Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.

Добро пожаловать в Дурмштранг, мистер Малфой!

Автор: Artaletta
Бета:Yulita_Ran
Рейтинг:R
Пейринг:ЛМ/ВК
Жанр:Romance
Отказ:отказываюсь
Вызов:Winter Temporary Fandom Combat 2015
Цикл:WTF Lucius Malfoy Fandom [3]
Аннотация:Надев на шею это ярмо, Крам боялся только одного. Нет, не усталости от двойной нагрузки — сил и выносливости ему было не занимать. И не того, что Люциус, в конце концов, достанет его своими капризами, нервов и терпения у Виктора хватило бы и на десять болеющих Малфоев. Его пугало иное...
Комментарии:АУ по отношению к седьмой книге; написано по заявке Jell на ЗФБ для команды Люциуса Малфоя
Каталог:Второстепенные персонажи, Полуориджиналы
Предупреждения:AU, OOC, слэш
Статус:Закончен
Выложен:2015-03-23 08:43:13 (последнее обновление: 2015.03.22 20:46:26)
  просмотреть/оставить комментарии
1997 год

Стрелка огромных, на полстены, часов с сухим щелчком встала напротив шестёрки, и в безмолвии холла прозвучал очередной короткий удар. Наставники обменялись хмурыми взглядами и снова, все как один, развернулись к камину. Директор опаздывал — задерживался, усмехнувшись, поправил себя Виктор — уже на полтора часа, и сколько им ещё предстояло прождать в плохо прогретом зале, оставалось только гадать. Небо за окнами успело потемнеть, гонг недавно оповестил об отбое; но высокое пламя горело по-прежнему ровно, и его мерный гул, перемежаемый редкими ударами часов, был единственным живым звуком в царившей здесь тягостной тишине. Застывшие наставники в своих тяжёлых одеяниях напоминали старые, вырезанные из дерева статуи — несколько таких до сих пор пылились в коридорах верхних этажей. Крам грел окоченевшие руки в карманах и в сотый раз пересчитывал слева направо и справа налево кирпичики древней кладки — другого способа убить время просто не было.

***

Когда по школе вновь поползли слухи о назначении нового директора, Виктор только пожал плечами — такие всплески, словно лунные циклы, повторялись с завидной периодичностью. Волна прокатывалась, будоража всех, от учеников до деканата, а потом выяснялось, что это очередная ложная тревога. И кабинет в Северной башне по-прежнему оставался пустым, директорское кресло в главном зале — тоже, а атмосфера в школе, и без того гнетущая, портилась ещё сильнее.

Но в этот раз разговоры не утихли. Наоборот, несмелые поначалу речи звучали всё уверенней и день ото дня раскрашивались новыми подробностями. Говорили, что будущий глава прибывает издалека, что у себя на родине он богат и влиятелен, и о Тёмных Искусствах знает далеко не понаслышке. Называлась также абстрактная сумма за столь престижный пост, осевшая в карманах министерских чиновников, и даже конкретная дата прибытия — второе воскресенье декабря. Единственное, в чём мнения расходились, это — останется ли всё так же паршиво, как было при Каркарове, или станет ещё хуже.

Замок гудел растревоженным ульем. Заодно в который раз перемывали кости и исчезнувшему несколько месяцев назад Игорю. Правда, Крам отчего-то был уверен, что те кости давно покоятся в безымянной могиле, и подобных разговоров всячески избегал. Во-первых, Каркаров, что бы им не двигало, немало сделал для его спортивной карьеры, а после, когда с профессиональным квиддичем не срослось, поддержал не только советом. А во-вторых… Если слухи хотя бы отчасти окажутся верны, то, кто бы ни сел в Северной башне, лично для Виктора это означает новые проблемы и может закончиться весьма и весьма печально. Как и для тех, кто рассчитывает на него. Значит, снова придётся вспомнить, что и у стен есть уши и, оглядываясь через плечо, взвешивать каждое слово.

Сухая официальная информация, дополненная пикантной и явно неофициальной деталью, появилась за неделю до часа Х. Директором Дурмштранга был избран небезызвестный Люциус Малфой, только, оказывается, получил он это почётное место отнюдь не по своей воле. Но заплатил за него действительно немало — такая вот злая насмешка судьбы.

***

Момент, когда пламя из рыжего вдруг сделалось зелёным, Виктор, конечно же, пропустил. Яркие всполохи взметнулись вперед и вверх, поленья затрещали с новой силой, и очнувшийся Крам невольно подался навстречу — сомнительную честь первым приветствовать директора жребий определил именно ему. Но немудреное «Добро пожаловать в Дурмштранг, мистер Малфой» так и застыло на губах. Вышедший из камина изможденный человек и близко не походил на того сиятельного лорда, образ которого за эти годы почему-то не стёрся из памяти. Люциус отрывисто кивнул декану Добжичу и, больше ни на кого не глядя, двинулся сквозь строй молчавших преподавателей к выходу. Декан отмер и бросился следом, а Крам, провожая взглядом идеально прямую спину директора, вдруг заметил и ещё кое-что. Левая рука Малфоя, которой он опирался на трость, едва заметно дрожала, правая же висела вдоль тела неподвижной, безжизненной плетью.

***

— Он болен, — задумчиво сказал Виктор.

Выражение лица человека в камине угадать было сложно — головешки потрескивали, рассыпаясь, и хмурился его собеседник или же оставался бесстрастным, Крам, сколько ни всматривался, понять так и не мог. Но ответа на реплику не последовало, и Виктор, подождав ещё немного, со вздохом продолжил:

— И он пьёт. Не до того, чтобы падать с ног, но прилично.

— Пусть больной и пьющий, Малфой всё равно опасен, — наконец, донеслось из камина. — Но, если ты прав, нам это только на руку. Проще будет избавиться.

Теперь промолчал уже Виктор, невольно отводя глаза к дальнему углу, в котором до сих пор, по старой памяти, стояла метла — сейчас, в окутавшем каморку мраке, там двигались и мерцали неясные тени. С озера доносился мерный плеск волн, но в спящей школе было тихо, только где-то высоко в трубах тоскливо выл ветер. Повисшее нехорошее молчание разрушил треск углей; лицо развернулось, и собеседник Крама, явно потеряв терпение, произнес с ощутимым нажимом в голосе:

— Он враг, Вик. Он — правая рука Волдеморта, и появился у вас далеко не случайно. Будь кто другой, может, нашлись бы иные варианты. Но Малфой… В Англии сейчас всё очень сложно, Темный лорд силён как никогда раньше, и кто знает, как скоро нам понадобится Дурмштранг. А сидящий в замке Люциус сведёт на «нет» все наши усилия одним лишь своим присутствием. Мы не имеем права так рисковать. Ты меня понял?

Крам молчал.

— Вик?

***

Виолетта Батори преподавала у третьекурсников Тёмные Искусства, и за все годы, что Виктор провёл в школе — сначала как ученик, а после краха спортивных надежд — и как наставник, — он ни разу не видел, чтобы эта бездушная ведьма проявляла такие эмоции. Дверь в кабинет директора оглушительно хлопнула, Батори ураганом пронеслась по приемной, и ждущие своей очереди наставники выразительно переглянулись. Перекошенное яростью лицо Виолетты и блестящие в глазах злые слезы не оставляли никаких сомнений в исходе собеседования.

— Меня точно уволят, — с надрывом выдохнул Макс, съёживаясь на жестком стуле; палочка в его потных от волнения пальцах мелко подрагивала. — Если он и Батори выгнал…

Виктор вздохнул и молча похлопал по могучему плечу — как бы он не хотел успокоить друга, сказав, что всё пройдет гладко, слова поддержки просто не шли с языка. Действительно, если уж и Виолетту… Неповоротливый и неуклюжий увалень Максим, с серьгой в виде креста, железными браслетами, кольцами и — в довершение образа — застенчивым «телячьим» взглядом шансов завоевать симпатию Малфоя не имел от слова «совсем». Ну и что, что свой предмет он знает от корки до корки, Батори тоже была не из самых слабых преподавателей… М-да. Вот именно, была. Как и ещё пара наставников, вышвырнутых директором часом раньше.

— Ты следующий, Крам, — сверяясь с пергаментом, негромко позвал декан Добжич и, помедлив, еще тише добавил: — Удачи.

— Удачи, — замогильным тоном пожелал и Макс, и Виктор, кивнув, поднялся. Машинально одернул куртку, поправил чехол с палочкой — к счастью, руки не тряслись, да и липкий пот по спине не тёк, но внутри всё сжималось от дурных сомнений — ну, а вдруг?.. Вдруг и он не придется к новому двору, не так посмотрит, не то скажет? Удержаться на должности, официально оставшись в школе, было крайне необходимо, но если у него не получится, если он подведёт и всё испортит? Так что везение, даже малая толика, ему точно не помешает. Виктор толкнул массивную дверь, вошел в кабинет и… едва не задохнулся от царившей в нём всепроникающей стужи.

— Прошу садиться, — сухо донеслось из дальнего угла. — Стул прямо перед вами.

Директор, чуть сгорбившись, сидел за столом и до смешного походил на старого сыча — растрёпанный, с равнодушными запавшими глазами и острым носом, — только вот смеяться Виктору почему-то не хотелось. На Малфое была та же легкая мантия с кожаными вставками, в которой он три дня назад вышел из камина. Правая, больная рука неподвижно лежала поверх пергаментов и уже успела покраснеть от холода, в пальцах левой мелко подрагивало облезлое фазанье перо. Этим пером ещё Каркаров правил эссе и подмахивал приказы, и дрожало оно по вполне понятной причине — тут же, среди бумаг, стояли ополовиненная бутылка сливовицы и пустой стакан. У противоположной стены, плюясь искрами на каменный пол, ярко пылал очаг, в воздухе болтались слабые Согревающие чары, но, когда снаружи — мороз за минус тридцать, ни простые Согревающие, ни камины, ни тем более самогон проблему холода не решали априори. В Дурмштранге для обогрева уже которое столетие подряд использовали специальное заклинание, однако, судя по леднику в обычно тёплом кабинете, показать Малфою это полезное заклятие никто не соизволил. Мерлин, как же мелко и подло. Виктор растерялся и отчего-то вдруг так разозлился, что даже перестал трястись.

— А, чемпион… — директор присмотрелся внимательнее, и в красных воспалённых глазах мелькнуло узнавание. — Подрос, возмужал. И что ты здесь делаешь? Насколько я помню, ты должен ловить снитчи в сборной Болгарии.

— Травма, — усаживаясь на предложенный стул и расстегивая чехол с палочкой, коротко ответил Крам. — Из сборной меня выкинули.

Заклинание вышло почти автоматически, и сразу повеяло теплом. Виктор с облегчением вздохнул — пожалуй, хуже запаха перегара он переносил только холод, — поднял глаза и замер. Вот теперь от равнодушия во взгляде Люциуса ничего не осталось, директор смотрел на него внимательно и цепко.

— А Игорь, выходит, подобрал, — однако ни вопросов, ни тем более благодарности за доброе дело Крам не дождался, бледное лицо Малфоя по-прежнему напоминало восковую маску. — Интересно, с чего ему вдруг вздумалось заняться благотворительностью? Что ты преподаёшь? Позволь угадать — наверное, ты наставник по квиддичу?

— По Защите от Тёмных Искусств, директор.

— Гм, — Люциус отложил перо и уселся удобнее, откидываясь на высокую спинку, — неожиданно. Напомни, в каком году ты выпустился?

Крам тоже устроился с большим комфортом. Беседа, кажется, будет долгой и, судя по началу — довольно предсказуемой.

— В девяносто пятом.

— Игорь поставил преподавать Защиту вчерашнего ученика? Вот так сразу? Как безответственно с его стороны.

— Не сразу, — в безучастном тоне Малфоя появились язвительные нотки, и Виктор, чувствуя, что ходит по самому краю, выдавил кривую улыбку. — После выпуска я ещё полгода играл в сборной… Но я готов пройти проверку на соответствие и ответить на любой ваш вопрос.

Надо же, а директор-то согрелся и начал оживать. Впрочем, ничего удивительного, ещё пара минут в этом холоде — и его пришлось бы оттаивать в кипятке.

— Хорошо, что готов, — продолжая рассматривать его, уронил Люциус, — и проверку ты обязательно пройдёшь… Никак не могу разобраться в расписании, — вдруг добавил он, разворачивая к Виктору сплошь исписанный пергамент, лежавший поверх остальных. — Особенно в том, как распределены некоторые предметы. Твоего, кстати, здесь вообще нет.

— Да, — Виктор поднялся и, подойдя к столу, повернул лист обратно к Малфою; действительно, такого запутанного расписания, как у них, не было ни в одной другой школе. — По некоторым дисциплинам у нас сдвоенные занятия. Смотрите, трансфигурация идет отдельно, а зелья, например, соединены с введением в колдомедицину. Историю магии преподают с всемирной историей магглов, а Защиту…

— С Тёмными Искусствами? — проследив взглядом за его пальцем, фыркнул Люциус. — Мерлин. Это Игорь навыдумывал? Но тогда получается, что и наставникам на одном занятии приходится работать по двое?

— Мы и работаем, — кивнул Крам и, помедлив, закончил: — Директор Каркаров полагал, что так знания лучше усваиваются.

Малфой дёрнул плечом и отодвинул расписание в сторону:

— Директор Каркаров вообще был склонен к странным экспериментам и пытался зачастую совмещать несовместимое, мистер Крам. Кто из преподавателей работает с тобой в паре?

— Наставница Батори, — Виктор кашлянул. — Работала.

Не то, чтобы он жалел об увольнении ведьмы; распоряжение Игоря поставить её в пару со вчерашним выпускником Виолетта восприняла в штыки, и сработаться с ней оказалось невероятно сложно. Но за последний год они всё-таки смогли притереться друг к другу и достичь на уроках определенного баланса. Теперь же придется привыкать к кому-то ещё — если вообще найдется, к кому. Помимо Батори, преподавателей Тёмных Искусств в Дурмштранге было всего четверо, и нагрузка у каждого оставляла желать лучшего… Ну, и если Малфой не отправит его вслед за Виолеттой, конечно.

— Наставница Батори… — директор выдержал паузу, наклонился вперед и проникновенно продолжил, — по моему скромному мнению, в своём предмете абсолютно некомпетентна, вследствие чего ей и было предложено освободить занимаемую должность. Остальных я тоже проверю. И, если они окажутся не столь безнадёжны, то без партнера ты не останешься. Если же оправдаются мои худшие опасения… Тогда придется составить тебе компанию самому.

Дрова в камине затрещали с удвоенной силой, и на пол вылетел новый сноп искр. Виктор, сглотнув горький ком, молчал и пытался осознать все фатальные последствия грозящего ему счастья. Люциус, не отводя глаз, неожиданно улыбнулся, и на этот раз улыбка была настоящей, нисколько не похожей на прежний вымученный оскал.

— Рад? Вижу, что рад. Можешь не благодарить, чемпион.

***

Из четверых наставников по Искусствам «не столь безнадёжными» оказались только трое. Как Малфой проверял профпригодность коллектива, Виктор представлял плохо, очередь до него так и не дошла. Не дошла она и до Макса — очевидно, директор начал с тех, в чьей дисциплине разбирался лучше всего. Но на учебном процессе чистка рядов сказывалась крайне отрицательно. Многие уроки выпадали, преподаватели, вынужденные замещать уволенных, сбивались с ног, а декан Добжич, в который раз перекраивая расписание, лишь молча хватался за голову. Крам тоже помалкивал, из класса без повода не высовывался и со дня на день ждал обещанного испытания. Но таких молчаливых, как он и Добжич, были считанные единицы. Большинство наставников, отвыкших за месяцы безвластия от директорского произвола, открыто роптали, и, чем дальше, тем громче и возмущеннее становился ропот.

Подливало масла в огонь ещё и то, что сам виновник бедлама мастерски делал вид, будто ничего не происходит. Крам больше не видел его улыбки, нечитаемая маска словно приросла к лицу директора. Но трижды в день Малфой исправно появлялся в главном зале и желал всем приятного аппетита, не обращая ни малейшего внимания на мгновенно повисавшую вокруг недобрую тишину. Садился во главе стола, без капризов ел то же, что и остальные, и сразу уходил к себе в башню, куда четверть часа спустя вызывалась очередная жертва. И — кому как везло: иногда в приемную выползали на трясущихся ногах и с явным облегчением на лице, но чаще вылетали, хлопая дверью и призывая на директорскую голову все кары небесные. Ни то, ни другое не вызывало у Малфоя ровным счётом никаких эмоций, а на следующий день всё повторялось заново. Люциус морально уничтожал, нехотя хвалил, ел, увольнял или смотрел в окно с одинаковым безразличием в глазах.

Таился ли в этом особый умысел, или Малфой действительно плевал на мнение окружающих, Виктор так и не разобрался. Но долго сидеть на вот-вот готовом лопнуть котле всё-таки невозможно, и ожидаемый взрыв случился даже раньше, чем обещали самые пессимистичные прогнозы.

***

Директору становилось всё хуже, его непонятная болезнь прогрессировала. Это было заметно и по появившейся хромоте, и по тому, как Люциус берёг шею, стараясь лишний раз не поворачивать голову, а его и без того бледная кожа приобрела некрасивый землистый оттенок. Пить он больше не пил, но мёрз по-прежнему, хотя и обзавёлся меховой мантией, а побывавшие в директорском кабинете говорили, что там теперь жарче, чем в аду. Виктор наблюдал за Малфоем издалека, стараясь не попадаться на глаза, но всё равно подмечал любые, даже самые крошечные перемены.

Перемены были удручающими. Позавчера Люциус ещё мог пошевелить правым плечом, а вчера — уже нет, утром усилилась хромота, и правая нога совсем перестала слушаться. Да и ел Малфой с каждым днём всё меньше, а сегодня за ужином проглотил всего лишь пару ложек жидкой похлёбки. И оставалось только догадываться, какие боли приходилось ему терпеть… Крам, стоя вместе с Максом в затенённой нише главного коридора, смотрел в напряжённую спину с трудом бредущего директора и думал, что ещё немного — и необходимость избавляться от грозного приспешника Волдеморта отпадёт сама собой. Неизвестная хворь сжирала Люциуса так же неотвратимо, как каждый день вставало и садилось солнце. В Англии, если узнают, будут очень довольны… И эти мысли, вместо должной радости, почему-то вызывали совсем иные чувства.

— Чем же он болен? — вслух пробормотал Виктор, когда Малфой опять неловко споткнулся.

— Это не болезнь, — вдруг раздалось над ухом, и Крам невольно вздрогнул — о Максе он, задумавшись и засмотревшись, как-то умудрился забыть. — Это же проклятие, Вик. Ещё не застарелое, но агрессивное, сидит под правой лопаткой. Если не снять, то, судя по симптомам, максимум через неделю изменения станут необратимыми. Отнимется вся половина тела, а потом ещё несколько дней, и... Кто-то обрёк его на медленный и очень мучительный уход.

Люциус добрёл до конца коридора и остановился, всем весом опираясь на трость и явно переводя дух. У Виктора застучало в висках. Не болезнь? Неужели за всё это время, что Малфой здесь загибается, никто, кроме Макса, не понял, что происходит с директором? Здесь, в Дурмштранге, где многие наставники с легкостью распознавали проклятия по едва заметным признакам? А если и поняли, тогда получается, что… молчат намеренно? Люциус наверняка бы не отказался от помощи, не враг же он сам себе... Вот она, цена его славы и популярности.

— Проклятие? — сквозь зубы переспросил Крам. — Кого-то из наших?.. Распознать сможешь? И почему раньше не сказал?

Макс потрогал свой крест и неопределённо пожал плечами:

— Когда — раньше? Я его не встречал вместе со всеми, потом он меня не принял — ну, когда уволил Батори, — а потом… я решил не нарываться. Я даже ем в больничном крыле, чтобы не выходить в главный зал. Распознать… Теоретически попробовать можно, если иметь доступ к телу. И нет, это не наши. Стиль другой, он явно принёс его из дома.

— А… — Виктор, прежде чем продолжить, заставил себя сделать несколько глубоких вдохов. — А снять точно получится?

Макс развернулся к нему и красноречиво приподнял бровь.

— Теоретически, — чувствуя, как щёки почему-то заливает жаром, огрызнулся Крам.

Ответить Макс не успел. Малфой вдруг повернулся, посмотрел прямо на них — хотя Виктор мог поклясться, что их не увидишь и в паре метров, не то, что через весь полутёмный коридор! — властно скомандовал:

— Вы, двое. В мой кабинет, немедленно, — и им ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

***

С тех пор, как в Северной башне опять появился хозяин, просторная приёмная перед кабинетом пустовала — секретаря Каркарова Люциус уволил в первых рядах. Светильники по приказу директора здесь не включали, свет шёл только от высоких витражных окон, и в солнечные дни на пол и стены ложились яркие разноцветные пятна. Но сегодня целый день валил снег, близился закат, да и голова была занята иным, поэтому закутанную в мантию фигуру, застывшую в дальнем углу, Виктор заметил не сразу. Фигура поднялась со скрипнувшего стула, шагнула навстречу, снимая капюшон, и Крам, охваченный дурными предчувствиями, узнал наставницу Батори.

— Директор Малфой! — но Люциус не только не остановился — даже не посмотрел в её сторону, и наставница, явно еле сдерживаясь, преградила ему дорогу. — Директор Малфой, я требую конфиденциального разговора!

— Отказываю, госпожа Батори, — Люциус, внимательно глядя под ноги — голый каменный пол приёмной изобиловал коварными неровностями, — с осторожностью обошел её и двинулся дальше. — Всё, что я хотел, я сказал вам в нашу последнюю встречу. Уровень вашего мастерства и качество преподавания меня не устраивают. Прощайте.

До двери кабинета ему оставалось не меньше десятка ярдов; Виктор перехватил взгляд наставницы, прожигающий светлый затылок директора, и как можно незаметнее расстегнул чехол с палочкой. Все безрадостные мысли о грядущей проверке и собственной судьбе тут же отодвинулись на задний план. Оскорблённая и заведённая Батори не отступится и не посмотрит на случайных свидетелей. Новый скандал — меньшее, что грозило сейчас директору. Хорошо, если только скандал...

— Уровень моего мастерства? — прищурившись, прошелестела она, и замерший у Крама за спиной Макс тоже щёлкнул застёжкой. — А вам не всё ли теперь равно, господин Малфой? Неужели вас действительно волнует качество преподавания, когда жить вам осталось не больше месяца? Вы ведь уже ходячий мертвец, и прекрасно об этом осведомлены. Так что вам мешает тихо сдохнуть, не коверкая судьбы другим?

В грудь как будто вогнали ледяную иглу, и Виктор, кое-как справившись со сбившимся дыханием, крепче сжал палочку. Одно дело — предполагать, строить догадки, но услышать своими ушами — совсем другое. Значит, и Батори знала… Кто ещё? Малфой, не оглядываясь, пожал здоровым плечом и ответил с откровенным безразличием в голосе:

— Ответственность за вверенных мне учащихся и неиссякаемый оптимизм вкупе с надеждой на лучшее, госпожа Батори.

Пять ярдов до двери. Наставница сухо рассмеялась, сверкнула злыми глазами, и Крам вдруг отчётливо понял, что — нет, не пронесёт. Что Батори не остановит даже их с Максом присутствие. Они ведь свои, чужой здесь только один.

— Думаете, оптимизм и пустые надежды продлят ваши дни? Продлят агонию на несколько лишних часов? Но если и так, то зачем они вам? И не лучше ли будет прервать муки уже сейчас? И ваши муки, и мучения окружающих, господин Малфой. Скольким еще за этот месяц вы успеете испортить жизнь и выпить кровь? А так выиграют все. Вы ведь слышали про наше Синее Милосердие?

По спине потёк холодный пот. Синее Милосердие ускоряло действие любого проклятия в сотни раз, а если было доказано, что оно применялось к обречённому, то это даже не считалось убийством.

— Готов? — одними губами спросил Виктор, всё ещё до конца не веря, что Батори посмеет, но отчаянно надеясь, что они — если вдруг — успеют вмешаться вовремя. — Макс?

Максим молча встал рядом.

— Я слышал и про эвтаназию, — Люциус остановился у двери и, зажав трость под мышкой, взялся за резную ручку. — Тронут вашей заботой, но лично я предпочитаю помучиться.

И нет, вмешаться Виктор не успел. Осознать и хотя бы попытаться предупредить — тоже. Всё началось и закончилось за какие-то секунды, между двумя ударами сердца и на одном сорванном вдохе. Ведь Крам ждал от Виолетты чего-то еще — новой уничижительной реплики, угрозы, да чего угодно, но только не того, что она просто вскинет руку и швырнет невербальным заклятием в незащищённую спину Малфоя. Перед глазами мелькнул синий всполох, следом раздался стук упавшей трости… а в какой момент едва стоящий на ногах Люциус обернулся, выхватил палочку и что-то ею сделал, осталось вообще за гранью понимания. Но Синее Милосердие, вместо того, чтобы поймать директора в свои нежные объятия, пеленой зависло на острие его палочки и хлопьями посыпалось вниз, а Виолетта, со всхлипом вздохнув, покачнулась и медленно осела на пол.

Несколько секунд в приёмной висела гробовая тишина. Макс, открывая и закрывая рот, смотрел то на тело наставницы, то на привалившегося к двери Малфоя, а Виктор просто смотрел — в сузившиеся серые глаза, — наслаждался мелодичным перезвоном в ушах и ничего не мог поделать с глупой, абсолютно неуместной улыбкой.

— Будь добр, чемпион, подними мою трость, — буркнул Люциус вечность спустя и отвернулся. — Мне несколько затруднительно сейчас наклоняться.

Лёгкие вдруг запекло. Крам вспомнил, наконец, что нужно дышать, сунул палочку обратно в чехол и вытащил закатившуюся под стол трость. Малфой сухо кивнул, открыл кабинет, откуда сразу же пахнуло жаром, и, как ни в чем не бывало, произнёс:

— Прошу, джентльмены.

Эмоций в тусклом голосе директора было не больше обычного, словно не на его жизнь покушались минуту назад. И это, на удивление, окончательно прояснило голову и привело в чувство. Виктор переглянулся с Максом, опустил глаза на распростертое на полу тело и, прочистив горло, спросил:

— Как… как нам поступить с наставницей Батори?

Следящие чары, которые — насколько он знал — из приёмной так и не убрали, наверняка зафиксировали и факт нападения, и факт обороны. Плюс два непосредственных свидетеля. Никто, даже самые ярые неприятели, не смогут обвинить Малфоя в превышении полномочий. Хотя, в свете всего услышанного… Даже если бы могли. Люциус с трудом повернулся и, глядя, как наклонившийся над Виолеттой Макс осторожно расстегивает её мантию и нащупывает на шее пульс, помолчал и ответил с явной неохотой:

— Боюсь, в данный момент мне неоткуда взять ресурсы для снятия собственного проклятия, мистер Крам. И неизвестно, будут ли они вообще. Пусть госпожа Батори и на редкость неприятная особа, в данной ситуации надо было воспользоваться чем-нибудь иным. Но, увы, я действовал сгоряча.

— Тогда… — Макс поднял на него взгляд, уже отстранённый и сосредоточенный, — разрешите помочь мне.

Директор моргнул. Прилипшая маска на миг слетела, и Виктор вдруг увидел удивление, настоящее и неприкрытое, такое же искреннее, как и та давешняя улыбка. Макс, не дожидаясь ответа, уже что-то бормотал, опустив крупные ладони на лоб и живот Батори; Люциус, глядя на эти манипуляции, вздернул бровь, и легкое замешательство на его лице быстро сменилось пониманием, а следом — и задумчивостью.

— Максим Троепольский, введение в колдомедицину, — усаживаясь на пыльный секретарский стул, сам себе сказал он. — Ну-ну. Рад наконец познакомиться.

Макс, полностью ушедший в распутывание проклятия, не ответил и, кажется, даже не услышал. Виктор вздохнул и тоже сел. Теперь, когда адреналиновая волна схлынула, его накрыло крайне неприятным осознанием того, что Малфоя действительно чуть не отправили в лучший из миров. Вот буквально только что, у него на глазах, а он… ничего не смог поделать. Он, наставник, учащий других защите от Тёмных Искусств, стоял в стороне и смотрел, как наполовину парализованный человек вынужден защищать себя сам. Хорошо хоть, палочку догадался достать… Так что директор может не утруждать себя новыми проверками, с наставником Крамом и без них всё яснее ясного. Просто отлично, твою мать.

— Ligamentum rupturam, — выдергивая его из самоуничижительных мыслей, вдруг сквозь зубы процедил Макс. — А сверху — Обездвиживающее и заклятие немоты, чтобы не кричала от боли… Жестоко, директор.

Люциус, не сводящий с него глаз, улыбнулся краем рта:

— Не спорю, мистер Троепольский, ваше Синее Милосердие гораздо… милосерднее. Виноват, что тут скажешь. Что ж, прекрасно. Забирайте госпожу Батори в больничное крыло. Если вы смогли распознать моё проклятие, то и снять его, надеюсь, вам труда не составит… Мистер Крам, какие из Щитовых чар я использовал? — разворачиваясь к Виктору, неожиданно спросил он. — Хотя бы приблизительно?

— Сначала — Protego Maxima, — вставая, со вздохом ответил Виктор, который успел прокрутить в голове картину произошедшего раз десять, не меньше, — потом — щит Волчановой, усиленный средним рассеиванием… Простите, я… У меня нет оправданий, директор.

— Гм, — Люциус оперся на трость и, морщась, рывком поднялся, — с теоретической базой у тебя неплохо. Правда, в жизни ловить проклятия немного сложнее, чем снитчи. Но спишем этот промах на твою юношескую веру в людскую порядочность… — он проводил Макса, левитировавшего перед собой Батори, нечитаемым взглядом и продолжил с кривой ухмылкой: — Действительно, кто бы мог подумать, что коллега, да ещё и женщина, способна ударить в спину… как она выразилась — ходячему мертвецу? Разумеется, никто — кроме меня, но это, скорее, говорит о моей глубокой испорченности. Иди, разыщи наставника Старкова и пригласи его ко мне. Проверим твои навыки… заново.

Второй шанс — кто ещё получал его от директора? Вспыхнувшую внутри острую радость, щедро приправленную такой же острой досадой, Крам предпочёл не заметить. И, только выйдя в коридор, подумал о том, о чём надо было подумать в первую очередь. Что докладывать по каминной связи о неудавшемся покушении на Малфоя всё-таки не стоит. Ведь, по-хорошему, Виктору следовало поднять палочку и помочь Батори, а не пытаться кинуться на защиту их врага номер два. И не улыбаться потом идиотской улыбкой, глядя на всё ещё живого и относительно целого Люциуса, и не корить себя последними словами за то, что прикрыть так и не успел.

***

Когда наставник Старков, вытирая взмокший лоб, наконец-то покинул кабинет, а Виктор, не выдержав, где стоял, там и сполз по стене прямо на пол — настолько тряслись ноги, — директор долго молчал. Крам сидел, уронив руки и закрыв глаза, глотал горячий воздух и буквально плавал в собственном поту и в этом недобром молчании. Мысли в отупевшей от перенапряжения голове шевелились вяло и неохотно, и только одна пульсировала, как нарыв — если прежде он выставил себя неумелым тупицей, не способным вовремя взмахнуть палочкой, то теперь, изо всех сил пытаясь доказать обратное, просто-напросто глупо подставился. Как мальчишка, которого развели на «слабо».

О край стакана звякнуло горлышко бутылки, и Крам невольно вскинул глаза. Нет, не сливовица — обычная вода. Люциус, не отводя взгляда, сделал пару глотков и, кашлянув, небрежно спросил:

— И кто же тебя тренировал, чемпион?

От вкрадчивого тона шевельнулись волосы на затылке, а вдоль позвоночника побежали мурашки. Виктор не ответил, упорно рассматривая грязно-серое небо за окном. Темнеет, скоро гонг позовёт на ужин… Малфой поставил стакан и побарабанил пальцами по столу.

— М-да. Может, ты этого не помнишь, но я в девяносто четвертом присутствовал на всех испытаниях Турнира Трех Волшебников. И ты, чемпион, несмотря на всю мою к тебе симпатию, совершенно не производил тогда впечатления человека, который хватает с неба звёзды. Сейчас же я вижу перед собой очень неплохо подготовленного боевого мага. Натаскать за столь короткий срок до такого уровня… дорогого стоит. Поэтому повторяю вопрос ещё раз — кто занимался твоим обучением?

— Директор Каркаров, — сдавшись и мысленно попросив у останков Игоря прощение, буркнул Виктор. — Мы…

— Не принимается, — покачав головой, с обманчивой мягкостью перебил Люциус. — Я имею некоторое представление о том, на что был способен Игорь. Это не он, мистер Крам. Ещё варианты?

Виски прошило тупой болью. Виктор потёр лицо, встряхнулся и поднялся, покачиваясь на ватных ногах. Сил — ни моральных, ни физических — на враньё и извороты уже не осталось. Хотелось одного — добраться до кровати, упасть и забыться на сутки, наплевав на ужин, завтрак и особенно — на неизбежные занятия.

— Других вариантов не будет, директор.

— Что ж, — однако дожимать, к его вялому удивлению, Малфой не стал, — расскажешь, если сочтешь нужным. Пока свободен. Не опоздай на ужин, наставник.

Крам заторможено кивнул, уже и не пытаясь что-то понять в мешанине собственных чувств. Но его чувства могут и подождать, в себе он разберётся потом, когда отдышится, отоспится и начнет более-менее соображать, а вот застрявшая в груди ледяная игла… Завтра, когда он отоспится и начнет соображать, смелости задать мучивший его вопрос может, увы, и не хватить.

— Директор, — Виктор взялся за ручку двери и, помедлив, обернулся, — вы… разрешите Максу вас осмотреть?

Люциус невесело усмехнулся, но ответил, не задумываясь:

— Трудный вопрос, мистер Крам. Ложная надежда, видите ли, сейчас не та роскошь, которую я могу себе позволить.

***

— Зачем я это делаю? — пробормотал Макс, с тоской глядя на дверь, которая отделяла кабинет от лестницы и личных покоев директора. — Зачем?

Рубашка под теплой мантией уже прилипла к спине, впрочем, потеть Виктор начал задолго до того, как они оказались в Северной башне. А сейчас — и куда сильнее жары и духоты — напрягало пустующее кресло Люциуса и непривычный глазу порядок на столе. В кабинете Малфоя не оказалось, директор наверняка поднялся наверх заранее, не пожелав взбираться по крутым ступеням под чужими оценивающими взглядами. Крам подправил заклятие, снизив температуру до терпимой, убрал палочку и только потом ответил, надеясь, что голос его всё-таки не подводит:

— Затем, что тебя попросил я?

— Я собираюсь снять проклятие с Малфоя, — Макс, не слушая и не сводя глаз с заветной двери, неверяще покачал головой. — С человека, который….

— Разворошил это змеиное гнездо? — сквозь зубы закончил Виктор.

И с человека, от которого в скором времени — как только поступит прямой приказ — придётся избавляться… Воистину, странная просьба, мистер Крам. Виктор потряс головой, словно это помогло бы вытряхнуть жалящие мысли, а Макс, очнувшись, посмотрел на него — уже с интересом, искусно замаскированным под легкую задумчивость.

— Вот я и спрашиваю — чем же директор тебя приворожил? Ладно, ладно, молчи, — отмахнулся он, не дав Краму и рта раскрыть, — не сбивай настрой… Пойду я, Вик, перед смертью не надышишься. Будешь у себя?

Виктор, с присвистом втянув нагретый воздух, кивнул. Лицо жгло огнем, и не столько от близости растопленного камина, сколько от понимания, что его читают, как открытую книгу. Приворожил, вот же глупое слово. А может… Малфой действительно его приворожил? Нет, глупость вдвойне. Во-первых, привораживать наставника Крама смысла никакого нет, ведь что с него возьмёшь, а во-вторых, будь это на самом деле приворот, Макс бы вовсю бил тревогу, а не задавал идиотские вопросы…

— Если понадоблюсь — зови. Да и вообще…

Что «вообще», уточнить он не успел — Макс уже протиснулся в явно узкий для него проём и бесшумно прикрыл за собой дверь. Виктор выдохнул, с силой оттянул от горла душивший ворот мантии и вполголоса выругался, услышав, как в холле гонг в третий раз прозвонил к отбою. Задерживаться в директорском кабинете не стоило — и очередь патрулировать коридоры была сегодня не его, и до запланированного сеанса каминной связи с Лондоном оставалось не так уж много времени.

***

— Любопытные всплыли факты, — задумчиво сказала голова и выжидающе замолчала.

Виктор, сидевший на полу перед камином, исподлобья взглянул на угольную россыпь. Стыдно сказать, но именно в этот момент любопытные факты из охваченной смутой Англии волновали его гораздо меньше, чем то, что происходило сейчас в директорской спальне.

— Не знаю, насколько эта информация тебе пригодится, но… Скажи-ка, Вик, ты в последнее время ничего странного за Малфоем не замечал?

Вопрос был задан таким тоном, что Крам невольно подобрался и выпрямил спину.

— Я же говорил тебе, что он болен, — не отводя взгляда, ровно ответил он. — И его состояние… не улучшается.

— Да, говорил, — его собеседник кивнул и, кажется, нахмурился. — Мой просчёт, я сразу не придал этому значения… Только он не болен, Вик, он проклят.

— Откуда… — прогорающие головешки с треском рассыпались, голова вдруг распалась на угольки, тут же снова собралась, и Виктор на миг запнулся, — откуда сведения? Или проклятие — работа Ордена? Тогда почему не предупредили меня?

— Орден никакого отношения к этому не имеет. Увы. Но сведения из верного источника. Вчера ночью наши агенты сумели выкрасть Нарциссу Малфой — та крайне неудачно для себя оказалась в подходящее нам время в подходящем месте. И после того, как я снял с неё Империо, миссис Малфой поведала мне массу интересного, причём, на исключительно добровольной основе... Ты ведь в курсе, как Люциус смог получить должность директора?

Виктор криво усмехнулся — знал он, какими способами в нынешней сложной обстановке достигалась пресловутая добровольность. Миссис Малфой, если только она не сама бросилась в руки агентов, оставалось лишь посочувствовать, ну, а подробности избрания Люциуса были известны всему Дурмштрангу, включая первокурсников.

— В курсе. Правда, ходят упорные слухи, что действовал он не по своему желанию, а по указанию Лорда.

— Это не слухи, Вик. Волдеморт, оказывается, в последнее время был им крайне недоволен — Люциус и прежнего рвения к службе что-то не проявлял, и провалил осенью пару ответственных поручений… А тут весьма кстати исчез Каркаров, и Лорд, не желая в перспективе терять Дурмштранг, дал Малфою последний шанс и отправил в почётную ссылку на ваш край Ойкумены. А Люц этим шансом блестяще воспользовался.

Виктор подумал о пропитавшей всю школу тихой ненависти, гнетущем молчании на обедах в главном зале, о похеренном учебном процессе и о Синем Милосердии, и комментировать это «блестяще» не стал. Но, может быть, из далёкой Англии сомнительные достижения Люциуса видятся в несколько ином свете.

— И кто его проклял? — вместо этого спросил он. — Не свои же? Малфой в директорском кресле нужен Лорду живым и здоровым, иначе какой смысл?

— Нет, конечно, не свои, хотя насчёт того, кто, миссис Малфой ничего внятного не сказала. Да это теперь и не важно. А вот само проклятие весьма любопытное. Если вовремя не убрать, приведёт к летальному исходу, и Люциус об этом прекрасно осведомлён. Распознать и убрать непросто — тот, кто будет пытаться, должен как минимум сносно разбираться в Тёмных Искусствах и обладать определёнными специфическими навыками. Но и это не главное, вся прелесть в том, что Малфой никоим образом не может просить о помощи. Ни прямо, ни намёком, ни вслух, ни письменно — никак. Здесь необходим подлинный жест доброй воли — с Малфоя должны захотеть снять это проклятие, именно захотеть, безо всяких посылов с его стороны. И, насколько я понял из твоих слов… — голова на секунду умолкла и, хмыкнув, продолжила, — пока что таких альтруистов в Дурмштранге не нашлось. Я надеюсь, что и впредь не найдётся. Так ведь, Вик?

— Я… — Виктор, сидевший, не дыша, с трудом сглотнул. Достаточно было просто промолчать, одного оскорблённого взгляда хватило бы, чтобы ему поверили, но вот лгать, глядя в глаза другу, наставнику и бывшему любовнику Крам так и не научился. — Я попросил нашего колдомедика осмотреть Малфоя. Не знаю, считается ли это жестом доброй воли, но…

Реакция была ожидаемой. Его собеседник подался вперед, нависая над ним, и Виктору понадобилась вся выдержка, чтобы не отшатнуться — его окатило волной не только каминного жара, но и плохо контролируемой ярости.

— Зачем?!

— Он… — Крам до скрипа стиснул палочку взмокшими пальцами. — Он…

— Вик?!

— Он мучился! — вскидываясь, рявкнул Виктор. — Он мучился, понятно тебе?

Наступила тишина, и в этой тишине собственное сорванное дыхание звучало до отвращения громко. Крам тяжело повёл плечами, вытер мокрый лоб и всё-таки отодвинулся — почти одновременно со своим визави.

— Мерлин, — тот вдруг устало рассмеялся, — и почему я не удивлён? Впрочем… То, что Малфой проживет лишний месяц и здоровым, по большому счёту ничего не изменит — ни для нас, ни для него. Хотя, мой добрый самаритянин, одной проблемой могло бы быть меньше. Одной серьёзной проблемой, — с нажимом добавил он, и Виктор, не поднимая взгляда, неопределённо мотнул головой.

Да, могло бы быть меньше...

Камин давно прогорел. Еле тлеющие угольки покрылись серым пеплом, из-под двери тянуло холодом, но Виктор по-прежнему сидел, крутил в пальцах палочку и думал. Спрашивал себя в который раз, а поступил бы так снова, если б знал, и в который раз отвечал — да, поступил бы. Потому что, как бы это ни расценили в Ордене, по его собственной шкале ценностей спасение умирающего Малфоя ну никак не тянуло на предательство чужих интересов. Да и был ли больной, уставший от всего Люциус врагом лично для него? Часы на каминной полке тихо звякнули, обозначая полночь, Крам встряхнулся, встал и, больше не кривя душой, честно признал — что нет, давно уже не был.

***

— Смотри, — Максим поднёс светильник ближе к кровати и, сдвинув покрывало, опустил ладонь на лопатку пластом лежавшего директора. — Проклятие отсюда я убрал. Но высосало оно немало, и, чтобы полностью восстановиться, Малфою понадобится время. Сейчас он спит, но, когда проснётся, ему… придётся несладко, Вик.

Виктор сумрачно кивнул, разглядывая белую спину с жадностью, напугавшей его самого.

Изуродовать тело Люциуса проклятие не успело. Четко обозначенные сухие мышцы на правой половине ещё не атрофировались, суставы не распухли, а гладкую кожу не усыпали пятна и язвы. Но унизанная кольцами рука Макса на красивой лопатке казалась чем-то чужеродным, ненужным и неправильным, и Крам, уже страшась собственных реакций, с усилием отвёл глаза.

— Трудно было? — спросил он, скользя рассеянным взглядом по аскетичной, укрытой полумраком обстановке спальни и старательно пытаясь не думать о ямочках на директорской пояснице. — В смысле, распознать?

— Скажем так, это — неординарный случай, — Макс, наконец, выпрямился и набросил покрывало обратно, скрывая все соблазны. — Даже экстраординарный. Снять потом, конечно, было уже проще… Но ты, похоже, не удивлён, что удалось.

— Ну, — Виктор против воли улыбнулся и развернулся к нему, — не знаю, как Малфой, но я в тебе не сомневался. Ни на минуту и ни на кнат, поэтому, да, я не удивлён. Спасибо, мистер Троепольский. Серьёзно, Макс, спасибо. Я твой должник.

— Разумеется, — кивнул Макс, — и отрабатывать начнёшь прямо сейчас. Потому что утром, если кто узнает об этом добром деле, нас с тобой точно четвертуют... Я ведь не смогу бросить больничное крыло, Вик, — извиняющимся тоном добавил он. — Там и Батори, и другие пациенты, а забрать туда Малфоя нереально, сам понимаешь. Значит, заканчивать с ним будешь ты.

Улыбаться Крам тут же перестал.

— Что значит… — голос вдруг охрип, — что значит — заканчивать? Ты разве сделал не всё? Ты же сказал, что…

— Я убрал проклятие, — приглушая яркость светильника, терпеливо повторил Макс. — Но остались серьёзные последствия, с которыми тоже надо работать. Следить за режимом — директору бы полежать неделю, — давать вовремя обезболивающее и снотворное, кормить по часам, периодически снимать застой в тканях, делать массаж… В общем, если не хочешь привлекать кого-то третьего, то придётся побыть сиделкой самому. Это даже пойдёт на пользу вам обоим, потому что заканчивать желательно тому, кто начал, Вик. И помни — понадобится время. Не всё сразу.

Виктор помотал головой. От открывшейся заманчивой перспективы сделалось нехорошо, но мысли о ком-то третьем он отбросил без сомнений. И не потому, что никому, кроме Макса, не доверял или боялся на следующий же день получить от обозлённых коллег проклятием в спину. Малфой ведь такого не простит. Одно дело — помирать у всех на виду, но на ногах и с гордо поднятой головой, и совсем другое, когда совершенно посторонние и далеко не дружелюбные руки станут переворачивать тебя в постели и подносить зелья. Представив это непотребство, Крам выругался сквозь зубы и покосился на Макса — тот ждал его решения с ангельским терпением в глазах.

— Ладно, — со вздохом процедил Виктор, — показывай, что надо делать, — и только потом понял, что свои руки к посторонним он почему-то не отнёс.

Был, правда, и ещё один щекотливый момент, о котором тоже не следовало забывать. Лишний месяц жизни Малфоя ничего не изменит, как сказал английский друг. Только Виктор слишком хорошо знал и его самого, и методы Ордена, чтобы со всей ясностью понимать — такой роскоши, как этот дарованный месяц, у директора нет и в помине. Отчёт пошёл, часы уже перевёрнуты, и песок начал сыпаться. Теперь давно списанного со счетов Люциуса выведут из игры даже раньше, чем планировалось.

***

Официальная версия гласила, что Малфоя скрутил приступ подагры — чему, естественно, мало кто поверил. Но исчезновение Люциуса, вряд ли кого удивив, многих обрадовало — многих из тех, кто с нетерпением ждал, когда же проклятие добьёт ненавистного директора. Макса забрасывали вопросами, но он отмалчивался, ссылаясь на врачебную тайну. Виктор же, формально к Малфою никакого отношения не имеющий, старался вести себя, как обычно. Свои уроки он отрабатывал от звонка до звонка — занятия-то для него никто не отменял, — успевал спорить на переменах с Добжичем и мозолил глаза на завтраках и обедах в главном зале. Поэтому то, что наставник Крам время от времени пропадает в коридоре, ведущем в Северную башню, и больше не ночует в своей комнате, в воцарившейся атмосфере всеобщего нетерпеливого ожидания очень кстати оставалось незамеченным.

***

Приглушённый подушками стон раздался настолько неожиданно, что Крам, у которого и без того тряслись руки, едва не подпрыгнул.

— Больно?! — замирая в неудобной позе, с испугом спросил он. — Директор?

— Нет, что ты, мистер Крам, наоборот, мне очень хорошо, — ядовитой гадиной прошипел Малфой, но каменные мышцы под ладонями Виктора всё-таки слегка расслабились. — Не останавливайся, прошу тебя!

Вот уж чего-чего, а того, что спокойный и сдержанный Люциус окажется таким отвратительным подопечным, Виктор не ждал совершенно.

Малфой опять практически не ел — и уже не потому, что не хотелось, а потому, что «не надо подсовывать мне эту гадость, мистер Крам, ешь её сам». Он отказывался от зелий — и ладно бы, только от снотворного, Виктору очень скоро стало всё равно, будет директор высыпаться или нет. Но Люциус в категоричной форме и без всяких объяснений отверг и крайне необходимое ему обезболивающее, и теперь каждое прикосновение к директорскому телу превращалось в пытку для обоих. Поправить подушку, промокнуть испарину, приподнять голову, чтобы напился, — любое невинное действие сопровождалось скрипом зубов и сдавленным матом. А о массаже Виктор и думать не мог без содрогания, не то, что делать, но тут выбирать тем более не приходилось. Малфой же с массажем — «в твоём исполнении, мистер Крам? Не смеши меня!» — смирился только тогда, когда пришедший на выручку Максим пригрозил продлить постельный режим ещё на неделю.

Лежать лишнюю неделю директор, конечно, не хотел. Он вообще не хотел лежать, но выхода не было — проклятие выпило столько сил, что каждая попытка сползти с кровати самостоятельно заканчивалась унизительным обмороком и не менее унизительным возвращением в постель. В довершение всего, Люциус, невзирая на три пуховых одеяла, упорно мёрз. И хоть Макс и утверждал, что ощущение холода у Малфоя осталось скорее психологическое, чем физиологическое, Виктору было от этого не легче. Согревающее заклинание по требованию директора обновлялось каждое утро, и жара в спальне стояла такая, что уже к обеду с теплолюбивого Крама сходило десять потов.

К обеду, из которого Люциус съедал те же жалкие пару ложек похлёбки…

Кстати, слов благодарности — за почти самоубийственную помощь, за терпение и молчание — Виктор от него так и не услышал. Услышал ли их Макс, Крам точно не знал, но, положа руку на сердце, очень в этом сомневался. И да — вот уже несколько дней он ночевал совсем в другом месте. Непростое решение стеречь директора и ночами было принято тогда, когда с Виктором — в первый раз за полтора года — в срок не вышли на связь.

***

Надев на шею это ярмо, Крам боялся только одного. Нет, не усталости от двойной нагрузки — сил и выносливости ему было не занимать. И не того, что Люциус, в конце концов, достанет его своими капризами, нервов и терпения у Виктора хватило бы и на десять болеющих Малфоев. Его пугало иное. Когда и в чём он себя упустил, почему позволил этому чувству расти, спрашивать смысла не было, но с недавних пор даже смотреть в сторону директора без крамольных мыслей и томного шевеления в паху не получалось никак. Какой там приворот, Люциус оказался коварнее самого страшного яда — он так незаметно проник под кожу и всосался в кровь, что, когда Виктор опомнился, спасаться было уже поздно. Одеяло сползает чуть ниже обычного, оголяя ключицу и плечо, — и Краму надо отвернуться, чтобы Малфой не заметил дёрнувшийся в штанах член. Люциус сидит в кровати с пергаментом в руке, согнув ногу в колене и задумчиво покусывая кончик пера, — и Виктор под любым предлогом ретируется, чтобы отдышаться и успокоиться на лестнице. Губы Малфоя, только что капризно изогнутые, расслабляются и касаются края стакана — да твою ж мать… А ведь надо было не просто смотреть, Люциуса приходилось и переодевать, и накладывать на него Очищающее, и снимать застой, дьявол бы побрал этот массаж... Одна лишь мысль о том, что до вожделенного тела можно дотронуться в любой момент, когда захочешь, с лёгкостью сметала и без того хлипкий самоконтроль, и Крам с ужасом понимал, что с каждым днём его безответная тяга становится только сильнее.

Но в этом плане Малфой, сам того не подозревая, здорово ему помогал. Никакая эрекция долго не продержится, если объект вожделения без перерыва плюётся ядом, изничтожает взглядами и всячески склоняет твои невеликие таланты. Так что днями с буйством гормонов Виктор худо-бедно справлялся, но вот по ночам дела наставника Крама обстояли плачевнее некуда…

— Ты там случайно не заснул? — с раздражением донеслось откуда-то из района подушек. — Прости, что отвлекаю, мистер Крам, но мне, между прочим, холодно!

Виктор очнулся от раздумий, уже осмысленно посмотрел вниз и ничего хорошего не увидел. Кожа на спине и плечах Люциуса действительно покрылась трогательными пупырышками, а сквозь упавшие на лицо пряди злобно сверкал серый глаз.

— Вы, что, раньше никогда не болели? — вдруг, вместо извинений, спросил Крам, возобновляя осторожные движения. — Вообще никогда?

Прозвучавший не к месту вопрос директора явно озадачил.

— Вообще-то, нет, — после паузы и почти нормальным тоном ответил он. — А что? И добавь масла, будь добр, когда трут всухую, приятного, представь себе, мало.

Виктор со вздохом подчинился и потянулся за флаконом.

— Ничего, — вытаскивая пробку, буркнул он. — Просто…

— Мерлин! Да не холодного же! — вдруг рявкнул Малфой, изгибаясь под лившейся на спину струйкой, и Крам от неожиданности выронил скользкий и тяжёлый флакон прямо ему на поясницу.

«Ничего хорошего» переросло в глобальную катастрофу, как и всегда — незаметно, но очень стремительно.

***

Как объяснить Малфою необходимость своего присутствия в его спальне не только днём, но и ночью, не сказав при этом лишнего, Виктор так и не придумал. А так как снотворное Люциус по-прежнему игнорировал, то выход виделся только один — применять Сонное заклинание. И немудрёная уловка пока что срабатывала — Виктор желал директору спокойного сна, возле самых дверей незаметно взмахивал палочкой и уходил на ужин. Чтобы, вернувшись в башню после третьего гонга, находить Малфоя крепко спящим.

Первую такую ночь Крам провёл в старом кресле, неудобном настолько, что он промаялся до рассвета, время от времени проваливаясь в тяжёлую дремоту и вскидываясь на каждый шорох. И хотя к утру болело всё, от головы до пяток, несомненный плюс в этом тоже имелся — организм за ночь так измучился, что, несмотря на спящий рядом соблазн, даже не расщедрился на утренний стояк. Люциус вроде бы ничего не заподозрил, и на следующий вечер Виктор устроился уже с комфортом, трансфигурировав из кресла отличный матрац и навесив на окна и дверь Сигнальные чары. Только в директорской спальне, как и везде в Дурмштранге, по полу зверски дуло, Крам за ночь закоченел и, кажется, даже простыл. И хотя с простудой, к счастью, обошлось, лучшего аргумента для совести, чем забота о собственном здоровье, было не найти. На третью ночь Виктор усилил чары, дважды проверил наложенное на Люциуса заклинание, и, заткнув ошалевший внутренний голос, улёгся рядом с Малфоем на кровать — благо, ширина позволяла.

***

То, что к внутреннему голосу всё-таки стоило прислушаться, Крам в полной мере осознал, когда проснулся, придавленный чужой рукой к постели. Было немного за полночь, в окно по-прежнему заглядывала луна. Малфой спокойно спал, лунный свет серебрил чуть дрожащие ресницы, и Виктор, с трудом поборов первый панический порыв — сбросить с себя руку и скатиться с кровати, — перевёл дух и попытался осторожно отползти. Только не тут-то было. Один Мерлин знал, что виделось Люциусу в его наколдованных грёзах, но вместо того, чтобы отпустить, он невнятно буркнул: «Лежи» и притянул Крама ближе, попутно огладив живот и уместив ладонь в опасной близости от паха.

Виктор оцепенел. Уже привычно окатило жаркой волной, а размеренное, щекочущее шею дыхание Малфоя, вместо того, чтобы успокаивать, распаляло ещё больше. Крам длинно выдохнул и, надеясь на чудо, закрыл глаза, но секунды текли, а его не отпускало, и чем дальше, тем нестерпимее делалось желание вскинуть бёдра и потереться каменным стояком — хоть самую малость, пусть через одежду и всего лишь о кончик директорского мизинца. Уже не помогали ни самовнушение, ни попытка представить себе брезгливое отвращение на лице Люциуса — наоборот, в тех обрывочных картинках, что подкидывало сейчас воспалённое воображение, взгляд Малфоя был тёмным, выжидающим и требовательным. А понимание того, что директор под заклятием ничего не почувствует, а утром — ничего и не вспомнит, сводило на «нет» все слабые доводы совести и рассудка. Люциус во сне чуть шевельнулся, сжал и расслабил пальцы, и это стало для почти сдавшегося Крама тем самым камешком, из-за которого сходят лавины. Виктор, перестав дышать, нащупал чужое запястье, передвинул руку Малфоя на свой член и едва не застонал в голос от пробившего всё тело удовольствия.

Ему было так хорошо и вместе с тем настолько стыдно, что он даже не сразу заметил лёгкое поглаживание. А когда заметил, смысла дёргаться уже не было. Пальцы директора вдруг словно зажили собственной жизнью — первым делом скользнули вниз, по-хозяйски обхватили ноющую мошонку, потом вернулись, грубовато прошлись по стволу, обвели контуры головки… Крам, задыхаясь от ужаса и наслаждения, уставился в оказавшееся так близко расслабленное лицо, вжался пахом в тёплую ладонь и мгновенно кончил, выгнувшись в сладкой судороге.

Когда перед глазами перестали качаться потолочные балки, в ушах стих гул крови, а мокрое пятно на штанах остыло до противно-холодного, Виктор осмелился покоситься на Малфоя ещё раз и не сдержал вздоха облегчения — директор продолжал безмятежно спать. Морщины на лбу Люциуса разгладились, исчезла и привычная глазу горькая складка вокруг рта, и Крам, рассматривая сложенные в мягкой полуулыбке губы, минут на пять выпал из реальности. Потом, правда, очнулся, выудил из-под подушки палочку и, на всякий случай обновив заклятие, кое-как поднялся на ватные ноги.

В ванной из зеркала на него уставился хмурый двойник с тоской во взгляде, а от выражения вины на собственной небритой физиономии сделалось совсем тошно. Мерлин, и это — сейчас, а что будет завтра, когда придётся смотреть Малфою в глаза… и против воли вспоминать тепло его ладони у себя между ног? Щеки горячечно вспыхнули, и Виктор, зажмурившись, затряс головой — тут и легилеменция не понадобится, Люциус догадается обо всём с первого же взгляда… Наложить, что ли, Обливиэйт на самого себя, вытравить напрочь все эти постыдные, жаркие, драгоценные воспоминания? Только чистая память, увы, его не спасёт, за этой ночью придёт другая, и где гарантия, что его опять не накроет? А если бросить директора одного… Крам тяжело вздохнул, даже боясь раздумывать над этим «если», поплескал на горящее лицо прохладной водой из кувшина, и, в последний момент вспомнив про Очищающее, буквально вынудил себя вернуться в спальню.

***

Скрежет плохо смазанных петель раздался именно тогда, когда Виктор наконец-то устроился на краешке кровати, в сотый раз дав себе слово больше в сторону Малфоя не смотреть. Квадраты лунного света уже успели вытянуться, переползти с пола на дверь, и в первый момент, глядя, как всё больше увеличивается щель, Крам даже не поверил глазам. Но потом потянуло сквозняком, и глоток холодного воздуха мгновенно привёл в чувство. Виктор вскочил, вскидывая перед собой руку с палочкой — все его абстрактные опасения становились явью с какой-то пугающей быстротой. А когда дверь, скрипнув, распахнулась, и в проёме возникла закутанная в плащ фигура, то стало уже не до оценки лично навешенных накануне Сигнальных чар. Потому что фигура тоже сжимала в пальцах палочку, остриё этой палочки недвусмысленно указывало прямо на Люциуса, а под капюшоном, надвинутым на лицо позднего гостя, была… сплошная чернота. И это могло означать только одно.

— Кингсли… — выдохнул Крам, не опуская руки и стараясь унять колотившееся под горлом сердце. — Что ты здесь… Зачем?!

И глупее вопроса придумать было нельзя.

— Нет, Вик, это ты мне скажи, — Шеклболт снял капюшон и шагнул ближе, окидывая красноречивым взглядом и мятую постель, и Люциуса, и самого Виктора, наверняка алого от смущения и злости. — Ты мне скажи, что ты делаешь в спальне Малфоя, и, главное, зачем? Правда, подозреваю, что, в отличие от меня, с объяснениями у тебя будет негусто. И не дури. Опусти палочку.

Крам, не сводя с него глаз, медленно опустил руку, только сейчас осознав, что мгновение назад готов был кинуть заклятием в друга и учителя. Кингсли коротко улыбнулся и, подойдя к изголовью кровати, снова с любопытством огляделся.

— М-да. Несколько… аскетично, тебе не кажется? — заметил он, явно не впечатлившись увиденным. — Никакого сравнения с роскошью Мэнора.

— Не знаю, я там не был, — буркнул Виктор, чувствуя себя всё более неуютно. — Я забыл закрыть камин?

— Ты забыл закрыть камин, — усмехнувшись, согласился Шеклболт. — А я смотрю — время уже позднее, тебя в комнате нет… Даже волноваться начал, вдруг что случилось? Но ты, кажется, не скучаешь, Вик. Как там его сиятельство, — он кивнул в сторону неподвижного Малфоя, — поправляется? Умирающим он не выглядит. Молодец, кстати, отличное Сонное заклинание вышло.

— Это… — Крам на секунду запнулся, не представляя, чем оправдываться, и понимая, что всё, что он скажет сейчас, заведомо окажется ложью, — это не то, что ты думаешь, Кингсли. Ты… сделал неверные выводы. И… не трогай его. Пожалуйста.

Доброжелательная улыбка с лица Шеклболта исчезла в мгновение ока.

— Не трогать? — с нажимом переспросил он. — О, нет, думаю, что выводы я сделал верные... или я должен был заподозрить вас с ним в порочной связи? — он провёл палочкой, словно очерчивая в воздухе профиль Люциуса, потом поддел белую прядь и, глядя, как она стекает, рассыпаясь по подушке, покачал головой. — Как же ты предсказуем, Вик. Не знаю, что переключилось у тебя в мозгах, но ты почему-то решил, что отныне твоя забота — блюсти не интересы Ордена, а личные интересы господина директора. И… я бы понял, если б ты действительно с ним переспал, не устоял перед его… несомненной привлекательностью. Но ведь ты как верный пёс сидишь здесь, чтобы охранять его драгоценную жизнь. И от кого — от своих соратников. Вик, это же Малфой. Эта гиена уже с лёгкостью обвела тебя вокруг пальца, а скоро и проглотит, не задумываясь. Подумай, кого ты хочешь защитить.

— Я хочу защитить… — в глазах от собственного бессилия потемнело, мысли путались, наскакивали одна на другую, и Виктор, больше не пытаясь ничего толком объяснить, торопливо и сбивчиво заговорил: — Кингсли, но он не представляет никакой опасности! Он больной и уставший от всего человек, которому наверняка уже и дела нет до войны и подковёрных интриг! Он не поддерживал связь с Лордом и Англией, он за всё это время даже ни разу не связался с собственной семьёй! Он просто старался здесь выжить! И это проклятие, которое на нём было!.. Если его точно прокляли не наши, тогда наверняка кто-то из своих — по-твоему, это ни о чём не говорит?

Шеклболт, прищурившись, всмотрелся в его лицо и вдруг тяжело вздохнул:

— Ты ещё очень молод, Вик… и ты действительно веришь в свои слова. Ты почему-то хочешь видеть в Люциусе то, чего в нём и близко нет, но я не буду сейчас доказывать тебе твою неправоту. Время всё расставит по местам. Только имей в виду — я всегда рядом. И если присутствие в Дурмштранге мистера Малфоя помешает нашим планам, я тебя даже предупреждать не буду, я сам, лично, отправлю его на тот свет. Вот этими руками, и невзирая ни на что. Тебе понятно?

— Мне понятно, — одними губами сказал Крам.

— Ну и хорошо. Тогда свяжемся завтра, — Шеклболт убрал палочку и, плотнее запахнув плащ, направился к двери. — И впредь, пожалуйста, думай, прежде чем что-то сделать.

Виктор, не в силах поверить, что буря миновала, заторможено кивнул. Во рту пересохло, под языком скопилась противная горечь, а сердце до сих пор колотилось с перебоями — то замирало, то начинало стучать, как сумасшедшее. Смотреть в широкую спину Кингсли было отчего-то неприятно. Крам перевёл взгляд на директора и вдруг почувствовал, как от лица стремительно отливает кровь, а волосы на затылке становятся дыбом. Глаза Люциуса были открыты, и он провожал уходившего Шеклболта абсолютно ясным, не затуманенным ни сном, ни заклятием, задумчивым взглядом. Пол под ногами коварно качнулся, и, стоило двери захлопнуться, как Виктор без сил рухнул в кресло, даже не заметив впившейся в бок пружины.

— Что ж, мистер Крам, теперь вопрос о том, кто обучал тебя боевой магии, можно считать закрытым, — с удовлетворением произнёс Малфой, садясь и вытаскивая из-под покрывала руку с зажатой в ней палочкой. — Сразу ведь было понятно, что это не Игорь… Однако твои ораторские способности, в отличие от боевых навыков, оставляют желать лучшего. Кстати, мне тоже, как и мистеру Шеклболту, хочется знать — что ты всё-таки делаешь в моей спальне? Действительно стережёшь меня, как беззащитную хаффлпаффку? Впрочем, можешь не отвечать. Мерлин, — вдруг совсем другим тоном добавил он, — до чего я дожил — старина Кингсли считает меня привлекательным… Кошмар. Кошмар, и не спорь.

Спорить Виктор и не думал, он смотрел на директора во все глаза и думал только о том, куда бы спрятать мелко дрожащие руки. Люциус повернулся к нему и нахмурился:

— Хватит бледнеть, чемпион — я же не стал опровергать твои красивые заверения своими некрасивыми действиями. Хотя мог бы. И, по большому счёту, даже был обязан — мне сейчас для полного счастья только заговорщиков здесь не хватает. А о том, что Сонное заклинание никуда не годится, тебе ещё Шеклболт сказал… или ты всерьёз считаешь, что это была похвала?

Крам, застонав, закрыл лицо ладонями — потрясений одной этой ночи ему теперь хватит на годы вперёд. О том, почему Кингсли спокойно повернулся к Малфою спиной, если знал, что тот не под заклятием и в сознании, он подумает потом. А вот то, что директор… терпел его грязные домогательства, прекрасно всё чувствуя и понимая, и даже помог ему кончить… О, Мерлин. Теперь осталось только провалиться сквозь землю. Или пустить себе в лоб Авадой — тоже неплохой вариант. Малфой, будто бы читая мысли, язвительно хмыкнул, но вместо новой уничижительной реплики Виктор вдруг услышал иное.

— Поищи-ка среди зелий мистера Троепольского что-нибудь успокоительное, мистер Крам, — уже без насмешки сказал Люциус. — Выпей, тебе не помешает, и… перестань так страдать из-за пустяков. В твоём возрасте подобные физиологические казусы простительны. И, кстати, скажи мне, зачем Кингсли вдруг понадобился лёгкий доступ в Дурмштранг? Чтобы иметь возможность спрятать здесь вашего драгоценного Поттера с соратниками, если война окажется проигранной?

Если Малфой решил сменить одну опасную тему на другую только ради того, чтобы отвлечь его от самобичевания, то ему это с блеском удалось. Виктор, тут же забыв и про пустяки, и про физиологические казусы, медленно поднял взгляд. Люциус закатил глаза:

— Абсолютно не вытекающий из ваших действий вывод, согласен. И как это я догадался? Ради Мерлина, да пусть прячет! Хоть одного Поттера, хоть вместе с грязнокровкой и всем выводком Уизли за компанию — я не возражаю.

— Не возражаете? — после паузы осторожно уточнил Виктор. — А ведь должны.

— Должен. Но, видишь ли, после недавних и крайне неприятных для меня событий никакой симпатии к Лорду у меня уже нет.

— Значит, вас проклял… — начал Крам и умолк. — Но зачем?!

— Да, Волдеморт, — без выражения подтвердил Малфой. — Проклял меня, наложил Империо на Нарциссу… Счастье, что до сына не добрался.

Виктор, сглотнув сухой ком, отвернулся к тёмному окну. Сказать директору о Нарциссе, или нет?.. Вряд ли его это обрадует, но ведь Люциус имеет право знать, где находится его жена…

— Миссис Малфой…

— Сейчас в ставке Ордена, знаю. Ей позволили отправить мне Патронуса. Только, боюсь, она уже бывшая миссис Малфой, так уж сложились обстоятельства, чемпион. А зачем было Лорду меня проклинать?.. Подозреваю, что это планировалось и как наказание за недостаточное рвение, и как попытка заставить меня прогнуться перед кем-то вроде госпожи Батори. Казалось бы, что может быть проще — наладь с окружающими хорошие отношения и жди, когда кто-нибудь снизойдёт и предложит снять проклятие. Только…

Виктор, не выдержав, фыркнул.

— Хорошие отношения? — неверяще переспросил он. — Но ведь вы как будто нарочно настраивали всех против себя! Перевернули кверху дном всю школу, уволили не самых плохих наставников! На что же тогда вы рассчитывали — на чудо?

— Я рассчитывал на свои мозги, мистер Крам, — Люциус мимолетно улыбнулся. — Потому что надеяться на милость Виолетты и ей подобных — нет уж, увольте. Думал, что сумею найти выход и как-то обойти проклятие, но… вы с мистером Троепольским меня опередили. Чему я несказанно рад… и что вряд ли обрадует других. Но это их проблемы. А школе хорошая встряска пойдёт только на пользу, вот увидишь.

— Сомневаюсь, — Виктор вздохнул, радуясь про себя, что и другую опасную тему они оставили позади, и вдруг вспомнил непритворное отчаяние в глазах Добжича. — Учебный процесс практически сорван, директор.

— Учебный процесс наладим, — отмахнулся Малфой. — Ну, возможно… я где-то и в чём-то был не до конца прав. В своё оправдание могу сказать лишь одно — проклятия характер отнюдь не улучшают, мистер Крам… только Батори обратно не возьму, и не проси. Кстати, должен извиниться за своё несдержанное поведение. Я наверняка оказался не самым приятным пациентом. Но обезболивающее, если ты вдруг забыл, в разы затягивает регенерацию, а снотворное в моём положении вообще было бы непозволительной роскошью — и спонтанный визит мистера Шеклболта это подтвердил. К счастью, благодаря твоим стараниям всё уже позади.

Крам неловко пожал плечами, чувствуя, как огромное напряжение понемногу отступает. Люциус тем временем зажёг светильник, взял со столика какой-то свиток и, подпихнув под спину подушку, откинулся на кроватную спинку.

— Что ж, чемпион, - не глядя больше на Виктора, рассеянно сказал он, — если вопросов и предложений больше нет, то советую тебе хоть немного поспать. Рассвет уже близко.

Фраза насчёт предложений показалась соблазнительной и в чём-то даже провокационной, но Крам не поддался — просто не было сил.

— Да, — он отвёл взгляд и с трудом встал; голова вдруг противно закружилась, и неясно, от чего больше — от свалившихся на неё откровений, с которыми ещё предстоит разбираться, недосыпа или от целой череды эмоциональных встрясок. — Тогда… я пойду к себе?

— Иди, — после паузы позволил Люциус, но не успел Виктор отвернуться, как его снова окликнули: — Да, мистер Крам, хотелось бы уточнить ещё вот какой момент… Это небольшое происшествие, которое тебя так смутило… Там имела место лишь твоя юношеская гиперсексуальность? Или…

Виктор споткнулся и, обернувшись, посмотрел ему прямо в глаза. Натянуть очередную маску Люциус не успел — или не захотел, — и в его ответном взгляде читались и неуверенная надежда, и тревожное ожидание, и что-то ещё, другое, тёмное и гиблое, чему не было и названия. Крам отмер и, больше не раздумывая, не заморачиваясь и не сомневаясь, в два шага оказался рядом с ним — чтобы сделать наконец то, о чём давно мечтал.

— Нет, директор, — выдохнул он, запуская пальцы в блестящие волосы Малфоя, — там имело место кое-что ещё.

***

Какое-то время спустя

Стрелка часов с сухим щелчком встала напротив шестёрки, в безмолвии холла прозвучал гулкий удар, и на какой-то миг Виктор испытал острое чувство дежа-вю. Тем более что директор снова опаздывал… то есть задерживался — привычно поправил себя Крам и отвернулся к окну, спрятав руки в карманы.

За окном буйствовал закат. Виктор невольно засмотрелся на расцвеченные в алые тона облака и затянутые дымкой горы на горизонте, поэтому момент, когда ставшее зелёным пламя камина взметнулось вперёд и вверх, благополучно пропустил.

— Любуешься? — скептически раздалось над ухом; на плечо легла теплая ладонь, и Крам, не оборачиваясь, накрыл руку Люциуса своей.

— Любуюсь, — согласился он и вдруг, неожиданно для себя, добавил: — Добро пожаловать в Дурмштранг, мистер Малфой.

— Ага, — разворачивая его к себе, со значением сказал Люциус, — официальное приветствие… Что ж, хоть и запоздало, но всё равно приятно. Благодарю, мистер Крам. А теперь, если с формальностями покончено, то пойдём, наконец, ужинать — ваш министр на пару с главным аврором всю кровь из меня выпили. Уже не в первый, заметь, раз.

И Виктор пошёл. Ужинать в компании Малфоя, как, впрочем, и встречать его у камина давно стало устоявшейся привычкой, отказываться от которой Крам не собирался. Время, как и предрекал когда-то Шеклболт, всё расставило по местам.



"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"