Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.

Судьбы подарок беспримерный

Автор: Remi Lark
Бета:Kira Kuroi
Рейтинг:R
Пейринг:Белинд Гайнс, Брендон Эйнсли, а также иные ОМП и ОЖП в количестве
Жанр:AU, Romance
Отказ:На многочисленные варианты сказок о Красавицах и Чудовищах не претендую - только вдохновляюсь.
Вызов:Фандомный Гамак - 2015
Аннотация:И когда дочь попросила отца привезти ей розу, не смог купец отказать любимому детищу…
Комментарии:Псевдоисторическое фентези с элементами сказки и романса. Автор вдохновлялся многочисленными вариациями сказки о Красавице и чудовище.
Примечание: в названии использована строка из 87 сонета Шекспира (перевод Р.Бадыгова)
Предупреждение 1: тоталAU (по отношению к канону сказки "Красавица и Чудовище")
Предупреждение 2: male!Красавица
Предупреждение 3: кросдрессинг, ксенофилия, минет, попытка горизонтального инцеста, намек на фемслеш
Каталог:нет
Предупреждения:AU, UST, слэш
Статус:Закончен
Выложен:2016-05-30 23:05:48 (последнее обновление: 2016.05.30 23:05:43)
  просмотреть/оставить комментарии


Глава 0. Преамбула

В тексте встречаются термины, редко используемые в обычной жизни - если вы, конечно, не реконструктор. Поэтому автор счел своим долгом сопроводить текст небольшим словариком. С картинками ))

Баньши – фигура ирландского фольклора, женщина, которая, согласно поверьям, является возле дома обречённого на смерть человека и своими характерными стонами и рыданиями оповещает, что час его кончины близок.
https://img-fotki.yandex.ru/get/44369/102954588.3/0_15481b_e094d0b4_orig.jpg

Блио – мужская верхняя одежда XIII—XV вв., отрезная по талии, с узким лифом и пышными полами, не сшитыми на боках. Мужское блио обычно шнуровали сзади. Женское блио было с расширенными книзу рукавами или с очень широкими рукавами из гофрированной ткани, шнуровалось по бокам.
https://img-fotki.yandex.ru/get/44369/102954588.3/0_154813_c997ed8f_orig.jpg
https://img-fotki.yandex.ru/get/47043/102954588.3/0_154812_455deade_orig.jpg

Брэ – деталь мужского костюма, разновидность кальсон в Средние века. Брэ носили кельтские и германские племена в античный период, позже их переняли европейцы в средневековье. В позднее средневековье брэ носили исключительно как предмет нижнего белья.
https://img-fotki.yandex.ru/get/28292/102954588.3/0_154814_395160bd_orig.jpg

Гарда – (франц. garde - основное значение - охрана), часть эфеса клинкового холодного оружия, служащая для защиты от удара кисти руки.
https://img-fotki.yandex.ru/get/96932/102954588.4/0_154821_23325557_orig.jpg

Донжон (фр. donjon — господская башня, от ср.лат. dominionus) — главная башня в европейских феодальных замках. В отличие от башен на стенах замка, донжон находится внутри крепостных стен (обычно в самом недоступном и защищённом месте) и обычно не связан с ними — это как бы крепость внутри крепости. Донжоны сооружались из дерева или из камня, имели по три этажа, но в большинстве случаев там находились очень тесные помещения, не предназначенные для жилья.
https://img-fotki.yandex.ru/get/96932/102954588.3/0_154815_eb6b3342_orig.jpg

Дублет (фр. doublet) — мужская верхняя одежда, распространенная в Западной Европе в период с 1330-х годов по 1660-е -70-е года. Это был первый образец одежды, который плотно сидел на теле. Первые дублеты были до середины бедра, позже они стали укорачиваться, и в моду вошли сшивные шоссы (взамен раздельным шоссам-чулкам) и дублет соединялся с ними рядом завязок, доходя ниже паховой впадины.
https://img-fotki.yandex.ru/get/96932/102954588.3/0_154816_be17945c_orig.jpg

Камиза – мужская и женская нательная одежда. Была распространена в период всего Средневековья.
https://img-fotki.yandex.ru/get/47043/102954588.3/0_154817_b3d7b201_orig.jpg

Книжный оклад – декоративное покрытие переплетной крышки старинной книги
https://img-fotki.yandex.ru/get/29473/102954588.3/0_15481d_dbc1cb62_orig.jpg

Котт (котта) – европейская средневековая туникообразная верхняя одежда с узкими рукавами. Ее надевали на камизу, поверх нее – сюрко. Мужская котта могла быть относительно короткой (до колена), но чем длиннее, тем выше статус. Женская котта обязательно закрывала ноги. Рукава могли быть пришивными или пристежными. Часто контрастных или просто других цветов. Вырез горловины обычно небольшой, часто скреплялся какой-либо застёжкой.
https://img-fotki.yandex.ru/get/47043/102954588.3/0_154811_9c6abf50_orig.jpg

Нагината – японское холодное оружие с длинной рукоятью овального сечения (именно рукоятью, а не древком, как может показаться на первый взгляд) и изогнутым односторонним клинком.
https://img-fotki.yandex.ru/get/96932/102954588.3/0_15481c_b18db59e_orig.jpg

Пулены – туфли с длинными заостренными носками.
https://img-fotki.yandex.ru/get/28982/102954588.3/0_15481e_52afe01b_orig.jpg

Седмица – семь дней, неделя.

Скрамасакс – короткий однолезвийный меч или боевой нож древних германцев.
https://img-fotki.yandex.ru/get/37849/102954588.3/0_15481f_b465e213_orig.jpg

Сюрко - во второй половине 13 в. верхняя мужская и женская цельнокроенная одежда, сильно расширенная книзу, имевшая несколько вариантов: с рукавами до запястья, с полудлинными рукавами, с откидными рукавами и совсем без них. Наряду с сюрко, имеющими узкий лиф, существовала женская одежда из мягких тканей свободного покроя: широкая, собранная в сборки или заложенная в складки; она носилась с поясом, который подчеркивал талию, один конец его спускался спереди. На некоторых сюрко делались широкие проймы, называемые «адские окна».
https://img-fotki.yandex.ru/get/26468/102954588.3/0_154818_afdc073f_orig.jpg

Фальшион – европейское клинковое оружие с расширяющимся к концу коротким клинком с односторонней заточкой.
https://img-fotki.yandex.ru/get/131711/102954588.4/0_154822_f0690c8f_orig.jpg

Фламбард – термины «фламбард» и «фламмард» переводятся как «пламенеющий клинок» и означают обычный режущий клинок, который был выкован с волнистыми краями.
https://img-fotki.yandex.ru/get/53211/102954588.4/0_154820_e7af09b5_orig.jpg

Шаперон – средневековый головной убор. Вначале представлял собой капюшон с длинным шлыком и пелериной, затем превратился в пышное и достаточно дорогое сооружение, напоминающее тюрбан, дополнительно украшавшийся фестонами.
https://img-fotki.yandex.ru/get/105980/102954588.3/0_154819_2df265ca_orig.jpg

Шоссы – плотные чулки, натягивавшиеся отдельно на каждую ногу и в мужском варианте прикреплявшиеся к брэ или поясу. Только в XIV в. обе половинки шоссов были соединены в один предмет мужского туалета. Шоссы могли плотно облегать ногу, подобно трико, но могли быть и чуть просторнее. Женские шоссы были длиной чуть выше колена и подвязывались под коленками подвязками.
https://img-fotki.yandex.ru/get/51592/102954588.3/0_154810_b61e168c_orig.jpg
https://img-fotki.yandex.ru/get/105980/102954588.3/0_15481a_9d6fe92a_orig.jpg



Глава 1.

Замок угрюмой скалой возвышался примерно в часе пешего пути. Ну, как скалой… Крохотной такой скалишкой, довольно приземистой – было в замке всего три этажа, разве что башня донжона возносилась над крепостной стеной, едва виднеющейся над кронами окружающих замок деревьев.

Бел поежился и подул на озябшие руки – так спешил выскочить из дома, что позабыл перчатки, и возвращаться за ними не стал. Его побег могли заметить либо слуги, либо родные, и тогда на плане можно было ставить большой и жирный крест. Бел вздохнул, поглубже натянув капюшон и укутавшись в тяжелый меховой плащ, тряхнул поводьями, и жеребец, обгладывавший какой-то куст с трепыхавшимися на нем бурыми листочками, фыркнул и побрел по слегка заметенной снегом тропе, ведущей к замку.

Тяжелые ворота были приоткрыты, словно приглашая зайти внутрь, укрыться от усиливающегося ветра и наползающих тяжелых снеговых туч. Бел спешился, потянул на себя створку ворот и, когда та неожиданно легко поддалась и распахнулась еще шире, повел жеребца во внутренний двор. Глухо лязгнула опустившаяся решетка, клацнул засов на захлопнувшихся воротах, и снова стало тихо, но без того давящего ощущения запустения, какое бывает в покинутых строениях. Жеребец, пофыркивая, остановился и мотнул головой, едва не вырвав поводья из рук. Бел повернулся к нему, успокаивающе погладил по шее и пошел было дальше, к хозяйственным строениям, но жеребец, всегда отличавшийся норовом, уперся, и Белу пришлось уговаривать упрямое животное. Жеребец всхрапывал, косился на замок, но, в конце концов, пошел за хозяином. Конюшню Бел определил правильно, более того – в ней нашлось и сено, и овес, и вода в огромной бочке. Обиходив жеребца, Бел снова вышел во двор и невольно залюбовался. Туча рассыпалась пушистыми белыми хлопьями, и если за крепостной стеной их подхватывал и уносил ветер, то внутри нее неспешно и с достоинством снег укутывал землю праздничным одеянием, белоснежным и торжественным. Бел отошел на несколько шагов и запрокинул голову, вдыхая морозный воздух и улыбаясь.

– Где моя роза? – раздался рык из-за спины, и Бел, вздрогнув так, что свалился капюшон, обернулся.

На пороге стоял хозяин замка. Из-за снега Бел не мог его как следует рассмотреть, но отметил, что он высокий – на голову или даже две выше самого Бела, и широкоплечий.

– Роза где? С тобой? – нетерпеливо рыкнул хозяин.

Бел сунул руку за пазуху, достал свою драгоценную ношу и пошел к хозяину, на ходу снимая слои ткани с футляра, в который загодя спрятал цветок. Хозяин раскрывать футляр не стал, только шумно принюхался и, буркнув Белу: «Ступай в дом!», скрылся за дверями. А Бел задержался на крыльце, пытаясь понять, не привиделись ли ему звериная голова и густая шерсть, покрывающая тело гостеприимного хозяина.

– Не показалось, – тихо прошептал он, войдя в зал.

Хозяин стоял неподалеку от огромного жарко горящего камина. В мягком свете многочисленных светильников, гроздьями свисающих с балок высокого стрельчатого потолка, и тусклого зимнего света, сочащегося из узких окон, Бел сумел разглядеть своего недавнего собеседника. Тот действительно был высок ростом, но точно сказать, насколько, Бел не мог из-за того, что хозяин горбился. И явно привык ходить не на двух ногах. «Или лучше сказать, лапах?» – подумал Бел, глядя на то ли собачьи, то ли козлиные нижние конечности, обтянутые шоссами. Сейчас хозяин стоял, бережно прижимая к груди когтистыми руками футляр с розой. Голова действительно была звериная, с выпирающими из-под нижней губы клыками, посверкивающими как у кота глазами и гривой длинных волос, переходивших в густую шерсть на спине и груди.

– Раздевайся, чего стоишь? – пророкотал хозяин уже спокойнее.

– Совсем? – растерялся Бел.

– Зачем совсем? – удивился хозяин. – Плащ снимай. Можешь к камину подойти.

– А, – смутился Бел своей недогадливости.

Руки уже отогрелись, и с завязками плаща он управился быстро, оставил его на ближайшем сундуке и пошел к камину, от которого волнами накатывало тепло. Хозяин, внимательно смотревший на него, в несколько больших шагов оказался рядом и, принюхиваясь, угрожающе зарычал:

– Почему в штанах?

– Так только плащ же снять, – растерялся Бел.

– А платье где? – хозяин наклонился к самому лицу Бела и обдал его горячим дыханием.

– Какое платье? – отшатнулся от него Бел. – Я… я не девушка, чтобы в платье ходить.

– Обманщик! – надвигаясь и угрожающе скаля клыки, рычал хозяин. – Где этот обманщик, что обещал дочь прислать?!

– Отец не обманщик, – пятясь, запротестовал Бел. – Сестра не смогла приехать.

«И теперь уже вряд ли сможет, – подумал он. – Потому что на ее жеребце приехал я. Да и не захочет она – а она всегда получает то, что хочет».

– Ты кто? – остановившись и в явном раздражении хлеща себя по бокам хвостом, требовательно спросил хозяин.

– Белинд Гайнс, – ответил Бел. – Единственный сын гильдейского купца первой категории Осборна Гайнса. – И после небольшой паузы добавил: – И младший брат-близнец Белинды Гайнс.

– Близнец, значит…

Гнев хозяина утих так же внезапно, как и зародился, и Бел рискнул задать вопрос:

– А как звать вас?

– Брендон, – буркнул хозяин и, потеряв к Белу всякий интерес, пошел прочь, что-то невнятно проворчав.

– Нет, господин, – раздался прямо из воздуха новый голос.

Бел вздрогнул и закусил губу. Раньше он полагал, что невидимые обладатели голосов есть только в старинных легендах. Впрочем, о таких вот странных существах, как хозяин замка – химерах, кажется, именно так их называют в летописях, – он тоже раньше только читал. А теперь, пожалуйста – видит наяву и даже, не особо испугавшись, разговаривает с ним.

– Я не буду вести его в подземельях, – упрямо говорил новый голос. – Он – гость!

– Незваный, – снова раздражаясь, рокотнул хозяин.

– Он – гость.

– Накажу, – пригрозил хозяин. – И тебя, и его.

– Его не за что, – упрямился голос. – А меня не сможете.

– Как ты мне надоел, – с внезапной тоской почти провыл хозяин и в два больших прыжка скрылся за драпировкой, скрывающий дверной проем.

Негромко хлопнула крышка небольшого ларца у стены, и вскоре неподалеку от Бела уже висела в воздухе горящая свеча в ажурном канделябре.

– Следуйте за мной, господин, – почтительно произнес голос.

– Меня называют Бел. Просто Бел, без титулов и господ.

– Хорошо. Меня можете именовать Талбот.

Талбот оказался очень разговорчивым, и от него Бел узнал, что в замке, именуемом Эйнсли, на самом деле живет множество народа. И истопник с помощниками, исправно следящие за тем, чтобы даже в лютые холода в жилых покоях было тепло, и повар с кухаркой и целым выводком поварят, и конюх, и кузнец, и даже солдаты.

– Так что и жеребчика вашего обиходят так, что лучше и не надо, и голодать не будете, и про одежду не беспокойтесь – наши женщины работящие, и эту постирают, и новую пошьют. А вот и ваша комната, – и свеча замерла около темной двери с коваными петлями и накладками, словно лозы оплетающими всю дверь. – Готовили для барышни, уж не обессудьте. Но выполним все, что ни пожелаете.

– Талбот, пошел вон, – выступил из мрака хозяин замка. – Я сам ему расскажу про порядки.

Канделябр ткнулся Белу в руку.

– Как скажете, господин, – ответил Талбот и затих.

Хозяин («Брендон», – напомнил себе Бел) толкнул дверь и слегка подтолкнул Бела, понуждая войти в комнату.

– Я ждал девушку, – заявил хозяин. – И я не намерен теперь терпеть какие-либо неудобства из-за того, что приехал ты, а не твоя сестра. Поэтому одеваться будешь в женское платье. И волосы тебе будут убирать, как девушке. – Он довольно скривил губы, глядя на сжавшего зубы в пока еще удачном усилии промолчать Бела. – И брить лицо – если у тебя на нем что-нибудь растет.

Бел провел ладонью по лицу, и щеки едва заметно загорелись под касанием. Из-за светлых волос щетина была едва заметна.

– Можешь лицо красить, тебе помогут, – явно довольный реакцией Бела, щедро предложил хозяин. – Тут все есть.

Он сначала ткнул когтем в направлении большого зеркала и стоящего около него небольшого столика на одной ножке, а потом в сторону шкафа.

– Меня будешь называть «Мой господин».

– И прислуживать за столом? – не удержался от вопроса Бел. – А ночью ублажать в постели?

– Я ждал гостью, – с достоинством ответил хозяин. – А не служанку или шлюху. Впрочем, – он осмотрел с ног до головы Бела, – если будешь стараться мне понравиться, я подумаю о последнем твоем предложении.

И он вышел.

Бел с силой швырнул канделябр, угодивший точно в центр захлопнувшейся двери. Канделябр укоризненно звякнул и покатился по мощеному мелкими каменными плитками полу, а свеча, печально ткнувшись в разлившийся воск, потухла и трупиком павшего воина осталась лежать у двери. Бел тихо зарычал – не так громко и выразительно, как Брендон, но все же очень прочувствованно – и сделал пару кругов по комнате, пнув по пути подвернувшийся стул. И ожидаемо отшиб ногу о тяжелую дубовую мебель.

– Да что это такое?! – в сердцах воскликнул Бел и рухнул ничком на кровать.

Впрочем, немного успокоившись, он признал, что ничего ужасного пока еще не произошло. Пусть придется рядиться в женские одежды, но ведь его никто, кроме хозяина, не увидит.

«А еще кухарка, такая умелица, целого гуся запекает так, что пальчики оближешь, – некстати припомнил Бел слова Талбота. – И поварята, и…»

– Переживу, – пробормотал Бел. – Зато никаких вдовушек с многозначительными намеками и липкими улыбками. И свадьбы.

Именно из-за свадьбы Бел и сбежал из дома. Одно дело знать, что когда-нибудь ему придется жениться на кузине Дайне, а совсем другое – услышать о планах отца женить сына нынешней же весной. Кузину Бел знал с детства, рос с ней рядом, и относился хорошо – но как к сестре, и одна только мысль о том, что придется вести ее не только под венец, но и на супружеское ложе, вызывала в нем почти ужас. И желание сбежать куда-нибудь подальше, что Бел и сумел вполне успешно проделать.

В дверь постучали, и Бел поспешно встал и пошел открывать. За дверью ожидаемо было пусто, если не считать висящей в воздухе небольшой метелки из перьев.

– Господин Бел, – раздался приятный женский голос, и метелка качнулась, – я пришла помочь вам одеться к обеду. И… – голос дрогнул, – уложить волосы. Его высоч… Господин Брендон велел.

– И как мне вас называть? – поспешно отойдя вглубь комнаты, вежливо спросил Бел.

– Флосси, господин Бел.

Флосси оказалась не слишком разговорчива, и за это Бел был ей благодарен: он уже многое узнал от Талбота, и этим знаниям следовало уложиться в голове, чтобы потом не путаться с другими и не забываться. Она говорила только по делу, ловко помогая сначала раздеться – брэ и шоссы Бел снимать не стал, заявив, что без них замерзнет, и успешно делая вид, что не слышит вздохов служанки. Она помогла одеться в новые, явно недавно пошитые одежды. Камизу тонкого льна, белоснежную, с тонкой, белой же вышивкой по вороту и рукавам. Котту, небесно-голубую, слегка шелковистую на ощупь, с золотым шитьем. Винно-красное бархатное сюрко, с глубоким вырезом и большими проймами, обшитыми светло-золотистым коротким мехом. И последним штрихом на бедра лег тяжелый золотой пояс из округлых филигранных блях, скрепленных цепочками, концы которого свешивались ниже колен.

– Красота какая, – произнесла Флосси. – Но на девушку вы все равно не похожи, – быстро протараторила она. – А сейчас займемся волосами.

Бел сел на невысокое кресло перед зеркалом и закрыл глаза, предпочитая не видеть, как под невидимыми умелыми пальцами служанки он из мужчины окончательно превращается в девушку.

– Готово, господин Бел, – восхищенно выдохнула Флосси.

Бел тяжело вздохнул и открыл глаза. Из зеркала на него смотрела сестра – выше ростом и с широкими плечами, что, впрочем, скрадывалось длинной одеждой, в роскошном наряде, с непривычно уложенными золотистыми волосами, перевитыми темно-красными тонкими лентами, лучистыми серыми глазами в обрамлении густых темных ресниц, темными бровями и… дневной щетиной.

– Мне нравится, – довольно улыбнулся Бел, имея в виду свою небритость, а не превращение в родную сестрицу. – Проводишь?

– Конечно, – согласилась Флосси. – Только обувь вам подберем.

Обувь подобрали быстро – темно-красные пулены с тиснением, крохотными золотыми пряжками и не слишком длинными носами. Зато за право оставить на ногах свои шоссы Белу пришлось выдержать целый бой. Флосси мягко, но настойчиво уговаривала его облачиться в женские шоссы, непривычно короткие, зато с широкими шерстяными подвязками, а Бел твердо заявлял, что останется в своих, пусть и не совсем новых, но таких привычных. Бел вышел победителем, и это его обрадовало.

– Господин Брендон будет сердиться, – обиженно предупредила Флосси.

– На меня пусть сердится, – великодушно разрешил Бел. – А на тебя не за что. Веди!

Второй своей победой Бел к концу пути считал то, что ни разу не упал, даже когда наступал на подол. Дома он одевался по моде, но все равно не привык к настолько длинному и тем более многослойному подолу. Флосси тихонько посмеивалась, но заявила, что Бел со временем привыкнет. Особенно если будет так одеваться каждый день.

– Ты меня очень утешила, – проворчал Бел и с чувством подопнул подол.

Брендон его уже ждал. В отличие от первой встречи, он был одет не только в шоссы, но и блио. Сидел в массивном кресле, но услышав шорох драпировки, обернулся, и, увидев Бела, встал, внимательно глядя на него.

– Флосси, – негромко произнес Брендон после продолжительной паузы. – Я доволен.

– Спасибо, господин Брендон, – откликнулась Флосси и удалилась.

Во время обеда Бел оценил отсутствие манер у хозяина, его же умение делать комплименты, а заодно и чувство юмора, ибо все похвалы, адресованные Белу, говорились с явным желанием подчеркнуть схожесть Бела с девушкой. Бел внутренне кипел, но улыбка, словно прилепленная в начале обеда, с успехом продержалась до его окончания. И он был вознагражден – Брендон, сытый и довольный, спросил, всем ли гость доволен.

– Да, спасибо, господин Брендон, – отозвался Бел. – Но могу ли я одеваться не столь роскошно? Я хотел бы побродить по замку, погулять по саду…

– Зима, – в притворном удивлении поднял кустистые брови Брендон. – Холодно.

– Зато не покроюсь мхом, – невинно улыбнулся Бел и перевел взгляд на густую шерсть на груди собеседника. – Да и Дван не должен застаиваться.

– Дван? – заинтересовался Брендон и зачем-то заглянул под стол.

– Мой жеребец, – пояснил Бел.

– Жеребец? – хохотнул Брендон и ткнул когтем в сторону живота Бела.

– Он в конюшне стоит, – слегка раздраженно ответил Бел.

– Теперь это так называется? – оскалился в широкой улыбке Брендон, и до Бела с запозданием дошло, что он имеет в виду.

Щеки загорелись, словно на них плеснули кипятком, а Брендон довольно захохотал, порыкивая от удовольствия. Бел швырнул на стол полотенце, которое в начале трапезы уложил на колени, боясь испачкать сюрко, и, вскочив, быстрым шагом пошел к выходу.

– Можешь выгуливать своего жеребца, в чем хочешь, – настиг его громкий голос и довольный хохот Брендона, когда Бел уже был у лестницы.

– И на том спасибо, – пробормотал Бел и помчался наверх, задрав подолы выше колен.


Глава 2.

В раздражении он не сразу заметил, что вышел не в ту дверь – чтобы вернуться к себе, Белу надо было пройти мимо кресла Брендона, но хотелось как можно быстрее покинуть зал… И вот сейчас Бел брел по довольно пыльному коридору, удивляясь, насколько разительно он отличается от того, что вел к комнате Бела. Хотя, надо отдать должное, до сих пор Бел видел только главный зал да свою комнату, причем и то, и другое не особо рассматривал. И коридор тоже – в нем не было окон, а много ли увидишь в свете свечи? Здесь же были высокие узкие окна с разноцветными стеклами в них, и в косых лучах света метались пылинки. Бел оглянулся, тяжело вздохнул – его следы были очень хорошо видны на грязно-сером полу, – подобрал подолы повыше и пошел дальше, решив, что раз уж попал сюда, то стоит начать изучать замок именно с этого коридора.

Холодно и пусто. А за стеклышками танцуют хлопья снега и делают покрывало на плитках двора еще пышнее. Бел залюбовался падающим снегом, споткнулся о неровно положенную плитку и, чтобы не потерять равновесие, выпустил подолы из рук. Тяжелая ткань с шелестом опустилась, вздымая столб удушливой пыли, и Бел закашлялся, буквально согнувшись пополам. Откашливаясь пополам с ругательствами, он совсем уже решил вернуться, как послышался укоризненный голос:

– Ай-яй, такая красивая госпожа, и такие нехорошие слова говорит!

Бел резко развернулся, но никого не увидел.

– Я не госпожа, – раздраженно ответил он пустоте.

– Ох мне, – задребезжал голос. – Простите, господин! Стар совсем, сослепу решил, что это вы новая девица принца. Не признал.

– Девица?

Бел попытался представить себе какую-нибудь девицу рядом с…

– Принцем?

– Ну да, их высочество – они хозяин тутошний.

– Он еще и принц, – пробормотал Бел. – А вы кто?

– Я-то? – откликнулся голос. – Я тут за каминами слежу. Принц, он не любит, когда тяга плохая, может и заругать!

Бел решил порасспросить словоохотливого старика («Я же еще ихнего батюшку помню, крутого нрава был человек!»), совместив с прогулкой по замку. Интересовал его в первую очередь принц («А кто он еще, ежели ихний старший брат, как батюшка помер, королем стал? Принц и выходит!»). Но ожидания не оправдались: кое о чем старик просто не мог рассказывать.

– У меня, ваша милость, словно язык кто заплетает. Знать-то я знаю, а вот сказать никак не получается.

Зато о том, что периодически в замке появляются девицы, старик поведал с охотой.

– Ить разные они все. И сварливые были, и пугливые, и болтушки. Ни одна больше двух седмиц не продержалась – какую принц спроваживал, а какая и сама сбегала.

– Так не нравилось с ним быть? – не удержался от вопроса Бел.

– А кто их разберет?! – откликнулся старик. – Но вы не думайте, ваша милость, никакую он ни к чему не неволил, вежество всякое проявлял. Ни одна в обиде не уехала, даже Катаржина, не к ночи будь помянута.

– Вот ты где! – раздался рык Брендона.

Он стоял около лестницы, глядя в сторону Бела. Старик тихо пробормотал: «Охти мне, про камин на третьем этаже забыл!» и затих, а Бел пошел к Брендону.

– Что ты тут делаешь? – наморщил нос Брендон, но не выдержал и громко чихнул.

– Гуляю, – ответил Бел.

– Идем отсюда.

Не дожидаясь ответа Бела, Брендон развернулся и пошел вниз. Бел припомнил слова старика про вежество хозяина, ухмыльнулся и пошел следом, решив, что погулять в этой части замкам можно будет и в другой раз – в мужской одежде и в теплом плаще.

– Чего ты там забыл? – развалившись в своем кресле, спросил Брендон. – Вывозился весь в пылищи, на тебя смотреть даже страшно.

– Замок изучал. Раз мне здесь жить – надо же знать, что где находится.

– И как?

– Замок мне понравился, – честно ответил Бел, едва не заявив «в отличие от хозяина».

– Да, замок у меня хороший, – довольно прижмурился Брендон. – Он небольшой и не новый, но мне такой даже больше нравится. Все под рукой и есть где спрятаться, если что.

– От Катаржины? – улыбнулся Бел, а когда Брендон свирепо глянул на него, мило похлопал ресницами. У сестры это обычно срабатывало, и Бел надеялся, что у него тоже получится, не взирая на то, что подобное он делал в первый раз.

– Откуда ты знаешь про Катаржину? – насупился Брендон.

Бел продолжал улыбаться – рассказывать про разговор со стариком не хотелось. Брендон попытался прожечь в Беле дыру взглядом, но потом отвел глаза и неохотно сказал:

– Расскажу, если и ты расскажешь мне про себя.

– Хорошо, – согласился Бел.

– Не сегодня, – тут же добавил Брендон. – Отдыхай. Можешь погулять.

– А книги здесь есть?

Книг было много – по сравнению с тремя десятками дома, большую часть из которых составляли собираемые сестрой любовные баллады и легенды. Бел тоже иногда их почитывал, но предпочитал все же книги о путешествиях и хроники. Здесь же для книг была отведена специальная комната – библиотека. В ней были не только книги, но и свитки, рукописи, карты… Бел восторженно глядел на эту сокровищницу и понимал, что теперь-то уж точно он из замка не уедет еще долго. Пока не прочитает абсолютно все. Он прошел вдоль одной полки, нежно касаясь пальцами корешков книг, и обернулся к стоящему в дверях Брендону.

– Спасибо! Это… Я…

– Развлекайся, – небрежно махнул рукой тот. – Я велю Талботу принести побольше свечей.

Свечи принесла Флосси. Она пристроила канделябр на столе, сказала, что будет занята уборкой в соседней комнате и если понадобится, тут же откликнется, удалилась. Бел машинально кивнул, не особо вслушиваясь в ее слова, он уже читал взятую наугад книгу – «Пророчества Мерлина».

– Господин Бел!

Он очнулся, ощутив прикосновение теплых пальцев к руке.

– Господин Бел, пора переодеваться к ужину, – произнесла Флосси. – Господин Брендон велели напомнить вам про это.

– Да, конечно, – с сожалением откладывая книгу, ответил Бел. – Раз господин Брендон велит…

Флосси помогла ему переодеться, вновь причесала и, еще раз посетовав на несговорчивость по поводу шоссов, спросила, будет ли Бел принимать ванну перед сном.

– Буду, – обрадовался Бел. – Еще бы чистую одежду…

– Я могу взять ваше белье, к утру оно высохнет, – предложила Флосси. – Только прямо сейчас заберу, чтобы и постирать успели, и мерки сняли для нового.

– Хитрюга, – рассмеялся Бел. – Камизу можешь брать, а брэ и шоссы… Ладно, сейчас.

Бел всегда думал, что дамы не носят брэ только в некоторых случаях – когда ждут кавалеров, например. Но на его вопрос «А где тут для дам?» Флосси очень удивилась.

– Господин Бел, женщины не носят брэ, это только мужская одежда. И шоссы не привязывают, а подвязками… разве вы… ни разу…

Бел в очередной раз проклял свою светлую кожу, из-за которой даже легкий румянец тотчас становился заметен, и поспешил поскорее закончить одевание, надеясь, что не замерзнет. Женщины же не мерзнут.

До главного зала он дошел сам – не столько в замке было коридоров, чтоб заблудиться. Брендона не было видно, и Бел обрадовано уселся в свое кресло – проклятые шоссы норовили сползти с ног, и принялся приводить себя в порядок.

– Я вижу, ты решил, что за ужином меня надо развлекать не только разговорами?

Брендон рядом и ухмылялся. Бел поспешно одернул подол, а потом разозлился на себя – можно подумать, он действительно девица, ног которой не должно быть видно никому, кроме супруга.

– Нет, – буркнул он. – К тому же ужина еще нет.

Брендон довольно хохотнул, крикнул: «Лентяи, где еда?», и невидимые слуги – Бел насчитал минимум трех – стали накрывать на стол.

– А вот щетину ты не сбрил, – внимательно рассматривая его, укоризненно заявил Брендон.

– Не успел, – ответил Бел, решив, что пора отращивать бороду.

Потом он представил себя в женском наряде и с бородой и невольно развеселился – очень уж уморительное зрелище предстало перед глазами. Однако делиться своими мыслями он не стал, предпочтя заняться едой.

После ужина Брендон пребывал в еще более благостном расположении духа, чем после обеда, и Бел решил воспользоваться этим.

– А есть в замке оружейная комната?

– А как ты думаешь? – удивился Брендон. – Это же замок!

Он почесал грудь и спросил:

– А что, ты с оружием умеешь обращаться?

– Умею. С несколькими видами мечей и кинжалом.

– А я думал, что ты сын купца, – фыркнул Брендон. – Зачем купцу оружием владеть?

Бел невесело усмехнулся.

– Я хотел из дома сбежать, стать наемником, вот и научился. Да и отец умеет и кинжалом, и ножом пользоваться.

– И как, сбежал из дома? – заинтересовался Брендон.

– Сбежал, – усмешка Бела стала совсем горькой. – Сюда и сбежал…

– А почему?

– Катаржина, – напомнил Бел, которому совершенно не хотелось рассказывать о доме. Придется, конечно, но хоть не сейчас.

– Хорошо, – после недолгой паузы согласился Брендон. – Завтра поговорим. И оружейную я тебе покажу. А сейчас иди.

Бел пожелал хорошей ночи и поспешил удалиться, захватив с собой свечу, пока в голову Брендона не пришла какая-нибудь мысль о вечерних развлечениях. К тому же хотелось снять женскую одежду и… И ходить, завернувшись в простыню. Или остаться в камизе, потому что сверкать голым задом перед Флосси совершенно не хотелось.

Бел немного поколебался перед тем, как войти в комнату – недочитанная книга манила его, но, решив, что хорошего помаленьку, а свою комнату он все еще не рассмотрел в подробностях, Бел открыл дверь и шагнул внутрь.

Когда пришли Флосси и слуги с ведрами, Бел уже лежал на кровати, вдоволь налюбовавшись и гобеленами, и росписью на стенах, и витражами. Пожалуй, решил он, замок ему действительно нравится. Да и хозяин – пусть сначала он и произвел отталкивающее впечатление, и не из-за внешнего вида. Сейчас, немного понаблюдав за ним, Бел решил, что Брендон не так уже и плох. По крайней мере, не настолько плох, как о нем рассказывал отец…

– Он настоящее чудовище, – глухо говорил Освальд, глядя на кубок с глинтвейном. – Его вид настолько же ужасен, насколько и омерзителен.

Бел не должен был это слышать – его, как и Белинду, вскоре после обеда отослали прочь, а отец и тетка остались с гостями. Но Белу было интересно послушать о том, что приключилось в последнем путешествии отца, и он пробрался к своему излюбленному месту для подслушивания – крохотному чуланчику с заготовленными на зиму травами…

– Господин Бел, – раздался веселый голос Флосси, – мы принесли воду для ванной. Вы любите с пеной или без?

Бел сел и довольно улыбнулся:

– Конечно, с пеной!

Ванну, скромно спрятанную за расписной ширмой, он уже успел оценить – огромная, опирающаяся на массивные ножки, она наводила на мысли о том, что в ней могут спокойно уместиться три человека, и при этом совершенно не мешать друг другу.

Флосси руководила слугами, а когда ванна оказалась заполнена почти до краев, спросила, требуется ли ее помощь.

– Я могу вам помочь и волосы помыть. И спину. И вообще все.

Бел представил, как его касаются невидимые руки девушки, и помотал головой.

– Нет, я привык мыться сам.

– Хорошо, господин Бел, – как ему показалось, разочарованно откликнулась Флосси. – Но если понадобится помощь, я…

– Да, я понял – ты будешь неподалеку.

Он дождался, пока за ней закроется дверь, разделся и залез в ванну.


Глава 3.

На новом месте спалось отлично. Снились ли какие-либо сны, утром Бел вспомнить не мог, но выспался он просто превосходно. А еще вдоволь повалялся в кровати, под меховым одеялом, нежась и потягиваясь. Определенно, жить в замке ему нравилось – вкусная еда, красивая одежда, вежливые слуги, и никто не смотрит укоризненно, стоит отвлечься от работы, не провожает скорбным взглядом, в которых стынет укор – если бы не ты, она могла бы жить…

Бел тряхнул головой, отгоняя грустные мысли, достал из-под подушки камизу – еще хранящую тепло, – и на пробу крикнул:

– Флосси?

Девушка отозвалась почти сразу. Приоткрылась дверь, затрепетали мягкие перья во вплывающей в комнату метелке, раздался звонкий голос:

– Да, господин Бел?

– А завтракать тоже в главном зале? Или можно как-нибудь не так торжественно?

Флосси тихо рассмеялась и предложила теплого хлеба и молока прямо сейчас, а вот если что посущественнее – то придется подождать.

– Неси! – довольно улыбнулся Бел. – И мою одежду.

Флосси вернулась быстро, и вскоре Бел с удовольствием завтракал и слушал об обычной жизни в замке. Так он узнал, что Брендон обычно ложится спать поздно, и встает тоже поздно, иногда бродит по лесу, но чаще всего лежит у камина или запирается в своих комнатах.

– Они, господин Бел, совсем недалеко от вашей, – рассказывала Флосси. – Дальше по коридору и налево.

– Вчера ты не была такой разговорчивой, – отставляя кружку и сыто жмурясь, заметил Бел.

– Так не знала, чего вы за человек, – откликнулась Флосси. – Мы-то разных людей перевидали, мало ли что…

– А почему вас не видно?

– Я… мы… не… – попыталась ответить Флосси, а потом тихо всхлипнула.

– Прости, – спохватился Бел, вспомнив вчерашний разговор со стариком. – Я ляпнул, не подумав.

Флосси ненадолго затихла, а потом грустно ответила:

– Вы и знать не могли. Об этом нам запрещено говорить с гостями.

Любопытство Бела, зерно которого попало на благодатную почву еще вчера, разрослось, и он решил во что бы то ни стало узнать, что за тайна связана с этим замком. Ведь не может же так быть, чтобы у женщины родилась такая вот химера, похожая одновременно на льва и волка, но с душой и мыслями человека. «И глазами», – припомнил Бел. Глаза, по-звериному отсвечивающие в полутьме, тем не менее, были человеческими. И взгляд был совершенно человеческий.

– Не знаешь, на улице холодно? – поспешил перевести он беседу на менее печальную тему. – Я бы хотел жеребца своего выгулять…

Совершенно некстати в памяти всплыл обеденный разговор, и Бел начал краснеть – как-то двусмысленно прозвучала фраза.

– Теплее, чем вчера, – радостно откликнулась Флосси. – И снег такой пушистый-пушистый. Во дворе-то уже расчистили все, а вот за воротами обычно снег не трогают. Но я могу сказать, чтоб и там поскорее тропки сделали.

– Не надо, – помотал головой Бел. – Я люблю по снегу бродить.

Флосси притащила ему целый ворох одежды – немного старомодной и разных размеров, но всю чистую и новую. Бел выбрал себе шерстяное сюрко, отороченное мехом, и шаперон, плащ же надел свой – его подарила сестра в один из тех дней, когда они не ругались. Бел вздохнул, впервые подумав о том, что, возможно, Белинда будет скучать по нему, хотя бы совсем немного…

Двал, сытый и довольный, приветствовал его ленивым ржанием – дескать, чего пришел?

– Гулять пойдем, лентяй, – засмеялся Бел, снимая уздечку с крюка.

Двал сначала недовольно фыркал, но потом вошел во вкус, и прогулка удалась на славу. Довольный Бел, поручив невидимому конюху позаботиться о нагулявшемся жеребце, стряс с себя снег у дверей и, улыбаясь, вернулся в замок.

– Господин Брендон ждут вас у оружейной комнаты, – тут же раздался голос невидимого слуги.

– Талбот, ты? – уточнил Бел.

– Никак нет. Я, ваша милость, Кадмус. Состою при господине Брендоне как хранитель коллекции оружия.

– О-о-о-о, – восхищенно выдохнул Бел. Оружие было второй его страстью – после книг. – Не будем заставлять ждать господина. Веди!

Оружейная комната впечатляла. Оценить ее размеры было невозможно из-за множества узких открытых шкафов и стоек, разбивающих помещение на ниши и коридоры. Бел замер на пороге, жадно осматривая все, что попадалось ему на глаза. Мечи, копья, кинжалы…

– Скрамасакс! – восторженно проговорил он.

– Совершенно верно, ваша милость, – довольно откликнулся Кадмус. – В идеальном состоянии, смею вас уверить. А вот сюда поглядите.

Негромко звякнул висящий на крюку меч, и Бел ахнул.

– Фальшион! – Рука сама потянулась к мечу. – Можно?

– Конечно, ваша милость!

Бел погладил оплетку рукояти фальшиона, счастливо вздохнул, оглянулся и прикипел взглядом к неброскому мечу, висевшему напротив окна. Прямое, в нижней трети клинка сужающееся к острию лезвие, гарда без украшений и завитушек, темная кожа на длинной, под два хвата рукояти – просто и вместе с тем настолько соразмерно, что перехватывало дыхание и хотелось любоваться этим мечом бесконечно долго. Словно завороженный, Бел подошел ближе и срывающимся от волнения голосом спросил:

– Взять в руки можно?

– Да, ваша милость.

Меч лег в руку идеально, словно кузнец, его ковавший, знал, для кого именно рождается этот клинок. Бел полюбовался играющими на лезвии лучами света, слегка щелкнул по клинку и заслушался звуком, рожденным в металле. Чистый, радостный, звонкий.

– А вот извольте оценить, ваша милость, – деликатно окликнул его Кадмус. – Наш кузнец чего удумал сковать.

Звякнул большой, почти в рост человека, меч. Бел подошел, с интересом присмотрелся. Явный двуручник, с необычным, волнистым лезвием, очертания которого скрадывали изрядную толщину клинка.

– Красивый, – оценил Бел. – Кузнец ваш просто мастер!

– Он назвал его фламбард, – явно довольный такой оценкой, поведал Кадмус. – Сиречь пламенеющий клинок.

– Очень правильно назвал, – согласился Бел.

Он еще долго бродил по оружейной, разглядывая и обсуждая с Кадмусом мечи и кинжалы, копья и алебарды, дивился на редкости из-за моря – странные то ли мечи, то ли копья («Это, ваша милость, нагинатель. Разъединственная в наших землях вещь!»), метальные кольца и прочие диковинки. Бел уже стал уставать от обилия прошедших перед его глазами вещей и совсем было собирался сказать об этом увлекшемуся показом Кадмусу, но не успел. Шагнув в проход между двумя стойками с охотничьим оружием, Бел почти уткнулся в стоящего Брендона.

– Налюбовался? – небрежно спросил тот.

– Да, – честно ответил Бел, радуясь, что можно будет сбежать, не огорчая словоохотливого маньяка от оружия.

– Понравился? – коготь Брендона уткнулся в грудь Бела, и тот понял, не расстался с понравившимся ему мечом, а так и ходил, обняв и прижав его к себе.

– Очень.

– Дарю, – ухмыльнулся Берндон и пошел к выходу. – Кадмус, подбери в пару кинжал. И скажи, что я велел сделать ножны с перевязью.

Бел остался стоять, раскрыв рот. Настолько щедрых подарков он еще никогда не получал. Щедрых и… неожиданных.

– Я… – он нагнал Брендона и пытался, но никак не мог подобрать слова, чтобы выразить все то, что хотел.

– Хочешь проверить его в деле, – еще шире разулыбался Брендон. – Кадмус, мой меч!

К нему подплыл огромный, в рост Бела, меч.

– Идем во двор, погляжу, чего ты стоишь как воин, сын гильдейского купца высшей категории.

– Первой, – поправил его Бел.

– Это все мелочи, – величественно отмахнулся Брендон и, закинув меч на плечо, пошел в лестнице.

Бел тихо хмыкнул и пошел следом. Говорить о том, что любую свободную от помощи отцу и чтения книг минуту Бел лет с семи проводил у казарм городской стражи, он не стал. Первыми его учителями в оружейной премудрости были скучающие стражники, а потом шустрого и любознательного мальца приметил капитан и стал учить сам, щедро делясь своим немалым опытом. И Бел действительно хотел сбежать из дома – мечтал об этом с тех самых пор, как полностью осознал отношение к себе в отчем доме и понял причины. Вместе с тем он понимал, что деньги на прожитье не на деревьях растут, их надо зарабатывать, и куда охотнее постигал воинскую, а не купеческую науку.

– Был бы ты с титулом или хотя бы простым дворянином, – сказал ему как-то капитан, – я бы стражу на тебя оставил.

Увы, Бел происходил из торгового сословия, и если Белинда могла еще надеяться получить дворянство после брака с разорившимся дворянчиком – иные на купчих и не глядели, разве что в любовницы взять могли, – то самому Белу дворянство можно было только купить. А денег на это не было.

– Чего замечтался, красотка? – насмешливо рыкнул Брендон. – Скидывай лишнюю одежду и иди ко мне.

Бел скривился в улыбке, но совету последовал. В котте на дневном морозце было отнюдь не жарко, но тяжелое сюрко могло только помешать.

– Ах, господин, дозвольте, я хоть дублет его милости принесу, – заполошно воскликнула Флосси. – А вы, господин Бел, в плащ пока укутайтесь, я мигом.

– Вот же вздорная девица, – проворчал Брендон, но меч опустил, опершись на него. – И шустрая, – добавил он, глядя, как по двору несется темного сукна дублет. – Одевайся давай и покажи на что способен.

Бел благодарно шепнул Флосси: «Спасибо!», быстро оделся и приготовился к отражению атаки.

– А ты ей понравился, как я погляжу, – хохотнул Брендон, делая пробный выпад. – А она тебе как? Или еще не распробовал?

Бел тихо скрипнул зубами, досадуя на грубую шутку хозяина, зло выдохнул – и тут же вспомнил наставления капитана: «Выведи противника из себя, заставать его злиться или смеяться. И тогда часть победы у тебя в руках». Он сосредоточился только на бое, на движениях и танце клинков. «Навяжи противнику свой ритм, заставь его двигаться так, как хочешь ты…» Бел заставил себя сделать шаг в сторону на миг раньше, чем требовалось, сбиваясь с ритма и ломая четкий рисунок поединка.

– Не купился, – хохотнул Брендон. – Гляди-ка, Кадмус, мальчик умеет думать!

Из пустоты раздалось одобрительное покашливание, но Бел не отвлекался. Он уже стал уставать – на стороне Брендона были звериная сила и ловкость, на его же стороне… «Это подло, но когда речь идет о том, чтобы выжить…» Бел резко шагнул вперед, вплотную к противнику и редко пнул его по голени. Раздался возмущенный рык Брендона, получившего болезненный удар, и его обиженное сопение, когда он почувствовал у своей шеи клинок Бела.

– Это не честно! – негодующе прорычал он.

– Зато действенно, – тяжело дыша, ответил Бел. – Победил?

Руки слегка подрагивали, и он опасался невольно ранить Брендона.

– Победил, – нехотя признал тот, отводя меч.

– Ах, господин Бел, вы такой молодец, – восторженно воскликнула Флосси, набрасывая ему на плечи плащ, который держала в руках. – Вы такой!..

– А я? – обиженно спросил Брендон.

– А вы сильнее! А он вас победил! – произнесла Флосси и укоризненно добавила: – Между прочим, могли бы и похвалить!

– Молодец, хорошо заботишься, – ухмыльнулся Брендон. – Обо всех.

– Не меня! – снег взметнулся из-под притопнувшей ноги рассерженной Флосси.

– Эй, красавец! – покорно повернул к Белу голову хозяин. – Хорошо клинком владеешь. Кто учил?

– Капитан, – откликнулся Бел, прижимая к себе меч и кутаясь в плащ.

– Хорошо учил, – улыбнулся Брендон. – А ты хорошо учился. А теперь переодевайся и обедать.

Бел кивнул и пошел в замок, уже мысленно сидя за накрытым столом, но на пороге его настиг оклик Брендона:

– В платье переоденься. И побрейся!

– Вот же скотина! – беззлобно ругнулся Бел едва слышно.

Побриться он не успел – предпочел смыть с себя пот, ежась от холодной воды и довольно покряхтывая. Одевался тоже сам, заявив Флосси, что уже научился, а потому помощь ее не требуется. Волосы просто связал лентой, и пошел вниз. В обнимку с мечом.

– Ты еще спать с ним ложись, – хохотнул Брендон. – А то покусится еще кто на твою честь.

– А что, мне следует этого опасаться, господин? – спокойно спросил Бел, усаживаясь и кладя меч на придвинутую кем-то из слуг низкую скамью.

– А ты бы этого хотел? – уставился на него Брендон, мигом растеряв дурашливую веселость.

– Я еще не определился, – мило улыбнулся Бел, в упор глядя в глаза Брендона.

Тот не выдержал первым, отвел взгляд и проворчал что-то о нахальных гостях. Бел изо всех сил постарался не улыбаться, и обед прошел спокойно и мирно.

– Может, ты еще и в шахматы играешь? – спросил Брендон после десерта, глядя, как Бел любовно полирует меч выпрошенным у Флосси куском шерсти.

– Играю, – взглянул на него Бел. – А что?

Брендон молча встал, подошел и несильно потыкал в него когтем.

– Настоящий, – хмыкнул он. – А я уж подумал, что ты соткавшийся из моих мечтаний призрак. Талбот! Принеси мои шахматы! – И добавил едва слышно: – Пока греза не сбежала.

Бел и не думал сбегать. Наоборот, ему все больше нравился и этот странный замок, и его обитатели.

Играл Брендон молча, обдумывая каждый свой ход, именно так, как привык Бел. Тишина, прерываемая лишь стуком переставляемых фигур, ничуть не тяготила игроков; слуги, едва слышно сновавшие по залу, не отвлекали и, скорее, довершали представление об идеальном времяпрепровождении. Проигрыш Бела совсем не огорчил, зато Брендон довольно улыбнулся, потягиваясь, и заявил, что давно ему не было так хорошо.

– А то обычно лежу и скучаю, глядя на огонь, – доверительно понизив голос, признался он. – Или слуг от нечего делать шпынять приходится.

– Скучать, когда столько книг? – не поверил Бел.

– Я не могу читать, – спокойно откликнулся Брендон. – Умею. Раньше умел. – Его взгляд становился все тоскливее. – Но, как ты можешь заметить, я не человек.

– Не могу, – мотнул головой Бел. – Для меня вы… – он нахмурился, подбирая слова, чтобы объяснить как можно более правильно. – Для меня не внешность важна, а то, что внутри.

– И что же у меня внутри? – с застывшей полуулыбкой спросил Брендон.

– Человек, – честно ответил Бел, ни на миг не поколебавшись. – Человек, заключенный в необычную оболочку.

– В тело монстра, – поправил его Брендон. – Злобного и пугающего.

– Капризного и потакающего своим слабостям, – упрямо заявил Бел. – Грубость и чванство зависят не от длины клыков, а от характера. Как и способность быть милосердным.

– Я груб, чванлив и жесток? – прищурился Брендон, и Бел заметил, как нервно хлестнул по полу хвост.

– Нет, – искренне ответил Бел. – Иногда идете на поводу дурного расположения духа, но чванства в вас, ваше высочество, точно нет.

– Прибью! – рыкнул Брендон, вскакивая. – Я запретил даже упоминать…

– О чем я и говорил, – спокойно глядя на него, заметил Бел. – Испортилось настроение – надо кому-то сделать больно или плохо. Чтоб не одному страдать, надо полагать.

Брендон подскочил к нему, наклонился, обдав терпким звериным запахом, и уставился в глаза.

– И ты не боишься, что мой гнев будет настолько велик, что ты его не переживешь?

– Пострадаю за правду, – улыбнулся Бел, и, не удержавшись, дернул за прядь из гривы. – Мне уже готовиться страдать?

Брендон шумно выдохнул.

– Нахал. В женском платье!

– Так мне страдать? – уточнил Бел, видя, что Брендон уже не сердится. – Или мы дальше про чтение поговорим?

Читать Брендон не мог – просто не видел разницы между буквами, а глядеть на исчерканный непонятными значками лист и вспоминать, что именно там должно быть написано, ему быстро надоело. Слуги же читать не умели, а потому в библиотеку он старался лишний раз не заходить, поручив поддержание там порядка слугам.

– Я могу читать вслух, – предложил Бел. – Мне не сложно, а вам скучать меньше придется. И шпынять слуг тоже.

– Завтра, – после некоторых колебаний решил Брендон и устроился на меховом ковре возле камина. – Сегодня уже темно, да и… занимались всяким и так много.

– А сегодня вы расскажете про Катаржину, – напомнил Бел, вызвав тем самым недовольное беззлобное ворчание собеседника.


Глава 4.

Катаржиной звали одну из гостий. В отличие от остальных, она пришла сама. Услышала про заколдованный замок и явилась. Была она то ли охотницей на драконов, то ли истребительницей нечисти. Довольно быстро выяснив, что в замке нет ни первого, ни вторых, она решила отдохнуть от трудов праведных и взяла хозяйство в свои руки. Заставила сделать ремонт в изрядно к тому времени обветшавшем замке, муштровала слуг и солдат, командовала на кухне и шпыняла хозяина. Пыталась, по крайней мере. Наведя же идеальный, с ее точки зрения, порядок, заскучала и в один прекрасный день собрала свои вещи и уехала, оставив обитателей замка проливать слезы радости и облегчения.

– Вроде и не злая она была, да только устали мы от нее зверски. Выть иногда хотелось, – признался Брендон. – Залезть на крышу донжона и выть от тоски и безысходности, понимая и осознавая свое несовершенство. Ты что, смеешься? – подозрительно покосился он на старательно кусающего губы Бела.

– Нет, что вы, – почти искренно ответил тот. – Сочувствую изо всех сил!

– Я вроде слышал, что она замуж вышла. То ли она спасла какого-то вояку от ужасной опасности, то ли он ее. Мы все думаем, что просто запугала бедолагу, вот и…

– Погодите, – прервал его Бел. – Она такая, высокая, светловолосая, с косой, которую любит короной на голове укладывать?

– Она самая, – кивнул Брендон. – Только не говори, что знаком с ней.

– Лично нет, – успокоил его Бел. – Но видел несколько раз. Это мать того человека, который учил меня обращаться с мечом.

– Тесен мир, – ухмыльнулся Брендон. – То-то я гляжу, некоторые ухватки знакомы. Ты как стал ее описывать, я уж было подумал, что это твоя мать.

Бел разом сник.

– Нет, – тихо ответил он.

Брендон заворчал, а потом напомнил, что вчера был уговор рассказ про Катаржину в обмен на рассказ про жизнь самого Бела.

– Я помню.

Помнить-то он помнил, а что рассказывать – не знал. Зато твердо знал, о чем рассказывать не будет. О том, как радовался его отец, когда красавица-жена родила ему белокурую дочь, похожую одновременно и на мать, и на отца, и как получасом позже онемел от горя, когда жена умерла, рожая мальчика, как две капли похожего на сестру. Как тетка гладила по голове двух девочек, родную дочь и племянницу, и шипела вслед мальчишке: «Моя сестра могла бы жить, если бы не ты, отродье!» Как равнодушно смотрел на сына отец, с прилежанием выводящего строчку за строкой, и как теплел его взгляд, когда дочь топала ногами, не желая во второй раз надевать шелковую котту.

– Ну! – дернул его за подол Брендон. – Чего молчишь?

– Я не знаю, что рассказать.

– Кто из вас мою розу просил? – подумав, спросил Брендон.

– Я, – честно ответил Бел.

– Врешь! – фыркнул Брендон. – Твой отец сказал, что сорвал ее для дочери.

– А сорвал для нее, – кивнул Бел.

Они бродили по торговым рядам – Белинда обожала праздничные ярмарки, а Бел просто сопровождал сестру. Потом остановились немного передохнуть, и прямо на них из узкого прохода между рядами вышла слепая старуха и предложила погадать.

– Ты же ничего не видишь, – обидно рассмеялась Белинда. – Как ты можешь предсказывать судьбу?

Старуха быстро протянула руку и схватила Бела, провела пальцами по его ладони и уверенно заявила:

– Вся твоя судьба – в неувядающей розе!

Белинда расхохоталась еще громче, а Бел молча сунул старухе монету и повел сестру прочь. А через несколько дней отец, собираясь в очередное путешествие по торговым делам, спросил родных, чего они хотят в подарок.

– Неувядающую розу, – твердо ответил Бел.

Отец покрутил у виска пальцем, дескать, совсем сын умом скорбен стал, но когда Белинда, улыбаясь, спросила, привезет ли отец эту розу для нее, смягчился и пообещал поискать.

– И привез, – закончил свой рассказ Бел. – Вручил Белинде, а потом я подслушал, что он собирается вернуться в замок, потому что… – Он замолчал, не желая повторять слова отца.

– Не хочет отдавать красавицу-дочь на поругание чудовищу, – невесело рассмеялся Брендон. – А ты что же? Решил пострадать вместо отца? Или тоже не допустить поругания сестры?

– А я решил, что хуже, чем дома, мне не будет, – опустил глаза Бел. – И оказался прав.

– Даже в первый день?

– Даже в первый день, – твердо ответил Бел.

– Хорошо же живут купеческие наследники, как я погляжу, – рассматривая Бела, оскалил клыки в улыбке Брендон.

– Зато сегодня я окончательно решил, что прав, – пожал плечами Бел.

– А если в темницу велю кинуть? – прищурился Брендон. – И только хлеб и воду давать?

– Вам станет скучно, и опять будете шпынять слуг и выть с крыши донжона, – широко улыбнулся Бел. – А еще плевать в колодец и потолок. И не попадать!

Брендон расхохотался, вслед за ним рассмеялся и Бел.


Глава 5.

На розовый куст Бел набрел случайно. К тому времени он уже успел облазить замок от темниц до крыши донжона, внимательно изучить подъемный механизм и обсудить его с начальником гвардии, перезнакомиться со всеми солдатами и половиной слуг, узнать, что Флосси очень нравится («Просто дух захватывает как!») солдат Редмант и вволю посплетничать со стариком-трубочистом. Более того – где-то между очередным поединком на мечах и шахматами они с Брендоном перешли на панибратское «ты», чему Бел удивился сильнее, чем Брендон.

– А я сразу знал, что ты нахал, – заявил тот, щурясь на яркие языки пламени в камине. – И бреешься не каждый день!

Про сад Бел узнал случайно, а узнав, тут же возжелал поглядеть на него. И не разочаровался: хорошо знакомые деревья и кусты перемежались диковинными и неизвестными, было даже отдельное строение, где и по зиме зеленели и цвели растения, и о которых Бел читал, и о которых не слышал. А в самом дальнем углу сада, среди зарослей можжевельников и елей, на заснеженной поляне рос зеленый куст, на котором было несколько засохших роз. Бел удивленно замер, потом подошел ближе, сорвал с себя перчатку и провел пальцами по темно-зеленым листьям. Он совсем недавно держал в руках розу, но почему-то думал, что ее вырастили в горшке на окне.

– Живая…

Он наклонился и вдохнул чуть горьковатый аромат увядших цветов, а потом разглядел измочаленный слом на одной из ветвей.

– Лучше бы я промолчал тогда, – горько произнес он.

За те три дня, что роза лежала у сестры на окне, она ничуть не увяла и с нее не упало ни одного лепестка. У Бела тогда не было возможности рассмотреть цветок, сделал это он уже по дороге в замок, и очень сильно удивился – живая роза, свежая и тонко пахнущая. А теперь не понимал, как у отца поднялась рука на это чудо.

– Прости меня, – прошептал он, гладя колючий стебель.

– Ей все равно, – тихо сказал Брендон.

Как долго он стоял за спиной, Бел не знал.

– Идем в дом, – мотнул Брендон головой. – И не жалей о том, что случилось. Во-первых, это глупо, потому что исправить ничего нельзя. Во-вторых… твоей вины нет.

– Если бы я тогда промолчал, – повторил Бел.

Брендон тронул куст, и лепестки с увядших роз сухим дождем посыпались на снег.

– Она тоже осыпается. Все так же не увядает, просто медленно теряет лепестки. – Он помолчал, а потом усмехнулся. – Идем, незачем тут мерзнуть.

О розе они больше не вспоминали, но Бел заметил, что иногда взгляд Брендона становится тоскливым, но на все вопросы Брендон либо отмалчивался, либо, что бывало чаще, рыкал: «Ты тут не при чем!»

Как-то вечером, задумчиво глядя на шахматную доску, Брендон спросил:

– Ты не хочешь остаться здесь навсегда?

– Да я как-то никуда и не собирался уезжать, – удивленно поднял на него взгляд Бел. – А что?

– Замку нужен хороший управляющий, – ответил Брендон. – А тебя и слуги любят, и солдаты уважают. Даже брюзге Эюзби ты нравишься.

– Шах, – ухмыльнулся Бел. – Последнее, конечно, самое важное.

– Не самое, – согласился Брендон, прикрывая короля. – Но важное. В общем, ты и в оружии разбираешься, и в фортификации, и умом не обделен – идеальный управляющий. Согласен?

– С тем, что я умный – еще как, – кивнул Бел. – А насчет остального… – Он сделал вид, что задумался, а потом довольно улыбнулся. – Да, пожалуй, я согласен.

Брендон замолчал, и только поставив мат, заговорил снова.

– Завтра соберу всех обитателей и представлю тебя как управляющего. Думаю, они не будут удивлены.

– Мне только интересно, чем я должен буду заниматься? – Бел, подумав, снова стал расставлять фигуры на доске.

– Тем же самым, чем и сейчас: шушукаться с Флосси, гонять Талбота, скакать по стенам и обсуждать с Эюзби особенности кладки каминов. Только делать это не как бездельник, борющийся со скукой, а как человек, наделенный полномочиями.

– Я не скучал у тебя, – делая первый ход, пожал плечами Бел.

– Угу.

Брендон старательно гонял по полю ферзя Бела, явно дурачась и довольно улыбаясь, но мат не объявлял.

– Я вот тоже не скучал – с первого дня, как ты явился ко мне. – Он наклонил голову сначала к правому плечу, рассматривая расстановку фигур, потом к левому. – Знаешь, я, пожалуй, напишу завещание. И назначу тебя моим душеприказчиком.

– Вот только покупать меня не надо, – мгновенно ощетинился Бел.

Брендон встал, смахнув на пол доску, зло поглядел на него.

– Значит, я тебя покупаю?

– А разве нет?

Брендон метнулся к лестнице. Колыхнулись тяжелые дверные драпировки, а Бел, сжав зубы, стал собирать шахматы. Это занятие неожиданно оказалось умиротворяющим и располагало к раздумьям, и, подобрав и уложив на место последнюю фигуру, Бел уже не был уверен в правильности своих выводов. «А если это не попытка купить мою свободу, а что-то иное? Огульно обвинять, не зная всех обстоятельств, глупо. И в любом случае стоит извиниться».

В покоях Брендона он еще не бывал ни разу, но прекрасно знал, где они находятся – дальше по коридору и налево. Именно туда Бел и шел, когда стал невольным свидетелем разговора в комнате Флосси, мимо которой проходил.

– Ты точно знаешь, что роза облетает? – услышал он тихий мужской голос.

– Я сама видела лепестки.

Флосси плакала. За все то время, что он прожил в замке, Флосси плакала только один раз. Но тогда в ее голосе не было столько горечи и безысходности.

– И мы ничего не можем сделать?

– Ничего. Это проклятие, Редмант, и рано или поздно оно настигнет нас. Мы всегда это знали…

Бел постарался миновать приоткрытую дверь как можно быстрее и тише, про себя решив, что выяснит, о каком проклятии идет речь.

Дверь в покои Брендона ничем не отличалась от остальных, но Бел почти явственно ощутил присутствие хозяина внутри. Он постучал, сначала негромко, но не получив ответа, забарабанил кулаком.

– Убирайся! – раздался громкий рык из-за двери. – Убирайся прочь из моего замка!

– Брендон, я был неправ и пришел извиниться.

– Я не хочу тебя слышать!

– Тебе придется меня выслушать, – упрямо возразил Бел. – И либо ты меня пустишь и услышишь все сам, либо я выйду во двор и буду орать там. Что ты выбираешь?

Тишина, повисшая было в покоях, была нарушена тяжелыми шагами и скрипом засова. Бел шагнул в сторону, чтобы распахнувшейся дверью его не снесло прочь, но Брендон не стал ее открывать сам, просто отошел обратно.

– Говори и убирайся, – глухо пророкотал он.

Бел потянул на себя дверь и шагнул внутрь.

– Я пришел извиниться. Я опять ляпнул, не подумав. Ни о том, что скрывается за твоими словами, ни о том, что именно ты хочешь мне сказать.

Брендон сгорбился у окна, опираясь руками о подоконник. Бел видел только его спину, но ощущал ту же тоску и безысходность, что и тихом плаче Флосси.

– Брендон, прости. – Бел подошел вплотную, тронул Брендона за плечо. – Объясни мне.

На подоконнике в простом кувшине стояла роза, такая же прекрасная, как и в тот день, когда хмурый отец протянул ее капризно изогнувшей губы Белинде. Несколько лепестков, лежащих рядом с кувшином, могли показаться яркими мазками краски, если бы не шевелились от дыхания нависшего над ними Брендона.

– Ты единственный, кто не бежал прочь отсюда, – глухо заговорил он. – Единственный, кто прожил здесь так долго и кого не хочется вытолкать взашей. Единственный из гостей, кого уважают слуги и солдаты. – Брендон осторожно взял лепесток, растер его между пальцами и вдохнул свежий аромат. – Я хочу, чтобы после меня мой замок перешел достойному человеку. Тебе.

– После тебя? – горло Бела перехватило. – Ты собираешься умирать?

– Все мы смертны, – спокойно ответил Брендон. – И я знаю, что для меня этот день тоже настанет. – Он подошел к двери и посмотрел на Бела. – Можешь считать это даром, можешь – попыткой купить то, что не продается. И если хочешь, можешь уезжать. А теперь оставь меня одного.

– А остаться я могу? – спросил Бел, подходя к двери. – Я никуда не хочу уезжать, – он едва заметно улыбнулся. – Даже если мне придется сидеть в темнице в женской одежде и питаться брюзжанием Эюзби.

Губы Брендона дрогнули в ответной улыбке.

– Я подумаю, – пообещал он. – И дам ответ тебе завтра. Но побриться тебе придется в любом случае.

Бел улыбнулся, уже не скрываясь и, пожелав хорошей ночи, пошел в свою комнату.

Разбудил Бела Брендон. Заявился в его комнату, сдернул одеяло, заставив подскочить и начать шарить по кровати в попытках найти хоть что-нибудь, дабы укрыться от холода и ехидного взгляда нахального хозяина, и заявил, что еще не знает, сердится он на Бела или нет, но после завтрака будет представлять Бела слугам как официального управляющего замком. После чего щедрым жестом вернул одеяло и гордо прошествовал к двери.

– Если не побреешься – заставлю перед церемонией надеть женские одежды, – пригрозил он и вышел, явно довольный глупым видом, с которым таращился на него едва проснувшийся Бел.

Природа еще только пробуждалась от зимнего сна, и заметно это было разве что по удлинившемуся дню да утреннему безумно-радостному щебету птиц. За то недолгое время, что Бел абсолютно голым просидел на кровати, он успел слегка подмерзнуть от холода и покраснеть от смущения, а посему, получив одеяло обратно, поспешил в него укутаться. Именно в таком виде – нахохлившимся и укутанным – его застала Флосси и не удержалась от веселого хихиканья.

– Господин Бел, а вы одеваться будете? – полюбопытствовала она. – Или выйдете к завтраку в одеяле?

– Он мне не приснился? – спросил Бел. – Он действительно встал сегодня так рано, что разбудил меня?

– Ага, – весело откликнулась Флосси. – Я тоже очень удивилась. Так одежду готовить?

– И для бритья все, – Бел провел ладонью по щеке и скривился. – Я уже на ежа похож.

– Очень, – звонко рассмеялась Флосси, соглашаясь. – Знаете, на такого миленького и совсем не колючего.

Бел не смог удержаться от улыбки – уже очень заразительным был смех у Флосси. Он тщательно соскреб всю щетину, оделся и в прекрасном настроении спустился к завтраку – впервые за… Он невольно задумался, пытаясь подсчитать – а сколько он уже прожил в замке? Жизнь с семьей словно потускнела и казалась далекой-далекой, как рисунок, выцветший под яркими лучами солнца. Здесь же каждый день казался кусочком витража, в которое бьют лучи летнего солнца – и каждый был ярким, имел свой цвет и запах.

– Брендон, ты не знаешь, сколько я уже тут живу? – в очередной раз сбившись в подсчетах, спросил Бел.

– Тридцать пять дней, – ответил Брендон. – Скучно стало?

– Нет, – мотнул головой Бел. – Интересно стало. А ты так тщательно считаешь, потому что надоел?

Брендон вместо ответа ткнул когтем в кувшин и велел быстрее завтракать, а не задавать глупые вопросы. Бел внял приказу, тем более с утра у него всегда был отменный аппетит.

– Поел? – заметив, что Бел задумчиво («Еще немного взять или уже хватит?») сидит за столом, уточнил Брендон. Получив утвердительный кивок, встал и мотнул головой в сторону двери во двор. – Тогда пойдем.

Во дворе собрались если не все обитатели замка, то как минимум половина точно. Негромко разговаривали, шушукались, чем-то позвякивали. Белу впервые стало жутко – видеть совершенно пустой двор и слышать присутствие множества людей…

– Отныне Белинд Гайнс, сын Осборна Гайнса становится управителем замка Эйнсли, – положив на плечо Бела руку, веско произнес стоящий чуть позади Брендон. – Такова моя воля.

Под громкие крики одобрения он надел на Бела тяжелую золотую цепь и ушел, бросив через плечо:

– Талбот отдаст ключи от кладовых и проведет по всему замку.

– По всему замку? – тихо удивился Бел.

– Да, господин, – так же тихо ответил Талбот. – Вы видели далеко не все.

Про обед Бел попросту позабыл – настолько он увлекся изучением ранее невидимых комнат и кладовых. Даже в библиотеке, в которой он проводил почти половину времени, обнаружилась потайная комната – точнее, недоступная для чужаков. В ней среди прочих сокровищ хранились карты замка и окрестностей, а также родовая книга владетелей Эйнсли.

– Ее открыть могут только те, кто сам принадлежит к этому роду или кто получил на то разрешение, – предупреждая попытку Бела открыть огромный пухлый том, сказал Талбот.

Бел вздохнул и пошел знакомиться с замком дальше.

– Вот вы где! – раздался рассерженный голос Флосси, когда он, уставший и голодный, вышел подышать свежим воздухом во двор. – Я уже совсем с ног сбилась, вас разыскивая!

Талбот тихо хихикнул и поспешил сбежать от ее праведного гнева.

– И выпачкались весь, просто ужас какой-то!

– Еще и в паутину влез, – честно признался Бел.

– Фу-у-у-у-у! – с отвращением произнесла девушка. – Снимайте скорее эту грязищу, кушать пора!

– Прямо здесь раздеваться? – не удержался от шпильки Бел.

– Я не взяла с собой вещей, – не растерялась Флосси.

Бел рассмеялся и пошел к себе – готовиться к ужину.

Он настолько погрузился свои новые обязанности – пусть хозяйство и работало как хорошо отлаженные часы – что вопрос Брендона о том, не скучает ли Бел по родным, застал его врасплох.

– Скучаю? Мне некогда! Но знаешь, я бы не отказался их проведать.

– Ты же не пленник, – фыркнул Брендон. – А я-то все ждал – когда ты сам про родственников спросишь… Флосси!

– Да, господин! – тут же откликнулась служанка.

– Ты когда поедешь? – чуть наклонив голову и едва заметно улыбаясь, спросил Брендон у Бела.

– Я как-то не знаю…

– Флосси, господин Бел завтра отправляется проведать свою семью. Собери гостинцев каких, что ли. И проверь, чтобы в приличной одежде поехал, а не в… этом! – он обличающее ткнул когтем в Бела.

Бел с утра при активной поддержке капитана и помощи кузнеца и плотника разбирался в подъемном механизме решетки – солдаты жаловались, что стало идти туговато и скрипеть не по делу. Механизм разобрали, шестерни прочистили и смазали, и теперь все работало замечательно. Но сам Бел стал похож на бродягу, изрядно побродившего по горам и лесам – надетая с утра чистая, но не новая котта превратилась в натуральное рубище. Еще и волосы, отросшие за последнее время, а потому собираемые в хвост, растрепались и походили на метелку Флосси.

– Зато решетка больше не скрипит! – гордо произнес Бел и под ехидный смех Брендона поспешил в свою комнату.


Глава 6.

В лесу громко кричали птицы, пахло свежо и остро, как бывает только первое время после зимних морозов. Уже вовсю цвели строгие пролески, лохматые цветки мать-и-мачехи задорно подмигивали с каменистых пригорков, а в неглубоких овражках еще лежал ноздреватый снег. Бел покачивался в седле, улыбаясь и подставляя ласковым весенним лучам лицо, и вспоминал наставления Флосси.

– Вот тут наша повариха сладостей всяких положила, – строго говорила девушка, перебирая свертки. – А вот тут вам на дорогу пироги. Это сестрицам вашим отдадите. А вот батюшке вашему подарочек. И тетушке – я сама выбирала.

Бел кивал, обещал, что не перепутает, но Флосси вздыхала так недоверчиво, словно он был мальчишкой-несмышленышем, который вечно все забывает. Лично проверив, не забыл ли он чего, обняла на прощанье и пожелала хорошего пути.

Брендон тоже вышел проводить, ухмыльнулся и велел помнить, что Бел теперь не только купеческий отпрыск, но и важный господин. Бел тихо фыркнул и пообещал по возвращении проверить, не развалили ли на радостях хозяйство. Солдаты у ворот захохотали, и Бел, улыбаясь, погрозил им кулаком – дескать, и вас проверю.

На душе было светло и радостно, хотелось обнять весь мир или же взлететь к солнцу и запеть. Или просто улыбаться всем встречным, желая и им стать хоть немного счастливее.

Это состояние продлилось у Бела ровно до того момента, когда его узнали.

Он спешился у ворот и постучал вычурным кованым молоточком, подвешенным специально для этих целей. Приоткрылась калитка, и хмурый слуга, выглянувший в щель, буркнул сначала без всякого почтения: «Чего надо?», а потом, разглядев богатый наряд гостя, согнулся в низком поклоне.

– Не извольте беспокоиться, ваша милость, сейчас доложим хозяину… – Он погромыхал засовом, а потом широко распахнул ворота. – Прошу, ваша милость, проходите! Не сумлевайтесь, и лошадку вашу обиходим по высшему разряду!

– Малоун, ты что, меня не узнал?

Слуга был при доме без малого десять лет, и Белу было странно слышать от него такое почтительное обращение в свой адрес. Малоун взглянул в лицо Бела и застыл, открыв рот. Ждать, пока он отомрет, Бел не стал, прошел мимо и бросил поводья подскочившему конюху.

Отец встретил блудного сына так, словно тот никуда не исчезал – глянул недовольно, буркнул: «Поди переоденься!» и снова уткнулся в огромную книгу расходов. Зато Белинда и Дайна обрадовались – скорее подаркам, чем брату, восторженно ахали и охали, прижимая свертки к груди, а тетка сначала сурово поджала губы, но потом, оценив набор черепаховых гребней, скупо улыбнулась и поблагодарила за щедрый дар.

– Бел, поди к нам! – Белинда, видимо, поджидала его неподалеку от теткиных дверей, и стоило ему только выйти, тут же налетела и потащила за собой. – Идем же!

Девушки вертелись перед небольшим зеркальцем, стараясь получше разглядеть обновки – ленты с золотым шитьем, головные обручи, ожерелья и подвески. Как Флосси умудрилась уложить столько всего в небольшие, хоть и увесистые сверки, Бел не знал.

– Бел, какой обруч мне лучше – этот, – Белинда приложила один к волосам, – или этот?

– Не знаю, – честно признался Бел. – Ты же знаешь, я в тканях разбираюсь…

– Да? А кто тебе тогда украшения подбирал? – глаза сестры светились любопытством. – Думаешь, я не видела фибулу на плаще?

– Служанка, – буркнул Бел и сбежал в свою комнату, пока остроглазая сестра не стала расспрашивать еще о чем-нибудь.

К вечеру отец почтил сына своим вниманием – вызвал через слугу и, только Бел вошел, принялся сверлить взглядом. Бел, который раньше побаивался этого взгляда, сейчас спокойно смотрел на отца, ожидая, что тот скажет.

– Ты вернулся вовремя, – наконец сказал отец. – После весенней ярмарки сыграем вашу с Дайной свадьбу, а пока ты мне поможешь с товарами.

– Тебе придется найти Дайне другого жениха, – спокойно ответил Бел. – Я не могу ни вести ее под венец, ни долго оставаться здесь. Я приехал на несколько дней, только проведать вас.

– Я тебя не спрашиваю, – резко произнес отец. – Теперь иди.

– А я просто предупреждаю, – пожал плечами Бел и вышел из комнаты.

За ужином отец об этом разговоре не напоминал, но утром Бел обнаружил, что ночью исчезла не только одежда, в которой он приехал, но и вообще вся верхняя одежда, а его самого заперли в комнате.

– Господин изволил распорядиться, – заявил явившийся на стук Малоун, – что будете сидеть здесь, пока не образумитесь.

– Долго же ему ждать придется, – пробурчал Бел.

Первым делом он вывалил все, что было в большом ларе, на пол и, пыхтя и обливаясь потом, передвинул ларь к двери, злорадно радуясь тому, что в отличие от дверей в замке здешние открываются внутрь. Потом пересмотрел всю свою одежду и нашел-таки старый плащ и побитое молью сюрко.

– Еще посмотрим, кто кого, – усмехнулся он и принялся запихивать одежду обратно.

К обеду у его был готов не только план побега, но и средства к его осуществлению, частично почерпнутые из книг сестры – скрученная из располовиненных простыней веревка и кошель с деньгами. Дождавшись, пока семейство соберется в трапезной, Бел выбрался из окна и, оглядев двор и убедившись в том, что слуги тоже отправились обедать, выскользнул за ворота. Уже подходя к перекрестку, он услышал какой-то шум и крики, доносящиеся со стороны дома, и поспешил поскорее свернуть за угол.

Торговец лошадьми долго и пристально рассматривал монеты, которыми расплатился Бел за выбранную им кобылу, но придраться ни к чему, кроме разве что потрепанной одежды покупателя, не смог, и Бел стал обладателем красно-рыжей кобылы, а в шорных рядах приобрел всю недостающую упряжь. На него косились недоверчиво, но золото и уверенный взгляд Бела сделали свое дело. Через три часа после полудня Бел выехал за городские ворота и пустил кобылу рысью.

В замке его не ждали. Бел долго тарабанил в ворота, сначала кулаком, потом ногой, с каждым ударом все сильнее приходя в ярость.

– Бродягам не подаем, – наконец раздался ленивый голос из надвратной башни. – Чего расшумелся?

– Я тебе, скотина, сейчас покажу бродягу! – вызверился Бел. – Я тебя, поганца, заставлю двор языком вылизывать!

– Господин Бел?! – ахнул караульный. – Простите, не признал! – Ворота почти тут же распахнулись, с едва слышным скрипом решетка поползла вверх под аккомпанемент вопля караульного: – Господин Бел вернулся!

Во дворе поднялась суета. На полпути к дверям замка на Бела налетела Флосси с радостным: «А я говорила, что вы вернетесь!».

– Флосси, я же говорил, – гладя ее по волосам, говорил Бел. – Я обещал же…

– Я знала, но ваша сестра…

– Что?!

Сестра обнаружилась в главном зале. Сидела в кресле и глядела в огонь, слушая Брендона.

– Такая красавица, как вы, всегда может рассчитывать… – Брендон осекся, увидев стоящего в дверях Бела, перевел взгляд на Белинду, снова на Бела и замолчал.

– На что же может рассчитывать моя сестра? – идя к нему и пристально глядя в глаза, спросил Бел.

– На самое уважительное отношение, – поспешил ответить Брендон.

– Бел? – удивленно повернулась сестра. – Отец передумал?

Бел метнул на нее негодующий взгляд и молча пошел в свою комнату. На лестнице его нагнала Флосси.

– Она приехала вскоре после обеда, – зашептала служанка. – Сказала, что вы остаетесь дома, что там невеста ждет. А она тут теперь будет. Но я не поверила. Так и сказала господину – дескать, не могу я ей прислуживать, вы же вернетесь. А он…

– Он решил поверить ей, – буркнул Бел. – Флосси, ужин уже был?

Он тяжело вздохнул и признался:

– Меня без завтрака оставили…

– Я сейчас пирог принесу, – ахнула девушка. – Передохнете с дороги, умоетесь, и как раз к столу пора будет идти.

До ужина Бел успел не только умыться, но и быстро ополоснуться. А потом позвал Флосси и велел подобрать самый красивый женский наряд.

– Волосы уложи, как ты умеешь, – велел он и, гневно сузив глаза, добавил. – И шоссы шелковые дай.

Флосси тихо хихикнула и кинулась к шкафам с одеждой.

Увидев вошедшего в зал Бела, Белинда уронила кубок на пол и замерла, словно ее превратили в статую.

– Надеюсь, я вовремя, – улыбнулся Бел и прошел к своему месту. Шлейф новомодного сюрко с «демонскими окнами», шурша, змеился вслед за ним.

Брендон молча покачал головой. Молчал он весь ужин, иногда поглядывая то на Бела, то на Белинду. Сестра предпочла разглядывать еду на тарелке и, немного поев, поспешила удалиться, пожаловавшись на усталость после трудного дня.

– Талбот, – негромко произнес Бел, едва только Белинда покинула зал, – поди вон. И скажи, что я велел никому не заходить.

– А если я велю зайти? – поинтересовался Брендон, с интересом глядя на Бела.

– И стать посмешищем? – вкрадчиво спросил Бел.

– Мои слуги не осмелятся смеяться над своим господином!

– Все бывает впервые, – пообещал Бел и, почти не целясь, швырнул в него ближайший соусник.

– Совсем ополоумел?! – едва уклонившись и от снаряда, и от ярко-алой ленты соуса, зарычал Брендон. – Полыни по пути нажевался?

– Значит, меня можно спровадить, а после перед этой змеюкой подколодной бисер метать?

Вскоре Бел и Брендон уже орали друг на друга, периодически швыряя на пол подворачивающиеся под руку блюда и кубки, и припоминали друг все обиды. Заглядывал ли кто в зал, Бел не знал, да и не особо ему было это интересно – злость и негодование, клокотавшие в нем с той минуты, как он начал стучать в ворота Эйнсли, нашли выход.

– Она, значит, красавица?! – кричал Бел, стоя вплотную к Брендону, которого загнал в угол, и тыча в его грудь пальцем. – Она?!

Брендон, еще недавно рычавший на Бела, моргнул пару раз, потом неожиданно мягко улыбнулся и, осторожно подцепив когтем выбившийся из тщательно уложенной, но уже изрядно растрепавшийся прически локон, тихо спросил:

– Это ревность?

Бела словно ледяной водой окатило. Он оглядел разгромленный зал, припомнил все, что они друг другу наговорили, и, надеясь, что удастся скрыть смятение, ответил:

– Нет, восстановление справедливости!

Он вскинул подбородок и гордо удалился, тщательно обходя живописные останки ужина и старательно не замечая тихий смех Брендона.


Глава 7.

Утром Белу уже было стыдно – и перед слугами, и перед Брендоном, и перед самим собой. Вел себя как распоследняя девица, вопил похуже ополоумевшей баньши, и все из-за чего? Из-за сестры, которая в очередной раз захотела забрать себе что-то только потому, что принадлежало не ей. Но на сей раз она может хоть из себя выпрыгнуть, но стать тем, кто нынче Бел, у нее не получится. Не с ней будет звенеть клинком Брендон, а потом на пару с недавним соперником любовно полировать мечи. Не ей сидеть вечерами над шахматной доской, изредка перебрасываясь вроде бы ничего не значащими фразами, но которые, тем не менее, составляют связное полотно беседы. Не она читает вечерами вслух довольному Брендону. Не с ней шушукается Флосси и спрашивает совета Талбот… Все это и многое другое принадлежит не ей и никогда принадлежать не будет.

Извиняться перед Брендоном Бел не стал, даже не упоминал о произошедшим. Он с головой ушел в управление замком, постепенно понимая, что его первое суждение о легкости и отлаженности механизма управления – ошибочно. Белинда предпочитала проводить время в своей комнате и в библиотеке, выходила только к ужину, сначала изумленно, а потом раздраженно глядя на брата, неизменно переодевавшегося вечером в женские одежды. Впрочем, день на третий Бел заметил, что все чаще в ее взгляде проскальзывает интерес. «И платья мои! – ехидно подумал он. – Тебе, сестрица, они будут великоваты!»

Гроза грянула через седмицу после возвращения Бела в Эйнсли. Из-за зарядившего ночью дождя ему пришлось отложить запланированную пару дней назад поездку в лес, и он слонялся по замку, прикидывая, где следует в первую очередь затеять ремонт. В жилой части замка такового не требовалось, а вот галерея, окнами выходившая во внутренний двор и по причине редкой посещаемости столь же редко убиравшаяся, нуждалась если не в ремонте, то в хорошей уборке. Бел уже осмотрел второй этаж и поднимался на третий, когда до него донесся обрывок разговора, не предназначавшийся для посторонних ушей.

– Их осталось слишком мало, – глухо произнес Брендон. – И ты знаешь, что должно случиться.

– Знаю, – ответил смутно знакомый голос. – Мы все знали о судьбе, которая нам уготована. И разделим ее с вами, не сомневайтесь.

– У вас есть выбор, – почти умоляющим тоном произнес Брендон. – Вы все еще можете меня покинуть, Эюзби.

Бел удивленно вскинул брови – голос старика не дребезжал, да и манера речи изменилась.

– Мы его сделали много лет назад.

– Но он у вас все еще есть, – продолжал настаивать Брендон.

– У нас у всех есть надежда на чудо, – мягко произнес Эюзби.

– Есть, только… – Брендон тяжело вздохнул и произнес так тихо, что Бел еле расслышал: – Для снятия проклятья нужна она, а мне нужен только он.

Бел услышал приближающиеся шаги и поспешил как можно тише сбежать вниз, надеясь, что собеседники не заметили невольного свидетеля их беседы.

«Проклятие! О нем я совершенно забыл, а ведь хотел же покопаться в книгах!»

В библиотеке скучала Белинда. Увидев брата, она улыбнулась, но сказать ничего не успела – Бел буквально пронесся мимо и скрылся в потайной комнате. До вечера Бел перерыл те книги, которые, на его взгляд, могли бы иметь отношение к интересующему его вопросу, но увы, поиски успехом не увенчались. Он уже с некоторым вожделением стал поглядывать на хроники владельцев Эйнсли, но догоревшие свечи и голодный желудок, словно сговорившись, выгнали Бела прочь.

– Я еще вернусь! – пообещал он то ли хроникам, то ли оставшимся сегодня без его внимания книгам и пошел переодеваться к ужину.

За ужином Бел упомянул о ремонте, и, к большому негодованию Белинды, мужчины совершенно позабыли о ее присутствии, увлекшись обсуждением того, что именно и когда стоит делать. Более того, наплевав на всяческие манеры, они ушли из-за стола, оставив гостью скучать в одиночестве.

– Ворота бы подновить, – стоя посреди двора и заткнув подол за пояс, делился Бел планами. – Думаю, это стоит сделать в первую очередь. Скрипят уж больно неприятно.

– Смазать и все, – упрямо мотнул головой Брендон. – Каждую весну смазываем, и ничего. Да и кто нас воевать придет-то?

– Почему сразу воевать? – удивился Бел. – Ворота в любом случае должны быть крепкими. И от людей, и от зверья защищать должны. А еще… – он ухватил Брендона за рукав и повернулся к донжону. – Глянь, сейчас хорошо видно – черепица местами раскрошилась.

– Хорошо, – согласился Брендон нехотя. – Ворота и донжон, я согласен, требуют ремонта, но галерея!

– Сначала от пыли надо избавиться, – фыркнул Бел. – Знаешь, что будет с сюрко, если я сейчас туда пойду?

– Наступишь на подол и упадешь, – ехидно, но необидно фыркнул Брендон.

Но Бел все равно потащил его за собой, и Брендону, чихая и отплевываясь от набившейся пыли, которую поднял Бел, всего лишь опустив подол и пару раз крутанувшись посреди галереи на втором этаже, пришлось признать – уборка здесь не помешает.

– А сейчас иди помойся, а то тебя от Эюзби не отличить, – поддел он. – Такой же чумазый. А потом продолжим разговор.

Бел довольно улыбнулся – победа была небольшой, но приятной. В прекрасном расположении духа он нежился в ароматной воде, жалея лишь о том, что пена быстро оседает, а двигаться, чтобы ее взбить заново, лень. Он даже почти задремал, когда в дверь негромко постучали.

– Кого принесло? – проворчал Бел, дотягиваясь до приготовленных на завтра брэ и нехотя вылезая из воды.

Дверь открылась без его участия, и в комнату проскользнула Белинда, укутавшаяся в легкое шерстяное одеяло.

– О, ты принимал ванну, – уставившись на него без всякого смущения, заметила сестра. – Мог бы и не отвлекаться. Или пригласить меня разделить это удовольствие.

– Не мог, – досадуя на то, что времени обтереться совсем не было, и теперь тонкий лен промок и облепил ноги, заявил Бел. – Что-то случилось?

– Мне скучно, – затрепетала ресницами Белинда.

– А я при чем? – искренне удивился Бел и полез на кровать – достать загодя сунутую под подушку камизу. Гостей сегодня он совершенно не ожидал.

– Мы могли бы скрасить вечер друг другу.

Белинда неожиданно оказалась рядом и прижалась к нему горячим телом. Бел попытался увернуться от нее, но сестра оказалась проворнее и крепко обняла за шею. Одеяло сползло, и Бел с ужасом осознал, что оно и составляло всю одежду Белинды.

– Пусти меня, – кричать Бел считал зазорным, поэтому говорил громким шепотом, надеясь, что сестра образумится. – Что ты делаешь?!

– Какой ты недогадливый, – с легкой хрипотцой в голосе ответила Белинда, прижимаясь теснее и явно намереваясь не только не дать брату надеть камизу, но и лишить его брэ. – Скрашиваю твое одиночество.

– Я не одинок! – в тихой панике прошептал он. – Пусти!

Дверь тихо скрипнула, словно ее качнул сквозняк, и Бел, воспользовавшись тем, что сестра отвлеклась, быстро откатился от нее и нырнул под кровать – иного пути к двери он не видел.

– Дурачок, – свесив голову вниз, проворковала Белинда. – Нам же не обязательно как муж с женой сейчас быть, можем просто… приласкать друг друга.

Бел ужом проскользнул под кроватью, вскочил и метнулся к двери.

– Бел, иди ко мне!

– Нет! – и он со вздохом облегчения захлопнул за собой дверь.

И лишь после этого осознал, что стоит посреди холодного коридора с мокрыми волосами и в мокром нижнем белье, а надежды добыть одежду нет – в его комнате засела сестра, а звать на помощь слуг как-то стыдно.

– Зато знаю, где меня поймут и обогреют, – уже начиная постукивать зубами от холода, пробормотал он.

На тихий стук Брендон не отозвался, но Бел знал, что его хозяин обладает очень тонким нюхом и превосходным слухом. Впрочем, Брендон мог просто спать, а потому Бел постучал немного громче. Из-за двери по-прежнему не раздавалось ни звука, и Бел, подергав дверь в надежде на то, что Брендон не запер ее, постучал еще раз.

– Я сплю! – раздалось из комнаты.

– Раз отвечаешь, то нет, – резонно заметил Бел. – Можно войти?

– Нет!

Судя по дыханию за дверью, Брендон уже подошел к ней вплотную, и Бел зашептал:

– Пожалуйста, пусти.

– Нет!

Бел услышал, как едва слышно заскрипели петли на двери его комнаты, и с досадой прошипел:

– Да открывай же ты скорее!

Брендон заскрежетал засовом, и едва только дверь приоткрылась, Бел юркнул внутрь.

– Мне показалось, что ты неплохо проводишь время со своей сестрой… подколодной, – тихо прорычал Брендон.

Бел едва сдержался от негодующего вопля: «Ты сошел с ума?» и просто помотал головой. Брендон осмотрел его с головы до ног, ухмыльнулся, показав клыки, и ехидно спросил:

– Что, плохо приголубила?

– Я ее не звал, если ты об этом, – оскорблено сказал Бел, – и как только понял ее намерения, сбежал.

Он переступил с ноги на ногу и тяжело вздохнул – облицованные мелкими каменными плитками полы были красивыми, но ужасно холодными.

– И замерз, – уже спокойнее произнес Брендон. – Лезь под одеяло, страдалец.

Под огромным меховым одеялом было тепло. Бел благодарно улыбнулся и завозился, устраиваясь удобнее, однако сразу согреться не мог. Лишь когда прижался к горячему боку улегшегося рядом Брендона, иззябшее тело стало понемногу наполняться теплом. Брендон лежал тихо, и Бел решил, что тот уже спит, а потому осмелился на то, что давно хотелось сделать – осторожно обнял и прижался еще теснее. Пахло зверем – но не удушливо и мерзко, а едва уловимо и приятно, а тонкий запах мускуса будоражил и не давал уснуть…

Бел тогда уже прекрасно знал не только откуда берутся собаки и кошки, но и как получаются люди. Он не раз ловил на себе заинтересованные взгляды приходивших в лавку женщин и смущался, понимая, что они означают. А потому предпочитал помогать отцу на складе или в доме, а то и попросту сбегал, пользуясь любым удобным моментом. В тот раз, едва только отец уехал по очередным торговым делам, Бел быстро переделал все положенные дела и отправился в казармы. Капитана не было на месте, и Бел решил поглядеть на новых лошадей, закупленных совсем недавно. Полюбовался, обсудил их с конюхом, а потом решил подождать капитана, который «вот-вот должен вернуться», и чтобы не путаться под ногами, ушел на сеновал. Бел почти успел задремать, когда послышались осторожные шаги, тихий шепот – спросонок показалось, что почти над самой головой. Бел, стараясь не шуметь, попытался понять, откуда раздаются звуки… И стал невольным свидетелем тайной встречи двух молодых людей.

Жадные поцелуи – до отметин и припухших губ. Торопливые движения – успеть приласкать, огладить, освободить из плена ткани уже готовые к дальнейшему тела. Тихий шепот, прерываемый стонами и мольбами… И собственный мучительный стыд – и от того, что подсмотрел, и от горячей тяжести в паху, освободиться от которой можно только одним способом.

Сны-воспоминания о подсмотренном еще не раз тревожили ночной покой Бела, и в последнее время это случалось все чаще. Но если раньше он был наблюдателем, то с течением времени все изменилось – именно он, Бел, целовал и ласкал, ощущая под пальцами отнюдь не хрупкое женское тело…

Запах мускуса стал сильнее. Брендон что-то едва слышно проворчал и повернулся к Белу спиной, вырывая из полусна-полугрез. Бел невольно потянулся к ускользающему теплу, скользнул рукой по горячему животу Брендона…

– Лучше не делай этого, – раздался ясный, ничуть не сонный голос Брендона.

– Если бы я раньше знал об этом, – погладив его по паху, хриплым после долгого молчания голосом произнес Бел, – я бы уже давно пришел к тебе.

Брендон осторожно убрал его руку, но Бел снова потянулся погладить его по животу и паху.

– Не надо делать того, о чем потом будешь жалеть, – предупредил Брендон, напряженно замирая.

Бел внял его словам, руку убрал и немного отстранился, однако, едва Брендон успел расслабиться и перевести дыхание, выдохнув то ли облегченно, то ли недовольно, перелез через него и улегся лицом к лицу.

– Ты что делаешь? – вновь замер Брендон.

– Я собираюсь последовать твоему совету, – Бел вновь прижался к горячему телу.

– Бел…

– Молчи, – зашептал Бел, гладя его и путаясь пальцами в мягкой шерсти. – Не надо меня отговаривать…

Он наугад ткнулся губами, попал по влажному носу Брендона и тихо, пьянея от происходящего, рассмеялся.

– Бел, это не нормально, – не отталкивая, но и не отвечая на его движения, прошептал Брендон. – Я же… – он запнулся, подбирая слова, и Бел поспешил закончить за него:

– Мужчина?

– Монстр! – тихо, но прочувствованно рявкнул Брендон. – Чудовище!

– Ты дурак, – закрыл ему рот ладонью Бел. – Мне все равно, какое у тебя тело, – он прижался плотнее, обнял Брендона за шею и горячо зашептал. – Главное, что ты – это ты. Для меня это главное.

– Это ты дурак! – Брендон обдал его горячим дыханием и, наконец, обнял. – Я не смогу сдержать себя…

– Именно этого я и хочу.

Брендон шевельнулся, и Бела слегка тряхнуло – чувствовать, как под ладонями движутся тугие мышцы, как чужая плоть прижимается к его, напряженной и жаждущей прикосновений, было невероятно и совершенно правильно. До зажмуренных глаз и прикушенной губы. Брендон длинно и мокро лизнул его по шее, на миг прижал к себе – хотя до этого казалось, что теснее уже некуда,– а потом разжал объятия, вызвав протестующий стон Бела.

– Брендон, – прошептал он. – Ну же…

– Нетерпеливый, – хрипло пробормотал Брендон, и провел ладонями – медленно, горячо – по груди.

С едва слышным треском под его когтями расползлась камиза, прохладный воздух мазнул Бела по обнаженному телу, вызывая протестующее шипение.

– Ты был когда-нибудь с мужчиной? – неторопливо полосуя остатки одежды, спросил Брендон.

Бел молча мотнул головой, опасаясь, что единственным звуком, который он сможет сейчас издавать, будет жалобный стон – хотелось вновь прижиматься к Брендону, всем телом, и тереться об него, словно кот.

– Я тоже, – Брендон подцепил когтем завязку брэ, дернул и тихо сказал. – Будем учиться вместе.

Бел вцепился в его плечи, потянул на себя, и когда Брендон почти улегся сверху, прижался губами к его губам.

В голове шумело, вокруг было темно, Бел видел только смутные очертания фигуры Брендона и его по-звериному мерцающие глаза. Это только усиливало ощущения: влажный язык, вылизывающий грудь и живот, острые кончики когтей, прикасающиеся к телу, и тяжесть в паху, пульсирующая в едином ритме с движениями Брендона. Бел судорожно гладил Брендона, а когда тот сполз вниз и принялся вылизывать пах, громко застонал и подался к нему. Тяжелые горячие ладони прижали бедра Бела к кровати, он невнятно запротестовал, но когда Брендон осторожно вобрал в рот напряженную плоть, захлебнулся стоном и вцепился в его волосы. Казалось, что во всем мире остались только мерные движения Брендона, его шумное дыхание и усиливающийся запах мускуса. А потом темнота вспыхнула перед глазами Бела, и он словно рухнул с высоты вниз…

– Такой горячий, – голос Брендона пробился сквозь шум в ушах и одолевающую дремотную расслабленность.

Бел довольно рассмеялся, не открывая глаз, потянулся к нему и обнял, вызвав короткий сдавленный смешок. Брендон обнял в ответ, прижал к себе, и Бел ощутил его напряжение.

– Проверим, насколько горячий ты? – пробормотал он, несильно толкнув в плечо.

Брендон послушно улегся на спину, и Бел принялся поглаживать его грудь и живот, поцелуями коротко прикасаясь к вздрагивающем телу и сползая все ниже. Дыхание Брендона становилось тяжелее с каждым движением, а когда Бел на пробу провел языком по его плоти, хрипло рыкнул.

– Горячий, – со вкусом произнес Бел.

Он примеривался, как лучше вобрать в рот источающую терпкий запах плоть Брендона, когда тот хрипло прошептал:

– Лучше рукой.

– Руками, – со сдавленным смешком поправил его Бел.

Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы Брендон, взрыкнув, дернулся, и на руки Бела выплеснулась горячая остро пахнущая струя семени.

– Бел, – хрипло прошептал Брендон. – Бел…

Бел устроился рядом, улыбнулся и поцеловал его в нос.

– Хорошо, – прошептал Брендон и, обняв, мгновенно уснул.


Глава 8.

Проснулся Бел как обычно очень рано, не открывая глаз, попытался потянуться, но уютная тяжесть руки Брендона помешала этому. Бел открыл глаза, смущенно улыбнулся, припоминая ночные события, и осторожно вывернулся из объятий.

– Куда в такую рань? – недовольно проворчал Брендон, приоткрыв один глаз.

– Как обычно – умываться и проверять хозяйство.

– Я сплю, – широко зевнул Брендон и, закрыв глаза, сонно засопел.

Бел подоткнул под него край одеяла и, укутавшись в найденную простынку, пошел к себе. К счастью, в коридоре было пусто, как и в комнате Бела, и он поспешил юркнуть в свою кровать, памятуя о том, что привыкшая к его распорядку Флосси вот-вот придет с кувшином теплой воды, а затем и с завтраком.

День, начавшийся столь хорошо, и продолжался так же приятно. Даже сестра, встреченная Белом в библиотеке, извинилась за произошедшее вечером – дескать, решила проверить его порядочность, но перестаралась. Бел ей не поверил, но сделал вид, что все хорошо. Сестра вернулась к чтению романа, а Бел продолжил поиски хоть чего-то, могущего пролить свет на проклятие, довлеющее над замком Эйнсли. Увы, найти ничего не удалось, зато в руки Бела попали поэтажные планы замка с отмеченными на них потайными коридорами и секретными комнатами. После обеда была партия в шахматы, затем Бел и Брендон позвенели мечами во дворе, и к ужину Бел спустился в самом наилучшем расположении духа.

Брендон встретил его задумчивым взглядом, потом точно так же посмотрел на уже сидевшую за столом Белинду. Бел усмехнулся – по странному стечению обстоятельств, платья они выбрали почти одинаковые, что по цвету, что по покрою, и наверняка со стороны казались почти зеркальным отображением друг друга. Застольная беседа текла вяло. Весь ужин Бел ловил на себе настороженные взгляды Брендона, пару раз уловил тихое хихиканье Флосси, но его это только забавляло.

Закончить ужин он не успел: Брендон еще до десерта встал и, грозно хмуря брови, потребовал, чтобы Бел тотчас же отправился вместе с ним. Недоумевая, Бел пошел за ним. «Может быть, что-то случилось? Или крыша все же прохудилась, а заметили это только сейчас? А я предупреждал!»

Брендон привел его в свою комнату. Молча распахнул дверь, мотнул головой, приглашая войти, и как только Бел оказался внутри, заложил засов и, прижав охнувшего от неожиданности Бела к стене, хрипло прошептал:

– Чтоб не смел больше рядиться в эти тряпки! – и дернул за сюрко.

– Как прикажете, мой господин, – с нарочитой скромностью потупил глаза Бел.

Брендон, шумно выдохнув, подтолкнул его в сторону кровати и рыкнул:

– Раздевайся!

Бел принялся неспешно выполнять приказ, начав с пояса и глядя в глаза Брендона, терпения которого хватило ненадолго. Едва только Бел снял сюрко, Брендон буквально содрал с себя одежду и швырнул полураздетого Бела спиной на кровать.

– Издеваешься?!

– Нет! – чувствуя, как тяжелеет в паху, прошептал Бел. – С тщанием выполняю ваш приказ, мой…

Брендон задрал подол и широко развел ноги Бела.

– Молчи!

Говорить Бел сейчас не смог бы при всем желании – хотелось стонать в голос, подаваясь за горячим языком Брендона, вылизывающего бедра и низ живота. Бел вцепился в его шерсть и закусил губу, стараясь не сильно ерзать по кровати.

– С ума сводишь, – прохрипел Брендон, наваливаясь на Бела и шумно дыша ему в шею.

– А стонать можно? – еле сумел прошептать Бел.

– Да!

Бел однако продолжал сдерживать стоны до тех пор, пока не почувствовал как, распирая мышцы, в него протискивается горячая влажная плоть Брендона. Стон перешел в хриплый крик – было больно. Очень больно.

– Бел? – замер Брендон, тяжело дыша.

Вместо ответа Бел стиснул его шерсть в кулаках и резким рывком подался вперед. Брендон захрипел и принялся двигаться, а Бел стиснул зубы и надеялся, что Брендон не заметит слез, выступивших на глазах от режущей боли, терзающей тело.

Брендон заметил. Едва только он рухнул на кровать, с тихим довольным стоном растянувшись рядом, Бел попытался сесть и коротко вскрикнул, не сдержавшись.

– Бел, – обеспокоено поднял голову Брендон. – Что случилось?

– Нет, ничего, – мотнул головой Бел, но Брендон уже заметил и мокрые дорожки на лице, и кровь, ярким пятном выделявшуюся на белом льне камизы.

– Бел, прости.

Бел не успел его удержать – Брендон порой двигался слишком быстро. Нечеловечески быстро. Только что лежавший на кровати, он уже стоял перед Белом на коленях.

– Все нормально, – прошептал Бел. – Просто помоги мне раздеться.

Говорить о том, что ему приходилось испытывать гораздо более сильную боль, Бел не стал, вполне справедливо полагая, что тогда придется рассказывать о том, когда именно это случилось. Сравнивать впечатления от постельных утех с поркой розгами или ощущением от удара меча будет слишком подлым по отношению к Брендону.

– Мы же решили вместе учиться, помнишь? – улыбнулся Бел.

– Помню, – осторожно помогая Белу улечься на кровать, мрачно проговорил Брендон.

– Вот и будем учиться, – Бел ухватил его за руку и потянул к себе. – Обними меня – я снова, кажется, замерзаю.

Брендон послушно улегся рядом, обнял и шумно выдохнул, что-то прошептав. Белу почудились слова «нет времени», но переспрашивать он не стал, полагая, что может еще сильнее расстроить Брендона.

Утром Бел старался двигаться осторожно и не кривиться при каждом шаге. Впрочем, когда он дошел до двери, боль стала привычной, и Бел перестал обращать на нее внимание. Зато не обратить внимания на Белинду не удалось.

Бел подозревал, что выглядит он в данный момент далеко не лучшим образом – встрепанный, в сюрко на голое тело и босой, да еще и пробирающийся ранним утром по коридору в свою комнату. Белу стоило заметить понимающий взгляд сестры, как его щеки стал заливать румянец.

– Ты от… него? – с жадным любопытством разглядывая брата, тихо спросила Белинда.

– Нет, – соврал Бел. – Я проверял крышу в этом крыле. Все спят, никто не помешает и не будет лезть с советами.

– Крышу? В таком виде? – брови Белинды удивленно поползли вверх. – А какое тебе дело до крыши? Тебя вкусно кормят, красиво одевают, что тебе еще надо? Или игрушка хозяина должна заботиться о замке?

Бел подскочил к ней и, сузив глаза, произнес тихо, но веско:

– Я управляющий замком Эйнсли, и на мои плечи легла забота о нем. А все остальное касается лишь меня и того, кому я грею постель или кто согревает мою.

Белинда отшатнулась и скривила губы в злой улыбке:

– Тогда именно тебе я должна сказать, что покидаю этот гостеприимный дом?

Она развернулась и пошла прочь, гордо вздернув голову.

– Змея подколодная, – тихо прошептал Бел.

Завтракать он решил в зале и через Флосси передал приглашение сестре разделить с ним трапезу. Перед этим, правда, спросил, нет ли какого снадобья – дескать, неудачно оцарапался. Флосси всплеснула руками и вскоре принесла небольшую плоскую коробочку, источающую резкий травяной запах.

– Давайте я помажу, господин Бел. Снадобье хорошее и верное, вмиг все залечит!

Бел поблагодарил, но от помощи отказался, и Флосси поспешила выполнить его просьбу и пригласить Белинду за стол, а потом помочь собрать ей вещи.

– Пусть забирает все, что хочет, – буркнул Бел.

– Я прослежу, чтобы хотела не слишком много, – хихикнула Флосси.

Снадобье действительно оказалось чудодейственным – когда Бел закончил одеваться, о боли он уже не помнил. Решив, что оно ему еще не раз пригодится, он оставил коробочку себе и пошел вниз, надеясь, что в парадной одежде и с цепью управляющего выглядит не слишком глупо.

– Благодарю за оказанное мне гостеприимство, господин управляющий, – с недоверием глядя на тяжелый медальон на массивной цепи, произнесла Белинда, явно впечатленная видом Бела. – Но мне пора домой.

Бел молча кивнул и с удовольствием принялся за завтрак. Белинда была задумчива, а перед тем, как подняться к себе, попросила прощения за необдуманные слова.

– Я скверно спала ночью, вот и захотелось сделать так, чтоб не только мне было плохо, – тихо сказала она. – И за вчерашнее тоже прошу прощения.

Бел пошел вместе с ней – все же сестра была единственным человеком, который хоть как-то понимал его дома, и Бел полагал, что временами будет скучать по ней. К тому же в таком настроении сестра ему нравилась гораздо больше, чем в ее обычном или раздраженном.

– Давай я тебя провожу немного, – предложил он.

– Как хочешь, – равнодушно пожала плечами Белинда.

Он сам понес заботливо уложенный Флосси сверток с «гостинцами» – не взирая на слова сестры о том, что ей ничего не надо.

– Часть этой одежды шилась специально для тебя, – сказал Бел, на правах управляющего уже успевший узнать подобные тонкости. – И поверь, женщинам будет приятно знать, что такая красавица, как ты, носит пошитое их руками.

Белинда бледно улыбнулась и протестовать против подарков перестала.

Замок провожал Белинду молчанием. За время, проведенное здесь, она ни с кем, кроме Брендона не познакомилась, ничего хорошего – впрочем, как и плохого – обитатели замка сказать о ней не могли. За воротами Белинда оглянулась и тяжело вздохнула.

– Ты надеялась, что сможешь стать здесь хозяйкой? – спросил Бел.

– Да. Надеялась, – Белинда отвернулась и медленно пошла по дороге. – Я очень надеялась, что смогу женить на себе этого…

– Этого человека, – тихо произнес Бел, ведя под уздцы Двала.

– Он околдовал тебя, да? – спросила сестра. – Ты что, не видишь, как он выглядит?

– Я вижу его душу, – упрямо сказал Бел. – И он человек.

– Это уже не важно, – она тихо всхлипнула, однако глаза оставались сухими. – Я надеялась, что выйду замуж, и отец перестанет подыскивать мне в женихи богатых купцов или обнищавших дворянчиков. Что не станет торговать мной, словно я еще один тюк ткани с его склада. А теперь, когда ты остаешься здесь, у него есть еще один товар – Дайна.

– Которую он хотел выдать за меня, – напомнил Бел.

– Зато она осталась бы со мной! – горячо прошептала Белинда. – Я сумела бы убедить отца, осталась бы в родном доме – рядом с ней. – Она с горечью рассмеялась. – Я была бы рядом с ней, и она осталась бы моей и только моей. Мы же видели, как ты смотришь на нее, понимали, что после вашей свадьбы ничего бы не изменилось. Ни для тебя, ни для нас.

Бел молчал. Да и что он мог сказать? Соврать, что все будет хорошо?

– Я сегодня действительно разозлилась на тебя – утром, когда увидела, как ты, довольный и счастливый, идешь к себе. Я видела, как это чудовище смотрит на тебя.

– Он не чудовище, – упрямо произнес Бел.

– Он все же околдовал тебя, брат, – рассмеялась Белинда, и в ее голосе проскользнула нотка безумия.

– Нет, – тихо произнес Бел. – Просто я люблю его. Люблю таким, каков он есть – с клыками и когтями, в этом облике, который все считают чудовищным. Мне действительно не важно, как он выглядит.

Белинда молча шла по дороге, и Бел не зал, что еще может сказать ей. За поворотом Белинда попросила помочь ей сесть в седло.

– Хоть кто-то из нас счастлив, – вытирая глаза, сказала Белинда. – Я не наш отец, но я все же старше тебя, – она положила руки на плечи Бела, наклонилась и коснулась губами его лба. – Будь счастлив за нас обоих, брат мой. Да хранит тебя судьба.

Бел глядел ей вслед, пока пущенный рысью жеребец не скрылся из виду, а потом пошел обратно.


Глава 9.

– Да что же это такое! – сердито проворчал Бел и, развернувшись, от всей души ударил ногой по запертым воротам. – Стоит только выйти за порог, как уже норовят выставить вон! – он отошел на пару шагов и, задрав голову к надвратной башне, закричал: – А ну открыть, бездельники!

В оконном проеме показалось незнакомое бородатое лицо и раздался знакомый голос:

– Господин Бел вернулся!

– Стэнли? – недоверчиво уточнил Бел.

– Он самый, ваша милость! – расплылся в довольной улыбке бородач. – Сейчас ворота откроем, ваша милость!

Во дворе было полно народа. Стоило Белу оказаться внутри, как гомон стих, все повернулись к нему, а затем, по мере того, как он, недоумевая, шел к замку, кланялись, почтительно и, как показалось Белу, благоговейно. Торжественность момента нарушила выбежавшая из дверей невысокая ладная девушка. Подобрав подол, она побежала навстречу, одновременно смеясь и плача.

– Я знала! – счастливо всхлипывала она. – Я знала, что все так и получится! – Девушка буквально повисла на шее Бела и зарыдала, уткнувшись лицом в его грудь. – Никто уже не верил, а я знала что все будет хорошо!

– Флосси, не надо плакать, – погладил ее по растрепанным волосам Бел. – Ты же сама говоришь, что все уже хорошо.

– Пойдемте скорее, – встрепенулась Флосси. – Там же, а я тут…

Она схватила Бела за руку и потащила к дверям.

В главном зале тоже было людно, и повторилось все то, что было во дворе: Белу кланялись, молча и торжественно, а Флосси все тянула его за собой. Бел оглядывал зал, удивляясь и недоумевая, пока не встретился глазами с высоким широкоплечим человеком, стоящим около стола. Человека он видел впервые, но в эти глаза смотрел каждый день.

– Брендон, – умоляюще произнес он, – скажи хоть ты, что здесь… Ты что?! – воскликнул Бел, когда Брендон молча преклонил перед ним колено и почтительно склонил голову.

– Чествую спасителя замка Эйнсли, – чуть подняв голову, улыбнулся тот, и сердце Бела рухнуло куда-то вниз.

Он молча открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни слова, пока Флосси не сунула ему в руку кубок с водой. Бел с благодарностью ей кивнул, осушил кубок и, оглядев зал слегка безумным взглядом, тихо попросил Брендона:

– Объясни мне, пожалуйста.

Для объяснений Брендон выбрал галерею на третьем этаже.

– Это мое любимое место, – опершись на парапет и глядя вниз, произнес он. – С детства любил.

Бел попытался перестать таращиться на него, но, как ни пытался, взгляд постоянно возвращался обратно, с каждым разом подмечая все новые и новые черты стоящего рядом мужчины. Ростом примерно на полголовы выше Бела и шире в плечах. Темные волосы, крупными локонами разметавшиеся по плечам. Родинка рядом с ухом, видная лишь тогда, когда Брендон откидывал волосы назад или заправлял их привычным жестом за ухо. Темные глаза с едва заметными лучинками морщинок вокруг, какие бывают у тех, кто привык пристально вглядываться вдаль или же весело улыбаться. Губы…

Бел в очередной раз отвел взгляд и попытался сосредоточиться на том, что говорит ему Брендон.

– На замок, на всех его обитателей было наложено проклятие. Я стал чудовищем, как уверяла эта ведьма, мой внешний облик стал полностью соответствовать тому, что внутри, – Брендон искоса взглянул на Бела и широко улыбнулся. – Хотя я лично сомневаюсь, что внутри у меня шерсть и когти.

– Ага, – невпопад пробормотал Бел, поймав себя на том, что снова уставился на губы Брендона.

Такие выразительные, такие манящие.

– Бел, ты хоть что-нибудь услышал? – Брендон несильно щелкнул его по носу, и Бел очнулся.

– Конечно, – с обидой сказал он. – У тебя внутри шерсть и когти.

Брендон тихо фыркнул, выпрямляясь, шагнул к Белу и прижал его к стене.

– Я так боялся, что ты уехал, – пробормотал он, гладя Бела по щеке. – Даже когда заклятье спало, и я снова стал собой…

– Я бы не смог, – выдохнул Бел. – Я… Я же твой управитель.

– И только поэтому ты вернулся? – наклоняясь к его уху, прошептал Брендон.

Бел уцепился за него и помотал головой.

– Я так и думал, – прошептал Брендон, скользнув губами по щеке Бела.

– Ваша милость, а если кто придет пыль выметать? – раздался укоризненный голос Эюзби. – Ладно я, старый человек, и не такое видел…

– Эюзби, – повернув голову в его сторону, рыкнул Брендон – Неужели так сложно отвернуться и пройти мимо?

– Я-то пройду, а вот господин Бел застудится, – проворчал Эюзби. – Или вас, например, продует. Шкуры-то уже нет.

– Иногда мне хочется его прибить, – прошептал Брендон. – Даже очень часто. Но я умею держать себя в руках. – Он с сожалением отодвинулся от Бела, повернулся к старику и, подбоченясь, капризно произнес: – Мое высочество изволит гневаться на своего ничтожного слугу. Поди прочь, презренный.

– Я даже почти верю, – захихикал Эюзби. – Господин Бел, уведите вы его куда-нибудь, пока причина его гнева… н-да… не стала ясна всякому, кто решит пристально поглядеть на его высочество.

Бел, пребывавший в примерно том же состоянии, густо покраснел и тихо зашептал:

– Пойдем в комнату, а?

– Иногда я жалею, что я не волшебник, – хватая Бела за руку и быстро шагая по коридору, проворчал Брендон.

– Ты бы превратил его в таракана? – спросил Бел.

– Что? – Брендон на миг замер, оглянулся на Бела и коротко фыркнул. – Нет, что ты, – он продолжил свой путь. – Я бы воспользовался своим волшебством и перенесся вместе с тобой в свою комнату.

– Ты и так уже… воспользовался, – улыбнулся Бел. – Мы же на пороге уже.

– На пороге, да.

Целоваться Брендон умел, и Бел на миг ощутил укол ревности.

– Как мне не хватало возможности поцеловать тебя, – прошептал Брендон, нехотя прерывая поцелуй. – Прикоснуться к твоим губам, не причиняя боли. Сегодня утром я испугался, что оттолкнул тебя, и ты уедешь. Я видел, как ты уходишь прочь… И готов был завыть, потому что уже умирал и не успевал сказать, что люблю тебя.

– Умирал?

Брендон бросил взгляд на подоконник, на котором стояла роза, сохранившая единственный лепесток.

– Последняя роза на неувядающем кусте. Последние лепестки.

Словно услышав его слова, роза тихо качнулась, лепесток, затрепетав, медленно упал вниз.

– Мы все в этот миг должны были умереть. Все, кроме тебя.

– Ты жив, – хотел прокричать Бел, но смог только прошептать это.

– Да, – повернулся к нему Брендон. – Потому что ты… Ты же сказал своей сестре, что любишь меня, я правильно угадал?

Бел кивнул и опустил голову.

– Почему ты не сказал этого мне? Боялся?

– Не был уверен, – вздохнул Бел. – Откуда я мог знать, что люблю, если сравнивать не с чем?

Брендон тихо фыркнул, еще раз взглянул на розу и пошел к кровати.

– Ты так и будешь там стоять? – поинтересовался он. – Или все же скрасишь мои одинокие минуты?

Бел улыбнулся и сел рядом.

– А раньше ты не шутил столько, – заметил он.

– Не хотелось, – вздохнул Брендон. – Да и немного отвык. Когда вокруг слуги, такие почтительные и внимательные, и единственный человек, который способен оценить шутку, предпочитает бродить по замку или ковыряться в каминах… Это я про Эюзби. Он, видишь ли, был моим наставником, а потом ему все надоело, и он спрятался за маской сумасшедшего трубочиста.

– А-а-а-а, – отзывался Бел, раздумывая, сильно обидится Брендон, если Бел сейчас не будет слушать его речи, а поцелует.

– Ага-а-а-а, – отозвался Брендон, передразнивая и, словно прочитав мысли Бела, крепко поцеловал его. – Так о чем мы говорили, когда нас Эюзби прогнал?

– О проклятье, – ответил Бел.

Его буквально раздирало на части. С одной стороны, о проклятье хотелось узнать как можно скорее, а с другой – прикасаться к Брендону, целовать его и чувствовать его ласки хотелось не меньше.

Его метания разрешил стук в дверь.

– Господин Брендон, – раздался голос Талбота. – Там приехали какие-то люди, говорят, что девицу привезли.

– Какую девицу? – одновременно спросили Брендон и Бел. Первый – громко и обращаясь к слуге, второй – прошипел, глядя на Брендона и угрожающе сжимая кулаки.

– Какую-то, – ответил Талбот. – Стэнли их за ворота не пускает и вообще ворота открывать не хочет.

– Иди, Талбот, – велел Брендон. – Сейчас Бел придет и во всем разберется.

Слуга утопотал прочь, а Бел, требовательно глядя на Брендона, тихо спросил:

– Так какая девица?

– А я оттуда знаю?! – горестно ответил Брендон. – Я, знаешь ли, сначала оплакивал свою горькую участь, потом вспоминал, как это – быть человеком, потом тебе про проклятие рассказывал… – он с тихим стоном накрыл голову подушкой. – Я изволю предаваться отдыху. А ты иди и делай с ними что хочешь.

Бел, тихо ворча, пошел выполнять распоряжение хозяина.

– Вот, ваша милость, – радостно скалясь в улыбке, потыкал пальцем в стоящую под воротами телегу Стэнли. – Приехали и уверяют, что их ждали. – И он вопросительно поглядел на Бела.

Тот, стоя рядом с солдатом в надвратной башне, пристально изучал и щуплого мужичонку, сидящего с вожжами в руках, и покорно опустившую голову пегую кобылу, и нахохлившуюся девицу. Белу стало жалко кобылку – дорога к замку не была замощена, и кобылке явно пришлось попотеть, прежде чем телега с пассажирами была доставлена к воротам.

– Открывай, – велел Бел. – Эй, там, – повернув голову в сторону столпившихся на стенах зевак, прикрикнул Бел, – конюх пусть овса приготовит, что ли.

Конюх – молодой парнишка со смешливой веснушчатой физиономией – проворно ссыпался со стены по лесенке и помчался к конюшне, а Бел, тяжело вздохнув, с достоинством стал спускаться вниз.

Ворота распахнулись как раз к тому моменту, когда Бел, заложив пальцы за пояс, уже стоял посреди двора. Кобылка затащила поскрипывающую телегу внутрь и, явно приободрившись, когда колеса простучали по брусчатке двора, сделала еще несколько шагов и остановилась, утомленно всхрапнув.

– Кто ты такой и что тебе здесь надо? – негромко спросил Бел.

Мужичонка таращился то на Бела, то на замок, и отвечать не спешил. За спиной Бела уже переминался конюх, и Бел, молча указав на кобылку, снова перевел взгляд на возницу. Конюх надел кобылке на морду торбу с овсом и принялся обтирать животное, что-то ласково воркуя. Бел ждал ответа на свой вопрос, старательно не замечая ни ухмыляющихся на стенах солдат, ни слуг, которым срочно понадобилось что-то во дворе.

– Я задал тебе вопрос, – наконец напомнил Бел.

– Ась? – вздрогнул мужичонка.

– Кто ты такой и что тебе здесь надо? – терпеливо повторил Бел, которому больше всего хотелось по примеру Брендона «изволить отдыхать».

– Я, ваша милость, Карбрей, – озираясь по сторонам, зачастил мужичонка. – Я, стало быть, туточки неподалеку живу. Пасеку держу, пчелок там… Медок не нужон вашей милости? Летошний, душистый…

– Так ты мед привез? – вклинился в его речь Бел.

– Нет, ваша милость, – стушевался воодушевившийся было мужичонка. – Я дочь свою привез.

– Зачем?

Укутанная в плащ девица горько всхлипнула, а ее отец снова зачастил:

– Я, ваша милость, привез вот. Тут, сказывают, хозяин есть. Не к обиде вашей милости будет сказано, чудище злонравное, – он опасливо покосился на удивленно поднявшего брови Бела и тяжело вздохнул. – Бланда, ваша милость, у меня девица справная, ко всякой работе по дому приученная. Привез я ее. Вот, – и он удрученно затих.

– Талбот, – окликнул Бел ошивающегося поблизости слугу. – Передай господину Брендону, что… – Бел задумался, в красках представляя, что может сказать или сделать Брендон, если Бел покажет незваному гостю обитающее в замке «чудище злонравное». – Впрочем нет, ничего не передавай, я сам потом расскажу. – Он снова строго поглядел на гостя. – Зачем ты ее привез сюда?

Мужичонка закряхтел, пару раз открыл и закрыл рот, но отвечать не спешил. Зато девица, до того тихо всхлипывающая позади заботливого отца, слетела с телеги и рухнула в ноги Белу, разрыдавшись в голос.

– Талбот, сопроводи гостей, – вздохнул Бел. – Пусть накормят.

Конюх, повинуясь жесту Бела, дождался, пока мужичонка сползет с телеги, и повел кобылку в конюшню, а Талбот помог подняться девице и, что-то тихо приговаривая, повел ее в боковую дверь.

– Ну что там? – с любопытством спросил Брендон, едва только Бел, мечтающий снять с себя парадную одежду, переступил порог своей комнаты.

– Ты же отдыхал, – напомнил Бел.

– Мне надоело отдыхать у себя и я решил отдохнуть у тебя, – развел руками Брендон. – Так что там?

Бел вкратце рассказал, с облегчением облачаясь в любимую одежду.

– Мед? – воодушевился Брендон. – Мед – это хорошо, пусть везет!

– А девица? – с ревностью в голосе уточнил Бел.

– Я же сказал – решай сам, – отмахнулся Брендон. – Про мед главное распорядись!

– Сладкоежка, – проворчал Бел. – Обедать идем, чудище злонравное.

До вечера Бел так и не решил, что делать с привезенной для чудища девицей. Впрочем, вспомнил он об этой проблеме только за ужином, когда в любом случае решать было уже что-то поздно – выставлять из замка гостей означала обрекать их на гибель. Отощавшие за зиму волки хоть и не тревожили покой обитателей Эйнсли, но порой ветер доносил отзвуки их песни. Малодушно отложив решение до утра, Бел с удовольствием поужинал и сел играть в шахматы.

– Ты сегодня рассеянный, – не поднимая глаз от доски, заметил Брендон. – Мысли одолевают?

– Нет, – соврал Бел и попытался сосредоточиться на игре.

Тщетно. Пока Брендон обдумывал свой ход, Бел таращился на него и размышлял, дозволяют ли правила приличия прийти ночью в спальню хозяина незваным или стоит дождаться приглашения.

– Бел, твой ход! Я уже даже опасаюсь – что ты такое страшное готовишь!

Бел глянул на доску и двинул первую попавшуюся фигуру.

– С тобой сегодня просто невозможно играть, – проворчал Брендон. – Шах и мат.

Проблема с приличиями разрешилась сама собой – Брендон, заявив, что после такого долгого дня его просто ужасно клонит в сон, потребовал, чтобы Бел посветил ему на лестнице.

– Сейчас я новую свечу принесу, – всполошилась случившаяся рядом Флосси. – Это уже почти догорела.

Вручая Белу подсвечник, она тихо спросила, подействовало ли снадобье.

– Да, спасибо! – улыбнулся Бел. – Я пока оставлю у себя?

– Ну да, сейчас помажьте и завтра еще, и вообще забудете, что болело что-то.

– Я уже забыл, – признался Бел.

Брендон нетерпеливо поглядывал в их сторону, а когда Флосси, пожелав господам хорошей ночи, ушла, недовольно спросил:

– О чем это вы опять шушукались? – Не получив ответа, он пристально взглянул на Бела: – Это настолько ужасный секрет, что ты боишься поведать о нем?

– Не секрет, – старательно светя на лестницу. – Я попросил у нее снадобье одно, еще утром, вот она и вспомнила.

Брендон промолчал и заговорил он только в комнате Бела.

– Тебе снадобье понадобилось из-за меня.

– Да уже все в порядке, – успокоил его Бел. – Ты же сам видел.

– Не видел, – проворчал Брендон. – Показывай.

Бел помотал головой.

– Бел, это глупо, – мягко произнес Брендон и, забрав у Бела подсвечник и поставив его на стол, вкрадчиво спросил: – Или ты не желаешь меня видеть в своей спальне? Мне уйти?

Бел обнял его, прижимаясь, и тихо произнес:

– Только вместе со мной.

Целоваться Белу нравилось гораздо больше, чем спорить. Нравилось ощущать под пальцами сильное тело, чувствовать его объятия, целовать в ответ, довольно урчать, когда Брендон проводил языком по мочке уха или осторожно прикусывал кожу на шее. Брендон немного отстранился, окидывая Бела жадным взглядом, а потом, тяжело дыша, принялся раздевать, отшвыривая одежду прочь.

– В кровать, – хрипло прошептал Брендон. – И снадобье прихвати.

Бел пошарил по столику, нащупывая коробочку и не отводя взгляда от раздевающегося Брендона. Облик чудовища он уже успел неплохо изучить, а человека видел неполный день. Не успел налюбоваться, погладить, почувствовать, каково это – быть рядом с ним.

– Ты таращишься на меня, как девственница на единорога, – усмехнулся Брендон.

Бел вложил ему в руку коробочку и, мягко подталкиваемый в спину, устроился на кровати, радуясь, что в полумраке Брендон не увидит пылающих щек. Брендон осторожно провел пальцами, нанося тонкий слой снадобья, и Бел вздрогнул – настолько остро почувствовал прикосновение.

– Не больно?

– Приятно, – признался Бел.

– Это хорошо, – почти промурлыкал Брендон и мазнул еще раз.

Вскоре Бел мог только мелко подрагивать и стонать, умоляя Брендона прекратить издеваться. Наконец он не выдержал, дернул Брендона на себя и зашептал, хрипло и сбивчиво:

– Пожалуйста… мне не будет больно. Я хочу, сильно хочу, чтобы как вчера… Ну давай же…

Голова кружилась, гулко стучало сердце, и в такт ему двигался Брендон. Бел то гладил его по спине, то зарывался пальцами в волосы, подставляя жадным поцелуям губы и шею. Каждое прикосновение отзывалось горячими волнами, которые прокатывались по телу, а потом жар стал нестерпимым, и Бел словно растворился в нем, ощущая только крепкие объятия Брендона.


Глава 10.

Девицу оставили в замке.

Утром Флосси принесла завтрак и, жалостливо моргая густыми ресницами, поведала историю «несчастной сиротки».

Мать Бланды умерла несколько лет назад, и отец женился на другой. Взял хозяйственную и обстоятельную вдовушку с двумя детьми почти одного с собственной дочерью возраста. Сначала в семье царил мир и порядок, но потом для девушки начался сущий кошмар. Сводный брат норовил то полапать, то притиснуть в темном углу «милую сестрицу», а сводная сестра исподтишка делала мелкие пакости.

– В общем, мачеха велела отвезти Бланду в замок, дескать, туда невеста нужна, – вздыхая, рассказывала Флосси. – Отец не посмел ослушаться и повез.

– Нету у нас чудовища, – насупился Бел. – И уж тем более невесты не нужны.

– Не скажите, господин, – покачала головой Флосси. – Это пока вон все радуются, что проклятия больше нет. А вот как опомнятся, так и сообразят, что невест-то в замке почитай и нет. И что тогда делать будем?

– Экая ты разумная, – усмехнулся Бел.

– Да сколько можно болтать? – недовольно проворчал Брендон из-за наглухо запахнутого полога кровати. – Спать мешаете.

Бел густо покраснел, а Флосси, тихо хихикнув, зашептала:

– Давайте оставим, а? Сами же говорили, что пыли кругом полно…

– Да оставляй ее уже, Бел! – страдальчески воскликнул Брендон и шумно заворочался. – Замолчите только.

Бел кивнул в ответ на умоляющий взгляд Флосси, и девушка, радостно пискнув, выскочила за дверь.

– Меда привезешь бочонок, на пробу, – строго выговаривал Бел, провожая отца новой служанки. – Если нам понравится, еще закажем, а если нет – лично приеду и бочонок тебе на голову надену!

Бланда, уже в новой одежде, стояла рядом, испуганно глядя себе под ноги. Ее отец мялся и косился на Бела, кивая головой, а, услышав его слова, суетливо стал уверять, что мед у него в округе самый лучший.

– Вот и проверю, – произнес Бел, разом перекрыв поток слов.

Он дождался, пока закроются ворота, и повернулся к Бланде.

– Тебя здесь никто обижать не будет. Если что потребуется, одежда или ленты какие, обращайся к Флосси, если кто решится обиду причинить – ко мне, – он помолчал, дожидаясь кивка, и продолжил: – Пока будешь помогать с уборкой и на кухне. Комнату тебе выделили уже?

Девушка опять кивнула и робко подняла на него взгляд:

– Господин, а чудище?..

– Разозлишь хозяина – любое чудище ласковым котенком покажется, – усмехнулся Бел. – Но он гневается редко, так что я бы не надеялся узреть местную злонравность.

Через три дня Брендон снял пробу с привезенного меда, и повеселевший мужичонка, получив оплату и новый заказ, укатил восвояси. А еще через некоторое время жители окрестных деревень стали привозить то продукты, то поделки.

– Жизнь налаживается, – довольно прищурился Брендон, выслушав за обедом последние новости. – Знал бы ты, как нам всем надоело жить словно… Даже слов не подберу! У нас же ничего не происходило. Совершенно!

– Из-за проклятия? – уточнил Бел.

– Угу. Впрочем, в хронике все это написано.

– Я не могу ее открыть, – печально вздохнул Бел. – Я же не из рода владетелей Эйнсли.

– А ты пробовал? – усмехнулся Брендон.

– Нет – к чему зря пытаться-то?

– Попробуй, – посоветовал Брендон. – Прямо сейчас и попробуй.

Бел пожал плечами – дескать, мне не сложно, но я и так знаю, чем все кончится – пошел в библиотеку.

Оклад хроник слегка поблескивала в свете свечей. Бел пристроил канделябр на стол и осторожно прикоснулся к замку. Тот щелкнул, размыкаясь, и Бел, затаив дыхание, открыл тяжелую обложку…

«В тот год великая беда пала на замок Эйнсли и его обитателей. Ведьма злоязыкая, порчу на поля, скот и людей наводившая, осерчав на хозяина за пресечение козней ее мерзких, прокляла его род.

– Один из вас умрет смертью лютой, второй бездетным окончит дни свои, третьему жить чудовищем ужасным. И быть ему в облике таковом, покуда последний лепесток не осыплется с розы с куста неувядающего. И избежать проклятия моего может лишь тот, кого полюбят всем сердцем не за красоту или власть, а за душу человеческую.

И предрекла, что слуги верные, хозяина своего не покинувшие, прислуживать будут невидимыми, и умрут в один час с хозяином»…

Бел тихо вздохнул. Если бы он знал, если бы мог раньше заглянуть…

- А почему сейчас смог прочесть? – нахмурился он. – Ведь Брендон просто сказал попробовать!

Бел быстро пролистал до последней страницы и прочел:

«И стал тот Белинд Гайнс полноправным в роду владык Эйнсли, ибо спас и наследника, и людей его, в беде хозяина не покинувших»…

– Господин Брендон, – раздался звонкий голос Флосси. – А вы господина Бела не видали? И чего это вы в темноте глаза-то портите?

– Зачитался, – коротко ответил Брендон.

Бел вышел из потайной комнаты и уточнил:

– Это ты зачитался или я?

– Оба, – улыбнулся Брендон.

– Господин Бел, я… хотя… – Флосси мило покраснела и, потупясь, произнесла: – Меня Редмант замуж зовет.

– А ты? – спросил Бел, хотя прекрасно знал, что Флосси он очень нравится.

– А я согласна, да только вот… Я же служу у вашей милости, – Флосси быстро глянула на Бела и вновь потупилась. – А вдруг вы против будете…

– А я? – нахмурился Брендон. – Разве не я твой хозяин?

– Вы, конечно, – прижав руки к груди, жалобно сказала девушка. – Я потому и спрашиваю сейчас, у обоих сразу. Чтоб сразу знать.

Брендон тихо фыркнул, а Бел тепло улыбнулся девушке:

– Если Брендон не будет против, то я только порадуюсь за тебя и Редманта.

– Отца у тебя нет, – тоже улыбнулся Брендон, – так что приданое с меня.

Флосси буквально расцвела, низко поклонилась Брендону, быстро обняв Бела, поцеловала его в щеку и выскочила из библиотеки.

– Почему это мне кланяются, а обнимают тебя? – с обидой спросил Брендон. – И почему это мне прислуживает Талбот, а тебе – она?

– Меня обнимают, потому что я всего лишь управляющий и ростом пониже тебя буду, – после недолгого раздумья объяснил Бел. – А прислуживает мне Флосси потому, что ты так велел.

Брендон надулся, но вскоре не выдержал и, ехидно улыбнувшись, достал из-за спины книгу.

– Пока ты там над хрониками пыхтел, я вот что нашел.

«Плоды любови нежданной, или О крепкой и нерушимой клятве, брачной во всем подобной» – прочитал Бел, а пролистнув несколько страниц, залился румянцем.

– Вот что изучать надо! – назидательно произнес Брендон. – А ты над скучными книгами чахнешь.

– Хроники интересные, – запротестовал Бел и добавил: – А эту книгу читать лучше вдвоем.

– Прямо сейчас? – уточнил Брендон.

– После ужина, – ответил Бел. – А то прямо сейчас могут прибежать с сообщением, что опять привезли кого-то. Или что колодец надо новый копать. Или… Крыша-то в донжоне вот-вот рухнет. Брендон, ну что ты смеешься?! Я не шучу!..


Глава 11. Эпилог

«Дорогая сестра!

Спешу написать ответ на твое приглашение. Надолго приехать не смогу, дела не отпустят, но на один день приеду.

Я рад, что отец внял голосу разума или, что вернее, словам господина Брендона, пусть и дошедшим к нему в виде письма. Сам он приезжать не собирается, а когда я завожу об этом речь, швыряет в меня, чем под руку попадется.

Флосси просила передать поздравления с днем рождения и новых сладостей. Надеюсь, что для них не придется брать второго коня.

За сим прощаюсь, твой брат Белинд.»

Бел отложил перо и, ожидая, пока высохнут чернила, выглянул в окно. Там вовсю бушевала весна: буйно доцветали деревья, радовались птицы и ярко светило солнце. Весна была не только за окном: на подоконнике в кувшине стоял душистый букет ландышей, перевязанный яркой лентой. Букетики собирала Бланда, в руках которой даже самые невзрачные цветы и ветки словно по волшебству превращались в настоящие живые драгоценности. По ее просьбе в саду уже разбивали клумбу, но Брендон выдвинул условие: никаких роз!

– Жизнь налаживается, – довольно повторил Бел слова, сказанные как-то Брендоном и, улыбаясь, пошел отдавать последние распоряжения насчет свадьбы Флосси.

"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"