими доспехами, укрывшись за щитом.

Директор произнес пароль, но настолько тихо, что до Гарри донеслось только что-то вроде «…рия мунди». Раздалось скрежетание камня, потом шаги стихли, и снова раздался скрежет, с которым горгулья заняла свое место. Мальчик немедленно вылез из-за щита. К статуе он подбежал со словами: «Глория мунди». Проклятая штуковина нехорошо прищурилась.

— Так проходит слава мира, — попробовал схитрить Гарри, который от волнения забыл, как звучит фраза на латыни. Горгулья только недовольно дернула плечом. — Зит трансит глория мунди.

Ненавистная каменюка с интересом рассматривала топчущегося перед ней ребенка и внезапно проскрипела:

— У тебя еще две попытки, а потом я сообщу директору, что ты пытаешься проникнуть на вверенную моему попечению территорию.

Он же учил латынь. Он же понял фразу. Надо только собраться и успокоиться. Гарри закрыл глаза и произнес:

— Sic transit gloria mundi (Сик транзит глориа мунди).

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем раздался шум, и недовольный голос монстра проскрежетал:

— Повезло.

Мальчик только фыркнул, шагнул на винтовую лестницу и чуть не упал от неожиданности, когда ступени начали движение, поднимая его наподобие эскалатора в супермаркете. Рука невольно сжала в кармане мантии подаренную на день рождения волшебную палочку.

Лестница остановилась, вынеся его на небольшую площадку — холл с мягкими креслами, в дальнем конце находилась массивная дверь, к которой и кинулся мальчик. Внимательный осмотр выявил немаловажную деталь — замочной скважины в двери не было. Это было плохо. Гарри приложил ухо к щели между дверью и косяком, но почти ничего не услышал. Он слышал голоса Северуса, МакГонагалл и этого… Ремуса, были моменты, когда все молчали — очевидно, директор говорил совсем тихо — но так или иначе слов разобрать было нельзя. Мальчик уже совсем было решился немного приоткрыть дверь, чтобы лучше слышать, когда та сама распахнулась, и он плюхнулся на попу, потирая лоб рукой с зажатой в ней волшебной палочкой (7,5 дюймов, выточена из старой яблони).


~oOo~



Северус молчал всю дорогу до кабинета директора. Только хмыкнул, услышав пароль, да ответил на назойливую вежливость Минервы. Честно говоря, его просто трясло — от бешенства при виде старого школьного врага, надолго ставшего его боггартом, от стыда — при воспоминании о собственной слабости и трусости, от ненависти — при воспоминании о «благородстве» Поттера и «глупости» Блэка. Люпин был олицетворением почти всего плохого в его жизни — а плохого в ней хватало с избытком. Она вообще была нагромождением плохих и кошмарных воспоминаний с редкими проблесками светлых и радостных.

Наконец, все собравшиеся расселись и получили по чашке чая, чтобы заткнуть рты и занять руки. Северус осторожно понюхал, а потом и пригубил ароматный напиток, по привычке проверяя его на наличие постороннего зелья, но ощутил лишь чистый и свежий липовый вкус. Подняв взгляд от чашки, он встретился с понимающей улыбкой Альбуса, который заговорил на совершенно неожиданную тему:

— Северус, мальчик мой, как ты провел лето? — по глазам директора зельевар понял, что тот уже готов извлечь всю необходимую информацию, проникнув в его мысли. — Мне показалось, что вчера Гарри был чем-то недоволен.

— Спасибо, мы хорошо провели время вместе с…

— Малфоями, я знаю, — кивнул директор. — Я был крайне удивлен, узнав, что Малфой и Паркинсон стали свидетелями ритуала защиты — не меньше, чем Амалия Боунс, которая собиралась вместе с племянницей навестить вас по моей просьбе.

— Я… — голос мастера зелий чуть не сорвался, и ему пришлось начинать сначала, судорожно сглотнув. — Я был удивлен не менее вас, но Малфой атаковал самое слабое звено в обороне. Он предложил Гарри выбор: быть усыновленным им или мною. Мальчик выбрал меня. — Недоуменные взгляды МакГонагалл и Люпина говорили о том, что они не могут понять, о чем идет речь и, причем здесь они. Это обстоятельство почему-то ободрило его и придало сил. — Но раз уж так произошло, я об этом не жалею и принимаю на себя всю меру ответственности. — Голос звучал теперь холодно и твердо: — Я не могу позволить моему воспитаннику находиться в опасной близи от оборотня. Во время отдыха во Франции мы имели несчастье видеть последствия нападения перевертыша на магическую деревушку. На детей это произвело крайне тяжелое впечатление.

— Да, я читала в «Пророке» — это ужасно. — Вздохнула Минерва.

— Митчеллы были с вами?

Северус едва заметно моргнул и кивнул.

— Гарри любит тебя, — Альбус со вздохом снял и начал протирать очки. У близоруких людей обычно взгляд в такие моменты становится мягким и растерянным, но у директора была дальнозоркость. — Я, признаться честно, полагал, что мальчик заслуживает любящую семью, но поскольку он доволен, я согласен оставить всё, как есть. Однако он должен помнить и том, кто он такой, о своих родителях.

Минерва непонимающе переводила взгляд со Снейпа на директора.

— Я думала, что мальчик твой…

— Я рассказывал ему о родителях, — с легким раздражением произнес Северус одновременно с ней. — Извините, Минерва, разве вы не узнали? Это сын Поттеров.

— Гарри, — задохнулась ведьма.

— Да, — голос звучал уверенно и спокойно. — И поскольку я за него отвечаю, то не могу позволить ему находиться рядом с оборотнем.

— Но почему он называет тебя папой?! — сколько праведного возмущения было в слившихся воедино голосах заместителя директора и Люпина, что Северус едва сдержал смешок.

— Он… — мастер зелий вспомнил подслушанные им в слизеринской гостиной слова Гарри, — он меня «упапил», а потом я его усыновил.

Гвалт, поднявшийся после этих слов, смог успокоить только запевший Фоукс. Директор встал и, подойдя к двери, сообщил:

— Мне кажется, настало время пригласить мистера Поттера присоединиться к нашей беседе, — и распахнул дверь.


~oOo~



Гарри растянулся на полу и, потирая шишку, испуганно смотрел на взрослых в кабинете. В дверном проеме стоял директор, а за его спиной, перед письменным столом, сидели очень злая профессор МакГонагалл и Северус. Новый преподаватель стоял рядом с креслом Снейпа со стиснутыми кулаками и готовый вцепиться в его горло. Мальчик не раздумывал ни секунды. Он выхватил из кармана подаренную на день рождения волшебную палочку и, нацелив ее в лоб незнакомца, потребовал:

— Держитесь подальше от моего отца, сэр!

Мужчина отшатнулся и растерянно посмотрел сперва на Гарри, затем на директора. МакГонагалл казалась готовой взорваться от негодования. Она фыркнула и ожгла Северуса гневным взглядом:

— Откуда у ребенка волшебная палочка?!

Тот ответил, сохраняя спокойствие, и только блеск глаз говорил о его недовольстве:

— Это подарок.

Гарри, не отводя палочки от первого противника, покосился на Дамблдора. Тот стоял рядом и прямо таки лучился весельем. Он отвел взгляд от отца всего на пару секунд — и в следующий миг ощутил, как его за шиворот вздергивают с пола и ставят на ноги. А знакомый голос прошипел в ухо:

— Немедленно опусти палочку и не смей меня позорить. Где твои манеры?

За лето, проведенное вместе с Малфоями, мальчик узнал, что Северус никогда не станет одергивать его на людях. И, надо сказать, пользовался этим без зазрения совести. Вечерами, когда миссис Малфой читала вслух, он забирался на колени к Снейпу, или садился рядом, откровенно набиваясь на ласку. Первое время он чувствовал, что опекун держится скованно и неловко, однако к тому моменту, когда они возвратились в Англию, объятия стали непринужденными, хотя и сопровождались недовольными вздохами. Вот и теперь, ощущая неуверенность и потребность в поддержке, Гарри молча прижался к Северусу, обнимая его за талию. И тот не оттолкнул его, только, хмыкнув, сел в кресло и посадил к себе на колени.

Декан Гриффиндора упала в своё, как подкошенная, и только пристально смотрела на Гарри, сжимая и разжимая ладони. Чужак качнулся к ним, как будто хотел… кинуться, что ли, а потом остановился и прикрыл свои странные, медового оттенка глаза. Директор закрыл дверь и прошел к своему месту, сияя, как новенький кнат. Мальчик от волнения невольно начал дрожать, он был уверен, что Северус — сильный маг, который справится со всеми, кроме Дамблдора, который хотел вернуть его к родственникам или отдать другим людям. И веселые чёртики, скачущие в глазах старика, пугали. Снейп, очевидно почувствовав испуг Гарри, начал легонько поглаживать его плечо.

Директор пристально посмотрел на собравшихся и мягко обратился к Гарри. С печалью в искренне звучащем голосе он сказал ему, что все присутствующие знают о его тайне, и ещё раз извинился за свою ошибку в выборе его опекунов.

— Но пойми, мой мальчик, когда я говорил Северусу, что не желал бы видеть его на месте твоего опекуна, я думал о твоих интересах. — Старик вздохнул. — Тебе нужна полная семья, а профессор Снейп — человек с тяжелым характером и плохо сходится с незнакомыми людьми. Однако, как я вижу, вы неплохо ладите.

Гарри настороженно молчал, стараясь смотреть куда угодно, только не в мудрые голубые глаза под кустистыми белыми бровями. Он сделал вид, что пристально рассматривает странные устройства, стоящие на столе, — они крутились, мерцали, жужжали и, кажется, перемигивались в завораживающем ритме.

МакГонагалл, прижав руку к горлу, начала что-то говорить о родителях Гарри, о том какими они были красивыми, добрыми, умными и любящими, блестящими студентами, смелыми, истинными гриффиндорцами. Мальчик постарался сосредоточиться на ближайшем к нему жужжащем аппарате, но почувствовал, что у него заломило в висках и начало щипать глаза, и поспешно перевел взгляд на поднос с чайными принадлежностями.

— Спасибо, мэм, — пробормотал мальчик, с ужасом слыша, как глухо и невнятно звучит его голос. Он не станет плакать, не здесь, не перед чужими. Плакать перед всеми — значит показать свою слабость, этому он выучился в доме тети.

— Гарри, — голос директора был полон сочувствия и участия, — позволь представить тебе нашего нового преподавателя по Защите от темных сил, его зовут Ремус Люпин, и он был близким другом твоего отца, а также дружил с твоей мамой.

— Если ты захочешь поговорить о родителях, то всегда можешь прийти ко мне, — голос Люпина дрожал, а глаза горели так, что, казалось, сейчас прожгут в мальчике дырку. — Я надеюсь, что мы с тобой сумеем подружиться. Мы были очень близки с твоим отцом, почти как братья.

Гарри прижимался к груди Северуса, искоса и с недоверием оглядывая этого… друга отца. «Близки как братья» — что ж, у него был брат Дадли, и он не был уверен, что новый профессор имеет в виду такие же отношения. Снейп сидел совершенно неподвижно, с застывшим лицом, но мальчик ощущал судорожный стук сердца зельевара.

— Приятно познакомиться, сэр, — нервно сказал Гарри и, подумав, добавил: — Вы прибыли из-за границы?

Этот Люпин… Он смотрел на Гарри, как на давно потерянного и вновь обретенного сына. Если бы на него так смотрел Северус… Мальчик не мог понять: если Люпин был всё это время в Англии, если он знал, что мама и отец погибли, а он выжил, что же мешало ему взять Гарри к себе? Вот отцу он был совсем не нужен, но тот его взял, а этот дядя уверяет Гарри, что так хотел с ним познакомиться, что он будет рад принимать его у себя в гостях, протягивает шоколадку...

Он вцепился в рукав Снейпа и помотал головой, отказываясь от подношения. Голос его все еще звучал глухо от слез, комом стоящих в горле:

— В прошлом году я был бы рад встретиться с вами, сэр, и получить шоколадку. Мне хватило бы и прогулки в сквере. — Мальчик почувствовал, что в волосы на его макушке уткнулся острый подбородок, и засопел, пытаясь удержаться от злых слов, слез и крика. Он размеренно, как учил его Северус, задышал, постепенно успокаиваясь.


~oOo~



Ругань в кабинете продолжается уже 15 минут. Гарри тихо сопит, уткнувшись носом в мантию Снейпа. Альбус пытается загасить кипение страстей обилием чая. Минерва сверкает глазами, того и гляди начнет шипеть. Она возмущена. Тем, что её держали во тьме невежества и развлекали сказками. Тем, что Альбус не принял во внимание её мнение о семье, в которую поспешно отдал мальчика, и не проверял, как относятся родственники к ребенку. В этом месте Северус не выдерживает и фыркает, правда, со стороны это больше похоже на сдержанный чих. И все же Люпин кидает на него недоумевающий взгляд. И, очевидно, привлекает этим внимание своего бывшего декана к особе главы соперничающего Дома. Всё, что МакГонагалл выговаривает ему, Снейп заранее мог озвучить и сам:

«Северус, пора, наконец, повзрослеть, забыть детские обиды, ты взрослый и ответственный (ха!) человек… Ты должен понимать, насколько школе необходим компетентный преподаватель по Защите… Ты не можешь так просто взять и отказаться от места, ты обязан был предупредить руководство заранее… Ты должен постараться наладить отношения с коллегой… Ты не можешь бросить свой Дом… Ты… Ты… Ты… — А в о взгляде, направленном на Гарри в объятиях Северуса, читается: — Как ты мог скрыть от меня это

Альбус всё это время только весело поглядывает на участников дискуссии, ласково рассматривая своего зельевара. Директор прекрасно понимает, что деваться тому некуда. Во-первых, он, конечно, оправдан, но долго ли пересмотреть дело, если с просьбой об этом обратится глава Визенгамота? Во-вторых, у Снейпа, при всей его блестящей репутации зельевара, имеется ещё репутация человека, не терпящего глупость во всех её проявлениях и с легкостью заставляющего дураков ощущать свое ничтожество. Он, подумать только, умудрился довести до неподобающего поведения авроров, ведущих его дело, и ходили слухи, что его камеру в Азбакане дементоры обходили десятой дорогой. В-третьих, он дал директору слово не оставлять школу, пока он нужен. В тот момент подразумевался один учебный год, но слово есть слово, и пока нет серьёзных причин, лучше его не ломать. В-четвертых, содержание семьи требует денег. А Снейп слишком горд, чтобы заниматься поборами со студентов своего Дома и их родителей.

Все это Северус понимает и сам, и поэтому пытается успокоиться. Он не хуже Альбуса знает, что не уволится из школы, равно как и то, что в середине августа поздно искать замену Люпину. Он, конечно, предлагает свою кандидатуру на эту должность, но без особого энтузиазма: курс Зелий за 7 лет, на четырех факультетах, заботы главы Слизерина, да ещё и эта проклятая должность?

Люпин срывается только один раз — когда выясняется личность «сына» Снейпа. Из горла бывшего гриффиндорца, который до этого вел себя тихо, скромно и нарочито уважительно, вырывается рычание. Он в бешенстве, но пытается себя сдерживать: даже если Снейп останется в Хогвартсе, то только от его доброй воли (ну или нажима Дамблдора) зависит то, как оборотень будет проводить полнолуния — в комфорте своих покоев или запертый в стенах Визжащей хижины. Самое забавное то, что по дороге в кабинет директора оборотень язвительным шёпотом прошелся на тему: «Я не верил, что такому ублюдку можно завести собственного ублюдка», и даже растерялся, увидев ответную широкую улыбку...

Северусу выкручивают руки, убеждая согласиться готовить Люпину «лекарство», всей слаженной гриффиндорской командой: бывший и нынешний главы Дома и бывший староста. Потому что он не вынесет ещё один выматывающий спор на тему: «Мальчик имеет право знать о своей семье, и кто же лучше Люпина годится на эту роль?» На возражения Северуса, что он был близко знаком с Лили, директор только качает головой:

— Северус, мальчик мой, ты же не станешь возражать, что твое отношение к Джеймсу несколько… предвзято. А Ремус может беспристрастно рассказать ребенку о его отце.

— Господин директор, если Люпин или Минерва беспристрастно расскажут ребенку о его отце, боюсь, он станет его стыдиться. — Скрипит зубами зельевар.

Дамблдор укоризненно качает головой, Люпин стискивает кулаки в бессильной ярости, Минерва пытается перевести разговор на другую тему:

— Северус, я, конечно, понимаю — это средства мальчика, но мне кажется, что не стоит так баловать его и тратить слишком большие суммы… — Она рассматривает подарок Нарциссы и Алисы.

Гарри, который казался спящим, вскидывается и спрашивает:

— Мои деньги? — он оглядел взрослых. — У меня есть деньги?

Люпин и МакГонагалл начинают говорить одновременно, рассказывая, что Джеймс был из старинной и богатой семьи, но мальчик понимает только одно: у него есть еще один сейф в Гринготсе, кроме подаренного ему вклада Малфоя.

Он дергает Северуса за мантию и требует:

— Мы должны немедленно отправиться к дяде и тёте и потребовать у них ключ от сейфа. Они же меня ограбят.

Снейп глядит на мальчишку и с изумлением думает о том, что общение с Люциусом сильно сказалось на ребенке. С другой стороны он сам виноват — упустить такой важный момент.

— Э-э… Гарри, Северус, должен признаться, у мистера и миссис Дурсль ключа нет. Я не решился доверить им состояние Поттеров… — директор выглядит смущенно, но это понятно. Оставил ребенка на воспитание людям, которые терпеть не могли ни магии, ни своих родственников магов, да ещё и не выделил ни кната на его содержание!

— Альбус, я прошу вас отдать мне ключ. — Голос на мгновение дрожит. Если воспитанник получит на совершеннолетие пустую банковскую ячейку — вина будет его. — Я опекун мистера Поттера в силу магического договора и его приемный отец по маггловскому законодательству.

— Северус, мне кажется, что в силу ряда причин тот факт, что ты будешь распоряжаться состоянием…

Люпин выглядит шокированным, МакГонагалл недовольно поджимает губы (впрочем, это ее обычное выражение лица, по крайней мере, для слизеринца), Северус задумывается… если он сейчас возьмет ключ, то его могут обвинить… да много в чём. Деньги действительно осложняют его положение, что их наличие, что их возможное отсутствие.

Проблему решает Гарри: он спокойно протягивает руку к директору:

— Ключ.

— Мой мальчик, ты еще слишком молод и…

— Ключ.

— Ты не понимаешь, чего ты…

— Ключ!

Маленький золотой ключик переходит из старческих пальцев в детскую ладошку. Северус ссаживает мальчика с коленей и говорит:

— Подожди меня в холле и не смей подслушивать, мне нужно поговорить с коллегами о работе.

Когда Гарри, недовольно сопя, выходит из кабинета, Снейп оборачивается к директору.

— Хорошо, я никому не скажу о природе вашего протеже, я буду варить (если получится) это новое зелье, я даже позволю ему общаться с Гарри. Однако я требую, чтобы в ту неделю, на которую приходится полнолуние, Люпин не подходил близко ни к одному ребенку, доверенному моему попечению: ни к моему сыну, ни к моим студентам.

— Но лекции… — встревает МакГонагалл.

— Я имею в виду отработки и дополнительные занятия, — Снейп криво ухмыляется, — в «лунные дни» отработка только с Филчем. В полнолуние ты будешь надежно изолирован. — Он внимательно оглядывает присутствующих. — Надежно, а не так, как в прошлый раз. Пока ты следуешь этим правилам — я молчу, готовлю зелье и позволяю тебе настраивать сына против меня.

Люпин встает и пытается что-то сказать:

— Северус, я никогда не буду настраивать…

— Заткнись, — и, не прощаясь ни с кем, Северус резко разворачивается на каблуках так, что мантия взвивается за спиной, и выходит из кабинета.



Глава 8. Глава восьмая, в которой ничего не происходит. Совсем

Северус возвращается в свои апартаменты. Гарри висит на нем, крепко обхватив руками и ногами, как маленькая обезьянка. «С-с-лушайте меня, бандерлоги», — всплывает в памяти. Мальчишка уткнулся лбом в плечо, со стороны кажется, что он дремлет, и только мелкая, непрерывная дрожь дает понять, что на самом деле это его способ справиться с подступающими слезами. Снейп отстраненно думает, что Альбусу повезло, и стихийного выброса не будет, а может быть, это из-за влияния его «игрушек» или Фоукса.

Уже в холле на первом этаже он понимает, что не хочет в сумрак подземелий. Успокоиться поможет яркое солнце и прогулка. Он же обещал ребенку поход в Хогсмид. Улица встретила их теплым ветерком и ярким солнцем. Правда, по небу бежали большие кучевые облака. По дороге к воротам замка Северус пытается разговорить мальчика и отвлечь его от грустных мыслей.

— Эй, посмотри скорее наверх, видишь там облако, похожее на дракона с тремя головами!

Сперва в районе ключицы еще чувствуется сопение, тихое, но уже не такое напряженное, а потом раздаётся шмыганье носом и азартный голос спрашивает:

— Где?

— Да вон там. Нет, правее. Во-он, видишь раздвоенную верхушку сосны? Вот вправо от неё и вверх. Видишь?

— Ага!

— А вон лебедь. Видишь? Дракон пытается поймать его левой головой.

— Точно, — радостная улыбка лучше всяких слов убеждает Северуса в правильности принятого решения. — А что там есть еще?

— Нет уж, теперь твоя очередь рассказывать, что ты видишь в небе.

От напряжения лоб Гарри весь сморщился. Глаза прищурены, верхняя губа вздернута, того и гляди, высунет от усердия язык. Голова вертится в разные стороны.

— Вон там. Сзади. — Голос дрожит, но уже не от сдерживаемых слез, а от ликования. Нет, Нарси воистину Гера-хранительница. Что бы он делал сейчас без её советов! Северус поудобнее перехватывает ребенка и поворачивается назад.

— Где?

— Вон же! Видишь, замок, как один из тех во Франции, и к нему подплывает лодка. Видишь?

Одно из облаков действительно похоже на маленький островной замок с центральной башней донжона, а перышко другого кажется флагом. Но где он увидел лодку?

— А где лодка?

— Да вон же она…

В чем он усмотрел сходство с лодкой, Северусу неясно.

— Какая же это лодка, это скорее морской змей.

— Н-наверное. А вот там…

Они всю дорогу к деревне развлекаются тем, что отыскивают знакомые образы в облаках, кронах деревьев и форме кустов. А Северус с ужасом думает, что потащи он ребёнка в подземелья, сейчас отпаивал бы его успокоительным. Да и сам бы его глотал. Хотя мрачные мысли до конца не отпускают, даже во время посещения магазина Зонко, где ему приходится проявить твердость характера и купить только три игрушки из 10 выбранных, Гарри не ноет, зная, что нытьем ничего не добьется, а пытается торговаться. Итогом этих торгов становится покупка волшебных пазлов (1,5х3 фута, зачарованные на 50 разных картинок), фигурки ловца сборной Ирландии (о котором им прожужжал все уши Драко) и детский набор «Юный зельевар».

О необходимости приобретения набора они спорили до хрипоты. На витрине была надпись «познавательная игрушка, рекомендуется детям с 9-летнего возраста». Он расплатился за мозаику и ловца и отправился в «Три метлы», где они с Гарри перекусили, потом зашли в начальную школу и договорились о том, что Гарри будет заниматься дома, а экзамены сдаст в конце года, и взяли список учебников. Потом в книжную лавку за книгами и письменными принадлежностями. И всё это время Гарри придумывал разумные доводы в обоснование покупки набора. Северус сдался в аптеке, куда зашел договориться о покупке недостающих ингредиентов и алхимической посуды для школьной лаборатории. По дороге мальчик болтал без умолку: «Если у меня будет свой набор, то я смогу помогать тебе в работе для госпиталя св. Жанны, а ещё…» Но стоило переступить порог, как Гарри замолк. Только прикусил губу так, что она побледнела и снова начал шмыгать носом. Так что они вернулись в Зонко и купили «Юного зельевара» с клятвенным обещанием, что Гарри будет играть в него только в присутствии Северуса.

Мордашка Гарри сияет от восторга. Его попытка казаться взрослым и солидным более сентиментального человека могла бы и умилить.

— Вот ещё «играть», — говорит он, пытаясь изобразить ворчливые интонации Северуса, — зельеварение серьезная и точная наука… — он тушуется под насмешливым взглядом, а потом, не выдержав, обнимает и шепчет: — Спасибо.

На обратном пути Северус, тщательно подбирая слова, пытается объяснить необходимость общения с Люпином. Пытается убедить, в первую очередь, себя, что если окружающие увидят, насколько Гарри счастлив, то они перестанут пытаться вмешаться в его судьбу. Он упоминает о болезни нового профессора, о том, что во время приступов он опасен. Гарри смотрит на него пронзительными глазами Лили и спрашивает:

— Папочка, но ты же защитишь меня?

Северус начинает что-то говорить о том, что он сам будет готовить лекарства для Люпина, но, посмотрев на встревоженное лицо ребенка, останавливается и, присев на корточки, опускает на тропинку объемную коробку с набором. Обнимает Гарри.

— Нас никто не разлучит. Не бойся. Тебя не вернут к родственникам и никому не отдадут. Мы семья. — Во рту кисло. «Семья. Мы действительно могли бы быть семьей с твоей матерью. Если бы не твой ублюдочный папаша. А теперь нет ни его, ни её, остались только ты и я».

Гарри прижимает к груди фигурку О’Рейли и моргает чуть влажными ресницами. Пакет с пазлом падает на землю.

— Успокойся, малыш, — Северус обхватывает ладонями лицо мальчика и дует в глаза. — Смотри, у тебя глаза от солнца слезятся.

В замке они дружно решают, что им нечего делать на обеде в Большом зале. Северус связывается с кухней, а пока, в ожидании обеда, каждый занят делом: профессор Снейп диктует зачарованному перу ежегодные письма для студентов своего Дома, а Гарри устраивает свой рабочий уголок. Он высыпает на свой стол учебники, вываливает чернильницу-непроливайку, достает флакон с чернилами и футляр с перьями. Потом небрежно сгребает всю эту кучу в угол. Высунув от усердия язык, который тут же прикусывает, споткнувшись, водружает на стол коробку с набором «Юный зельевар». Дракончик, мучимый любопытством, высовывает из-за чернильницы шею.

«Уважаемая мисс Эвил, вы назначаетесь старостой факультета…» Он привычно диктует стандартный текст, размышляя о том, что Эмма Эвил четвертый ребенок и единственная дочь, привычная командовать старшими братьями, и легко поставит на место любого старшеклассника своим едким и немного злым язычком. Да и привыкла она вести большой дом и хозяйство после смерти матери. А там, где ей не хватит авторитета, на помощь всегда придет её жених Гюнтер Файр, молчаливый крепкий парень, вопреки фамилии спокойный, но наделенный немереной силой. И не только физической.

Завершив письмо словами: «…искренне ваш, Глава Дома Слизерин F.P.M. С. Снейп», он вскидывает голову и видит творимое ребёнком безобразие. На столе бардак, вещи и книги раскиданы как попало, флакон с чернилами лежит на краю стола и в опасной близости от нервно бьющегося хвоста дракончика. Сумка с пазлом валяется под столом, Гарри уже вскрыл коробку с набором и засунул туда руки. И в довершение всего вокруг его головы летает, вытворяя чёрт-те что, чёртов ловец Ирландской сборной.

Вечером, когда дела доделаны (почти), ребёнок призван к порядку и дисциплине, в комнате и на столах наведен порядок, детский котел и другие принадлежности убраны на верхнюю полку шкафа, паззл высыпан на ковер в детской, а Гарри умытый и сонный лежит в кровати, Северус взлохмачивает ему волосы и желает этому бандерлогу спокойной ночи. Слово за слово и выясняется, что мальчик не читал «Маугли» и даже не смотрел целиком мультик.

— …Подойдите ближе… — поняв, что Гарри спит, Северус закладывает страницу и кладет Киплинга на тумбочку. Дракончик немедленно взгромождается на книжку и, немного потоптавшись и покрутившись на месте, сворачивается клубком на имени Редьярд.


~oOo~



Гарри сразу же не понравился этот Люпин со своей добродушной улыбкой и лживыми добрыми глазами. Северус ему не доверял. Ко всему прочему он был гриффиндорцем. А еще эта его манера вести себя… Мягкая улыбка, плавные жесты, успокаивающий тон. В первый свой визит к ним Люпин притащил альбом со школьными колдографиями. Гарри испытывал неловкость, пытаясь понять, как себя с ним вести. Ему было интересно посмотреть на отца и маму. Нет, мамину маггловскую фотографию он видел в альбоме тёти Петунии. Мама с тётей, бабушкой и дедушкой на снимках была совсем маленькой или чуть старше него. Правда, альбом он взял без спросу и, когда Дадли застукал его и нажаловался, Гарри здорово за это влетело.

Немного смущаясь, он рассказал об этом. Именно из этих фотографий ему было известно, что мама была рыжей. Значит, его отец был черноволосым. Он поэтому и принял Северуса за него. Люпин, улыбаясь в своей мягкой манере, показывал фотографии: Лили и Джеймс на выпускном балу, они же у себя дома, вот это — ты, вот Лили в саду возится с цветами, вот Джеймс позирует на метле, вот мы с твоим отцом, а это свадьба. Гарри, немного освоившись, начал спрашивать, а где сделан этот снимок, а кто это рядом с отцом, а вот еще этот и еще эти люди. Люпин смутился и посмотрел на Северуса, который не пожелал присоединиться к ним и остался за письменным столом.

Гарри сразу же снова насторожился, а Северус встал из-за стола и подошел посмотреть снимки. После недолгого молчания он пояснил, что на снимках изображены школьные друзья Джеймса Питер Петтигрю и Сириус Блэк, а также другие знакомые, с которыми родители вместе учились или работали. Люпин расслабился и Гарри подумал, что с кем-то из этих людей связана тайна.

Люпин старался бывать у них с визитами не реже, чем раз в три дня. Он настырно приглашал Гарри в гости, задаривал шоколадом и прочими лакомствами, предлагал вместе прогуляться или полетать. Каждый раз он умилялся, насколько Гарри похож на отца, только глаза мамины. Услышав эту фразу примерно в пятый раз, Гарри обнял Северуса и, пристально глядя на Люпина, сказал: «Конечно, ведь я же Снейп». И, не сдержавшись, показал язык. Самым обидным было то, что Северус, даже не пытавшийся изобразить вежливость по отношению к Люпину, обругал Гарри за грубость.

Нет, Гарри точно не нравился Ремус Люпин, но… но ему нравилось то, как в присутствии Люпина себя вёл Северус. Мальчик испытывал мстительное удовольствие, заставляя мучиться профессора ЗОСТ и тем отплачивая за свой испуг. А поскольку Люпину не нравилось видеть Гарри на коленях Северуса и слышать обращение к тому «отец», то Гарри пользовался этим приемом без зазрения совести. Северус никогда не оставлял их наедине и с удовольствием подыгрывал любой каверзе в стиле «папочка, возьми меня на ручки, папочка, почитай мне книжку». Оставаясь наедине, отец ехидно интересовался, почему это Гарри не догадался подражать шепелявому лепету грудных младенцев. Но продолжал поддерживать его мини-спектакли.

Гарри, не слишком задумываясь об этом, разрывался от двух взаимоисключающих желаний. С одной стороны, ему было приятно ощущать себя почти взрослым. Ему было приятно, когда взрослые обращались к нему с просьбой помочь им в работе. Боязнь того, что в опустевшем замке будет скучно, не оправдалась. Летом в Хогвартсе было не менее интересно, чем во время учебного года. Пока Северус занимался зельями для школьного госпиталя, Гарри помогал мадам Спраут в теплицах, профессору Кеттлберну в загонах с животными, мадам Помфри в больничном крыле или Хагриду в огороде. Иногда он думал, что взрослые только притворяются и его помощь не настолько полезна, но ощущение значимости своей работы было приятно… И Гарри, и взрослые с удовольствием обсуждали за завтраком, кому сегодня нужнее «неоценимые услуги юного мистера Снейпа».

Временами же Гарри хотелось ощутить себя малышом. Чтобы Северус брал его «на ручки», чтобы читал ему сказки и укачивал на ночь, чтобы гладил его по головке и пел колыбельную. Конечно, для такого большого мальчика это были глупые мечты. Однако используя свою хитрость и стечение обстоятельств, Гарри сумел добиться исполнения даже такой мечты — с помощью Люпина. Северус, посмеиваясь над тем, как сын пытается дразнить профессора ЗОСТ, всячески ему подыгрывал. В присутствии Люпина он становился мягче, меньше ворчал и ругался. Ради удовольствия видеть недовольное лицо врага он вместе с Гарри то собирал паззлы, то читал ему вслух, то играл в восстание гоблинов. Последняя игра мальчику особенно нравилась, обычно в нее играли на улице: «гоблины» устраивали засаду, а «рыцарь Мерлина» отыскивал их и кричал, размахивая палочкой: «Ты поражен, презренный мятежник!». В игре принимали участие почти все взрослые. Даже директор. Особенно Гарри понравилось, как красиво падал на землю «сраженный» им профессор Флитвик.

После разговора в кабинете директора профессор МакГонагалл смотрела на Гарри как-то иначе. Гарри больше нравилось её прежнее отношение, когда она рассказывала про свою родственницу, которая так хорошо относится к детям и обожает худых черноволосых мужчин. Глава ало-золотого дома дважды заходила в гости к Северусу. Первый раз она пришла вроде бы по делу, но потом больше развлекала Гарри, трансфигурируя для него письменный прибор в маленькую копию Хогвартса, а под конец превратилась в кошку и разрешила себя погладить. А во второй раз они с профессорами Флитвиком и Спраут пришли к Северусу, чтобы распить по глоточку верескового мёда, созревшего как раз к концу лета этого года. Гарри тоже хотел попробовать мёда, но ему не дали, сказав, что это напиток для взрослых. Зато профессор Флитвик прочитал стихотворение о вересковом мёде. Мальчику понравились строчки:

«…в котлах его варили и пили всей семьёй,

малютки медовары в пещерах под землей…»

А когда тонкий голос профессора дошёл до слов:

«на вересковом поле, на поле боевом,

лежал живой на мертвом

и мёртвый на живом»,

Гарри чуть не заплакал, потрясенный видением «поля боевого», усеянного множеством мертвых и раненных флитвиков.

К концу недели, проведенной в Хогвартсе, Гарри простыл. В тот день он после завтрака напросился в помощники мадам Спраут. Они провозились в теплицах до обеда — декан Хафлпаффа рассказывала о растениях так же интересно, как и Северус, а если честно, то даже ещё интереснее. И весь взмокший мальчик, выйдя из теплиц, решил сбегать к озеру и сполоснуть в нем руки, а потом, немного подумав, ещё и искупаться. День был солнечным и теплым. Гарри совершенно не принял во внимание, что температура воды на юге Франции и в Шотландии сильно различается. К вечеру у него разболелось горло, из носу лилось, глаза покраснели и слезились.

Северус был в ярости. Он тихим шёпотом отчитывал приемного сына за глупость, безрассудство, неумение мыслить и рассчитывать последствия, нежелание думать о других. Глубоко несчастный Гарри во время этой отповеди лежал, закутавшись в одеяло, и переживал, что проболеет весь конец лета. И был крайне удивлен, когда ему под нос сунули кубок с каким-то зельем. Через 15 минут после того, как у него из ушей повалил пар, Гарри был полностью здоров и на ужине наблюдал, как Северус в точно такой же язвительно-уничижительной манере, как и ему, выговаривает мадам Спраут за её неспособность присмотреть за одним маленьким мальчиком. А Гарри с затаенной обидой завидовал Дадли — когда тот заболевал, тетка бросала все дела и сидела у кровати кузена, отходя только для того, чтобы привести ему вкусности.

После обеда Северус заставлял его заниматься. На резонное возражение, что учебный год еще не начался, Гарри получил не менее резонный ответ, что он всё равно в школу не ходит. Профессор поймал его на том, что он читал «Приключения юного мага», вложив их в учебник арифметики. После этого Снейп не без удовольствия, намекая на перечное зелье, сообщил, что голова у него не варит, даже несмотря на пар из ушей, и что в пустой голове между ушами свистит ветер, делая Гарри похожим на чайник со свистком. И стал отмечать в книгах задания на день. Северус вообще был строг и придерживался теории, что для каждой вещи есть свое место, а для каждого дела свое время. Гарри пришлось, тяжело вздыхая и бросая на него укоризненные взгляды, наводить порядок на своем столе. Но никто, кроме Драго ему не посочувствовал.


~oOo~



Один раз Гарри удалось под пристальным надзором позаниматься со своим набором для зельеварения. Всё это время Северус стоял рядом и внимательно следил, что и как делает Гарри. И, несмотря на то, что в процессе он получил неизменную порцию «бестолочи» и «балбеса», несколько раз мальчику удалось сворить зелье от прыщей. Вечерами Северус читал, а Гарри собирал паззлы или развлекался с игрушками, хотя изредка мальчику удавалось подбить Снейпа на проказы.

Этот вечер ничем не отличался от других: фигурка О’Рейли носилась по комнате, пытаясь поймать крошечный снитч, Северус читал какой-то журнал, делая на полях пометки. А Гарри лежал перед камином и пытался собрать рисунок с белым единорогом. В инструкции к мозаике было сказано, что верно собранный рисунок будет двигаться. Мальчик рассматривал рассыпанные элементы, пытаясь найти части витого рога. Слева лежал собранный кусочек с глазом. Глаз нервно помаргивал и косился на плечо Гарри, откуда свешивалась шея любопытного дракончика. Дракончик в ответ тихонько шипел. Гарри покосился на игрушку, потом на испуганный глаз единорога и шепнул: «Драго, посмотри, что читает отец».

Попытка игрушки помешать Северусу кончилась поимкой диверсанта, а потом как-то так неожиданно получилось, что дракончик, активно подбадриваемый Снейпом, пытался подпалить мантию ирландского ловца, а тот, спасаясь от выдыхаемых искр, выписывал в воздухе умопомрачительные петли и финты. В конце концов, О’Рейли спрятался за спиной у Гарри, а Драго гордо восседал на плече отца с видом победителя. Веселье было прервано деликатным покашливанием со стороны камина.

— Северус, Гарри, добрый вечер. Можно мне присоединиться к вашему веселью? — из пламени выгладывала голова Ремуса Люпина. Дракончик на плече Северуса зашипел и плюнул снопом искр в гостя.


~oOo~



К огромному удивлению Северуса Люпин действительно не пытался настроить Гарри против него. Он вел себя подчеркнуто вежливо, стремился помочь, и предлагал посидеть с мальчиком, пока Снейп занимается в лаборатории. Слизеринец понимал, что такая помощь ему необходима, но все же что-то упорно мешало доверить мальчишку оборотню. И, разумеется, тут не было ни малейшего намека на ревность. Поппи в своих инсинуациях была просто смешна.

Просто… Просто Северусу нравилось наблюдать за тем как эти двое пытаются обмануть друг друга. Наивные хитрости Гарри были видны любому. Он использовал малейшую возможность усесться Снейпу на колени, попросить почитать ему книжку или тихо посидеть, нежась в объятиях. В начале лета такие действия давались зельевару тяжело, но за время, проведенное c Малфоями, он понял, что играть роль отца у него получается лучше на людях. И маленький нахалёнок во всю этим пользовался. А после прибытия в Хогвартс Люпина им обоим понравилось злить бывшего мародёра, разыгрывая милые сценки семейного уюта.

Люпин же на удивление быстро смирился с этим и действовал как опытный укротитель-дрессировщик. Он всегда был доброжелателен. Говорил ровным тоном и тихим голосом, со своей неизменной мягкой улыбкой. Только изредка при взгляде на Гарри, сидящего на коленях Снейпа, в желтых глазах мелькала боль. Северуса эта манера поведения оборотня забавляла и немного нервировала. Он только не мог понять, зачем Люпин пытается «приручить» его самого? Однако без малейших зазрений совести эксплуатировал наглое существо. Он решил поиграть в приручение? Пожалуйста!

— Люпин, Гарри так же неусидчив и непоседлив, как Джеймс, и не может нормально заниматься, сегодня его увлекают травы, завтра математика, послезавтра он горит желанием подняться ночью на Астрономическую башню и посмотреть в телескоп, — Северус насмешливо посмотрел на собеседника. — Ты же был старостой, может быть, поможешь сыну старого школьного друга в учебе?

Так он переложил на оборотня задачи домашнего педагога.

В последнюю неделю перед занятиями Люпин, как и обещал, исчез из поля зрения Гарри. Северус, принося сваренное зелье, видел его измученное лицо — приближалось полнолуние, а оборотень, кажется, настолько увлекся попытками сблизиться с сыном покойного друга, что забросил подготовку к учебному году и теперь был вынужден заниматься делами, несмотря на отвратительное самочувствие. «Глупость наказуема», — думал Северус, беря на анализы кровь, волосы и слюну этого чудовища. С другой стороны… С другой стороны, Северус Снейп, Мастер Зелий, был человеком творческим и исследователем по натуре, и ему было сложно убедить себя, что идея, которая все чаще приходила ему в голову, плоха. «Северус, ты будешь настоящим идиотом, если не проведешь наиболее полного исследования организма оборотня, механики процесса превращения и состава слюны этой твари. Забудь о своих детских страхах, ты взрослый, одаренный и весьма компетентный колдун, который близко общался с Темным Лордом, чуть было не поцеловался с дементором, выдержал допросы Хмури, и ты хочешь сказать, что боишься этот побитый молью меховой коврик?» Несмотря на попытку посмеяться над своим страхом, наградив оборотня презрительной кличкой, Снейп не мог забыть леденящего кровь воспоминания: огромная, подобравшаяся для прыжка тварь с горящими глазами, с оскаленных зубов и окровавленной пасти капает заразная слюна. И тихое, но сотрясающее все тело рычание. «Я не смогу, — говорил он себе и сам же отвечал на это: — и будешь трусливым ничтожеством!»

31 августа был последним спокойным днем для профессоров Хогвартса. Северус и Гарри решили устроить пикник на берегу озера во второй половине дня. Поправившийся Люпин немедленно набился в компанию. Снейпа покоробила та неуместная радость, которую выказал мальчишка, увидев входящего в зал оборотня. Он ведь объяснял, что у Люпина бывают периодические периоды обострения болезни. И Гарри даже выразил уверенность, что если за лекарство взялся Северус, то глупое животное поправится. Он кинул кислый взгляд на МакГонагалл, высказавшую неприличный восторг по поводу прекрасного самочувствия Люпина, а также того, что «они с Гарри так подружились». Он снова фыркнул: «Подружились!» Подумать только. Просто мальчишка вновь собирался использовать присутствие Люпина для достижения своих целей.

Встретившись на крыльце, Гарри вцепился в руку оборотня и начал горячо рассказывать ему о своих достижениях в учебе, о том, как ему удалось сварить зелье от прыщей, и о том, что «папа купил мне настоящие перчатки их драконьей кожи, совсем как у него». Северус еле сдержал стон, слушая этот поток болтовни и глядя, как Люпин ласково треплет его мальчика по голове.

— Люпин, — рявкнул он. — Прекрати портить ему прическу. Ты представляешь, сколько возни с его патлами? И всё это ради того, чтобы ты мог превратить их в воронье гнездо?

Солнечный день был по-летнему тёплым. На берегу озера Северус немного расслабился, наблюдая карабкающегося на край корзины с продуктами Драго. Гарри, нетерпеливо дергая Люпина за рукав мантии, рассказывал о придуманной отцом игре.

— Смотри, вон то облако похоже на самолет, а это на волка или собаку! — Люпин отчетливо вздрогнул, а Северус язвительно рассмеялся:

— Ты вполне можешь гадать по облакам. Кажется, у тебя талант.

Люпин, морщась на солнце, ровным тоном сказал Гарри, что это действительно замечательная игра, развивающая воображение, и что у того очень умный папа. Это заявление было настолько нелепо и невозможно, что Северус буквально потерял дар речи. Чем и воспользовался подлый недруг, предложив поиграть, запуская в воздух воздушного змея. Десять минут спустя змей, извлеченный из кармана и увеличенный взмахом палочки, был готов к полету. Полчаса над берегом слышался только топот и смех, потом, едва отдышавшись, Люпин предложил трансфигурировать игрушку, изменив ее внешний вид. Северус читал прихваченный на прогулку том формата ин кварто, изредка посматривая на двух идиотов, носящихся сломя голову по берегу. Пару раз ему везло и он замечал как Драго, догнав Люпина, пытался его укусить или подпалить ему волосы.

Наконец, веселые и запыхавшиеся идиоты решили отдышаться и отдохнуть, лежа на пледе. Гарри попытался пристроиться под боком Снейпа, но тот, не бегая битых два часа по берегу, был полон сил и пошел побродить по мелководью. В первое мгновенье вода показалась просто ледяной, а потом просто слегка прохладной. Северус ходил, собирая камешки и наслаждаясь ощущением обкатанной гальки под ногами, песка и ила между пальцами ног, прохладной нежности волн и теплого ветра. За полчаса он нашел три «чёртовых пальца», один «счастливый» и целую горку плоских галечек, пригодных для того, чтобы «лепить блинчики».

Потом они все вместе лепили блинчики по воде. Северус сумел-таки обставить Люпина, когда запустил камешек на двенадцать прыжков. Объясняли Гарри, что «чёртовы пальцы» — это окаменевший тростник или травы, что счастливый камешек с дырочкой посредине можно повесить на веревочке на шею или просто носить в кармане и смотреть сквозь него. Ещё они любовались на закат. Красное солнце садилось в черную тучу, похожую на гору, в глубине которой дремлет большой дракон. Дракон ворочался с боку на бок, ворчал и бурчал, пытаясь уснуть, и даже ветер замер, боясь связываться с ворчливым и невыспавшемся ящером. А вокруг было ясное синее небо... Услышав такое, Люпин рассмеялся и, покосившись на Северуса, заявил, что очень хорошо понимает нежелание ветра связываться с драконом. Северус и Драго, сидящий на макушке у Гарри, посмотрели на этого шута с одинаковым молчаливым осуждением. А после, по дороге домой, Снейп рассказывал о приметах: красном солнце, чайках, гуляющих по берегу или спящих на воде. Стемнело, и яркие звезды усеяли небо. Сонный Гарри, сидящий на руках Северуса, искал знакомые созвездия и, зевая во весь рот, пытался доказать, что он совсем не хочет спать, потому что ещё рано и можно подняться на Астрономическую башню. Северус на пару с Люпином уверяли, что если мальчик не устал, то они-то как раз устали, потому что они уже старые, а Гарри бормотал «это Дамблдор старый». Северус шипел, что завтра начнется учебный год, а Люпин, хватал его горячей ладонью за локоть и шептал:

— Северус, тебе же тяжело. Дай, я понесу Гарри!

Так закончилось это лето.



Глава 9. Глава девятая. Радости и разочарования учебного года

Начало нового учебного года, вопреки всем плохим предчувствиям Северуса, было безоблачным, и все, казалось, обещало идти легко и без эксцессов (единственным темным облачком на горизонте был ловец гриффиндорской сборной по квиддичу). Возможно, это ощущение беззаботной легкости было вызвано тем, что, в отличие от первых лет своей хогвартской карьеры, он больше не испытывал тяжести нагрузки от обязанностей учителя, декана и штатного зельевара. А может, это было связано с тем, что ученики, помнившие его за партой, успели окончить школу. Ну… или это было оттого, что он сумел добиться репутации строгого и придирчивого учителя, которого бессмысленно пытаться запугать или подкупить и с которым тем более бессмысленно заигрывать и кокетничать — как студенткам, так и их мамашам.

Его опасения насчет Гарри и того, как он приживется, были развеяны почти сразу же. Дом Слизерин принял мальчишку. Все студенты с седьмого курса по второй играли роль старших братьев и сестер. Кто-то — снисходительно, кто-то — с небрежной доброжелательностью, кто-то — с холодной расчетливостью, но все они приглядывали за приемным сыном своего декана. Сам же Гарри выглядел немного забавно, пытаясь оказывать покровительство первоклассникам Дома. Северуса забавляло то, как быстро старшие студенты сообразили, что обычные вопросы первоклашек (где и что находится, как найти аудиторию или правила поведения в библиотеке) и введение их в жизнь факультета можно переложить на малыша. Первогодки присматривали за мальчиком, он же был абсолютно уверен в своей важности и необходимости.

Старосты сумели организовать дела на факультете настолько хорошо, что у их декана оставалось достаточно времени для проведения серии экспериментов, договоренность о которых ему этим летом навязал Малфой в госпитале им. св. Жанны. Как оказалось, в Парижской высшей школе (это гордое название носил маленький, но широко известный в кругах зельеваров исследовательский центр) и на отделении высшей алхимии в Нанте, основанном еще Жилем де Рэ, занимались аналогичными исследованиями. Их подход к проблематике иногда казался Северусу излишне грубым и прямолинейным, а иногда вызывал недоумение своей изощренной тонкостью и извилистостью. Переписка профессора Снейпа с месье Жильбером Ленорманом была активной, обширной и иногда излишне эмоциональной, но оба уважали профессионализм и эрудицию оппонента.

Даже проклятый оборотень не слишком раздражал Северуса, стараясь вести себя максимально вежливо и доброжелательно. Он зависел от Снейпа: от его молчания, от его зелий и разрешения общаться с Гарри. Это примирило Северуса с присутствием в его жизни старого врага — но лишь в какой-то степени. Ведь перевёртыш для него был одним из тех, кто превратил Хогвартс из волшебной сказки в страшный кошмар...

У Северуса Снейпа было несколько качеств, которые изрядно отравляли ему жизнь. Сколько себя помнил, он не умел прощать — ни других, ни себя. За каждую ошибку Северус ел себя поедом, постоянно вспоминая о своих промахах: «А если бы я сделал это и учел то...» Успех он воспринимал гораздо более спокойно, как заслуженный результат упорного труда и правильного планирования. Но неудачи помнил и переживал очень долго. Он иногда размышлял, что было причиной его мизантропии. Возможно, обладай он легким характером и умением смеяться над собой, то имел бы много друзей и беззаботное детство, — но он был самим собой и не мог понять, что же было первопричиной его тяжелого мстительного характера и язвительного сарказма — природа или постоянные унижения окружающих… Кто знает. А ещё сказывались его пылкий темперамент — наследие от легендарного прадедушки итальянца, и бесстрашие берсерка — наследие семьи матери. С детства он пытался взять эти качества под контроль. Держал свой характер в узде, стремился все просчитать и избежать опасных ситуаций заблаговременно, но… раз за разом срывался. В начальной маггловской школе, не сдержавшись, высказал ненавистной учительнице всё, что думает о её методах воспитания и познаниях в преподаваемом предмете; вместо того, чтобы молча признать силу и авторитет банды старших мальчишек и откупиться от них — зло высмеивал умственные способности и внешние данные малолетних рэкетиров...

Северус сумел убедить себя, что Люпин смирился с положением вещей. Оборотень принял все условия, выдвинутые Мастером зелий, был неизменно спокоен, доброжелателен и уравновешен. Однако к середине октября в его ровном голосе начали проскальзывать тревожные ноты. Северус, глупец эдакий, приписал это приближающемуся полнолунию, а также тому, что Люпину предстояло принять зелье, изготовленное по новой формуле.

К Рождеству Снейп клял себя на чем свет стоит. Ведь если подумать, то почти всего случившегося можно было легко избежать! Если бы он запретил Гарри летать без взрослых, если бы он догадался более подробно проинструктировать Плютти, если бы не поехал на встречу с Ленорманом, если бы обратил внимание на поведение Люпина… В итоге, к сочельнику Северус чуть было снова не оказался в больничном крыле под присмотром мадам Помфри — у него открылась язва.

Он, кажется, бесповоротно испортил отношения с Минервой МакГонагалл и директором. Он нагрубил портрету Брейгеля и призраку Кровавого барона, нахамил Почти Безголовому Нику и так посмотрел на Серую Даму, что она буквально растаяла в воздухе. Он проклял Пивза, и только чувство самосохранения уберегло его от того, чтобы сцепиться с полувеликаном Рубеусом Хагридом. А случилось вот что.

Новый, осенний виток слизерино-гриффиндорской войны раскрутился не из старых распрей, а из новой вражды первоклашек. Кто-то кого-то толкнул в коридоре, опаздывая на лекцию. В ответ получил убийственную по своей точности характеристику манер, воспитания, покроя и качества одежды, а также социального положения и перспектив в будущем трудоустройстве. Не имея мозгов ни чтобы ответить, ни чтобы сделать вид, что не расслышал, гриффиндорец вместе с дружками устроил драку. Слизеринец ответил… Правда, к чести гриффиндорца надо сказать, что он-то сорвался первый и последний раз, но у него были старшие братья. Особенно один — юная звезда квиддича. Чарли Уизли, казалось, делал всё возможное, чтобы привести дело к катастрофе. И в результате ему это удалось.

Когда однажды утром слизеринский стол в Большом зале оказался заминирован навозными бомбами, Северус сумел охладить горячие головы своих студентов, сняв в итоге 150 баллов с Гриффиндора и вдрызг разругавшись с МакГонагалл — старая кошка требовала доказательств причастности к происшествию своих студентов, как будто не видела ликования в их глазах и победных ухмылок. Директор попытался «успокоить» его гнев нелепым доводом: «Северус, это просто детские шалости, не воспринимай все так близко к сердцу, — а потом добавил, — или к желудку». Снейп скрипел зубами и мечтал наложить на старого лицемера Crucio: примерно так директор успокаивал его самого с первого по шестой курсы. Кажется, впервые эти слова не прозвучали после той историей с Визжащей хижиной...

Северус был уверен, что бомбы пронес в замок Хагрид. На всех потайных ходах и туннелях стояли сигнальные заклинания, а наивные старшеклассники, полагающиеся себя самыми ловкими, очень быстро обнаруживали, что артефакты, зачарованные профессорами Хогвартса, им не по зубам. Поэтому было очевидно, что доставке контрабанды в замок кто-то помог. Кто-то взрослый, а Снейп знал лишь одного взрослого, обладающего таким чреватым неприятностями сочетанием, как недостаток мозгов и сентиментальность — Хагрида.

Потом был инцидент на уроке трансфигурации у третьего курса Слизерина и Гриффиндора. Северус в гневе и бессильной ярости обвинил МакГонагалл в потакании опасным шалостям своих воспитанников. Она... она весьма болезненно ткнула его носом в воспоминания детства, о которых он предпочел бы забыть. Люпин, который накануне полнолуния и так чувствовал себя больным, был встречен самыми резкими выражениями и выставлен за порог, да еще и Драго, то ли ощущая вторую природу оборотня, то ли уловив настроение Северуса, почти всерьез угрожал настырной твари. Гарри, видя гнев Снейпа, весь вечер вел себя тихо, занимаясь уроками, и только укладываясь спать, попросил посидеть рядом с ним. Северус молча сидел на краю кровати, чувствуя жар от тела мальчика и слушая его тихое размеренное сопение. Как ни странно, это помогло ему успокоиться.

В конце сентября, вскоре после драки, устроенной первокурсниками, Северус вернулся со сдвоенной пары четвертого курса Слизерин-Гриффиндор злой, как разъяренный тестрал. Один из этих… недоумков бросил хлопушку в котел с почти готовым зельем Виго Клэймора. Виго не был одаренным по части зелий студентом, но работал всегда тщательно, занимаясь старательно и аккуратно. Мальчишка происходил из небогатой (чтобы не сказать нищей) семьи и знал, что в будущем может рассчитывать только на свои силы и знания. Мать мальчика — маггла — изо всех сил старалась помочь семье. Она была прекрасной рукодельницей: шила, вязала крючком и спицами и даже плела кружева. А Руперт, её муж накладывал разные чары: для сохранности, от повреждений и загрязнений. Мать Виго сама обшивала всё семейство, и, поскольку ее рукоделие выглядело дорогостоящим, то многие считали парня избалованным богатым бездельником. Очевидно, именно этой точки зрения придерживалась мисс Тонкс.

Она рыдала в кабинете директора, утирая нос рукавом старого, растянутого мальчишеского свитера. Волосы её, в начале урока изображавшие платиновую блондинку (Северусу почему-то вспомнилась Нарцисса Малфой), стали какого-то невнятно-грязного цвета, а лицо приобрело оттенок зеленого яблока. Видит Салазар, если бы девчонка просто споткнулась и упала, он бы простил её, но она нарочно кинула хлопушку в котел! По ее словам: «Чтобы попортить кружавчики этому задаваке». Один Мерлин знает, какая счастливая случайность спасла глаза Виго. Он две недели пролежал в больничном крыле, с ожогами второй степени тяжести на руках, груди и на том, что недавно было его лицом.

Гарри несколько раз навещал Виго в больнице. Ранее тот неоднократно помогал Северусу в лаборатории, и мальчик успел с ним подружиться. Мальчишка навещал старшего друга со Снейпом, который приносил зелья для своего студента и помощника. Потом был визит с одноклассниками Виго, и даже Люпина Гарри умудрился затащить «на минуточку»: «Я только оставлю ему шоколадушку и сразу уйду».


~oOo~


Учебный год в Хогвартсе начался для Гарри с радостной встречи со «старыми знакомыми» слизеринцами и с представления новичкам. Митчеллы под завистливыми взглядами передали Гарри приветы от Малфоев. Первые три дня в гостиной было шумно и людно: все обсуждали, как и где провели лето, планы на учебный год и перспективы Дома в борьбе за кубок школы. Мальчик ощущал себя тепло и уютно в общей комнате факультета. Он был своим. «Старожилом» — в отличие от пребывающих в состоянии постоянного удивленного недоумения первогодок. Что с того, что он был младше их? Он был сыном декана и знал о замке больше, чем первоклашки. Ну почти… Было приятно ощущать себя знающим и опытным рядом с более старшими ребятами. Гарри смотрел на них и думал: «Неужели и я в прошлом году ходил по Хогвартсу с такими же большими глазами?»

К октябрю мальчик воспринимал школу волшебства и волшебную деревню как нечто само собой разумеющееся, а вот летние каникулы на яхте вспоминались как сказка. К концу сентября Гарри уже принимал участие в половине проказ и шалостей, затеянных слизеринцами, учился играть в шахматы, был принят в команду по игре в плюй-камни (на счастье — запасным игроком) и обладал внушительной коллекцией карточек от шоколадушек, выигранных в подрывного дурака. Ни одной редкой или ценной карточки в коллекции не было, но ведь главным был тот факт, что он вообще смог их выиграть!

Частые в первое время посещения Астрономической башни, теплиц и загонов магических животных стали все более редкими — ведь мальчику было нужно сделать так много, что на все просто не хватало времени. Совершенно ужасна ситуация, когда тебя приглашают играть и в шахматы, и в плюй-камни, и в подрывного дурака, а еще ты видишь, что квиддичная команда собирается идти тренироваться, профессор Спраут сегодня собирается пересаживать тигровую лилию, а профессор Люпин приглашал в гости на чай. А еще ты знаешь, что ни прочитал ни строчки из заданного отцом материала, а завтра он будет спрашивать тебя о прочитанном...

Самым неприятным во всем было то, что и Северус, и Люпин прямо-таки помешались на нелепой идее, что Гарри ленив и плохо учится. Северус постоянно критиковал его «каракули», а все дело в том, что Гарри мог писать или красиво, или быстро, чтобы успеть записать мысли. А Люпин… Люпин постоянно притаскивал какие-то новые книжки (иногда очень увлекательные) по истории магического мира вообще и магической Британии в частности. Особенно интересными были книги о древних магах-полубогах Эллады, а также о волшебниках и друидах «Оловянных островов».

Вечера, когда два профессора начинали проверять его домашнюю работу, были ужасными. Северус шипел и плевался ядом. Он громогласно заявлял, что у Гарри самый толстый череп во всей магической Британии, потому что мозгов в нём нет ни грамма, только кость. А на обиженные слова:

— Вот и неправда, у меня есть мозг, — неизменно следовала язвительная реплика:

— Спинной, хватает на то, чтобы есть, спать и произносить членораздельные звуки, выдаваемые за разумную речь.

Гарри неизменно обижался и на день-два зарывался в книжки, но… яркий солнечный день и огромное количество возможностей для развлечений снова и снова отвлекали от книг и учебников.

Люпин же, когда видел, как Гарри закатывает глаза, стараясь придумать десятый подвиг Геракла или вспоминая, какими деяниями были прославлены маги Карфагена, сопровождавшие Ганнибала, только печально смотрел на мальчика и качал головой. Первое время он пытался пристыдить Гарри, говоря, что Джеймс Поттер стыдился бы того, какой у него необразованный сын. Однако отец быстро положил этому конец язвительными замечаниями о том, что Джеймс Поттер был широко известен своим безобразным поведением и успехами в квиддиче, а не обширностью образования и тягой к знаниям.

— В отличие от Лили, — неизменно добавлял он.

Люпин неизменно кидался защищать своего покойного друга. Говорил, каким тот был умным, как хорошо учился. Северус только хмыкал и вспоминал какие-то случаи из школьной жизни: взорванные котлы, перепутанные чары... Ремус в ответ вспоминал что-то свое. И это было замечательно — ведь если они начинали ссориться, то могли и забыть о невыученных уроках Гарри.

Рассказы профессора Люпина об успехах Джеймса Поттера в квиддиче подогревали страсть Гарри к полетам. Профессору нравилось сопровождать мальчика на поле, хотя отец предпочитал, чтобы Гарри ходил туда с ребятами из факультетской команды. Он ни слова об этом не говорил, но Гарри ведь не глупый, что бы там Северус не утверждал! Мальчику казалось, что Люпин ревнует его к отцу. Он постоянно старался прийти в гости, или пригласить Гарри к себе. Угощал всякими вкусностями. И вообще старался проводить в их компании как можно больше времени.

А еще у Гарри появился новый друг. Портрет Художника. Так он звал его долгое время, даже узнав его имя. Художника звали Питер Брейгель, и был он сквибом. Портрет висел в галерее одной из башен, месте довольно отдаленном и малопосещаемым. Зато вид из окна был потрясающим. Гарри оказался там совершенно случайно. Он убегал от парочки гриффиндорских первокурсников. Глупые мальчишки почти совсем не ориентировались в замке, и удрать от них оказалось просто. Правда, и сам Гарри, как выяснилось, знал замок плохо и поэтому заблудился. Убедившись, что погони больше не слышно, и немного отдышавшись, он забрался на подоконник, решив для верности выждать некоторое время, прежде чем звать на помощь Плютти. А чтобы не скучать, вытащил из кармана кусок пергамента и карандаш и стал карябать рисунок. Художник посмотрел на его мазню и начал критиковать в удивительно знакомой ядовито-язвительной манере. Гарри даже почувствовал себя как дома... И теперь Гарри приходил к Художнику со своими рисунками. Тот ни разу ни один из них не похвалил, но давал советы. Оказалось, что главным было научиться смотреть и видеть.

А еще у Гарри появились враги. Их было много, и все они были разные. Некоторые не любили его просто потому, что он сын главы Дома Слизерин, а некоторые как сына строгого и нелюбимого профессора. Некоторые стали врагами потому, что он сам объявил им войну. Все началось с того, что однажды утром под столом их Дома оказалось несколько бомб-вонючек. И хотя под взрыв попало всего несколько человек, завтрак для всех оказался испорчен. Северус ходил весь день злой. Гарри видел, какими взглядами он обменивался с МакГонагалл: отец сверкал на нее глазами, полными бешенства, а та отвечала ледяными взглядами, полными высокомерного презрения.

Потом… Потом был взрыв в классе у Северуса, отправивший Виго Клэймора в лазарет. Северус рычал, шипел и ругался с Люпином, который пытался оправдать идиотку, устроившую взрыв. Он называл ее «хорошей девочкой»! Ха! Хорошие девочки — это Лизи Строун и Алиса Митчелл. Те всегда готовы помочь, веселые и красивые. И никогда не кинут хлопушку в котел с зельем!

На общем собрании в факультетской гостиной было решено, что достойным ответом будет война. И в этой войне маленький, юркий, ловкий и не связанный школьным расписанием ребенок был незаменим. Под маскирующими чарами он мог проникнуть даже в логово врагов — общую комнату Дома Гриффиндор. Честно говоря, Гарри там не понравилось. Вместо приглушенных зеленых тонов и серебра все было оформлено в ало-золотой гамме. Слишком пестро и аляповато. Как выразилась бы мама Драко: «плебейская безвкусица»... Мелкие пакости были эффективны. Все попытки МакГонагалл обвинить в чем-то студентов Дома Слизерин проваливались: все они имели твердое и неоспоримое алиби. И, оскорбленные необоснованными подозрениями, горели желанием доказать свою невиновность хоть под Веритасерумом. Гарри казалось, что Северус подозрительно косится на него после каждого инцидента, но тот молчал. Он не спросил ни о чем ни когда Гриффиндор чуть не проиграл матч Рэйвенкло из-за внезапно напавшей на всех икоты, ни когда половина гриффов покрылась прыщами всех цветов радуги (причем прыщи вызывали страшный зуд). Боевые действия с участием Гарри приостановились только тогда, когда после очередного «несчастного случая» на мальчике задержался задумчивый взгляд Альбуса Дамблдора. Слишком задумчивый взгляд.

Гарри снова начал уделять больше времени обычным своим увлечениям. Он помогал отцу в лаборатории (хотя, по словам Северуса, счастьем было то, что он хотя бы не мешает), мадам Спраут в теплицах или профессору Люпину. У Гарри снова проснулся интерес к астрономии. После лета они с отцом и профессором Люпином еще несколько раз поднимались ночью на Астрономическую башню и рассматривали в телескопы лунные моря и кратеры, Юпитер с его лунами и Сатурн с кольцами. Гарри вспомнил, что он так ни разу и не посмотрел в телескоп на полную Луну, и загорелся желанием восполнить этот пробел. Поскольку Северус давно ругался на «ночные похождения, которые не дают никому возможности выспаться», мальчик решил обойти его с флангов.

Вчера он видел над верхушками деревьев Запретного леса большой оранжевый шар. Почти как апельсин. Это было так красиво… Луна над лесом и лунная дорожка в неподвижных водах Черного озера. И Гарри в тот же вечер попытался издалека навести разговор на интересующую его тему. Он как раз недавно читал в одной из своих книг легенды о луне и знаках зодиака. Однако Северус, уставший после проверки контрольных и злой после очередной стычки в учительской, был непреклонен. Отложив письмо, которое читал в кресле у камина, постоянно хмыкая про себя, он сразу же отмел все попытки непринужденной беседы и заявил, что сегодня слишком устал, а в ближайшие дни будет слишком занят — очередная серия экспериментов близится к завершению. И Гарри нанес свой коварный удар:

— А я и не собирался просить тебя об этом. Мы пойдем с профессором Люпином. Правда? — мальчик, улыбаясь, посмотрел на гостя и почувствовал неладное. Профессор, и до этого плохо выглядевший, побледнел совсем и, растерянно улыбаясь, быстро переглянулся с отцом. Такие взгляды были Гарри хорошо знакомы по жизни в семье тёти и дяди. Обычно взрослые переглядывались так, когда были уверенны в том, что Гарри сказал или сделал что-то не то, но не хотели объяснять, что же он сделал не так.

— Э-э, Гарри, я последние дни не очень хорошо себя чувствую и стараюсь ложиться пораньше. — Профессор Люпин виновато улыбнулся.

Гарри недоуменно перевел взгляд с одного взрослого на другого и, стараясь выглядеть как можно более вежливым, попросил:

— Ну мы же не пойдем не очень поздно, она только встанет над лесом… — И, не выдержав, зачастил умоляющим тоном: — Я так хочу посмотреть на полную луну, ну профессор, ну пожалуйста!

— Гарри! — рявкнул Северус. — Я запрещаю!

Посмотрев на слезы, навернувшиеся на глаза мальчика, он уже более спокойно, но по-прежнему твердо продолжил:

— Ночи сейчас холодные, профессору Люпину ночная прогулка вредна, да и твоему здоровью пользы от неё не будет, а смотреть на луну нужно, когда она находится в восхождении или убыли. Тогда на границе видны кратеры. Ты же помнишь?

Гарри угрюмо кивнул, бросив украдкой взгляд на Люпина. Тот благодарно смотрел на отца. Это было плохо. Очень. Значит, не удастся уговорить ни одного из них.

...Октябрь радовал теплой погодой, под теплыми солнечными лучами казалось, что на дворе стоит начало сентября, вокруг Хогвартса одуряющее пахло цветущими розами. Гарри проводил немало времени в своем любимом дворике, то читая, то рисуя цветы, старательно припоминая полные язвительной иронии советы Художника. А чаще всего — предаваясь постыдному, с точки зрения Северуса, безделью. Было здорово просто так валяться на пледе, расстеленном в цветнике, и смотреть на плывущие облака. И знать, что тебя не погонят возделывать этот цветник. Не менее здорово было представлять, как он, оседлав новую спортивную модель метлы, мчится наперегонки с ветром среди облаков. Быстрее и свободнее ветра. От уроков, от придурков гриффиндорцев, от противной МакГонагалл, от пугающего директора, от надменных и неприязненных взглядов некоторых учеников.

Гарри вздохнул и посмотрел на солнечные часы — скоро кончатся занятия и можно будет пойти на тренировку квиддичной команды Слизерина.


~oOo~


В последние несколько недель хорошей погоды Гарри пытался успеть налетаться. Он каждую свободную минуту упрашивал Северуса, Люпина, мадам Хуч или старшеклассников отправиться полетать. Северус всё так же не одобрял метлу, подаренную маленькому мальчику, считая, что она обязательно доведет ребенка до беды. И, конечно же, он был прав.

Хотя по сравнению с первыми годами преподавания, когда профессор Снейп выматывался настолько, что почти без сознания падал в кровать в конце дня, работа почти не отнимала сил, времени она все равно требовала немало. А еще зелья для госпиталя и эксперименты, и попытки заниматься исследованием природы чар… Времени не хватало катастрофически. Поэтому Северус разрешил Гарри присутствовать на тренировках квиддичной команды факультета и, если после оных у ребят будут время и силы, чтобы присмотреть за ним, то летать под их присмотром.

В тот день стояла прекрасная теплая погода, занятия у шестого курса закончились рано, и Гарри уговорил Отто Вульфа, вратаря команды, пойти на квиддичное поле пораньше. Подходя к сараю для метел, Гарри заметил, как за угол, блеснув на солнце яркими рыжими вихрами, свернула фигура студента. Мадам Хуч была на занятиях первоклашек, и мальчики оказались предоставленными сами себе. Детская метла Гарри не могла взлететь выше двух метров от земли, но он сумел уговорить Отто прокатить его на «всамделишней» взрослой метле. Вульф был прекрасным летуном, да и метла у него была весьма неплохая.

Отто посадил Гарри перед собой на метлу и, подумав, привязал его заклинанием к себе. Он был уверен в том, что иначе мальчик упадет, а так сын декана будет в полной безопасности. Позже Северус был вынужден признать, что ни Гарри, ни Отто ни в чем не виноваты и нигде не ошиблись. Они просто не смогли учесть непредвиденного фактора: через три дня должен был состояться матч Слизерин-Рэйвенкло, и кто-то из болевших против его факультета подстроил диверсию с метлами команды. И кстати, Уизли оказался ни при чем, он только прогуливал уроки.


~oOo~


Стремительно взлетев на 15 метров над землей, Отто заложил крутой вираж и сделал круг над полем. Потом устроил слалом, пролетев в кольца ворот. Гарри только пищал от восторга и выкрикивал: «Выше! Круче! Быстрее!». Отто, одобрительно подумав, что из мальца выйдет прекрасный квиддичный игрок, решил показать ему финт и вывел метлу в пике, Гарри радостно засмеялся, и в этот момент Вульф ощутил первый тревожный признак — его новая, послушная метла с трудом вышла из пике. А в следующую минуту буквально взбесилась. Она, то пыталась войти в «штопор», то сделать «бочку» или «мертвую петлю», а то и все это одновременно. Древко тряслось и дрожало, и вообще Отто казалось, что он пытается усмирить дикую лошадь со злым и склочным характером. И все же, он бы справился с метлой, если бы не Гарри. Дополнительная масса сильно изменила её летные характеристики. Оказавшись на высоте около 4-х метров, Отто решил прыгать вниз. Он всё рассчитал верно: использовал чары левитации для смягчения посадки, падал с расчетом на то, чтобы не пострадал ребенок... Выданный испуганным Гарри всплеск спонтанной магии, повлиявший на его заклинание и в результате швырнувший их обоих в сторону, и притаившийся в густой траве небольшой, но острый булыжник оказались для него весьма неприятной неожиданностью. Булыжник стал причиной сломанного позвоночника, а вес Гарри, пришедшийся на грудную клетку, добавил к этому сломанные ребра. Им очень повезло, что Роланда Хуч заглянула на стадион проверить, как у них дела.


~oOo~


Это происшествие имело для Северуса двоякие последствия. Во-первых, межфакультетская война вышла за границы разумного, и теперь ему приходилось с удвоенным вниманием следить и за своими студентами, и за воспитанниками Минервы, чтобы не допустить смертоубийства. Во-вторых, Гарри снова стал видеть кошмары. Северус несколько раз просыпался от его криков и успокаивал мальчика уверениями в том, что его вины нет, что к Хэллоуину Отто будет здоров. Внимательное наблюдение за ребенком показало, что он начал бояться высоты — да и к метле больше не подходил. Так и бросил ее на трибунах стадиона. Метлу вечером принесли третьеклассники из Рэйвенкло. Пришлось принять срочные меры. Северус повел Гарри на стадион, и они с Люпином вместе катали его на своих метлах несколько часов. Вначале Гарри молчал, вцепившись белыми от напряжения пальцами в древко, но потом расслабился, спокойно воспринял несколько весьма рискованных кульбитов и даже согласился полетать в одиночестве на своей метле, играя в салочки. Возможно, идея была и неплохая, но, приземлившись, они увидели ошеломленные лица игроков команды Хафлпаффа.

Той ночью Гарри в последний раз приснился кошмар. Северус услышал сквозь сон, как дыхание мальчика изменилось, как он простонал несколько раз: «Нет, не надо!». Проснуться никак не получалось, но это и не понадобилось. Заскрипела кровать, раздалось шарканье тапок, и он ощутил, как Гарри залезает под одеяло, прижимаясь к нему. Мужчина обнял худенькие плечи и почувствовал, как они расслабляются, и вскоре в комнате слышалось только спокойное равномерное дыхание двух спящих людей.

Утром Северус проспал. И пробуждение его было неприятным. Из камина в гостиной сперва раздался шум, а затем вывалился Ремус Люпин собственной персоной. Ничего этого зельевар, конечно, не услышал — он крепко спал, прижимая к себе вместо плюшевого мишки Гарри и уткнувшись носом в его затылок. Гарри, который спал беспокойно, скинул во сне одеяло, и время от времени бормотал: «Не надо», слабо дрыгая рукой, но стоило Северусу прижать его крепче, как он расслаблялся и успокаивался.

Люпин при виде этого зрелища изменился в лице. Он громко откашлялся и постучал в полуоткрытую дверь спальни. Собираясь на урок в утренней суматохе, Северус не обратил внимания на выражение лица оборотня. Однако его изменившееся отношение к себе вполне почувствовал. Люпин как с цепи сорвался. Он старался не отпускать Гарри никуда с Северусом. Он засиживался в их квартире допоздна. Он таскал мальчишку ночью на астрономическую башню под предлогом того, что «сегодня ночью ожидается необычайно редкое и интересное небесное явление»...

Через несколько дней Северус поднимался в кабинет директора и услышал, как Люпин кричит на Альбуса. Это была настолько невероятно, что он замер на несколько минут. Услышанное за этот промежуток времени потрясло его и повергло в ярость. Люпин обвинял его… в том, что он любит детей! Нет, не в том смысле, как… а в смысле как извращенец! Этого профессор вынести не смог; он взорвался от бешенства, влетев в кабинет директора, прошипел в лицо ошеломленному его вторжением гриффиндорцу: «Отравлю!» и, развернувшись на каблуках, унесся к себе в кабинет подобно урагану. Вечером Минерва и Альбус пытались его успокоить. Они уверяли, что обвинения Люпина смехотворны, что его нужно простить, посмеявшись над этой ошибкой, что Люпин просто очень любит Гарри и беспокоится о нем. В ответ Северус, пытаясь сдерживаться, сообщил им, что Люпин приставал к его сыну с расспросами вроде: «не трогал ли его Северус» и что мальчик спрашивал у него, что такое «петофил»? И язвительно поинтересовался, как над этим смеяться?

Гарри же явно охладел к Люпину. В разговорах он цедил слова сквозь зубы, вел себя с оборотнем вызывающе, а Драго при приближении старого школьного недруга Северуса несколько раз пытался его атаковать. Игрушка-оберег вновь, как и несколько месяцев назад, шипела на оборотня и плевалась огнем, сверкая глазками. Люпин выглядел странно. Возможно, на него угнетающе подействовала необходимость снова встречаться с луной без поддержки зелья — Северус категорически отказался продолжать его варить, и оборотень вновь был вынужден проводить полнолуния в Визжащей хижине (Северус в это время старался наложить как можно больше охранных заклинаний, с содроганием представляя повторение кошмара из своей юности), — возможно, хотя это и сомнительно, ему было стыдно за свои гнусные подозрения. Потухший взгляд и виновато-затравленное выражение физиономии странно сочетались с каким-то нервным, истерично-оживленным ожиданием.

На Хэллоуин Снейпа и Гарри пригласили в гости к Малфоям. Открытки с приглашением, написанным красными чернилами, изображали традиционные для Хэллоуина сюжеты: шабаш на поляне сменялся видом костра с горящей на нем красавицей ведьмой. В последние выходные перед праздником Северус отпустил Гарри в Хогсмит со старшими студентами. Мальчик решил купить подарки. Однако в последний момент Альбус в категорической форме потребовал, чтобы Северус присутствовал на балу. Самого Альбуса не будет несколько дней по делам, связанным с Визенгамотом, Люпину также необходимо в Лондон по личным и срочным обстоятельствам… «Одним словом, мальчик мой, вся надежда на тебя», — заявил старый интриган, лукаво поблескивая глазами.

А бал окончился скандалом и катастрофой. Да он и не начинался толком.

Стоило начаться праздничному пиру, как со стороны стола Дома Годрика раздался оглушительный взрыв, визг, стол окутали клубы дыма и эээ… амбре. А говоря проще, невыносимого зловония. Минеры-любители затратили на это мероприятие немало сил, фантазии и таланта, не говоря уже о внушительных суммах денег. Минерва не шипела и не била хвостом только в силу отсутствия такового в своей естественной форме, но Северусу все равно казалось, что глаза у старой ведьмы полыхают зеленым огнем, а пальцы кончаются острыми и внушительными когтями.

Конечно же, он с негодованием отверг все безосновательные обвинения в адрес своих студентов. Вернул МакГонагалл несколько ее высказываний. Как-то: «Минерва, это всего лишь детские шалости, не принимайте так близко к сердцу», «Дети есть дети, надо уметь посмеяться над их шутками, где ваше чувство юмора», «Нет никаких доказательств того, что именно студенты моего дома связаны с этим… дурно пахнущим происшествием». Последнее замечание было не абсолютно верным. Все, от первого до седьмого курса, имели алиби, которое могли засвидетельствовать ученики других Домов. Конечно же, это было в высшей степени подозрительным. Особенно если учесть, что Гарри внезапно передумал идти на бал вместе с Северусом, заявив, что сперва сходит в совятню отправить поздравления и подарки для Драко и его родителей.

Он устроил выволочку своим подопечным, заявив, что такие шутки слишком дурно пахнут и что он был лучшего мнения об их вкусе и стиле. Ребята хихикали и рассуждали о праздничном салюте в честь факультета смелых. Северус вздыхал, понимая, что завтра эта шутка будет на устах у всей школы, и виток конфронтации выйдет на новый уровень. Чуть позже в своей гостиной он вызвал Плютти и велел ей передать мистеру Генриху Снейпу, что он ждет его в своем кабинете для разговора. Мальчишка пытался хитрить, смотрел прямо в глаза, пытаясь сделать взгляд честным, но получалось плохо. Через 15 минут Северус сорвался и наорал на него. Они были в ссоре всю следующую неделю: на публике — предельная вежливость, наедине — полное игнорирование друг друга. Наверняка они бы так и не помирились, если бы не визит Люциуса.

Выглядел Малфой как обычно, но слегка покрасневшие глаза и некоторая небрежность в одежде и прическе выдавали его волнение. Он завел разговор ни о чем, небрежно вспомнил несколько забавных историй школьной поры, спросил о нуждах Дома, поинтересовался делами в школе, осведомился, часто ли отсутствует директор. Если его внешний вид вызвал у Северуса легкое недоумение, то весь нарочито небрежный разговор — сильнейшую тревогу. Все инстинкты кричали наперебой, что случилось что-то серьезное, причем к неприятностям Люциуса имеет непосредственное отношение Альбус.

— Люциус, что ты натворил?

— Я? Ничего. — Лицо Малфоя выражало настолько искреннее удивление, что Северус поверил. — Я ничего не «натворил», а вот ваш сумасшедший директор и наш председатель Визенгамота, кажется, собирается «натворить»… — Люциус почти нерешительно помолчал, а затем с несвойственной ему робостью спросил: — Как ты думаешь, они могут пересмотреть дела по старым приговорам?

В ушах Северуса застучало, противно заныло то ли сердце, то ли желудок. Во рту появился отвратительный кислый привкус. Пересмотр старых дел ставил под угрозу и его тоже. Мог ли Альбус пойти на этот шаг? Мог, честно ответил себе Северус. «Директор был против того, чтобы я воспитывал Гарри, а если еще вспомнить грязные намеки, распространяемые Люпином…»

Наконец, сквозь панику пробился взволнованный голос Малфоя:

— …и он несколько раз навещал Азкабан. Понимаешь, все эти допросы по делу гибели Поттеров и его визиты в тюрьму... Насколько мне известно, он беседовал с несколькими членами Визенгамота. — Малфой помолчал и глухо добавил: — Нарцисса в панике. Для нее нет разницы, кого из них выпустят. Сириус ли, Белла ли, для нас это будет катастрофой. Правда, Блэка мы можем не пустить на порог, он успел расплеваться и порвать с семьей, но Белла — старшая.

Северус начал судорожно вспоминать все недавние странности, поведение Люпина. «Интересно, что же его тревожит? То, что я педофил, то, что я хороший отец, или он вспоминает Блэка?!» Блэк — крестный отец Гарри и может потребовать права опеки.

Он посмотрел на Малфоя и заверил его в том, что ожидать на своем пороге скорого появления Беллатрикс Лэстрандж, в девичестве Блэк, им с Нарциссой не стоит. А сам мучительно думал, а стоит ли ему ожидать в скором времени визита Блэка.

Люпин ходил все с такой же неопределенно-взволнованной физиономией, директор все так же занимался делами школы и вроде бы даже прекратил отлучаться по своим делам. И Северус успокоился, убедив себя в том, что это просто его паранойя.


~oOo~


Гарри так обрадовался, встретив Отто Вульфа и уговорив его полетать! Он не сразу понял, что Отто уже не выписывает в небе кульбиты ради его развлечения, а пытается сладить с метлой. Потом… все было потом: запоздалый страх от жуткого полета, ужас и паника при виде Отто, стонущего, со струйкой крови, вытекающей изо рта, слезы и дрожь от облегчения при виде мадам Хуч... И терзающее воспоминание о нырнувшей за угол фигуре с ало-золотым гербом. Отец потом подтвердил, что все слизеринские метлы были повреждены.

И Гарри поклялся страшно отомстить. В своем страстном желании он был не одинок — жажда мести обуревала весь Дом Салазара. Ребята решили ответить гриффам их же монетой. И если сарай для метел отныне стал недоступен (настолько сильные охранные чары наложили на него преподаватели), то уж сам Локи велел им повторить трюк с бомбами-вонючками...

Несколько попыток пронести контрабанду в замок из Хогсмита провалились с треском. Или ее обнаруживал Филч, или кто-нибудь из деканов, и хорошо если это был Снейп, который просто молча конфисковывал припрятанные бомбы. При попытке воспользоваться подземными ходами все партии заговорщиков неизменно натыкались или на МакГонагалл, или на директора, или на Люпина. Чем ближе становился Хэллоуин, тем мрачнее — огонь в глазах слизеринцев. Все было готово: рассчитан заряд и подготовлен план закладки бомб (так, чтобы нанести максимальный ущерб минимумом средств), рассмотрены и приняты способы минирования гриффиндорского стола. Дело оставалось за малым — пронести бомбы в замок. Средства, собранные всем факультетом (причем свою лепту вносили и богатые, как Малфои, и нищие, вроде Уизли), таяли от попытки к попытке, а вопрос так и оставался нерешенным.

В последнее перед Хэллоуином посещение Хогсмита Гарри отправился в деревню вместе со старостами факультета и в большой компании старшеклассников. Ребята покатали его на волшебных качелях, угостили мороженым. Стоя в очереди в «Сладком королевстве», они услышали, как гриффиндорцы обсуждают их шансы на победу в приближающемся матче без Отто. Настроение у всех сразу же испортилось. Разговор снова вернулся к обсуждению вариантов пронесения контрабанды в замок. И тогда Гарри спросил:

— А почему вы пытаетесь пронести все сами?

Кто-то фыркнул и зло пробормотал:

— Ну, конечно, давайте попросим рэйвенкловцев, хаффлпаффцев или, еще того хуже, самих же гриффов, пронести пару стоунов бомб-вонючек!

Гарри поморгал, ухватил Драго за хвост, не давая кинуться на обидчика, и, собрав все чувство собственного достоинства, ответил:

— Мы купим ингри-дие-ты. Это дешевле. Правда?

Старшеклассники мрачно согласились, но ответили, что ингредиенты Филч все равно отбирает и несет декану на проверку.

— Но мы не станет проносить их сами, — стараясь не показывать волнения, ответил Гарри, — мы попросим моего эльфа.

Ответом ему послужила потрясенная тишина. Потом был радостный гомон и лихорадочные попытки отловить всех слизеринцев. Список покупок разбили так, что никто не мог бы даже заподозрить, что эта голубоглазая блондинка-третьекурсница с пепельными кудряшками и очаровательными ямочками на щеках и тот угрюмый детина с пудовыми кулаками и мрачным тяжелым взглядом покупают ингредиенты для одной цели. Каждый оставлял себе хоть щепоть купленного, чтобы при досмотре в замке Филчу было что конфисковать. А мальчик битых два часа уговаривал Плютти, чтобы она пронесла его, Гарри, покупки в замок, упирая на то, что не учится в школе, а живет там, поэтому на него ограничение на приобретение некоторых розыгрышей и ингредиентов не распространяется.

В общем, это был очень веселый и радостный праздник. Старшие ребята предусмотрели все. Незадолго до праздничного ужина весь факультет затеял играть в «алое-и-белое» (Северус при упоминании игры хмыкал и почему-то вспоминал розы). Поделились на команды. Белые и алые должны были, используя все познания в магии, поразить противника заклинанием. За ходом игры следили несколько судей. Гарри играл за белых, но поскольку настоящей палочки у него не было, то он должен был подкрасться и дотронутся палочкой до противника, а для этого на него нанесли чары, отвлекающие внимание. Спустя полчаса веселой беготни он попросил предать Северусу, что задержится в совятне, посылая Драко подарок. Гарри осторожно пробрался в Большой зал и, то и дело сверяясь с чертежом, установил бомбы под столом Гриффиндора. И только невероятное усилие воли, а еще мысль об отце, сидящем рядом с директорским креслом, не дала ему заложить одну из бомб под учительским столом.

Конечно, Гарри опоздал и не увидел результатов своих стараний. Клэймор торопливым взмахом палочки снял чары, и Гарри продемонстрировал всему Хогвартсу свою честную расстроенную мордашку — праздник кончился, так и не начавшись, а он не видел самого главного события вчера. Единственным утешением служили гневные крики МакГонагалл. Ну да тут и говорить не о чем, она не очень-то и кричала, правда, шипела злобно, как голодный василиск... Отец был великолепен, он с невозмутимым видом требовал доказательств причастности своих воспитанников к случившемуся и постоянно упоминал дурно пахнущие шутки самих гриффиндорцев, а также детские шалости.

— Помилосердствуйте, Минерва, — сухо говорил он, — такого дурного рода шутка скорее пристала вашим студентам. Я полагаю, что запас бомб ждал под столом своего часа, чтобы быть использованным в качестве метательных снарядов, но небрежное отношение привело к спонтанному взрыву.

Разогнав всех по общим гостиным и предварительно велев домовикам принести припасы для праздничного пира, Северус велел Генриху Снейпу пройти в его кабинет.

Это было ужасно. Гарри старался смотреть на отца честными широко раскрытыми глазами, почти не моргая, но его не оставляло чувство, что тот прекрасно видит его ложь. На следующее утро он с трудом сидел. Но осознание того, как невероятно им повезло, что директор отсутствовал в школе, а также убежденность Северуса в том, что следующая выходка Гарри может привести к тому, что их разлучат, делали боль в попе самой маленькой из неприятностей. Конечно, его подавленное состояние не прошло незамеченным. Слизеринцы обеспокоенно спрашивали его о том, крепко ли ему досталось. Гарри бодро отвечал, что все в порядке. Профессор Люпин, вернувшийся вчера поздно вечером из Лондона, куда ездил с директором, с тревогой расспрашивал его о том, не обижает ли его профессор Снейп? Гарри, ерзая на стуле и отводя глаза, уверял, что все прекрасно.

— Гарри, профессор Снейп тебя обижает? Он… трогает тебя?

Гарри, с тоской вспоминая, как Северус обнимал его после кошмара о падении с метлы, удивленно вскинул покрасневшие глаза:

— Да, конечно, он очень добрый и нежный. Он заботливый! — С горячностью, удивившей его самого, выпалил Гарри. Неужели Ремус тоже хочет разлучить его с отцом?

Лицо профессора ЗОСТ при этих словах помрачнело, что только убедило мальчика в его подозрениях.

— А… вы часто спите... в одной кровати? — Осторожно спросил учитель.

Гарри, не выдержав, хлюпнул носом и огорченно вздохнул:

— В последнее время — редко. Но ты не подумай…

— Гарри… — светло-карие, почти золотистые глаза профессора смотрели на мальчика с любовью, — ты ни в чем не виноват, ты не должен чувствовать себя виноватым.

— Но Северус…

— Нет, Гарри, успокойся. Вот, съешь шоколадку.

Мальчик, приободрившись от того, что хотя бы Люпин не винит его во вчерашнем происшествии, с удовольствием занялся большой плиткой черного шоколада. Почти не вслушиваясь в бормотанье взрослого, он лишь отметил про себя, что надо будет выяснить у отца значение непонятных слов. А то повторит что-нибудь, а потом выяснится, что это неприличное ругательство.


~oOo~


Гарри так и не понял, что имел в виду Люпин. Да, именно Люпин, нечего его называть профессором. Много чести. Он, оказывается, подозревал отца в чем-то совсем нехорошем. И жаловался директору! И… и вообще. Ни Северус, ни Люпин не желали объяснить, о чем же речь, но они поссорились, и довольно сильно. Единственной отдушиной для Гарри стала переписка с Драко. Тот очень переживал за друга и сочувствовал ему относительно предательства Люпина, утешая приятеля тем, что, по словам родителей, тот «и в школе был таким же ненадежным и приставучим и вместе с Поттером — отцом того-самого-мальчика — и другими дружками вечно доставал твоего отца и других школьников».

И Драко, и Гарри очень хотели встретить Рождество вместе. Драко уговорил родителей, и те пригласили семью Снейпов в гости, однако в последнее время у них явно что-то случилось, мама Драко плохо себя чувствовала, а отец беспокоился за неё. Драко тоже волновался за маму. Он даже попытался сломать себе руку, чтобы его отвели в св. Мунго. Он представил, как колдомедики, увидев его маму скажут: «Ах, миссис Малфой, вы же серьезно больны, но мы скоро сварим для вас самое-самое лучшее лечебное зелье и вы поправитесь. Как удачно случилось, что ваш сынишка сломал руку». А он, Драко, будет скромно стоять в стороне и не будет плакать, как бы ни было больно, а даже немножко улыбнется, и папа догадается, что Драко сломал руку нарочно. И молча положит ему руку на плечо.

Пока же, по словам Драко, отец только выпорол его, увидев прыгающим со шкафа в спальне. И если сломать руку — это еще больнее, то он не знал, сможет ли сделать это. Северус после ссоры с Люпином тоже ходил сам не свой, и Гарри очень хорошо понимал опасения и волнения приятеля. И все же, когда они с Северусом вышли к завтраку утром в Сочельник, миссис Малфой выглядела немного усталой, но не больной. Она весело шутила, обсуждая планы на день. Гарри только хотел сказать об этом Драко, как та с тихим вздохом упала в обморок.


~oOo~


С самого Хэллоуина Гарри ныл не переставая, пытаясь добиться от окружающих права покинуть школу на Рождество. Однажды, находясь в Холле, он, вцепившись мертвой хваткой в мантию Снейпа и пытаясь выглядеть еще более маленьким и наивным, сообщил МакГонагалл, что «Рождество семейный праздник, а в Хогвартсе он может быть для нас с папой испорчен… как Хэллоуин». Мальчик даже помирился с Люпином, хотя Северус так и не выяснил, что за кошка пробежала в свое время между ними. И взял с того слово приглядеть за факультетом вместо Северуса.

К Малфоям они прибыли довольно поздно и почти сразу отправились спать. Утро Сочельника было солнечным и морозным. Выпавший накануне снег ослепительно сверкал и искрился на солнце всеми цветами радуги. За столом зашел спор, чем заняться — можно было отправиться кататься на коньках, можно было велеть запрячь сани, а можно было отправиться на лыжную прогулку. Нарцисса была явно против лыж, а остальные не могли выбрать между санями и катком. Наконец, когда все сумели достичь компромисса — решили отправиться кататься на коньках на дальнее озеро — на санях прибыла почта. И праздник оказался безнадежно испорчен. С первой страницы «Пророка» на них смотрел Сириус Блэк, а выше колдографии находился заголовок крупными буквами: «Невиновный оправдан!» и чуть ниже и мельче «Сириус Блэк провел в Азбакане пять лет за преступление, которого не совершал». Нарцисса, взглянув на газету, упала в обморок.



Глава 10. Глава десятая. Здравствуй, Гарри, я твой крестный. Или пошел к черту, Сопливус

О Рождестве вспомнилось только накануне Нового года. А в Сочельник вместе с Малфоем откачивали Нарциссу: приводили в чувство, успокаивали и утешали. Потом были дети, которые, оказывается, успели понапридумывать черт знает что. Драко был едва ли не в истерике, Гарри пытался его утешать. Оба побледнели до синевы, оба, сами не замечая того, тряслись мелкой дрожью. Разговор с детьми выпал на долю Северуса — Люциус оставался с женой. Когда мальчишек удалось убедить, что Нарцисса жива и здорова, а в обморок упала, прочитав статью о Блэке, Драко удивленно спросил:

— Да почему ее так испугал этот Блэк?

— Видишь ли, — осторожно подбирая слова, заговорил Северус, — твоя мама была знакома с ним. Давно.

И тут раздался голос Гарри:

— Я его видел. — Мальчик выпалил это, совершенно очевидно не задумываясь о том, откуда он может знать человека, проведшего пять лет, из шести им прожитых, в тюрьме.

Драко отмахнулся от подобных вопросов, нетерпеливо желая выяснить, почему маму так взволновала фотография этого Блэка. Ход его мыслей отражался на лице — даже не нужно было прибегать к приемам дедукции или к легилименции: «Мама переживает за Блэка, она знала его до этого, она расстроилась, узнав о его невиновности, неужели она не любит папу?.. Значит, она не любит и меня?!». На зареванной мордашке читался откровенный шок при мысли о том, что мама могла любить этого человека, а за папу вышла, когда Блэк оказался в Азбакане.

— Вот как, и где же ты его видел? — от двери раздался тягучий голос Люциуса. Драко, вскочив с диванчика, на котором он сидел, тесно обнявшись с Гарри, кинулся к отцу. Подлетел и молча обнял-вцепился, дрожа всем телом.

Гарри вздрогнул и растерянно посмотрел на Малфоя, а потом перевел виноватый взгляд на Северуса.

— Я… Я видел его на колгра*, — уже более уверенно зачастил мальчик. — Профессор Люпин показывал свой альбом с колдографиями, и он там был. — Опустив голову, Гарри совсем тихо добавил: — Я видел его и профессора на свадебных снимках Поттеров.

— Вот как, — так же тихо произнес Люциус, кинув всего один пронзительный взгляд на Северуса. — И что же мы будем делать?

Делать пришлось многое. Писать и отсылать с совами записки, отменяющие праздник в поместье. Успокаивать детей. И думать, думать, думать…

К вопросу о колдографиях Сириуса Блэка больше никто из них не возвращался.

Вечером Гарри, уже лежа в постели, спросил Северуса, боится ли тот смерти. Северус, все еще погруженный в раздумья об изменившихся обстоятельствах, почти не задумываясь над вопросом, ответил правду:

— Я не боюсь умереть. Я боюсь умереть глупо и бессмысленно.

— Как это? — Гарри распахнул уже почти закрытые глаза.

— Вот, скажем, погибнуть на квиддичном матче — глупая смерть. — Гарри помрачнел и зарылся носом в подушку, натянув одеяло почти на макушку. Северус мысленно обозвал себя идиотом, однако продолжил, не меняя интонации: — Отправиться ночью в Запретный лес на спор и погибнуть там — смерть глупая и бессмысленная. Если же ты видишь, что можешь, рискуя жизнью, сделать что-то важное, то, что оправдывает риск гибели, — такая смерть не бессмысленна, а если ты размениваешь свою жизнь на победу своего дела, то она не глупая.

Гарри высунул ладошку из-под одеяла и, сжав пальцами запястье Снейпа, потребовал:

— Обещай, что ты меня не оставишь.

— Такого обещания тебе никто не даст, — сухо сказал Северус, поглаживая в задумчивости детские пальцы. — Ты просишь меня не умирать. Все смертны, я могу лишь пообещать не рисковать, но ты и сам знаешь, что я не люблю бессмысленные поступки и глупых людей. Остается несчастный случай…— «...или злой умысел» — добавил он мысленно, — а никто не властен над случаем.

Северус поправил одеяло и потрепал кончики вихров, выглядывающих из-под него.

— Спи, я не собираюсь умирать в ближайшие десять лет.

Гарри сонно пробормотал, что через десять лет он станет почти стариком. Конечно не таким, как Дамблдор, но почти таким же, как Вектор.

Малфоя он нашел в библиотеке, освещенной единственной свечой. Тот молча кивнул на графин со Старым Огденским. Северус присоединился, и они еще часа полтора молча пили огневиски, погруженные каждый в собственные размышления. Когда часы пробили полночь, Снейп принял решение.

— Завтра мы возвращаемся в Хогвартс.


~oOo~


Гарри снился Сириус Блэк. Сон был странным и непонятным. Смеющиеся мужские голоса и разгневанный женский, требующий немедленно спускаться на землю, и звук мотоцикла, и еще во сне были облака... Утром мальчик недоумевал, при чем же здесь Сириус Блэк, но точно знал, что один из голосов принадлежал этому человеку. Человеку, с которым была связана какая-то тайна. Гарри помнил, как переглянулись отец и профессор Люпин, говоря о нем.

Мрачный и невыспавшийся Северус поднял его ранним утром и сообщил, что они возвращаются в школу. Драко и миссис Малфой еще спали. Отец и мистер Малфой попрощались сухо и очень формально. Гарри, которому невольно передалось охватившее Северуса волнение, ежился под пристальным задумчивым взглядом последнего. Отец молчал в карете по пути к станции, да и в поезде почти не разговаривал, думая о чем-то своём. Гарри попытался почитать сказки Оскара Уальда, но поняв, что уже долгое время пялится на одну строчку, закрыл книжку и стал играть с Драго, кидая дракончику маленький мраморный шарик, который тот ловил на лету и приносил обратно.

Мальчик понимал, что Северус сердит. Он успел повидать отца в разном настроении, от спокойно-расслабленного до состояния неконтролируемой ярости — когда на его лице начинало подергиваться веко левого глаза, и он, не сдерживаясь, орал во весь голос. Застывшее, как у статуи, лицо указывало на тщательно сдерживаемые эмоции и обычно означало, что отец боится сорваться...

В Хогвартс они прибыли перед самым ужином. Северус почему-то сразу же направился к гостиной своего факультета. Там он попросил Алису Митчелл, оставшуюся вместе с братом на каникулы в школе, присмотреть за Гарри и стремительно вышел из комнаты. Мальчик растерянно переглянулся с Алисой, засыпавшей его вопросами о том, почему они были в гостях так недолго, и что случилось. Узнав, что миссис Малфой нездоровится, девушка побледнела и кинулась писать письмо опекунам, а Гарри решил дочитать сказку. Он расположился в кресле перед камином, укутавшись в серо-зеленый пушистый плед, и устроил книжку на подлокотнике.

— Не знаю, не знаю, — сказала Крыса. — Признаться, я в этом мало смыслю: я не создана для семьи. Любовь хороша в своем роде, но дружба достойней. В этом мире я не знаю ничего благородней преданной дружбы. Впрочем, такое встречается слишком редко.

— Скажите на милость, а каким же должен быть преданный друг? — спросила пестрая Коноплянка. Она сидела рядом на ивовой веточке и слышала весь разговор.

— Вот, вот! И мне бы очень хотелось это узнать, — сказала Утка и опустила голову в воду, подавая детям хороший пример.

— Дурацкий вопрос! — проворчала Крыса. — На то он и преданный друг, чтобы быть мне преданным.

— А вы ему? — спросила птичка, качаясь на серебристой ветке, и похлопывая крылышками.

— Причем тут я? — удивилась Крыса, — не понимаю.

— Тогда давайте, я расскажу одну историю про дружбу — предложила Коноплянка.


В уютной и привычной обстановке Гарри быстро успокоился и увлекся сказкой, невольно сравнивая друзей из книжки с собой и Драко. Однако чем дальше он читал о Гансе и Большом Хью, тем чаще сравнивал себя с Гансом, а Большого Хью с кузеном Дадли.

У Маленького Ганса было много друзей, но самым преданным был Большой Хью. Он был богатым мельником, но, несмотря на это, так привязался к Гансу, что не мог равнодушно пройти мимо его сада. Даже если Хью очень спешил, он всегда находил время для того, чтобы, перегнувшись через забор, сорвать букет цветов или пригоршню душицы или просто набить карманы вишней и сливами, если дело было осенью.

"У настоящих друзей все должно быть общее", — любил повторять мельник, и Маленький Ганс всегда улыбался и согласно кивал головой. Как хорошо иметь друга с такими возвышенными мыслями! Правда, соседи иногда удивлялись, почему мельник, у которого шесть молочных коров, большое стадо длинношерстых овец, а на мельнице запасена сотня мешков муки, никогда не отблагодарит Маленького Ганса. Но сам Ганс никогда не забивал себе голову такими пустяками. Больше всего он любил слушать, как здорово мельник рассказывал про бескорыстность настоящей дружбы. И Ганс продолжал трудиться над своим садом.



На похороны собралась вся деревня, потому что все очень любили Маленького Ганса. Мельник стоял впереди всех, у самого гроба. "Я был его лучшим другом, мне и стоять на лучшем месте", — сказал он. Поэтому он шел во главе процессии, одетый во все черное, и поминутно прикладывал к глазам большой носовой платок. "Это большая потеря для каждого из нас", — сказал деревенский кузнец, когда мужчины собрались в уютном трактире, чтобы помянуть Маленького Ганса. "А какие потери у меня! — сказал Большой Хью.— Я, считай, подарил ему мою тачку, а сейчас я и не знаю, что с нею делать. Дома она всегда попадается мне под ноги, притом она так стара, что ее никому не продать. Никогда больше не буду делать никаких подарков. Щедрость всегда оказывается в убытке".

— А дальше? — спросила Водяная Крыса.

— Это уже конец, — ответила Коноплянка.

— А что же случилось с мельником? — опять спросила Крыса.

— Понятия не имею! — сказала птичка. Да и не очень-то интересно.


Гарри с возмущением дочитал книжку. Он все время ожидал, когда же Маленький Ганс поймет, какой гад его друг. Ну, в крайнем случае, что мельнику станет стыдно, хотя не очень-то в это и верилось. Вот в сказке про Звездного мальчика или про Великана эгоиста все кончилось хорошо, а тут… Невольно вспомнился вчерашний разговор с отцом о смерти. Ведь сынишка мельника только ушибся, а Маленький Ганс помчался за врачом и погиб, получается, что он умер глупо и бессмысленно? Гарри решил обсудить прочитанное с Алисой.

Выяснилось, что она об этой сказке даже и не слышала. Прочитав же, сказала, что Ганс выглядит типичным хаффлпаффцем.

— А мельник? Он что же, слизеринец? — Возмутился Гарри.

Алиса посмотрела на него с недоумением.

— Конечно нет, это так… не по-слизерински, глупо раскидываться преданностью и дружбой. — Девушка расстроено прикусила нижнюю губу. — Семья и дружба требуют от нас вложения сил и отдачи. Это как… — она задумалась, подбирая слова, понятные ребенку, — как сад, или как деньги, или как зелья. Не прикладывая усилий, ты не можешь ожидать ответной отдачи, а вложив в дружбу усилия, ты не будешь безрассудно ими раскидываться. Постараешься отложить что-то на будущее, как галеоны про запас. Понял?

Гарри сосредоточенно сморщил лоб и честно признался, что ничего не понял. Хотя его и утешили уверения в том, что мельник не похож на слизеринца.


~oOo~


Северус ворвался в кабинет директора без стука. Он горел желанием выяснить два вопроса: во-первых, степень невиновности Блэка, во-вторых, степень заинтересованности в нем Альбуса. Однако дальнейшее пошло вопреки его ожиданиям. В кабинете, кроме директора, пили чай Блэк и Люпин (куда же без него-то!) а также еще одно воплощение кошмаров Северуса — Аластор Хмури. Одного взгляда на обезображенное лицо аврора было достаточно, чтобы подавиться своим возмущением.

— Добрый день, господин директор, — холодно произнес он, тщательно закрывшись от окружающих — одна маска надежно ложится на лицо, вторая на мысли и чувства. — Очевидно, я не вовремя. Господа, не буду вам мешать… — он уже почти выплеснул раздражение в ядовитом предположении, чем же они занимаются, когда внезапное осознание, что теперь он отвечает не только за себя, запечатало его рот надежнее силенцио.

Лица присутствующих выражали самые разные чувства: злорадная радость у Хмури, смущение и беспокойство на взволнованном лице Люпина, благожелательная улыбка у директора и чистая, ничем не замутненная ярость на лице Блэка. Северус повернулся и протянул руку к двери, но прежде, чем пальцы коснулись ручки, Блэк оказался рядом и с бессловесным утробным рыком попытался его задушить. Некоторое время спустя, когда Блэка уже оттащили от него и после слов Альбуса, что он разочарован их поведением, что Сириус уже взрослый и не должен так реагировать на Северуса, Снейп, растирая горло, ухмыльнулся и спросил:

— Тебе так понравилось в Азбакане, что ты горишь желанием поскорее туда вернуться?

— Северус, — голос директора звучал откровенно раздраженно. — Прекрати провоцировать Сириуса. Мальчики мои, вы уже взрослые люди, а ведете себя как одиннадцатилетние школьники. Пожмите друг другу руки.

Они с Блэком стояли один напротив другого, и каждый прожигал противника ненавидящим взглядом. Северус скрестил руки на груди, Блэк не менее демонстративно засунул свои в карманы.

— Не понимаю причины, по которой я должен пожимать руку этому… — Северус окинул фигуру Блэка пренебрежительным взглядом, — неуравновешенному колдуну с интеллектом флоббер-червя.

Альбус со вздохом откинулся на спинку кресла.

— Причина такова, что вы оба являетесь опекунами Гарри. Причем на законных основаниях. И скандал только привлечет к мальчику и вам совершенно ненужное нам внимание властей и прессы. Вы этого хотите?

— Я хочу вырвать крестника из грязных лап этого извращенца! — немедленно отреагировал Блэк. Люпин залился краской стыда.

— Я не желаю видеть рядом с сыном этого… маньяка! — одновременно воскликнул шокированный словами директора Снейп.

Блэк снова кинулся к Северусу, в его невнятном взрыкивании можно было разобрать только «он не твой сын» и «сукин сын».

— Если мне немедленно не дадут гарантий, что этот псих не будет видеться с ребенком наедине и без моего согласия, я тотчас пишу заявление об увольнении и покидаю Хогвартс. Уверяю вас, что ни меня, ни Гарри никто из вас никогда больше не увидит. — Северус, со старательно наведенной маской спокойствия на лице, выдержал взгляд директора. И ответил на безмолвный вопрос: — Вы же не думаете, что я мог бы подвергнуть его опасности, взяв с собой на встречу с освобожденным из тюрьмы убийцей?

Блэк кинулся на него, вырываясь из удерживающих его рук Люпина:

— Где Гарри, скотина?

— Возможно, он в гостях у моих друзей…

— Северус, — голос директора звучит строго и одновременно с мягкой усталостью, — Сириус не преступник — он невиновен.

—Ну конечно, — не меняя интонации и выражения лица, ответил Снейп, — я знаю. Я тоже был невиновен. И Малфой.

Блэк снова рванулся к его горлу.

Полтора часа крика, ругани, взаимных упреков и оскорблений, полтора часа угроз, шантажа и противостояния. Полтора часа ада. И каждой минутой этого времени Северус откровенно наслаждался. Потому что чувствовал себя свободным и независимым, потому что ощутил брешь в единой поначалу стене оппонентов. Неуверенность Альбуса, сомнения Люпина... И осознание, что у него есть самый важный и твердый козырь в этой игре — преданность Гарри. Он никогда не мог полностью контролировать ситуацию. Всегда находилось что-то или кто-то сильнее его. Обстоятельства, Мародеры, Темный лорд, Хмури, Дамблдор. И вот он на равных противостоял почти всем им.

На ужин он отправился почти счастливым.

Ужин прошел в спокойной и умиротворенной обстановке — Люпин пригласил приятеля к себе в покои, и Большой зал остался в полном распоряжении Северуса. Альбус при виде Снейпа, ведущего за руку Гарри, только укоризненно покачал головой. Северус в ответ криво усмехнулся. С того момента, как он принял опеку над сыном Лили Эванс, он узнал немало интересных фактов — например, что выбросы спонтанной магической энергии у детей сжигают почти все следящие чары. Поэтому-то большинство родителей и предпочитают вручить чаду игрушку-оберег: ее простейшие охранные чары гарантированно выдерживают волну хаотичной магии — ребенок подсознательно воспринимает игрушку, как объект который нужно защизать.

Минерва, оживленная, со слегка порозовевшими скулами, делилась своими восторгами с профессором Флитвиком.

— Вы подумайте только, какой талант, какая находчивость! И ведь они учились на четвёртом курсе... Мальчики вложили в неё столько труда и таланта! — она аккуратно промокнула глаза под очками белоснежным льняным лоскутом. — Овладеть практикой высшей трансфигурации на пятом курсе…

— Конечно-конечно, Минерва, это потрясающе, — Флитвик энергично кивнул, — особенно греет душу осознание того, что я наконец-то точно знаю личности… весельчаков, разгромивших кабинет чар и натравивших на меня собаку…

МакГонагалл, поднесшая к губам кубок, поперхнулась.

— Филиас, кто-то разгромил ваш кабинет? — рассеянно поинтересовался Северус, наливая Гарри в кубок клюквенный сок. — Неужели кто-то повторил… — Снейп вскинул голову и посмотрел на коллегу. Тот поощрительно улыбнулся:

— Вы всё верно поняли, Северус. Мы долгое время удивлялись тому, что никак не можем поймать их с поличным. И то, что они немного притихли на седьмом курсе, мы отнесли к увеличившейся нагрузке перед Т.Р.И.Т.О.Нами и наступившем взрослением. А ларчик просто открывался. Они создали магический артефакт: карту, показывающую местонахождение всех обитателей замка, причем карта отражает настоящее имя, невзирая на Оборотное зелье, маскировочные чары или… анимагию.

Гарри, который явно неуютно себя чувствовал, с тоской разглядывал рождественское украшение зала, поминутно выворачивая шею, чтобы разглядеть свертки под главной елкой. И, конечно, облился, опрокинув кубок. Северус, продолжая слушать Флитвика, сушил и чистил заклинаниями мантию Гарри, снова наполнял его кубок и, шипя сквозь зубы, требовал доесть овощи. Вся эта возня отвлекала, рассеивая внимание от сведений, которые могли пригодиться для шантажа Блэка и Люпина.

Дослушав рассказ Филиаса, дополняемый надувшейся от гордости за своих учеников Минервой, Северус проскрипел прощание и, подхватив Гарри на руки, понимая, что ребенок будет его задерживать, штормовым ветром пронесся в подземелья.

Ворвавшись к себе, он отрывисто велел мальчику ложиться, а сам нервно закружил по комнате. Услышанное требовало осмысления. «Значит, вот как они отлавливали… Анимаги… — при мысли об этом он заскрипел зубами. — Долг жизни! Ха! Отважный Поттер! Ха-ха! Чертов Блэк. Проклятый Люпин!» Он заскрипел зубами и, резко развернувшись на каблуках, увидел испуганные зеленые глаза. На лице Поттера! Очевидно, его собственное лицо перекосило такой гримасой, что мальчишка, не выдержав, подбежал и, обнимая его колени, испуганно спросил:

— Папа! Что случилось?

— В кровать. Немедленно. — Северус знал, что говорит слишком резко и грубо. Его самого неприятно поразили интонации, прорезавшиеся в голосе, — похожие он слышал в детстве от собственного папаши. Постаравшись смягчить голос, добавил: — Сколько раз повторять, чтобы ты не ходил босиком? Ничего не случилось.

Кое-как успокоив ребенка и постаравшись успокоиться сам, он принялся обдумывать услышанное.

Люпин, решив поиграть в доброго преподавателя, отправился выручать конфискованную Филчем игрушку. И, пока тот рылся в ящиках, разыскивая искомый предмет, обнаружил ту самую карту. Из сентиментальности выпросил ее у Аргуса и на карте увидел в спальне гриффиндорских первоклашек точку, обозначенную «Питер Петтигрю». Вначале он не поверил своим глазам, потом, проследив за перемещениями точки, выяснил, что ею обозначена крыса младшего из Уизли.

Это случилось почти перед самым Хэллоуином. И тогда он отправился к директору.


~oOo~


Гарри совершенно забыл о наступившем Рождестве. Пока не увидел в Большом зале украшенные елки и свертки с подарками. Накануне он перенервничал из-за обморока миссис Малфой и испытывая острое сочувствие к страхам Драко. Гарри сам был сиротой, и мысль, что приятель может лишиться матери, была невыносима. Когда отец и мистер Малфой уверили их в беспочвенности подобных страхов, в душе шевельнулся мерзкий и холодный червячок зависти. У Драко было всё, чего не было у Гарри: куча галлеонов, богатый дом и красивая одежда, собственные домовые эльфы, но самое главное — живые родители. Зато Гарри жил в Хогварсе, дружил со множеством взрослых ребят, имел собственную, почти всамделишную волшебную палочку, которой пару раз даже удалось поколдовать, и самое главное, он имел лучшего в мире отца.

Задвинув подальше страхи о судьбе миссис Малфой и взяв с отца слово, что он проживет еще не меньше 10-ти лет, Гарри уснул сладким сном и кошмар увидел только утром — когда его разбудил отец с осунувшимся изжелта-зеленым лицом и покрасневшими, лихорадочно блестящими глазами и велел собираться — они возвращаются в школу.

Не проснувшийся даже после умывания, Гарри, зевая, поплелся в гостиную к камину, но выяснилось, что, несмотря на поспешность сборов, отправляются они почему-то поездом. Всю дорогу отец не находил себе места. Наверно постороннему человеку показалось бы, что профессор Снейп спит с открытыми глазами, но Гарри-то видел, что и каменная неподвижность, и застывшее лицо отражают крайне волнение. И все-таки, почему же они поехали поездом?

В замке они, не заходя в свои апартаменты, сразу же направились в гостиную факультета, где Северус передал его на руки Алисе Митчелл и немедленно убежал. Вернулся только для того, чтобы взять Гарри на ужин в Большом зале — хотя обыкновением для мальчика были домашние трапезы. За ужином он был мрачно-задумчивым.

Гарри ничего не понимал. Ни почему миссис Малфой так переживала из-за этой статьи, ни почему в итоге они с отцом поспешно покинули поместье, а потом выбрали самый медленный способ путешествия. Наконец, Гарри не мог понять, чем он вызвал ярость отца, которую тот списал на босые ноги.

Отец убедился, что Гарри крепко спит, и вернулся в гостиную, а мальчик решил, что настал удобный момент познакомиться со статьей в Пророке, из-за которой у него было столько неприятностей, и он остался без весёлого Рождества — ни праздника, ни подарков. Гари вчера стянул со стола экземпляр отца, тому было не до прессы, а после про неё все забыли.

Большую часть статьи Гарри не понял. В ней много говорилось о прежнем министре, о событиях, произошедших ещё до его рождения, упоминались имена незнакомых людей. Однако главное Гарри понял. Этот человек — Сириус Блэк — был кузеном миссис Малфой и дядей Драко. И он был его собственным крестным. Сперва Гарри обрадовался — он понял, что обморок миссис Малфой был от радости, а от этого не умирают, к тому же крестный делал его почти родственником Драко. Гарри даже зажмурился от восторга, представив, что теперь у него будет настоящий кузен, а не Дадли. С Северусом тоже все было ясно — он испугался, что Гарри захочет уйти к крестному. Глупость, конечно, но было очень приятно осознавать, насколько он дорог отцу.

Еще в статье говорилось о смерти настоящих родителей Гарри и о том, почему Сириуса Блэка приняли за убийцу и предателя. Гарри несколько раз перечитал место, где описывались те трагические события. Репортер не пожалел красок, расписывая, как «из двери опустевшего дома выносили маленького молчаливого в своем горе, осиротевшего Мальчика-который-выжил», как «бережно приняв его на руки, величайший светлый маг столетия смотрел на несчастного сиротку и глаза его лучились грустью и печалью», как «отважный мистер Блэк, передав крестника в наиболее надежные руки, отважно устремился в погоню, дабы покарать предателя».

Гарри забрался под одеяло и, лежа в темноте с открытыми глазами, полуспал-полугрезил. Он представлял, как это было: вот его, совсем крошечного, выносят из дома и передают на руки директора, вот Блэк аппарирует, вот директор кладет его на крыльцо дяди и тети. В следующий миг он как наяву видел, как Северус покупает ему безумно дорогой и ненужный набор магических солдатиков. Фигурки не просто двигались, они разыгрывали сражения — магические и на мечах. А еще можно было купить игрушечный замок. Часть солдатиков его защищала, а часть — штурмовала… Гарри так и не смог выпросить себе набор. Он слегка намекнет отцу, что Блэк обещает ему игрушку, если он поедет к нему в гости. А Люпину можно будет небрежно сообщить о предстоящем походе на Астрономическую Башню для наблюдения за полной луной. Гарри злорадно ухмыльнулся. Он так и заснул с улыбкой, но, очевидно, даже во сне не смог забыть об прочитанном в газете. Ему снились добрые руки, зеленая вспышка — и в следующий миг он летел на мотоцикле вместе с Хагридом — школьным лесничим и привратником.


~oOo~


Некоторое время Северус сидел, пытаясь успокоиться. Получалось с трудом. В голове мельтешили не мысли, а эмоции и ощущения. Лили, Джеймс Поттер с дружками, рука Люциуса на плече, дрожь восторга от разговора с повелителем, отеческая улыбка и пытливый взгляд Альбуса, Гарри, доказывающий Драко, что он, Северус, лучший в мире отец… Сын Лили… Cын. Он мешался, было непривычно и неуютно уделять столько времени и сил ребенку, чувствовать свою ответственность. Но… мальчик выбрал его. Сам. И не единожды. Это… было приятно. К тому же потраченное уже время… Мой? Но, отдав его Блэку, он сможет заняться исследованиями. И объяснять знакомым, почему связался и зачем отдал… Если бы это был кто другой, например Мал… Люпин. Он, конечно, дрянь та еще, да и оборотень в придачу, но хотя бы ответственный. А Блэку даже жабу доверить нельзя. Но… Свобода выбора. Гарри имеет право на выбор.

Северус почти успокоился, когда в дверь постучали. Он постарался изгнать все эмоции, переживания, мысли и распахнул дверь. На пороге стоял Сириус Блэк собственной персоной.

Блэк выглядел встрепанным и хмельным. Пьяным свободой и виски. Фактически оттолкнув хозяина комнат с порога, он ворвался в гостиную и начал говорить. С каждым произнесенным словом Северус все больше мрачнел. Блэк собирался забрать мальчика прямо сейчас. Пока еще не поздно спасти его нежную душу от тлетворного влияния такого отвратительного типа, как Снейп. Который водит дружбу с такими гнусными людьми, как Малфои — и ни слова о том, что Нарси его же, Блэка, кузина, — и который, кажется, имеет порочную склонность к мальчикам.

Северус всеми силами старался сохранить непроницаемое выражение лица и очень надеялся, что тик на левом глазу не очень заметен. И все же губы его кривились и дергались, когда он спросил Блэка, на каком основании тот собирается забрать его сына и не будет ли уместным сначала поинтересоваться мнением ребенка. В ответ тот негромко и зло рассмеялся ему в лицо. Спрашивать Гарри? Он по закону опекун мальчика, и Снейп Гарри не отец. Последние слова он почти прокричал.

Северус только открыл рот, чтобы сказать: «Не ори, ребенка разбудишь», — как услышал скрип двери.

Они одновременно повернули головы на звук и увидели в дверях Гарри, с растрепанными со сна волосами, в ночной сорочке и босиком. Мальчик смотрел на Блэка горящими от любопытства глазами. Заговорили они тоже одновременно:

— Немедленно обуйся! — нервно рявкнул Северус.

— Гарри, малыш, иди ко мне, детка, я твой крестный! — заулыбался Блэк.

Гарри кинул на гостя смущено-заинтересованный взгляд и кинулся в спальню обуваться и одеваться.

Пять минут спустя он, сидя в кресле у камина, весело тараторил, перескакивая с пятого на десятое и обращаясь к новоявленному крестному. О том, что теперь он сможет посмотреть на полную луну в телескоп, а то ни отец, ни профессор Люпин с ним идти не хотят, что он рад тому, что теперь они с Драко почти родственники, что отец отказался покупать к Рождеству магических солдатиков... Естественно, Блэк обещал и экскурсию на Астрономическую башню, и новую метлу. При упоминании о Малфоях ему хватило ума промолчать, он только скривился, как от лимона.

Услышав про солдатиков, Северус не выдержал и проворчал, что это блажь, которой он потакать не намерен. Все это время он сидел, разрываясь между противоречивыми чувствами: глядя на Гарри и Блэка, он все яснее понимал, что это его сын, и он не может доверить его импульсивному и безответственному идиоту, который волею его родителей оказался крестным ребенка. И все же маленький червячок подтачивал сознание мыслями о том, что, отпустив Гарри, он станет свободен...

И Блэк сорвался. Возможно, по привычке, а возможно, от того, что ему казалось, будто он нашел общий язык с Гарри.

— Заткнись, Сопливус, ты ничего не понимаешь в детях!

— Что ты сказал? — горло сдавило то ли от ненависти, то ли от обиды и унижения.

— Я сказал, — Блэк пренебрежительно посмотрел на него, — я сказал: пошел к черту, Сопливус! Ты ничего не понимаешь в нуждах маленьких мальчиков, правда, Гарри? Конечно, я куплю тебе и солдатиков, и новую метлу, и…

Северус посмотрел на Гарри со страхом и отчаянием. И окончательно лишился голоса, только судорожно дергался кадык, словно пытаясь протолкнуть что-то в сведенное эмоциями горло.

Гарри окаменел. Потом, опустив глаза, он встал и сказал:

— Ну, их на фиг этих солдатиков, пап, я пойду спать.

Северус непослушными губами произнес:

— Спокойной ночи.

Дождавшись, пока за сыном закроется дверь, рявкнул на пытающегося объяснить что-то мальчику Блэка:

— Вон!

Блэк, вскочив с дивана, начал что-то кричать о своих правах и о том, что он не позволит. Однако все это проходило мимо сознания Северуса. Он смотрел на вздернутую верхнюю губу старого недруга, видел, как изо рта летят брызги слюны, и в каком-то странном, оцепенелом спокойствии думал: как это странно, не заметить раньше, насколько тот похож на собаку. Бешеную. Потом в руке у Блэка оказалась палочка, а после этого Северус помнил только как, заперев дверь, он убирал свою палочку трясущимися руками, повторяя фразу: «Никогда больше, никогда…».

Немного отдышавшись, заглянул в спальню к Гарри. Тот так старательно сопел, что было ясно: мальчик не спит. Северус молча присел на край кровати. Утром он проснулся на ней же, так же полностью одетый, бледный и с красными от недосыпа глазами. Посмотрев на себя в зеркало и убедившись, что впервые в жизни испытывает все симптомы похмелья — и это притом, что спиртного почти и не пил, — профессор Снейп вздохнул и отправился на урок. Завтрак он проспал.


________________


* мое личное сокращение вроде наших фоток


Глава 11. Глава одинадцатая. Воспоминания, наблюдения, размышления и сожаления Ремуса Люпина

Получив летом от Альбуса Дамблдора письмо с предложением преподавать в Хогвартсе, я был горд и счастлив. Горд тем, что я понадобился такому великому человеку, тем, что он оценил мои достижения и признал меня магом, достойным быть преподавателем в школе под его управлением; счастлив вернуться в то место, где прошли лучшие годы моей жизни... После разговора с директором я был крайне взволнован и с трудом сдерживал раздражение. Еще пять лет назад я, как и многие другие, предупреждал Альбуса, что решение отдать сына Джеймса и Лили Поттеров на воспитание в дом к ее сестре было ошибкой.

Я как сейчас помню, что Минерва долгое время сокрушалась, вспоминая об увиденном в доме этих Дирслев* (*Ремус просто не помнит точной фамилии этих людей). Я просил отдать мальчика на воспитание мне. Тогда еще была жива моя мама, и мы вполне могли обеспечить защиту ребенка во время полнолуния. Свою кандидатуру в качестве опекунов предлагали многие магические семьи, начиная от Уизли и заканчивая Малфоями, причем последние вспомнили об отдаленном родстве между Нарциссой Блэк и Поттерами. Одним словом, для ребенка можно было выбрать вполне достойную приемную семью, в которой его могли бы навещать друзья родителей или дальняя родня.

Однако Альбус сумел убедить нас, что в доме тетки сын Лили будет в безопасности, что воспитание вдали от волшебного мира с его благоговением и почитанием «чудесного младенца» пойдет Гарри на пользу, что за ним присмотрят, что родственники не хотят лишних контактов с колдунами и ведьмами. И мы поверили. Как всегда, мы слепо поверили в непогрешимость авторитета Альбуса Дамблдора.

И вот теперь старик пригласил меня помочь разобраться с последствиями того давнего решения. Было обидно, что Альбус вспомнил обо мне не как о сильном и образованном маге, а как о друге покойного Джеймса, который был знаком со Снейпом. Снейпом — волею судеб ставшим опекуном Гарри Поттера.
Джеймс, наверное, в гробу перевернулся бы, узнав о том, кто воспитывает его наследника. Конечно же, я был настроен крайне решительно. Я был готов спасти мальчика от «судьбы, которая хуже смерти» или что-то в этом роде, не дать погубить его нежную душу пристрастием к темной магии и злым поступкам...

Зная Северуса Снейпа с первого класса и помня историю наших взаимоотношений, я не сомневался, что без скандала дело не обойдется. И устроенная Снейпом сцена только подтвердила мои подозрения. Оказалось, что он успел оформить документы об опеке — не без помощи своих дружков-Пожирателей — и что Гарри провел лето вместе с семьей Малфоев. Я, конечно, понимал, что их сын ровесник Гарри, но все равно это было крайне неприятно и подозрительно.

Однако дальнейшие наблюдения за отношениями Снейпа и Гарри меня озадачили и приятно удивили. В чем-то они были похожи. Оба темноволосые, оба не привыкшие к семейному теплу и проявлению своих чувств. Позже мне самому стали смешны подозрения, что Сопливус покупает привязанность мальчика. Он изо всех сил старался удерживать Гарри на расстоянии, изображал холодную отстраненность — а мальчишка пользовался любым случаем, чтобы вызвать ревность и напроситься на ласку. Я видел, как на лице Снейпа, обычно имевшем в моем присутствии каменное выражение, проглядывали эмоции. Что это было — нежность, гордость или радость — я и сам не мог точно сказать до полнолуния. И, честно говоря, мне было больно и обидно ощущать себя лишним в комнате рядом с ними. Я смотрел на их семью и думал, что вот так же Гарри мог бы сидеть у моего камина. А в глубине мерзкий голосок нашептывал, что рядом с ними могла бы быть и Лили, не выбери она Джеймса. Вообще, знакомство со Снейпом в приватной обстановке, когда он не был напряжен от постоянного ожидания удара или оскорбления, что-то разбередило в душе. Лицо его, все такое же худое, бледное или землистое от усталости, с большим хищным носом, в такие моменты смягчалось и расслаблялось. Особенно интересно было наблюдать за ним во время работы в лаборатории или во время чтения.

Первое время мы с ним почти не разговаривали. Снейп не увлекался квиддичем, обсуждать с ним темную магию или темных существ было неловко и неприятно, в зельях я был профаном, вспоминать же старые добрые школьные деньки мне категорически не рекомендовал здравый смысл. Приходилось ограничиваться ни к чему не обязывающими беседами о погоде, школьных сплетнях и Гарри.

Мне не нравилось, что большинство друзей Гарри — слизеринцы, хотя я и понимал, что иначе просто не может быть. Меня радовал интерес мальчика к полетам, и я был безумно благодарен тому студенту, который подарил сыну Джеймса детскую метлу — вещь слишком дорогую, чтобы Северус одобрил ее покупку. Увлечение Гарри зельями навевало воспоминания о Лили, а неугомонный интерес ко всему вокруг и неспособность сосредоточиться и выбрать самое интересное — о Джеймсе. Однако я благоразумно держал свои наблюдения при себе, чтобы не злить Снейпа. Я очень привязался к мальчику и не хотел давать его опекуну повод запретить нам видеться. Я также прекрасно понимал, что завоевать симпатию Гарри, оскорбляя или обижая его отца, невозможно. Да, к сожалению, мальчик воспринимал Сопливуса именно как отца. Бедный Джеймс!

Итак, я старался найти подход к ним обоим.

~oOo~

Обращаться по именам к своим бывшим профессорам, а ныне коллегам, было странно — но ещё более странно было обращаться по имени к Сопливусу. Я мог ещё (лучше «еще мог») выдавить из себя «профессор Снейп», но имя «Северус» застревало в горле. И все же я старался. О, у меня богатый опыт по переламыванию себя! То, что я оборотень, не должно влиять на мою человеческую натуру. Не быть агрессивным, заметным, не выглядеть опасным... В этом наставлял меня отец, эти качества поощряли мои профессора в Хогвартсе. Животные инстинктивно чувствуют оборотней и боятся их. Скорее всего, я бы никогда не смог сдать экзамены по уходу, если бы не советы «Хагрида и профессора Кеттлберна. И сейчас я использовал свои навыки приручения животных при общении с Гарри и Снейпом. Причем Снейпа это, кажется, весьма забавляло.

Я старался, очень старался быть объективным по отношению к старому недругу. Ради Гарри. За несколько месяцев я понял, что Северус относится к со странной смесью собственнических чувств и привязанности с оттенком щемящей тоски.
Он принял Гарри — пусть даже сам этого до конца не понял. Мои попытки рассказать мальчугану о его жизни с родителями или об их детстве и юности — мне казалось, что все дети любят рассказы о том времени, когда они были совсем малышами или их еще и на свете не было — постоянно прерывались колкими комментариями. Послушать его, так мы были просто какими-то бандитами! Он высмеивал и очернял всё, от названия нашей компании до смешных шалостей. И только Лили не стремился опорочить. Всё это наводило на размышления о том, почему же они так странно рассорились. Уж не любил ли он её?

Постепенно моя тактика начала приносить свои плоды. Снейп, пусть и неохотно, но позволял мне оставаться в его покоях в отсутствие его самого. Случалось и так, что я подолгу задерживался в комнате Гарри, помогая ему в занятиях. Мы оба стремились привить мальчику любовь к чтению. Снейп — задавая ему определенный объём страниц, которые нужно было прочитать и суметь пересказать к назначенному сроку, а я — постоянно выискивая в библиотеке и в книжных лавках какие-нибудь книги, интересные шестилетнему малышу. В комнате Гарри лежал том «Истории Хогвартса» с закладкой на 7 странице. За две с половиной недели закладка так и не покинула своего места. А мои книжки он читал с удовольствием: волшебные и бытовые сказки о богах, героях, великих волшебниках и об обычных колдунах.

Как-то, в середине сентября, Снейп был занят весь день и Гарри решил осуществить некие грандиозные планы — с моей помощью, поскольку отец бы их не одобрил. Я прекрасно понимал, что мальчишка сел мне на шею и вьет из меня веревки, но умоляющий взгляд зеленых глаз, нарочито тяжелый вздох — и я сдавался. Я давно уже не ходил столько, сколько в тот день и порядком устал — что же тогда говорить о ребенке… Естественно, обратно в замок я нес сладко посапывающего мальчика на руках. Уложив Гарри в постель, я хотел уже уйти, когда тот завозился под одеялом, обиженно засопел и затих, стоило ему ощутить мою руку на плече. Мне пришлось некоторое время просидеть рядом со спящим мальчиком. Выйдя из спальни, я обнаружил Снейпа, увлеченно читающего какую-то книгу и время от времени раздраженно хмыкающего.

— Чушь, — наконец воскликнул он и, захлопнув её, взял со стола другой раскрытый фолиант.

— Что ты читаешь, Северус? — я обратился к нему с вопросом в привычно-мягкой манере.

— Да так, ерунда всякая, — я просто не поверил своим глазам: Снейп смутился и слегка покраснел! Этой эмоции мне у него видеть не доводилось, вот злость, ярость, шок и жгучий стыд — это я видел не раз, но такое… милое, смущенное выражение лица было для меня чем-то новым.

— И все же? Неужели ты так горячо возмущался тому, что в ерунде написана «чушь»? — я не смог сдержать улыбки. Северус явно успокоился и со своей кривой усмешкой ответил:

— Дело в том, что по данному вопросу исписаны груды книг и свитков, однако большинство из них писалось дилетантами, прикидывающимися адептами, а та часть, которая написана истинными мастерами — зашифрована. Вот и приходится перелопачивать горы книг, от магических до маггловских, в надежде отыскать ключ.

— К шифру? — я заинтересованно шагнул ближе, с интересом рассматривая нашего зельевара. Конечно же, он говорил о зельях: только когда речь заходила о них, его глаза так горели и сияли. Мой взгляд упал на отложенный том: Фома Аквинский «Об искусстве алхимии». Я внимательно просмотрел названия и авторов книг: Н.Фламель «Книга прачек», Т.Парацельс «Химическая псалтырь или философское руководство», Джабир ибн Хайян Абу Мусса «Итог совершенство магистерия», Авиценна, Альбер Великий, Роджер Бэкон — и воскликнул изумленно:

— Ты хочешь сделать философский камень?!

Снейп только досадливо махнул рукой.

— Хочу попробовать...

Я с интересом разглядывал книги и спросил, пытался ли он связаться с Фламелем, ведь Альбус, кажется, дружен с ним и мог бы помочь… Снейп, мерзко ухмыляясь, открыл одну из книг:

— «Я не представляю себе возможности написать это понятным латинским языком, так как Бог тотчас покарал бы меня», — зачитал Северус и, захлопнув книгу, пояснил цитату: — Explications des Figurus de Nicolas Flamel.

Мне только и оставалось, что хлопать глазами. Снейп, явно испытывая жалость к моей умственной неполноценности, пояснил.

— Он родился в 1330 году. Чего ты от него хочешь?

— Но…

Снейп отмахнулся от моих попыток заговорить:

— Читать надо арабов или ранних дохристианских ученых. Знаешь, крайне интересными для меня являются три обстоятельства. Первое — все признанные авторитеты, большинство из которых было магами, упоминают о необходимости учиться у природы, советуют заглянуть в себя. Второе — подготовив состав и заключив Яйцо в атанор, все авторы рекомендуют ничего не предпринимать, только регулировать температуру. Объясняют важность изменения цветовой гаммы, но… — Снейп что-то пробормотал себе под нос, углубившись в размышления.

— Что ты сказал?

Он посмотрел на меня и объявил торжественно:

— Третье — трансфигурация связана с изменением структуры вещества посредством чар, а зельеварение или алхимия воздействуют на материю с помощью зелий. И все же высшее достижение алхимии происходит через… трансмутацию.

— Однако, если ты примешь во внимание труды…

— Люпин, — невежливо перебил меня он, — ты читаешь на древнеегипетском-храмовом?

Вот так мы и нашли общий язык.

~oOo~


Я довольно часто помогал ему в теоретических разработках — работая в библиотеке. Пару раз даже был удостоен скупой похвалы: «Если хочешь, можешь быть нормальным человеком» и «Ты, оказывается, не настолько глуп, как я думал» А я… Я не обижался. Я с удивлением обнаруживал, что Северус чем-то похож на Сириуса. Вспоминать о последнем было больно, но не вспоминать — невозможно. Ведь каждый уголок, коридор или лестница напоминали мне моих школьных друзей. Бесшабашного, бескомпромиссного, упертого в дружбе и во вражде Сириуса. Похожего на него во всем, но более сильного духом Джеймса, ранимого и опекаемого нами Питера. Я стремился избежать воспоминаний, но буквально все пробуждало их. Может быть поэтому циничный сарказм Снейпа был для меня подобен целительному зелью, отвлекающему от мыслей о прошлом.

Накануне Хэллоуина я совершил хуже чем преступление — я совершил ошибку. Дело в том, что я обнаружил сделанную нами еще в школьные времена карту Хогвартса и увидел на ней… Совершенно живого Питера. Я был в растерянности и недоумении. Если Питер жив, то почему он скрывается в образе крысы? Помощь и поддержка Альбуса были для меня в этот момент крайне необходимы и помогли мне пережить все, что я испытывал в тот момент. Я пребывал в совершенно растрепанных чувствах. Во время посещения Лондона, необходимого чтобы вытащить оказавшегося невиновным Сириуса из тюрьмы, я, от нечего делать, читал маггловскую прессу и смотрел телевизор в отеле. Главной темой всех заголовков был судебный процесс над педофилом-извращенцем, насиловавшим своих родных и приемных детей при молчаливой поддержке супруги. Честно говоря, раньше я о таких вещах даже не слышал. Я был потрясен и полон отвращения.

И вот я увидел Снейпа и Гарри в одной кровати. Мальчик был несчастен, бормотал что-то протестующее во сне, но стоило ладони слизеринского декана коснуться его плеча, как он замолкал и сжимался в комочек. Эта сцена и воспоминания об услышанном, о том, что взрослые, заметившие странности в поведении извращенца, замалчивали свои сомнения… Я поговорил с Гарри. Из этой беседы я понял, что… ничего я не понял, но сомнений моих она не рассеяла. Я наблюдал, вспоминал намеки Сириуса, что Снейп — извращенец, и, наконец, обратился к директору.

Слава Творцу, я оказался неправ. Но отношения с Северусом и Гарри были испорчены, и мне ещё долго пришлось добиваться их прощения. В том, что Гарри меня простил, я был уверен — его дракончик перестал преследовать меня с намерением укусить или подпалить мантию, а вот Снейп снова замкнулся, до странности напоминая самого себя накануне выпуска.

Тогда он сильно изменился. Замкнулся в себе, ходил в гордом одиночестве — или высокомерно задрав свой носище, или уткнув его в учебники. Джейс, который в это время начал встречаться с Лили, распорядился оставить Сопливуса, в покое. У Питера вроде бы тоже появилась какая-то девушка — он постоянно где-то пропадал, но при этом с таким отчаянным смущением отпирался, что нам не удалось выяснить, кто же она. Даже Сириус махнул на Снейпа рукой. Он в это время посвятил себя попыткам устроить мою личную жизнь. Помню, как он, пытаясь подбодрить меня весёлым трёпом ни о чём, сказал: «Если будешь вести себя так, все решат, что ты такой же извращенец, как Сопливус». Я ничего не понял, и Сириус милостиво разъяснил мне, что Сопливуса никто и никогда не видел с девушкой, если не считать Лили Эванс, а она не в счет — так как она гриффиндорка и встречается с Джеймсом. Значит, Сопливус — гомик, торжествуя, сделал вывод Сириус, всем своим видом выражающий презрение к «гомикам». Но, видя моё полное непонимание темы разговора, объяснил, кто такие гомики и чем они увлекаются. Я же был не столько шокирован, сколько заинтересован. Новая информация давала мне возможность познать мир чувственной любви, о котором друзья прожжужали мне все уши. Я невольно посмотрел на Снейпа с интересоми понял, что Сириусу этот взгляд не понравился.


— Эй, Луни, даже и не думай, я познакомлю тебя с такой шикарной девчонкой с шестого курса Хаффлпаффа, буфера — во! — или с пятикурсницей с Рэйвенкло, если тебя интересуют тощие зубрилы.

И я, не выдержав, заговорил о давно наболевшем.

— Сириус, как ты думаешь, зрелище ежемесячной трансформации оборотня вдохновляет?

— Нет, но…

— Как ты полагаешь, трансформация болезненна?

— Да, но…

— Неужели ты думаешь, что я хочу кому-нибудь подобной судьбы? — мы оба, не сговариваясь, посмотрели на Снейпа, сидящего довольно далеко на поваленной березе и погруженного в книжку.

— Нет, но…

— Тогда почему ты считаешь, что я захочу иметь семью: жену и детей, которых могу подвергнуть опасности заразиться моей…

— Болезнью?

— Моим проклятием.

— И причем здесь Снейп?! — со злым блеском в глазах отчаянно закричал Сириус. Снейп тоже поднял голову, посмотрел на нас пустым равнодушным взглядом, встал и направился в другую сторону парка.

— При том, что он не сможет забеременеть, он сильный маг и хорош в Защите, а значит, может меня не бояться в… критические дни. И он один из немногих, кто знает мою тайну и о ком нам известно, что он «гомик». Идеальная кандидатура.

После этого разговора Сириус как с цепи сорвался, пытаясь не допустить ни малейшей возможности для моего сближения со Снейпом и постоянно упоминая о знакомых юношах. Казалось, что отныне его совершенно не шокируют подобные отношения. Как-то он после шутливого разбора достоинств и недостатков парней с шестого курса Рэйвенкло перешел сперва на Питера, а потом и на себя.

— Смотри, мы с Питером подходим почти по всем критериям. Мы знаем тебя, твою беду и любим тебя, несмотря ни на что, так?

— Ну так.

— Дальше, мы достаточно сильные маги, верно?

— Ты — точно.

— Я не имею постоянной подружки и не стремлюсь немедленно связать себя узами брака. А значит — я почти свободен. Так?

Мне стало скучно от игры в угадайку, и я прямо спросил:

— Мягколап, что ты хочешь сказать?

Он посмотрел на меня синими, искрящимися безумием глазами и спокойно ответил:

— Я предлагаю тебе стать моим любовником.


И вот теперь я, взрослый и разумный человек, спрашиваю себя, сколько же правды было в словах Сириуса о Северусе Снейпе? И почему я, глядя на его маленькую семью, отчаянно хочу оказаться ее членом?


~oOo~

И я, и Северус видели недостаток Гарри в его непоседливости и неумении сосредоточиться. Снейп злился, а я относился к этому философски — все-таки малышу только шесть лет, и было бы странным, если бы он предпочитал скучные уроки прогулкам и играм. Упрямство мальчик явно унаследовал от Джеймса, а при малейшем намеке на тайну старался докопаться до ее разгадки. Я не раз пользовался этими его качествами, чтобы заставить прочитать полезные книги. Этот прием, к моему удовлетворению, неизменно срабатывал — до тех пор, пока он не захотел подняться со мной на Астрономическую башню в полнолуние. Мой поспешный отказ и запрет Снейпа только привлекли излишнее внимание мальчика.
Гарри горел желанием встретить Рождество в поместье Малфоев. Я не очень-то хорошо относился к этой идее, но, помня характер Джеймса, и не надеялся, что мальчугана можно отговорить от его затеи. Мне казалось, что Северус также не в восторге от этой поездки. По крайней мере, накануне Рождества он был чем-то крайне озабочен. Я же был полностью погружен в мысли о заключительном слушании по делу Сириуса и Питера.

~oOo~

Волнуясь, я ждал встречи с Сириусом на берегу залива. Здесь же были директор, группа журналистов и недавно избранный министром Корнелиус Фадж. Последний явно желал обставить для общественности исправление судебного произвола как рождественскую сказку со счастливым концом. Фадж явно волновался: наложив заклинание от подслушивания, он яростно спорил о чем-то со своим пресс-атташе. Неподалеку группа репортеров грелась с помощью бутылки «Старого Огдена»: ветер с залива веял зябкой сыростью и все замерзли.
Глядя на свинцовую воду я вспоминал, как во время следствия мы с Альбусом и надежными людьми из аврората навещали Блэка в Азбакане — проводили новые допросы, уточняли подробности. Никто не хотел безосновательно обнадеживать узника, поэтому Сириус ни о чём не знал до момента очной ставки с Питером. Тогда он чуть было не остался в тюрьме — кинулся убивать мерзавца голыми руками. Мягколапа — худого и сильно ослабевшего — с трудом скрутили двое крепких и рослых охранников. И вот свершилось: Питер Петигрю приговорен к Поцелую дементора. Наверное, сейчас приговор приводят в исполнение, но я не желаю присутствовать на казни человека, который долгое время был моим другом и память о котором я бережно хранил все эти годы. Пусть он так и останется в моих воспоминаниях малышом Питером, Хвостом, который постоянно таскался с нами, глядя влюбленными преданными глазами на Джеймса и Сириуса. Я не могу и не хочу видеть то, чем он стал.

Наконец лодка пристала к причалу и из нее степенно, с достоинством вышел Сириус. Слегка сонный, прищуренный взгляд на бледном лице, плавные, заторможенные движения — я оглянулся на директора в недоумении, что это за человек прикинулся Мягколапом. Альбус, ласково улыбаясь, беззвучно сказал: «Пять лет в Азбакане».
Эти слова словно снесли запруду в моем сознании. Наверное, по распоряжению министра его несколько дней приводили в порядок, отпаивая зельями, чтобы убрать землистый цвет лица и придать сил. Однако Сириус был из семьи «неистовых Блэков», известных своей непредсказуемостью и эмоциональностью, а значит во избежание неприятных неожиданностей сегодня ему досталась изрядная доза успокоительного зелья. Министерские чинуши, понимая, что пресса не упустит эту сенсацию, постарались привести узника в порядок. Он был чисто выбрит и вымыт. Тщательно расчесанные и забранные в хвост волосы ещё не вернули свой прежний блеск, но тоже сияли чистотой. Новая, хотя и не слишком дорогая, мантия была вполне приличной.

Я, не выдержав, кинулся к Сириусу и стиснул его в объятиях. Господи, как же он исхудал! По тому, как он вцепился в меня, было понятно, что вся эта шумиха его раздражает и пугает. Он явно отвык от открытого пространства и больших скоплений народа. Едва мы закончили обниматься, к нам подошел Фадж. Он что-то сказал, пожал руки мне и Сириусу и, наконец, протянул длинный узкий футляр. Новая палочка, сделанная на заказ вместо сломанной… Вокруг беспрерывно щелкали затворы фотоаппаратов, глаза болели и слезились от фотовспышек. Сириус озвучил свою радость по поводу освобождения и того, что настоящий преступник наконец понес наказание. На вопрос о своих планах он ответил, что хочет посвятить себя воспитанию крестника — сына погибших друзей. Этот ответ вызвал вполне ожидаемую реакцию: на Сириуса, Альбуса и Фаджа посыпался град вопросов о Мальчике-который-выжил. Альбус, лукаво улыбаясь, принял этот шквал на себя и, поглаживая бороду, ответил, что мальчик счастлив, живет в приемной семье, что о нем заботятся и относятся к нему с любовью, что его родственники настаивают на анонимности.

Первыми словами, с которыми обратился ко мне Сириус, были слова благодарности. Он стискивал мою руку и шептал: «Спасибо, Луни! Ты молодец, Луни! Молодчина, спасибо, приятель». Однако после того, как разговор коснулся Гарри, Сириус, устало улыбаясь, шепнул мне, что хочет поскорее убраться от этих гиен, чтобы наконец-то увидеться со своим крестником. Я попытался как-то поумерить его энтузиазм, уточнив, не собирается же он прямо отсюда сразу отправляться к Гарри? Сириус, посмотрев на меня, воскликнул: «Луни, ты гений! Конечно же, мы сперва устроим набег на магазины в Диагон-аллее, чтобы не приходить к ребенку с пустыми руками — без подарков». Я вспомнил, что, когда Сириус загорается идеей, его невозможно остановить или заставить притормозить. А ведь я еще не сказал ему о том, в чьей семье живет Гарри...

Наведавшись в Гринготтс и набив карманы галлеонами, Сириус Блэк устроил поход по лавкам в Косом переулке, надолго запомнившийся его обитателям. И это учитывая, что поход состоялся в Сочельник, когда с прилавков сметалось буквально всё! Лавки и лавочки были так переполнены, что приходилось ожидать возможности если не войти, то пробиться к прилавку. Чтобы утешить сынишку Артура и Молли Уизли после утраты фамильяра, Сириус купил ему чудесного черного филина и немедленно решил, что Гарри тоже необходима сова. Я с трудом уверил его, что шестилетнему малышу сова совершенно не нужна. Но Сириус не успокоился, пока не купил крестнику прелестную сиамскую кошку по имени Фея. Я тактично умолчал, что кошка до удивления напоминает мне Нарциссу Малфой: так же грациозна, изящна и брезглива — последнее обстоятельство мы выяснили, уронив Фею в грязную глубокую лужу. Сириус посмеивался, представляя, как они с Гарри будут дразнить кошку, брызгая на нее водой.

Потом он попытался скупить половину увиденных сладостей: доверху набил немаленькую корзину шоколадушками и желейными червяками, кислыми шипучками и банановыми чипсами, сливочными тянучками, сахарными свистульками и прочим, что попалось на глаза, бормоча что-то о детях, которые любят сладкое. Под моим недоуменным взглядом он купил безумно дорогую и откровенно девчоночью куклу. Потом я еле-еле уговорил Сириуса не покупать новейшую модель спортивной метлы. Он неохотно согласился — в шесть лет в квиддич играть еще рановато — но радостно уверил меня, что теперь знает, какой подарок купить Гарри на семилетие. Когда Сириус обнаружил, что выбор игрушек для мальчиков крайне мал — большинство новых и интересных уже раскупили, — возмущению его не было предела. Сперва он хотел скупить махом всё, что было в наличии. Но меня подобная щедрость вовсе не радовала. Я слишком уважал и одобрял тот подход к воспитанию, которым руководствовался Северус, считающий, что ребенок должен иметь все необходимое, но при этом знать слово «нельзя». Он, как и я, полагал, что подарки должны приносить радость, которая пропадет, если заваливать детей игрушками, приучая воспринимать очередной подарок как само собой разумеющееся явление. Поэтому я ненавязчиво подтолкнул мысли Мягколапа в нужном направлении.

Мне не пришлось напрягать память, вспоминая, какой подарок выпрашивал Гарри на Рождество. Северус солдатиков не одобрял, равно как и жутко дорогих, бесполезных, с его точки зрения, фигурок знаменитых квиддичных игроков. Естественно, был куплен целый набор солдатиков с замком и даже фигурками драконов и кентавров. Немного поколебавшись, я предложил также купить детскую подзорную трубу, которая могла с помощью простого трансфигурационного заклинания превращаться в телескоп. Проходя мимо магазина мадам Малкин, Сириус загорелся идеей купить Гарри какую-нибудь «прикольную» одежду, но, к счастью, выяснилось, что мадам уже закрывает ателье и не намерена откладывать подготовку к празднику даже ради клиента, готового сорить деньгами.

Если в начале посещения Косого переулка Сириус чувствовал себя неуютно в окружении множества людей, то чуть позже его захватила и закружила атмосфера праздника. На нас смотрели с весёлыми улыбками — двое до одури довольных мужчин, нагруженных корзинами и свертками, с филином в клетке и кошкой на плече. Мы поминутно слышали оклики: «Веселого Рождества!» Многие успели прочитать в утреннем выпуске «Пророка» статью об освобождении Сириуса и подходили поздравить его. Сириус, улыбаясь, неизменно извинялся, что не может поговорить дольше — он торопится к крестнику. После этого люди смотрели на него с еще большей доброжелательностью. А вот мне после каждого такого разговора становилось все хуже. Я понимал, что просто обязан сказать другу правду, ведь чем большие планы и чаяния будут у Сириуса в отношении Гарри, тем большее потрясение его ожидает, но говорить о мальчике на переполненной людьми улице не решался. Сириус с детской радостью подвел меня к полкам во «Флориш и Блотс» и, указав на них широким жестом, отдал их мне «на поругание и разграбление». Я, ощущая всё большую вину, купил безумно дорогую энциклопедию Зосимы из Понополиса «О началах Алхимии», на которую с таким вожделением смотрел Северус. Потом Сириус купил кучу подарков Андромеде, Тэду и их детям, приговаривая, что малышка Нимфадора наверняка не осталась одинокой.
Наконец мой друг не выдержал. Всё-таки этот день был для него слишком полон потрясений и волнений. Вернувшаяся было порывистость движений исчезла, сменившись усталой заторможенностью. Он, многозначительно улыбаясь, предложил отправиться к Андромеде.

— Но Сириус… — я мучился, не зная, как начать неприятный разговор, и был бы безумно рад возможности его отложить. — Хорошо, если ты передумал…

— Что? — реакция у Сириуса была просто феноменальная. Он сразу посерьёзнел и напрягся. Я с трудом подавил внутренний голос, с очень знакомыми язвительными нотками произнесший: «Собачий нюх», и почти беззвучно сказал:
— Его там нет.

Сириус чуть не сошел с ума от ярости. Он сперва побледнел, как покойник, потом покраснел так, что я испугался, как бы его не хватил удар, и, не дав мне опомнится, схватил меня за руку и аппарировал со мной в какой-то заброшенный парк. Уронив покупки под ноги, он изливал свою ярость, вцепившись в ворот моей мантии. Как я позволил отдать Гарри в дом Нарциссы?! Это же Малфои!!.. Сперва я обалдел. Как он узнал? Потом у меня немного прояснилось в голове, и я постарался успокоить взбешенного приятеля, осторожно подбирая слова и моля всех известных мне богов не допустить визита Сириуса в дом Малфоев в этом состоянии.

— Сириус, никто их твоих родственников не имеет отношения к опеке… Ты меня понимаешь? — Блэк, всё ещё выглядевший так, будто готов все же совершить убийство, медленно кивнул.

— Уизли? — неуверенно спросил он. Я прекрасно понимал его неуверенность. Уизли неплохие люди, к тому же абсолютно преданные Альбусу, но они совершенно чужие и Гарри, и Блэкам. И, что хуже всего, они никогда не отдадут Сириусу «своего» ребенка.

Я выдавил жалкую улыбку в попытке его приободрить:

— Нет, не… — договорить я не успел: меня снова, как на пирсе, стиснули в восторженных объятьях.

— Луни, ты самый лучший! Как тебе удалось провернуть это дельце? Ты хотел сделать сюрприз старине Мягколапу? — Он самодовольно ухмыльнулся и радостно зачастил: — Ну прости, что я испортил твою шалость! Ты ведь профессор в Хогварсе? Бог мой, «профессор Луни»! Значит, Гарри там... Боже, как стыдно, — он смотрит на груду рассыпанных пакетов под ногами, — я же ничего не купил ни Альбусу, ни профессору МакГонагалл! Ну да ничего, еще успеется, — он заулыбался. — Я так хочу увидеть нашего мальчугана…

С каждым произнесенный им словом я ощущал себя все более и более погано. Будь я волком, я бы, скуля, прятал морду между передними лапами и поджимал хвост. О Мерлин, почему сегодня не полнолуние!
~oOo~


По пути из Хогсмита я молча слушал его радостную болтовню. Мы были уже не просто увешаны пакетами с покупками: они парили в воздухе, следуя за нами. Хогсмитские лавки пережили не менее сокрушительный набег, чем магазины Диагон-аллеи. Неимоверно нелепый колпак — для Альбуса; удивительно теплый, мягкий и уютный халат с черт знает каким количеством полезных чар на нем — для Минервы; какие-то семена для Помоны; мягкие тапочки для Поппи; невообразимого назначения недоуздок для тестралов Кеттлберна; бутылка «Старого Огдена» пятидесятилетней выдержки для Хагрида; ваза с наложенными на неё чарами, сохраняющая цветы свежими целый месяц — для профессора Вектор, которую он знает только с моих слов; коробочка с благовониями для профессора Трелони… он купил даже миску для кошки Филча. И только Снейпу, несмотря на мои более чем прозрачные намеки, Сириус не купил ничего. Пренебрежительно махнув рукой, он с царственным видом произнес:

— Пусть Сопливус изойдет соплями от зависти! Тоже мне, профессор… — и засмеялся счастливым, радостным детским смехом, предвкушая зрелище разочарованного лица Снейпа. Я, понадежнее перехватив драгоценный фолиант, вздохнул. Главным было доставить Сириуса в Хогвартс, откуда невозможно аппарировать. И где есть мудрый Альбус, который всегда может найти слова, чтобы успокоить и убедить. Посмотрев на лицо приятеля, я снова вздохнул. Ну, почти всегда. Найти слова для того, чтобы в свое время остановить Си… нашу компанию директор так и не смог.

...В кабинете нас, кроме Альбуса, ожидали взволнованная Минерва и торжественно-озадаченный Хмури. Профессор МакГонагалл сперва поджимала губы, глядя на нас, как на набедокуривших первоклашек, по чьей вине ее Дом лишился не менее сотни баллов, а потом, всхлипнув, кинулась обнимать Сириуса. Она была так растрогана и так искренне за него радовалась, что буквально не давала ему раскрыть рта. Немного смущаясь, Минерва признала, что не ожидала от нас таких успехов по своему предмету. Сириус, не ожидавший такой похвалы, неловко переступил с ноги на ногу, и, наконец спохватившись, вручил бывшему декану свой подарок. Минерва смутилась еще больше и, пытаясь спрятать подозрительно поблёскивающие глаза, растерянно принялась его благодарить: «Я очень признательна, но, право же, не стоило, мой мальчик!».

Злорадно ухмыляясь, (интересно, сколько лет он мечтал увидеть директора в подобном головном уборе?) Блэк протянул подарок Альбусу, который примерил полученный колпак с кажущейся совершенно искренней детской радостью. А Хмури Сириус предложил… пакетик всевкусных орешков — получив в ответ привычно подозрительный взгляд. Минерва неожиданно спохватилась и начала собираться:

— Извини, Сириус, Северуса сейчас нет в замке, и мне приходится приглядывать и за его студентами, а… — она попыталась незаметно шмыгнуть носом. Хотя, кажется, этого кроме меня и Хмури никто не заметил.

— Уверен, что у вас, дорогая профессор МакГонагалл, это получается не в пример лучше, чем у старины Сопливуса! — заметил Сириус.
Минерва, остановившись в дверях, по привычке строго выговорила, особо подчеркивая интонацией первые слова:

— Профессор Снейп, мистер Блэк. Профессор прекрасный педагог, хороший декан и превосходный отец, — и, прежде чем закрыть дверь, взглянула на Сириуса и немного мягче добавила: — Гарри в нем души не чает.

~oOo~

После пущенной Минервой по незнанию парфянской стрелы мы втроем еле-еле сумели скрутить Сириуса. Он обвинял во всех смертных грехах меня, директора, Минерву и, в первую очередь, Снейпа. Он рвался спасать Гарри. Самым неприятным в этой ситуации было не спокойное, с долей скорбной печали лицо директора, а удовлетворенное выражение на лице Хмури. Если пятнадцать минут назад Аластор был для Блэка напоминанием о суде и об Азбакане, то сейчас они явно заключили молчаливый союз против общего противника представленного Северусом, Альбусом и мною. Жаль, что Сириус пока не понял, что этот союз направлен в первую очередь против Гарри.

Наконец мой друг сумел успокоиться настолько, чтобы выслушать историю взаимоотношений Гарри и Северуса. Услышав о Дурслях, он снова взорвался, но уже не настолько яростно. Что ж, Сириус Блэк, как и я, был знаком с Петунией — они познакомились на свадьбе Джеймса и Лили. Впрочем, в отличие от меня, он явно не собирался вспоминать о том, как подшутил над родственниками невесты. Тихим, звенящим от сдерживаемого бешенства голосом Сириус поинтересовался, почему Гарри был передан на воспитание в семью сестры Лили, а не в дом Андромеды Тонкс? Альбус начал рассказывать о защите крови, о том, что хотел вырастить ребенка подальше от слепого преклонения, о том, что семейство Петунии — наиболее близкие родственники по крови, что их сын ровесник Гарри и они вполне состоятельны, чтобы… И в этот момент Сириус не выдержал. Он встал с кресла и, выпрямившись во весь рост, всё тем же обманчиво-спокойным голосом вопросил, а известно ли уважаемому господину директору о содержании последней воли родителей мальчика? В эту минуту им нельзя было не залюбоваться: что бы кто не говорил, но он истинный Блэк — есть в нем что-то мрачное, темное и… величественное.

Альбус медленно кивнул, глядя из-под кустистых бровей. Он, как и я, слишком хорошо знал своего бывшего студента и ожидал нового взрыва его темперамента.

— Мистер Блэк, я прошу вас сесть и успокоиться, — произнес директор не повышая голоса, но с такой интонацией, что бедняга Мягколап просто упал в кресло. — Если вы помните законы... — четко выверенная пауза дала всем возможность вспомнить, что Сириус просто не может не знать законов и в силу происхождения, и в силу профессии, но не дала возможности перебить говорящего. — Итак, по закону вы являетесь опекуном Гарри Поттера, но, поскольку до недавнего времени ваши права и свободы были ограничены по приговору суда, право опеки перешло к ближайшим кровным родственникам. Позволь мы судебное разбирательство на тему того, кто из родственников более достоин воспитывать вашего подопечного — победил был Люциус Малфой. Потому что только его супруга и сын являются наследниками крови Блэков.

— Но Андро…

— Андромеда ваша родственница, это верно, но в глазах закона и обычая вы не являетесь кровными родственниками Джеймса Поттера. Вы с кузиной отреклись от крови и имени. Помните? И при назначении опекунов суду пришлось бы выбирать между родственницей осужденного преступника, виновного в смерти родителей малыша — простите, мистер Блэк, — маггловской родней по матери и дальней родней со стороны отца по линии Блэков. Вы бы этого хотели?

Сириус неожиданно успокоился и начал весело улыбаться. Как всегда, этот признак того, что его голову посетила очередная идея, вселил в меня тревогу.

— Значит, теперь я могу предъявить свои права…

— Всё не так просто. Профессор Снейп и юный Гарри связаны магией: через нерушимую клятву и ритуал опекунства, а также официально — Министерством. — Я растерянно моргнул, когда в спрятанных в тени кустистых бровей глазах Альбуса мелькнул отблеск солнца. — Однако, если Гарри пожелает, он сможет освободить Северуса от своего крайне обременительного присутствия. Но только по доброй воле!

Хмури встал и, прохромав к Сириусу, положил руку ему на плечо со словами:

— Я верю в тебя, мальчуган. Ты сможешь пробиться к сердцу Поттера. — А вот от следующих слов мне захотелось зажмуриться, съежиться и вообще провалиться сквозь пол. — Ты всяко лучше этого извращенца-педофила.

Конечно, после этой фразы успокоить Сириуса стало почти нереально. И то, что Альбусу это удалось, — самое настоящее чудо, более удивительное, чем вся магия Хогвартса и его окрестностей.
Я задумчиво глотал чай, размышляя, что в него добавлено. А то, что без какого-то успокоительного зелья тут не обошлось, мне стало ясно очень быстро. Уже после нескольких больших глотков предложенного Дамблдором напитка мои мысли в ставшей совершенно темной и мутной голове потекли вяло и неторопливо, напоминая мне толстых и откормленных карпов. Таких же неподвижных, холодных и ленивых. Возможно, Дамблдор был прав — все присутствующие явно нуждались в том, чтобы им помогли избавиться от лишних эмоций. Мне по-прежнему было больно видеть страдания Сириуса, мучительно думать о том, что почувствует Северус, и страшно даже представить, чем может кончиться их встреча, но теперь все эти чувства как-то притупились, словно действие зелья отгородило меня от самого себя. Единственной, хотя и тоже не слишком яркой, радостью было отсутствие Снейпа в замке и понимание того, что вернется он ещё не скоро.

Надо полагать, я сглазил ситуацию. Потому что стоило мне о нем подумать, как дверь распахнулась, и он влетел в комнату...
~oOo~
После того, как Снейп выдвинул свой ультиматум, мы с Альбусом с трудом сумели договориться о том, на каких условиях Северус позволит Сириусу общаться с Гарри. Настроение у всех было подавленное, всё предчувствие наступающего праздника вымылось усталостью и раздражением на двух упрямцев. Хотя временами мне казалось, что Снейп наслаждался тем, что может диктовать условия и торговаться.

Несмотря на убежденность Сириуса, что Гарри необходимо поскорее спасти, вырвав из грязных рук Сопливуса, я знал, что Северус был для Гарри хорошим наставником. Он не был навязчиво-заботлив и приторно-нежен — скорее строг и суров, но его забота и нежность к мальчику проявлялись в поступках. Надо было только захотеть это увидеть.

Вечером мы с Блэком отправились ко мне в покои и немного выпили в честь двойного праздника: Рождества и освобождения Сириуса. Даже меня после тяжелого и утомительного дня, да ещё и почти на пустой желудок, заметно развезло. А уж Сириус начал клевать носом уже после третьего глотка. Когда я увидел это и вспомнил, что раньше Сириус мог перепить любого, почти не захмелев, у меня на глаза навернулись слезы... Отчаянно зевая, Мягколап отправился к себе, бормоча что-то о том, что нужно будет еще раз поговорить с Минервой и передать младшему Уизли филина.

К завтраку ни Северус, ни Сириус не явились. Желая дать приятелю отоспаться и свести конфликт к приемлемому уровню, я отправился в подземелья. К своему огромному удивлению, я встретил Снейпа в коридоре. Он почти бежал в направлении кабинета Зелий, был встрепан и явно не в себе. Оказывается, Северус забыл о каникулах, решив, что проспал урок! Все мои попытки его успокоить приводили только к ещё большему раздражению. Там, в кабинете, и состоялся крайне неприятный разговор, во время которого Снейп посоветовал мне «купить Блэку строгий ошейник и поводок», если я не могу заставить его соблюдать хотя бы видимость приличий. Крайне встревоженный этим заявлением, а также отсутствием Сириуса на завтраке, я обнаружил друга у мадам Помфри. Медсестра возвращала ему человеческий облик — сводила хвост и приводила в порядок лицо. Судить об успешности процесса было трудно, потому что Сириус рычал и весьма устрашающе скрипел зубами, которым позавидовала бы и акула. Пять лет спустя Северус признался, что всё ещё пытается добиться повторения этого эффекта, но пока безрезультатно...

Никто из участников ночного инцидента не захотел делиться со мной подробностями, а от Гарри я узнал только то, что крестный ему не нравится, потому что «обижает папу». Все мои мягкие попытки рассказать мальчугану о том, как сильно Сириус его любит, натыкались на стену упрямого отчуждения. В полнейшем отчаянии я попытался обсудить эту проблему с единственным, кто мог дать мне непредвзятый совет — я отправился к портрету художника. Не знаю, то ли мне так повезло, то ли Гарри тоже решил прибегнуть к помощи независимого советчика, но, поднимаясь по лестнице, я услышал негромкие голоса:

— То есть они терпеть друг друга не могут, но оба относятся к тебе хорошо?

— Ну… Я не знаю! — голос Гарри выдавал отчаяние. — Понимаешь, они готовы разорвать меня, лишь бы… Раньше Северус постоянно говорил, что всё зависит от меня, потом смирился с тем, что он мой отец. Мне кажется, ему было неуютно и…

— Неловко?

— Да, неловко. Он старался, но… я не знаю!

— Наверное, у него было не слишком много опыта общения с маленькими детьми, — в голосе были явно слышны лукавые интонации.

Тишина. Слышно сосредоточенное сопение Гарри.

— Я не маленький!

— Тогда веди себя соответственно. Заставь остальных видеть себя. Свои желания, надежды и цели. Обращай внимание на детали. Что ему важно: ты сам или его преставление о том, как он будет о тебе заботиться, невзирая на твои желания и нужды?

Тяжелый вздох и шуршание.
Гарри слезает с подоконника? Я осторожно повернулся и постарался незаметно исчезнуть. О ком они говорили в конце — о Снейпе или о Сириусе?

Январь и февраль прошли в осторожном маневрировании нескольких взрослых вокруг Гарри, который пытался ускользнуть от их навязчивого внимания. Я, ощущая себя полным предателем, окончательно выбрал сторону в середине февраля. И это была сторона Гарри. Портрет мудрого художника был прав. Надо видеть детали и охватывать перспективу. Альбус стремится к тому, чтобы обрести влияние на Гарри и, очевидно, на Снейпа, и для этого, не стесняясь, использует чувства Сириуса; Минерва преданно поддерживает все начинания директора и искренне хочет помочь своему бывшему студенту; Сириусу нужен Гарри, потому что только этот ребенок, которого он любил всем сердцем, мог заменить ему семью и помочь почувствовать себя снова живым после тюрьмы. К тому же, Мягколап ненавидел Снейпа и был слишком уверен в своей способности заменить ребенку настоящего отца. Все они искренне желают добра этому ребенку — в соответствии с собственными понятиями о добре и благе — но не утруждают себя при этом размышлениями о его чувствах и желаниях. Как это ни странно, но о самом Гарри думает только Северус. А может, и не странно... Он же дал клятву и провел ритуал опеки, теперь он при всем желании не может навредить воспитаннику. Хотя остальные, кажется, стараются не задумываться над этим.

С каждым днем всё ближе весна, всё ярче светит солнце, вот уже в проталинах на пригорках видны первоцветы: крокусы, подснежники, мать-и-мачеха… И чем ярче светит солнце, чем теплее на улице, тем мрачнее и холоднее наши отношения с Сириусом. Его бесит буквально всё: то, что я всё ещё свободно вхож к Снейпу, а он всё ещё нет, то, что глаза Гарри, так похожие на глаза Лили, сияют от радости при взгляде на Северуса и становятся совершенно пустыми при взгляде на него. Он бесится при виде Гарри, смеющегося в компании слизеринцев, и при взгляде на Снейпа, занимающегося с… сыном. Это ревность, но мой бедный друг никогда не был ревнив и просто не может понять этого чувства. Он не верит, что возможно кого-то ревновать к Сопливусу. Подарки для Гарри так и лежат нераспакованными в комнате домика, который Сириус снимает в Хогсмиде. Комнате, предназначенной под детскую. Она очень уютная, светлая и обставлена с любовью. Вот только Гарри так ни разу и не согласился не то что переночевать там, а даже просто зайти в гости. Мне больно смотреть на то, как Сириус пытается взять штурмом крепость под названием Сердце Гарри Поттера. Он слишком торопится, суетится и дергается.

В Снейпе Сириуса бесило абсолютно все: прическа, форма носа, ядовитый язык, то, что он сумел добиться успеха и уважения директора. Узнав, что в начале учебного года Северус варил мне антиликантропное зелье, а потом отказался, он чуть было не отправился убивать слизеринца. И, не задумываясь, предложил мне «вспомнить детство», сопровождая меня в анимагической форме в ночи полной луны и облегчая мои страдания. Я видел, как Сириус сдерживает свою неприязнь к «Сопливусу» ради Гарри. Он, который всегда горел слишком ярко и сильно: ненависть — так от всего сердца, дружба — так от всей души, любовь — так до гроба, — пытался найти компромисс с человеком, которого ненавидел и презирал каждой клеточкой своего существа.

Гарри получил приглашение посетить Малфоев на Пасхальных каникулах. Собственно, я узнал об этом, услышав, как он обсуждает с Митчелами подарки хозяевам. А вот Сириусу это стало известно уже после отбытия Северуса и Гарри. И он усмотрел в этом свой шанс.

~oOo~

Сириус сорвался сперва в Лондон, а потом и в поместье Люциуса. Несмотря на крайне холодное, если не сказать отрицательное, отношение к Нарциссе, ее мужу и (уже заранее) их сыну, он потратил немало времени, сил и галеонов, чтобы приобрести им подарки. Я был против этой затеи. Не говоря уж о том, что, порвав с семьёй, Сириус не мог претендовать на родство с Нарциссой, он мог вдобавок разоблачить Гарри. В том, что Северус свято блюдёт тайну происхождения своего «сына», я был уверен. Сириус поклялся мне, что будет паинькой, что он никому и никогда не сболтнет лишнего, однако я понимал, что Снейп не сможет удержаться от соблазна и обязательно попытается насовать ему под хвост колючек. А зная, что запас этих колючек под языком слизеринского декана неистощим, мне становилось просто страшно за моего бедного приятеля. Но отговорить Сириуса Блэка от идеи примириться с семьёй ни я, ни Минерва, ни Альбус так и не смогли.



Глава 12. Глава двенадцатая. Весна пора пробуждения, цветения и обновления или чем обернулись пасхальные каникулы

Если в окрестностях Хогвартса только-только появились первые проталины на склонах пригорков и вокруг стволов еще спящих деревьев, радующие взгляд видом травы и первоцветов, то в окрестностях имения последние не растаявшие сугробы можно было увидеть только в лесной чаще или в глубине парка в небольшом, но густом бору.

Гарри, вырвавшись из стен замка, ощущал себя так же как в тот миг, когда Северус впервые взял его на руки, или когда они очутились в магическом мире, или когда он взлетел на метле. Мальчик не задумывался, что же так давило на него эти три месяца, то ли мрачная погода, когда почти не было видно солнца, то ли напряженная атмосфера в самой школе. Дамблдор не упускал случая продемонстрировать ему своего молчаливого укора, профессор МакГонагалл постоянно пыталась упомянуть родителей Гарри или Сириуса Блэка, профессор Люпин смотрел на него глазами больной собаки, но мальчик понимал, о ком тот думает. Даже Хагрид, когда Гарри возился с его щенком, заговорил о том, что «крёстный, это важно, это ж, почти как родный папка… Правильно Гарри?»

Гарри тогда страшно испугался. Он совершенно точно не говорил ничего о своих отношениях с Блэком и не мог понять, откуда этот великан мог узнать о них. И от пережитого испуга он обиделся на всех. На Блэка — кто же кроме него мог растрепать, на Ремуса — если не Блэк, то профессор защиты был следующим кандидатом в болтуны, ну и, наконец, в списке были директор и декан Гриффиндора — они всё знали и были дружны и с Блэком, и с Хагридом.

Почему-то особенно тяжело было общаться с профессором Люпином. Тот довольно быстро прекратил свои настойчивые попытки примирить Гарри со своим другом, и мальчик знал, что он абсолютно прав, но в присутствии профессора ощущал то ли молчаливый укор, то ли чувство вины, а потому стал избегать его общества. Вот и получалось, что избежать упреков и напоминаний о Блэке мальчик мог только в гостиной Слизерина. Северус ещё в сентябре обещал: при малейшем намеке на то, что он мешает студентам или принимает участие в проказах, все виновные будут наказаны, и Гарри приходилось сидеть в уголке, обложившись книжками или альбомами для рисования. Каждый выход в замок или на квиддичное поле становился игрой в прятки. Наверное, поэтому Гарри так радуется солнцу, теплому ветру и зеленой траве. А так же сияющему от счастья Драко.

У Драко море новых идей и планов. Во-первых, он под влиянием писем Гарри загорелся идеей заполучить себе карликового пегаса. За это время Малфой умудрился прочитать кучу книжек: от мой «Крылатый Пони-бой» до трехтомного, богато иллюстрированного «Происхождения, разведения и выездки пегасов». Во-вторых, Драко планирует жениться. Он совершенно очарован новой знакомой — дочкой мистера Паркинсона. Ее зовут Панси, ей шесть лет, она обладательница пепельных кудряшек, задорного курносого носика, пухлых щечек с ямочками и обаятельной улыбки. Он совершенно серьёзно планирует завести пегаса, купить ферму и женится. А, в-третьих, он горит желанием познакомиться с мятежным кузеном матери. И всё потому, что с родителями он в ссоре. Они не хотят покупать ему пегаса, даже карликового, и не собираются его женить. Даже на Панси.

Гарри был растерян. Нет, конечно, идея иметь собственного пегаса была заманчивой — но в то же время купи его Драко родители, и Гарри бы завидовал другу. С другой стороны, Гарри совершенно не понимал стремления приятеля непременно жениться. Он чувствовал себя слишком молодым для такого поступка. Вот когда им с Драко стукнет лет по 17-ть, и они станут старыми и нудными, тогда другое дело. Жизнь все равно кончается с окончанием школы, и если придется работать, то можно будет и жениться. Вот отцу уже давно пора жениться, но он Гарри был так заботлив, что сделал всё необходимое, чтобы составить для него счастье. Поэтому-то он и рвался в поместье Малфоев, мама Драко писала еще накануне Рождества, что нашла подходящую для них тётеньку. С другой стороны, к вечеру Гари признал за Панси Паркинсон кучу достоинств: она была почти что «своим парнем», она не визжала при виде жаб мышей, ужей и лягушек, она не плакала, рассадив в кровь коленку, она могла на равных играть в прятки-салочки и даже почти влезла на старую яблоню, и умела хранить секреты.

Больше всего Гарри расстроился из-за горячей заочной влюбленности Драко в Сириуса Блэка. В итоге приятели поругались. Каждый смертельно обиделся на другого за его глупость, черствость и нежелание понять. А вот знакомая миссис Малфой Гарри очень понравилась. Ее звали Люси. Она была вся яркая и теплая, как пламя в камине. Если она не смеялась, то улыбалась, она охотно проводила время как с ними, так и с Северусом. Была она дальней родственницей мистера Паркинсона, и доводилась Панси то ли пятиродной кузиной, то ли троюродной тетушкой. Два года назад она окончила Шамбатон и сейчас проходила практику в госпитале Жиля де Ре, учась на целителя.

На следующий день они с Драко почти помирились, когда все гости, погрузившись на огромнейший ковёр-самолёт, полетели на пикник в глубине парка. Один из гостей, важный колдун, занимающий высокий чин в министерстве, долго брюзжал на мистера Малфоя за то, что они «нарушают указы, хранят запрещенные артефакты и пользуются ими вопреки прямому запрету министерства, призванному сохранить тайну магического мира от маглов». На что тот отвечал, что министерство запретило ввозить эти артефакты в страну, а так же использовать их там, где они привлекут внимание маглов, но в имении нет ни одного магла, и он, мистер Малфой, не понимает, почему он должен заставлять детей тащиться через весь парк пешком, если есть такое чудесное и удобное средство передвижения, проверенное веками и удобное для всей семьи. Покосившись на другого чиновника из министерства, он выразил сомнение, что внимание магла будет больше привлечено к ковру-самолёту, чем к трехэтажному лиловому автобусу, к тому же в отличие от автобуса, ковёр-самолёт не загрязняет окружающую среду. Все взрослые немедленно включились в спор о вреде и пользе ковров-самолётов, а они с Драко просто наслаждались видом пролетающего внизу парка. Это было удивительно — лететь и при этом ничего не делать. Как… как ехать в поезде или такси. Панси, нервно сглотнув, отодвинулась подальше от края ковра, и Гарри, переглянувшись, с Драко принялись рассказывать какие-то забавные истории.

Вернулись ребята довольные и уставшие. Они набегались, играя в жмурки и салочки наигрались в волан и крикет, а Люси показывала всем как играть в шары. Когда ковёр поднялся в воздух, они просто развалились на нем, не имея сил, чтобы наслаждаться полетом. В малой гостиной они получили по стакану теплого молока, сдобренного капелькой мёда, и по шоколадной лягушке. Пока Гарри рассматривал свой вкладыш, его лягушка сумела ускакать. Лягушка Драко тоже ускакала, но Драко совершенно не огорчился, зная, что после дневного сна он может получить новую лягушку или что-нибудь еще вкусное. Да и вкладыш был новый, какого в его коллекции ещё не было. А вот Гарри… Гарри было до слез жалко именно эту сбежавшую лягушку. Во-первых, клянчить сладкое было неприлично, во-вторых, несмотря на то, что многие знакомые взрослые, вроде Ремуса Люпина, постоянно пытались подсунуть ему сладости, мальчик усвоил негласное правило Северуса — мы не богатые, но мы и не нищие. Нам ни к чему подачки. Ну и была еще одна причина: ни Северус, ни Гарри не любили чувствовать себя обязанными. Северус несколько раз очень резко выговаривал родителям своих учеников, вручающих ему подарки, он отказывался, предлагая потратить эти средства на благоустройство факультета. Но лягушку хотелось и прямо сейчас.

Поэтому дождавшись, когда все затихнет, Гарри выбрался из постели и, накинув на ночную рубашку домашнюю мантию, босиком прокрался в малую гостиную надеясь, что шоколадушка всё ещё там. Шоколадную лягушку он обнаружил в углу ниши за диваном прикрытой гобеленом. Поймав беглянку и отряхнув её от пыли, мальчик сглотнул наполнявшую рот слюну и откусил ей голову. В тот же миг за дверью послышались приближающиеся шаги и слова миссис Малфой:

— Здесь мы сможем поговорить без помех, и надеюсь, что после этого ты наконец покинешь мой дом.

— Даже и не надейся дорогая кузина, — весело ответил голос, один звук которого вызвал дрожь у Гарри. — Только представь себе, с каким зубовным скрежетом сейчас Люциус развлекает нашего дражайшего министра и его свиту, в том числе репортёров.

— Чего ты хочешь? — голос миссис Малфой звучал устало и печально.

— Как чего? — с яростным весельем произнес Блэк — Хочу примирения с семьей! Хочу познакомиться с племянником! Стать полноправным членом семьи…

— Не смей! — Гарри поморщился, услышав звук хлесткой пощечины. — Я не позволю ни тебе, ни кому бы то ни было… — голос миссис Малфой дрожал, — я никому не позволю… чтобы Драко повторил путь Рега. Ведь ты, мерзавец, сломал его! Это ты его убил! Ты!

— Нарси, Нарси, успокойся, что ты несешь, при чём тут Рег. Я ведь даже и не видел его два последние года.

— Именно! Ты был для него всем! Кумир! Он же на тебя только что не молился! А потом… сперва ты охладел к нему, а позже стал воспринимать родного брата как врага! Если ты забыл, то я-то хорошо помню тот год, когда он пошел в первый класс. Ты его предал! Он перестал быть твоим братом, а стал слизеринским змеёнышем!

— Ну что ты хочешь, ведь вы так носились с этим ублюдком Снейпом!

— Сириус ты… Для тебя люди — игрушки. Сперва ты увлекался игрой в старшего брата, потом в преданного друга, сегодня в любящего дядю, а завтра?.. Завтра появится что-то ещё, друг, работа, женщина или идея, и ты отшвырнешь от себя Драко как старую мантию, даже не обратив внимания, что мальчик привязан к тебе. Ты слишком похож на Беллу, человек одной идеи. — Голос миссис Малфой дрожал и звучал глухо, как будто издалека. Гарри сидел, замерев, так и не проглотив откушенную голову шоколадной лягушки. Он был смущен и испуган и тем, что подслушал разговор взрослых, и тем, что Сириус Блэк может его найти, а миссис Малфой обидится, тем, что его застукают, найдя за диваном, как будто он какой-то… клошар, в то время когда он должен спать в постели…

— Поверь мне, я не потеряю интереса к твоему сыну, в конце концов, он мой единственный племянник…

— Как интересно… — Гарри совершено не слышал, как в комнату вошел мистер Малфой. — Мне-то всегда казалось, что вас, дорогой кузен, куда больше интересует судьба вашей племянницы Нимфадоры и крестного сына. — Голос хозяина дома звучал с откровенным сарказмом, медленно растягивая гласные, почти шепча.

— О да, конечно меня волнует судьба и Тонкс и Гарри, но ведь я и не утверждал, что Драко мой единственный родственник, я говорил — племянник, дорогой кузен.

Голос мистера Малфоя раздался совсем рядом, хотя Гарри снова не слышал, шагов:

— Цысси, дорогая, будь так добра, займись нашими гостями, мы с мистером Блэком скоро присоединимся.

— Дорогой…

— Не волнуйся, я тебя уверяю, что мы будем благоразумны, обещаю, что мы не станем ни драться, ни проклинать друг друга.

Послышалось шуршание ткани, потом простучали каблучки миссис Малфой, и в комнате стало так тихо, что Гарри, еле сдерживая дыхание, слышал, как бьется его сердце. И наконец:

— Итак, чего ты добиваешься?

— А в искренность моего желания примириться ты не веришь?

— Не больше чем Нарцисса. Но её, как мать, больше всего волнует Драко, что и понятно, а вот меня волнует спокойствие и благополучие всех членов семьи… и не менее волнует благополучие близких друзей семьи.

Сириус рассмеялся, но как-то не весело:

— Что, он, как и прежде, всё докладывает тебе? По-прежнему лижет твой зад? Или подставляет свой? А Цисси не ревнует?

— Сири, детка, когда же ты наконец вырастешь? Я, к твоему сведению, член попечительского совета Хогварса, у меня там учатся двое подопечных, мне совершенно не к чему спрашивать у Северуса, о… новостях. А в этом случае вариантов было всего два, но ты сам благополучно помог мне окончательно сделать выбор. Ты три месяца не проявлял ни малейшего интереса к нашей семье, но на следующий день после приезда… гостей ты тут как тут. В сопровождении министра и репортеров. И ещё… знаешь твой интерес к тому, чьи задницы лижет Сев, или кому он может подставлять свою, прямо таки подозрителен. Возможно, это ты ревнуешь?

~oOo~


Взрослые давно ушли, но Гарри продолжал сидеть с забившись в угол ниши, он совершенно окоченел, и был весь перепачкан шоколадом, растаявшим в ладошке. Он мало что понял из разговора взрослых. Кроме того, что Сириус Блэк не скрывает своей вражды к отцу, а так же то, что теперь этому неугомонному человеку понадобилась привязанность Драко. И Гарри был твердо настроен на то, чтобы не дать погубить Драко как того несчастного мальчика — Рега.

~oOo~


Прибыв с Гарри в поместье, Северус ощутил, что душа его развернулась подобно… нет, не лепесткам бутона, но скомканному в комок листу пергамента, которым жизнь, поиграв, отшвырнула прочь. Он был рад тихой безмятежности. Правда, немного смущало наличие в поместье кроме четы Паркиноснов с родственницей нескольких высокопоставленных чиновников из министерства. Северус отметил про себя, то большинство чиновничьих семейных пар были или бездетными, или их сопровождали подростки много старше Драко и Гарри. Единственный ребенок в одной с ними возрастной группе была дочурка Паркинсонов, что наводило на размышления о заблаговременной подготовке к возможной помолвке.

Люциус с Паркинсоном ненавязчиво подводили каждую беседу к торговым эмбарго введенным министерством. Северус был с ними абсолютно согласен. Некоторые ингредиенты или товары производились только в Персии, а т.к. в отличие от магловской части мира персидские маги оставались единым сообществом. Самым удивительным было то, что даже религиозные распри не мешали единству халифата. Возможно потому, что под налетом ислама, христианства или иудаизма прятался единый зороастризм. И большинство магов, интересующихся политикой, не могли понять, какое отношение имеет революция в Иране с полным торговым эмбарго с Персией. Маглы могли играть в свои игры, но при чем здесь маги? Разве колдуны пострадали от национализации нефтедобывающих компаний и месторождений? Разве английское магическое консульство в Вавилоне пострадало от событий в Тегеране?

Люциус специально дразнил своих гостей, устроив полет на огромнейшем ковре-самолёте к месту проведения пикника, на возражения о том, что нарушается закон, Малфой, смеясь, отмечал, что ковёр куплен еще его дедом, и вполне легально, а на предположения о том, что его могут увидеть маглы, удивленно спрашивал, откуда же они могут взяться тут в поместье? И вообще он недавно слышал, что некоторые сотрудники министерства имеют зачарованные автомобили. Возникает вполне закономерный вопрос: почему считается, что Ночного рыцаря никто не заметит прямо перед глазами, а бесшумно летящий над головой ковёр-самолёт увидят. Паркинсоны разглагольствовали о том, что традиционные средства магического транспорта не имеют разрушительного воздействия на окружающий нас мир, в то время как в Дублинском заповеднике, после того как там проложили магловскую автотрассу (по уверению экспертного заключения из министерства совершенно безвредную), оттуда мигрировали все до одного единороги и кентавры.

Северус наслаждался. Интересной беседой, беззаботными развлечениями, приятным обществом. Гораздо больше, чем все рассуждения о политике и торговых эмбарго, ему понравилось общение с дальней родственницей Паркинсона. Семья Люсьены потеряла состояние еще во времена великой французской революции. Но девушку это совершенно не волновало, она занималась любимым делом, и каждый день был ей в радость. Люсьена была маленькой хрупкой брюнеткой с сине-голубыми миндалевидными глазами и ладной фигуркой. Но не внешность девушки очаровывала окружающих, при желании можно было заметить, что овал лица не подходит к форме глаз, что рот слишком велик для ее подбородка, но весёлая улыбка и задорное выражение вызывали невольную ответную улыбку. Люси походя развлекала малышей, и поддерживала непринужденную беседу с взрослыми. Беседовать с этой девушкой было сплошное удовольствие. Даже несмотря на самодовольные взгляды Нарциссы Малфой. И эта девушка покорила сердце Гарри.

Наконец вся компания отправилась в замок отдыхать перед обедом. Дамы — пить чай и сплетничать, дети — спать, а — мужчины играть. Северус же отправился в библиотеку. Посещение этой сокровищницы было для него ни с чем не сравнимым удовольствием. Самому себе он мог признаться, что в эти моменты походит на малышню вроде Гарри и Драко, попавших в лавку сластей, отданную им в полное распоряжение. Он в экстазе листал каталог: перебирая пожелтевшие листы подрагивающими от волнения пальцами, растягивая удовольствие от предвкушения…

— Простите, вы уже нашли то, что ищите? — На Северуса смотрели яркие глаза Люси Гранде.
— Нет, но если вы хотите…
Он сам не ожидал насколько легко и быстро найдет общий язык с этой веселой и внешне легкомысленной девушкой. И это при том что ее совершенно не интересовали зелья или высшая алхимия. Но Чары! О, она знала о чарах почти столько же, сколько и сам Северус, а он изучал их не столько в Хогвартсе, сколько у самого Лорда. Она изучала Чары, их происхождение и развитие. Влияние на чары вербальной, ментальной и вульгарно физической комплектующих. Дикция и воля. Полчаса увлекательнейшей беседы и Cеревуc был готов признать девушку интересным человеком. Если вспомнить тех, кто относился у него к таковым, а их можно было пересчитать по пальцам, и вспомнить, сколько среди них было его ровесников… Северус был покорен.

Разговор незаметно перешел на обсуждение приема, гостей и хозяев дома. Люсьена недоумевала запрету на введение в Британии экономического эмбарго на ковры и вообще была потрясена тем, насколько сильно увязывается политика Министерства Магии с официальными магловскими властями. Во Франции, маги слишком хорошо помнили историю, чтобы позволять себе прогибаться под маглов.

— Сперва они просят лечить, потом, облегчить одно дело, потом другое, потом с нас начинают собирать налоги, потом выясняется, что сюзерен или Родина в опасности, а мы мобилизованы на защиту… А потом кто-то где-то ошибается, и в стране объявляется охота на ведьм, гугенотов, католиков или красных. Но охотники непременно придут к тебе, твоим знакомым, друзьям, родственникам. — Девушка вздохнула. — Бабушка говорила, что боши устроили настоящую охоту на волшебников по всей Европе. Нас спасало только одно: за последнюю тысячу лет мы поняли, что от маглов нужно держаться подальше. Иначе они сперва тебя используют, потом убьют, а потом причислят к лику святых.

Девушка задумчиво накручивала на палец короткий локон. Северус, невольно отметил, насколько красиво выглядят блики света на ее волосах и какая густая тень от опущенных ресниц ложится на лицо. Четкие линии рта. Это был тот нечастый случай, когда ему захотелось нарисовать увиденное до дрожи в пальцах. Отгоняя это неуместное желание Северус хмыкнул:

— Понимаете у нас… все это мы и получили. Удивительное дело, но волшебников привлекают для защиты отечества, для борьбы с темной магией, и вообще загоняют в непонятные рамки. Ситуация с теми же коврами-самолётами или магическими поселениями. Довольно типичны. Министерство магии под лозунгами защиты нас от разоблачения маглами требует налоги, устанавливает законы, ограничивающие наши свободы, и при этом проводит промагловскую политику. Вы знаете, что несколько старинных и уважаемых семей разорились, а большинство лишилось значительной части своих семейных состояний в результате политики министерства. Восстания гоблинов их ничему не научили. — Странное желание очертить пальцем контур губ и любоваться линиями носа девушки сильно смущало. Её волосы похожи на черную фигурную керамику, подумалось почему-то. И удивленная догадка успокоила: пониманием девушка соответствовала античным канонам в понимании Северуса.
Она, явно изучала не только историю чар. Галльские волшебники и влияние на них римской традиции было таким же ее коньком. При упоминании Северусом темной магии она только фыркнула.
— Магия не делится на темную и светлую! Просто волшебники и ведьмы делятся на порядочных и подлецов. Хри... — девушка покраснела и смущенно покосилась на Северуса из-под опущенных в смущении ресниц. — Простите. У нас… не принято затрагивать религиозную тематику…

Слова «с посторонними» повисли в воздухе. Ощущать себя не посторонним было неожиданно приятно. Северус тоже смутился и молил всех богов и демонов, помочь ему с легким и изящным комплиментом. Они открыли рот, одновременно заговорив, когда из холла послышались громкие незнакомые голоса. Было похоже на то, что в дом пожаловала целая толпа нежданных гостей.

~oOo~


Увидев в холе министра Фаджа в сопровождении Сириуса Блэка и окруженного свитой из прессы… Северус замер. Его разрывало на части и от желания устроить Блэку сцену, и от желания бежать за Гарри и, взяв его, покинуть поместье как можно быстрее.

— …месье Снейп! — Услышал он обеспокоенный голос Люси. Похоже, что девушка обращалась к нему не в первый раз. — Что с вами, Северус? Вам плохо?

Северус покосившись на девушку в одно мгновенье ставшую для него назойливой дурочкой, процедил: «Нет, мне очень хорошо!» — и развернувшись на каблуках, поспешил к детской. Не обнаружив мальчика в спальне, он рухнул на разобранную кровать и стал думать. Получалось плохо, в глубине души хотелось орать, сделать выволочку домовикам, устроить внушение Нарциссе, закатить скандал Люциусу и с удовольствием отделать Блэка. Хотелось плакать, только плакать он запретил себе к концу первого года обучения в Хогвартсе. Он был растерян не меньше, чем в тот день, когда узнал о судьбе Лили… Нет. Меньше! Тогда он был раздавлен и уничтожен осознанием своей роли в том фатуме, с которым было бесполезно бороться. А сейчас…
— Главное не сорваться, — твердил он себе, — главное держать себя в руках, я не могу позволить себе устраивать сцену в доме Малфоя, Люциус справится сам… Блэк слишком несдержан… Главное — не вмешивать Фаджа и прессу!

Он впал в состояние подобное трансу. Что-то между тихой истерикой и успокаивающей медитацией. Он не знал, сколько времени просидел так, когда в комнату влетел Гарри: босой, растрепанный и перемазанный шоколадом. Мальчик остановился в дверях с виноватым видом.

— Э-э…

Северус заторможено поднялся и, зажав мальчика подмышкой, отнес его в ванную. Все так же заторможено он отмывал, согревал продрогшего Гарри и думал. Гарри был тих и задумчив. Будь Северус хоть немного спокойней, он бы уже обратил внимание на эту тихую сосредоточенность. На вопрос где он был, заданный тихим бесцветным голосом, наглый чертёнок только сердито засопел и заявил, что они с Драко всё равно друзья, из чего Северус с облегчением пришел к выводу, что мальчишки просто пробрались в буфетную и налопались шоколаду.

~oOo~


Следующие несколько дней Гарри не отходил от Блэка, таскаясь хвостиком за человеком, которого избегал последние три месяца. Правда, всё это время Блэк, почти демонстративно не обращая внимания на Гарри, уделял все свое внимание Панси, Драко и Люсьене Гранде. Это при том, что детям и Люси он уделял не так уж много времени. Сириус Блэк блистал. Он мгновенно покорил общество своим обаянием и манерами денди-хулигана, завоевал благодарность министерства — публично признав, что не имеет к нему претензий, заслужил симпатию дам — открытой улыбкой, и горячую любовь журналистов тем, что мог говорить с ними много свободно и охотно. Северус глотал зелья от язвы и больной печени по три раза на день, не замечая целительного эффекта, Люциус ходил с видом человека, готового на убийство, а Нарцисса, казалось, заледенела от беспокойства о Драко. По крайней мере, она старалась отослать детей как можно дальше, едва поблизости появлялся Блэк.

В первый день Блэк, стоя рядом с лучезарно улыбающимся Фаджем, устроил пресс-конференцию, на которой как бывалый отбивала перекидывался с пираньями от прессы (журналистами) вопросами-ответами.

— Кого вы вините за…
— Никого… — обезоруживающая, мальчишеская улыбка и разведенные руки, — если кого и винить, то Питера, или… — еще одна яркая улыбка, — ну вы знаете!

В комнате звучит принужденный, но смех.

— Мистер Блэк, где находится ваш знаменитый крестник?

— Гарри, живет в приемной семье. Я не смог разлучить мальчика с теми, кто заменил ему родителей и к кому он искренне привязан!

— Скажите, как вы относитесь к поступку вашей кузины Белатрикс?

— Мое сердце разрывается от боли, что эта женщина является моей родственницей, не забывайте, что кроме нее в семье были две другие сестры — прекрасные Андромеда и Нарцисса.

Как вы относитесь к политике министерства по введении торгового эмбарго?

— Мерлин, великий! Я никоим боком не отношусь к политике министерства, я только три месяца назад смог присоединиться к обществу и не состою на государственной службе.

Поместье просто трещало от наплыва гостей. Всем хотелось увидеть своими глазами и иметь возможность пожать руку Сириусу Блэку. Новой знаменитости, крестному отцу самого Гарри Поттера. Самому завидному жениху сезона. Нарцисса, вынужденная прятать свое беспокойство от окружающих, окончательно превратилась в снежную королеву. Счастливы были только Фадж, Блэк и Драко. Фадж нежился в лучах чужой популярности, Драко был счастлив, обретя старшего друга, готового поддержать все его выдумки, а Блэк просто не умел долго грустить. Особенно воплощая в жизнь очередную задумку.

Скандал разразился на третий день пребывания в доме Блэка. Утром он, с видом заговорщика, объявил Драко, что того ожидает сюрприз. Сюрпризом звали маленького белоснежного жеребенка карликового пегаса.

Драко был в восторге. Гости умилялись щедрости дядюшки Сириуса, а Люциус и Нарцисса — вежливо поблагодарив — отказались от дара, объяснив, что не собираются портить ребенка, выполняя все его капризы, что Драко было ясно отказано в этом желании. Драко молча глотал слезы обиды и унижения перед толпой взрослых и приятелями. Сириус горячо доказывал, что мальчишке нельзя запрещать опасных забав, иначе из него вырастет девчонка и мямля, а Гарри… Гарри удивил всех он, с самым застенчивым и робким видом посмотрев на взрослых, предложил подарить жеребенка Хогварсу, тогда через несколько лет на нем смогут покататься и Драко, и крестник мистера Блэка. Люциус, сияя улыбкой, заявил, что устами ребенка глаголет истина. Надувшегося Драко уговорили лично сделать это пожертвование. Он потом весь день хвастался, что на его пегасе будет кататься сам Гарри Поттер!

В любой другой ситуации Северус бы наслаждался, наблюдая за тем, как Люциус пытается с одной стороны поставить Блэка на место, а с другой, воспользоваться плодами его славы. Как маленький паршивец Драко пытается получить максимум выгоды, лавируя между родителями и дядей, а главное, наблюдая за потугами Блэка удовлетворить страстный интерес Драко к Гарри Поттеру. Мальчик решил, что нелюбовь Гарри Снейпа к тезке помогут побороть рассказы о герое его крестного отца. Мелкий паршивец на все возражения отвечал, что просит друзей поддержать дядю. Силы для того, чтобы продержаться давало только то, что каждый вечер Гарри настойчиво требовал, чтобы отец уложил его спать и рассказал сказку. Да еще мягкая ненавязчивая поддержка и саркастичные замечания Люси Гранде.

~oOo~


Гарри неожиданно понравилось всё происходящее на каникулах. Внезапный визит Сириуса Блэка расцветил дни каникул ярким калейдоскопом событий и впечатлений. Самым главным было то, что Блэку, кажется, наконец-то стал не интересен сам Гарри. Он совершенно не обращал внимания ни на него, ни на отца. Единственное, что вызывало досаду, так это его попытки понравиться Люси. Однако мисс Гранде он совершенно не нравился, а вел он себя так со всеми дамами в возрасте от 15 до 95 лет, которые гостили в поместье. Пожалуй, единственным исключением была Пэн.

Гарри вынужден признать, что его крестный весёлый человек, что когда он входит в комнату, то тут же оказывается в центре внимания не только из-за своей известности, но просто потому, что он такой… Веселый, яркий, открытый. Он похож на мистера Малфля. И совсем не похож. Папа Драко легко может завладеть вниманием, потому что все, о чем он говорит — интересно. Он знает своих собеседников и легко удерживает их внимание, как знаток, как икс… эксперт, разбирающийся в теме разговора. Как знающий много человек. А Сириус… он совсем не стремился выглядеть умным опытным или важным. Он смеялся и шутил с одинаковой легкостью как над собой, так и над всеми остальными. Гарри почти семь лет, и он очень умный. Это постоянно говорили ему все: от профессора Люпина до профессора Флитвика. Даже папа признавал это. Поэтому Гарри заметил, что несколькими брошенными вскользь фразами Сириус Блэк в чем-то помог мистеру Малфою. Но крестный ему все равно не нравится. И нечего так заигрывать с Драко. Совсем как тетушка Маррдж с Дадли! Она тоже постоянно расхваливала кузена, покупала ему подарки и ругала Гарри. Гарри видит как осторожно, настороженно ведет себя миссис Малфой. Видит ее страх, когда ее кузен устраивает весёлые игры для Драко. И пытается понять, какой же он настоящий Сириус Блэк.

А сегодня Сириус Блэк устроил квиддичный матч. Мальчики с восторгом окунались в подготовку к игре. За завтраком зашел разговор о квиддиче, кто за кого болеет, кто кем был в школьных командах и, слово за слово, гости уже разбились на команды. Гарри и Драко чуть было не стали ловцами. Гарри не очень-то и хотелось, а Драко очень обиделся на маму, запретившую «втягивать детей в опасные игры». Мистер Малфой с очень растерянным видом оказался на позиции вратаря, мистер Паркинсон и Блэк стали отбивалами, а Северуса пытались поставить нападающим, но он с кислым видом отказался. Крестный начал было говорить что-то язвительным тоном, но, увидев рядом Гарри, замолчал, а потом сказал, что забыл о нелюбви профессора к квиддичу еще со школьных времен. Мальчик насупился и заявил, что папа летает просто здоровски, и он играл с профессором Люпном, а болеет папа только за команду своего факультета. Блэк почти незаметно поморщился и, снова заулыбавшись, ответил:

— Ну, тогда сегодня вы будете болеть за мою команду, договорились?

В воздухе Сириус был лучшим! Гарри совсем не хотел за него болеть. Ну ни чуточки. Но вышло так, что они с Пэн, вопили на во весь голос, поддерживая неугомонного дядюшку Драко. За него болели все. Даже жена мистера Сондерса, который играл за другую команду. Все буквально замерли от ужаса, когда Блэка чуть не сшиб бладжер, кто-то из дам даже взвизгнул. Команда Сириуса проиграла. И Гарри, и Драко, наверное, с трудом смогли бы скрыть огорчение от проигрыша, а вот Блэк сиял как новенький галеон. Он ухмылялся как сумасшедший, непрерывно поджимая окружающим руки и похлопывая по плечам. Синие как небо глаза яростно сверкали из-под растрепавшихся черных волос, и в них нет ни капли сомнения в том, что в следующий раз «мы» сделаем «вас». Наконец выбравшись из кольца окруживших его взрослых, Сириус подбрасывает в воздух визжащего от восторга Драко и спрашивает понравилась ли племяннику его игра. Драко, краснея от удовольствия, признается, что игра понравилась, но болел он за папину команду. А потом Блэк делает круг почета над поляной с сидящим перед ним Драко и второй с Панси, а потом он спрашивает:

— Ну что, пустишь ребенка полетать со мной, Северус? — И Гарри не знает как быть. Он и очень не хочет отличаться от друзей, и очень не хочет оставаться наедине с этим человеком. Отец тоже молчит, его ладонь стискивает плечо Гарри, а затем расслабляется, но прежде чем он успел что-то ответить, слышится: — Ты же не боишься доверить мне… сына.

Отец отвечает, что он никогда не боялся Сириуса Блэка, и он уверен, что Блэк никогда не причинит вреда… его мальчику. Но решение зависит только от самого Гарри. И Гарри сделав судорожный вздох как-то нелепо, вызвав смешки у взрослых, дёргает головой соглашаясь. Несмотря на всю неприязнь к Блэку, мальчик не может не признать, что тот летает гораздо лучше папы, даже лучше профессора Люпина. Он, наверное, почти так же хорош, как Дик Сандерс — защитник слизеринской сборной. Однако Гарри хотел не летать, а говорить. Судорожно вздохнув, он решился:

— Оставьте Драко в покое! — сзади раздается мягкий, счастливый и немного удивленный смешок, сильная рука крепче прижимает к груди сидящего за спиной мужчины.
— Гарри, ты напрасно ревнуешь. Ты всегда будешь мне дорог. Гораздо ближе, чем избалованный…

— Не смейте! Не смейте так говорить о Драко! И я вас вовсе не ревную! — Блэк еще крепче прижимает его. — Пусть вас ревнует этот, как его, Рэг! — Гарри в гневе постарался оттолкнуть обнимающую его руку, не замечая, как обмяк мужчина за его спиной. И чуть не сорвался с метлы. Блэк поймал его в последний момент. Когда они приземлились Гарри, злой и испуганный кинулся к отцу, расслышав за спиной тихий и какой-то беспомощный шепот: — Гарри!

~oOo~


Почти неделю Северус изнывал от мучительного беспокойства, вынужденный общаться с Блэком. Он знал, что тот никогда не причинит вреда Гарри, он понимал, что ссоры сейчас не в интересах гриффиндорца, но подсознательно постоянно ожидал от него удара, проклятия или оскорбления. Напряженное ожидание выматывало. Не меньше выматывало ожидание реакции Гарри на демонстрацию его крестным своих лучших качеств. Блэк проходя сумел влюбить в себя большинство гостей. Северус не сомневался, что квиддичный матч был затеян только с одной целью — покрасоваться перед благодарной публикой. Видя сияющий взгляд Драко устремленный на дядю Северус полностью разделял чувства Нарциссы и Люциуса и со страхом вглядывался в лицо Гарри, ища признаки и такой же влюбленности.

Конечно же квиддичный матч оправдал все наихудшие ожидания Северуса. Он злился, глядя на Гарри болеющего за Блэка, смотрящего на того горящими от азарта глазами. И предложение заданное немного насмешливым и чуть настороженным тоном поставило его в тупик.
— Ну что, пустишь ребенка полетать со мной, Северус? — Он молча стискивает плечо Гарри, и усилием воли заставляет себя расслабиться, когда слышится: — Ты же не боишься доверить мне… сына.

Где-то в лесу сдохло что-то большое. Очень большое. Ему послышалось или Блэк действительно согласен признать Гарри его сыном. Больше всего хочется потребовать держаться от его мальчика подальше. Наверное, только сейчас глядя на яркого и, как обычно, популярного в глазах толпы Блэка, Северус понимает насколько ему дорог Гарри и не только как сын Лили, не только как… Он просто дорог ему, Северус с ужасом представляет какой одинокой и пустой станет его дом и его жизнь без сына. Он понимает, что если Гарри уйдет, то будет вслушиваться в тишину ожидая услышать, даже не голос, а шорох шагов или дыхание мальчика… И все-таки выбор должен сделать сам Гарри. Поэтому Северус, с трудом разлепив губы, отвечает:
— Ну что ты, Блэк, я никогда в жизни тебя боялся, и уверен, что ты никогда не причинишь вреда… моему мальчику. Но решение зависит только от самого Гарри.

Ну вот и расставили точки над и. «Я знаю, что ты не причинишь вреда моемо сыну, но помни, пока Гарри не решил обратного, это мой мальчик».

И судорожный кивок Гарри, как будто решившего что-то про себя, заставляет сердце сжаться. Неужели…

Северус не знал, о чём говорил Блэк с Гарри. Но мальчик начал выдираться из рук и чуть не упал с метлы, заставив похолодеть от воспоминаний о прошлом падении. Приземлились оба бледные и растерянные. Когда Гарри молча кинулся к Северусу и вцепился в мантию, терпение у того лопнуло с громким звоном пощечины. Нет, он не стал распускать руки. Но дал волю языку. Заявив, что Блэку нельзя доверять не только что детей, но даже домашних питомцев. Что он Северус не доверил бы ему даже крысу, и он вполне понимает Нарциссу, которая до слез боится оставить сына наедине с таким безалаберным, безответственным и эгоистичным дядюшкой. Блэк и так бледный, с трясущимися руками ответил и слово за слово…

–Ты готов доверить ребенка кому угодно, только не мне?!
— Именно! У кого угодно больше понятия об ответственности, чем у тебя, Блэк, как я мог забыть о том, что было известно еще со времен школы? — с видом полнейшего презрения и пренебрежения Северус разворачивается и тянет Гарри к дому. — Из всей вашей компании ты был самым безрассудным и тупым ублюдком!

— Конечно, ты готов доверить его кому угодно. Даже Люпину!

— У Люпина из вашей компании больше всех мозгов и здравого смысла!

— И который готов лизать тебе ботинки? Или не только ботинки? Что готов доверить мальчика кому угодно даже извращенцу и оборотню, лишь бы не допустить…

— Как интересно ты охарактеризовал своего друга, думаю, ты не станешь возражать на то, что я перескажу ему это?

— Ты всю жизнь только и знал, что совать свой длинный нос в чужие дела и бегать с доносами!

Громкий «ох!» рядом затыкает рты обоим. Заставив обратить внимание на окружающих! А это Малфой, Паркинсон, Сэндерс и Фадж. Бездна и все её демоны!



Глава 13. Глава тринадцатая. Четверо мужчин, не считая портрета

Вечером в пятницу Северус Снейп сидел в своей гостиной и напивался в полном одиночестве. Почти девять, а Гарри все ещё где-то шлялся. Где, знала только преданная Плютти, которой было поручено ходить за мальчишкой хвостиком и смотреть, чтобы он не влип в очередную передрягу. За прошедшие с пасхальных каникул два месяца они почти не разговаривали. Несносный ребёнок умудрялся обходиться фразами: «доброе утро», «приятного аппетита», «я дома» и «спокойной ночи». Иногда, отвечая на настойчивые вопросы или объяснения: «спасибо, всё в порядке». Профессор честно пытался поговорить с ребенком один раз. Но… сорвался, и они в итоге разругались. А он ещё в детстве обещал себе, что никогда не станет вести себя со своими детьми так, как вел себя его отец. Северус, чья жизнь за эти месяцы превратилась в ад, честно признавал, что половину своих проблем создал сам же, своим длинным языком и гордыней. Если бы Люциус Малфой успел заткнуть его рот кулаком или заклинанием, он бы… Но как говорила его покойная матушка: что толку плакать над убежавшим молоком.

Тогда, после неосторожных слов Блэка, проклятого при рождении всеми богами сразу, разразился страшный скандал. Тихие, натянутые, срывающиеся от напряжения голоса, яростный шепот. Со стороны казалось, что они ведут обычную светскую беседы. Хозяин дома, министр и ещё несколько человек мирят разбушевавшихся гостей. Фаджа заинтересовало слово «оборотень». Он, срываясь на полузадушенный хрип, проклинал Дамблдора, и в этом Северус был с ним абсолютно согласен, про себя честя директора старым мерзавцем, и причитая, что не может поверить, будто в школу притащили учителя, который может съесть поедом учеников в буквальном смысле слова. Сэндерса же, чей сын учился на третьем курсе Ровенкло, больше интересовало слово извращенец. Оба устроили форменный допрос, призвав к содействию Малфоя и Паркинсона как членов попечительского совета школы. Помощи от Блэка, как и ожидалось, не было. Ну… почти. Не считать же помощью утверждение, что любой человек, пытающийся наладить приятельские отношения со Снейпом, — извращенец. Северус же, взорвавшись, наговорил гадостей всем: Блэку, который родился идиотом, наверное, потому, что в детстве эльфы уронили его из окна верхнего этажа, Малфою, чтобы не затыкал ему рот, Паркинсону, чтобы не хихикал как идиот, Сэндерсу, чтобы не верил припадочному Блэку, который и до Азбакана был идиотом, а в тюрьме потерял последние мозги. И наконец Фаджу он высказал, что лично отвечая за факультет, а также проживая в школе с малолетним сыном он, Северус Снейп, профессор зельеделья, член европейской коллегии зельеваров, признанный дуэлянт, знаток в защите от темных существ и отменный специалист по чарам, уж наверное позаботился о безопасности!

Ну кто его тянул за язык! И почему Малфой послушался, и не стал затыкать ему рот? Фадж подчеркнуто спокойно вытер с лица брызги слюны и предложил профессору, раз уж он такой специалист, лично нести ответственность за оборотня. В прямом смысле слова. И он настаивает, чтобы оный оборотень переселился в комнаты профессора, для большего удобства наблюдения. А по окончании учебного года чтобы ноги оборотня в школе не было. Последние слова Фадж буквально проорал в лицо Северуса. Брызгая слюной и побагровев от ярости. Последним приятным известие стало то, что Паркинсон успел поставить вокруг них купол безмолвия.

Так и в без того тесные апартаменты Северуса переехал Люпин. Вам никогда не доводилось жить рядом с людьми, которые вас терпеть не могут, а все общение сводится в подобие вежливых фраз? Так вот Северусу доводилось. В детстве, в юности, и как же он был рад получив свободу и вожделенное уединение… Но сперва в его жизнь и комнаты ворвался Гарри, потом туда втиснулся Люпин, а за ним, вполне ожидаемо, приперся Блэк. Жизнь все больше стала напоминать самые отвратительные из школьных лет, наличием в ней компании Поттера, Блэка и Люпина. Первый месяц оборотень почти все время молчал. Соблюдая ледяную вежливость только на публике. Самую длинную фразу он произнес, получив кубок с порцией антиликантропного зелья: «Спасибо, профессор Снейп, заприте, пожалуйста, крепче на заклятье и засов». Гарри все это время ходил набычившись и надувшись. Хорошо хоть с его лица сошло то странное выражение обиды, неверия и готовности расплакаться с выпяченной нижней губой и дрожащим подбородком. Теперь он ходил, выпятив подбородок и обижено прищурив глаза. Блэк… Блэк оставался Блэком он мог ворваться в комнаты в любое время дня и ночи, мотивируя это визитом к другу. Это при том, что ни друг, ни крестник с ним почти не разговаривали. Ни тот, ни другой не реагировали на его виноватые щенячьи глаза и громогласные самообличительные речи.

Способ отвлечься от неприятностей, раньше действовавший безотказно, на этот раз не сработал. Забыться, погрузившись в исследования, не получалось совершенно. Хвала всем богам и демонам, что обязанности декана оставались на нем. Он, срывая злость на себя и обстоятельства, лично взялся следить за подготовкой к экзаменам, особое внимание уделяя пятому и седьмому курсам. Тем более было, к чему придраться. Альбус, в кои веки пригласил на должность профессора по ЗОСТ адекватного специалиста, да только отсутствие нормального преподавателя несколько лет подряд не могло дать систематического образования. Бедные дети не могли понять, что творится в доме декана. Слухи по факультету, да и по школе ходили самые разные. Минерва не могла не порадовать его, сообщив, что вся школа сошлась на версии, будто он увел любовника у Сириуса Блэка. Услышав это за завтраком, он позеленел и не мог проглотить ни кусочка за весь день. Просто ничего не лезло в горло. Помфри кидала на него грозные взгляды и грозилась запереть в больничном крыле на неделю.

К концу первого месяца этой новой «дивной» жизни сломался даже Альбус. Он потребовал, чтобы они объяснились между собой и, разобравшись во взаимоотношениях, пожали руки и примирились. Северус попытался вспомнить, какой по счету была эта попытка директора примирить его и его мучителей. Память упорно отказывалась подчиняться. Нет, это было не каждый раз, когда их ловили или когда издевательства становились особенно неприятными. Только в случаях широкой огласки, и были особенно неприятными и унизительными или едва не приводили к его смерти. Значит не больше пяти раз. Северус откровенно высказал Альбусу всё, что он думал о возникшей ситуации, из-за чего она возникла и кто был главным виновником оной.

— Альбус, я предупреждал вас, что идея взять оборотня в школу не обернется ничем хорошим. Причем это ваша вторая попытка. Вы предпочли проигнорировать мои возражения. Впрочем, как и всегда. Хвала Одину, в этот раз он не попытался никого сожрать, — трус и тряпка Люпин выглядел так, будто хотел забиться под кресло. — А постоянное присутствие рядом с мои сыном Блэка, вполне ожидаемо, не могло не кончиться скандалом, поскольку этот инфантильный, недоразвитый и… — Тут он был вынужден замолчать, буквально отринув с траектории прыжка разъяренного Блэка, и, слегка запыхавшись, продолжил: — Что и требовалось доказать.

Северус всё-таки был вынужден принести извинения Люпину за инфантилизм и врожденный кретинизм его неблагодарного приятеля. И вполне ожидаемым было то, что эта тряпка простил своего приятеля недоумка. А вот приносить извинения или высказывать претензии или вообще как-либо реагировать на пустобрёха Блэка Северус отказался. Сорвался он только после слов директора, что он «ведет себя как маленький, обиженный на всех ребенок». Хотя возможно фраза относилась к ним обоим…

— Что ж, Альбус, возможно вы и правы. Наверное, действительно я веду себя как «обиженный на всех ребенок». Всю жизнь. Вы, очевидно, не допускаете мысли, что меня действительно обижали… да почти все! И что этот вид — это попытка добиться, если не жалости, но ободрения и поддержки. Вы правы, в моем возрасте пора бы и повзрослеть. Пора перестать лелеять свои обиды и начать смотреть в будущее. Благодарю вас. Пожалуй, я приму одно из нескольких предложений о сотрудничестве континентальных лабораторий.

Альбус поменялся в лице. Всю доброжелательность и благодушие как ветром сдувает. Он просит гриффиндорцев оставить их наедине и делает расклад сил. Северус может попытаться покинуть Британию, но сделать это да ещё вместе с Гарри он не сможет. Dixi. Потом выходит и через 5 минут возвращается вместе с Сириусом Блэком. Тот выглядит не пристыженным, но испуганным. Запинаясь, он признает всё свои грехи и ошибки, да он имбецил и микроцефал.

— Не забудь олигофрена, — Северус смотрит с некоторым, почти научным интересом.

— Да он, олигофрен, он виноват перед Северусом…

«Кажется, я умер», — думает профессор Снейп.

С Люпином в итоге он всё-таки примирился. В смысле вернулся к отношениям, бывшим для них нормальными до пасхальных каникул. Люпин постоянно хмурился, волнуясь за Гарри, который был обижен на весь свет, и бросая обеспокоенные взгляды на Северуса, когда думает, что тот этого не видит.
~oOo~


Сейчас профессор пытался понять, что же происходит с его жизнью. Чего он хочет и чего может добиться. Чуть больше года назад он был потрясен, шокирован и возмущен, получив в воспитанники и подопечные сына Джеймса Поттера. Он бы многое дал за возможность избавиться от мальчишки и вернуть свой привычный образ жизни. Работа, исследования и покой. Он долго сопротивлялся, но как-то незаметно, исподволь назло всем: Дамблдору, Хмури, покойному Джеймсу и всем остальным он привык к мальчику и уже не мог не думать с… нежеланием о том, как пусто и тихо станет в его доме без сына Лили. Мальчик походил на мать не только цветом глаз, но и тем, что был готов бороться за него, Северуса, против всего мира. И Северус не предаст его в отличие от его матери. К тому же Альбус дал понять, что единственной альтернативой будет Блэк. А этого Северус допустить не мог. Нет, он не отдаст своего сына в руки человека, который сломал жизнь самого Северуса, да и Лили тоже. Блэк лишил его семьи, и он не получит то единственное, что осталось от его возлюбленной.

Северус едва не уронил стакан, когда дверь распахнулась, и в комнату ворвался Люпин. Очень и очень злой. Люпин в ярости… это было удивительное зрелище. Молча подлетев к столу, оборотень судорожно вцепился в бутылку и отхлебнул виски прямо из горлышка. Захлебнулся, закашлялся и, отдышавшись, посмотрел на потерявшего дар речи коллегу.

— Северус, прости!

— За что? Что ты успел… — зельевар изменившись в лице, вцепился в рукав мантии Люпина. — Гарри?!

— Нет! С Гарри всё в порядке! Я… Э-э-э…

–Люпин, ты выглядишь ещё более нелепо и по-идиотски, чем обычно. Если что-то произошло, то ты обязан сообщить мне об этом, — Северус, успокоившись, холодно посмотрел на оборотня. — Ты кого-то покусал?

— Северус до полнолуния полторы недели!

— Кто тебя знает, похоже на то, что твоя животная сущность взяла наконец-то верх! Так за что же ты так экспрессивно просил у меня прощения?

— Я… Я разговаривал с Сириусом… и… э-э-э…

— Я прощаю тебя, главное, что ты не притащил его сюда. В конце-концов, ты волен беседовать хоть с Блэком, хоть с Фаджем, хоть с самим Мерлином. Хотя разговоры с последним в общественных местах могут повлечь за собой госпитализацию в святого Мунго.

Люпин что-то сбивчиво бормочет, не он определенно не пьян, но вот что с ним, и где скажите на милость Гарри? Мальчишке давно пора лежать в постели. Да и уроки он явно забросил, а через две недели у него экзамен. Наконец из невнятного бормотания до Северуса доходит суть. Он удивлен и в глубине души даже обижен собственной реакцией. Он всегда был довольно злопамятным человеком. И вот судьба дает ему шанс поквитаться с одним из виновников его несчастий, но его больше волнует то, что Гарри нет дома. К тому же…

— Забудь. Как выяснилось, к моему удивлению, ты действительно был не в курсе. Что ж, теперь ты знаешь, что у мистера Блэка предательство в природе.

— Нет, Сириус…

— Сириус Блэк отрекся от семьи и не единожды предавал доверие друга, и ты будешь утверждать, что он преданный и честный человек?

— Он настоящий грифф…

— Гриффиндорец? О да, мозгов чуть, зато смелости и наглости через край.

— Но…

В этот момент в комнату проскользнула маленькая фигурка.

— Где ты был?! — не сговариваясь, рявкнули оба мужчины.

Гарри выглядел нерешительно и в то же время целеустремленно, но, услышав тон старших, буркнул «на озере» и ретировался в спальню. Северус со вздохом подумал, что наверное надо бы поговорить с ребенком, но разговор с Люпином откладывать было тоже нельзя. Он впервые за столько лет горел желанием поговорить с Северусом.

— Заруби себе на носу и передай Блэку и его поклонникам, что Гарри я вам не отдам. Он мой. Он всё, что осталось мне от Лили. А я своим не разбрасываюсь. Мне, нищему полукровке, не зазорно донашивать чужие вещи и растить чужих детей, а вот богатым и благородным аристократам не то что чужих вещёй, им и своей родни не нужно.

Северус надеялся, на этом поставить точку в разговоре и теперь разобраться с тем, что хотел сказать ему сын. Он мысленно посмаковал это слово. Сын. Его и Лили сын. Да эта мысль его определенно грела. И он не собирался уступать своего ребенка ни Альбусу, ни Блэку, ни кому бы то ни было. Однако Люпин, как оказалось, мог быть на редкость назойливым и занудным. Особенно когда каялся в своих грехах. Оказалось, что его желание исповедаться в них никуда не делось, а только возросло. Он тихо говорил, изредка кидая обеспокоенные взгляды на дверь в спальню Гарри, куда и сам Северус посматривал с беспокойством и нетерпением.

— Прости меня Северус, я слабый человек.

— Люпин ты, не человек.

— Да, конечно, и именно это делает меня слабым. Страх разоблачения. Он постоянно преследовал меня. Сколько себя помню, я боялся, что окружающие узнают о моей природе, и люди, которые вчера ласково мне улыбались, начнут травить меня как…

— Как оборотня?

— Как Фернира. Как травили в школе тебя. Я был так рад оказаться в Хогварсе, я ведь и не рассчитывал… И сразу же познакомился с такими замечательными ребятами. Весёлыми и отчаянными. И только одно смущало меня. Если они так относятся к бедному человеку, то что же ждет нищего оборотня? На третьем курсе… когда они поняли кто я такой… я думал, что я умру. Представляешь, они устроили мне в спальне форменный допрос. «Так-так-так! Мистер Люпин, как интересно! Вы знаете, мы замелили странную закономерность: ежемесячно вы заболеваете, да-да, и пока вы скрываетесь в больничном крыле, в округе кто-то завывает, и… И болеете вы почти как часы — по лунному календарю, вы ни в чем не хотите нам признаться?.. Например, что вы покрываетесь шерстью и воете на луну?» Ты же помнишь... хотя нет, ты, наверное, не сталкивался с этой их манерой, когда один начинал фразу, а второй подхватывал. Я стоял, окаменев, и мечтал о немедленной смерти. Пока азартный блеск в их глазах не сменил холод презрения. Я был в страхе и ужасе от разоблачения. И испытывая странное иррациональное чувство облегчения оттого, что тайнам конец. И тут они рассмеялись. Начали хохотать как припадочные, швыряться в меня подушками и вопить, как это круто и здорово, иметь приятеля оборотня. Они, не боясь и не испытывая ни капли смущения, выпытывали, что я чувствую обернувшись, что испытываю. Восторг идиотов. «Свой оборотень — это круто! Мы будем звать тебя Лунатик!» — заявил Сириус.

— Ну и… В общем, ты мне даже нравился…. И…

— Люпин, — голос Северуса звучал устало и раздраженно, — пообещай мне, что я тебе больше не буду нравиться. Твоя манера общения с симпатичными тебе людьми мне не импонирует.

Люпин закашлялся, сделал глоток виски и с отчаянием продолжил свою историю о том, как задумался о сексе, о том как Сириус натолкнул его на идею о… Поняв о чем идет речь, Северус буквально захлебнулся виски. И начал возмущаться идиотизмом гриффиндорцев, которые видят только то, что их устраивает.

— Я тогда встречался с Лили. Нам Регулус служил почтовой совой! Он, как и Лили, был в клубе Слагхорна! — постепенно повышая голос, шипел он.
~oOo~


Утро было полно незабываемых и неповторимых ощущений. В голове, тяжелой, но абсолютно пустой и оттого гулкой, вели сражение орды кентавров. Кентавры скакали по всему пространству внутри черепа, а за глазами явно вели разработку чего-то гномы, они работали кирками, гоняли свои вагонетки и, кажется, пели. Как вся эта компания проникла в его пустую голову? Ответ был очевиден, во рту было так гадко, что сомнений не оставалось: и кентавры, и гномы, и, наверное, тролли там ночевали, и там же гадили. Северус, не открывая глаз, застонал, ощущая себя жертвой пыток инквизиции. Так плохо ему не было уже… да десять лет. Свою первую и последнюю попытку найти забвение в алкоголе он помнил очень хорошо. После пятого курса. Он тогда решил, что если его папаше виски помогает забыться, то и ему это поможет. После этого он почти никогда не напивался. Выяснив, что он начал пить в отвратительном настроении, то заканчивает пьянку в настроении дерьмовом, что его желудок не воспринимает алкоголь в больших количествах, а голова становится похожей на… На вот это самое. Он снова застонал.

Он же не собирался напиваться. Вчера он был зол, расстроен и растерян и, налив себе виски, сидел, предаваясь грусти и насмехаясь над собой, уверял себя, будто напивается в одиночестве. Потом пришел Люпин… Северус застонал ещё громче, на этот раз не от боли , а вспомнив, что он нес… Нет, пить ему точно противопоказано. Под голову просунулась чья-то рука и приподняла, одновременно в губы ткнулся край стакана.

— Пей. — Приоткрыв глаза, Северус встретился взглядом с Ремусом Люпином.

Скрывая неловкость и неуверенность, взгляд черных глаз стал презрительно-холодным. Люпин поежился, опустил глаза, и отвел взгляд в сторону, ссутулив плечи. Весь его вид говорил о том, как паршиво он себя чувствует. Северус, всё ещё прожигая его презрительным взглядом, пытался судорожно вспомнить, что же он вчера наговорил. И чувствовал себя с каждой минутой всё хуже и хуже, теряясь в сильнейшем головокружении.

Все твари бездны! Нет! Пожалуйста, пусть это будет кошмарным сном.

Он так и не смог вспомнить, сколько же он вчера выпил, и какого дьявола пустился откровенничать с Люпином. Сперва он, кажется, пытался язвить, объясняя, что друзей выбирает сам. Поведал как долго отбивался от покровительства Люциуса, не желая быть забавной игрушкой старшеклассников, и принял предложенное покровительство, только не желая оставаться объектом для жестоких забав компании малолетних гриффиндорцев. А ещё… ещё он рассказывал о Лили, о той дружбе, которую им приходилось скрывать, чем дальше, тем больше. О её упреках в трусости и своих попытках объяснить, нежелание вести войну против двух факультетов в одиночку. «Это не трусость и не подлость, это разумная предосторожность», — разъяснял он. И всё равно Поттер сходил с ума от ревности, видя, как они занимаются вместе в библиотеке или сидят на зельях. О Регулусе, который приехал в Хогвартс, заранее испытывая отвращение к полукровке, враждовавшему с его обожаемым братом. О том, как на кануне Рождества они с Нарциссой нашли мальчишку на Астрономической баше, заплаканного и замерзшего. Наконец осознавшего, что для Сириуса Блэка он всегда будет стоять после друзей, но возможности воспитать из него настоящего человека тот не упустит. Оборотень бормотал о том, как Сириус выходил из себя их из-за дружбы с Регулом, переживал о любовных неудачах Поттера и злился по поводу симпатий Люпина, которого ревновал. Они, кажется, обсуждали дружбу по-гриффиндорски и по-слизерински. Люпин яростно уверял, что воспитанники львиного факультета готовы за другом в огонь и воду, что прыгнет в пропасть, если друг сорвался, а Северус объяснял, что слизеринец, узнав о походе друга в горы, постарается разведать все тропы и перевалы, и, по возможности, обеспечить надежными проводниками. Что было после этого, Северус не помнил, но вот то, что он проснулся не в своей спальне, он видел воотчую. А уж в свете вчерашних откровений Люпина… Комната закружилась сильнее, и его вывернуло наизнанку.

Когда он смог немного отдышаться, Северус оттолкнул руку Люпина со стаканом воды и постарался спросить как можно более грозно или язвительно, ну или, по крайней мере, презрительно, сильно надеясь, что голос не звучит жалко:

— А почему я спал в твоей комнате?!

— Северус, ты жуткий параноик, — Люпин постарался скрыть ухмылку, от призрака которой зельевара кинуло в дрожь. — На двери твоей спальни наложено такое количество заклинаний, что я просто не смог туда войти.— И добавил, отвечая на полный ужасных подозрений взгляд: — Ничего не было, ты отрубился, да и я был… Слишком пьян. Ты… я слишком хорошо отношусь к тебе, чтобы воспользоваться ситуацией — так.

Очень хотелось ответить какой-нибудь колкостью. Чем-то, что заткнет обороню рот и сотрет усмешку, спрятанную в глубине глаз. Правда усмешки Северус не видел — не рискнул смотреть в глаза собеседника, но в том, что она там была, он ни минуты не сомневался.

В этот момент дверь скрипнула, и в спальню вошел Гарри. Он подозрительно исподлобья осмотрел их, отчего Снейпа просто затрясло. Потом сказал:

— А, вот вы где, хорошо, что вы оба вместе. — Северус тихо радовался, что у Люпина хватило то ли мозгов, то ли брезгливости удалить следы его рвоты, и с ужасом ожидал предстоящего разговора. Он не знал, в чем на этот раз будет обвинен: в пьянстве, в омерзительном поведении, в… извращениях? Но с яростной ненавистью, направленной на себя и отчасти на оборотня, понимал, что все обвинения будут справедливыми. — Я как раз хотел с вами поговорить.

Гарри выпрямился, сложив руки на груди, надул щеки и поджал губы, скорчив потешную гримасу. Сперва опешив, Северус внезапно понял, что мальчик пытается придать себе важный вид. Покосившись на Люпина, с трудом пытающегося сохранить серьезный вид, он постарался подавить смешок. Кажется, это удалось, но ценой такой ухмылки, что Гарри запнулся и обиженно распахнул глазенки. Однако паршивец быстро собрался с духом и снова с важностью надулся.

— Я долго думал, и решил вас простить. — Мальчишка надувается от важности как жаба. — Но больше вы мне врать не будете. Вот!

— Гарри, малыш… — начинает журчать Люпин

— Вот как? Значит мы тебе врали? — ни в силах сдержать сарказма отвечает Северус, — тебе не сказали всей правды, но никто тебе не лгал!

— Северус!

— Заткнись Люпин! — Радостная ухмылка на физиономии Гарри стирает все его потуги походить на земноводное, вне всякого сомнения Северус уже скоро услышит, что его сын просит кого-нибудь заткнуться. Он, вздохнув, обращается к мальчишке: — Это очень грубое выражение, и даже взрослым не стоит его употреблять. Я прошу прощения за несдержанность. Однако я хотел напомнить, что неполная правда не есть полная ложь. Это умолчание было необходимо, чтобы никого не напугать. Ты немедленно извинишься за своё отвратительное поведение. Перед профессором Люпином и передо мною. Я жду.

Две пары глаз яростно прожинают друг друга черные и зеленые. Северусу плохо, его мутит, и голова идет кругом, а тут так некстати семейные сцены.

— Извините, — горящий негодованием взгляд, и минуту спустя зеленые глаза уже смотрят в мыски ботинок. — Прости меня папа.

— Хорошо, но если в следующий раз обидишься, испугаешься или будешь испытывать трудности, ты придешь ко мне, и мы во всём разберемся вместе. Договорились. — Не услышав ничего, кроме обиженного сопения Северус требует: — Посмотри мне в глаза, — и добавляет: — Обещаешь?

— Да!

Виноватый, взгляд, красные уши и открытые честные чистые как родниковая вода зеленые глаза.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спрашивает он строго, невольно вспоминая, как сидел в кабинете директора на третьем курсе и пытался принять невинное выражение лица на точно такой же вопрос, заданный правда участливо-ласково.

— Ну… Я… Я тут… — мямлит ребенок, покраснев как гриффиндорский флаг, и выпаливает: — Я вчера проклял второкурсника из Хаффплафа! Он первый начал! Правда!

«Спраут скормит меня плотоядным растениям».

— Хорошо, что не врешь, сейчас мы позавтракаем, и ты всё нам расскажешь.

Одеваясь в своей спальне, Северус вспомнил, что вчера рассказал Люпину о последствиях происшествия в Визжащей хижине. Он замер. В голове звучало признание Люпина: «Я не мог поверить, хотя все факты говорили, нет, просто кричали, о том, что… Долг жизни…». И его собственный рассказ о глупом юношеском максимализме, о вере во всепобеждающую силу любви. Он выполнил требование Поттера, сумев лишь выторговать срок до окончания школы. До конца школы избегать Лили. Он верил, что Лили всё поймет. И даже если она обидится, то после получения диплома он сможет всё ей объяснить. Что все остальные так же преданы тому узкому кругу людей, которым верят и любят. Своим ведь всегда прощают то, что не простят чужаку. Она поймет, поверит, простит. Но… Он опоздал.

Днем он выслушивал претензии Помоны Спраут и упреки Альбуса, что ребенок слишком агрессивен и озлоблен, и гордился, черт побери, тем как Гарри игрушечной палочкой сумел наложить ступефай! Путь знают наших! И даже визит министерских чинов из департамента по делам несовершеннолетних в сопровождении Авроров не смогли испортить хорошего настроения.

~oOo~


Слово оборотень громовым раскатом прозвучало в ушах мальчика. Оборотень! Теперь становились понятными все недомолвки и отговорки. Ха! Полная луна неинтересная! Ха-ха! Отец знал! Они все знали! Обманщики! Вруны!!! Ремус Люпин такой же зверь как и тот, что загрыз семью во Франции!

Драко расстроился не меньше, чем Гарри. Во-первых, он хорошо относился к Люпину, потому что тот нравился его другу. Во-вторых, его покоробил поступок дяди, который так легко выдал тайну своего друга, а в-третьих, он не хуже Гарри помнил историю, случившуюся во Франции. Мальчики были расстроены, растеряны и очень-очень злы. Гарри, придя к выводу, что быть обманутым — плохо, а честность — лучшая политика, выдал Драко страшную тайну Сириуса Блэка: у того уже был один мальчик, доверие и привязанность которого он завоевал, а потом он ему надоел и его бросили. Потом дядя Драко пытался приставать к Гарри, а потом уже к Драко! Он, наверное, извращенец, которому нравится любовь маленьких мальчиков. Нужно узнать побольше о том первом — о Рэге! Они напишут ему письмо и всё-всё узнают.

На отца Гарри был зол, с мистером Малфоем он говорить не стал, просто отключившись и пропустив все нотации мимо ушей, но вот миссис Малфой сумела заставить его задуматься. Возможно оттого, что говорила с ним поздно вечером, укладывая спать. Она напомнила Гарри, что отец очень-очень его любит и старается уберечь от неприятностей. Мальчику стало немного стыдно, но только чуть-чуть. Он всё равно не мог забыть, что его обманули и выставили дураком!

Весь последний день в поместье стал настоящим кошмаром. Отец ходил с таким неподвижным и спокойным лицом, что Гарри понимал, стоит им оказаться наедине, как состоится весьма неприятный для них обоих разговор. Отец был зол и расстроен. Гарри тоже. Сириус Блэк ходил с видом несчастного мокрого котенка, заглядывая в глаза с мольбой. Мучился. Ну и пусть. Гарри тоже было плохо. И Люпину. И отцу! И… После обеда они с Драко и Панси, которая присоединилась к их затее со всем восторгом и энтузиазмом свойственным настоявшей подруге, разработали план по выяснению загадочной личности Рэга — сова с письмом отказалась лететь.

Как Гарри и ожидал, дома состоялся неприятный разговор. И не один. Сперва Северус умчался к директору, а после попытался поговорить с Гарри. Кончилось всё тем, что они наорали друг на друга. Особенно когда выяснилось, что Люпин теперь будет жить вместе с ними. Гарри после этого старался бывать дома как можно меньше, усердно избегая как одного, так и второго. Да ещё и Блэк регулярно наведывался, пытаясь выпросить прощенья. Гарри буквально переселился в слизеринскую гостиную и библиотеку.

К сожалению, экзамены вскоре ожидали не его одного, да и ещё многие ребята пытались узнать от него о происшедшем, всё больше свободного времени он проводил в парке или на берегу озера. Однако и там было трудно избежать нежелательного внимания. С Гарри пытались поговорить директор Дамблдор и декан гриффиндора, но Гарри не желал слушать их оправданий ни Люпину, ни отцу, ни, тем более, Блэку. Он вообще не хотел ни с кем об этом говорить. Поэтому он частенько прибегал своё тайное место. Там он читал письма от Драко и Панси, там он злился, скучал и читал книжки. Там он болтал с портретом. Только Питер был настолько деликатен или настолько не посвящен в подробности его жизни, что не приставал с расспросами. Если Гарри был расстроен, он не начинал с навязчивой заботой приставать с расспросами, а предлагал порисовать или рассказывал интересные истории о картинах, о своей жизни, о Фландрии, Италии, Испании и других странах. Смешные и грустные, страшные и веселые эти истории здорово помогали отвлечься от собственных переживаний.

Примерно через месяц после случившегося, пережив самую жуткую в жизни ночь полнолуния, когда Гарри снился Люпин, во вспышке зеленого цвета превратившийся в огромного волка и сожравший отца, мальчик не выдержал и сам рассказал всё Питеру. Тот в задумчивости отложил кисти и посмотрел поверх гарриной макушки в окно замка. Потом перевел взгляд в окно, нарисованное на его портрете, где виднелся канал забитый лодками и баржами. После некоторого раздумья он сказал:

— Знаешь, мне всегда помогало размышлять рисование. Давай попробуем нарисовать их.

Гарри идея понравилась, и он принялся рисовать портреты отца, Люпина и Блэка. Первые портреты ему совсем не удались, но через две недели старательной работы у него получились рисунки, удовлетворившие и его, и наставника. Потом они долго обсуждали получившееся. Гарри уже знал, что определенное выражение лица означает определенное чувство, что нельзя нарисовать нахмуренные брови и улыбающееся лицо, что складка между бровей — задумчивость, а опущенные уголки глаз и губ — грусть. И вот теперь они разбирали портреты на составляющие. Ни один из рисунков Люпина Питер не признал злобным. Он отмечал силу воли и усталость, спокойную стойкость характера, но вот злости и хитрости в оборотне так не признал. Но все возражения Гарри Питер отвечал только:

— Но это же ты его нарисовал, значит, видишь его именно таким!

Гарри злился, дулся, пытался возражать, но в итоге сдался. Следующими разбирали рисунки изображавшие Блэка. В итоге он сперва хотел смертельно обидеться на Питера, потом ещё сильнее обидеться на Блэка, а потом решил, что обижаться стоит на себя. Питер доказал, что Сириус Гарри нравится! Он всегда рисовал его с улыбкой.

— Ухмылкой, — поправлял Гарри, — и весьма наглой.

— Улыбкой, обаятельной и заразительной, — поправлял Питер.

— Он противный и злой!

— Нет, он равнодушен или жесток к посторонним, но добр и искренен со своими.

— Да откуда тебе это знать!

— Ну… может быть потому, что я знал его в те времена когда он учился в школе?

— Что?!

— Я не особенно интересовался именно им, но вот другой мальчик, он, кстати, чем-то походил на тебя, частенько приходил ко мне, мы с ним нередко болтали. В том числе и о Сириусе.

— Мальчик… — Гарри почувствовал себя тупоголовым гоблином, нет — гигантом, — ведь Люпин каждый рассказ о настоящих родителях Гарри начинал словами: «Когда мы учились в Хогвартсе!»

Если бы он был один, он бы постучал себя по голове. Почему он не подумал, что и крестный и родители были детьми, что мальчик мог вырасти? Сегодня же он пошлет Дарко и Панси по сове.

— А-а… этого мальчика звали не… Рэг?

Питер покосился и, приподняв брови, ответил:

— Я думал ты назовешь другое имя, но ты угадал! Это действительно был Регулус Блэк.

Гарри в очередной раз почувствовал себя идиотом. Его разрывало от противоречивых желаний выяснить всё возможное о Регулусе, немедленно написать Драко, узнать, что скажет Питер об отце по его портретам…

Последнее желание победило. Мальчик пренебрежительно фыркнув, узнал, будто главное о чем говорят его рисунки, что он любит Северуса. Это было и так очевидно. Но ещё Питер сказал, что отцу свойственны застенчивость и неуверенность, которые он старательно скрывает. Гарри даже обиделся. Папа вовсе не был трусом и слабаком! Вот ещё. Он… Он даже оборотня не боится! Вот. Питер в ответ только посмеялся и сказал, что Гарри свойственны импульсивность и опрометчивость в суждениях, а также ослиное упрямство. Они долго спорили в тот день. Говорили обо всём. Питер ни в чем не пытался убедить. Но он оказывается, не всегда оставался на своем полотне, он поддерживал дружбу и знакомства со многими другими портретами. И немало знал о школьных годах отца, мамы, Джеймса и его друзей. Он даже рассказал несколько забавных случаев о студенческих годах папы и мамы Драко.

От Питера Гарри сперва пошел в совятню, где написал письмо Драко, а потом отправился побродить на берегу озера. Письмо доставило Гарри немало мучений. Драко требовал, чтобы переписка велась «тайным языком», якобы для прикрытия их расследования, мол, если письма перехватят, они сознаются в том, что учатся писать в э-п-и-с-т-о-л-я-р-н-о-м жанре. Этот жанр давался легко только самому Драко, а Панси и Гарри к середине письма откатывались обратно к нормальному языку.

«Достапочтенный сэр, спешу сообщить, Вам, что по делу, касательно коего мы имели с вами разговор в прошлом письме, появились новые интересные данные». Гарри задумчиво поводил пером по губам, потом впился в него зубами и стал в ожесточении грызть. Ну и как прикажете писать дальше? Мальчик тяжело вздохнул. «По данным из дастоверного источника нам следует проверить детские годы интерисующей нас персоны, зия персона…» Гарри задумался как пишется это слово через «з» или «с», наверное все-таки «з»
«…зия персона имела контакты с интересующей нас особой во времена своего детства. Драко, в общем так, Рэг — это точно Регулус Блэк, помнишь ты говорил что у тебя был дядя, который погиб совсем молодым! В школе они с братом были в ссоре. Рэг сперва переживал, а потом подружился с отцом, кажется назло братцу».
С сожалением оттого, что это письмо нельзя показать ни отцу, ни Люпину, которые обычно проверяли ошибки, он подозвал одну из сов и попросил доставить лично в руки мистеру Драко Малфою.

Остаток дня он провел на берегу, наблюдая, как солнце опускается в воду. Отец его обманул! И в воду летит камешек. Гарри вспоминает, как в августе отец и Люпин учили его лепить блинчики по воде. Камешек давно пошел ко дну, оставив только круги, расходящиеся от места его падения. На глаза навернулись слёзы. Обманщики. Он наклонился и выбрал камешек, как учил его… Размахнулся. Раз! — Два — Три! — Четыре! Они его обманули! Он смахнул слезы рукавом. Совесть голосом Питера ответила: «Они о тебе заботились, они тебя любят и оберегают». Ну и что! Они же врали! А ты не врал? Гарри покраснел от злости. Это не считается! Вот получайте! А этот Блэк! «Ты нужен ему больше чем родной племянник». Очень надо! Вот Драко он нравится, пусть он ему подарки и дарит! И снова между водой и небом летит камешек, отталкиваясь… раз — два — три — четыре — пять — шесть — семь!!! «Признайся, ты же хочешь помириться с отцом?» Ну… «И ты хочешь, чтобы все было по-прежнему, до того дня, когда ты узнал о том, кто такой Люпин!» Гарри вздохнул и запустил камешек. Бульк! «Ты сердишься настолько, что и блинчика слепить не можешь, почему?» Ты им нужен всем троим и каждому по отдельности не как героический Гарри Поттер, а как Гарри сын Джеймса для Люпина и Сириуса или как сын Лили для Северуса.

Именно в этот момент одному из хаффплафских второкурсников, озлобленных на профессора зельеварения не повезло. Он попытался достать Гарри насмешками, но тот был слишком зол и сам с удовольствием кинулся в перебранку. Общение со слизеринцами отточило его язвительность и увеличило словарный запас оскорбительных фраз. Всё шло весело и сердито пока дурень не оскорбил Северуса назвав того «сальноволосым ублюдком» и «любителем мужчин». Возможно, мальчишка и сам не знал значения слова ублюдок, но Гарри, вертящийся среди студентов дома Салазара, которые придавали большое значение крови и происхождению, прекрасно его знал. И знал, почему это слово больше никто не употребляет в присутствии одного из семикурсников этого года. За семь лет тот приучил своих однокашников, что за это оскорбление следует немедленное возмездие. И не важно, кто его произнес в его адрес. Гарри так же немедленно выхватил свою палочку: «Ступефай!» Уходя, он с удовольствием пнул хама ногой.

Домой Гарри бежал — так хотелось рассказать наконец-то отцу, что он его простил, и суметь поделиться с ним всем-всем, что случилось за последнее время. И иметь возможность воспользоваться помощью профессора Люпина в подготовке к приближающимися экзаменам, в конце концов, если уж он теперь у них живет, пусть приносит пользу. Гарри радостно подпрыгнул. Однако когда он ворвался в дверь, то даже испугался. Он никогда не видел отца пьяным, да и профессора Люпина тоже. Нет, последнего он видел несколько раз подвыпившим, но вот таким… Заплаканные глаза и красное лицо Ремуса странно сочетались с черными отчаянными глазами на бледном до синевы лице отца. Гарри даже испугался. Отец вроде бы покачнулся, пытаясь встать и подойти к Гарри, но Драго тихо, но угрожающе зашипел с плеча мальчика, и Северус остался сидеть. Дракончик успокоился только после того, как за ними захлопнулась дверь, а тяжебный засов, установленный после переезда Люпина к ним, был задвинут на место.

Гарри думал, стоит ли обидеться на них снова, но пришел к выводу, что он сам виноват, доведя до отчаяния своей суровостью и непреклонностью. Засыпая, он чувствовал себя мудрым и великодушным.

Утром мальчик проснулся свежим бодрым и в приподнятом настроении. Ещё не открыв глаза, он, улыбаясь, пытался припомнить, что же вызвало эту улыбку — сон? Нет, что-то… Ах да! Он же решил простить папу и Люпина. Не умывшись, только натянув поверх ночной сорочки халат, он кинулся в спальню отца. Кровать аккуратно застелена, комната пуста. Немного расстроившись тем, что папа успел убежать по делам, он отправился в комнату Люпина. Ремуса. Почему-то отец оказался там. Гарри даже не удивился, только обрадовался, что нашел сразу обоих мужчин.

— А, вот вы где, хорошо, что вы оба вместе. — Гарри волновался. Он хотел, очень хотел рассказать им о том, что простил их, но в то же время выглядеть сдающимся слабаком… Мальчик постарался принять как можно более солидный вид и был вознагражден грустными выражениями лиц своих собеседников. — Я как раз хотел с вами поговорить. — Отец переглянулся с Ремусом и ухмыльнулся. Кажется, он понял, что сын пошел на попятную. Драго, угнездившийся на шее у Гарри, вцепился коготками в кожу, помогая собраться.

— Я долго думал и решил вас простить. — Он постарался принять важный и солидный вид. — Но больше вы мне врать не будете. Вот!

— Гарри, малыш… — растроганно и растерянно заулыбался Ремус.

— Вот как? Значит мы тебе врали? — Ну конечно, отец-то спуску не даст, его не удастся растрогать трогательно-наивными рожицами, да Гарри уже и не пытается. — Тебе не сказали всей правды, но никто тебе не лгал!

Гарри старается держаться. Он останется всё таким же взрослым, солидным колдуном. Ему скоро 7 лет! Он не боится. Отец грубо затыкает Люпина, который пытается остановить отповедь, и мальчик радостно ухмыляется, отец снова ругается на Ремуса! Всё вернулось!

Признать, что он был не прав? Да пожалуйста, только пускай все снова будет как и прежде. Пусть отец пропадает в лаборатории, и ругается на Гарри и Ремуса, которые не умеют толком ничего, только мешаться под ногами. На радостях Гарри даже рассказывает почти без утайки о том, как сумел проклясть этого глупого хаффплафца. Он не стал повторять оскорбительные слова, сказал только, что тот оскорбил их семью. Потом ему читали мораль и профессор Спраут, и директор Дамблдор, и профессор МакГонагалл, и даже папа с Ремом. У Гарри отняли до конца занятий метлу, но он не огорчился, он не огорчился даже тому, что Ремус немедленно потребовал от него проверки, как идет подготовка к экзамену.

На следующий день произошли два события: во-первых, пришло письмо от Драко, он писал, что его мама восприняла расспросы адекватно, то есть: удивилась интересу к семейной истории, поплакала и рассказала, каким замечательным ребенком был кузен Рэг. Во-вторых, из министерства прибыла следственная комиссия. Толстый колдун с усами, похожими на жуков, и маленькая худенькая ведьма в больших очках. Они проверили палочку Гарри. Он естественно устроил скандал, наотрез отказываясь «остаться безоружным» и уверяя, что не доверит свою палочку, которая «есмь воплощение души и силы колдуна»* незнакомцам. Незнакомцы же получив, наконец, не без помощи отца и Рема, его волшебную палочку были удивлены, убедившись, что это игрушка. На слово игрушка он обиделся и тут же продемонстрировал обратное, сумев поджечь ею мантию противного толстяка.

В общем и целом Гарри остался доволен устроенным им переполохом. Ровно два дня. Через два дня он навестил Питера и получил выволочку. В Хогвартсе от портретов почти нет секретов. Если он не видел сам, то ему расскажет свидетель происшествия или его друг. И Питер знал и о кутерьме устроенной вокруг гарриной палочки, и о том, чем могла эта кутерьма окончиться. И не стал скрывать этого от ребенка.

— Ты несовершеннолетний колдун, применяющий колдовство вопреки всем указам министерства. Твой официальный опекун — профессор Снейп, и если он не в силах остановить тебя, то и отвечать тоже ему, не тебе.

— Отвечать?

— Конечно, — Питер фыркнул, сердито наложив мазок на полотно стоящее на нарисованном подрамнике, — его могли оштрафовать, судить и даже отправить в тюрьму.

— В тюрьму? — Гарри испугался и возмутился, — шалил я, а в тюрьму его? И что будет со мной?

— Ну на выбор, возможен новый опекун, выбранный министерством или директором, а возможен детский приют. Ведь ни у тебя, ни у профессора нет родственников магов? Значит маггловский приют.

Гарри содрогнулся.

— Значит, если я буду плохо себя вести…

— Может пострадать твой отец.

— И что же мне делать?! — Гарри сам понимал насколько жалобно и по-детски звучит его голос, но ничего не мог с собой поделать. Ему что же теперь быть паинькой?!

— Думать. Умение думать и обдумывать не только, как что-то сделать, но и последствия своего поступка — очень полезное качество в жизни. Поверь мне. Помни, не только семья отвечает за тебя, но и ты в ответе за семью.

Этим же вечером Гарри, занимаясь с профессором Люпином, смог незаметно навести разговор на некоторые интересующие его темы. Он выяснил, что Ремус простил Сириуса Блэка, что тот в школе не дружил с братом, что отца действительно оштрафовали и сделали предупреждение, и только вмешательство директора смогло уверить всех, что Гарри просто смог воспользоваться стихийным выбросом, а ещё он выяснил, что катастрофически не готов сдать экзамены экстерном. Ну а так же передал письмо для Блэка.
~oOo~


Северус, вздохнув, отложил перо и тоскливо посмотрел на эссе «Свойства и применение зелий на основе или с применением морозника, история и современность». Нужно стараться быть спокойным и упрямым, чтобы сдерживать порывы написать всё, что он думает об авторе четвертого одинакового эссе. Они различались только количеством грамматических ошибок. Печальным фактом было то, что наиболее грамотным был не «первоисточник» списывания, а результат пользования самопишущим пером. Не менее печальным фактом было и то, что «оригинальная» работа была не менее банальной тупой компиляцией из нескольких справочников, без малейшей попытки осмысления.

Голова гудела. Для него неприятным последствием выходки Гарри стала комиссия из министерства. Мальчик устроил совершенно безобразную сцену, за которую ему потом влетело, чтобы он не позорил Северуса при посторонних, но выглядел он ничуть не раскаявшимся, а очень даже довольным. В этот момент он впервые за долгое время напомнил слизеринцу своего папеньку. Но дня через два мальчик выглядел пристыженным и расспрашивал Люпина о том, как могли наказать Северуса. Все это давало поводы к размышлениям. С Гарри кто-то явно проводил воспитательные беседы. Кто-то кому мальчик доверял. Альбус? Нет, директор так и не добился безоговорочного доверия и уважения Поттера. Минерва — ещё более нелепое предположение. Он перебрал имена всех взрослых и даже старшеклассников. Никто не подпадал под критерий «полное доверие». Северус знал, что мальчик поддерживает активную переписку с Драко, но ребенок не мог дать мудрых советов, а его родители… Письмо к Малфоям дало отрицательный результат — ни Люциус, ни Нарцисса, ничего не знали. Загадка разрешилась с помощью сжалившегося над страданиями профессора Снейпа Кровавого Барона.

— Я частенько вижу вашего мальчонку в компании Питера Брейгеля. Его портрет висит на четвертом этаже западной башенки крыла Ровенкло.

Как реагировать на вмешательство портрета он нее знал. С одной стороны Северус испытывал благодарность, Гарри стал серьезнее и вдумчивей относиться к своим порывам, но с другой… В конце концов, он не мальчишка, он профессор и педагог, и именно он отвечает за ребенка.

Визит к портрету оказался ошибкой, особенно учитывая тот факт, что днем раньше с теми же намереньями его навещал Люпин. Оборотень согласился со всеми характеристиками, данными несносному куску раскрашенной холстины, за исключением одной — «в жизни не видел». Он только буркнул: «В зеркало посмотрись». В общем, портрет отсчитал Северуса как мальчишку, заявив, что тот не умеет обращаться с детьми и что его самого следовало бы хорошенько выпороть! Язык у покойного фламандца был подвешен хорошо, запасы колючек под ним имелись необъятные. Он довел Северуса до белого каления, уверяя, что он в отличие от «профессора Снейпа воспитал нескольких детей, да ещё и несколько десятков учеников, да учитывая возраст…» Примирило Северуса с ним предложение увести мальчика подальше от Англии: «Мир посмотрите, жизни поучитесь, от интриг подальше окажитесь». В благодарность же он обещал добыть и развесить в пределах видимости современные виды Брюсселя и Антверпена.

Теперь он понимал, что неприятный разговор, вызвавший у него разлитие желчи и обострение язвы, был спровоцирован вовсе не Люпином. Несколько дней назад, вскоре после визита министерской комиссии, члены которой настойчиво добивались права осмотреть его покои на предмет утаенной нелегальной волшебной палочки мальчика, а также для возможности удостовериться в том, что мистер Люпин не представляет опасности для окружающих», Гарри завел разговор о Сириусе Блэке. Он был непривычно тих и смущен, но тверд в своем решении довести беседу до конца.

— Пап, ты понимаешь… у меня же никого кроме тебя нет. Ну, есть ещё профессор Люпин, но он же нам не родственник… Вот. А Сириус Блэк… Он… Ну…

— Будь так добр, научись наконец ясно и четко формулировать свои мысли, без всех этих «вот» и «ну»! — Разговор был Северусу неприятен, и потому он был излишне резок.

— Ну… Э-э-э — Северус поморщился, и Гарри торопливо набрав в грудь воздуха выпалил: — Он же дядя Драко и мой крестный, в общем, если он научится вести себя хорошо, то я смогу считать Драко кузеном и у меня станет большая семья! Пап! Ну пожалуйста, дай ему шанс, потерпи немного, ты только сам на него не кидайся — ладно? Ладно?

Люпин поработал в тот день почтовой совой. Блэк встретился с Гарри, и они втроем долго о чем-то разговаривали. Блэк в присутствии Северуса вел себя подчеркнуто корректно и вежливо, Северус отвечал ему тем же, от взаимных улыбок сводило лицо и желудок. Про себя профессор Снейп размышлял, настолько ли хорошо слышен его зубовный скрежет, как у Блэка, и надеялся, что нет. Кажется, единственным человеком, который радовался этому повороту событий, был Альбус. Гарри и, что удивительно, Люпин вели себя настороженно, словно ожидая каждую минуту нападения. Блэк, искренне пытаясь наладить отношения (хотя с таким выражением лица, что становилось ясным: будь его воля, он бы скорее убил, чем пожимал руку школьному недругу), даже попытался завести разговор о зельях. Это было ужасно. Он был в них полнейшим профаном, а то немногое из школьной программы, что он усвоил ради сдачи Сов и Тритонов, он давно и благополучно забыл. Однако он оказался довольно интересным собеседником в разговоре о темных искусствах, которые называл исключительно темной магией. К ней он относил всё подозрительное, презрительно относился к исследованиям природы магии и созданию новых заклинаний, но всё это искупалось тем, что он частенько приносил восхитительно редкие книги из семейной библиотеки.

Профессор Снейп при некоторой небольшой поддержке профессора Люпина с удовольствием разгромил несколько теорий мнящего себя знатоком темных искусств Блэка. Да, может быть, Люпин был прав, и не стоило упоминать в разговоре Рэга, вкупе с упоминанием о том, что он-то не преминул ознакомиться с семейной сокровищницей знаний, но посрамление Сириуса того стоило.

— Ты не думал, что все неудачи, преследующие блудного Блэка, — последствие материнского проклятья?

— Северус, неужели ты веришь в эти?..

— Я не верю, я точно знаю, как оно бывает. — Он криво усмехнулся. — Вспомни меня в школе, вечный аутсайдер и неудачник. Даже покровительство Малфоя не могло помочь. Слагхорн пригласил в свой клуб гр…магглорожденную Эванс и Сириуса Блэка. Но не меня.

— Меня он тоже не пригласил.

— Ну про твое проклятье мы говорить не будем, но ты-то о нем знаешь так же хорошо как и старина Горацио. Старшему Блэку везло дико, неимоверно, ему многое просто сходило с рук, но стоило ему сбежать из семьи, как его стали преследовать неудачи. — Северус отсалютовал бокалом оборотню. — Тебе и мне повезло, что он сбежал из дома после того случая в Хижине.

— Север…

— Знаешь, я был знаком с четырьмя членами этой семьи, и двое из них стали моими хорошими друзьями, а людей, которые могут так называться, легко посчитать на пальцах одной руки, а двое люто меня ненавидели.

— Се…

— В общем, о том, что на мне проклятье бабки, я узнал уже… Он был великим волшебником, и, как это ни странно прозвучит, он был прекрасным учителем. Снятие проклятья, возможность приобщиться к тайному знанию и хорошему обществу, возможность мести. О-о-о! Причин сказать «да» было так много…

— Почему, — голос Люпина звучал тихо и виновато, — почему ты заговорил об этом сейчас.

— Просто пришлось к слову, — пожал плечами Северус, — мне, честно говоря, хотелось бы посмотреть, насколько я достоин своего Учителя. Но предлагать ему снять проклятье я не стану.
~oOo~


Северуса искренне забавляло то, как единственный чистокровный колдун пытался просветить Гарри — жившего с магглами, а также двух магов полукровок, какие магглы хорошие. Гарри, хлопая глазами, отбивался уверениями, что и волшебники и магглы разные. Северуса не удивляло то, что для Блэка это утверждение было равнозначно сомнению в его Блэка правоте.

После долгих дебатов было решено, что Гарри будет разрешено встречаться с крестным только в присутствии Люпина. Северус объяснял, что будет слишком подозрительным, если крестного Гарри Поттера будут видеть с сыном декана Слизерина. В том, что всего не предусмотришь, он вскоре убедился лично. Первый звоночек прозвучал, когда за завтраком Минерва, неодобрительно поджимая губы, поздравила его с наладившимися отношениями с Люпином. Северус слишком задумавшийся буркнул что-то вроде: «Живой оборотень хорошим не бывает» и забыл об этом. Через день мадам Помфри высказала сожаление, что «не знала об этом до того, как пыталась познакомить его с племянницей», — и поспешно добавила, что она рада за них с Люпином. Потом он конфисковал у шестикурсников пергамент, на котором были нарисованы они с Люпином и Блэк. Северус в начале не понял, что мужик нарисованный со спины и целующий Люпина это он, но вот ревниво-злобное выражение морды Блэка было передано мастерски. По округе ползли слухи, в них упоминался скандал в доме Малфоев, о котором было известно только что он был, ссоры между ним и Блэком, а также Блэком и Люпином. И все это увязывалось воедино с тем обстоятельством, что после данного события профессор ЗОСТ переехал жить в комнаты школьного зельевара. Когда до Северуса дошло, на что намекают окружающие, он был готов убить обоих гриффиндорцев. Желательно медленно и мучительно. Единственным утешением служило то, что ни Люпину роль Елены троянской, ни Блэку роль царя Минелая не нравились столь же активно, как ему приписываемая роль Париса. Единственный, кто находил в этом что-то забавное, был директор, но, хвала громовержцу, он изводил своими шуточками не только Северуса.

Часть каникул семья Снейпов собиралась провести в Уэллсе, потом Гарри был приглашен к Драко. Блэк, конечно же, набился в гости к Нарциссе. Самым хитрым или подлым, Северус не знал, как ещё назвать этот ход, было решение продать фамильный особняк Блэков Люциусу. Причем эту идею по неосторожности подкинул чертовой псине сам Снейп. Он выказал сожаление, услышав рассуждения о намерении избавиться от опостылевшего родового гнезда и посетовав, что в роду Блэков больше не осталось мужчин, Белла не в счет, да она к тому же в Азбакане, которые бы могли удержать особняк за членами рода.

Больше всего Северус недоумевал, каким образом Блэк смог затащить в свой дом Нарциссу с Драко и Гарри. Где они и провели последние две недели каникул. Ну и естественно, туда же был отправлен Люпин с наказом придушить приятеля, чтобы не болтал слишком много и не выкинул чего-либо эдакого.

___________________________

*Гарри цитирует детскую популярную книгу «Приключения маленького Мерлина»




Глава 14. Глава четырнадцатая. Разговоры, разговоры, разговоры…

Я не знал, как реагировать на произошедшее. События неслись, разрастаясь подобно снежному кому, а я стоял на пути этой лавины. Сожалел ли я о происшедшем? Не знаю. Честно, не знаю. С одной стороны, я снова испытал боль от предательства близкого друга. И он снова оправдывался увереньем, что просто не подумал. Я в сердцах рявкнул на него, что привычка думать иногда бывает полезной. И тут он рассказал мне о том, как Рогалис использовал долг жизни с Северуса. Это было ужасно. Я помнил, как Лили с презреньем выговаривала подавленному Снейпу, что он даже не поблагодарил Джеймса за спасение, а тот в отчаянии, с ненавистью сверля меня взглядом, утверждал, что «Поттер спасал не его». Лили тогда не поверила. Заявив, что он все едино был обязан поблагодарить Джеймса за его доброту. М-да… Милая честная и беспристрастная Лили. И вот я оказался на месте Северуса. Никто ничего не знает, но все уверены, что профессор Снейп отбил меня у Сириуса Блэка. Фактов не знает никто, но судят все. Кто-то осуждает мою неверность, кто-то беспринципность Северуса, кто-то утверждает, что всему виной измены Сириуса. Снейп время от времени обращается ко мне как к «Елене Прекрасной», что доводит до бешенства и меня, и Сириуса. Так вот все это были минусы, но плюсом… плюсом стало то, что я наконец ощутил себя частью семьи. Гарри настойчиво интересовался моим отношением к папе. И, кажется, всерьез записал меня в свой список кандидаток на руку и сердце Снейпа.
Я знал, что Альбус заставил Снейпа и Мягколапа помириться и пожать руки. Однако они все равно вели себя как два кровника, кидая друг на друга взгляды полные ненависти. Но после того как Гарри попросил меня передать Сириусу письмо, а сам уговорил отца дать шанс крестному… Наверное, так выглядели встречи родственников в доме Блэков. Холодные взгляды и жгучая сдерживаемая взаимная ненависть, прикрытые вежливыми манерами и словами. Я каждый раз ожидал взрыва. Гарри тоже. Но я ничего не мог поделать. Стоило мне появиться рядом с ними, как они начинали плеваться ядом и шипеть друг на друга, будто клубок растревоженных змей. И только присутствие рядом ребенка заставляло их понижать голос. А Гарри, как чувствуя, тут же оказывался рядом. Он не упрекал, не обвинял их, просто начинал, болтать какую-то чепуху. С Сириусом обсуждал Драко и его семью, с Северусом зелья и уроки. И только оставшись с каждым наедине, шипел со злыми слезами на глазах: «Ты же обещал». Я был невольным свидетелем нескольких таких сцен, но никогда не упоминал об этом ни Сириусу, ни Северусу.
Чем больше я узнавал Северуса, тем больше начинал его уважать. И отчаянно ему завидовать. Он обладал острым пытливым умом и чувством собственного достоинства, что было мне известно еще со школы, но вдобавок к этому, он обладал способностью оставаться собой несмотря ни на что. Цельная натура, верная убежденьям, любви и ненависти. И именно последнее качество вызывало у меня тоскливую, болезненную зависть. Жизнь так долго и старательно была его, вбивая один урок — чтобы тебя приняли окружающие — изменись. Он менялся, принимая те правила, разумность которых признавал, но никогда не соглашался расплачиваться за симпатию окружающих своей душой. Я знаю, потому, что сам я, не задумываясь, отказывался от собственной личности за доброе ко мне отношение.
Помню, как на уроках тянул руку вверх и радовался, если успевал «утереть длинный сопливый нос» одного слишком заносчивого слизеринца. Не менее меня радовало и в тех нередких случаях, когда первой ввысь взметалась рука Лили Эванс. Как же, мы приносили баллы своему факультету. МакГонагалл, если дело происходило на ее уроках, с тайной гордостью смотрела на нас, и это так грело душу. И мы не замечали, что «противный слизеринец» все реже и реже тянет руку вверх. Почему? Бог знает. Возможно, он понял то, в чем недавно призналась мне Минерва, возможно, давал возможность Лили покрасоваться, а возможно, он просто стал учиться ради знаний, и не нуждался в баллах и признания окружающими его успехов.
Наш разговор с бывшем деканом состоялся, когда скандал уже вовсю разгорелся. Как выяснилось, Альбус предпочел не ставить ее в известность о том, что моя тайна стала известна Фаджу и Малфою. Поэтому, наверное, Минерва осторожно подбирая слова, словно сапёр на минном поле, пыталась выяснить природу наших отношений. Наших — это моих, Сириуса и Северуса. Сперва я пытался отшучиваться, не желая нагружать пожилую ведьму лишними переживаниями о своих проблемах. Доказывал, что узнав Северуса поближе, изменил своё к нему отношение. Профессор МакГонагалл, задумчиво разглядывая содержимое свое чашки, удивила меня своей откровенностью.
— А знаете, Ремус, я ведь его в те времена тоже недолюбливала. Знала что не права, но ничего не могла с собой поделать. Нищий полукровка-слизеринец, с гонором таким, что многие чистокровные и богатые дети просто терялись на его фоне. Страшненький, неопрятный и какой-то озлобленный на всех. Вот уж про кого можно было легко поверить, скажи мне кто, что он оборотень или вампир. Меня злило, что в те дни, когда я была вынуждена по его вине снимать баллы с собственного факультета, он тянет руку и…
— Значит, вы были злы на него почти всегда.
Она печально улыбнулась.
— Было так легко переложить вину со своих студентов на него. Моих мальчиков, красы и гордости нашего дома, настоящих гриффиндорцев... В глубине души, я винила его за то, что он будил в вас худшие черты характера. Иногда я с трудом удерживалась от какой-нибудь колкости в его же стиле: «В вашей голове такой же бардак мистер Снейп, как и на ней». Он очень закрыт, я думаю, что от природы он застенчив и робок, но… жизнь приучила его, как ёжика, прятать слабости от мира за ощетинившимися иголками сарказма и цинизма … Я горжусь тобой Ремус, ты смог понять это за какие-нибудь полгода, в то время как мне понадобилось… много лет, но… Ты уверен в своем выборе? — суховато добавила она. — Знаешь, я побаиваюсь реакции мистера Блэка. Он хороший человек, однако слишком… эмоциональный.
Этот разговор оставил после себя ощущение неловкости и душевного дискомфорта. Я ощущал, что предал доверие Северуса, Минервы, да и Сириуса тоже. А ещё, выходя из кабинета Минервы, я вспомнил подслушанный накануне Хэллоуина разговор Северуса со слизеринской первокурсницей.
— Скажите мисс Левингстон, что дает вам основания подозревать, что я страдаю глухотой или слепотой?
— …
— Вы молчите, странно, что именно сейчас, когда я вас спрашиваю, вы растеряли весь словарный запас, в то время как на уроке вы, в своём нетерпении ответить на вопрос, буквально на парту залезаете лишь бы привлечь моё внимание.
— Профессор, но я же стараюсь не для себя, я стараюсь для всего факультета!
— Послушайте меня, мисс. Я даю вам этот совет только потому, что вы студентка моего Дома. Если бы дали себе труд подумать то пришли бы к этому выводу самостоятельно, но… Если учитель не хочет видеть вашей поднятой руки, это может означать не только личную неприязнь, но и то, что он хочет заставить учиться и других студентов. Если я буду постоянно спрашивать только тех, кто точно знает ответ, то остальные будут играть в подрывного дурака или морской бой. Моя задача в том, чтобы вложить в головы ваших одноклассников необходимый минимум знаний. Ваше стремление продемонстрировать окружающим уровень своих познаний, скоро превратит вас в парию. Они воспримут это как то, что вы задавака и зубрила стремящаяся к их унижению. И еще один совет: если вам дорог мистер Лерой…
— Он мой кузен, сэр!
— Если вам дорог ваш кузен, не позволяйте ему списывать. Будет угрожать, жалуйтесь мне или родителям, но не позволяйте ему бездельничать. Гоните в библиотеку, подберите список книг, необходимых для конспектирования, но пусть он сделает это сам. Иначе однажды он обвинит вас в своих бедах, оказавшись перед необходимостью приготовить зелье и с пустым котлом на плечах. Идите.

~oOo~


Забавно, но теперь, когда я смог увидеть Северуса поближе, я стал немного иначе смотреть на прошлое. Нет, я и тогда стыдился проделок друзей, но вот теперь сам, побывав в шкуре преподавателя, я смог немного иначе оценить своих учителей. Этому немало способствовал и разговор с Минервой. Мое отношение к Слагхорну не изменилось. Он так и остался для меня отвратительным сластолюбцем и приспособленцем, довольно откровенно заводящего связи с перспективными студентами. Профессор МакГонагалл, как мне теперь стало ясно, слишком пыталась совместить две несовместимые вещи — безоговорочную поддержку своих воспитанников и стремление казаться беспристрастной. И в 26 лет можно было с уверенностью утверждать, что она старалась именно казаться беспристрастной. От этого и ее подчеркнутая дистанция от факультета, и суховатая манера общения. А может быть, она старалась не слишком привязываться к нам, потому, что иначе мы, уходя из школы, забирали бы с собой частицу ее сердца? Или все что могла она отдала тем, кто учился раньше? И все равно я любил эту женщину, почти как мать. А вот фигура директора перестала быть для меня олицетворением доброго дедушки. Когда-то именно он принес мне надежду и ощущение полноценности вместе с приглашением в Хогвартс.
Помню времена, когда он казался незыблемо-непогрешимым. Помню, как директор рассказывал о важности выбора, как он вздыхая журил нас с друзьями за шалости. Однако… Что-то ушло… Наверное, то детское безоговорочное доверие. Теперь я прекрасно понимал, что остановить травлю Северуса можно было с самого начала. Что… что директор и деканы следовали старой английской политической традиции «разделяй и властвуй», и все разговоры о межфакультетской дружбе так и оставались разговорами в пользу бедных. Поговорили, и разошлись, забыв о бедных до следующего повода. Все разговоры о том, что нас делает наш выбор… Я так отчаянно хотел верить в это. В то, что я не виноват в той или иной проделке Джеймса или Сириуса, в происшествии в Визжащей хижине, в том, что Джеймс и Лили погибли, а Гарри отдали на воспитание родне Лили. Но… Но не смотря на это, я не верил в свою невиновность, со стыдом вспоминая пословицу «скажи мне кто твой друг и я скажу кто ты». Я — мародер. Человек, грабящий убитых и раненых на поле сражения или солдат, занимающийся грабежом населения во время войны. Название придумал не я, но я с ним согласился. Мой выбор. Я вообще легко и много соглашался. Ради дружбы, ради мира в нашей компании, ради уважения друзей. Нас определяет наш выбор, но… но когда возник вопрос о хранителе тайны мое имя даже не упоминалось, равно как и в момент обсуждения опекуна для Гарри. Значит, мой выбор не делал меня надежным даже для друзей? Альбус, а вы сами-то верите в свои слова? Или хорошим оборотень может быть только на поводке? А слизеринцы все темные? Но в одном я согласен: выбрав название «мародер», я им стал. Теперь вот глядя на Гарри, думаю, что обкрадываю мертвых.

~oOo~


Разговоры с Сириусом проходили по одной схеме. Он изливал все накипевшее негодование на подлеца Снейпа, на дуру Нарциссу и её подлеца мужа, а также их придурковатого сына. И если раздражение на взрослых я еще мог понять, то чем вызвал такое неприятие Драко, я не понимал. А Драко Сириуса раздражал всем. Капризностью, самоуверенностью, избалованностью и бесшабашными выходками. Мои робкие попытки указать приятелю, что мальчик очень напоминает мне его самого, вызывали один ответ: «Да он же вылитый папаша!». Да, Драко Малфой очень походил на Люциуса внешне, но у него не было спокойной рассудительности родителя. Он был крайне эмоциональным и впечатлительным ребенком, увлекающимся и склонным к эскападам. Одним словом, настоящий Блэк.

Когда в конце учебного года Северус подал заявление на вакантную должность профессора защиты, Альбус ему отказал. Северусу он заявил, что не может лишиться такого прекрасного специалиста по зельям, который к тому же варит для школы все лечебные составы, да так, что к мадам Помфри не редко обращаются за помощью из Св. Мунго. Плюс к этому он напомнил, о возможном недовольстве в министерстве от того, что такой предмет будет вести человек с таким прошлым. Когда я в приватном разговоре спросил почему все-таки не дать шанс Северусу, все равно все преподаватели будут хуже его, Альбус, вздохнув и улыбнувшись, своей мягкой доброй улыбкой, при виде которой я снова ощущал себя одиннадцатилетним волчонком, получившим пропуск в сказку, грустно сказал:
— Ремус, ты же понимаешь, что доверить такой предмет человеку, который не только хорошо разбирается в Темных искусствах, но и искренне ими увлечен, было бы огромной ошибкой. Я не сомневаюсь, что вскоре половина детей начнет бредить не возможностью «сварить славу» или «закупорить смерть», а «таинственными, изменчивыми и вечно живыми» темными искусствами.
На мой недоуменный взгляд директор, еще раз вздохнув, пояснил:
— Ты просто не представляешь, какое неизгладимое впечатление производит на первоклассников речь Северуса на первом занятии. Каждый раз она немного иная, но то, как он расписывает перспективы для овладевших его предметом… Он несколько лет бился со мной и департаментом образования с предложениями внести изменения в программу курса Зельеварения. Только в последний год он немного остыл, и то я думаю, что просто с появлением в его жизни Гарри у него не осталось времени на эти монументальные баталии. А уж если ему доверить Защиту… Тут его ничто не удержит и он весь год будет читать лекции по собственным наработкам после чего не только вылетит из Хогвартса, но и вполне может влететь в Азкабан. — Альбус успокаивающе взял меня за локоть, и поспешил успокоить мое беспокойство: — Поверь, мой мальчик, у меня уже есть прекрасный кандидат на эту должность. Думаю, ты будешь рад за друга?
Он пытливо рассматривал меня. Я ощущал на себе внимательный испытующий взгляд и понимал, что от моего ответа зависит что-то очень важное, по меньшей мере, уважение Альбуса — точно. Но… Что я должен бы ответить? Я не знал. Что рад за друга, что он сможет оставаться рядом с Гарри и действовать на нервы Северусу, что его поспешное согласие на мою работу, после того как я потерял ее по его вине и после того как Северусу отказали от этой должности намекнув на заключение в Азкабане… В голове звучал голос Дамблдора: «Мы — это наш выбор», «иногда нужно выбирать между тем, что легко тем, что правильно». Этот разговор оставил меня растерянным, расстроенным и опустошенным.

~oOo~


Я так и не смог понять, что же привело к увольнению Северуса из Хогвартса. То ли это была тонкая слизеринская интрига, то ли его терпение лопнуло при очередной попытке Альбуса «выставить его на всеобщее посмешище». Обычно я садился рядом с Минервой, однако в то утро мое место занял представитель министерства приехавший разбирать инцидент с Гарри. Альбус пребывая в необычайно благодушном настроении. Добродушно посмеиваясь, он с лукавой улыбкой поинтересовался у Северуса, отчего тот выглядит таким невыспавшимся, а потом прошелся по поводу моего усталого, после полнолуния вида, и все это время с добродушной улыбкой переводил взгляд с него на меня. Я, вспыхнув, засмеялся как и окружающие, а Северус с кислым видом скривил губы в улыбке. Потом Альбус с искренней заботой заговорил с Минервой о Гарри и методах воспитания Северуса, о том, как неблагоприятно влияет на мальчика нахождение в школе. Северус к моему огромному изумлению согласился. Он с покаянным видом подтвердил, что и сам с тревогой отмечает повышенную возбудимость и агрессивность ребенка в последнее время и пришел к твердому решению — уволиться из школы и заняться воспитанием сына. Альбус казалось, потерял дар речи. Он выглядел удивленным и растерянным. Минерва расстроено смотрела на Снейпа, а Флитвик одобрил решение своего молодого коллеги, отмечая, что маленьким детям в Хогвартсе делать нечего. На все возражения директора, что школе не обойтись без преподавателя зелий, а факультету Слизерин без своего декана, Северус спокойно отвечал, что на обоих постах его может заменить профессор Слагхорн. До него мол, доходили слухи, что старик скучает, по старым временам и с радостью согласится вернуться в школу. Министерский деятель радостно поддержал тему о том, каким замечательным преподавателем был старик Горацио. Уже на следующий день Люциус Малфой как представитель совета попечителей школы прибыл в Хогвартс с письмом от профессора Слагхорна. После продолжительного разговора в кабинете директора Северус сообщил, что согласился в будущем учебном году вести высшие зелья у выпускников. И Северус, и Альбус объясняли это весьма туманно: «Дать возможность Гарацию Слагхорну познакомиться с факультетом, а факультету с новым деканом».
Поппи, услышав новости, взяла Северуса в оборот и, причитая, что от Горация не дождаться приготовления зелий для школьного лазарета, заставила его буквально сутки напролет пополнять лечебные запасы. Если учесть, что это была пора экзаменов… Можно сказать, что мы с Гарри Северуса почти не видели, зачастую я слышал, как он приходит спать уже глубокой ночью. После еще одного разговора с директором Снейп разрешил Гарри провести две недели в доме Сириуса, предварительно убедившись, что там же буду я, а также Нарцисса Малфой с сыном.

~oOo~


В дом на площади Гриммо мы прибыли через каминную сеть. Мальчишки, поздоровавшись, тут же умчались в глубину дома. За день они облазали его от подвала до чердака. То и дело с разных сторон слышались возбужденные голоса:
— Гарри, ты еще не видел…
— Драко, смотри, что здесь!..
Казалось, что они освоили аппарацию, ну не могут маленькие дети передвигаться с такой скоростью. Радостно-возбужденные голоса звенели, казалось отовсюду. А ведь я, после года преподавания в Хогвартсе и общения с Гарри, считал себя готовым ко всему. Нарцисса приветствовала меня несколько скованно, ну да это было и понятно, муж явно проинформировал ее о природе моего заболевания. И тем не менее, она вела себя с безукоризненной вежливостью. Однако не все ее пытливо-оценивающие можно было отнести к попыткам понять как вести себя с оборотнем. Когда я сообразил, что до нее вполне могли дойти слухи о… странных отношениях связывающих меня с Сириусом и Северусом, я был смущен и унижен. Нарцисса Малфой как хорошая хозяйка, почувствовав мое смущение, повела меня знакомиться с домом. Она показала мне наши с Гарри спальни, пожаловалась на то, что дом пришел с крайне запущенное состояние, что кузен совершенно не уделял внимания дому за прошедшие полгода. Возле двери одной из спален она, замолчав, остановилась и именно в этот момент из нее выглянула сияющая мордашка Драко.
— Мам, можно, я буду жить здесь! Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Здесь так здорово.
Миссис Малфой заметно побледнела, и попыталась отговорить сына тем, что в комнате не прибрано. Там и в самом деле царило запустение. Все было покрыто толстым слоем пыли, но в остальном в комнате царил идеальный порядок, казалось, что ее хозяин вышел на минутку: на кровати в его ожидании лежал приготовленный халат, и раскрытая книга, кинутая к верху обложкой на подушке. Комната явно принадлежала одному из сыновей Блэков, и, насколько я знал привычки своего приятеля, здесь жил не он. Я взмахом палочки удалил пыль, пока мальчики не перепачкались окончательно, и, обернувшись к госпоже Малфой, предложил свою помощь. Ей явно требовалось прийти в себя. Со слабой улыбкой женщина произнесла:
— Спасибо, мистер Люпин, этот дом навевает столько воспоминаний…
Драко, тем временем запрыгнув на кровать, подпрыгивал на ней как на батуте, а Гарри засунул любопытный нос в прикроватную тумбочку.
В следующий момент из тумбочки вывалился полный мужик со светлыми «моржовыми» усами. Он с мгновенно налившимся кровью лицом принялся орать на Гарри, замершего от ужаса. Нарцисса кинулась к детям, а я, наведя палочку на незнакомца, выкрикнул «Riddikulus». Тот надулся еще больше, открыл рот и… пукнул. Поймав и уничтожив боггарта, и успокоив детей, мы с кузиной Сириуса, дружно костеря его беспечность, пошли обследовать дом на предмет оставшихся неприятных сюрпризов. Я злился, сжимая кулаки, из несвязного лепета Гарри «я… он… я жил у них… у этих маглов в семье…» стало понятно, что это был муж его тетки. Дети, успокоившись, что-то обсуждали сидя в комнате покойного Регулуса Блэка.
За этот день мы успели переделать гору дел. Нарцисса Малфой собирала и упаковывала одежду покойных родственников, наводила порядок и убирала особо опасные фамильные защитные чары, эльфы, сбились с ног пытаясь успеть выполнить ее распоряжения: постирать, погладить, отполировать начистить, убрать, выбить, выбросить, отложить для продажи. В комнате тетки она собрала разбросанные драгоценности в шкатулку, иногда оглядывая какое-нибудь украшение и слабо улыбаясь воспоминаниям.
Я узнал, что в детстве ей всегда нравились куклы, которые мы нашли на чердаке, что когда она была девочкой тетка давала ей поносить свои драгоценности, что Регулус был серьезным и обожал разгадывать ребусы, а Сириус был неугомонным и нахальным, весь в мать. Что вся семья собиралась на рождество в гостиной и кто-нибудь из дядюшек изображал для них Санта Клауса, причем подарки можно было найти в самых неожиданных местах, что это была парадная мантия отца Рэга, и в ней он казался ей воплощением благородства, что… Что она скучает по детству.

Мы вымотанные за день пили чай в гостиной. В какой-то момент миссис Малфой встревожено посмотрела на потолок.
— Вам не кажется, что стало подозрительно тихо?
Я пожал плечами.
— Детишки утомились. Они наверное пробежались по всему дому раз десять. Да и встреча с боггартом была для них потрясением.
— Нет, вы… возможно это инстинкт, возможно опыт, но когда дети затихают надо ждать неприятностей. Обычно же они вопят не хуже баньши.
Вспоминая собственное детство… отрицать очевидное было глупым. Комната Регулуса, облюбованная Драко была пуста, равно как и комната Гарри. Эльфы посланные на поиски вернулись ни с чем. Мальчишек просто не было в доме.

~oOo~


Нарцисса была в панике. С ее лица слетело холодно-вежливое выражение, казалось прикипевшее туда намертво. Она, сжимая пальцы и закусив губы металась по дому. Связаться с авроратом, с Люциусом, с Северусам! Нет! Муж и Северус сойдут с ума от беспокойства! Что делать? Куда обращаться? Где искать детей? В городе, где полно авто, маньяков, маглов и диких животных! Бедная женщина лепетала, что, наверное, этот дом всё-таки проклят, что недаром в нем случилось так много страшного, что Рег… Рег тоже однажды просто вышел из дома, и с тех пор никто его не видел! Её буквально колотило. Я не знал, как бороться с истерикой испуганной женщины.
Помощь пришла от портрета в холле. Мальчишки выскользнули за дверь не позднее пятнадцати минут назад, Валпурга сквозь сон слышала щелчок двери и что-то о драконах, татуировках и Диагон-аллее.

~oOo~

С трудом напоив бедную женщину успокоительным (и мысленно поблагодарив Северуса упаковавшего для нас запас зелий годный для небольшого госпиталя), я кинулся на улицу. Обежав квартал и опросив прохожих, я убедился, что мальчиков, блондина и брюнета, действительно видели. Они, смеясь, направлялись к автобусной остановке. Потом их видели вприпрыжку направляющимися к ближайшей станции подземки, через два квартала и три надземных перехода. Я бежал к станции, кидая по сторонам нервные взгляды и с замиранием сердца вслушиваясь в городской шум. Вот сейчас я услышу визг тормозов и крик, далекий отзвук сирены скорой или полицейской машины доводил до сердечного приступа, гомон толпы – заставлял сбиться с шага и тянуть шею, а звук детского плача до головокружения. Где они?! И зрелище двух смеющихся… маленьких спиногрызов, уплетающих мороженное и шутящих с полисменом… Первым желанием было схватить их в охапку и тискать, не отпуская, вторым – наорать на негодяев и выпороть. От мгновенного облегчения у меня подкосились ноги, глаза застило туманом, и сердце, остановившись на мгновение, забилось с бешеной скоростью. Я растерянно вспоминал, случались ли инфаркты у 28-летних колдунов-оборотней.
Пока я, схватившись за сердце, стоял истуканом, к постовому подъехала патрульная машина, и мальчишки, подталкивая друг друга, полезли в салон.
Я окликнул их, и не столько мои уверенья, сколько радостно-испуганное приветствие детей убедило полисменов, что я действительно имею к ним отношение, и все-таки они с некоторой настороженностью предложили мне доехать до дома на патрульной машине, мотивировав это моим не самым лучшим внешним видом. Услышав адрес «площадь Гриммо 13», они расслабились и начали легкую болтовню в попытках успокоить меня.
– Сэр, может вам к врачу заехать? На вас лица нет. Поди жутко переволновались. Ну да оно и понятно, ребятишки иногда такое отчебучат, что ты почти помер от испуга, а им хоть бы хны.
Я вежливо отказался, положив ладонь на макушку Драко и объясняя, что сейчас дома мать вот этого молодого человека сходит с ума от беспокойства.
Драко шмыгнул носом и замер, а бобби, строго посмотрев на него и на Гарри, серьезным и возмущенным голосом сказал, что все беды от дурацких детских книжек. Придумают всякую чепуху, а дети, начитавшись, то в Ливерпуль убегают, чтобы в пираты податься, то в Тауэре пытаются отрыть сокровища, то по всему Лондону ловят пришельцев или бессмертных выслеживают. Эти вот кривой переулок искали, где маги живут…
Я, сокрушенно вздохнув, спросил, зачем им понадобились маги. Гарри молча сопел, прижимаясь ко мне с одного бока, а Драко дрожащими губами прошептал, что хотел татуировку – дракона. И не выдержав, заплакал, уткнувшись в меня носом.

~oOo~

Драко Малфой загорелся идеей сделать себе магическую татуировку. Дракона. Какого именно дракона он не мог определиться, меняя окончательное решение по три раза на дню, но решение сделать татуировку было твердым. Когда он заикнулся об этой замечательной идее дома, то получил твердый отказ и запрет. Однако идея от этого не перестала быть менее заманчивой, и Драко решил, что осуществит ее сам. Для этих целей он копил карманные деньги, но за два посещения Диагон-аллеи он так и не смог улизнуть от бдительных родителей. В тот день, когда Гарри объяснял, что боггарт, выпрыгнувший из тумбочки, был маглом в семье которого он жил, Драко, чтобы отвлечь приятеля, поделился с ним свой мечтой. Гарри мысль сделать татуировку воодушевила не меньше, только он никак не мог решить, какой рисунок выбрать. Он хотел ворона или змею – как символы мудрости, но потом вспомнил, что они же являются еще и символами факультетов. Сову? Но… вспомнились неодобрительно поджатые губы МакГонагалл. Нет уж. С тем же успехом можно сразу льва выбрать. Пегас? Слишком глупо. Цветок? Слишком по-девчоночьи. Гарри совсем было решил остановиться на том, чтобы вытатуировать свое имя, но тогда какой смысл делать магическую татуировку, ведь имя не будет двигаться.
Но самое главное, Гарри сумел убедить Драко, которому очень-очень хотелось быть в этом убежденным, что он, проживший столько времени с маглами, сможет найти дорогу к заветной Диагон-аллее. Тихонько выскользнув из дома и поняв, что совершенно не знают, где они находятся мальчики пошли на автобусную остановку. И выяснили что «Ночной рыцарь» здесь не останавливается. Гарри был немного смущен тем, что именно он должен найти дорогу, но в своих силах он ни капли не сомневался. На остановке он понял, что Драко порядком испуган, оказавшись в большом и шумном городе, полном машин и людей. Мальчик старался рассмешить приятеля, рассказывая смешные истории и вышучивая прохожих, и уверенно направился к станции подземки. Гарри с детства знал, тетя Петунья не раз и не два повторяла это Дадли, что если ты потерялся, заблудился или испугался в городе, то надо подойти к ближайшему полисмену, и он тебе поможет. Поэтому, увидев постового, он подошел к нему с вопросом о том, как доехать до Диагон-аллеи.
Всё это я узнал вечером из разговора с Гарри. По настоянию миссис Малфой мальчики были наказаны одинаково: заперты в пустых комнатах, где не было ничего кроме диванчиков, при виде которых вспоминалось мало понятное слово «козетка». Очевидно, это был такой аристократический способ поставить в угол. Я невольно посочувствовал Сириусу. Для моего неугомонного друга подобное наказание в детстве было настоящей пыткой.

~oOo~

Вечером того же дня в дом прибыл уставший и злой Люциус Малфой и продолжил воспитательные мероприятия. По тому явному страху Драко, что отец все узнает о происшедшем, я ожидал для него хорошей порки, однако мистер Малфой удивил меня. Чего я никак не мог ожидать, так это воспитательной беседы с подробным разбором достоинств и недостатков плана мальчишек. Люциус похвалил предусмотрительность сына запасшегося денежными средствами для осуществления своего плана, но отметил, что возможно тех трех галеонов, двух сиклей и шести кнатов могло быть и недостаточно. Он похвалил решение обратиться за помощью к другу ориентирующемуся в магловском мире, но отметил, что Гарри не знает Лондона, и что если бы они воспользовались картой, то смогли составить план точнее и не спрашивать стражей порядка. И под конец разрешил сыну сделать татуировку. Но только после окончания школы.
Когда мы остались одни, я раздраженно поинтересовался, понимает ли Малфой, что в следующий раз его сын разведает дорогу по карте, узнает точную стоимость татуировки и проезда и доведет план до конца. Тот, холодно пожав плечами, ответил, что именно этого и добивается: умения продумывать и осуществлять свои планы. Дети есть дети, и главное, чтобы они умели предусматривать последствия своих поступков и чтобы глупости в их глупых планах было как можно меньше. А он, со своей стороны, будет тщательнее следить за сыном.

~oOo~

Малфоя, не менее чем его супругу, интересуют наши отношения со Снейпом. Он явно пытается отделить факты от слухов. Ему не нравится, что имя его друга склоняют в связи со скандальной связью? Или то, что Гарри прибыл в дом вместе со мной? Понять сложно, но он действительно выглядит обеспокоенным. В общем, наверное, со стороны мы выглядим двумя идиотами, но я насторожено наблюдая за Малфоями, оберегая Гарри, а он с не меньшей настороженностью наблюдает за мной и, кажется, с той же целью. Вечером я испытал настоящий шок: после ужина, дети, выходя из столовой, прощаются с нами. Драко вежливо и благочинно желает всем доброй ночи, Гарри, по его примеру, уже протягивая руку к дверной ручке в форме змеи, оборачивается и… шипит. Нарцисса бледнеет, Люциус спокоен как удав, а у Драко блестят глаза.
– Спокойной ночи, мальчики, – произносит Малфой, а его супруга отводит детей в спальню.
Стоило двери закрыться, как спокойствие с Малфоя будто ветром сдуло. Мне в лоб смотрит его палочка, моя, правда, тоже нацелена между его глаз. Рефлексы.
– Люпин, – цедит белобрысый гад, – я бы предпочел, чтобы вы не вспоминали этого эпизода.
– Малфой, – цежу сквозь зубы, – я бы предпочел понимать, чему стал свидетелем.
– Север не счел необходимым поставить в известность о том, что его Гарри змееуст? – ухмылка. Мерзкая, холодная и… кажется полная облегчения.
– Но… Это же темная магия! – слова вырываются непроизвольно.
– Вам ли… – пауза затягивается, пока серые глаза ощупывают меня оценивающим взглядом, – возмущаться темными дарованиями других... мистер Люпин. Присядем? – он делает плавный жест, приглашая к столику с напитками.
Палочки убраны, но мы все еще насторожены и готовы атаковать друг друга. Малфой предлагает выпить. Я с опасением смотрю, как он наливает виски в бокалы. Нет, вроде бы в виски ничего не добавлено, да и из этой бутылки мы только что пили.
И что мне отвечать на такое… «Что вы имеете в виду?» Так он открытым текстом ответит, что не темному существу возмущаться темной магией.
– Вы считаете, что темная магия достойна восхищенья? – вопрос звучит слишком резко и осуждающе, но я нечего не могу с собой сделать. Тема слишком болезненная, человек слишком неподходящий, да и раздражение оттого, что Малфой оказался посвященным в тайну Гарри…
– А вы находите ее достойной безоговорочного осуждения, – Малфой издает пренебрежительный смешок.
– Да! Именно так.
– И вы, конечно, просветите меня, в чем… порочность темных искусств?
– Они губят душу мага! – Ну вот подставился. Как глупо.
– Ду-у-ушу… – Малфой тянет гласные, с насмешкой поглядывая на меня поверх бокала. – Расскажите подробнее, о какой душе вы говорите? У разных народов разные взгляды на этот предмет. Вы можете привести научно обоснованное определение данного термина? Душа по Платону? Взгляды на душу у Аристотеля? Гермеса Трисмегиста? Индуистские теории или верования египтян? Христианские догмы? Что именно вы называете душой? И кстати… с точки зрения нашего министерства вы же оной не имеете? Расскажите мне, что вы ощутили, когда потеряли ее? Вы стали темнее, злобнее?
– Я стал покрываться шерстью и гореть желанием загрызть каждого встречного человека. Включая самых близких!
– Это не признак отсутствия души, – холодно замечает Малфой. – Это признак оборотня. Вы чувствовали, как ваша душа умирает? Отлетает?
Я молчу, стиснув зубы. Что он хочет услышать, как меня ломало и корёжило в первое полнолунье? Что я ощущал, когда кости начинают двигаться в суставах, а сквозь кожу пробивается шерсть? Что испытывает сердце, когда меняется форма черепа?
Малфой после долгого молчания внезапно произносит:
– То, что вы вспоминаете, боль физическая. Душевную муку вы испытали, узнав о своей болезни и о том, как она повлияет на вашу жизнь. Или вы скажете, что с того момента душевных мук не испытывали? Я достаточно много знаю об оборотнях, чтобы не поверить. Душевные муки им ведомы. Не даром такое большое количество самоубийств среди инфицированных. А вот вам известно, что в дохристианские времена, когда понятие души и греха имело другой смысл, оборотни и вампиры были уважаемыми членами общества? Равно как и кентавры и высшие эльфы.
Против воли я не могу не соглашаться хотя бы с частью его доводов. Мы проговорили в тот день допоздна. Постепенно Луциус Мафвой доказывает, что политика министерства ведет наше общество к стагнации, деградации и, в конечном итоге, к полному подчинению и слиянию с магловским миром.
– Поймите, исследования природы магии фактически под негласным запретом. Новых артефактов почти не создают, новые заклинания также. Все это отдано под контроль Отдела Тайн. И исследования старых артефактов и одобрение новых открытий. Любой придурок понимает что, прославившись созданием новых заклятий или чар, он заслужит славу «темного мага». У нас не приветствуется изучение наговоров и заговоров, потому что их можно применять без палочки, а значит, делает мага неподконтрольным аврорату. Тотальный контроль над магическим обществом. При этом огромное количество сил и ресурсов уходит на сокрытие нашего мира. Если говорить точно, то треть. Под этим предлогом министерство все больше и больше расширяет свои полномочия, а нагнетание истерии по поводу темных магов и существ делает нас покорными и послушными. Нас постоянно вынуждают искать врагов внутренних, чтобы мы не обращали внимания на опасность извне.
– А что вы предлагаете? Перебить всех маглов? Это же бред!
– Бред, – спокойно подтверждает Малфой, – но мы можем или открыться перед маглами заключив соглашение, или искать тропы, по которым из нашего мира ушли высшие эльфы.
Я спорю. Привожу примеры пользы влияния магловского мира, о притоке новой крови и новых идей. Малфой азартно доказывает, что польза и вред примерно равны, но вреда больше. Он спрашивает меня, знаю ли я о судьбе маглорожденных, отказавшихся учиться в Хогвартсе и о тайных лабораториях по исследованию экстрасенсорных возможностей? Фактически он обвиняет министерство в том, что этих детей отдают спецслужбам для опытов. И спрашивает, чем это лучше инквизиции.
Кстати именно разговор о судьбе мальчика приводит к обсуждению Снейпа. Я в благородном возмущении фактически обвиняю Малфоя, что он соблазнил Северуса темной магией. Тот, фыркая, просит посмотреть в зеркало – там я найду одного из виновников такого увлечения моего однокашника. И вообще он надеется, что я не намереваюсь компрометировать профессора слухами о нашей связи. Нарцисса не оставила надежды найти ему подходящую партию. В запале полу-ссоры полу-спора я высказываюсь в том смысле, что очевидно забота о личной жизни Снейпа – попытка компенсировать то, что они ее сломали раньше. Речь заходит о Лили, о том, что она не одобряла дружбы Снейпа с темными магами.
– Лили считала, что фраза «скажи мне – кто твой друг, и я скажу – кто ты» верна.
Лицо Малфоя леденеет. Он с презрением смотрит на меня и говорит, что эта фраза тогда может относиться и к ней самой. Такие друзья как наша компания не делают ей чести.
Расходимся мы каждый при своем мнении, но убежденные в одном: судьба Гарри волнует каждого из нас.

~oOo~

Ближе к вечеру из камина как чертик из табакерки выскакивает Сириус. Веселый, шальной, слегка пьяный. Драко, увидев его, сперва радостно бросается к дяде, но потом, очевидно вспомнив о манерах, чинно подходит и, стараясь выглядеть солидно, протягивает ладошку. Сириуса подобный сценарий явно не устраивает. Он сейчас любит всех и вся. Подхватив мальчика, он подкидывает его к потолку, ловит, а потом кружит вокруг. Драко, забыв о благих намереньях, заливисто смеётся. Гарри более официален. Он обращается к крестному «мистер Блэк». И пытается избежать столь бурного приветствия, но Блэк неудержим как ураган. И вот уже Гарри отправляется в полет, а потом коварно атакован с помощью щекотки. Наконец хозяин дома обращает внимание на нас с миссис Малфой.
– Здорово дружище, – он радостно сгребает меня в дружеских объятьях, – здравствуй, кузина. Извини, что заставил ждать, но… – с озорной улыбкой оглядывает нас, – я приготовил вам сюрприз.
Мы с госпожой Малфой одновременно обеспокоено переглядываемся. Сюрпризы Сириуса… всегда заставляют насторожиться. Наши вопросы Бродяга игнорирует, предпочитая устроить веселую кутерьму с мальчиками. Гардины в гостиной сорваны, диван в библиотеке опрокинут, под столом на кухне лежит груда черепков, а из разных концов дома раздается веселый хохот и азартные выкрики. Я от участия в игре отказался, пытаясь помочь привести устроенные другом разрушения к минимуму и успокаивая Нарциссу Малфой, не позволяя довести ей себя до нервного срыва.
Весёлый кавардак, устроенный Сириусом с мальчиками, длится почти до обеда. Когда из камина появляется злой и уставший Северус и разгоняет детей по комнатам. К моему удивлению он зол и на меня тоже. Почему? Не мог же он узнать о выходке Гарри? Осторожные попытки выведать что-либо ничего не дают. Потом появляется озабоченный Малфой и запирается в своей комнате со Снейпом. Из-за двери доносятся фразы: «слишком заманчивое предложение… я прошу, чтобы ты… защищать сознание…». Даже мне понятно, что Малфой пытается уговорить Северуса на какую-то противозаконную авантюру. Потом речь заходит о какой-то аптеке, в которую отец Драко хочет вложить деньги, расхваливая это «золотое дно». Интересно, он вообще может говорить о чем-либо еще кроме денег и темной магии? Ну и еще о семье.
В этот момент из холла раздается возмущенный вопль портрета матушки Сириуса. Я в ужасе от перспективы очередного побега детей на Диагнон-аллею кидаюсь к входным дверям, надеясь перехватить Гарри раньше, чем туда подоспеет Снейп и убьет меня.
Сцена которую я застал заставляем меня онеметь, так же как и всех присутствующих. Кроме портрета. Вальбурга Блэк требует, чтобы эти люди убирались из ее дома. Посреди холла стоит с напряженной улыбкой Сириус, в дверях застыла смутно знакомая женщина с девочкой, которую я помню по Хогвартву – Тонкс! А это значит… А напротив женщины с застывшей на лице холодной улыбкой – точным отражением улыбки гостьи постарше – стоит Нарцисса Блэк.
Сириус при виде меня обрадовано провозглашает:
– Ну вот, я же обещал вам сюрприз! Рем, ты помнишь мою кузину Андромеду?
Нарцисса, Энди, разве вы не рады встрече?
– Ты бы еще Беллу притащил! – одновременно рявкнули обе сестры Блэк, и в этот момент в холл вбежали мальчики.
Обед был незабываем… От вежливого ледяного молчания казалось, что горячие блюда покрылись инеем. Снейп явно успел поругаться и с Малфоем, Нарцисса Малфой и Андромеда Тонкс (обе в девичестве Блэк) смотрели друг на друга волчицами. Гарри дулся на Сириуса за присутствие в доме Нимфадоры Тонкс, а Драко, притихнув, пытался понять, как ему относиться к существованию у него новой тети и кузины.
Снейп с Малфоем все еще переругивались относительно какой-то идеи последнего. Северус, вначале яростно возражающий, к концу обеда все более и более мрачнея, явно начинал сдавать свои позиции. Сириус на правах хозяина безрезультатно пытался поддерживать светскую беседу. Отчаявшись, он наклонился ко мне и прошептал, поглядывая на спорящих слизеринцев:
– Посмотри, как эти змеи сцеживают свой яд. Наверное, боятся им отравиться.
Выяснение отношений сестер состоялось, когда детей уложили спать. Мальчики, зевая, уверяли, что еще слишком рано ложиться. Нимфадора, которая упорно требовала называть себя по фамилии, что Нарцисса с удовольствием и делала, обращаясь к ней как к мисс Тонкс, возмущаясь тем, что ее приравнивают к малышам, вытребовала себе право посидеть с дядей Сири. Главными претензиями были… неправильные мужья и отсутствие на свадьбах, крестинах детей друг друга и… на похоронах.

~oOo~

На следующий день Снейп все так же зол и, кажется, испуган. По крайней мере, в школе он именно так реагировал на свой страх. Злым сарказмом. Мне всегда казалось, что он злится на собственный испуг и начинает провоцировать ситуацию, словно доказывая себе свое бесстрашие. За завтраком Малфой выглядит довольным как кот, обожравшийся сметаны, разве что не облизывается, глядя на Северуса, а тот вяло ковыряется в тарелке, спрятав лицо за волосами. Гарри с Драко тихонько переговариваются, кидая косые взгляды на Нимфадору. Представители семейства Блэк ведут светскую беседу: о погоде, о том, как изменился дом, о милых мелочах, связанных с детством, о планах на ближайшее будущее и о детях. Мне неспокойно. После обеда мальчики убежали раньше, чем я смог поговорить с Гарри. Малфой опять потащил Северуса к себе, Нарцисса и Сириус пошли разбираться с делами, а я остался с Андромедой. Миссис Тонкс поблагодарила меня за помощь Сириусу, и мы мило провели время за обсуждением «непоседы Сири» и школьными достижениями Нимфадоры. Наше общение было прервано криками из прихожей. Громкими криками.
К тому моменту, когда мы оказываемся в холле, там уже находятся миссис Малфой, мисс Тонкс и мальчики. Зрелище потрясающее. Я назвал бы его эпическая сага о противостоянии между Гарри и портретом миссис Блэк. Драко и его кузина забились в угол, откуда их не может увидеть портрет покойной матушки Сириуса, и в единодушном порыве давятся хохотом. А покрасневший Гарри, сжав кулаки, кричит:
– Не смейте обжать папу! Он самый лучший!
– Полукровка! – презрительно бросает портрет.
– Да хоть четвертькровка! Он лучше всех. А вы просто злая! А вашему сыну вообще плевать на это, он людей оскорбляет по простуженности!
– Он… Что? – лицо Вальбурги выражает всю степень ее недоумения, а меня начинает распирать неуместный смех. Это же надо суметь несколькими словами замолчать матушку Сириуса!
– Он простывших не любит! – непреклонно бросает Гарри и смотрит сердито.
За моей спиной раздается ленивый голос Малфоя:
– Да… У мистера Блэка весьма… странные причуды в предпочтениях и антипатиях.
– Гарри, немедленно извинись! – голос Снейпа звенит от напряжения и злости.
– Нет! Она первая начала! И она обижала тебя, папа!
– Ты считаешь, что я нуждаюсь в твоей защите? – Северус иронично поднимает брось, выражая холодное презрение к такой мысли.
– Конечно! Мы же семья!
Первой, как ни странно, пришла в себя Вальбурга. Она, посмотрев на Сириуса тяжелым взглядом, принесла весьма формальные и холодные извинения «профессору Снейпу и его сыну». Гарри, всё ещё красный от злости, пробурчал свою порцию сожалений.

~oOo~

Завтра все собираются разъезжаться. Мы с Сириусом в его домик в Хогсмите, Северус с Гарри в Галифакс, Малфои в именье, а Андромеда с дочерью к себе. Дом снова будет стоять пустым. Северус нервничает. Они с Малфоем постоянно что-то обсуждают. То и дело из-за двери доносится голос Снейпа:
– Нет, нет и еще раз нет!.. Это невозможно… я отказываюсь!
Понять, что они там обсуждают, совершенно невозможно. Но когда я осторожно попытался выяснить чего от него добивается Малфой, Снейп, ожегши меня своим бешенным взглядом, выплюнул:
– Тебя это не касается! Ты мне не мать и не жена, чтобы требовать от меня отчета о моих делах!
Я пытался доказать ему, что тревожусь за него и за Гарри – если он окажется втянутым в махинации Малфоя, то может оказаться в тюрьме. Однако Северус пошел в разнос. Он спрашивал у меня, по какому праву я считаю себя вправе вмешиваться в его жизнь. Мой ответ «по праву дружбы» заставил его просто взбелениться.
– Я тебе не друг! – и хлопнул дверью.
– Ужасный характер, не правда ли, – я обернулся к стоящему в дверях Малфою. – Однако Северус стоит того, чтобы терпеть вспышки его темперамента.
Меня бесила его улыбка и его намеки.
– Смею вас заверить, что мои аферы ничем не опасны для Северуса. Но позвольте спросить вас, мистер Люпин, о ваших планах. Вы уже нашли… работу?
– А по какой причине вам это интересно?
– Вы… друг Северуса, – маленькая, почти незаметная пауза перед словом друг, – естественно, что мы оба заботимся о нем. Я вложил деньги в аптеку в Хогсмите. Думаю, что это предприятие принесет мне немалую прибыль.
– Но… Я же почти не разбираюсь в зельях! Даже то, что знал, успел забыть.
– Нет, нет! Зельями будет заниматься Северус, но его время слишком дорого, чтобы тратить его на сбор и приготовление ингредиентов, а торговля ими приносит немалую часть прибыли. Вот если бы вы…
– Я подумаю. – Я резок и почти груб, но Малфоя это, кажется, не задевает.
– Подумайте.
И он откланивается.

~oOo~


Снейп, которому я пересказал наш разговор с Малфоем, проворчал, что тот прав – меня не страшно посылать в Запретный лес: половина его обитателей сами меня испугаются, а если вторая половина меня сожрет, то не жалко. На мой вопрос, что же случилось, он отвечать отказался, только попросил меня поискать в библиотеке Блэков что-нибудь о «хоркруксах» или о якорях души. С тем он и отбыл.




Глава 15. Глава пятнадцатая. О детях или дети это цветы жизни — их или в землю, или в воду

Северус аккуратно ссыпал нарезанный мелкой соломкой корешок в котел, помешал и убавил огонь. Ну, вот еще 15 минут, и рагу будет готово. А остатки моркови можно будет использовать в зелье от близорукости. И Северус высыпал оранжевую соломку во второй котел. Он привычно сервировал стол на двоих, снял с плиты закипевший чайник и подошел к окну, чтобы позвать Гарри обедать. Гарри сидел на качелях. Одной рукой он держался за веревку, а второй, в которой сжимал надкушенное яблоко, жестикулировал. Вокруг сидела компания ребят самого разного возраста и внимала. — Он сидел дрожа и почти не осмеливался дышать. Звук донесся снова! Потом еще раз! Теперь он не прерывался. Это был звук шагов, да, несомненно это двигалось какое-то живое существо. Но что это были за шаги! Они давали представление об огромной туше, которую несли упругие ноги. Это был мягкий, но оглушавший звук. Кругом по-прежнему была полная тьма, но топот был твердый и размеренный. Какое-то существо, несомненно, приближалось к нему. — Мальчик говорил глухим зловещим голосом, оглядывая лица слушателей. — Мороз пробежал у него по коже, и волосы встали дыбом, когда он вслушался в эту равномерную тяжелую поступь. Это было какое-то животное, и, судя по тому, как быстро оно ступало, оно отлично видело в темноте. Он съежился на скале, пытаясь слиться с ней. Шаги зазвучали совсем рядом, затем оборвались, и он услышал шумное лаканье и бульканье. Чудовище пило из ручья. Затем вновь наступила тишина, нарушаемая лишь громким сопеньем и фырканьем. Может быть, животное учуяло человека? От омерзительного зловония, исходившего от этой твари, кружилась голова. В темноте опять послышался топот. Теперь шаги раздавались уже на этой стороне ручья*.

— Гарри, обедать, — негромко произнес Северус, и Гарри нормальным голосом сказал: — Сейчас, пап. Северус постарался сочетать максимально грозный взгляд и самую зловещую усмешку из своего довольно богатого мимического арсенала. Месяц назад это «сейчас пап» продолжалось добрых два часа. «Сейчас пап, только доиграю!.. Сейчас пап, только убью злого гоблина!.. Сейчас пап, только спасу Лиззи!.. Сейчас пап, как только меня убьют!..» Выведенный непослушанием из себя Северус выскочил на улицу, разогнал всех чужих детей, а своего глупого ребенка за ухо втащил в дом. С той поры эти слова сопровождались со стороны отца грозной гримасой, а со стороны сына виноватой улыбкой. Переезд в Хогсмит снова изменил весь уклад их жизни. Северус понимал, что мальчику приходится тяжелее, но именно Гарри первым привык к переменам. В Хогсмите у них не было домовых эльфов. И Люциус, и Дамблдор предлагали своих, но, прекрасно помня, кому будет принадлежать их верность, Северус отказался. Идиотский запрет на использование магии несовершеннолетними волшебниками делал жизнь магловоспитанного Гарри особенно тяжелой. Дети в деревне постоянно пользовались открытым огнем, но ребенку, привыкшему к электрическому освещению или помощи домовиков, Северус спички не доверял. Он почти неделю накладывал на комнаты чары, позволявшие зажигать и гасить свечи от произнесенных без палочки «Нокс» и «Люмос», а также разжигать огонь «Индессио». Люпин, увидев какое количество защитных заклинаний он накладывает, обозвал его параноиком, а вот Блэк совершенно неожиданно встал на его сторону и помог с защитой. В итоге каждая комната превратилась, по словам оборотня, в «последний рубеж обороны». Они были защищены от пожара, наводнения, от вторжения и буквально нашпигованы сигнальными чарами. Блэк с удовлетворением пробормотал, что потенциальный злоумышленник может заранее зарезервировать за собой места в св.Мунго и в Азкабане. С утра до обеда Северус вел уроки в Хогвартсе, а за Гарри заходила соседка и отводила мальчика вместе со своими детьми в местную начальную школу. После обеда Северус работал в лаборатории, а Гарри занимался уроками или домашними делами. А дел было немало. На Гарри лежали уборка дома и уход за огородом, покупка продуктов и помощь в лаборатории. Последнее Гарри решил делать сам. — Пап, я же не хуже мистера Люпина разбираюсь в зельеделье. Мы же семья, и должны помогать друг другу. Однако, несмотря на уверенность мальчугана в своих талантах зельевара, он был отстранен от котла, после того как испортил три зелья и взорвал один котел. Зелья были не сложные, но Гарри умудрялся, замечтавшись, перепутать температурный режим, направление размешивания или порядок закладки компонентов. Поэтому он вместе с Люпином занимался подготовкой ингредиентов. В огороде у прежнего хозяина была небольшая тепличка, однако травы, росшие там, не отличались разнообразием и были самыми простыми в уходе, что существенно снижало ее ценность. Поэтому Северус договорился с мадам Спарут и администрацией школы, что будет получать часть урожая, он же обязывался готовить зелья для запасов Помфри и передавать школе часть выручки от продажи.

~oОo~


Покупка аптеки в Хогсмите основательно подорвала финансы профессора Снейпа. Если бы не Малфой, о такой покупке он и вовсе не смог бы мечтать, однако Люциус был крайне настойчив, предлагая не займ, а полноправное партнерство. При этом он предложил способ скостить треть долга. Еще одну треть Северус покрыл продажей дома в Галифаксе, на которую иначе так бы и не решился, и своими накоплениями. Ему предлагали свои деньги и Гарри, и Блэк, но он отказался. Если бы он знал о том, как будет выглядеть «услуга», за которую Малфой скостил ему долг, он бы отказался, не колеблясь ни секунды. Однако Люциус всегда умел уговаривать и добиваться своего. «Северус, это твой шанс, собственное дело, а с твоими талантами это просто золотое дно. Подумай о сыне». И он согласился купить аптеку. «Услуга пустячная, а с твоими талантами никто ничего не поймет и не заметит. Эта сделка настолько хороша, что невольно вызывает подозрения. Ты просто посидишь рядом и дашь мне знать, если там что-то нечисто. Мы же не будем поить его Варитасерумом, а легилименту твоего уровня понять, всё ли в порядке, — раз плюнуть. Я же не прошу вызнавать его секреты. Один вечер, одна маленькая услуга, и я спишу треть долга». Встреча была назначена в маггловском ресторане недалеко от Вестминстера. Северус прекрасно понимал, что без Малфоя его не пустили бы на порог этого явно дорогого и шикарного заведения. Всё здесь говорило о богатстве, респектабельности и солидности клиентов. А он прекрасно отдавал себе отчет, что даже в своих самых лучших вещах выглядит в лучшем случае как «благородная бедность». Хотя «благородная» это конечно он себе льстил. Малфой решил, что если все чисто, то никакого сигнала не понадобится, но если его партнер ведет грязную игру, то Северус уронит вилку. Ронять вилку не потребовалось. Авроров Северус засек, когда они садились за столик. Сперва он увидел Муди. Если бы не его известная всем паранойя, то он бы не смог догадаться, что скучный и невыразительный джентльмен сидящий в дальнем затененном углу — Шизоглаз. Только вот обычные посетители ресторанов не садятся так, чтобы их спину защищали стены, а у них оставалась возможность внимательно просматривать весь зал. Северус отметил удачную позицию этого столика, едва войдя в зал. Пока Малфой здоровался с партнером и его спутницей, пока он представлял своего друга, пока они рассаживались, до него дошло, что невзрачный человек не сделал ни одного глотка, и сидит перед нетронутой тарелкой. А потом на внимание пришли мельчайшие детали и жесты. Шизоглаз.

Оглядев обеденный зал, он заметил неуверенные движения одного из официантов и скованные у пары посетителей сидящих у выхода. От неожиданности и волнения он не нашел ничего лучшего как схватить Малфоя за руку. Очевидно, вид у него был при этом слишком взволнованный. Люциус с самым невозмутимым видом похлопал его по руке и продолжил светскую беседу. Малфой вел себя как обычно, не считая того, что время от времени его рука ныряла под стол и ловила там ладонь своего спутника. Это была старая школьная уловка студентов слизеринцев, в чем-то напоминавшая азбуку Морзе и позволявшая незаметно переговариваться. Сеанс легилименции был отменен. Северус восхищался выдержкой приятеля. Тот шутил, рассказывал забавные истории, делал комплименты спутнице своего визави. Северус же вначале был настолько оглушен свалившимся, что не сообразил, как они с Малфоем выглядят со стороны. Что Северус всегда ненавидел, так это выглядеть в чужих глазах жалко или нелепо. Хотя этого в его жизни хватало с избытком. Богатый, самоуверенный красавец Малфой или Поттер с Блэком могли позволить себе выглядеть смешными в чужих глазах, а жалкими они не выглядели никогда. Ну... Почти никогда. А Северус Снейп обещал себе, что после школы он никогда больше не станет объектом для чужих насмешек. В мгновенье, когда он понял, что эта встреча оказалась ловушкой, Северуса оглушило осознание своей глупости. Он не имел права позволить себе рисковать, ведь теперь он не один. Если его арестуют, то что случится с Гарри? Его снова отправят обратно к отвратительным родственниками Лили? Или, возможно, передадут под опеку полоумному Блэку? Или... или вообще отправят в приют? Поэтому, наверное, первые 15 минут обеда прошли для него как в тумане. Уверенное спокойствие Малфоя представлялись ему якорем, удерживающим от паники, да и, что уж скрывать от самого себя, от истерики. Наверное, именно поэтому он был последним человеком, понявшим, как он выглядит в глазах посторонних. "Друг", которому Малфой суживает деньги, берет на обеды и которому тот под столом пожимает руку. К дьяволу. Главное выбраться отсюда. Он почти не помнил, о чем шел разговор в ресторане, пришел в себя только в кабинете Малфоя. С рюмкой коньяка в руке.

Проклятый Люпин. Это всё из-за него.

~oОo~


В деревне нового владельца аптеки восприняли крайне неоднозначно. Старика Седрика они знали давно и хорошо, а «молодой профессор Снейп» вызывал настороженные пересуды. Он был: «слишком молод», «человеком Дамблдора», сторонником Сами-знаете-кого, отравителем, одиноким отцом и это без вдовства… Одним словом, бизнес процветал. Любопытные зеваки толкались в аптеке целыми днями, сметая с прилавков совершенно ненужные им ингредиенты, флаконы и другие принадлежности для зельеваренья. Но не готовые зелья. Зато они много и охотно пытались вовлечь его в разговор. К концу первой недели Северус был готов лезть на стену. Кто-то припомнил его репутацию въедливого учителя в школе. Некоторые, оказывается, помнили его мать, некоторые припомнили его школьные годы, одна старая грымза долго пыталась поговорить с ним о том, какой святой женщиной была его покойная бабка Маргарет Принц и как ее сердце было разбито непутевой дочерью. Если в школьные годы Северус многое бы дал за сведения о семье Принцев, то сейчас он все отдал бы за то, чтобы никогда больше не слышать этой фамилии. «Внук Эдгара, правнук Анны, так похож на Маргарет… это у него от Марка». Местное общество довольно быстро пришло к выводу, что Гарри «похож на отца как две капли воды», что зеленые глаза у него от прабабки, а характером он в Эйлин.

Они с Гарри сбивались с ног, пытаясь привести в порядок дом, вести торговлю, договариваться с поставщиками и обживаться на новом месте. Помощь Люпина и Блэка была весьма к месту, хотя Северус так и не признался в этом вслух. Мальчишка же постоянно путался под ногами, но видя его сияющие глаза и слыша взволнованный вопрос: «Пап, я тебе помогаю?» — он не мог отказаться от этой зачастую утомительной и разорительной помощи. Местные кумушки нашли, что «мистер Снейп крайне привязан к сыну» и «что это та-а-ак трогательно». Соседка, живущая неподалеку, взяла семейство «двух одиноких мужчин» под свою опеку. Элизабет была вдовой с двумя детьми девочкой на два года младше Гарри и мальчиком трех с половиной лет. Ее покойный муж не сошелся во взглядах на защиту окружающей среды с какой-то тварью из тех, на которых он охотился. Так что первые несколько дней Северус мог не беспокоиться вопросом, где в его новом доме находится кухня. Гарри же нравилось и роль старшего брата при двух малышах, и искреннее восхищение перед Северусом их соседкой. Он мог часами взахлеб говорить о том, какой его папа замечательный, умный, строгий, добрый, смелый, образованный, как его все уважают.

Однако стоило ему немного обжиться на новом месте, как по деревне поползли новые слушки. О его загадочных отношениях с Люпином (который теперь еще и помогал ему в аптеке), а также о том, что с Малфоем его связывают слишком близкие отношения. Северус молча бесился, понимая, что это маленькая прощальная пакость от Хмури. Однако после прибытия в гости Нарциссы и Драко по деревне поползла новая волна слухов уже противоположного направления.

Нарцасса была счастлива, испугана и преисполнена ожиданий. Она снова была беременна. Это была ее третья беременность после рождения Драко. Все остальные закончились выкидышами. Колдомедики только руками разводили: и мать, и плод были абсолютно здоровы, однако на третьем месяце плод или замирал в своем развитии, или случался выкидыш. Первый раз это произошло как раз после того, как пропал Темный лорд. Люциус, пытаясь спасти свою жизнь, свободу и репутацию, мгновенно сообразил, что ему может помочь только чистосердечное признание. Тем более, что Лорд Империо на него действительно накладывал и не единожды. Малфоя арестовали, в «Пророке» появились сенсационные статьи о «покаянии жертвы Империо», а потом отпустили. Но у Нарциссы случился выкидыш. Все тогда это списали на стресс, шок и нервное перенапряжение. Но через пару лет история повторилась.

Люциус, не доверяя больше специалистам из св. Мунго, обследовал жену сам. Потом для верности проконсультировался с Северусом. Итог оказался неутешительным. Нарцисса не была больна, она была сглажена. Проклята так, что ее здоровью ничего не угрожало, но вот детей больше она иметь не могла. В те смутные дни после исчезновения Повелителя, Беллатрикс Лестрандж в девичестве Блэк, прокляла сестру и ее мужа за измену «Великому общему делу». Оба мужчины так и не решились признаться женщине что, вернее кто послужил причиной ее неудачных беременностей. И вот после нескольких попыток снять сглаз, Нарцисса снова была беременна. Северус был назначен домашним целителем.

Драко, отчаянно желающий иметь братишку или сестренку, о предположительном прибавлении семейства ничего не знал. Чтобы его не расстраивать, Нарцисса обвесив сына защитными амулетами как рождественскую елку, отправила сына погостить к дяде Сириусу.

Перед этим Северус все-таки снял с блохастой псины материнское проклятье. Уговорами занимался Люпин. Оборотень мотался между двумя недругами в качестве парламентера, передавая послания о том, что Блэк «никогда не доверится темной магии этого носатого урода», и ответами, что тогда он «может не рассчитывать будто ему с даром привлекать несчастья на свою и преимущественно чужие головы, доверят ребенка». Блэки вообще были занятной семейкой. Проклинали своих и в то же время оберегали их.

Сириус Блэк официально просил прощенья у портрета своей матери за то, что отрекся от семьи. Был прощен и снова поругался, не сойдясь в политических о взглядах. Однако после прощения снять проклятье с Блэка оказалось не в пример легче, чем с Нарциссы. Сглаз Белатрикс так и не удалось снять до конца. Ребенок умер, едва родившись.

~oОo~


Визит Нарциссы почти совпал с эпизодом, когда Северус вылечил разбившегося в холмах подростка. Студента Ровенкло перешедшего на второй курс. Мамаша долго охала и ахала, умиляясь тому как быстро чисто и безболезненно он вправил и залечил сломанные кости. Северус холодно посоветовал ей благодарить его учителя.

— О… Да действительно, профессор Дамблдор великий чело…

— Нет, что вы меня обучил этому не господин директор.

— Ну да и всё равно, благослови его Мерлин! — Северус хмыкнул подумав, что бы сказала эта румяная жизнерадостная ведьма, узнав, что просит у Мерлина благословение для самого печально известного волшебника последнего времени. — Наверное, хороший человек и учитель прекрасный. Хотя, что я говорю, об учителе можно судить по ученику!

Да уж! Когда тебе ломают руку в трех местах со смещением и советуют не затягивать с cамоизлечением, пока еще не потерял сознанье от шока и потери крови, учиться приходится быстро и без ошибок.

Однако благодаря этому случаю к концу лета в аптеку приходили не только за покупками, но и за исцелением. Благо цены у Снейпа были не в пример ниже, чем в св. Мунго. Приходили к нему авроры с обысками. Ничего запрещенного не нашли, только натоптали и переворошили все в доме. Одним словом жизнь потихоньку налаживалась.

~oОo~


С началом учебного года за прилавком стоял Люпин. Северус же после Хогвартса занимался исключительно зельями. Что искренне удивило нелюбимого в школе профессора Снейпа, так это то, что в аптеку к нему стали захаживать бывшие студенты. Слизеринцы жаловались на Слагхорна. Тот не желал портить отношения с другими деканами и вступался за своих студентов, только если за ними стояли влиятельная родня. А вопреки широко распространенному заблуждению, далеко не у всех слизеринцев имелись влиятельные родственники и набитые золотом ячейки в Гринготсе. Привыкшие, по словам Долохова, полагаться на защиту своего декана «как на каменную стену», студены Дома Салазара чувствовали себя несчастными, покинутыми и обиженными. Они пытались апеллировать по старой памяти у Северусу, но тот теперь был всего лишь учителем с неполной занятостью и ничем им помочь не мог. Только опять разругался с МакГонагалл.

А студенты начали навещать их с Гарри на выходных. Северус шипел и злился потому, что Слагхорн нажаловался директору, что Снейп подрывает его авторитет у студентов. Но ребята, пожимая плечами, поясняли, что они пришли к Гарри. И как-то незаметно Северус Снейп обнаружил, что в выходные в аптеке у него постоянно крутятся добровольные помощники. Конечно, они помогали не бескорыстно.

— Профессор, скажите, а что будет, если в перечное зелье на последней стадии добавить кошачьей мяты?

— Профессор как вы считаете, влияет ли на качество зелья от ожогов температурный режим и место забора воды?

— Профессор я так и не понял, почему мое зелье не приняло идеальный оттенок морской волны, я все крайне скрупулезно делал по инструкциям в учебнике…

На предложение отправиться с этими вопросами к профессору Слагхорну на него тут же начинали смотреть с обидой и отчаянием. И тут были не только его студенты. В субботнем «клубе» были трое ровенкловцев и двое хафплаффецев. Слагхорн бесился. Северус тоже, но прогонять подростков не стал. Гарри было приятно общаться со старыми друзьями, и он довольно часто шушукался с ними по углам.

Старшие приятели поднимали авторитет мальчика среди деревенских ребятишек. Еще бы, он водился с почти взрослыми волшебниками. А еще к огромному удивлению Гарри выяснилось, что чтение может не только помочь хорошо провести свободное время, или приготовить уроки, но и завоевать авторитет. В свое время Северус и Люпин потратили немало времени, пытаясь привить ребенку привычку к чтению и любовь к книгам. И теперь эти старания принесли неожиданные плоды. Гарри, удивляясь тому как мало его сверстники читали, пересказывал им книги. Магические и маггловские. Книги о путешествиях и приключениях, книги о магах и магглах, исторические и сказочные истории.

Так получилось, что история, начатая вечером, не была досказана, когда всех детей позвали по домам. Однако на следующее утро у Гарри было слишком много дел, чтобы удовлетворять любопытство приятелей. Он отговаривался тем, что слишком занят «работой» с отцом, да и по дому дел много, и еще огород… С тех пор в доме Снейпов не было отбою от добровольных помощников. Младший Снейп раздавал указания и контролировал выполнение, а расплачивался разными историями. Северус даже начал волноваться по поводу возросшей тяги ребенка к знаниям и его портящегося зрения. Дел у Гарри было действительно много, и время для чтения приходилось изыскивать за обедом или за полночь, чтобы пополнить свой «кошелек». Итогом возросшей тяги к чтению, любви к Фландрии, привитой портретом Питера, а также шушуканий со слизеринцами стал очередной скандал, случившийся в школе.

~оОо~


Северус уже собирался домой, когда староста Слизерина поймал его и упросил пойти к директору, где разбиралась «безобразная выходка» студентов первокурскников. Профессор, в крайне раздраженном состоянии духа ворвавшийся в кабинет, наткнулся на не менее злой взгляд Горация Слагхорна и пышущую праведным гневом Минерву МакГонагалл. Кроме них в директорском кабинете присутствовали профессор Флитвик, профессор Бинс и, конечно же, сами виновники скандала. Их Северус и не знал толком, читая лекции только у старших курсов. Директор казалось даже обрадовался, увидев своего молодого коллегу.

Выяснилось, что молодые люди сорвали совместный с ровенкловцами урок по Истории Магии, начав расспрашивать об истории взаимоотношения волшебников и инквизиции. Как же так, если маг не может колдовать без палочки, а у арестованных отбиралась все вплоть до нитки и даже сбривали волосы, как он может спастись с костра? А ведь до костра подозреваемых пытали. Детям пытались объяснить, что в пыточных подвалах арестованные волшебники отводили глаза глупым магглам, но ребятишки стояли на своём. Если у них отбирали палочки, то как они это делали, а если не отбирали, то зачем лезть в лапы инквизиции и возбуждать в суеверных идиотах страх и ненависть к колдунам и ведьмам? Ведь тогда из-за них страдали невиновные. И как могла сбежать семья магов, если у них есть дом, хозяйство, дело и, самое главное, дети? Что спасать? Дом? А как быть с детьми? Нищенствовать? Но нищих бродяг никогда не любили. Спасать детей? А чем их кормить? И когда профессор Бингс попытался, призвав класс к порядку, вернуться к теме первого гоблинского восстания, эти трое оболтусов, демонстративно встав и положив правую ладонь на сердце, объявили:

— Пепел Клааса стучит в мое сердце!**

Разразился скандал. Бингс долго выяснял, кто такой Клаас. Минерва, поджав губы, с явным неодобрением выговаривала «юным джентльменам», что она конечно рада их интересу к маггловской литературе, однако эта выходка… этот срыв урока… Флитвик озабоченно шептался с директором, что возможно маггловскую часть библиотеки стоит переместить в запретную зону. Этого Шарля де Костера так точно. На участливый вопрос директора, откуда они узнали о существовании этой книги, мальчишки молчали как партизаны. Только думали слишком громко. Первым книгу прочитал один из третьеклассников по совету Гарри. Они обсуждали книжки о Фландрии и Голландии, и Гарри рассказал, что перед каникулами нашел в Хогвартской библиотеке две книги. Одна из них показалась ему немного скучной и рассчитанной на взрослых, а вот вторая называлась «Серебряные коньки» и очень понравилась. Третьеклассник естественно счел себя достаточно взрослым. Он прочитал. Поделился впечатлением о прочитанном с другом, тот с другим, и за месяц с небольшим весь Слизерин успел причитать скандальную книгу. Студенты спорили, являлась ли Катлина магглой или истинной ведьмой, и был ли рыбник оборотнем или прикидывался.

Теперь студенты слизеринцы чуть на все упреки в нелюбви к магглам и магглорожденным отвечали: «Пепел Клааса стучит в моё сердце!». Клаас, как и написавший о нем писатель, был магглом, и крыть защитникам политкорректности было нечем. Кроме грубой силы.

~oОo~


Разговор с директором о хоркруксах заставлял что-то внутри ныть и болеть. Как постэффект круциатуса. Вроде бы всё цело, а всё болит. Когда-то в юности он, ощущая себя никому не нужным, пошел за теми, кто признал его талант, силу и потенциал. Кто обещал ему будущее. Яркие, красивые перспективы. Хрустальные мечты. Он дал право решать за себя могущественному и мудрому магу. И тот решил. Хрусталь, разбившись, брызнул красивыми осколками, вместе с его первой и последней любовью. Именно это он ощущал. Что идет босыми ногами, режа их до кости, по осколкам мечты ради спасения своей любви. Как русалочка Андерсена. Этот путь привел его к другому могущественному и мудрому магу, которому он тоже отдал право решать за него. Что ж, он больше не мальчишка. И настала пора подвести итоги. Первый почти не обманул. Он обещал Северусу знания и щедро делился ими. Он обещал дать Лили шанс, и он его давал. Второй… Второй обещал спасти Лили и не спас, он обещал спасти ее сына, и то положение, в котором он нашел мальчика, вызывает дрожь воспоминаний. И вот теперь старик требует, чтобы Северус не «приучал Гарри к чужой помощи, потому что в итоге ему противостоять Лорду один на один». А на вопрос, откуда такая уверенность в том, что Лорд вернется, ведь пророчество уже исполнилось. Старик напустил туману, намекнув о каких-то хоркруксах. Пора забирать свою жизнь в свои руки. Он сам будет решать за себя и за сына.

…Директор начал издалека. До него дошли слухи о том, что Северус хочет свести у Гарри шрам. И что он бы не этого советовал. Шрам де, является визитной карточкой «мальчика-который-выжил» и в будущем… Возражения, что Альбус в свое время сам отдал ребенка магглам на воспитание для обеспечения его «нормального» детства, во внимание не принимались. Зато были упреки по поводу излишней опеки со стороны Северуса и остальных взрослых, а Гарри хорошо бы привыкнуть полагаться только на себя, как раньше, привычка в поддержке взрослых может обернуться в будущем слабостью. «Мы многого не знаем: почему Гарри выжил, почему у него возник этот шрам и какую роль он сможет сыграть в последствии, — Альбус говорил спокойно рассудительно и доброжелательно, — но он, несомненно, может оказаться важным, как и воспитанная привычка полагаться на свои силы».

Спор Северус начал скорее из чувства противоречия, но чем больше он спорил и слушал доводы директора о воскрешении Лорда, тем больше убеждался, что что-то здесь не чисто. И в пылу спора он предложил убить Лорда кому-нибудь еще. И если у того есть несколько хоркруксов, то убивать его столько раз сколько понадобится. И позже, обдумывая все доводы за и против, высказанные и не высказанные директором, он убеждался в одном — Гарри предназначен на роль жертвенного агнца. Он не единожды слышал от директора упрек в неумении любить. «Северус, если бы ты любил, ты бы пожертвовал ради любви всем: честолюбием, друзьями, жизнью». Он только криво усмехался на эти разглагольствования, однако в глубине души соглашался с ними. Если бы… Если бы он не оттолкнул Лили, если бы он мог смирить гордыню и в школе, и в жизни, если бы он настоял… Но долгие годы он незыблемо верил, что директор — это человек который любить умеет, даже таких как он. И потому имеет право на многое. И не встреться ему Гарри, он, возможно, продолжал бы так думать. Возможно, он бы все же сумел бы принять необходимость размена жизни сына Джеймса Поттера на месть Лорду, отнявшему жизнь Лили. Теперь он знал точно, что любить умеет. Он, черт побери, любил Лили и был готов пожертвовать ради нее всем. Он был готов продолжать бороться за нее даже после того, как она отказалась от него. Бороться с окружающими ради того, кто им неприятен было сложнее, чем принять общественно принятую мораль. Но ее сын стал его сыном, и Северус будет бороться за него со всем миром. Если нужно, он выступит в открытом противоборстве и против Лорда, и против Альбуса. Потому что им всем нужна жизнь Гарри. А Северусу нужно, чтобы Гарри был счастлив. И он будет грызть глотки и ломать кости ради того, чтобы ничто не потревожило спокойного сна малыша. И если ценой жизни Гарри будет то, что Темный Лорд победит, то это — честная сделка. Он не станет приносить сына в жертву на алтарь Отечества, Идеалов или Торжества Истины.

Северус понимал, что в одиночку ему не справиться. Нужно было довериться кому-то. Но кому он мог доверять? Вопрос доверия для слизеринца был темой весьма щекотливой. Они никогда не приставали к друзьям с личными вопросами, оставляя тем право на тайну личной жизни. Будет нужно, друг сам поделится. Делить все горести и радости с друзьями было глупым. Зная о друге слишком много личного, можно было доставить ему слишком большие неприятности, если разругаешься. Разойтись приятелями бывшим друзьям уже не получится. Знать всё следовало о врагах. Именно поэтому никто из слизеринцев не спрашивал у Северуса о его сыне.

Перебрав возможные кандидатуры тех, кому он мог бы доверить жизнь и безопасность сына и кто будет способен составить оппозицию могуществу и авторитету победителя Грюневальда, Северус пришел к неутешительному выводу. Малфоям он, пожалуй, доверил бы собственную жизнь, они хорошо относились к Гарри и явно строили на счет мальчика далеко идущие планы. К тому же Люциус никогда не был лояльно настроен по отношению к г-ну директору. Но супруги Малфой в первую очередь будут защищать своего сына, потом друг друга, а потом уже весь остальной мир. Малфою определенно не хотелось бы давать ответ бывшему повелителю на вопрос, почему он так легко и быстро отрекся от своего господина. Но захочет ли Люций ставить под удар свою семью, выступая против Темного Лорда или предпочтет откупиться от опасности, обмеряв жизни жены и сына на жизни Северуса и Гарри?

Люпин? Оборотень, конечно же, уже немало помогал в поисках информации о хоркруксах, но оборотень был ненадежен. С точки зрения Северуса, он был в первую очередь человеком Альбуса. Слишком доверял мудрости и благородству директора Хогвартса. Считал себя обязанным человеку, давшему ему возможность получить образование, спасшего от серебряной пули, ожидавшей его после злополучного происшествия на шестом курсе. Он никогда не пойдет против планов директора Хогвартса. Оставался…

Проклятая псина! Сириуса Блэка Северус Снейп ненавидел до красной пелены перед глазами. Он презирал и ненавидел этого… эти отбросы колдовского мира. Говоря цензурно. Он ни на минуту не доверил бы ему ни своей жизни, ни своей тайны, ни своего кошелька или репутации. Говоря проще, он не доверял тому ни на ломанный кнат. Но при всем этом Сириус Блэк был сильным волшебником из старинной семьи с глубокими темными традициями, неплохо разбирался в темной магии и ее истории, был слепо верен друзьям (в числе которых Северуса отродясь не было) и… он не доверял директору. Ведь была же причина, по которой Лили и ее чокнутый муженек отказались от кандидатуры директора в роли Хранителя? К тому же директор и пальцем не пошевелил, чтобы не то что вытащить Блэка из тюрьмы, но хотя бы для того, чтобы выяснить истину. О мстительности Блэков профессор Снейп знал не понаслышке, как и о преданности своим. А Гарри Поттер был для профессора защиты своим. Он упорно отказывался назвать мальчика по фамилии приемного отца, предпочитая нейтральное «Гарри». Правда, самого Северуса Блэк ненавидел лишь немногим меньше, чем темного Лорда, но ради крестника, сына своего обожаемого Джеймса, старался вести себя в рамках приличий с «Сопливусом». К тому же он мог получить доступ в книгохранилища древних семей. Поэтому, как ни перекашивало Северуса от отвращения к кузену Нарциссы и Белатрикс, приходилось довериться этому яркому импульсивному идиоту, столь схожему с кузиной Беллой, несмотря на все его потуги.

Как Северус и ожидал, разговор вышел нелегким. Блэк брызгал слюной и исходил пеной, как бешенный пёс, уверяя, что если вопрос стоит о выборе между Снейпом и Дамблдором, то он скорее поверит директору, чем скользкому, мерзкому, гнусному гаду. Северус молчал, стискивая зубы и скрежеща ими. Он пытался быть спокойным, рассудительным и убедительным. Но в итоге вспылил и вышвырнул проклятого кобеля вон, мстительно наложив чесоточный сглаз. Пусть весь исчешется, пёс шелудивый.

Через день Блэк пришел к нему сам. С извинениями. Северус был настолько ошеломлен, что потерял дар речи. Так что даже не смог ответить ничем достойным. Выяснилось, что кроме снятия сглаза Блэк потратил это время на собственное расследование. Он поговорил с Хагридом и Минервой о событиях того далекого Хэллоуина. Он нашел Арабелу Фигг, сквибшу, жившую по соседству от Дурслей, и переговорил с ней, разговорил Люпина о том, что ему удалось найти — почти ничего. Версий о том, что такое душа, было множество, от верований различных народов древнего мира, до современных «научных» аксиом. Он разговорил Ирму Пингс и договорился с Люциусом о возможности поработать в его библиотеке. Он записался в Библиотеку Британского музея. И за полгода упорных поисков трех не самых бездарных волшебников им встретилось всего три упоминания о Хоркруксах. Косвенных. Помощь пришла с самой неожиданной стороны.

~oОo~


С того самого приема у Малфоев Северус поддерживал переписку с мадмуазель Гранде. Она была прекрасным корреспондентом. Ее письма умные, в меру ироничные и язвительные, полные озорных наблюдений и язвительных замечаний о знакомых, а самое главное, тонкого понимания природы магии вообще и чар в частности, стали ему необходимы.

Северус, с удовольствием читая эти послания, по возможности отвечал на письма девушки сухо и по существу. Однако вскоре он был в курсе ее проблем, семейных обстоятельств и размышлений о политических и светских событиях. Люси жила с бабкой, которая ее и воспитала. Старая ведьма обладала властным и суровым характером, ничем не уступавшим нраву покойной миссис Блэк. Внучка была для неё немалым разочарованием, не унаследовав семейного дара к целительству. А Мадам Гранде была известным и талантливым целителем, практикуя как белые, так и запрещенные темные способы исцеления. Однако, несмотря на разочарование в талантах девушки и властный характер, эта потрясающая женщина сумела добиться того, что Люси бабку уважала, без страха, и искренне любила. Северус и сам не заметил, как стал симпатизировать старой ведьме со стервозных характером и ее умной и язвительной внучке. Возможно, дело было в том, что только Люси Гранде были интересны Северус и Гарри сами по себе. Девушка давала одинокому отцу советы по воспитанию ребенка и вспоминала собственное детство, радовалась успехам Гарри и смеялась над его проделками, ужасаясь вместе с Северусом грозящим ребенку опасностям.

Нет, конечно, он мог говорить о Гарри с Малфоями и с Блэком, с Люпином и хогвартскими профессорами, мог обсудить мальчика с соседями и с Альбусом. Но в каждом из этих случаев он что-то недоговаривал, или боясь проговориться, или стремясь избежать упреков в неправильном отношении к тому-самому-мальчику. Малфой смотрел на Гарри с самодовольно расчетливой улыбкой, Люпин постоянно рассказывал ребенку «занимательные истории из жизни мародеров», Блэк вообще пытался научить всяким глупостям, вроде как сигануть в озеро с верхушки дерева или устроить битву пирожными в «Сладком королевстве». А с Альбусом Северус с некоторых пор отказывался обсуждать свои методы воспитания.

Если Северус старался вырастить достойного и готового к противостоянию великому темному магу колдуна, то Блэк, казалось, задался целью превратить мальчишку в маггла. Вообще-то, если смотреть со стороны, в доме мистера Снейпа все обстояло благополучно. Он, будучи профессором Хогвартца и владея аптекой в Хогсмидте, являлся уважаемым членом общества, у него был работник — милый и скромный человек, вызывающий у большинства симпатию (Люпин), друг и коллега, с которым он был близко дружен (Блэк), богатый покровитель-компаньон да еще и родственник друга (Малфой). У Блэка все тоже вроде бы наладилось. Он помирился с семьей и помирил своих кузин. Его неизменно жизнерадостная физиономия при каждом удобном случае возникала на пороге дома Северуса. Он пользовался неизменным уважением коллег профессоров и студентов. А если пристально вглядеться, то картина выглядела далеко не столь радужной. Северус и Блэк ненавидели друг друга до кровавой пелены в глазах. И не доверяли друг другу ни на кнат. При этом отношения Бэка с Малфоями почти не отличались от отношений с Северусом, и связывал их как ни странно тоже ребенок. Драко обожал «дядю Си», а дядя задался целью вырастить из него «настоящего гриффиндорца». Все они не доверяли друг другу и были вынуждены мириться и соблюдать видимость цивилизованных отношений. Люпин чувствовал себя одинаково неловко и неуютно и рядом с Северусом, и рядом с Блэком. Все они дружно не доверяли Дамблдору, и никто из них не знал в точности, что же может выкинуть другой. С кузинами Блэк так и не наладил отношения. Нарцисса лелеяла душевные раны, нанесенные предательством кузена, и дико боялась его «развращающего» влияния на сына, а Андромеда не смогла до конца простить примирения с сестрой и теткой. Нет, она никак не давала этого понять, однако отношение ее к кузену стало холодней. Хотя ее дочь все так же души не чаяла в дядюшке.

~oОo~


— Я знаю пять имен мальчиков: Гарри, Драко, Алан, Ремус, Пит. — Гарри ловил и отпускал волшебный крылатый мячик, подаренный Сириусом Блэком. Отец тогда в очередной раз поругался с крестным, обвиняя того в намерении вырастить «безмозглого спортсмена». Он чуть было не отобрал детский снитч, но Ремус придумал замечательную игру, в которой нужно было проявлять не только ловкость, но и познанья. — …Я знаю пять имен животных: тестрал, единорог, гиппогриф, дракон, мантикора! — Перечислять можно было что угодно, главное не ошибаясь и не упустив снитч, перечислить пять имен: зелий, волшебных животных, растений, созвездий, стран или городов, артефактов или ритуалов. И Гарри был лучшим в этой игре. Ну снитч-то он почти никогда не упускал!

Гарри нравилось жить в волшебной деревне. Здесь у него были друзья ровесники, здесь его мог гораздо чаще навещать Драко, здесь у них был собственный дом, серьезное дело, а старшие друзья из Хогвартса навещали их с отцом по выходным. Гарри ощущал себя нужным, полезным и любимым. Отец и Ремус ругались на программу в начальной школе в деревне и постоянно пытались расширить его кругозор. И только мистер Блэк был способен, махнув рукой на книжки и учебники, потащить Гарри и Драко в маггловский зоопарк или кинотеатр. Особенно мальчикам понравился фильм «Звездные войны». Выйдя из кинотеатра, они выхватили свои игрушечные волшебные палочки, чтобы пофехтовать ими как «всамделишними световыми мечами». И они еще долго играли, пытаясь поднять в воздух валуны, за неимением икс-винга (звездолета). Гарри поднял валун, а Драко взлетел сам. А больше никто из знакомых ребят не смог «почувствовать силу». Северус знакомил Гарри с волшебным миром, Блэк таскал по маггловскому, а мистер Люпин, казалось, одинаково хорошо ориентировался в обоих. Он мог с легкостью, переходя из зала в зал Британского музея, рассказывать об истории стран, народов и волшебства. Он мог сегодня повести Гарри с друзьями на магическую ярмарку, а завтра в лондонский Луна-парк. И если Блэк таскает их с Драко на приключенческие фильмы, то Ремус водил на сказки и исторические фильмы.

После одного такого фильма Гарри с удивлением понял, что его имя далеко не такое плебейское, как утверждали его родственники.

Особенно Гарри запомнились первые строчки из фильма.

О, если б муза вознеслась, пылая,

На яркий небосвод воображенья,

Внушив, что эта сцена — королевство.

Актеры — принцы, зрители — монархи!

Тогда бы Генрих принял образ Марса,

Ему присущий, и у ног его.

Как свора псов, воина, пожар и голод

На травлю стали б рвался…
(***)

И этого Генриха в фильме постоянно звали Гарри. Оказалось, что это имя носили даже английские короли.

Король наш Гарри, Бедфорд, Эксетер,

Граф Уорик, Толбот, Солсбери и Глостер

Под звон стаканов будут поминаться.

Старик о них расскажет повесть сыну,

И Криспианов день забыт не будет

Отныне до скончания веков…


А волшебная палочка оказалась весьма удобной для фехтованья вещью.

~oОo~


Гарри нравилось ощущать собственную значимость. Он помогал отцу в аптеке, его уважали и любили друзья, и не потому, что они знали о его настоящем имени, а потому, что знали его самого. Не нравилось ему излишне настойчивое внимание некоторых соседей. Часть из них раздражала его своими разговорами о его предполагаемом происхождении, а некоторые соседки злили излишним, на взгляд мальчика, вниманием к отцу. О, они не обходили своими заигрываниями и Сириуса Блэка, но это оставляло Гарри совершенно равнодушным. А вот отца он был готов женить только на надежной и симпатичной ведьме. А все эти глупые и жадные курицы, которым отец совсем не нравился, а нравилась его аптека… Поэтому мальчика обрадовало известие о том, что Северус переписывается с мадмуазель Гранде. Он уже навел все возможные справки об этой девушке и благословил ее на брак с отцом. Гарри и сам писал ей письма и по секрету рассказывал, как отец скучает и насколько им «двум одиноким мужчинам без капли женского тепла» (так говорила одна из соседок постоянно заигрывающая с отцом) приходится одиноко. Да это был хитрый и коварный план. Но ведь он же обманывал отца только ради его же пользы! И потом миссис и мистер Малфой его одобряли. И мистер Паркинсон тоже.

Наверное, именно постоянные разговоры окружающих о его родителях, настоящих или тех, кого они за таковых считали, привели к тому, что Гарри стали сниться кошмары. Это были не те кошмары, в которых он открывал дверь и оказывался в доме Дурслей. Нет. Он уже и не помнил четко о своей жизни в этом доме. Только ощущение, что он не нужен и несчастлив. В новых же снах он слышал голоса. Мужской, призывающий бежать, и женский, умоляющий о чем-то. И еще там был чей-то еще смех и зеленая вспышка после, которой он просыпался в слезах. Отец еще год назад научил, что надо делать, чтобы кошмары не снились, но... Но Гарри подозревал, что это голоса его настоящих родителей. И он с мучительной решимостью собирался и дальше смотреть этот сон. Потому что с каждой ночью голоса становились все отчетливее, и он уже мог расслышать отдельные слова. Гарри бледнел, ходил осунувшийся, но понимал, что стоит ему только заикнуться о причине своего не выспавшегося вида, как отец не только начнет отнимать у него перед сном книжки, но и напоит каким-нибудь зельем вроде «Сна-без-сновидений», и он так и не услышит, что же говорили его мама и родной отец.

Секрет все-таки вышел наружу. Они с Северусом тогда страшно разругались. И Гарри в сердцах кинул тому в лицо жестокие слова:

— Ты мне не отец. А я хочу услышать или увидеть родных родителей. Не рассказы о них, а их самих. — Северус страшно побледнел. И Гарри тоже. Едва эти слова сорвались у него с губ, как он пожалел, что не успел сжать губы и не может поймать этот несправедливый упрек обратно как снитч, слетающий с кончика пальцев. Испугавшись, Гарри развернулся и убежал из дома.

Ссора произошла утром. А вечером его нашел Ремус. Гарри сидел в маленькой пещерке в холмах за деревней. Слез уже не осталось. Мальчик не видя смотрел покрасневшими опухшими глазами перед собой и думал, что же теперь будет. Наверное, Северус обиделся. Он всегда был для Гарри хорошим отцом. Он не был так ласково приторен, как тетя и дядя для Дадли, он не давал спуску за шалости и не баловал, но он заботился и любил своего приемного сына. А теперь… Он же всегда говорил, что не оставит Гарри, пока тот сам не захочет! И теперь он, наверное, решил, что… Из глаз снова полились слезы, и мальчик захлебнулся рыданьями. Куда он теперь пойдет? К Блэку? Сириус был веселым, он любил Гарри и всегда будет рад, если тот решит жить с ним, а не с… Но Сириус не был папой! А у Ремуса своего дома нет. А для родителей Драко он будет обузой как для Дурслей.

— Гарри? — голос Люпина звучал мягко и сочувственно. — Гарри, малыш, ну прекрати, не плачь, пожалуйста.

— О-о-о-н… о-обиделся? О-о-о-н… О-о-о-тец теперь меня не захоче-е-ет видеть! Ремус! — Гарри вцепился в мягкую мантию оборотня и зарыдал еще сильнее. Если отец не пришел за ним сам, значит, он точно обиделся и не желает иметь с ним дела.

Мистер Люпин, вздохнув, погладил вихрастую макушку и крепче прижал к себе всхлипывающего мальчика.

— Гарри, он… Он боится.

— Ч-че-его?

— Что ты не хочешь его больше видеть. Что он обидел тебя и что ты не хочешь, чтобы он был твоим отцом.

— Ты чего! — возмущение и изумление от такой дикой мысли вмиг заставляют слезы высохнуть. — Это я, я его обидел!

И в следующий миг Гарри подхватывают знакомые руки и бережно прижимают к груди.

— Папа!

— Гарри, — шепчет в макушку голос отца, — пойдем домой, ты устал, замерз и проголодался.

Гарри замечает краем глаза у пещеры большого черного пса, но глаза слипаются, ему тепло, уютно и спокойно. Все хорошо, его простили, его любят.

На Хэллоин мальчик получил баснословно дорогой подарок. Думоотвод с воспоминаниями Северуса о маме и Сириуса и Ремуса об отце. Гарри забывал обо всем, рассматривая своих родителей сперва детьми, потом подростками, потом совсем взрослыми. Деньги на дорогую покупку дал Сириус, а идея принадлежала отцу и Ремусу. Отец после этого изменился. Он стал меньше рассказывать Гарри о его маме, и стал чаще упоминать в разговорах мисс Гаранде. Гарри был этому даже рад.

~oОo~


Мальчик считал себя ловким и опытным интриганом и заговорщиком. Разве это не он придумал, как внести в замок навозные бомбы? Разве это не он сделал все, чтобы помирить отца и Сириуса Блэка? Разве это не он защищает и охраняет Драко (хотя тот уверен, что это он играет роль старшего брата)? Гарри Снейп был ловкий, хитрый и умный. И он совершенно не стеснялся применять свои сильные качества в отношениях с окружающими. Гарри знал много историй и умел их рассказывать, а потому было справедливым то, что другие ребята помогали ему в работе по саду и дому.

Одним словом Гарри был маленьким, но он не был глупым. И он понимал, что несмотря на никуда не исчезнувшую вражду, отец и Сириус стали общаться гораздо больше. Они все так же спорили. Отец возмущался, что каждое его утверждение Блэк не может принять без проверки, но он и сам ему ни в чем не доверял. Они часто обсуждали какие-то вопросы, связанные с магическими исследованиями. Спорили и ссорились, хлопали дверьми и выхватывали палочки, но все равно встречались снова и снова. Когда Гарри спросил, о чем они спорят, Сириус Блэк с совершенно невинными выражением лица выдал свою версию:

— Понимаешь Гарри, Со… Ну как тебе сказать. Северус, — Блэк поморщился, — считает, что он знает местонахождение личной библиотеки Птолемеев****.

Гарри кивнул, ни на минуту не поверив.

— Этот идиот считает, что нашел тайник ордена Тамплиеров и теперь ищет способ обойти проклятье их магистра, — брезгливо морщась, сказал отец.

–Ух ты! — восхитился Гарри.

Секрет знали отец, Сириус Блэк и частично мистер Люпин и мистер Малфой. И о нем догадывался Гарри. А он многое знал и умел. Он ходил в Запретный лес с мистером Люпином, напутствуемый ворчаньем отца: «Не распугайте там всех монстром, они мне еще на ингредиенты пригодятся». Он слушал рассказы о проделках Джеймса Поттера и его друзей, а некоторым он и сам был свидетелем в Думоотводе. Он и сам участвовал во многих проделках, и еще он читал книжки и смотрел фильмы о приключениях. Где герои бесстрашно боролись с врагами, выслеживали клады и разгадывали тайны. Тайна манила. Гарри ощущал себя как Любознательный Джонни. Герой сказки, которую ему рассказывали по очереди Ремус или отец.

Гарри знал, что Джонни они придумали сами. И эту историю он никогда и никому не рассказывал. Кроме Драко. Потому что это была не книжная история, а сказка, придуманная для него. Только для него. Джонни был любопытным маленьким мальчиком. Однажды ему захотелось узнать, что находится за деревней, потом за дальней рощей, потом он отправился в лес и так он прошел через всю Англию, побывал в Ирландии, Шотландии. Потом на корабле отправился путешествовать по свету. Джонни бывал везде и знал все. Он попадал в пыльные бури в Сахаре, его корабли несколько раз чудом не погибли в шторм, он был в Африке, Азии и еще неизвестно где. Он чуть не погиб один на необитаемом острове. И помогло ему только то, что он за время своих путешествий научился очень и очень многому. Разжигать костер, охотиться, строить и рыбачить. Он знал кучу наговоров и заговоров, он, оказавшись на необитаемом острове с одним только ножом, смог выжить и наладить жизнь. И даже сам сделал себе волшебную палочку, взамен потерянной при кораблекрушении. Но во все невероятные и опасные приключения Джонни втягивала его страсть к загадкам.

___________________________________

* Гарри пересказывает рассказ Артура Конан-Дойла "Ужас расщелины Голубого Джона" в перевод В. Штенгеля

** Цитата из книги Шарлья де Костера «Легенда о Тиле Улендшпигеле»

*** здесь и ниже приводятся цитаты из Пьесы В.Шекспира Генрих V в переводе Е.Бируковой.

**** Династия, правившая в Египте, включавшая 14 царей, была основана Птолемеем, сыном Лага (305–285 до н.э.) — одним из военачальников Александра Великого.



Глава 16. Глава шестнадцатая, в которой герои вслушиваются звучанье тишины, или что можно услышать сердцем

Гарри вприпрыжку бежал домой, щурясь на яркое, почти весеннее, солнце и сверкающий белый снег. Солнце ласково согревало его правую щеку, а левую пощипывал легкий февральский мороз. Скоро, совсем скоро, наступит весна. Сугробы уже стали рыхлыми и ноздреватыми, но ночью выпал свежий снег — белый, чистый и удивительно подходящий для того, чтобы лепить снежки. После школы мальчик вместе с друзьями строил снежный замок. Было очень весело и шумно — Гарри оказался среди штурмующих. И вот теперь он бежал домой, надеясь, что сумеет проскользнуть в дом незамеченным ни отцом, ни Ремусом. Снег, в котором он успел вываляться во время игры, подтаяв, покрывал зимнюю мантию ледяной корочкой, словно панцирем, и даже слегка звенел, почти как кольчуга.

— Мальчик, как мне пройти к аптеке? — старуха, задавшая вопрос, больше чем кто-либо из виденных Гарри людей походила на злую фею из сказки о спящей красавице.

— Вам надо пройти на главную улицу, мэм. — Махнул рукой Гарри. — Я могу вас проводить.

Старая ведьма приняла его предложение с благодарностью. И в знак признательности взмахом волшебной палочки высушила его мантию и рукавицы, бормоча что-то о безответственных взрослых, которым нельзя доверять не то что ребенка, а даже сову.

Всю дорогу до дома она безостановочно говорила. О том, что у нее большая семья. О том, как хорошо воспитаны ее внуки-правнуки и насколько давно она не бывала в Хогсмидте — Гарри, хихикнув про себя, решил, что лет сто как минимум, — а раньше ведь такое случалось частенько. Вот, правда, недавно ей рассказали, что здешний аптекарь отпускает более качественные зелья по более низкой цене, и выбор ингредиентов у него богаче, чем у жуликов с Диагон-аллеи. Гарри было скучно, но сперва он просто старался быть вежливым, а потом вспомнил о необходимости похвалить аптеку. Он заверил свою попутчицу, что аптека в деревне действительно самая лучшая в Шотландии, Англии и обеих Ирландиях. Что рассказы о богатом ассортименте и похвалы талантам зельевара — её владельца — правдивы.

Скромно потупившись, мальчик на пороге признался, что, конечно, не ему хвалить аптекаря, который приходится ему отцом, но он еще ни разу не слышал о том, чтобы кто-то ругал папины зелья.

Тут старая ведьма весьма удивилась:

— Отцом? Твой отец жив?

— Конечно, жив! — воскликнул Гарри со смесью удивления, стыда, страха и гнева. И лихорадочно думая, что имела в виду противная старуха: то ли намекая на смерть родного отца, то ли желая смерти Северусу.

— Странно, — поджала губы ведьма. — По твоим манерам мне показалось, что ты из приличной семьи*, но носить длинные волосы в то время, как старшие мужчины живы… Это просто возмутительно! Наверное, твой отец из грязнокровок! — выплюнула она незнакомое, но явно обидное слово.

Гарри сжал кулаки и стиснул зубы. Жаль, что эта женщина — клиентка, которую нельзя оскорблять на пороге аптеки!

— Мой отец — самый лучший человек на свете! — твердо заявил он. — И его манеры, и воспитание, и происхождение достаточно хороши для всех его друзей и знакомых. До свиданья, мэм.

Несколькими минутами позднее, пробравшись в дом, он все пытался выбросить из головы обидные слова, но что-то не давало ему это сделать.

Он вспомнил, как другие «старые гарпии», как их называл отец, постоянно упрекали того в нарушении обычаев и говорили, что он позорит семью своей матери. И Гарри принял решение. Достав из комода ножницы, он спрятался под длинной скатертью обеденного стола и решительно обрезал свои волосы. Пощупал, решил, что подстриг их слишком неровно и подровнял. Когда он вылез из-под стола и посмотрел в зеркало на комоде, то увидел… Ужас. Где-то были проплешины, где-то длинные пряди, и все это безобразие торчало в разные стороны как иголки сердитого ёжика.

Губы у отражения искривились, глаза наполнились слезами, но Гарри не плакал, совсем не плакал, в отличие от противного отражения. К счастью, зеркало от увиденного тоже лишилось дара речи. Первым порывом было как можно скорее скрыть этот ужас на голове, однако, даже натянув на уши шляпу и спрятав новую прическу, мальчик понимал, что проблема никуда не делась. Он не мог показаться в школе и на улице в таком виде. Не мог! Это было невозможно.

«Отец меня убьет, — думал Гарри, — Ремус печально покачает головой и посочувствует, а мистер Блэк радостно объявит, что я вылитый Джеймс». Но помочь ему мог только отец. У него были зелья для роста волос. Однако отец категорически отказался помогать, объявив, что последствия его поступка послужат Гарри наказанием. Так что придется недельку посидеть дома. Это было, конечно, справедливо, но очень обидно — завтра ребята собирались кататься с горок, а через два дня Сириус обещал отвести Гарри и Драко в цирк. Гарри горько проплакал почти всю ночь, отчаянно желая вернуться назад и не делать этой глупости. В глубине души он надеялся, что жалобные всхлипывания заставят отца смягчиться. Наутро, увидев в зеркале прежнюю длинную шевелюру, он восторженно запрыгнул отцу на шею. Но тот только сухо заметил, что Гарри сумел сам решить проблему, которую перед этим сам же себе создал.

~oOo~


Северус в лаборатории разливал из котла по флаконам зелье от обмораживания. Зима, конечно, почти закончилась, однако стоило пополнять имеющиеся запасы. Его просто убивало то количество элементарных зелий, входящих в обязательный курс СОВ, которое закупалось в его аптеке. Не то чтобы он был этому не рад. Имбецилы, неспособные сварить простейшее зелье от фурункулов или бодроперцевую настойку, приносили ему немалую прибыль и позволили к началу лета окончательно расплатиться с Малфоем. В торговом зале звякнул колокольчик, и смутно знакомый женский голос восторженно завопил:

— Ремус! Ремус Люпин! Глазам своим не верю. Что ты делаешь в этом царстве булькающих котлов и вонючих ингредиентов? Мне говорили, что здесь всем заправляет старина Сопливус — наш чудо-мальчик, родившийся из вонючего зелья в котле зельевара, как Афродита из морской пены!

— Эва! Здравствуй, сколько же лет мы не виделись!

— Да, почти с самого выпуска! Ну, рассказывай, как тебя угораздило оказаться здешним аптекарем?

— Аптекарем здесь, как ты уже знаешь, Северус, а я только мальчик на побегушках: подай, принеси, подмети, вымой котлы.

— Ужас, как будто ты мало драил котлов у старины Слагхорна. Значит, Снейп процветает?

— Ну не бедствует — это точно. Что ты хотела? Глаза тритонов? Нам вчера доставили свежую партию, а ещё…

— Ну уж нет, я, знаешь ли, тоже не бедствую. Я достаточно богата и не достаточно помешана за зельях, чтобы самой их варить. Мне нужно бодроперцовое, мазь от ожогов и…

— Так-так-так, Эва Лидс! Собственной персоной! И что же случилось с третьей ученицей Слагхорна из нашего выпуска, что она не может приготовить простейшие зелья?

— Привет, Снейп, только я уже давно не Лидс, я теперь Питкинс.

— И всё же, почему ты покупаешь готовые зелья? Не то чтобы я отказывался их продать, но интересно…

— Ну… Слагхорн мне… льстил…

— Тебе?

— Ну ладно, ладно, моему дяде, который заведовал департаментом здравоохранения.

— Приятно не ошибаться в людях… — пробормотал Северус, забираясь по стремянке.

~oOo~


Зиму плавно сменила весна — неожиданно теплая. Сперва в проталинах показалась трава и первоцветы, которые нужно было успеть собрать и заготовить, потом осевшие ноздреватые серые сугробы начали стремительно таять, и в переулке за аптекой побежали веселые ручьи, которые замечательно подходили для запуска регат из корабликов, трансфигурируемых Ремусом из щепочек и коры. Но вскоре ручьи высохли, и земля оделась в яркий наряд из зелёной травы и пестрых весенних цветов. Жизнь была бы прекрасна, если бы её не омрачала необходимость работы в саду и на огороде. В прошлом году Гарри доставалась только прополка, поливка да сбор урожая. Однако в этом году Ремус, будто одержимый, стремился использовать каждый клочок земли с пользой. На возмущенные протесты Гарри и Северуса, что морковку и шпинат они могут купить в лавке зеленщика, мистер Люпин отвечал неизменно одно: он никого не заставляет работать в огороде, но, живя в деревне, стыдно покупать зелень. Соседи скажут, мол, сразу видно городских неженок. Отец молча бесился, но, не желая показаться «городским неженкой», безропотно помогал вскапывать, удобрять и засеивать огород, обрезать и белить деревья. При этом он ворчал про себя: «Поскольку мы «живем в деревне», может нам и корову завести?». Ремус только смеялся в ответ и виновато признавался, что-де корову он доить не умеет.

В две палочки работа спорилась не в пример быстрее. Гарри, не желая отставать, помогал взрослым как мог. Как любил говорить отец: «Отсутствие домашнего эльфа не является причиной жить в грязи, если есть руки». Работа в саду Гарри не очень-то нравилась, но Ремус, весело подмигивая, напоминал о вишневом варенье, сливовом джеме и вкуснейшем овощном рагу, которое ожидает их в качестве вознаграждения за труды. Напоминать взрослому магу о том, что эта прекрасная пора наступит не скоро, мальчик не решался, только грустно оглядывал садик. За его мучения отплатил отец, в очередной раз обнаружив среди рассады мандрагошек посадки морковки. Возмущенный крик Северуса Снейпа звучал ничуть не тише, чем вопли взрослых мандрагор. В порыве гнева он чуть было не уничтожил все грядки с томатами, кабачками и прочей «ботвой». Однако огород, с любовью возделанный оборотнем, пережил и эту бурю.

Единственным утешением стал подарок дяди Драко. Мистер Блэк повесил на лужайке перед своим домом замечательнейшие качели. С широкой доской, на длинных веревках подвешенные к старой липе, качели были просто созданы для того, чтобы взлетать к небу и стремительно нестись обратно к земле. И они были абсолютно, стопроцентно надежны. С них нельзя было упасть, а веревки могли выдержать вес небольшого кита. Это подтвердили проверки и отца, и мистера Малфоя, и Ремуса. Конечно, мистер Блэк узнал об этих проверках, и, конечно, устроил скандал, возмущенно вопрошая: неужели его работа вызывает настолько мало доверия? Гарри стоило большого труда не засмеяться, когда отец и мистер Малфой дружно рявкнули: «нет», а мистер Люпин укоризненно посмотрел на приятеля. Но даже такое единодушие не могло смутить Сириуса Блэка. Он всем своим видом демонстрировал оскорбленную невинность, и Драко, не сдерживаясь, заливисто засмеялся.

На эти качели каждый раз при посещении деревни юный Малфой тянул своего друга. С ними было связано немало приключений и переживаний, там затевалось огромное количество проказ. Именно там совместными усилиями Драко и мистера Блэка Гарри уговорили обращаться к крестному «дядя Сириус». Отца от этого обращения передергивало не менее сильно, чем Сириуса при обращении мальчика «отец» к Снейпу.

На этих качелях, становившихся палубой корабля, разыгрывались сцены из морских баталий.

Палуба вздыбилась почти вертикально, когда дон Диего сделал выпад:

— Защищайся, мерзавец!

И качнулась вниз, когда сеньор Антонио, отбив выпад, перешел в атаку:

— Умри, папский прихвостень!

— Эй, вы, а ну-ка слезайте с качелей. Ишь взяли моду ногами качели пачкать. Их вообще повесили для маленьких! — схватку двух пиратов прервал визгливый женский голос.

Мальчики, которые только что увлеченно разыгрывали сцену встречи двух магов-мстителей, ставших друзьями и соратниками, растерянно переглянулись. И уставились на пожилую ведьму, держащую за руку девочку лет трех-четырех.

— Подождите пару минут, мэм, — постарался быть вежливым Гарри. — Мы сейчас закончим играть и уйдем.

Ведьма разразилась бранью на здоровых балбесов, которым нечего делать, кроме как грубить старшим.

Драко сжал губы, задрал подбородок и прищурил глаза. Гарри знал, что его приятель всегда реагирует таким образом на испуг, растерянность или обиду. А еще начинает тянуть гласные. Посторонние принимали надменный вид мальчика за чистую монету, но Гарри уже успел понять, что тот просто старается не показать, как дрожит голос и кривятся губы.

— Эти качели повесил для меня мой дядя. И теперь мы вообще отсюда не уйдем, даже если вы нас об этом вежливо попросите.

— Хулиган! Невоспитанный щенок, я вот выясню, кто такой твой дядя! — покраснев от возмущения, надрывалась противная бабка.

— А я пожалуюсь брату, и он вас побьет! — пропела девочка.

— А я скажу папе и дяде Сириусу, и они твоего брата проклянут так, что он ушей не найдет! — насупился Драко.

— Ах, ты темное отродье! Ну погоди, сейчас подойдет мой сын, он покажет, как угрожать приличным людям, — зашипела старуха, замахиваясь клюкой. — Мой Майки аврор, он-то знает, как найти управу на таких как ты.

Гарри от такой несправедливости стало обидно до слез. Они же никого не трогали, и качели Сириус Блэк делал именно для них, а эта… эта… Он сунул руку в карман мантии и вытащил аптекарский флакончик, в который Ремус с утра налил домашнего лимонада.

— Не подходите! Это разрывное зелье, стоит только его кинуть, как вас разнесет на мелкие клочки. — И пока женщина стояла, застыв в ступоре, он дернул Драко за рукав и крикнул: — Тикаем!

~oOo~


Здравствуйте, Северус!

Ваш совет оказался неоценимым: месье Ла Рю долго брюзжал о моей глупой безрассудности, однако все-таки выбил для меня в ректорате направление в Прагу. Здесь действительно оказалось огромное количество материала для моей научной работы. Достаточно сказать, что архивы ратуши, к моему удивлению, оказались одними из полнейших в Европе. Они не пострадали ни от пожаров, ни от завоевателей, ни от гражданских смут.

Но что там архивы! Пожалуй, только здесь можно встретить вежливо раскланивающихся с тобой вампира и темного мага, увидеть на дверях магазина, что он находится под охраной оборотня (и, как мне пояснили, это означает лишь то, что в полнолуние магазин закрывается за полчаса до восхода полной луны). Моя домохозяйка, пани Мирослава, милая, цветущая женщина приблизительно 40 лет, является свахой. Это очень уважаемая в здешних местах профессия передается в её семье много поколений подряд от матери к дочери. И если в чарах, не считая хозяйственных, пани не очень сильна (но какой божественный яблочный штрудель готовит эта дама!), то в астрономии, астрологии, генеалогии и ритуалах таких знатоков надо поискать. И все эти познания — результат домашнего воспитания! Пару раз, возвращаясь с рынка, мы с пани Мирославой встречали полного жизнерадостного господина, который раскланивался с моей домохозяйкой. Та охарактеризовала пана Ярека как очень уважаемого господина, члена городского магистрата, человека в высшей степени достойного. (Кстати, передайте Гарри вложенный в письмо зуб вампира, к моему стыду я добыла его не в честном поединке, а купила в одной из сувенирных лавочек на том самом рынке. Представьте себе, здешние вампиры не брезгуют торговать собственными зубами, мотивируя это тем, что новые вырастут.) Так вот, оказалось, что пан Ярек — вдовец, похоронивший двух жен, (одна правда жива, но приняла обращение в вампиры) — некромант! И он подумывает о новом браке. Только тут до меня дошло, что пани Мирослава сватает — меня. Даже не знала, смеяться или плакать. Пришлось вежливо отказаться, сославшись на существующие уже обязательства.

P.S. Летом я обязательно посещу Лондон — ваши советы настолько хороши, что пренебрегать ими я больше не рискну, и думаю, что Вы правы относительно сведений, которые ваша империя, мародерствуя на землях своих колоний, собрала в своих хранилищах. Надеюсь, что смогу получить допуск в ваши архивные хранилища.

Искренне ваша, Люси Гранде.

~oOo~


В конце мая, сидя на тех же самых качелях, Драко сообщил, что в этом году он хочет устроить совершенно потрясающее празднование дня рождения. Во-первых, ему должны подарить настоящую гоночную метлу, во-вторых — амулет волшебных снов, в-третьих… в-третьих, ему разрешили устроить праздник только для детей, и он уговорил родителей, что празднование состоится в его собственном доме, который отдал ему дядя Сириус. И он приглашает Гарри пожить у него и помочь с приготовлениями к празднику. Предложение было заманчивым. Занятия в школе заканчивались через три дня, и мальчик уже с немалой грустью узнал, что этим летом отец никуда не поедет — слишком много работы в аптеке. Большинство деревенских ребят на лето разъезжалось, а значит, Гарри предстояло лето, полное работы по саду и в лавке. Ни мистер Люпин, которому не было доверия из-за ликантропии, ни мистер Блэк, которому не было доверия из-за его характера, не смогли уговорить отца отпустить Гарри с ними хотя бы на пару недель к морю.

— Будет здорово! Представляешь, будем только мы и домовики. Там есть один, но мама сказала, что отпустит с нами еще нескольких, — делился планами Драко. — Мама будет нас навещать и контролировать подготовку. А потом приедут Пэнс, Винс, Марджери и Эрик.

Миссис Малфой боялась оставить своего деятельного и экспрессивного сына одного, однако она надеялась, что присущие Гарри здравый смысл и рассудительность помогут тому избежать неприятностей. Именно она и уговорила отца.

— Северус, домовикам будет приказано относиться к Гарри, пока он будет гостить в доме, как к хозяину. Ты же понимаешь, что это значит. Все будет в порядке. — На высказанные Снейпом слабые опасения за сохранность двух дурных голов женщина отвечала, что и сама раньше опасалась этого тандема, однако со временем уверилась, что совершенно идиотские затеи Драко Гарри отметает сразу, а вот те, в которых есть хоть крупица здравого смысла, обдумываются. — Достаточно вспомнить, как основательно они подошли к идее идти новогодней ночью в лес за подснежниками. Нам даже почти не пришлось их спасать.

Мальчишки блаженствовали. Весь дом был отдан в их полное распоряжение. Они с важным видом отдали домовым эльфам указание как украсить комнаты, какие лакомства приготовить, а сами с увлечением предались играм: попрыгали на кроватях, устроили прятки, поиграли в жмурки (разбив пару напольных ваз) и в игру «Вы поедете в Хогвартс?». Этой игре Гарри научил Ремус. Мистер Люпин считал, что она развивает словарный запас, а отец находил, что она учит лучше с этими словами обращаться.

— …Не смеяться, не улыбаться, в черное и белое не одеваться! Вы поедете в Хогвартс?

Драко сжав губы, чтобы не захихикать, задумчиво протянул:

— Ну… если отец не сочтет, что Думштранг будет лучшей альтернативой… — Гарри выжидающе смотрел. — То… думаю, что… конечно.

— Вы поедете на Хогвартс-экспрессе?

— Наверное… д-д… на нем! — Драко торжествующе посмотрел на приятеля.

— А какого цвета мантию вы наденете? — ликующим голосом спросил Гарри. Сам он, играя в первый раз, на этом вопросе попался.

— Ну-у-у… — Драко лихорадочно соображал. — Того же, что твои волосы!

— А какого цвета мои волосы?

— Вороные!

— А в Хогварт… — В этот момент в комнате с хлопком появились два домовика.

— Хозяин Драко, сэр, хозяин Гарри, сэр, Кикимер плохой эльф! — раздался пронзительный голос одного из домовиков, прибывших из поместья Малфоев. — Тринки нашел это! Кикимер это украл у хозяина Драко!

— Хозяин Драко, сэр, хозяин Гарри, — Кикимер, заламывая руки, смотрел огромными, полными слез глазами то на мальчиков, то на блестящую штуковину, зажатую в кулачке Тринки. — Это вещь прежнего молодого хозяина. Прежний хозяин дал это Кикимеру и велел спрятать и никому не показывать, и не говорить членам семьи! Прежний хозяин велел это сделать и ушел, и больше не вернулся!

Эльф весь дрожал, он заламывал руки, выкручивал себе уши и начал биться головой об угол тумбочки, бессвязно завывая и умоляя вернуть ему «вещь прежнего хозяина».

Драко обиженно надулся и хотел уже взять из рук Тринки блестящую штуку, оказавшуюся золотой цепочкой с медальоном, когда Гарри, испуганный поведением Драго, схватил приятеля за руку. Игрушечный дракончик не шипел злобно и не плевался огнем, он, испуганно поджимая хвост, пытался спрятаться в воротнике домашней мантии хозяина.

— Подожди. А вдруг Сириус взял эту штуку, а потом ушел из дому? Вдруг на ней темные чары?

Драко отдернул руку от цепочки.

— И что же делать?

— Беги к камину и позови своих родителей и моего отца. И дядю Сириуса. А я пока расспрошу Кикимера, — мальчик повернулся к эльфу. — Кикимер, Драко сейчас уйдет, а мне ты можешь всё рассказать. Я же не член семьи!

Драко, выскакивая за дверь, показал оттопыренный большой палец, оценив находчивость друга.

Рассказ домовика потряс мальчика. Он велел положить медальон на столик и твердо решил, что ни он сам, ни Драко к этой штуке не прикоснутся. НИ ЗА ЧТО! Приятелю Гарри сообщил только о том, что это темный артефакт, который нельзя трогать, и что эта штука погубила Регулуса Блэка — брата Сириуса.

Драко не застал родителей дома и передал им просьбу прийти на площадь Гриммо через домовиков. Северуса и Сириуса он тоже не нашел — они принимали экзамены в школе. Ребята сели ждать взрослых. В тишине комнаты слышалось только дыхание мальчишек да тиканье часов. Вот часы отбили полчаса, вот пробили 3 часа. Гарри казалось, что в размеренное тик-так вплетается чей-то голос, тихий, ненавязчивый, вкрадчивый. И чем дальше, тем внятнее становились слова. Голос звал, он уговаривал взять медальон, одеть его, открыть, он обещал…

— Тик-так, вот-так, возьми-надень, все-будет-как-ты-хочешь, все будет хорошо, — он будто спал наяву и видел в этом сне отца и Сириуса Блэка, которые весело смеются вместе какой-то шутке, а не ненавидят друг друга. Он знал, что Ремус больше не болеет каждое полнолуние, потому что отец придумал для него зелье. Это зелье прославило его имя. Они богаты и знамениты, и никто никогда не посмеет разлучить Гарри с отцом. И они счастливы. У Гарри есть мама, которая любит его и отца. И сестренка. А у Драко двое обожаемых младших братьев, которых тот постоянно шпыняет. И еще… — …тик-так, вот-так, возьми-надень…

— Гарри! — Голова кружилась. Гарри моргнул и с удивлением увидел как испуганный, до синевы побледневший Драко держит его за руку. Руку, которая почти коснулась медальона. — Гарри, ты чего? Ты же сам говорил…

И тут Гарри тоже испугался. И разозлился. «Тик-так, тик-так», — напевали часы, «вот-так, вот-так», — шептал голос.

Мальчик зажмурился. А что если отец не справится с этой штукой? Или мистер Малфой… Конечно, они взрослые и сильные колдуны; конечно, они знают и умеют намного больше детей, еще не бравших в руки настоящей волшебной палочки. Но ведь и Регулус был взрослым…

Гарри распахнул глаза, представив, как в комнату входит мистер или миссис Малфой. Или даже папа… Вот кто-то из них касается медальона и… НЕТ! Он не может потерять отца!

— НЕТ! — сжав кулаки и не открывая глаз, Гарри страстно мечтал об одном: чтобы эту штуку никогда не находили, или чтобы она исчезла, чтобы ее не было! Волна дикой, неуправляемой стихийной магии выплеснулась из него, захлестнув комнату.

— НЕТ!!! — эхом ответил ему чей-то голос.

— Драко! Гарри! Что случилось? — В комнату, с палочкой наизготовку, ворвалась Нарцасса Малфой, на секунду опередив мужа.

На столике лежал растекшийся золотой лужицей медальон и остатки цепочки.

Взрослые не обратили на это внимания. Они усадили мальчиков перед камином, в котором уютно потрескивали дрова, укутали их в теплые пледы, вручили каждому по кружке горячего шоколада и по печенью. Гарри трясло мелкой дрожью, от боли ломило голову и, почему-то, по лицу текла кровь. Драко, ерзая от нетерпения, без умолку тараторил, рассказывая, как Тринки нашел спрятанный Кикимером медальон, как эльф рассказал Гарри, откуда тот взялся, как они решили (покосившись на друга, мальчик поправился — Гарри решил) позвать взрослых, а потом они сидели и скучали. Драко задремал, и ему снилось, что отец стал министром магии, и у него, Драко, супер-новая гоночная метла, а ещё два брата и сестричка, а маму признали самой красивой ведьмой года. А потом он проснулся и увидел, как Гарри протянул руку за медальоном, а он же сам говорил, что нельзя, и он, Драко, взял его за руку, а Гарри как заорет: «Нет!». А эхо ему: «Нет!», и тут появилась мама. Вот и всё.

Миссис Малфой, полузадушено ахая, обнимала мальчишек, протирая платочком лоб Гарри. Дослушав рассказ сына, она тихо вздохнула, а мистер Малфой, кинув быстрый взгляд на жену, наложил на Гарри заживляющие чары. На середине сумбурной и бессвязной речи Драко из камина вышел Северус Снейп в сопровождении прежнего хозяина дома. Обняв Гарри и шепотом спросив, в порядке ли тот, он внимательно дослушал рассказ и, переглянувшись с Блэком, спросил, почему Драко решил, что это сон, а не обещания волшебного медальона.

Драко растерянно посмотрев на взрослых, ответил:

— Но… Что же тут обещать? Ведь если папа захочет, то он станет министром, а мама у меня и так самая красивая, и метлу мне обещали на день рождения, — а потом смутившись ещё сильнее, прошептал: — А братика или сестричку я хотел попросить на Рождество.

Нарцисса тихо всхлипнула, а Сириус, переводя взгляд с шурина на племянника, нервно фыркнул:

— Павлин!

— К счастью, — опередил гневный ответ старшего Малфоя Северус.

Потом, напоив детей успокоительным зельем с легким снотворным эффектом, взрослые собрались обсуждать произошедшее. Драко, пока его укладывали, ныл, что это нечестно, а Гарри, не в силах уснуть в одиночестве, тихонько прокрался в комнату к взрослым и заснул на коленях у отца под негромкое обсуждение того, что произошло, кто виноват и что теперь делать. Ему снился Драко, катающий на своей новой метле похожего на него младшего брата, и отец, строго требующий у Люпина показать язык. Ремус ехидно, с протяжным «э-э-э» показывал язык, а потом оказывался Сириусом Блэком, который заливисто хохотал, играя с Гарри и Драко в салочки на метлах. И кричал мистеру Малфою: «Павлин!» — хотя никаких павлинов поблизости не было.

Гарри проснулся от ощущения сверлящего спину взгляда. Мальчик замычал, завозился и, зарывшись носом в подушки, постарался снова уснуть. Минут пять героической борьбы с организмом ни к чему не привели. Спать больше не хотелось. Вздохнув, он высунул нос из-под одеяла и чуть не заорал от неожиданности, увидев сидящего на его постели Драко, пожирающего его горящими от возбуждения глазами.

— Покажи! — нетерпеливо выпалил блондин, продолжая прожигать взглядом Гарри.

— Что? — хриплым спросонья голосом недоуменно спросил тот.

— Шрам покажи! — Драко подался вперед, и мальчик, вспомнив события вчерашнего дня, отшатнулся и стал лихорадочно оглядывать свое тело. Крови нигде не было.

— К-какой шрам?

— Поттер? — радостно тарахтел Драко, — Ты же Гарри Поттер? Ну покажи, ну что тебе, жалко что ли?

Рука Гарри метнулась ко лбу, где нащупала поджившую корочку крови. Он охнув соскочил с кровати и метнулся к зеркалу. Драко, не отставая, бежал за ним канюча: «Дай посмотреть», и в этот момент дверь распахнулась, впуская в спальню миссис Малфой.

— Драко! Я же велела тебе не сметь будить Гарри! — строго отчитала она сына. — Гарри, дорогой, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, миссис Малфой, — пробормотал смущенный мальчик.

— Тогда умывайся, одевайся и спускайся к ужину.

Ох, оказывается, это все еще сегодняшний вечер, а не завтрашнее утро!

— Хорошо, миссис Малфой.

— Драко, спускайся вниз и не мешай Гарри.

— Да, мам.

Женщина улыбнулась мальчикам и вышла.

Драко, немедленно подскочив к другу, уставился на его лоб.

— Ух ты! Точно Поттер. — Однако восхищенная улыбка быстро сменилась обиженной гримасой. — Что же ты врал-то? «Терпеть ненавижу Поттера!» — передразнил он друга и надул губы. Потом его подбородок поехал вверх, глаза сощурились, губы поджались. Весь вид Драко говорил о его презрении и высокомерном пренебрежении к коварному другу.

Гарри понимал, что приятель с трудом сдерживает слезы, однако самым неприятным во всем этом было другое — перед своими Драко не стал бы сдерживаться. Значит, он действительно сильно обиделся на предательство.

— Эй! — он тронул блондина за плечо. — Я обещал отцу. Никто не знал, кроме отца и твоего дяди, но это потому, что он мой крестный. И еще Рем, но он друг Сириуса, — мальчик с трудом удержал язык на привязи, не дав сорваться еще нескольким другим именам, понимая, что этого ему точно не простят, хотя он ни в чем не виноват. — Для меня это важно. Если бы кто-нибудь узнал, отец мог бы отказаться от меня, или меня бы забрали от него.

— Кто бы посмел? — проворчал чуть более миролюбиво Драко.

— Да кто угодно! — Губы Гарри задрожали. — Я же не родной сын.

Драко же оживился, строя планы о том, как будет всем рассказывать о своей дружбе с самим Гарри Поттером. Пихая Гарри локтем в бок, он требовал обещания подтверждать его рассказы перед остальными детьми. Мечтал, как найдет книгу самых страшных и нерушимых заклинаний и сделает так, чтобы Гарри мог не бояться разрыва усыновления, требовал рассказа о «великой победе».

Гарри, одеваясь, в свою очередь выяснил у друга, не слишком ли рассержен отец тем, что его инкогнито раскрыто, обещал засвидетельствовать перед всеми факт крепкой дружбы Драко Малфоя с Гарри Поттером и, смеясь, отбивался от предложения порыться в семейной библиотеке в поисках чар, которые могли бы неразрывно связать Северуса и Гарри.

— Драко, я всё-всё сделаю, но поклянись, что не выдашь меня!

— Клянусь! Слово Волшебника! — торжественно поклялся Драко и тут же снова начал приставать с расспросами о ночи «Победы».

Гарри, вздохнув, прикрикнул:

— Мне же был годик, что я могу помнить? И вообще, какая Победа? Представь, что ты победил самого могущественного мага, но при этом твои папа и мама погибли!

Драко, ошеломленно моргнув, сочувственно сжал запястье друга, а потом расплылся в улыбке:

— А ведь через дядю Сириуса ты мой кузен даже дважды! А я как раз хотел просить подарить мне брата на Новый год!

Больше Малфой никогда не возвращался к обсуждению той роковой ночи 81 года. А на дне рождения Драко, отмеченном весело и с размахом, друзья первый раз подрались. Из-за утверждения Драко, будто Гарри Поттер классный парень и хороший друг, на что Гарри Снейп обиделся и приревновал приятеля к герою. Панси долго выговаривала Гарри о неуместности подобной ревности, прикладывая мокрый платочек к разбитой брови. Уверяла, что каким бы расчудесным парнем не был Поттер, для неё и Драко Гарри остается лучшим другом, ведь они так давно дружат.

~oOo~


Тишина может звучать по-разному. Жарким полднем — сонным покоем, жужжанием насекомых, шорохом волны и стрекотом цикад. Дождь звучит перестуком капель, усыпляя и убаюкивая, возней мышей, их шебуршанием за половицами, чуть слышным рокотом отдалённого грома. Заря на берегу слышится умиротворяющим плеском воды, игрою рыбы и шелестом листвы. В тишине зимней ночи можно различить потрескивание дров, вздохи старого дома, скрип шагов по снегу, звук метели за окном. Весна звучит капелью и звонким говором ручейков. Тишиной можно наслаждаться. Обычно слушать тишину лучше всего в одиночестве. Это Северус знает с детства.

Но бывает так, что тишину можно услышать и в обществе других людей. И снова тишина будет звучать каждый раз иначе. Она может давить недосказанностью, печалью, тяжестью на сердце; может звенеть, как перетянутая струна, готовая лопнуть звуком ссоры или скандала. Может быть умиротворенной — когда всё сказано, всё сделано, и ты знаешь, что это было правильно, верно, завершено. Может быть уютной — когда рядом есть тот, с кем её можно разделить, не стремясь заполнить сумбурными звуками слов и движений. Есть люди тишины, рядом с которыми так хорошо молчать, а есть люди действия, которые никогда не смогут понять всей прелести безмолвия. Они суетятся, звуками заполняют тишину, наполняя паузы в беседе или бессмысленными разговорами, или суетливыми движениями. Северус же любил тишину и знал в ней толк.

Тишина вместе с Гарри была наполнена домашним уютом и теплом, скрипом карандаша, шорохом бумаги, тихим, сосредоточенным сопением, пахла горячим какао и теплым молоком. Эта тишина была готова в любой момент взорваться сотней вопросов, всеми этими «как?», «что?», «зачем?» и «почему?» или требованием: «Расскажи мне о…»

Тишина рядом с Люпином звучала спокойно-умиротворённо, но с привкусом тревожного ожидания очередной непонятной выходки оборотня. С ним рядом было приятно читать, они могли часами молча работать в лаборатории или чаёвничать. Эта тишина могла смениться спокойной беседой о недавних исследованиях, последних статьях в «Пророке» или разговором, полным осторожного, хрупкого как первый лёд, напряженного обсуждения совместного прошлого. Стоило только прозвучать «а помнишь, как…» и в тишине неслышно звенело напряженным ожиданием.

С Малфоями молчать было спокойно. Эта тишина звучала звяканьем бокалов, треском дров в камине. Тишина означала покой и умиротворение. Отдых. А вот Сириус Блэк тишины не признавал. О его присутствии возвещал стук двери, радостные приветствия, звучный смех и громкие похлопывания по плечу. Паузы в разговоре он стремился заполнить идиотскими шутками и глупыми смешками. Если в комнате повисала тишина, то Блэк стремился вытеснить её если не звуками, то делами. Он вскакивал с места, начинал метаться, хватал какие-то вещи, суетился. Тишина с Сириусом Блэком звучала напряжением и ожиданием ссоры.

Молчание Альбуса обычно давило, раздражало и заставляло нервничать. В разговоре директор мастерски умел держать паузу, вынуждая собеседника заполнить тишину чем угодно и заставляя говорить, потеряв осторожность. Тишина рядом с Дамблдором пугала.

Северус с детства предпочитал общество тех с кем можно и помолчать. Такими людьми были его мать и Лили Эванс, Люциус Малфой и Эван Розье. Такими оказались Ремус Люпин и мисс Гранде…

~oOo~


Весна в Хогсмите выдалась напряженной. В конце февраля деревенский пастух взбудоражил общественность известием о замеченных на опушке Запретного леса следах оборотня, и люди два месяца не могли успокоиться. Запасы успокоительных зелий были сметены в первые две недели после этого случая, а препараты, отпугивающие «нечисть», уходили «на ура» до конца апреля. Северус подозревал, что прибыли от торговли серебром также взлетели до небес. Зельевар устроил страшный разнос Люпину и Блэку — и, как оказалось, зря — «их» оборотень проводил полнолуния запертым в погребе дома. Блэк так и не смог уговорить приятеля «оторваться по полной» и «весело провести время на природе». Северус, конечно же, не признался в этом, но был приятно удивлен таким неуступчивым благоразумием своего домашнего чудовища.

В конце марта, через две недели после полнолуния, Люпин, заикаясь и смущаясь, уговорил Северуса дать несколько уроков зельеварения его знакомой. Она приходила в аптеку каждый день почти неделю. Бедно, но аккуратно одетая ведьма с загнанными больными глазами. Наконец, улучив момент, когда в торговом зале никого не осталось, эта женщина набралась смелости и, рухнув перед Люпином на колени, взмолилась научить её варить антиликантропное зелье. Наверное, оборотень растерялся, возможно, вспомнил свою мать, но он не смог отказать женщине, чью дочь в феврале заразил «тот» оборотень, что оставил следы. Снейп вначале тоже растерялся и от неожиданности был более резок, чем обычно. Он поставил этой парочке несколько условий: во-первых, уроки коснутся только этого зелья; во-вторых, ингредиенты для уроков новоявленная ученица оплачивает из своего кармана; в-третьих, Люпину пора приступить к освоению приготовления высших зелий и начнутся уроки с рецептуры антиликантропного. На возражения, что Люпин-де никогда не блистал в зельеварении, Северус привел довод: «Если завтра мне на голову упадет кусок черепицы, что ты будешь делать?» — и оборотень смирился. К концу месяца профессор Снейп мог со спокойной совестью доверить приготовление данного зелья этим двоим.

Вообще весной стало казаться, что Фортуна осенила своим крылом Северуса Снейпа. Успех и удача сыпались на него, как из рога изобилия. Это было настолько непривычно и шло вразрез со всем его жизненным опытом, что каждый день он становился всё более и более мрачным, ожидая… Чего? Наверное, чего-то настолько же страшного, как окончание 5 курса. Или чего-то, сравнимого с событиями Хэллоуина 81 года. Он не знал, но привык, что удача улыбалась ему только для того, чтобы дальнейшие удары судьбы казались ещё более страшными и неотвратимыми.

Доходы от аптеки были настолько велики, что позволили расплатиться с долгами, и теперь торговля приносила чистую прибыль. Он смог повысить оплату Люпину и платить своим добровольным помощникам из числа студентов. Это был какой-то замкнутый круг: он платил ребятам за помощь в подготовке и сборе ингредиентов, которые продавал или использовал в редких, сложных и дорогих зельях, что приносило бешеные прибыли. Несколько экспериментов, запланированных ещё зимой, привели к изготовлению новых лечебных зелий. Люпин, который был не в курсе новых исследований Северуса и продолжал копать для него тему создания философского камня, нашел древнеегипетский свиток с описанием ритуала, весьма похожего на создание хоркруксов. Тонко проведенная и тщательно подготовленная интрига в деревне увенчалась успехом — совет старейшин сам пришел к Северусу с предложением организовать в деревушке пункт первой медицинской помощи.

— Понимаете, профессор, мы же обычно через камины или порт-ключи отправляли больных в св. Мунго или в Школу. Но ведь сами знаете: бывает так, что пострадавших трогать нельзя, а пока придет помощь… Может быть, вы согласитесь открыть такой пункт при своей аптеке? Мы готовы оплатить все организационные моменты и курсы по оказанию первой помощи.

К огромному удивлению Северуса, они согласились оплатить обучение не только ему, но и Люпину. Аргумент о бренности, черепице и невозможности зависеть только от одного человека прошёл и здесь. С каким-то извращенным удовольствием Северус сообщил оборотню, что тот записан на курсы колдомедиков при больнице и отказ не принимается. Эта идея позволяла перехватить немалую часть прибылей от торговли зельями по рецептам больницы. Аптека при св. Мунго и аффелированные при ней зельевары получали немалую прибыль. Обычно колдомедики, выписывая рецепт, рекомендовали и доверенных аптекарей. А зелья у доверенных, «достойных уважения аптекарей с хорошей репутацией» стоили дороже, чем в обычной лавке зелий. Северус надеялся, что вскоре в его доме появится пара домовиков — надежных и преданных помощников, не связанных верностью ни с Малфоями, ни с Хогвартсом. Ну и ещё на то, что аврорские проверки станут проходить реже раза в месяц.

Предложение разрешить Гарри провести в доме Блэков несколько дней в компании только Драко и домовиков вызвало целую бурю в душе у зельевара. С одной стороны, он всё ещё ждал от судьбы подлого удара и хотел надеяться, что если мальчика не будет рядом, то он не пострадает, с другой — до умопомрачения боялся, что удар свой судьба нанесет именно через Гарри, а он не сможет защитить сына. Нарцисса долго уговаривала его, нахваливала здравый смысл Гарри и то благотворное влияние, которое он оказывает на Драко, но сомнений так и не развеяла. Их развеял её придурочный кузен, посмевший в категорических выражениях потребовать от Северуса запретить эту затею. Его, видите ли, терзают нехорошие предчувствия и он боится оставлять двух неугомонных детей в пристанище темных магов.

Ссорились они, как всегда, на кухне. Напряжение между ними звенело перетянутой струной, готовое лопнуть очередной ссорой, когда от двери раздался смешок Люпина.

— Орете как старая семейная пара из тех, что уже не испытывают друг к другу других чувств, кроме взаимной ненависти и желания разбежаться, чтобы не видеть больше супруга до конца жизни. Из тех, кого удерживает рядом только общий ребенок, которого они не могут поделить. — И струна лопнула.

— Я!.. Я — похож на домохозяйку?! — брызгая слюной орал Блэк. — Это я вожусь в его огороде и варю ему варенье? Это я планирую, сколько капусты, репы, и картошки запасу на зиму?! Я планирую мариновать помидоры и огурцы? Кто из нас стирает и моет полы в этом до…

И снова зазвенела тишина — отзвуком хлесткой пощечиной, от души отвешенной Северусом.

— Вон. — Голос был спокоен — не дрожал, не срывался от гнева ни на крик, ни на шипенье. — Вон из моего дома. Чтобы ноги твоей больше здесь не было. Я никому не позволю оскорблять свою семью. А Люпин, как ты заметил, стал членом семьи.

Блэк молча, сжимая палочку побелевшими от напряжения пальцами, переводил взгляд с одного мужчины на другого.

— Уходи Сириус, — тусклым, невыразительным голосом произнес Люпин. — Ты… Ты всегда умел подобрать слова. Я попрошу кого-нибудь забрать мои вещи из твоего дома.

— Рем, прости. Я…

— Уходи, — лицо Люпина исказилось страшной, звериной гримасой. Северус так и не понял — от того ли, что оборотень пытался сдержать свою нечеловеческую сущность, или от того, что пытался сдержать обиду и гнев, рвущиеся изнутри.

Не глядя ни на захлопнувшуюся за Блэком дверь, ни на Люпина, Северус предложил:

— Можешь пока пожить у меня, — кинул быстрый взгляд на пустое лицо оборотня и добавил: — Пользы от тебя, как он верно заметил… больше, чем вреда.

Он думал, что Люпин обидится, но тот почему-то облегченно вздохнул и, улыбнувшись, кивнул.

Мужчины молчали о произошедшем, пока Нарцисса и Северус укладывали мальчиков спать. Молчали, пока Северус, с разрешения Малфоев, допрашивал домовиков. Услышав рассказ Кикимера, Блэк взбесился. Он орал о своей ненависти к этому мерзкому извращенцу которого-все-боятся-называть, выл о потере брата и громогласно сожалел о том, что мальчишка не пришел к нему за помощью. Зрелище было одновременно и душераздирающим, и отвратительным. Северус и Малфой молчали. Они были слишком тесно связаны с теми событиями и ощущали слишком большую вину — ведь, наверное, они бы могли остановить стремление Рэга присоединиться к ним. Если бы… если бы… Если. Эти невысказанные слова и сожаления висели в комнате. Истерику Блэка пощечиной остановила вернувшаяся Нарцисса.

— Ты сам отказался от брата! — жестко и холодно сказала она. — И не когда сбежал из дома в 15 лет. А после распределения Рэгги, заявив на всю школу, что лучше вообще не иметь брата, чем иметь брата-слизеринца. Ты сделал выбор между семьей и друзьями. И твой брат смирился с ним.

Женщина развернулась в сторону мужа и Северуса и тихим напряженным голосом спросила о том, что сейчас больше всего её мучило:

— Чем это может грозить моему сыну?

— Я… — Северус переглянулся с Малфоем. — Мы не знаем.

Люциус встал. Задумчиво прошелся по комнате, косясь на остатки медальона, посмотрел на Северуса и, наконец, заговорил:

— Всё-таки Поттер.

— Да, надеюсь, что этот мой секрет ты сохранишь так же, как и прежние.

Блэк дёрнулся, и, открыв рот, покосился на шурина:

— Ты знал?

— Догадывался. — Дернул плечом Малфой. — Вариантов было не много. Или это наш герой, или наш… тот-кого-мы-называть-не-станем, или у меня паранойя и это незаконный ребенок Сева. Последнее, правда, было маловероятно. — Он извиняясь посмотрел на Снейпа. — Я, честно говоря, склонялся ко второму варианту. Слишком многое свидетельствовало в его пользу.

— А имя? — хмыкнул Северус.

— А что имя? — приподнял вопросительно бровь Малфой. — Оно настолько очевидно наталкивало на мысль о… юном герое, что я пришел к выводу о возможности уловки.

— И всё-таки, чем это грозит Драко? — повторила свой вопрос Нарцисса. Она величественно сидела в кресле с царственно-спокойным видом. Северус бы даже мог поверить в это спокойствие, если бы не раздувающиеся ноздри да крепко сжатые кулаки. Эта женщина вызывала восхищение своей сдержанностью. Тем более что он прекрасно знал нескольких членов её семьи, отличающихся бешеным темпераментом и необузданным нравом. Истинная леди!

— Я… полагаю, — начал Северус, осторожно подбирая слова и переглянувшись с Блэком, — что мы видели действие так называемого якоря души, или хоркрукса. Директор Дамблдор в прошлом году завел со мной беседу, полную намеков и недомолвок, в которой подвел к мысли о том, что наш… Темный лорд создал себе такой артефакт. Что этот… артефакт имеет целью спасти своего владельца от смерти. И что он создал их больше одного.

— Но он же умер! — воскликнул Блэк. Малфои пока молча старались вникнуть в ситуацию.

— Не совсем. По крайней мере, Альбус уверен, что он ещё вернется. И что Гарри снова предназначено стоять у него на пути.

— Он мог почувствовать уничтожение?..

— Я не уверен. Но мальчики уверяли, что их кто-то или что-то соблазняло. Самым благоразумным будет предположить худшее и исходить из того, что он знает что, кто и где сделал.

Все замолчали, обдумывая эту идею и её последствия.

— А… Сейчас, через… — Нарцисса кивнула подбородком в сторону столика с оплавленными остатками артефакта, — он может?...

— Нет, — ответил Люциус, обняв жену за плечи. — Абсолютно инертный кусок золота. Без малейших остаточных следов магии.

~oOo~


В тот день они спорили с ожесточенной яростью четыре часа. Спор продолжался бы и на следующий день, да вот только Нарцисса вспомнила, что у Драко послезавтра день рождения и выгнала мужчин в поместье. Северус к этому моменту принял почти все экзамены, а вот Блэк разрывался, мотаясь между школой, и Малфой Мэнором, куда отправились мальчики. За прошедшую неделю ни один из них не упомянул недавнюю ссору. Снейпу, как ни крути, была нужна помощь этого убожества, а вот почему проклятая псина так ни разу и не гавкнула, было не понятно.

Они все вместе, привлекая по возможности Люпина, сумели выяснить, исследуя воспоминания детей и домовиков, приблизительные магические характеристики медальона. Они перерыли библиотеки Блэков и Малфоев. Северус слил в думоотвод Малфоя беседу с директором, и они просмотрели её буквально поминутно и не один раз. Но что-то не сходилось. Первым на это указал Малфой.

Он привел их в библиотеку, где на столе лежала тоненькая книжечка, запертая и защищенная таким количеством магии, которого хватило бы для охраны Гринготса. Из-под всех окутывающих её чар книжечка отчетливо фонила знакомой им магией. Малфой молчал, только взмахом руки дал разрешение исследовать свою добычу. Спустя два часа они всё так же молча покинули библиотеку и прошли в розовую гостиную.

— Итак? — задал вопрос хозяин дома, когда гости сделали по глотку чая, приготовленного для них.

— Похоже. — Северус, пригубив ароматный напиток, кивнул.

— Как тебе удалось уйти живым?! — Со странной смесью восхищенного обожания и раздражения воскликнул Блэк.

Малфой оглядел присутствующих и, дождавшись утвердительного кивка Люпина продолжил:

— Никак. Эта вещь была передана мне известным вам лицом совершенно добровольно. Не было никаких пещер, нежити и прочих кошмаров. Мне просто дали данную вещь с просьбой позаботиться о её сохранности.

Люциус нахмурился, замолчал и, стремительно подойдя к двери, распахнул её. В комнату незамедлительно ввалились Гарри и Драко.

–Что я говорил о подслушивании?

— Что это некрасивый, но весьма эффективный способ получить информацию, — вздернул подбородок Драко.

— От людей, которым ты не доверяешь, — жестко закончил его отец. — Идите в свои комнаты. Вы оба наказаны.

— До вечера, — подал голос Северус.

Мистер Малфой кивнул и отдал распоряжение домовикам проследить за мальчиками.

— Итак, вернемся к нашему разговору. Это оно? — получив три утвердительных кивка, господин Малфой задумчиво потер подбородок. — Эта вещь хранится у меня около 10 лет. После… происшествия ни я, ни моя семья ничего не ощутили. Это совершенно точно. Драко вырос обычным ребенком. И это факты. Далее. Первая… вещь хранилась вообще в каких-то немыслимых катакомбах, добраться до которых невероятно сложно. Попав в руки детей, она попыталась повлиять на них. Моя же хранилась в надежном тайнике, и Драко добраться до неё было нереально. Вроде бы всё ясно. Но возникает несколько вопросов.

Выдержав паузу Малфой начал говорить, загибая пальцы:

— Вопрос первый: зачем нужно так далеко прятать средство, способное воскресить в случае внезапной смерти? Вопрос второй: почему восемь лет назад ни один из предназначенных к тому артефактов не сработал? Вопрос третий: если для срабатывания артефакта нужна помощь кого-то ещё, то почему, доверив мне охрану, Он не дал мне других инструкций вроде: «в случае моей смерти поручаю сделать это или то»? Вопрос четвертый: неужели кто-либо из знавших его может предположить, что в таком деле Он может проявить доверие к кому-либо? Вопрос пятый: мог ли он довериться слепому случаю или людям? Представим на минутку. Он умирает, а доверенный человек или не смог добраться хоркрукса, или не смог его активировать. Причин этому может быть масса: болен, арестован, умер, предал. Вы верите в подобную… небрежность? Я — нет. Кто-то ошибся, или Он что-то напутал в ритуале, или твой директор что-то не так понял. Кроме того, Он прекрасно знал о существовании абсолютно надежного, легального и проверенного веками средства — философский камень и эликсир бессмертия. Сложность этого пути могла только раззадорить его азарт. Он был неглуп, прекрасно образован и невероятно талантлив. Итак, вопрос последний, — Малфой разжимает сжатый кулак, — почему он отказался пойти по наиболее простому пути?

__________________________

* Идея о существовании традиции связывающей длинну волос мальчика не достигшего совершеннолетия взята из Фика "Магия крови" GatewayGirl в переводе Ira66 и Мерри. Я думаю, что совершеннолетние маги могут отращивать волосы и не являясь главой рода или семьи, но для детей не достигших совершеннолетия это возможно только в случае, когда они остаются последними мужчинами в роду.


Глава 17. Глава семнадцатая, в которой Северус женится, а Гарри и Сирисус путешествуют

Однако в тот день они так ничего и не смогли обсудить. В комнату торопливо вошла бледная, но решительно настроенная на битву Нарцисса и негромко сказала звенящим от напряжения голосом:

– Дорогой, господа!.. У ворот отряд авроров с постановлением на обыск. Камин перекрыт.

Мужчины синхронно повернулись к столику и уставились на тетрадку. Такая одинаковая реакция могла бы вызвать улыбку у постороннего наблюдателя, но таковых не было, а присутствующим было явно не до смеха…

Визит авроров был неприятным, но вполне ожидаемым событием: слишком свежа была память о деятельности Темного лорда и его сторонников, а выброс стихийной магии, уничтоживший хоркурс, был настолько силен, что его просто не могли не заметить в Министерстве. И если при обыске сотрудники Аврората обнаружат темномагический артефакт, то неприятности и гостям, и хозяевам будут гарантированы. К счастью, все присутствующие были ветеранами и именно умение быстро реагировать а критических ситуациях позволило им выжить и сохранить свободу. Ну, кроме Блэка.

Первым сориентировался Северус. Взмахнув палочкой, он дематериализовал столешницу, чтобы иметь возможность вынуть дневник не нарушая поставленной Малфоем защиты — все равно ее следы будет невозможно скрыть от авроров. Покопавшись в карманах, он подхватил тетрадь рукой, защищенной перчаткой из драконьей кожи. Тетрадь эту он запихал в карман Блэка, а на её место отлевитировал лежащий в этом кармане «счастливый камешек».

Гарри нашел эту безделушку на берегу во Франции. Он чуть не утонул, пытаясь достать красивый камешек: овальный, плоский, с радиальным узором и проточенной в нем водой дырочкой. Камень был действительно необычным. Мальчик считал его «счастливым» и, горячась, доказывал это Северусу, приводя многочисленные примеры его магической силы. Никто из знавших о том, насколько дорожил Гарри своим «камнем-на-счастье», который носил на шее, продев в дырочку шнурок, не поверил бы в способность мальчика расстаться с амулетом. Однако именно этот подарок Северус обнаружил в свертке на свой день рождения, и с тех пор носил его в кармане мантии. Вот этот-то счастливый камень он и отлевитировал на место тетради под купол защитных заклятий. А потом снова сделал доску столешницы материальной. Теперь все выглядело так, словно гости развлекались, соревнуясь, кто быстрее достанет безделушку из-под поставленной хозяином защиты. Малфой одобрительно кивнул, узнав уловку (не совсем понятно, что это значит в данном контексте. По логике это должно означать, что он видит, как другие играют, и замечает, что кто-то играет нечестно. Может быть, ты хотела сказать «поняв, что они замаскировали происходящее под игру…» Кстати, Гробница Морганы — отличное название!) в игре «гробница Морганы» — эта игра была крайне популярной как среди жуликов, так и среди авроров..

– Твой ход, Люпин.

Оборотень, надо отдать ему должное, сориентировался мгновенно. Он начал аккуратно снимать сеть защитных чар, наложенных Люциусом.

– Дорогая, пригласи господ из аврората в мой кабинет, — расцвел хозяин дома и вышел из комнаты.

Но, конечно же, не все присутствующие были людьми разумными.

– Эй, Сопливус, какого чёрта! Почему ты сунул эту штуку ко мне в карман?

– А к кому? Ты хочешь подставить хозяев дома, когда они оказывают нам услугу? Или ты надеешься, что твои дружки из аврората отправят меня в Азкабан, а ты наконец станешь опекуном Гарри? Или ты хочешь подставить Люпина? Я, Малфой и Люпин априори являемся для них подозреваемыми и темными личностями…

– Не связывался бы с темными лордами и темной магией — не считали бы темной личностью, — пробормотал себе под нос Блэк.

– Ну да, а Люпину не стоило связываться с темными существами.

– Не тебе наезжать на Ремуса!

– Идиот. Люпин — темная тварь из темного леса. И в Министерстве об этом известно, благодаря твоему длинному языку. Он такой же подозреваемый, как и мы. Из всех нас только ты сияешь белизной незапятнанной репутации. Плюс к тому ты безвинная жертва министерского произвола. Так что тебя-то они точно обыскивать не станут.

– А…

– Бэ. Подумай, прежде чем говорить, а ещё лучше — подумай и промолчи.

Блэк открыл рот, посмотрел на Люпина и… промолчал.

~oOo~


Авроры были весьма вежливы и обходительны. Они не рвались вскрывать полы и обследовать стены или потолки в поисках тайников. Однако ни одна деталь не избежала их внимания.

— …Просим прощения, мистер Малфой, — и по внимательному, хотя и беглому, взгляду, которым авроры окинули присутствующих, было понятно, что они отметили, кто гостит в доме Малфоев и чем развлекается. Блэк, войдя в раж и окончательно обнаглев, предложил господам аврорам присоединяться к их забаве. Господа авроры, увидев, настолько мощные защитные заклинания здесь наложены, совместными усилиями разобрались с ними за каких-то полтора часа. В ответ на просьбу снять поставленную им защиту Малфой потянулся к палочке, но всё тот же Блэк возмущенно завопил, что это не по правилам. Когда защита была снята, лица Авроров сравнялись по цвету с окраской их мантий. Полтора часа возни ради того, чтобы убедиться, что на столике действительно лежал самый обычный речной голыш.

Также господа авроры обнаружили наказанных и запертых в детской Гарри и Драко. Мальчишки наказанием огорчены не были ни капли. Драко, пристроив в камине кухонный котел, помешивал в нем что-то поварешкой, а Гарри рисовал приятеля, закусив губу и хмурясь от усердия. Драко на рисунке почему-то не желал оставаться неподвижным и то пытался увернуться от карандаша, то, возмущенно жестикулируя, требовал стереть неудачный штрих.

Гарри при виде алых аврорских мантий кинул на отца настороженно-испуганный взгляд, что и не удивительно: в их аптеке авторские проверки устраивались раз в два-три месяца.

А интересовал господ авроров дом на площади Гриммо. Им-де точно известно, что этот дом принадлежит г-ну Малфою, а бывший его владелец — г-н Блэк. И как прекрасно, что имеется возможность поговорить сразу с ними обоими. Есть подозрение, что в этом доме проводились темномагические ритуалы и…

– Этот дом принадлежит не нам с супругой и не кузену Блэку, — с чопорным достоинством ответил Малфой. — Я распоряжаюсь особняком только до совершеннолетия его владельца. Дом принадлежит Драко.

Драко, недовольный тем, что ему помешали варить шоколад, приосанился и вздернул подбородок, задирая нос. Все остальные взрослые переглянулись.

Северус бы посмеялся, не будь ситуация настолько серьезной. Он сильно подозревал, что обыск поместья Малфоев именно в тот момент, когда в нем собрались все присутствующие, был не случаен. Однако хозяева и гости поместья делали вид, что удивлены интересом к особняку в Лондоне, шокированы обвинениями и умиляются реакции Драко. Выражение лиц у них было… непередаваемое. А вот представители власти пытались скрыть замешательство, стараясь при этом ничего не упустить и бдительно проследить за реакцией подозреваемых.

Данные, полученные авроратом от Отдела каминной связи, подтверждали их показания. Молодой, доброжелательно улыбающийся чернокожий аврор уверял их, что они просто хотели бы выяснить имя злоумышленника, обманувшего доверие уважаемого мистера Малфоя. Он мягко увещевал и убеждал, что никто не подозревает присутствующих, но ведь злоумышленник мог нанести вред детям.

Гарри повел себя просто идеально. Он, испуганно и виновато глядя на Северуса, подозвал его страшным шепотом, слышным на всю комнату, и все тем же шепотом признался, что это он вызвал весь этот переполох. Я, мол, не виноват, я просто испугался, а Драко вообще ни при чем. На встревоженные расспросы Северуса и остальных мальчик сначала, запинаясь, признался, что увидел боггарта. Нарцисса проявила себя не меньшей актрисой, кинувшись утешать Гарри и встревожено интересуясь у сына, не испугался ли тот. Но лучше всех проявил себя Драко. Он, задрав подбородок и прищурясь, завил, что Гарри его гость и он, как хозяин, отвечает за него по законам гостеприимства. Мол, если кого и наказывать — на этих словах голос младшего Малфоя дрогнул — то только его. И посмотрел на родителей такими умоляющими глазами, что любой бы прослезился от умиления и немедленно простил этого милого ангела. Вопрос к детям, как выглядел боггарт, взрослые маги отмели как слишком личный и не имеющий отношения к делу. Хотя Гарри и прошептал громогласно на ухо Северусу, что боггарт выглядел как злой толстый дядька. Люциус был настолько любезен, что позволил провести осмотр места происшествия, а когда господа авроры заикнулись о возможности допросить домовиков, только вздернул бровь. Ведь проверка показала выброс «сырой» магической силы. Никаких следов применения заклинаний.

Казалось, этот эпизод не имел последствий, если не считать таковыми то обстоятельство, что все участники происшествия имели дружеские беседы с господином директором Хогвартса. Но ведь в этом не было ничего удивительного: Малфой входил в совет попечителей школы, Снейп и Блэк там преподавали, а Люпин просто встретился с ним на улицах деревушки.

Совпадение. Конечно то, что за неделю Альбус пообщался с каждым из них, было обычным совпадением…

~oOo~


С Северусом Альбус в присутствии Минервы завел разговор о подготовке к следующему учебному году, в том числе и о нуждах госпиталя. Директор благожелательно отозвался об успешности предпринимательской деятельности нового хогсмидского аптекаря. Хвалил за помощь Люпину, интересовался Гарри и выражал сомнение в полезности тесной дружбы мальчика и юного Малфоя. Душевный разговор за чашкой чая. Только вот спина у Северуса взмокла от напряжения, с которым он удерживал ментальные щиты. Потому что если в начале вмешательство Альбуса в сознание ощущалось как щекотка от почти невесомого перышка, то под конец разговора било по нему не хуже тарана, штурмующего замковые ворота.

Сириус Блэк имел почти такую же содержательную беседу, когда принес заявление об отставке. Директор на пару с бывшем деканом убеждали молодого мага в поспешности принято решения. Минерва, горячась, доказывала, что давно уже в школе не было столь компетентного преподавателя, что дети его любят, а коллеги ценят, но Блэк уперся и стоял на своем: он пришел в школу только ради возможности стать ближе к крестнику, а теперь это не имеет смысла, ведь Гарри в деревне, а он — в замке. Во время разговора Блэк настолько накрутил себя, что не мог думать ни о чем, кроме проклятого Сопливуса, который имел все то, что должен был иметь сам Сириус. Сопливус забрал у него любовь крестника и преданность друга, а ему только и оставалось, что добиваться расположения мальчика обходными путями, начав общаться с семьей, с которой он, казалось, порвал навсегда. Это было так нечестно, что… что думать ни о чем кроме того, что бы он сделал с мерзавцем Сопливусом, не оставалось сил. Все заслонил образ Снейпа со сломанным носом, из которого хлещет кровь. Директор все понимал, но, мягко пожурив Сириуса, напомнил ему, что если избить Снейпа на глазах у Гарри, то это не поможет стать ближе к мальчику. Сириусу был дан отеческий совет постараться отдохнуть с мальчиком вместе, возможно, на курорте.

А через пару дней после этого директор разговаривал с Северусом уже наедине. И, больше не утруждая себя улыбками, довольно жестко напомнил Северусу о клятве, данной в день, когда тот пришел к нему, полный мучительного раскаяния.

– Пришло время выполнить свою клятву, мой мальчик. Я думаю, что Гарри неплохо будет провести это лето с крестным. Они должны найти общий язык — пора дать мальчику возможность сделать выбор.

О клятве Северус помнил, как помнил и о том состоянии, в котором находился, когда от него потребовали эту клятву. Но его ведь никто не принуждал… Долги надо платить.

Получив согласие, Альбус не смягчился. Он дал понять, что не позволяет Северусу покидать пределы Соединенного королевства, а также потребовал, чтобы тот сам рассказал о своей роли в смерти Джеймса и Лили Поттеров. Это было предложение, от которого невозможно отказаться, пускай к виску не было приставлено ни дуло пистолета, ни кончик волшебной палочки.

Люпина директор навестил в аптеке. Сперва они говорили о работе Ремуса, об успехах Северуса в делах и Гарри — в учебе, потом слово за слово — и разговор перешел на Сириуса и охлаждение старой дружбы между мародерами.

Малфой имел беседу с директором как член попечительского совета. Беседа эта изначально велась сухим деловым языком. Малфой всегда старался избегать неуместной показной сердечности во взаимоотношениях с директором Хогвартса. Однако Альбус всё равно постарался сделать беседу как можно менее обезличенной. Он, как обычно, проявил живейший интерес к супруге и сыну своего бывшего ученика. Люциус откровенно бесился от того, что все разговоры с директором низводили его к положению сопливого первоклашки, но Дамблдор мастерски владел этим умением, строя разговор так, что формально придраться было не к чему. Старый учитель с умилением вспоминал выходки бывших учеников, всё в рамках приличий.

– Как поживает Нарцисса? — ласково жмурясь, спрашивал человек, выглядевший как старый эксцентричный маразматик, а на деле бывший одним из самых опасных людей в магической Британии. — Помнится, она всегда выглядела такой тихой, скромной мышкой, но если её довести — была способна на выходки куда более серьезные, чем даже Беллатрикс.

– Благодарю вас, у Нарциссы все в порядке, — сдерживаясь, Люциус попытался вернуть разговор к расширению библиотечного фонда школы: — Так вот…

– А как ваш прелестный малыш? Драко, не так ли?

– Спасибо, господин директор, у нас все в порядке, но вот относительно запроса…

– Конечно, конечно… — закивал головой директор, — у вас в семье не может быть иначе. Вы ведь преданный муж и любящий отец.

Под холодной улыбкой и внимательным прищуром голубых глаз сердце Люциуса Малфоя пропустило удар.

– Конечно, гос… — он старался сохранить невозмутимость.

– И вы никогда не поставите под удар семью, если будете иметь выбор?

– На что вы намекаете? — Люциус очень надеялся, что маска вежливого интереса держится на его лице.

– Всего лишь на то, что… — голубые глаза внимательно смотрели в серые. Малфой понимал, что его пытаются читать, и даже пытался как-то защитить свое сознание, но ментальные искусства не были его сильной стороной. Старший маг, словно в подтверждение этой мысли, торжествующе улыбнулся. — Мистер Малфой, я понимаю, что вы хотите защитить семью от прежнего господина. Вам выгодно нынешнее положение дел. И ещё — вы готовы многим рискнуть, поставив на новую карту. На ребенка, ставшего для Британии героем. Однако всё дело в том, что сам Гарри… возможно, является латентной реинкарнацией Волдеморта. И ещё в том, что сестра вашей супруги не очень сильно ошиблась. Волдеморт не погиб. И если ваш сын останется рядом с юным мистером Поттером, то никто не сможет поручиться за его безопасность. Однако если вы решите прервать это знакомство, то я клятвенно заверю вас в безопасности Драко до достижения им совершеннолетия.

Молфой, сгорбившись, уставился в пол. Он не пытался что-либо решать. Жена и сын были его ахиллесовой пятой. Угрожая им, из него можно было вить веревки. А директор и не угрожал. Он просто ставил перед фактом. Если Гарри — Темный Лорд, то Драко будет угрожать опасность и от него, и от Дамблдора, а если нет — то директор все равно не допустит влияния Малфоев на героического ребенка, и близость к этому ребенку поставит Драко Малфоя под удар. Гордость требовала отказаться. Здравый смысл — немедленно принести любые гарантии своего благоразумия.

Собрав остатки гордости, он попросил дать ему время на размышления. Директор величественно поднялся и, вновь став радушным хозяином, проводил его до дверей.

~oOo~


Вскоре после этого разговора события начали набирать скорость. Северусу казалось, что жизнь несет его стремительным потоком, но зельевар подозревал, что этот поток мчится если не к водопаду, то к водовороту.

Сперва школьный персонал был потрясен известием о том, что Люциус Малфой начал переговоры с Думштрангом. Помфри и Флитвик были уверены, что речь идет о финансовой поддержке и переговоры затеваются ради имиджа. Минерва и Помона полагали, что Малфой намерен отправить туда сына на обучение, а Ирма недоумевала, почему одно исключает другое.

Альбус наконец-то предложил Северусу место преподавателя защиты. Сделано это было в Большом зале на глазах у изумленных преподавателей. Только это и помогло испугавшемуся за свою жизнь молодому профессору избежать проклятой должности. Альбус, благожелательно улыбаясь, возвестил, что Северус может радоваться, ибо исполнилась его заветная мечта — занять место преподавателя Защиты от темных искусств. Бледный слизеринец, с трудом отбиваясь от поздравлений коллег, уверял их, что он вообще хотел бы отойти от преподавательской деятельности ещё в этом году — аптека занимает все его свободное время, которого не хватает на сына. Отказаться от нежеланной чести удалось только с помощью Помоны, Минервы и Поппи. Милые дамы поддержали его желание уделять больше времени Гарри.

Прощальный пир знаменовал для Северуса не только начало каникул, но и самое странное лето. Впоследствии он часто вспоминал его. Примерно так бабушка вспоминала последнее лето перед Второй мировой войной. Может, то лето действительно было таким потрясающим, а возможно, оно запомнилось потому, что это было последнее мирное лето, хотя в воздухе уже витал дым будущих пожарищ. Он не знал. Он свалил почти всю работу в аптеке на своих студентов: ребятам требовались деньги, а Северусу нужно было свободное время. В середине июля приехала из Франции Люси. И сделала ему предложение. Нарцисса и Драко отправились на отдых в Италию. И Северус изготовил философский камень. Случайно.

Уже довольно продолжительное время мысли Северуса были заняты поиском способа модифицировать зелье от ликантропии. Он также тратил много времени на исследования артефактов, оставленных Темным лордом. Все это вкупе с желанием проводить как можно больше времени с сыном приводило к хроническому недосыпу. Сохранять ясность мышления в такой ситуации помогали только бодрящие зелья и ударные дозы кофе. Конечно, все это негативно сказывалось на желудке и печени, но и для их излечения существовали зелья.

В ночь после приезда мадемуазель Гранде Северус тоже почти не спал. Накануне девушка ворвалась в аптеку, с порога осыпав его ворохом новостей. Она с возмущением рассказывала, что, оказывается, большая часть нужных ей данных находится не в Библиотеке Британского музея, а отделе Тайн Министерства Магии Соединенного королевства, что её бабушку мучают боли в суставах, и под конец поведала, что её руки просил один сослуживец. После этого заявления девушка внимательно посмотрела на Северуса.

Когда он начал что-то лепетать на тему «поздравляю-желаю-счастья-в-семейной-жизни», девушка, тряхнув головой, требовательным жестом заставила его замолчать и тихо спросила:

– Северус, я вам, совсем не нравлюсь? Совсем-совсем? Потому что я бы с большим удовольствием услышала, от вас не поздравления, а сожаления по этому поводу.

Сказав это, она развернулась и вышла из комнаты.

Люпин, бывший рядом во время разговора, вздохнув, велел Снейпу немедленно догнать мисс Гранде, извиниться и признаться ей в любви. Но Северус остался на месте. Он был оглушен двумя мыслями — Лиси его любит, а что к ней испытывает он? Он был привязан к ней и считал девушку… другом? Может ли он любить не Лили? Выйдя во двор он вызвал патронус: как и прежде, это была серебристая лань.

Ночь зельевар провел, ворочаясь с боку на бок. Он думал о зельях, о Люпине, о Темном Лорде, о Гарри и Лили и старательно отгонял от себя мысли о Люси и о том, что ему теперь делать.

Сон сморил его только под утро, и снилась ему какая-то чушь: он был в лаборатории и что-то готовил. Ингредиенты совершенно не сочетались между собой, но он сосредоточенно размешивал глину, сыпал в котел песок, потом полил эту смесь кровью и, помешивая все это веткой омелы, в конце опустил туда кусок нефрита и поставил все это в атанор.

Утром профессор, так и не выспавшись, сбежал ото всех в лабораторию. Там он начал готовить перечное зелье, а потом, задумавшись непонятно о чем, достал второй котел и начал что-то в него крошить. В себя его привела боль в руке. Северус был потрясен. Глядя как его кровь стекает в булькающий котел он не мог понять, что с ним. Вот уже много лет он не приступал к работе над зельями, не надев предварительно защитные перчатки из драконьей кожи. Взгляд его упал на кусок нефрита, лежащий на подоконнике… И он решил: хуже не будет.

После этого Северусу долго было не до экспериментов. Оказалось, что накануне Люпин сам догнал Люси. Они долго разговаривали, а потом вдвоем поднялись на чердак, в студию к Гарри. Утром Северус ускользнул в лабораторию, но после обеда Гарри попросил его отойти «на минутку». И оглушил заявлением, что мадмуазель Гранде официально спросила согласия Гарри на её брак с Северусом. И что он, Гарри, дал свое согласие. Так, к собственному удивлению, Северус оказался помолвлен. До начала учебного года оставалось не так много времени, как хотелось бы, и все взрослые просто разрывались, пытаясь успеть всё необходимое за столь короткий срок. Поэтому результаты своего «эксперимента» Северус узнал весьма нескоро. Только в конце июля он вынул содержимое из атанора. Им оказался золотисто красный камень и мерцающая золотом жидкость. Он долго не мог поверить, но серия экспериментов подтвердила, что это философский камень.

~oOo~


Люси, узнав о «проблеме» Люпина, подошла к этому вопросу очень серьезно. Она, занимаясь сперва исследованием истории чар и отчасти зелий, позже расширила круг своих научных интересов. Постепенно девушка начала собирать материалы для написания собственной истории магии. Именно поэтому она с маниакальным упорством собирала данные по всему миру. То, что преподавалось под названием «История магии» в Шамбатоне и Хогвартсе, вызывало у нее только пренебрежительное фырканье.

–Разве можно биографии великих магов и историю войн с разумными волшебными расами называть историей магии? — возмущалась она. — Вы расскажите мне, где, как и почему были созданы те или другие заклинания, чары, сглазы и наговоры. Когда и почему волшебники стали пользоваться волшебными палочками и как это отразилось на исходных заклятьях. Как изначально строились взаимоотношения волшебников, магглов и других разумных рас.

И исследование «настоящего живого оборотня» было для нее лучшим свадебным подарком — ведь часть ее диссертации была посвящена оборотням и берсеркам.

Люпин только улыбался, принимая свою судьбу смиренно, как святой Себастьян*. А девушка, сияя воодушевлением, зачитывала им избранные места своего исследования истории магии.

– В магическом мире данных по истории темных веков сохранилось ещё меньше, чем магловском. Однако если объединить сведения, полученные из магловских и магических источников, то можно прийти к интереснейшим выводам. Исследуя традиции и историю германских общин, я пришла вот к каким выводам: оружие сопровождает свободного человека от рождения до могилы, в момент принесения присяги и совершения религиозных обрядов. Понятие, связующее воедино племена и союзы племен, непереводимо одним словом pax (мир), означающим отсутствие внутренних распрей. Это также содружество, созидательная сила в обществе, но она же удивительным, на первый взгляд, образом порождает глубинные причины обращенной вовне войны. Древнегерманскому обществу известны враги народа (hostes). Оно не допускает в своих пределах не-друзей, отступников. Всякий, кто переступит черту, обозначенную кровной местью, будет считаться гражданским преступником, зверем, подлежащим изгнанию, «волком», отверженным, изгоем. **

Сильно развитое чувство племенной принадлежности, подкрепляемое культом предков, объясняет, почему комитат (воинский союз), несмотря на тот факт, что он формировался на иной, чем кровное родство, основе, оказался не в состоянии полностью освободиться от этого чувства. Наоборот, семья являлась моделью для комитата, причем не только социальной, но и ритуальной. Посредством ритуала и детально разработанного кодекса ценностей создавались воинские семьи, которые состояли друг с другом в действительном родстве. Разумеется, родство это ритуальное, а не биологическое. **

Девушка перевела дыхание и сияющими глазами обвела хмурые лица Северуса и Люпина.

– И такие образования были не только у германских племен. Если мы посмотрим на скандинавов, то увидим то же самое. Для примера воспользуемся хотя и поздним, но все равно представляющим значительную ценность текстом, в котором Саксон Грамматик описывает спутников (contubernales) легендарного короля Фрото. Это самые настоящие берсеркры, они грабят, убивают, насильничают, ведут себя как звери. Король требует от них дисциплины, дает моральные установления. Постепенно берсеркры превращаются в воинов, способных усмирить и очеловечить свои древний гнев, сохраняя при этом его позитивные возможности.**

Северус посмотрел на Люпина и увидел на его лице отражение собственного недоумения. Люси в отчаянии топнула ногой:

– Поймите, изначально наши миры были едины. Вспомните магловские и наши легенды. Кентавры были первыми учителями магов в Греции, в Европе колдуны и ведьмы получали свои познания от фэйри Народа. При этом каждый ребенок с волшебными способностями служил своему роду. Был частью племени. Жрецы и лекари, учителя и врачи, воины и кузнецы. Размежевание пошло после того как любое колдовство было объявлено происками темных сил. И даже когда в Европе запылали костры, часть волшебников продолжала сотрудничать с маглами. Инквизиция не брезговала услугами волшебников в борьбе против колдовства. Преданность роду заложена в нас изначально. Позднее эта фанатичная преданность переносится на семью. Но берсерки и прочие воинские союзы к этому времени объявлены вне закона. На них охотятся, как на диких зверей. У всех волшебников была возможность затаиться, но у боевых братств этой возможности не было в принципе. Они были повязаны ритуалами с родом. При этом природа этих чар требовала от них «продолжить» себя. Мне кажется, именно отсюда идет такое странное сочетание: с одной стороны ликантропия — болезнь, а с другой стороны — проклятье. Мне попался отрывок из маггловских летописей, в котором описывалось, как армия отступающих была окружена превосходящими силами. И отступающие объявили, что среди них есть оборотни. После чего ушли без боя. Зачем иметь в рядах армии оборотней, если они не могли перекинуться в боевую ипостась во время боя? И зачем нужны бойцы, которые не видят разницы между своими и чужими? Я практически не сомневаюсь, что привязка к фазам луны и помрачение сознания — это проклятье, а вот способность перекидываться — болезнь, причем изначально прививалась она добровольно.

– И что это нам дает? — скептически спросил Северус.

– Возможность проверить действенность описываемых ритуалов.

Они спорили до хрипоты. Ритуал подразумевал присягу клану или роду, но таковых у Люпина не было. Оборотень заикнулся было об ордене, но Северус, злобно зыркнув на него, быстро пресек подобные идеи. Во-первых, Люси не была посвящена в тайну существования Ордена феникса, а, во-вторых, верность Ордену подразумевала верность его главе, а это было сейчас не самым лучшим вариантом для Гарри. С тем же успехом Люпин мог поклясться в верности Лорду. Решение, и довольно неожиданное, нашла Люси. Поскольку боевые братства основывались не на кровном родстве, то она предложила создать таковое из Северуса, Люпина и Блэка. Девушка наивно заметила, что они же явно и так крайне близкие друзья. Северус чуть не захлебнулся то ли от удивления, то ли от возмущения подобным допущением. Но, с другой стороны, это был действительно дерзкий и захватывающий эксперимент. Гриффиндорцы, как и следовало ожидать, не колебались ни минуты. Подготовка к ритуалу требовала создания для каждого из членов братства мечей и «волчьих» браслетов. Северуса эти браслеты заставляли немного нервничать: что, если что-то пойдет не так и ритуал закончится для него ликантропией? Но Люси довольно уверенно заявила, что шансов на такой исход меньше пяти процентов. Мечи решили заказать в деревенской кузнице, а вот с браслетами вышла неувязка. Браслеты должны были носить отпечаток общественного презрения. В древности все эти воинские союзы были, видите ли, почти на положении рабов. Однако рабства в Британии не было уже несколько веков, если не считать домовых эльфов. Отказ от одежды Северус не стал даже обсуждать.

– А может к-кольца? — неуверенно заикнулся Ремус и покраснел.

– И что же такого позорного в кольцах, Люпин? — холодно спросил Северус.

– Ну, у маглов, — оборотень неуверенно покосился на приятеля-магглолюбца и промямлил: — У них сейчас в моде однополые браки. Ну и можно пустить слух, что стальные обручальные кольца это… — он окончательно смешался и залился краской смущения.

– У меня свадьба в конце августа, если ты забыл.

– Ну, твоя-то невеста возражать не станет, — ухмыльнулся Блэк, — а слухи я вам обеспечу.

– А это ничего, что колец и мечей потребуется по три штуки? — всполошилась Люси.

– Тем более пикантными будут слухи, — ухмыльнулся Блэк, но, тут же посерьезнев, добавил: — Пускай лучше о нас будут ходить неприличные догадки, чем слушки о тайных обществах, братствах или орденах. Тихие извращенцы могут существовать долго, а вот любой намек на тайное общество будет фатален.

~oOo~


Вы когда-нибудь пытались проводить тайную операцию (и не одну) втайне от всех, когда рядом с вами постоянно находится любопытный ребенок? Дети — это кошмар для шпионов. Они постоянно хотят залезть во все щели, заглянуть во все углы и обшарить все подвалы и чердаки, не говоря уже о помойках, имеющиеся поблизости. Гарри постоянно крутился рядом. Он был в восторге от предстоящей свадьбы и одно время даже всерьез рассматривал себя на роль посаженного отца, правда, так и не смог решить, чьего. Несказанно радовало, что посещение кузницы совершенно очаровало ребенка. Гарри совсем не прислушивался к разговору взрослых, а только пялился вокруг и оживленно переговаривался с сыновьями кузнеца. Старший из мальчиков уже работал молотобойцем, а младший присматривал за огнем в горне, за работой мехов, следил за порядком и выполнял поручения старших. Больше всего, как оказалось, Гарри потрясло, что большинство сложных работ с металлом требуют применения магии, но совсем не требуют применения палочки. Он пытался узнать наговоры для работы с металлами, но получил отказ и потом долго приставал с этим вопросом к Северусу и остальным взрослым. Люси научила его наговору от сорняков, а Люпин — наговору от головной боли.

Северус находился на взводе и постоянно ссорился с Блэком. Об их стычках быстро становилось известно всей округе. Очевидно, обыватели деревни вовсю судачили о причинах их размолвок. Однажды в аптеку во время очередной свары зашли, чтобы поздравить Снейпа с помолвкой, Альбус с Минервой,. Естественно, Блэк получил мощную моральную поддержку в их лице, особенно после того, как он объявил, что хочет пригласить Гарри отдохнуть с ним на море. Все трое начали уверять Северуса, что у него будет медовый месяц и ему будет явно лучше, если ребенок не будет ему мешать. Люси поздравили Паркинсоны — на правах родственников. Малфой, отправив жену и сына на материк, тоже нашел время поздравить партнера и проверить финансовую отчетность. Лето стремительно катилось к концу.

С приближением осени характер Северуса портился все сильнее. Зельевар стал донельзя раздражительным, срывая плохое настроение на окружающих. Временами он сам удивлялся, как его выдерживает Люпин. Пожалуй, единственным человеком, который не пострадал от его острого языка и желчного нрава, был Гарри. День рождения младшего Снейпа праздновался весьма широко. Мальчишка пригласил, наверное, полдеревни. Гости собрались на лужайке за оградой их огорода. Поздним вечером, когда все уже разошлись, а Северус, Люпин и Люси наводили после них порядок, Люпин спросил, понравился ли Гарри праздник. Мальчик не задумываясь честно ответил:

– У меня никогда не было столько собственных гостей на дне рождения, и я рад, что смог пригласить всех друзей. Но в следующем году я лучше проведу этот день среди самых близких людей, — и улыбнулся.

Северус только сглотнул и хрипло ответил:

– До следующего года ещё нужно дожить.

Он развернулся и резко ушел, понимая, что ведет себя неправильно, но не в силах ничего с собой поделать. Закрывая за собой дверь дома он слышал, как Люпин пытается объяснить растерянному и испуганному Гарри, что это просто такая поговорка, что Северус просто не хочет из суеверия планировать так далеко.




Глава 18. Глава семнадцатая, в которой Северус женится, а Гарри и Сирисус путешествуют (продолжение)

~oOo~


День рожденья Гарри прошел, и откладывать разговор с мальчиком дальше стало просто невозможным. Однако и поговорить с ним было довольно сложно: в доме постоянно толпились посторонние — то коллеги по Хогвартсу, то знакомые Северуса, Люси или Люпина. Подготовку к свадьбе взяли на себя Паркинсоны и Малфои (Люциус, оправдываясь отсутствием Нарциссы в стране, — только материально), но посильную помощь предлагали все их друзья. Хотя ради справедливости нужно отметить, что не все были в восторге от предстоящего бракосочетания. Многие соседки при виде Северуса и Люси поджимали губы, с неодобрением отмечая поспешность свадьбы, молодость жениха и невесты, нехорошие слухи об их прошлом и многое другое. Люпин, ухмыляясь, комментировал это фразой «зелен виноград». Вдобавок ко всему, Гарри накануне стал свидетелем заключительного этапа ссоры отца с Блэком и Люпином, произошедшей после того, как Северус в последний момент отказался участвовать в ритуале. Он сказал, что Люси может обижаться, но он не желает становиться рабом третьего господина. Пускай даже это будет благородное воинское братство, призванное защищать детей. Они долго думали, кому или чему приносить присягу, и Люпин в конце концов предложил «защиту детей». Блэку было всё равно, кому или чему присягать, лишь бы поиграть в «Гриффиндора, усмиряющего гидру зла», а Люпину хотелось соединить благородство цели со стремлением избавиться от проклятья. Естественно, с Блэком они тогда разругались вдрызг: ещё бы, мальчику не дали поиграть со всамлделишним мечом. Но после его эффектного ухода Северус смог наконец рассказать Люпину об альтернативном способе — эликсире философского камня. То, что очищает от наносного, облагораживает низкое и возвращает к состоянию первоначальной чистоты. Все оставшееся до полнолуния время (чуть больше полутора недель) Люпин пил экстракт, а потом выпил своё зелье и отправился в погреб. Итог этого эксперимента едва не стал фатальным. Люпина долго рвало и било в корчах. Он отравился настолько сильно, что едва не умер, но… Северус всё-таки был прав. В его руках было лекарство от страшного проклятья. Дорогое, редкое, но эффективное. Все мучения Люпина проходили в его человеческом облике. Пяти капель в кубок с клубничным соком хватило, чтобы сам зельевар забыл о больном желудке и печени, а Гарри он добавил одну каплю в молоко, опасаясь, что большая дозировка приведет к... Превратит в младенца? Остановит взросление? Риск был бы не оправдан.

– Гарри, помнишь, ты хотел поехать на лето куда-нибудь отдохнуть? Блэк хочет отправиться в Бат и, возможно, на материк… Я согласился отпустить тебя с ним.

Всё-таки волнение скрыть не удалось, потому что после первой радости мальчик нахмурился и с некоторым испугом спросил:

– Ты… ты отказываешься от меня? Потому что теперь у тебя будут свои дети?

– Нет! — Северус сжал плечи сына и присел перед ним на корточки. — Во-первых, у нас с Люси будет медовый месяц, это время мы будем привыкать жить семьей. Помнишь как мы с тобой привыкали жить вместе? — Гарри кивнул. — Во-вторых — и это самое главное — слишком многие знают о том, кто ты такой, и все эти люди слишком интересуются тобой. Но они хотят тебя использовать, а мы с Блэком хотим, чтобы ты мог быть счастлив. Ты знаешь, как я ненавижу Блэка. Однако я уверен в том, что он тебя любит не меньше меня. Я не хочу расставаться с тобой, я не хочу отпускать тебя с Блэком, но если ты останешься — нас могут разлучить навсегда.

Гарри обнял его за шею и спрятал лицо на плече. Конечно, большие мальчики не плачут… Северус потрепал темную макушку и начал объяснять свой план.

– И запомни: хотя Блэк взрослый и я ему доверяю, но он безрассуден и импульсивен. Поэтому ты должен сам оценивать ситуацию. Старайся удерживать его от глупых выходок в стиле гриффиндорского идиотизма.

– Как?

– Думай, оценивай, анализируй. Ты достаточно умный мальчик, если понадобится — не бойся показаться испуганным или смешным, главное достичь цели — увести Блэка от опасности. Используй свой возраст и свою зависимость от него как рычаг давления на его чувство долга. Договорились?

– Да. Но ты…

– Я постараюсь справиться. И пожалуйста, веди себя на людях как воспитанный, скромный и застенчивый молодой человек, не позорь меня.



~oOo~




Накануне свадебного торжества прибыла мадам Гранде. Старая ведьма придирчиво осмотрела дом и аптеку, нахмурившись, познакомилась с будущим мужем внучки и её пасынком. Соседи тут же вынесли вердикт, что бабушка невесты донельзя высокомерна.

В первый же вечер старуха попыталась разорвать помолвку. В тот день в доме побывали с визитом Альбус с Минервой. Пробыли они на удивление мало. Директор вдруг вспомнил о неотложных делах, пожелал всего наилучшего и поспешил откланяться. МакГонагалл тоже не стала задерживаться. Северусу показалось, что Альбус узнал его будущую родственницу и был весьма не рад встрече. И вот вечером почтенная некромантка весьма резко высказалась о круге знакомых Северуса, а так же о том, что над женихом и над его воспитанником висит тень смерти. Да, да именно воспитанником. Она же не слепая и видит, что кровной связи между ними нет. Разговор был долгим. Люси бабка отослала, а с ее женихом говорила обстоятельно. Потом, поднявшись в спальню Гарри, внимательно осмотрела мальчика. И в итоге благословила этот брак. Старуха была родом из Эльзаса, и у нее были личные счеты с Альбусом, да и к Лорду она отнеслась весьма неодобрительно. Однако мадам Гранде хотела уверенности, что шансы её внучки остаться вдовой не настолько велики, как это показалось ей на первый взгляд.

Свадебные торжества подходили к концу. Гарри, весь вечер путавшийся под ногами у взрослых, отправился спать. Северус, попрощавшись с гостями, обнял невесту и аппарировал на берег озера Лох-Несс. Как и обещала Минерва, здесь их ждал уютный дом, на две недели предоставленный в их распоряжение. Он подхватил невесту на руки и перенес через порог.

…Это были волшебные две недели. Северус, сам удивился, поняв, что влюблен в свою жену гораздо больше, чем предполагал. И с неменьшим удивлением осознал, что вспоминает о Лили Эванс с грустной ностальгией — и только.

Когда они вернулись домой, то обнаружили, что Гарри все еще в отъезде. От Сириуса Блэка не было вестей. Северус подождал ещё несколько дней. Ничего не изменилось. Нет, в самом начале Блэк показался на людях с мальчиком и даже дал интервью, а потом пропал.

Снейп устроил скандал, обвинив Альбуса и Минерву в заговоре и похищении. Ведь это они так настаивали, чтобы он «разрешил Гарри общаться с крестным», это они уверяли, что Сириус Блэк весьма достойный человек. И что теперь?



~oOo~


Это лето принесло Гарри множество открытий. Он понял, что значит быть «как все» и понял, что это не то, чего он желает для себя. Он понял, что он — единственный в мире и уникальный Гарри. И не потому, что у него на лбу шрам, не потому, что его пытались «поделить» двое отцов — приемный и крестный, а потому что он — это все, что он видит и чувствует. Этим летом он понял, что… Стал самостоятельным? Но, так или иначе, а самостоятельным он был почти всю свою жизнь. Взрослым? Тоже нет. Взрослым он себя еще не чувствовал. Но и ребенком он себя уже не ощущал. Он вместе со взрослыми планировал, как жить и что делать. Он помогал в лаборатории и по дому. В конце концов, он даже отца сумел сосватать. Он нес бремя ответственности за принятые решения. И в тоже время это лето запомнилось ему яркими красками, которые хотелось запечатлеть на бумаге, беззаботным весельем, которым сопровождались даже серьезные занятия. Умеючи, любое дело можно превратить в веселую игру или в бессмысленный кавардак. Ремус умел и любил первое, а Сириус был мастером во втором.

Гарри жадно впитывал новые впечатления, ощущения и умения. Он бегал посмотреть на работу столяра или в кузницу, он даже попытался научиться прясть пряжу, наговаривая заклинания, улучшающие нить. Вечерами они с ребятами бегали на соседний луг, чтобы покататься на лошадях или тестралах, или, сидя у костра, рассказывать страшные истории. Ремус начал брать его с собой на опушку Запретного леса, когда отправлялся за ингредиентами. Вообще-то эта роща не соединялась с Запретным лесом, но местные жители всё равно старались лишний раз туда не ходить: там частенько можно было увидеть кентавров, а они славились неуживчивым характером и умением портить жизнь излишне любопытным людям. Там Гарри впервые увидел пасущееся стадо единорогов.

В тот день они поднялись довольно рано, чтобы встретить рассвет на холмах за деревней, потом дошли до леса и нырнули в золотисто-зеленый сумрак. Гарри думал, что, наверное, именно такой свет можно увидеть под водой в теплых южных морях. Только в лесу вместо ярких тропических рыб порхали бабочки и птицы. Гарри с удовольствием вдыхал лесной воздух, напоенный запахом цветов и прогретых солнцем трав на полянах или грибной сырости в ельнике. Слушал свист и трели лесных пичуг или звонкую дробь дятла. Замечал то кончик рыжего лисьего хвоста, мелькнувшего в кустах, то перебегающего тропу ёжика, то ужа, греющегося на теплом камне, то голову оленя. Бредя по лесу и перекликаясь с Ремом, Гарри думал о том, насколько сильно отличаются звуки и запахи леса от деревни, где с утра до ночи можно слышать гавканье, перекличку петухов, блеянье коз или мычание коров. Или взять города. Магловские города пахнут и звучат совсем иначе, чем Диагон Аллея, а ведь она в Лондоне. Гарри настолько задумался, что не сразу заметил впереди просвет в кустах.

А когда вышел — перед ним открылась залитая солнцем поляна, полого спускавшаяся с высокого берега к озеру. Озеро было здесь не настолько широко, чтобы не увидеть противоположный поросший соснами берег. А этот берег почти весь светился от белых стволов берез, окружавших спуск к воде. Солнечный свет пронизывал воздух, отражаясь от белых стволов и от чистейшей голубой воды. От ног мальчика бежала тропинка к воде и мосткам, возле которых покачивалась лодка. Гарри задохнулся от восторга. А потом, раскинув руки, побежал вниз. Он кричал от счастья, чувствуя себя готовым взлететь в потоках воздуха, бьющего в лицо и грудь. Гарри с разбегу выбежал на мостки и, не сумев затормозить, продолжил двигаться вперед. Восторг переполнял его, ноги несли сами собой, и только через пятнадцать шагов он осознал, что бежит по мелким волнам озера. Наверное, Гарри должен был испугаться, но он просто не успел. Вместо него испугался Ремус, который тут же выкрикнул заклинание призыва. И Гарри, хохоча, пролетел по воздуху в его объятья. Когда мальчик врезался ему в грудь, Люпин чуть не упал, но сумел удержаться на ногах. А Гарри, руками обнимая его за шею и обхватив за талию ногами, радостно кричал:

– Ты видел? Видел? Правда, здорово!

Здесь они устроили привал. Разобрали собранные грибы, травы и корешки. Перекусили. Потом вволю наплавались и нанырялись.

После этого Ремус пытался учить Гарри грести веслами. Мальчику было непонятно, зачем грести веслами, если есть палочка, а Ремус терпеливо объяснял, что грести приятно. Конечно, если только у тебя на ладонях не вздуются мозоли, но мозоли можно вылечить, а умение останется навсегда. Работа с вёслами помогает держать хорошую физическую форму, делает бицепсы и пресс сильными.

– Или вот возьмем зелья, — Ремус прищурившись смотрел на солнце и жевал травинку. — Почему, по-твоему, Северус не пользуется заговоренными ножами для подготовки ингредиентов?

Гарри не знал. Он никогда раньше об этом не задумывался, и тут же начал размышлять о покупке такого заговоренного ножа отцу в подарок.

– Северус вкладывает в зелья свою магию и свою душу. Потому они у него такие первоклассные. Понимаешь, некоторые варят неплохие зелья, все по рецептуре, все аккуратно, а вот души в их работе нет, и зелья получаются чуть похуже. Ясно? Любое дело надо делать с душой, азартом и радостью.

Идея покупки ножа отцу испарилась. Гарри помолчал, переваривая слова старшего друга, а потом радостно спросил:

– Так вот почему мы в саду руками работаем?

Ремус улыбнулся:

– Конечно, и поэтому у нас и сорняков меньше, и морковка слаще — мы их своим потом поливаем.

Гарри помнил, что раньше он мечтал о семье. Теперь семья у него была. Странная, необычная, но своя семья. У него был Северус — отец, строгий, сдержанный, иногда резкий, иногда неловкий в выражении своих чувств, но надежный и любящий. Был у Гарри Сириус — крестный отец, тоже резкий, но шумный, веселый и несдержанный. Он не смущаясь демонстрировал всему миру радость и грусть, веселье и гнев. И, несмотря на первое впечатление, теперь мальчику было совершенно очевидно, что Сириус готов ради него на всё. И что он не менее надежен, чем отец. А еще был дядя Ремус. И хотя для Северуса он был работником, а для Сириуса — другом, для Гарри он был дядюшкой Ремом. Тем, кто всегда оказывался между отцом и крестным во время их перепалок, тем, кто мог научить, как сделать свистульку из подручных средств, выстрогать кораблик или тайком от остальных залечить ссадины и починить порванную мантию после очередных приключений. И Гарри знал, что никто никогда не узнает, например, о нарушенном запрете отца лазать по деревьям над оврагом. Ведь узнай об этом отец — он был долго и нудно отчитывал, а узнай Сириус — он бы тоже долго, громогласно и нудно восторгался, что крестник растет «настоящим мародёром». У Гарри оказались и дальние родственники: Драко Малфой и Нимфадора Тонкс. Последнюю он недолюбливал, хотя отец и Ремус не раз говорили, что родственники, нравятся они или нет, остаются семьей. А вот матери у него не было. А Гарри очень хотелось иметь такую же семью, как у всех. Чтобы были папа, мама и он. Чтобы в ванной стояло три зубных щетки. Они и сейчас стояли там, но третьей, которую мальчик поставил в виде намека для отца, пользовался Ремус, если ему приходилось оставаться в доме на время отлучек Северуса. Поэтому Гарри приложил все силы для устройства личной жизни своего папы. Потом тот ещё не раз будет благодарить своего сына. Когда осознает, как ему повезло.

Гарри удивляло и немного обижало то, что после событий, открывших тайну его происхождения, отношение к нему всех посвященных не изменилось ни капли. Драко воспринял как должное, что его приятель оказался самым известным после Дамблдора магом Британии. Иного и быть не могло. Менять свое слегка покровительственное отношение юный Малфой даже и не думал. Миссис Малфой, хотя и стала относиться к Гарри несколько строже, все так же продолжала ставить его сыну в пример. Сириус, пожав плечами, сказал, что более строгое отношение к своим детям нормально. Хуже нет, чем избалованный любимчик родителей. А мистер Малфой, кажется, вовсе не заметил того, друг его сына на самом деле оказался легендарным Гарри Поттером. И всё-таки что-то изменилось. Взрослые стали вести себя более нервно и настороженно. Отец почти перестал собачиться с Сириусом. Ремус ходил с озабоченным и больным видом. Они явно к чему-то готовились, но к чему — Гарри понять не мог. Постепенно мальчику из оговорок и намеков удалось выяснить, что они пытаются вылечить Ремуса. Это было грандиозным проектом.

И всё же было что-то ещё. Что-то, связанное с самим Гарри. Мальчик четко знал это, несмотря на то, что никаких оснований для подобных умозаключений у него не было. Он попытался развеять свои сомнения, поведав их портрету Питера, но тот ещё больше встревожил его настойчивыми советами довериться старшим. Вы душе у мальчика боролись два противоречивых чувства — азартное желание разгадать один из отцовских секретов и ужас от мысли, что его могут разлучить с близкими людьми. Отнять у него отца и свободу.

Ответы на вопросы, которые развеяли сомнения мальчик получил после своего дня рожденья. Это было правильно, ведь теперь он стал почти взрослым. Только почему-то очень хотелось расплакаться, уткнувшись носом в отцовскую мантию, как в маленькому. Тем не менее Гарри сумел, изо всех сил сдерживая слезы и стараясь оправдать свой статус взрослого, обговорить все вопросы.

Они с отцом сидели в мансарде, которую взрослые за прошедший год превратили в уютную детскую комнату. С легкой руки Драко за мансардой закрепилось название «студия». Ночевал Гарри в спальне, а здесь было некое подобие его собственного кабинета. Тут стоял мольберт, лежали альбомы, кисти и карандаши, а на стене мансарды весела копия портрета Питера. Возле выходившего на юго-запад окна пристроился подаренный Сириусом телескоп. В дальнем углу был расстелен мягкий теплый ковер, который превращался то в поле боя для игрушечных солдатиков, то в уютную палатку путешественников, то в волшебный ковёр-самолет, на котором можно было путешествовать над горячими песками или скользить над верхушками леса, устраивая привалы на сказочных полянах; лететь над полной тайн и загадок речной долиной или вздымая снежную пыль мчаться над заснеженной тундрой. Одним словом, самый обычный ковер мог и без волшебной палочки преобразиться во множество изумительных и полезных вещей. Хватило бы только фантазии. Когда-то в этой комнате жил его детский «Набор юного зельевара», давным-давно подаренный на день рождения соседу.

А теперь здесь состоялся такой важный для Гарри разговор. Отец объяснил ему, что им необходимо на время расстаться.. Что если Гарри останется с ним, то тем самым свяжет руки и самому Северусу, и мистеру Малфою. Он торжественно клялся, что сделает все возможное для того, чтобы они могли и дальше быть вместе, но ради безопасности и счастья сына он готов ненадолго расстаться с ним и временно уступить опеку Сириусу Блэку. Конечно, Гарри был испуган и рассержен. Он прекрасно знал, как сильно отец ненавидит Блэка, и вот теперь он готов уступить тому право заботы о сыне. А что, если крестный решит сохранить это право навсегда? Что, если отец не сможет изменить тех «обстоятельств», которые требуют от них разлуки, ради спасения Гарри? Он пытался ныть и торговаться, он обещал быть хорошим, полезным и помогать во всём. И услышал в ответ, что если Северус позволит Гарри остаться и не сможет его уберечь, то платой за такую ошибку будет жизнь Северуса. И, обращаясь к Гарри как к взрослому, он спросил, готов ли тот рискнуть. Ожидая ответа, отец пристально смотрел на него своими черными глазами. Уголок левого глаза у него дергался. Сам собой. Губы странно кривились. Гарри молча думал.

– Но ведь мы можем уехать вместе…

– Гарри, дело даже не в том, что придется оставить свой дом и продать аптеку, дело в том, что я, когда был молодым и глупым, дал магическую клятву... Я обязан повиноваться… одному человеку. Ты очень важен для его планов. И этот человек запретил мне покидать Британские острова. Но я также дал клятву защищать тебя. Если я нарушу любую из них, то умру. Поэтому я предлагаю тебе расстаться. Но не навсегда, а временно. Я один для него не настолько важен.

– Это Фадж? Или директор? Или… — Гарри помотал потупленной, чтобы скрыть слезинки на ресницах, головой — Не важно. Ты точно не пострадаешь? Тебе ведь тоже угрожает опа…

– Нет, — Северус, протянув руку, хотел потрепать сына по макушке, но, поколебавшись, опустил руку на его плечо. — Без тебя я буду в полной безопасности.

Гарри кинул быстрый взгляд на лицо отца: тот скривил губы в нерадостной улыбке.

– Получается, что я для тебя опасен? — тихо спросил мальчик.

– Получается, что я натворил в жизни кучу глупостей, за которые не должен расплачиваться ты, — строго ответил Северус. И чуть мягче добавил:

— Долг отца состоит в том, чтобы защищать сына. Долг воина — бороться, а бороться хорошо тогда, когда уверен, что твои близкие защищены.

– А как же Люси?

– Она выбрала бой.

Гарри невольно улыбнулся, но тут же нахмурился и горько сказал:

– А я, значит, как шакал Табаки, отправлюсь на север?

Отец обнял его и умоляюще попросил:

– Гарри, пожалуйста, ради меня, я…

Глаза у Северуса Снейпа были совершенно сухими, но взгляд его — больной и полный муки — говорил, как ему больно. И Гарри наконец-то смог, уткнувшись носом куда-то в подмышку отцовской мантии, заплакать. Северус молчал, только обнимал его крепко-крепко. Выплакавшись, Гарри согласился с планом бегства.

В день свадьбы Гарри воспользовался суматохой и, ускользнув от всех, пробрался в дом Сириуса Блэка. Всего полгода назад он так мечтал о возможности постричь волосы! А теперь, когда с его макушки под щелканье ножниц в руках крестного падают пряди волос, было больно и хотелось плакать. Гарри, шмыгая носом, вспоминал, как покидал свою студию. Из дома он взял только портрет Питера, альбом и карандаши, а также мистера Тедди — первый подарок от Северуса. Ему вовсе не было стыдно, что в свои девять лет он продолжал спать в обнимку со стареньким медвежонком. Если бы кто-нибудь спросил у него, почему он не может заснуть, не уткнувшись носом в макушку мистера Тедди, он бы не смог дать внятного ответа. Но в глубине души Гарри понимал, что этот медвежонок связывает вместе его и Северуса, и не просто Северуса, а Северуса маленького. Во внутреннем кармане мантии тихонько сидел Драго, а в кармане брюк лежало подаренное Сириусом в этот день рожденья зеркальце. Зеркальце, которое позволит держать связь с отцом.

И вот подстриженный и одетый в новенькие вещи Гарри Поттер отправился смотреть мир. Сперва они с Сириусом появились в Годриковой Лощине. Гарри впервые был на кладбище, и видеть могилы родителей было странно и очень грустно. Ему казалось, что он ощущает нежность и любовь матери, а также странную гамму чувств отца: гордость и печаль, радость и неодобрение. Гарри попросил Сириуса оставить его одного и шепотом рассказал родителям о своей жизни. Он подумал, что, наверное, должен заплакать, но слез не было. Только грусть. Еще они навестили дом, в котором погибли родители. Гарри потеряно бродил по развалинам и пытался вспомнить хоть что-нибудь. Но воспоминания почему-то не спешили появляться. Дом был удивительно маленький и совсем-совсем неправильный. Гарри не знал, в чем состоит эта неправильность, но очень ясно ее ощущал. И только покидая дом родителей он понял, что ему не хватало теплых, сильных и надежных рук отца и матери. Гарри заплакал, только теперь осознав потерю. Сириус молчал, обняв крестника. Выплакавшись, Гарри увидел, что в глаза взрослого мага тоже стоят слезы. Иногда плакать не стыдно.

На следующий день они отправились в Эссекс, где посетили дом Поттеров. Дом назывался «Пристанище ворона». Ни воронов, ни ворон Гарри там не увидел. А увидел он большой запущенный сад, в глубине которого притаился старый двухэтажный дом, словно сошедший с картинки в книжке про Робин Гуда. Тяжелая дверь дома легко и бесшумно открылась, стоило только мальчику потянуть за большое бронзовое кольцо. Через грязные окна пробивались лучи солнечного света, в которых танцевали пылинки. Гарри уже знал, что в покинутых домах тотчас селится всякая нечисть. Здесь же, к его удивлению, почти ничего такого не было. Но комнаты были пусты и запущены. На стенах висели картины: пейзажи и полотна, очень похожие на покинутые своими обитателями портреты. Один из оставшихся на своем портрете магов недовольно посмотрел на посетителей, потом, присмотревшись, улыбнулся и сразу стал похож на Джеймса Поттера из фотоальбома Гарри.

– Добро пожаловать домой, Гарри, — сказал он.



В этом доме они провели неделю. Сириус сосредоточенно возился с защитными чарами, что-то обновляя и укрепляя. А Гарри знакомился с историей своей семьи. Он с удивлением узнал, что семейным бизнесом было изготовление разнообразной посуды***. Что зачастую маги предпочитали медным и бронзовым котлам гончарные, изготовленные, обожженные и заговоренные Поттерами. Что впоследствии их семья прославилась фаянсовой и даже фарфоровой посудой, которая не билась, не теряла со временем красивого вида и неизменно поддерживала температуру напитка или блюда.

Гарри было очень странно и приятно ощущать себя не просто мальчиком, но новым побегом на фамильном дереве. Он понял, что однажды вернется сюда, потому, что здесь его корни, здесь жили его предки. Он боялся, что изображенные на портретах родственники, так же как и Сириус, не одобрят его отца, но они восприняли весть о Северусе довольно спокойно. Только пра-прадед, пожевав губами, уточнил происхождение профессора Снейпа, а узнав, что тот полукровка из семьи Принцев, вздохнул и сказал, что его сестрица вышла замуж за Принца — редкостного засранца, но мага не из последних. И мальчик окончательно понял: его дом — его крепость. Через неделю Гарри и Сириус, попрощавшись с портретами семьи Поттеров и твердо пообещав вернуться, отправились в Бристоль.

Каждый вечер, прежде чем заснуть в обнимку с мистером Тедди, Гарри вынимал подаренное Сириусом зеркальце и ждал, когда его позовет Северус. Крестный отдал второе зеркало Снейпу, и Гарри мог общаться с отцом. Иногда вместо него в зеркале оказывался Ремус, иногда появлялась Люси. Мальчик рассказывал о том, как прошел его день, как он скучает по дому. Постепенно каждый такой разговор оканчивался тем, что Гарри засыпал, убаюканный негромким голосом Люси, которая, отняв зеркало у мужа, рассказывала сказку на ночь. Молодая миссис Снейп еще до свадьбы потребовала называть ее Лу-лу, и вела себя скорее как весёлая старшая сестра, чем как мачеха. Мачеха. Это слово вызывало у Гарри воспоминания о сказках, в которых были злые мачехи, морившие пасынков и падчериц голодом, холодом и непосильным трудом. И были эти персонажи старыми, страшными и противными. А Лу-лу была молодой, веселой и очень заботливой. Вынужденная разлука с пасынком искренне её огорчила. По ее собственному признанию, она надеялась, что они с Гарри сумеют наладить дружеские отношения и переживала, видя, как тяжело воспринимает разлуку Северус. Гарри был уверен, что его мачеха — лучшая в мире.

В Бристоле на Сириуса Блэка и его знаменитого крестника налетела толпа жаждущих сенсации журналистов. Гарри старательно изображал застенчивость, улыбался в камеры и молчал, прижатый крепким объятьем к боку крестного. Он чуть не до крови прикусил язык, сдерживая желание рассказать о своей жизни. Выложить всем правду: где и с кем он живёт. Останавливало его только одно соображение: если репортеры будут постоянно так на него кидаться, то нормальной жизни в их доме точно не будет. А если кто-нибудь пронюхает о постоянных скандалах между отцом и крестным? А если кто-нибудь решит, что мальчику-который-выжил не стоит дружить с сыном человека, который был на стороне Сами-Знаете-Кого? И Гарри молча улыбался в объективы камер, махал рукой и откидывал в сторону чёлку. В конце пресс-конференции Сириус сообщил, что они собираются на континент, и как-то так получилось, что с ними отправился молодой корреспондент журнала Ведьма-хозяйка Ричард Прайт. Из-за этого Гарри страшно разозлился на Сириуса. Назойливое желание корреспондента сделать серию снимков помешало мальчику поговорить со своей семьей через зеркало, а попытки Дика наладить дружеские отношения вызывали только глухое раздражение. Гарри казалось, что его душит фальшь, слишком опрятная выходная одежда и необходимость молчать о своей настоящей семье. Он не мог в присутствии чужого человека ни читать, ни играть, ни рисовать. Ведь большая часть его книжек была с дарственными надписями, рисовать было здорово, когда есть возможность посоветоваться с Питером, а под пристальным, полным восхищения взглядом это было невозможно.

Так и получилось, что он тихонько сел в уголок и стал писать ответ на письмо Драко. Друг был расстроен: ему казалось, что его родители в соре и что мама не собирается возвращаться домой. Драко описывал места, которые они с миссис Малфой посетили, хвастался своими достижениями и тем, какую виллу мать снимает на острове Родос, но было заметно, как он храбрится, пытаясь выдержать непринужденный тон. Наверное, Гарри бы даже поверил в него, если бы не просьба узнать через Северуса и Сириуса, не слышали ли те о ссоре между родителями Драко. Просьбу Гарри выполнил при первой же возможности, но ничего утешительного не узнал. Сириус, пробормотав, что кузине вообще не следовало выходить за «этого напыщенного павлина», заверил мальчика в глупости и беспочвенности измышлений Драко. Отец же и вовсе был удивлен подобным вопросом, прозвучавшим в очередном вечернем разговоре. И всё-таки взрослые что-то скрывали. Гарри в письме пытался рассеять страхи друга и обещал, что они с Сириусом обязательно скоро его навестят.

– Ты дружишь с Драко Малфоем? — раздался над головой голос Дика.

Гарри инстинктивно прикрыл лист пергамента локтем, размазывая непросохшие чернила, и раздраженно выпалил:

– Разве вас в детстве не учили, что подглядывать нехорошо?

– Гарри, как ты разговариваешь со взрослыми? — возмутился Сириус.

– Но я же прав! — мальчик упрямо насупился.

– Я говорю сейчас не о твоих словах, а о твоем тоне. Извинись немедленно.

Гарри хотел возмутиться, но вспомнил напутствие отца: «Ты должен оценивать ситуацию. Думай, оценивай, анализируй. Если понадобится — не бойся показаться испуганным или смешным, главное достичь цели».

– Извините за грубость, мистер Прайт, — слова давались с трудом. Гарри уставился в пол, чтобы скрыть раздражение.

– Это ты извини меня, Гарри. Несомненно, ты прав: читать чужую корреспонденцию действительно некрасиво. Мир? — Гарри увидел протянутую для рукопожатия ладонь.

Помирившись, Дик начал расспрашивать о дружбе с Драко. Где они познакомились, не ссорятся ли, во что играют, как к Гарри относятся мистер и миссис Малфой. Гарри, снова утратив уверенность в себе, сказал только, что познакомился с Драко в кафе мистера Фортескью. А вот Сириус заливался соловьем. Он напомнил, что миссис Малфой в девичестве носила фамилию Блэк, что они с кузиной были дружны с детства, и даже рассказал про её трогательную привязанность к семье. Он умудрился упомянуть также о своей кузине Андромеде. Небрежным жестом крестный забрал письмо со стола, а Гарри оказался на диване. Он сидел, прижавшись к теплому и надежному боку Сириуса, который обнимал его одной рукой, слушал о дружных членах семьи Блэк, о ее истории и родственных связях, и сам не заметил, как заснул.

На следующее утро Гарри, Сириус и мистер Прайт при большом скоплении народа отправились по каминной сети в Севилью, а оттуда в Гренаду.

Севилья поразила Гарри своей непохожестью ни на что. Шумный, яркий город, полный как местных жителей, так и глазеющих по сторонам туристов, непрерывно что-то снимающих на фотокамеры. Этот город на берегах реки со странным названием Гвадалквивир был удивительным смешением всего и вся. Сириус говорил, что по легенде это удивительное место основано Гераклом, что позднее на эти берега переселились потомки финикийцев из Карфагена, а когда римляне победили в Пунических войнах, то захватили и эти земли. Здесь родились императоры Траян и Адриан. А позже Севилья стала родиной Христофора Колумба. Голова шла кругом от удушающего жары, непривычной уроженцам Туманного Альбиона. Мальчику казалось, что Севилья выглядит более сказочно и удивительно, чем даже Диагон аллея. Это было похоже на карнавал. Через две недели Сириус распрощался с журналистом и, оседлав купленный мотоцикл, отправился через горы Сьерра-Невады в Гренаду в гости к сказочному дворцу Альгамбры.

Гарри читал об Альгамбре в книжке. Он получил ее в подарок на Новый год от Ремуса. Книжка была магловской, с красивыми, но неподвижными картинками, и в начале она Гарри совершенно не понравилась. Однако его мнение совершенно изменилось после того, как Рем начал читать ему вслух рассказ «Легенда о наследстве мавра»:

Сразу при входе в крепость Альгамбры, перед царским дворцом, простирается широкая площадь, именуемая Водоемной (la Rlaza de los Algibes), ибо под нею скрыты водохранилища, устроенные еще маврами. В углу площади — мавританский колодец, прорубленный на большую глубину в сплошной скале, и вода из него холодна как лед и прозрачна как хрусталь. Мавританские колодцы вообще славятся: известно, что мавры умели дорыться до самых чистых и свежих ключей и родников. Но колодец, о котором идет речь, знаменит на всю Гранаду, и с раннего утра до позднего вечера вверх-вниз по тенистым аллеям к Альгамбре и из Альгамбры спешат водоносы — одни несут большие кубышки на плечах, другие погоняют ослов, навьюченных узкогорлыми глиняными сосудами.

Гарри зевал, возился под одеялом, пытаясь устроиться поудобнее, и мучился от мыслей о том, что книжка ужасно скучная — он ведь ее уже начинал читать, да бросил. Однако обижать Ремуса не хотелось, лежать в постели было скучно, а вставать ему не разрешали: Гарри болел. Катаясь с ледяной горки, он умудрился съехать прямо в полынью. Ровный голос Рема нагонял дремоту, и мальчик уже был готов окончательно заснуть, когда рассказ из книги завладел его вниманием и больше не отпускал до самого конца.

Они решили тою же ночью испробовать заклинание. И в поздний час, когда царили нетопыри и совы, они поднялись по темному склону Альгамбры и приблизились к жуткой башне, обнесенной деревьями и защищенной сказаньями. При свете фонаря они пробрались сквозь кусты, через завалы, к потаенной башенной дверце. Содрогаясь от ужаса, они сошли по ступеням в сырой и мрачный подвал, откуда спуск вел еще глубже. Так они миновали, один за другим, четыре схода в четыре подвала; и, согласно преданию, ниже сойти было нельзя, остальные три охранялись крепким заклятьем. Воздух был сырой и могильный, и фонарь все равно что не горел. Затаив дыхание, они переждали, пока до них слабо донесся полночный удар подзорного колокола: тут они зажгли восковую свечку, и она распустила запах мирры, ладана и прочих благовоний.

Мавр стал торопливо читать. Едва он кончил, как раздался подземный грохот. Земля содрогнулась, и в полу открылась лесенка. Они с трепетом спустились по ней, и фонарь их осветил арабские письмена на стенах нового подвала. Посредине его стоял большой сундук, окованный семью стальными полосами, и по обе стороны сундука сидели зачарованные мавры в полном доспехе, недвижные, как статуи, во власти заклятья. Несколько кубышек перед сундуком были доверху наполнены золотом, серебром и драгоценными каменьями.


Эту книжку Гарри буквально проглотил. Неподвижные картинки совсем его не смущали, а вот мавританская магия, в которой совершенно не применялись волшебные палочки... И вот теперь он оказался в этом удивительном месте. Ощущение… нет, не волшебства, а истинной сказки не оставляло Гарри с того момента, когда Сириус посадил его перед собой на мотоцикл и включил мотор. Поездка на этом чуде магловской технике и походила, и не походила на полет на взрослой спортивной метле. Вот только с метлой не нужно было бороться, метла не ревела так оглушительно и еще метла могла устремиться ввысь. Мальчик смеялся от счастья и восторга, крича: «Скорее, быстрее!». Он даже сумел не испугаться, когда мотоцикл, не вписавшись в поворот, вылетел за ограждение на горной дороге. Потому что рядом был Сириус Блэк — веселый, спокойный и надежный, также как и Гарри кричащий от восторга и совершенно не испытывающий страха. А мотоцикл взлетел в воздух, потом плавно приземлился на асфальт дорожного покрытия и продолжил свой бег-полет уже снова по земле. Это было здорово.



Гренада оказалась красивым городом с явными восточными мотивами, но Альгамбра, магическая Альгамбра,*** о которой в книжке было только упоминание, оказалась живой, шумной, пестрой от смешения цветов, народов и обычаев. И всё же это был самый настоящий мавританский город, с плоских крыш которого каждые две минуты взлетали или садились на них ковры-самолеты, перевозящие товары или пассажиров. С женщинами, укутанными в темные балахоны так, что были видны только глаза, и с мужчинами, облаченными в странные одеяния — нечто среднее между мантией и халатом. Гарри был потрясен и очарован магией, совершенно непохожей на английскую, а также тем, что в долине было два города. Казалось удивительным, что вот рядом с Гренадой расположен другой мир. Рядом, но чуть в стороне.

~oOo~


Первое время путешествие по разным городам разных стран казалось удивительно захватывающим. Конечно, Гарри скучал по дому, но это бывало вечерами, а днем он был слишком занят. Однако вскоре бесконечное путешествие стало утомлять и раздражать его. А ещё мальчик осознал, что Сириус не просто так колесит по континенту. Он сосредоточенно что-то разыскивал. В Испании крестного совсем не заинтересовали города, всегда привлекавшие внимание туристов: Мадрид и Барселона, но тогда Гарри совершенно не обратил на это внимание. Однако во Франции они посетили только Тулузу и Орлеан, а потом Сириус фактически оставил Гарри жить в доме мадам Гранде, а сам исчезал, отправляясь то в Дюссельдорф, то в Майнц, то во Франкфурт. Потом были ещё Цюрих, Флоренция и Венеция. Гарри злился. Почти каждый день, одолжив у Гарри двухстороннее зеркало, Сириус вел долгие и обстоятельные разговоры с отцом или с Ремусом. После этих разговоров он выглядел то довольным и умиротворенным, то раздраженным. Всё это было очень таинственным и занимало мысли мальчика. Попытки подслушать, о чём разговаривают взрослые, почти не давали никакой полезной информации. К тому же в то время, как крестный был чем-то занят, Гарри приходилось налаживать отношения с новой бабушкой. Первая их ссора разразилась из-за того, что он опробовал кровать в своей спальне, попрыгав по ней. И получил строгий выговор. «Мальчик в моем доме на кроватях не прыгают». Мадам Гранде была сторонницей строгости и дисциплины в воспитании, но зато обожала разнообразить жизнь милыми сюрпризами, а так же полагала, что к самостоятельности детей нужно приучать с младенчества. Гарри не возражал, ведь дома его нагружали работой гораздо больше. Он помогал старенькой эльфийке собирать яблоки, а потом они их сушили, варили почти прозрачное янтарно-желтое варенье или делали сидр.

В первых числах октября мальчик уже не мог скрыть нетерпеливого ожидания скорейшего возвращения домой. Из подслушанных разговоров Сириуса он знал что отец, мистер Малфой и их друзья дали целую кучу газетных интервью, которые должны были «подготовить почву». Для чего готовилась эта почва, у мальчика даже сомнений не возникало: конечно же, отец делает всё для того чтобы Гарри мог вернуться. К сожалению, мадам Гранде читала только «Галльский вестник» на французском, а Сириус газет не выписывал. Источником новостей оказалась Люси, приехавшая домой на день рождения бабушки. По ее словам, дома было всё хорошо, и Гарри сможет вернуться в самом скором времени. Отец и Ремус передавали ему приветы, а все друзья ужасно скучали. Вечером Гарри уловил обрывок разговора в гостиной: «Он такой, такой замечательный! Добрый». Лу-лу восторженно описывала достоинства Северуса, но бабушка настойчиво предупреждала её о том, что нужно быть внимательней и постараться сохранить критическое отношение к мужу, несмотря на его коварное обаяние… От обиды у Гарри защипало в глазах, но он сдержал слезы и пошел к Сириусу с твердым намерением завтра же покинуть этот дом. Лу-лу может обижаться сколько угодно, но он не останется в доме человека, который оскорбляет его отца. Подойдя к спальне Сириуса он остановился, пытаясь успокоиться, и в этот момент услышал дикий крик крестного:

– Я убью его!

Мальчик замер, протянув руку к дверной ручке. Из-за двери глухо доносился голос Ремуса, но что он говорит, расслышать было невозможно.

– Ты точно в порядке? — с тревогой спросил крестный, а после паузы ручка двери повернулась под рукой и дверь распахнулась. Сириус выглядел злым, взъерошенным и ужасно смущенным. Он удивленно ойкнул, глядя на Гарри, и почти спокойно произнес:

– Знаешь, Гарри все-таки я его убью. Как только он перестанет быть тебе нужен, так сразу и убью!

А когда Гарри кинулся защищать отца и спрашивать, что случилось, Сириус уже спокойно добавил:

– Он отравил Луни!.. Нет, нет! — мужчина поспешил успокоить испуганного ребенка, — не до смерти, не бойся. Этот гад завил, что оборотень накануне полнолуния не должен выглядеть настолько жизнерадостным и здоровым и просто подлил ему в чай какой-то дряни.

Разговор об отъезде пришлось перенести. Люси подтвердила, что Северус несколько раз без толку просил мистера Люпина сделать вид несчастный и больной, и, наконец не выдержав, принял свои меры. Но самым главным по её мнению было не это. Главным оказалось подтверждение её теории о природе ликантропии. Обиженный и несчастный Ремус, желая отомстить обидчику, смог перекинуться в волка, до полнолуния и без каких-либо признаков свойственной оборотням жажды крови.

Тем вечером взрослые обсуждали результаты развернутой ими в прессе компании. Мистер Пайпс разразился целой серией статей о мальчике-который-выжил. Он не только рассказал о встрече с Гарри и его крестным отцом, но и опубликовал факты о жизни Гарри в Литтл-Уингинге, с пафосом призывая общественность потребовать правду о самом раннем детстве маленькой знаменитости. Главным посылом всех этих статей был призыв отдать долг благодарности несчастному сироте. В то же время начинающая корреспондентка « Ежедневного пророка» мисс Р.Скитер написала ряд статей о молодом преподавателе алхимии в Хогвартсе, где мистер С.Снейп был показан как человек, «сделавший себя сам». Бедный, но талантливый, добившийся успехов на самых разных поприщах: в науке, педагогике, коммерции, примерный муж и прекрасный отец. Статьи должны были создать рекламу и аптеке, и ее владельцам. Общественное мнение было подготовлено к тому, чтобы при необходимости узнать всю правду о жизни Гарри.

Перед сном Гарри все-таки улучил момент и потребовал у Сириуса вернуться домой. Тот вначале немного растерялся и пытался уверить, что речь шла вовсе не об отце. Ну сам подумай, уверял его крестный, разве кто-нибудь в здравом может сказать о Снейпе, что он замечательный и добрый. За такие высказывания Блэк тут же получил подушкой по голове. После небольшой битвы, когда Гарри был повержен, закутан в одеяло и взят в плен, мужчина сообщил, что они послезавтра отбывают на Греческий остров Родос в Гости к Драко и миссис Малфой.

___________________________

* Свято́й Себастья́н (лат. Sebastian); род. в Нарбонне — 288, Рим) — римский легионер, христианский святой и великомученик изображается на картинах пронзенным стрелами.

** использованы цитаты из работы Франко Кардини «Истоки средневекового рыцарства».

*** Potter — гончар; горшечник; продавец глиняной посуды, гончарных изделий.


"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"