Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.

В безопасности

Автор: Elinberg
Бета:Му Obsession
Рейтинг:R
Пейринг:Драко Малфой/Гарри Поттер
Жанр:AU, POV, Romance
Отказ:Не мои герои.
Цикл:Герои [3]
Аннотация:С точки зрения Драко все произошедшее между ним и Гарри воспринимается не так просто, но вспышка фотокамеры решает все. Заключительная часть цикла "Герои".
Комментарии:
Каталог:Пост-Хогвартс
Предупреждения:AU, OOC
Статус:Закончен
Выложен:2016-07-13 11:05:29 (последнее обновление: 2016.07.13 11:05:15)
  просмотреть/оставить комментарии
С каждым днем все больше и больше холодает. Я не испытываю никаких иллюзий по отношению к осени и зиме — я их ненавижу. Возможно, я был бы сейчас гораздо южнее, но есть кое-что, что имеет для меня большее значение. Я затягиваю потуже шарф — идиотское совпадение холода и жары под этим шарфом, но и снимать я его не хочу. Есть что-то чрезвычайно особенное в том, что он алого цвета. Есть что-то уникальное в том, что я завязал на себе не свой шарф с этой ненавистной мне расцветкой Гриффиндора. Есть что-то странное в том, что я сижу на шатких деревянных скамейках возле маггловского стадиона, еще более странное, нежели гриффиндорский шарф на мне. Причина этого всего — человек, которого я хотел получить как достижение, как награду, но вместо этого сам попросил его остаться.
Я действительно вернулся в Лондон прошлой зимой. В общем-то, в моих мыслях имя Поттера даже не возникало. Последнее время я жил здесь, в этом прибрежном городе, и особенно ничем не занимался. Я устал быть один в своем добровольном изгнании. Мне хотелось, может быть, найти себе приятную компанию, и я ехал в Лондон в тот бар, где эту компанию можно было найти. Я знал, что мои условия в принципе весьма выгодны, а сам по себе я не так плох, чтобы страдать со мной за деньги. Сказать, что я искал себе игрушку? Теперь можно: да, игрушку. А почему теперь я должен лукавить, если до момента в том баре я не представлял, чего хочу? Я сидел там, должно быть, полчаса, высматривая среди освещенных столиков, «с табличками», кого-то достаточно привлекательного. Меня бесило… Что? Простота? Отсутствие соревновательного интереса? Вызова самому себе? Я не помню. Я отлично помню только тот момент, когда я увидел, как в бар заходит Поттер. Не уверен, что было в этом что-то сверхъестественное, я не страдал вопросами бытия золотых мальчиков, но в этом баре все просто. Если ты здесь, ты знаешь, кого хочешь. Я не помню никаких удивлений его присутствию или его внешнему виду, он был Поттер как Поттер, старше, чем я его помню, явно тренированнее и слишком… потерянный. Это читалось большими буквами на его лице. Если бы я был всеобщим героем, а также, как оказалось, со специфическими предпочтениями, я бы тоже потерялся от вопросов о моей личной жизни. К моему удивлению, он не выбрал освещенный столик. Я удивился… Не знаю, чему. Может быть, тому, что я изначально готов был подойти. А его полумрак преградил мне эту возможность, и вот это меня и удивило. Я пытался сидеть и высматривать, кто подойдет к нему — в этом баре полумрак обычно означает наличие партнера, однако время шло, а никто так и не подошел. Я гадал, что заставляет его так поступать. Славы слишком много? Он прячется здесь? Я помню, что я вышел оттуда в одиночестве и в странной уверенности, что мы встретимся там и на следующий день. Я пришел. Он пришел. И снова полумрак, с вопросами без ответов. Я мог подойти еще зимой, но что-то подсказывало мне, что полумрак — его способ избежать всех, и даже меня. Я себя не обманывал — с нашим общим прошлым я не был для него желанным гостем. Я знал, что подобраться к Поттеру одновременно и просто, и сложно. Просто — и это будет первая драка в истории этого бара, сложно — и Поттер будет приручен мною.
Сейчас я смотрю на то, как он носится по кругу грязного и мокрого осеннего стадиона вместе со всей своей бандой мальчишек, называя это уроком физкультуры, и думаю, кто же кого из нас приручил. Я знаю, что через несколько минут банда будет отпущена на свободу, а он подойдет ко мне, ничуть не заботясь моим отношением к тому, насколько он мокрый, потный и грязный после этих своих уроков. Может быть, я начну протестовать, потому что сама идея меня не прельщает, но это Поттер, а значит, у меня не будет иного выхода, кроме как сдаться. Полагаю, это наша традиция.
Я потратил неприличное количество времени, следя за ним. Тогда я считал, что это отличный план: переспать с героем волшебного мира, в то время как все гадают, кто его избранник, и мечтают стать оным. Это казалось мне успехом. Ни разу за эти полгода слежки я не подумал о том, что это может быть чем-то… настолько уникальным. Непредсказуемым. Я не ожидал, что его присутствие в моем личном пространстве так подействует на мое поведение. Даже сейчас я просто ненавижу, когда кто-то рядом со мной смеет потеть, но так будет до того момента, пока Гарри не склонится ко мне. Весь его жар, его взгляд, его уверенность в том, что я поддамся, стирают любой мой уровень притворства. Конечно, я поддамся. До последних недель я считал, что между нами просто отличный ежедневный секс, а этим людям наших предпочтений везет редко. Но сейчас мне кажется, что все это уже нельзя впихнуть в эти рамки. Из-за простого секса я не сидел бы здесь, наблюдая за ним, как…. Как будто он интересен мне в любую секунду моей жизни. Это, безусловно, может быть моей слабостью, и раньше я бы сделал все, лишь бы это скрыть. Я не учел только одного.
Героем нельзя стать, им нужно родиться. Да, я считал это ошибкой, я завидовал его славе, но сейчас я понимаю, что герой он не потому, что убил Волдеморта и остался в живых. Дело не в его храбрости или упрямстве, глупости или искренности, он делает всех, кто рядом с ним, такими же героями. Я струсил, я предал все, во что верил, а он считает это моим геройством. Для себя я не герой, но для него я сделал больше, чем смог бы он сам. Конечно, он не понимает, что с правильной стороны ему некуда было бы решаться уходить, как мне. Впрочем, это не единственная причина его уникальности.
Рядом с ним можно быть слабым. Нужно. Ему нравится… покровительствовать. Он считает, что ничего не сделал, чтобы победить, а потому любая мелочь, которая действительно подвластна ему, любая помощь, которую он, по своему мнению, может выполнить, делает его самим собой, отвлекая от бремени славы или неуверенности в себе. Он должен делать что-то каждый день, помогать, использовать свою силу или свои умения, и тогда он сможет существовать без ощущения потерянности. Я потратил полгода, чтобы выяснить это. Мне было трудно лишь в одном: да, я узнал Поттера в его работе, обычной жизни, но я понятия не имел, что ему нужно от партнера. За полгода он ни разу ни с кем не встречался в то время, что я следил за ним. Мне казалось, я узнал все, чтобы пробраться к нему, почти все, кроме чертовой необходимой модели поведения. Я считал его целью и в один момент просто решил, что знаю достаточно. Я еще никогда так не ошибался.
Я не допускал мысли о том, что он может быть мне нужен…
— Драко, я просил тебя только раз прийти, не надо мне тут страдать и мерзнуть, не нравится, так не ходи. — С этими словами он подходит ко мне, но вместо того, чтобы сесть рядом, замирает передо мной. Я собираюсь произнести что-нибудь отвлекающее, чтобы не отвечать правды, но каким-то образом он узнал, как я выгляжу, когда собираюсь это сделать. Хотя лично я уверен, что выгляжу сногсшибательно. Искренне. Но, полагаю, это его ответ на мою способность читать его перемены в желаниях и настроениях, ведь на его лице не написано, когда его нельзя трогать, но я знаю, когда наступает этот момент. — Правду, Драко, — добавляет он уже тише. Я злюсь, но я бессилен: мне кажется, что если жить с кем-то полгода — волшебный срок — любого можно раскрыть. Он склоняется ко мне, и я не могу противостоять его рукам, его губам, жару его тела. Мне даже не нужен чертов шарф, мне почти жарко от его присутствия. Я никогда не считал Поттера подходящим под мои предпочтения, он ниже ростом, определенно сильнее и явно нахальнее, чем мне нравилось, но сейчас, когда он рядом, я уверен в том, что предпочитаю его.
— Нравится мне, нравится, — ворчу я. Конечно, нравится. Он носится наравне с этими детьми, выполняет с ними все свои задания, играет вместе с ними во все эти игры по очереди в разных командах, эмоционально реагируя на выигрыш и проигрыш. Он искренен и открыт, и дети обожают его. Его всегда и все обожают. Меня это раздражало и раздражает.
Только я имею право это делать. Пусть я не представляю, как моя цель перешла в мою потребность, мне плевать, как я выгляжу рядом с ним, я чертовски не хочу делиться им ни с кем. Тогда, в баре, я пытался подобраться к нему, и меня спас лишь мой шпионаж. Я посчитал. Я мог получить от него раза три, если бы не научился читать его. Но каким-то образом у меня получилось взять его последним, что мне вообще пришло в голову. Я знал о нем все, что доступно при слежке. Я узнал про то, что он называет дефектом, абсолютно случайно, и то благодаря Грейнджер, которая приезжала на какие-то из выходных. Она его задела, а я был весь во внимании.
Удивительно, насколько много можно узнать о человеке, если смотреть на него почти круглыми сутками.
— И ведь все равно ты мне врешь, тебе не футбол нравится, — не устраивает Гарри мой ответ. Я пожимаю плечами, но в мыслях недоволен собой. За это время мы не говорили о причинах. Я и с собой этого толком не обсудил. Нельзя, чтобы всплывали эти идиотские вопросы между нами. Я, конечно, не верю в то, что Поттер решит серьезно поговорить со мной, но если он вдруг сядет и спросит, кто мы друг другу, меня прямо в ту же секунду стошнит. Нет, я знаю, что так не будет, но правды он все равно однажды добьется.
Надо лишь сочинить ее раньше и успеть в нее поверить. Мне неуютно ощущать себя зависимым, и пока я отношусь к этому как к потребностям тела. Мне удается убеждать себя, что Поттеру повезло попасть в тот момент, когда мне нужно что-то подобное. Но ложь однажды кончится, и мне придется открываться, а этого я не хочу. Не могу. Я не так воспитан.
— Я понятия не имею, зачем такому количеству народа бегать за одним мячиком, пинать и травмировать друг друга, а потом радоваться этому, — отвечаю я быстро, чтобы он не успел продолжить.
— Тебе нравлюсь я, Драко? — спрашивает он меня возле моего уха, и я ненавижу его за способность так легко меня вскрывать. Я могу строить планы, я могу корректировать свое поведение, но все это летит к чертям рядом с ним. Конечно, нравишься, придурок. Какому нормальному человеку, особенно моей ориентации, ты можешь не понравиться. Ты нравишься всему волшебному миру, так почему я должен стать больным исключением? Раньше я считал, что мысль о том, что Поттер со мной, пока мир в заблуждении, будет интригующей, но сейчас я только и думаю о том, что волшебный мир так просто не отпустит его, и со дня на день я жду вспышек камер. Мне действительно не хочется этого, но однажды вопрос выбора между мной и волшебным миром все равно встанет для Гарри, потому что я не собираюсь показываться на людях с ним. Они меня сожрут и уничтожат. Они хотят его так же, как хочу я. Они не допустят, чтобы их кумир вел такую жизнь. Считанные дни до того, как перед ним встанет выбор, и я знаю, какой он сделает. Я не идиот, чтобы считать, что стою славы, признания и поддержки всех волшебников Англии. Это не равноценно.
— Нет, мячик, — все же парирую я, но, наверное, на моем лице для него и так все написано. Я боролся столько лет, отказываясь принимать то, что видят в нем другие, я хотел просто воспользоваться им и тратил столько времени ради этого, а сейчас я понимаю, что абсолютно так же пленен им, как и все. Я считал, что Поттеру есть что скрывать, что он притворяется, чтобы всем нравиться. Лучше бы притворялся. Я ненавижу его за то, что он настолько настоящий, насколько это вообще возможно. Я ненавижу его за то, что он считает меня своей собственностью. Я могу доказывать ему, что не пойду домой и вообще мечтаю замерзнуть здесь, а он просто перекинет меня через плечо и пойдет так через весь город. Потому что каким-то чудом знает, что в действительности я очень хочу домой, просто перечить — это мой рефлекс. Я вырос со знанием того, что никто не может мне ничего приказать. Меня не растили со знанием того, что никто не может меня унести вместо этого. Серьезно, в первый раз я потерял дар речи. Сейчас привык. Лучше согласиться, чем быть мешком картошки на его плече. Унижающее положение.
— Твоя вредность — это нечто, — признает он, и его ладони обхватывают мое лицо. Ненавижу, когда трогают мое лицо. Я обычно готов кинуть Непростительное любому, кто посмеет. Это же грязь, бактерии и вообще ужас. Но ему можно. Ему все, черт возьми, можно. Попробуй запрети. И я терплю это, и одновременно… одновременно мне нравится быть тем, кого он касается. Ладно, Поттер, трогай, что хочешь. Только…
Не уходи.
Я ненавижу его по многим причинам до сих пор, но ненависть моя как-то странно преобразуется каждый раз, когда он меня касается. Я могу плеваться ядом, язвить и спорить с ним до потери пульса, но только до того момента, пока он меня не коснется. Или до тех пор, пока я не увижу, что он в том самом настроении неприкосновенности, а я из вредности просто обязан его потрогать, я превращаюсь в кого-то другого, явно в позор своего отца. Насколько я способен мучить его словами, настолько я не могу даже сколько-нибудь грубо его коснуться. Наоборот, все мое чертово восхищение им моментально лезет наружу. И все это напускное во мне разом исчезает, и хотя это бесит меня, в моей голове это выглядит как прикосновение к шедевру искусства, который я украл из музея.
В общем, это выглядит как: «А-а-а, я трогаю Поттера!» или «Поттер трогает меня!»
Бесит. Все в себе бесит. Но телу плевать на мое к этому отношение, оно как желе, которое пружинит ему навстречу и, будь его воля, вообще бы от Поттера не отходило.
Я как плохой актер, которому дали не ту роль, а он хочет другую. Я хочу перестать быть Малфоем, чтобы нормально касаться его, как я захочу. Я обожаю, когда он дразнит меня, обожаю, когда обнимает, я готов убить за каждое утро, которое я просыпаюсь под всеми его тяжелыми гриффиндорскими конечностями, потому что он делает мое существование полным желаний и ожиданий. Но я понимаю, что как Малфой я не имею на это права, а потому веду себя, как кретин. И я знаю, что Гарри видит все это во мне, и мои попытки отстраняться от него в эти моменты раздражают его. Все это копится между нами и растет.
Я никогда не отказываю себе в том, что хочу, но и у моих желаний должна быть планка. Поттер не подходит под нее. Я отказывался понимать это, когда мне просто болезненно захотелось его притащить в этот дом. Я кинул дезинформацию в Аврорат, я поставил антиаппарационный барьер, чтобы он приехал сюда вымотанным, я ждал его в офисе… Ладно, последнее было хорошей забавой, и мне нравилось издеваться над ним. Я не хотел.. не мог вспоминать первый раз с ним, но в то же время до смерти хотел видеть его здесь. Все внутри меня перевернулось, когда я увидел, как он топает себе босиком по дороге к пляжу в одних трусах, как всегда позволивший себе выйти на люди в абсолютно неприличном виде. Я впервые позволил себе не думать, как меня учили, не поступать так, как диктует моя фамилия. Я готов был сделать все что угодно, лишь бы и дальше видеть его таким. Я не жалею об этом ни секунды.
Но мне нужно сделать хоть что-нибудь, чтобы перестать ломать этим стандарт своего поведения. Я поступаю так, как хочу, и это в понимании Малфоев правильно, но вот хочу я абсолютно не то, что должен. И поступаю от этого двояко. Нужно, чтобы кто-то из нас перестал быть собой, потому что даже эти вторые полгода с ним не сделали его кем-то другим, не Гарри Поттером. Значит, я должен перестать думать как Малфой? Но я должен знать, ради чего хочу сломать эту, скажем, большую часть моей личности.
— Хватит мерзнуть, пошли домой, — произносит он, после чего целует, как будто я принадлежу ему и не могу отказать. Черт возьми, конечно, не могу. Никто не может. А я тем более. Во мне сразу два человека, и один — Малфой, который не может себе позволить так вести себя, а другой — просто Драко, которому нравится все, а не только секс. И чем ближе он при этом к Гарри, тем лучше. Его поцелуй избавляет меня от мыслей, но ненадолго. Я понимаю, что этот поцелуй другой, тот, который не должен возбуждать. Я не знаю его целей, но Малфоя он раздражает, а Драко... Драко словно влюбленный котенок. Противная часть моей личности, нет, я не могу ломать в себе Малфоя, иначе меня затошнит от самого себя.
— Отвали, Поттер, здесь же дети, — ворчу я. Но он лишь усмехается и целует меня в нос.
Ненавижу тебя, Поттер. Ты рождаешь во мне раздвоение личности, каждая из которых не может найти в отношении тебя золотую середину. Или я ненавижу тебя, или люблю. А к последнему я не готов, я не умею любить. Идиотское слово, что оно вообще значит?
Я иду рядом с ним и страдаю оттого, что хочу держать его за руку, но воспринимаю это как лишнюю демонстрацию того, чего между нами нет. У него все просто: он хочет держать меня за руку — он держит. Я покоряюсь, но от этого мне не легче — я не знаю, как отношусь ко всему этому. Поттер. Вся моя жизнь вертится вокруг тебя. Я был обижен и ненавидел тебя ребенком, я завидовал и ненавидел тебя подростком, я даже был спасен тобою и все равно ненавидел. Потому что ты недоступен мне, ты лучше меня. Я решил, что могу добиться тебя, использовать тебя, чтобы отплатить себе за все эти годы, но вместо этого я послушный питомец, которому хватает печеньки или чтобы его погладили по голове. Я вообще не имею никакой власти над собой. Потому что я не ожидал, что он действительно сильнее меня, действительно правильнее. Я ненавидел его, считая, что он притворяется. А он такой, какой есть. И я не могу относиться к нему спокойно. Во мне есть это желание следовать за кем-то, желать похвалы, я ведь один раз пострадал из-за этого. Но с Поттером что-то другое.
Он заставляет меня быть нежным к нему, вытаскивает это из меня черт знает откуда, а я даже не знал, что умею так. Но когда я делаю так, я вижу, что он поддается этому. Это то, что делает его моим питомцем. И пока он следует так безоговорочно за моими руками, я готов гладить его вечно.
Я потеряю все, что еще не потерял, если меня увидят с ним. Я потеряю и его самого. Я боюсь этого каждое мгновение. Это портит мне все восприятие реальности.
В коттедже мне немного легче. Мне кажется, что стены изолируют весь мир и заодно общественное мнение, которое так важно для малфоевской моей части. В коттедже все проще и понятнее, и эти комнаты подыгрывают мне. Здесь все не так, все скрыто, и я даю своему Драко больше воли. Я могу смеяться, я отпихиваю Гарри, сообщая ему, что пока он не примет душ, я не собираюсь иметь с ним никаких дел. Конечно, он меня не слушает. Часть меня продолжает бурчать, что это противно, но в то же время моему Драко это нравится. Мне это нравится. Он дразнит меня, а я ведь уже признал, что люблю это. Я пытаюсь увиливать, пытаюсь отстраняться, но все это в шутку. На самом деле мне плевать, в каком он виде. Ему так больше идет. Он такой, какой есть, и я ведь именно поэтому не могу перестать думать о нем столько времени. Я подчиняюсь ему. Смех исчезает, исчезает шутливость, все становится слишком медленным, слишком серьезным. Нежным. Ненавижу это слово, но другого не знаю. Его руки становятся частью меня, они гладят меня и подставляют под него так, как он захочет. Я в его власти, уже не могу произнести и слова против его внешнего вида, потому что я не в силах прервать этот момент. Он смотрит на меня, а я не понимаю, почему его взгляд полон чего-то похожего на восхищение. Во мне нет ничего, чем можно было бы восхищаться. Мне неловко от этого взгляда, и мой Драко просится наружу, просит волю над телом. Я слишком поражен взглядом Гарри, чтобы возразить. Я позволяю себе стать самой отвратительной, самой преданной и самой нежной частью себя. Я как пластилин под его руками, подбираюсь ближе и ближе, и его запах кажется мне самым приятным на свете. Я ощущаю себя наблюдателем, хотя это я обнимаю его, отвечаю на его поцелуй и поддаюсь ему. Помогаю раздевать себя. Я не могу признать, что он для меня — кто-то жизненно необходимый. Хочу, но не могу. Я так устал от этой двойственности. Я хочу отключиться от мыслей. Он помогает мне.
То, что он делает, не вписывается в обычную схему простых партнеров. Возможно, этого не было поначалу, но есть сейчас. Мне снова кажется, будто он восхищается мной, и это слишком неправильно, но я не сомневаюсь, что он может. Он странный и видит все в лучшем свете, даже меня. Мне щекотно от его губ на своей шее, но вместе с тем я готов повторять за ним. Он ведет меня к дивану, но я не успеваю смотреть под ноги — он отвлекает меня поцелуем и ведет за собой, и мне остается лишь слепо доверять ему. Я могу ему доверять.
— Драко, — зовет он меня по имени, и я послушно прижимаюсь к нему.
Мне кажется, я всегда бываю под ним, так что сейчас быть на его коленях странно для меня. Его руки держат мои бедра, и мне не уйти от этого. Мне холодно без рубашки, а он не дает греться об себя. Он словно ждет чего-то от меня, и я сдаюсь. Я целую его, бессильно аккуратно скользя губами по его губам. Он улыбается, а я даже не могу прикусить его губу. Не могу причинить ему любую боль, даже самую незначительную, и не знаю, почему. Его волосы — образец беспорядка, но мне нравится касаться их. Я глажу его по голове неосознанно, потому что если я подумаю о том, что делаю, я тут же убегу. Он вдруг утыкается лбом мне в плечо, и я не знаю, что с этим делать. Я паникую. Я не готов ни к чему, что пояснит наши отношения.
— Хочу тебя, Драко, — бормочет он, и я едва слышно выдыхаю. Это не проблема. Я хочу слезть с его колен, но он не отпускает меня. По-другому? Ладно. Мои руки уверенно скользят по его животу, но он останавливает и их. Что, черт возьми, ему от меня надо? — Вообще хочу. Я не знаю, что сделать, чтобы успокоить это ощущение. — Он поднимает голову и смотрит на меня, чуть щурясь. В моих легких кончился воздух, а я не могу вдохнуть. Я знаю, о чем он говорит, но во мне нет сил это сказать. Я не такой, как он, я просто молчу и смотрю на него, осознавая, что мы слишком разные. Это не сработает. Мы убежали от мира сейчас, но он догонит.
Пусть подождет.
Мне кажется, я никогда не целовал его так. Я знаю его запах, его вкус, я знаю, как он целуется, — бесценные знания, которым хочет обладать половина волшебного мира. Я знаю его тело, я знаю, что он любит, что делает его безвольным, я знаю, что заставляет его издавать забавные звуки. Но я знаю и то, что его можно переключить. Я знаю, что в какой-то момент он становится диким и неуправляемым, и это то, что у меня получалось всего раз или два. Он оставлял мне синяки и засосы, он был грубым и брал меня так, как хотел. Обе мои личности сходили от этого с ума в редком единодушии. Сегодня я хочу снова добыть этого Гарри любой ценой.
Мне хочется избавить нас от одежды, но потом мы ее уже не найдем. Ее нужно снимать, но мне не хочется терять на это время. Его язык скользит по моей груди, зубы задевают кожу, но мне больше не холодно. Я хочу больше, не хочу никаких его ласк.
Я вижу вспышку даже сквозь закрытые глаза. Я замираю, Гарри замирает. Мы оба смотрим за окно, откуда раздалась вспышка. Еще одна. Гарри скидывает меня с колен и бросается к окну. Я могу лишь стоять, парализованный. Я гадаю, что теперь. Я в ужасе? Нет, мне плевать. Да, я получил его. Нет, я не околдовал его. Он хочет меня, я хочу его. Плевать на мир, я и так в нем не в лучшем свете. Но вот для него это значит больше, чем для меня. Я уже слышу, как он пытается объяснить мне, что нужно заканчивать со всем этим. Мы заигрались.
Не могу сказать, что мне от этого не легче. Легче. Это логично. Это определенность. Так и надо поступать, если ты знаменит, всеми любим и прочее. Да, мы танцуем с демонами, но чем дольше мы их скрываем, тем лучше. Я не боюсь своих. Я не боюсь сказать себе, что не жалею обо всем, что я хочу еще, но я для него ничего не значу. Мой Малфой торжествует, а Драко… Драко хочет оставить Гарри себе.
Время идет. Наконец я слышу хлопок двери. Не хочу смотреть на него, мне и слушать будет тяжело. Перед моим взглядом на стол ложится фотография. А ведь мы отлично смотримся, думаю я. Смотрелись, поправляюсь.
— На память взял, — слышу я. Вообще-то я не такие слова ожидал услышать, но это же Гарри. Он непредсказуем. Я жду дальнейших его слов, однако крайне медленно я начинаю осознавать, что вспышки было две. Я моментально вскидываю голову.
Он ухмыляется.
— Доплатил, чтобы еще и на первую полосу. Жаль, что я не знал, а то бы и средний палец показал, — говорит он, а для меня это словно другой язык. О чем он вообще говорит? Какая первая полоса? Мне кажется, у меня падает давление. И я брежу от этого. Он спятил? Какая первая полоса? Я нем, как рыба. Отец узнает, что он скажет? Да какая разница, я же не Уизли трахаю, а Поттера. Точнее, обычно он меня, но это уже детали. Мне стыдиться нечего, я пал давным-давно и не таким красивым образом.
В действительности мне важно лишь то, что он скажет. Я вдруг осознаю, что моя малфоевская часть не в ужасе, она напряжена. Кажется, и она на хочет терять Гарри. Я чертовски не хочу его терять. Что мне делать без него? Я привык к его рукам, к его собственничеству, глупым шуткам, красивому телу. К его присутствию. Я не помню, что значит ходить в душ в одиночестве. Он всегда рядом со мной, и я всегда зачарованно смотрю, как вода стекает по его лицу. Ему абсолютно ничего не нужно, чтобы выглядеть красивым. Ему можно даже не бриться, и от этого я хочу его еще сильнее. Мне нужно прийти к единому мнению прямо сейчас.
— Что происходит, Гарри? — наконец нахожу в себе силы спросить я.
— Заплатил Криви, чтобы он приехал и снял отличный кадр, — пожал плечами Гарри. Я хочу его убить. Или укусить. Или потрясти. Он что, не понимает, что его будут осуждать? Мне плохо от того, что я представляю. Я не хочу этой ненависти к себе. — Хотел еще сказать, чтобы он написал про тебя как про моего постоянного партнера, но не все сразу.
— Ты псих, — бормочу я. Весь мир, учителя, однокурсники. Да, для своих я окрутил Поттера, что равно подвигу, но моих очень мало, а вот его большинство, и все они будут считать, что я его околдовал. А кстати, что я с ним сделал? Это значит, что мы вроде пары?
— Спасибо.
А этот придурок еще и улыбается, как ненормальный. Он вдруг оказывается передо мной на коленях. Меня шатает, и я сажусь на диван. Я не хочу в этом участвовать, да, было кое-что вне секса, но в каком странном мире у меня могут быть отношения с Поттером? Отношения. Я даже не знаю, считается ли то, что я живу с ним и делю постель, отношениями. — Драко. — Он отнимает мои руки от лица, заставляя посмотреть на меня. — Мне плевать, одобрят меня или нет, я никогда не считал себя на месте нигде, кроме этого коттеджа. Кроме этого времени с тобой. — Он прислоняется лбом к моему лбу, а я паникую настолько, что меня мутит. Я не смогу сказать ему ничего, что он захочет услышать. Я не умею этого. — Это мое тебе предложение. Я согласен сделать нас правдой. Выбор только за тобой.
— Гарри, я не могу.
Я даже не могу объяснить, чего я не могу. Все мои личности молчат, а я даже не знаю, что мне делать. Я смотрю в его глаза и вспоминаю все это время здесь. Я хочу, чтобы оно продолжалось.
— Просто кивни. Или не кивни. Зачем бояться, что там все подумают, если я думаю, что поступаю правильно?
Мне так хочется верить ему. Я другой вместе с ним, и это волшебное превращение доставляло мне неудобства только из-за опасности огласки. Он признает черед весь чертов мир, что я нужен ему, он, который дорожит их мнением…
Моим мнением? Больше всех?
Я киваю. Это происходит быстрее, чем я понимаю, что двое меня сошлись в одного. Я не хочу видеть его на коленях перед собой, но он не собирается подниматься, я целую его в надежде отвлечь, а он вырывается. Я беспомощен. Я кивнул, я доверился ему, и теперь все зависит только от него.
— Я хочу остаться здесь, Драко. Как можно дольше. — Он говорит это прямо здесь и сейчас, а я не могу понять смысла его слов. Не хочу верить. Все кажется мне таким иррациональным. Я не хочу разговаривать, хочу лишь быть в его руках. Делай, что хочешь. Я пойду с тобой, за тобой, куда ты захочешь, сделаю все, что ты попросишь. Я в безопасности с тобой.
— Хорошо, — только и могу ответить я. Я умоляю его взглядом оставить этот разговор. Пусть мы пара. Я привыкну. Пусть ты мой, я осознаю, но быть твоим я согласен прямо сейчас. Это пока мой максимум. Я пытаюсь заставить его замолчать поцелуем, но он вырывается. Он хочет что-то сказать мне, но пока я не хочу ничего слышать. Не знаю, что делать с этими словами. Я целую его из последних доступных сил. Не хочу думать. Хочу принадлежать ему без всяких вопросов. Я в безопасности, ведь он предпочел меня.
Я не могу поверить в это.
— Спасибо, что вообще подошел ко мне, — шепчет он мне тихо. Я могу лишь еще крепче обнять его в ответ. Он целует меня, не властно, не со страстью, а просто… в подтверждение своих слов. Его руки гладят меня скорее успокаивающе, но я все равно начинаю волноваться. Он действует на меня особым образом, абсолютно волшебным. Я хочу секса с ним через мгновение после того, как вообще не думал о нем.
Вообще-то секс можно использовать в разных целях, и я отлично знаю многие из них, но в действительности с Поттером я хочу много целей и сразу. Я хочу удовлетворения, хочу видеть, что и ему нравится это, хочу заткнуть его этим и в то же время ответить: да, мне тоже хорошо с тобой. Еще пара недель, и я скажу это себе, но не тебе, потому что я нем. Все, что касается таких слов, с рождения не дано мне. Хорошо, что мое тело меня не слушает. Ему нужен Поттер лишь по одной физиологической причине, и оно поддается.
Мне казалось, что мы и останемся здесь, на этом диване. Но вместо этого он тащит меня в спальню, как будто имеет значение, где я буду его ублажать. Это всегда делаю — не то чтобы это меня возмущало, просто в нашей ситуации он явно главнее и сильнее. Но я не против, потому что это все равно власть над ним. Я могу управлять его желаниями, его телом, и это уникальное, хоть и не явное преимущество. Я уверен в том, что он ждет от меня привычных ласк.
И он снова останавливает меня. Я в целом могу подождать, пока он разденется, особенно если учесть, что на него приятно смотреть, но он делает знак и мне раздеваться. Это привносит какую-то обыденность, и я неприятно удивлен, ведь это лишено всяческой эротики. Меня привлекает одетое тело возможностью его раздевать, это мое право делать с его телом все, что захочу, и я обожаю раздевать его, причем чем медленнее, тем лучше.
Он тянет меня за руку на кровать и заставляет лечь на бок лицом к нему. Иногда мы просыпаемся так, и это часто ставит меня в неловкое положение. Но сейчас я понимаю, что ничего подобного нет, и мне отчасти даже уютно так. Он накрывает нас обоих одеялом, и я первым пододвигаюсь к нему. Мы лежит так несколько секунд, а может, минуту. Это какое-то затишье перед бурей.
— Ты сам сказал, что есть демоны, которых нельзя спрятать надолго. Я не против танцевать с ними явно, если мой демон — это ты, — произносит он тихо. Я прячу лицо в изгибе его плеча и стараюсь не дышать. Это похоже на плохой роман, а плохой он потому, что я не представляю, есть ли у нас логичное объяснение происходящему. Мы хотим остаться друг с другом. Пусть. Почему нет, если мы друг другу подходим во всех своих пожеланиях. Но писать об этом на первой полосе? Я же посмел посягнуть на знаменитого Поттера, чего я ожидал: как все закроют глазки? Я не ожидал, что он сам объявит об этом. Меня пугает это, но, наверное, в хорошем смысле. Я не стою того, чтобы показать таким образом неприличный жест всему миру, но он, вероятно, считает иначе. Я понятия не имею, что происходит в его голове, и эта загадка — ключ к взаимному интересному существованию.
Мне нужно перестать думать об этом. Обо всем. Остановить этот бесконечный анализ, отбросить все вопросы. Он нужен мне, с ним я в безопасности, он не надоедает мне в течении нескольких месяцев — вся проблема лишь в его фамилии. И в том, что я его не покупал. Он остался со мной по собственной воле, и я не должен решить все просто потому, что не могу этого осознать.
— Я тут не молодею, Поттер, — снова ворчу я. Разговоры телом — вот что я могу. А эти беседы мне ни к чему.
— Удивительное наблюдение. — Мне кажется, что он в состоянии и язык мне показать, как будто ему двенадцать. И хотя он этого не делает, стойкое ощущение простоты все же остаётся, и мне легче.
— Ты когда-нибудь заткнешься? — отвечаю я ему раздраженно. Лежать с ним неплохо, но жарко, да и я настроен на иное занятие. Я готов исполнить любое его желание, я не способен доминировать открыто, но вместо этого он целует меня и переворачивает на спину. Пусть так, я не против. Мне щекотно от его прикосновений к моей шее, но я послушно терплю. Я жду, когда он сам положит меня так, как ему нужно. Каждый раз это происходит по-разному, но обычно к моменту постели мы оба достаточно возбуждены, чтобы проводить здесь много времени. Сейчас же все только начинается, и это необычно. Его губы на моей коже необычны. Он тратит на меня больше времени, чем нужно. Мне, безусловно, приятно его внимание, но я не понимаю причин задержки. Мы ещё не так стары, чтобы страдать от проблем с эрекцией, мне хватило бы пары движений его руки, а он зачем-то дразнит меня. Я хочу возразить, но ещё не знаю, против чего. То, что я предполагаю, мне не предназначается, и это не моя роль. Я пытаюсь остановить его, но человека с фамилией Поттер и поезд не остановит. Моё сопротивление его только раззадоривает, а меня все это дьявольски смущает. То, что он хочет сделать, не для него, это не его роль, повторяю я себе снова и снова в своей голове, но, естественно, что сам по себе я этого хочу. Это желание получить удовольствие природное, но моё желание приправлено тем, что это Поттер передо мной, над моими бедрами, за секунду до того, как он прикоснется ко мне, и не руками. Именно поэтому я хочу остановить его, но все мои попытки отпихнуть его снова не приносят результата. Я вынужден лишь безвольно наблюдать самую уникальную, бесценную картину моей жизни. Любой жизни современного волшебника. Осознавая это, я не могу перестать реагировать слишком сильно. Прикосновения его языка кажутся мне невыносимо приятными, хотя я осознаю, что умения у него никакого. Никакой практики.
Вероятно, только я удостоен этой чести.
Мне плохо и одновременно хорошо от того, что он делает со мной. Моё сознание снова раздваивается, и часть меня не в состоянии думать, но вторая часть… Она зациклена на том, что это рушит все границы и устои. Этой части страшно от ответственности, которая возлагается на меня. Ответственности удовлетворять Героя и жить с ним. Может, любить его, но я не употребляю это слово в отношении себя, никогда. Как это ни назови, а я готов. Ведь моя малфоевская часть требует моей уникальности во всем, что я делаю. В отношении Поттера я не просто уникален, я легендарно уникален. Это успокаивает мою часть тщеславия. А ведь скандал будет не только из-за него, но и из-за меня, ведь я тоже герой этой драмы, просто с отрицательным знаком. Я добавляю всей этой истории ещё больше огня, который разгорится с выпуском газеты.
А почему нет? Почему я не могу допустить, что на волне всей прошлой ненависти ко мне Поттера переключило? Гарри переключило. Всем хочется, чтобы их угадывали с одного взгляда, я же потратил на это кучу времени. Мне льстит, когда Поттер знает, чего я хочу.
Даже сейчас, когда его губы так предательски медленно движутся, и мне больно оттого, что это недостаточно приятно, я хочу быстрее. Глубже. Все хочу. Его хочу. Я не покупал его, я воспользовался его слабостями и потребностями, но, чтобы получить его, мне пришлось отдать себя. Я молчу и буду молчать до последнего, считая себя словно на пытках, но если он захочет, он добьется любого звука от меня, на какой я буду ещё способен. От движений его языка у меня кружится голова, хотя я лежу. От того, что я вижу, время моего терпения сокращается с астрономической скоростью. Я получаю удовольствие не только оттого, как он делает это, но и от самого факта. Меня можно записывать в извращенцы, ведь так, как способен возбудить меня мой мозг, не способен никто. Он крутит мысль о Гарри и том, что он делает для меня, в моей голове снова и снова, так что эта мысль впадает в унисон с дьявольски приятными ощущениями от его губ и языка, усиливая их многократно. Я хочу продолжения и не хочу, мне нужно быть с ним как можно ближе, а не так, дразняще-отстраненно. Не сегодня. Я путаюсь пальцами в его волосах и тяну его на себя в ту секунду, как понимаю, что не смогу дольше минуты выносить это совпадение самой смелой мечты и реальности. Я хочу сказать ему, почему нет, но я не умею в ту секунду говорить, зацикливаясь на его покрасневших влажных губах. Я почти готов покраснеть, а ему весело, ведь он делает вид, что не понимает моей просьбы. Черт с ним, пусть веселится, я и сам все сделаю.
За все это время с ним мы никогда не выбирали эту позу, ибо она предполагает его бездействие. Бездействие Гарри — это оксюморон. Даже если я начну, он все равно закончит. Но я хотя бы попробую. Он позволяет, иначе я никогда не смог бы перевернуть его на спину, мне не хватило бы дополнительно ещё одного моего веса, чтобы его подвинуть. Я часто сообщаю ему, что он больше похож на моего телохранителя, а его это только веселит. Мне не скрыть, что я в восторге от его физической формы и от его силы. Я на неё молюсь каждую ночь, что мне скрывать.
Все веселье моментально слетает с него, стоит мне устроиться на его бедрах. Это трудное положение, я не собираюсь врать, и это положение больше похоже на спорт, чем на секс. Даже если я сейчас смогу подниматься так достаточно времени, чтобы довести его, завтра я не встану. Хотя неплохой вариант, можно весь день валяться в постели и требовать от Гарри быть моим рабом. Может быть, он даже согласится поиграть. Я не успеваю произнести нужное заклинание первым и от этого злюсь. От его заклинаний с избытком смазки секс становится чересчур грязным, а постель вечно приходится менять. Но теперь его не отменить, да и двигаться так легче. Я опускаюсь на него, имея уникальную возможность наблюдать за его реакцией. Это тоже то интимное, что недоступно никому,только мне. Я стараюсь делать это медленно, но гораздо легче сразу опуститься максимально. Впрочем, будет больно, потерплю эту дрожь в мышцах. Я вижу в его выражении лица столько эмоций, сколько в состоянии выдать только он. Он снова смотрит на меня со смесью восхищения, удивления и чего-то ещё, что я не в состоянии расшифровать. Я наконец опускаюсь до конца, замирая на его бедрах и переживая неприятные ощущения от напряжения ног. Дальше будет легче, но я не двигаюсь. В этом проникновении с возможностью видеть его лицо есть что-то буквально невыносимое. Я чувствую себя частью его. Я не должен испытывать странные ощущения в груди, никогда не испытывал, но я не могу от них избавиться. Он целует меня, и этого хватает, чтобы я не смог больше выдержать так много Гарри вокруг себя и в себе. Я выгибаюсь прямо на нем, не осознавая этого, не осознавая ничего, желая сделать всё, что угодно, чтобы продлить это состояние. Я едва замечаю движение бедер Гарри, так как не чувствую тела как отдельную единицу, но его движение настолько вовремя сделано, что я переживаю нечто похожее на вторую волну. Слишком хорошо. Я держусь за его плечи, тяжело дышу ему в шею и прихожу в себя так, словно я потерял сознание. Рассудок я потерял точно. Я благодарен ему, но не могу даже пошевелиться. Обманул его своим отчаянным положением и быстренько удовлетворил себя, оставив всю работу ему. Я извиняюсь, целуя самое чувствителен место в его теле. Думаю, он меня прощает.
Я не помню, чтобы он хоть раз двигался настолько медленно. Его живот буквально втирает мою же сперму в мой, но у меня не осталось сил, чтобы возражать. Я могу только смотреть на его лицо, на то, как он движется во мне, и думать только о том, что моё место рядом с ним. Я могу восхищаться им, сердиться на него, язвить ему, но на деле я безоружен и предан, ещё сильнее, чем все его так называемые друзья. Если он сойдёт с ума и начнёт новую войну, я пойду за ним, потому что мне плевать на мир, но не плевать на него. Я хочу обладать им, и это желание проявляется на животном уровне. Я хочу занимать главное место в его сознании, и от этого мне больше не отвертеться.
Он замирает во мне. Он беззвучен, и я не вижу его лица, уткнувшегося мне в шею, но я слышу, как он произносит сквозь зубы:
— Я люблю тебя, Драко.
И моё сердце останавливается.

"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"