naira: Исповедь темного волшебника

Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.

Исповедь темного волшебника
Автор:	naira
Бета:	нет
Рейтинг:	PG-13
Пейринг:	Гарри Поттер, Северус Снейп, Гермиона Грейнджжер, Люциус Малфой, Нарцисса Малфой, Одхан Нотт, Дин Винчестер, Сэм Винчестер
Жанр:	AU, Action/ Adventure, Crossover (x-over), POV
Отказ:	имена не мои, а вот остальное...
Аннотация:	Что было бы, если бы Дурслей в памятную ноябрьскую ночь не оказалось дома, а Гарри Поттер попал бы в приют?
Комментарии:	Действующих персонажей, на самом деле, гораздо больше, чем указано в пейринге. Подробного описания постельных сцен не ожидается, но кто знает. Смерть персонажа, а, может быть, и персонажей. В фике подробно затрагиваются разные социальные темы. В фике рассматриваются проблемы ювенальной юстиции и ее последствий. То, от чего я отталкивалась, начав писать эту вещь, точнее те фильмы, впечатление от которых подвигло меня начать писать: 1. Стена. Ювенальная юстиция. 2. Дух Времени. Все это очень спорно, с одной стороны, с другой... Кому как, а мне так просто местами страшно. Внезапно посмотрела Сверхъестественное и... Фик стал кроссовером :) Дин с Сэмом, надеюсь, получатся узнаваемыми, хотя имена у них тут будут более другие.
Каталог:	Пост-Хогвартс, AU, Полуориджиналы
Предупреждения:	AU, OOC, ненормативная лексика, слэш, смерть персонажа
Статус:	Не закончен
Выложен:	2016-07-25 16:04:25 (последнее обновление: 2018.08.29 15:09:49)
	просмотреть/оставить комментарии

Глава 0. Таймлайн

Хронология:
Я сознательно делаю Снейпа чуть старше. Мне нужно, чтобы они с Люцем учились на 1м курсе, во-первых, а, во-вторых, все-таки, чтобы защитить мастерство по Зельям нужно какое-то время. Соответственно и Поттеры и Блэк - старше, чем в каноне.
Дни рождения старшего Нотта, Долохова, Паркинсона и Нарциссы - придуманы мной. Для первых двоих я придумала не только дату, но и год рождения.

31 декабря 1926 года — день рождения Волдеморта (97 лет)
10 августа 1930 года — день рождения Одхана Нотта (93 года)
27 мая 1931 года — день рождения Антонина Долохова (92 года)

9 января 1954 года — день рождения Северуса Снейпа
4 апреля 1954 года — день рождения Люциуса Малфоя
12 апреля 1954 - день рождения Эдмона Паркинсон (отец Пэнси)
14 февраля 1955 год — день рождения Нарциссы Малфой

19 сентября 1979 года — День рождения Гермионы
5 июня 1980 года — День рождения Драко Малфоя
31 июля 1980 года — День рождения Гарри Поттера
2 ноября 1983 - погибла мать Гленна Кэмерона
28 декабря 1985 года — день когда Гарри Поттер перестал быть Гарри Поттером и стал Гарольдом многофамильным %)
конец января 86 Гарольд выходит из прострации после травмы и слияния
май 86 попадает к йенсенам
июнь 86 появляется алекс
конец декабря 86 лютик получает запрос на партию луников
1991-92 годы — 1 курс Хогвартса для Гарольда Драко и Гермионы
1997-98 годы — 7 курс
2 мая 1998 года — битва за Хогвартс. Гарольду и Драко 18 лет, Гермионе 19
разборка на предмет женитьбы Драко осенью 98 года
1998-99 год — начало обучения Драко в Сорбонне
2002-03 год — конец обучения Драко в Сорбонне
2003-2004 год — путешествие Драко
2004 год — Драко познакомился с Исабель
2004-05 год — год ухаживаний
В декабре 2005 года — свадьба Драко и Исабель
январь 2006 года — свадьба Гарольда Гермионы и Северуса
июнь 2007 года — зачатие близнецов
23 января 2008 года — день рождения Абрахаса
02 марта 2008 года — день рождения старших близнецов Малфой
18 октября 2010 года — день рождения Марка
15 августа 2013 года — родились Август и Северина, в этом же году
28 июня 2013 года — день рождения Аурель
17 декабря 2020 года — родился Даниэль

Сейчас на дворе 2023 год.
Гарольду и Драко - 43, Гермионе - 44, Северусу, Люциусу и Паркинсону 69, Нарси, соответственно, 68.

Средняя продолжительность жизни волшебника около 210 лет. Разумеется, некоторые умирают от старости и болезней и гораздо раньше и есть те, которые живут дольше. Хотя пальма первенства по долгожительству все-таки принадлежит Николасу Фламмелю.

Глава 0. Глава 2. Часть 2

Мы благополучно переместились во владения предводителя Ковена. Место это достойно упоминания и описания. С виду, это относительно небольшой средневековый замок, выстроенный по всем канонам фортификации тех лет. Никаких излишеств и украшений. Высокие толстые стены, бойницы, подъемные ворота надо рвом с водой, кряжистые башни по углам. Выглядит этот комплекс очень внушительно и, пожалуй, мрачновато. Во времена, которые сейчас принято называть Второй Магической войной, весь замок был приведен в абсолютную боеготовность: стены починены, лес вокруг вырублен, крыши залатаны и из почти развалюхи, которую он представлял из себя до начала ремонта, замок превратился в действительно укрепленное место. Усилий на то, чтобы все это великолепие еще и зачаровать должным образом мы тогда не пожалели, и теперь штаб-квартира Ковена была почти неприступна.
— Пойдемте сразу в тактический зал, — пригласил Одхан и мы гурьбой направились за ним на один из подземных уровней замка.
Дети, оказавшись на пороге этого помещения, замерли в изумлении. Посередине огромного зала располагался массивный стол, на котором, в данный момент, находился макет Британских островов. Над столом висело несколько полупрозрачных экранов, на которые выводились какие-то данные. По стенам зала были расставлены рабочие столы, снабженные похожими экранами. Некоторые из них были завалены какими-то документами, на части были разложены книги. Людей в помещении было немного и все они были сосредоточены на выполнении каких-то, только им одним понятных, действий.
— Лорд-Дракон, — обратился к Нотту один из молодых парней. — Восемь из семей погорельцев имели непосредственное отношение к фонду: в них были усыновленные через него дети. Остальные отношения к самому фонду не имели, зато дружили с этими восемью семьями.
— Дети какого возраста? — спросил я.
— От трех лет и самому старшему из приемышей было десять, Лорд-Защитник. — отчитался юноша.
— Период усыновления? — поинтересовалась Гермиона.
— Последние три года. Все дети проходили через кардиффское отделение.
— Ну, поздравляю, господа, — проворчал Нотт. — У нас работает крыса.
Я подошел к столу и воззрился на макет. Как управлять этой штуковиной я знал. В конце-концов, и мои руки с головой были приложены для создания артефакта, около которого я стоял. Мысленным усилием я отдал приказ показать мне точки, где находились сожженные дома и вывести на ближайший экран все данные о владевших этими домами семьях, которые удалось бы разыскать в нашей базе данных.
Разглядывая карту и проглядев предоставленную информацию ничего нового не узнал, кроме того, что все пожары случились в окрестностях Кардиффа.
— И крыса эта, — услышал я голос сына, — похоже, в том отделении, которым сейчас интересуется полиция.
— Либо Перси вывернули мозги и узнали об этих семьях от него, — возразила ему Гермиона. На экране, рядом с которым она остановилась, замелькали строчки текста и она погрузилась в их изучение. В подобном анализе ей не было равных. Она умудрялась сводить воедино такие массивы данных, что все только диву давались.
Северус встал между ней и мною, с интересом наблюдая за нами обоими и мельком просматривая данные с обоих наших экранов. Ситуация была привычной и вполне обыкновенной: я выдвигал некую идею, Гермиона перелопачивала информацию, ища данные, которые ее подтверждают или опровергают, и, когда появлялись первые результаты ее работы, в дело вступал Север, задавая уточняющие вопросы. Таким образом у нашей троицы анализ любой ситуации занимал минимум времени при максимальной эффективности и мы могли выстроить и просчитать несколько линий поведения противника и выделить ту, по которой вероятнее всего будет развиваться сценарий. Ошибались мы редко.
— Готова спорить: крысы все-таки нет, а данные достали из головы Персика, — выдала Гермиона, после того, как процесс построения модели поведения противника был завершен. — А вот неизвестный доброжелатель из стана врага еще появится.
— Думаю, с Тео свяжутся в течение двух часов, — резюмировал я, еще раз поглядев выкладки, которые сделал сам и которые предоставила Гермиона.
Все пострадавшие семьи так или иначе прошли через руки Уизли и он с огромной долей вероятности просматривал какие-нибудь отчеты о них, собираясь в Кардифф. Кроме того, часть ребятишек была именно из того приюта, который он инспектировал в день своего исчезновения. Окклюментивные щиты у Уизли были очень и очень пристойные, стало быть, считать его было можно только очень сильным воздействием. При этом результат будет, прямо скажем, так себе: слишком мало данных удастся извлечь до того, как носитель этих данных умрет или сойдет с ума. По сути, лигилименту достанется лишь то, что находится практически на поверхности или наоборот — въелось до уровня рефлексов.
— Согласен, — кивнул Северус. — Вот эти люди подлежат немедленной эвакуации.
Супруг оторвал кусок бумаги от бобины, стоило только самопишущему перу остановиться, и протянул его Нотту. Там был список всех семей где находились дети, прошедшие через Перси за последние пять лет, притом не только тех, что числились под опекой фонда Мракса, но и всех прочих наших благотворительных организаций.
— Но… откуда вы все это можете знать?! — ошарашенно выдохнул наш сын.
— Мы обещали не мешать! — зашипела на него Ами.
— Ну правда же очень интересно! — поддержал друга Скорпиус.
— Пойдемте, молодые люди, я, похоже, придумал вам развлечение, — позвал их Нотт и увлек в дальний угол зала, где поставил перед тремя мониторами. Показав и объяснив им как управлять этими артефактами, он предложил попробовать разобраться в том, как именно мы пришли к тем выводам, которые озвучили. — Все данные вы можете получить на мониторы. Это могут быть те же данные, которые обрабатывали ваши родители, либо любые другие. Посмотрим, как у вас обстоят дела с аналитикой, — улыбнулся он и, оставив детей на растерзание потоку информации.
Дети увлеченно занялись постижением методов современной аналитики, а мы повалились в кресла, отдыхая: проделанная нами работа требовала предельной концентрации и забирала порядочное количество сил. Нотт, изучив список, вышел из зала, видимо занявшись организацией эвакуации.
— Ричард, — позвал я одного из парней, находившихся в зале и занятых своей работой, не обращая на нас никакого внимания.
Тройки аналитиков посменно дежурили в тактическом зале круглые сутки семь дней в неделю. В их обязанности входило наблюдение за магами на маггловской стороне. Любая интенсивная активность, любые случаи применения магии к магглам и подобные явления выводились на их экраны. Нет, Ковен — не аврорат, в его обязанности не входит бежать, теряя детали гардероба, на каждый чих, но знать что происходит мы посчитали необходимым и именно поэтому учредили эти дежурства, предварительно накрыв своей сетью следящих чар ту часть магической Британии, которая находилась на маггловской стороне и заведя все информационные потоки, поступающие с этой сети, в ковенский тактический зал. Похожая сеть, признаться, у нас была и на нашей стороне барьера, но с нее снималась совершенно иного рода информация, хотя и в тех же целях: знания, все-таки, страшная сила.
— Лорд-Защитник? — подал голос парень, которого я позвал.
— Свяжи меня с Тео, будь добр, — попросил я и Ричард, кивнув, принялся выполнять мою просьбу.
Я лениво наблюдал за его действиями и гордился собой. Повод для гордости у меня был весьма убедительный: зал, в котором мы находились, представлял из себя полсотни артефактов, составляющих тактический комплекс “Мечта-2” (неофициальное название — “Мечта Идиотки”). Создание этого комплекса началось с шутки и действительно смелой мечты. В один из вечеров мы большой компанией сидели и смотрели очередную серию старого доброго сериала “Вавилон 5”. Кто-то, восхитившись идеей тактических залов минбарцев, высказался: дескать, нам бы такой! Ну и началось: первые наброски появились буквально за пару часов, а потом… потом идея увлекла и ей увидели массу практических применений. В итоге, получилась “Мечта-1”, которая исправно служила отделу, занятому космическими разработками. Но мы, команда разработчиков этого комплекса, люди творческие и решили создать штуковину еще интереснее и навороченнее. Убили мы на это творение пять лет времени, кучу материалов, перелопатили гору литературы, родили множество новаторских идей, ну и в итоге получили штуковину, которая представляет из себя библиотеку и базу данных с интеллектуальным поиском, артефакт для связи друг с другом, с возможностью работать как коммутатор, нечто типа маггловского поста видеонаблюдения, с той лишь разницей, что у магглов картинку снимают видеокамеры, а у нас — сеть артефактов, способных помимо этого еще и звук передавать на центральный артефакт. Постепенно “Мечта-2” обросла кучей всяких полезных функций и теперь с помощью нее можно построить трехмерное изображение местности, получить любую информацию не только в виде мыслеформы, но и увидеть ее на голографическом экране, а также получить эти самые данные в виде текста и рисунков на бумаге, и это далеко не полный список возможностей этого чуда инженерно-магической мысли. В общем, теперь это очень многофункциональный комплекс, идея которого взята из маггловской реальности и из их же космической фантастики, и реализованная магическими средствами и, думаю, со временем эта вещь станет еще лучше и удобнее.
Разумеется, поначалу, когда мы только приступили к созданию подобного артефакта для космической программы, никто в наш успех всерьез не верил. Нас поддерживало две мысли. Первая: когда-то у магглов не верили в возможность создания холодильника, а теперь эти ящики, внутри которых холодно, стоят в каждом доме и люди уже не в состоянии представить себе как без них обойтись. И вторая: нам нужно было как-то управлять перемещениями в космосе, а так как наш аппарат для этого дела, мало того, что не летал, так еще и был, по-сути, артефактом, открывающим портал и перемещающийся в него вместе со всем содержимым — маггловские технологии нам совершенно не подходили и пришлось изобретать, изобретать и еще раз изобретать. Результат превзошел все ожидания, а создание второго комплекса пошло куда проще.
— Связь установлена, — доложил дежурный и я сосредоточился на экране, где появилось изображение Теодора Нотта.
— По нашим прогнозам с тобой должен связаться тот человек, который предупредил о визите полиции, — сообщил я, поздоровавшись. — Твоя задача: договориться с ним о личной встрече.
— Я тоже подумал, что было бы неплохо поглядеть на этого неизвестного доброжелателя, — кивнул Тео. — Как я понял из нашей краткой беседы, он знает о том, что мы не обычные люди.
— А что еще ты сумел понять из той беседы? — спросила Гермиона, присоединившись к нашему разговору.
— По-моему, он немолод, — подумав, ответил Тео. — Во всяком случае, голос у него не молодой. Без акцента. Речь правильная и не простонародная. Страха в голосе я не услышал, хотя говорил он довольно быстро и негромко. Просто четко передал информацию и повесил трубку.
— Спасибо, — кивнула моя супруга и на ее экране стала прорисовываться разветвленная схема. Пока было непонятно что это, но, зная ее, можно было предположить, что она обдумывает какую-то мысль.
— Назначь эту встречу в любое удобное ему время, а вот место, — я задумался, глядя на трехмерную карту. Поверх изображения маггловских Британских островов другим цветом стала прорисовываться магическая Британия. Эти два пространства не слишком-то походили друг на друга, но кое-где без особых усилий можно было попасть из одного в другое, сделав буквально пару шагов. Та же Годрикова Лощина представляла из себя этакую смесь из обоих. Участки, принадлежащие волшебникам в этом поселении, частично лежали в маггловском мире, а частично — в магическом. В некоторых случаях, например, крыльцо дома располагалось в маггловском мире, а остальной особняк — за барьером. При этом, если бы маггл вошел в дверь с этого крыльца, он попал бы во вполне обычный маггловский коттедж, который там тоже наличествовал, существуя в параллель и никак не сообщаясь с волшебным жилищем.
— Годрикова Лощина вполне подойдет, — наконец, решил я. — Особняк Поттеров. Там точка перехода — ворота участка. Вот перед этими-то воротами и встретитесь. Тебя прикроют, но, в случае чего — один шаг и ты окажешься в безопасности.
— Принято, — кивнул Тео.
— Теперь расскажи, что у тебя происходит?
— Полиция взломала дверь, — начал докладывать младший Нотт. — В офисе прошел обыск. Всю найденную технику и бумаги опечатали и увезли. Интересный момент: среди штурмового отряда была девица… необычная. Она… мне показалось, что она почти видит меня, ну, может и не видит, но чувствует. Я наблюдал за обыском, спрятавшись под чарами и приклеившись в углу к потолку. Так вот эта странная особа иногда поглядывала в мою сторону, стоило мне только пошевелиться.
— Ты ее продиагностировал? — спросил Северус.
— Не рискнул. Только поглядел через выявляющий магию артефактик. Так вот, она — не маггла, но и не волшебница. Как, впрочем, и не сквиб. Я вообще не понял, что она такое, — с раздражением в голосе, рассказал Тео. — Сквозь артефакт выглядит как ровный серый кокон, от которого тянет чем-то… ну, непонятным. То есть оно очень четкое, явное, но я не знаю что это. Никогда ничего подобного не видел.
— Я бы поглядел на твои воспоминания, — попросил я.
— Без проблем, — согласился Тео. — Я сейчас в центральном офисе и тут тихо. Дождусь сеанса связи с нашим неизвестным доброжелателем и я весь твой.
— Нет, я зашлю к тебе кого-нибудь прямо сейчас, — покачал головой я. — Это может быть важным.
— Хорошо, — согласился Нотт и я оборвал связь.
— Ричард, — вновь позвал я дежурного. — Нужно снарядить кого-нибудь в центральный офис фонда и забрать флакон воспоминаний у Тео.
— Будет исполнено, Лорд-Защитник, — отчеканил парень и отошел к своему рабочему месту.
Я прикрыл глаза, отдыхая, но встряска, которую пережил организм, занимаясь анализом, давала о себе знать: мысли продолжали вертеться в голове нескончаемым хороводом. Я пытался понять, что же все-таки произошло? Мы допустили какую-то ошибку и проглядели образование сильной организации, вдруг решившейся на открытое противостояние с властями Магической Британии, которыми мы по факту являлись? Или, может быть, упустили из виду небольшую группу фанатиков? А может все проще и это личная месть? Вырвало меня из размышлений прикосновение Северуса.
— Воспоминания от Тео доставили, — сообщил он и показал пузырек с клубящейся в нем субстанцией.
— Что ж, посмотрим, — отозвался я, встряхиваясь.
Думосброс штука чрезвычайно полезная и над тем, чтобы “Мечта-2” научилась еще и воспоминания проецировать, я провозился чуть ли не полгода, но своего добился. Теперь любые воспоминания, помещенные в изготовленную мною чашу, можно было рассмотреть, спроецировав их над столом. Притом, что если возникала необходимость показать какое-то воспоминание большому количеству людей, это было очень удобно. Конечно, если просто смотреть — терялся эффект присутствия, но этот недостаток я тоже исправил: самая свежая версия этого модуля позволяла решить эту проблему довольно просто — нужно было всего-навсего в процессе просмотра касаться стола.
Северус вылил воспоминания в чашу и активировал ее. Над столом вместо трехмерной карты появилась картинка с кардиффским офисом. Большая светлая комната, с оборудованными обычными маггловскими компьютерами и столами и расставленными по стенам стеллажами с папками, несколько секунд оставалась пустой, а потом закрытая дверь слетела с петель, и в помещение проникли вооруженные полицейские в бронежилетах и касках, с надвинутыми на лица зеркальными защитными щитками. Они настороженно поводили дулами автоматов, но, увидев, что в помещении никого нет, поумерили свой пыл.
— Прямо маски-шоу, — услышал я комментарий Нотта, который, видимо, отдав все распоряжения вернулся в тактический зал.
Первая пятерка полицейских рассредоточилась по территории офиса и в помещение вошла следующая вооруженная группа, а вслед за ней вошло несколько мужчин в гражданском. То, что они были одеты в партикулярное, ничуть не скрывало их военной выправки. Вслед за ними в дверном проеме показалась женщина.
Светлые волосы, уложенные в стильную прическу волосок к волоску, узкая темно-синяя юбка чуть выше колена, белая блузка, темно-синий пиджак, на ногах туфли-лодочки на невысоком каблуке. Этакая бизнес-леди. Я пригляделся к даме повнимательнее и осмыслил детали ее образа. Она держалась отстраненно и холодно. В ее осанке, посадке головы, скупых жестах, взгляде и мимике сквозили превосходство и высокомерие. Если бы не столь холодное выражение на лице, она была бы даже вполне симпатичной. Но холодность и презрительность делали ее скорее отталкивающей, чем какой бы то ни было еще. А потом Тео, видимо, решил оглядеть помещение в магическом спектре. Все, кроме женщины, оказались вполне обычными магглами без искры Дара, а вот она… Она действительно представляла из себя нечто примечательное: плотный серый яйцевидный кокон. Такого я еще ни разу не видел. Когда она шла — за ней оставались следы, которые через несколько секунд словно бы растворялись в воздухе.
Решив разглядеть все еще внимательнее, я прикоснулся к столу и погрузился в воспоминание Тео целиком. Да, ощущения от этой дамочки были… странными. Действительно веяло от нее чем-то… непонятным. Словно бы и не живым, но очень агрессивным и… голодным. В общем, довольно-таки жуткие ощущения, что уж там скрывать.
Тео, видимо, деактивировал артефакт, так как дальше в воспоминании кокона вокруг этой дамы видно уже не было, хотя ощущения никуда и не исчезли. По тому, как она распоряжалась, было видно, что она привыкла командовать, а мужчины беспрекословно исполняли ее распоряжения. Все папки из шкафов перекочевали в принесенные коробки. Все компьютеры опечатаны и вынесены из офиса, но перед тем, как все это было проделано, в помещении появился какой-то мужичок с кейсом и долго возился что-то насыпая на поверхности, а потом сметая это насыпанное разными кистями.
— Во дают, — прокомментировал это Северус. — Они же отпечатки пальцев снимают.
Воспоминание закончилось и картинка над столом погасла, уступив место трехмерной карте.
— Что скажете, господа? — задал я риторический вопрос.
— А что тут скажешь? — пробурчал Нотт. — Хуйня какая-то. Но предупреждение о назревающих неприятностях пришло ой как вовремя.
— Это серое… — протянула Гермиона, задумчиво накрутив локон волос на палец. — Нечто похожее излучают инфери.
— Нет, — возразил я. — Их излучение в магическом спектре скорее грязное. Такое… коричневато-черное, а тут серое, слегка с жемчужным оттенком.
— Пожалуй, — согласилась супруга. — И у инфери оно не такое плотное. А тут прямо совсем непрозрачное.
Она сосредоточилась, явно выдавая задание “Мечте-2” на поиск по аналогии.
— А мне эта тетка знаете что напомнила? — заговорил Северус. — Фильмы про войну. Этакая немецкая фрау из СС. Только соответственного головного убора не хватает.
— И стека, — фыркнул Нотт. — Хотя, определенное сходство есть. Те и впрямь выглядели похоже.
— А вы заметили, что она словно бы принюхивалась? — спросила Ами и я, обернувшись, увидел, что все трое детей стоят рядом со столом. Видимо, воспоминания Тео они видели.
— Действительно, — согласилась Гермиона, поглядывая на свой монитор, на котором все еще не появилось ни одной строчки, что было довольно необычно и говорило о том, что в нашей базе знаний пока ничего не нашлось по заданным ею параметрам. — Почти незаметно, но все-таки…
— Мне в какой-то момент даже показалось, что она учует мистера Нотта, — поделилась наблюдениями крестница. — Уж больно она внимательно глядела в тот угол, где он находился. Правда, вверх так и не посмотрела…
— В общем, пока что это воспоминание имеет сугубо академический интерес, — подытожил я и потянулся. Хотелось есть и спать. — Одхан, приютишь нас?
— Конечно, в чем вопрос! — воскликнул Нотт. — И вас, и ребятишек. Тут места много.
Через полчаса мы, поплескавшись в душе, вырубились, зная, что если что-то произойдет — нас разбудят.

Глава 1. Глава 1. Часть 1.

— Папа, а почему ты скрываешь свою истинную силу? — спросил меня старший сын, с восторгом наблюдая, как повинуясь моему желанию принимает задуманную форму крупный изумруд. Камень висел на уровне моих глаз и неспешно поворачивался вокруг своей оси, словно бы желая отыскать положение, в котором он будет наиболее выигрышно смотреться. В это же время, из слитка белого золота вытягивалась ровная тонкая проволока и самостоятельно сворачивалась в крупные кольца, укладываясь на каменную поверхность рабочего стола.
— Не ото всех, — возразил я. — Твоя мама знает на что я способен и твой второй отец тоже в курсе.
— Ну, да, — протянул мальчик, нахмурившись. — Но от остальных-то это секрет!
— Ты ведь тоже кому попало всего о себе не рассказываешь, правда? — вопрос заставил ребенка ненадолго задуматься, а потом кивнуть, и я ободряюще улыбнулся ему. — Вот так и я.
— Я не рассказываю, потому, что вы объясняли, что это может быть опасным, — Абрахас был явно заинтересован в получении ответов на свои вопросы, вот только откуда они у него взялись? Именно это я и пытался понять, внимательно его слушая. — Когда я был совсем маленьким, я просто верил вам, а теперь…
— А что теперь? — уточнил я, оглядев сына.
— А теперь я хочу еще и понять, а не только верить.
— Понимаю, — кивнул я ничуть не кривя душой. Я и сам предпочитал понимать мотивы людей, с которыми сталкиваюсь, также как и причины тех или иных явлений. Но в моем случае — это благоприобретенное недоверие и исходящая из него привычка докапываться до сути вещей, а моим отпрыском руководила жажда знаний. — Давай сделаем так: я посоветуюсь с мамой и отцом и, если мы решим, что пришла пора посвятить тебя в некоторые семейные тайны, я расскажу тебе одну длинную и поучительную историю. Завтра. А если мы придем к выводу, что еще рано, то эту историю ты услышишь в день своего совершеннолетия.
Абрахас насупился. Ему нравилось, что с ним договариваются как со взрослым, с одной стороны, а с другой — он явно расстроился, осознав, что есть вещи, до которых он еще не дорос.
— Обещаешь? — наконец спросил он.
— Обещаю! — торжественно кивнув, ответил я.
Сын ушел, а я, вместо того, чтобы вернуться к работе, погрузился в воспоминания, невольно разбуженные невинным детским вопросом.

***

Идея посоветоваться с супругами была для меня лишь отсрочкой перед долгим и тяжелым рассказом. Я ни на минуту не сомневался в том, что и Гермиона, и Северус будут только рады переложить на меня эту беседу. Мы втроем уже не раз обсуждали что и как открыть детям, и пришли к выводу: рассказывать нужно все, притом, до того, как это сделает кто-нибудь другой — слишком многое в прошлом нашего семейства до сих пор вызывала неоднозначную реакцию обывателей и обросло страшноватыми слухами. Нас троих не трогали, а вот в то, что не найдется какой-нибудь доброхот и не постарается “надуть в уши” детям, настраивая их против нас — не верилось. Возможно, нам так казалось, но мы точно знали: если у вас паранойя, это еще не значит, что они за вами не следят.
Полночи я бродил по дому, припоминая в подробностях собственное прошлое, и с удивлением понимал: по прошествии стольких лет я сам воспринимаю его как занимательный рассказ. Да, местами страшный, местами трагичный, все еще завораживающий, но уже не вызывающий бури эмоций и страстного желания вернуться на три десятка лет назад, отыскать всех виновных во множестве злоключений, и покарать их страшными карами. Даже старого манипулятора Дамблдора уже не хотелось выкопать, оживить, убить и закопать по-новой. Осознав это, я вдруг понял: как бы то ни было — все, что случилось — уже случилось и именно оно привело к тому, что сейчас я счастлив, есть люди которые любят меня и которых люблю я, есть семья, друзья, любимое дело, дом полная чаша и все прочее, составляющее мою нынешнюю жизнь.
С этой счастливой мыслью я и заснул, прокравшись в спальню и тихонько устроившись рядом с мирно спящими Гермионой и Северусом.
Проснулся я когда солнце было в зените и, приведя себя в надлежащий вид, отправился искать старшего сына. Абрахас отыскался в конюшне и то, как любовно мальчишка оглаживал скребком своего любимца, подало мне прекрасную идею:
— Сын, седлай коней, — велел я. — Мы с тобой поедем в леса на пару недель.
— Хорошо, — кивнул он, на удивление не набросившись на меня с расспросами, а я, скормив морковку жеребцу, бегом направился в сторону дома. Раз уж решено отправиться в поход, нужно подготовиться.

***

Между маггловским и магическим мирами существует так называемый “Барьер”. Типичная иллюстрация этого явления — колонна на вокзале Кингс-Кросс, сквозь которую можно попасть на платформу девять и три четверти. Таких точек перехода, сколько маги себя помнят, было то больше, то меньше, некоторые из них существуют постоянно и известны с древних времен, некоторые — появляются лишь в определенные дни. Теоретики утверждают, что в совсем древние времена в одном пространстве сходилось больше миров, но со временем остались переходы только между двумя и когда-нибудь настанет день, когда и они закроются. Разница между двумя мирами, на первый взгляд, не слишком велика, но, при ближайшем рассмотрении — существенна. С нашей стороны Барьера настолько силен магический фон, что порох взрывается гораздо сильнее и не работают маггловские электрические и электронные приборы. Принесенная за Барьер батарейка превращается в бесполезный комплект частей из которых она сделана, а, например, телевизор — имеет все шансы взорваться. География волшебного мира тоже отличается, например, пролива Ла-Манш не существует и территория, на которой в маггловском мире находится Англия — является частью континента. Есть разница и в геологии двух миров, во флоре и фауне — и там, и там существуют растения, животные, рыбы и минералы, не встречающиеся в соседнем мире. Естественно, вследствие отличий в географии, климат тоже не идентичен.
Владения нашей семьи располагаются в восьмистах милях от ближайшего перехода. Это долина, по площади чуть большая, чем национальный парк Йеллоустон (площадь этого парка 8983 кв.километра), окруженная со всех сторон неприступными горами. Отыскали ее мы с Северусом, полгода целенаправленно совершая облеты магических земель. Попасть сюда можно либо, как мы в первый раз, по воздуху, либо преодолев очень неприятный перевал, который зимой засыпает снегом. Нашу долину пересекает река Брендивин; название реке дала Гермиона, впервые попав в Долину. Начинается она высоко в горах на севере, по мере течения в южную сторону в нее впадают три крупных притока, названных Быстрым, Изумрудной и Серебрянкой. Заканчивается наш Брендивин озером Глубоким в южной части долины. Оно относительно невелико по площади, но действительно очень глубоко. Наши исследования показали, что вода из него, протекая по подземному тоннелю, вновь выходит на поверхность за горным кряжем. Тоннель узок и извилист, а мы, обживаясь на новом месте, еще и перегородили его в паре мест крепкими решетками, усиленными кровной магией, чтобы уж наверняка закрыть от нежелательных гостей.
В Долине, помимо нашей семьи, живет еще несколько вассальных и дружественных семей, решивших по тем или иным причинам перебраться подальше от барьера. Все они, также как и мы, обосновались вблизи геотермальных источников, которые были приспособлены для отопления жилищ, а Брендивин служит основной транспортной магистралью между поселениями: летом по нему вверх и вниз регулярно ходят плоты, движимые и управляемые магией, а зимой по льду прокладывается дорога, и по ней запускаются большие сани.
Первая волна переселения волшебников за Барьер была довольно длинной и началась в начале XII века, через несколько лет после того, как папой Иннокентием III был учрежден особый суд католической церкви под названием «Инквизиция». Она достигла своего апогея к концу XV века; тогда по всей Европе полыхали костры, на которых жгли всех, кого подозревали в колдовстве. Магов тогда пострадало сравнительно немного, но магглы перестали казаться подходящими соседями.
Вторая волна началась с введения Статута о секретности и переселяющиеся, естественно, принялись обживать территории, прилегающие к постоянным точкам перехода. Но до сих пор мало кто отваживается без крайней необходимости сунуться в места, столь же удаленные от точек переходов, как то, в котором обосновались мы. Впрочем, таких решительных с каждым годом становится все больше и больше. Плотность населения, обитающего на землях неподалеку от Барьера, давно не позволяет развернуться во всю ширь. Обширными землями недалеко от него располагают лишь старые рода, давно выбравшие эту сторону в качестве места постоянного проживания. Остальные же ютятся на небольших участках, площадью едва ли в два десятка акров, но постепенно те волшебники, кто не обделен силой и удачей, отвоевывают у дикой природы участки земли в глубине магического мира, осваивая его древние леса, горы и долины. То тут, то там вырастают укрепленные форты, между ними прокладываются дороги и возникает движение грузов и людей. Еще десяток лет назад, на пять сотен миль вокруг нашей Долины не проживало ни одного мага, теперь же, до ближайших соседей всего-то полторы сотни миль по прямой.

***

— Спрашивай, — разрешил я, когда мы с сыном, помахав вышедшей на крыльцо Гермионе, тронулись в дорогу. Мальчишка хоть и пытался казаться невозмутимым, просто-таки умирал от любопытства.
— О чем? — озадаченно спросил он, поравнявшись со мной. Я понимал, что вопросов у Абрахаса было множество и, предоставив ему возможность выбора, с интересом ожидал о чем же он хочет узнать в первую очередь.
— Ну, не знаю… — протянул я, кинув на наследника взгляд. — О том, куда мы едем? Или, может быть, о том, зачем мы туда едем? А, возможно, еще о чем-то?
— Вчера ты обещал рассказать некую историю, — напомнил ребенок. — А еще мне и вправду интересно куда и зачем мы направляемся.
— В верховья Серебрянки. Я обещал Северусу собрать там некоторые растения для его зелий, а еще там можно найти интересные для моей работы камешки.
— Можно было бы аппарировать.
— Не спорю, — согласился я. — Но так мы совместим полезное с приятным: и дело сделаем, и времени, чтобы поговорить у нас будет предостаточно. А еще, может быть, завернем в гости по дороге.
— Понятно, — сын кивнул, а потом нахмурился. — А о чем эта история?
— Обо мне, о твоих матери и отце, о Второй магической войне, о магглах… В общем, о жизни. Но, прежде, чем я начну свой рассказ, я хочу тебя попросить: то, что ты услышишь, не стоит обсуждать с кем ни попадя. Это не запрет на разглашение, а именно просьба думать кому и что ты рассказываешь.
— А Скорпиусу можно? — немного подумав, поинтересовался Абрахас. Он дружил со старшим сыном Драко Малфоя и, конечно, сохранять тайну от лучшего друга было бы очень тяжело.
— Можно, — улыбнувшись, разрешил я.
Каждый из чистокровных родов воспитывает детей в соответствие со своим Кодексом. Кто-то, например, те же Малфои, с самого рождения посвящают наследников во все тонкости и суть уклада, некоторые вообще ничего не объясняют. Мы решили, что воспитывать наших детей следует так, чтобы они знали о традициях родов, представителями и наследниками которых они являются, соблюдали их, а смысл — объясним тогда, когда они начнут задавать вопросы.
Некоторое время мы ехали молча.
— Скажи, — прервав молчание, я обратился к сыну. — Каков мой титул?
— Странный вопрос, — непонимающе глядя на меня, отозвался Абрахас.
— Это только на первый взгляд он странный. А если подумать?
— Лорд Поттер, лорд Блэк, — неуверенно ответил сын и, подумав, добавил. — Если учесть, что ты равноправный супруг лорда Принса, то еще и лорд Принс.
— Правильно, — одобрительно улыбнувшись, кивнул я. — Но это, так сказать, официально. Еще я являюсь лордом родов Слизерин, Гонт и Мракс. Об этом знает очень узкий круг посвященных волшебников и некоторые гоблины.
Ребенок задумался. По выражению его лица было видно, что он пытается что-то просчитать, но концы с концами у него никак не сходятся.
— Но как так может быть? — наконец, спросил он. — Я, конечно, досконально не помню генеалогические древа, но на уроках истории нам рассказывали, что последним наследником Слизеринов, Гонтов и Мраксов был Воландеморт, а ты убил его. Титулы перешли тебе как к победителю в дуэли?.. Но тогда это было бы известно всем, да и как таковой дуэли-то между вами не было…
— Логически — ты размышляешь правильно, — вмешался я в ход мыслей Абрахаса. — Да, если бы дуэль была и произошла бы она из-за спорного имущества, то я, выиграв, получил бы это имущество. Но так нельзя получить титул и, тем более, родовые дары, что намного важнее и интереснее. А я ими в той или иной степени обладаю. Занимаюсь я в основном тем, что интересно лично мне и доставляет удовольствие, но, чтобы родовые таланты не пропали даром и достались моим детям, мне пришлось приложить массу усилий, чтобы наследия, что мне достались, не разодрали меня в клочья. Противоречащие друг другу дары пришлось заблокировать, оставив возможность передачи по крови, а оставшиеся — взять под контроль и довести до определенного уровня.
Абрахас глядел на меня со все большим удивлением, а я… А мне было жаль ребенка. Сейчас мне предстояло разрушить его картину мира практически до основания. Единственное, что меня утешало: разрушалась иллюзия.
— Дело в том, что я не совсем тот, за кого меня принято считать. Если сказать точнее — совсем не тот. А вот о том, как так получилось и будет та история, которую тебе предстоит услышать.
— Ты хочешь сказать, что… — начал было сын, но я прервал его.
— Даже не пытайся, все равно не угадаешь. 31 июля 1980 года в Годриковой лощине родился мальчик Гарри Джеймс Поттер. 31 октября 1981 года темный могущественный волшебник пришел в дом его родителей и убил их. Ребенок при этом каким-то образом выжил, а вот Воландеморт — нет. Он умер в этот день.
— Развоплотился, — уточнил Абрахас.
— Нет, именно умер, — возразил я. — С этого момента существуют как бы две истории. Официальная, та, которую преподают вам в школе и настоящая, та самая, о которой знает лишь горстка посвященных. Так вот, я — выжил, а тот Воландеморт, о котором сейчас написано в учебниках — нет. Дамблдор отправил меня к родственникам матери. Точнее — он оставил меня на пороге дома родственников матери, но вот незадача: эти самые родственники были в отъезде, и утром меня, почти насмерть замерзшего, нашел почтальон. Он вызывал полицию, та вызвала службу опеки, меня отправили в госпиталь. Естественно, я простудился, меня долго лечили, а когда я выздоровел — отправили в приют. Там я пробыл недолго: одна из семей, желавших усыновить ребенка, оформила опеку и забрала меня в свой дом. Только и в этой семье я не задержался. Приемные родители довольно быстро обнаружили, что у меня ужасная аллергия на моющие средства и синтетические ткани. Ухаживать за таким ребенком оказалось очень непросто и они вернули меня в приют. Таких пытавшихся усыновить меня семей было немало, но каждый раз я вновь оказывался в приюте. Когда мне исполнилось три года, мои последние английские опекуны решили переехать в Норвегию. Это были хорошие, добрые и любящие люди и, наверное, если бы они не погибли в автокатастрофе, я бы и вырос у них, но… они погибли, а четырехлетний я оказался на попечении норвежской службы опеки — Барневарн. Я осознаю себя с трехлетнего возраста, поэтому очень хорошо помню и приемную семью и то, что было потом.
Я задумался о том, стоит ли в подробностях рассказывать о времени, проведенном в норвежских приемных семьях, а сын, воспользовавшись образовавшейся паузой, задумчиво произнес:
— А считается, что ты вырос у маггловских родственников.
— Ну, сделать, чтобы так считалось было хоть и непросто, но не невозможно, — пожав плечами, отозвался я, решив все-таки не расписывать в подробностях все, что мне пришлось пережить. — Следующие полтора года были настоящим адом. У меня начались стихийные всплески магии и магглы стали бояться меня. Из-за их страха я несколько раз оказывался на пороге смерти, испытал голод, пережил всяческие издевательства и прочие ужасы, а когда в четвертый раз я попал в больницу после побоев, медики констатировали клиническую смерть. В общем, в тот раз Гарри Поттер как таковой — умер. Из-за порога смерти вернулось совершенно другое существо, или, если угодно, личность. До сих пор ни я, ни кто-то другой, не можем объяснить, что именно произошло и как это получилось, но в теле пятилетнего ребенка оказалась этакая смесь из Гарри Поттера и лорда Воландеморта. Это очень сложно объяснить, но… Первые несколько суток, после того, как я пришел в себя, в голове у меня была ужасная каша. Наверное, так со стороны выглядит сумасшествие: я помнил все, что происходило и с Гарри Поттером, и с Томом Реддлом. Личность двоилась и магглы, видимо, что-то заподозрив, стали колоть мне препараты, погружавшие меня в сонное оцепенение. Сколько времени это продолжалось — не знаю, но, в конце-концов, личность Гарри полностью растворилась в личности Тома.
— То есть, получается, что ты, по сути, и есть Воландеморт?! — выдохнул сын, глядя на меня большими круглыми глазами.
— В общем, да, — совершенно спокойно и буднично согласился я.
— Но ты… — продолжая рассматривать меня так, словно бы видел в первый раз в жизни, пролепетал Абрахас. — Ты не страшный, — наконец, подобрал слова он. — И не злой. И выглядишь как нормальный человек, а не как не пойми что с красными глазами.
— Ага, — хохотнув, подтвердил я. — А еще я не раскидываюсь круциатосами направо и налево, не крошу магглов пачками, не собираюсь захватывать мир. Не сказал бы, что я добрый, но веду я себя весьма прилично.
— Но… Почему?! — выпалил Абрахас и, осознав, что его вопрос может быть истолкован произвольным образом, развернул его: — Почему считается, что ты… ну, в смысле, Воландеморт — зло?
— А почему бы и нет? — добавив в голос порядочную толику ехидства, вопросом на вопрос ответил я. — Какая разница, что думают о вымышленном персонаже? О Гарри Поттере некоторые, вон, думают, что он святой. И что? Мне теперь отрастить крылья и обзавестись нимбом?
— Но ты же сражался с Воландемортом и убил его? — крайне растерянно спросил Абрахас.
— Было дело, — согласно кивнул я. — Но давай я расскажу все по-порядку. Так будет гораздо понятнее.
— Ладно, — ответил мой ребенок, унимая свое любопытство.
За время всего этого разговора мы, двигаясь по дороге, ведущей к одной из пристаней на Брендивине, отъехали довольно далеко. Сад, раскинувшийся вокруг дома, закончился и начался чистый и прозрачный сосновый бор. Запахло смолой и мхом, откуда-то из далека послышался стук дятла.
— До слияния Брендивина и Серебрянки доберемся на плоте, — поделился я планами, давая сыну время утрясти в голове полученную информацию. — А пока будем его ждать — пообедаем. Мама нам сэндвичей наделала и пирог с яблоками упаковала.
— А ты снасти для рыбалки взял? — поинтересовался Абрахас. Он был страстным рыбаком и признавал только маггловские способы ловли рыбы. Как по мне — так довольно-таки скучное занятие: есть куда-как эффективнее способы рыбной ловли. Я знал, что это занятие радует сына, поэтому прихватил все, что ему может понадобиться.
— Конечно, — ответил я. — И даже целую банку флоббер-червей на наживку у Северуса экспроприировал.
Некоторое время мы ехали в тишине, а потом я решил продолжить свое повествование:
— Когда две личности слились, получилось так, что взрослое сознание, опыт, умения и все прочее оказались в теле малыша. Очень странные ощущения и крайне интересное переживание. Повторить, правда, не тянет, но как часть жизни — весьма любопытно. Впрочем, я отвлекаюсь. Тогда моей основной задачей было убедить магглов, что я нормальный. Оказалось, что у норвежских магглов существуют весьма специфические представления о норме и они никак не совпадали с моими. Детство Тома Реддла прошло в маггловском католическом приюте, и я рассчитывал, что это мне поможет лучше и быстрее адаптироваться. Но весь этот опыт оказался совершенно бесполезен. Даже более того - вреден! Это было очень неприятным открытием. Большая часть вещей, которая считалась вполне естественной в тридцатых годах XX века перестала быть таковыми к восьмидесятым. Требования, предъявляемые к детям, мне показались мало того, что крайне странными, так еще и противоречивыми. Например, если мальчишка дрался со сверстниками — он считался буйным и его темперамент усмиряли специальными препаратами, при этом, если это был тихий, спокойный и усидчивый ребенок — это тоже выбивалось из маггловских представлений о норме. Кроме того, интересоваться книгами ребенку в пять с половиной лет было чем-то граничащим с преступлением. Проявлять самостоятельность или любопытство — тоже. Не знаю, что они хотели воспитать из детей, но, по моим представлениям, ничего путного из такого воспитания не могло получиться по определению.
Абрахас, видимо, попытался себе представить “нормального норвежского ребенка”. На его лице отразилась целая гамма переживаний. Ему было пятнадцать и он был старшим ребенком в семье, где растет еще трое детей, младшему из которых на данный момент четыре года. Я полагал, что он вполне способен сравнить поведение своих братьев и сестры с тем, что услышал, сделать выводы и озвучить их. Мне было очень и очень интересно до чего он додумается и, судя по выражению его физиономии, надежды мои оправдались в полной мере.
Тринадцатилетний Марк обожал читать, научившись этому года в четыре и с тех пор буквально проглатывал любое печатное слово, которое попадалось ему под руки, не важно - оказывался это какой-нибудь справочник, стянутый у Северуса или у меня со стола, дамский роман, которые иногда почитывала Гермиона, или пухлая папка с очередным судебным разбирательством, над которым работал Драко Малфой. Он был спокойным и уравновешенным ребенком, но когда у него вдруг случалось плохое настроение или его кто-нибудь всерьез обижал он преображался, больше напоминая извергающийся вулкан, чем что бы то ни было еще. К лидерству Марк не стремился, обиды помнил долго, но, если уж прощал — то целиком и полностью, не держа камня за пазухой.
Десятилетняя Аурель обладала весьма непростым характером. Напрягаться особенно она не любила, но если какое-то дело ей действительно приходилось по душе — была способна посвятить себя ему целиком, полностью сосредоточившись и не отвлекаясь ни на что постороннее. Она не очень любила оказываться в обществе, а если уж попадала в него, старалась держаться в тени, но не на вторых ролях, а именно что очень отстраненно, дескать — вы сами по себе, а я — сама по себе. Чувство юмора у этой юной леди было весьма специфичным, шутки иногда доходили до жестокости. Друзей она находила тяжело и доверяла очень немногим.
Четырехлетний Даниэль рос непоседой и драчуном. Он обожал прятаться и устраивать засады, в компании ровесников всегда яростно отстаивал свои вещи и старался силой добиться лидерства. Выглядело это забавно, но в будущем обещало принести немало проблем как ему, так и нам. Учился новому он легко, но, если занятие требовало усидчивости, оно очень быстро надоедало маленькому непоседе и он начинал капризничать.
Сам Абрахас души не чаял в животных и способен был найти общий язык с любой, даже самой тупой и злобной тварью. А еще он очень легко ладил с людьми, любил что-нибудь рассказывать и делал это настолько хорошо, что его историями заслушивались не только сверстники и младшие дети, но и взрослые. Он казался открытой книгой, но так выглядела лишь внешняя сторона этого мальчика. Внутри он обладал очень жестким стержнем, памятливостью, четко делил людей вокруг себя на “своих” и “чужих”. Отношения с обидчиками предпочитал решать с помощью сложных многоходовых интриг, иногда выливавшихся в ситуации, когда получалось, что он сам себя перехитрил. Впрочем, это-то как раз со временем пройдет, в этом не сомневался никто из тех, кто с ним хорошо знаком.
— Но ведь дети очень разные! — наконец, озвучил свои выводы Абрахас.
— Безусловно, — согласился я, ожидая, что сын развернет свою мысль.
— А предъявление таких требований, как ты описал… — мальчик задумывался, подбирая слова, — делает всех… Ну… Серыми?
— В точку, — кивнул я, гордясь способностью сына делать верные выводы. — Как ты думаешь, зачем?
Абрахас нахмурился, окинул быстрым взглядом лес, по которому мы ехали и пожал плечами.
— Если бы я был правителем страны и решил воспитать абсолютно управляемых подданных — я бы, пожалуй, выбрал подобные методы, — выдал он, вглядываясь в мое лицо.
— Верно, — улыбнувшись, ответил я. — Если с детства прививать массу запретов и комплексов, искусственно ограничивать развитие интеллекта и характера — получится этакий биоробот. Это существо будет способно ходить на работу, по команде поднимать руку, голосуя за какую угодно муть, не задумываясь о том, что же оно таким образом выбирает, худо-бедно размножаться и в огромных количествах потреблять то, что диктует мода. Такое воспитание напрочь отучает думать и брать на себя ответственность даже за свои собственные выборы и поступки.
— И так воспитывали всех-при-всех детей?! — ошарашенно вопросил сын.
— Конечно нет, — пожав плечами, ответил я. — Так воспитывали большинство. Стадо. А у любого стада есть пастухи. Вот их воспитывали и воспитывают по-другому. Но, есть одна проблема: и тем, и другим с самого раннего детства очень доходчиво объясняют, что самое ценное и самое главное в этой жизни — деньги. Чем больше у кого-то денег — тем он лучше других. Успешнее. Выше в иерархии. У того больше возможностей и власти.
— Но жить с деньгами гораздо лучше, чем без них, — возразил Абрахас.
— Хочешь пожевать галеон? — ехидно поинтересовался я. — Деньги — это инструмент и договоренность между людьми. И не более того.
— Объясни? — просил мальчик.
— Проще показать на примерах, — отозвался я. — Смотри: наша семья владеет Долиной. На нашей земле, в устье Изумрудного, живет клан пантер. В обществе, где деньги мерило всего, они выплачивали бы нам некую арендную плату в виде денег и на этом наши взаимоотношения заканчивались бы. В нашем же случае — они живут, охотятся, возделывают землю, а когда нужна их помощь, мы всегда можем к ним обратиться, и они не откажут нам. И они могут обратиться к нам за помощью. Помнишь, как мы помогали им строить дома?
Абрахас кивнул.
— У них нет ни одного сильного колдуна, способного ворочать толстенные бревна, а нам с твоим отцом это удается запросто. Северус мог бы неделями бродить по лесам в поисках нужных ему трав, вместо того, чтобы варить зелья, но пантеры избавили его от этой необходимости, регулярно принося то, что ему необходимо. Таких примеров ты сам можешь вспомнить множество.
— Но мама иногда платит за дичь, которую они приносят, деньгами, — напомнил Абрахас.
— Верно, — согласно кивнул я. — Но каждый раз это делается по договоренности. И суммы всегда разные. Вот, например, поза-вчера Итор принес пару индюшек, Гермиона отдала за них пятьдесят галеонов…
— За двух индюков?! — изумился мальчик.
— Да. За двух индюков, — подтвердил я. — Просто он объяснил, что ему нужно собирать одну из своих дочерей в школу, и был бы рад, если бы Гермиона дала справедливую цену за принесенных птиц.
— Можно было бы купить их, ну, хоть в маггловском супермаркете, — Абрахас пытался понять идею, но она пока не укладывалась у него в голове.
— Не возражаю. А теперь давай разберемся. Чтобы отправиться в упомянутый тобой супермаркет Гермионе надо было либо взять Аурель и Дэна с собой, либо попросить кого-нибудь приглядеть за ними. Северуса не было дома. Я был занят срочным заказом. Вы с Марком были на рыбалке. Домовики способны проконтролировать нашего младшенького только собравшись всей толпой, вместо того, чтобы заниматься тем, чем они обычно занимаются. Это одна сторона. Другая: на пошлой неделе пантеры принесли кабанью ногу, ворох какой-то травы и большое лукошко малины, за это они получили горку пирожков, десяток флаконов с бодроперцовым зельем и огромную благодарность. А в поза-прошлый раз они принесли косулю, не прося в качестве оплаты вообще ничего, Гермиона буквально всучила немного овощей и пару хороших платьев из которых выросла Аурель, но которые придутся в пору кому-нибудь из девочек пантер. Понимаешь идею?
— Кажется да, — задумчиво протянул сын. — Это как обмен, да?
— Правильно! — я одобрительно кивнул. — Это по науке называется “натуральный обмен”. Деньги идут в ход либо по договоренности, либо когда две или более сторон в нем участвующие, не могут полностью удовлетворить нужды друг друга. Если бы Гермиона могла дать набор книг, мантий и прочего для дочери Итора, то он поменял бы своих птиц на эти вещи напрямую. В общем, ты мне что-нибудь хорошее или полезное — я тебе. Так и живем.
— А магглы?
— А магглы давно живут совершенно другим укладом. В маггловском мире было бы так: пантеры нам дичь — мы им деньги, они нам деньги, которые получили за дичь — мы им зелья, и так далее. Это я еще о такой вещи как “кредит” молчу…
— Это все так, наверное, по тому, что нас немного и все друг друга знают, — предположил Абрахас.
— Отчасти. Я вообще-то не утверждал, что деньги, как явление, плохи. Плохо, когда ими начинает измеряться все. Вот, скажем, больница. У магглов — это коммерческое предприятие, ориентированное на получение прибыли. Каждый анализ, каждый осмотр врача, каждая процедура оценена в определенную сумму. Чем больше этих манипуляций будет произведено — тем больше больница получит денег. Самое простое следствие из такого положения вещей: больнице выгодно, чтобы пациент обращался в нее с одной и той же проблемой как можно большее количество раз. Или, например, мебель. Стол, который стоит у меня в лаборатории был сделан больше трехсот лет назад и служил не одному артефактору. В мире денег сделали бы стол, который прослужил бы несколько лет, а потом сломался, и я вынужден был бы купить новый.
— Чтобы тот, кто делает столы, мог получить больше денег, — пробормотал мальчик, пытаясь вообразить себе всю многогранность проблемы.
— Конечно, — подтвердил его вывод я. — А, заметь, для изготовления моего стола были использованы некие материалы. Допустим, дерево — вырастет новое, а вот базальтовая плита столешницы и камни, которыми она инкрустирована — уникальны. Таких больше нет и не будет. Представь себе, что было бы, если бы столы для артефакторов требовалось покупать хотя бы раз в десять лет? Ну, допустим, стол — плохой пример. Все-таки нас, артефакторов, мало. Если нас, например, пятьсот человек во всем мире, то это всего-то пятьсот столов в десятилетие. Но таким образом устроено все. Это и посуда, и все предметы быта, и мебель, и техника. Что-то изготавливается из так называемых “восполняемых ресурсов”, но что-то — нет. А этих самых ресурсов на планете довольно-таки ограниченное количество.
— И что, неужели никто не понимает, что рано или поздно они могут закончиться? — удивленно спросил Абрахас.
— Думаю, понимает, — ответил я. — В последние годы в маггловской прессе регулярно муссируется вопрос о перенаселенности. Иногда можно услышать даже откровенные призывы сократить количество живущих на земле людей. Только, если отношение к жизни никак не поменяется, людей-то станет меньше, не вопрос, а вот проблема с тем, что ресурсы могут закончится — не исчезнет, а просто отодвинется. У магглов, с их теперешним мировоззрением, есть, на мой взгляд, единственный способ выжить: осваивать космос и другие планеты, но что-то, насколько я знаю, никто к этому особо не стремится.
— Но ведь мы тоже используем разные природные богатства, — констатировал сын и я уловил в его глазах знакомый огонек желания куда-то немедленно сорваться, чтобы всех спасти.
— Только мы делаем это куда бережнее, — успокоил я Абрахаса. — А с другой стороны многие из магов работают над проблемами синтеза одних веществ в другие. Например, мы научились синтезировать из древесины алмазы ничуть не уступающие по своим свойствам настоящим. Конечно, настоящий алмаз ценится больше, но, скорее, как символ. Если этот камень нужен для изготовления инструментов или каких-то артефактов, то синтезированный алмаз вполне годен. Есть среди нас и те, которые ищут возможности осваивать другие миры и другие планеты.
— И как далеко маги продвинулись в этой области? — поинтересовался сын.
— Дальше, чем магглы. Два года назад первая экспедиция совершила путешествие на Марс и обратно. Я работал над одним из накопителей магической энергии для перемещения на столь отдаленное расстояние. Надо сказать, было очень интересно. Основой служил синтетический алмаз, весом в три десятка килограмм и еще куча всего. И таких накопителей было изготовлено двадцать штук. Заряжали их полтора года все, подключенные к этому проекту… — рассказал я. — Помнится, на этом только мы с Северусом выложились напрочь шесть раз, а Гермионе мы запретили в этом участвовать — она была беременна Дэном и такой отток магии мог убить ее. В общем, участники экспедиции провели на поверхности Марса двадцать часов и вернулись обратно. Все хоть и истощены, но живы и здравствуют. Притащили с собой массу материалов для изучения, и сейчас ведутся их исследования, а в параллель готовится новая экспедиция.
За небольшой промежуток времени мой сын получил столько пищи для размышлений, что было видно — голова у него идет кругом, а я мог лишь посочувствовать ему. Мальчику предстоит вырасти и жить в реальном мире, научиться понимать суть явлений и принимать решения, от которых будет зависеть не только его собственная судьба, но и судьбы людей, связанных с ним. На мой взгляд, пятнадцать лет — вполне подходящий возраст, чтобы начинать задумываться о чем-то большем, чем школьные уроки и сиюминутные развлечения.
В молчании мы доехали до пристани и, пока Абрахас обихаживал коней, я успел разложить костер и подвесил над ним котелок с речной водой, чтобы, когда тот закипит, заварить нам чаю. Сын был прав: перемещаться с помощью магии куда как быстрее, но в таких путешествиях, какое мы с ним предприняли, есть свои прелесть и очарование. По Долине, лично я, когда позволяет время, предпочитаю ходить пешком или ездить верхом. Это прекрасный отдых после многочасового сидения за столом, да и дикая природа — превосходный источник вдохновения и новых впечатлений. Каждый листок, каждая травинка, каждый, даже самый невзрачный цветок по своему уникальны и неповторимы и я, выбираясь на свои неспешные прогулки, с огромным удовольствием запечатлеваю в своей памяти все, что попадается мне на глаза с тем, чтобы когда-нибудь повторить подсмотренное у природы, используя металл и камень, кость и дерево, жемчуг и кожу.
В принципе, артефактору для создания амулетов и талисманов вполне достаточно сложить нужные ингредиенты в мешочек, произнести несколько заклинаний и вымочить в специальных зельях. Это неказистое на вид изделие будет работать, прекрасно выполняя свои функции, но мне нравится создавать красивые вещи, а не просто функциональные. Я часами могу бродить по тихим залам какого-нибудь маггловского музея или галереи, любуясь на чудесные произведения искусства, сотворенные руками современных и средневековых художников, скульпторов и ювелиров. В домашней библиотеке моими стараниями образовалось целых три объемистых шкафа, книги и альбомы в которых, посвящены искусству, как магическому, так и маггловскому. Но все это великолепие не идет ни в какое сравнение с тем, что можно увидеть в природе.
Рассеянно наблюдая за сыном, я устроился на бревне и вытянул ноги к огню. Мальчик подошел к костру, когда вода в котелке вскипела, и я возился с завариванием чая. Никакой магии. Просто всыпать горсть заварки в воду, немного подождать, а потом окунуть в жидкость горящую обугленную палку.
— А зачем ты головню в котелок сунул? — с любопытством спросил Абрахас, принимая от меня кружку с горячим, пахнущим костром чаем.
— Так лучше заваривается чай. Во-первых, уголь горит и заставляет воду еще раз вскипеть, а, во-вторых, если вода не слишком хорошая, то уголь вытянет из нее примеси, — объяснил я, отставляя котелок и принимаясь разворачивать сделанные Гермионой сандвичи. — А еще мне нравится чуть дымный привкус, который приобретает напиток.
— Мне тоже, — согласно кивнул сын и с удовольствием откусил кусок от сандвича. Прожевав, он спросил: — И как, тебе удалось убедить норвегов в том, что ты нормальный ребенок?
— Не сразу, но — да, — кивнул я. — Поняв, что мой опыт бесполезен, я стал наблюдать за другими детьми и копировал те элементы их поведения, которые вызывали одобрительную реакцию взрослых. Довольно быстро мне перестали давать лекарства, а потом выписали меня из больницы и отправили в приемную семью. Тут следует немного рассказать об этом явлении. У нас, у магов, как ты знаешь, тоже бывает так, что дети остаются без родителей и их берут на воспитание, но у нас ребенок входит в круг семьи равноправным членом. О приемных детях заботятся, как о своих собственных, развивают их таланты, обучают всему, чему могут и, если, например, бы мы вдруг решили усыновить ребенка, а у него оказался бы, скажем, талант к целительству, которым не обладает никто из нас, мы бы нашли ему учителя, чтобы тот занимался развитием этой способности. В общем, в магических семьях приемные дети не чувствуют себя ни нахлебниками, ни обделенными вниманием и любовью, и обычно у усыновителей есть и свои ребятишки, которым приемыш становится сестрой или братом. Многие из магглорожденных приемышей вводятся в рода, таким образом получая поддержку на всю свою жизнь, а также жизни своих потомков.
— В том месте, куда я попал, как ты можешь догадаться, все было не так, — со вздохом поведал я. — Господин и госпожа Йенсен были фермерами. Своих детей у них не было, зато таких как я — приемных — было аж пятнадцать человек! В первый день, как я попал к ним, я даже обрадовался: дом был хоть и довольно прост, но опрятен, комната, которую мне выделили, была под самой крышей, но я мог остаться в ней в одиночестве, еда, которую мне дали в обед, была сытной, да и против жизни в сельской местности я ничего не имел, она нравилась мне гораздо больше маггловских городов.
Абрахас подкинул дров в костер, а я налил себе еще чаю. Сделав несколько глотков, я продолжил рассказ:
— Неприятные открытия начались через несколько дней. Я был самым младшим из детей, проживавших на ферме Йенсенов и никому до меня не было никакого дела. Понятно, что подросткам я был попросту не интересен, но взрослые… Они напрочь игнорировали меня. Кормили всех чем-то горячим раз в сутки — в обед. На завтрак выдавали кусок хлеба, на ужин — тоже. В общем-то, с таким рационом можно жить, но еда была абсолютно однообразна. Игрушек в доме не было. Книг было ровно две — библия и сборник кулинарных рецептов. Газет или журналов Йенсены не выписывали. Единственным источником информации был телевизор, который круглыми сутками бубнил в углу кухни. Мне было совершенно нечем заняться, кроме как бесцельно слоняться по двору туда-сюда, ведь если бы я принялся играть, скажем, в какие-нибудь щепки или веточки с травинками, это было бы воспринято неадекватно. Через неделю я понял, что если останусь в этом доме, то действительно превращусь в “нормального ребенка” по-норвежски, и мне стало страшно. Потом я как-то подслушал разговор моих опекунов и понял, зачем им такое количество приемных детей: за каждого из них они получали от государства порядка… — я прищурился, пересчитывая норвежские кроны в понятные Абрахасу денежные единицы: — Порядка пяти с половиной тысяч галеонов*** в год, плюс еще сотню галеонов в месяц на текущие расходы. То есть, за пятнадцать их приемышей они получали что-то около восьмидесяти двух с половиной тысяч! Но при этом никто не отслеживал куда Йенсены девают эти деньги. Они тратили их бесконтрольно и, в основном, отнюдь не на детей, за которых взяли на себя ответственность.
— Через две недели в доме появился новый приемный ребенок. Это был восьмилетний мальчик из России. Он часто плакал и рассказывал на очень плохом норвежском, что хочет к маме и, если до меня остальным воспитанникам Йенсенов не было никакого дела, то новичка они невзлюбили и принялись шпынять. Это позволило нам сдружиться… Ну, насколько такой взрослый мальчик способен дружить с таким карапузом, которого тщательно изображал я. Оказалось, что английский он знает гораздо лучше норвежского и он очень много мне рассказал о своих мытарствах. Алекс мешал норвежские, английские и русские слова и иногда понять его было неимоверно сложно, но вывод из его рассказов я сделал однозначный: надо что-то делать! Шансов на то, что при текущем положении дел с усыновлением и наличествующей системой меня возьмут в семью не ради денег — практически не было. Единственный, казавшийся мне тогда “живым” вариант: найти хотя бы одного норвежского мага, но и этот план был отнюдь не безупречен. Гарри Поттера знали как Мальчика-Который-Выжил, а я не имел понятия насколько далеко разнеслась эта слава и что сделает взрослый волшебник, обнаруживший английского героя. Да даже если меня не узнают, я знал, что в одиннадцать лет прилетит сова из Хогвартса и вот тут реакцию взрослых предсказать вообще никак не удавалось.
Абрахас слушал меня словно завороженный и, судя по выражению его лица, явно пытался примерить ситуацию, в которую я тогда попал, на себя.
— У меня такое ощущение, будто ты рассказываешь мне фантастическую историю, — честно признался он.
— Я действительно рад, что мое повествование кажется тебе плодом фантазии. Мы, волшебники, до сих пор прикладываем огромное количество усилий к тому, чтобы никому из маленьких магов никогда не пришлось пережить то, что выпало мне. Хотя, надо тебе сказать, что я в целом доволен тем, что в итоге получилось. Может быть, если бы Поттеры не погибли, вся наша современная жизнь была бы совсем другой, и не факт, что она была бы лучше.
Потянувшись всем телом, я глянул на один из двух стеклянных столбов, установленных на пристани. Эти предметы были чудом магической мысли: связанные с плотами, ходящими по реке, они показывали насколько далеко плавучая платформа находится от пристани, кроме того, эти же колонны служили накопителями, подпитывавшими движение на реке. Один из столбов “видел” плоты, поднимающиеся вверх по реке, второй — спускающиеся вниз. Нам с сыном нужно было в верховья и, судя по тому, что столб приобрел красноватый оттенок, плот приближался.

Глава 2. Глава 1. Часть 2.

— Пора собираться, — сообщил я сыну.
Плот причалил к пристани через двадцать минут. Это была прямоугольная деревянная платформа, площадью около девяноста квадратных метров, способная нести на себе несколько тонн груза. Так как конструкция поддерживалась и управлялась магией, грузить ее можно было как угодно, но все равно, все пользовавшиеся этим транспортом, старались размещать грузы равномерно: если один из концов платформы оказывался нагружен сильнее другого — магии на поддержание работоспособности этого транспорта расходовалось гораздо больше, а не в привычках магов было разбрасываться ценными ресурсами. Подошедшая к пристани платформа была не слишком-то нагружена и нам повезло — на сей раз она везла сено и оно, скатанное в большие тюки, располагалось в центре платформы. Мы сняли сохраняющие груз чары, переместили несколько тюков, вместе с навесом их укрывающим, в кормовую часть плота, потом завели наших четырех коней и, соорудив для них загоны, привязали, после чего погрузились на платформу сами и позволили транспорту отчалить от причала. Лошади, будучи приученными к такому способу перемещения, спокойно отнеслись к происходящему, а мы, по новой окружив сено защищающими его чарами, с комфортом устроились в носовой части платформы. Там был установлен стол, окруженный скамьями с удобными спинками и на металлическом листе стояла жаровня, около которой в сырую погоду можно было греться и на которой при необходимости готовили пищу.
— Интересно, — протянул Абрахас. — Кто придумал эти плоты?
— Ну, вообще-то, такие конструкции отнюдь не последнее слово техники, — фыркнул я. — Идея сама взята из опыта магглов, ведь известно, что перевозки по воде — самый дешевый способ перемещения любых грузов. Мы посчитали затраты на сооружение и эксплуатацию порталов, потом прикинули сколько потребуют плоты на магической тяге и решили, что второй вариант — выгоднее. Скорость течения Брендивина около 2 миль* в час, мы двигаемся против течения, со скоростью около четырех миль в час, и до Серебрянки, с учетом всех остановок, будем идти почти четверо суток. Этот плот тащит сейчас, навскидку, около трех тонн сена, и, думаю, получатель этого груза Брэкстоны, а они живут еще выше по Брендивину, чем наша с тобой цель путешествия. Покосы у них, прямо скажем, так себе, поэтому заготавливать траву они предпочитают на пойменных лугах в низовьях реки и за сезон отправляют вверх по течению никак не меньше полусотни плотов, притом, нагруженных сильнее, чем этот. Вот и прикинь, сколько магии потребовалось бы, чтобы переправить все это добро на такое расстояние?
Мальчик задумался, считая.
— В общем, много, — наконец, высказался он.
— Я, являюсь сильным колдуном, могу, при хорошем стечении обстоятельств, открыть три транспортных портала за день, потом буду неделю отъедаться и отлеживаться, и в порталы, которые я сотворю, можно будет запихать тонн десять сена и больше ничего. Накопители по чуть-чуть постоянно подзаряжают все колдуны, которые живут в Долине. Пользуются этим транспортом все кому нужно. В итоге, получается, что всем это выгодно, удобно и ненапряжно, А то, что сено попадет в сарай не немедленно, а через несколько дней — не важно. Никто никуда не спешит, а от непогоды и порчи во время транспортировки его защищают чары, — объяснил я.
— Никогда не задумывался о таких нюансах. Для меня всегда жизнь тут была… Ну, просто жизнь и все. За время, что мы с тобой сегодня общаемся я, кажется, узнал об укладе нашей жизни больше, чем за свои пятнадцать лет, — признался Абрахас, а, подумав, поинтересовался: — А как подзаряжаются накопители?
— Элементарно, — улыбнулся я. — Ты много раз видел артефакты, которые это делают и, более того, сам регулярно пользуешься одним из таких.
— Что это? — удивился сын.
— Ну, у нас в доме это та самая колонна, которая расписана рунами и при повороте вокруг своей оси издает приятный перезвон. Каждый раз, когда кто-нибудь проворачивает ее, он делится магией: через нее идет подзарядка накопителей дома, а оттуда магия распределяется, в том числе, и в те накопители, которые управляют плотами.
— Кажется, меня ожидает пара недель откровений, — простонал Абрахас, откидываясь на спинку скамьи. — А то, что Дэн обожает звенеть этой колонной не страшно? — вдруг напрягшись, спросил он.
— Сын, ну мы ведь не идиоты, правда? — успокаивающе улыбнулся я. — Такого рода устройства есть в любой чистокровной семье волшебников и известны они с древних имен. Конструкция давным-давно тщательнейшим образом просчитана и никогда не заберет магии столько, чтобы это могло навредить. Дэн, играя с артефактом, в большей части, извлекает из него звуки, чем что-то там подзаряжает. Хотя и он тоже является участником этого процесса.
— Даже не представляю, чего я еще не замечаю, — вздохнул мальчик.
— Вынужден тебя расстроить: много чего, — констатировал я. — Но переживать по этому поводу не стоит. Со временем ты все поймешь и во всем разберешься. Главное — не бояться спрашивать. Ты уже почти взрослый, но тебе еще предстоит очень многому научиться.
Сын кивнул, поднялся со своего места и пошел проведать лошадей, а я решил заварить еще чаю. Пока я возился, Абрахас вернулся за стол и выложил добытый из седельных сумок пирог с яблоками.
— Расскажешь, что было с тобой дальше? — попросил он, когда я разлил чай по кружкам и устроился на своей лавке.
— Конечно, — кивнул я. — Так вот, основной моей задачей тогда стало как-то выбраться из того положения, в котором я оказался. Алекс в этом деле оказался очень полезен и я пообещал себе, что, если смогу — помогу ему вернуться к маме, по которой он так тосковал.
— А почему он оказался в приемной семье, если у него была мама? — спросил Абрахас.
— Хороший вопрос, — одобрил я. — Правда, к делу он не относится, но я расскажу, если тебе интересно.
— Расскажи, — попросил сын.
— Дело в том, что его мама вырвала ему почти выпавший молочный зуб. В рапорте службы, занимающихся защитой детей, появилась запись: «выбила зуб ребенку» и это послужило поводом к тому, чтобы забрать Алекса от его мамы.
— Не понимаю, — пробормотал Абрахас. — Моя мама тоже вырывала мне зуб, и что?
— Ну, на мой взгляд — ничего особенного, — пожал плечами я. — Вполне обычное явление, но норвеги считали по-другому.
— Глупость какая-то, — высказался сын. — И что, никто не разбирался, что случилось на самом деле?
— Полностью с тобой согласен — глупость. И, действительно, никто не разбирался.
— Но почему?! — воскликнул ребенок.
— Я не могу в точности ответить на твой вопрос. Но, думаю, что все дело в деньгах. Если ребенок живет в семье, государству нет от этого никакой выгоды, нет никакого движения средств. Когда ребенок отбирается, происходит огромное перераспределение средств. Кроме того, за счет этой системы решается проблема безработицы — работают суды, адвокаты, социальные работники, и получают деньги семьи типа той, что опекала меня и Алекса. На самом деле, отнять ребенка норвежцы могли и по еще более бредовым причинам, и сейчас эта проблема еще уродливее и страшнее, чем была в моем детстве. Сейчас бывает даже так, что отбирают детей у туристов, которые приехали в страну буквально на пару недель.
— Это только в Норвегии так? — с надеждой в голосе спросил Абрахас.
— Не только, — скривившись, ответил я. — В маггловской Англии тоже. И во Франции, и в других странах.
— Так вот почему вы с нами всегда выбирались в маггловский мир с такими предосторожностями! — догадался мальчик. — А я-то думал…
— Именно поэтому. Мы, конечно, не отдали бы вас никому и ни за что, но лишний раз применять на маггловской стороне магию… Сам понимаешь — не самая лучшая идея. Но в этой системе для нас, волшебников, оказались и свои плюсы: мы с большей легкостью можем забирать детей, наделенных волшебным даром в магический мир. Маленькие волшебники очень часто изымаются социальными службами из родных семей, как только у них случаются первые всплески магии. Такие дети, с точки зрения магглов, не являются нормальными, ну, а сделать так, чтобы такой ребенок попал к нам — дело техники. За последние годы мы внедрили в эти службы своих людей и наладили все так, чтобы все у таких детей было хорошо. Данные о ребятишках начисто вытираются из памяти магглов и их баз данных... — я на секунду задумался, стоит ли полностью посвящать сына в положение вещей и, решив, что все-таки стоит, закончил мысль: — Родных родителей маленьких волшебников обязательно находят. С теми, кто оказывается сквибами, проводится беседа, после которой им возвращают детей и предоставляют возможность перебраться на нашу сторону Барьера. Разумеется, они получают и другую помощь. Магглам… Им полностью стирают память о потерянном ребенке, и тот отдается на усыновление в одну из магических семей.
— Хоть что-то хорошее во всей этой ситуации.
— Не спорю. Вот те же Брэкстоны — как раз такая семья. Ты с ними знаком и знаешь, что старшие родичи этой семьи — Анна и Поль — сквибы. Они родители сквиба Рэндала Брэкстона. Родители его жены — Эмили — судя по всему, тоже были сквибами, а вот твой приятель Рауль — волшебник и учится вместе с тобой в Хогвартсе. Его сестренка — приемная магглорожденная девочка. Мы в свое время вытащили Рауля из приюта, куда его отправили, отобрав у родителей, и помогли Блэкстонам устроиться на волшебных землях. Эмили они усыновили несколько лет назад.
— Я и не знал, что Эмили не их родная дочь… А Рауль — отличный парень. И родители у него, хоть и не могут колдовать — очень хорошие люди, — глядя мне в глаза, высказался сын. — Они очень любят своих детей и заботятся о них ничуть не хуже, чем вы о нас. Как можно было его у них отобрать?!
— Такова система, сынок, — со вздохом констатировал я. — Мы не можем ее изменить, но делаем все, чтобы помочь тем, кому мы можем помочь.
— Я бы этих отбирателей… — Абрахас зло прищурился и сжал кулаки.
— Не получится, — резко оборвал сына я. — Думаешь, ты первый, кому пришла в голову мысль, что неплохо бы их всех уничтожить? Эта идея, в свое время, приходила многим. Мне — в том числе. И я даже немало сделал в этом направлении. Вот только есть одно “но”. Их много. Нет, не просто много. Их очень много! И им некуда деваться, в отличие от нас. Это у нас есть огромная, почти не заселенная и не тронутая, чудесная планета. У них — этого нет. А ты ведь знаешь, что и крыса, загнанная в угол, превращается в страшного зверя. Так что, можно даже не думать об этом. Кроме того, откуда без них мы возьмем приток свежей крови? Магглорожденных немного, но зато теперь они практически все достаются нам в нежном возрасте и из них воспитываются разумные, мыслящие маги, а не грязнокровки.
Сын оторопело посмотрел на меня. Мальчик явно не ожидал столь жесткого и циничного взгляда на происходящее.
— Одной из идей Воландеморта было уничтожение магглов. Из-за того, как прошло детство Гарри Поттера и Тома Реддла я имею все основания для того, чтобы ненавидеть их оптом и в розницу. Но я успел понять, что это попросту глупо. Да и, с другой стороны, среди них есть еще и нормальные люди, ну, как родители твоей матушки. Предлагаешь их уничтожить до кучи с остальными? Так сказать, для комплекта? — жестко поинтересовался я.
— Нет, конечно, — растерянно ответил Абрахас. — Но надо же что-то делать?
— Зачем? — ехидно поинтересовался я.
— Ну то, что у них творится… Это ведь неправильно! — убежденно произнес сын.
— Скажи мне, пожалуйста, такую штуку… Вот, например, рыбы. Они все — хищники и все, при случае, с удовольствием поедают друг друга. Вне зависимости от вида. Ты же не рвешься объяснять им, что они делают что-то неправильно? Что их сотоварищей рыб не надо есть!
— Скажешь тоже! — фыркнул Абрахас. — Но магглы-то — не рыбы.
— А чем они принципиально от них отличаются? Нет, понятно, что у них нет плавников и чешуи, но в целом, это другая разновидность существ, уклад жизни которых для нас, в общем-то, совершенно неважен. Они могут быть для нас в чем-то полезны, ну, как те же рыбы — отличная еда. А магглы — источник новых волшебников и некоторых технологий, которые можно применять и в нашем мире. Так что, не вижу между ними особой разницы.
— Это очень циничный взгляд на мир, — на лице моего отпрыска было написано столько возмущения, что я даже удивился.
— Абрахас, ну скажи, ты всерьез думаешь, что ты в силах что-то объяснить людям упорно и целенаправленно ведомым к тому результату, к которому они пришли на сегодняшний день? — спросил я. — Ну, допустим, если ты будешь лично общаться, то ты сможешь убедить пару десятков человек в том, что они живут как-то не так. Но что это даст? Таким образом живут миллиарды магглов. Понимаешь? Миллиарды! Ты не поймаешь каждого и не вдолбишь ему в голову, что он не прав. Есть, конечно, телевидение и радио, но, несмотря на декларируемую свободу слова, тебя никто не допустит до этих ресурсов. Если уж быть совсем честным, то тебя убьют где-то на подходе к ним, как только ты чуть-чуть выделишься из серой массы. Просто и цинично, чтобы не мутил воду и не создавал проблем.
— Волшебника не так-то просто убить, — возразил сын.
— Куда проще, чем тебе кажется. Мы экспериментировали: щиты держат пули, но недолго. В магазине обычной штурмовой винтовки, принятой на вооружении британской армией, тридцать патронов. Двадцать попаданий мои щиты держат, остальные — нет. От снайперского оружия у нас, по сути, нет защиты. То есть, щиты выдерживают выстрелы из всех видов снайперских винтовок, которые мы испытали, не вопрос, но ты ведь не будешь держать их круглые сутки? — я искренне надеялся, что Абрахас оставит глупую идею, но, похоже, пока я его не убедил. — Ну, допустим, один раз ты, воспользовавшись магией, избежишь смерти, но магглам совершенно точно станет интересно, как ты это сделал и на тебя начнут охотиться. Магглы не менее упорны чем мы, и рано или поздно — тебя поймают. Дальнейшая судьба изловленного ими мага мне представляется весьма незавидной: его попросту разберут на запчасти в одной из лабораторий. Подумай над этим, — попросил я.
— Ты это все серьезно? — неуверенным тоном спросил мой наследник.
— Более чем, — честно ответил я. — Просто… для тебя это новая и, судя по всему, шокирующая информация, и я понимаю твое желание всех спасти и наставить на путь истинный, но… Все-таки и мы, поколение твоих родителей, а также твоих дедов, не лыком шиты. Мы просчитывали разнообразные сценарии, но так и не нашли способа изменить жизнь магглов, при этом оставив их в живых. Единственный вариант, при котором из них, на наш взгляд, можно сделать нормальных людей — это выбить всех до единого, кому больше пяти лет, а малышей — воспитать по-новому. Все. Других вариантов мы не придумали. При этом, мы пошли дальше: посчитали возможности и методы это сделать. Оказалось, что уничтожить такое количество народу, в принципе, возможно, но… А что делать с оставшимися? Ты представляешь сколько детей хотя бы в той же Англии?
— Нет, — признался Абрахас.
— По переписи 2012 года, лиц в возрасте до четырнадцати лет больше... десяти миллионов. Допустим, половина из них — это дети до пяти лет, включительно. Но это все равно пять миллионов человек. И это только в Англии! Есть страны, где детей гораздо, гораздо больше. При всем желании мы не сможем не то что воспитать, даже просто прокормить такую уйму народа. И поэтому организация, которая в твоих учебниках фигурирует под названием “Пожиратели смерти”, решила в полном составе переселиться за Барьер и пореже появляться в маггловском мире без особой на то необходимости и без должной квалификации.
— Эта организация существует до сих пор?! — удивился сын.
— Да, — признал я. — Правда, у нас нет названия, у нас поменялись цели и действуем мы совершенно другими методами, чем в былые времена, но мы никуда не делись. Сейчас основными нашими задачами являются: работа с магглорожденными детьми, разработки на стыке маггловской технологии и магии, просвещение волшебников, контроль над жесточайшим соблюдением статута о секретности и полный переход всего магического населения, а также перенос волшебных строений и прочего, на нашу сторону Барьера.
— А что делает Министерство?
— Мерлин его знает, — улыбнулся я. — На самом деле, Министерство, в том виде, в котором оно просуществовало последнюю сотню лет, воспитанным в старых традициях магам совершенно не нужно. Оно необходимо только для магглорожденных, воспитанных в маггловских традициях. Для тех, кого с детства не научили думать, самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность. Думаю, через какое-то время оно отойдет в прошлое. Ну, может быть и не отойдет, все-таки какой-то координационный центр нам, магам, нужен, но что оно кардинально изменится, это я тебе могу гарантировать.
— И ты всем этим руководишь? — поинтересовался Абрахас.
— Нет, сын, я во всем этом принимаю участие, как один из равных. И твоя мама участвует, и отец тоже, и очень многие из знакомых тебе взрослых. Кто что может сделать — делает. У нас есть своя сеть координаторов и свои аналитики, волонтеры, ученые, и прочие необходимые люди. Короче — работы ведутся.
— Пожалуй, мне надо некоторое время, чтобы надо всем этим подумать, — морщась, словно от боли, произнес сын. — Пойду попробую поймать рыбы нам на ужин. С удочкой в руках мысли сами как-то выстраиваются в голове.
Мы встали со своих мест и он направился к загону с лошадьми, туда, где лежали наши седельные сумки, а я пошел в хвост плота и растянулся на крайнем тюке сена. Пролежав некоторое время бездумно пялясь в посеревшие от времени доски, из которых был сделан навес, я решил, что старое и рассохшееся дерево — это не то, что мне хочется видеть и, поднявшись, убрал ту часть навеса, под которой лежал тюк, на котором я планировал и дальше валяться. Устроившись на сене по-новой, я принялся рассматривать высокое небо с редкими пушистыми облаками, которые проплывали в нем.
Сегодняшние разговоры с сыном неожиданно сильно вымотали меня, не сколько сам процесс произнесения слов, сколько попытки понять реакции Абрахаса, которые он выдавал в процессе беседы. Судя по задаваемым вопросам, умственно он оказался взрослее, чем я ожидал и соображал довольно-таки быстро, и, если второе было вполне ожидаемо, первое явилось приятным открытием.
Я не собирался пугать мальчика, но, если судить по тому, что он со своей удочкой постарался устроиться как можно дальше от меня, по выражению лица и глаз, по поспешности, с которой он взял паузу и прочим мелким проявлениям, последняя затронутая нами тема, если и не напугала его, то очень сильно задела. Я даже не догадываюсь, что произвело на него наибольшее впечатление: концепция, которую я озвучил, или, что во всем этом движении принимают непосредственное участие его родители, а он об этом ни сном, ни духом. А, может быть, его поразила разница между моими словами и тем, что до сих пор преподают в Хогвартсе?
Школой и тому, что и как там преподносят детям, кстати, надо было бы заняться куда плотнее, чем мы это делали до сегодняшнего дня. Похоже, мы рано успокоились, поменяв там почти полностью состав педагогов и добавив ряд предметов, которые не преподавались в этом учебном заведении в мое время. Да, образование стало лучше, но школа, тем более школа такого типа как Хогвартс, это место, где детей не только обучают, но и воспитывают, и этот аспект в некоторых моментах даже важнее, чем те знания и навыки, которые там дают.
Мысль эта показалась мне настолько важной и не терпящей отлагательств, что я достал из кармана сквозное зеркало и связался с Люциусом Малфоем. Он всеми правдами и неправдами открестился от поста директора школы, но оставался бессменным главой ее попечительского совета и именно он во многом предопределял школьную жизнь. Я окружил себя пологом тишины и некоторое время мы общались с Люциусом посредством зеркала.
— А где ты сейчас находишься? — наконец, спросил мой собеседник.
— Плыву по Брендивину в сторону Серебрянки, — ответил я и огляделся по сторонам. — Где-то через час мы будем рядом с двадцать первым причалом.
— Пожалуй, я на некоторое время присоединюсь к вам, если ты не против, — сообщил он, явно не думая, что я буду возражать.
— Подтягивайся, — ответил я. — И, если хочешь, можешь Скорпиуса с Ами с собой прихватить.
— Внуки-то тебе зачем сдались? — подозрительно поинтересовался Люц.
— Ну… Мой сын будет рад их компании, — неопределенно ответил я.
— Ладно, — не без сомнения в голосе произнес мой собеседник и отключил связь.
Я убрал зеркало на место, снял заглушающие чары и, поднявшись со своего импровизированного ложа, подошел к Абрахасу.
— У нас будут гости, — сообщил я.
— Гости — это здорово, — откликнулся Абрахас, правда, особого энтузиазма в его голосе я не услышал. — А кто?
— Твой крестный, — ответил я. — Возможно, со старшими близнецами.
— О! — воскликнул сын. — Это здорово! Но… А ты продолжишь свой рассказ?
— Да, — кивнул я и уселся рядом с Абрахасом на край плота. — Правда, для вновьприбывших придется повторить то, что я уже успел рассказать тебе, чтобы они понимали о чем речь.

* чуть больше 3 км\ч.

Глава 3. Глава 1. Часть 3.

Через час, как я и предполагал, плот пришвартовался к пристани, и на борт незатейливого плавсредства собрался величественно и чинно взойти великолепный Люциус Малфой. Это получилось бы сделать чинно и даже, возможно, величественно, если бы не сопровождающие его люди и живность. Крупная мохнатая черно-бело-рыжая псина с дурацкой кличкой Пушистик перемахнула с пристани на плот, по дороге слегка задев мощным плечом старшего из Малфоев, и ломанулась приветствовать Абрахаса. Вслед за собакой на плот попрыгали близнецы: Скорпиус и Камелия, и, что вполне логично, тоже ломанулись к моему сыну. Мне удалось слегка отстраниться с их траектории и поэтому я не попал под бурные изъявления радости молодежи и остался на плоту, а вот дети, вместе с собакой рухнули в реку, разумеется, окатив меня водой с ног до головы. Люциус же, чуть не сбитый с ног псиной, с трудом восстановил равновесие и, приняв устойчивое положение в пространстве, но утратив весь пафос, таки приземлился на плоту, покинув пристань. Оказавшись на нем, он вскинул волшебную палочку, направив ее в мою сторону, а я, повинуясь вдруг всплывшим боевым рефлексам, перекатился в сторону, уходя из под прицела. Оказаться в воде, следом за плещущимися там детьми, в мои планы не входило, но определенное удовольствие от незапланированного купания я все-таки получил.
— Твою ж мать, Люц! — высказался я, выбравшись на плот.
— Ах, извините, мой Лорд! — тепло улыбаясь, промурлыкал Малфой и, проворонив мое невербальное беспалочковое Редукто, оказался в воде.
— Ну и гад же ты, — отфыркиваясь, сообщил Люциус, вылезая из воды и откидывая с лица длинные намокшие пряди волос. Вся величественность буквально растворилась и сейчас мой друг, и почти родич, больше всего напоминал очень породистого, но очень мокрого и недовольного обстоятельствами, а посему — рассерженного кота.
Наплескавшись вволю, дети, сопровождаемые Пушистиком, вылезли на берег. Псина принялась отряхиваться, окатывая пространство вокруг себя целым водопадом брызг, а я лишь тихо порадовался, что она делает это не на плоту. Наконец, вся честная компания погрузилась на плавучую платформу и та, получив распоряжение, отчалила от пристани.
Младшие Малфои скромно приблизились ко мне и поздоровались, явно смущенные всем произошедшим, а Абрахас отправился проводить ревизию потерь. Оказалось, что ни улов, ни снасти, ни даже банка с червями не пострадали и мальчишка расплылся в довольной улыбке.
— Бешеный пуфик! — пожурил он неотступно следовавшего за ним Пушистика. — Это ты во всем виноват, наглая морда! Ами! Забери отсюда это придурошное животное, — заорал он, когда пес принялся принюхиваться к сетке с бившейся в ней форелью.
— Я не виновата в том, что Пушистик тебя обожает! — надулась девочка, но собаку все-таки подозвала к себе. — Кресный, ну скажи ему, что я тут ни при чем?! — попросила она, поглядев на меня “щенячим” взглядом.
— Конечно, ты ни при чем, — улыбнулся я, приобнимая обоих крестников.
Люциус с царственным видом оглядывал эту семейную идиллию. Он уже успел привести себя в порядок после купания.
— Тут хотя бы чаем поят? — поинтересовался он и деловито направился к жаровне, а я выпустил ребят из своих объятий, обдал нас троих, а заодно и Пушистика высушивающими чарами.
Дети, не забыв вежливо поблагодарить, подошли к Абрахасу и тот принялся хвастать уловом. За ними было очень интересно наблюдать и со стороны: было явно видно, что со Скорпиусом они очень хорошие друзья, а вот с Камелией… Похоже, мальчик был влюблен в эту юную леди, во всяком случае, ничем иным его неожиданное смущение мне объяснить не удалось.
— Кажется, мы с тобой все-таки породнимся, — тихо произнес Люциус, когда я подошел к нему. Несмотря на то, что он возился с дровами и посудой, взаимодействие молодежи от него не укрылось.
— Да, похоже на то, — согласился я, отбирая у него заварку. — Но это и неплохо. Ами будет Абрахасу хорошей парой.
— А ты, как и обычно, оказался прав. Исабель стала чудесной женой для Драко. Куда лучше, чем могла бы быть Астория, — задумчиво протянул мой друг, любуясь внуками. — Я вынужден признать, что зря сопротивлялся твоей идее.
— Пепла дать? — ехидно поинтересовался я, делая вид, что собираюсь зачерпнуть немного указанной субстанции из жаровни и предложить ее Люцу.
— Зачем?! — несколько отстранившись от меня, вопросил тот.
— Голову посыплешь и будешь каяться, — абсолютно серьезно и без тени улыбки на лице, предположил я. В первый раз за четверть века, прошедшую с памятного скандала по поводу невесты Драко, старший Малфой явным образом признал мою правоту.

***

Как сейчас помню тот день. Драко чуть ли не с пеленок был обручен с Асторией Гринграсс. Кандидатура неплохая, если бы не одно “но”... Много лет общаясь с младшим Малфоем, я точно знал, что тот не испытывает никаких теплых чувств к своей невесте.
В то время я, помимо всего прочего, как раз активно интересовался разными родовыми проклятиями и способами их нейтрализации. Малфоевская способность зачинать лишь одного ребенка в поколение, притом, только мужского пола, оказалась весьма интересным объектом для изучения. Потребовав у Люца разрешение копаться в семейных архивах, я погрузился в изучение манускриптов. Сам хозяин этих документов периодически забредал в библиотеку, в которой я обосновался и, горестно вздыхая, вещал, что все это сотни раз читано-перечитано и ничего нового я не найду, а проблема его рода глубока, широка, трагична и необорима. Я сначала молча отмахивался от него, но на третий день этого нытья оно мне надоело хуже горькой редьки и, не стесняясь в выражениях, я послал страдальца куда подальше. Разумеется, лорд Малфой оскорбился и несколько дней не показывался мне на глаза. Впрочем, из мэнора меня не выгнали, доступ к документации не закрыли, а, стало быть, может, Люц и обиделся, но мозгов не мешать мне у него хватило.
Может быть от того, что наконец-то стало тихо, а может быть, потому, что я изучал эти документы не будучи кровно заинтересованным, я отыскал способ помочь горю всего-то через две недели.
Все оказалось проще паренной репы. Стоило лишь не предвзято прочесть о тех обстоятельствах, которые сопровождали появление проклятья, как понимание способа его снятия стало простейшей логической задачей. Выяснилось, что все началось с одного из предков Люциуса, которого собирались женить на выбранной для него невесте. Потенциально годных на роль будущей леди Малфой девушек было трое. Эйб Малфой, отец того самого юноши, для которого подбирали невесту, оказался крайне упертым и, как это не странно звучит, но недальновидным типом. Он составил таблицы совместимости на девушек и своего сына, сравнил их, вписал в эти таблицы еще и данные о финансовом состоянии предполагаемых родственников и, сопоставив все эти данные, сделал выбор, решив, что Диана Де Шарон — будет лучшей кандидатурой для его наследника.
Договорные браки у магов были и до сих пор являются вполне обычной практикой, зачастую будущих мужа и жену просто ставят в известность о том, что им предстоит пожениться. Ничто не предвещало беды и в тот раз, только вот оказалось, что наследник Эйба ни в какую не хочет жениться на девице Де Шарон, и рекомая девица не хочет иметь ничего общего с молодым Малфоем. Причины этой взаимной неприязни мною так поняты и не были, но то, что дело закончилось самоубийством Дианы — было неоспоримым фактом.
Проклятье на Малфоев наложила леди Ирэн Де Шарон — мать несостоявшейся невесты — и смысл его был в том, что малфоевский род будет чахнуть до тех пор, пока кто-нибудь из лордов этого рода не позволит окрепнуть ростку любви.
Зная, как волшебники пекутся об усилении родовых даров, читай, о селекции своего вида, я заподозрил, что вряд ли хоть один Малфой женился с тех пор по любви, а не по договору. К некоторым счастливчикам, например, к тому же Люциусу, любовь приходила уже в браке, но исходно этот союз был плодом прагматичного договора. Осознав эту идею, я специально еще раз перечитал хронику малфоевского рода и уверился в своей правоте. Впрочем, это не помешало меня осторожно расспросить Нарциссу о начале их с Люцем брака, и леди Малфой полностью подтвердила мои догадки. С этими вот выводами я и пришел к своему другу.
— Это бред, — решительно заявил Малфой, выслушав меня. — Ну, что можно знать о любви в восемнадцать лет?
— Вот именно, — согласился я. — Ничего. Но, что заставляет тебя торопиться с устройством свадьбы сына?
— Ты ведь знаешь, что в моей семье из-за проклятья главы родов умирают довольно рано, а я хочу покинуть этот мир, точно зная, что мой род не прервется, — скорбно объяснил Люциус, и мне нестерпимо захотелось треснуть ему по голове хроникой его же рода.
— Послушай, — сделав несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, попросил я. — Дай Драко время. Пусть походит холостым. Может быть он полюбит какую-нибудь девушку, женится по любви и проклятье спадет. Ты ведь от этого ничего не теряешь?
И вот тут Люца понесло. Я не ожидал от него, всегда такого спокойного и уравновешенного, разумного и способного просчитывать свои действия на десяток шагов вперед, такой вспышки. Он орал. Он метался по комнате. Он пытался с пеной у рта доказывать мне, что моя теория полная чушь. Он приводил миллион доказательств тому, что браки по любви — форменный идиотизм, ставя в пример министерские браки между грязнокровками, которые распадались словно карточные домики. Он обвинял меня в том, что я решил его извести. Что Драко непременно приведет в дом какую-нибудь грязнокровку и это непременно погубит древний чистокровный род. А я молчал и слушал, честно говоря, не зная как на все это реагировать.
— Жертва селекции! Осел слизеринский! — наконец, не выдержал я. — Ты хоть сам понимаешь, что ты сейчас несешь?!
— Ты еще спроси меня, понимаю ли я с кем разговариваю! — выпалил Малфой, с вызовом глядя на меня.
Единственной разумной причиной для подобного поведения, на мой взгляд, тогда являлось лишь то, что на Люца каким-то образом воздействовало то самое проклятие. До того дня он вполне адекватно относился к мысли, что волшебникам необходим приток свежей крови и единственный его источник — магглорожденные.
Мы так потом и не поняли, кто из нас первым запустил в… хм… собеседника, да, — заклятье, но очнулись мы от ледяного голоса леди Малфой.
— О чем спор? — холодно поинтересовалась она, зайдя в кабинет, где мы “выясняли отношения”.
Мы оба остановились как по команде.
— Его темнейшество изволили сойти с ума! — выпалил Люц, окидывая яростным взглядом разгромленный нами кабинет.
— Это не правда! — запальчиво возразил я, но слегка удивленное выражение лица Нарциссы подействовало на меня словно ушат холодной воды и я, резко успокоившись и взяв себя в руки, вкратце изложил ей суть нашего спора.
— Понятно, — кивнула она, выслушав, а потом сосредоточив все внимание на муже очень красочно и подробно принялась ему объяснять, что она думает о его интеллектуальных способностях.
Все-таки, как бы хорошо Нарси не изображала из себя то, что принято понимать под словосочетанием “леди из высшего общества”, кровь весьма темпераментных Блэков в ней была сильна. До сумасшествия Беллатрикс ей было далеко, но вот до настоящей фурии буквально полшага. Если бы мы с Люцем не разнесли обстановку кабинета в пух и прах в процессе своего, скажем, диалога, она была бы разнесена сейчас. Мне было странно наблюдать за семейным скандалом этой пары, но в то же время пропустить столь экзотичное действо я не смог себя заставить. Единственное, что я сделал — убрался в угол подальше и отгородился от них щитами.
Они не просто перебрасывались заклятьями. Каждое из них сопровождалось длинной тирадой. Вкратце: Нарцисса объясняла мужу, что он идиот, а Люц пытался оправдываться. Зрелище было комичное.
— Павлин недоделанный! — азартно выпалила Нарси.
— Почему недоделанный-то? — с какой-то даже обидой спросил Люциус. На какое-то мгновение он отвлекся и, схлопотав Петрификус, рухнул на пол.
— Ну, а какой еще? — фыркнула Нарцисса, заправляя за ухо выбившуюся из прически прядь.
Она сняла с мужа заклинание, и тот уселся на полу, потирая затылок, которым приложился.
— Я очень даже доделанный, — пробурчал Люц и Нарси прыснула, словно девчонка.
— Ладно-ладно. Доделанный, — согласилась она, подойдя к мужу и нежно погладив его по голове. — А раз так, то ты, как хороший и доделанный павлин, включишь голову и постараешься осознать, что Гарольд прав.
— И не павлин я вовсе, — продолжил бурчать Люциус, впрочем, судя по всему, действительно прилагая усилия к тому, чтобы обдумать мои слова.
Досматривать, чем закончилась эта сцена я не стал, тихонько аппарировав восвояси.
С того дня Люц ни разу не упоминал о том, что тогда произошло между нами, однако, помолвка с Гринграсс была разорвана, а летом 1998 года, после того, как семейство Малфоев было полностью оправдано судом, Драко отправился во Францию, где поступил на факультет юриспруденции магической Сорбонны. Учился он пять лет, потом год путешествовал по миру. С Исабель молодой Малфой познакомился во время своего вояжа. Как это не смешно, девушка оказалась магглорожденной из хорошей французской семьи. Ухаживания продлились чуть больше года, потом состоялась свадьба между Драко и Исабель, а 2 марта 2008 года, родились близнецы: Скорпиус — первым, Камелия — вслед за ним.
В тот день Люциус сказал мне спасибо, а Драко с Исабель попросили стать крестным их малышам. Еще через пять лет, на исходе лета, у молодых Малфоев родились вторые близнецы - и опять мальчик и девочка: Август и Северина.

Глава 4. Глава 1. Часть 4.

Я настолько глубоко задумался, что Люциусу пришлось дважды сказать мне, что вода в котелке закипела, а я отобрал у него заварку, но все еще не использовал ее по назначению. Тряхнув головой, я вынырнул из своих воспоминаний и заварил чай.
— Так что ты хочешь поменять в школе? — спросил мой друг и соратник, когда мы уселись за стол.
— Понимаешь… — протянул я, собирая мысли в кучу. — Я тут пообщался с Абрахасом и, кажется, нашел момент, который мы упустили, — и я рассказал Люциусу о тех вопросах, которые вызывали полнейшее недоумение и непонимание у моего отпрыска. — А Скорпиуса с Ами я попросил прихватить с собой, чтобы поглядеть еще и на их реакцию. У вас же, Малфоев, другой подход к подаче информации детям, вот мне и любопытно сравнить и понять: это мы что-то упустили, или это общая проблема. Впрочем, даже если, в случае с нашими детьми, это мы что-то сделали не совсем верно, не думаю, что мы одни такие уникальные. А кроме того, есть же еще и грязнокровки. Их отпрысков Хогвартс тоже воспитывает. Конечно, родители оказывают на своих детей влияние, но школа это тоже может и должна делать, особенно, если мы хотим на выходе получить адекватныхФ граждан, а не каких попало… подданных.
— Убедительно, — осмыслив услышанное, кивнул Люциус. — Я подумаю над тем, что нужно сделать в этом направлении, подкорректирую свой проект изменений и вынесу на обсуждение. Когда, говоришь, ты планировал закончить свое небольшое путешествие?
— Через пару недель, а там как получится, — пожал я плечами. — Может быть больше, может быть чуть меньше. А что, у тебя за столь короткий промежуток времени сложился прямо целый проект?
— Ты в последние годы не особенно интересуешься школьной программой, — попенял Люц. Это было правдой. Школьные оценки детей я не воспринимал как мерило знаний и умений, а то, чему там учат, даже не смотря на то, что со времени моего обучения многое поменялось в лучшую сторону, не считал пределом возможностей. И я, и Северус, и Гермиона снабжали наших сыновей и дочь кучей разнообразных дополнительных материалов, показывая и рассказывая, что на свете, кроме того, чему их учат в школе, есть еще много чего.
— Видимо, я что-то пропустил? — поинтересовался я.
— С тех пор, как ты плотно занимался проблемами образования, мы еще больше расширили школьную программу и углубили изучение некоторых предметов. В общем, сейчас Хогвартс дает несколько больше необходимого минимума знаний и умений, но мы наткнулись на проблему: слабые маги уже с трудом осиливают ту программу, которую им сейчас преподают, а сильным — местами откровенно скучно.
— У тебя есть решение этой проблемы?
— У меня есть несколько идей, которые следует обсудить, а, раз уж ты сам поднял тему школьного образования, то почему бы тебе не стать еще одним умником, кто задумается над ними? — задал риторической вопрос Люциус. — Из опыта известно несколько принципов образования как такового. Первый: прикладное образование. Когда придерживаются его — обучают каким-то конкретным практическим вещам: основным приемам трансфигурации, варят конкретные зелья по строго заданным рецептам, помогают освоить базовый набор чар и заклинаний, и так далее. При этом дается совсем немного теории, а уж вещи, находящиеся на стыке нескольких дисциплин и вовсе зачастую не упоминаются, — мой собеседник ненадолго замолчал, давая мне время осмыслить сказанное и я, сделав это, согласно кивнул. — Но есть и другой метод обучения. При этом методе во главу угла ставится теория: сначала рассказывается как и почему срабатывают те или иные чары, для чего они могут применяться, к каким последствиям привести, и прочее, вплоть до истории создания, а уже потом они отрабатываются практически.
Я задумался. Уже в те времена, когда в Хогвартсе учился Том Реддл теории на уроках давали маловато. Все остальное дети изучали, работая с литературой, как выдаваемой учителями или родителями, так и самостоятельно найденной в библиотеке. В школьные годы Поттера, теории стали давать еще меньше, а список практических занятий был, при ближайшем рассмотрении, настолько узок, что даже не смешно.
— Да-а-а... — протянул я. — Спора нет, это два принципиально разных подхода, но ни тот, ни другой не решает озвученную тобой проблему. Сколько бы теории мы не начитали, слабый маг никогда не сможет освоить сложные чары.
— Верно, но он будет знать, что они существуют. С одной стороны. А с другой… для того, чтобы быть хорошим, скажем, зельеваром — не нужно обладать особой мощью. Достаточно понимать стратегию зельеварения. Да, и в этом случае, некоторые из составов изготовить не получится, но понимая принцип их приготовления, можно хотя бы попытаться изобрести замену, — вдохновенно вещал Малфой, но я, так и не услышав ответа на свой вопрос, нахмурился. — В общем, идея в том, что наш Хогвартс, на мой взгляд, надо переводить именно на второй принцип обучения, а для тех, кому окажется мало практики — организовывать больше факультативных занятий. Кроме того, помимо общей программы, которую в обязательном порядке изучают все, нужно вводить и занятия, куда будут ходить только те, у которых к ним есть определенная склонность. Например, ничто не мешает пригласить в Хогвартс специалиста из Мунго и попросить его прочесть цикл лекций по медицине всем студентам, а тем, кто заинтересуется темой глубже — регулярно проводить специальные занятия.
— То есть, по сути, твоя школьная программа будет давать как можно более широкое мировоззрение? — уточнил я.
— Именно так, — кивнул Люц. — Но, важно еще и то, что вся эта ширь будет выдана всем детям. И твоим, и моим, и даже отпрыскам какого-нибудь уборщика из Дырявого Котла.
Мы довольно сильно увлеклись беседой и не сразу заметили, что дети к ней прислушивались и, как оказалось, не только прислушивались.
— В твоем проекте, дед, есть один момент, который ты забыл учесть, — подала голос Ами, подходя к столу и усаживаясь за него с независимым видом.
— Какой? — полюбопытствовал Люциус, с неподдельным интересом поглядев на внучку.
— В сутках, почему-то, всего 24 часа, — пожала плечами девочка. — Смотри: мне, как и многим чистокровным, скучно на практических уроках, потому, что тот уровень владения магией, который нужно на них показать — низок для нас. Но при этом — объем самоподготовки такой же, как у всех и он довольно-таки велик. Плюс к нему идут занятия, не включенные в обязательную школьную программу: тот же квиддич, театральный кружок, да мало ли что еще... В итоге, я встаю в полшестого утра, целый день очень плотно занята, и отбой у меня редко случается раньше двенадцати ночи. Устаю я ужасно.
— Крестный, — подал голос мой сын. — Ами — права. Сейчас мы учимся почти на грани возможной интенсивности и справляться действительно непросто. Может быть, если бы времени на обучение отводилось больше, стало бы лучше.
Люц прищурился и жестом предложил Абрахасу развернуть свою идею.
— Ну, волшебники живут по два века и более. Кто сказал, что обучение в школе должно длится именно семь лет? — вместо него спросил Скорпиус.
— Наверное, эта цифра возникла от представлений о длине жизни грязнокровок, — высказала предположение Камелия.
Мы с Малфоем обменялись быстрыми взглядами и, прочитав в глазах друг друга гордость за молодежь, синхронно улыбнулись детям.
— Правильная мысль, — кивнул я крестнице. — Воспитанные в маггловском мировоззрении колдуны, действительно, сильно удивляются, когда узнают, что продолжительность жизни даже слабого мага, при правильном подходе, может быть гораздо больше семидесяти-восьмидесяти лет.
— На самом деле я не забыл учесть этот момент, — в свою очередь, заговорил Люциус. — И мой план предполагает, что обучение будет продолжаться двенадцать лет, или даже дольше, и будет начинаться раньше. Лет этак с семи, а не как сейчас. Учитывая, что маленьким магам, чтобы лучше развиваться, нужна поддержка взрослых, первые четыре года ученики будут каждый день приходить на занятия в школу, а где-то к пяти-шести часам вечера возвращаться домой.
— А распределение на факультеты когда будет проводиться? — спросил Абрахас.
— После начальной школы, — ответил Люциус и объяснил: — До одиннадцатилетнего возраста невозможно определить вектор направленности магии ребенка. Ядро еще слишком нестабильно.
— Ага, — подтвердил я. — Зато можно сделать, так, чтобы формирующийся маг был хоть чуть-чуть, но сильнее. Для этого существуют специальные упражнения, медитации и зелья, а в некоторых родах известны и ритуалы. Упражнения можно делать всем, а вот зелья и ритуалы подбираются очень индивидуально, но мы, в принципе, можем себе это позволить, учитывая, что призом за эту непростую работу будут более сильные волшебники.
— Пап, а если вспомнить наш с тобой разговор, то, при обычном маггловском подходе, никто бы особо не занимался развитием способностей детей? — спросил Абрахас.
— Нет, ну почему же, занимались бы, — ответил я. — Но… Во-первых, за деньги, при том, за довольно большие, а, во-вторых, разумеется, не со всеми, даже если родители вполне платежеспособны.
— А о чем именно вы разговаривали? Или это секрет? — поинтересовался Скорпиус, явно пытаясь простроить предыдущую беседу по последним двум репликам. Вид у него сделался презабавный: на лице одновременно проявились сосредоточенность и острое любопытство, при этом было видно, что мальчик помнит еще и о том, что он Малфой, а Малфоям нужно уметь “держать лицо”.
— Папа рассказывал о себе, — сообщил Абрахас и поглядел на меня, пытаясь выяснить, не сболтнул ли он лишнего.
— Никакого особого секрета от Скорпиуса и Ами в нашей беседе и в ее содержании нет, — успокоил я сына. — Просто о некоторых вещах говорить не принято, а часть информации мы специально скрыли от широкой общественности, и до поры до времени мне бы хотелось, чтобы все так и оставалось. Но я доверяю и тебе, и крестникам достаточно, чтобы не брать с вас Непреложный Обет о неразглашении, с одной стороны, с другой — рассчитываю на вашу осмотрительность и сообразительность. С третьей же, я считаю вас достаточно взрослыми, чтобы узнать то, что мы в свое время скрыли.
Дети переглянулись и синхронно закивали головами, а Люц чуть приподнял бровь. В его исполнении это выражение расшифровывалось как недвусмысленное обозначение заинтересованности.
— Мне придется начать свой рассказ по-новой, — вздохнул я и принялся второй раз за сегодня излагать историю своего детства.
Люциус ничего нового для себя не слышал: уж кто-то, а лорд Малфой был посвящен во все мои жизненные перипетии полностью, поэтому он не сколько слушал, сколько с интересом наблюдал за реакцией внуков и крестника. А те… Несмотря на разницу в воспитании у Скорпа с Ами возникли примерно такие же вопросы, как у Абрахаса, когда тот впервые выслушал мое повествование. Единственное отличие было в том, что Скорп сразу улавливал моменты, которые являлись нарушением законов, как юридических, так и законов самой Магии.
— А ведь Дамблдор не мог никак стать твоим опекуном, — уверенно заявил крестник, когда я рассказал, что тогдашний директор Хогвартса оставил меня на пороге дома Дурслей. — Гарри Поттер был последним из древнего рода и родственников у него в магическом мире очень много. Мы, например, те же Блэки, Андромеда, скажем, раз уж кандидатуры Беллатрикс и бабушки отпали по идеологическим соображениям. А еще Пруэтты и, соответственно, Уизли. Это только те, кого я навскидку помню, но, если подумать чуть дольше — всплывет еще с пяток вполне лояльных Дамблдору семей. Но больше всего мне интересно: как он умудрился избежать магического отката за то, что оставил маленького ребенка вот так? Это нарушение не только юридическое. Подобное действие карается магией почти также, как если бы он просто убил младенца.
— Хороший вопрос, — согласился я. — Надо отметить, что мне он как-то в голову не приходил. Ну, хотя бы потому, что Дамблдор давным-давно мертв, но сам факт действительно интересен.
— Думаю, он просто “размазал” этот откат по своим сторонникам, — высказал предположение Люц. — Ритуалы для такого рода действий существуют нескольких типов. Одни — позволяют разделить откат с кем-то по его доброму согласию и условно разрешены. Другие — способствуют распределению отката, что называется, без уведомления. Они запрещены, но, учитывая, что творил этот деятель… Мог и воспользоваться чем-то вроде этого. Почему именно таким типом? Ходили слухи, что Молли Уизли потеряла ребенка в 81 году. Понятно, что как бы лояльны к Дамблдору не были Уизли, Молли, будучи беременной, не согласилась бы участвовать в распределении отката, с одной стороны. С другой — добровольным участникам нужно было бы объяснить за что пришел откат, при том, насколько я помню, чтобы все получилось — нужно чтобы прозвучало правдивое объяснение, а на этот шаг Дамблдор вряд ли бы пошел. Можно попробовать интереса ради поднять информацию о том, что тогда еще происходило.
— Зачем? — скептически вопросил я.
— Для того, чтобы получить подтверждение предположениям, — пожав плечами, ответил Люциус. — Да, Дамблдор давно мертв, но до сих пор есть люди, которые его чуть ли не святым считают.
— Ну и пусть себе считают. Мало ли у кого какие заблуждения. Ты ведь не будешь ходить и вправлять мозги всем идиотам? Допустим, подтвердится, что Дамблдор использовал запрещенный ритуал и щедро поделился откатом со своими последователями, без их на то согласия. И что? Как ты будешь использовать эту информацию? — в принципе, этот вопрос я задал больше для того, чтобы дать Люциусу возможность рассказать и объяснить детям в чем состоит ценность подобной информации, чем действительно от непонимания возможных вариантов использования компрометирующих материалов. Хотя, Малфой умел и, в отличие от меня, искренне любил интриговать и иногда его ходы были весьма и весьма интересны, и поучительны.
— Пока в точности не знаю, — отмахнулся Люциус. — Но… Например… — он задумался, что-то просчитывая и прикидывая. — Например, можно свалить нынешнего Министра Магии.
— Кингсли знал об этом ритуале? — включился в разговор Абрахас. — Что-то мне подсказывает, что вряд ли.
— Знать-то, наверняка не знал, а вот будучи аврором, совершенно точно мог понять, что его друзья получили магический откат, а поняв это, просто обязан был заинтересоваться: откуда бы? — подала голос Ами.
— А дальше — все просто. Разыгрывается схема: Кингсли знал о преступлении Дамблдора и покрывал его, — продолжил ее мысль Скорпиус. — А раз он занимался этим однажды, то, никто не даст гарантию, что он не делал это много раз в прошлом, и…
— И наверняка делает что-нибудь подобное и сейчас, — перебив друга, высказался Абрахас.
— Примерно так, — согласился Люциус. — Пока непонятно зачем нам смещать Кингсли, но это совсем другой разговор.
— Мда-а-а… — протянул я. — Вот так и плетутся интриги по-малфойски. А информацию, пожалуй, действительно стоит пособирать.
— Ты решил сместить Министра? — Люц окинул меня заинтересованным взглядом и при этом на его лице отобразились предвкушение и азарт.
— Нет, — покачал я головой. — Во всяком случае, пока — нет.
— Ну и ладно, — легко согласился мой друг и соратник, а я продолжил свое повествование.
Крестники слушали внимательно и сосредоточенно, и почти не прерывали мой рассказ, поэтому управился я довольно быстро. Малфои, впрочем, как и мой сын, были возмущены отношением магглов к детям и оказалось, что несмотря на другой подход к подаче информации, родители не посвящали их в некоторые аспекты жизни не волшебников.
— Я бы на твоем месте ненавидела их, — высказалась Ами. — И постаралась бы уничтожить всех!
— При таком подходе к детям, они сами благополучно перемрут, — возразил ей Скорпиус. — Мне вот только непонятно: они сами, что, этого не понимают?
— Не знаю, понимают ли это они, да, в общем-то, это и не важно, — пожал плечами я. — Для меня во всей этой истории был и есть два полезных вывода: теперь я точно знаю как делать не надо. И уверен, что нужно приложить все усилия для того, чтобы наше мироустройство сохранилось в чистом виде, без примеси маггловских идей и методов.
— Почему тогда ты не захотел заниматься политикой? — спросил Абрахас.
— Потому, что наше Министерство на самом деле ничего не решает. Чистокровные семьи, как жили своим укладом, так и живут, а остальные… — я задумался, формулируя мысль. — Наблюдая за нашим обществом я осознал, что менять его указами сверху — бессмысленная затея. А раз так — то лезть на политические трибуны совершенно не нужно и я отказался от этой формы влияния на общественность, предпочтя действовать исподволь, но подробнее на этих моментах предлагаю остановиться тогда, когда до них дойдет линия моего повествования.
— Хорошо, — согласился сын, Ами же, все это время молчавшая упрямо поджав губы, решительно поднялась из-за стола.
— Пойду почищу рыбу, — заявила она. — Я слишком зла, чтобы сосредоточиться и слушать внимательно.
— Я помогу, — вызвался Абрахас и они вдвоем ушли на край плота заниматься наловленной форелью. Пушистик, чуявший состояние хозяйки, уселся рядом с ней и пристально наблюдал за процессом.
— Крестный, я знаю, что у нас есть практика усыновления магглорожденных детей, ты уверен, что она не выродится в нечто подобное тому, что творится у магглов? — спросил Скорпиус.
— Да, — вместо меня ответил его дед. — Мы в этом уверены, так как имея перед глазами столь вопиющий пример, приложили массу усилий к тому, чтобы это не произошло. Мы не стали изобретать велосипед, решив воспользоваться подзабытыми традициями и результат оказался весьма неплох. Орден Вальпургиевых рыцарей после войны ушел в тень, но, как ты знаешь, не исчез, а продолжил активно работать. Первое, что мы сделали: открыли друг для друга полный доступ к родовым библиотекам...
— Отец мне рассказывал об Обетах, которые связывают Малфоев с другими родами, — перебил деда Скорпиус. — И объяснил для чего эти Обеты нужны и откуда взялись. Так что об этой части вашей деятельности ты можешь не рассказывать.
— Так вот, — продолжил Люц. — Это действие дало возможность собрать воедино массу разрозненных данных, в том числе, и знания о том, каким образом устроено наследование, усыновление, поиск брачных партнеров и прочие подобные моменты, в наших семьях. Оказалось, что методик разрешения всех этих вопросов великое множество, но несмотря на кажущуюся разницу, суть действий в случае принятия ребенка в род едина: усыновители перед лицом Магии приносят клятву заботится о приемыше, как о своем чаде. Если клятва идет от сердца — Магия принимает ее и вводит ребенка в род. Если нет… Тут последствия могут быть разными, но все они весьма и весьма неприятны.
— А финансовая сторона вопроса? — спросил Скорпи. — Не все же усыновители также богаты как мы или крестный.
— Наше общество, ну, во всяком случае, традиционная его часть — кастовое. Есть Лорды, и есть их вассалы. Есть лифты между кастами и вассальный род со временем сам может перейти в касту выше. Это, как ты знаешь, зависит от силы магии, которой этот род располагает. Наши Лорды, в отличие от маггловских, это не некая кучка людей, собравшая под свою руку гору материальных богатств и получившая дворянское звание от властителя. Мы — Лорды Магии, то есть, проще говоря — волшебники, с коэффициентом силы больше, чем некое N. Так получается, что обычно сила магии и финансовое благополучие идут рука об руку, но, при некотором стечении обстоятельств, можно потерять и то, и другое. Если тебе интересно, поищи сведения в библиотеке, а я вернусь к ответу на твой вопрос: сила и богатство это, в первую очередь — ответственность. Мы помогаем своим вассалам, защищаем их, вне зависимости от того, усыновляли они магглорожденных детей или нет. Собственно, этой помощи вполне хватает, чтобы семьи, живущие под нашей рукой, не бедствовали и не нуждались ни в пище, ни в крове, ни в возможности дать своим детям образование. В этом раскладе, если в семье появляется еще один ребенок, которого искренне в нее принимают, финансовая сторона вопроса не является проблемой: просто помощь от Лорда, при необходимости, несколько увеличивается и все.
— А выигрывают от этого действия все — и приемыш, и семья его принявшая, и сюзерен этой семьи, — вклинился в объяснения я. — Ведь магия идет от вассала к Лорду, а от него обратно. А новый ребенок, не важно, приемный или родной — это еще один маг, усиливающий всю эту систему целиком.
— Ну и, опять же, брак с магглорожденным — это для древних родов возможность получить свежую кровь, что тоже очень важно, — добавил Люциус. — Отличный пример — твоя собственная матушка или родительница Гарри Поттера. Мальчики тоже весьма востребованы. Некоторые из них основывают свои рода, некоторые берут в жены детей из старых семей и принимают фамилию супруги. И, да, маги — не альтруисты. За всеми нашими действиями всегда стоят определенные мотивы и преследуется какая-то выгода. В этом мы не отличаемся от магглов. Только мы помним, что свобода махать кулаками одного, заканчивается у носа другого.
— Но войны вспыхивают и у нас, — высказал свое мнение Скорпиус.
— Разумеется, — согласился Люц. — Они начинаются когда кто-то вдруг забывает о том, что его свобода ограничена, либо когда появляется какой-нибудь внешний агрессор. Если ты вспомнишь уроки истории, то последние пять сотен лет маги воевали в основном либо с не людьми, либо вследствие конфликтов между не принявшими наш уклад грязнокровками. Заметь, ни одна из чистокровных древних семей ни разу за это время не стала инициатором военных действий. Все недопонимания решаются на уровне Лордов родов сначала путем переговоров, а потом, если не удалось договориться, устраиваются поединки.
— Которые, кстати, не всегда подразумевают летальный исход для одной из сторон, — дополнил я Люциуса. — Более того, чаще бой длится до первой крови: нас слишком мало, чтобы убивать друг друга, разрешая, зачастую, весьма тривиальные недоразумения. Убивать на дуэли формально никогда не было запрещено, но с какого-то момента это стало нормой, а потом Министерство попыталось запретить дуэли как таковые.
Скорпиус кивнул. О запрете на дуэли, вышедшем около сотни лет назад и до сих пор действующем, он знал.
— Получается, что грязнокровки повлияли и на эту область нашего уклада? — спросил он.
— Разумеется, — кивнул Люциус. — Но теперь, когда магглы на своей стороне Барьера творят с детьми не пойми что, у нас вновь появилась возможность взять ситуацию под контроль. За последние двадцать лет в магической Англии появилось не более двух сотен волшебников, воспитанных магглами до одиннадцати лет. Остальные магглорожденные воспитаны в традициях чистокровных семей и, для того, чтобы добиться этого результата, нам вовсе не пришлось изображать из себя публичных политиков. Все было проделано тихо, плавно и камерно.
К этому моменту Ами с Абрахасом дочистили рыбу и, насадив ее на прутики, принялись готовить над угольями. От жаровни потянуло вкусным ароматом и Люциус, учуяв его, хлопнул себя по лбу.
— Совсем из головы вылетело! — воскликнул он. Контраст между таким вот “домашним”, открытым иногда бурно жестикулирующим, иногда не стесняющимся в выражениях Люцем, и ледяным и надменным лордом Малфоем, мог бы ввести в ступор любого. Мой друг и соратник настолько преображался в разных обстановках, что у меня возникало четкое ощущение: будь он анимагом, его анимагической формой был бы хамелеон. В принципе, любой из знакомых мне лордов, их дети и внуки, да и я сам, и мои сыновья, и дочь, вели себя дома совсем по-другому, чем на людях, но именно у Люциуса это выглядело донельзя ярко и явно, настолько, что даже вызывало восхищение.
— И что ты забыл? — с любопытством спросил Скорпиус.
— Я же прихватил с собой мясо для барбекю! — ответил Люц и, достав из кармана махонькую кастрюльку, увеличил ее до настоящих размеров. — А вы тут со своими “серьезными разговорами” совсем мне голову заморочили.
— Съедим его на ужин, — улыбнулся я и, поднявшись со своего места, хлопнул его по плечу. — Вы ведь останетесь?
— Если не прогоните, мой лорд, — фыркнул Малфой, в свою очередь выбираясь из-за стола.

Глава 5. Глава 1. Часть 5.

Пообедали мы довольно быстро и дети, убрав посуду, попросили меня продолжить рассказ, что я и сделал:
— Так вот, я решил найти какого-нибудь волшебника и, отыскав, действовать по обстоятельствам. Колдовать кое-что по-мелочи у меня к этому моменту уже получалось, но ни о каких энергоемких заклинаниях, как вы понимаете, речь даже идти не могла. С волшебной палочкой было бы попроще, но у меня ее не было и взять ее было неоткуда.
Мой новый приятель регулярно выбирался в ближайший городок, чтобы посидеть в библиотеке. Не знаю, в курсе ли его перемещений были опекуны, но, учитывая насколько они проявляли интерес к своим подопечным, думаю, что все-таки нет. Мне это было на руку и через некоторое время, когда Алекс стал мне достаточно доверять, я стал сопровождать его в этих вылазках. Они резко расширяли радиус моих поисков и, соответственно, увеличивали шанс на успех.
Мага мне найти не удалось, а вот семью сквибов с сыном чуть старше меня — я все-таки встретил. Вообще, вся история с этим семейством — чистейшее везение. Во-первых, оказалось, что они живут недалеко от библиотеки, в которую регулярно наведывается Алекс, что дало мне возможность понаблюдать за ними. Во-вторых, эти люди оказались куда адекватнее, чем все встреченные мною до этого момента взрослые норвеги, и именно это обстоятельство послужило причиной, по которой я в один прекрасный день и решил обратиться за помощью именно к ним.
Случилось это месяца через три после того, как я впервые увидел эту семейную пару. Сначала я познакомился и постарался подружиться с их сыном. Даг оказался весьма компанейским мальчишкой и мы с ним с удовольствием играли на детской площадке под приглядом его родителей и моего старшего товарища — Алекса.
Наверное, мы с ним выглядели, на взгляд родителей Дага, как минимум — странно: восьмилетний мальчишка и совсем мелкий карапуз настолько не похожий на своего товарища, что очевидно — не родственники. Вдвоем. Без взрослых. Сами пришли, сами ушли. Старший во время прогулки, в основном сидит уткнувшись в книгу, а младший — спокойно занимается своими малышовыми делами, а когда ему сообщают, что пора идти — тихо и мирно уходит, вежливо прощаясь с товарищами по играм. В общем, я специально постепенно уменьшал дистанцию между собой и родителями Дага, и в какой-то момент состоялось наше первое взаимодействие: мама моего приятеля предложила мне конфету и я, спросив разрешения у Алекса, принял ее. Со временем, женщина стала задавать мне разные вопросы, а я отвечал на них, стараясь, чтобы они как можно больше походили на те ответы, которые мог бы дать настоящий ребенок моего возраста. Мне не хотелось пугать мою возможную союзницу и нужно было расположить ее к своей персоне. Еще через пару месяцев мне вполне удалось это сделать.
Миссис Вергеланн — коренная норвежка. По всему ее облику было видно, что кровь викингов сильна и до сих пор течет в людях: высокая, статная, белокожая, светловолосая и, как это не банально, но — голубоглазая. Она часто и искренне улыбалась, и выглядела очень открытым человеком. Ее супруг был под стать ей и я легко могу представить себе мужчину этого типа с мечом или топором в руке, несущемся на штурм неприятельской крепости, но при этом в его глазах прямо-таки светился разум.
С каждым днем я все больше и больше уверялся, что они — это именно те люди, которые мне помогут, но, при этом, попросить их о помощи становилось все труднее и труднее: роль, которую я был вынужден весьма и весьма достоверно исполнять, не подразумевала просьб, подобных той, которую мне необходимо было озвучить. Целых два месяца я мучился, пытаясь изобрести способ, как бы все-таки к ним обратиться, при этом не используя магических приемов, но, так и не придумав ничего путного, решил, наконец-то, действовать как могу.
Используя вполне доступные мне легонькие чары доверия и дружественности, я простыми “детскими” словами объяснил маме Дага, что мы с Алексом живем у опекунов, и что нам там очень и очень плохо. Придерживаясь роли, я описал что именно мне кажется невыносимым в приемной семье и ненавязчиво дал понять, что был бы очень рад, если бы меня усыновили такие люди как чета Вергеланнов.
Предвосхищая вопросы, могу сказать сразу: я ничуть не сожалею о том, что тогда сделал. И не испытываю ни малейших угрызений совести на предмет того, что применил магию, убеждая замечательных людей сделать то, что необходимо именно мне, — увидав, что Абрахас нахмурился и собирается задать вопрос, сообщил я.
— Да я не о том, пап, — отмахнулся сын.
— Крестный, а что это были за чары? — перебила его Ами и Абрахас жестом дал понять, что именно этот вопрос его и заинтересовал, а вовсе не моральная сторона моего поступка.
— На самом деле, это даже не чары, — ответил я. — Ну то есть, это не какая-то формула и жесты, а скорее... ментальное внушение. Примерно как то, что вы сами частенько используете, играя в прятки. Вы отводите водящему глаза не с помощью специального заклинания, а силой желания и стремлением остаться незамеченными. Тут же я воздействовал не на способность видеть и слышать, а на умение сопереживать и заботиться, а также на родительские рефлексы.
— Видимо, твоя затея удалась? — спросил Скорпиус.
— Ты прав, — согласился я. — Она удалась и даже в куда большем объеме, чем я рассчитывал. Матушка Дага прониклась к нам с Алексом таким сочувствием, что не прошло и месяца, как мы с ним оказались в семье Вергеланнов в статусе их приемных сыновей. Для нас обоих это было настоящим чудом и именно оно предопределило всю нашу будущую жизнь.
— Наверное, тут кусочек твоей истории следует рассказать мне, — подал голос Люциус и, увидев мой согласный кивок, принялся рассказывать: — Еще во времена, которые сейчас принято называть Первой Магической Войной, я, по велению Темного Лорда, занялся устройством бизнеса в маггловском мире. Задача была не из простых, особенно для представителя чистокровного семейства, но мне хватило упорства, сообразительности и удачи, чтобы организовать свою небольшенькую фирму, занимающуюся куплей и продажей драгоценных камней. Легальный оборот предприятия был сравнительно невелик, но зато оно давало возможность проворачивать и предприятия, не имеющие с законными ничего общего. В общем, дело не сказать, что процветало, но вполне себе окупалось и приносило какую-то прибыль.
Его Темнейшество, все время, что я был с ним знаком, не доверял магглам. Ну вот то есть совсем. Он рассматривал, впрочем, и продолжает рассматривать их, как возможность кое-что получать, но при этом ни на минуту не забывает сам и не дает забыть другим, что риск огромен и зачастую он гораздо выше потенциальной прибыли. Не уставал он предупреждать об этом и в те славные времена. Офис моей легальной фирмы, помимо прямого назначения, являлся и своего рода пунктом, куда стекалась разнообразная информация, интересующая наш орден, как полученная по маггловским каналам, так и по магическим. Туда же любой из посвященных членов ордена мог послать весть. Для передачи данных использовался шифр, состоящий из набора ключевых слов, которые кому-то постороннему вообще ничего не говорили.
И вот, в один прекрасный день, в магазин этой самой фирмы является некто Хелек Вергеланн и передает через одного из менеджеров, что желает пообщаться с владельцем предприятия на тему покупки большой партии лунных камней, отливающих золотом. В переводе на понятный язык это означает, что один из членов нашего ордена находится в бедственном положении и просит помощи и содействия. Это было очень странным: на дворе стоял декабрь 1986 года, все наши, кто был посвящен в тайну моего маггловского предприятия, либо пребывали в Азкабане, либо были мертвы. Единственный из тех, кто был свободен посвященный в этот шифр человек, находился в тот момент, когда я получил сообщение, рядом со мной. Но, тем не менее, формулировка была четкая и недвусмысленная, а стало быть в беде был кто-то из своих. Я попросил позвать посетителя в мой кабинет и увидел абсолютно незнакомого мне сквиба, который, вежливо поздоровавшись, расположился в предложенном кресле и с любопытством принялся разглядывать меня и Северуса.
— Лунные камни с золотым отливом — редкий и очень дорогой материал, — поздоровавшись, сообщил я и мой посетитель, ответив на приветствие, согласно кивнул и произнес проверочную фразу: — Я знаю, но для моей задумки необходимы именно они.
Сомнений в том, что человек действует, исполняя четко выданную инструкцию, не оставалось. Непонятным было лишь от кого эта инструкция получена.
— Этими камнями меня попросил поинтересоваться Гарольд, — объяснил сидящий в кресле мужчина. — Но, пожалуй, лучше начать немного не с этого. Дело в том, что два месяца назад мы с супругой усыновили двоих мальчиков. Один из них, полагаю, для вас, господа волшебники, не представляет интереса, а вот второй… Очень интересный малыш. Англичанин по происхождению. Попал в мою страну волей случая и… В общем, о своих приключениях он, наверное, расскажет сам, я же сделал все, о чем он просил.
Мы с Северусом в шоке переглянулись. Мы оба не знали ни одного Гарольда, который был бы посвящен в тайны этой фирмы и смысл шифра.
— Как-то у вас все чересчур сложно, — протянул Скорпиус, вклинившись в паузу, сделанную дедом. — Прямо шпионские страсти какие-то.
— Выглядит это все действительно странновато, но в то время, когда закладывалась эта система, наш орден уже стоял вне закона в магическом мире, нам было зачастую проще действовать через мир магглов. При этом, необходимо было чтобы информация доходила до нужных людей, а в фирме работали люди, как посвященные в ее секреты, так и непосвященные, поэтому-то и возникла необходимость в шифрах, — объяснил Люциус.
— Кроме того, в начале восьмидесятых я был, скажем, не совсем адекватен и думал, что смогу взять маггловский мир под контроль. Я предполагал, что для того, чтобы это сделать, достаточно контролировать относительно небольшую кучку людей, стоящую у власти, и я развернул своего рода агентурную сеть, решив, что гораздо легче управлять намеченными фигурами с помощью компромата, чем держать каждого из них под Империо. Идея почти целиком оказалась провальной, а эта агентурная сеть потом претерпела очень серьезные изменения и была переориентирована на совершенно другую работу, но вот каналы передачи информации, которые могут использовать и маги и магглы — остались до сих пор, и прекрасно сработали тогда, — дополнил его я. — Так, передаваемая информация точно не могла быть прослушана маггловскими методами, да и магическими тоже, и не важно насколько глупо и в чем-то по детски это все выглядит. Оно работает — и этого достаточно.
— То есть, ты хочешь сказать, что оно и сейчас работает? — уточнила Ами.
— Да, — согласился я. — Не совсем также, как работало тогда, но способы, в общем, схожие: нам нужно, чтобы информация передавалась напрямую от человека к человеку, минуя телефоны и подобные устройства. Магглы и сквибы, которые задействованы в современной агентурной сети, не могут воспользоваться большей частью магических методов передачи информации, а, стало быть, нужна какая-то точка, где может появиться кто угодно, не вызвав при этом ни у кого подозрений. Магазин — подходящее для этого место. А та фирма, с которой все начиналось, сейчас занимается не только камнями. Теперь она торгует антиквариатом, украшениями, дизайнерской бумагой и очень специфическими красками для художников.
— Ну, да… Никого не удивит мужчина, зашедший купить для своей жены какое-нибудь украшение, или дама, решившая приобрести винтажный подсвечник, — согласился Абрахас. — А уж художники, насколько я понимаю, вообще считаются достаточно сумасшедшими, чтобы творить все, что им в голову взбредет.
— Правильно мыслишь, — кивнул Люциус. — Но вернусь к рассказу: перед нами с Северусом сидел незнакомец, передавший от другого незнакомца просьбу о немедленной помощи. Проще всего было проигнорировать это событие и стереть посетителю память, но любопытство не дало нам этого сделать. Таким образом, мы оказались в норвежском городе Рёйкен, где в то время проживал с семьей столь заинтриговавший нас Халек Вергеланн. Нас пригласили в гостиную и как только мы расположились на диване, в комнату вошел мальчишка и, с любопытством окинув нас взглядом, поздоровался.
— О, да! — воскликнул я. — Надо было видеть ваши с Севом лица, когда я назвал вас по именам! Только ради этого зрелища стоило затеваться!
— Ты смеешься, — надулся Люц. — А нам тогда было совсем-совсем не смешно. Услышать обращения, которые употреблял по отношению к нам Темный Лорд из уст пятилетнего карапуза… Это было, мягко скажем, шокирующе.
— Думаю, то, что я остался жив после этой выходки — плод моего неимоверного везения, — фыркнул я.
— Вот уж правда — везунчик, — хохотнул Люциус. — Но как бы то ни было, Гарольду удалось нас сначала заинтриговать, а потом и доказать, что он, в некотором роде, является Темным Лордом.
— Не думаю, что Люциус с Северусом были сильно рады моему появлению, — продолжил рассказ я. — Дело в том, что за некоторое время до того, как я отправился к Поттерам, я…
— Сказать, что ты был неадекватен, это вообще ничего не сказать, — перебил меня Люциус. — От того обаятельного и умнейшего человека, за которым мы, в свое время, пошли — не осталось ничего, кроме воспоминаний. То есть, ум-то сохранился, но вот человечность ты утратил напрочь.
— Даже не стану возражать, — согласился я. — Дело в том, что давным-давно, когда я еще учился в Хогвартсе, будучи Томом Реддлом, в руки мне в нужный момент попала одна презанятная книжечка. Я уверен, что сделала она это не самостоятельно и точно знаю… помощника, но… В общем, что сделано, то сделано: я воспользовался знаниями из этого фолианта, не проверив их всесторонне и натворил бед. Конечно, можно оправдываться тем, что я был глуп, напуган и в полнейшем душевном раздрае от потери близких людей, но, на самом деле, оправдание это, прямо скажем, слабое. Создание темных крестражей, как я сейчас думаю, вообще одна из моих самых дурацких затей в жизни.
— Создание чего? — уцепился за, похоже, незнакомое словосочетание Абрахас.
— Темных крестражей, — повторил я, подчеркнув голосом слово “темных”.
— А, что, они могут быть другими? — полюбопытствовал сын. — Не то, чтобы я был экспертом в таких материях, но кое-что я все-таки читал и кое-чем интересовался.
— Могут быть, — вздохнув, ответил я. — К сожалению, о том, что есть больше одного пути сохранения себя в случае утраты физического тела, я узнал много позже… Но тогда, когда я творил свои темные крестражи, тот метод, который я почерпнул из неслучайно попавшего ко мне в руки фолианта, казался мне единственным. А что именно ты читал?
— Мне попадались упоминания о крестражах в книгах о ритуалистике, но все они были темнее темного, — ответил Абрахас. Я был осведомлен о его интересе к этой области знаний и, зная о том, что именно в ней у сына могут лежать определенные таланты, не препятствовал его изысканиям. — Поэтому-то я и удивился, что ты, упомянув об этих предметах, подчеркнул, что они темные, а исходя из того, что я прочел, они только такими и могут быть.
— Это устойчивый термин, но, на самом деле, нужно начать с того, что же такое “крестраж”, как таковой. Вообще, они придуманы как способ сохранения некой, скажем, резервной копии личности, которая содержит все знания, умения и опыт создателя, на момент сотворения. Вопрос в том, какими методами создавать эту копию. Можно пойти по тому пути, по которому ходил я и создавать крестражи, используя жертвы. Получится как раз темный крестраж, а можно решить эту задачу, используя и куда менее страшные приемы. Тогда получится, так называемый, светлый крестраж. И то, и то, будет являться этой самой резервной копией и при необходимости можно ее развернуть в, например, специально выращенном теле, но при использовании темных крестражей — получится очень сильное искажение, вносимое, собственно, методом изготовления, а во втором случае — искажений практически не будет. Кроме того, процесс сотворения темных крестражей наносит очень серьезные повреждения тому, кто, собственно, творит эту волшбу и история показывает, что рано или поздно он сходит с ума. Именно процесс утраты рассудка и происходил со мной где-то с начала семидесятых и по восьмидесятые годы. Поттеров я шел убивать, будучи уже вполне состоявшимся сумасшедшим и случайно создал из младенца очередной крестраж, из которого потом и развернулась личность, с которой вы знакомы, — объяснил я. — Не знаю, что именно убрало все искажения, но развернувшаяся в теле Гарри Поттера версия меня, оказалась вполне вменяемой и адекватной, а ассимилировав личность носителя, я, видимо, обзавелся некоторыми заложенными в него чертами характера и совершенно точно — родовыми талантами, данными ему от природы.
— Не верю, что ты действительно не знаешь, что именно с тобой произошло, — недоверчиво пробурчал Абрахас, в котором, похоже, проснулся исследователь, явно неудовлетворенный моими довольно-таки смутными объяснениями.
— Я и в правду этого не знаю, — вздохнул я. — Конечно, я изучил все материалы по любым видам крестражей и подобных им вещей, до которых только смог дотянуться, но нигде ничего не сказано о случайно созданной копии в целом, и в живом существе, в частности. И это если не считать того, что темных крестражей никто больше одного вроде как и не создавал, а я их сознательно сделал аж шесть штук.
— Но зачем? — спросил Скорпиус. У крестника было такое лицо, будто он пытается собрать нечто целое из груды осколков, но при этом не понимает от чего именно эти, имеющиеся у него в руках, осколки.
— С перепугу, — честно ответил я. — Если подробнее, то первый крестраж я создал действительно очень и очень сильно испугавшись, и этот страх, видимо, усилился искажениями, вносимыми в базовую личность темным ритуалом. Ну, а дальше... Дальше страх становился лишь сильнее, и когда он достигал какого-то уровня — я делал новый крестраж, что лишь усиливало мои и без того не самые, гм, здоровые, ощущения.
— Но чего можно бояться настолько? — поинтересовалась Ами. Она, как и Абрахас, интересовалась ритуалистикой и знала об этой области достаточно, чтобы хотя бы примерно представлять насколько ужасными могут быть некоторые ритуалы, а создание темных крестражей, определенно, входило в список самых ужаснейших из описанных.
— Смерти, — я пожал плечами. — В широком смысле этого слова. Я не боялся того, что мое тело будет безвозвратно испорчено: мысль о том, что такое может произойти и это, в общем-то, нормально — была для меня совершенно естественной. Ну, то есть, я точно знаю: мы все рождаемся, живем и рано или поздно, но умираем. Вопрос для меня был лишь в том, что, если смерть настигнет меня случайно — я все-таки имел бы возможность доделать то, что считал нуждающимся в доделывании. Даже не так: встав на путь Лорда-Защитника, я принял на себя определенные обязательства и собирался исполнить их не смотря ни на что, а случайную смерть, скажем, от горшка с цветами, упавшего с балкончика на третьем этаже на голову и размозжившего череп — не рассматривал как повод отказываться от моих обязательств.
— Кажется, я тебя понимаю… — протянула Ами. — Вот только методы для достижения своей цели ты выбрал какие-то уж больно… — она прищелкнула пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, — страшненькие.
Только не увидев на лицах детей ни страха, ни отвращения, понял: я на самом деле, боялся того, что они осудят меня. Конечно, их знаний было недостаточно для того, чтобы в полном объеме представить, что именно я в свое время сотворил, но и того, что им известно — было более, чем достаточно, для, как минимум, непонимания моих поступков и выборов. Вот только дети смотрели на меня с задумчивостью и сочувствием, а вовсе не осуждающе, а во взгляде Люциуса ярко и недвусмысленно читались уважение и восхищение: он прекрасно понимал, что рассказывать подобное о себе — совсем непростая задача.
Облегчение, которое я ощутил, поняв, что дети не примутся от меня шарахаться, было настолько глубоким и всепоглощающим, что я готов был прослезиться, но привычка “держать лицо” взяла свое, заставив превратиться мою физиономию в бесстрастную и чуть отстраненную маску Лорда.
— Ох, крестный! — воскликнула чуткая девочка, которую, похоже, не обманули ни резко поднятые щиты, отгораживающие мою эмоциональную сферу от окружающего мира, ни “морда кирпичом”, и порывисто обняла меня. Я прижал к себе Камелию и спрятал лицо в гриве платиновых вьющихся волос, испытывая неимоверную благодарность и ощущая тепло, разливающееся в груди. — А что было дальше? — спросила она через некоторое время, видимо, каким-то образом почувствовав, что я вполне успокоился и могу продолжить рассказ.
— Дальше… Мои опекуны, как люди очень тактичные, оставили меня наедине с гостями и я поведал о своих злоключениях Люциусу и Северусу.
— Поверить в то, что Гарольд тогда рассказал, было очень непросто, но он был крайне убедителен, и у нас попросту не осталось выбора: пришлось принять ситуацию такой, как она была, — продолжил мою мысль Люциус. — Но расклад, вырисовывающийся вследствие этого рассказа выглядел еще интереснее, чем раньше: Дамблдор утверждал, что Темный Лорд возродится, а мы наблюдали его воочию и не в каком-то там смутном будущем, а здесь и сейчас. При этом наш… — Малфой бросил на меня быстрый взгляд, а потом продолжил: — сюзерен был не просто жив, а в здравом уме, трезвой памяти и абсолютно адекватен. Да, из-за того, что он, в некотором роде, был ребенком — он почти не мог колдовать, но знания, умения и преследуемые им цели никуда не делись, и последние — полностью совпадали с нашими представлениями о правильности. Кроме того, тогдашний директор Хогвартса, видимо, имел на Гарри Поттера какие-то свои, весьма мутные, но далеко идущие планы, и все мы понимали, что теперь у нас есть возможность их, как минимум, скорректировать.
— Сейчас может показаться, что мы все знали и все предусмотрели, — перехватил я нить рассказа. — А тогда… Тогда мы понимали, что разыгрывается какая-то интрига, что количество ходов и задействованных в ней персонажей — огромно, но вот конечная цель… Честно говоря, я до сих пор не хочу верить, что Дамблдор всерьез желал объединения магического и маггловского миров. Как по мне, так и полному идиоту понятно, что в европейской культурной традиции это в принципе невозможно: слишком уж она вся нацелена на экспансию любой ценой и необычные способности дают в этом деле огромные преимущества. А раз так, то идея использования магов в качестве оружия — лежит прямо-таки на поверхности и очевидна любому, кто даст себе труд задуматься над этой проблемой. При этом, разумеется, никто не поинтересуется насколько сами маги желают быть использованы подобным образом.
— Почему ты думаешь, что никто не спросил бы магов о том, чего они хотят? — спросил Скорпиус.
— По массе признаков, — пожав плечами, ответил я. — Если внимательно почитать их литературу и прессу, послушать их политиков и проповедников, посмотреть их фильмы и спектакли, становится понятно, что ради наживы они готовы на что угодно. В принципе, маги в этом плане мало отличались бы от магглов, но наш уклад жизни, традиции, да и сама Магия, ограничивают нас, не давая переступить некую черту. Магглов же — не ограничивает ничто. Мы, прежде, чем сделать что-то этакое — трижды подумаем о том, как это действие отзовется через поколения. У магглов такого вида расчеты не приняты, хотя, последствия их действий отливаются их потомкам не хуже, чем наши — нашим.

Глава 6. Глава 1. Часть 6.

— На самом деле, Люциус забежал чуть вперед, — произнес я, нарушая молчание, повисшее между нами. — Чтобы не оставалось пробелов, следует рассказать о событиях, предшествовавших нашей с ним встрече, — дети согласно кивнули, и я принялся за повествование: — Надо сказать, что у меня, с тех пор, как я осознал себя в теле Гарри Поттера, сложились крайне интересные взаимоотношения с Фортуной. Так получается, что мне либо тотально везет, либо столь же систематически не везет. Со временем я понял, что если затеваю нечто и с самого начала оно, что называется, не задается — можно смело бросать затею. Ничего хорошего из нее не выйдет. Хлопот будет много, сопротивление будет встречено по всем фронтам, самые дурацкие из возможных неприятности — будут происходить буквально на каждом шагу, и, в конце-концов, в лучшем случае — задуманное просто напрочь не удастся. С другой стороны, бывает так, что все складывается будто бы само собой: в нужное время, в правильном месте, появляются люди, находятся ресурсы, я сам узнаю нечто крайне полезное, ну и все в таком духе. Так вот, возвращаясь к моим усыновителям…
Я уже упоминал, что мне крупно повезло. И это — действительно так. Честно сказать, даже не хочу представлять, что было бы, если бы эти замечательные люди мне не встретились. Герда и Хелек Вергеланн оказались не просто сквибами, а представителями двух европейских родов, давным-давно ушедших в тень. Активных магов в их семьях не рождалось более трехсот лет, но знания о магическом мире и связь с ним не была ими утрачена. Попав в их дом, я несколько дней ходил просто в трансе: на первый взгляд, это был вполне обычный маггловский особняк, но это ничуть не мешало ему быть окруженным очень интересными магическими щитами. Например, если к зданию приближался человек с недобрыми намерениями или способный представлять опасность для семьи — он просто забывал куда и зачем шел. В доме было несколько очень симпатичных артефактов, защищавших его обитателей от болезней, а также штучки, помогающие хозяйке поддерживать порядок, скажем, окна просто не пачкались, а пыль не скапливалась по углам ни при каких условиях. Вроде, казалось бы — мелочь, но все-таки очень помогающая в жизни.
Герда оказалась по профессии ювелиром, а Хелек — художником и искусствоведом. Изделия, выходившие из под рук моей приемной матери, с удовольствием покупали маги, чтобы в дальнейшем их зачаровать, да и у нее самой получались простенькие защитные амулеты. Приемный отец рисовал удивительные картины. В основном это были пейзажи. Они не двигались, но… любой из обитателей магических портретов мог посещать полотна, вышедшие из под его пера. Они оба владели, помимо норвежского, еще на несколькими языками: английским, немецким, французским и даже русским.
Дом был большим и нам с Алексом выделили по отдельной комнате. При том, это были не какие-нибудь каморки, обставленные как попало, а просторные помещения, которые мы обставляли с приемными родителями по своему вкусу. В доме была приличная библиотека, которой был очень рад Алекс. Составлена она была, в основном из маггловских книг, как художественных, так и справочников по множеству областей. Отдельный шкаф содержал фолианты магического происхождения, в основном касающиеся артефакторики и искусства, правда, мой товарищ этого шкафа в упор не видел.
Даг ходил в начальную норвежскую школу, но уровень образования в этом учебном заведении был настолько низок, что большую часть знаний он получал дома от родителей и мы с Алексом также были вовлечены в этот образовательный процесс. Надо сказать, что даже мне, казалось бы, взрослому человеку, пусть и оказавшемуся в детском теле, было чему поучиться на этих уроках. Я по-новой открыл для себя математику, физику, и, как это не странно, но литературу и музыку.
Через месяц пребывания в семье Вергеланнов, я заметил, что стал расти. Вся моя одежда вдруг стала мала, а магия… я ощущал, как ядро из расплывчатого детского, стремительно приобретает положенную форму, а магические каналы прорастают по всему организму, что приводит к увеличению объема доступной мне силы. Это было здорово, но… мне было понятно: если тенденция сохранится — через год, я буду выглядеть не пятилетним, а восьмилетним, в лучшем случае! Надо сказать, что к моменту попадания в эту семью, мое тело было недостаточно развито для своего возраста, в том числе, и из-за недоедания. Конечно, столь бурный рост, по-началу, можно было списать на улучшившиеся условия жизни, но совершенно очевидно: эта отговорка проживет недолго. Как объяснить наблюдаемый феномен приемным родителям — было непонятно, а можно ли им открыться полностью, я тогда не знал.
И вот тут мое везение в очередной раз дало о себе знать. В одно чудное утро, матушка, замечавшая мой интерес к ее ремеслу, пригласила меня в свою мастерскую. Это был мой первый визит в это помещение и сдерживать любопытство, при этом контролируя выдаваемую наружу реакцию, было крайне сложно. Разумеется, я “прокололся”. Впрочем, думаю, что отнюдь не впервые, с момента, как поселился в этой семье.
Сейчас, вспоминая прошлое, я понимаю, что иногда выдавал слишком “взрослые” реакции на те или иные события. Не то, чтобы я считал себя выдающимся актером или прирожденным шпионом, нет, этих иллюзий на свой счет я не строил, просто затея вся целиком, с самого начала — была нереальной: я никогда не был ребенком. Я был маленьким, но, будучи Томом Реддлом, мне очень быстро пришлось повзрослеть, чтобы выжить, а Гарри Поттера, вместе с его натуральными детскими реакциями, к тому моменту попросту не существовало. В результате всей моей жизни я просто-напросто не знал и с трудом мог моделировать “нормальные” детские поступки, эмоции, мотивы, а кое-где даже и моторику движений, выражение лица, интонации голоса и прочие подобные вещи. Именно это и привело к тому, что у приемных родителей сложилось четкое ощущение: со мной что-то не так. А осознав это ощущение, они принялись внимательно наблюдать.
Нормальный ребенок, возраста моего физического тела, принялся бы с любопытством разглядывать блестящие готовые изделия, меня же в первую очередь заинтересовали необработанные камни и металлы. А потом матушка вручила мне штуковину, которая больше всего походила на погремушку. Этакий вертящийся вокруг своей оси небольшой барабан на ручке, переливающийся яркими каменьями и позвякивающий привешенными к нему колокольчиками. Я с первого взгляда понял, что это за вещь, но отказаться взять ее в руки не имел никакой возможности. Следуя своей роли, я тряхнул игрушкой, заставив ее завертеться, а она… Она издала весьма характерный звук, который издают все подобные артефакты: она запела!
— Это был артефакт, подзаряжающий накопители дома, — догадался Абрахас.
— Именно он! — кивнул я.

***

— Так мы думали, — с улыбкой произнесла Герда, пристально вслушиваясь в звук, издаваемый концентратором. — Ничего не хочешь рассказать? — спросила она, разглядывая меня и я, решив, будь что будет, согласился.
Повествование мое началось с того, как я осознал себя в теле маленького умирающего мальчика, а закончилось, к моему собственному удивлению тем, что я поведал о детстве Тома Реддла. Герда — отличный слушатель и умеет задавать очень точные вопросы, а главное — она умеет сопоставлять и делать верные выводы.
— Получается, что ты — тот самый английский Темный Лорд, который сгинул несколько лет назад? — на всякий случай уточнила она и мне не оставалось ничего другого, кроме как подтвердить ее предположение. — И что ты собираешься делать теперь, Лорд-Защитник?
Это был очень хороший вопрос, ответа на который у меня не было. С момента пробуждения в теле Гарри Поттера, моей целью было выжить, но теперь, когда непосредственная угроза существованию отступила, действительно стоило задуматься о будущем. Видя, что я не готов ответить на ее вопрос, матушка принялась рассказывать о семье, в которую я попал.
— Откровенность за откровенность, — сказала она. — Ты рассказал о себе, я расскажу о нас.
Над вопросом о том, что делать дальше, я раздумывал больше месяца. Приемные родители не торопили меня с ответом, но явно ждали его: теперь наши судьбы были связаны и от моих решений зависела не только моя дальнейшая жизнь и судьба, но и судьбы людей на которых мне, к тому времени, стало не наплевать. Наконец, у меня сложился определенный план и я посвятил в него Халека и Герду.
— Думаю, у меня есть два варианта. Первый — сделать вид, что дела английского магического мира меня не касаются. Второй — продолжить дело, которое исходно затевалось мною, в те времена, пока я еще был в здравом уме, — поделился размышлениями я. — Я склоняюсь ко второму варианту действий. Не только потому, что я у меня есть обязанности и обязательства. Во-первых, мне действительно дороги и важны люди, которых я вел за собой и мне не все равно, что с ними будет. Во-вторых, сейчас я вижу, насколько был прав в своих предположениях относительно перспектив сосуществования маггловского и магического миров. Я и тогда ратовал за полное разделение и уход магов за Барьер, а сейчас… Сейчас я убежден в крайней необходимости этого шага и буду его добиваться. Скорее всего, средства я изберу другие, чем в прошлый раз, но цель — именно такова.
Приемные родители слушали меня не перебивая и, что было действительно удивительным, реагировали совершенно спокойно. Мне до сих пор кажется странным, что тогда они восприняли мои речи как нечто само-собой разумеющееся. Ладно бы нечто подобное выдал взрослый человек, но перед ними был ребенок. Ну, во всяком случае, человек, который выглядел ребенком. Да и не только выглядел, но и периодически вел себя вполне на возраст своего физического тела. Но, как бы то ни было, явление было на лицо.
— Мы согласны с тобой, — после небольшой паузы, высказался Халек. — Магам и магглам вместе не жить. Как хранители родов, мы с Гердой давно подумывали о том, чтобы перебраться за Барьер, но как-то все не складывалось, а теперь у нас появился Алекс…
— Алекс… — протянул я в раздумье. — Маггл за Барьером — это прецедент, который может привести к непредсказуемым последствиям, — я озвучивал свои мысли вслух, также, как я давным давно это делал в пребывая в окружении своих последователей. Это позволяло потом не объяснять откуда взялся тот или иной вывод, и позволяло скорректировать принимаемое решение. — Его мать так до сих пор и не нашлась?
— Нет, — вздохнула Герда. — По официальным каналам пока полная тишина, а вот по не официальным… Мы выяснили, что она умерла три месяца назад. Покончила жизнь самоубийством. Из кровных родственников у Алекса осталась бабка, но она очень стара и больна. Передать мальчика на ее попечение, как мне кажется, не лучшее решение.
— А вылечить ее нельзя? — спросил я.
— Есть почти девяносто лет, — ответил Халек. — Маггловская медицина не в состоянии ей ничем помочь, да и магическая — тоже, сам понимаешь. Была бы она ведьмой, ну или, хотя бы сквибом — можно было бы попробовать, а так — увы.
Я поглядел на приемного отца, пытаясь понять, что содержится в его словах кроме очевидного смысла. Почему-то мне казалось, что именно такая, дающая мне возможность для выбора вариантов дальнейших шагов, формулировка была выбрана им отнюдь не случайно. Возможно, с его стороны это было, своего рода, тестом моих человеческих качеств, а, может быть, мне и показалось. Но, в любом случае, Алекс мне нравился. Кроме этого, он был умным и спокойным мальчиком, из которого в дальнейшем мог получиться очень ценный агент в маггловском мире.
— Понятно, что в другую семью вы Алекса не отдадите, — протянул я. — Во всяком случае, я бы — точно не отдал. Стало быть, переселение за Барьер откладывается, как минимум до того момента, пока он не вырастет и не обретет самостоятельность. Так? — уточнил я. Приемные родители согласно кивнули.
— Но это не значит, что ты обязан оставаться с нами, — сказала Герда. — Я имею в виду, что, если у тебя какие-то другие планы на свою дальнейшую жизнь, то ты можешь их спокойно реализовывать. Мы полюбили тебя. Если ты решишь, что тебе будет лучше расти среди магов — мы примем твое решение, но, если ты все-таки решишь остаться с нами — будем искренне рады.
— Спасибо… Матушка, — улыбнулся я, первый раз назвав ее матерью. — Знать, что я вам не безразличен — очень важно для меня.

Глава 7. Глава 1. Часть 7.

***

— Мы тогда довольно долго сидели втроем, прикидывая что и как лучше сделать, и в итоге решили, что, для начала, попробуем установить связь с моими последователями, оставшимися на свободе и до сих пор проживающими на территории магической Британии. Халек предпринял путешествие в Англию и подал условленный сигнал, следствием которого и явился визит Люциуса с Северусом.
— А каковы обязанности Лорда-Защитника? — полюбопытствовал Скорпиус. Вопрос, к сожалению, был вполне закономерным. Все-таки за то время, что это понятие очернялось, превратившись в итоге в страшилку под названием “Темный Лорд”, почти вся информация о нем либо была искажена до неузнаваемости, либо утратилась и забылась.
— У меня нет определенного и жестко очерченного круга обязанностей, кроме тех, которые я на себя взял, — ответил я, окидывая слушателей быстрым взглядом. — Вы ведь знаете, что у нас, у волшебников, статус определяется, в первую очередь, уровнем его силы?
Дети кивнули.
— Так вот, Том Реддл был рожден волшебницей из древнего чистокровного рода от маггла. Это автоматически лишало меня титула Лорда, что в нашем кастовом обществе приводило к тому, что многие дороги были для меня закрыты. Традиции вещь крайне разумная и прагматичная. В частности, для любого колдуна есть возможность подтвердить свои притязания на Лордство. Для этого нужно обладать определенным уровнем силы, иметь соответствующие знания, а также отличаться упертостью и решимостью доказать свое право перед Магией. Пройдя весьма жесткие испытания, я доказал свое право называться Лордом. А Защитник… Ну, он Защитник и есть. В совершенно прямом смысле этого слова. Если объяснять совсем-совсем просто, то я своего рода рыцарь от магии. Я взял на себя обязательства защищать и поддерживать магов, которые последуют за мной, и подтвердил принятие этих обязательств перед магией, богами и людьми.
— То есть, Защитником, в принципе, может стать любой маг? — уточнил Абрахас.
— Любой, у кого хватит сил на довольно специфическое обучение, достанет талантов, а потом и решимости на прохождение испытаний, — подтвердил я.
— Но защищать близких можно и не являясь обладателем титула Защитника? — вопросила Ами. — Скажем, если кто-то вдруг нападет на Августа и Северину — я буду их защищать всеми доступными мне способами.
— Верно, — согласился я. — Но я специально обучен выживать в самых неблагоприятных условиях, обучен особым приемам нападения и обороны. В общем-то, Защитник — это титул, показывающий уровень мастерства. Том Реддл был воспитан, в первую очередь, боевым магом. У таких магов есть несколько уровней: ученик, подмастерье, Мастер, Гранд-Мастер и самый высший — Защитник. Переход на каждый из уровней требует определенных экзаменов, проверяющих соответствие претендента.
— Я вот дальше Мастера не ушел, — подал голос Люциус. — На дальнейшее моих талантов не хватает.
— А я смогу стать Мастером? — спросила Ами. Скорпиус окинул сестру скептическим взглядом, а Абрахас чуть нахмурился.
— Я думаю, что ты сможешь стать Мастером, но не в боевой магии, — честно ответил я. — На этой стезе тебе выше подмастерья подняться не удастся. Из моих детей и Малфоев, пока пожалуй, только у Даниэля есть определенные шансы. Вам же достались другие таланты.
Абрахас положил руку на плечо Камелии, которая несколько расстроилась, услышав мой вердикт.
— Зато тебе легко удаются ритуалы, — поддержал сестру Скорпиус. — И рунические заклинания в твоем исполнении чудо, как хороши.
— Ну и ладно, — на удивление легко согласилась Ами. — В конце-концов, не всем же быть воинами.
— Мудро, — похвалил ее Люц, тепло улыбнувшись внучке.
— А что было дальше? — поинтересовался Абрахас, решив вернуть разговор к исходной теме. — Ну, после того, как отец и крестный появились в доме твоих приемных родителей?
— А дальше… Как уже говорилось, мы очень долго разговаривали и в итоге пришли к определенному взаимопониманию, и даже положили начало дружбе и доверию. С практической точки зрения, мы решили, что не стоит ломать планы Дамблдора на Гарри Поттера. Единственным неоспоримым фактом было, что директор Хогвартса отправил младенца к его маггловским родственникам, а, стало быть, этих родственников надо было разыскать.
— За розыски взялся Северус и довольно быстро обнаружил, что сестра Лили Эванс — Петуния — вышла замуж за некого Дурсля и проживает вместе со своим мужем и ребенком в городке Литтл Уингинг. Адрес мы установили, но даже если бы мы его не знали — то дом Дурслей нашли бы без проблем. Он был окружен чарами.
— В книгах пишут про защитные чары, которые сплела мама Гарри Поттера, защищая сына от Авады Темного Лорда, — высказался Абрахас. — Там правда была защита?
— Нет, — ответил я. — Но было много чего другого… В общем-то, если бы я жил в этом доме, то жизнь моя была бы ничуть не слаще, чем та, что была в приютах и приемных семьях, а может быть и хуже. Там стояла целая сеть чар, которая делала людей, находящихся под их воздействием, нетерпимыми, злобными и несдержанными, но, как это не странно, не было никаких следящих или подобных им заклинаний.
— Зато по соседству жила некая Арабелла Фигг — старушка-сквиб, — перебил меня Люциус. — Северус знал, что она связана с Орденом Феникса — организацией, под предводительством Дамблдора, и он выяснил, что Фигг поселилась в Литтл Уингинге через некоторое время после того, как Поттер был оставлен на пороге дома Дурслей. Сеанс легилименции показал, что домик она получила в наследство от умершей от старости тетки, а так как он был гораздо лучше того жилища, в котором она ранее обитала — Арабелла переехала. Северус также выяснил, что за все прошедшие годы Дамблдор ни разу не связывался с ней, а она с ним и, скорее всего, он даже не знает, что Фигг и родственники Поттера — соседи, а самого Поттера вообще нет по предполагаемому месту жительства. Это все было странно, но для нашей задумки было просто идеально. Оставалось лишь очень аккуратно реализовать идею, но это было делом техники.
— Идея же заключалась в том, чтобы убедить Дурслей продать свой дом и переехать куда-нибудь подальше, а лучше — в другую страну, — перехватил нить повествования я. — Коттедж и прилегающую территорию очистить от чар, и всей семьей переехать туда. Таким образом, адрес национального героя станет соответствовать планам Дамблдора, и вопросов на тему где оный герой обретается, у директора не будет. Все это было проделано довольно быстро, все-таки магия — великая вещь и пара талантливых волшебников, готовых помогать — очень хорошее подспорье. Документы на переезд были оформлены буквально за пару недель, билеты на самолет куплены на всю семью и мы прибыли в Литтл Уингинг. Часть вещей из Норвегии была отправлена контейнером, а часть перенесли малфоевские домовики, Даг и Алекс пошли в местную школу, работу Халеку и Герде обеспечила фирма, которой руководил Люциус. Я же ходил и думал. Мне казалось, что мы что-то упустили. И тут меня осенило: что будет, если Дамблдору станет известно о том, что Поттер живет у каких-то неизвестных магглов, а не у родственников?
— Этим-то вопросом Гарольд и озадачил нас, буквально поставив в тупик, — поведал Люциус. — То, что мы сделали дальше — отличная иллюстрация, подтверждающая неимоверное везение Гарольда, с одной стороны, а с другой — являющаяся прекрасным примером того, как делать не надо ни в коем случае.
— Это точно, — подтвердил я. — Мы чуть сами себя не перемудрили. Если бы мы знали, что Дамблдор так до самой своей смерти не удосужится удостовериться в том где, как и с кем живет Гарри Поттер — мы бы не стали городить огород. Единственное, что нас хоть как-то оправдывает: мы этого не знали и знать не могли. Поэтому страховались по-полной. Халек, Герда и Даг Вергеланны по всем маггловским документам стали, соответственно, Верноном, Петунией и Дадли Дурслями. Память всем соседям, да и вообще большей части населения Литтл Уингинга была поправлена так, чтобы они были однозначно уверены, что Дурсли тут жили всегда, никому дом не продавали и новых людей не появлялось, а Алекс по воспоминаниям и документам стал старшим родным сыном Дурслей. Работа была провернута просто титаническая, но в итоге наша история выглядела очень достоверно.
— Я до сих пор радуюсь, что все наши ухищрения оказались излишними, — улыбнулся Люциус. — Учитывая количество правок, которые нам пришлось внести в мозги жителей Литтл Уингинга, мы легко могли где-то ошибиться и все наши нагромождения всплыли бы. Скандал получился бы знатный.
— В лучшем случае — скандал, — пробурчал я. — В худшем — мы бы дружной компанией отправились в Азкабан. Но то — дело прошлое. Выводы мы сделали и дальше подобных глупостей не совершали, хотя других приключений в нашей жизни было предостаточно.
— Одно только перетаскивание дома твоих приемных родителей чего стоит! — напомнил Люц.
— Да, и это тоже, — согласился я.
— Перетаскивание дома? — переспросил Скорпиус.
— Именно, — кивнул я. — Когда мы переехали в коттедж, выкупленный у родственников Гарри Поттера, обнаружилось, что места в нем нашему семейству категорически не хватает. Нам, как минимум, нужно было четыре спальни, кухня, столовая, гостиная и два помещения под мастерские родителей. Про разные подсобки для хранения инструментов и материалов я и вовсе молчу. Даг и Алекс предложили родителям поселить их в одну спальню, а я решил что буду спать в каморке под лестницей — благо я был маленького роста и клаустрофобией не страдаю. Родители подумали-подумали и согласились, но такое размещение было признано годным только как временное решение.
— Я предложил занять западное крыло мэнора, — рассказал Люциус. — Но, учитывая, что среди обитателей дома на Тисовой улице был только один волшебник, идея была забракована. Каминная связь недоступна магглам, да и сквибы не могут ею нормально пользоваться. Иногда получается переместиться, а иногда — нет. Бывали случаи, что перемещение начиналось, но вместо заданного пункта назначения сквиб попадал совершенно в непредсказуемое место, а то и вовсе “зависал” в каминной сети, и достать его оттуда зачастую удавалось ой как не скоро, и не всегда целого и невредимого.
— Я вспомнил, что еще в свою бытность Томом Реддлом читал о возможности переноса мэнора на другое место и, покопавшись в библиотеке Малфоев, нашел одну из книг, посвященных этому разделу волшебства. Изучив ее, мы пришли к выводу, что, в принципе, ничто не мешает воспользоваться этим методом для перенесения дома из Рёйкена в Литтл Уингинг. Сказано-сделано. Под покровом ночной темноты, весь участок, принадлежащий моим приемным родителям, был окружен заглушающими и отпугивающими магглов чарами, все содержимое строения было уменьшено и вынесено наружу, а само строение, вместе с фундаментом — попросту уничтожено. Дом же из Рёйкена, предварительно подготовленный специальным образом, был помещен на место снесенного коттеджа. Выглядел он там, прямо скажем, странно, поэтому нанятые для этой операции специалисты долго возились с чарами, придавая дому схожесть со снесенным, — вспоминая ту веселую ночку, рассказывал я. — В общем-то, вся операция была проделана довольно быстро, очень профессионально, вот только уровень магии, который пришлось для нее задействовать, был выше, чем ожидалось. Чтобы скрыть следы, позволяющие распознать, что за волшба творилась, пришлось применять специальные артефакты и очень хорошо, что это было сделано: под утро, через некоторое время, как на переехавший дом были нанесены все необходимые чары, на Тисовую заявилась группа авроров, которую послали разобраться: что за колдунство творится в маггловском районе.
— Не удивлюсь, если вы и с аврорскими мозгами поработали, — фыркнул Абрахас.
— Поработали, что уж там, — легко согласился я. — Ну, точнее как: с меня проку было немного, из Люциуса никакой менталист, а Сев — все-таки Мастер. В итоге я изображал из себя напрочь перепуганного магглорожденного, у которого случился мощный магический выброс, Люц награждал оглушенных авроров Конфундусом, а Северус внушал им ложные воспоминания. Хорошо, что отряд состоял всего из троих бойцов. Было бы их больше, думаю, все наше представление было бы обречено на провал даже не начавшись, но наши авроры ушли, полностью уверенные в том, что ничего особенного не произошло, а уж о том, что в происшествии участвовал Гарри Поттер — они и вовсе не представляли.
— А что бы вы сделали, если бы в Литтл Уингинг вместе с аврорами явился бы Дамблдор? — полюбопытствовал Скорпиус. — Ну, не знаю, например, он каким-нибудь образом узнал бы о том, что в этом городке что-то происходит и решил бы проведать своего подопечного?
— Знаешь, в тот момент, когда мы поняли, что сейчас нагрянут авроры, мы как-то об этом не думали, — честно признался Люциус. — Это потом мы разобрались, почему пришлось колдовать серьезнее, чем рассчитывалось, какие это последствия могло бы иметь, что надо было сделать, чтобы такого не допустить, а тогда… Тогда мы действовали исходя из того, что возникшую проблему надо как-то решать. Какие-то там планы, или даже их подобие, составлять было некогда.
— Так или иначе, но дом был водружен на место, артефакт, на который мы завязали все чары, наложенные на старый дом Дамблдором, возвращен на место и окружен щитами, чтобы не мог никому навредить и на некоторое время мы все перевели дух. Следующей проблемой явился мой активный рост, который еще больше ускорился с того момента, как я стал появляться в Малфой-мэноре. Моя магия взаимодействовала с древним жилищем чистокровного рода и перестраивала тело, стремясь подогнать его параметры под оптимальные для функционирования, — продолжил повествование я. — Северусу срочно пришлось варить зелья, тормозящие этот процесс, а мне потребовался особый режим и схема физических нагрузок и питания, чтобы организм развивался гармонично и телу хватало всех питательных веществ для столь быстрого роста. Через месяц матушка сделала для меня браслет, который зачаровывал один из самых старых и умелых китайских мастеров. Это украшение навешивало на меня чары, похожие на гламур, но чтобы распознать мой истинный вид нужно было обзавестись весьма специфичными артефактами, он не слетал от случайного фините, не распознавался обычными заклинаниями распознавания, кроме того, артефакт сам рассчитывал как я должен выглядеть и менял образ иллюзии в соответствие с текущим реальным возрастом тела. Снял я эту милую штучку только лет через пять, после того, как закончил Хогвартс: к тому моменту моя настоящая внешность стала похожей на ту, которую отображала иллюзия.
— Неужели все эти сложности были преодолены исключительно для того, чтобы помешать Дамблдору в исполнении его планов? — удивленно вопросила Ами.
— Великого Светлого волшебника действительно надо было остановить, — пожал плечами я. — Последствия его деятельности мы разгребаем до сих пор и еще долго разгребать будем. Мы за годы, что оставались Поттеру до Хогвартса, много раз пытались просчитать что будет, если этот самый Поттер не появится в школе и все просчитанные нами линейки событий вели к весьма печальным результатам.
— Интереса ради ты можешь почитать подшивки газет за те годы, — предложил Люциус. — На самом деле очень интересное чтиво. Каждый год где-то с начала октября в прессе начинали появляться статьи о Гарри Поттере и героическом самопожертвовании его родителей. Разумеется, статьи эти появлялись не сами по себе, а в сочетании с публикациями о Темном Лорде и том, что он на самом деле жив, просто где-то прячется.
— То есть кто-то специально подогревал интерес общества к этой теме в течение десятка лет? — задумчиво спросил Абрахас.
— Ну почему “кто-то”? — хохотнул я. — Имя его вполне себе известно, но ты прав. Он в течение десятка лет очень тщательно выстроил вокруг имени Поттера легенду, напитал страхом и неуверенностью обывателей, и вообще сделал все, чтобы ни у кого не возникло сомнений: война не окончена, продолжение — будет, но он — Великий Светлый маг бдит и все такое.
— Я не понимаю: зачем он это все делал? — поделился своими размышлениями Скорпиус.
— Полагаю, у него было определенное видение будущего и он стремился сделать так, чтобы оно стало таким, как он задумал, — ответил я. — Свои планы он считал единственно возможными и правильными, и со средствами, которые использует для их достижения, Дамблдор не считался. Кто-то скажет, что он был злодеем, лично я убежден, что это не злодейство, как таковое, это просто фанатизм. Правда, что из них хуже, даже не знаю. По мне, так со злодеем дело иметь гораздо проще, чем с прекраснодушным фанатиком: его хоть предсказать можно, ходы же Великого Светлого были способны поставить в тупик кого угодно.
— Но почему за Дамблдором шли? Почему ему доверяли? — непонимающим тоном спросила Ами.
— Говорил он очень складно, — проворчал Люциус.
— Ох, крестница… — протянул я. — У каждого человека есть то, на чем его можно поймать, особенно, если не слишком стесняться в средствах. Кого-то можно поймать на жадности, кого-то на жажде власти, кого-то на мечте о чем-то светлом и возвышенном, кого-то на чувстве долга или справедливости… Дамблдор неплохо разбирался в людях и тщательно выискивал те самые струны, за которые можно подергать, чтобы человек действовал в нужном ему ключе. Не гнушался он и сбором компромата с последующим шантажом, и прочими не слишком-то чистыми приемами. Поэтому были среди поддерживающих его людей не только идейные сторонники, но и те, кого он так или иначе принудил себя поддерживать.
— Ты хочешь сказать, что ты, как Темный Лорд, никогда не прибегал к подобным методам воздействия? — прищурившись, спросил Абрахас.
— Нет, не хочу, — покачал головой я.
— Тогда в чем разница? — задал следующий вопрос сын.
— В том, что я открыто и недвусмысленно заявлял о своих целях и стремился достичь именно их. В то время, как Дамблдор заявлял одни цели, а стремился к другим. Меня интересует выживание и процветание волшебников как вида. Я не собирался навязывать несогласным свое мнение, но, при этом, как раньше был, да и сейчас готов — объяснить всем заинтересовавшимся почему оно именно таково. Дамблдор же проповедовал некое “общее благо”, по сути, желая навязать всем свое личное представление об этом благе. Вот и вся разница, — объяснил я.
— Это как “почитание” и “поклонение”? — уточнила Ами. — На вид, в общем-то, может быть, и очень похоже, но глубинная суть этих двух явлений — разная.
— Примерно так, — согласился я. — Если уж совсем упростить и сократить, я предлагал: “Верьте в себя, в свои силы, в свои знания, умения и опыт. Делайте из этого выводы и действуйте сообразно”. Дамблдор же призывал: “Верьте в меня! Я знаю как надо!”. Первый путь подразумевает работу над собой, и ответственность за собственные решения и выборы возлагается на каждого конкретного человека. Второй — простое следование инструкциям, а то, что исполнение этих инструкций ведет в никуда — вопрос совершенно отдельный. Важно же, что при этом каждый, кто идет таким путем, может сам себе сказать, что он-то действовал правильно, это лидер ошибался. То есть, это перекладывание ответственности с себя на кого-то.
— Я не понимаю почему эта возможность оказалась настолько привлекательной, — констатировал Скорпиус. — Если ты самостоятельно принимаешь какие-то решения — ты их обдумываешь, взвешиваешь, если что-то недопонимаешь — глубже изучаешь вопрос. А так… Как баран.
— Тут все довольно просто, — подал голос Люциус. — Это вопрос воспитания. При том, даже не конкретного человека, а общества в целом. Маггловское общество устроено так, что отдельная личность почти ничего не значит. Какие бы она не принимала решения — это реально ни на что не влияет. Некоторые подвижки могут совершать лишь люди, заполучившие в свои руки рычаги управления. То есть, владельцы крупных состояний, в первую очередь, и политики — во вторую. Маггловская культура долго шла к тому, чтобы как можно эффективнее отучить людей думать о том, что, как и почему они делают, к каким краткосрочным и долгосрочным последствиям приведут их действия, и это неумение позволяет их правителям — править. Мы допустили ошибку, проглядев момент, когда в нашем обществе количество людей, живущих по маггловским принципам и шаблонам, достигло критической массы.
— Именно так, — подтвердил слова Люца я. — В итоге получилось так, что между чистокровными и магглорожденными волшебниками образовалась огромная пропасть. Одни напрочь не понимали мотивов и стремлений других, и в какой-то момент почти перестали действовать лифты между кастами. Еще через какое-то время из непонимания возник страх, а из страха — ненависть. Разумеется, если котел подогревать — он рано или поздно вскипит, а, будучи герметичным — взорвется, от распирающего его внутреннего давления. Войны — это клапан, позволяющий обществу сбросить напряжение, а победитель — некоторое время диктует свои правила. В двух из трех последних войнах побеждали силы, под предводительством Дамблдора. В последней считается, что победители остались те же, но на самом деле — победа осталась за нами и теперь правила устанавливаем мы.
Договорив, я встал с лавки и потянулся. Несмотря на то, что, казалось бы, ничего такого не делал — устал я изрядно и мне требовалась передышка. Полагаю, она не помешала бы и моим слушателям: похоже, они в сжатые сроки получили столько информации, что ее необходимо было как-то уложить в головах.
Отойдя от стола, я прошелся по парому и остановился в дальней его части, бездумно глядя вдаль. Наше плавсредство неспешно двигалось по спокойным водам Брендивина, по берегам которого рос нетронутый людскими руками лес. Было тихо и спокойно и, окинув хозяйским взглядом окрестности, я в очередной раз искренне порадовался за то, какое все-таки удачное место мне удалось найти. Люциус поднялся вслед за мной и, подвинув Пушистика со своего пути, подошел ко мне. Похоже, он догадывался, что не все воспоминания приносят мне радость и желал поддержать.
Для Тома Реддла до того, как его настигли изменения, вносимые создаваемыми крестражами, Люц был одним из любимых учеников, сыном лучшего друга и соратника. К восьмидесятому году Малфой воспринимался вассалом и слугой, впрочем, как и все прочие последователи. Но я все-таки не был Томом, несмотря на то, что унаследовал все его знания, таланты, умения, а также обязательства, контракты, долги и даже родственные связи, которые из кровных стали магическими. Давным-давно, пытаясь понять кто же я — Гарри Поттер, получивший наследство от Тома Реддла, или Том Реддл, получивший наследство от Гарри Поттера, я решил, что я — просто Гарольд. Самодостаточная личность и поэтому могу позволить себе по-новой построить отношения со всем миром. Что я и сделал. Люциус стал одним из самых близких друзей, или даже скорее — частью семьи и мы оба очень ценили те отношения, которые построили за прошедшие годы.
От созерцания красот природы и размышлений о стоящем рядом друге и родиче, меня отвлек голос Скорпиуса. Многолетняя привычка прислушиваться сработала и я сосредоточился на донесшихся до меня словах крестника:
— То, что рассказывает твой отец — очень интересно, — говорил тот. — Но мне вот что непонятно: почему он это решил сделать?
— Я бы спросила чуть по-другому, — вклинилась Ами. — Почему он решил это сделать именно сейчас? Происходит что-то о чем мы не догадываемся?
— Происходит или нет — не знаю, — задумчиво протянул сын. — А вот почему он это рассказывает, мне кажется, очевидно. Видимо, он решил, что мы уже достаточно взрослые, чтобы посвятить нас в свои дела. Не знаю, как вы, а я бы не отказался был полезным в том деле, которое он делает. Но, чтобы принести пользу нужно, для начала, разобраться в том, что же он делает. По мере его рассказа мне уже стали понятны многие вещи.
— Да, это, как минимум, объясняет те таинственные встречи, которые регулярно происходят в мэноре, — согласился Скорп.
— Я же тебе говорила, что предки там что-то планируют, а ты не верил! — фыркнула Ами.
— Это были лишь догадки, — пробурчал крестник. — А теперь — у нас есть доказательства.
— Дети совсем выросли, — с легкой грустью в голосе, произнес Люциус.
— Забавно, но для тебя эти ребятишки — внуки, а для меня — дети, — улыбаясь, отозвался я. — Мне до сих пор иногда странно. Физически я младше тебя, но в то же время, я помню, как ты родился. Правда, с годами эта двойственность почти исчезла и я о ней вспоминаю лишь иногда, но сегодня… Сегодня я ощущаю ее в полном объеме.
— Я давно хотел тебя спросить, но… — в интонации Люциуса я, к своему удивлению, услышал изрядную долю смущения и обернулся. Вот уж что-что, но это чувство совсем не было присуще лорду Малфою. — Что произошло в ту ночь, когда не стало моего отца?
Учитывая сегодняшние рассказы, вопрос был донельзя логичен, но все-таки он поставил меня в тупик. Для меня ответ на него было совершенно очевиден.
— Я не убивал его, — ответил я, пристально глядя на Люциуса.
Он чуть наклонил голову и на его лице отразилось непонимание. Не недоверие, не обвинение, а именно непонимание.
— Ты столько лет молчал… — задумчиво произнес я. — Почему?
— Почему молчал? Или почему не спросил раньше? — уточнил мой собеседник.
— Скорее второе.
— Если я скажу, что было не до того, то ты, конечно, не удовлетворишься? — поинтересовался Люциус. — Впрочем, глупый вопрос. Сначала я боялся. Потом ты исчез. А потом… Шли годы и я смирился со смертью отца. Он был очень болен, это — правда. Странно, что банальная драконья оспа протекала у него настолько тяжело, но все-таки, бывает, что от нее умирают и я убедил себя, что так и произошло с отцом. Я давно хотел спросить, но все было как-то некстати.
— Абрахас… он был для Тома семьей. И… У меня есть его воспоминания о том дне. Я могу показать их тебе, — предложил я и Люциус кивнул.
— Легилименс, — тихо произнес он, направляя волшебную палочку мне в лоб.

Глава 8. Глава 1. Часть 8

***
В комнате царили полумрак и тяжелый удушливый запах благовоний, ничуть не скрывающий смрада, исходящего от больного, лежавшего на широкой кровати. Мой друг лежал на ней, и впервые я видел его в таком состоянии. А ведь до этого дня я считал, что в постель его может уложить только Авада, а тут что-то не страшней обычной простуды!
Подойдя к постели я вгляделся в дорогое лицо и со всей четкостью осознал: Абрахас не жилец. Возможно, он протянет еще пару недель, но это будет агонией, а не жизнью.
Он поднял на меня взгляд и я прочел в нем боль перемешанную с радостью узнавания. Прекрасные платиновые волосы Абрахаса превратились в невнятную седую паклю, кожа пожелтела и покрылась глубокими морщинами. За те две недели, что я его не видел, он постарел лет на пятьдесят и выглядел древним старцем, из которого стремительно вытекает жизнь.
Внезапно в комнате прошелестел неузнаваемый хриплый голос:
— Ты пришёл...
— Куда бы я делся? Ты же позвал, — я старался говорить как обычно, но в горле стоял ком и не показывать свое смятение и боль, дабы не расстраивать по-пусту друга, было крайне сложно. — Ты что, решил помереть в кровати, как трус? — едко поинтересовался я.
— Так получилось... Внука я дождался, сын уже взрослый, а над судьбой я оказался не властен... Хотя я и мечтал о другом, но видно Она решила по-своему... Но я позвал тебя не за этим, — Абрахас постарался собраться и сесть, но было видно, что для него это запредельное усилие. — Мой Лорд, возможно, у меня горячка, но, кажется, перед смертью во мне проснулось проклятье отца...
Я напрягся: проявившееся проклятье Малфоев не предвещало ничего хорошего.
— Мой отец прожил шестьдесят пять лет, я не дожил до пятидесяти двух, а Люциус... В лучшем случае дотянет до пятидесяти… Кому-то пора положить этому конец. Ты… Ты поможешь мне?
Я кивнул, не рискнув открыть рот, так как не был уверен, смогу ли совладать с голосом, и Абрахас с облегчением расслабился, откинувшись на подушки. Некоторое время он лежал, прикрыв глаза, а потом медленно и с усилием засунул руку под подушку и извлек оттуда флакон с какой-то жидкостью и несколько листов пергамента, которые протянул мне.
Проглядев их, я осознал, что именно задумал Абрахас.
— Это может не сработать, — протянул я.
— Сработает, — отозвался он. — Я точно знаю.
— Ладно, — согласился я. — В таком случае, я все подготовлю, а потом…
— Потом у меня будет целых сорок минут! — через силу улыбнулся Абрахас. — Мы славно повеселимся напоследок.
Я кивнул и, достав волшебную палочку, уничтожил все предметы, находившиеся в комнате, кроме кровати, на которой лежал умирающий. Следующие три часа я провел тщательнейшим образом вырисовывая рунные круги, копируя их с пергамента, а Абрахас то проваливался в забытье, то внимательно наблюдал за мной.
Когда я закончил, он оглядел результат моего труда и удовлетворенно кивнул.
— Теперь последний штрих, — спокойно констатировал Абрахас и разжал пальцы, позволив мне забрать флакон, который все это время неосознанно сжимал в руках.
— Кровь древнего вампира, подаренная в правильное время, — протянул я, отвинчивая крышку с флакона.
— Я приготовился к твоему визиту, — слабо улыбнулся мой друг.
Все было сказано и сделано и я, решительно открыв флакон, приподнял голову Абрахаса и влил чуть светящуюся жидкость ему в рот. Последняя капля вылилась из пузырька и я отступил, ожидая, пока выпитое подействует.
Умирающий изогнулся дугой и издал душераздирающий вопль, потом вдруг расслабился и упал плашмя на постель. На миг мне показалось, что его ослабленный болезнью организм не выдержал воздействия вампирьей крови и он все-таки умер, но через некоторое время кожа Абрахаса порозовела, исчезли уродливые язвы, которые ее покрывали, волосы, хоть и остались седыми, но стали блестящими, а в глазах зажегся огонь жизни.
Абрахас резко поднялся с кровати, взяв свою волшебную палочку, одним движением преобразовал свою одежду в чёрную мантию с маской. Вторым — уничтожил кровать. Третьим — рассек себе руку и щедро оросил своей кровью один из рунных кругов, нарисованных мною, запуская ритуал. У него было целых сорок минут полноценной жизни — и он, как истинный воин, решил провести их с толком!
Мы повернулись друг к другу одновременно и бой закипел.
В этом его последнем поединке не было места ограничениям и сомнениям. В ход шло все, что мы знали и умели. Такие бои у нас случались частенько, но сегодня мы сражались в последний раз и хотели выложиться по-полной, чтобы Морриган* смогла оценить по достоинству воина, который придет в её царство.
В полной тишине, вспыхивали лучи заклятий, а мы метались по всему помещению, изо всех сил стараясь уничтожить противника, при этом твёрдо зная: друг сможет увернуться от Авады и найти щит для любого заклятия, а на Круцио и прочие болевые — даже не обратит внимания. Темп был взят изначально невероятно высокий, но нам не требовалось обдумывать свои действия. Мы бились на голых инстинктах и наши сознания слились в единый поток, в котором невозможно было с уверенностью сказать, где чье проклятье, где чьи руки и ноги, где был он, а где я. Это был даже не смертельным танцем. Это было одним дыханием на двоих. Только с Абрахасом я мог себе позволить такое — это было более интимно, чем секс и пьянило сильнее самого крепкого вина — полное доверие и полная свобода. Он всегда сражался, так будто бессмертен.
Наше дыхание начало сбиваться, а рунные круги на полу полыхали так, словно были вычерчены ярчайшим огнем. В комнате была такая концентрация магии, что казалось, будто стены не выдержат и рухнут, погребая под обломками и нас, и прочих обитателей древнего замка.
Летели минуты и в какой-то момент Абрахас запел. Я знал, что именно он выпевает, но моей задачей было дать ему то единственное, что я мог ему еще дать: мой друг достоин умереть как воин и я помогал ему в этом.
Внезапно звук песни Абрахаса оборвался, а он сам, мертвый, осел большой черной птицей в центре одного из полыхающих рунных кругов, в котором находился последние несколько мгновений боя. Из его ран на паркет вытекала кровь, испаряясь в огне магического круга и делая его все ярче и ярче. Я стоял и смотрел на то, что осталось от моего лучшего друга и пытался убедить себя в том, что глаза меня не обманывают и все произошедшее — случилось на самом деле. А потом случилась яркая вспышка, на несколько минут полностью ослепившая меня — магия приняла жертву и то проклятье, что раньше времени сводило глав рода Малфой в могилу — исчезло.

***

Я осторожно вытолкнул Люциуса из своего сознания, но тот, похоже, даже не заметил этого. Он стоял и смотрел куда-то вдаль, судя по всему, не видя ничего вокруг.
— Так вот почему я до сих пор еще жив, — наконец, произнес он, концентрируя взгляд на мне. — Похоже, я крупно тебе должен.
— Нет, — покачал головой я. — Я тогда сыграл роль инструмента и не более того. Благодарить надо твоего родителя — это он нашел возможность избавить свой род от весьма неприятного проклятья.
Люциус собрался было возразить, но я жестом оборвал его. Все-таки разница в воспитании сказывается на восприятии некоторых вещей до сих пор. Лорд Малфой совершенно точно собирается мне объяснить насколько я не прав, считая себя лишь инструментом в ритуале, который провел его отец, при этом его почему-то вообще никак не прерывает мысль о том, что это был не совсем я, что с того момента прошло довольно много времени, а, объяснив, признать свой Долг Жизни передо мной, а я… Я всего лишь, рассматривая ситуацию прагматически, не хочу создавать проблем ни себе, ни ему, ни нашим потомкам.
— Люц, не надо, ладно? Ты мне друг, кум, в будущем, видимо, еще и кровный родич, а еще ты мой вассал и сподвижник. Давай не будем осложнять наши взаимоотношения еще и долгом? — попросил я.
— Но… — все-таки предпринял попытку объяснений лорд Малфой, на что я двинул кулаком ему в плечо так, что он, совершенно не ожидавший подобного, покачнулся и, не удержав равновесия, чуть не свалился за борт нашего плота. Если бы не чары, защищавшие от подобных случайностей, когда плавсредство находится в движении, он плюхнулся бы в реку, а так спружинил о магический барьер, словно о резиновую стенку. Это сбило его настрой на объяснения и он, подобравшись, толкнул меня в ответ и между нами завязалась шуточная потасовка, подобная тем, которые мы устраивали еще до рождения и моих детей, и его внуков.
Мы пихались, старались поставить сопернику подножки, лягались и даже бодались. Суть была в том, чтобы не использовать в этой возне ни магию, ни руки, а победителем считался тот, кто оставался на ногах, тогда как соперник оказывался повержен. Вокруг нас прыгал Пушистик, громко лая, но не вмешиваясь в нашу возню. Наверное, дети были очень удивлены подобным поведением взрослых и степенных магов, но нас это волновало мало: мы азартно боролись. Победителя в этом шуточном поединке не оказалось: мы оба рухнули в сено одновременно. Я ощущал себя совершенно счастливым и Люциус, похоже, тоже.
— Все-таки ты — задница, — отплевываясь от какой-то травинки, фыркнул Люц, переворачиваясь на спину и устраиваясь поудобнее в ароматном сене.
— А ты — чистокровный сноб, — беззлобно отозвался я, усаживаясь рядом.
Пес, усевшись на пушистую задницу, переводил взгляд с меня на него и выражение морды у него было весьма озадаченное. Я протянул руку и, притянув зверя к себе, обхватил его мощную шею, что питомец крестницы воспринял за приглашение к игре и, оглушительно гавкнув, вырвался. Отпрыгнув в сторону, Пушистик несколько мгновений смотрел на меня, а потом, вертя хвостом словно маггловский вертолет пропеллером, попытался боднуть меня в грудь. Мне хотелось движения и физической нагрузки, поэтому я с удовольствием ушел перекатом с траектории движения пса, вскочил на ноги и шлепнул его по заду, подтверждая желание поиграть.
Красивый, с очень яркой черно-бело-рыжей раскраской зверь, над выведением породы которого старались не только маггловские специалисты, но и маги, казался весьма добродушным и флегматичным существом, но под этой маской скрывались молниеносная реакция, курс обучения охране, да и весил Пушистик около двух сотен фунтов. Вследствие этого противником он был весьма непростым и, если бы он всерьез решил нанести мне вред, единственное, что я с ним мог бы сделать — это убить его, но собака знала, что это игра и с явным удовольствием нападала и уворачивалась. Поэтому, когда, устав, я рухнул в сено, был весь перемазан в собачьей слюне, но этим и ограничивался нанесенный Пушистиком ущерб.
— Умотал, — переводя дух, сообщил я псу. Тот, словно бы действительно понимая, что ему говорят, подошел и растянулся рядом.
Восстановив дыхание, я глянул на детей и рассмеялся. Все трое смотрели на нас со столь похожими выражениями изумления на лицах, что просто любо-дорого было поглядеть. Впрочем, их можно было понять: два облеченных властью и ответственностью Лорда, ведущие себя словно подростки, действительно странное зрелище. Похоже, они не понимали, насколько мы с Люциусом на самом деле близки и в этом была, наверное, и наша с ним вина: и я, и он, всегда старались быть примером поведения, соблюдая этикет, правила и прочие условности, а это предполагает определенную холодность и отстраненность. Без этих масок они видели каждого из нас по-отдельности в приватной обстановке, но чтобы мы скинули их, находясь в их обществе вдвоем — небывалое событие.
— Эй, мы вообще-то тоже люди, — сообщил Люц детям, поднимаясь из сена и отряхиваясь. Все еще взъерошенный после нашей возни, с соломинками, набившимися в волосы, без мантии и абсолютно счастливо улыбающийся лорд Малфой, пожалуй, был не самым частым зрелищем даже для меня, а, учитывая наш стаж знакомства — это показатель.
— Но вы же взрослые… — неуверенно пролепетала Ами, разглядывая деда, словно тот чудо-чудное.
— И что? — поинтересовался Люциус. — Ты еще скажи, что лордам не положено в сене валяться.
— Представляю, что сказала бы бабушка, — протянула девочка, прищурившись.
— Могу тебя разочаровать: ничего не сказала бы, — включился в разговор я. — Во-первых, она слишком хорошо воспитана, чтобы делать замечания своему мужу, а, во-вторых… — я кинул заговорщический взгляд на Люциуса и, получив в ответ широкую улыбку, закончил мысль: — полагаю, она бы сама с удовольствием присоединилась к валянию в сене.
— Бабушка?! — хором вопросили близнецы, неверяще уставившись на меня.
— Не могу себе этого даже представить! — высказалась Ами.
— Ох, дорогая, — вздохнул я. — Поверь мне, ты вообще очень многого себе не можешь представить, и леди Нарцисса в сене — не самое сложное упражнение на развитие фантазии. Вы считаете дедушку и бабушкой древними стариками, неспособными на такие поступки, так?
Скорпиус с Ами переглянулись и, зардевшись, кивнули. Разумеется, я попал в точку: все юноши и девушки считают родителей, а уж, тем более, бабушек с дедушками — старыми и, вследствие этого, не допускают даже мысли о том, что они могут вести себя не так, как пристало их статусу и положению.
— А ведь им нет еще и семидесяти, — напомнил я. — Юными их назвать сложно, особенно учитывая испытания, через которые им довелось пройти, но до стариковского возраста им еще лет сто, в самом худшем случае. Так что… Попробуйте осознать простую вещь: не только вам хочется прыгать, бегать, веселиться, нарушать правила и заниматься прочими подобными вещами. Мы в этом плане мало чем от вас отличаемся. Пожалуй, только тем, что можем себе это позволить куда реже, чем вы, просто вследствие обязанностей, которые на нас лежат и несколько больших знаний, чем обладаете вы. Я не буду превращать этот разговор в лекцию о подобающем поведении, полагаю, вы вполне осведомлены о том, что это такое. Я лишь хочу сообщить, что вам пришла пора осознать, что есть моменты, когда необходимо вести себя как положено молодым лордам и леди, а есть моменты, когда можно дурачиться. Ваша задача теперь, когда вы умеете вести себя подобающе, научиться отличать одни моменты от других и разрешить себе иногда расслабляться.
— Вы же между собой, да и с мальчишками из ковена ведете себя свободно? Насколько я знаю, кое-кто и словечки крепкие весьма к месту и с фантазией употребляет, — продолжил мою мысль Люц, бросив весьма красноречивый взгляд сначала на Скорпиуса, а потом на Абрахаса.
— Ну, да, — отведя взгляд в сторону, признался мой сын.
— Гарольд для меня не меньший друг, чем вы друг для друга. Поэтому, я считаю возможным иногда вести себя с ним по-простому. До сегодняшнего дня вы видели нас в разных обстоятельствах: на официальных мероприятиях, в кругу семьи, в походах по магазинам, в общении с вами и вашими младшими братьями и сестрами, теперь мы показали вам еще одну грань нашего поведения, считая, что вы достаточно взрослые и способны увидеть и понять где и как себя можно вести, — Люциус все-таки решил совместить приятное с полезным и прочесть молодежи небольшую лекцию. Зная, что это его может развлечь надолго, я прикрыл глаза и расслабился, но лорд Малфой не дал мне задремать подойдя и тронув меня за плечо.
— М?.. — лениво поинтересовался я.
— Есть хочу! — заявил Люц. — Пожаришь мясо? А то я и кулинария несовместимы.
— Так и быть, пожарю, — согласился я. Пришлось встать, сходить умыться и заняться готовкой.
На счет своей несовместимости с процессом приготовления пищи Малфой нагло врал: мясо, которое он принес, было уже замариновано. Мне оставалось лишь проследить за тем, чтобы оно хорошо прожарилось и не более того, а то, что такое ответственное дело Люц не доверит ни Нарциссе, ни домовикам — совершенно очевидно.
— О! — принюхавшись к маринаду, воскликнула Ами. — Это же мясо по рецепту Долохова!
Тони, если бы не был таким разгильдяем, был бы превосходным зельеваром. Он чувствовал чего, сколько и в какой момент нужно положить в варево, чтобы получилось именно то, что он собирался сварить. Иногда он с легкостью и безо всяких расчетов делал то, на что у Северуса уходили месяцы, вот только хватало его энтузиазма ненадолго, а усидчивости, чтобы научиться контролируемо и по своему желанию вводить себя в состояние озарения и продуктивной работы, у него не хватало. В общем, Антонин Долохов в области зельеварения представлял из себя наглядную иллюстрацию того, что талант — это еще не все. Впрочем, то, что Тони не был зельеваром — хуже его не делало, но и “рецепт Долохова” был вещью нереальной. Готовил он только мясо и каждый раз, когда брался за это дело, получалось нечто оригинальное и отличающееся от того, что готовилось из тех же ингредиентов в прошлые разы.
— Теперь я знаю, как называется эта технология, — хохотнул Люциус и, увидав непонимание на лице внучки, объяснил, что углядел смешного в ее словах, проиллюстрировав свои объяснения парочкой наиболее показательных историц.
Дети хохотали от души, слушая о перипетиях Долохова, а я, под неспешный люциусовский рассказ, нанизывал мясо на шампуры. В какой-то момент ко мне присоединилась и Ами, и дело пошло быстрее, а потом нам всем оставалось лишь дождаться пока долгожданная пища наконец-то будет готова к употреблению.
В ожидании дети, тихонько о чем-то разговаривали, устроившись рядом с Пушистиком в сене, а Люциус уселся на лавку, подтащив ее к мангалу и расслабленно глядел на огонь.
— Я не рассчитывал на ночевку под открытым небом, — сообщил он, когда первая порция нанизанного на шампуры мяса подрумянилась.
— То есть, спальников у вас нет, — констатировал я. — Ну, трансфигурируем, в чем проблема-то?
— Ни спальников, ни умывальных принадлежностей, ни запасной одежды… Я-то думал будет небольшой пикничок, а тут целый поход с палатками, — улыбнулся он.
Аппарировать прямо отсюда в Мэнор, чтобы принести все необходимое, было далековато, а пользоваться трансфигурированными из подручных материалов предметами он не любил: если их творил не мастер в этом искусстве, то они все-таки отличались от настоящих не в лучшую сторону и долго ими пользоваться можно было только в случае необходимости. Мастеров трансфигурации среди нас не было.
— Поешь и смотайся к нам, — предложил я. — Гермиона соберет все, что требуется. Ну, или, хочешь, я смотаюсь?
— Нет, я сам, — отозвался Люц. — Особенно, если Север дома. Мне ему пару слов сказать надо.
— Был дома, а сейчас… Кто ж его знает?
Мясо дожарилось и было с аппетитом съедено и Люциус аппарировал, отправившись за походным снаряжением для себя и внуков, а я в окружении детей устроился в сене с тем, чтобы продолжить свое повествование дальше.

Глава 9. Глава 1. Часть 9.

— Следующие несколько лет прошли для меня и моей новой семьи хоть и очень интересно, но спокойно. Родители занимались нами и работали, мы с братьями учились в маггловской школе, и я впервые позволил себе побыть просто ребенком. Ну, во всяком случае, гораздо больше ребенком, чем когда бы то ни было до того. Полностью жить той жизнью, которой живут обычные дети у меня не получилось, но часть того, чего я был лишен в прошлом, с помощью приемных родителей, все-таки удалось восполнить. Я смог позволить себе творить обычные детские шалости, быть немножко разгильдяем, беззаботно играть… За долгие годы рядом со мной вновь появились люди, которым я научился доверять. Притом, не как боевым товарищам и друзьям, а как старшим, — я улыбнулся, вспоминая те ощущения, которые испытывал, находясь рядом с отцом и матушкой. — Впервые я чувствовал себя частью семьи. Защищенно. Надежно. Тепло и уютно. Меня любили. Обо мне заботились. Меня журили. И даже то, что периодически меня отчитывали, ничуть не портило картины: я понимал, что родители правы и ругают не из-за того, что боятся меня или хотят меня обидеть, а потому, что действительно переволновались из-за очередной моей проказы.
Родители никак не показывали своего беспокойства, но я знал, что они очень переживают по поводу того дня, в который мне предстояло отправиться в Хогвартс. И чем ближе становился этот день, тем сложнее было им скрывать свои чувства.
Письмо из школы пришло совой. Технически, я мог на него ответить: любая из малфойских сов запросто доставила бы мой ответ, вот только по роли, которую я играл, этого нельзя было делать. Вследствие этого, через три дня после прихода письма, в доме на Тисовой улице появился профессор Снейп.
Исходно, Дамблдор собирался послать за мной Хагрида, но Северус сумел очень ненавязчиво, и не вызывая подозрений, намекнуть, что тот бы еще кошку Филча послал за учеником, являющимся по совместительству героем магического мира. Директор подумал-подумал и, видимо, решив, что инициатива наказуема, послал за мной Снейпа.
Мы с ним прогулялись по Косой Аллее, закупая все необходимое к школе. Он, играя привычную для всех окружающих роль, шипел и периодически плевался ядом. Я, в свою очередь, играя роль, вертел головой, громко восхищался и старался как можно убедительнее изображать, что впервые в жизни вижу такие чудеса. К Олливандеру мы зашли в самую последнюю очередь и тот, после того, как я перебрал с полсотни волшебных палочек, ни одна из которых мне не подошла, продал мне волшебную палочку из остролиста, с сердцевиной из пера феникса, весьма недвусмысленно поведав, что она является как бы близнецом палочки Того-Кого-Нельзя-Называть. Вид у старого мастера был при этом такой, будто он доверяет мне страшную тайну и одновременно с этим мне показалось, что этой таинственностью Олливандер пытается замаскировать вину.
Не знаю, чего было больше: мнительности или наблюдательности, но то, что эта проданная мне палочка, подходила не идеально — было фактом, как и то, что именно ее мне и продали, как будто не увидев, что она не совсем та, что нужна. В общем, повинуясь смутным ощущениям, первым, что мы с Северусом сделали оказавшись дома, была проверка приобретения на предмет наложенных на него чар.
Разочарованными мы не остались: помимо штатной и обычной министерской следилки за колдовством несовершеннолетних, на остролистовой палочке было столько чар, что мы даже удивились. Просто выжечь все это “богатство” было невозможно: тот, кто его наложил, узнал бы об этом и наверняка предпринял бы меры. Вот только какие — было непонятно. Поэтому, мы сложили артефакт в коробочку и отправились в Германию к тому мастеру, у которого покупали для меня незарегистрированную палочку. Тот поцокал языком, выслушал задачу и принялся колдовать над нашей покупкой. В итоге, он снял с нее все лишние чары, перевесив их на деревяшку без сердцевины, а потом создал вокруг палочки, предназначенной для героя, сеть иллюзорных чар, изображающих те, что были на нее наложены. Таким образом, если бы кто-то не особо пристально всмотрелся в обезвреженную палочку, он не понял бы, что видит иллюзорные плетения заклинаний, а вовсе не настоящие.
— Иллюзия заклинаний? — удивленно переспросил Скорпиус. — Я, кажется, где-то читал, что такое теоретически возможно, но тебе, похоже, повезло встретить мастера в этой области?
— Я знаком с мастером Хагемейром еще с тех времен, как был Томом Реддлом. Тогда я продал ему некоторое количество довольно редких ингредиентов, годных для создания палочек, он тоже кое-что для меня сделал, ну, в общем, знакомство из шапочного постепенно стало довольно близким, хотя и осталось в рамках деловых отношений. Но их оказалось достаточно, чтобы он согласился проделать то, что он сотворил с проданной мне волшебной палочкой, и сохранить эти манипуляции в тайне, — ответил я. — К счастью, остролистовая палочка оказалась единственным сомнительным предметом и, после того, как она прекратила представлять из себя угрозу мне и нашим планам, я посчитал, что полностью готов к поездке в школу.
Я ненадолго прикрыл глаза, вспоминая ту свою поездку в Хогвартс. Она была весьма и весьма интересной, и очень отличалась от всех других, как до, так и после того.
— Как попасть на платформу девять и три четверти мне объяснять было не нужно, поэтому, попрощавшись с довезшими меня до вокзала родителями, я без труда преодолел разделяющий барьер и оказался на платформе, постепенно заполняющейся отъезжающими детьми и провожающими их родителями. Студенты шумно приветствовали друг друга, а первачки, особенно магглокровки, смотрели на все большими круглыми глазами. Я же… я пытался навскидку определить будущих врагов и друзей, с одной стороны, а с другой старался быть как можно незаметнее, чтобы иметь возможность наблюдать за всем со стороны, а не стать эпицентром чего-нибудь. Плюс мне нужно было держаться в роли, которую я представлял довольно смутно: воспитан магглами, по косвенным данным — в довольно суровых условиях. Ничего не знаю, ни с кем не знаком, всему удивляюсь и все в таком духе.
Мы долго вычисляли тот образ, которому мне предстояло соответствовать, используя в качестве источника информации прессу и немногочисленные обмолвки Дамблдора. Цельной картины у нас не получалось, вот хоть убейся, но я решил быть тихим и скромным. Во всяком случае, поначалу. Оделся я по-маггловски. Не богато, но чистенько, а главное — удобно. Мой школьный сундук был вполне обычным. В целом, я выглядел как вполне обыкновенный первокурсник, ну, разве что, был несколько лохматее всех прочих, но не более того.
Когда объявили погрузку, я втащил свой сундук в вагон, занял первое попавшееся свободное купе и, усевшись около окна, достал книжку и приготовился ждать. Честно сказать, чего именно жду, я тогда не знал, но интуиция мне подсказывала - что-то должно произойти уже на пути в школу. Она меня не подвела: в мое купе ввалился рыжий растрепанный мальчишка, одетый в какие-то обноски. С первого взгляда было видно, чей это сын, а обладая этим знанием, нетрудно было догадаться, что может принести такое соседство. Впрочем, явного повода выставить его из купе у меня не было, поэтому, я уткнулся в книгу, сделав вид, что полностью поглощен чтением.
Мой сосед, как и ожидалось, оказался довольно беспокойным. Он ерзал, вздыхал, пыхтел, покашливал и всячески старался привлечь мое внимание к своей персоне. Ему было скучно и он надеялся, что я его развлеку, а я вовсе не желал становиться для него лекарством от безделья и упорно продолжал читать. Наконец, он не выдержал, и, поднявшись со своего места, вышел из купе, куда-то отправившись и дав мне таким образом перевести дух. Оказалось, что все его попытки обратить на себя внимание, меня безумно раздражают и сдерживаться было очень непросто.
Следующим событием стали рыжие и одинаковые с лица старшекурсники, носившиеся по вагону и громко вещавшие о том, что они — гриффиндорцы, а их факультет — самый крутой факультет в школе. Их действия настолько напоминали агрессивную рекламу, что было даже удивительно: неужели на такие простые трюки кто-то всерьез может купиться?! Впрочем, подумав, я осознал, что да. Может. Притом, довольно легко. Просто для этого нужны определенные обстоятельства. Например, выбитость из колеи малышни — вполне подходящая почва для того, чтобы они действительно захотели попасть именно на гриффиндор, а не на какой-либо другой факультет. Это у меня было представление о том, куда бы я хотел распределиться и немалый жизненный опыт, а каково настоящим маленьким детям, если к их общей растерянности подмешать еще и такой метод давления?
Рыжие носились по вагону довольно долго, но все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и их импровизированное шоу, сменившись относительной тишиной. Мой беспокойный рыжий сосед, к счастью, все еще где-то пропадал, что дало мне возможность собраться с мыслями, а потом я погрузился в чтение книги, которую все еще держал в руках. Это занятие настолько увлекло меня, что я не услышал звука открывающейся двери купе.
— Привет. А что ты читаешь? — звонкий девичий голос раздался столь неожиданно, что я вздрогнул и чуть не выронил книгу. Молча я поднял взгляд на девочку, задавшую мне вопрос.
Небольшого роста, чуть вздернутый носик, красивого орехового оттенка глаза, в которых прямо-таки плескалось любопытство. Она смотрела не сколько на меня, сколько на мою книгу, а я разглядывал ее, отметив почему-то взлохмаченные не хуже, чем у меня самого волосы и мучительно пытался понять какой именно ответ будет правильным. Ссориться с кем бы то ни было, даже не доехав до Хогвартса, не входило в мои планы. Поэтому, отшивать в резкой форме любопытную девчонку было неправильным ходом, хотя ее бесцеремонность именно это желание и вызвала. Она явно собралась спросить что-то еще, но я молча показал ей обложку тома от которого она меня отвлекла и в следующий миг уже наслаждался выражением ее лица.
— Толкиен? — удивленно воскликнула она. — Но это ведь не магическая книга!
— И что? — поинтересовался я. — Можно подумать, что если я волшебник, так я должен читать только магические книги.
— Но ведь там столько интересного! — похоже, моя собеседница была действительно уверена в том, что все волшебники должны читать сугубо магические книжки.
— Властелин колец тоже интересное произведение, — пожал плечами я. — Неужели ты всерьез думаешь, что хорошие книги пишут только колдуны?
— Нет, но… — девочка смутилась и явно попыталась найти какие-нибудь аргументы в пользу чтения именно магической литературы.
— Ну, а раз так, то нет причин читать исключительно волшебные книжки, — высказался я.
— Толкиена можно почитать и дома, — наконец нашлась девочка.
— Верно, — согласился я. Моя собеседница явно была магглорожденной и, судя по тому, как она заинтересовалась моим чтивом, с большим уважением относилась к печатному слову. — Но есть одна проблема: у меня нет волшебных книг, за исключением учебников. А их я уже прочел, — терпеливо объяснил я.
— О! — с восторгом и некоторым удивлением в голосе, воскликнула моя собеседница. — Я тоже прочла все учебники, а еще… — и девочка принялась перечислять названия книг, которые прочитала. Их оказалось довольно много, что заставило меня несколько серьезнее отнестись к этой девчонке. Настолько серьезнее, что я даже решил несколько сократить дистанцию между нами.
— Меня зовут Гарольд Поттер. А тебя? — поинтересовался я и через несколько секунд был буквально ошарашен реакцией на мое имя.
— Поттер? — переспросила она растерянно. Потом лицо девочки приобрело настолько ошарашенное выражение, что мне показалось, что она рискует задохнуться.
— Поттер, — как можно спокойнее подтвердил я, откладывая в сторону томик Толкиена. — И что в моей фамилии тебя столь поразило?
— Ты ведь… Ты Мальчик-Который-Выжил?! — выпалила так до сих пор не представившаяся девочка, вытаращившись на меня.
— Ну, я совершенно определенно жив, — пожалуй, подобная реакция была первым, что выбило меня из колеи за многие годы. Я просто не знал что ей ответить. Да, формально я являлся тем самым мальчиком, о котором она говорила, но в то же время — я им совершенно не был.
— Меня зовут Гермиона Грейнджер, — видимо, вспомнив о воспитании, сообщила свое имя моя новая знакомая и ее щеки покрылись румянцем. — Извини, что я так… Это… — она мучительно подбирала слова, а я думал, что она первая, но далеко не последняя, кто так среагирует на мое имя, и идея поездки в Хогвартс стала вдруг куда менее привлекательной, чем казалась, пока я находился дома или у Малфоев. — Это просто очень неожиданно! Я читала о тебе в книгах и… Как-то не думала, что могу встретиться лично с человеком, о котором в них написано.
— Очень приятно, — ответил я ей. — Видимо, ты очень любишь читать? — спросил я просто для того, чтобы не молчать.
— Да! Очень! — с жаром отозвалась Гермиона, явно обрадовавшись предложенной теме.
Постепенно возникшая неловкость прошла и оказалось, что мне может быть даже интересно со сверстницей. До этого большая часть моих ровесников казалась мне непроходимыми тупицами. Исключение составляли только мои сводные братья и, пожалуй, Драко Малфой, но они были своими. Другие же дети вызывали у меня лишь раздражение. С ними постоянно приходилось напоминать себе, что я выгляжу ребенком и вести себя должен соответственно. С Гермионой можно было чуть-чуть расслабиться и позволить себе минимум привычного театра.
— На какой факультет ты хочешь попасть? — в какой-то момент поинтересовался я, решив проверить свою мысль о навязчивой рекламе имени семейства Уизли.
— На Гриффиндор, — ни секунды не задумавшись, ответила Гермиона и попыталась рассказать мне о том, какой это замечательный выбор.
— Но почему именно туда? — прервал я ее.
— А куда еще? — непонимающе переспросила она. — В Слизерине учатся все темные маги…
— В Хогвартсе целых четыре факультета, — возразил я. — Да и в истории магической Британии известны Темные Лорды — выходцы с Гриффиндора. Так что это — не аргумент.
Гермиона задумалась, а я сидел и с интересом разглядывал как по мере размышлений меняется выражение ее лица.
— Разве у учащихся есть выбор куда попасть? — наконец, спросила она.
— Говорят, что шляпу можно попросить… Я бы на твоем месте стремился в Райвенкло. Ты настолько любишь учиться, что, на мой вкус, тебе там самое место.
Нашу беседу прервал звук открывающейся двери купе. Я напрягся, думая, что это вернулся Уизли, но, увидев на пороге Драко Малфоя, выдохнул с облегчением.
— Общаетесь? — поинтересовался тот, входя в купе. — Гарольд, представишь меня своей спутнице?
— Конечно, — улыбнувшись, ответил я и, встав со своего места, церемонно произнес: — Гермиона, позволь представить: Драко Малфой, наследник рода Малфой.
Драко вежливо наклонил голову, а Гермиона смутилась и с беспокойством поглядела на меня, словно бы ожидая подсказки.
— Драко, — продолжил я, — Это — Гермиона Грейнджер, прошу любить и жаловать.
— Очень приятно, мисс Грейнджер, — произнес Малфой, в свою очередь, поглядев на меня. В его взгляде читался вопрос: что я нашел в этой девчонке?
— Мы разговаривали о распределении на факультеты, — сообщил я, плюхнувшись обратно на свое место.
За то время, что я провел, общаясь с Гермионой, я понял: эта девочка мне интересна. Настолько упорядоченный разум в столь юном возрасте — довольно редкое явление, а умные люди мне всегда нравились. Конечно, знания у девочки были весьма поверхностными и разрозненными, но она обладала практически фотографической памятью, любопытством и уже была способна анализировать ту информацию, которую получила. Поэтому, я твердо решил, что продолжу с ней знакомство и лучше будет, если они с Драко найдут общий язык.
— Я буду учиться на Слизерине, — уверенно заявил Малфой и расположился напротив Гермионы. — Там учились мои родители.
— Мои родители учились в университете королевы Марии* на врачей. Они не волшебники, — сообщила ему девочка. — Я хотела в Гриффиндор, но Гарольд утверждает, что мое место в Райвенкло.
— В этом университете есть и магическое отделение. На нем училась моя мама, когда закончила Хогвартс. У нее дар снимать самые сложные и темные проклятья и, хоть она и не ходит каждый день на работу, довольно часто консультирует пациентов волшебных больниц, — поделился Драко. Информация о семье была довольно личной, но делясь ею Малфой дал мне понять, что уловил мое желание и готов сотрудничать с нашей новой знакомой, несмотря на ее статус и кровь.
За те годы, что я регулярно появлялся в доме родителей Драко, мы успели с ним довольно коротко сойтись. Да, он был ребенком, но… Воспитание давало о себе знать. Он понимал, что такое субординация и четко ее соблюдал, а в этой иерархической лестнице я, будучи даже чуть младше него, стоял выше его отца — лорда и главы рода. Сам Драко был всего лишь наследником, что автоматически делало его моим подчиненным(Странно. Даже если при Драко старший Малфой называл Гарри Лордом Поттером, едва ли это говорило о том, что Люциус является вассалом - обычное формальное общение равных по статусу Тем более это не давало повода Драко отождествлять Поттера с Риддлом)). Я не пользовался своей властью и привилегиями, но специфически воспринимающий мир и свое положение в нем Малфой, и без специальных команд понимал: если высший по положению заинтересовался кем-то то это, скорее всего, не блажь и к этому человеку стоит присмотреться внимательнее.
— А почему Гарольд подумал, что ваше место в Райвенкло? — вежливо, но очень дружелюбным тоном поинтересовался Драко. Он разглядывал Гермиону очень внимательно, хотя и старался это делать как можно незаметнее и непринужденнее.
— Мне нравится учиться, — пожала плечами девочка. — Я очень люблю читать…
— Еще у Гермионы отличная память и мне показалось, что она способна анализировать и систематизировать то, что узнала, — вклинился в разговор я, с одной стороны делая комплимент своей новой знакомой, а с другой объясняя Малфою что именно в этой девочке привлекло мое внимание.
— Если так, Гарольд прав, — кивнул Драко, выслушав ее и меня. — Шляпа распределяет на факультет Ровены тех, кто может стать исследователем и ученым, а люди с такими умениями, как у вас, мисс Грейнджер, не часто встречаются.
Гермиона опять смутилась, вот только было непонятно почему: то ли столь официальное обращение из уст сверстника сыграло свою роль, то ли то, что Малфой столь недвусмысленно поддержал меня, то ли от того, что ей сделали очередной комплимент. В любом случае, теперь у меня была некоторая надежда на то, что таланты этой девочки получат шанс развиться максимально. Декан Райвенкло — профессор Флитвик — очень заботился о развитии способностей своих подопечных, о чем не раз и не два рассказывал Северус.
Некоторое время разговор вращался вокруг темы распределения на факультеты в частности, и устройстве магического образования в целом. Мы с Гермионой задавали Драко вопросы, а тот чинно и обстоятельно отвечал. От меня вопросов было не много и задавал я их лишь проформы ради, но Гермионе было действительно интересно и она впитывала получаемую информацию словно губка. А я все ждал когда всплывет вопрос о том, где и как мы познакомились с Малфоем и радовался, что придумал ответ на него заранее. Постепенно обстановка в купе стала непринужденной, Гермиона попросила Драко обращаться к ней менее официально и тот спокойно перешел к неформальному обращению, что стало для меня своего рода сигналом: Малфой оценил мою находку по достоинству и признал ее потенциальную полезность.
В какой-то момент вопрос, которого я ожидал, был задан и я совершенно спокойно ответил:
— В магазине мадам Малкин, когда покупал мантии для школы. Ты ведь представляешь себе мои ощущения от попадания в магический мир? А тут Драко… Вежливый, приветливый и не пытающийся со мной подружиться, увидев знаменитый шрам на моем лбу.
— Шрам? — удивилась Гермиона. Раз она читала обо мне в книгах, то уж о чем, о чем, а об этой эпической отметине должна была знать.
— Ну, да, — кивнул я. — В виде молнии. Мне не понравилось, как на меня все пялятся и я попросил декана Слизерина, который сопровождал меня в Косой Аллее, помочь его как-нибудь, если не убрать, то хотя бы замаскировать. Профессор Снейп, через несколько дней после нашего похода, принес баночку с какой-то мазью. Она маскирует эту отметину и теперь каждый встречный не пытается пожимать мне руку, не лезет обниматься и не рассказывает какой я великий герой.
— Здорово! — восхитилась девочка, а я мысленно выдохнул. Очередной узкий момент был благополучно преодолен и, похоже, мой ответ полностью удовлетворил въедливую Гермиону.
Драко посидел еще какое-то время, а потом ушел, впрочем, пообещав вернуться и пообедать с нами. Мы с Гермионой спокойно болтали, легко находя общие темы, но вскорости идиллия была нарушена явлением Уизли, о котором я как-то даже подзабыл.
— Я обошел весь поезд, — сообщил он, плюхаясь на свободное место, — но его так и не нашел!
— Кого? — спросила Гермиона, на наличие в купе которой, похоже, рыжий даже не обратил внимание.
— Гарри Поттера! — ответил Уизли. — Мама говорила, что он поедет в Хогвартс в этом году, и мы с ним подружимся, а его нигде нет.
Услышав это я нахмурился: выходило, что это рыжее недоразумение готовили в друзья национальному герою. Очень мило. Вот только меня это совершенно не устраивало. Я достаточно знал о семействе Уизли, чтобы держаться от них как можно дальше. Мало того, что Уизли были предателями крови, так еще и все старшее поколение этой семьи, включая двоих старших сыновей, были ярыми сторонниками Дамблдора.
Гермиона растерянно поглядела на меня, но, увидев выражение моего лица, догадалась, что я не больно-то спешу раскрыть инкогнито, промолчала. Рыжий же, решив, что обрел благодарную слушательницу, принялся вещать о том, что он всю свою жизнь мечтал познакомиться с Гарри Поттером и жаждет стать его лучшим другом. Из этого потока сознания мне удалось вычленить несколько основных моментов: во-первых, всю жизнь, сколько Рон себя помнил, ему внушали, что он станет другом национального героя и это внушение таки дало плоды — мальчишка искренне считал эту идею своей и действительно жаждал ее воплотить в жизнь. Во-вторых, стало совершенно очевидно, что этот Уизли рос, если не как трава в поле, то как-то очень близко к тому. К одиннадцати годам, у него не проявилось каких-либо особых талантов, он не магической силой, его мало что интересовало, кроме еды, квиддича и, каким-то загадочным образом затесавшихся в этот незатейливый список — шахмат. В общем, слушая его, я понимал, что как бы не распланировал жизнь Гарри Поттера великий Светлый — Рон Уизли ни при каких условиях не войдет в круг моего общения. Ну, разве что, в качестве подопытного кролика или боксерской груши. Терпеть рядом с собой настолько неприятную личность было выше моих сил, даже несмотря на понимание того, что это может нарушить планы Дамблдора и, как следствие, не позволит мне что-то полезное разузнать.
Прикидывая, чем может обернуться мой отказ дружить с Уизли, я настолько погрузился в себя, что попросту не слышал большей части его нытья, а вернуться к реальности меня заставила Гермиона.
— Тут привезли сладости, — сообщила она, прикоснувшись к моему плечу. — Ты что-нибудь хочешь купить?
Я кивнул и, вынув из кармана несколько монет, вышел из купе. Волшебные сладости не были мне в новинку и поэтому я спокойно купил несколько видов конфет и пирожных, ориентируясь на свой вкус и памятуя о том, что больше всего нравится Драко. Гермиона с интересом оглядывала содержимое тележки, но вид некоторых вкусностей вызывал в ней скорее опасения, чем желание попробовать, но, видя, что я приобрел пирожные, которые нетерпеливо подпрыгивали в коробке и меняли свой цвет, девочка решилась и достала кошелек.
Мы вернулись в купе и выгрузили все наши покупки на стол. Оказалось, что их столько, что они едва там поместились. Рон, сидевший демонстративно уставившись в окно, делал вид, что ему все фиолетово, но когда Гермиона предложила ему угощаться, набросился на сладкое так, словно ничего слаще морковки ему от роду не перепадало.
Рон… хм… ел, а мы с Гермионой, иногда переглядываясь, молча сидели напротив него. Я прикидывал, что будет, если Уизли сожрет все, что мы купили? А девочка из хорошей семьи, походу, просто впала в ступор, наблюдая полное отсутствие манер.
— А на какой факультет ты хочешь попасть? — в какой-то момент поинтересовалась Гермиона у активно жующего Рона.
— На Гриффиндор! — ничуть не заботясь о том, что из его набитого рта выпадают кусочки пищи, ответил тот. Девочка умудрилась не поморщиться, наблюдая эту картину, но быстро глянула на меня, а я постарался изобразить на своем лице все, что я думаю о манерах Уизли. — Это самый лучший факультет! — продолжил Рон, дожевав очередное пирожное и хватаясь за новое. Далее последовала пространная лекция на тему того, чем же именно Гриффиндор так хорош.
Судя по выражению лица Гермионы, она была не рада, что задала рыжему вопрос, а я тихо радовался: моя новая знакомая умна. Во всяком случае, у нее хватит мозгов прикинуть, что если она попадет на один факультет с Уизли, то ей семь следующих лет придется наблюдать пожирания еды в его исполнении. Был бы я ею, одного этого мне хватило бы, чтобы жаждать распределения куда угодно, только не на тот факультет, куда попадет Уизли.
Рон, рассказывая о прелестях львиного факультета, пошел по третьему кругу и это заставило меня задуматься. Что-то в его поведении было не так. Непонятно что. Но… Интуиция, которой я привык доверять, подсказывала мне, что тут не все так просто, как кажется на первый взгляд. Да, бывают совершенно невоспитанные люди. Да, бывают полные идиоты. В конце-концов — у всех свои недостатки, но все-таки в Роне было нечто, кажущееся искусственным. Проверить свою догадку сразу я не мог: и легенда не позволяла, и не настолько филигранно я еще мог контролировать свою магию, чтобы затевать такие эксперименты, поэтому поставил себе заметочку — попросить Северуса проверить рыжего. Вдруг, что-то этакое найдется и, возможно, даже окажется небезынтересным.
Мое терпение было уже на исходе, когда дверь нашего купе отворилась и на пороге появился Драко. Он, как и обещал, собирался отобедать с нами и вернулся, держа в руках корзинку с провизией, собранной заботливыми домовиками наследнику рода в дальнюю дорогу.
— А этот что тут забыл?! — взвыл все еще продолжавший жрать Рон, окатывая не ожидавшего ничего подобного Малфоя прямо-таки фонтаном недопережеванных сладостей. — Это же будущий слизень!
Следующие несколько минут были, пожалуй, были одними из самых шумных в моей жизни. Рон вопил как потерпевший, а Драко взирал на него со спокойствием олимпийского божества, чем, естественно, распалял оппонента все больше и больше. Уизли стал ярко красного цвета, в глазах полыхала настоящая ненависть и то, что он, исчерпав довольно убогий список ругательств, полезет драться — было очевидно, впрочем, как и то, что я не позволю ему причинить вред никому из присутствующих. Малфоя я должен был защищать, вследствие своего статуса, Гермиону не дал бы в обиду просто потому, что она девочка и вообще не при делах, ну и на все это наложилось накопившееся желание хорошенько дать по голове рыжему недоразумению. Не долго думая, я обезвредил Уизли, наложив на него пару заклинаний, а потом мы с Драко, найдя свободное купе, перетащили обездвиженного, и наконец-то молчащего Рона, туда.
— Ты все еще жаждешь попасть на Гриффиндор? — не без ехидства поинтересовался я у Гермионы, когда мы с Малфоем вернулись в наше купе. Девочка отрицательно помотала головой.
— А с ним ничего плохого не случится? — спросила Гермиона, а потом ее глаза сделались совсем круглыми: — И… что ты с ним сделал? Тебе за это ничего не будет?
— С ним — не случится, — спокойно ответил я. — Я просто обездвижил его и наложил заглушку, чтобы не орал словно баньши. Это совсем не сложные заклинания и освоить их может даже первокурсник. И нет, мне за это ничего не будет: формально — я не нарушил никаких правил.
— Но ведь колдовать несовершеннолетним волшебникам вне Хогвартса нельзя, — возразила девочка, явно уделившая внимание разнообразным правилам, которыми регламентируется жизнь ученика школы чародейства и волшебства.
— Нельзя колдовать, во-первых, студентам Хогвартса. Я таковым еще не являюсь. Во-вторых, на каникулах. Так как я еще даже не учусь в школе, речи о каникулах не идет. В-третьих, в присутствии магглов. Ты тут хоть одного видишь? — Гермиона замотала головой, а я ухмыльнулся.
— Во всем есть границы применимости и нюансы, — подал голос Драко. — Гарольд просто воспользовался правилом: что не запрещено — разрешено, и не более того.
Гермиона задумалась, а Малфой, потеснив недоеденные Уизли сладости и избавившись от раскиданных им оберток, водрузил на стол принесенную корзину с обедом.
— Мисс Грейнджер, побудьте хозяйкой, — вежливо обратился он к девочке. — Накормите мужчин обедом.
— О! — воскликнула Гермиона и, вскочив со своего места, ринулась к выходу из купе. — Мне мама напекла в дорогу пирожков и купила сок. Я сейчас вернусь! — пообещала она, убегая.
— Вот они! Женщины! — патетически воскликнул Малфой, падая на сидение и закатывая глаза.
— Да ладно тебе, — пробурчал я. — Хорошая девочка. Воспитанная. Достаточно разумная. По-моему, из нее выйдет толк.
— Так и скажи: она мне нравится, — ехидно прищурившись, предложил Драко.
— Ну и скажу, — ничуть не смущаясь, ответил я.
Мы могли бы довольно долго подкалывать друг друга, но вернулась Гермиона, ведя за собой нескладного полноватого мальчишку, который при виде Малфоя побледнел и попытался вырвать свою руку из цепких пальчиков девочки.
— Это Невилл, — сообщила Гермиона. — Он потерял свою жабу, и я пообещала помочь ему, как только мы поедим. А еще он забыл дома то, что приготовила ему в дорогу бабушка, поэтому, если вы не против то, я пригласила его отобедать с нами.
— Невилл Лонгботтом, — чуть заикаясь, и не зная куда деваться, представился мальчик.
Мы с Драко поднялись со своих мест.
— Гарольд, наследник рода Поттеров, — представился я. — Буду рад, если вы разделите с нами трапезу.
Глаза у Невилла слегка округлились, когда он услышал мое имя.
— Драко, наследник рода Малфоев, — церемонно представился Драко, — рад познакомиться с наследником славного и уважаемого рода.
Гермиона же, не обращая внимание на наши расшаркивания, хлопотала вокруг стола, доставая еду из малфоевской корзинки и своего пакета.
— Мальчики, заканчивайте церемонии, — подала она голос, закончив сервировку. — Давайте уже поедим.
— А потом мы с удовольствием поможем найти вашу жабу, наследник Лонгботтом, — предложил я, делая приглашающий жест.
Невилл, окончательно смутившись, уселся на краешек сидения.
Лонгботтомы… Готовясь к отправке в Хогвартс, я тщательно изучил список как преподавателей, так и студентов и представлял с кем именно мне предстоит учиться. При том, изучил не только своих ровесников, но и старших студентов. Про Невиллову родню я знал не много: родители в первой магической войне выступали на стороне Дамблдора и пострадали от действий Лестрейнджей, воспитывался мальчик своей бабушкой, супруг которой умер при неясных обстоятельствах. Отношение Августы Лонгботом к директору Хогвартса и его ордену было неизвестным. Родовыми талантами являлись гербология и магозоология. Отец Невилла, как это ни странно для этого рода, был боевым магом и служил в Аврорате. В общем, ничего особенного, но род был древним и уважаемым, а наследник вполне мог получить характерные для Лонгботомов дары. Знакомый же герболог или магозоолог — полезный в хозяйстве специалист, поэтому я поставил себе пометку к Невиллу приглядеться, а Гермиона обеспечила отличный повод это сделать.
— Можно просто Невилл, — промямлил наследник Лонгботтом, принимая из рук Гермионы сандвич.

_______________________________
*Queen Mary, University of London — государственный исследовательский университет и один из учредительных колледжей федерального Лондонского университета. Это один из крупнейших и престижнейших вузов Великобритании.

Глава 10. Глава 1. Часть 10.

— Совместное принятие пищи является одним из сакральных процессов. Вы это знаете, — я обвел взглядом зачарованно слушающих меня детей и, получив согласные кивки в ответ, продолжил рассказ. : — Знали это и мы. Все, кроме Гермионы. У магглов это действо давно утратило свое значение. Разделенные хлеб и соль перестали являться залогом мирных намерений, но у нас они священны.
— Ты столько рассказал об устройстве нашего мира, что я чувствую себя просто дикарем, — подал голос мой сын. — Но из всего тобой рассказанного следовало, что ничто не бывает просто так. Скажем, для красоты. Совместная трапеза тоже не просто традиция?
Я кивнул.
— Хорошо, что ты не боишься показаться неучем и задаешь вопросы, — похвалил я наследника. — Да, это не просто традиция. У нее есть свои объяснения. Во-первых, по вкусовым предпочтениям можно с достаточной уверенностью предположить в каких областях лежат дары сотрапезника.
— Я знаю, что все менталисты — сластены, — подала голос Ами.
— А боевики — обожают мясо! — поддержал ее Скорпиус.
— Правильно, — согласился я. — Целители включают в свой рацион очень много рыбы и морепродуктов, артефакторы потребляют все, сдобрив пищу огромными количеством жгучих специй. Я — характерный пример. Зельевары очень много пьют и предпочитают пищу, содержащую максимум клетчатки, ну и так далее.
— Выходит, по тому, что мы едим, сведущие люди могут сделать вывод о том, что мы можем, — подытожил Абрахас.
— Именно так, — подтвердил я. — Конечно, это косвенные данные и их можно исказить, но свободно есть именно то, что хочется — это определенный уровень доверия, который выстраивается между сотрапезниками на подсознательном уровне. Поэтому-то существуют определенные правила, с которыми вы знакомы с самого детства.
— Мама всегда говорила мне, что леди должна в гостях есть как птичка и только легкую пищу, — вспомнила Ами.
— А еще она объясняла, что правильно попробовать понемногу ото всех блюд, а не налегать на какое-то одно, — высказался Скорпиус.
— Все верно, — одобрительно отозвался я. — Кроме того, что мы едим, сотрапезники видят как мы это делаем и это тоже определенная информация, которую можно получить, если знать на что и как смотреть. Ну и самое важное. Может быть, вы обращали внимание: любая дружеская вечерника не обходится без угощения, точно также, как успешные деловые переговоры всегда завершаются не только рукопожатием, но и совместным приемом пищи. Подношением умершим и жертвой богам являются хлеб, фрукты, соль и злаки, но, вы, видя это наверняка не задумывались почему это именно так.
— Я спрашивал отца, — признался Абрахас. — Он рассказал почему так, но я тогда был слишком маленьким, чтобы понять, а потом забыл. Сейчас — вспоминаю: он говорил, что в еде очень много магии и преподнося дары умершим предкам, мы жертвуем не столько пищу, сколько магию, которая поддерживает их за Гранью.
— Да, — подтвердил я. — Но она не просто уходит к ним, мы в ответ можем получить их благодарность, которая выражается, например, в виде усиления родовых даров. Допустим, двое не очень сильных и одаренных магов ждут ребенка. Они в обязательном порядке в День предков принесут подношения. Результат не гарантирован, но их ребенок имеет шанс получить в дар от предков какой-нибудь ярко выраженный и сильный талант. И подобного рода примеров множество. В общем-то, я не открываю вам сейчас какие-то там забытые тайны или что-то в этом роде, я просто хочу показать: все, что мы делаем имеет под собой определенные причины. Возможно, впрочем, что на самом деле наши действия подобного рода имеют мало общего с результатом, который получается. Может быть, это просто так совпадает, но… Пара примеров — это совпадение, а пара десятков — это уже скорее система. Мы пока не знаем, почему те или иные действия, типа принесения даров предкам, не всегда срабатывают… Но это отдельная тема для изучения.
— А почему удачные сделки завершаются совместной трапезой? — спросила Ами.
— Есть два объяснения этому обычаю: магическое и вполне маггловское. Мне, пожалуй, больше нравится второе, — ответил я. — Это… — я задумался, как бы объяснить понятнее. — Ну, смотри. Допустим, ты сделала что-нибудь хорошее, тебя похвалили. И другой пример: ты сделала что-то хорошее, тебя похвалили и дали конфетку. Разница есть?
— Пожалуй, — протянула Камелия. — Но… я не возьмусь объяснить в чем она.
— Маггловские психологи называют это положительным подкреплением, — объяснил я. — Дело в том, что пища, как таковая, очень важна для нас всех. Без нее мы не сможем жить. По сути, тебе, за твое свершение, дают то, что позволяет тебе продолжить жить, а это, согласись, очень весомо. Вот как-то так.
— Получается, что, если меня в наказание за какой-то проступок, оставят без обеда — у меня отнимут то, что позволяет мне жить? — спросил Скорпиус.
— В общем, да, — кивнул я. — И в этом, пожалуй, истинная сущность подобного рода наказаний. Вообще тема еды — это очень интересный и многогранный вопрос и, если не полениться и вдумчиво почитать о культурных традициях разных народов, можно почерпнуть много интересного. Но, вернусь к моему рассказу…

***

Пообедав, мы помогли Гермионе прибрать со стола и отправились на поиски жабы. Обнаружилась та в уборной соседнего вагона. Дверь была закрыта и на нее были наложены заглушающие чары, что однозначно давало понять: питомец Невилла не сам туда попал. Узнать кто именно сотворил мелкую пакость не представлялось возможным и мы все вчетвером вернулись в наше купе.
Невилл почти перестал стесняться и выяснилось, что он очень увлечен гербологией, хотя это увлечение отнюдь не радует его бабушку. Гермиона спросила нового знакомого на какой факультет тот хочет попасть и тот, смущаясь, сказал, что в Гриффиндор.
— Но почему именно туда? — спросил я.
— Мои родители и бабушка учились на этом факультете, — пожав плечами, ответил Невилл.
— А другие родственники? — продолжил расспрашивать я.
— Дед учился на Хаффлпаффе, — выдал наследник рода Лонгботтомов. — Прадед — тоже, прабабушка была с Райвенкло…
— Вот видишь: двое мужчин рода Лонгботтом из трех были выпускниками Хаффлпаффа, и это их ничуть не испортило, — высказал свое мнение Драко.
— Между прочим, декан этого факультета профессор Спраут — преподаватель именно гербологии, — поведал я. — Представь, сколько вопросов ты смог бы ей задать, находясь под ее опекой и каким вещам научиться!
— Если бы я была увлечена гербологией настолько же, насколько ею увлечен ты, я бы мечтала попасть на факультет, декан у которого специалист именно в этой области, — в свою очередь, высказалась Гермиона.
— А я и мечтаю туда попасть, но бабушка… — хмурясь, пробурчал Невилл. — Она хочет, чтобы я был похож на своего отца…
— Но, если тебя распределят на какой-то факультет, это же нельзя будет изменить? А бабушка… Ну, поворчит немного, ну, даже возможно поругается, вот только дело будет уже сделано, — я честно попытался заронить в голову Невилла сомнения. Понаблюдав за ним некоторое время, я понял, что на львином факультете ему делать нечего. И дело было даже не в том, что он не слишком-то щедро наделен чертами, свойственными гриффиндорцам. Просто я знал кто там сейчас учится и какие нравы царят на этом факультете. Невилл же, будучи стеснительным и неуверенным в себе мальчуганом, оказался бы среди львов в проигрышном положении.
— Бабушка любит тебя и хочет для тебя всего самого лучшего, — поддержала меня Гермиона. — Неужели она действительно всерьез может быть против того, чтобы ты получил возможность реализовать свою мечту?
— Нет, — неуверенно покачал головой Невилл, а мне оставалось лишь пожалеть его. Похоже, слухи об авторитарности леди Августы были даже несколько преуменьшены, если уж даже ее внук сомневался в том, что она поймет и примет его наклонности.
Мы втроем еще некоторое время убеждали Лонгботтома в том, что ему самое место в Хаффлпаффе, а когда все наши аргументы исчерпались, разговор перешел на другие темы. Так, болтая обо всем, мы и доехали до Хогвартса.
Хагрид собрал всех первокурсников и, перевезя их на лодках через озеро, сдал с рук на руки профессору МакГоннагал, которая и привела нас в небольшую комнату, перед тем, как отвести на распределение. Этот процесс волновал всех первокурсников, кроме меня и, пожалуй, Малфоя. Уизли рассказал, что нас всех ожидают страшные испытания, мы с Драко переглянулись и лишь фыркнули, услышав это, а Гермиона с Невиллом удивленно поглядели на Рона. Впрочем, его откровения произвели впечатления разве что на магглорожденных, да и то не на всех. Чистокровные дети и те из магглокровок, кто удосужился прочесть историю Хогвартса, представляли себе как именно происходит процедура распределения.
Наконец, нас ввели в Большой Зал.
Первой из нашей компании к табуретке со Шляпой отправилась Гермиона. Она была настроена весьма решительно и древний артефакт сообщил, что распределяет ее на Райвенкло, стоило лишь ему оказаться на голове у девочки. Малфой вполне предсказуемо отправился за стол Слизерина. На голове Невилла Шляпа пробыла добрых пять минут и, в итоге, красный от переполнявших его чувств Лонгботтом отправился за стол Хаффлпаффа. И, наконец, настала моя очередь.
— Гарри Поттер! — произнесла мое имя профессор МакГоннагал и я, успев пронаблюдать насколько округлились глаза Рона Уизли, отправился к табурету.
— Ну и что прикажешь с тобой делать? — поинтересовалась Шляпа, оказавшись на моей голове.
— Я хочу попасть на Хаффлпафф! — сообщил я ей.
— Что ты там забыл? — спросила она и мне показалось, что мой выбор ее удивил.
— Я не хочу на Гриффиндор потому, что меня туда интенсивно запихивают, Райвенкло — тоже не слишком мне подходит: наука не является для меня целью. Слизерин хоть и подходящее для меня место, но это слишком вызывающе. Остается лишь Хаффлпафф, — честно ответил я.
— Волк в овечьей шкуре? — не без ехидства уточнила Шляпа и заорала на весь зал: — Хаффлпафф!
Со стороны стола хаффлпаффцев раздались вначале неуверенные, а потом все более громкие аплодисменты, гриффиндорцы разочарованно загалдели, а я, спокойно сняв Шляпу, отправился за стол факультета, на который и хотел попасть.

***

— А почему именно туда? — спросил Скорпиус, когда я замолчал, чтобы промочить горло давным-давно остывшим чаем.
— Ну тут все довольно просто. В те времена в школе было два полюса: Гриффиндор и Слизерин. Эти два факультета жесточайше конкурировали друг с другом. И ладно бы просто конкурировали. Уже в те годы, что в школе учился Том Риддл, между этими факультетами намечалась конфронтация, а с того момента, как директором Хогвартса стал Дамблдор, все стало еще хуже. Из здоровой конкуренции взаимоотношения студентов этих факультетов превратились в прямое противостояние, с вкраплением взаимной вражды, а иногда и ненависти. Оказываться на любом из полюсов мне было совершенно невыгодно. Я планировал спокойно общаться со всеми учениками, которые меня заинтересуют. Райвенкло не подходил потому, что его представители обычно довольно замкнуты и настолько погружены в учебу, что ни для чего другого у них просто не остается ни времени, ни сил. Учитывая это, я, реализовывая свои планы, выглядел бы белой вороной на фоне райвенкловцев, — объяснил я.
— Ну да, школа, как место где учатся, тебе была нужна примерно также, как рыбке зонтик, — фыркнул Абрахас.
— Вот именно, — согласился я. — В мои планы входило наблюдать, простраивать связи и привлекать сторонников. И делать это так, чтобы все выглядело как можно естественнее. А что может быть обыкновеннее дружелюбного хаффлпаффца?

***

После распределения состоялся традиционный пир, потом Дамблдор толкнул речь, предупредив всех студентов о том, что ходить в коридор на третьем этаже строжайше запрещено, и пожелал спокойной ночи.
Профессор Спраут, сопровождавшая своих старых и новых подопечных до самой гостиной, вошла вслед за детьми и, быстрым взглядом пересчитав их, прикрыла за собой дверь.
— Прежде, чем все вы отправитесь в постели, я хочу сказать несколько слов, — начала она тихим голосом и все, даже клюющие носом первокурсники, обратились в слух, прислушиваясь к негромкой речи своего декана.
— Многие из вас слышали то, что я собираюсь сказать, но думаю, лишний раз услышать это никому не повредит, — улыбнувшись, продолжила она и я заметил на лицах старших ребят ответные улыбки. — Нам всем предстоит жить, учиться и работать вместе. Кто-то из вас учится в школе последний год, кто-то только начинает свое обучение, но и для тех, и для других, наш факультет навсегда останется второй семьей. Местом, где постараются помочь, выслушают, с удовольствием порадуются успехам и поддержат в трудные минуты.
Об учениках Хаффлпаффа говорят немного, однако, именно из них выросла большая часть артефакторов и целителей, поэтов и художников, учителей и воспитателей, геологов и гербологов. Именно мы обычно занимаемся селекцией животных и выводим новые сорта растений. Мы шьем одежду и куем оружие. Мы изготавливаем мебель и детские игрушки. Без нашей усидчивости и внимания — магический мир невозможен.
Гриффиндорцы — воины. Они поддерживают закон и порядок, умирают в войнах, защищают страну, когда появляется необходимость.
Равенкловцы — разум. Они изобретают зелья и заклинания, хранят, систематизируют, приумножают знания и исследуют все новое.
Слизеринцы — это воля и жажда жизни. Они превосходные политики и коммерсанты, заговорщики и дипломаты, шпионы и тайная полиция.
Но где были бы гриффиндорцы без оружия и артефактов, которые мы изготовляем)? На чем писали бы равенкловцы, не будь у них бумаги, пергамента, перьев и чернил, которые мы производим? Чем управляли бы слизеринцы, если бы мы не создавали материальных благ?
Я слушал профессора очень внимательно. Такой взгляд на мир оказался для меня нов и весьма неожидан. Мне хотелось задать ей множество вопросов, но я решил, что это подождет и продолжил прислушиваться.
— Мы не лезем в конфликты, не стремимся к явным атрибутам власти. Мы просто делаем то, что умеем и делаем это настолько хорошо, что о нашей роли в жизни магического мира, зачастую, забывают, но мы продолжаем трудиться и созидать, несмотря ни на что, — декан Хаффлпаффа обвела подопечных взглядом, который мне показался очень теплым и добрым. Видимо, сходные ощущения испытывал не один я, потому, что на лицах детей появились улыбки, а позы стали свободнее и непринужденнее. — А теперь по постелям! — скомандовала профессор, хлопнув в ладоши. — Завтра первый учебный день и всем надо выспаться. Расписания получите за завтраком.

Как иллюстрация речи профессора - через 3 года достойнейшим магом Хогвартса для участия в Турнире “независимым судьей” будет отобран Седрик Диггори

Глава 11. Глава 1. Часть 11

— Полночи я ворочался под одеялом, осмысляя услышанное и поражаясь тому, что до этого дня никогда не рассматривал хаффлпаффцев под таким углом. Принявшись вспоминать чем-либо знаменитые имена, я удостоверился, что как только всплывала какая-нибудь примечательная личность, связанная с созиданием чего-то материального — это с огромной долей вероятности оказывался именно выходец с барсучьего факультета, а вот скандальных личностей среди бывших хаффлпаффцев я насчитал исчезающе мало, и это лишь подтверждало слова профессора Спраут. Вконец умаявшись, я уснул.
На утро нас, первогодок, разбудили старосты факультета. При этом они делали это как-то так, что расставание с теплой постелью и сладким сном не было чем-то неприятным, а вполне себе приемлемым, если не сказать, забавным. Никто не ругался и даже не ворчал, все происходило спокойно, по-деловому и без спешки. Старшие помогали младшим, приглядывали за ними и, когда все были умыты и одеты, сопроводили на завтрак в Большой Зал. Пока мы ели, старосты раздали расписания, а после того, как все насытились, нас проводили к классу, где проходило первое занятие, — рассказал я. — Вроде как ничего особенного, верно? На любом факультете старшие показывают младшим замок и в первые дни сопровождают к классам, где проходят их занятия. Но для меня ощущения, которые я испытывал были весьма необычными. Я помнил свой первый год тех времен, что я был Томом Реддлом и учился на Слизерине, и сравнивал его с тем, что происходило тогда. Сложно объяснить разницу, но она была, — я задумался, пытаясь внятно сформировать в чем же заключалась эта самая разница. — Конечно, я знал замок и провожать меня не было особой необходимости, но… Как бы объяснить? Слизеринцы проявляли заботу о первокурсниках как бы отстраненно. В поведении же хаффлпаффсих старост чувствовалось тепло, даже семейность. Пожалуй, это самое понятное объяснение, которое я могу дать. А еще я с самого первого дня почему-то воспринял своих однофакультетников именно семьей. Совершенно непостижимым образом они вдруг стали для меня родичами, как бы пафосно это не звучало, а семья для меня — самое ценное. Профессор Спраут оказалась права: даже закончив обучение в Хогвартсе, я ощущаю своими близкими людей, с которыми учился. Это до сих пор вдохновляет и возвышает.
Дети задумчиво смотрели на меня, видимо, вспоминая свои первые дни в Хогвартсе. Распределение на факультеты сохраняется и по сей день. Отчасти, в качестве дани традиции, а отчасти, как один из множества инструментов, позволяющих определить способности ребятишек, поступающих в школу. В мое время, до третьего курса всех школьников обучали по одной программе, сейчас же так происходило только первый год, в который за первокурсниками очень внимательно наблюдали. Со второго года к базовой общей программе, добавлялись первые специфические предметы, рассчитанные на обучение по типажу, выявленному в процессе распределения на факультеты. К третьему году обучения, ко всему прочему, добавлялось еще больше предметов, подбираемых индивидуально для каждого ученика и способствовавших наибольшему раскрытию его личных способностей. Эта система обучения показала себя куда лучше, чем та, что практиковалась во времена Дамблдора, но и она постоянно шлифовалась и совершенствовалась.
В первый же учебный день я получил вызов к директору, притом, сопровождала меня к нему декан факультета. Обладая опытом Тома, я был уверен, что это означает неприятности весьма крупного масштаба, и сейчас они вдвоем, как минимум, отчитают меня за обезвреженного Уизли. Но то, как повела себя эта замечательная женщина, сделало меня ее искренним поклонником. Именно в тот день она заняла в моей душе второе место, после моей приемной матери.
Дамблдор пригласил меня присесть в кресло и я, усевшись на предложенное место, приготовился к худшему.
— Ты нас всех удивил, Гарри, — начал директор школы. — Мы ожидали, что Шляпа распределит тебя на Гриффиндор.
Ответить ему в стиле: “ну я же не виноват в таком распределении” — было полной чушью, поэтому я молчал, ожидая дальнейшего.
— Надеюсь, ты хорошо устроился в твоем новом доме? — поинтересовался он.
— Спасибо, профессор Дамблдор, мне все очень нравится, — скромно ответил я, пытаясь сообразить к чему весь этот разговор.
— Но еще больше нас удивило, что ты заколдовал своего будущего сокурсника Рональда Уизли, — продолжил директор, неодобрительно поглядывая на меня. — Не хочешь рассказать зачем ты это сделал?
— Рон оскорблял Драко Малфоя и собирался устроить драку в купе, — честно ответил я. — Слов он не слышал, а потом…
— Потом ты решил применить заклинания, которые, видимо, вычитал в своих учебниках? — перебив меня, задал новый вопрос Дамблдор.
— Нет, профессор, — тщательно изображая скромность и смущение, ответил я. — Я не применял к Рону никаких заклинаний. Мне просто очень захотелось, чтобы он перестал кричать так громко и не размахивал руками, и… Что-то произошло. Он вдруг застыл на месте и замолчал…
В общем-то, я ничем не рисковал. Разумеется, для волшебства я использовал свою палочку, а не ту, которую купил у Олливандера и поэтому мог нести любую околесицу и изображать дебила сколько влезет: любая проверка легальной палочки показала бы, что ею не было наколдовано ни единого заклинания. Даже то, что Дамблдор мог расспросить о вчерашнем интенданте не только меня, но и Драко с Гермионой мало меня смущало: без применения легилименции правды он бы не доискался. Мы успели договориться и Малфой настаивал бы на том, что он не видел чтобы я что-то там колдовал, да и вообще все его внимание было поглощено выходкой Уизли, а Гермиона, вследствие нашей договоренности, придерживалась бы версии, излагаемой Драко. В Малфое я был стопроцентно уверен, в Гермионе — почему-то тоже.
— Альбус, — подала голос профессор Спраут, о которой, похоже, Дамблдор благополучно успел забыть. — Не думаю, что мальчик хотел причинить кому-то зло. В конце-концов, он мог просто испугаться и…
— Спонтанный выброс? — уточнил директор школы. — С такой ювелирной точностью?
— Всякое бывает, — флегматично отозвалась мой декан.
— Но я, правда, не колдовал! — подал голос я. — Я даже палочку из сундука не вынимал!
Я понимаю Дамблдора, поставившего себя в совершенно дурацкое положение: он должен был либо поверить мне на слово, и таким образом весь предыдущий разговор и его попытка упереться выглядели глупо. Либо проверить мою волшебную палочку на предмет примененных с ее помощью заклинаний и, если она ничего не покажет, то выглядеть еще глупее.
— Профессор Дамблдор, можно ведь как-то проверить колдовал я или нет? — постаравшись изобразить максимальную невинность, сдобренную наивностью, вопросил я. — Я говорю вам правду, но понимаю, что вы имеете полное право не верить моим словам.
— Проверить можно, — вздохнув, ответил Дамблдор. Он просчитал ситуацию и, осознав, что в любом случае выглядит странно, решил свернуть разговор с наименьшими потерями. Все-таки доверчивость — не порок. Ее можно списать на чудачество, благо репутация чудака у него была. — Я не буду этого делать. Я тебе верю, но, надеюсь, вы с Роном все-таки найдете общий язык. Он хороший мальчик и может быть верным другом.
— Спасибо, профессор, — искренне ответил я, надеясь, что выгляжу действительно счастливым от того, что взрослый человек мне поверил.
— Ты можешь идти, Гарри, — произнес Дамблдор, и я, вежливо поклонившись, покинул его кабинет. Впрочем, я ушел не далеко, так как мне было крайне любопытно, что произойдет когда двери за мною закроются и преподаватели посчитают, что я удалился.
Затаившись за дверью, я прислушался.
— Альбус! У детей бывают спонтанные всплески магии! Это — факт! — уже безо всякого флегматизма, высказалась декан Хаффлпаффа. — Гарри такой же ребенок, как и все!
— Помона, Гарри не просто ребенок, — попытался убедить профессора Спраут Дамблдор. — Он Избранный, а это значит…
— Ничего это не значит! — решительным тоном прервала его декан Хаффлпаффа. — Ты сам говорил, что воспитывался он у магглов, стало быть, о волшебстве не имеет ни малейшего представления. Возможно, он прочел учебники, но чтобы научиться накладывать заклинания этого недостаточно!
— Пожалуй, тут ты права, — после недолгой паузы согласился Дамблдор.
— Просто оставь Гарри в покое, — настойчиво попросила профессор Спраут. — Я не знаю, какие у тебя планы на него в будущем, но сейчас это одиннадцатилетний ребенок, а не эпический герой, каким его с твоей подачи изображала пресса последние десять лет. Ему нужно учиться, а если кто-то будет подозревать его во всех смертных грехах при каждом удобном для этого случае, это будет затруднительно.
Посчитав, что услышал достаточно, я потихоньку спустился с лестницы и отправился в гостиную своего факультета. Картина складывалась довольно интересная: получалось, что мой декан не во всем согласна с тем, что делает Дамблдор. Плюс к тому, она явно защищала меня. Тогда я не знал как это расценить, но, забегая вперед, могу сказать: Помона Спраут защищала любого из своих барсучат ото всего на свете. Она старалась чтобы ее подопечные получили как можно больше знаний и умений, при этом встряв как можно в меньшее количество неприятностей и конфликтов. На снимаемых и начисляемых баллах она не зацикливалась, с нарушителями всегда разбиралась сама, притом, очень спокойно объясняя почему так не стоит поступать. Она не ругала провинившихся, а именно объясняла, показывая на очень простых и доходчивых примерах к чему может привести та или иная шалость, как в ближней перспективе, так и в довольно отдаленном будущем. Надо сказать, что такой подход себя оправдывал и, прежде, чем что-нибудь этакое отмочить, мы довольно долго прикидывали стоит оно того, или нет. В итоге, редко кто из хаффлпаффцев попадался на горячем, но могу с уверенностью утверждать: плести интриги и устраивать неприятности другим, барсуки умеют ничуть не хуже славящихся этими умениями змей. Разница, пожалуй, только в мотиве, с которым это делается. Хаффлпаффцы — командные игроки, они редко начнут что-то подобное предпринимать для личной выгоды и удовлетворения собственных амбиций, но, если вдруг под угрозой оказываются, например, интересы их семьи или любого другого объединения, куда они входят, остановить их довольно-таки нетривиальная задача.
Второго сентября во время завтрака в Большой Зал слетелось множество сов. Родители присылали своим чадам письма, сладости и всякие мелочи, которые дети всегда почему-то забывают, собираясь в школу. За нашим столом я оказался единственным, к кому не прилетела сова и я, прикинув, как должен был бы отреагировать ребенок моего возраста, сделал вид, что скрываю свое расстройство этим обстоятельством. Одна из старшекурсниц, сидевшая за столом напротив меня, обратила внимание на то, что все малыши заняты распаковыванием передачек из дома, а я остался не у дел, пододвинула мне коробку с печением и предложила угощаться. Жест был настолько искренним, что мне даже стало стыдно за то, что я вынужден играть определенную роль. К счастью, Эжени Малькольм (так звали девушку, предложившую мне угощение) восприняла мой театр за смущение и, дружески улыбнувшись, настояла на том, чтобы я взял хотя бы одно печеньице.
В этот день последней парой был первый урок зельеварения у первокурсников Хаффлпаффа. Брэдли Боккейн, староста четвертого курса, проводил нас к классу зельеварения и, помахав рукой, отправился на свои занятия, а мы плотной группкой зашли в класс. Занятие проходило со слизеринцами и те были уже в кабинете. Увидев меня, Драко приветственно кивнул и жестом вопросил не хочу ли я сесть рядом с ним, но я покачал головой и взглядом указал на Невилла. Лонгботтом, по совершенно непонятным для меня причинам, был бледен словно полотно и явно чем-то напуган, вот только чем — мне было совершенно не ясно.
Ухватив его за руку, я усадил его за соседнюю с Малфоем парту и принялся доставать из сумки все необходимое для урока. Зельеварение мне нравилось. Особого таланта в этой области у меня нет, но сварить что-нибудь несложное по четко расписанному рецепту, может даже полная бездарность, в чем не раз и не два я убеждался, бывая у Малфоев и вместе с Драко занимаясь у Северуса.
— Говорят, профессор Снейп — ужасен, — шепнул Невилл, расправляя пергамент на столе и неуверенно оглядываясь.
— Ты веришь всему, что говорят? — поинтересовался я, с интересом разглядывая сокурсника.
— Нет, но… — договорить он не успел, так как в классе появился Северус Снейп, собственной персоной.
Выход его был весьма эффектен. Стремительный проход к кафедре, четкий разворот у доски, взмах волшебной палочкой, от которого в классе захлопнулись все ставни и зажглись волшебные светильники. И голос… Спокойный, тихий, но при этом слышный в любой точке помещения. Профессор произнес речь, видимо, традиционную для него и повествующую о том, как сложна и опасна наука зельеварения, открывающая широчайшие возможности для умелых волшебников, и насколько он низкого мнения о наших способностях сварить хоть что-нибудь пристойное.
Не был бы я знаком с Северусом — душа моя оказалась бы в пятках, а так… Я просто слушал его и отмечал какое воздействие его слова производят на учеников. Все без исключения дети замерли и в классе установилась такая тишина, что пролети там муха — ее было бы превосходно слышно.
Рецепт зелья появился на доске, выписанный витиеватым росчерком волшебной палочки зельевара, и мы приступили к первому своему практическому занятию. Невилл оказался весьма проблемным напарником. По каким-то причинам, он настолько боялся ошибиться, что, разумеется, действовал весьма и весьма неуклюже, а если вдруг ловил на себе взгляд профессора, замирал словно кролик перед удавом и вообще выпадал из реальности. В какой-то момент мне это надоело и я решил, что с этим надо что-то делать. Пнув его в бок локтем, я полностью завладел его вниманием и, тихонько объясняя, что и в каком порядке надо делать, запряг его в работу, не давая отвлекаться ни на что постороннее. В итоге, у нас получилось вполне приличное зелье. Не идеальное, как у Малфоя, но достаточное для получения приемлемой оценки.
— Поттер, задержитесь после урока, — произнес Снейп, когда я сдавал нашу с Невиллом работу.
— Что мы сделали такого, что он задержал тебя? — спросил Лонгботтом, когда я вернулся за парту.
— Понятия не имею, — пожав плечами, ответил я, хотя прекрасно знал зачем меня попросили задержаться.
Прозвенел звонок и первокурсники, собрав свои вещи, покинули класс, оставив меня наедине с преподавателем.
— И как тебе первые дни? — спросил Северус, закрыв дверь и повесив на нее заглушку.
— Терпимо, — ответил я. — Только тяжело очень… Театр этот дурацкий. Не знаю насколько меня хватит.
— Дамблдор настаивал, чтобы я был к тебе построже, — оповестил Снейп, поморщившись. — Не впрямую, но, тем не менее, достаточно четко.
— Ну… чего-то подобного мы и ожидали, — пожал плечами я. — Так что действуй, как просил директор. Вон, например, на следующем уроке отработку мне назначь, что ли… Я хоть отдохну немного.
— Ты можешь объяснить зачем ты в поезде проклял Уизли? — спросил Северус, хмыкнув.
— Зачем — не могу. А вот почему — запросто, — улыбнулся я и пересказал все то, о чем Рон вещал по дороге в Хогвартс.
— Понятно, — протянул зельевар, дослушав мой рассказ. — Лонгботтом и Грейнджер, стало быть… Зачем нужен потенциальный герболог я понимаю, но за каким Мерлином тебе эта девчонка?
— Пока точно не знаю, но то, что она не без моей помощи оказалась в Райвенкло, меня радует, — ответил я. — А вот Уизли… Ты можешь к нему внимательнее приглядеться? Какой-то он… не знаю… странный. Какое-то у него все либо идеально белое, либо угольно-черное. Нет полутонов. А это неправильно.
— Погляжу, — пообещал Снейп. — Что-нибудь еще?
— Да. Я хочу знать обо всем необычном, что происходит в школе.
— Трехголовая собака в том коридоре, в который нельзя ходить школьникам — достаточно необычное явление? — ехидно поинтересовался Северус.
— Цербер?! — удивился я. — В школе?!
— Там не только цербер, — вздохнул зельевар. — Там целая полоса препятствий. Насколько я понял, каждый из деканов ставил свой кусок и я в том числе.
— Зачем? — тупо спросил я.
— Дамблдор не объясняет зачем он что-то делает.
— Но хоть что-то он должен был сказать, когда просил учителей поучаствовать в создании этой полосы препятствий? Не мог же он просто прийти и приказать сделать нечто?
— Не знаю, что именно он сказал остальным, но меня он в приказном порядке попросил создать логическую загадку с участием зелий, которую, руководствуясь здравым смыслом и логикой могут разгадать даже дети. При этом, во-первых, он использовал некий артефакт, снижающий критическое восприятие, а, во-вторых, после того, как я создал эту задачку, применил Обливиэйт, — отчитался Северус. — Думаю, не один я удостоился такого обращения, вот только на мне это все не сработало. Все-таки я Мастер менталистики, с одной стороны, а с другой — ношу много полезных артефактов, о наличии которых у меня Дамблдор не знает.
— Понятно, — протянул я. — Полоса препятствий, Гарри Поттер приехал в школу… — я задумался. — Значит цербер, что-то гербологическое, что-то трансфигурированное, что-то зачарованное… Плюс твоя загадка. Это получается пять… Если бы испытаний было семь я бы решил, что это кусок какого-нибудь ритуала.
— Да, пожалуй, похоже, — согласился Снейп. — Вот только… чего этим хочет добиться Дамблдор?
— Ну как. Если учесть, что он много лет убеждал всех в неизбежности возвращения Темного Лорда, параллельно строя легенду вокруг имени Гарри Поттера, то, видимо, он хочет прогнать через эти препятствия именно его. Зачем? На этот вопрос у нас пока точного ответа нет. Можно лишь предполагать, что это один из элементов воспитания настоящего Героя. В принципе, определенную закалку характеру такого рода приключения дают. Другая версия… Из того, что я помню навскидку: семиступенчатое испытание присутствует в процессе становления Лорда-Защитника. Вот только оно одно из последних на этом пути, смертельно опасно и подготовка для него требуется явно большая, чем может быть у одиннадцатилетнего ребенка, даже без учета того, что воспитывался этот ребенок у магглов.
— Надо поискать в каких ритуалах используется череда испытаний, — предложил Северус. — Может быть, если составить список, мы поймем чего добивается Дамблдор.
— Согласен, — кивнул я. — Возьму на себя открытую часть хогвартской библиотеки.
— А я пороюсь в запретной секции и запрягу Малфоя поискать в его библиотеке, — наметил план действий зельевар.
— Кстати о Малфое, — вспомнил я. — Помнишь, я рассказывал вам о крестражах?
— Еще бы такое не помнить, — поежившись, отозвался Северус.
— Пора собрать мои крестражи. Один находится в Хогвартсе. Я еще не навещал его, но почти уверен, что он тут. Люциусу нужно получить доступ в сейф Лестранжей. Там хранится еще один. На рождественских каникулах надо будет попасть в пару мест и забрать еще два…
— А что ты с ними будешь делать? — спросил Снейп, озадаченно глядя на меня.
— Пока точно не знаю, но чувствую, что пришла пора их, как минимум, собрать в одно место. Вот соберем и, возможно, я пойму, что же с ними следует сделать, — честно ответил я и, сотворив Темпус, вскочил со своего места. — Еще десять минут и я не успею на ужин! Что мы тут с тобой так долго делали?
— Мерлин! — вздохнул Снейп. — Расслабились совсем.
— Вот именно. Ладно. Допустим, для школьников подойдет легенда о том, что ты предложил мне дополнительные занятия. Все-таки я избранный и все такое, — предложил я. — А Дамблдору?
— Ему это тоже подойдет, вверну что-нибудь о присмотре за Героем, — подумав, решил Северус. — Скажем, три раза в неделю?
— С восьми до десяти вечера тебе будет удобно?
Северус кивнул и я пулей вылетел из его кабинета.

Глава 12. Глава 1. Часть 12

— Дамблдор — гений! — заорал я на весь класс зельеварения, явившись на дополнительное занятие к Снейпу.
Тот вопросительно поглядел на меня, параллельно накладывая на дверь заглушку и запирая ее магией.
— Позволь поинтересоваться, — произнес Северус, — что позволило прийти тебе к такому выводу?
— Квирелл! — ответил я, роняя ученическую сумку с плеча на пол и плюхаясь за одну из парт. — Я понял суть плана Великого Светлого! Он решил превратить волшебников в… В общем, в совершенно жалких и ничтожных тварей, а потом возрулить в этом царстве идиотов. Видимо, сделать этого среди нормальных людей не получается, а очень хочется и именно поэтому все так, как есть сейчас.
Сказать, что я был удивлен тем кто, а главное — как преподает интереснейший раздел магических наук — Защиту от Темных Искусств — это просто промолчать. За кафедрой мялся непонятный субъект, от которого на всю аудиторию разило чесноком так, будто он натерся им с головы до ног, еще и для верности сгрыз пару головок. Кроме того, пытаясь читать лекцию этот, с позволения сказать, преподаватель, заикался, периодически забывал на половине фразы о чем шла речь и начинал ее сначала, и на фоне этого то, что он нес полную чушь, как-то даже терялось. Я терпеливо высидел первый урок из пары, честно пытаясь понять что же до нас хочет донести профессор Квирелл, но потерпел неудачу. На втором уроке я попробовал задать преподавателю пару вопросов, но он лишь вяло отмахнулся от меня и продолжил бубнить ту ахинею, которую, видимо, считал лекцией.
В обеденный перерыв я ненавязчиво поинтересовался у старосты здоров ли наш профессор ЗОТИ, на что Брэдли поведал мне о том, что, дескать Сам-Знаешь-Кто проклял эту должность и теперь каждый год у этого предмета новые преподаватели.
— А что происходит со старыми? — спросил я.
— Ну… Тут темная история, — подумав, ответил Боккейн. — Говорят, кто-то из них умер, кто-то просто решил, что преподавание — не его и уволился. В любом случае, за последние два десятка лет ни один не задержался на этой должности и, вследствие этого, найти нового преподавателя очень непростая задача.
Я рассказал об этом разговоре Северусу, но увидев, что он искренне не понимает отчего я в таком негодовании, задумался:
— Северус, скажи мне: что такое преподаватель? — спросил я.
— Ну, это должность, которая обязывает… — начал было мой собеседник, но я перебил его.
— Именно! Должность! — воскликнул я. — Понимаешь? Долж-ность! Ее невозможно проклясть, так как это не некая точка в пространстве, не физический объект и даже не имя собственное. Ты ведь умный! Ну подумай сам?
— Слушай... а ведь ты прав, — после недолгой паузы, отозвался Северус, выходя из ступора.
— Уууу! Работнички! Темного Лорда на вас нет! Совсем тут ополоумели под водительством Дамблдора! — в сердцах высказался я, но быстро взяв себя в руки, принялся просчитывать. — Надо что-то сделать, чтобы выдворить этого малахольного Квирелла из школы. Черт с ним с запахом, пусть воняет хоть чесноком, хоть духами, хоть бензином — был бы специалист хороший, Но преподаватель из него, как из тролля балерина.
— У тебя есть идеи как это сделать? — спросил Снейп, видимо, в свою очередь, пытаясь прикинуть, что можно сделать: — Квирелла на эту должность утверждал Дамблдор. В прошлом году, кстати, преподаватель ЗОТИ был вполне нормальным и преподавал маггловедение. — Северус задумался, явно что-то вспоминая. — Дамблдор сказал, что этот молодой человек летом встретился с вампирами и те что-то там сделали, вследствие чего Квиррел теперь их ужасно боится, но это не мешает ему быть компетентным преподавателем.
— Компетентным?! — если бы я обладал голосом взрослого мужчины — это был бы рев, а так получился какой-то невнятный писк. — На, почитай! — фыркнул я и, достав тетрадь из сумки, подвинул ее своему собеседнику.
Северус углубился в чтение, а я уставился в пространство, осмысляя, что именно необходимо предпринять, чтобы Квирелл покинул школу как можно быстрее. Лично мне преподаватель ЗОТИ был совершенно не нужен, я бы и сам мог преподавать, но вот учащиеся в школе дети действительно нуждались в тех знаниях, которые, по идее, должны были приобретать в стенах этого учебного заведения. Отвлек меня от моих размышлений странный звук, донесшийся со стороны читающего мою тетрадку Снейпа. Северус натурально давился смехом, стараясь при этом держать обычную для себя бесстрастную маску. В результате чего получалось этакое похрюкивание, которое в какой-то момент превратилось в прямо-таки гомерический хохот.
— Забери у меня это, — отсмеявшись, попросил Северус и, захлопнув тетрадь, протянул ее мне.
— Надо послать это Люцу, — озвучил идею я. — А еще, полагаю, Одхан Нотт будет в восторге от того, как именно преподают ЗОТИ его сыну, да и Блейт Флинт порадуется.
— Ты же не хотел светиться?
— А я и не буду, — отмахнулся я. — Для таких дел у меня есть Драко. Нет ничего естественнее, чем мелкий Малфой, наябедничавший крупному Малфою. Единственное, что надо сделать, это придумать кем бы заменить Квирелла.
— Ну вон Одхана и попросить, — предложил Северус.
— Нет, Нотт мне нужен в совершенно другом качестве, — покачал головой я. — Да и Дамблдор на него не согласится ни под каким соусом. Жаль, Барти в Азкабане…
— Может, Ульрих Боккейн?
— Хорошая кандидатура, — согласился я.
Боккейны — одна из семей, которая демонстративно придерживалась в прошлой войне нейтралитета не потому, что не поддерживала так называемую темную сторону, а от того, что было принято решение их участие в ней не показывать. На самом деле Ульрих, его младший брат Митчелл, и их батюшка Бринмор делали для Вальпургиевых рыцарей очень много. В частности, именно Ульрих, на пару с молодым Краучем, занимались постановкой боевки у молодняка. При этом Барти, в силу темперамента, был скорее практиком, а более спокойный и основательный Ульрих, вдумчиво и доходчиво объяснял теорию, заодно с азами тактики боя. Так как Боккейн был из нейтралов, а потом какое-то время и в Аврорате подвизался, Дамблдор вполне мог согласиться на его кандидатуру, а при правильно разыгранной партии, возможно, и сам бы ее предложил.
Придя к определенному решению, я отправился в сторону гостиной Слизерина, как-то упустив из виду, что сам являюсь, мало того, что первокурсником хаффлапаффа, так еще и Гарри Поттером. Разумеется, пароля от входа в слизеринскую гостиную я не знал, поэтому, мне пришлось довольно долго простоять под дверью, прежде, чем та распахнулась, выпуская в коридор стайку девушек-старшекурсниц.
— Что ты тут делаешь? — поинтересовалась одна из них, заметив меня.
— Леди, мне нужна ваша помощь, — приняв застенчивый вид, как можно вежливее ответил я. Девушки окружили меня и принялись с интересом разглядывать, а я поднял взгляд на ту, которая ко мне обратилась и, изображая отчаянное стеснение, объяснил: дескать, пришел поговорить со своим знакомым, но как-то не подумал, что не только на вход в нашу барсучью гостиную установлен пароль, и собрался было уже убраться восвояси, а тут вот появились вы и, возможно, вы не откажетесь помочь.
Речь получилась достаточно прочувствованной. Во всяком случае, девушка, к которой она была обращена, переглянувшись со своими подругами, вынесла вердикт:
— А ты небезнадежен, — и исчезла в недрах слизеринской гостиной, с тем, чтобы через непродолжительное время, появиться вновь, в сопровождении Драко.
— Ты их заколдовал что ли? — спросил Малфой, когда девушки удалились, оставив нас наедине.
— Это была всего лишь вежливая просьба, — фыркнул я. — Девчонки обожают брошенных котят, щенят, наивных мальчиков и прочие подобные явления, и я всего лишь немного сыграл на любви к слабым и беззащитным.
Драко покрутил головой, недоверчиво хмыкнув, а я изложил ему то, зачем, собственно, я вытащил его из гостиной.
— То есть, я должен написать отцу о том, как у нас преподается ЗОТИ, присовокупив к письму копию той лекции, которую мы прослушали? — уточнил он, выслушав меня.
— Именно так, — подтвердил я. — Будет еще очень здорово, если ты подашь идею сделать аналогичное действие Нотту, Паркинсон и Флинту.
— Я постараюсь, хотя Маркус вряд ли прислушается к моим словам: мелок я больно, чтобы подавать ему советы, — честно признал Драко.
— Ну, значит, только Тео и Панси, а отцу напиши, что я попросил его связаться со старшим Флинтом, — решил я.
— Ладно, сделаю. Вот прямо сейчас сову и отправлю, — пообещал Драко и, попрощавшись, ушел. А я отправился в свою гостиную, где обнаружился Невилл, корпящий над каким-то домашним заданием. Увидев его, я вспомнил о леди Августе и подвел Лонгботтома к идее написать бабушке о совершенно неадекватном преподавателе ЗОТИ, решив, что если совокупного возмущения попечительского совета во главе с Малфоем, Нотта, леди Августы, Флинта и Паркинсона не хватит для того, чтобы Квирелла вышвырнули из школы — я собственноручно немножко уроню его с лестницы и прослежу, чтобы исход этого падения был летальным.
Скандал разразился на следующий день. К обеду в замке появилась целая делегация родителей учащихся в школе магов, предводительствуемая лордом Малфоем и… Августой Лонгботтом. Они подкатили к Хогвартсу на карете, влекомой фестралами, и решительно направились в кабинет директора. Что именно происходило за закрытыми дверями этого помещения я знаю потому, что Люциус не без удовольствия поделился со мной этими воспоминаниями.

***

Довольно поздним вечером предыдущего дня к лорду Малфою прилетела сова от сына. Драко в красках описывал свои первые шаги в школе, и особое внимание уделил профессору, ведущему ЗОТИ. К письму даже прилагалась копия лекции, записанная явно самопишущим пером, а оно пишет все подряд: покашливания, заикания, паузы и повторы. Вот как было произнесено — так и облекается в текстовый вид. Даже прочесть этот опус было сложно, о том, чтобы понять, что именно хотел донести до студентов преподаватель даже и речи не шло. В конце письма наследник сиятельного лорда писал, что надеется на вмешательство Попечительского совета в целом и отца, в частности, в ситуацию с преподаванием одного из важнейших предметов , и намекал на то, что кто угодно, ну, хоть тот же Ульрих Боккейн будет лучшим учителем, чем то недоразумение, которое сейчас занимает эту должность. Прочтя это имя, Малфой старший догадался, что сын написал письмо по инициативе Гарольда и тот, судя по всему, жаждет видеть в роли преподавателя именно Ульриха.
По утру, Люциус созвал Попечительский совет, на который пригласил некоторых из родителей обучающихся в Хогвартсе студентов. Во время этой встречи лорд получил письмо от Августы Лонгботтом, в котором она возмущалась качеством преподавания. Разумеется, леди Августу тоже пригласили на это импровизированное родительское собрание. В процессе обсуждения проблемы, Малфой сумел развернуть дело так, чтобы Боккейна на роль преподавателя ЗОТИ предложила именно леди Августа. С этим-то решением делегация родителей и попечителей отправилась в Хогвартс.
В общем, ронять Квирелла с лестницы мне не пришлось — он покинул школу буквально на следующий день.
Дамблдор был в ярости: впервые за все время, что он находился на посту директора школы, кто-то посмел вмешаться в процесс управления ею и не просто посмел, а сделал это грубо, жестко, и, что самое главное — успешно! Единственное, что его, видимо, утешало — место уволенного преподавателя занял пусть и бывший, но представитель органов правопорядка, известный, в том числе и тем, что в первой магической войне демонстративно отказался присоединиться к Темному Лорду, а, стало быть, по мнению директора, не совсем пропащий человек.
Мое имя во всей этой разборке осталось в тени, что меня целиком и полностью устраивало. Боккейн обосновался в покоях, выделяемых всем преподавателям ЗОТИ и следующий урок, на сей раз ведомый им, был интересен даже мне. Не то, чтобы я не знал того, что он рассказывает: просто слушать человека, способного внятно излагать свои мысли и которому, при этом, нравилось то, что он делает, было донельзя приятно.
Студенты спокойно отнеслись к смене преподавателя: старшие привыкли, что они регулярно меняются, а младшие — просто не успели сообразить, что это было. Единственным явно недовольным из учеников оказался Рон Уизли. Вот уж поистине непримиримый человек. Он возмущался всем, что минимально выходило за грань его понимания или содержало хотя бы тень намека на ущемление его личности. В обед, на следующий день после появления в школе Ульрика Боккейна, Уизли громогласно вещал о том, что теперь кубок школы достанется недалеким хаффлпаффцам, так как новый преподаватель — отец одного из студентов этого факультета.
— Как ты можешь говорить такое о взрослом, незнакомом тебе человеке? О преподавателе школы? — Гермиона, сопровождаемая мною и Драко, остановилась напротив Уизли и вперила в него гневный взор. Вот уж кто-кто, а она точно очень высоко оценила нового профессора: ЗОТИ у Райвенкло и Хаффлпаффа было совместной парой и состоялось непосредственно перед обедом, и она все еще пребывала под впечатлением.
— Тебя не спросил, что и о ком мне говорить! — огрызнулся Уизли. — Да ЗОТИ преподавать может кто угодно! Вот хоть мой брат Билл!
— Нет, Уизли, — вмешался в разговор Драко. Он являл собой образчик спокойствия и составлял совершенно чудесный контраст с фонтанирующим эмоциями Роном. — Твой брат не может занимать должностей в структуре Министерства Магии или в области преподавания.
— Но он работает в Гриннготсе! Он взломщик заклятий! — еще пуще возмутился Рон.
— Вот именно поэтому-то он и не может стать преподавателем Хогвартса, — пожал плечами Малфой и, подхватив Гермиону под руку, повлек в сторону стола Райвенкло.
— А почему брат Уизли не может тут работать? — спросила Гермиона, когда мы отошли от пышущего гневом Рона.
— По закону принятому Визенгамотом в 1387 году. Дело в том, что работа на гоблинов это очень специфическое занятие, — Драко вызвал недоумение у всех студентов школы, усевшись рядом с Гермионой за райвенкловский стол, но сами райвенкловцы довольно быстро перестали придавать этому факту значение, впрочем, как и тому, что я приземлился рядом с ними, так как Малфой принялся объяснять: — С ними очень редко работают люди и все они глубоко и серьезно принимают к сердцу гоблинскую культуру, их образ мышления и их язык: весь документооборот в Гринготтсе ведется на гоблидуке и, если устную речь может, приложив определенные усилия, осилить любой желающий, то письменный так просто не дается. В общем, люди, проработавшие с гоблинами больше трех лет и владеющие письменным гоблинским языком, считаются не совсем людьми и не допускаются к заниманию официальных должностей.
— Но это дискриминация, — неуверенно протянула Гермиона.
— Да, — согласился Драко. — Но либо так, либо мы имеем шанс получить очередную масштабную войну. Люди, работающие на гоблинов, регулярно становились источником конфликтов между магами и своими работодателями. Тогда, когда принимался этот закон, рассматривалось два варианта: либо запретить людям работать на гоблинов, либо запретить работающим на гоблинов занимать официальные должности. Пришли к тому, что ввели запрет именно на занятие должностей. И все этим довольны.
— Слушайте его больше! Он же слизень! — я чуть не подпрыгнул от вопля, раздавшегося буквально за моей спиной. Оказалось, что слушают Малфоя не только райвенкловцы, но и практически все ученики, а в Большом Зале стоит непривычная тишина.
— На сей раз, юный мистер Малфой прав, Билл Уизли и вправду не может работать преподавателем, — Дамблдор, наконец-то, решил покончить с инсинуациями и фундировать* своим авторитетом новое назначение. — Профессор Квирелл покинул нас по состоянию здоровья, мистер Боккейн любезно согласился занять должность преподавателя. Его умение быть беспристрастным известна и не подлежит никаким сомнениям, впрочем, как и его высочайшая компетенция.
Директор говорил еще минут пять, походя упомянув о том, что Ульрик Боккейн является выпускником Гриффиндора, в войне не участвовал, зато проработал несколько лет в аврорате, занимаясь там обучением молодежи. А я сидел и не столько слушал Дамблдора, сколько разглядывал реакцию на его речь студентов.
Равенкловцы слушали с интересом: им выдали некий кусочек данных и они усердно обрабатывали и систематизировали его. Гриффиндорцы недоверчиво переглядывались: видимо, Уизли успел накрутить их и прозвучавшие слова стали для них буквально открытием. Мои сокурсники согласно кивали. Они не были знакомы с отцом одного из своих старост, но сам Брэдли пользовался на факультете уважением. Слизеринцы же сохраняли спокойствие и являли собой образчик невозмутимости. Особенно спокойными мне показались мальчишки из Ковена, возглавляемого Одханом Ноттом. Похоже, они знали, ну или, как минимум, догадывались о настоящей роли в Первой Магической Войне нового преподавателя ЗОТИ. Во всяком случае, я бы не удивился, если бы ковенцы были в курсе: во времена, когда я еще был Томом Риддлом, ковенский молодняк зачастую знал что, зачем и почему делают старшие и, в случаях, когда необходимо было соблюдать секретность, каждый раз приходилось об этом упоминать отдельным пунктом, что, впрочем, не всегда помогало.

_______________________________________________________
* Фундировать — лат. fundare снабдить землей, заложить грунт для чего либо. Тут употребляется как нечто среднее между: обосновать, аргументировать, подкреплять доказательствами, подвести базу, давать обоснование.

Глава 13. Глава 1. Часть 13

— Бенджен Нотт как-то хвастался, что его учили правильно подслушивать, — не без завистливых ноток в голосе, поделился Скорпиус.
— Разумеется его этому учили, — пожал плечами я. — Подобным вещам, как, впрочем, и еще очень многим, учат всех мальчиков и девочек, воспитывающихся в Ковене.
— Я знаю, что все ковенцы поголовно вырастают боевиками, даже девчонки, — высказался Абрахас. — Но разве подслушивание — занятие для боевого мага?
— Похоже, вы не очень-то понимаете, что такое Ковен, — вздохнул я и, получив три заинтересованных взгляда, принялся объяснять: — Первый английский Ковен образовался больше двух тысяч лет назад, в те времена, когда на территорию острова вторглись римляне. Никто не знает, что на самом деле происходило в то время, но то, что Римская империя, во главе с Юлием Цезарем, была первым государством, в котором маги были решительно отодвинуты от управления — неоспоримый факт. Пришедшие на Британский остров римляне, усердно искореняли местную кельтскую культуру и это крайне не понравилось друидам, которые были правителями и жрецами племен, населявший остров. Между собой эти племена враждовали от начала времен, но объединились перед лицом общего врага, создав единый совет, который и постановил: из самых одаренных в боевых областях друидов создать, говоря современным языком, орден, для защиты от завоевателей.
Целых четыре века длилось противостояние кельтов и римлян. За это время, Римская Империя распалась и прекратила свое существование. В начале V века римское владычество в Британии сошло на нет. Страна снова распалась на ряд независимых кельтских государств, но за время правления римлян, все очень сильно изменилось и друиды утратили власть.
Ковен, в котором изначально были на равных маги и магглы, к тому моменту стал самостоятельной силой, состоящей только из людей, наделенных даром. Лишившись руководства, функцию которого исполнял совет старейшин, эта структура распалась на несколько частей, которые некоторое время занимались ожесточенным истреблением друг друга, пытаясь занять главенствующую позицию. Конец распрям положили набеги саксов, совпавшие с одним из восстаний гоблинов, и с тех пор долгие века маги-воины Ковена являлись защитниками Британии. Примерно в те времена в этот орден вновь стали принимать не только магов, но и магглов. Разумеется не всех подряд, а лишь выдающихся воинов, стратегов и тактиков. Знаменитый эпический король Артур — хоть и не был одарен магически, сумел достичь высшей ступени в иерархии ордена и, в конце-концов, являлся не только королем бриттов, но и Лордом-Драконом Ковена. За его спиной стоял тогдашний Лорд-Защитник — маг Мерлин.
У нас очень мало достоверных сведений о том, что происходило в те далекие времена. До наших дней дошли лишь обрывки знаний, немного артефактов и совсем уж исчезающе мало письменных источников. Например, утверждается, что примерно в этот период времени маги обнаружили на территории нашего острова червоточины, ведущие в тот мир, где мы с вами сейчас находимся. Наиболее сильные ковенские колдуны отправились исследовать новые земли, вследствие чего, орден развалился на две неравные части.
Такие объединения, как показывает история, бесследно не исчезают. Они уходят в тень, о них забывают, они обрастают легендами, но приходит момент и они возрождаются, и вновь заявляют о себе.
Современны й Ковен явил себя во всей красе во времена Наполеоновских войн, в которых на всех, участвующих в военных действиях сторонах, принимали участие не только магглы, но и маги. Правда, на сей раз, участие последних не афишировалось, но отсутствие заявлений во всеуслышание, совершенно не означает, что этого не было. Магическая Британия в тот период времени была сильно ослаблена очередной междоусобицей, ее посчитала легкой добычей коалиция из французов, испанцев, итальянцев и голландцев, и Ковен, долгое время находившийся в тени, дал достойный отпор захватчикам.
В новейшей истории Ковен тоже сыграл немалую роль. Его бойцы принимали участие и в войнах двадцатого века, то отстаивая интересы Британии, то выступая в роли наемников. Они приложили свою руку и в войне с Гриндевальдом и его сторонниками, и в обоих наших последних внутренних войнах.
Учитывая всю предысторию этой организации, несложно догадаться, что внутри нее за все время ее существования, сложились определенные, скажем, традиции, воспитания подрастающего поколения. Они рассчитаны на то, чтобы максимально развить даже самые хилые способности, приспособив их к ведению боевых действий. Добыча информации — один из очень важных и нужных элементов и вся ковенская ребятня проходит через своего рода отбор. Поначалу, это имеет форму игры: подслушал “взрослый разговор” и не спалился — молодец. Такие разговоры, в том числе, и специально подстраивают, внимательно наблюдая за подслушивающими пацанами и девчонками. Есть определенный набор критериев по которому из претендента начинают готовить лазутчика, способного в дальнейшем подслушать, подсмотреть, украсть нужную бумажку или артефакт, и главное — вернуться домой, успешно выполнив задание. Весь необходимый для такой деятельности набор талантов крайне редко встречается, более того, оказалось, что он не закрепляется в генах и не передается по наследству, поэтому, через специальные тесты прогоняются все. Кто-то отсеивается с самого начала, кто-то позже, иногда, среди целого поколения не находится ни одного такого самородка. Но из-за высочайшей ценности такого специалиста тестирование не бросают, и стараются выявить потенциального кандидата на эту работу в каждом ребенке из семей, входящих в Ковен.
— То есть Бенджен — будущий лазутчик? — спросила Ами.
— Может быть, — согласился я. — А может быть и нет. Базовые-то приемы дают всем, так что… Кто знает?
— Кажется, я начинаю понимать, почему ковенцев опасаются, — поежившись, произнес Абрахас. — Если у них всех специалистов готовят также тщательно, то это просто ужасающая сила.
— Все правильно, — одобрительно кивнул я. — Но тут еще и наслаиваются легенды и всякие слухи. В итоге, репутация, конечно, у Лорда-Дракона и его людей та еще. Зачастую, одной ее достаточно для того, чтобы с ними не связываться.
— Говорят, у них даже целители под боевые действия заточены, — высказался Скорпиус.
— Это, кстати, чистейшая правда, — улыбнувшись крестнику, сказал я. — Целители, которым приходится участвовать в войне, должны уметь оказать первую помощь при любых повреждениях, в том числе, и подручными средствами. Они обычно проходят обучение не только классической колдомедицине, но и маггловской. Кроме того, многие из них имеют Мастерство в зельеварении, чарах и ментальных практиках. И это не считая того, что нервы у них словно из титана: ведь зачастую при боевых столкновениях им приходится работать в весьма экстремальных условиях. Самое интересное, что в основном такие целители получаются из девушек.
— Экстремальная колдломедицина… — протянула Ами. — Это должно быть очень увлекательно!
— Ага, примерно настолько же, насколько и опасно, — фыркнул Абрахас. — Представь себе: вокруг кипит бой, летают заклятья, что-то взрывается, и тут ты, такая вся милосердная оказываешь помощь пострадавшим бойцам и вытаскивающая их с поля боя.
— А что тут такого? Портал в зубы и на базу, — фыркнула девочка. — А уж там в тишине и спокойствии диагностировать, влить зелья, ну и провести все прочие необходимые процедуры.
Абрахас закатил глаза, а Ами, показав ему язык, воззрилась на меня:
— Я ведь права? — поинтересовалась она.
— Отчасти, — согласился я. — Если есть возможность, поступают именно так. Но бывают случаи, когда пострадавших нельзя перемещать или место, где происходит бой, накрыто антиаппарационными чарами, исключающими пользование, в том числе, и порталами. Тогда действовать приходится, что называется, не отходя от кассы. И это не считая того, что в реальном бою законы рыцарства не работают и вражеский колдомедик представляет из себя цель ничуть не худшую, чем любой другой маг.
Крестница вздохнула, видимо, представив себя в описанных условиях.
— Все равно это очень интересно, — насупившись, высказалась она. — Целительство вообще очень интересная область магии, даже безо всякого экстрима. Я после школы собираюсь идти учиться именно этому искусству.
Определенные способности в областях, необходимых для целительства, у Камелии, определенно, есть, но, скорее всего, колдомедик, работающий на поле боя, из нее не получится по нескольким причинам: во-первых, склад характера несколько не тот, ну, а, во-вторых, даже если характер изменится, вряд ли Драко Малфой отпустит свою ненаглядную дочь туда, где воюют.
— Ты обмолвился, что Ковен выступает, в том числе, и в роли наемников? — задал вопрос внимательный к деталям Скорпиус. — Я не ослышался?
— Нет, ты все услышал правильно, — подтвердил я. — А что, собственно, тебя так удивило в этом факте?
— Наемники… — задумчиво произнес он. — Считается, что они за золото и мать родную продадут. Как-то это не вяжется с образом защитников отечества.
— Тем не менее, никакого противоречия тут нет. Во-первых, бойцам надо ведь как-то кормить свои семьи, верно? — спросил я.
— Ну, да… Но разве Ковен не на балансе у Министерства?
— Когда-то давно, еще во времена войн с римлянами, а потом с саксами, ковенцев действительно обеспечивали всем необходимым общины. Потом эту роль взял на себя король. А еще позже был введен Статут секретности и обеспечение, идущее от магглов, прекратилось, Ковен примерно в это же время ушел в тень. Часть бойцов перешла в структуру, известную и по сей день как Аврорат, а часть осталась сама по себе: им не нравилась сама идея организации Министерства магии и неприсоединение к нему было методом показать это. Таким образом, древний воинский орден был вынужден обеспечивать себя самостоятельно. Ну, а вторая причина: надо же как-то учить молодежь?
— Логично, — согласился крестник. — Всякие там полосы препятствий, тренировки и все прочее — необходимы, но они не идут ни в какое сравнение с реальным боем.
— А для участия в Первой и Второй магической войне ты нанимал Ковен? — полюбопытствовала Ами.
— Это довольно сложный вопрос, — тепло улыбнулся улыбнулся я. Все-таки приятно слышать хорошие и правильные вопросы. — Формальный контракт не подписывался, но в то же время, финансирование ковена Вальпургиевы рыцари взяли на себя. Так что, кто-то скажет, что лорд Нотт продался, а кто-то, что он был идейным бойцом. Я лично считаю, что наши цели и видение будущего совпали, и мы некоторое время действовали сообща, к обоюдным удовольствию и выгоде.
— Но ведь и сейчас Ковен поддерживает все ваши начинания? — спросил Абрахас.
— Поддерживает, — подтвердил я. — Собственно, наши цели до сих пор совпадают.
— А каковы на самом деле эти цели? — спросил Скорпиус. — Отец и дед кое-что рассказывали, но, думаю, далеко не все.
— Думаешь, я прямо сейчас примусь излагать весь список по пунктам? — ехидно поинтересовался я.
— Нет, но… — начал было Скорп, но Абрахас перебил его.
— Папа хочет чтобы мы сами до чего-нибудь додумались, — сказал он. — Мне кажется, что и рассказывать о себе он взялся именно для этого. Что-то мне подсказывает, когда он этот рассказ закончит, мы будем столько всего знать, что часть этих знаний будет очень хотеться забыть. Только вот не получится.
В чем-то Абрахас был прав и мне лишь оставалось кивнуть, подтверждая его мысль. Не знаю, насколько многое им будет хотеться никогда не слышать из того, что я собираюсь им рассказать, но, определенно, взгляд на мир у этих юных джентльменов и леди может сильно поменяться. Все-таки и я, и Малфои, памятуя о нашем прошлом, стараемся по-максимуму оберегать своих детей от потрясений. Но они растут и придет тот момент, когда именно им придется принимать решения и принимать бразды правления. Ну, возможно, не конкретным троим ребятишкам, но их поколению в целом. А розовые очки, которыми они обзавелись не без наших стараний, не самый лучший помощник в реальной жизни.
В очередной раз подумав, что все мы смертны, я поднялся с сена и отправился заваривать чай. Сложные разговоры всегда лучше идут, если их чем-нибудь запивать или заедать.
Вечерело, а Люциус все еще не дал о себе знать и это было странным. Как-то не верилось, что сборы всего необходимого для нашего спонтанного похода с палатками могли занять у Гермионы такую уйму времени.
— У следующего причала надо бы затормозить плот ненадолго, — предложил Абрахас. — Дрова кончаются и, пока светло, стоило бы подготовиться к ночи. Наверняка у огня захочется посидеть.
— Хорошая мысль, — согласился я, бросив взгляд на берег. — Да и Люциуса подождем. После ближайшего причала, следующий часов через пять только.
— А что мы будем есть на ужин? — спросила Ами. — Надо ведь что-то сготовить.
— Поройся в седельных сумках, — ответил ей я. — Гермиона собирала нам провизию.
— Устриц в белом вине мама наверняка не положила, — ехидно заметил Абрахас. — Ты уж извини.
— Моя жизнь никогда не будет прежней! — патетично воскликнула девочка, оборачиваясь к нему. — Как же так?! Любимый сыночек леди Грейнджер без устриц и без белого вина!
Абрахас собрался что-то ей ответить, но между крестницей и ним вклинился Скорпиус, потрясая мешочком с какой-то крупой и банкой маггловской тушенки.
— Я круче деликатес нашел! — заявил он. — Вот, гляди, что у меня есть!
Жестяная банка полетела в сторону Камелии и та, ловко перехватив ее, прижала к себе.
— Вкуснятина! — с чувством произнесла девочка. — Куда уж там каким-то дурацким устрицам!
— А соль ты не нашел? — поинтересовался я, отбирая у Скорпа мешочек, в котором, как оказалось, содержалась гречневая крупа.
Сын, осознав, что проиграл пикировку, молча и с достоинством отправился искать соль, а Ами, переглянувшись с братом, подхватила котелок и, подойдя к борту парома, зачерпнула им воды. Взяв у меня мешочек с крупой, она рассыпала ее на столе и выверенным заклинанием выбрала мусор, а чистую — засыпала в воду и тщательно промыла. Провернув эту манипуляцию несколько раз, Камелия водрузила котелок на жаровню и прикрыла крышкой.
Когда-то давным-давно я удивился бы: откуда девица из древнего рода знакома с кухонными премудростями? Но сейчас я лишь с одобрением наблюдал за действиями крестницы, зная, что любую из девочек аристократического сословия учат не только вежливо улыбаться и поддерживать светскую беседу, но и шитью, кулинарии, ведению дома в широком смысле этого слова. Ее бабушка — Нарцисса Малфой — много лет назад, увидев мои округлившиеся глаза в тот момент, когда я застал ее на кухне собственноручно готовящей какой-то перекус, не без смеха поведала, что любая женщина из подручных материалов должна уметь сделать три вещи: скандал, салат и шляпку. С тех пор я не особо удивлялся умениям не только этой леди, кажущейся хрупкой феей, но и других дам из древних родов.
Пока крупа варилась, наш плот подошел к очередному причалу и я заставил плавсредство пристать к нему.
— Мы скоро вернемся, — оповестил я Камелию и, перекинув на пристань сходни, поманил мальчишек за собой.
Обнаружить годные на дрова деревья в девственном лесу — задача довольно простая, все-таки никто не занимается тут профилактической вырубкой и сухостоя в нем вполне достаточно. Единственной сложностью является найти такие стволы, которые при падении не застрянут в кронах соседних деревьев, а спокойно рухнут на землю, срубленные Секо. Мы разбрелись по лесу и, задрав головы, принялись искать. Пушистик носился между нами, периодически оглашая окрестности радостным лаем.
Через полчаса три сухих дуба лежали на земле и мы азартно “разделывали” их заклинаниями. Столько дров сколько у нас получилось, нам было совершенно не нужно, но мы стащили все нарубленное к пристани, чтобы не замусоривать лес и планируя, на обратном пути, прихватить оставшееся домой. Все равно, несмотря на то, что отопление коттеджа было запитано от термальных источников, камины пользовались всеобщей любовью и исправно потребляли дрова.
Мы втроем складывали аккуратную поленницу, когда в воздухе материализовался Патронус Люциуса и вопросил голосом своего хозяина:
— Вы сейчас где?
Абрахас сообщил светящемуся журавлю номер причала у которого мы находились. Птица, кивнув, исчезла, а на ее месте через несколько минут появился Люциус. Выражение лица друга и соратника мне не понравилось: чересчур уж спокойным и сосредоточенным оно выглядело. Я вопросительно поглядел на вновь прибывшего, но Малфой покачал головой и отправился на плот, где во всю хозяйствовала Ами.
— Деда, что-то случилось? — спросила девочка, видимо, тоже увидав чрезмерное спокойствие старшего родственника.
— Пока не знаю, — честно ответил тот и ушел к тюкам с сеном, где принялся доставать из карманов то, что принес с собой и увеличивать до исходных размеров.
Мы закончили работать и полезли купаться, а после водных процедур накинулись на еду, нахваливая хозяюшку. Довольная похвалами девочка раскраснелась и приосанилась, а когда все поели, сгребла грязную посуду и отправилась ее мыть, прихватив мальчишек с собой.

Глава 14. Глава 2. Часть 1

— Ты долго, — заметил я Люциусу, когда дети сошли с плота и занялись делом.
— Кажется, у нас намечаются проблемы, — сообщил Малфой, нахмурившись. — Пропал Перси Уизли. Пока я ждал, когда Гермиона соберет снаряжение, Нотт прислал патронуса и, выражаясь цветистее чем обычно, сообщил мне эту новость.
Перси Уизли… Как по-моему, так в любой администрации должен быть хотя бы один такой человек: зануда, педант, аккуратист и карьерист, моральные принципы которого определяются набором формуляров, законов и указаний начальства. Крайне неприятная личность, но… На него можно взвалить любую административно-хозяйственную муть и точно знать: все будет сделано строго в соответствии с инструкциями, даже если оные — бред сумасшедшего. На должность начальника отдела по работе с магглами он был продвинут лично мною и я действительно считаю его своей находкой: с тех пор, как он занял эту должность, стало возможным проворачивать такие комбинации, что просто заглядение. Зубодробительные канцелярские формулировки, которыми мы в маггловском мире оперировали, переводя под попечение нужных нам семей одаренных детей — целиком и полностью заслуга Перси: именно его извращенный мозг измыслил всю эту тарабарщину и, что самое странное — она идеально работала, не вызывая ни у кого никаких сомнений, подозрений или придирок.
И вот этот человек и канцелярит во плоти - пропал. Запить он не мог: не тот склад характера. Такие как он не потребляют алкоголь, впрочем, как и любые другие препараты или зелья, изменяющие сознание. Страстная любовь тоже не его случай. Заболеть он мог, но он обязательно оповестил бы о своем нездоровье всех, кого обязан был оповестить в подобных случаях.
— И давно пропал? — поинтересовался я.
— Третьи сутки ни слуху, ни духу, — ответил Люц. — Жена подняла панику на следующее утро, после того, как Уизли не вернулся с работы домой. Говорит, он часто задерживался почти до утра, а тут и вовсе не явился, и на месте его нет.
— Может, зашел к кому из друзей? — предположил я.
— Да какие у твоего Персика друзья? — фыркнул Малфой. — Лично я удивлен, что он жену себе где-то разыскал. Притом, ладно бы страхолюдину какую, так нет же. Симпатичная особа и, что самое странное, она действительно любит его. Во всяком случае, переживает по-настоящему. У родителей его тоже нет и давно не было, у прочих родственников не появлялся еще дольше, чем у родителей.
— Аврорат к поискам подключили? — мой вопрос был на самом деле не о том, сделали это или нет. По сути, это было предложение поделиться всеми подробностями, известными собеседнику. А что тот за то время, что отсутствовал, успел собрать исчерпывающую информацию и был полностью в курсе современного положения дел — сомнений не вызывает.
— Да, — кивнул Люциус. — Установлено, что в день своего исчезновения он работал на маггловской стороне, инспектируя какой-то приют, в составе комиссии от нашего благотворительного фонда. Всех членов этой комиссии опросили и выяснилось, что мистер Уизли покинул приют сразу по окончанию мероприятия. В общем-то, он не должен был оставаться там ни одной лишней минуты и его уход выглядел бы вполне обычно, если бы опрошенные не разошлись в показаниях о том, как Перси их покинул. Одни утверждали, что он уехал на своей машине, ведя ее самостоятельно. Другие, что за ним прибыла машина с водителем, третьи поведали, что он отправился пешком к ближайшей станции метро. Также были озвучены версии, гласившие, что он уехал на автобусе, поймал такси, выйдя на улицу, вызвал такси по телефону и даже укатил на велосипеде. Мнения о том, куда направился Уизли, тоже разошлись: он не оповестил, куда направляется; в офис благотворительного фонда; в ресторан на деловую встречу; домой; в Министерство; инспектировать одну из принимающих детишек семей; и уж совсем неправдоподобная — по бабам.
— Да уж, последняя — не про Перси, — выслушав, произнес я. Обдумав то, что услышал, я попросил Люциуса продолжить свой рассказ.
— Каждого из опрашиваемых продиагностировали на предмет не наложены ли какие-нибудь чары, но все как один оказались “чистыми”. Но продолжали настаивать на своих показаниях. На место вызвали бригаду невыразимцев. Те долго изучали место происшествия, потом тех участников событий, которые обладали хоть искрой дара, и пришли к выводу, что была применена какая-то из модификаций Конфундуса или похожего заклинания, накрывшая большую площадь в тот момент, когда Уизли выходил из здания приюта. И это все, что на данный момент известно.
— А помнишь, в шестидесятых… — я сосредоточился, вспоминая подробности. — Во французском аврорате был стажер с немецкой фамилией, кажется, Кунц, или может быть, Кунце. Ну да, не важно, как его звали, но он пропал после того, как группа, в которой он работал, зачищала последствия взрыва какой-то дряни, случившегося в лаборатории Вийонов в Льеже. Этот стажер потом обнаружился в буддистском монастыре, где усердно предавался посту и молитве, находясь на пути к самомумфикации.
Люциус задумался и кивнул.
— Да, припоминаю что-то такое, — подтвердил он. — Кажется, новоявленного буддистского монаха немецкого происхождения обнаружили маггловские журналисты…
— Ага, они делали репортаж, а тут белый человек в одеждах буддистского монаха. Разумеется, пройти мимо журналисты не смогли. Кто-то из магглорожденных французских авроров увидел репортаж и опознал в этом аскете того стажера. Расследование, которое было приостановили, продолжилось и группа специалистов отправилась в монастырь. Этот Кунц… Нет, все-таки не Кунц он был… — я напряг память, вспоминая. Почему-то это показалось мне важным. — А! Вспомнил! Курт Майер его звали. Ну так вот, этот самый Майер оказался совсем не в себе. Для начала, он полностью потерял память. Легилимент, который с ним работал, чуть сам не двинулся: у Курта в голове была одна единственная четкая и потрясающе яркая мысль — он видел себя статуей Будды. Все остальное представляло из себя просто ровный серый фон.
— Оклюменция? — спросил Люц.
— Да нет, — покачал головой я. — Он действительно ничего не помнил до того, как осознал себя у ворот того монастыря. Монахи пожалели убогого и пару лет он жил при монастыре служкой. Подай-принеси-помой, ну и все в таком духе. Выучился худо-бедно говорить на местном наречии, а потом принял буддизм и… Как он загорелся стать статуей, не так и важно. Интересно то, что магии в нем не было ни грана. Все тесты и обследования показали, что это обычнейший маггл. Ты знаешь способ сделать из мага маггла? Пусть напрочь беспамятного и сумасшедшего, но при этом все-таки живого?
— Нет, — протянул Люциус.
— И я не знаю. Из мага можно сделать сквиба. Можно заблокировать доступ к магии так, чтобы человек не мог ею воспользоваться. Можно магию откачать. Но при этом маг умрет. А этот Майер определенно был жив.
— Хочешь сказать, что наша пропажа может всплыть в том же монастыре? — спросил Малфой.
— Хочу сказать, что оба пропали после работы на маггловской стороне. И да. Два случая — могут быть совпадением, но я как-то не очень верю в такие чудеса. Кроме того, у этого Майера довольно интересная родословная. Он чистокровный в пятнадцатом колене. Его отец и дед участвовали в войне с Гриндевальдом на стороне, противостоящей оному. Дед тогда погиб, прихватив с собой довольно много противников. Отец же участвовал в организации эпического побоища, предшествовавшего дуэли между Гриндевальдом и Дамблдором. Есть еще один интересный штрих: Майеры довольно таки недавно отпочковались от Мейеров, а те как раз выступали на стороне Гриндевальда. Среди тех, кто погиб стараниями деда Курта был тогдашний наследник главы дома Мейеров.
— Месть? — уточнил Люциус.
— Хороший вопрос. Неплохо бы найти на него ответ. Тогда, в шестидесятых, следствие не пришло ни к каким определенным результатам и было закрыто. Может быть, то дело представляет сугубо академический интерес, но не исключено, что оно может быть как-то связано с пропажей Персика. У Уизли через каких-нибудь родичей наверняка есть сродство с кем-нибудь с континента… Подкинь эту идею Нотту.
— Как-то странно почти через сотню лет мстить за проигрыш, ты не находишь?
— А у тебя есть получше версия? — поинтересовался я. — Кому может быть нужен Перси Уизли? Да, он неприятный тип. Да, его не любят. Но настолько, чтобы организовывать похищение? А, судя по тому, что ты рассказал, это все-таки именно похищение. Канцелярских крыс типа Персика не похищают. Их либо подставляют, либо убивают, либо обходят стороной. В общем, выбирают какие-то относительно простые способы устранения. При всем его характере, образе жизни, взглядах и прочем, он довольно сильный волшебник. Он, в конце-концов, Мастер в области Чар, и это означает, что он и без волшебной палочки способен на многое. То же Империо на него действует весьма специфически: оно на него ложится, под его воздействиям его можно заставить спеть, станцевать и даже стишок рассказать, но как только начинают затрагиваться вопросы семьи или работы — оно с него слетает.
— Ты еще скажи, что Круцио ему тоже не страшно и я поверю, что этот Уизли — новое воплощение Мерлина, — пробурчал Люц.
— Кстати, будешь смеяться, но ты почти прав. Персик — патологический трус. Он теряет сознание еще только услышав как произносится слово “Круцио”.
— Ты проверял? — удивился Малфой, недоверчиво поглядев на меня.
— А ты думаешь, я на пост в Министерстве, который считаю одним из ключевых, продвигал бы человека, которого не проверил бы на все, что счел нужным, лично? — вопросом на вопрос ответил я. — Уизли — человек строго на своем месте. С одной стороны, он, по-большому счету, ничего не знает и ни за что не отвечает, с другой — только такой как он способен четко и абсолютно беспристрастно соблюдать выданные инструкции, не отступая от них ни на дюйм. Его потеря — это куда серьезнее, чем кажется на первый взгляд.
— Ладно, допустим, ты меня убедил, — вздохнул Люц и, достав сквозное зеркало, связался с Ноттом. — У Лорда-Дракона есть новости, — сообщил он через некоторое время. — Он просит разрешения присоединиться к нам в составе восьми человек его оперативного штаба.
— Готов поспорить, что новостей много и все до одной неприятные, — буркнул я и выдал разрешение на перемещение. — Похоже, накрылась наша чудесная прогулка, — сообщил я вернувшимся после мытья посуды детям и кивнул Люциусу на его сообщение о том, что Лорд-Дракон прибудет через полчаса.
— А что произошло-то? — невинно поинтересовался Абрахас, но по его лицу было видно, что он подслушивал.
— Ладно тебе притворяться, — проворчал я, ухмыльнувшись. — По моим прикидкам, ты слышал если не весь разговор, то, как минимум, большую его часть.
— Мда, — расстроенно вздохнул Скорпиус. — Не быть нам лазутчиками.
— Мы можем остаться и послушать? — спросила Ами, кинув на меня “щенячий” взгляд.
Мы с Люциусом переглянулись.
— Что уж там, слушайте, — разрешил я, увидев кивок друга и соратника. — Но комментировать специально для вас никто ничего не будет. Это — понятно?
— Да, лорд Блэк, — вытянувшись в струнку, звонко ответила девочка. Почему она решила выбрать из всех моих общеизвестных фамилий именно эту было загадкой, но резкий переход на официальный тон четко давал понять, что она абсолютно серьезно отнеслась к предупреждению и приняла его во внимание.
Мальчишки закатили глаза и Люциус счел необходимым донести до них, что комментировать ничего не будут не только для Камелии, но и для них.
— Мы все поняли, крестный, — очень серьезно ответил Абрахас, а Скорпиус кивнул, подтверждая слова друга. На какое-то время воцарилась тишина. Я прикидывал варианты и пытался предугадать с какими новостями появится Нотт, Камелия паковала на место посуду. Абрахас со Скорпиусом укладывали в аккуратный штабель дрова на плоту. В какой-то момент сын отвлекся от этого занятия и подошел ко мне.
— Слушай, может быть плот отпустить? — спросил он. — Если произошло что-то, что потребует твоего присутствия, мы вряд ли дальше поплывем. А если нет — то это ведь не последний плот на реке. Дождемся другого и продолжим путь.
— Здравая мысль, — согласился я и некоторое время все были заняты тем, что сводили с плота лошадей и сгружали на берег наше имущество.
Прежде, чем Нотт со товарищи появились, мы успели стреножить лошадей и отпустить их пастись, разложить костер рядом с причалом и даже повесили котелок, чтобы вскипятить воды для чая.

***

Лорд-Дракон и восемь человек его сопровождавших, прибыли порталом. Сначала на деревянной поверхности пристани появился слабо светящийся фиолетовый круг, потом свечение стало явственным и в воздухе запахло озоном, а через несколько секунд на пристани появилась группа людей в боевом облачении. Одно это любого заставило бы задуматься о том, что же произошло. Допустим, по слухам, сам Одхан даже спал в боевой мантии, но остальные…
— У нас третье пришествие Воландеморта? — поинтересовался я, вставая со своего бревна, чтобы приветствовать прибывших.
— Нет, мой Лорд, у нас, бля, все гораздо запущеннее, — выдал Нотт, и, увидев девочку, поклонился ей. — Просите, леди.
— Добрый вечер, лорд Нотт, — вежливо поздоровалась Камелия и, улыбнувшись, светским тоном произнесла: — Я знаю, что вы старый солдат и обучать вас манерам поздно. Так что, не стесняйтесь. Некоторое количество крепких слов я как-нибудь переживу.
Лорд-Дракон даже крякнул от восхищения: подобной фразы он вполне ожидал от Нарциссы или от Гермионы, но юная особа, еще вчера воспринимавшаяся им как еще одна из когорты мелких девиц не представлявших особого интереса, похоже, сразила старого вояку своим обаянием и непосредственностью. Я опять устроился на своем бревне, а Одхан, усевшись напротив, принялся за доклад:
— В Министерстве форменное светопреставление: Уизлиха орет, так, что слышно на всех этажах. Дескать, ее сыночку похитили злые магглы и, потрясая какими-то дурацкими часами, призывает поубивать их всех, но вернуть ей ненаглядного Персика. Ее муженек маячит за необъятной кормой супруги, изображая из себя скорбную тень. Жена этого самого Персика — бьется в истерике и ничего путного от нее не удается добиться, несмотря на полпинты влитого в нее успокоительного.
В это же время какие-то умники, взломав защиту на полутора десятков ферм и поместий, в которых обитают маги, спалили их к Мордредовой бабушке.
— Пострадавшие? — быстро спросил я.
— Судя по тому, что мы обнаружили на пепелищах, только домовики. Человеческих останков не обнаружено ни в одном мест, — отчитался Одхан.
— У родственников погорельцев?
— Нет, — покачал головой Нотт. — Они просто исчезли. Не сгорели, не вышли в соседний магазин за продуктами или куда там еще. Знакомые и родственники утверждают, что каждого из погорельцев довольно давно не видели. Давно, это от трех дней, до пары месяцев.
Одхан собрался было сказать что-то еще, как в одном из его карманов раздался характерный скрип сквозного зеркала. Вынув его из кармана, Лорд-Дракон велел собеседнику докладывать и, по мере того, как тот говорил, становился все мрачнее и мрачнее. К сожалению, слышать доклад мог только сам обладатель зеркала, поэтому нам всем оставалось лишь ждать.
— На один из офисов фонда Мракса сейчас начнется…Что-то, типа, налета. Маггловская полиция жаждет поинтересоваться документами и хочет опечатать технику. Отделение только что было предупреждено о возможных неприятностях телефонным звонком. На данный момент вся информация уничтожена по аварийной схеме, большая часть сотрудников — эвакуированы, — доложил он, отрывая взгляд от зеркала. — Тео спрашивает: контактировать ли с полицией или уходить?
— Пускай уходит, — отдал распоряжение я. — И людей оставшихся пусть заберет. В идеале — всех. В крайнем случае, всех тех, кто хоть что-то хоть краем глаза мог знать о наших манипуляциях с одаренными детьми.
Нотт отдал распоряжение сыну и погасил связь между зеркалами.
— В каком городе был этот офис? — спросил Люциус.
— В Кардиффе, — ответил Нотт.
— А Персик где пропал? — уточнил я.
— Там же, в Кардиффе, — не задумываясь ответил Одхан и, связав одно с другим, хлопнул себя по лбу. — Его ж мать!
— Сворачиваем все отделения фонда Мракса, кроме центрального, — распорядился я. — В центральном — подчистить документацию и, пожалуй, я сам встречу полицию, если она туда явится.
— Я с тобой, — подал голос Люциус, а Нотт, отдав своим штабным указания, воззрился на меня.
— Куда ж мы без тебя, — вздохнул я. — Теперь, давайте-ка остановимся и подумаем: кто и зачем так развлекается? — я поднялся с бревна и несколько раз обошел вокруг кострища, раздумывая. Команда Лорда-Дракона слаженно повскакивала и, открыв портал, отбыла. — У нас либо совсем нет времени и, хвала Мерлину, если ребята успеют. Либо кардиффское было пробным шаром и тогда…
— Тогда у нас есть в запасе около суток, — высказался Люциус. — Перси, по документам, действовал как представитель фонда Мракса. В Кардиффе найдут пустоту, и начнут шерстить другие отделения. Скорее всего, все разом, но, думаю, не сегодня же. Завтра или послезавтра.
— Все офисы одновременно, — согласился я.
— Ну, если бы этим занимался я…. То я бы начал как раз с центрального, — подал голос Нотт.
— Я бы тоже, — согласился я. — А, стало быть, это все-таки пробный шар.
— Или попытка напугать, — вдруг произнес Абрахас.
— А малец дело говорит, — поддержал его Нотт.
— Согласен, — кивнул я. — В общем, у нас два варианта реакции: либо испугаться, либо нет. Региональные офисы мы прикроем под видом реорганизации, а центральный оставим как приманку. Единственное, что мне неясно: кто организатор этого… наезда?
— Еще и пожары эти непонятные, — напомнил Люц. — Семьи, владевшие взломанными домами, имели какое-то отношение к фонду?
— Сейчас узнаю, — пообещал Нотт и, достав зеркало, вызвал кого-то.
— Нет, так руководить операцией — не дело, — констатировал я, наблюдая за переговорами Одхана. — Долго и через третьи руки. Бред, короче.
Нотт договорил и убрал зеркало в карман.
— Часть семей имела, — оповестил он, - часть нет. А на тему того, что так руководить — извращение — ты прав.
— Наводим портал, отправляемся, для начала, к нам, — решил я. — Сами не выкладывайтесь, подключитесь вон к колоннам. Личный резерв может понадобиться.
Костер моментально затушили, вещи собрали, уменьшили и запихали в одну из седельных сумок, и буквально через десять минут мы, вместе с лошадьми, материализовались во дворе усадьбы, принадлежащей моей семье.
— Дети, вы… — начал было Люц, но ребятня его перебила.
— Крестный!
— Дед!
— Пожалуйста, можно нам с вами? Мы не будем мешать, правда! — высказала общую просьбу Камелия умоляюще глядя на деда.
Люциус вопросительно поглядел на меня, потом на Одхана и махнул рукой.
— Ладно. Пойдете с нами, но за Барьер даже не проситесь. Будете сидеть в штабе Лорда-Дракона, — решил он.
— Мы будем тихо, как мышки, — пообещали дети.
Пока мы разговаривали, на пороге появилась Гермиона, следом за ней Северус, а домовик успел увести лошадей в конюшню.
— Ну, что ж… Добро пожаловать в мое логово, — непонятно чем довольный, вымолвил лорд Нотт, принявшись создавать очередной портал.

Глава 15. Глава 2. Часть 2

Мы благополучно переместились во владения предводителя Ковена. Место это достойно упоминания и описания. С виду, это относительно небольшой средневековый замок, выстроенный по всем канонам фортификации тех лет. Никаких излишеств и украшений. Высокие толстые стены, бойницы, подъемные ворота надо рвом с водой, кряжистые башни по углам. Выглядит этот комплекс очень внушительно и, пожалуй, мрачновато. Во времена, которые сейчас принято называть Второй Магической войной, весь замок был приведен в абсолютную боеготовность: стены починены, лес вокруг вырублен, крыши залатаны и из почти развалюхи, которую он представлял из себя до начала ремонта, замок превратился в действительно укрепленное место. Усилий на то, чтобы все это великолепие еще и зачаровать должным образом мы тогда не пожалели, и теперь штаб-квартира Ковена была почти неприступна.
— Пойдемте сразу в тактический зал, — пригласил Одхан и мы гурьбой направились за ним на один из подземных уровней замка.
Дети, оказавшись на пороге этого помещения, замерли в изумлении. Посередине огромного зала располагался массивный стол, на котором, в данный момент, находился макет Британских островов. Над столом висело несколько полупрозрачных экранов, на которые выводились какие-то данные. По стенам зала были расставлены рабочие столы, снабженные похожими экранами. Некоторые из них были завалены какими-то документами, на части были разложены книги. Людей в помещении было немного и все они были сосредоточены на выполнении каких-то, только им одним понятных, действий.
— Лорд-Дракон, — обратился к Нотту один из молодых парней. — Восемь из семей погорельцев имели непосредственное отношение к фонду: в них были усыновленные через него дети. Остальные отношения к самому фонду не имели, зато дружили с этими восемью семьями.
— Дети какого возраста? — спросил я.
— От трех лет и самому старшему из приемышей было десять, Лорд-Защитник. — отчитался юноша.
— Период усыновления? — поинтересовалась Гермиона.
— Последние три года. Все дети проходили через кардиффское отделение.
— Ну, поздравляю, господа, — проворчал Нотт. — У нас работает крыса.
Я подошел к столу и воззрился на макет. Как управлять этой штуковиной я знал. В конце-концов, и мои руки с головой были приложены для создания артефакта, около которого я стоял. Мысленным усилием я отдал приказ показать мне точки, где находились сожженные дома и вывести на ближайший экран все данные о владевших этими домами семьях, которые удалось бы разыскать в нашей базе данных.
Разглядывая карту и проглядев предоставленную информацию ничего нового не узнал, кроме того, что все пожары случились в окрестностях Кардиффа.
— И крыса эта, — услышал я голос сына, — похоже, в том отделении, которым сейчас интересуется полиция.
— Либо Перси вывернули мозги и узнали об этих семьях от него, — возразила ему Гермиона. На экране, рядом с которым она остановилась, замелькали строчки текста и она погрузилась в их изучение. В подобном анализе ей не было равных. Она умудрялась сводить воедино такие массивы данных, что все только диву давались.
Северус встал между ней и мною, с интересом наблюдая за нами обоими и мельком просматривая данные с обоих наших экранов. Ситуация была привычной и вполне обыкновенной: я выдвигал некую идею, Гермиона перелопачивала информацию, ища данные, которые ее подтверждают или опровергают, и, когда появлялись первые результаты ее работы, в дело вступал Север, задавая уточняющие вопросы. Таким образом у нашей троицы анализ любой ситуации занимал минимум времени при максимальной эффективности и мы могли выстроить и просчитать несколько линий поведения противника и выделить ту, по которой вероятнее всего будет развиваться сценарий. Ошибались мы редко.
— Готова спорить: крысы все-таки нет, а данные достали из головы Персика, — выдала Гермиона, после того, как процесс построения модели поведения противника был завершен. — А вот неизвестный доброжелатель из стана врага еще появится.
— Думаю, с Тео свяжутся в течение двух часов, — резюмировал я, еще раз поглядев выкладки, которые сделал сам и которые предоставила Гермиона.
Все пострадавшие семьи так или иначе прошли через руки Уизли и он с огромной долей вероятности просматривал какие-нибудь отчеты о них, собираясь в Кардифф. Кроме того, часть ребятишек была именно из того приюта, который он инспектировал в день своего исчезновения. Окклюментивные щиты у Уизли были очень и очень пристойные, стало быть, считать его было можно только очень сильным воздействием. При этом результат будет, прямо скажем, так себе: слишком мало данных удастся извлечь до того, как носитель этих данных умрет или сойдет с ума. По сути, лигилименту достанется лишь то, что находится практически на поверхности или наоборот — въелось до уровня рефлексов.
— Согласен, — кивнул Северус. — Вот эти люди подлежат немедленной эвакуации.
Супруг оторвал кусок бумаги от бобины, стоило только самопишущему перу остановиться, и протянул его Нотту. Там был список всех семей где находились дети, прошедшие через Перси за последние пять лет, притом не только тех, что числились под опекой фонда Мракса, но и всех прочих наших благотворительных организаций.
— Но… откуда вы все это можете знать?! — ошарашенно выдохнул наш сын.
— Мы обещали не мешать! — зашипела на него Ами.
— Ну правда же очень интересно! — поддержал друга Скорпиус.
— Пойдемте, молодые люди, я, похоже, придумал вам развлечение, — позвал их Нотт и увлек в дальний угол зала, где поставил перед тремя мониторами. Показав и объяснив им как управлять этими артефактами, он предложил попробовать разобраться в том, как именно мы пришли к тем выводам, которые озвучили. — Все данные вы можете получить на мониторы. Это могут быть те же данные, которые обрабатывали ваши родители, либо любые другие. Посмотрим, как у вас обстоят дела с аналитикой, — улыбнулся он и, оставив детей на растерзание потоку информации.
Дети увлеченно занялись постижением методов современной аналитики, а мы повалились в кресла, отдыхая: проделанная нами работа требовала предельной концентрации и забирала порядочное количество сил. Нотт, изучив список, вышел из зала, видимо занявшись организацией эвакуации.
— Ричард, — позвал я одного из парней, находившихся в зале и занятых своей работой, не обращая на нас никакого внимания.
Тройки аналитиков посменно дежурили в тактическом зале круглые сутки семь дней в неделю. В их обязанности входило наблюдение за магами на маггловской стороне. Любая интенсивная активность, любые случаи применения магии к магглам и подобные явления выводились на их экраны. Нет, Ковен — не аврорат, в его обязанности не входит бежать, теряя детали гардероба, на каждый чих, но знать что происходит мы посчитали необходимым и именно поэтому учредили эти дежурства, предварительно накрыв своей сетью следящих чар ту часть магической Британии, которая находилась на маггловской стороне и заведя все информационные потоки, поступающие с этой сети, в ковенский тактический зал. Похожая сеть, признаться, у нас была и на нашей стороне барьера, но с нее снималась совершенно иного рода информация, хотя и в тех же целях: знания, все-таки, страшная сила.
— Лорд-Защитник? — подал голос парень, которого я позвал.
— Свяжи меня с Тео, будь добр, — попросил я и Ричард, кивнув, принялся выполнять мою просьбу.
Я лениво наблюдал за его действиями и гордился собой. Повод для гордости у меня был весьма убедительный: зал, в котором мы находились, представлял из себя полсотни артефактов, составляющих тактический комплекс “Мечта-2” (неофициальное название — “Мечта Идиотки”). Создание этого комплекса началось с шутки и действительно смелой мечты. В один из вечеров мы большой компанией сидели и смотрели очередную серию старого доброго сериала “Вавилон 5”. Кто-то, восхитившись идеей тактических залов минбарцев, высказался: дескать, нам бы такой! Ну и началось: первые наброски появились буквально за пару часов, а потом… потом идея увлекла и ей увидели массу практических применений. В итоге, получилась “Мечта-1”, которая исправно служила отделу, занятому космическими разработками. Но мы, команда разработчиков этого комплекса, люди творческие и решили создать штуковину еще интереснее и навороченнее. Убили мы на это творение пять лет времени, кучу материалов, перелопатили гору литературы, родили множество новаторских идей, ну и в итоге получили штуковину, которая представляет из себя библиотеку и базу данных с интеллектуальным поиском, артефакт для связи друг с другом, с возможностью работать как коммутатор, нечто типа маггловского поста видеонаблюдения, с той лишь разницей, что у магглов картинку снимают видеокамеры, а у нас — сеть артефактов, способных помимо этого еще и звук передавать на центральный артефакт. Постепенно “Мечта-2” обросла кучей всяких полезных функций и теперь с помощью нее можно построить трехмерное изображение местности, получить любую информацию не только в виде мыслеформы, но и увидеть ее на голографическом экране, а также получить эти самые данные в виде текста и рисунков на бумаге, и это далеко не полный список возможностей этого чуда инженерно-магической мысли. В общем, теперь это очень многофункциональный комплекс, идея которого взята из маггловской реальности и из их же космической фантастики, и реализованная магическими средствами и, думаю, со временем эта вещь станет еще лучше и удобнее.
Разумеется, поначалу, когда мы только приступили к созданию подобного артефакта для космической программы, никто в наш успех всерьез не верил. Нас поддерживало две мысли. Первая: когда-то у магглов не верили в возможность создания холодильника, а теперь эти ящики, внутри которых холодно, стоят в каждом доме и люди уже не в состоянии представить себе как без них обойтись. И вторая: нам нужно было как-то управлять перемещениями в космосе, а так как наш аппарат для этого дела, мало того, что не летал, так еще и был, по-сути, артефактом, открывающим портал и перемещающийся в него вместе со всем содержимым — маггловские технологии нам совершенно не подходили и пришлось изобретать, изобретать и еще раз изобретать. Результат превзошел все ожидания, а создание второго комплекса пошло куда проще.
— Связь установлена, — доложил дежурный и я сосредоточился на экране, где появилось изображение Теодора Нотта.
— По нашим прогнозам с тобой должен связаться тот человек, который предупредил о визите полиции, — сообщил я, поздоровавшись. — Твоя задача: договориться с ним о личной встрече.
— Я тоже подумал, что было бы неплохо поглядеть на этого неизвестного доброжелателя, — кивнул Тео. — Как я понял из нашей краткой беседы, он знает о том, что мы не обычные люди.
— А что еще ты сумел понять из той беседы? — спросила Гермиона, присоединившись к нашему разговору.
— По-моему, он немолод, — подумав, ответил Тео. — Во всяком случае, голос у него не молодой. Без акцента. Речь правильная и не простонародная. Страха в голосе я не услышал, хотя говорил он довольно быстро и негромко. Просто четко передал информацию и повесил трубку.
— Спасибо, — кивнула моя супруга и на ее экране стала прорисовываться разветвленная схема. Пока было непонятно что это, но, зная ее, можно было предположить, что она обдумывает какую-то мысль.
— Назначь эту встречу в любое удобное ему время, а вот место, — я задумался, глядя на трехмерную карту. Поверх изображения маггловских Британских островов другим цветом стала прорисовываться магическая Британия. Эти два пространства не слишком-то походили друг на друга, но кое-где без особых усилий можно было попасть из одного в другое, сделав буквально пару шагов. Та же Годрикова Лощина представляла из себя этакую смесь из обоих. Участки, принадлежащие волшебникам в этом поселении, частично лежали в маггловском мире, а частично — в магическом. В некоторых случаях, например, крыльцо дома располагалось в маггловском мире, а остальной особняк — за барьером. При этом, если бы маггл вошел в дверь с этого крыльца, он попал бы во вполне обычный маггловский коттедж, который там тоже наличествовал, существуя в параллель и никак не сообщаясь с волшебным жилищем.
— Годрикова Лощина вполне подойдет, — наконец, решил я. — Особняк Поттеров. Там точка перехода — ворота участка. Вот перед этими-то воротами и встретитесь. Тебя прикроют, но, в случае чего — один шаг и ты окажешься в безопасности.
— Принято, — кивнул Тео.
— Теперь расскажи, что у тебя происходит?
— Полиция взломала дверь, — начал докладывать младший Нотт. — В офисе прошел обыск. Всю найденную технику и бумаги опечатали и увезли. Интересный момент: среди штурмового отряда была девица… необычная. Она… мне показалось, что она почти видит меня, ну, может и не видит, но чувствует. Я наблюдал за обыском, спрятавшись под чарами и приклеившись в углу к потолку. Так вот эта странная особа иногда поглядывала в мою сторону, стоило мне только пошевелиться.
— Ты ее продиагностировал? — спросил Северус.
— Не рискнул. Только поглядел через выявляющий магию артефактик. Так вот, она — не маггла, но и не волшебница. Как, впрочем, и не сквиб. Я вообще не понял, что она такое, — с раздражением в голосе, рассказал Тео. — Сквозь артефакт выглядит как ровный серый кокон, от которого тянет чем-то… ну, непонятным. То есть оно очень четкое, явное, но я не знаю что это. Никогда ничего подобного не видел.
— Я бы поглядел на твои воспоминания, — попросил я.
— Без проблем, — согласился Тео. — Я сейчас в центральном офисе и тут тихо. Дождусь сеанса связи с нашим неизвестным доброжелателем и я весь твой.
— Нет, я зашлю к тебе кого-нибудь прямо сейчас, — покачал головой я. — Это может быть важным.
— Хорошо, — согласился Нотт и я оборвал связь.
— Ричард, — вновь позвал я дежурного. — Нужно снарядить кого-нибудь в центральный офис фонда и забрать флакон воспоминаний у Тео.
— Будет исполнено, Лорд-Защитник, — отчеканил парень и отошел к своему рабочему месту.
Я прикрыл глаза, отдыхая, но встряска, которую пережил организм, занимаясь анализом, давала о себе знать: мысли продолжали вертеться в голове нескончаемым хороводом. Я пытался понять, что же все-таки произошло? Мы допустили какую-то ошибку и проглядели образование сильной организации, вдруг решившейся на открытое противостояние с властями Магической Британии, которыми мы по факту являлись? Или, может быть, упустили из виду небольшую группу фанатиков? А может все проще и это личная месть? Вырвало меня из размышлений прикосновение Северуса.
— Воспоминания от Тео доставили, — сообщил он и показал пузырек с клубящейся в нем субстанцией.
— Что ж, посмотрим, — отозвался я, встряхиваясь.
Думосброс штука чрезвычайно полезная и над тем, чтобы “Мечта-2” научилась еще и воспоминания проецировать, я провозился чуть ли не полгода, но своего добился. Теперь любые воспоминания, помещенные в изготовленную мною чашу, можно было рассмотреть, спроецировав их над столом. Притом, что если возникала необходимость показать какое-то воспоминание большому количеству людей, это было очень удобно. Конечно, если просто смотреть — терялся эффект присутствия, но этот недостаток я тоже исправил: самая свежая версия этого модуля позволяла решить эту проблему довольно просто — нужно было всего-навсего в процессе просмотра касаться стола.
Северус вылил воспоминания в чашу и активировал ее. Над столом вместо трехмерной карты появилась картинка с кардиффским офисом. Большая светлая комната, с оборудованными обычными маггловскими компьютерами и столами и расставленными по стенам стеллажами с папками, несколько секунд оставалась пустой, а потом закрытая дверь слетела с петель, и в помещение проникли вооруженные полицейские в бронежилетах и касках, с надвинутыми на лица зеркальными защитными щитками. Они настороженно поводили дулами автоматов, но, увидев, что в помещении никого нет, поумерили свой пыл.
— Прямо маски-шоу, — услышал я комментарий Нотта, который, видимо, отдав все распоряжения вернулся в тактический зал.
Первая пятерка полицейских рассредоточилась по территории офиса и в помещение вошла следующая вооруженная группа, а вслед за ней вошло несколько мужчин в гражданском. То, что они были одеты в партикулярное, ничуть не скрывало их военной выправки. Вслед за ними в дверном проеме показалась женщина.
Светлые волосы, уложенные в стильную прическу волосок к волоску, узкая темно-синяя юбка чуть выше колена, белая блузка, темно-синий пиджак, на ногах туфли-лодочки на невысоком каблуке. Этакая бизнес-леди. Я пригляделся к даме повнимательнее и осмыслил детали ее образа. Она держалась отстраненно и холодно. В ее осанке, посадке головы, скупых жестах, взгляде и мимике сквозили превосходство и высокомерие. Если бы не столь холодное выражение на лице, она была бы даже вполне симпатичной. Но холодность и презрительность делали ее скорее отталкивающей, чем какой бы то ни было еще. А потом Тео, видимо, решил оглядеть помещение в магическом спектре. Все, кроме женщины, оказались вполне обычными магглами без искры Дара, а вот она… Она действительно представляла из себя нечто примечательное: плотный серый яйцевидный кокон. Такого я еще ни разу не видел. Когда она шла — за ней оставались следы, которые через несколько секунд словно бы растворялись в воздухе.
Решив разглядеть все еще внимательнее, я прикоснулся к столу и погрузился в воспоминание Тео целиком. Да, ощущения от этой дамочки были… странными. Действительно веяло от нее чем-то… непонятным. Словно бы и не живым, но очень агрессивным и… голодным. В общем, довольно-таки жуткие ощущения, что уж там скрывать.
Тео, видимо, деактивировал артефакт, так как дальше в воспоминании кокона вокруг этой дамы видно уже не было, хотя ощущения никуда и не исчезли. По тому, как она распоряжалась, было видно, что она привыкла командовать, а мужчины беспрекословно исполняли ее распоряжения. Все папки из шкафов перекочевали в принесенные коробки. Все компьютеры опечатаны и вынесены из офиса, но перед тем, как все это было проделано, в помещении появился какой-то мужичок с кейсом и долго возился что-то насыпая на поверхности, а потом сметая это насыпанное разными кистями.
— Во дают, — прокомментировал это Северус. — Они же отпечатки пальцев снимают.
Воспоминание закончилось и картинка над столом погасла, уступив место трехмерной карте.
— Что скажете, господа? — задал я риторический вопрос.
— А что тут скажешь? — пробурчал Нотт. — Хуйня какая-то. Но предупреждение о назревающих неприятностях пришло ой как вовремя.
— Это серое… — протянула Гермиона, задумчиво накрутив локон волос на палец. — Нечто похожее излучают инфери.
— Нет, — возразил я. — Их излучение в магическом спектре скорее грязное. Такое… коричневато-черное, а тут серое, слегка с жемчужным оттенком.
— Пожалуй, — согласилась супруга. — И у инфери оно не такое плотное. А тут прямо совсем непрозрачное.
Она сосредоточилась, явно выдавая задание “Мечте-2” на поиск по аналогии.
— А мне эта тетка знаете что напомнила? — заговорил Северус. — Фильмы про войну. Этакая немецкая фрау из СС. Только соответственного головного убора не хватает.
— И стека, — фыркнул Нотт. — Хотя, определенное сходство есть. Те и впрямь выглядели похоже.
— А вы заметили, что она словно бы принюхивалась? — спросила Ами и я, обернувшись, увидел, что все трое детей стоят рядом со столом. Видимо, воспоминания Тео они видели.
— Действительно, — согласилась Гермиона, поглядывая на свой монитор, на котором все еще не появилось ни одной строчки, что было довольно необычно и говорило о том, что в нашей базе знаний пока ничего не нашлось по заданным ею параметрам. — Почти незаметно, но все-таки…
— Мне в какой-то момент даже показалось, что она учует мистера Нотта, — поделилась наблюдениями крестница. — Уж больно она внимательно глядела в тот угол, где он находился. Правда, вверх так и не посмотрела…
— В общем, пока что это воспоминание имеет сугубо академический интерес, — подытожил я и потянулся. Хотелось есть и спать. — Одхан, приютишь нас?
— Конечно, в чем вопрос! — воскликнул Нотт. — И вас, и ребятишек. Тут места много.
Через полчаса мы, поплескавшись в душе, вырубились, зная, что если что-то произойдет — нас разбудят.

Глава 16. Глава 2. Часть 3

Я всегда восхищался тем, насколько хорошо спится, когда рядом находятся мои избранница и избранник. За какие-то четыре часа организм восстанавливается так, будто я проспал полновесных десять часов, а потом еще и бодрящего зелья хлопнул. Поэтому, когда рядом с нашей постелью материализовался домовик, я ощущал себя бодрым и отдохнувшим.
— Господин просил передать, что есть новости, — очень тихо произнес ушастик и, повинуясь моему жесту, исчез.
— Гарольд, — позвала Гермиона. — Мы вчера оставили дома младших. Было уже поздно и я уложила их, но сейчас… Домовики, конечно, присмотрят, но… Если я тебе не нужна в ближайшие полчаса, то… Как думаешь, Нотт не будет против, если я приведу их сюда?
— Какие-то ты странные вопросы с утра пораньше задаешь, — удивился я. — Когда это Одхан возражал против присутствия наших детей в его замке?
— У меня неспокойно на сердце, — честно призналась Гермиона.
— Что именно ты чувствуешь? — спросил Северус. Он очень серьезно относился к предчувствиям нашей супруги. Нет, пророческого дара у нее не было. Вместо этого была такая отличная интуиция и способность “переваривать” где-то в фоновом режиме такую уйму данных, что осознание просчитанного прогноза проявлялось сначала в виде неясных ощущений и образов, а уж потом формировалось в нечто вербализуемое.
— Войну, Северус, — неуверенно ответила Гермиона. — Я чувствую войну. Долгую. Жестокую. И… — она передернула плечами и вжалась в Сева. — Мы можем проиграть.
Я потянулся погладить ее по плечу, и она, тепло мне улыбнувшись, вздохнула.
— Лавры Трелони, видимо, не дают мне покоя.
— Мы не можем проиграть, — попытался я утешить любимую.
— Иди, Гар, тебя твой Дракон уже заждался небось, — сказала она, продолжая невесело улыбаться и я, поднявшись с постели, оделся и вышел из выделенной нам спальни. Сеансы психотерапии в нашем семействе лучше всего удавались Северу, я мог посочувствовать, мог выслушать, а вот он мог помимо этого еще и рациональное зерно из неясных ощущений и предчувствий вычленить.
В тактическом зале, с тех пор как мы его покинули, мало что изменилось, разве что на дежурство заступила новая тройка аналитиков, да в одном из кресел за столом восседал Теодор Нотт. Его отец ходил вдоль этого массивного сооружения, на котором вместо изображения Британии, красовалась проекция Годриковой Лощины.
— Как я понимаю, наш неизвестный друг с тобой связался? — спросил я Тео, поздоровавшись и устроившись за столом.
— Да, мой Лорд, — церемонно ответил младший Нотт и, увидев, как я поморщился, фыркнул. — Час назад раздался телефонный звонок и тот же мужчина, что звонил вчера, сообщил, что у него есть много интересной информации и он готов ею поделиться, но не считает разумным передавать ее посредством телефонной связи, которую запросто можно прослушать. Как ты и распорядился — я согласился на встречу.
— Место предложил ты или он? — спросил я.
— Я. Он сразу предложил мне выбрать место по моему вкусу, — ответил Тео. — И, когда я предложил Годрикову лощину, сказал, что ему до нее ехать часов шесть, но он согласен.
— Прекрасно, — протянул я.
— Также этот мужчина сказал, что знает, о моем знакомстве с неким Гарри Поттером и было бы очень здорово, если бы и он пришел на эту встречу.
— А вот это уже интересно, — кивнув, произнес я.
— Да ловушка это, — высказался старший Нотт. — Все знают, что ты, пусть и неофициально, но стоишь за всеми изменениями, которые произошли со Второй войны. И не всем эти изменения по душе.
— Или не ловушка, а информатор хочет сократить количество передаточных звеньев. Понятно же, что если он знает о Гарри Поттере и знакомстве оного с Тео... Остальное более чем логично: Тео — это Ковен, который сейчас выступает на стороне национального героя. Очевидно, что информация все равно дойдет до руководства, так почему не пообщаться с оным руководством напрямую? — возразил я. — Сходить на эту встречу — не проблема. Прикрытие организовать мы успеем, так что риск — минимальный.
— Понятно, что тебя не переубедить, — проворчал старший Нотт, уставившись на проекцию Годриковой лощины. — Значит так… — через некоторое время, протянул он. — Кто будет входить в контактную группу, кроме тебя и Тео?
— Люциус, — подумав, решил я.
— На маггловской стороне вас будут прикрывать две звезды, — решил Одхан. — Вы сами наденете брони…
— На нашей стороне тоже прикрытие организуй, — попросил я. — Мы не знаем на что способен противник и, если это действительно ловушка, возможно, они захотят пробиться через Барьер.
— Не учи ученого, — буркнул старший Нотт и проекция, которую он разглядывал, несколько изменилась. На нее наложилась вторая, отображающая магическую сторону этой же местности. — Трех десятков бойцов, думаю, будет достаточно. В случае чего, ваша задача будет отступить за Барьер и не попасть между двух огней.
— Мы просто аппарируем куда-нибудь в задние ряды, — предложил я. — Но мне хотелось бы видеть, что будет происходить, если действительно начнется заварушка.
— Не куда-нибудь, — покачал головой Одхан. — А вот сюда.
Он показал на крышу поттеровского коттеджа.
— Мы там разместим штаб операции, благо место вполне подходящее. Оттуда можно будет аппарировать, а ниже ляжет антиаппарационный щит, — объяснил он.
Еще некоторое время мы увлеченно обсуждали расстановку сил, двигали фигурки бойцов, которые будут участвовать в операции, так и эдак, выбирая оптимальные позиции. В какой-то момент к нам присоединились Северус с Гермионой, Люциус, а также старшие звезд, которые будут участвовать в предстоящем мероприятии. Когда совещание, в ходе которого мы проиграли все, пришедшие в наши головы сценарии событий, подошло к концу и старшие звезд вместе с Тео удалились, к столу подошла Камелия, сопровождаемая братом и Абрахасом.
— Крестный, мы вчера кое что нашли, — сообщила девочка.
— Что именно, дорогая? — мягко поинтересовалась Гермиона, а я с интересом поглядел на Ами.
— Вы знаете, что Лорд-Дракон разрешил нам попробовать свои силы в аналитике, — начала девочка неуверенно, но, по мере того, как она говорила, тон ее поменялся на диаметрально противоположный. — Мы долго пытались понять, как вы пришли к тем выводам, которые озвучили вчера, но, в конце-концов, плюнули на это занятие. Абрахасу в голову в процессе работы пришла мысль, которую мы решили проверить и результаты нас, прямо скажем, озадачили.
Камелия сосредоточилась и над столом засветился большой экран, на котором стали появляться строчки текста.
— Я подумал, что если есть два случая похожих исчезновений, то, возможно, они не уникальны, — подал голос мой сын.
— Мы стали искать информацию об исчезновениях магов, — продолжила объяснять логику рассуждений Ами, — и обнаружили следующее: за последние двадцать лет в аврорат поступило довольно много заявлений о пропаже магов. Они исчезали и раньше, но именно за этот период их стало больше. Все исчезновения можно поделить на группы. Первая — человек пропал, но потом нашелся. Живой, здоровый, адекватный. Все эти случаи, по-сути, не являются исчезновениями, так как решения о том, чтобы где-то скрываться были приняты пропавшими.
Все взрослые с интересом смотрели на девочку и очень внимательно слушали, уловив идею.
— Вторая группа: пропавшие были найдены мертвыми. Смерти происходили по совершенно разнообразным поводам, но, в целом, ничего подозрительного или необычного. Кто-то из стариков, утративших разум от возраста или болезней просто заблудился, уйдя из дома и замерз, например, от переохлаждения, или был загрызен дикими зверями. Кого-то ограбили и убили, при этом, преступники, сделавшие это, в большей части таких случаев были найдены и понесли заслуженное наказание. Среди пропавших обнаружилось несколько самоубийц. Все эти дела можно объединить по одному признаку: они были раскрыты и сданы в архив.
Судя по тому, что мы слышали, дети вчера проделали немалую работу. Представляю, как они при этом выложились. Но им, определенно, было чем гордиться: с первого раза осилить управление “Мечтой-2”, да еще и настолько эффективно!
— Ну и третья, самая маленькая, но самая интересная группа, состоящая буквально из двух десятков человек. Маги, пропавшие примерно также, как мистер Уизли. То есть, родственники и знакомые, видевшие их последними, не могли прийти к единому мнению о том, что именно делали пропавшие перед тем, как исчезнуть. Это — первая закономерность. Вторая — все эти маги исчезли на маггловской стороне. Третья — за последние десять лет все, таким образом исчезнувшие, имели какое-то отношение к Министерству Магии, но ни один из них не занимал хоть сколь-нибудь значимого поста: уборщики, курьеры, стажеры разных отделов. В основном, это были молодые мужчины или вчерашние выпускники Хогвартса.
По мере того, как Камелия рассказывала, на экране появлялась информация, о которой она говорила, притом данные, как я убедился мельком глянув на экран, были тщательно рассортированы и маркированы, что давало определенную надежду на то, что в будущем из этих молодых людей могут получиться довольно приличные аналитики.
— Ну и последняя группа — нераскрытые дела двух типов: свидетели четко помнят последнюю встречу с исчезнувшими, либо свидетель только один, но он тоже четко помнит как и куда пошел пропавший. Первые дела, как нам показалось, не имеют к нашему случаю никакого отношения, а во втором случае ничего нельзя доказать, так как каждый из свидетелей, который видел мистера Уизли перед его исчезновением, был уверен в своих показаниях, а расхождения проявились лишь после опроса большего числа свидетелей события.
Северус поднялся со своего места и, подойдя к детям, сотворил диагностические чары. Хмыкнув, в процессе просмотра результатов, он запустил руку в карман мантии и вынул из него несколько фиалов с зельями, которые велел выпить немедленно.
— Вы проделали большую работу, — деловым тоном произнес он. — Но если вас еще когда-нибудь допустят до работы с этим артефактом, помните, что это забирает много сил. Вы молоды и восстанавливаетесь быстро, но доводить себя до истощения — лишнее.
— Северус прав, — поддержала супруга Гермиона. — Но, тем не менее, вы действительно проделали огромную работу, и мы вам признательны за помощь.
— Как вы сейчас себя чувствуете? — спросил Люциус.
— До того, как выпить зелье — сонно, — честно признался Скорпиус. — Вообще, если бы мы не понимали ценность того, что нашли, вряд ли кто-то выманил бы нас из постелей, как минимум, до обеда.
— Кто из вас занимался сортировкой данных? — поинтересовался я, решив, что ругать молодежь бесполезно: по-большому счету, это мы не углядели за ними.
— Я, — скромно ответил Скорп. — Ами маркировку придумала и маркировала. А Аб измышлял критерии запросов.
— “Мечта” нам выдала данные только по Британии, — с сожалением в голосе, высказался Абрахас.
— Если бы она вывалила на вас все данные, мы бы нашли тут ваши бездыханные тела, — проворчал Нотт. — Но вы и вправду предоставили интересный материал для дальнейшего изучения, и я поручу поискать аналогии по тем данным, что у нас есть о других странах.
— А можно мы поучаствуем в поисках? — с надеждой в голосе спросила крестница. — Это так интересно!
— Пап, можно? — спросил Абрахас.
Я переглянулся с супругами и Люциусом и, увидев их согласие, ответил:
— Да. Но. Никакой самодеятельности, молодые люди. Вы поступите под начало старшего дежурной группы аналитиков. Он не даст вам чересчур увлечься. Лорд Нотт познакомит вас с ним. Ваша задача слушаться его и, как только он скажет, что с вас на сегодня достаточно, вам придется подчиниться. Никаких “ну еще минуточку!”, “мы еще капельку!” и прочих подобных штучек. Это — понятно?
Дети согласились с поставленным условием и Одхан увел их знакомиться, а мы воззрились на плод их труда.
— Я ночью подумала, что надо бы поискать что-то подобное, — высказалась Гермиона. — Дети — молодцы.
— Если развить их идею и поглядеть, не всплыли ли наши таинственно пропавшие в маггловском мире, как тот Майер… — начал было Люциус, но я прервал его.
— То мы получим кусок данных, с которым пока непонятно что делать, — сказал я. — Допустим, они все как один всплыли пусть даже и в том же монастыре…
— Каком монастыре? — спросил Северус.
— Какой Майер? — одновременно ему задала вопрос Гермиона и я вкратце рассказал им ту же историю, что давеча поведал Люциусу.
— Ну, так вот, — вернулся я к своей мысли. — Что нам даст знание о том, где они всплывают?
— Может быть, авроры, осматривающие Майера что-то упустили? — предположил Люц. — Если хоть один из пропавших найдется, допустим, в этом же монастыре, то неплохо бы натравить на него ковенских специалистов?
— Дела эти до сих пор открыты, значит люди не найдены, — пожал плечами я. — Монастырь, конечно, проведать можно… Это не проблема. Но я не вижу практической пользы от этого действия, даже если авроры ошиблись при исследованиях.
Я задумался и на некоторое время за столом повисла тишина.
— В общем, по-моему, это — тупик, — наконец, прервал молчание я. — Можете считать меня мнительным параноидальным типом, самодуром, ну или кем там еще, но… Мне не дает покоя одна мысль. Мне кажется, что вся эта история своими корнями уходит к Гриндевальду.
— Почему ты так считаешь? — полюбопытствовал Люциус.
— Ну, смотри: исследования нацистской Германии много лет служат почвой для разработки в разных областях маггловской науки. Это и медицина, и разнообразные технические решения, и физика, и химия, и многое другое. Гриндевальд был плотно связан с нацистами и ходят слухи, что он тоже что-то там исследовал.
— Да, страшные сказки о чем-то подобном я тоже слышала, — поддержала меня Гермиона. — Вроде как он хотел понять чем же именно маги отличаются от магглов.
— Достоверной информации о том, чем же на самом деле занимался Гриндевальд, у нас нет, — продолжил мысль я. — Есть слухи и легенды одна другой страннее и страшнее, но дыма без огня не бывает. И, если он вел какие-то исследования, результаты должны же были кому-то достаться, после того, как наш Великий Светлый сразил Гриндевальда? Может быть, наш противник представитель как раз той силы, которой они достались?
— “Может быть”, “кажется”, “если”, “возможно”… — проворчал Люциус. — Как-то все это слишком… вилами на воде писано.
— Разумеется, — спокойно согласился я. — Но пока ничего другого у нас нет. Ну, как минимум, до свидания с нашим неизвестным доброжелателем, которое состоится буквально через два часа. Поэтому, предлагаю сделать так: Гермиона и Сев, поройтесь в нашей базе данных и все, даже полный бред, касающийся деятельности Гриндевальда и его последователей, соберите воедино. Вдруг что-то да найдется интересное. А мы с Люцем пойдем готовиться к встрече.
Первым этапом подготовки было подогнать под нас с Люциусом снаряжение. Была бы воля Нотта, он обрядил бы нас в броню, но Малфой уперся и настоял на том, что выглядеть все должно мирно, а если мы явимся все из себя такие бронированные, то тот, с кем мы встречаемся может решить, что мы его испугались. В итоге, ограничились комплектами артефактов, поддерживающих усиленные щиты, способными выдержать попадание пуль из снайперского оружия, и зачарованными от большей части неприятностей свободными мантиями, не мешающими активным телодвижениям, которые нам, возможно, предстоит совершить. Дополнялся наряд комплектом метательных ножей и батареей неразбиваемых флакончиков с разнообразными зельями.
Когда мы оделись, Одхан провел небольшой инструктаж и вся наша группа порталом отправилась в Годрикову лощину. Прибыли мы за полтора часа до назначенного часа и времени, чтобы проверить местность на предмет засады и расставить посты, у нас было более, чем достаточно.
В час Х к воротам поттеровского участка подкатил автомобиль. Ничего особенного, обычная маггловская тачка, каких по дорогам Британии разъезжают десятки тысяч. Из машины вышел высокий и костистый волшебник почтенного возраста, одетый хоть и дорого и элегантно, но по-маггловски: кофейного цвета костюм, кремовая рубашка, галстук, заколотый булавкой с раухтопазом, начищенные до зеркального блеска ботинки. Коротко подстриженные почти серебряные седины незнакомца, были тщательно расчесаны и уложены, над верхней губой красовались пышные седые усы, кончики которых были щегольски закручены, волевой подбородок был чисто выбрит. Стального цвета глаза под кустистыми бровями скрывались за очками в тонкой металлической оправе. Лицо и руки были морщинистыми, но ухоженными. В общем, если такой человек встретился бы где-то на улице, я бы решил, что это аристократ, решивший прогуляться. Двигался мужчина неспешно и плавно, и то, как он это делал, показывало, что до дряхлости и немощности ему очень далеко, а вот дуэлянт из него, видимо, был достаточно опасный. В магическом спектре приехавший выглядел как средней силы волшебник, но один из надетых на нем артефактов, вполне мог искажать его уровень. Важным было то, что ни капли серого в его ауре не было.
Обойдя свою машину, мужчина прислонился к капоту и принялся лениво оглядываться по сторонам, а мы решили, что пора бы и пообщаться, скинули маскирующие чары и появились перед воротами.
— Добрый вечер, господа, — произнес незнакомец, увидав нас троих и, оттолкнувшись от капота, подошел к нам. — Меня зовут Карл Мейер, — представился он.
— Гарольд Поттер, — в свою очередь, представился я, а следом озвучил имена моих спутников. — Спасибо за предупреждение. Мы готовы вас внимательно выслушать.

Глава 17. Глава 2. Часть 4

Опасности от нашего собеседника не ощущалось, а потому я решил действовать по одной из намеченных схем мирных переговоров и пригласил Мейера в сад, где среди буйства запущенной зелени мы, готовясь к встрече, установили столик и четыре плетеных кресла.
— Кофе? — предложил я. — Или чего покрепче?
— Кофе меня вполне устроит, — ответил немец, исподволь разглядывая нашу троицу.
Я щелкнул пальцами и появившийся домовик быстро сервировал стол, после чего испарился в воздухе.
Мейер отпил из своей чашки, а потом запустил руку в карман пиджака, извлекая оттуда флакон с прозрачной жидкостью.
— Веритасерум, — объявил он и пододвинул флакон ко мне. — Проверьте, чтобы быть уверенным.
— Вы не будете возражать, если я предложу вам то же самое зелье, но из своего сосуда? — спросил я, в свою очередь, извлекая похожий флакончик из кармана.
— Чего уж там, — вздохнул мой собеседник и, решительно отвинтив крышечку, капнул несколько капель себе на язык и сглотнул. Запив зелье кофе, он произнес: — Спрашивайте.
Я задал несколько вопросов, чтобы убедиться, что зелье работает, а потом не церемонясь спросил:
— С какой целью вы нам помогли?
— Я не хочу, чтобы маги были уничтожены, — ответил мой собеседник.
— Кем? — поинтересовался Люциус.
— Теми, кто инициировал разгром в кардиффском офисе фонда Мракса.
— Вы являетесь членом этой организации? — спросил я.
— Да.
— Как давно?
— С момента, как она образовалась, в 1907 году.
— Какую роль вы в ней играете?
— Являюсь одним из её создателей.
Мы задавали вопросы еще минут двадцать, проясняя структуру наших оппонентов. Целей и методов мы с Люциусом не касались.
— Зелье скоро закончит свое действие, — напомнил Тео, который просто молча присутствовал при этом допросе.
— Собственно, мы и ждем, пока оно выветрится, — отозвался я. — То, что господин Мейер действительно готов сотрудничать — очевидно. А по своей воле он, полагаю, расскажет все по порядку и развернуто.
Мейер не обманул наших ожиданий и, когда Веритасерум прекратил свое действие, действительно принялся за обстоятельный рассказ:
— Для меня вся эта история началась в тот год, когда я, будучи тогда молодым и горячим, познакомился с Геллертом Гриндевальдом. Мы были ровесниками из одного круга и не пересеклись ранее потому, что я учился в Бобатоне, а он в Дурмстранге. Моя семья не поддерживала дружеских отношений с Гриндевальдами, хотя и вражды между нами не было. Пути наши встратились на одном из больших приемов и как-то так само собой получилось, что мы разговорились, и пообщавшись, нашли ряд общих интересов.
Геллерт был харизматичен и очень любознателен. Постепенно вокруг него сложился круг приятелей, которым было интересно изучать магические науки, читать древние манускрипты и трактаты, а также присматриваться к тем изобретениям, которые делали в тот период магглы. В общем, начиналось все довольно банально и, наверное, закончилось бы также, если бы в своих изысканиях мы не натолкнулись на один забавный маггловский, скажем, кружок, занятый изучением… магии! По-началу, мы воспринимали их потуги с смехом. Ну, а кто бы на нашем месте не смеялся? Магглы изучающие магию! В нашей компании в тот период времени одним из самых забавных развлечений считалось просидеть несколько часов в обществе этих магглов, и с умным видом слушать их рассуждения об алхимии, каббале, сакральных текстах на санскрите или о расшифровке египетской клинописи. Лучший аттракцион — участие в том, что называлось “Черной мессой” или “Шабашем”.
А вот потом стало совсем не смешно. И дело было даже не в том, что эти магглы перешли к изучению рун, а в том, что они у них… сработали. Совсем не так, как ожидалось, но созданные их неумелыми руками рунные строчки делали свое дело: кому-то повезло выиграть на ставках в скачках. Кто-то отыскал давно пропавшие вещи. Кто-то провел ряд удачнейших сделок. Один самородок даже ограбил банк, обрядившись в балахон, расшитый рунами, которые должны были отвлекать внимание. Он просто нагло прошел вслед за служителями банка в хранилище и вынес оттуда столько пачек банкнот, сколько поместилось у него в карманах и за пазухой.
Руны срабатывали не у всех с одинаковой силой, у некоторых они вообще не работали, иногда давали и диаметрально противоположный от ожидаемого эффект. И вот все эти обстоятельства весьма заинтриговали Геллерта. Со дня ограбления банка одной их основных своих задач он стал считать нахождение возможности сделать из маггла мага. Все аргументы, говорившие о том, что это невозможно — он отметал как несуразные, и основным доводом считал то, что сработали же у магглов в руках руны. Постепенно в том, что это возможно, он убедил большую часть своих приятелей, в том числе, и меня.
Сразу предупрежу: я не собираюсь обсуждать моральную и этическую сторону нашей деятельности. К сути дела это не относится. Мне нужно сейчас лишь обсказать вам предысторию современной проблемы, — предупредил Мейер и, обведя пристальным взглядом нас троих, продолжил свое повествование:
— Сначала мы занимались препарированием трупов магглов и магов, благо, и тех, и других в те годы было более чем достаточно: началась Первая Мировая Война и на полях ее сражений исправно погибало огромное количество народа. В ходе множества опытов было доказано, что физиологически маг и маггл ничем не отличаются. Оба вида имеют идентичные внутренние органы, одинаковое количество костей, мышцы и у тех, и у других, расположены и функционируют тоже совершенно неотличимо. В общем, когда в наших руках оказывался труп мага, он ничем не отличался от трупа маггла, если обследовать его не магическими методами.
Потом пошла серия экспериментов над живыми магглами разных возрастов и национальностей. Смысл первой группы экспериментов был в том, чтобы выявить как магглы реагируют на зелья. Им давали разнообразные составы и внимательно наблюдали как они подействуют. Некоторые из зелий никак не влияли на магглов, некоторые — также, как на магов, часть просто моментально убивала, часть вызывала разнообразные эффекты, но никак не те, которые должны были бы вызывать.
На базе этих опытов, был затеян следующий блок экспериментов. Мы заставляли магглов варить зелья. У них получались качественные составы тех, что на них действуют правильно. Даже тех из них, в составе которых присутствовали магические растения или другие волшебные компоненты. Все остальные оказывались невнятной бурдой. Они даже не взрывались. Просто в котлах получалась смесь из ингредиентов и не более того. Притом, не важно, каких именно ингредиентов — магических или нет. Не важно где именно готовились такие зелья, не важно — присутствовали ли при этом действе маги или нет. Также идентичный результат получался при том, что магглы действовали под влиянием чар или без оного. Общий вывод из этого блока таков: магглы ограниченно способны варить зелья.
Следующий блок испытаний был посвящен артефактам и артефакторике. Экспериментально было установлено, что большая часть разновидностей артефактов на магглов не действует. Исключение составляют лишь те, где используются руноскрипты и, чем проще и короче рунная запись — тем лучше взаимодействие. Та же картина наблюдается и с созданием артефактов: магглы способны создавать красивейшие вещи из любых материалов, но в них не будет содержаться ни грана магии. Единственное, что их способно оживить — некоторое количество рун, и то, далеко не всех, что используют маги.
Чары и трансфигурация, как мы точно установили, — области недоступные магглам ни в каком виде.
Эти исследования заняли целых десять лет. Первая мировая — кончилась и, как вы знаете, в ней проигравшей стороной оказались не только немецкие магглы, но и маги. Наши исследования, по большому счету, зашли в тупик и тут Гриндевальда осенило: мы экспериментировали с взрослыми магглами, а что будет, если вместо взрослых взять детей?
Реализовать эту идею оказалось довольно просто: прокатившаяся по Европе война оставила сиротами множество ребятишек и богатый меценат, решивший открыть несколько приютов, воспринимался как настоящий герой.
Забегая вперед, скажу, что воспитать из маггла мага тоже оказалось невозможным. Также нельзя его преобразовать с помощью зелий, чар или артефактов. Что бы мы не делали, ни искры Дара в этих детях не появлялось. Многие из нашего общества исследователей покинули ряды, когда эксперименты стали проводиться на детях. Еще большим количество ушедших стало когда эти опыты перешли определенную черту. Но и оставшихся было немало, и среди них — я. В дальнейшем я много раз жалел о своем выборе и точно знаю: любое наказание, которое способен вынести суд — просто смешно. Мы, оставшиеся, прокляты и навлекли проклятье на свои семьи. Я — последний из рода и рад, что когда умру — заберу с собой хотя бы часть Тьмы, которая была выпущена, в том числе, и моими стараниями.
Лицо Карла Мейера, до этого абсолютно бесстрастное, в эту минуту исказилось словно бы от приступа нестерпимой боли, но стоило мне только открыть рот, как он с раздражением отмахнулся, жестом показав: сейчас следует дослушать то, что он хочет поведать.
— Что именно мы делали — не так и важно, хотя дневник экспериментов я прихватил с собой и готов его отдать вам, но, в итоге нашей деятельности, мы все-таки сделали из маггла… нечто. Я бы не назвал это получившееся магом, хотя, определенные вещи это существо способно делать.
У нас получились существа, способные взаимодействовать с магией. Не так, как это делают врожденные обладатели дара, но достаточно, чтобы отличаться от магглов. Ритуалами, зельями и чарами, применяемыми в процессе создания, Гриндевальду удалось добиться того, чтобы они считали своих создателей высшими существами и полностью подчинялись им, не задавая вопросов, не испытывая сомнений и не терзаясь муками совести. У них вообще нет такого понятия, как совесть, впрочем, как и мораль, этика, дружба, любовь… У них есть иерархия, чем-то похожая на иерархию муравейника, есть несколько программ, одна из которых — размножение путем создание себе подобных.
— Эти существа фертильны? — быстро спросил я.
— К счастью, нет, — покачал головой Мейер. — Абсолютно стерильны.
— Они разумны? — поинтересовался Люциус.
— Увы, да, — вздохнул Мейер. — Они способны обучаться. При том, некоторые из них, на первый взгляд, вообще не отличаются от нормальных людей, научившись выдавать свойственные им человеческие реакции. Отличить их можно лишь в магическом спектре…
— Серые! — выдохнул Тео.
— Вы с ними уже сталкивались, молодой человек? — удивился наш собеседник.
— Да, я видел одну такую при обыске нашего офиса в Кардиффе, — ответил Нотт.
— В таком случае, вам крупно повезло, что вы унесли оттуда ноги, — констатировал Мейер. — Как вам это удалось?
— Ну, я сидел приклеившись в углу к потолку… Под чарами невидимости, — рассказал Тео. — Она поглядывала в мою сторону когда я шевелился, но так меня и не разглядела…
— Да, сквозь эти чары, если замереть и не шевелиться, они пока не видят, — протянул Мейер.
— Пока? — переспросил я.
— Полагаю, что именно “пока”, — кивнул он. — Они очень быстро учатся. И, если не способны что-то сделать сами — придумывают какие-нибудь приборы, чтобы дополнить свои возможности. Сначала это переносные устройства, а потом… Потом они вживляют их в свои организмы.
— И на что в данный момент способны эти ваши… питомцы?
— На них почти не действуют чары, им не страшно падение с высоты пятого этажа, как минимум, они не чувствуют боли. На самом деле убить их можно сейчас, пожалуй, только спалив или попав в глаз холодным оружием или пулей. Они не болеют маггловскими или магическими болезнями и большинство ядов их не берет. Они очень сильны физически, быстры, гибки и ловки. Способны лазить по практически вертикальным поверхностям, если на них есть хоть какие-нибудь зацепки. Действительно очень, очень быстро обучаются. При том, то, чему научилась одна особь, довольно быстро, буквально в течение пары месяцев, становится доступно всем.
— Пиздец, — емко изрек Малфой. То, что это словечко не соответствовало ни его статусу, ни его положению в обществе, его ничуть не смущало. Оно четко характеризовало то, что описывал наш собеседник и не более того.
— Сколько их? — спросил я, внезапно ощущая холод где-то внутри себя.
— Сейчас около двадцати тысяч, — ответил Карл. — Но популяция увеличивается. Теперь это происходит без наших усилий, хотя мы, последние из круга создателей этих тварей, все еще неприкосновенны для них.
— Как же они размножаются? — спросил Тео. — Вы же сказали, что они стерильны.
— Они проводят через обряд, скажем, перерождения, маггловских детей в возрасте до пяти лет, — ответил Мейер.
— И… что им нужно для этого обряда? — настороженно поинтересовался я.
— Кровь волшебников, — ответил немец. — Собственно, фонд Мракса их заинтересовал как организация, которая выводит из маггловского мира в магический одаренных ребятишек. Есть похожая структура этих… Ну, скажем, Серых. И они столкнулись с конкуренцией.
Это означало, что под ударом находятся и другие наши организации, занимающиеся подобной деятельностью, а их у нас было целых четыре штуки. Фонд Мракса подвергся нападению первым, видимо, потому, что начал действовать не только на территории Британии. А кардиффский офис пострадал потому, что именно его сотрудники ведали международными программами по изъятию детей.
— Они чувствуют магов? — спросил Люциус. В общем-то риторический вопрос, но на него нужно было получить четкий ответ.
— Да, магов — чувствуют. Но не всегда. Лучше всего они чуют артефакты, которые маги обычно носят. Почти всегда могут учуять сильного мага, а слабого или средней силы — если тот колдовал за пару часов до столкновения, — подтвердил Мейер. — А сквибов — не ощущают совсем. Ну, разве что на сквибе будет надето что-то волшебное.
— А сами они колдовать способны? — задал следующий вопрос я.
— Да, — ответил Карл. — Способности к колдовству у них ущербные в том плане, что им доступны не все виды волшбы. Они не могут сотворить никаких целительных чар. Им недоступна трансфигурация и анимагия. Из защитных чар — только Протего. Зато им доступны очень многие боевые заклинания, кроме тех, что можно отнести к группе огненных.
— Некромантия и ритуалистика?
— Ритуалистика только в том объеме, что необходим для… хм… размножения. Некромантия доступна, хотя пока очень тяжело. Скажем, подняв одного инфери, Серый будет отлеживаться неделю.
— Руны?
— С рунами все сложно: простые руноскрипты они чуют и умеют составлять сами. Сложные… Они их словно бы не видят. Даже немного не так. Все, что связано с рунными записями, длиннее двенадцати символов, словно бы выпадает из их внимания. Думаю, вашему спутнику повезло и та дама его не учуяла, так как у него при себе было что-то, что содержало длинную рунную строку.
— То есть, если, например, я, оденусь в мантию, расшитую рунами на тринадцать символов, они меня не увидят? — уточнил Люциус.
— Если это будет рабочий, например, защитный руноскрипт, вы не будете колдовать и на вас не будет больше никаких артефактов, то да, — кивнул Мейер.
— И то хлеб, — выдохнул Малфой.
— А если это будет, ну… не знаю, например, рунный гламур или, скажем, усиливающие руноскрипты? — полюбопытствовал я.
— Хороший вопрос, — задумчиво протянул Мейер. — Я пробовал с защитными рунными строчками. Но, полагаю, это относится ко всем видам рунических строк.
— Похоже, на нас наступит эра рун, — нервно хихикнул Тео, а я продолжил расспрашивать:
— Легилименция и окклюменция?
— Нет и нет, хотя друг с другом они способны общаться мысленно. Настолько, что эффективно координируют действия внутри группы, ну и обучаются таким методом, — выдал ответ Мейер.
— Как вас так угораздило-то! — в сердцах пробурчал я. — Это же надо было додуматься создать такое… такой… — я пытался подобрать подходящее слово, когда Люциус зло выплюнул:
— Пиздец!
В общем, с этим определением я был вполне согласен не только по сути, но и, пожалуй, по форме.
— Не думаю, что вы рассчитываете на извинения, — сухо заметил Карл.
— Я рассчитываю на то, что мы придумаем как с этим вашим… поделием бороться, — тоскливо отозвался я. — Может быть, у вас есть идеи?
— А Авада их берет? — спросил Малфой.
— Упаришься палочкой махать, — фыркнул я. — Хотя академически интересно.
— Не берет, — удовлетворил наше любопытство Мейер.
— Ну и прекрасно. Видишь, палочкой махать не придется, во всяком случае, раскидывая Авады, — высказался Люциус, но по его тону было слышно, что он на взводе.
— Они могут попасть за Барьер? — напряженно спросил Тео.
— К счастью для магов, пока нет, но они знают о его наличии и активно ведут работы в направлении попадания за него, — проинформировал Мейер.
— Интересно, надолго ли их это развлечет? — спросил Люц.
— Мне кажется, что рано или поздно они научатся его преодолевать, — задумчиво произнес Карл. — Но, надеюсь, что лет пять у нас еще есть.
— То есть, тупо спрятаться за него — не выход, — резюмировал я, а потом задал вопрос, который волновал меня большую часть нашей беседы: — А почему вы решили рассказать все это именно нам?
— Тут все довольно просто, — пожал плечами Мейер. — Вы мне нравитесь. Точнее, не лично вы, до сегодняшнего дня я не имел чести быть знакомым с вами, а то, что и как вы делаете. Я наблюдаю за вами с того момента, как вы поступили в Хогвартс и то, что я вижу, кажется мне интересным и жизнеспособным. Вы сумели не стать марионеткой Дамблдора. Вы же сумели положить конец гражданской войне в своей стране, при этом оставшись в стороне от формальных властных полномочий. И, несмотря на это, вы создали вокруг себя организацию, которая фактически управляет страной, ведет разработки в разных областях, продвигает социальные программы, и так далее. Вы показались мне тем человеком, который способен выслушать меня, воспринять то, что я говорю и исправить ту ошибку, которую допустил, в том числе, и я. Может быть я не прав, но, думаю, что в данный момент именно ваша организация — самая прогрессивная, боеспособная и адекватная из всех объединений магов на земле. Наблюдения за вашими действиями дали мне, возможно и ложное, но четкое ощущение: у вас есть представление о том, как магам стоит жить дальше и вы готовы продвигать это свое видение, а оно во многом совпадает с моим. Судя по тому, что вы делаете, вы стоите за то, что магам нужно уйти за Барьер и там строить свою жизнь, дав магглам устраивать свою так, как они сочтут нужным. В общем, если короче и проще: я решил, что могу вам доверить наследие, оставленное Гриндевальдом и нами. Мне кажется, что вы способны распорядиться им правильно.
Я слушал этого пожилого и, судя по всему, очень несчастного человека и думал, что те знания, которые он предлагает передать, скорее всего сродни бомбе замедленного действия. В памяти почему-то всплыла сказка о герое, который, победив дракона, сам становится драконом, но я решительно отставил эту идею в сторону. Обладая теми знаниями, что имел Гриндевальд и его последователи, можно было не только монстров создать, но и наверняка что-то полезное сделать. Ну и, в конце концов, не вредно и убедиться, что некоторые исследования ведут только в бездну, а Мейер прав: я обладаю достаточным опытом, чтобы понять чего действительно не стоит делать.
— Передача этих знаний нам это ваше личное решение? — обдумав услышанное, спросил Люциус.
— Можно сказать и так, — пожав плечами, ответил Мейер. — Дело в том, что я — последний, кто остался из круга создателей этих тварей.
— Как так — последний? — растерянно вопросил Люциус. — Вы ведь в начале нашего разговора, использовав Веритасерум, говорили…
— Чистую правду, — прервал его Мейер. — Но с тех пор прошло целых три часа и ситуация несколько… поменялась
— Полагаю, не без вашей помощи? — поинтересовался я.
— Разумеется, — согласился немец. — Мои… коллеги были несогласны с идеей встретиться с вами и передать все имеющиеся у нас материалы.
Спрашивать у нашего нового знакомого, в курсе ли он, что такое “мораль” и что девиз “цель оправдывает средства” — не самый лучший на свете, было совершенно бессмысленной затеей, поэтому никто из нас троих особо рефлексировать не стал.
— Скажите мне, господин Мейер, идя на встречу с нами, как вы видели свою дальнейшую жизнь? — задал я следующий вопрос.
На самом деле, я не знал, что делать с этим человеком дальше. Судить его официально? Плохая идея: дело получится громким, а вот практической пользы от него не будет. Отпустить на все четыре стороны? Возможно, но даже если он действительно передаст нам всю документацию гриндевальдовцев, этого мало: всегда в записях остаются пробелы, а он - тот человек, который их может компенсировать. В общем, он мне виделся этаким чемоданом без ручки: и тащить тяжело, и бросить жалко.
— Честно признаюсь, господин Поттер, я ее никак не видел, — глядя мне в глаза, ответил Мейер. — Думаю, вопрос вы задали потому, что не можете решить, что со мной делать. Я угадал?
— Угадали, — не стал скрывать я.
— Что ж… облегчу вам задачу. Дело в том, что мне осталось прожить где-то около полугода. А потом я умру, — спокойно констатировал он. — Я принял яд, который просто остановит мое сердце. Но в течение оставшегося мне времени я готов помогать вам всем, чем смогу. Как консультант, как еще одни рабочие руки, как ученый… В общем, в любой роли, которую вы мне предложите.
— А если я решу убить вас прямо здесь и сейчас? — пытаясь просчитать последствия любого из возможных вариантов, спросил я.
— Это тоже вполне приемлемый для меня вариант, — безо всяких эмоций кивнул Мейер. — Все мы смертны.
Мы с Люциусом переглянулись. Он качнул головой, давая мне понять, что решения нет не только у меня, но и у него.
— Ладно, — после долгого молчания, наконец, произнес я. — Если вы согласитесь отдать свою волшебную палочку, то мы сопроводим вас в Цитадель Лорда-Дракона. А там уж решим, как быть и что делать дальше.
— А если не соглашусь? — видимо, на всякий случай, уточнил Мейер.
— Если нет — то вы можете отправляться на все четыре стороны, — пожал плечами я. Решение предложить ему возможность выбора было спонтанным, но оно показалось мне хорошим тестом, результат которого покажет насколько важно этому человеку поучаствовать в исправлении того, что при его же участии и случилось. Логика моя была проста и незатейлива: один в поле не воин. Если Мейеру действительно важно исправить свои ошибки — он останется на любых условиях, а если нет… Кто ему судья? Правда, согласие не отменяло и возможности того, что этим немцем была затеяна какая-то игра, но на этот случай у нас был план, выработанный в процессе подготовки к встрече.
— Я отдам вам палочку, — с облегчением в голосе произнес немец, вынимая свою волшебную палочку и кладя ее на стол. — Но должен предупредить: я на довольно приличном уровне владею беспалочковой магией.
— Учту это обстоятельство, — проворчал я и подал условленный знак старшему Нотту. Тот появился из-за кустов, не спеша приближаться к нашей компании.
— Лорд Нотт, это — Карл Мейер, — сообщил ему я, беря в руки волшебную палочку немца. — Он мой гость, но я прошу вас выделить ему покои в вашей цитадели.
Одхан кивнул и с интересом окинул взглядом представленного, но тому было, похоже, совершенно все равно. Больше всего Мейер сейчас напоминал выжатый лимон и у меня сложилось полное впечатление его опустошенности, настолько всеобъемлющей, что теперь я был готов удивиться тому количеству времени, которое он сидел как ни в чем не бывало, разговаривая с нами и вполне осмысленно отвечая на вопросы.
— Архив, — напомнил немец и, достав ключи из кармана, положил их на стол. — В багажнике машины, на которой я приехал. Она арендована в Лондоне на двое суток. И, если вас не затруднит, там же мой багаж.
Я кивнул. На всякий случай проверив ключи на возможные ловушки и неприятности, и не обнаружив оных, подобрал связку со стола и перекинул ее Нотту-младшему. Нотт-старший отдал команду и одна из прикрывающих нас звезд подошла поближе. Бойцы быстро сотворили портал и Мейер, Люциус, я и пятерка бойцов, переместились в Цитадель Лорда-Дракона.

Глава 18. Глава 2. Часть 5

— Полагаю, вы устали. Пойдемте, я провожу вас, — пригласил я своего гостя и двинулся в одни из покоев, устроенных специально для не слишком-то благонадежных гостей. Пятерка бойцов молча последовала за Мейером и, через некоторое время, мы оказались возле дверей нужных комнат. Распахнув оную, я жестом пригласил гостя войти и прошел вслед за ним, сделав сопровождающим жест остаться снаружи.
Мейер, войдя, огляделся и на его лице отразилось удивление.
— Похоже, вы ожидали обнаружить сырой каземат или нечто вроде него? — поинтересовался я, усаживаясь в кресло около камина, устроенного в небольшой гостиной.
— Вы ведь мне не доверяете, — констатировал тот, опускаясь в кресло напротив.
— Не доверяю, — подтвердил я. — Но и смысла держать вас в условиях непригодных для жизни не вижу. Если вы действительно искренне собираетесь помогать, то ваше удобство и здоровье одна из моих забот. Пусть они и продлятся тот срок, что вы озвучили. Если нет, то простая вежливость обязывает меня обеспечить вам приемлемые условия существования.
— А если все, что я вам рассказал — сказка, придуманная для того, чтобы заморочить вам голову и втереться в доверие? — спросил мой собеседник.
— Все возможно, — пожал плечами я. — Может быть даже вы являетесь живым артефактом и с минуты на минуту взорветесь, разнеся половину замка. Или, например представляете из себя что-то вроде приводного маяка для аппарации, порт-ключа, портала или какого-нибудь еще способа перемещения в пространстве. Не исключено, что вы заражены смертельной болезнью и все, кто пообщался с вами, тоже заразились. А может быть вы банальный шпион. Кто знает?
Мейер фыркнул.
— Какая у вас богатая фантазия, — с улыбкой произнес он.
— На самом деле, она даже богаче, чем кажется на первый взгляд, — не поддержав шутливого тона, отозвался я. — Сейчас, пока мы с вами мило общаемся, мои люди заняты скрупулезной проверкой каждого сказанного вами слова. Возможно, вы обратили внимание, что на всем пути от места, куда привел портал, до этих апартаментов, нам не встретился ни один человек. Это могло показаться странным, ведь по этикету, особу вашего ранга полагалось бы встречать целому параду слуг и домочадцев хозяина этого дома. Полагаете, это от недостатка воспитания?
— Вот уж кого-кого, а английского аристократа, которым, безусловно, является лорд Нотт, в этом заподозрить трудно, несмотря на то, что он, на первый взгляд, и кажется неотесанным воякой, — устало ответил немец. — Видимо, это было сделано в целях безопасности. Так?
— Правильно, — кивнул я. — Раз вы все понимаете, то рад сообщить: нас ожидает карантин, который продлится столько времени, сколько потребуется на проверку вашего рассказа, а также досконального изучения состояния вашего здоровья.
— Похоже, озвученная вами идея о том, что я мог заразить вас и ваших людей чем-нибудь этаким, не шутка, — с интересом, отметил Мейер, а потом спросил: — Вы знакомы с исследованиями нацистов в области медицины?
— Да, — не стал скрывать я.
— Что ж… Это многое объясняет. Карантин, исследования и проверка — неплохие способы обезопасить себя и своих людей от неожиданностей, но, возможно, вас удовлетворит ряд клятв? — предложил он, подумав.
— Текст этих клятв могут подготовить мои люди, — ответил я, подумав, что сам факт готовности их принести, является очком в пользу моего собеседника.
— Это — приемлемо, — согласился Мейер. — Я понимаю, у вас нет причин доверять мне. И друзьями мы с вами вряд ли сможем стать. Но, время дорого и мне не хотелось бы лишать ваших людей одного из руководителей в столь сложной ситуации.
Наш разговор прервал скрип сквозного зеркала, раздавшийся из моего кармана. Я вынул его и, активировав, воззрился на вызывавшего.
— Первый уровень проверки наш гость прошел, — буднично доложил Нотт-старший. — Машина, на которой он приехал абсолютно безопасна и Тео отгонит ее в Лондон. В багажнике находились уменьшенный сундук, в котором содержался архив и чемодан с личными вещами. И то, и то обследовано специалистами и ничего угрожающего не обнаружено.
— Отлично, — ответил я. — Нам нужен текст клятв. Надеюсь, он готов?
— Да. Твоя супруга как раз с ним закончила, — отрапортовал Одхан. — Сказать, чтобы переслала его вам?
— Будь любезен, — попросил я и прервал связь между зеркалами.
Поднявшись из своего кресла я подошел к камину и волшебной палочкой постучал по шкатулке, которая стояла на каминной полке. Раздался мелодичный звук, оповещающий о том, что в ней что-то появилось и я, открыв ее, вынул оттуда длинный свиток, исписанный убористым почерком. Проглядев его, я убедился, что Гермиона учла все, что можно учесть и предусмотрела все, что возможно предусмотреть. Теперь, если Мейер подпишет этот свиток, он окажется связан клятвами так, что не сможет принести нам ни малейшего вреда. Даже если он блефует, то, подписавшись, но держа при этом камень за пазухой, он будет раскрыт. Умереть он не умрет, а вот магию — потеряет.
Логично. Кому нужен труп, который невозможно допросить?
Изучив свиток, я передал его Мейеру и уселся в кресло, принявшись с интересом наблюдать как тот читает.
С каждой прочитанной строкой его лицо приобретало все более и более довольное выражение. К концу свитка он широко и искренне улыбался, а когда закончил, невербальным Секо рассек себе руку и позволил нескольким каплям крови упасть на пергамент, после чего передал его мне, чтобы я, в свою очередь, окропил его своей кровью, как сторона, принимающая клятвы.
Сказать по правде, я до последнего мгновения сомневался, но моя кровь попала на свиток, после чего Мейер преспокойно магией залечил свою все еще сочащуюся кровью ранку на руке.
— Я все еще маг, — с улыбкой, констатировал он.
— Вижу, — согласился я, залечивая свою руку. — Что ж… Это к лучшему. Мне нравится думать о людях хорошо и я рад, что вы меня не разочаровали, мистер Мейер.
— Можно просто Карл, — предложил он. — Нам предстоит довольно тесно работать вместе. Без церемоний и официоза, как мне кажется, будет проще.
— В таком случае — Гарольд, — согласился я.
— Вы позволите пожать руку тому, кто составлял эти клятвы? — спросил он. — Я искренне восхищен его предусмотрительностью и педантизмом.
— Ее, — поправил я. — Это моя супруга. Вы сможете пожать ее руку, как только окажетесь в нашем центре управления.
— Я готов сделать это прямо сию секунду.
— Мне показалось, что вы выглядите уставшим, — отозвался я. — Может быть, вы хотите, как минимум, освежиться и переодеться? Эти покои в полном вашем распоряжении. Тут, помимо гостиной, в которой мы находимся, есть спальня, ванная, уборная, гардеробная и небольшой кабинет. Домовой эльф принесет ваши вещи, а когда вы будете готовы — проводит вас.
— Пожалуй, вы правы, — принимая мое предложение, кивнул Карл.
Я позвал домовика и, препоручив гостя его заботам, удалился.
По дороге в тактический зал я размышлял о новом знакомце. Несмотря на то, что этот человек сделал огромную ошибку и был одним из создателей того ужаса, с которым нам предстояло придумать как бороться, он мне, пожалуй, понравился. Не могу сказать чем, но… Вежливый, уравновешенный, собранный и умный. Он чем-то напомнил мне наставников Тома Риддла, которые сделали его тем, чем я сейчас был, направили на путь Лорда-Защитника, показали и рассказали многое из того, что я сейчас знаю и умею. Именно они, в свое время, дали сироте то ощущение семьи и поддержки, которое я через много лет нашел у своих приемных родителей. И в то же время, он вызвал во мне и другие чувства. Покопавшись в себе, я с удивлением понял, что это — обида. Обыкновенная детская обида, охватывающая ребенка, обнаружившего, что его отец или дед, бесконечно любимые и казавшиеся мудрыми и непогрешимыми, тоже способны сделать неправильный выбор, ломающий их жизни и жизни их близких. По возрасту Карл был как раз из того же поколения, что и лорд Найт, воспринимавшийся Томом Реддлом не только наставником, но и приемным отцом, и, возможно, именно поэтому Мейер вызывал у меня такие чувства.
Открытие это настолько поразило меня, что я “завис”, остановившись на одном из лестничных пролетов. Некоторое время я простоял там, уставившись в стену и размышляя, что с этим делать, но, так и не придя к определенному выводу, тряхнул головой, разгоняя ощущения, и продолжил свой путь.
— Что мы имеем на текущий момент? — поинтересовался я, устраиваясь в кресле за столом тактического зала.
— Архив Мейера доставлен, — доложил Одхан. — Происшествий нет. Все пока тихо.
— Все слышали и видели наш разговор в поттеровском саду? — задал следующий вопрос я и, получив утвердительные кивки, решил озвучить то, что считал сейчас самым важным: — Этот архив… У нас есть несколько вариантов того, как им распорядиться. Мы можем его спалить. Я считаю это действие неправильным, но одним из самых эффективных, в плане не распространения опасной информации. Мы можем его изучить. Но, полагаю, что для каждого, кто будет с ним работать, он может стать огромным соблазном.
— Мне кажется, ты не прав, — подала голос Гермиона. — Да, он содержит опасные знания, но, по-моему, каждому способному думать человеку будет понятно, что создавать монстров, воспользовавшись этими знаниями — плохая идея.
— Это, допустим, понятно нам, — согласился я. — Даже, скорее всего, будет понятно нашим детям и, возможно, внукам. Но у нас нет гарантии, что лет через триста эти знания не могут быть использованы в недобрых целях.
— Гарольд, по-моему, ты сейчас пытаешься предусмотреть непредусмотримое, — высказался Северус. — Думаю, надо, для начала, его все-таки изучить. Ограничить широкое распространение опасных данных довольно просто: на то есть клятвы и ограничение круга допущенных к изучению.
— Я рассчитываю, что мы найдем там что-нибудь, что поможет уничтожить то, что сотворили гриндевальдовцы, — в свою очередь, высказался Одхан. — Мейер выглядит умным, но его взгляд на этих монстров замылен вследствие того, что он сам является их создателем.
— Озвученная тобой проблема лежит в плоскости морали и этики, — подал голос Люциус. — А у нас на руках не философский выбор между добром и злом, а куда более прозаическая ситуация: мы их или они нас. Если исходить из того, что они тоже люди и имеют полное право на существование, то текущий кризис приведет к нашему вымиранию. В связи с этим, я хочу напомнить: мы тоже имеем право на жизнь, а они, судя по тому, что рассказал Мейер, им склонны пренебрегать.
— Отлично, — кивнул я. — Итого: архив изучаем. В этом раскладе, надо его загрузить в “Мечту”. Доступ к документам выдавать самый ограниченный. С техников, которые будут заниматься загрузкой, взять клятву о нераспространении информации. Весь архив загрузить на отдельный кристалл. Думаю, мы найдем там много интересного. То, что посчитаем безопасным и полезным — со временем рассекретим. Остальное… В общем, решим потом, что будем с ним делать.
— Согласны, — высказался за всех Северус.
— Теперь следующий вопрос: Мейер. Как это не странно, но я бы хотел, если он согласится, чтобы ты, Сев, поискал антидот от той отравы, которую он употребил.
— Зачем? — спросила Гермиона. — Человек решил уйти из жизни. Кто мы такие, чтобы останавливать его?
— Видишь ли… — протянул я. — Людям свойственно ошибаться. Возможно, он принял яд, находясь в состоянии стресса и пожалеет об этом. Я не знаю. Нет, если его решение крепко — я не буду настаивать. Но… Он — ученый. Просто его потенциал был направлен не туда, а мы, как мне кажется, можем дать ему хорошую цель в жизни.
— Один раз ошибся, связавшись с Гриндевальдом, второй — участвуя в создании Мерлин знает чего, третий — выпив яд… — проворчал Одхан. — Не находишь, что как-то многовато?
— Можно подумать, что любой из нас никогда не делал неправильных выборов, — пожал плечами я. — Вот уж о себе я этого точно сказать не могу. Я точно знаю, что ошибался. И не единожды. Однако это не помешало мне стать тем, кем я сейчас являюсь. И именно поэтому я хочу предусмотреть такую возможность и для Мейера. И нет. Дамблдор меня не кусал и я нахожусь в здравом уме и трезвой памяти.
— Антидот поискать не архисложная задача, — задумчиво протянул Северус. — Но…
— Думаешь, он винит себя во всех смертных грехах и поэтому решил уйти из жизни? — спросил я.
— Скорее всего это так, — согласился мой супруг.
— А ты не находишь, что для того, чтобы умереть, можно было найти какой-то не столь медленный способ?
— Нахожу, но как раз из-за чувства вины он и хочет оставшееся ему время посвятить исправлению своих ошибок, — пожал плечами Северус.
— Может быть ты и прав, — согласился я. — Мейер не молод, но и не глубокий старик. Если бы не эта отрава он мог бы прожить еще лет сто и сделать много чего хорошего. И это хорошее, по-моему, способно искупить то, что он натворил. В любом случае, наше дело предложить ему эту возможность, а его дело — выбрать.
— Резонно, — согласилась Гермиона. — В конце концов, одиночество, страх, чувство вины, потери близких и прочие жизненные обстоятельства, могут заставить человека совершить очень странные поступки. А ты, как я поняла, решил сделать его частью нашей команды и таким образом дать цель в жизни. Это очень… гуманный поступок. Даже если тебя и покусал Дамблдор.
— Мертвые не кусаются, — хохотнул Одхан.

"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"