Друг № 3 | |
Оригинальное название: | Friend Number Three |
Автор: | riptey, пер.: ivanna |
Бета: | нет |
Рейтинг: | R |
Пейринг: | ГГ/ДМ; а еще БЗ, ПП, НМ, ГП, ДжУ, НМП и НЖП, домовики и толпа лондонских магглов. |
Жанр: | Detective, Romance |
Отказ: | HARRY POTTER, characters, names, and all related indicia are trademarks of J.K.Rowling & Warner Bros. © 2012 |
Аннотация: | Как справиться с чистокровными обычаями, министерскими взяточниками, влиянием маггловской культуры, постоянными приставаниями по поводу своих подружек, при этом обзавестись больше, чем двумя друзьями и не прослыть полным придурком? Драко не спрашивайте – он не знает! (Пост-хогвартс, романс с элементами детектива и культурологическими экскурсами. И свитером от Молли Уизли). |
Комментарии: | Поклонникам Люциуса Малфоя лучше не читать! |
Каталог: | нет |
Предупреждения: | нет |
Статус: | Не закончен |
Выложен: | 2012-07-22 01:49:08 (последнее обновление: 2012.09.07 18:02:55) |
просмотреть/оставить комментарии |
Глава 1. Отпрыск чистокровного рода Драко Малфой был одинок, и это никого не волновало. Он был одинок так давно, что сердце его съежилось и застыло, превратившись в ломкий и колкий черный камешек. Заняться ему было нечем, поэтому он мысленно составлял список всех друзей, каких имел на этом свете. Времени на это требовалось немного: в списке были два человека – Панси Паркинсон и Блейз Забини. С тех пор, как закончилась война, прошло девять лет, и все, похоже, сумели приспособиться и оставить прошлое позади. Кроме Драко. Он добавил в список несколько дополнительных деталей, потому что свободного времени у него хватало. Панси, как и он, была одинока, и денег у нее было в избытке. В возрасте восемнадцати лет она подала в отставку, до этого не проработав ни дня, и после нескольких лет, посвященных неудачным романам, пришла к выводу, что нет никакого смысла выходить замуж и заводить детей. В отличие от Драко, она была вполне довольна собой и целиком поглощена очередным творческим или магическим капризом. Ее обычно хватало на пару месяцев, после чего она переключалась на новое увлечение. Она говорила Драко, что не собирается загонять себя в ловушку или принимать в расчет чьи-либо чувства. Панси трудно было назвать милой девушкой, но она, во всяком случае, смирилась с собственным себялюбием. Все, чего она хотела – это всегда считать себя лучше других и делать то, что придет в голову. Драко испытывал к ней невольное уважение. Блейз был женат на Дафне Гринграсс, которая взялась неизвестно откуда. Ладно, она училась в Хогвартсе на одном курсе с Драко. У Блейза и Дафны имелась пятилетняя дочь Амаранта, и они регулярно устраивали в своем особняке роскошные приемы. Четыре года назад, на одном таком приеме Драко заинтересовался младшей сестрой Дафны, Асторией. У сестер Гринграсс имелось множество достоинств, некоторые из которых начинались на «г» и «з». Кроме того, они были хорошо воспитаны и богаты, и когда Драко заметил, что блондиночка в противоположном конце зала не сводит с него глаз, накопившееся одиночество кольнуло его в грудь. Он пригласил ее на свидание, и так начался его последний роман, который продлился два года. Надо понимать, что Драко был одинок не из-за своего прошлого, не потому, что страдал застенчивостью или его не всегда понимали правильно. Просто у него был отвратительный характер. Кроме привычки к издевательским шуточкам, которые только Блейз и Панси находили забавными, он имел обыкновение говорить правду в глаза. Например, если у кого-то (чисто гипотетически) имелась копна не поддающихся укладке волос и выступающие, как у бобра, передние зубы, он чувствовал себя обязанным указать им на эти недостатки, чтобы они могли их исправить и тем самым перестали снижать общемировой уровень привлекательности. Во внешности Астории трудно было к чему-то придраться, чего, к сожалению, нельзя было сказать об ее уме. Звезд с неба она не хватала, была туповата и не любила читать книги, и Драко не упускал случая пройтись по этому поводу. Как-то на вечеринке Драко сострил при Астории, что той можно напиваться без всякой опаски, потому что ее мозгу уже ничто не повредит. Когда Панси заметила, что его девушка стоит рядом с ним, он ответил, что до той все равно не дойдет. Астория порвала с ним прямо на месте при всех гостях. Могла выйти неловкость, если бы неделю спустя все не позабыли об этом происшествии. Тут вышла довольно любопытная история. Когда его дочь Дафна пошла в Хогвартс, а Волдеморт стал готовиться к возрождению, старик Как-его-там Гринграсс решил, что в этот раз не расстанется ни с единым галлеоном. За время Первой войны он усвоил, что чистокровный колдун из высшего общества может отказаться принять Черную Метку, но тогда он обязан доказывать свою преданность Повелителю многочисленными пожертвованиями. В конце концов, откуда-то надо брать средства на взятки министерским чиновникам и эльфийское вино с черной икрой для вечеринок Пожирателей Смерти. Прижимистый мистер Гринграсс поил своих деловых партнеров зельем Забвения для того, чтобы они забыли, что он им не заплатил. Во время одной такой сделки его осенила гениальная идея: изменить состав так, чтобы получилось зелье Забывчивости, и применить к себе и своей семье. Теоретически, в случае успеха о Гринграссах помнили бы только тогда, когда они попадались на глаза. Все остальное время окружающие забывали бы об их существовании. К несчастью, со времен Основателя слизеринцы переоценивали свои способности к зельеварению (потому что это искусство традиционно преподавалось с явной склонностью завышать оценки своему Дому). Гринграсс повторил распространенную ошибку: он сварил Зелье Забывчивости, но сделал его слишком сильным. Если верить Астории, по утрам ее отец зачастую не мог вспомнить, как его зовут, и никто вокруг не мог удержать его имя в памяти, чтобы его просветить. Астории досталась меньшая порция зелья, но и этого хватило, чтобы выводить Драко из себя, пока они встречались. Некоторые его знакомые до сих пор были убеждены, что он ее выдумал, хотя и видели ее много раз. Порой Драко думал, что у них с самого начала не было шансов. Какой смысл в подружке, которой даже нельзя похвастаться? Само собой, Драко не полностью отвечал за свой отвратительный характер. Так уж его воспитали. Если он соображал недостаточно быстро или совершал ошибку, отец ему на это указывал. Если он выглядел не идеально, его мать сообщала ему об этом. В результате Драко Малфой превратился в умного, безупречно одетого, одинокого мудака и таким и остался. В этот день он чувствовал себя еще более одиноким, чем обычно. Блейз связался с ним по камину, чтобы заявить, что если он еще раз доведет Амаранту до слез, то больше ее не увидит. Панси отбыла на две недели в Колумбию, чтобы выяснить, как выращивают кофе. Других друзей у него не было, и ко всему, когда он полез в комод, то наткнулся на дне ящика на колдографию Астории. Она улыбнулась в камеру, а потом нахмурилась и отвернулась, упершись глазами в пол. Драко вспомнил, что снимок был сделан за неделю до того, как они расстались. Он сказал ей, что на колдографии она получится замечательно, потому что все равно больше ни на что не годится. Он долго рассматривал снимок, вглядываясь в опущенные плечи и полные боли глаза, и невольно задумался — может, не стоит все время говорить гадости? Разве ему от этого становится легче? Похоже, что все остальные ценят прямоту и честность заметно меньше, чем он. Похоже, что так. Так оно и есть. Он глубоко задумался, припоминая все остроумные вещи, которые ему случалось говорить и делать, и осознал, что остроумными они казались только ему самому с его извращенной логикой. Например, как-то, когда все зазевались, он съел мороженое Амаранты, чтобы спасти ту от раннего ожирения. Или совершенно случайно нарочно опрокинул полный бокал вина на новое платье Панси. То ей совсем не шло, а так у нее было время до прибытия гостей переодеться во что-нибудь поприличнее. Он даже вспомнил, как когда-то давным-давно отпустил непристойную шуточку насчет трусиков Гермионы Грейнджер, предупреждая, что ту ищут Пожиратели Смерти. Он до сих пор не знал, почему тогда решил ее предупредить. Но по размышлении ни одна из выходок больше не казалась ему забавной. Может, ему и было поздно обзаводиться новым характером, но он принял твердое решение: даже если всю оставшуюся жизнь ему будут приходить в голову гадости, вслух он станет произносить не больше половины. Пожалуй, не больше трети. А может, когда-нибудь и вообще почти ни одной. А чтобы не замолчать навек, он станет говорить людям приятное. Он попробует на Блейзе и Панси, а потом отправится в большой мир и будет упражняться на людях до тех пор, пока не обзаведется третьим другом. Для начала он связался по камину с Блейзом. К его облегчению, тот был в гостиной один, но выражение его лица не сулило успеха. Драко еще не произнес ни слова, а Блейз закатил глаза с такой силой, что Драко испугался, как бы тот не вывихнул веки. — Послушай, приятель, — начал Блейз. — Я понимаю, что обошелся с тобой сурово, но мне надоело подыскивать тебе извинения. — Я об этом и хотел поговорить, — Драко задумался, что бы сказать приятного. — Я тут видел тебя с Амарантой… ты не такой уж плохой отец. У Блейза отвисла челюсть, и он так и замер. — Что ты сказал? — Ты все слышал. — Я наверняка ослышался, — заявил Блейз. — Мне и так нелегко, а тут еще ты! Драко собирался этим ограничиться, но, раз начав, уже не мог остановиться. Годы смятения и тщательно скрываемых сомнений прорвались ему в горло, и он почувствовал, как впервые в жизни из него рванулся поток слов. Он никогда не понимал, почему окружающие не заткнутся и не оставят свои переживания при себе, а теперь с удивлением обнаружил, что остановить поток признаний не легче, чем настоящую рвоту. Он сдался и позволил себе выговориться: — Я хотел попробовать, потому что ты один из моих друзей. Один из двоих моих друзей. Ты хоть понимаешь, что у меня вас только двое? И одна уехала, а второй со мной поссорился. Ты отлично понимаешь, что… Я знаю, что вы оба меня жалеете. Бедненький Драко, не знает, как быть, с тех пор, как мамочка с папочкой не могут покупать ему новых друзей. Хотя нет, не бедненький, такого придурка даже толком пожалеть нельзя. Мне даже с самим собой разговаривать надоело. Так что я решил прекратить издеваться над окружающими. За всю свою жизнь он на трезвую голову никогда не выпаливал столько правды. Наступила неловкая пауза, которую Блейз использовал, чтобы придать своему лицу подобающее выражение. Сначала на нем проступило потрясение, потом усмешка, а потом возникло впечатление, что он вот-вот покажет Драко, что такое настоящая рвота. В конце концов, он остановился на всех трех выражениях сразу. — К троллю, Малфой! Ты что, нарочно дождался, чтобы Панси уехала, прежде чем делать свои смехотворные заявления? Сам знаешь, с тех пор, как родилась Амаранта, я стал не тот, и до Панси мне далеко, но раз уж ее нет, постараюсь вбить тебе в голову немного здравого смысла. Да, мы считаем, что ты ведешь себя как идиот, и нам надоело возиться с тобой, чтобы ты себя не прикончил. Но, если тебе от этого станет легче, Панси — редкая сука. Может, еще похлеще тебя, только ее не волнует, что о ней думают. Мы все равно тебя любим, хотя ты и мудак. Мы — единственные на всем белом свете, кто считает, что у тебя есть чувство юмора, и при этом в состоянии выносить твои издевки. Короче говоря, ты выбрал самого неподходящего человека. Слушать Блейза было неприятно, но Драко понимал, что тот прав, особенно что касается Панси: она бы от него мокрого места не оставила. У нее язык был буквально утыкан иголками. Ладно, это преувеличение. У нее язык был утыкан иголками в переносном смысле. — Но если ты серьезно, тогда я отвечу серьезно. Я знаю, ты считаешь, что тебе легче справиться с собой, прячась от людей, но лучше тебе попробовать пообщаться с посторонними. Которые не знают, что двадцать шесть лет подряд ты был образцовым мудаком. Поэтому тебе надо выбраться из дома. Драко задумался. Он не работал, и его нигде не ждали, кроме как у друзей. По ресторанам он не ходил, а за покупками посылал домовиков. Поглядев на полупрозрачную кожу рук, он осознал, как неприлично давно не появлялся за пределами Манора. Но для одного дня он и так наговорил о себе слишком много, поэтому не сказал ни слова, ожидая, что еще посоветует Блейз. — И самому тебе не справиться. Тебе нужно найти какого-нибудь хорошего человека, который бы подсказывал, что делать, иначе ничего не изменится. У нас такого на примете нет. Мне помогла Дафна, но тебя она не выносит. Так что я помогу тебе единственным известным мне способом: давлением и шантажом в собственных интересах. — Он сделал драматическую паузу. — Пока ты сможешь мне жаловаться, дело не сдвинется. Поэтому я отказываюсь с тобой общаться, пока ты не обзаведешься третьим другом, которому ты действительно понравишься, — заключил Блейз с очаровательной улыбкой. — Ты это называешь помощью? По мне, так все наоборот! — жалобно проныл Драко. — Я только что принял решение начать новую жизнь, и ты меня бросаешь? Что ты за друг после этого? Мне придется сначала найти второго друга, потому что я остался только с одним! — Я — плохой друг, точь-в-точь как ты, и мне не помешает отдохнуть от обязанности нянчиться с Малфоем. Так что я еще кое-что прибавлю: найди-ка себе работу. Если хорошим людям постоянно дают такого рода дружеские советы, Малфой точно не хотел войти в их число. Он искривил губы. — Видишь? — как ни в чем не бывало, продолжал Блейз. — Поэтому люди тебя и не выносят. Ты хоть понимаешь, что всем, кроме нас, приходится работать, даже если им совсем не хочется? Драко про это знал, но вспоминать не любил. — А может, хватит того, что я это понял, и перестану издеваться над теми, кому приходится зарабатывать на жизнь? Блейз хмыкнул. — Нет. Я, пожалуй, объединю оба требования. Мы не будем общаться, пока ты найдешь себе еще одного друга и не наймешься на работу. И не вздумай бежать к папочке! Нет, это должна быть настоящая, черная работа. На Диагон-аллее есть маленькая кофейня. «Ворон» или как-то так. Вчера видел, что им требуется персонал. Блейз расхохотался, представив, как Драко Малфой в длинном фартуке хмуро подает кофе и портит людям день с самого утра. — На сегодня добрых советов хватит, — продолжал он. — В любую минуту может вернуться Дафна с покупками, и я не хочу, чтобы она увидела твою голову и озверела сразу, как переступит порог. — Послушай, может, я задержусь на пару минут, обменяюсь с ней словечком? Я буду хорошо себя вести, обещаю. В ближайшие две недели, пока не вернется Панси, никакого дружеского общения Драко не светило, поэтому он и тянул. — Да ну? И о чем таком вы будете говорить? О погоде? Сомневаюсь, что ты помнишь, какое нынче время года. А может, вам посплетничать про Асторию, чтобы до Дафны дошло, почему она никогда тебя не простит? О, придумал — можете потолковать о моей дочери, над которой ты так любишь поиздеваться. Знаешь что? Оставайся к обеду, вот все обрадуются! — Я не издеваюсь над Амарантой. — По-моему, мы это обсудили пару часов назад. Ты рассказываешь ей жуткие истории, после которых она не спит по ночам, внушаешь, что она тупая, и в пятилетнем возрасте вздумал устроить ей раннее пищевое расстройство. Блейз заметил виноватый вид Драко и добавил: — Думаешь, я не замечаю, как ты таскаешь десерт с ее тарелки? Лучше тебе перестать, пока Дафна тебя не застукала. Она тебя еще больше возненавидит, если это вообще возможно. — Ладно, все, понял. Я ни на что не гожусь, и у меня нет шансов исправить все, что натворил. Думаю, мне лучше всего уйти и как-то это пережить. При виде трагического лица Драко Блейз смягчился: — Хорошо. Раз ты решил стать приличным человеком, я с тобой так и обойдусь. Как отец, я тебе ответственно заявляю: если сможешь устроиться на работу и найти друга, я, пожалуй, буду тобой гордиться. Тобой раньше кто-то гордился? — Никто, — ответил Драко, не задумываясь. — Тебе понравится. А теперь пошел отсюда, пока мои не вернулись, и весь день не полетел насмарку. Глава 2. Железный человек После разговора с Блейзом Драко стало еще хуже. Он решил, что, строго говоря, у него имеется только полтора друга. Но из практических соображений решил округлить число в большую сторону. Ему предстояло довести количество друзей до трех, и он пришел к выводу, что искать друга и половинку слишком сложно. Стоя на коленях, он смотрел в огонь. Это всегда его зачаровывало: когда языки пламени охватывали дрова, а потом стекали вниз, огонь был похож на воду. Что и говорить, чарующее зрелище! В этом вся его жизнь: сидеть в пустом доме на наборном паркете и смотреть в огонь, восхищаясь метафизическими глубинами собственного внутреннего монолога и утопая в жалости к себе. Драко было нахмурился, а потом снова погрузился в тоскливые размышления. Он подумал, не почитать ли книгу, но решил, что стоит еще немного потосковать. Закончив, он почувствовал удовлетворение от хорошо сделанной работы, но потом сообразил, что ровно ничего не добился. Семь вечера, и весь день на него сначала кричали, потом он погружался в тоску, потом его снова отчитывали, и он снова тосковал. Даже по нормам Драко, это трудно было назвать полезным времяпровождением. С тех пор, как Блейз ткнул ему в глаза затворничеством, его мучило ощущение, что в Маноре он как в ловушке. Родители проводили время в Монако, где у них был особняк, и собирались в Англию не раньше конца августа. Люциус должен был вернуться на работу, в чем бы эта работа ни состояла, а Нарцисса — к роли светской красавицы, устраивающей благотворительные вечера и очаровывающей репортеров, чтобы улучшить репутацию Малфоев. Драко не очень понимал, чем занимается отец, но тот каждый день в положенный час уходил из дома и возвращался усталым, так что его занятия, в общем, подходили под определение «работы». Люциус никогда не появлялся в Маноре покрытый кровью или другими телесными жидкостями, так что либо он как следует отмывался, либо убивал далеко не каждый день, и Драко это вполне устраивало. Недостатка в деньгах у них не было, поэтому Драко не тянуло задавать вопросы. На самом деле, он не стремился задавать вопросы ни про свою жизнь, ни про окружающий его мир. Он почти не следил за новостями, политика его не интересовала, и чем бы ни занимался отец, его в любом случае это не касалось. Собирался Драко искать работу или нет, он решил, что неплохо бы прогуляться по Диагон-аллее. Он взял горсть летучего пороха из шкатулки на каминной полке и кинул в огонь, громко назвав пункт назначения. Он вышел из камина в «Дырявом котле», стряхнул с накидки золу и, бросив взгляд на стойку, едва не нырнул под ближайший стол. За стойкой обнаружилась белобрысая девица из Хаффлпаффа, с которой они вместе учились в Хогвартсе, и он был уверен, что та вряд ли ему обрадуется. Они не общались, но у всех, кто не учился в Слизерине, Драко не вызывал приятных воспоминаний. У большинства слизеринцев он их тоже не вызывал. Редко кто испытывал ликование, повстречав Драко. Он вышел наружу, отводя глаза от хозяйки, но был уверен, что та проводила его презрительным взглядом. Драко выбрался из дома первый раз за много недель, потому даже слабый предвечерний свет заставил его прищуриться. Он не был поклонником длительных прогулок на свежем воздухе, а от солнечного света у него краснела кожа и слезились глаза. Поэтому он предпочитал проводить время под крышей. Благодаря тяжелой не по сезону накидке он мог накинуть капюшон и скрыть слишком бросающиеся в глаза волосы. К несчастью, это придавало ему зловещий вид, так что если кто-то сумел бы признать в нем малфоевского отпрыска, он бы только укрепился в убеждении, что тот – крайне сомнительный тип. Ничего, скоро все изменится. Может, когда-нибудь, мечтательно подумал он, люди, завидев его без капюшона, будут показывать на него детям. «Привет, Драко», - будут восклицать они. – «Как дела в сиротском приюте?» А он будет скромно улыбаться, смущенный тем, что его добрые дела привлекают такое сильное внимание. Честно говоря, рассчитывать на такое не приходилось ни при каких условиях (особенно на смущенную улыбку), но может, когда-нибудь люди будут проходить мимо, не отводя торопливо глаза, как будто опасаясь, что мудачество — заразная болезнь, которую можно подхватить, встретившись взглядом. Двигаясь по улице, он с удовольствием отметил, что прохожие его не узнают и им не интересуются. Может, с тех пор, как он последний раз покидал Манор, прошло больше времени, чем он думал. За последние восемь лет Драко не совершил ничего дурного (и ничего вообще), а с отца были официально сняты все обвинения. У него появился шанс, и в этот раз он был твердо намерен его правильно использовать. Погруженный в эти размышления, он брел по улице без особой цели, как вдруг заметил знакомую вывеску. «Флориш и Блоттс». Когда он был ребенком, книги уводили его в мир, к которому не имели отношения странные происшествия, случавшиеся дома в любое время суток: разговоры шепотом или таинственные визиты отцовских знакомых. Спрятаться в библиотеке было самым разумным выходом, учитывая, как отец любил говорить гостям, что Драко поглощен чтением. Он считал, что это свидетельствует об уме сына. Ему это нравилось, и означало, что Драко не придется занимать беседой полоумного дядю Родольфуса. У Малфоев была огромная библиотека, а в раздел художественной литературы, который интересовал Драко, Люциус заглядывал крайне редко, чем объяснялись некоторые неожиданные открытия. Драко никогда не сознался бы, но в детстве одной из самых любимых его книг была история про маггла «Гэри Корнер и Самый обычный камень». Ее написала чистокровная ведьма, но действие происходило в маггловском Лондоне. Видимо, кто-то подарил ее Малфоям, и поскольку ничто на обложке не намекало, что речь идет о магглах, книгу засунули на полку и оставили гнить. В книге говорилось о Гэри Коннере, одиннадцатилетнем маггле, который обнаружил на клумбе своей тетки самый обычный камень. Он кинул его за ограду, разбил соседское окно и провел весь год, пытаясь избежать разоблачения. Все, что Драко знал о мире магглов, он вычитал в этой книжке, и, учитывая происхождение автора, сомневался, что там изложена правда. Например, чтобы развести огонь в камине, магглы терли одну палочку о другую, и даже Драко понимал, что такое вряд ли бывает на самом деле. В полном соответствии с представлениями колдунов все магглы отличались редкой тупостью и неуклюжестью, а уж подлые дети, которые учились в одной школе с Гэри, были совершенно безнадежны. Им доставалось от автора при любой возможности, и Драко удивлялся, стоило ли придумывать героев только для того, чтобы над ними издеваться. Он порой задумывался, как выглядела бы эта история, если написать ее с точки зрения самого мерзкого из маггловских мальчишек, хотя бы для того, чтобы понять, так ли мерзок этот тип, как казалось Гэри. Только кто стал бы тратить на это время? Драко, углубившись в свои мысли, бродил по лавке в поисках новых книг любимых авторов. Но в шкафу с вновь вышедшими изданиями не было ни одной знакомой фамилии. Он вспотел, и его начала мучить жажда. Повинуясь внезапному импульсу, он подошел к прилавку и обратился к продавщице: — Где тут кофейня, которая называется «Ворон»? (Выражения вроде «простите», «скажите, пожалуйста» и «не знаете ли вы?» не входили в обычный словарь Драко). — Вам объяснить, как туда пройти? — уточнила она. Драко кивнул. — Это прямо по улице. Там, где была кондитерская Фортескью. Он снова кивнул. Девушка неплохо справлялась, но, похоже, его резкие манеры ее смущали. — Так вот, теперь там «Ворон», — закончила она и принялась изучать собственные ногти. Через несколько секунд она взглянула на Драко, ожидая, что еще тот может спросить. Наступил подходящий момент начать новую жизнь. — Доброго вечера, — сказал он. Он отвык от светских любезностей, так что пожелание прозвучало скорее как команда: словно он собирался зайти попозже и проверить, действительно ли она хорошо провела вечер. Тем не менее, она вежливо улыбнулась. — Вам также, сэр. Он повернулся, чтобы уйти. Ее улыбка ошеломила его так, что у него едва голова не пошла кругом. Он понимал, что пожелание доброго вечера входило в служебные обязанности продавщицы. На самом деле ей все равно. По опыту Драко, людей заботило, как чувствуют себя другие люди, только до определенного предела, и стоило этот предел перейти, как они снова начинали думать только о себе. С другой стороны, опыт Драко предполагал, что пытать кого бы то ни было в гостиной — неприлично. Для этого есть темница. В прошлом ему указывали, что у него несколько специфический жизненный опыт. Он с раскаянием вспомнил кондитерскую Флореана Фортескью. Ребенком он страстно мечтал попасть туда и попробовать мороженое. Каждый раз, когда они с родителями проходили мимо, он завистливо провожал глазами всех, кто сидел на веранде, но попросить рискнул только раз. Ему тогда было восемь. Укоризненный взгляд отца оборвал его на полуслове, а мать с извиняющей улыбкой сказала, что от мороженого полнеют. Позже он догадался, что настоящая причина была в другом: Малфоев в этом заведении не обслуживали. Фортескью враждовал с отцом с первой войны, и Драко помнил, что с ним сталось во второй. Думать об этом было неприятно, и он жалел, что так ни разу и не попал внутрь, не увидел улыбку Флореана Фортескью, и не узнал, так ли восхитительно его мороженое на вкус, как на вид. Он дошел до здания, где раньше была кондитерская, и с облегчением обнаружил, что все изменилось почти до неузнаваемости. Снаружи дом был перекрашен, а изнутри отделан по-новому. Над дверью висела витая чугунная вывеска «Ворон», поддерживаемая в воздухе двумя черными крылышками. В нижнем углу маленькое объявление извещало: «Требуется персонал». В уютном помещении были расставлены мягкие кресла с подушечками, а на паркетном полу расстелены ковры причудливых узоров. Ни один из посетителей не был ему знаком. Выбор напитков внушал благоговение, не говоря уже о ярко освещенной выставке домашних сладостей. Одни напитки обещали взбодрить, другие — погрузить в сон. Здесь были горячие напитки, холодные напитки, и даже замороженные смеси, украшенные взбитыми сливками. Драко приходилось бывать в чайных лавках, но ничего подобного он не видел. Здесь были любые оттенки вкуса, какие он мог вообразить, и много чего еще. За стойкой стояла ведьма средних лет с короткими каштановыми волосами и очками в лиловой оправе, к которым была прикреплена сплетенная из бисера ленточка. Она улыбнулась сияющей улыбкой. — Добрый день. Как дела? — Отлично, — ответил он ледяным голосом. Нет, так не пойдет. Он смягчил тон и добавил: — А у вас как дела? — Великолепно. Вы ведь раньше у нас не бывали? Драко потряс головой. — Конечно, не бывали, а то бы я запомнила такие красивые волосы. Она хихикнула. Судя по безыскусной манере, с какой был сказан комплимент, ведьма понятия не имела, кто он такой. Волосы Малфоев никогда не называли «красивыми», даже если речь шла о его матери. Их называли «родовой приметой», обычно добавляя кое-что насчет тщеславия. — Вам помочь с выбором? Он нуждался в помощи, но не хотел этого признавать. Названия на доске, которая тянулась вдоль всей задней стены, были перемешаны в произвольном порядке, а почерк было трудно разобрать. Он выразительно посмотрел на ведьму, надеясь, что та догадается. Это сработало. — Конечно, такой колдун, как вы, легко разберется сам, — сказала она. — У нас есть еще одна посетительница вроде вас. Она у нас часто бывает и всегда заказывает ванильный латте. — Я тоже его возьму, — решил он. Название звучало неплохо. — Вам взбодриться или чтобы легче заснуть? Драко задумался. Вечер среды, делать ему особо нечего, так что можно как следует выспаться. Завтра ему тоже было нечем заняться, так что лучше всего было бы заснуть недели на две, и, как только Панси вернется домой, отправить ей сову. Но это если совсем не будет другого выхода. — Легче заснуть, — заявил он. Ведьма кивнула и назвала ему цену: восемь сиклей. Он протянул ей монетки, но разговор явно не был закончен. — На вас такая толстая и тяжелая накидка. Вам не жарко? Он потряс головой. — Вы не слишком-то разговорчивы, верно? Он кивнул. В Хогвартсе рот у него не закрывался: он то похвалялся отцом, то отпускал издевательские шуточки про встретившихся в коридорах однокурсников. Став старше, он редко говорил с кем-то, кроме своих 2 (двоих) друзей и членов семьи. Говорить с незнакомкой было особенно трудно, потому что он помнил, сколько обид нанес в прошлом его язык. Она передвинулась к другому концу стойки и принялась сливать в стакан что-то из разных бутылок и флакончиков, помешивая смесь палочкой, чтобы та застывала. Палочка издавала странные звуки, смесь увеличивалась в размерах, и скоро стакан до краев наполнился бежевой жидкостью. Ведьма поймала его любопытный взгляд и заговорила снова. — Здорово, правда? Мой отец родом из Италии, и он знал всякие секреты, без которых настоящий эспрессо не сварить. Хотя придумали магглы, есть колдовские способы, которыми получается ничуть не хуже. — Экспрессо? — переспросил он. Он терпеть не мог сознаваться в собственном невежестве, но никто не обязан разбираться в маггловских напитках. — Ну да, крепкий кофе. Можно пить маленькими порциями, а можно смешать с молоком и другими добавками. Она протянула стакан Драко. Тот собрался было уходить, но она его остановила. — Нет, погодите, сначала попробуйте и скажите, как вам. Он осторожно сделал глоток, и глаза у него расширились. Вкус был замечательный: богатый, сладкий и нежный. Он ничего подобного раньше не пробовал. Драко понял, что она ждет, и решил, что с этой ведьмой совсем не трудно быть вежливым, в основном потому, что она такая настойчивая. — Очень неплохо, — сказал он. — Знаю, — ответила она, гордо вскинув подбородок. — Так что, мне ждать вас снова? — Да. На самом деле Драко совсем не хотелось домой. Он сделал еще несколько глотков и почувствовал, что расслабляется. Он стоял в уютном маленьком зале с дружелюбно настроенной женщиной, которая понятия не имела, кто он такой, и что совершила его семья. Может, потому, что он расслабился, и ему не хотелось уходить, он неожиданно спросил: — Вам все еще требуется персонал? Она широко улыбнулась и удивленно приподняла брови. — Безусловно, требуется. А что, у вас есть кто-то на примете? — Да. Я сам. Она недоуменно посмотрела на его накидку и роскошную мантию. С первого взгляда было ясно, что Драко Малфой купается в деньгах. — Вы уверены? Работа довольно грязная, а по утрам у нас наплыв посетителей. — Да. — Тогда хорошо. Почему бы вам завтра не заглянуть к нам примерно в это же время, и мы посмотрим, что у вас получится? — Завтра буду, — сказал Драко. — Доброго вечера, — сурово добавил он, возвращаясь к прежним привычкам, но ее улыбка стала только шире. Странно. — Доброго вечера, — ответила она гораздо более ласковым тоном. — Кстати, меня зовут Магдалена де Симон, но можешь называть меня Мэгги. Она протянула руку через стойку. Драко заколебался. На мгновение у него возникла безумная мысль назвать ей выдуманное имя. Но он сообразил, что рано или поздно она это обнаружит, и в конечном счете обман только повредит. — Драко Малфой, — представился он, и сжал ее ладонь. У женщины было твердое рукопожатье, отметил он. — Знаю, — сказала она, продолжая улыбаться. Глава 3. В настоящем мире Драко питал большие надежды относительно своего первого рабочего дня. К сожалению, тот обернулся полной катастрофой. Он поздно проснулся и задергался, сообразив, что сегодня ему предстоит впервые явиться на работу. В возрасте двадцати шести лет. Времени на жалость к себе не оставалось, что внесло приятное разнообразие, учитывая, какую гору досуга Драко обычно уделял этому занятию. Его ждали неотесанные простолюдины в настоящем мире, в том мире, где все остальные жили годами (кроме Панси, но Драко не имел ни малейшего желания проводить в Пансилэнде сколько-нибудь длительное время). На часах было десять, и у него оставалось всего девять часов для того, чтобы привести в порядок свои дела (которых и в помине не было). Поговорить ему было не с кем, и заняться нечем. Он принял ванну, оделся и походил по комнате. Одиннадцать. Перекусил и принялся снова бродить. Проверил почту. Писем не было. Двенадцать десять. Произнес вслух гневную речь о том, какой Блейз отвратительный друг. Дальний родственник из числа предков, портрет которого висел над камином, посоветовал Блейза убить, подробно разъяснив, как лучше это сделать. Драко выслушал и решил, что не станет убивать Блейза, даже если будет уверен, что его не поймают. Он предположил, что так обычно поступают приличные люди. Наконец, он нашел себе дело, без магии, руками занявшись уборкой в спальне. Эта была единственная комната в маноре, которую домовикам запрещалось приводить в порядок. Обычно он занимался ею сам, но в последнее время как-то расслабился: спал целыми днями и кидал прочитанные книги на пол. Давно пора было выбираться из гнезда. Внезапно ему пришло в голову, что если ему понравится быть взрослым, он сможет переехать из Манора. Вообще говоря, по обычаю чистокровные колдуны и ведьмы жили со своими родителями до самой свадьбы. Родители Драко давно свыклись с мыслью, что им нескоро удастся от него избавиться. Впервые он сообразил, что если захочет, сможет жить один. Манор подавлял роскошью и мрачной историей, и пока он жил в нем, ему не избавиться от прошлого. И, кроме того, временами он сталкивался в коридорах с отцом, что напрягало. В семье Малфоев общение было сведено к минимуму. Он взглянул на часы и к своему облегчению обнаружил, что уже почти пять вечера. Он решил, что Мэгги не будет против, если он явится пораньше, поэтому кое-как впихнул в себя часть обеда и отправился камином на Диагон-аллею. По дороге он пытался вообразить, что может пойти не так. Возможности были богатые. В зале было так же тихо и спокойно, как и прошлым вечером, но за стойкой стояла не Мэгги, а высокая ведьма всего несколькими годами старше Драко. Он осторожно приблизился, двигаясь очень медленно и стараясь глядеть ей прямо в глаза. Это было непросто. Когда он подошел, она улыбнулась и сказала: — Привет. Как дела? — Отлично. Только намного позже ему пришло в голову, что следовало бы поинтересоваться, как дела у нее. — Уже решили, что будете пить, или рассказать вам о наших особых предложениях? — Нет, — ответил он. — Тут была ведьма, которая сказала, чтобы я приходил к вечеру. Сказала, что ее зовут Магдалена. А вы кто? — А, так ты собрался у нас работать. Я — Бьянка. Мэгги — зовут мою маму, — ответила она, не сводя с него настороженного взгляда. Драко понимал, что держится надменно, но быть любезным оказалось труднее, чем он думал. — Она вышла на минуту. Садись, подожди. Чудесно! Драко еще не заступил на пробную смену, а коллега по работе уже его невзлюбила. Отличное начало! Он выбрал стул в самом конце зала и сел дожидаться Мэгги. Бьянка присела на стойку, скрестила ноги и вытащила книгу. Драко отметил, что ноги у нее красивые. Последний раз он хотя бы целовался с женщиной несколько месяцев назад, так что обнаружил, что разглядывает эти ноги. Его сексуальная жизнь была вовсе не такой насыщенной, как ему хотелось бы, в основном потому, что одинокому мужчине, чтобы найти пару, надо выходить из дома и встречаться с людьми. Порой ему удавалось заманить ведьму к себе домой, чтобы к взаимному удовольствию провести с ней ночь, но последний раз такое случилось давно. Бьянка заметила, как он на нее смотрит, и отвернулась с недовольным видом. Он уже готов был встать и пойти домой, когда в кафе вошла Мэгги, нагруженная большими сумками. Она была довольно полная, с круглым лицом и большими голубыми глазами, и буквально излучала добродушие, словно была предназначена именно для этого места. При ее появлении все подняли головы, а многие посетители радостно ее приветствовали. Драко поднялся на ноги, и, заметив его, она поспешила к нему. — Драко, ты пришел! Так рано! Я тебя ждала не раньше, чем через час, и не успела приготовиться, но ничего страшного, — сказала она, сияя от удовольствия. Бьянка обошла стойку и бросила на Драко еще один неприязненный взгляд, видимо, за то, что он не помог немолодой женщине с сумками. — Ты уже познакомился с моей дочкой? — спросила Мэгги, передавая пакеты. — Драко, это Бьянка. Бьянка, это Драко Малфой. Бьянка подняла брови, но выражение ее лица оставалось для него загадкой. К его изумлению, услышав его имя, она явно смягчилась, хотя должно было быть наоборот. В настоящем мире концы не сходились с концами, и Драко захотелось вернуться домой и лечь в кровать. — Очень приятно, — бросила Бьянка, повернулась и исчезла за дверью, которая, как предположил Драко, вела в подсобное помещение. — Ну что, Драко, готов? — спросила Мэгги, не обращая внимания на то, как нервно он отреагировал на исчезающую Бьянку. — Тебе многое предстоит узнать! Она горела таким энтузиазмом, что Драко не смог бы уйти, даже если бы попытался. Он кивнул и улыбнулся профессиональной улыбкой, не размыкая губ. Честно говоря, он опасался, что стоит ему заговорить, и Мэгги сообразит, с каким подонком имеет дело. И это ее расстроит. Она с чего-то вообразила, что он славный молодой человек, и ему не хотелось открывать рот и доказывать, что она не права. Он прошел за стойку. Мэгги быстро говорила, указывая на разные предметы. — Наше меню ты видел, но на доске его трудно разобрать, поэтому вот здесь у нас лежат бумажные копии. Возьмешь одну и выучишь наизусть, но можешь не торопиться — если что, разрешаю подглядывать, — она вручила ему меню и подмигнула. — Здесь мы держим наши запасы. В этих маленьких жестянках — сахарные фигурки. Мы их выкладываем на взбитые сливки. Делаем прямо тут, заклятья совсем простые, ты их освоишь за минуту. Ты вообще разбираешься в кулинарных заклятьях? Драко потряс головой, и она продолжила, двигаясь вдоль стойки. — Нет. Неважно, быстро научишься. В больших горшках мы варим маггловский кофе. И не надо так на меня смотреть. От магглов тоже есть прок, сам увидишь. Здесь касса. Я тебе покажу, как ее открывать и доставать деньги, — она перевела дыхание и продолжила так же торопливо, — а это витрина с выпечкой. Муж у меня замечательный кондитер, и он каждое утро печет свежую партию. Меня выпечка не интересует, но если захочешь научиться, уверена, что он с удовольствием тебе объяснит. Теперь в подсобку, если ты не против. — Э-э-э, — сказал Драко. — Иди за мной. Она подошла к двери и потянула ее на себя, продолжая говорить. Бьянка проскользнула мимо них и заняла место за стойкой. Драко прислушался. Речь шла о ящике, в котором хранились деньги, о том, как ставить отметку на листке, когда он заступил на работу, и так далее. Становилось скучно. Наконец Мэгги закончила и выжидающе посмотрела на Драко. Он осторожно кивнул, и, похоже, ее это устроило. — В следующий раз я покажу тебе, как делать кофе. А сегодня, думаю, будет лучше, если ты поработаешь за кассой. Раз надо, значит надо. Но Драко не был создан для обслуживания клиентов. Он выяснил, что может быть довольно любезным с такими, как Мэгги, потому что та явно этого заслуживала, но что, если ему попадется какой-нибудь придурок? Как узнать, достоин ли посетитель того, чтобы в принципе быть с ним любезным? Придется исходить из того, что вокруг — хорошие люди и улыбаться всем и каждому, что приведет к уйме растраченных впустую улыбок и в будущем грозит появлением морщинок вокруг губ. Но отступать было поздно, поэтому он последовал за Мэгги в зал. Она продолжала деловой разговор, советуя Драко последить за тем, как его дочь обращается с покупателями и хорошенько изучить копию меню. Бьянка снова устроилась на стойке с книгой. Мэгги заняла позицию за прилавком с напитками (или «баром», как она его называла). Она громко сообщила Драко, что сидеть на стойке строго запрещено, но Бьянка только улыбнулась и пожала плечами. Напитки никто не заказывал, так что Драко неловко стоял в стороне, пока обе ведьмы обсуждали личную жизнь Бьянки. Судя по всему, та была замужем. Драко это не слишком расстроило. Он всегда мог полюбоваться ногами. А потом дверь отворилась. Время остановилось. Солнце померкло. По всему миру младенцы залились отчаянным плачем, причину которого не могли понять. В кафе вошла Гермиона Грейнджер, и все рухнуло. Инстинкт, пробуждающийся в случае неминуемой опасности, подсказывает большинству людей, что лучше: кидаться в драку или бежать, но Драко застали врасплох. Его хорошо развитый инстинкт советовал бежать, и он был готов последовать совету. Он бросил взгляд на дверь в подсобку, но та была слишком далеко, а под стойкой не хватало места, чтобы спрятаться. Ему придется стоять и наблюдать, как ведьма, с которой он враждовал пятнадцать лет, заказывает кофе. Хуже того, с Бьянкой они, похоже, были подругами. Драко сжал челюсти. — Привет, Гермиона! Как служба? — спросила та, спрыгнув со стойки и отложив книгу. Гермиона рылась в сумке, не обращая внимания на окружающих. «Как это похоже на Грейнджер», — подумал Драко. — «Зарылась в книги и ни малейшего интереса к реальности». Думать так было с его стороны лицемерием, но он этого не сознавал. Он заметил, что с хогвартских времен ее внешность почти не изменилась, что означало, что Драко втайне находил ее довольно привлекательной. У нее была копна темных волос, выразительные глаза, бледная кожа и алые губы. — Не скажу, что здорово. Встретила сегодня Рона, и он снова мне нахамил, хотя за полгода вроде бы мог научиться вежливости. Услышав такое, Драко не мог не насторожить уши. Большей частью гриффиндорские сплетни наводили скуку, и не шли дальше прогулок, взявшись за руки по коридору, но неужто самому мерзкому из Уизли его первая любовь разбила сердце? Ничего себе! Они и до этого расходились миллион раз, если верить достоверному источнику слухов, чье имя рифмовалось со «Шманси», но, может, в этот раз разошлись всерьез. Гермиона подняла глаза, чтобы обменяться с Бьянкой понимающим взглядом, но заметила что-то у нее за спиной. Что-то белобрысое и хоречье. Она ахнула и издала высокий визгливый горловой звук, как будто ее голосовые связки затормозили на полном ходу. Что, по мнению Драко, было бы забавно. — Что — ты — здесь — делаешь? — произнесла она, задыхаясь от гнева, подчеркивая каждое слово и дополнительно делая между ними драматические паузы. Бьянка выжидающе посмотрела на него, словно интересовалась тем же самым, но воздерживалась от вопроса из вежливости. Драко бросил на обеих надменный взгляд. — Я здесь работаю. — Первый день, — добавила Бьянка. — И у него еще не было ни одного клиента. Он будет счастлив принять твой заказ, — пришла на помощь Мэгги. Бьянка закрыла лицо рукой, похоже, чтобы скрыть улыбку. «Вот уж спасибо за поддержку», — подумал Драко. Гермиона потрясенно обводила всех троих взглядом. — Мэгги, ты наняла Драко Малфоя? Ты что, совсем не смотришь рекомендации? Если бы я знала, что тебе так нужна помощь, я бы тебе кого-нибудь подыскала. Ну, то есть я могла бы пару дней в неделю помогать тебе сама. Надо только… — Гермиона Грейнджер, я наняла Драко, и прекрати говорить о нем так, словно он осужденный преступник, — прервала ее Мэгги в наилучшей материнской манере. — Он такой и есть! — Гермиона нервно размахивала руками, словно считала, что до всех остальных не дойдет, в какой нелепой ситуации они оказались, если как следует не поводить ладонями у них под носом. — Нет, не такой, — сказал он, делая шаг вперед. — С нашей семьи были сняты все обвинения. — Ну да, конечно! Я помню цирковое представление, которое устроили вместо суда над твоим отцом. Политический театр! Это как раз то, что я стремлюсь изменить в министерстве. Такие, как ты, умеют заметать следы, но совершенно ясно, что судом дело не кончилось, и вы не сможете скрывать правду вечно. Она рвалась в бой, и Драко тоже. Для разнообразия было приятно вступить в схватку с кем-то, кто не был Блейзом или Панси. Не приходилось опасаться, что он оскорбит Гермиону Грейнджер. Она и так ненавидела его до глубины души (а он — ее). — Тебе-то позволено нарушать любые законы, раз ты на правильной стороне. Надо бы назначить тебя главной ведьмой Визенгамота, чтобы ты могла отправлять людей в Азкабан за то, что в школе они надсмехались над твоей прической. На лице Гермионы появилась язвительная улыбка. — Не знаю, какие такие законы Орден нарушил в войну, но ты, похоже, так и не пережил, что вам не достался Кубок школы. Может, не будь ты принцем придурков в Доме маленьких богатеньких снобов, которым все подай на блюдечке, вы бы набрали больше очков. — Вы только послушайте, как Мисс-Сторонница-Дружбы-между-Домами рассуждает о Слизерине! Может, наша честная и беспристрастная богиня правосудия выдаст еще порцию стандартной чуши о четверти хогвартских учеников? Он сумел задеть ее за живое, это было видно. Драко все еще знал, как ударить Гермиону по самому больному месту — по ее чувству справедливости. — Я поддерживаю дружбу между Домами. В теории. Жаль, что на практике это означает, что придется дружить с тобой! — выпалила она в ответ. — Вот как. Очень поучительно. Значит, справедливость и терпимость у нас не распространяются на тех, с кем у нас склока. Кто бы мог подумать! — Прошу прощения? Ты что-то сказал о склоке? Да ты хоть догадываешься, почему твоя семья ненавидит Уизли? — Никогда не интересовался официальной причиной, но мне и так ясно. И на случай, если тебе интересно, тебя я тоже на дух не выношу, несмотря на то, что ты не станешь Уизли. Драко знал, что зашел слишком далеко, но не мог удержаться и не показать ей, что слышал ее слова. Она прищурилась и сжала губы в тонкую линию. Это означало, что игра закончена. — Не вижу причин оставаться здесь и выслушивать оскорбления. Мне что-то расхотелось кофе. Мэгги, прошу тебя, подумай как следует, кого ты нанимаешь. Малфой, тебе я советую пойти и броситься с утеса. Доброго дня! И бросив на Драко уничтожающий взгляд, она повернулась и вышла из кафе, на прощанье хлопнув дверью. Наступила полная тишина. До Драко дошло, что их свирепую перепалку слышали не только его нанимательницы: большинство посетителей подняли головы от книг, чтобы самостоятельно определить счет. К его удовольствию, итогом оказалась ничья: когда он обвел зал, половина присутствующих кивала или усмехалась, в то время как вторая половина гневно ела его глазами. Он посмотрел на Бьянку, которая впилась в него яростным взглядом, точно Гермиона несколько минут назад. Потом вздохнула и выбежала на улицу, видимо, чтобы перехватить другую ведьму прежде, чем та аппарирует. Он повернулся к своей бывшей хозяйке, ожидая увидеть такое же гневное выражение. Но на лице Мэгги была печаль. И сострадание. Можно подумать, что Драко нужна ее жалость! — Ну, — решительно сказал он, — спасибо, что дали мне шанс. Доброго вам вечера. — Ты что, уходишь? — спросила она, широко открыв глаза. — Ну да, меня же уволили. — Вовсе нет. — Как нет? Драко искренне не мог понять, как такое может быть. Он-то думал, что попадет в Настоящий мир, но вместо этого оказался в Бедламе. Может, когда кидал летучий порох в камин, неправильно произнес «Диагон-аллея»? — Не вижу причины увольнять тебя за то, что у тебя плохие отношения с одной из наших клиенток. Но, прямо скажу, вы оба меня сильно разочаровали. Ссорились, как пара несмышленых детей! Если хочешь работать дальше, научись вести себя профессионально. Так ты завтра будешь? Сколько Драко себя помнил, никто и никогда не разочаровывался в нем и Гермионе Грейнджер одновременно. В зависимости от того, на какой стороне находился человек, он выбирал кого-то одного (возможно, за исключением Макгонаголл, но та не шла в счет, потому что была разочарована в людях в целом). Он прикинул, какие у него есть варианты. Можно вернуться домой и прозябать там в одиночестве без единого друга, а можно попытаться еще раз. По правде говоря, хотя смена больше напоминала крушение поезда, такого удовольствия он не испытывал очень давно. Он кивнул Мэгги. — Отлично, я на это и надеялась. Иди домой и приди в себя. Отойдешь немного и возвращайся завтра к шести. Поучишься делать напитки, а когда освоишься, будешь стоять за стойкой, а мы будем обслуживать клиентов. С Бьянкой я все улажу. Драко был тронут. Она собиралась дать ему еще один шанс. Более того, она собиралась защищать его перед своей дочерью. Он сжал челюсти, сознавая, что следует сделать. Потом посмотрел Мэгги прямо в глаза и от всей души произнес: — Спасибо! Она улыбнулась и пожелала ему спокойной ночи. Он отправился домой. Теперь, по крайней мере, он знал, что ему предстоит. Глава 4. Языки За следующую неделю Драко освоил все меню. Она научился взбивающим, смешивающим, охлаждающим и согревающим заклятьям, а потом обнаружил, что приложив совсем немного усилий, может произвести впечатление на клиентов. Мэгги страшно обрадовалась, когда он придумал, как наколдовать в центре стакана с любым напитком пузырьки самой причудливой формы. Он сочинял эти формы сам или выполнял просьбы покупателей. Он также выяснил, почему так крепко заснул после своего первого посещения «Ворона»: по утрам в кофе добавляли пару капель Бодроперцового зелья, а по вечерам — легкое усыпляющее, хотя клиенты могли потребовать эти добавки в любое другое время. В том, что он блестяще готовил сложные напитки, имелись свои преимущества — с посетителями можно было почти не разговаривать. Они заказывали свои любимые пузырьки и интересовались, как у него дела, а он отвечал «Отлично!» или просто кивал. Порой, если они бывали любезны, он им улыбался. Порой они бывали невыносимы, но Мэгги научила его обращаться с грубиянами. Первые два дня за стойкой «бара» она стояла рядом и легонько похлопывала по плечу каждый раз, когда ему хотелось на кого-то накинуться. К удивлению Драко, даже Бьянка сменила гнев на милость. Он был занят по вечерам с Мэгги, а Бьянка — в дневную смену с отцом. Пару раз, ближе к вечеру они с Бьянкой работали вместе, и, похоже, та простила ему перепалку с Гермионой Грейнджер. Она явно ему не доверяла, но старательно улыбалась, когда он заходил в кафе, и время от времени пыталась поговорить о погоде или текущих делах. Мэгги сказала, что Гермиона появляется в «Вороне» по утрам перед работой и изредка в обеденный перерыв. Он воспринял это с облегчением. Наступил четверг, и Драко с трудом мог представить, что всего неделю назад был отчаянно несчастен. Теперь целый день ему было, с кем поговорить, чем заняться и чему учиться. С Бьянкой они, конечно, друзьями не стали, и он сомневался, что когда-нибудь это случится, но с Мэгги ему, похоже, удалось пройти половину пути. Приглашать ее выпить стаканчик после работы он, понятно, не собирался, но рассказал ей кое-что о себе, и по непонятной причине она не стала к нему хуже относиться. Был тихий, безлюдный вечер. За окном лил проливной дождь, а слякоть пробирала до костей. Мэгги оставила его на несколько часов одного, отправившись обедать с подругой. Драко наводил порядок за стойкой и смотрел на дождь. Дверь отворилась, и вошла посетительница. Она закрыла черный зонт, и, тролль ее подери, оказалась Гермионой Грейнджер. Обнаружив его за стойкой, она посмотрела на него с неопределенным выражением. Ему не полагалось ее оскорблять, а ей не полагалось здесь быть, так что ничем хорошим это кончиться не могло. Она сделала суровое лицо и двинулась к стойке. — Опять ты. Бьянка сказала, что сегодня ее смена, но, похоже, ошиблась. — С чего бы ей такое говорить, учитывая, что она работает днем, а я вечером? Драко изо всех сил старался сохранять выражение лица бесстрастным, а тон — ровным, но весь напрягся, словно готовился прыгнуть из засады. Или отбиваться, как только она на него набросится. — Просто позор, что тебя до сих пор не уволили! Я думала, Мэгги лучше разбирается в людях, — заявила Гермиона, издевательски кривя губы. Волосы ее были безжалостно затянуты в узел на затылке, что, в сочетании с хищным блеском в глазах, придавало ей на редкость свирепый вид. — Я все еще здесь, — сказал он, сжав челюсти, и отвернулся. Ему хотелось ответить на вызов, но, возможно, она пришла, чтобы его испытать. Может, Мэгги сама ее попросила сходить и проверить, как он справляется. Он искоса посмотрел на Гермиону. Вид у той был удивленный. Она сузила глаза, что-то прикидывая в уме. — Ты вроде как должен спросить у меня, что я хочу заказать? И пожелать доброго дня? Давай, Малфой, на твоей работе точно не надорвешься. Я знаю, ничего более-менее сложного тебе не осилить, но с таким простым делом даже ты справишься, — бросила она. Они уставились друг другу в глаза. Это было нечестно! — В мои обязанности, Грейнджер, помимо прочего, входит быть любезным с посетителями, даже когда те хамят, — проговорил он сквозь сжатые зубы. — И на эту обязанность в данный момент уходят все мои силы. Он надеялся, что она поймет намек и втянет когти, но зря. — Может, улыбнись ты, когда я вошла, я бы засчитала это за любезность, но у тебя все тот же кислый вид. Что, деньги кончились? Или все о тебе позабыли, и пришлось устроиться официантом, чтобы с тобой волей-неволей стали разговаривать? Драко был в ярости и смятении одновременно. Что за пытка! Это напоминало беседы с Панси, только отвечать было нельзя. Словно все твои друзья с бешеной скоростью носятся по квиддичному полю, а ты сломал ногу. — А ты зачем здесь? Что с тобой не так? Я уверен, ты отлично знала, что Бьянки не будет, потому что по вечерам она не работает. И все-таки явилась! Если думала, что я сорвусь, оскорблю тебя, и меня уволят, то просчиталась. Драко глубоко вдохнул, закрыл глаза и, как учила Мэгги, сосчитал до десяти. Потом открыл, и Гермиона все еще стояла перед ним и все еще была в ярости. Он решил, что счет до десяти помогает, только если за это время человек уходит. — Как мило! — сказала она. — Вообразил, что я пришла специально для того, чтобы с тобой поругаться? Жалкое поведение, а жалость здесь вызываю не я. Это не я восемь лет пряталась под отцовским крылышком, и это не у меня нет ни единого друга. Драко посмотрел на нее с немым ужасом, потом сообразил, что знать наверняка она не могла и ударила наугад, просто потому, что он не среагировал на замечание насчет денег. Она улыбнулась жуткой улыбкой, и он почувствовал, как тает и исчезает терпение. Держать себя в руках было бесполезно. Он только надеялся, что Мэгги его простит, потому что всему есть предел. — Можешь поверить, я не меньше других удивлен, что хоть кто-то согласился тратить на тебя время, ты, бешеная стерва! Ты поэтому всюду таскалась за Поттером? — это имя он с отвращением выплюнул. — Спорим, он считает себя мучеником — ему же приходится выслушивать твои проповеди, самодовольная ты ханжа! А полоумные Уизли? Ну, этим-то любая сгодится! Он перегнулся через прилавок, нависая над ней всем своим ростом, но маленькая ведьма и глазом не моргнула. Он думал, что Гермиона в ярости выбежит на улицу и кинется докладывать Мэгги, что ей наговорили гадостей, но та, похоже, пришла в восторг. Она смотрела на него с диким блеском в глазах. Оба тяжело дышали. — Что ты вообще знаешь о моих друзьях? Не смей о них говорить! Гарри, — тут она сделала паузу, — Гарри — настоящий мужчина. Он в сто раз лучше тебя! — Грейнджер, ты, похоже, кое-кого пропустила. Может, назовешь? Имя начинается на «Р» и рифмуется со «слон»? Погоди, сейчас вспомню... Она ухмыльнулась, оскалив зубы. Все лучше и лучше! — Постой, вспомнил! Только Уизли больше не мужчина, ты его лично кастрировала, фригидная гарпия! — Не думаю, что твое мнение о чьих-то отношениях хоть что-то весит. У меня в «Ежедневном пророке» есть знакомые, так они меня уверяли, что у тебя шестой год нет девушки. Не могу сказать, что удивлена! Драко зарычал от раздражения. В светской колонке «Пророка» писали о его разрыве с Асторией, но было ясно, что Гермиона этого не помнит и не поверит, если он ей скажет. — Даже будь это правдой, лучше вовсе не иметь девушки, чем запутаться в нелепых выдумках, которые ты называешь отношениями. Годами держалась за парня, над которым весь колдовской мир смеялся, самого никчемного в никчемушной семейке. И каково это, знать, что зря тратила время? — В отличие от тебя, я время зря не трачу. Я придумала шесть новых заклятий и десять зелий, и публикую книги. И каково это, знать, что тебе никогда за мной не угнаться? Она попала в цель, но Драко не собирался в этом признаваться. Вместо этого он нанес новый удар. — Да в чем дело, Грейнджер? Если ты такая чертовски успешная, у тебя что, других дел нет, кроме как изводить старого врага? Сходила бы лучше, одежду себе купила, что ли. Или нанялась официальной министерской монахиней? Я всегда подозревал, что Уизли тянет к парням, но теперь в этом уверен. Раз ты трахаешься так же, как одеваешься. «А если трахаешься так же, как ссоришься, то я запишусь на абонемент». Не иначе, как она его с ума свела, иначе бы такая дикая мысль ему в голову не пришла. И он не стал бы препираться о вещах, которые имели смысл, когда им было по тринадцать. Но что было делать? Они так давно не общались, что не обзавелись новыми поводами. Оба стояли нос к носу, упершись намертво. Драко давно не чувствовал себя таким живым. Ему хотелось убить Гермиону, а потом покончить с собой. Странное чувство. Он сморгнул, и все кончилось. В кафе воцарилась полная тишина. Было слышно, как шумит дождь за окном. Он отступил назад, Гермиона тоже. Глаза у нее горели яростью, но лицо вновь стало спокойным. — С меня хватит! — заявила она, но Драко мог поклясться, что она врет. А может, ему хотелось в это верить. — Ты подумал насчет того, чтобы спрыгнуть с утеса? — Нет. Пока в мире не перевелись такие ведьмы, как она, ему нет нужды прибегать к крайним мерам, чтобы взбодриться. Она приподняла брови и криво улыбнулась: — Жаль. Потом повернулась и ушла, позабыв о зонтике. Драко видел, как она под проливным дождем дошла до угла и аппарировала. Он все еще задыхался, сердце билось, как сумасшедшее, и он понятия не имел, что произошло. Он закрыл глаза, запустил руки в волосы и принялся считать про себя. Досчитав до сорока, он был вынужден признать, что это не помогает. Он открыл глаза как раз тогда, когда дверь снова отворилась. На мгновение ему показалось, что Гермиона вернулась, чтобы еще его помучить, но это оказалась Мэгги. Она заметила, какой у него измученный вид и бросилась к стойке. — Драко, что случилось? Ты весь красный! У тебя не жар? Она прижала к его лбу прохладную руку, и он закрыл глаза. В детстве, когда он болел, так поступала мать, и это было необычайно приятно. Мэгги потрогала его щеки и шею и покачала головой: — Жара нет. Что-то случилось, пока меня не было? — Я в порядке, — сказал Драко, ответив не на тот вопрос, который задали. Он знал, что вид у него виноватый. Она посмотрела на него пронизывающим материнским взглядом: — Ты уверен, что ничего не хочешь мне сказать? — Да нет, все в порядке. Ни одного заказа. По мнению Драко, ход был блестящий: он был уверен, что Гермиона Грейнджер приходила не за кофе, а за хорошей дракой. — Что, совсем никого не было? — уточнила Мэгги. Может, и не такой блестящий, как ему казалось. Он отвернулся. — То есть кто-то заходил, заказа не сделал, а ты теперь не в себе. Интересно, кто бы это мог быть. — Никто, — пробормотал он. — Я так и думала, что она сегодня появится. Говорят, в Министерстве занялись реформами, если понимаешь, о чем я. Драко не понимал, поэтому она объяснила. — Они придумали новый департамент и собираются без особой хитрости засунуть туда всех, кто хочет настоящих перемен. Назвали его Департаментом внутренних реформ, но с тем же успехом могли обозвать «Департамент для тех, кто нам не нравится». Думаю, что ведьма, о которой мы говорим, получит в нем высокий пост. — Понятия не имею, о ком вы, — сказал он, старательно избегая взгляда Мэгги. — Ну, значит, я ошиблась, — поддразнила она его, и снова стала серьезной. — Посмотри на меня, Драко. Она терпеливо дождалась, чтобы он перестал рассеянно взирать на луну. — В чем дело? — наконец не выдержал он. — Ты боишься, что меня огорчит твое поведение? Драко буркнул что-то себе под нос. — Я не собираюсь ломать голову, пытаясь понять, что вы не поделили с Гермионой Грейнджер. Честно говоря, не возьму в толк, почему вы не поладите — вы же с ней очень похожи. — Мы друг друга ненавидим. Причина только в этом. А теперь я прикован к этой стойке, так что она вообразила, что каждый раз, как ее выведут из себя, можно отыграться на мне. В школе Драко сам проделывал нечто подобное, но это было давно. Предполагалось, что за это время они повзрослели. То есть он, конечно, нет, но она-то должна была! — Я бы предпочла, чтобы вы пререкались подальше от моего кафе, но понимаю, что дело не только в тебе. В понедельник я весь день буду проверять счета и постараюсь с ней потолковать. Поскольку Драко так и не повзрослел, он тайно понадеялся, что Гермиона заглянет в кафе еще раз до того, как Мэгги в понедельник устроит с ней беседу. Дома в холле он обнаружил письмо, но оно не могло быть важным, потому что сове не приказали дождаться ответа. Писала мать: рассказывала о том, какие сделала покупки, и какая хорошая стоит погода. Об отце в письме не говорилось ни слова, так что тот не умер и вообще ничего такого, а то бы мать об этом упомянула. Все-таки странно, что в длинном письме начисто отсутствовало отцовское имя. Драко задумался, а проводят ли его родители хоть какое-то время вместе. В огромном Маноре они трое могли неделями успешно избегать друг друга (что и делали), но особняк в Монако был гораздо более скромных размеров. Он написал короткий невнятный ответ: у него все нормально и как обычно, и отправил с одной из домашних сов. Через несколько часов он улегся в постель и попытался не думать ни о Гермионе, ни о Министерстве, ни об отце, ни о работе. Но поскольку оставшихся тем для размышления было маловато, эта попытка успехом не увенчалась. Глава 5. Космос и облака Несмотря на вчерашний провал, Мэгги пришла к выводу, что Драко в состоянии управиться в одиночку. Она объяснила, что Бьянка беременна, и именно поэтому им понадобилась помощь. Они хотели, чтобы Бьянка, когда родит, взяла отпуск, а у них с мужем было время, чтобы возиться с ребенком. Мэгги будет появляться только по вечерам, чтобы помочь закрыть кафе и привести в порядок отчетность. С начала смены Драко то и дело поглядывал на часы. В прошлый раз Гермиона пришла в половине седьмого. Он понимал, что она вряд ли появится два дня подряд, но вела она себя так странно, что он не терял надежды. Весь прошлый вечер он, помимо желания, думал о ней. Видимо, повлияла новизна ситуации в сочетании с присущим ему любопытством. Если она будет ходить в кафе по вечерам, он сможет выяснить, в чем проблема, и его снова начнет от нее тошнить. Он гадал, что она за человек? Ведет ли себя, как стерва, со всеми, или только с ним? Он был практически уверен, что только с ним. И даже более важный вопрос — как она трахается? Тут у него были определенные предположения, все, как одно, крайне лестные. Раз возникнув в голове, эти дикие мысли в ней застряли. Он давно не видел во влечении к магглорожденным ведьмам ничего грязного. За последние два года он их подцепил немало. Как раз с чистокровными ведьмами у него не ладилось, потому что те: а) терпеть его не могли, и б) выбор с самого начала был не слишком велик. После катастрофы с Асторией он решил, что пришло время расширить зону поиска. И теперь, глядя, как пылают решимостью глаза Гермионы Грейнджер, он не мог не думать, что было бы, если бы они пылали страстью. Полседьмого настало и прошло, и Драко понял, что надеяться не на что. Гермиона не появится раньше утра понедельника, а там Мэгги так ее пристыдит, что она станет избегать его до конца жизни. Послеобеденная горячка спала, большинство клиентов, устроившись на веранде, наслаждались хорошей погодой, так что само кафе практически пустовало. Он смотрел в стену, размышляя, какое это невезение — больше ни разу не увидеть Гермиону Грейнджер. Раньше ему такие мысли в голову не приходили: ни насчет того, чтобы снова ее увидеть, ни насчет невезения. В школе она всегда была где-то поблизости: толкнешь под руку, когда заходит в класс, и смотришь, как подбирает учебники. Такой уж он был малолетний придурок! Потом началась война, и если он о чем и думал два проклятых года, то сейчас заявил бы, что на него нашло помрачение. Он видел, как Гермиону пытали на полу их гостиной, и лучше бы ему этого не видеть. Лучше бы об этом забыть. После войны, стоило ему взять в руки «Пророк», как она обнаруживалась на одной из страниц, делая что-то доброе и нужное. Никому не признаваясь, он чувствовал что-то вроде космической связи с кучкой безумных гриффиндорцев, с которыми провел шесть лет. Гарри Поттера он ненавидел, Рона Уизли считал полным идиотом, его сестру признавал довольно горячей штучкой (хотя никак не мог запомнить ее имя), но, что касается Гермионы, это было совсем другое дело. Она появилась ровно в семь и выглядела лучше, чем обычно: сняла официальную мантию и распустила волосы. Она приблизилась к стойке деревянной походкой, прилагая усилия, чтобы выглядеть спокойной и собранной (без всякого успеха), уперлась руками в столешницу и плотно сжала губы. Мэгги ушла, посетителей в зале почти не было, и Драко отлично знал, чего добивается Гермиона. Он хищно улыбнулся. Напоследок стоило постараться как следует. — Смотрите, кто пришел! Обрати внимание, я улыбаюсь. Следую твоему совету. Как дела? — протянул он, не скрывая яда в голосе. — Можно подумать, тебя интересует кто-то, кроме себя самого, Малфой. Но, если хочешь знать, хуже не бывает. Она рассматривала лежащие на стойке ладони. Такого он не ожидал. Как всегда во время разговора с Гермионой Грейнджер у него возникло ощущение, что его с головой накрывает волной. — Тогда что ты тут делаешь? — осведомился он. — Мы с тобой не виделись много лет, а две наши последние встречи ты завершила пожеланием прыгнуть с утеса. И пришла снова, да еще расстроенная, точно зная, что я буду на месте. В чем дело, Грейнджер? Она промолчала, так что он продолжил сам: — Тебе что, легче от того, что я надрываюсь на грошовой работе, где мною командуют все, кому не лень? Можешь на меня наорать, мне все равно — хоть какое-то развлечение. Он не особо задумывался над тем, что говорит, но ему очень хотелось разгадать ее грандиозный замысел. Он понимал, почему его к ней тянет: он любил спорить, а у нее это здорово получалось. Можно было отвести душу и притом не бояться, что кто-то узнает. Но вот Гермиона-то с чего к нему зачастила? Этого он не мог понять при всем желании. Она откинула голову и бросила на него странный неуверенный взгляд. — Мне действительно легче от того, что ты там, где тебе и место. Но я здесь не поэтому. Просто я привыкла, когда у меня неприятности, приходить поболтать с Бьянкой, а теперь по вечерам вместо нее ты. Она хмуро оглядела стойку. — Да, и в Министерстве окончательно съехали с рельсов. Ты что, скончаешься, если поинтересуешься, что мне подать? — Что? — переспросил он. — Если ты не забыл, это работа у тебя такая – предлагать напитки. Я хочу выпить. — Таких напитков мы здесь не держим, Грейнджер. Она вздохнула и потрясла головой. — Знаю. Сделай мне какао с корицей и не жалей взбитых сливок. Больше его нигде не подают, так что идти мне некуда. Драко и раньше случалось попадать в неловкие ситуации. Когда ему было двенадцать, он наткнулся на Северуса Снейпа, который принимал душ в одной из ванных Манора. Он видел все. История с Гермионой Грейнджер, по всему, обещала выйти на заслуженное второе место. С тех пор, как та вошла, настроение у нее поменялось столько раз, что у Драко голова шла кругом. Ему казалось, что он все про нее знает, но он не знал ничего. Ему хотелось ее поддеть, но слова не шли на язык. Когда они были в школе, ему нравилось ее дразнить сразу по нескольким причинам. Во-первых, она была хорошей девочкой. Это означало, что словесное оскорбление вряд ли заставит ее схватиться за палочку. Школьному задире обязательно следует такое учитывать, потому что всегда есть риск нарваться и получить заклятье в ответ на издевку. Драко нравился себе таким, какой он есть. Во-вторых, не было ничего легче. Ее чувства можно было прочитать по лицу, свои мнения она тут же высказывала вслух, а ее голова напоминала гигантскую копну. Драко мог издеваться над ней месяц подряд, ни разу не испытав недостатка в темах. Третье: когда она злилась, за ней было забавно наблюдать — щеки наливались алым, губы дергались, а руки ходили ходуном. И, в-четвертых, она умела держать удар и отвечать на вызов. Было время, когда Драко нравилось издеваться над колдунами типа Лонгботтома или Хагрида, которые, вместо того, чтобы разозлиться, только печально вздыхали и сбегали, вместо того, чтобы придумать едкий ответ. Но быстро наскучило: гораздо веселее, когда склока заставляет напрягать ум. Поэтому он так ценил Блейза и Панси: он мог сказать им все, что в голову взбредет, зная, что те не останутся в долгу. Поскольку оба временно выбыли из строя, Гермиона Грейнджер стала приятной заменой. Но сегодня она явно была не в настроении, так что он сдался. Он перешел на конец стойки и взялся за какао. — Можешь наколдовать пузырь в виде головы Джона Доулиша на блюде? — спросила она, не поднимая глаз. Драко усмехнулся. Благодаря «Пророку» ему было известно, что Гермиона работает в Департаменте защиты магического правопорядка под началом Доулиша. Интересно, как тот сумел сделать такую карьеру? Он долгие годы служил простым аврором и в основном выступал мишенью для злых чар, оглушающих и прочих неприятных заклятий. Еще Драко было известно, что Доулиш довольно плотно сотрудничал с отцом во время войны, в те времена, когда имя Малфоев кое-что значило в Министерстве. Но былая дружба с Люциусом Малфоем вряд ли могла считаться рекомендацией на должность главы Департамента магического правопорядка. Он не был уверен, что Гермиона, когда она заявила, что в Министерстве окончательно сошли с ума, имела в виду именно это, но решил, что опять начнет следить за новостями. Он не интересовался политикой, но кое-что понимал в том, как она устроена. Например, если ты прав, это не значит, что тебя станут слушать. Если сделаешь что-то дельное, после твоего ухода все рухнет, потому что остальным наплевать. Главное — правильно отчитаться. Самое смешное, что, по его мнению, Гермионе это тоже было отлично известно. Но в типично гриффиндорской манере она готова была биться головой о стену реальности до тех пор, пока та не поддастся и не примет нужную форму. Неудивительно, что этот метод не срабатывал. Он приготовил какао, наколдовал самый лучший пузырь в виде головы-Доулиша-на-блюде, какой сумел, и увенчал щедрой порцией взбитых сливок. Потом взял чашку и поставил на стойку между ладоней Гермионы. — Совсем непохож, — сказала она. — Ты что, хочешь, чтобы я сделал точную копию этого урода? — возмутился он, оскорбленный, что она не оценила его работу, но тут она улыбнулась. Улыбка не предназначалась ему: он увидел отражение в столешнице. Все равно это было странно. — Наверно, нет, — пробормотала она и подняла голову с прежним вызовом в глазах. — Видимо, я ожидала слишком многого от Драко Малфоя, знаменитого изготовителя кофейных пузырей. Где ты этому научился? Нанимался клоуном на детские праздники? Драко понятия не имел, кто такой клоун, и его задело, что она насмехается над его новым умением. Тем не менее, он ей подыграл: — Сам додумался, если хочешь знать. Ты, может, и дока в арифмантике, но в искусстве не разбираешься совсем. Он вздернул подбородок, заранее зная, что она скажет, и понимая, что подставился. Может, даже нарочно, но это было неважно. — Да, в высоком пузырьковом искусстве я действительно смыслю мало. Она вытащила палочку. Драко тут же сделал шаг назад. Она коротко рассмеялась, и, вместо того, чтобы наслать на него заклятье, ткнула палочкой в стакан, прямо в голову Доулиша. Пузырь лопнул, а Гермиона с усмешкой потрясла головой. — Сукин сын! Обойдусь и без него. Мне выплачивают авторские за мои книги, и я пошла к нему только потому, что хотела помочь. Я понадобилась, чтобы разгрести те завалы, которые у них накопились, только выяснилось, что они не желают пальцем о палец ударить. Голова Драко снова пошла кругом. Не требовалась газета, чтобы понять, что Гермиону Грейнджер только что уволили. В Министерстве действительно съехали с рельсов! Поскольку он молчал, она подняла голову. Он попытался скрыть выражение глаз, но было поздно. Она увидела. Увидела, что на мгновение он с ней согласился. А он всего-то хотел понять, что происходит. Он решил, что с тем же успехом можно сделать вид, что это он нарочно, и кивнул. Она отпила глоток какао: — Похоже, кое-что ты все-таки умеешь. Вполне прилично. Прилично?! — Ну да, — согласился он. — Приличие — это то, к чему я стремлюсь. — Заметно. Ставишь себе высокую планку, а? Он нахмурился, жалея, что не может отыграть назад свой кивок. — Думаю, мне пора домой. Можешь с утеса не прыгать, Малфой. — И не собирался, — буркнул он. Она допила какао и ушла. К закрытию посетителей немного прибавилось. Драко улыбался всем подряд. Ему следовало злиться, скучать или хотя бы тосковать, но вместо этого он был всем доволен. Появилась Мэгги, и ей он тоже улыбнулся. — У кого-то сегодня хорошее настроение, — заметила она. — Что случилось на этот раз? — Ничего. Мне что, нельзя быть в хорошем настроении? — Я уже стала думать, что ты не знаешь, как. Каждый день появляешься с таким видом, словно у тебя над головой огромная черная туча. Я рада, что ты улыбаешься, вот и все. Оба замолчали. Драко снимал выпечку с витрины, а Мэгги в подсобке разбирала пергаменты и считала выручку. Закончив, они двинулись к двери. Теперь или никогда, решил он. — Не думаю, что есть необходимость в понедельник разговаривать с Грейнджер. Он старательно смотрел в сторону, но был убежден, что услышал шорох, с каким взлетели ее брови. — Вот как? И почему? — простодушно поинтересовалась она. — Просто не нужно. — Ясно. Тут я тебе полностью доверяю. Похоже, ты справился без меня. Он поглядел на нее, и она ему подмигнула. Ну вот, теперь и у нее в голове появились дикие мысли. — Прошу прощения, я… — Спокойной ночи! — сказала она и аппарировала, как только они оказались на улице. Что было к лучшему, потому что Драко понятия не имел, что хотел сказать. Глава 6. Пожары и Грейнджеры В воскресенье у Драко случился первый в жизни выходной, и он не знал, куда себя девать. Без работы ему сразу стало одиноко. В кафе он легко забывал, что все еще остается полным придурком, у которого только двое друзей. Вообще-то его друзья нуждались в некотором пересчете: Мэгги можно было назвать половиной, Бьянку – четвертью, Гермиона Грейнджер сошла бы за одну пятую или около того… (Нет, он о ней даже и не думал, ничего подобного!) Ну, и каждый из постоянных посетителей тоже вносил свою небольшую долю. Так что у него уже было трое друзей. Только вряд ли удалось бы убедить в этом Блейза: чтобы получить третьего, нужны были полсотни человек и счеты. Он как раз прикидывал, чем бы заняться, когда в камине появилась голова Блейза. Драко хмуро посмотрел на своего бывшего второго друга. — Привет, Малфой, — заявил тот. — Слышал, ты все еще жив. Он проигнорировал укол: теперь он выше подобных глупостей, потому что сразу ясно, кто из них круче. — Ты что здесь делаешь? — спросил он вместо этого. — Третьим другом я пока не обзавелся. — Не могу сказать, что удивлен, но слышал, у тебя появилась работа. Ну и как? — Неплохо, — признался Драко не без гордости. — Почти подружился с хозяйкой. — С Мэгги, что ли? Думаешь, это считается? Вы со старушкой повадились в «Дырявый котел»? — Не надо обзывать Мэгги. И нет, не повадились, поэтому я и сказал «почти». Блейз приподнял брови. Он не привык, чтобы Драко за кого-то заступался, и тем более, за такую легкую добычу, как дети и старики. Много баллов за них не начислялось, но охота была разрешена. — Простите, профессор Макгонаголл. Что, снимешь баллы? — Ты сказал, что будешь мною гордиться, если я обзаведусь другом и найду работу. Не думал, что ты такой придирчивый. Блейз сдал назад и смягчился. — Да я пошутил, приятель. Похоже, твои дела пошли на лад. Он помолчал и добавил с легким отвращением: — Когда это мы успели превратиться в слюнявых флоббер-червей? Должно быть, воздух влияет: чистый и Панси не отдает. — Очень может быть. Странное дело: он скучал по Панси и одновременно радовался, что та уехала. Обычно все обстояло ровно наоборот: он наслаждался ее обществом, желая, чтобы она поскорее ушла. С ней было невозможно расслабиться. Приходилось быть все время настороже, вдумываться в каждое слово и соображать, следует ли слегка обидеться или глубоко оскорбиться. Он ждал ее возвращения и опасался, что она вернется слишком скоро. — А у тебя как дела? — спросил он после паузы. — Отлично. Дафна счастлива, потому что я сказал ей, что ты на время от нас отстанешь. Странно только, что Амаранта хочет знать, куда ты делся. Наверно, считает тебя чем-то вроде занозы в заднице и жаждет твоего одобрения, потому что ты не обращаешь на нее внимания. Хороших девочек вечно тянет к плохим мальчикам. Вот только ей всего пять. — Может, я ей нравлюсь. — Не может. — Я же сказал, что больше не буду ей врать. Буду себя хорошо вести. — Спасибо, не надо. Вдруг ты ей еще больше понравишься? Только представь этот кошмар: мы с Амарантой все время торчим у тебя, Дафна с каждым днем звереет и в конце концов решает нас бросить. Тебе это надо, ты, разрушитель чужих семей? Драко довольно усмехнулся. Несомненно, со временем Дафна оценит, каким вежливым и тактичным он стал, и постепенно отойдет, но пока ему нравилось ее доставать. — Может, засунешь Амаранту в камин, и мы поговорим? Она будет рада, потому что соскучилась по мне, — тут он напыжился. — Дафна ничего не узнает. — Я так и собирался. Блейз воровато поглядел через плечо, и, прежде чем позвать дочь, сурово посмотрел на Драко. — Ладно, но ты на испытательном сроке. Если вернется в слезах, отзову лицензию крестного. Драко согласно кивнул. Голова Блейза исчезла из огня, и на ее месте появилась головка маленькой девочки. — Драко! — закричала она, демонстрируя молочные зубы. Драко улыбнулся в ответ. — Привет, Амаранта. Как дела? — Вчера ходили в театр, и все были смешно одеты, и там были гиппогрифы. — О чем была пьеса? — спросил он, словно его это интересовало. Она сморщила носик, пытаясь вспомнить. — Это было очень давно, и гиппогрифам было нечего есть. Потом одна девочка нарядилась гиппогрифом-мальчиком, и они с хорошенькой тетенькой стали жить-поживать! — Здорово! Амаранта, подпрыгивая на месте, пыталась заглянуть ему за спину: ее очень редко отпускали в Манор. Вскоре она сообразила, что имеются занятия поинтереснее, чем стоять на коленях у камина и беседовать с взрослым дядей. — Ну, я пошла. Пока! По тому, как двигалась ее голова, он понял, что она машет ему невидимой ручкой. Он помахал в ответ, и головка исчезла, сменившись головой отца. — Неплохо, — сказал тот. — Выглядит даже счастливее, чем до того, как вы поговорили. — Что за пьесу вы смотрели? — Она что, до сих пор о ней не забыла? Мы смотрели «Как вам понравятся эти гиппогрифы». Она никогда не бывала в театре и едва могла усидеть на месте. Я сам не очень-то понял, о чем это: сюжет скачет туда-сюда и неясно, в каком времени происходит действие. Нелепая история, но чего ждать от маггловской пьесы? Думаю, гиппогрифов они всунули в последний момент, чтобы придать ей более магический вид. — Чего ради ты пошел на маггловскую пьесу? Он не мог понять, зачем такое вообще поставили, но то, что Блейз отправился в театр, совсем сбило его с толку. — Дафне захотелось развлечься, а больше там смотреть нечего. Ты давно заглядывал в афишу театра Артемиды? Сплошные маггловские пьесы. В книжных лавках — маггловские книги, в приличных ателье — исключительно мантии маггловских фасонов. В общем, кошмар! Я тут купил себе книжку, чтобы понять, из-за чего шум. Называется «Гордость и заводной апельсин из Монте-Кристо». В жизни не читал такой чуши! Страшно подумать, что это было, до того, как по ней прошелся наш редактор. Стало понятно, почему в шкафу с вновь вышедшими книгами были сплошь незнакомые фамилии. И почему мать в последнее время так странно наряжается. Он-то думал, что в «Вороне» собираются только магглорожденные и чистокровные, которых лишили наследства за отвратительный вкус, но, похоже, дело было в новой моде. Драко явно отстал от жизни. — Ну-ну. Так от магглов нынче надо быть в восторге? — Говорю тебе, я сам толком ничего не понимаю. Но музыка у них отличная. Есть такие плоские металлические кружки с дыркой посередине, так вот их слушают. Блейз произнес это с таким почтением, словно изготовить плоский металлический кружок было невероятным подвигом. — На Диагон-аллее открылась новая лавка, там их продают. Хозяин сказал, что магглы используют специальные устройства, но для нас придумали простое заклятье. Называются «диски». Я взял один «Пинк Флойд», и еще… — Ты что, в феллеры подался? Или это какое-то другое зелье? Ты хоть сам себя слышишь? — Ничего подобного! Я знаю, ты вечно сидишь дома, но даже ты вынужден признать, что с музыкой у нас плохо. Что, тебя от «Сестричек» еще не тошнит? А знаешь, что магглы ездят по всему миру — с их-то примитивными устройствами! — чтобы послушать, как их любимые музыканты исполняют песни, которые они знают наизусть? У них сотни и тысячи музыкантов, и все пишут разную музыку, а потом маленькие маггловские штучки издают всякие звуки. Если подумать, довольно впечатляюще. — По-моему, это просто смешно. — Малфой, ты безнадежно устарел. Можешь мне поверить, в этой дисковой лавке толпится половина нынешнего Хогвартса. Я слышал, у некоторых школьников бывает по сотне разных дисков. — Мне все равно, от чего магглы приходят в восторг. — Никто и не ждет, что ты… Говорю тебе, я сам в восторге! Ладно, мне пора, а то Дафна начнет удивляться, с кем это я так долго разговариваю. Когда Панси вернется, надо бы выбраться выпить. — Поговорим на следующей неделе. Голова Блейза исчезла из камина, оставив Драко обдумывать услышанное. Так обычно и бывает, когда человек решил начать новую жизнь и пересматривает то, что считал само собой разумеющимся. Интересно, предки чувствовали себя также, когда в Хогвартсе появились первые магглорожденные? Иными словами, он ощутил себя старым пердуном, который грозит палочкой мальчишкам, играющим на газоне. Это было неприятно. Он решил, что проведет выходной, исследуя новые тенденции. Все равно заняться ему нечем. Итак, маггловская культура: куда катится мир? Он отправился камином на Диагон-аллею и стал присматриваться, как одеты прохожие. Вместо пуговиц многие застегивали мантии с помощью тонкой цепочки из маленьких серебряных полосок, что, по мнению Драко, выглядело совершенно по-дурацки. Он обнаружил, что некоторые носят круглые шляпы с вытянутыми надо лбом полями. Тоже дурость. Удивительно, сколько всего можно узнать о мире, если отвести глаза от булыжников у себя под ногами! Первым делом он отправился во «Флориш и Блоттс», чтобы обзавестись маггловской литературой. В шкафу с новинками стояло множество книг с длинными путаными названиями, похожими на то, о котором говорил Блейз. Наконец он остановился на «451 по Франкенштейну», потому что это была самая тонкая книга. Описание на задней обложке привело его в тупик, но он твердо решил проверить, сможет ли ее осилить. С учетом гигантской самоуверенности и искренней страсти к чтению, он был убежден, что справится куда лучше Блейза. Тот был далеко не дурак, особенно когда речь шла о цифрах и делах, но назвать его книгочеем было трудно. Следующим на очереди стал его любимый магазин одежды. Дом Бодруа предлагал новейшие парижские фасоны, и большая часть гардероба Драко происходила из их филиала на Диагон-аллее. Мантии были безумно дорогими, сидели идеально, и им не было сносу, особенно с учетом того, что магические моды за последнюю сотню лет не слишком изменились. Драко впервые осознал, что традиционный покрой отличает определенное однообразие, только когда опять оказался у Бодруа. Торговый зал был отделан заново и поразил Драко сияющей чистотой. Здесь было чище, чем в Святом Мунго! Стены, сделанные из какого-то гладкого, непривычного на ощупь материала, слепили белизной и излучали яркий, режущий свет. Пол был выложен белым мрамором, и Драко мог бы поклясться, что во всем зале нет ни единой тени. Молодая ведьма, которая вышла ему навстречу, выглядела очень странно. Он никогда не видел ничего подобного. На ней вообще не было мантии! Она вырядилась в белую нижнюю рубашку с длинными рукавами и пуговицами спереди. Рубашка была аккуратно заправлена в тугой кусок черной материи, охватывающий ее от талии до колен. К блестящим черным туфлям под пятками были прикреплены заостренные палочки, а с шеи свисал целый каскад ярко раскрашенных бус. Очень высокая, очень худая, и с первого взгляда ясно, что француженка. Она бросила на него оценивающий взгляд и пришла в недоумение. И понятно, почему: он был в мантии от Бодруа, сшитой на заказ… пять лет назад. Она, должно быть, не могла взять в толк, почему постоянный богатый клиент за пять лет ни разу не удосужился обновить гардероб. — Добрый день, любезный посетитель! — произнесла она с легким французским акцентом. — Что это на вас надето? Вопрос вылетел у Драко изо рта помимо воли. В ее глазах на мгновение померкло видение груды галеонов. Она холодно посмотрела на него и сказала: — Последняя модель Бодруа, месье. Было очевидно, что она могла бы многое добавить, в том числе и о манере Драко одеваться, но придержала язык. Она слишком хорошо соображала, чтобы потерять проценты с продажи, оскорбив богатого колдуна, который не покупал новой одежды с министерства Фаджа. — Вы выглядите, как маггла. — А вы… — она сделала паузу и выдавила улыбку. — Как джентльмен, которому требуется новая одежда. Отличный ход. Был ли виной суровый интерьер из белого камня, слепящий свет, или небрежное превосходство ведьмы, но Драко признал поражение. Времена изменились. Мысль о том, что кто-то может быть одет лучше него, была невыносима. У него имелись деньги, имелась фигура (во всяком случае, так считал он сам), и он всегда стремился быть самым элегантным колдуном, какого можно встретить за день. — Что вы посоветуете? Он чарующе улыбнулся и добавил: — Цена не имеет значения. Она проводила его в крохотную белую комнатку, посреди которой стоял странной формы стул, сняла мерки и исчезла. Он присел на стул, который напоминал половинку яйца, обложенную изнутри подушками, и попытался откинуться на спинку. Потом торопливо, пока не появилась продавщица, поставил стул на место и подумал, что это отличный пример маггловского устройства: выглядит по-дурацки и страшно неудобно. Ни красоты, ни пользы. Ведьма вернулась с грудой одежды. Он начал примерку. Все было легкое, в обтяжку и очень напоминало наряд продавщицы: белые нижние рубашки с пуговицами спереди и черные длинные панталоны вроде тех, что носят под мантией. Похоже, новая мода состояла в том, чтобы разгуливать повсюду в одном белье. Он с облегчением вспомнил, что на Диагон-аллее все еще полно мантий, но было ясно, что пройдет совсем немного времени, прежде чем высокая мода проникнет в широкие массы, и тогда он вдоволь налюбуется чужими животами и задницами. Некоторые рубашки оказались цветными, а у некоторых не было ни пуговиц, ни воротника. Без мантии он чувствовал себя раздетым. Тем не менее, он продолжил примерку, и результат ему в общем понравился. Рубашки с пуговицами были подогнаны так, чтобы подчеркивать ширину плеч, а панталоны сидели как влитые. Ведьма показала, как продеть полоску кожи через дырки на поясе для того, чтобы удержать их на талии. Он улыбнулся своему отражению, а она улыбнулась ему. Он решил, что возьмет все, и тогда она принесла панталоны еще одного фасона. Они были из тяжелой темно-синей ткани, с металлическими застежками, которые Драко уже видел на мантиях. Продавщица объяснила, что застежки называются «молния» и показала, как ими пользоваться. Сами панталоны назывались «джинсы», и на них имелось четыре кармана, как она объяснила, в основном для красоты. Он надел их и почувствовал себя настоящим развратником. — Я их возьму. А что, мантий у вас совсем нет? — У нас есть мантии в новом стиле. Я сейчас принесу. Она вернулась с тонкими мантиями без застежек, которые надо было носить нараспашку, чтобы была видна одежда под ними. Драко прибавил их к покупке, оплатил счет и отправился домой читать новую книгу. Три часа спустя он с трудом осилил половину небольшой повести. Это была история человека, которому поручили заниматься сожжением книг, потому что правительство не хотело, чтобы люди что-то знали. Вместо этого их развлекали всякой повседневной чушью, которую показывали на стенах их домов. Еще это была история про человека, который случайно сотворил убийцу, но в первой половине книги о нем говорилось мало. В отчаянной попытке разобраться, что к чему, он даже попробовал набросать календарь событий. Беда была в том, что половина дат относилась к будущему, а половина — к прошлому. Но, несмотря на то, что книга полностью сбила его с толку, он не мог ее отложить: слишком интересными оказались герои. Хотя иной раз он с трудом их понимал, и не потому, что они говорили по-маггловски. В повести действовали чудовище, которого мучило раскаяние, пожарник, который не знал, чему верить, и трусливый доктор, который не желал брать на себя ответственность. А еще там был человек, который знал, что делать, не боялся, и понимал ценность книг, знаний и свободы. По случайному совпадению он носил фамилию «Грейнджер», и Драко все время думал, как этот персонаж похож на настоящую Грейнджер. Он был убежден, что если бы Министерство принялось сжигать книги, то Гермиона тоже придумала бы дурацкое имя для кучки возмущенных несправедливостью неудачников и бросилась бы на спасение мира. Больше всего его заинтересовал пожарник Монтэг, потому что в юности он пережил что-то подобное. Монтэгу было не с кем поговорить, он никому не мог доверять, и ему навязали ужасную работу, которую он не хотел делать, но приходилось с риском для жизни. Когда Монтэг решил, что у него все-таки есть выбор, это было тяжелое и страшное решение, но ему сразу стало легче. Драко почти пожалел, что не выбрался из дома раньше, вместо того, чтобы прятаться в нем почти десяток лет. Календарь событий, который он составил, был полон подчеркиваний, вопросительных знаков и стрелочек, которые вели в никуда. Пора было ложиться спать. Он заснул, размышляя о пожарах и Грейнджерах. На следующий день, собираясь на работу, он надел черные панталоны и рубашку с пуговицами спереди. И сразу передумал. Продавщица у Бодруа объяснила ему, что в неформальной обстановке теперь носят рубашки без ворота, и он решил, что по случаю тихой воскресной смены проявит наглость и явится в чем-то совсем необычном. В порядке вызова (который был значительно менее дерзким, чем полагал Драко) он поменял рубашку с пуговицами на «футболку» и накинул сверху новую мантию. Судя по отражению в зеркале, выглядел он так, словно собрался на разгульные похороны, но поскольку на покойника ему плевать, натянул первое, что попалось под руку, лишь бы черного цвета. На Диагон-аллее он чувствовал себя неловко, несмотря на то, что новая одежда вписывалась в толпу лучше, чем старая. Он никогда не выходил из дому в чем-то настолько облегающем, однако заметил, что пара ведьм бросила на него заинтересованные взгляды. Когда он вошел в кафе, Бьянка ахнула: — Вот это да! Драко, ты что, наконец-то заметил, что на дворе весна? — Нет, просто решил немного обновить гардероб, но все равно спасибо, — ответил он обиженным тоном, но она только рассмеялась. — Я пошутила. Выглядишь отлично. — Спасибо, — благодарно сказал он. Теперь, когда он не тонул в тяжелой мантии, он чувствовал себя увереннее. На летние мантии накладывали охлаждающие и чары от пота, но весили они все равно немало. Бьянка навела порядок и ушла. Драко опустился на стул за стойкой и достал книгу. Он читал ее несколько часов подряд, в промежутках обслуживая посетителей, и ему стало легче, когда он догадался, что надо сосредоточиться на персонажах, не обращая внимания на сюжет. Чудовище Франкенштейна как раз бродило по лесу, когда громкий голос вернул его к действительности. — Что ты читаешь? — спрашивала Гермиона Грейнджер. Он показал ей обложку и понял, что она недовольна. — А, одну из этих. Не понимаю, как издатели додумались до такой гадости. Берут наугад несколько маггловских книг, перемешивают их, а потом люди думают, что магглы понятия не имеют, как сочинять истории. — Зачем они это делают? Я прочитал почти всю фамильную библиотеку, но эту книгу мне первое время хотелось выкинуть в мусорную корзину. Конечно, это всего лишь маггловская книжка, но все равно безобразие, что кто-то так издевается над литературой! — Честно говоря, не знаю. Может, потому, что магглы пишут книги так же давно, как волшебники, так что хороших книг множество, и они хотят напечатать как можно больше, пока не прошла мода. А может, они плохо понимают, что к чему относится: для таких людей все маггловское на одно лицо. Ей так хотелось поделиться своими соображениями, что она упустила из виду, что Драко как раз из «таких людей». Его первым побуждением было обидеться. Мысль о том, что умение разбираться в маггловских штучках трудно отнести к ценным интеллектуальным навыкам, не слишком помогла. — А ты читала книги, из которых составлена эта? — спросил он, возвращаясь на более безопасную почву. — Да, и обе они отличные. Их смесь я не читала, но мне попадались другие магические издания маггловских книг, и это было ужасно. Если бы я не была знакома с оригиналами, я бы совершенно запуталась. — Франкенштейн и чудовище — это одна история, а Монтэг — другая? — предположил Драко. — Верно. — Она помолчала, что-то прикидывая. — Хочешь прочитать их по отдельности? У меня есть обе. Могу их тебе одолжить. Правда, они без маггловского словаря, но, думаю, все равно в них будет легче разобраться, чем в этой дурацкой стряпне. Драко очень хотел, но не собирался этого показывать. — Ну, если сможешь, приноси. Маггловская литература не так уж плоха: ощущение, что читаешь обычную книгу, только переведенную с другого языка. Они пишут по-другому. — Можно сказать и так. У волшебников, на мой вкус, слишком цветистый стиль, и они больше озабочены приключениями, чем персонажами. В маггловских книгах часто почти ничего не происходит, а персонажи только думают и говорят. Они могут написать книгу об одном дне или даже нескольких часах из чьей-то жизни. — Звучит скучновато, — заметил он, и она бросила на него недовольный взгляд. — Все зависит от того, как написано. Мне очень нравится история, которую придумал маггл по имени Кафка. Называется «Превращение», совсем короткая. Про человека, который превратился в таракана, и за всю историю ни разу не вышел из комнаты. — Как он мог превратиться в таракана, если магглы не знаю ни одного заклятья? Она вздохнула, словно разговаривала с ребенком. — Заклятья тут не причем. Он просто проснулся утром, и оказалось, что он — таракан. Кафка не объясняет, как это произошло. — Сбивает с толку не меньше, чем то, что продается у «Флориша и Блоттса». — Вовсе нет. Начнешь читать маггловские книги, постепенно разберешься. — Она разводила пары и набирала скорость, явно принимая тему близко к сердцу. — Магглов на самом деле очень много. Ну, то есть, их мир больше нашего во много раз. Их миллионы, они живут в сотнях стран, и все думают и поступают по-разному. Думаю, поэтому волшебники наконец-то заинтересовались маггловской культурой. Они не могли себе этого позволить раньше, потому что их преследовали за колдовство, и они презирали магглов. Но усилия по поддержанию тайны увенчались таким успехом, что ни одному магглу в голову не придет, что ведьмы и колдуны на самом деле существуют. Поэтому можно без всякого риска изучать их изобретения. Там уйма нового. Большинство волшебников, которые выросли в магическом окружении, никогда ничего подобного не видели. Она опять каким-то образом упустила из виду, что разговаривает именно с таким волшебником. — В детстве я читал книгу про магглов. Не очень удачную. Все магглы там были на редкость тупые. Я не думал, что они могут быть такими… — он показал на книгу, — такими нетупыми. Ему не хотелось перехваливать магглов, но он никогда не читал ничего похожего. — Поэтому ты и оделся как маггл? Он недовольно свел брови. — Я одет не как маггл. Я одет в вещи из новой коллекции Бодруа, если ты вообще понимаешь, о чем я. — Понимаю, можешь не сомневаться. Кичливые снобы! Несколько лет назад я к ним зашла, и денег у меня было достаточно, чтобы заплатить за одну из их парадных мантий, но продавщица посмотрела на меня и тут же выпроводила вон. В чем-то она была права. Держу пари, что тебя приняли с распростертыми объятиями. — Потому что одних денег мало. Нужно иметь стиль. Он снисходительно посмотрел на нее, размышляя над тем, что только что сказал. Ее случай, если подумать, был почти безнадежным: столько ума, замыслов и амбиций, упакованных в маленькую ведьму с проблемами с самооценкой. Она вела себя чересчур серьезно, потому что люди не принимали ее всерьез. — Если кто-то привык судить по одежке и не понимает, что на самом деле важно, я не хочу иметь с ним дело, — фыркнула она, но он не позволил ей уклониться от темы. — Ерунда, Грейнджер! Как ты, при твоем уме, можешь верить в эту примитивную чушь? Люди всегда будут судить по одежке, и этого не изменить. Можно только приспособиться. — Что ты всю жизнь и делаешь? Приспосабливаешься? Они были знакомы больше десяти лет, и ей пора было бы знать, что так оно и есть. — Я считаю, что часто люди приспосабливаются просто потому, что им не хватает смелости нарушить правила. И знаешь что, Малфой? Глаза ее сверкнули, и он понял, что она собирается сказать то, зачем пришла. Он подался вперед. — Что? — Я столько раз слышала, как ты спрашиваешь посетителей, что им подать, но меня ты не спросил ни разу. Такого он не ожидал. Он сделал шаг назад. — Отлично. Что тебе подать? — Латте. Он резко кивнул и двинулся к краю стойки, чтобы приготовить напиток. — Не знала, что у Малфоев есть фамильная библиотека, — сказала она вдруг, пока он отмерял молоко, воду и кофе. — Ну, мы иногда отвлекаемся от коварных интриг, чтобы полистать книжку. Он не собирался в этом сознаваться, но он прочитал одну из ее собственных книг: серию интервью с домовиками. Он был удивлен, как она сумела раздобыть столько информации. На малфоевских эльфов она не ссылалась, но многие чистокровные семейства узнали себя и были в ярости. Чтение произвело на него ошеломляющее впечатление: оказалось, что у домовиков имеются мысли, чувства и собственное мнение! Прочитав книгу, он впервые в жизни заговорил с домовихой. Выяснилось, что та любит работать в саду и ненавидит чистить ванны. Она дружила с другими эльфами, и по вечерам они играли в простые настольные игры. Он не мог сказать наверняка, но ему казалось, что он вроде бы стал обращаться с домовиками лучше, меньше загружая работой и чаще позволяя отдыхать. Платить им он, разумеется, не собирался: он твердо знал, что домовикам этого не нужно. Но если те ошибались, пожалуй, не было необходимости устраивать им выволочку. Они всегда могут извиниться и попробовать снова. Он закончил взбивать кофе и поставил его на стойку. Она отпила глоток и сообщила, что получилось «неплохо». — Ты знаешь, что получилось отлично. Просто не хочешь признать. — Ужас, до чего ты самоуверенный! Принесу книги завтра. Он смотрел, как она уходит, и думал: «Скорей бы завтра!» Глава 7. Депрессанты В понедельник Гермиона принесла Драко не две, а три книги: «451 по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, «Франкенштейна» Мэри Шелли и «Превращение» Франца Кафки. Он отметил, что, в отличие от настоящих книг, которые он привык читать, эти были тоненькие. Сначала он решил, что осилит все три за один вечер. Может, магглам особо нечего сказать, или они используют меньше слов или что-то в этом роде? Но, прочитав Брэдбери, он переменил мнение. Ему понадобилось четыре часа, после чего он аккуратно закрыл книгу, положил на колени и долго сидел, глядя прямо перед собой. Оказалось, что магглам есть, что сказать, и при этом они не отвлекаются на подробные описания парадных мантий, бальных залов и мерцающего света свечей. Он привык к тому, что изысканно разукрашенная проза смягчает удар, но маггловские авторы были безжалостны. Им было все равно, плачет ли он, злится так, что не может смотреть на страницы, или испытывает настолько сильные чувства, что вынужден отложить книгу и уставиться в стену, гадая, зачем вообще нужны стены в таком мире, как этот. Он никогда особо не задумывался, каково это — жить без магии, когда, если что-то пошло не так, никто не явится, чтобы взмахнуть палочкой и все уладить. Если Гермиона Грейнджер выросла, читая эти жуткие книги, он мог понять, почему она с такой страстью кидалась на любое дело. Драко полагал, что уж он-то отлично разбирается, что такое страх, но теперь ему казалось, он не знает ничего. С детства он боялся простых и понятных вещей: смерти, отца, Волдеморта и неудачи. Именно в таком порядке. Малфоев обвиняли в трусости, но он всегда думал, что на самом деле это не трусость, а трезвый расчет. С другой стороны, волшебников было не так просто прикончить: когда не было войн, убийства случались очень редко, и при нынешнем состоянии магической медицины Драко мог уверенно рассчитывать дожить до ста пятидесяти лет. Странно, что такие живучие люди прилагали столько усилий, чтобы отсрочить неизбежное. Магглы каким-то образом сумели усвоить драгоценную мудрость, которая так долго не давалась колдунам: смерть — это не враг. Конечно, Дамблдор и еще парочка полоумных стариков пытались это объяснить, но тогда Драко им не верил: само собой, смерть — это худшее, что может случиться. Это же смерть. В маггловских книгах смерть случалась с людьми наряду с прочими бедами, и они должны были с ней мириться, потому что нужно было заботиться о более важных вещах. Гермиона объяснила, что в книге описаны события, которых на самом деле не было, но он знал, что часть ее — правда. У магглов были машины специально для того, чтобы убивать друг друга, и их было так много, что за всеми невозможно было уследить. Поэтому самый злобный, преступный и тупой маггл мог творить, что угодно, и большую часть времени это сходило с рук. Драко никогда не сознавал в полной мере, какую защищенную вел жизнь благодаря магии. В этом была своего рода ирония, учитывая, что подростком ему довелось участвовать в войне. Мир оказался намного больше, чем он воображал. Он так и не нашел сил приняться за следующую книгу. Вместо этого он лег в кровать, и понадобилась вечность, чтобы заснуть. ********** На работе Драко первым делом заварил себе крепкого кофе, добавив туда изрядную порцию Бодроперцового зелья. Он перенапрягся, размышляя над моральными проблемами, и теперь его мозг без предупреждения отправился в отпуск (если не считать предупреждением коротенькую запись на внутренней стороне черепа насчет Ямайки и рома). Когда он походкой инфери с темными кругами под глазами вошел в зал, Бьянка решила, что он заболел, и пыталась отправить домой. Он с трудом справлялся с наплывом посетителей после трудового дня, и, возможно, был излишне резок с парой пожилых ведьм, но все окупилось, когда появилась Гермиона. Он вручил ей прочитанную книгу, и она улыбнулась: — Ты быстро. Ну как, тебе понравилось? — В жизни не испытывал такой тоски, — ответил он, а он знал, что такое тоска. Ее улыбка померкла. — Значит, остальные тебе тоже не понравятся. — Я не говорил, что мне не понравилось. О чем она? — А ты как думаешь? — спросила она, приподняв брови. Ему не хотелось признаваться, что он не понимает, и он решил ответить наугад: — Ну, наверно автор предупреждает людей, что будет, если они перестанут думать сами и будут слепо исполнять приказы. Это гораздо лучше, чем магическое издание. По крайней мере, ясно, что к чему. — Ты прав, — кивнула она в ответ. — А еще это книга про культуру американских магглов, но ты про нее ничего не знаешь. Автора огорчало, что люди перестали читать книги. У магглов появилось телевидение и другие развлечения, поэтому они почти не читают. — Это печально. — Брэдбери того же мнения. Она открыла рот, чтобы продолжить, но Драко ее перебил. — Не вздумай накидываться на меня на этот раз, потому что я как раз собирался спросить, что тебе подать. У нее была привычка улыбаться в самый неподходящий момент, когда нормальный человек начал бы орать, но поскольку для него по-прежнему оставалось величайшей тайной, почему она вообще с ним разговаривает, он не был склонен вникать в мелкие загадки. — Я хочу ванильный латте. Он сделал кофе и поместил в центре стакана пузырь в виде книги. Он очень старался, так что когда жидкость колыхалась, страницы переворачивались. Гермиона не сказала ни слова, но по ее лицу он понял, что она впечатлена. Она протянула ему деньги и сделала глоток. — Хорошо. — Знаю. Она повернулась, чтобы уйти, но он ее остановил: — Погоди… А счастливые книжки у магглов бывают? Он не сообразил, как глупо это прозвучало, пока не сказал. Но она восприняла вопрос всерьез. — Бывают, но с ходу я не вспомню. Хорошие книги обычно невеселые, потому что их задача — чтобы люди обратили внимание на то, что действительно важно. — Если вспомнишь, приноси. — Ладно. Она помахала ему на прощание, но поскольку он такого не ожидал, то не ответил. ********** Дома он смотрел на две оставшиеся мрачные маггловские книги, но чувствовал, что пока не готов их читать. От скуки он решил на следующий день перед работой заглянуть в лавку на Диагон-аллее, где торговали маггловской музыкой. Каждый день он проходил мимо, и нельзя сказать, что заведение не бросалось в глаза: над входом плавали в воздухе ярко-раскрашенные металлические шары и кольца, а изнутри доносилась громкая музыка. Переливающаяся всеми цветами радуги вывеска сообщала, что лавка называется «Подвал». Внутри подавляло изобилие выбора. Узкая, длинная комната была заставлена рядами крохотных блестящих коробочек. Драко понятия не имел, что в них. Названия типа «Рок», «Техно», «Ритм-энд-блюз» или «Хэви Метал» ровно ничего нему не говорили. В половине случаев они даже не напоминали слова. В проходах стояли люди в черных наушниках, шнурами прикрепленными к коробочкам на витринах. Глаза у многих были закрыты, и он не мог понять, чем они занимаются. Он бесцельно бродил вдоль первого ряда, рассматривая странные рисунки на обложках. Он сообразил, что надпись «Компакт-диски» имеет отношение к музыке, но не мог понять, какое. Он взял один из дисков, прочитал названия песен и положил обратно. — Вам помочь? — окликнул его голос слева от него. Он повернулся и обнаружил колдуна средних лет с длинными спутанными волосами, в рваной «футболке» и выцветших «джинсах». На руках у колдуна были странные отметины. — Мне кажется, я вас где-то видел, — сказал Драко. На жестком лице колдуна проступила улыбка. — Я — Донован Тремлетт. Раньше играл в «Вещих сестричках». Драко был потрясен. Донован Тремлетт больше десяти лет занимал высшие позиции в магических чартах. Вся юность Драко прошла под написанные им песни. — Я ваш старый поклонник, — сказал он, протягивая руку для приветствия. Может быть, он задержал чужую ладонь чуть дольше, чем следовало, но это же был Донован Тремлетт. Он жалел, что не может забыться до такой степени, чтобы попросить автограф: фамильная гордость некстати напомнила о себе. — Почему вы больше не играете? Тремлетт бросил взгляд по сторонам, чтобы проверить, не нуждается ли кто в помощи. Никто не нуждался. — Раз вы такой старый поклонник, вам рассказать в подробностях? Драко торопливо кивнул. — Ладно. Родители у меня магглы, и я вырос в музыкальном магазине. Потом получил письмо из Хогвартса и узнал, какое дерьмо слушают в магическом мире. Меня чуть не стошнило, честно! Я потолковал кое с кем в школе, нашел тех, кто любит музыку, и так образовался наш ансамбль. Я сыграл им маггловскую музыку, и они пришли в восторг. Мы начали подражать магглам и приобрели безумную популярность, потому что никто раньше ничего подобного не слышал. Но годы шли, и мне все меньше нравилось то, что играем мы, и совсем не нравилось то, что играют все остальные. На весь волшебный мир приходилось три ансамбля, и нельзя сказать, чтобы мы надрывались изо всех сил. Драко не подозревал, что Тремлетт — магглорожденный. Это, безусловно, проливало новый свет на томительные вечера, проведенные в хогвартской спальне, когда они под музыку «Вещих сестричек» возмущались, как это Грейнджер посмела обойти его на Рунах. — Я бы в жизни не выбрался из этой колеи. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. В смысле Волдеморт — тут Драко сморгнул — распорядился начать регистрацию магглорожденных. Само собой, я не собирался подчиняться этому долбаному психу, прости за откровенность, поэтому отправился назад в маггловский Дублин. Стал там играть с маггловскими ансамблями, освоил кое-какие новые приемы и вернулся назад только в прошлом году. И, к своему изумлению, обнаружил, что все из кожи вон лезут, чтобы подражать магглам. Он потряс головой и рассмеялся отрывистым лающим смехом. — Ну, я задумался, как сделать, чтобы проигрывать диски с помощью магии, а потом открыл эту лавку. Очень скоро ко мне зачастили магглорожденные со своими дисками, потому что хотели, чтобы их любимая музыка тоже была в продаже. С «Сестричками» я тоже играю, если они присылают сову и просят по-настоящему убедительно, но лавка для меня — главное. И если честно, — тут он обвел комнату рукой, — эта музыка лучше, чем все, что я написал за свою жизнь. — Мне ваша музыка очень нравится, — сказал Драко, и Тремлетт снова рассмеялся. — Не думай, что я не оценил комплимент. Очень даже оценил. Но это потому, что ты ничего больше не слышал. Тебе помочь? Драко кивнул. — Я сделал несколько подборок специально для таких, как ты, кто раньше не сталкивался с маггловской музыкой, потому что поначалу может быть сложновато. Вон на той стойке, — он указал на витрину справа от Драко, — есть неплохой выбор. Советую начать с рока. Драко подошел к полке и стал рассматривать диски. Вместо рисунка на обложке был только список песен. Он взял подборку с более или менее жизнерадостными названиями в надежде, что магглы умеют не только вгонять в тоску, но и веселить. Тремлетт предложил ему принести список любимых песен, чтобы посоветовать, что еще можно приобрести, и Драко двинулся вниз по улице к «Ворону». Когда он с диском в руках вошел в кафе, Бьянка попросила посмотреть и с мечтательной улыбкой прочитала список песен на обложке. — Думаю, Драко, тебе понравится: они все веселые. Так что, ты иногда все-таки веселишься? — уточнила она, отдавая ему коробку. — Конечно, веселюсь, — ответил он, иронически искривив губы. — С утра до вечера. — Вот только не сейчас, — поддела она его. — Я не веселюсь, потому что ты веселишься по поводу того, что мне невесело, — парировал он, и она рассмеялась. — Извини, не хотела обидеть. Просто мы с мамой немного беспокоимся. У тебя порой бывает такое лицо, словно ты самый обделенный жизнью колдун в Британии. — Как ни странно, это не так, — сказал он, придя в себя. — То есть, я думал, что это так, но на днях встретил еще более обделенного типа, и был вынужден отдать пальму первенства ему. Бьянка рассмеялась, а Драко с трудом сдержал улыбку. — Кстати, это мне напомнило, что мама просила поинтересоваться, что ты собираешься делать в следующую среду. Я понимаю, что это День феникса, и у тебя могут быть другие планы, но мы хотели пригласить тебя к нам на небольшую вечеринку. Встретишься с остальными членами нашей семьи. — Ну… Она застала Драко врасплох. Это что, у него одним ударом появятся друг номер три, номер четыре, а может, и больше? Праздник совершенно вылетел у него из головы. День феникса отмечали второго мая в память Битвы при Хогвартсе. В этот день лавки не работали. Сначала его праздновали очень скромно, собираясь после поминальной службы по павшим, но теперь лилась рекой выпивка, и взлетали фейерверки. Драко обычно вспоминал о празднике, увидев заголовки в «Пророке», и отмечал его, напиваясь в стельку. Сначала день хотели назвать в честь Гарри Поттера, но великий герой уцепился за возможность продемонстрировать свою безграничную скромность и отказался от предложенной чести. Вместо этого он предложил существующее название: в честь Ордена Феникса, и потому, что эта птица — перворазрядный символ (возрождение из пепла и все такое). Драко впечатлен не был. Бьянка не поняла, что означает выражение его лица, и торопливо заговорила снова: — Если не можешь, я пойму, но мы бы хотели узнать тебя получше. На работе ты больше молчишь, а папа хотел бы познакомиться с тобой поближе. Если честно, то он и Уилл — это мой муж — заходили сюда пару раз посмотреть на тебя, так что ты их, возможно, узнаешь. Сказали, что ты очень вежлив с посетителями. — Да нет, могу и с удовольствием приду, — сказал он, чтобы остановить нервный поток слов. — Отлично! Приходи к шести. Просто ужин, ничего особенного, поэтому нет необходимости наряжаться и все такое. Я тебе запишу адрес маминого с папой камина. Она схватила со стойки перо и написала адрес на салфетке. — Увидимся завтра. Удачной смены! — завершила она, направляясь к двери. Драко сунул салфетку в карман панталон (подумать только, панталоны с карманами; магглы - такие затейники!) и снова принялся рассматривать свой диск. Единственная песня, которая его смутила, стояла последней. Она называлась «Клевер на алом» в исполнении некой Джоан Джетт, но он решил, что вряд ли она совсем уж мрачная <1>. Потом появилась Гермиона и тоже захотела посмотреть на его диск. — Отличная подборка, — сказала она. — Последняя песня — одна из моих любимых. — То есть нагоняет тоску? — уточнил он, зная, какие у нее вкусы. — Нет, это очень знаменитая любовная песня, хотя и неоднозначная. В оригинале она звучит немного не так, но эта версия даже лучше, — объяснила она, положив диск на стойку. — Что подать? — спросил он. — Пожалуй, ванильный латте. Он молча сбивал напиток, пока она пристально наблюдала за ним, выводя из равновесия. Каждый раз, поднимая голову, он натыкался на ее взгляд, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы не встретиться с ней глазами. Он подал ей кофе, стараясь сохранять спокойствие. Она заплатила и издала горлом странный звук, словно собиралась что-то сказать. Он ждал. — Я принесла тебе счастливую книгу. Но пообещай, что не будешь смеяться над названием. — И что за название? — Смотри сам. Она вручила ему зачитанную книгу в бумажной обложке, на которой было написано «Принцесса-невеста». Поскольку, строго говоря, он ей ничего не обещал, то позволил себе рассмеяться. — Ну-ну! «Принцесса-невеста»! Ты, видно, упустила из виду, что я — не десятилетняя девочка. Она порозовела от смущения (или раздражения) и бросилась на защиту книги: — Это нарочно сделано, и не надо принимать всерьез. В детстве это была одна из моих любимых книг. — То есть, так и есть! Книга для десятилетних девочек. — Нет, это книга для всех. Если тебе счастливая книга не нужна, можешь вернуть. И тосковать до конца жизни — мне-то что! — Поздно — ты мне ее уже отдала. Может, я ее даже прочту. Всякое бывает. Он пожал плечами и сунул книгу под стойку, откуда она не смогла бы ее достать. — Тебе говорили, что ты кого угодно выведешь из себя? Он не мог не отметить, что у нее на щеках все еще сохраняется румянец. — Сегодня да, — соврал он. — Но обещаю, что завтра ты будешь первой в очереди. Она вздохнула, закатила глаза и ушла, не попрощавшись, но, насколько он мог судить, вовсе не в таком уж сильном раздражении. Он поднял было руку, чтобы помахать ей на прощанье, потом сообразил, что делает, и непринужденным движением провел по волосам. Никто ничего не заметил. Ему не терпелось начать новую книгу, но посетители шли непрерывным потоком до самого закрытия. Он успел только одним глазом взглянуть на заднюю обложку, но, судя по описанию, это действительно была счастливая книга. В этот день должна была вернуться Панси, поэтому, придя с работы, Драко отложил новую книгу и связался с ней по камину. Та сидела за столом, пила белое вино и что-то рисовала углем на большом листе пергамента. Она наклонила подбородок в знак приветствия. — Рад тебя видеть. — Зачем явился? — поинтересовалась она лишенным всякого выражения голосом. Те, кто не знал Панси, могли бы решить, что та грубит, но на самом деле она тоже была рада его видеть. Если бы ей не хотелось с ним разговаривать, она бы так и сказала. Несмотря на то, что другого времени, кроме свободного, у Панси не было, она относилась к нему очень бережно. — Мы с Блейзом подумывали встретиться с тобой в «Котле» завтра вечером. Часов в одиннадцать. — Хм-м-м, — пробормотала она в раздумье. — Не могу сказать, что сгораю от желания вас видеть, но ладно, так и быть. Слава Мерлину, он начал обзаводиться новыми друзьями, потому что неизвестно, какую дозу натуральной, ничем не приукрашенной Панси он смог бы выдержать. — Если так, это будет наша последняя встреча. Она изящно улыбнулась одними губами и сказала: — Ничего подобного. В переводе это означало «Ты мне тоже нравишься». Драко набил руку в переводах с языка Панси: похож на английский, только слов поменьше. На этом языке было невозможно разводить церемонии и почти невозможно — выражать какие-то чувства. — Спокойной ночи, — сказал он и вытащил голову из камина. ********** На следующий день Гермиона не пришла. Он гадал, не обиделась ли она, пока до него не дошло, как по-дурацки он себя ведет. Конечно, обиделась: они же Драко Малфой и Гермиона Грейнджер! Он был абсолютно уверен, что у них всегда и наверняка найдется, по поводу чего сцепиться. В любом случае, с чего он решил, что она будет заходить в кафе каждый день? Может, у нее дела. Не то, чтобы это его волновало, но он знал, что рано или поздно она появится, хотя бы потому, что у него остались три ее любимых книги. Он не сводил глаз с двери, каждый раз убеждаясь, что ему совершенно все равно, что вошла не Гермиона. И он вовсе не был разочарован: он пребывал в абсолютной апатии, сохранял стоическое спокойствие и представлял собой рекламу равнодушия. Только вот смена тянулась немного дольше, чем обычно. Точно в одиннадцать он был в «Дырявом котле». Панси уже сидела за столиком. Она сообщила, что он опоздал. На ее языке это означало, что он пришел вторым. Через несколько минут появился Блейз, и Панси даже не пришлось открывать рот: тот сразу рассыпался в извинениях. Подошла официантка. — Привет, — сказала она с улыбкой. — Как дела? — Отлично, а у вас как? — ответил он из вежливости. Панси посмотрела на него так, словно его подменили, а Блейз фыркнул. Он решил, что оба правы. — Великолепно, сэр. Рассказать вам про наше особое предложение? Мужчины кивнули. Панси не пошевелилась. — Сегодня среда, поэтому положен галлеон скидки на все напитки с джином, а еще… — Прошу прощения! — перебила ее Панси. — Я, похоже, ослышалась. На напитки с чем? — С джином, — терпеливо повторила официантка, несколько смущенная обвиняющим тоном. — Понятно. А что такое, — она сделала паузу и медленно выдохнула сквозь зубы, — джин? Официантка беспомощно оглянулась по сторонам, словно надеясь, что кавалерия уже на подходе, и Блейз кинулся ей на выручку. — Маггловский напиток. Уверен, тебе понравится «буравчик» <2>. — Сильно сомневаюсь, Блейз, что мне придется по вкусу это пойло, но ценю твое предложение и готова пожертвовать языком, раз уж придется пить яд, придуманный животными. Официантка пробормотала что-то насчет того, что даст им время на размышление и поспешно удалилась. Блейз сузил глаза: — Похоже, ты давно не была в Англии. — Верно, и жалею, что вернулась. Это так по-английски: при первой возможности отправить культуру на помойку и забыть о высших ценностях! Чего ради уподобляться простонародью? С каких пор в моде вести себя, как крыса из сточной канавы? Драко почувствовал, как лопается терпение. При общении с Панси такое случалось. Первый раз в жизни он мог назвать несколько потрясающих магглов, и Рэй Брэдбери определенно не был крысой. — Хватит, Панси, — сказал он, отчетливо выговаривая согласные, чтобы та поняла, что он всерьез. — Я знаю тебя с детства, и здравые суждения никогда не были твоей сильной стороной. Если Англия так тебя раздражает, сделай одолжение — уезжай. И можешь не возвращаться. Наступило молчание. Когда напряжение стало невыносимым, Панси ответила. — Знаешь, — заметила она, — никогда не понимала, почему тебя считают трусом. Ты — единственный, кто осмеливается мне перечить. Драко успокоился: для Панси признать правду означало извиниться, и он был вполне удовлетворен. Все было как обычно. В их дружеском треугольнике действовала система сдержек и противовесов: Драко не давал зарываться Панси, Панси следила за Блейзом, а Блейз приглядывал за Драко. Драко доставалось от Панси, но Блейзу доставалось куда больше. Он содрогнулся, представив, что будет, если одна из сторон треугольника вдруг исчезнет. Двое оставшихся, вероятно, допьются до белой горячки или устроят смертельную дуэль. Просто потому, что это внезапно покажется отличной идеей. Или того хуже: без Панси они с Блейзом так расслабятся, что, того и гляди, начнут обниматься! Он постарался скрыть позыв к рвоте, чтобы у него не поинтересовались, о чем он думает. Он был не готов произнести такое вслух. Вернулась официантка. Блейз и Драко заказали джин с тоником, а Панси — «буравчик». Драко улыбнулся. Блейз поведал свежие новости о семье и о том, насколько богаче он становится с каждым проведенным в офисе днем, а Драко рассказал о «Вороне». Панси молча смотрела на него, маленькими глотками отпивая коктейль. Похоже, тот ей очень понравился. Драко был приятно удивлен, когда Панси не поинтересовалась, с чего он вообще пошел работать. Но бдительности утрачивать не следовало: раз Панси молчит, значит, думает. А это всегда опасно. — Ну, Драко, так как ее зовут? — спросила она без всякой связи с темой разговора. — Кого? — Девицу, в которую ты втюрился. Он видел, что Панси страшно довольна собой и тем, что сумела вычислить тщательно скрываемую тайну. Прежде, чем он успел ответить, вмешался Блейз: — Точно! Я чувствовал, что с Малфоем что-то неладно, но не мог понять, что. Он ухмыльнулся Панси. — Меня это не удивляет, — бросила та, на мгновение отведя взгляд от Драко. — Ты у нас туп как тролль. Как обычно, Драко вообразил счастливый день, когда догадка Панси окажется неверна. Чего еще ни разу не случалось, но рано или поздно должно было случиться, и тогда он отыграется. К сожалению, сегодня был не тот день. Он был твердо настроен отрицать, что происходит нечто необычное, но подозревал — это не так. — Понятия не имею, о чем ты, — сказал он. — Никого у меня нет. — Знаю. В этом и состоит проблема? — Проблема в том, что я не пойму, о чем ты, — повторил он. — Правда, Панси! И не надо на меня так смотреть. На этот раз она вздохнула с меньшим драматизмом, но с большим презрением. Панси могла бы давать уроки вздохов. — Ну, значит, со временем поймешь. Ты здесь не самый тупой. — Мерлиновы яйца! Именно, что самый, — вмешался Блейз. Панси перевела разговор на свое путешествие. Драко в любом случае не стал бы слушать ее болтовню о колумбийском кофе, но сейчас пропускал рассказ мимо ушей потому, что ему надо было подумать. Панси могла вычислить то, что она называла «влюбленные щенячьи глазки», за милю. Неужели у него?.. На самом деле он размышлял о художественной словесности. Он думал о книгах, которые Гермиона… книгах, которые… он думал о… Ладно, начнем сначала. Он думал о маггловских книгах, которые сумел раздобыть, и о том, как ему не терпится прочитать ту, которую Гермиона… Надо попробовать еще раз. Ему не терпится прочитать новую книгу, которая лежит дома. Вот! Он думать не думает ни о какой «девице», тем более о той, которая настолько вне досягаемости, что нет смысла испытывать к ней странное, безответное чувство… Неважно. После закрытия паба он добрался до дома и в первый раз прослушал свой диск. Бьянка оказалась права: это было весело. 1. «Crimson and Clover» — песня совсем не мрачная, более того, идеально описывает состояние Драко на текущий момент, как мы убедимся в следующей главе. Для тех, кто, как переводчик, слабо разбирается в маггловской музыке, песня здесь: http://www.youtube.com/watch?v=i17ky5RbcHY. 2. «Буравчик» (или «gimlet» - непереводимая игра слов) – коктейль из джина с сиропом лайма, старый добрый напиток королевского флота. Глава 8. Милая моя Песни переведены при активном содействии blue fox! Спасибо! Драко до смерти надоело все время попадать впросак, будь то маггловская музыка, маггловские книги, или самые обычные ведьмы и колдуны. Те попросту не желали поступать так, как им положено! Например, Гермиона уже неделю не появлялась в «Вороне» и он голову себе сломал, пытаясь понять, почему. Это было мучительно: каждый раз, когда он думал о ней, приходилось заставлять себя прекратить это занятие. Он прочитал все ее книжки и успел смириться с тем, что они ему понравились, даже (особенно) счастливая книга. Еще он все время слушал свой диск, и тот ему все еще не приелся. Гермиона снова оказалась права: последняя песня быстро стала самой любимой. Может, он ей в этом признается, если снова увидит. Что маловероятно. Похоже, ему придется найти новую ведьму, которая сбивала бы его с толку. Это было некстати: он проделал большую работу, упорядочивая Путаницу из-за Гермионы, и теперь все вопросы были расписаны по алфавиту и снабжены перекрестными ссылками. Ко всему, наступил самый нелюбимый Драко праздник — «День Феникса». Хорошо еще, что он успел распорядиться, чтобы домовик прямо с утра уничтожил очередной номер «Ежедневного пророка», так что за завтраком ему не грозило явление самодовольной физиономии Гарри Поттера. Это была единственная хорошая новость. Он отправился в гардеробную, чтобы выбрать, что надеть на вечеринку у Мэгги, и чем дальше, тем сильнее волновался. Раз приглашение было неформальным, он решил обновить только что купленные «джинсы» и к ним — яркую нижнюю рубашку. А сверху накинуть черную мантию, чтобы не было впечатления, что он вырядился нарочно. В четверть седьмого, с модным пятнадцатиминутным опозданием, он отправился камином в дом Мэгги. В гостиной его тут же окружили кошки. Живые кошки, портреты кошек, статуэтки кошек — все не сводили с него зловеще мерцающих глаз. И было ужасно шумно. Бьянка говорила, что будут только свои, но, судя по шуму, народу собралось много. Прежде, чем он начал паниковать, появилась Мэгги. — Драко! — воскликнула она, протягивая руки. Он замер, позволяя себя обнять. — Как я рада, что ты пришел! Мы как раз накрываем на стол. Садимся минут через пятнадцать, так что пока ты можешь со всеми пообщаться. Она провела его на кухню, обставленную на деревенский лад, где кошек сменили другие домашние животные. На клетчатой скатерти стоял кувшин в форме петуха. Он впервые попал в дом, обставленный подобным образом, и догадался, что каждая вещица была любовно выбрана Мэгги, и она с ней никогда не расстанется. Странно, но он знал, что разбей он ужасного глиняного петуха, угрызения совести будут гораздо сильней, чем если бы он расколотил старинную фарфоровую вазу в Маноре. Через окно он увидел гостей. Именно этого он и боялся: примерно двадцать человек бродили вокруг натянутого на заднем дворе навеса. Еще четверо толпились в тесной кухне, заканчивая последние приготовления. Бьянка заметила его и поздоровалась. Он вежливо кивнул. Ну и влип! Он пожал руку мужу Мэгги — Сесилу, который, стоя перед подносом с пирожными, украшал их взбитыми сливками. Тот держался вполне дружелюбно, но был более серьезным и замкнутым, чем жена. Затем его представили двум ее сестрам — Терезе и Олимпии. Олимпия, похоже, была старшей: на это намекали седеющие волосы и иссохшие пальцы. Тереза выглядела моложе Мэгги. В остальном семейное сходство бросалось в глаза. Драко старался быть любезным, но все это ему не нравилось. Он к такому не привык. Сесил вновь занялся десертом, в то время как сестры Мэгги засыпали его вопросами о кафе. — И что, много у вас посетителей? — поинтересовалась Олимпия после того, как он дал ей туманный ответ. Тереза опустила глаза и стала сосредоточенно нарезать яблоко, Бьянка укоризненно посмотрела на тетку, а Мэгги бросила умоляющий взгляд на Драко. — Очень много, — ответил он. Это было преувеличение, но он чувствовал себя обязанным так сказать. Забавное чувство. Он опасался, что если так продолжится, он начнет нести полную чушь, но решил, что подумает об этом позже. Олимпия поджала губы: — Не скрою, я удивилась, когда сестра сказала мне, что наняла лишнего помощника. Учитывая размер ее прибыли, я рада, что у нее хватает денег, чтобы платить вам зарплату. Она холодно улыбнулась Драко. Мэгги постаралась сделать вид, что ее здесь нет, но Бьянка отвлеклась от готовки и стала прислушиваться к разговору. — Он не лишний, — вмешалась она с легким раздражением в голосе. Драко понял, что тему обсуждают не в первый раз. — Когда родится ребенок, я на время уйду, и кто-то должен взять на себя мои смены. Дела в кафе идут отлично. — Вот как? У меня камень с плеч упал. От Драко не укрылось, что Олимпия думает как раз наоборот. Мэгги похлопала его по плечу и проводила на двор. — Прости, что моя старшая сестрица устроила тебе допрос, — начала она, как только за ними закрылась дверь. — Она считает, что я слишком стара для того, чтобы затевать новое дело, но если кто и стар, так это она сама. Она, похоже, только сейчас сообразила, что сказала, и неловко рассмеялась. — В смысле, никогда не поздно начать делать то, что нравится, — уточнила она. — А чем она занимается? — Она адвокат. — Ей это нравится? — Вроде бы да, но порой об этом трудно судить, — заявила Мэгги. — Пошли, представлю тебя остальным гостям. Она потянула его в сторону навеса, но он уперся. Неужели Бьянка, приглашая на «просто ужин», обманула? Он был почти уверен, что она сделала это нарочно, чтобы испортить ему выходной и настроение. Все только и думали, как накинуться на Драко — и без всякой его вины! Целиком погрузившись в жалость к себе, он еле-еле переставлял ноги. Мэгги то и дело останавливалась, чтобы он мог ее нагнать. Он пошел еще медленнее. Когда до гостей оставалось с десяток футов, она остановилась. — В чем дело? — Ни в чем. — Непохоже. Ты что, боишься знакомиться с новыми людьми? Он презрительно рассмеялся, словно в жизни не слыхал ничего смешнее. Нельзя сказать, чтобы получилось убедительно. — Кажется, кое с кем ты уже знаком. Все хуже и хуже! — И знаешь, кто пришел? Он потряс головой. — Гермиона! Гвоздь, это гроб. Гроб, это гвоздь. — Она же вроде как с Гарри Поттером празднует? — бестактно осведомился он. Мэгги с любопытством посмотрела на него. Вероятно, потому, что только Драко произносил «Гарри Поттер» так, будто выплевывал раскаленные угли. — С ее слов я поняла, что Гарри не любит отмечать День Феникса. Она говорит, что в этом году он уехал вместе со всей семьей, и никому не сказал, куда. Наверно, тяжелые воспоминания. — Наверняка! Нам повезло, что у нас-то девять лет назад выдался отличный денек. А то пришлось бы, вместо того, чтобы обрушивать на Поттера потоки сочувствия и сожалений, вспоминать собственные неприятности, — выпалил он, уткнувшись глазами в землю. Мэгги замолчала. Драко решил, что самое время перестать дуться, высказать всю правду, вернуться домой и отметить День Феникса так, как он привык. А потом его, вероятно, уволят. — По-моему, ясно как дважды два, что мне здесь не место. То, что меня вообще пригласили, доказывает, что вы ничего обо мне не знаете. Я вам не доблестный гриффиндорский рыцарь! Я после битвы оплакивал Пожирателей Смерти! Надо объяснять, почему я всегда ношу длинные рукава? На Светлой стороне погибло немало колдунов, но об их гибели, по крайней мере, жалеют, — отчаянно продолжал он. — На то, что я потерял лучшего друга и большую часть родственников, всем плевать. И это не значит, что я мечтал о победе Повелителя. Я просто хотел, чтобы все кончилось. Извините, что так получилось. Лучше бы мне не приходить. Он почувствовал облегчение. От гнева больше пользы, чем от большинства чувств, и гораздо меньше неловкости. Но Мэгги не рассердилась. — Может, пойдем в дом и договорим там? Мы на газоне. Так оно и было. Но Драко был не в настроении изливать душу в комнате, кишащей кошками. — Да нет, я уже все сказал. Приятно провести время. Он повернулся, чтобы уйти. — Драко Малфой! Она перешла на суровый материнский тон, и он замер. Она подошла слишком близко, так, что ему стало неуютно, но что-то в выражении ее глаз подсказывало, что лучше остаться на месте. — Сколько можно сдаваться! — продолжила она негромко. — Если думаешь, я не знаю, кто ты такой, ты здорово меня недооцениваешь. Я специально предупредила всех, кто тебя знает, чтобы вели себя прилично и дали тебе шанс, но ты им этого шанса давать не собираешься. Если уйдешь отсюда, ни с кем не поговорив, в кафе можешь больше не приходить. На него подействовала не ее угроза. Совсем наоборот. Мэгги не умела врать, и он видел, что она блефует. Блейз тоже заявил, что не желает его больше видеть, но не смог продержаться и двух недель. Ну да, все думают, что сыты Малфоями по горло. А потом оказывается, что они жить без них не могут! Но если Мэгги блефовала, значит, она вовсе не собиралась от него избавляться. Наоборот, она обошла всех гостей и заранее показала, что она на его стороне. Несмотря на то, что уже при первом взгляде в толпе обнаружился Невилл Лонгботтом. Он усмехнулся, испытывая злобную радость: вот кому не повезло! От рождения считался ходячим магическим бедствием, только что не сквибом, и что бы ни делал, ему все выходило боком, пока сегодня не отправился в гости, рассчитывая немного передохнуть, выпить вина и порадоваться празднику. И тут является хозяйка и требует, чтобы он был полюбезнее с Драко Малфоем. Куда уж хуже! — Ты чего улыбаешься? — осведомилась она. — Что тут смешного? — Невилл Лонгботтом, когда его попросили быть со мной полюбезнее, он что сказал? Она сжала губы. — Обещал постараться, если ты постараешься. Драко понимал, что сказано было кое-что еще, но решил не углубляться в тему, потому что у Мэгги все еще был раздраженный вид. — Так мы друзья? — спросил он без всякой связи с предыдущим разговором. Ему требовалось убедиться. — Я пытаюсь быть твоим другом. А ты? Ты мне друг? Он осторожно кивнул. — Тогда покажи, что хоть немного мне доверяешь. Я тебя пригласила, и если кому-то это не нравится, пусть разбираются со мной. Я им скажу, куда засунуть свои претензии, — сказала она, вздернув подбородок. То, что она сказала, было довольно забавно, но не настолько, чтобы залиться громким и продолжительным смехом. Но Драко, начав смеяться, не мог остановиться. У него появился третий друг! Наконец-то получилось! Мэгги с удивлением смотрела на него. — Ты в порядке? — Гораздо лучше, чем полминуты назад, — радостно заверил он. — Так ты остаешься? — Только если ты сознаешься, что будешь мне другом, даже если я уйду, — дерзко заявил он. Она вздохнула и сморщила лицо. — Я буду твоим другом, если ты уйдешь, но ты меня сильно разочаруешь, — проговорила она, тыкая указательным пальцем ему в грудь. — Я остаюсь. Она расслабилась, но сохранила серьезность. — Я знаю, что тебе пришлось нелегко. Так же нелегко, как всем остальным моим гостям. Может, это и трусость, но мы всю войну прятались в Италии в семье отца. Временами требуется взгляд со стороны, как у меня, чтобы суметь понять и тех, и других. Может, на это потребуется время, но я уверена, что люди тебя примут, если только ты перестанешь делать вид, что в них не нуждаешься. Драко кивнул, не в силах говорить. По правде говоря, он никогда не задумывался, когда он притворяется, а когда действительно чего-то хочет. Он так долго исполнял роль плохого парня, что даже не пытался завоевать чью-то симпатию. Он знал, каким его видели с первого курса: самодовольный и пустой подонок, который думает только о себе. Легче всего было вести себя соответственно. Однако, похоже, такое поведение нуждалось в пересмотре. Мэгги не стала бы с ним дружить, если бы это был его точный портрет. Его новый друг снова двинулся к гостям. В этот раз он постарался не отставать, так, чтобы было видно, что они вместе. Они как раз подошли к навесу, когда из дома появилась Бьянка и объявила, что обед готов. Мэгги посадила Драко рядом с собой за один из двух длинных столов, за что он ей был безмерно благодарен. С другой стороны сел высокий долговязый колдун в огромных очках. Это оказался Уилл, муж Бьянки. Драко пожал ему руку и, пока остальные гости занимали места, Уилл пустился в беседу о маггловской музыке. Беседовать с ним было несложно: его, похоже, совсем не заботило, что Драко не произносит ни слова. Он вытянул шею, чтобы посмотреть на соседний стол. Гермиона сидела вместе с Невиллом и белобрысой хаффлпаффкой из «Дырявого котла». Похоже, у этих двоих роман. Может, уже успели обзавестись выводком полоумных детишек, няня которых как раз сейчас отчаянно пытается предотвратить очередную катастрофу. Их же нельзя подпускать ближе, чем на тридцать миль к шахте или любому хранилищу зелий! Не то, чтобы его это касалось, но Драко не мог понять, чего ради Гермиона устроилась рядом с Лонгботтомами, когда вокруг полно свободных мест. После того, как он взял себя в руки, обед показался ему изумительно вкусным. Драко даже поучаствовал в разговоре, когда речь зашла о квиддиче. Уилл понравился ему еще больше, когда выяснилось, что тот тоже терпеть не может «Пушки Чэдли». Вино лилось рекой, и к концу обеда у Драко слегка кружилась голова. Большая часть родственников удалилась после скучного и продолжительного обряда, в ходе которого пятнадцать человек по очереди обнимали друг друга. Лонгботтомы тоже ушли, но Гермиона, вместе с Бьянкой, отправились на другой край большого двора. Солнце садилось на ясном небе, и вечер обещал быть чудесным. Драко было двинулся к дому, но Уилл отвел его в сторону. — Наладился домой, Дрейк? Драко еще не приспособился к новому имени, появившемуся вскоре после знакомства с Уиллом. Тот считал, что «Дрейк» звучит гораздо лучше, и, кроме того, так частил в разговоре, что предпочитал односложные имена. Жену он звал «Би», а Мэгги — «Мэг». Уилл поинтересовался, как Драко понравится, если его имя немного сократят, тот не стал спорить, и вопрос был решен. — Наверно. Я думал, вечеринка закончилась. — Нет, брат, она только начинается. Старички рано ложатся спать, но мы собираемся развести костер и немного поиграть на гитаре. — Ладно, — сказал Драко. Звучало заманчиво. Он позволил проводить себя под навес, где Уилл забрал большой черный саквояж странной формы. — Что это такое? — Ох, забыл, что ты никогда не видел гитару. Верно? Драко потряс головой. Он даже не понимал, о чем речь. — У костра я тебе покажу. Я играю на ней с детства. С этим ничто не сравнится! Драко увидел, что в яме уже разведен огонь. Вокруг стояли шесть стульев. Уилл продолжал рассуждать о гитарах, пока они подходили к костру, и из его слов Драко догадался, что речь идет о каком-то маггловском музыкальном инструменте. Большинство стульев были уже заняты. Драко с сомнением посмотрел на свободный. На тонкий металлический каркас было натянуто грубое полотно. Сооружение выглядело не слишком устойчивым, но он все-таки сел. Уилл устроился рядом. Сидевшим следующим колдун держался за руки с хорошенькой ведьмой. Уилл взмахом руки представил обоих: — Том, мой младший брат и его девушка Гвен. Том и Гвен, это мой новый друг Драко. Драко понимал, что Том называет друзьями всех знакомых, но все равно решил, что он идет в зачет. Теперь у него было четверо друзей, причем в последнем случае даже не пришлось особо стараться. Он вылупился из кокона, стал очаровательным светским мотыльком, и перед ним открылись гигантские перспективы: еще немного и, чтобы сосчитать его друзей, не хватит пальцев на одной руке! — Рад познакомиться, — сказал Том. Гвен как раз повторяла эти слова, когда подошли Бьянка с Гермионой. — Мы ходили за растопкой, — объяснила Гермиона, и Драко попытался понять, о чем она. — И вином, — добавила Бьянка. Она устроилась рядом с Драко и поставила на землю корзину, из которой торчала бутылка и пять стаканов. — Кстати, отличное вино. Я бы от такого не отказался. — Так дело не пойдет, — заявил Уилл, обращаясь к жене и Драко. — Поменяйтесь-ка местами, вы двое. Исполнители должны держаться вместе. Драко неловко поднялся на ноги. Бьянка заняла его стул, а он в результате оказался рядом с Гермионой. Он сообразил, что среди собравшихся только они не были парой, но это не имело особого значения. — Вот так лучше. Ну, что будем петь, Би? Он открыл черный саквояж и провел руками по резному деревянному предмету с тонкими струнами, натянутыми по всей длине. Бьянка задумчиво обвела собравшихся взглядом. — Раз Гермиона здесь, начнем с «Милой Джейн». — Ну да, конечно. Он положил гитару на колени, как кладут ребенка, и прижал свободную руку к отверстию в ее полом теле. Бьянка повернулась к Драко. — Когда Уилл с Гермионой познакомились, она попросила его исполнить эту песню, и с тех пор он зовет ее «Джейн». — Гермиона — длиннющее имя, и плохо сокращается — честно, Джейн! — так что пришлось принять срочные меры. Гермиона рассмеялась. Она была слегка навеселе: щеки раскраснелись, и любая чепуха вызывала хохот. У Драко тоже. — Я тебе говорила, что имя не приживется. — А я говорил, что мне все равно. Давай-ка постараемся, дорогая, — обратился он к Бьянке. — Дрейк еще ни разу не слышал живую маггловскую музыку. — Дрейк? — переспросила Гермиона, и он осознал, что не сводит с нее глаз. Он пожал плечами и указал на Уилла. После недели не-приходов он успел потерять навыки правильного обращения с ней. — Понятно! Серийный обзывальщик нанес очередной удар. Может, мне тоже стоит перейти на «Дрейк»? — С учетом того, что ты в жизни не называла меня по имени, получится перебор, — ответил Драко. — И если ты станешь называть меня «Дрейк», я буду обращаться к тебе «Джейн». — Дрейк, — заявила она, растягивая губы, чтобы произнести непривычное имя. — Джейн, — выпалил он в ответ. Секунду они смотрели друг на друга в растерянности, потом она потрясла головой. — Звучит дико. Лучше ты по-прежнему будешь Малфоем. — В любом случае Джейн из тебя никакая, — категорически заявил он, не вполне понимая, что под этим подразумевает. Но она очень удачно обиделась. — Тебе откуда знать? Может, какая! Ладно, отстань, я вообще не возьму в толк, о чем ты. Уилл провел кончиками пальцев по струнам, и на них обрушился поток звуков. — Теперь понимаю, что ты имела в виду, когда рассуждала об этих двоих, — обратился он к жене, выразительно поводя бровями. Драко решил, что у него отвратительные манеры. — О чем это вы? — спросил он. Он услышал, как голос Гермионы задает похожий вопрос, но музыка заглушила все остальные звуки, а Бьянка запела: — Тот, кто имеет сердце, не станет напрасно им рисковать… У Бьянки оказался прекрасный голос: сильный, глубокий и нежный. Голос наполнял двор и, казалось, звучал сразу со всех сторон. — И тот, кто роль играет прекрасно, вряд ли бросит играть. К Бьянке присоединился Уилл, и Драко замер в восторге. Они пели так, как должны петь двое, которые давным-давно решили стать плотью единой. — Вино и розы наводят грезы, улыбнись мне… Музыка, звучащая совсем близко, коснулась тайного места где-то за ребрами и потянула его все ближе и ближе к сердцу. — Милая Джейн. Темнота выцвела и исчезла, и остались только звуки песни: — Моя милая Джейн <1> . — Да, — выдохнул он в тишину, когда вернулся к реальности. — Это было потрясающе. — Спасибо, — ответил Уилл и, не поднимаясь со стула, отвесил шутливый поклон. — Может, вы двое откроете вино, и мы познакомимся поближе? Драко сморгнул, чтобы прийти в себя. Гермиона наклонилась и взяла с травы корзину. Она вручила бутылку Драко, и тот открыл ее взмахом палочки. Потом она держала стаканы, пока он разливал вино, и передавала их по кругу. — Ну, Джейн, — начал Уилл, — чем ты занималась в последнее время? Драко тоже хотел бы это знать, и обрадовался, когда кто-то решился спросить. — Собирала материал для новой книги, но об этом говорить еще рано. Скажу только, что Министерству она вряд ли понравится, но это их проблемы. Мои книги слишком хорошо покупают, чтобы издатели отважились мне отказать. — Правильно, выведи этих ублюдков на чистую воду! — с горечью сказала Гвен. — Мой отец попал туда же, куда и ты. Ремингтон Гумберт, может, ты его знаешь. И двух недель не прошло, они распустили департамент и разогнали сотрудников! Совсем перестали стесняться! Я думала, при Шеклболте будет по-другому. — Сначала да, — ответила Гермиона. — Но постепенно он подпал под влияние глав департаментов, из тех, что начали работать еще до Первой войны. А они не понимают, зачем что-то менять. Так что теперь, когда один из них заявляется к министру с предложениями, которые направлены к его выгоде и ущербу всех остальных, тот подписывает, не глядя, словно ему все равно. Кстати, я помню твоего отца. Как ты думаешь, если я отправлю ему сову, он согласится дать мне интервью? На основах строгой анонимности, конечно. — Уверена, ему есть, что сказать. Обязательно с ним свяжись. Пока остальные обсуждали политику, Драко держал рот на замке. Он твердо решил в ближайшее время разобраться, что к чему. Он понимал, что сейчас неподходящее время, чтобы расслабляться, но ничего не мог с собой поделать. Политика наводила скуку, и казалось нелепым тратить целый час и без того тоскливого дня на то, чтобы убедиться, что дела обстоят еще хуже, чем кажется. В конце концов, серьезности беседы не выдержал Уилл. Он поставил стакан и взялся за гитару: — Все это очень интересно, но вам не кажется, что сейчас время позднее рассуждать о судьбе страны? Хотите еще песню? — Отличная мысль, — сказала Бьянка. — Тем более что для серьезных разговоров кое-кто слишком много выпил. — Придираешься, потому что тебе пить нельзя, — начал Уилл, посмотрел на лицо жены и торопливо добавил. — Я все понимаю. Дрейк, какая песня на твоем диске самая любимая? — Ты знаешь «Клевер на алом»? — спросил Драко. — Он спрашивает, знаю ли я «Клевер на алом»! Давай посмотрим. Его пальцы уже коснулись струн. Он заиграл, и знакомая песня ожила и зазвучала совсем по-новому. — Странно, ее я почти не знаю, — запела Бьянка, покачиваясь в такт. — Но полюбить ее желаю. Слева замерцал свет. Драко повернул голову и увидел, что в наступающих сумерках Гермиона запустила блуждающие огоньки. Она сосредоточенно свела брови и бормотала заклятья, совершая круговые движения руками. И тут, словно с размаху упав в замерзшее озеро, он понял, о чем говорила Панси в пабе. Он наблюдал, как повисают в воздухе крохотные огоньки, пока Гермиона не завершила круг. Тогда он посмотрел на ее лицо. Она с подозрением поглядела на него. Он отвел глаза. Все остальные принялись заказывать любимые песни. Драко, что неудивительно, слышал их в первый раз. Он обнаружил, что они звучат как-то слишком лично, а всем известно — это вернейший признак слюнявой влюбленности. Он отлично провел время, но лучше бы вечер поскорее закончился. Кто знает, сколько еще очевидных примет своего печального состояния он обнаружит? С тем же успехом он мог бы напечатать объявление в «Пророке»: «Я, Драко Малфой, недавно пришел к выводу, что без всякого обдуманного намерения, совершенно случайно влюбился…» Он не смог продолжить. После такого объявления оставалось только покончить с собой, что ровно никого бы не удивило, потому что все и так считали, что туда ему и дорога. Когда очередная песня, наконец, закончилась, он поторопился уйти. — Уже поздно, — сказал он, глядя на что угодно, кроме Гермионы. — Мне пора домой. Уилл был расстроен. — Ты уверен? Мы только начали. — Сегодня не могу. В следующий раз. Уилл кивнул. — Пошлю тебе сову. Сходишь с нами в паб? — Конечно, — ответил Драко. — Я тебя провожу, — сказала Бьянка. Она встала, и они вместе пересекли темный двор. — Спасибо, что пришел. Тебе понравилось? — Очень. Спасибо за приглашение. Выяснилось, что «спасибо» говорить вовсе не трудно, если чувствуешь искреннюю благодарность. Всю остальную дорогу она говорила о своем муже. Ей явно понравилось, что они сошлись. Оказалось, что Уилл пишет обзоры маггловской музыки для «Пророка». В гостиной два толстых кота все еще нежились на стульях. Прежде, чем уйти, Драко обратился к Бьянке: — Уилл сказал, что передаст для меня несколько дисков. Ты можешь проследить, чтобы там была «Милая Джейн»? Бьянка понимающе улыбнулась, что было просто неприлично, учитывая, что она не имела никакого права ничего понимать. — Правда, она милая? — Спокойной ночи, — сказал он, на этот раз неискренне. Если она собирается и дальше отпускать подобные замечания, пусть ей приснятся кошмары! Не ожидая ответа, он ступил в камин. Дома он приказал подать вина, чтобы наверняка не допустить никаких идиотских мыслей прежде, чем заснет. 1. Песня Лу Рида «Милая Джейн» («Sweet Jane», 1969), находится на 81 месте в списке 100 величайших гитарных соло. Вот здесь она есть в исполнении самого Лу: http://www.youtube.com/watch?v=foMNiug0WGc (начинается с 1.35). Глава 9. Такие, как мы Когда-то, давным-давно, Драко имел обыкновение мечтать о том, чего не мог заполучить в полное свое распоряжение. С тех пор он понял, что легче предотвратить, чем разгребать последствия. Он научился желать того, что находится в пределах досягаемости, во что можно вцепиться и удерживать до тех пор, пока не выжмешь последнюю каплю удовольствия из самого пустого занятия. А теперь он вновь принялся за старое. Он читал грустные книги, слушал любовные песни и где-то по пути подхватил знакомую тоску по тому, что не только лучше, чем ты, но и намного важнее. Поэтому, когда и на следующий день Гермиона не появилась в кафе, он очень расстроился. Он не думал, что она и есть то самое важное, но, похоже, в некоторых отношениях это было так. Он не был толком уверен, чего добивается, но знал, что когда он это найдет, она каким-то образом окажется рядом. Это было лучшее объяснение, какое он смог подобрать. Он мечтал вытеснить из головы эти мысли, и этим же вечером его желание исполнилось. Случилось странное происшествие. Он только что вернулся с работы, когда к нему обратилась домовиха, с которой он несколько месяцев назад перекинулся словами. Она ломала крохотные ручки и всячески избегала смотреть в глаза. Он решил, что она, должно быть, разбила дорогую вазу. Ему было все равно. Вазы в маноре не вызывали сентиментальных воспоминаний, а денег на замену имелось более чем достаточно. — Хозяин Драко, — начала домовиха, — Гулли извиняться, что беспокоить, но есть вопрос. — В чем дело? — Гулли не должна говорить свой вопрос, но вы — ее хозяин. Если вы заставить Гулли, она сказать вопрос. Она впервые посмотрела ему прямо в глаза, чтобы убедиться, что он понял. — Я хочу, чтобы ты задала вопрос, — неуверенно сказал он, и тогда она пустилась в рассуждения. — Гулли радоваться, что хозяин приказать! Давно, когда Великий хозяин со своими слугами жить в нашем доме, он сказать домовикам, кого слушаться. Она задрожала мелкой дрожью при упоминании Повелителя и заговорила так тихо, что Драко пришлось наклониться, чтобы ее расслышать. — Мы слушаться Великого хозяина, потом хозяйку Беллатрикс, потом хозяина Люциуса, потом хозяйку Нарциссу, потом остальных хозяев, а потом хозяина Драко. Она сделала паузу, и Драко кивнул. Он помнил порядок подчинения. Этот порядок относился не только к домовикам. — Они все умереть, но у домовиков остаться старые приказы. Их нельзя нарушать и о них нельзя говорить. Но хозяин Драко очень добрый с домовиками, и если он велеть Гулли, она сказать хозяину Драко приказы. Его раздражали ее околичности, но он понимал, что только они удерживают Гулли от того, чтобы с размаху впечататься головой в стену. Строго говоря, даже имея его разрешение, она все равно нарушала запреты. — Конечно, Гулли, — согласился он. — Я требую, чтобы ты сказала, что это за приказы. Она качнула тяжелой головой. — Как хозяину Драко угодно. Много лет назад Великий хозяин дать Гулли коробка. Великий хозяин велеть спрятать коробка в особом месте и не говорить никому. Коробка остаться в этом месте навсегда. Ее нельзя трогать, пока Великий хозяин не разрешить. Другие хозяева знать про коробка, но Великий хозяин не хотеть, чтобы они видеть, что в ней. Драко понятия не имел, о чем она лепечет. Нельзя сказать, чтобы это его удивило: от него постоянно и намеренно скрывали махинации Пожирателей. Но, похоже, дело было важное, раз уж даже Беллатрикс не было позволено вмешиваться. — И теперь Гулли не знать, как быть, — продолжала домовиха. — Хозяин Люциус вернуться из Франция и хотеть, чтобы Гулли принести коробка из особого места в его кабинет, чтобы смотреть внутри. Хозяину Люциусу этого нельзя, и Гулли тоже нельзя. Если Гулли сделать, она нарушить приказ, и хозяин Люциус тоже нарушить приказ хозяина, которого он должен слушаться. Последнюю фразу она проговорила совсем тихо, и Драко вдруг сообразил, что она высказывает собственное мнение: нечестно, чтобы такой жестокий человек, как его отец, мог выйти из повиновения и действовать по собственной воле. Он впервые задумался, не испытывали ли домовики тайной радости, когда видели, как Люциус Малфой пресмыкается перед Повелителем, и его наказывают за малейшую провинность, как он десятилетиями поступал с ними самими. А еще он задумался, зачем отцу, после всех этих лет, внезапно понадобилась какая-то коробка. Большая часть принадлежавших Повелителю вещей теперь, когда сотканная им паутина власти рассыпалась в прах, превратилась в бесполезные диковинки. Если что-то из этого опять понадобилось отцу, похоже, в общих интересах будет держать это что-то от него подальше. — А если хозяин Драко захочет посмотреть, что в коробке? — спросил он. — Гулли рассказать приказы, а теперь она говорить вопрос: если хозяин умереть, домовики должны его слушаться? — Нет. — Тогда Гулли говорить другой вопрос: Великий хозяин дать приказ, кого слушаться. Великий хозяин умереть. Кого домовикам слушаться? Драко был поражен: его домовиха заранее спланировала весь разговор, чтобы не только поставить Люциуса на место, но и передать власть в доме в другие руки. Отец по привычке воспринимал эту власть в качестве само собой разумеющейся и забыл предупредить домовиков, что после падения Повелителя он снова стал главным хозяином. Если бы домовики учились в Хогвартсе, Гулли наверняка попала бы в Слизерин. Главный урок, который Драко усвоил из написанной Гермионой книги, состоял в том, что домовики способны как на безоговорочную преданность, так и на презрение. Если они не любили хозяина, то выполняли приказы строго от сих до сих, и постоянно выискивали лазейки, чтобы их обойти. Но если домовики были ему преданы, они могли в прямом смысле пожертвовать жизнью, чтобы помочь. Он помнил, с какой слащавой обходительностью Беллатрикс обращалась с жутким Кричером, который ни на кого, кроме хозяйки, не смотрел. Люциус ненавидел свояченицу за то, что та в милости у Повелителя, но она знала кое-что, ему недоступное. Правило номер один для тех, кто хочет сохранить власть — «нельзя недооценивать подчиненных». Драко был рад, что его домовики оказались второй разновидности, и особенно радовался тому, что догадался подарить им новые настольные игры. Стоило разориться на доску и камешки для манкалы <1> и слегка отпустить вожжи, чтобы обзавестись двадцатью эльфийскими друзьями до гроба (жаль, что их все-таки нельзя было включить в общий дружеский зачет). — Теперь главный хозяин — я, — сказал он, и Гулли стала меньше дергаться. — Тогда мы слушаться сначала вас, а потом хозяина Люциуса. Гулли приносить коробку хозяину Люциусу? К сожалению, обойти этот вопрос было невозможно. — Да. Если ты ее не принесешь, он поймет: что-то случилось. И не рассказывай ему о нашем разговоре. Гулли энергично затрясла головой, словно такая мысль ее вообще не посещала. — Но сначала принеси коробку мне, а потом можешь поставить в кабинет отца. Гулли появилась с коробкой и положила к ногам Драко. Это оказалась тонкая прямоугольная шкатулка, сложенная из пергамента. Он попробовал на ней несколько проверочных заклятий. Как и следовало ожидать, шкатулка была зачарована, а он не собирался соперничать с Повелителем в знаниях и магической мощи. Но что-то было не так. Он же видел, как Гулли ее держала! — Ты что-то сделала, когда брала ее в руки? — Гулли не мешкать, хозяин! — ответила та, раскачиваясь из стороны в сторону. — Она пойти в особое место и … — Нет, нет, — перебил он, — я не про то. Ты применяла к коробке магию или просто взяла ее? — Гулли не использовать магию. Ей не сказать это делать. Он снова наложил заклятье и снова обнаружил, что шкатулку окружает мерцающая сеть темных чар. — Хорошо. Тогда подними ее. Она так и сделала, и чары не изменились. В этом была своя логика: Повелитель хотел, чтобы домовики позаботились о шкатулке, поэтому те могли ее касаться. Драко подергал губу, погрузившись в размышления. Ему надо было открыть шкатулку и понять, что в ней, прежде чем вернется отец. «Как всегда, все исподтишка», — подумал он. Отец все еще разыгрывал злодея из страшилки для детей! — Отец говорил, когда вернется? — Хозяин Люциус говорить завтра утром, — ответила Гулли к облегчению Драко. Если надо, он просидит всю ночь, но решит загадку. Тем более что одна мысль ему в голову пришла. — Домовики когда-нибудь открывали коробку? — спросил он. Гулли так яростно затрясла головой, что он испугался за ее шею, и остановил движением руки. — Ясно, ясно. Ты всегда выполняешь приказы. Молодец! Он сказал далеко не ласково, но она просияла от счастья. — Как ты думаешь, коробка позволит тебе себя открыть? Гулли повертела ее в руках. Мерцающее свечение эльфийской магии проступило сквозь тоненькие пальчики и окутало шкатулку. — Коробка сказать, что если пытаться открыть не Великий хозяин, а другой волшебник, будет плохо. Но Гулли не волшебник. — Вот именно! Ты можешь открыть эту коробку для хозяина Драко? — Да, хозяин. Она положила шкатулку на пол, аккуратно отодвинула защелки и откинула крышку. Внутри оказалась пачка исписанного пергамента. Но Драко все равно не мог к ней прикоснуться. — Я знаю, что уже поздно, но ты можешь помочь мне в очень важном деле? Как он и рассчитывал, Гулли стала сама не своя от радости. — Конечно, хозяин Драко! Гулли очень радоваться, если помочь хозяину сделать то, что он просить. — Отлично. Я хочу, чтобы ты скопировала для меня все, что написано на этих листах, а потом сложила их обратно, как было. Домовиха немедленно приступила к делу, пока он мерил шагами свою гостиную. Все как всегда! Сначала долгое время вообще ничего не происходит, а потом разом начинают случаться самые невероятные вещи. Ну, если честно, все это существовало и раньше. Драко просто не обращал внимания на то, что его напрямую не касалось. Когда Гулли закончила, он поднял тяжелую пачку пергамента и положил на стол. Он снова повторил, что она молодец, просто для того, чтобы сделать ей приятное. Она низко поклонилась и вышла из гостиной, прихватив с собой вновь запертую шкатулку, а он занялся чтением. Первая часть. «Обзор Министерства Магии, с описанием самых влиятельных лиц и ключевых игроков». Автор – Бартемиус Крауч-младший, 1994 год. Обзор открывался хорошо известными планами Крауча: тем, чем тот занимался, когда Драко был на четвертом курсе. Описания сотрудников Министерства относились именно к этому времени. В Обзоре содержалась подробная информация о Крауче-старшем, Корнелиусе Фадже, Альбусе Дамблдоре и многих других. Большинство тех, кто упоминался в Обзоре, умерли, поэтому Драко наскоро пролистал его и перешел ко второму документу: «Продолжение обзора Министерства Магии». Олдос Яксли, 1997 год. В продолжении описывался план захвата Министерства, который был осуществлен в этом самом году. В нем говорилось о Руфусе Скримджере, Пие Тикнессе и о других сотрудниках, многие из которых до сих пор работали. Одно имя сразу бросилось Драко в глаза — Джон Доулиш. Аврор Доулиш тогда занимался Дамблдором. Ему была посвящена целая глава с описанием гигиенических привычек и сексуальной жизни (с женой, проститутками и другими женщинами). К обзору был приложен целый пакет колдографий, на которых Доулиш был изображен с самыми разными партнершами. Кое-кому из них явно было далеко до совершеннолетия. Драко быстро отложил пакет — его замутило. Дальнейшее чтение показало, что почти обо всех нынешних руководителях департаментов имелись отдельные главы. Правда, сведениям по десять с лишним лет, но многие такой взрывчатой силы, что до сих пор представляют опасность. Он дошел до последней части: «Пожиратели Смерти и другие ресурсы». Автор указан не был, но Драко быстро понял, что эту часть написал сам Повелитель. Он представил, как уродливый колдун-змея в длинной, развевающейся мантии задумчиво прикладывает перо к несуществующим губам. Формулировки были довольно странные и отдавали чем-то нечеловеческим. Яксли и Крауч писали о министерских чиновниках, испытывая вполне понятные чувства. Например, было очевидно, что Крауч ненавидит отца. Но когда Повелитель оценивал своих приспешников, соглядатаев и заложников, возникало ощущение, что читаешь техническое описание коллекции камней. Единственным исключением была Беллатрикс, которая удостоилась похвал и даже краткого замечания о своей исключительной красоте. Но ничего поэтического в этом замечании не было, и тем более — никаких чувств. Просто подтверждалось, что лучшей игрушки у Повелителя нет. Глава о Люциусе сводилась к подробному перечислению всех его недостатков, а сам Драко был удостоен короткой фразы: «Сын Люциуса. Возможное применение: не определено». Дамблдор бы обошелся с ним лучше, яростно подумал Драко. Колдун, которого он пытался убить по приказу Повелителя, нашел бы для него более лестную характеристику, в этом сомнений не было. Он решил, что будет думать о настоящем. Прошлое оказалось даже более мрачным, чем ему помнилось. Он пришел к выводу, что вряд ли реорганизация в Министерстве, решение Гермионы написать новую книгу и внезапный сильный интерес отца к старым бумагам совпали случайно. Он впервые задумался, чем же его отец занимается дни напролет. Многие имена из второй части повторялись в третьей: имена чиновников, которые шпионили на Повелителя или выполняли его приказы. Одни состояли на жалованье, других удерживали шантажом. Если бы Драко пришлось расположить все существующие прилагательные в том порядке, в каком они описывают Люциуса Малфоя, прилагательное «невиновный» в том смысле, в каком его обычно употребляют, вряд ли попало бы на высокое место. Скорее всего, оно оказалось бы где-то между «хрустящий» и «шестиугольный». Но у него всегда было впечатление, что отец невиновен в юридическом смысле этого слова. То есть, что доказательства совершения им преступлений отсутствуют. Теперь получалось, что доказательств сколько угодно, но их сознательно скрыли могущественные союзники. Если то, что происходит, действительно так важно, как он опасался, то, как только министерские взяточники будут разоблачены, отец окажется в Азкабане. Он снова просмотрел документы, выписывая сведения, которые все еще сохраняли ценность или относились к тем, кто уцелел. Он решил, что надо как можно скорее поговорить с Гермионой Грейнджер: та была на пути в пропасть. Достаточно того, что не только он, но и еще многие знали, что она взялась за новую книгу. Он собирался помочь ей по двум причинам. Во-первых, потому что она рисковала, задевая людей, всех возможностей которых не представляла. Во-вторых, существовала вторая причина, потому что первой было недостаточно, чтобы рисковать и взваливать на себя уйму работы. Об этой причине он подумает позже. Радовало только то, что отец до сих пор не догадался, как открыть шкатулку, и вряд ли ему придет в голову обратиться за помощью к домовику. Учитывая, что шкатулку заклял сам Повелитель, понадобится по меньшей мере несколько дней, чтобы снять чары. У Драко была фора. ********** На следующее утро он появился в «Вороне» к открытию. Бьянка страшно удивилась. — Доброе утро, — осторожно сказала она, заметив его взволнованный вид. — Что случилось? — Грейнджер все еще приходит каждый день? — спросил он, пропустив вопрос мимо ушей. — Да, конечно. Ты почему такой расстроенный? — попробовала она снова. — Неважно. Мне надо поговорить с Грейнджер. Он сообразил, что если ничего не объяснить, у Бьянки появятся подозрения, и добавил: — Это про ее книгу, и это срочно. Она приподняла брови. — Понятно. Она скоро будет. Она обычно рано встает, заглядывает к нам, а потом отправляется заниматься своей книгой. Слава Мерлину! Он не хотел посылать Гермионе сову или что-то подобное. Могла выйти неловкость. — Тогда я подожду. Он заварил себе кофе покрепче, устроился у двери и начал бдение, успешно распугивая входящих посетителей. В конце концов, появилась Гермиона. Он вскочил на ноги, напугав ее еще больше, чем всех, кто пришел до нее. — Малфой! Она прижала руку к груди. — Что ты здесь делаешь? Ты что, выслеживал меня? — не веря своим глазам, спросила она. — В общем, да, — признал он, и только потом сообразил, что сказал. — То есть, нет. Я тебя ждал. Мне срочно надо поговорить с тобой по поводу книги. — Вот как? — недоуменно переспросила Гермиона. — О чем это? — У меня есть важные сведения, но здесь я о них говорить не могу. Давай зайдем в подсобку. — Какие сведения? Для дела, может, и неплохо, что она такая упрямая, но как это выводит из себя! — Я же сказал, не здесь! — ответил он, обводя взглядом посетителей. Кто знает, с кем они могут быть связаны? — Пойдем, и если то, что скажу, тебе не пригодится, можешь уйти. Но пойти ты должна. Гермиона, похоже, ему не слишком поверила, но всё же согласилась пройти в подсобку. — Бьянка, мы с Грейнджер немного поговорим. Последи, чтобы нам не мешали, — распорядился он, когда они проходили мимо стойки. — Э-э-э, ладно, — сказала та, и Драко понял, что она сгорает от желания выяснить, в чем дело. Это было некстати. Идеальным выходом было бы, чтобы Гермиона осознала, насколько опасным делом занялась и бросила книгу. Тогда никто никогда не узнает, что происходит, и отцу не придется садиться в тюрьму. Он видел, как ей неуютно наедине с ним, а когда он наложил на дверь запирающее и заглушающее заклятья, неловкость сменилась тревогой. Она положила руку на палочку. Значит, некоторое представление об осторожности у нее имелось. Если процитировать Пожирателя Смерти, который сумел всех одурачить: «Постоянная бдительность!» — В Министерстве знают, чем ты занимаешься? — спросил он. — Наверно, знают, но они меня не остановят. Такой глупости от нее он не ожидал. Открыто рассказывать всем о своих планах! Он уставился на нее в полном изумлении. Она же считается умницей! — Нет, — согласился он. — Они не могут помешать написать о тех мелочах, которые ты выяснила, но могут заделать протечку. Они все — грязные политики. Хоть на минуту поставь себя на их место! — Ладно, — сказала она, но он видел, что до нее так до конца и не дошло. — Нет, ты не понимаешь. Попробуй думать как они. Какая-та молоденькая идиотка имеет наглость заявлять, что ты неправильно управляешь департаментом, хотя ты занимаешься этим три десятка лет! Эта идиотка — ты. Если тебе удалось раздобыть какие-то огрызки их планов, то только по чистой случайности. Они сознательно держат тебя в потемках с первого дня. — Зачем ты мне это говоришь? — спросила она, все еще его не слушая по-настоящему. — Потому что мне известно гораздо больше, чем тебе, и ты окажешься общим посмешищем, опубликовав книгу с давно протухшими обвинениями. А еще ее могли убить, но у Драко было ощущение, что Гермионе страшнее оказаться выставленной на посмешище. — Что тебе известно? — буркнула она наконец. Хотя на дверь были наложены заклятья, он бы предпочел говорить как можно меньше. Им потребуется безопасное место, чтобы просмотреть сделанные им заметки, но сначала он хотел кое в чем убедиться. — Здесь говорить не буду. Приходи в Манор, покажу тебе свои записи. Она, сузив глаза, обдумала его предложение. — Нет, этого я делать не стану. Поговорим в каком-нибудь другом месте. — Отлично. А то я решил, что ты совсем без тормозов, — сказал он, и она снова оскорбилась. — Что? Так это проверка? Откуда мне знать, есть ли у тебя что-то нужное? — Вот именно! Наконец-то дошло. На самом деле есть. Я тебе покажу кое-какие выписки, из тех, что побезопаснее. Есть еще двадцать страниц со всякими подробностями. Он протянул ей пергамент. Читая, она старалась сохранять бесстрастное лицо, но пару раз ее глаза еле заметно расширились. — Я это и так знаю, — сказала она, возвращая пергамент. — Хотя кое-что меня… удивило. — Я же говорил, это самое невинное. Она провела пальцами по губам и переступила с ноги на ногу. — Куда отправимся? — спросила она наконец. У него была одна идея, и он пододвинулся к ней как можно ближе. Близко до неприличия. Заглушающие заклятья — это само собой, но если речь идет о действительно важных вещах, правило простое — говори как можно тише. Он шептал место назначения ей в ухо и пытался сообразить, чем пахнут ее волосы. Запах был знакомый. Она кивнула и аппарировала, как только он произнес последнее слово. Он остался один, нагнувшись туда, где было ее плечо. Драко отпер дверь, убрал заглушку и аппарировал следом за Гермионой. 1. Манкала – название для целой группы африканских и арабских игр, в которые играют, перемещая камешки по лункам в специальной доске. Разновидностей манкалы множество, а правила посева и захвата слишком сложны, чтобы их здесь описывать. Кто интересуется, см. http://ru.wikipedia.org/wiki/Манкала. Там и картинки есть! Глава 10. Перевертыш Они оказались в Визжащей хижине. Вся мебель в пыльной комнате была разломана на части какой-то неведомой свирепой силой, и Драко почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он больше не боялся призраков, но на всякий случай решил держать палочку наготове. — Ты понимаешь, что никаких привидений тут на самом деле нет? — Есть, нет — какая разница? — ответил он. — Из всех мест, куда мы могли аппарировать, это — самое надежное: некому подслушивать и подглядывать. Я сделал расчеты. Он не преувеличил: он даже прикинул, какова вероятность, что в том или ином месте появятся посторонние. Каким-то образом за прошедшие годы Драко успел превратиться в настоящего параноика. Проверив уже установленные магические запоры, он наложил заглушающее заклятье. Потом на всякий случай еще раз внимательно осмотрел комнату, достал из-под мантии толстый сверток и вручил его Гермионе. Та опустилась на пол и разложила вокруг себя листы пергамента. — Про Шеклболта есть? — спросила она, проглядев первую страницу. — Про работу на Орден и Министерство в девяносто седьмом. Не больше, чем про других авроров, и ни слова про связь с Пожирателями. Слава Мерлину, Шеклболт был не причем, иначе Драко пришлось бы уничтожать письменные доказательства. Обвинение министра Магии в военных преступлениях десятилетней давности могло иметь два последствия, и оба были хуже. Первый вариант: Шеклболт слетает с поста и его заменяет кто-то другой. В результате начинается жуткая неразбериха, особенно если вместе с министром слетят главы департаментов. Или второй вариант: Доказательств мало, все было давно, так что Шеклболт выкарабкивается и сохраняет свой пост. Поздравляем, Драко, у тебя появился новый могущественный враг! — Или на него больше ничего не накопали, или не поняли, насколько он важен, — продолжил он. — Должно быть, неплохо знал свое дело. — Ему не было равных, — сказала Гермиона. Закончив чтение, она аккуратной пачкой сложила листы на коленях. Драко так нервничал, что сидеть был не в состоянии. Он метался по комнате, благо места хватало. — Самое главное: кто-нибудь еще это знает? — спросила она. — Среди живых — нет. — Уверен? — Да. Отец пытается добраться до документов, но на это нужно время. И он понятия не имеет, что в них. — Хм-м. А есть доказательства, что все написанное — правда? — Да, — коротко ответил он. Ему не хотелось напоминать ей, что, как бывший Пожиратель Смерти, он очень неплохо разбирается в таких вопросах. — Можешь описать, какого рода доказательства? Драко чуть не расхохотался. И это не была в чистом виде нервная реакция: Гермиона произнесла фразу прямо по учебнику для юристов из Департамента охраны магического правопорядка. — Колдографии и подписанные заявления, — сказал он. У нее загорелись глаза. Потом она их решительно сузила. — Опиши колдографии, — распорядилась она. Он отвел глаза. Он сам впутался в эту историю, и сейчас ему приходилось туго. Каким дураком он был месяц назад, когда считал, что для счастья достаточно достичь пары простеньких целей! Теперь у него была работа, больше, чем три друга, и все, чего он добился — приглашения начать жить. — Самые разные, — начал он после напряженного молчания. — У каждого из чиновников — свой пакет, где снято, как они нарушают закон, или делают что-то непристойное. Есть такие, о которых я и не подозревал: всякого, кто в чем-то помог Повелителю, снимали каждый год. Пожирателей — как они получают Метку и на собраниях. Соглядатаев и сторонников — с Беллатрикс, Петтигрю или Яксли. Все трое мертвы, и, поскольку сторонники Повелителя никогда не смотрят прямо в камеру, я практически уверен, что никто не подозревает, какие против них есть свидетельства. — Это зависит от того, кто снимал, — возразила Гермиона. Конечно! — Я не знаю, кто, — признал он. — Сам Повелитель не то, чтобы увлекался колдографией. Он попытался вспомнить, как выглядели фото. Яксли смотрел прямо в объектив. У Петтигрю был напуганный вид. Но у него всегда был напуганный вид, так что это было нормально. Беллатрикс подмигивала, восторженно улыбалась, демонстрируя все свои зубы, и беспечно покачивала головой из стороны в сторону. Сначала он решил, что они снимали друг друга, но вряд ли его тетушка стала бы устраивать целое представление и улыбаться двум другим слугам Повелителя. С другой стороны, вряд ли всех снимал один и тот же человек. Возможно, у каждого был свой собственный фотограф, с которым они всегда работали вместе, и что все трое не подозревали о существовании друг друга. — Тогда нам придется исходить из предположения, что о колдографиях знает кто-то еще, — заметила Гермиона. — А кто, по-твоему, мог делать снимки для шантажа? — Они из самых разных источников. — Тогда от этого толку мало. Может, есть что-то необычное? Ну, знаешь, колдографии, которые ты не ожидал увидеть, или наоборот — ожидал, а их не оказалось, или какие-то странности? Он не собирался ей говорить, но самыми неожиданными оказались его собственные изображения: на них можно было разобрать либо лицо, либо Метку, но не то, и другое вместе. Колдография, на которой Драко получал Метку, оказалась настолько неудачной, что он не понимал, как Повелитель вообще такое допустил: она была сделана до того, как Метка проступила на руке, лицо попало в густую тень, а изображение выглядело размытым. Размытые колдографии производили странное впечатление: возникало ощущение, что происходит землетрясение, столько усилий приходилось прилагать тем, кто на них изображен, чтобы сохранять равновесие. Но плохое качество снимка могло означать всего лишь, что высокопоставленному Пожирателю Смерти, который стоял за камерой, было наплевать на Драко. Это не вело никуда. И, главное, не имело смысла, потому что Драко получил Метку. Достаточно было закатать ему рукав и проверить. Каждый раз, принимая ванну, Драко разглядывал Метку и размышлял о том, насколько нелепо и по-дурацки все было задумано. Не скрыть, не изменить, не уничтожить. И в первого взгляда видно, что в разработке не принимал участия профессиональный дизайнер. Каждое утро он задавал себе вопрос: «Зачем? Ну, зачем понадобилось делать ее такой вызывающе безвкусной?» С тех пор, как Повелитель погиб, Метка стала выцветать, но наложенное заклятье оказалось настолько прочным, что она все еще была видна с десятка футов. — Нет. Ничего необычного, — солгал он. — Ладно. Мне надо просмотреть твои заметки более основательно, хотя я уже вижу связь с тем, что нашла сама. Можно мне снять копию? Она собирается стащить у него документы и использовать для того, чтобы ее убили и все рухнуло. До нее вообще не дошло, для чего они встречались! — Нет. Я показал их тебе для того, чтобы ты поняла, во что впуталась. Использовать их нельзя. Она бросила на него свой излюбленный «ну, ты и идиот» взгляд. — Конечно, можно. Ты же не думаешь, что я все брошу из-за того, что самые мои фантастические подозрения подтвердились? — У тебя нет доказательств, — сказал он, нагнулся и забрал пачку пергамента. Она поднялась на ноги и уставилась на него. — Знаешь что, Малфой? На секунду мне показалось, что тебя действительно что-то волнует, кроме себя самого. Не поверишь, я действительно вообразила было, что ты решил мне помочь, потому что это правильно. Ну, я и дура! Под ее взглядом он почувствовал себя ничтожеством. Драко опустил глаза на заметки, которые сжимал в руке, стараясь не думать о том, что она сказала, и напоминая себе, что так будет ей же лучше. И всем лучше. Она стояла прямо напротив, и он чувствовал, как струится по ее телу бешеная сила жизни. — Если никто не хочет мне помочь, я все сделаю сама, но вы, трусы, пожалеете, если у меня не получится. Радуйся, что успел прочитать маггловские книги, пока была такая возможность, — добавила она. Драко понял: она рассчитывает, что он поддастся на эту уловку. Он не собирался, но все равно вспомнил о Монтэге: о Монтэге и Грейнджере, которые в самом конце доблестно делают шаг в сторону бесплодного будущего. Он знал, что если бы кто-то вмешался раньше, у них было бы больше надежды. — Ты о чем? — спросил он. — Ты что, совсем газет не читаешь? Не то, чтобы совсем: он просматривал спортивный раздел и разглядывал картинки. Но ему не было необходимости отвечать, потому что она снова на него накинулась: — Не понимаешь, что происходит? Как ты можешь… — Ладно, хватит, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Говори уже, что собиралась, раз это так важно. — С чего начать? С Битвы при Хогвартсе? — спросила она, но он пропустил насмешку мимо ушей. — Точно. И ограничься основными фактами, если сможешь. Она вздохнула и провела кончиками пальцев по лбу. Она завладела его вниманием и не собиралась упускать из-за гнева. — Отлично, — бросила она. — Начнем с самого начала. Волдеморт потерпел поражение. Об этом ты, надеюсь, слышал? Он предпочел проигнорировать этот выпад, с каменным лицом уставившись ей куда-то в левое плечо. Она заговорила снова: — Члены Ордена заняли высокие посты в Министерстве. За следующие два года нам удалось добиться очень многого, потом прогресс замедлился, а потом и вовсе остановился. Некоторым было вполне достаточно того, чего мы уже достигли. И тут им стали предлагать уйти в отставку с высокой пенсией, или в долгий отпуск. Причем их никем не заменяли: их должности просто ликвидировались. И никто, кроме меня, не видел в этом ничего особенного. Все считали, что у меня мания преследования. Как раз тогда повысился интерес к маггловской культуре. Я заметила, что кое-кому из старого министерского начальства это не нравится, но, к моему удивлению, они и не думали вмешиваться. Прошло еще немного времени, и я стала рвать на себе волосы, пытаясь пробить хотя бы крохотное изменение в законодательство. Она замолчала, а затем решительно продолжила: — Полгода назад у Гарри родилась дочь, и под этим предлогом он ушел в отставку. На самом деле он устал. Рон ушел задолго до этого: он один из первых, кто воспользовался пенсией для героев. Пока рядом был Гарри, казалось, не все потеряно, но когда он ушел, я оглянулась по сторонам и поняла, что, кроме меня и Шеклболта, членов Ордена в Министерстве не осталось. Они применили коварный ход: подбирались к нашим измученным ветеранам и шептали им, что пора отдохнуть. «Вам так тяжело пришлось, и вы так молоды. Почему бы не сделать передышку? Вы ее заработали». А потом меня назначили главой нового Департамента внутренних реформ. По любезной рекомендации Джона Доулиша. Он говорил об этом, словно оказал мне огромную услугу. Меня в жизни так не оскорбляли! Они вообразили, что я не догадываюсь, к чему клонится дело… Она остановилась, несколько раз глубоко вздохнула, и, взяв себя в руки, продолжила: — А потом распустили мой Департамент и уволили всех, кто был как-то связан с реформами. Я подозреваю, что они собираются полностью сдать назад. Уже началась кампания против маггловского влияния. Отдел по неправомерному использованию маггловских артефактов все время напоминает людям, что маггловские книги — это просто сляпанные дикарями безделушки, и их не стоит принимать всерьез. Я думаю, что еще немного, и они исчезнут с полок, особенно книги вроде тех, что я тебе дала. И можешь мне поверить, я оценила иронию ситуации, — добавила она с невеселой улыбкой. — Ужасно, да? Я тоже виновата. В первые годы мы позволили усыпить себя чувством ложной безопасности. Так хотелось верить, что страшное позади, а когда мы пришли в себя, все уже было наготове, чтобы от нас избавиться. Она остановилась. Воцарилось молчание. Хотя почти все, что она сказала, оказалось для Драко новостью, утешить ее было нечем. У него всегда было впечатление, что членам Ордена положено быть храбрыми, верными и все в таком же бессмысленном роде. На практике понадобилось совсем немного лести и пара дней на пляже, чтобы подкупить их, как и всех остальных. С другой стороны, Драко сознавал, что за всю свою жизнь не сделал ничего достойного, и в глубине души ее речь его тронула. Он ясно видел, какой перед ним выбор. Перед ним сияло то самое важное, к чему он стремился. Достаточно руку протянуть. Или снова залечь в кровать. Интересно, родился он трусом или его таким воспитали? В любом случае он был в ужасе. — Можешь снять копию, — сказал он. — Но колдографии и остальные документы я тебе не отдам. Если захочешь их использовать, сначала спросишь у меня разрешения. Она улыбнулась. Худшее было позади. Она забрала у него заметки и взмахнула палочкой, чтобы сделать копию. Потом вернула оригиналы. Она стояла и смотрела на него так, словно он был в кафе за стойкой. — Спасибо, Малфой. Никогда не думала, что скажу тебе такое, но ты сделал доброе дело. И никогда не думала, что скажу еще кое-что: можешь мне помогать, если хочешь. Она, похоже, закончила, но потом открыла рот и выплеснула еще поток слов: — Послушай, ты мне рассказал обо всей этой дряни, так что будет честно, если я тебе тоже кое-что расскажу. Я приходила в «Ворон» из-за тебя. Все остальные выгорели дотла, стали робкими, а в тебе еще теплится жизнь. Когда повторяешь такое вслух, звучит на редкость глупо, но когда мы с тобой схватились в первый раз, во мне словно искра вспыхнула. Забавно, что ты собирался меня остановить, учитывая, что я взялась за книгу только благодаря тебе. Если бы не ты, я бы, наверно, подняла руки и сдалась. — Не думаю, — ответил он. — И не думаю, что и дальше буду тебе помогать. — Посмотрим. Нельзя сказать, что перед тобой последний шанс сделать что-то полезное, но для начала неплохо. Когда он больше не смог смотреть ей в глаза, он аппарировал. ********** В Маноре Драко занялся любимым делом: погрузился в тоску. Он оказался по уши в дерьме, и чем больше об этом думал, тем яснее понимал, что всему виной Гермиона. Например, не прочитай он ее книгу, ему бы в голову не пришло любезничать с Гулли, и та бы никогда не рассказала, что отцу понадобились бумаги Повелителя, и никто бы ни о чем не догадался, пока не стало бы слишком поздно. Такое ощущение, что у Гермионы имелась собственная разновидность магии, помогавшая навязывать свою правильность окружающим без их согласия. Может, она давала ему свои дурацкие книги для того, чтобы в нем проснулась решимость и долго дремавшая (и чисто гипотетическая) смелость. Так вот, это не сработает! Как он мог бы сообразить и сам, идея запугать Гермиону ради ее же безопасности провалилась, так что теперь ему надо было как можно быстрее и с наименьшими потерями выбираться из дерьма. Когда она попросит колдографии, он их отдаст, но больше связываться не будет. А самое главное, пора кончать с нелепой влюбленностью! Пока они разговаривали, он все время помнил, что влюблен, лишаясь способности складывать грамматически правильные фразы, и это никуда не годилось. Но прежде чем окончательно выкинуть всю историю из головы, ему надо было проверить отцовский кабинет. Осторожно заглянув в комнату, он с облегчением убедился, что шкатулка на месте. Он двинулся внутрь, чтобы проверить, не нарушены ли защитные чары, как вдруг из-за книжных полок на него полетел маленький снаряд. Он нырнул под отцовский стол. — Добрый день, хозяин! — приветствовал его снаряд, словно в прыжках под мебель не было ровно ничего необычного. — Гулли ждать и смотреть, и она рада сказать, что у хозяина Люциуса не получаться открыть коробку. Он медленно выдохнул и вылез из-под стола. — Что он делал? — Хозяин Люциус кидать заклятья, как хозяин Драко делать вчера, но он кричать так громко, что уши Гулли до сих пор болеть. Он бросать много заклятий и сильно расстраиваться. Потом хозяин Люциус стучать кулаком по столу. Рассказывая, Гулли махала кулачками и топала ножками, изображая одну из отцовских истерик. По мнению Драко, получалось довольно точно. — Потом он уйти, но Гулли думать, что он вернуться. — Я тоже так думаю. Тебе лучше договориться с другими домовиками, чтобы в кабинете все время кто-то был. Когда отец сделает следующую попытку, сообщи мне. Он наложил на шкатулку проверочное заклятье. Колдовские щиты были не тронуты, как он и ожидал. Если уж Повелитель накладывал чары, эти чары оставались навсегда. Гулли снова притаилась за полками, а Драко отправился обедать и читать «Ежедневный пророк» куда внимательнее, чем обычно. На второй странице обнаружилась длинная статья о важности магической культуры. Автор выражал сожаления, что волшебников «позволили себя увлечь» маггловскими развлечениями (особенно музыкой и книгами), и утратили интерес к собственному миру. Драко отложил газету и хмуро посмотрел на нетронутую еду на тарелке. Он понимал, что статья имеет прямое отношение ко всему, что происходит, но он уже решил, что его это не касается. Он свое дело сделал, остальным пусть занимается Гермиона. Нельзя сказать, чтобы магглы его хоть как-то волновали. Интерес к ним появился у него совсем недавно, если это можно было назвать интересом, так что от него не составит труда избавиться. — Мне плевать на магглов, — громко заявил он пустой столовой, на случай, если это поможет. — И на грязнокровок тоже плевать. Слово прозвучало как-то непривычно: захотелось пойти и почистить зубы. Он отпил тыквенного сока и прополоскал рот. Абраксас Малфой горячо согласился с ним со своего портрета, и Драко поморщился. Дед был самым мерзким человеком, какого ему довелось знать. Конечно, у Драко имелся большой выбор: Беллатрикс была самой невменяемой, Повелитель — самым безжалостным, Фенрир Грейбек — самым опасным, а отец — самым властным. Насколько было известно Драко, дед никого не убивал и не пытал. Он был самым обычным мерзавцем, который изводил всех, до кого мог дотянуться, и Драко его ненавидел. А теперь они сошлись во мнении о том, кого еще следует ненавидеть. Как человек, которому люди в высшей степени безразличны, Драко знал, что заботиться о ком-то опасно. Начнешь, и уже не остановишься: нельзя заставить себе не переживать о человеке, даже если очень хочется, потому что ты все равно о нем думаешь, а это первое проявление заботы. Единственный выход — полностью выкинуть человека из головы, но тогда надо решить, чем занять эту голову в обозримом будущем. Интересно, если думаешь, о чем бы подумать, считается ли, что при этом думаешь о том самом человеке? Тут Драко сообразил, что думает, стоит ли думать о том, о чем думать. Ситуация явно выходила из-под контроля. Для того, чтобы отвлечься, он решил перед работой заглянуть в дисковую лавку. Ему наконец-то начала приедаться первый диск, и самое время было обзавестись новым. Он вспомнил про обед, заставил себя проглотить несколько больших кусков, и отправился камином в «Дырявый котел». В пабе все было как обычно: люди ели и смеялись. Не может быть, чтобы все было настолько плохо, когда все счастливы! Драко двинулся по солнечной улице. Погода стояла отличная, он улыбался, наслаждаясь вновь приобретенным расположением к людям, и большинство прохожих улыбались в ответ. Все будет отлично, главное — не совать нос в чужие дела. Он зашел в «Подвал» и оглянулся по сторонам. В лавке не было ни одного посетителя. Из-за стойки появился Тремлетт. — А, старый знакомый! Рад тебя видеть, приятель! — сказал он, хлопая Драко по спине. — Я тут записал, какие песни мне нравятся. Можете подобрать что-то в этом роде? — спросил тот, вручая Тремлетту список. — Само собой. У тебя хороший вкус, парень, очень хороший вкус. Драко в ожидании бесцельно побродил по лавке. Тремлетт вернулся с большой стопкой дисков. На этот раз это были не самодельные сборники, а самые настоящие маггловские диски с настоящими рисунками на обложках. — Что-то многовато, — заметил Драко, принимая стопку. — Тебе понравится, — заверил его Тремлетт, и это, скорее всего, было правдой. — Ладно, беру все, — сказал Драко. Они двинулись к стойке, и Тремлетт принялся составлять счет. — Такому постоянному покупателю, как ты, положена скидка, — Тремлетт подмигнул, произнося эту фразу, но все равно она прозвучала странно. — Я здесь всего второй раз, — указал Драко, и на минуту на лице Тремлетта проступило смущение. — Помню, — поправился он с легким смешком, — но, спорим, не последний. Драко снова оглядел пустую лавку и напомнил себе, что ему дела нет, почему внезапно прекратилась процветающая торговля. Может, стареющий популярный музыкант — не самый подходящий хозяин для лавки. — Да, — согласился он, стараясь забыть неприятное чувство. — Я вернусь. Тремлетт с явным облегчением сложил диски в сумку. По дороге на работу он размышлял о голубых небесах, птичках, красивых женщинах, спортивных метлах и совиной почте. Существовало множество вещей, о которых можно было размышлять, кроме той самой вещи. Едва он зашел в кафе, на него, чуть не перескочив через стойку, набросилась Бьянка. — Привет, Драко! — воскликнула она, широко открыв глаза. — Что это утром стряслось? — Ничего особенного, — ответил он, пожав плечами. — Совсем ничего? — настаивала она. — Ничего. Кстати, я тут купил новые диски, — добавил он, протягивая сумку. Бьянка даже не взглянула. — Ты уверен, что не происходит ничего важного и тайного? Вы с Гермионой на десять часов исчезли из подсобки, не сказав никому ни слова, — заявила она, от разочарования повысив голос. — А, ты об этом, — сказал он, делая вид, что только что вспомнил. — Я думал, узнал кое-что ценное, но выяснилось, что Грейнджер уже в курсе. И вообще это неправда, — беззастенчиво солгал он. Бьянка сузила глаза. — Я тебе не верю. Он снова пожал плечами. Она могла верить или не верить во что угодно. Дело касалось ее даже меньше, чем самого Драко. Она несколько минут не сводила с него глаз, пытаясь заставить разговориться, и наконец сдалась: — Ладно, — фыркнула она. — Если не желаешь рассказывать, что происходит, Гермиона расскажет. Драко притворился, что полностью поглащен протиранием бокалов. Он надеялся, что Бьянка не займется собственными розысками. Меньше всего ему хотелось втягивать в скандал еще одного человека. Она ушла, оставив его одного. Впереди была целая смена. Глава 11. Нет Скучная смена тянулась бесконечно. Ничего, что улучшило бы Драко настроение, так и не произошло. Наконец наступило время закрываться, и он как раз заканчивал мытье посуды, когда раздался громкий стук в окно. — Привет, Дрейк! Он повернулся, и увидел за окном Уилла. Тот показывал на дверь. Драко пересек кафе и впустил его. Уилл вошел и огляделся по сторонам: — По ночам вид довольно неприглядный. — Вид как вид. Ты чего пришел? — Би сказала, что ты в последнее время какой-то чудной. Уилл поднял руку и растрепал волосы, словно боялся, что выглядит слишком аккуратно. — Подумал, что тебе не помешает вечерок в пабе. Драко притворился, что колеблется. — Звучит неплохо, — небрежно произнес он. — Вот это по-нашему! Уилл приобнял Драко за плечи и повел к выходу. — Мне надо закончить уборку, — сказал тот, пытаясь вырваться. — Посуду помыл? Драко кивнул. — Тогда все в порядке. Если хочешь, я скажу Бьянке, что это я во всем виноват. Она привыкла, что порой я дурно влияю на окружающих. Драко огляделся по сторонам. Вокруг было прибрано, и Бьянке вряд ли пришлось бы с утра что-то доделывать. — Ладно, — сказал он. — Куда идем? — Напиваться, — ответил Уилл. Хотя против него было сложно устоять, Драко был в таком мрачном расположении духа, что ему это удалось. — А если не поможет, придумаем что-нибудь еще. — Отлично! Выпивка ничего не могла исправить, но решала проблему, как провести вечер. — И раз сам я счастливо женат, то всегда готов протянуть руку помощи. Хочешь, устрою свиданку? — радостно продолжил Уилл. Звучало соблазнительно, хотя Драко знал по опыту, что случайная связь дает только временное облегчение. При артистизме Уилла, тот мог зачаровывать женщин пачками. Может, даже лучше, чем Блейз с его фирменным стилем «надменный-красавец-с-идеальными-чертами-лица». — Я подумаю, — ответил Драко. — Никого подходящего на примете, а? Драко потряс головой. — Просто на всякий случай. Уилл непрерывно разговаривал сам с собой, пока вел Драко по улице к «Дырявому котлу». В основном о том, как он рад будущему ребенку. В пабе он нашел более интересную тему: целиком переключился на продолжение рода Малфоев. Они заняли столик, заказали напитки, и Уилл начал спрашивать, что Драко думает о посетительницах. Он сообщил, что по его плану они должны сначала обозреть зал, а потом подцепить ту, которая больше всех понравится. Напитки продолжали прибывать, и к моменту, когда Уилл перебрал всех имевшихся в пабе невысоких брюнеток, Драко стал подозревать недоброе. И пьянеть. — Ты что, стремишься подладиться под мой вкус? Или что? Он крутнул бокал с огневиски, пытаясь сообразить, который это по счету. — Ты о чем? — с невинным видом осведомился Уилл. — Ты меня спрашиваешь только про женщин вполне определенного типа. Третий? Четвертый? Да нет, больше. Огневиски продолжало колебаться и после того, как он поставил бокал на место. Уилл сделал оскорбленное лицо: — Это нечестно. У каждой из этих милых женщин есть своя собственная индивидуальность и ярко выраженное… — Кончай. Что ты затеял? Уилл, сдаваясь, поднял руки, но Драко на это не купился. — Пытаюсь вычислить, что тебе нравится, приятель. Тебе, вроде, брюнеточки особенно по вкусу, так что я решил, что мы движемся в правильном направлении. Но можем и расширить выбор, если хочешь. Как насчет этой? — поинтересовался он, указывая на рыжую красотку с роскошными формами. — Недурна, но смахивает на Уизли. — Ладно. А вон та? — Уилл краешком рта показал на высокую, стройную блондинку в бархатной мантии. — Слишком похожа на мою мать. — Так что мы снова там, где начали. Уилл тоже изрядно опьянел, так что говорил даже откровеннее, чем обычно. — И я снова буду показывать на всех, кто хоть немного напоминает Джейн, пока ты не сознаешься. — Перестань уже! — умоляюще сказал Драко. — Это ты перестань! Знаешь, о чем разговаривают Мэг и Би, когда тебя нет поблизости? Могу намекнуть на правильный ответ: о тебе. И хочешь знать, что они говорят? — Уилл потряс головой. — Я тебе все равно скажу. Не обижайся, но они считают, что у тебя вечно мрачный и недовольный вид. Пока не появляется Джейн. Когда я заглядывал в кафе, чтобы на тебя посмотреть — кстати, прощу прощения — ты вечно был весь из себя серьезный и напряженный. А в День Феникса появился совсем другой Дрейк, который каждые четыре секунды искал в толпе затылок Джейн. Уилл весьма нелестно изобразил, как Драко ищет глазами Гермиону, и тому пришлось отвести взгляд. — Том потом спросил, вы встречаетесь или нет. Он решил, вы зовете друг друга по фамилии потому, что это какая-то понятная только вам двоим шутка. Но весь такт в нашей семье достался мне, так что кто знает, что он там себе нафантазировал. Драко открыл было рот, чтобы ответить, передумал и вместо этого поднял бокал и сделал большой глоток виски. — Мы вот что сделаем, — продолжал Уилл. — Забудем о поисках новой подружки и займемся той, которая уже имеется. Драко все еще не находил слов. — Би думает, что если ты пригласишь Джейн на свидание, та согласится. — Это вряд ли, — наконец сказал Драко. Он не собирался делать ничего подобного, но даже если бы и собрался, все равно бы не сработало. — Почему? Би неплохо в Джейн разбирается. Они нынче лучшие друзья. — Вот как? А с Гарри Поттером что случилось? Этот вопрос задал не Драко, а огневиски. — Думаю, они по-прежнему дружат, но видятся гораздо реже. Я слыхал, он всем объясняет, что это из-за второго сына. Но когда родился первый, ничего подобного не случилось. И я не стал бы полгода скрываться от лучших друзей только из-за того, что у меня завелись сынок или дочка. Мои дамы считают, что он ее избегает, потому что до сих пор водится с Уизли, а Джейн была не в восторге, когда ее бросили одну в Министерстве. Но это постольку-поскольку, сам-то я никогда Поттера не видел. Просто так говорят, а вокруг меня много о чем говорят. — Ну, Бьянка в тысячу раз лучше, чем те двое, так что Грейнджер повезло. Может, Гермиона, как и он, пытается начать все заново? — В любом случае сомневаюсь, что она пойдет со мной на свидание. — Думаешь, она видит в тебе только друга? — Что? Да нет, она видит во мне врага. Уилл театрально вздохнул и приложил руку к сердцу. — Рад слышать. А то я уже стал волноваться. Вот если бы она считала, что вы с ней — лучшие друзья, пришлось бы срочно сводить тебя с одной из здешних красоток. Враг — это то, что надо. С этим можно справиться. Драко попробовал перебить его, потому что до Уилла явно не доходила серьезность положения, но тот проигнорировал его попытки и продолжал свой монолог: — Я тебе кое-что расскажу о том, как первый раз поговорил с женой. Я ее заметил еще в Хогвартсе, и тогда же решил, что она самая крутая девчонка в школе. Я о ней кое-что разузнал. Она была старостой, и притом из Рэйвенкло, а они там очень разборчивы насчет того, с кем встречаться. Я сам с Гриффиндора, но набраться храбрости поговорить с ней так и не сумел. Был уверен, что она считает меня полным придурком. Скорее всего, так оно и было, хотя она в этом не сознается. Но и без того ясно. Короче, то есть, длиннее говоря, я не думал, что когда-нибудь ее снова увижу, пока не попал в «Пророк» на практику. Она там тогда работала. Сейчас пишет книги, на этом они с Джейн и сошлись, кстати. Вместе написали книжку о трансфигурации. Первый день на работе, я страшно волнуюсь, ну и ляпнул что-то про хаффлпаффцев. Она говорит: «Моя мама училась на Хафллпаффе», слово за слово, и когда я заткнулся, она меня возненавидела. Я ее все-таки позвал на свидание. Она спросила, как мое полное имя, я сказал, и тогда она заявляет: «Уильям Грегори Уорд, с тобой — ни за что и никогда». И она не шутила. Драко все еще пытался вмешаться, но ничего не получалось. Во-первых, он был слишком пьян, а во-вторых, это было все равно, что затормозить набирающий скорость поезд, когда он через стену врывается в твою гостиную. — Но я не сдавался. Я продолжал с ней заговаривать, и после того, как она отказала мне еще пару раз, у меня возник план. Может, ты считаешь, что не испытываешь серьезных чувств, но сомневаюсь: в такую девушку, как Джейн, слегка не влюбляются. Только время зря потратишь. Тебе надо твердо настроиться и показать все, на что ты способен. Мой папаша был магглорожденным, и, пока мы росли, водил нас в кино, а там влюбленные магглы обычно заявляются к той, кого любят, и исполняют песни. Я подумал, что это славная мысль, но не хотел выслеживать, где живет Би. Поэтому взял гитару, заявился в ее офис как раз перед ланчем, и сыграл ей «На этот раз я попался». Это маггловской группы, «Кинкс». Все столпились вокруг (потому что я их об этом попросил), и она страшно смутилась, но все равно улыбалась. Она снова сказала «Уильям Грегори Уорд, с тобой — ни за что и никогда», но в этот раз она так не думала. Так что враги — это неплохо для начала. Лучше, чем друзья. Драко попытался осмыслить сказанное, но был слишком пьян. Больше всего его поразило, что Мэгги, оказывается, училась на Хаффлпаффе. — Это все, что ты запомнил? — недоверчиво переспросил Уилл. — К нам это большей частью не имеет отношения. Мы с Грейнджер — настоящие враги. Я оскорблял ее в лицо и за глаза миллионы раз, и даже это не главное. Мои родственники применили к ней Непростительное заклятье. — А ты? — Нет, но… — Тогда ничего страшного. Она не может держать тебя в ответе за то, что натворили твои ненормальные родственнички много лет назад. Насколько я могу судить, вы с ней примерно на той же стадии, на какой были мы с Би, когда она во второй или третий раз заявила, что ни за что не пойдет со мной. Это означает, что еще парочка отказов, и она поймет, что ты достаточно упорный, чтобы потратить на тебя немного времени. Подошла официантка и сообщила, что заведение закрывается, так что Драко не пришлось отвечать. Они заплатили по счету, и отправились в каминную комнату, где Уилл ухватил его за руку и начал какой-то сложный ритуал с рукопожатием, который, учитывая состояние Драко, только сбил того с толку. — Здорово было, — сказал Уилл. — Хочешь в эту субботу выбраться со мной, Томом и парочкой наших приятелей? — Ладно, — ответил Драко. — Присылай сову. — Хорошо. И подумай о том, что я сказал. Драко кивнул и вошел в камин. Он решил, что если в субботу Уилл снова затеет разговор о Гермионе, он уйдет. Он изо всех сил старается о ней не думать! Может, стоит начать с самого начала и завести друзей, который с ней не знакомы. Может, лучше за границей, где о ней не слышали. Или среди инопланетян, которые вообще не интересуются людьми. В Маноре на подоконнике обнаружилась сова. Интересно, долго ждет? Он отвязал пергамент и, пробежав глазами записку, прогнал сову: «Приходи к открытию. Прихвати Дж.Д., но сделай копию». Подписи не было, но он понял, что это от Гермионы, и что она намекает на колдографии Доулиша. Уставившись на записку, он взвесил шансы. Если не пойти, она перестанет ему доверять, и, вероятно, он ей совсем разонравится. Она окончательно убедится, что он трус, но от своих намерений не откажется, так что по-прежнему будет в опасности. А вот у отца неприятностей не будет. Если пойти, есть риск, что он завязнет в этой истории еще сильнее. И в отношениях с Гермионой тоже. Если все кончится тем, что он начнет встречаться с Гермионой Грейнджер, тогда остается только надеяться, что отец попадет в тюрьму. Мать слишком сильно его любит, чтобы лишить наследства, но тоже вряд ли будет в восторге. Его старые друзья от него отвернутся, а с Гермионой может ничего не получится. И он снова останется с двумя друзьями — Уиллом и Мэгги, потому что Бьянка после разрыва скорее всего станет на сторону Гермионы. И все придется начинать заново. Оба варианта были ужасны, поэтому он попытался найти выход, который оказался бы всего-навсего плохим. В конце концов он решил, что отдаст Гермионе колдографии Доулиша, остальные спрячет, и скажет ей, чтобы дальше разбиралась сама. Он скопировал колдографии и рухнул в кровать. ********** На следующее утро он заварил зелье от похмелья, чтобы снять головную боль. Он оказался в «Вороне» через несколько минут после открытия, но Гермиона уже ждала. Она пила кофе и ерошила волосы, тыкая в них палочкой. Не применяла заклятье укладки (Драко сомневался, что существует заклятье для таких густых волос), просто время от времени проводила по голове. Его восхитило, как она владеет палочкой: большинство ведьм, обзаведись они такой привычкой, давным-давно подожгли бы собственную прическу. Он вообразил, как Гермиона с головой, объятой пламенем, нарезает круги по кафе. Получилось забавно, и ему пришлось опустить лицо, чтобы скрыть улыбку. Интересно, сможет он когда-нибудь стать приличным человеком, сохранив свое нездоровое чувство юмора? Гермиона, возможно, знала ответ, вот только спросить ее нельзя. — Грейнджер, — сказал он, взяв себя в руки. — Доброе утро, Малфой. Она перестала постукивать по голове, вежливо улыбнулась и сунула палочку в карман. — Ты принес то, что я просила? Он показал конверт. Она вся дрожала от возбуждения, такого острого, что ему пришлось отвернуться. — Отлично, — сказала она. — Я собираюсь навестить старого знакомого, и было бы невежливо приходить с пустыми руками. Ему это не понравилось. — Собираешься идти одна? — Я надеялась, ты со мной. Ему не хотелось с ней идти, но еще меньше хотелось, чтобы она отправилась одна. Хуже того, он чувствовал, что его затягивает все сильнее: что, если он уйдет, а с ней что-нибудь случится? Тогда виноват будет он. У него на душе и так немало грехов, и прибавка к списку ему незачем. — Не будет странно, если мы появимся вместе? — спросил он, пытаясь оттянуть момент. Хотя особых трудностей не предвиделось. Они придут, встретятся с Доулишем и уйдут. Все, что требуется от Драко — стоять позади Гермионы и выглядеть угрожающе. Все равно ему особо нечем заняться, а это, что ни говори, развлечение. — Никто не увидит, как мы войдем, — заявила она. Он решил, что она знает какой-то тайный ход к кабинету Доулиша, потому что никакого способа незамеченными проникнуть в Министерство вообразить не мог. — Если я откажусь, ты все равно пойдешь? — уточнил он. — Верно, — ответила она. Он поморщился. Она улыбнулась. Похоже, сообразила, что он собирается сказать. Конечно, она же его убедила! Потом вспомнил, что она не произнесла практически ни слова, так что скорее он убедил себя сам. — Ладно, я с тобой, — пробормотал он. Какой толк рыться в себе? — Лучше из подсобки, — сказала она. Его согласие ее совсем не удивило. Они как раз подходили к двери, когда Бьянка вышла из-за стойки и встала, сложив руки на груди. — Если не скажете, что происходит, я не позволю использовать кафе для тайных встреч. Гермиона коснулась ее руки: — Не думай, что мы нарочно от тебя скрываем… — Он точно скрывает, — отрезала Бьянка, рывком головы показав на Драко. Она была совершенно права, так что он не стал возражать. Гермиона укоризненно посмотрела на него. Он пожал плечами. — Просто хотим сначала убедиться, что располагаем всей необходимой информацией. Потом мы всё расскажем. Пожалуйста, Бьянка, поверь мне. Когда наступит время, ты узнаешь первой. По мнению Драко, это был великолепный образчик манипуляции. Потом до него дошло, что Гермиона просто говорила, что думала. Бьянка сдалась не сразу, но Драко надеялся, что доверие к Гермионе возобладает над подозрениями из-за его участия в деле. — Если это так важно, можете занять подсобку, — уступила она. — Но в десять появится папа, а мама будет все утро в понедельник, среду и пятницу. Если хотите секретничать, убедитесь, что они ни о чем не догадываются. Мама с ума сойдет от беспокойства. — Спасибо, Бьянка. Ты не пожалеешь, — ответила Гермиона, и та отодвинулась, чтобы дать им пройти. Они закрыли дверь, наложили заглушающее заклятье, и Гермиона достала из сумки старинное на вид одеяние. Драко пригляделся: похоже на мантию-невидимку, вещь настолько редкую, что он видел только ее изображение в книгах. — Это то, что я думаю? — спросил он, и она кивнула. — Где ты ее раздобыла? — Одолжила у друга, — ответила она. Драко сразу сообразил, о ком идет речь. Чертов везунчик! Интересно, как она ее заполучила, учитывая, что у них с Поттером в последнее время разлад. Может, он ошибается, и это мантия Лонгботтома или… Как же! — Значит, план такой. Мы под мантией входим в Министерство и пробираемся в кабинет Доулиша. Я выхожу и задаю ему несколько вопросов, а ты остаешься невидимым на случай, если он что-нибудь учинит. Можно взять колдографии? Он протянул ей конверт, она глянула на первый снимок и поморщилась. — Фу… — проницательно заметила она, успешно выразив суть дела. Потом решительно сняла заклятья с двери. — Готов? Он промолчал, но она не стала ждать ответа. Развернув мантию, она накинула ее и сделала ему знак присоединиться. Он осторожно ступил под ткань, и они оказались совсем рядом. Ему пришлось пригнуться, чтобы прикрыть ноги, так что его голова оказалась практически у нее на плече. Ее кожа полыхала жаром там, где он прижимался к ней грудью. Он глубоко вдохнул, и почувствовал, как она выпрямила спину, ощутив щекой его дыхание. Сама она, похоже, вовсе перестала дышать, и он догадывался, что ей очень неуютно. Ему тоже стало неуютно, с учетом того, к чему шло дело. — Пошли, — прошептала Гермиона ему в ухо, слегка касаясь губами. — Аппарируем вместе. Мой пропуск все еще в силе. Министерство наконец-то избавилось от нелепой системы входа через туалеты, и теперь все, у кого имелся пропуск, могли во время рабочего дня аппарировать прямо в Атриум. Она протянула руку, он ее взял, и, прежде чем мир вокруг дернулся, вытянулся, сжался и пошел колесом, почувствовал, как она сжала его пальцы Они с размаху приземлились на скользкой плитке Атриума, и Драко пришлось обхватить Гермиону за талию, чтобы та устояла на ногах и осталась под мантией. Она покачнулась и сделала шаг вперед. Он задержал дыхание и оба на мгновение замерли: вдруг кто-то заметил их возню? Но все проходили мимо, не обращая на них никакого внимания, и он почувствовал, как она расслабляется. — Можешь меня отпустить, — прошептала она. Он отдернул руки, словно обжегшись, и сделал шажок назад, чтобы между ними появилось несколько дюймов. «Кто знал, что мантии-невидимки такие теплые?» — подумал он, дергая воротник. Она осторожно пошла вперед медленным шагом, и он, стараясь попадать в ногу, двинулся следом за ней к кабинету Доулиша. Путешествие оказалось довольно нервным, пару раз они едва избежали столкновения, но он пришел к выводу, что чиновники, явившиеся в Министерство с раннего утра и дремавшие на ходу, вряд ли заметили бы, если бы их огрели невидимым кулаком по голове. При условии, конечно, что им бы не расплескали их драгоценный кофе. Некоторые накачались Бодроперцовым зельем, так что их широко открытые глаза подергивались, когда они слышали приглушенные шаги, но большинство брело по коридорам, едва приподнимая веки. Гермиона каким-то образом умудрилась отпереть кабинет. Они вошли в темное помещение и прикрыли за собой дверь. — Доулиш вечно опаздывает, — прошептала она, — но скоро появится. Он всегда запирает дверь, чтобы никто не догадался, что он не работает. Они спрятались в углу и принялись ждать. Драко использовал передышку для того, чтобы определить, чем пахнут волосы Гермионы, но так и не сумел это вычислить. Через несколько минут в дверь ввалился Доулиш. Как и предсказывала Гермиона, он наложил запирающее заклятье, потом, напевая что-то себе под нос, взмахом палочки зажег свет и бодро двинулся к столу. «По крайней мере, пара минут отличного утреннего настроения у него была», — ни с того, ни с сего подумал Драко. Когда Доулиш повернулся, чтобы повесить колпак, Гермиона вышла из-под мантии и призвала его палочку. Тот оцепенел. — Повернитесь, — распорядилась Гермиона. Она держала собственную палочку направленной на бывшего начальника, а вторую сунула в карман. Драко вынужден был признать, что ее маленькая безупречная демонстрация произвела на него впечатление. — Ох, только не ты! Кто угодно, только не ты! — простонал Доулиш, узнав Гермиону и держа руки над головой. — Я думал, что избавился от тебя. По мнению Драко, только полный идиот мог вообразить, что такое возможно. Да убей он Гермиону, та бы являлась ему целую вечность! Она была из тех, кто никогда не отступает, даже когда отступление — вполне разумный выход. — Я тут наткнулась на несколько любопытных картинок с вашим участием, мистер Доулиш. Уверена, вы понимаете, о чем я. Доулиш явно собрался все отрицать, потом увидел в ее руке конверт и запаниковал. — Где ты их раздобыла? — поинтересовался он. — Мерлин, я-то надеялся, что избавился и от них тоже. Ну и денек! — Неважно, где, но я знаю, что они есть кое у кого еще. Как насчет того, чтобы рассказать мне, как всё было? Она издевалась, а Доулиш с трудом сдерживал ярость. Гермиона стояла спиной к Драко, но тот мог поклясться, что она довольно улыбается. Доулиш отвел глаза, прикидывая, удастся ли бежать, но сообразил, что не успеет он броситься к двери, как его достанут заклятьем. Вместо этого попытался принять жалобный вид и начал заискивать: — Ну да, я сделал кое-какие ошибки. Мне нравятся женщины. Что в этом такого? Он пожал плечами и умоляющим жестом протянул руки. — Это не значит, что я — чудовище. Я не хотел работать на Пожирателей, но во время Второй войны они пришли ко мне и показали колдографии, из-за которых я мог попасть в тюрьму. Я понятия не имел, что тем девицам еще нет семнадцати! Гермиона презрительно фыркнула. — Так что пришлось пойти им навстречу. Я думал, что с гибелью Сами-Знаете-Кого всему придет конец, но ошибся. Они заявили, попади они в Азкабан, колдографии появятся на свет, так что пришлось их отпустить, а потом платить отступные и изменять законы в их интересах. Мы избавились от всех членов Ордена, выполняли любые их требования, но им было мало. Доулиш закатил глаза, чтобы подчеркнуть, как его все это достало. — В конце концов, мы кое-что прикинули и сообразили, что никто годами не видел колдографий. Тогда мы заявили, что не станем на них работать, пока нам их снова не покажут. И все еще ждем. Можешь мне поверить, знай я, что у них нет к ним доступа, я бы в жизни не стал добиваться амнистии. Так вот почему отцу внезапно понадобилась шкатулка: до жертв шантажа дошло, что он блефует! Чтобы не попасть в тюрьму, ему нужно было доказать, что он все еще может их скомпрометировать, что было непросто, потому что он не мог. Драко подумал, Доулишу повезло, что у Гермионы в руках не пустой конверт, потому что он только что выложил ей все, что той требовалось для обвинения. Жаль, она раньше не знала, настолько тот податлив, а то давным-давно вывела бы на чистую воду. — Министерство выплачивало деньги шантажистам? — спросила она. — Министерство — нет. Нам приходилось платить из собственного кармана. — Значит, да, с учетом того, что вы год за годом повышали себе жалованье. Назовите имена. Доулиш было помялся, но уступил. Драко предположил, что на него был устремлен по-настоящему грозный взгляд. — Люциус Малфой, Джарвис Нотт, Гектор Крэбб и Оливер Гойл. Это Драко мог сказать и так: единственные Пожиратели смерти, которые после Второй войны не оказались в тюрьме, очевидно, потому, что у них кое-что было прибережено на случай поражения. — Спасибо, — сказала Гермиона насмешливым тоном. — Рада, что мы наконец-то поговорили откровенно. И я обойдусь с вами честнее, чем Пожиратели, просто чтобы показать, что не шучу. Она достала первый снимок и поднесла к глазам Доулиша, чтобы тот полюбовался. Он весь скривился. — Теперь повернитесь, станьте на колени и заложите руки за голову. Он подчинился, даже не пытаясь протестовать. Гермиона сделала Драко знак следовать за собой и двинулась к двери. Палочку Доулиша она положила у того за спиной. Как только они вышли за дверь, она шмыгнула под мантию, но Доулиш так и не появился. Они молча дошли до Атриума, где Гермиона взяла его за руку, и аппарировали в Визжащую Хижину. Она скинула мантию и исполнила короткий победный танец, но только он хотел рассмеяться, как все разом оборвалось. Она вернулась к делу так, словно в жизни не пускалась в пляс. — Как ты считаешь, почему только четверо? — спросила она. — Разве не стоило вытащить из Азкабана как можно больше Пожирателей? — Я думал об этом, и решил, это потому, что про них мало кто слышал. Разумеется, к отцу это не относится. Он продолжил, загибая пальцы: — После учебного года, который оба Кэрроу устроили в Хогвартсе, их заключения жаждали десятки родителей. Благодаря моей тетке у Лестранжей такая репутация, что никакой шантаж в мире не помог бы дяде Рудольфусу остаться на свободе. Думаю, все придумал мой отец. Он и выбрал наиболее безопасных кандидатов, они же — его ближайшие друзья. Он знал, что по официальной версии все четверо «переменили сторону», но никогда не мог понять, почему то, что произошло в последние десять минут войны, считается переменой позиции. Он думал, что речь идет о том, как спасти шкуру при верном проигрыше. — Мне давным-давно следовало догадаться, — сказала она, тряхнув головой. — Ну, ты, во всяком случае, не засела на десять лет в фамильном особняке, — сухо заметил он, и она улыбнулась. — Верно. В любом случае, нам с тобой удалось кое-чего добиться, и, считаю, что для начала это неплохо. Она как-то странно посмотрела на него, наклонила голову и решительно кивнула. — Дай пять! — сказала она, протянув руку ладонью вперед, словно принимала присягу. — Что? — Дай пять! Ну, шлепни меня по ладони, — пояснила она. — Чтобы не промахнуться, вытяни руку на один уровень с моей. — Зачем? Выглядит нелепо. — Ты так говоришь, потому что не пробовал. Магглы так поступают, когда радуются, или когда им удалось чего-то достичь совместными усилиями. Она пододвинула ладонь поближе и пошевелила пальцами. Делать было нечего. Раз она настаивает, придется сделать то, чего она хочет. Он осторожно вытянул руку на нужный уровень, сосредоточился и шлепнул по ладони, как она велела. Ощущение было странное, и он повернул руку и стал разглядывать собственную ладонь, словно никогда до этого не видел. Она хихикнула, а он потряс пальцами, чтобы унять щекотку. — Спасибо за помощь. Мне надо вернуть другу мантию, прежде чем он… э-э-э… спохватится, что ее нет, — застенчиво сказала она. — Пришлю тебе сову. Драко понял, что каким-то образом оказался в ее списке для рассылки или вообще вступил в движение сопротивления. В любом случае, в его жизни вот-вот появится куча ненужного хлама. Он все время помнил, о чем говорил прошлым вечером Уилл, и решил, что сейчас как раз подходящее время проверить. Она скажет «нет», и он наконец-то выкинет все из головы. — Погоди, — начал он. Он сам удивлялся собственному спокойствию, но это потому, что был совершенно уверен в отказе. Ни о каком «а вдруг» не могло быть и речи, и он еще не отошел от выплеска адреналина после утреннего успеха. — Может, как-нибудь вместе поужинаем? Она посмотрела на него так, словно у него выросло полдюжины голов, одна из них — индюшачья, и все шесть объяты пламенем. — Что? — переспросила она, застыв на месте. — Я приглашаю тебя на ужин, — повторил он. Он старался говорить небрежно, словно речь шла о пустяках. — Нет! — сказала она. — Ты что, серьезно? — Вполне серьезно. — Ну, тогда… нет, — повторила она. Во всем ее теле, казалось, двигались только зрачки: бесцельно метались по комнате. — Может, еще передумаешь? — мягко осведомился он. — Не передумаю, — ответила она, и он кивнул. «Вот и все», — подумал он. С этим покончено. Когда она в следующий раз обратится к нему за помощью, он скажет, что занят, и пусть идет своей дорогой. Она еще раз недоуменно посмотрела на него и аппарировала. Глава 12. Да Ничего из этого не вышло. В смысле, не вышло о ней не думать. Временами то, что человеку нужно больше всего на свете, находится у него под носом. А временами оно где-то далеко, прячется от его чувств и намеренно его избегает. Гермиона Грейнджер относилась ко второму разряду. Конечно, следовало иметь в виду, что Гермиона не была просто «тем, что». Она была ведьмой со свободной волей, умеющей принимать собственные решения. С другой стороны, плюс существ со свободной волей в том, что они могут и поменять мнение. На следующий день после того, как Драко вместе с Гермионой выполнил благородную миссию, прилетела сова от Уилла с предложением встретиться сегодня вечером. У Драко появилась новая цель, но, к сожалению, стоило переступить порог «Ворона», на него снова накинулась Бьянка. — Я тут поговорила с Гермионой, — начала она. — Вот как? — ответил Драко, прикидываясь, что ему все равно. — Она мне сказала, что ты позвал ее на свидание. Ширина ее улыбки была пропорциональна глубине морщин у него на лбу. — Кажется, я догадываюсь, почему она так решила, — сказал он, внимательно изучая ногти. С него можно было рисовать плакат с подписью «Равнодушие». — Потому что ты это сделал? — Потому что могу понять, почему так могло показаться, — ответил он, но Бьянка пропустила эту фразу мимо ушей. — Так вот чем вы занимались в подсобке? — Она сузила глаза. — Поищите другое место, чтобы обжиматься. — Нет. Мы вообще не обжимались. — Ну, когда начнете, чтобы это было не здесь. Разве что она не позволяет тебе дотронуться до себя в любом другом месте. Если так, тогда ладно, — сказала она. Похоже, Бьянка вкладывала в сводничество всю душу. — Послушай. Вряд ли она тебе все рассказала, но она мне наотрез отказала. Ему было неловко говорить такую откровенную и смущающую правду, поэтому он добавил: — Она по ошибке решила, что я приглашаю ее на свидание, но мы уже уладили это недоразумение. Он видел, что Бьянка ему не поверила, и удивился, когда это он разучился врать. В былые времена его выдумки подхватывала вся школа, а некоторые из них оказывались в «Пророке». Может, это из-за того, что он большую часть времени проводил с такими, как Гермиона. Та не верила ни единому его слову, говорил он правду или врал. — Если хочешь знать, когда она рассказала мне, что произошло, я десять минут подряд убеждала ее, что ты не шутил. И все из-за твоего поведения. Она этого не признает, но я думаю, отказала тебе потому, что решила: ты ее разыгрываешь, или на тебя нашел каприз, или что-то в этом роде. Может, раз в жизни скажешь, что ты действительно чувствуешь? Давай, попробуй. Скажи мне, что ты чувствуешь. С него хватит! Если ей нужно чувство, она его получит. И пожалеет, что напросилась. — Я чувствую дикое раздражение от того, что ты суешь нос не в свое дело, — резко заявил он ледяным тоном, но почему-то Бьянка осталась довольна. — Видишь, ничего страшного. Мама, Уилл и я — все мы без приглашения лезем в твою личную жизнь. Мне жаль, что это выводит тебя из себя, — сказала она, не демонстрируя не малейшего намерения прекратить такое поведение. — Давай еще что-нибудь. Он решил выяснить, как ей понравится одно из самых непопулярных его мнений. — Мне надоело, что Гарри Поттер вечно рызыгрывает из себя страдальца и мученика. Она и глазом не моргнула. — Многие из великих героев были редкими придурками. Не знаю, как насчет Гарри Поттера, потому что встречала его всего пару раз, но все может быть. Давай еще. — Я думаю, что твой муж слишком много говорит, — сказал он, на этот раз громче. Это была чистая правда, и он рассчитывал, что оскорбление любимого мужа поможет отвязаться от Бьянки. — Думаешь, я сама не знаю? Продолжай! Насколько легче было бы общаться с людьми, если бы они поступали так, как, по мнению Драко, им следовало поступать! — Не понимаю, как ты и Мэгги можете все время быть такими добренькими, и почему у меня не получается, и почему все вокруг меня ни в кнат не ставят. Если хочешь знать, в слизеринскую команду по квиддичу я попал по заслугам, и рука зверски болела, когда гиппогриф ее полоснул, — он сам не понимал, что говорит, но остановиться не мог. — Я совсем не хотел воевать, мне не нравится собственный отец, и я завидую людям, у которых все просто и легко! Временами мне хочется, чтобы с ними стряслось что-то плохое, чтобы они поняли, каково это! — закончил он, задыхаясь. — Теперь понимаешь, почему я не говорю такое вслух? Бьянка зажала рот ладонью, словно сдерживала какие-то чувства. К его полному изумлению, она без предупреждения подошла к нему и обхватила руками. Он стал вырываться, и через мгновение она его выпустила. — Никогда не задумывался, что тебе полегчает, если чаще будешь говорить такое вслух? — Нет, — ответил он. Может, правда и делает свободным, но только в том смысле, в каком прыжок с утеса освобождает от силы тяготения. — А теперь скажи, что ты чувствуешь к Гермионе. Он заколебался, стараясь не смотреть ей в глаза, но он уже наговорил столько всего, что еще одна правда не имела значения. — Я думаю, что она должна была поужинать со мной. — Я тоже так думаю, — согласилась Бьянка. — Должна, только вот до недавнего времени даже не подозревала, что нравится тебе. Тебе надо показать ей, что ты настроен серьезно. Только не вздумай публично исполнять песни в ее честь. Мне кажется, ей это не понравится. — Тебе же понравилось, — возразил он, и она закатила глаза. — Ну да, Уилл говорил, что все тебе рассказал. Это одна из его самых любимых историй. Но, если хочешь знать правду, песня тут была не причем. Уилл в ту пору обхаживал уйму женщин, и у меня не было ни малейшего желания стать очередным двухнедельным увлечением, тем более, что он мне очень нравился. Когда он устроил то безумное представление, я поняла, что он делает то, что никогда ни для кого не делал, и, значит, все серьезно. Учитывая, что Драко не слишком заботился о ближних, ему не составило бы особого труда сделать для Гермионы что-то, чего он никогда ни для кого не делал. Разумеется, если бы он захотел продолжения всей этой идиотской истории. — Уилл насмотрелся маггловских фильмов, иначе бы он так не поступил. Тебе нет необходимости придумывать какой-то сверхромантический жест, чтобы убедить, что ради тебя стоит рискнуть. Просто будь сами собой. И будь с ней честен. Тогда не понадобится заваливать ее цветами и конфетами, или писать ее имя на облаках. — А что понадобится? — спросил Драко. — Если ломаешь голову, что бы такое придумать, ты уже идешь неверной дорогой. Просто будь рядом и делай то, что покажется правильным, и она поймет. Кстати, сегодня у тебя есть отличная возможность. Уилл хотел, чтобы это получился сюрприз, но мы с Гермионой собираемся с вами в паб. Не говори, что я тебе сказала. Он вечно забывает, что далеко не все в таком восторге от сюрпризов, как он сам. Бьянка снова закатила глаза и вышла из кафе. Драко смотрел в окно и думал о наступающем вечере. Похоже, все были в курсе. Тогда непонятно, почему Гермиона так удивилась, что нравится ему, особенно учитывая, что он уже успел пригласить ее на ужин, что для большинства женщин служит безошибочным признаком ухаживания. Ему придется сильно напрячься, чтобы искупить все, что он наговорил в прошлом. Может, она под впечатлением, что он до сих пор считает: у нее лохмы, огромные зубы, и монашеская манера одеваться. В то время как соответствовали истине только два утверждения из трех. И, если подумать, она не так уж плохо одевается: просто обычно ходит в официальных мантиях. Волосы у нее действительно лохматые, но это не значит, что ему не нравится. Так что претензии отпадают. Он подумает об этом позже. Уилл подошел к закрытию. По дороге в «Дырявый котел» у него, похоже, взяли верх лучшие чувства. — Я должен кое в чем сознаться, приятель. Джейн тоже будет, — сказал он. — Знаю. Твоя жена рассказала. — Что? Предполагалось, что это сюрприз! — довольно лицемерно заявил Уилл. — Ну, значит ты в курсе. Би полагает, что тебе надо быть самим собой, а я считаю, что тебе надо быть неотразимым, но тонко чувствующим красавчиком, так что лучше выбрать что-то посередине. Совет был ужасен, и Драко твердо решил ему не следовать. В пабе те же люди, что и в День Феникса, устроились вокруг стола с двумя пустующими стульями. Один был рядом с Гермионой, второй — рядом с Бьянкой, и Уилл решительно толкнул Драко к первому. Их приветствовал хор голосов. Подошла официантка и приняла новые заказы. — Драко, мы тут слышали, — начала Бьянка, — что ты увлекаешься квиддичем. Играешь до сих пор? Блейз, доведись ему помогать Драко на свидании, сказал бы приблизительно то же самое, так что Драко сразу понял, куда та метит. — Теперь нет, но в свое время играл много, — сказал он. Остальные принялись делиться собственными воспоминаниями. Принесли еще выпивки, и разговор перешел на профессиональный квиддич. Драко заметил, что Гермиона, против обыкновения, почти не участвует в общей беседе. По ее лицу было ясно, что квиддич ее не слишком интересует. Драко не мог упустить такую возможность. — Ладно, хватит, а то Грейнджер вот-вот взвоет от тоски. Все знают, что «Пушки Чэдли» — худшая команда, какая оскорбляла квиддич своим существованием, так что нет смысла повторять это раз за разом. Гермиона недоуменно посмотрела на него. Драко приподнял брови. Она отвернулась, но это не означало, что она о нем не думает. — Дрейк прав, — заявил Уилл. — Я все равно хотел поговорить кое-чем поважнее. Люди почти перестали покупать маггловскую музыку, а моя колонка теперь выходит только раз в месяц. Не волнуйтесь, у меня есть план, но мне надо кое с кем поговорить, чтобы полностью довести его до ума. А пока, если у кого заведутся лишние деньжата, ступайте в «Подвал» за новыми дисками, чтобы Дон совсем не упал духом. Тебя это в первую очередь касается, Дрейк. Уговори своих друзей, чтобы покупали диски. Драко, конечно, поговорит со всеми своими двумя друзьями. Может, только с одним. Он не был уверен, что сумеет подступиться к Панси. Гермиона фыркнула и тряхнула головой. — С колонкой, конечно, тебе не повезло, но, думаю, это потому, что она плохо сочетается с чушью, которую печатают в разделе «Мнения». — А то я не знаю! Причем пишут не сотрудники редакции, а разные посторонние типы, а редактор заявляет, что у нас «должен быть полностью представлен весь спектр мнений» и так далее. Но мой план сработает, я в этом не сомневаюсь. Как только все будет готово, я вам расскажу. Драко стало интересно, что скрывает Уилл, тем более, что он был уверен: без него самого не обойдется. За столом он был единственным чистокровным, и от него не ускользнул намек, содержавшийся в словах Уилла о его друзьях. Если маггловской музыкой станут увлекаться только магглорожденные и их дети, «Пророку» будет легче создать ей отрицательный образ. Его самого подтолкнуло мнение Блейза: после того, как Нотт и Гойл слиняли из страны, а Драко и Панси отказались размножаться, Забини превратились в образцовое чистокровное семейство. Хотя, что касается отказа от размножения, Драко мог и передумать. — Если нужна моя помощь, я готов, — сказал он. — Приятно слышать! Уилл хлопнул Драко по плечу, но того больше интересовала реакция Гермионы. Она снова впала в недоумение. Было что-то глубоко утешительное в том, как легко ему удавалось сбивать с толку председательницу клуба всезнаек! Остальные заговорили о музыкальных группах, о которых Драко никогда не слышал. Гермиона в задумчивости водила пальцем по краю стакана. Он решил воспользоваться случаем и наклонился к ней. — Может, как-нибудь вместе поужинаем? — прошептал он. Она торопливо схватила стакан и сделала глоток, движением плеча оттолкнув его голову. — Похоже, я здорово пьяна, — сказала Гермиона, словно вовсе не слышала вопроса. Другими словами, решила, что он пригласил ее, потому что напился. По всему видно, что сама она пьет очень редко, иначе бы знала, что под влиянием алкоголя у людей не возникает новых идей. Если кто-то внезапно заявляет, что собирается влезть на дерево, это означает, что он или она думали об этом в детстве. Если при этом удается сохранить ноги в целости, алкоголь просто заставляет людей говорить правду. Он решил переменить тему, но счел, что дела идут неплохо. В этот раз она даже не сумела по-настоящему ему отказать! К концу вечера в каминной комнате начался нелепый ритуал пьяных объятий, превзошедший тот, что случился в День Феникса. Сам Драко не единожды попадал в чьи-то неуклюжие руки. Чьи-то, за исключением Гермионы, о прикосновении которой он мечтал. Он задумался, не продается ли где-нибудь манекен, на котором можно поупражняться в обниманиях, потому что, если он продолжит общаться с толпой захватчиков, которым наплевать на чужое личное пространство, ему явно потребуется дополнительная практика. Гвен с Томом уже ушли, и он собирался последовать за ними, когда раздался голос Гермионы. — Малфой, задержись на минутку, — сказала та. Он увидел, что за ее плечом Уилл и Бьянка, взволнованные словами Гермионы, делают руками сложные знаки. В конце концов они рассмеялись, обнялись и аппарировали домой. Драко им позавидовал. Но кто знает, может, Гермиона как раз собирается предложить что-то в этом роде: «Малфой, мне одной плохо спится. Зайдешь ко мне?» Само собой, в этом случае он поступит как джентльмен, а не то она возненавидит его до конца жизни. Не то, чтобы у него была привычка пользоваться женскими слабостями, но одно дело — выпившая, а другое — пьяная. Если двое, только что познакомившись и слегка выпив, хотят провести вместе ночь, кому от этого хуже? Но с Гермионой все обстояло по-другому. Он к ней пальцем не притронется, а наутро… — Малфой? Отлично, дело двинулось. — К твоим услугам, — сказал он, придвигаясь ближе. Она хихикнула, подняла обе руки и поправила волосы. — Я хотела сказать… сказать, что… Он положил руку ей на плечо и пробежал пальцами до локтя, потому что она утратила дар речи, и он боялся, не станет ли ей хуже. Она все еще хихикала. — Малфой, я пытаюсь объяснить, и это… это важно! Он убрал руку и посмотрел на нее с невинным выражением лица. Она несколько раз глубоко вдохнула, и продолжила спокойным тоном: — Может, мы бы с тобой встретились завтра прямо с утра, чтобы посмотреть на остальные колдографии? Мой план полностью готов. — В «Вороне»? — Нет, прямо в «Визжащей хижине», в семь. Я не хочу опять расстраивать Бьянку. — Ты же знаешь, чем, по ее мнению, мы там занимаемся. Она явно знала, судя по тому, что снова начала хихикать, отводя глаза. В каминной было темно, так что он не мог сказать, покраснела она или нет. — Спокойной ночи, Малфой, — сумела выговорить она. — Встречаемся в семь. Она вошла в камин. Через минуту он тоже отправился домой. ********** Драко проснулся рано и приложил все усилия, чтобы выглядеть безупречно. Он выпил зелье от похмелья, и на случай, если оно понадобится Гермионе, засунул еще один флакончик в карман, рядом с рулоном документов. Потом прошел по парку до пункта аппарации и отправился в Визжащую хижину, где его уже ждали. — Спасибо, что пришел, — сказала Гермиона с усталой улыбкой. Он сразу увидел, как она утомлена. — Хотела рассказать тебе про наш следующий шаг. Теперь это называлось «мы», хотя и касалось только дела, из которого он всеми силами стремился выкрутиться. — Прежде, чем начнем, хочешь зелье от похмелья? Он вытащил флакон, и она неуверенно взяла его. — Очень заботливо с твоей стороны, — сказала она так, словно Драко, проявляюший о ком-то заботу, являлся чем-то совершенно исключительным. Если подумать, так оно и было. — Принес остальные колдографии? Он вручил их ей, и она стала просматривать рулон. Внезапно с треском и струйкой дыма перед Драко появилась Гулли. — Хозяин Драко, у Гулли важные новости. — Она глянула через плечо и заметила Гермиону. — Гулли может их говорить при мисс? — Да. Гулли, это мисс Грейнджер. Грейнджер, это Гулли. Гермиона нагнулась, чтобы встретиться с домовихой глазами, и протянула руку. — Здравствуй, Гулли. Можешь называть меня Гермионой. — Рада познакомиться, мисс Гермиона. — Она проигнорировала протянутую руку и низко поклонилась. — Друзья хозяина — друзья Гулли. — Что тебе больше всего нравится делать для хозяина? Драко прочитал книгу Гермионы, поэтому понимал, почему был задан такой вопрос. Это объяснялось в предисловии. Если посторонний человек спрашивал домовиков, нравится ли им их хозяин, они всегда отвечали «да». Но если спрашивали, что им нравится делать, в ответах появлялась едва заметная разница. Недовольные домовики отделывались туманными фразами или стремились обойти вопрос, в то время как счастливые домовики приводили конкретные примеры. — Хозяин Драко — самый лучший хозяин на свете, мисс Гермиона, — радостно сообщила Гулли. Если бы Драко спросили, что ему больше всего нравится в Гулли, он наверняка упомянул бы, как та беспорядочно размахивает ручонками, когда взволнована. Домовики вообще были нелепыми существами, но в энтузиазме Гулли было что-то очень милое. — Хозяин Драко дарить своим домовикам много разных интересных игр, и он никогда не кричать и не зажимать уши Гулли в духовке. По всему было видно, что Гермиона удивлена. — Ну и ну, Малфой, — сказала та, выпрямляясь. — Похоже, ты ей действительно нравишься. Он кивнул, а домовиха напыжилась. — Что ты собиралась сказать, Гулли? — Да. Гулли прийти сказать, что хозяин Люциус узнать, как взять коробку, и унести ее из кабинета. — Как он ее взял? — Хозяин Люциус наложить заклятье на руки, и сделать, чтобы коробка над ними парить. Хорошие новости. Отец нашел заклятье, чтобы защитить руки от злых чар, но чтобы открыть шкатулку, чары надо снять. К сожалению, раз шкатулка исчезла из кабинета, Драко не узнает, удастся ли ему это. — Ладно, спасибо, что рассказала. Если он обратится к другим домовикам, сразу извести меня. — Да, хозяин. Рада познакомиться, мисс Гермиона. Она снова поклонилась Гермионе и исчезла. Судя по тому, как Гермиона улыбалась Драко, ее настроение явно улучшилось. Вероятно, Гулли как-то этому поспособствовала. Драко решил последовать совету Бьянки и проявить честность. — Я прочитал твою книгу о домовых эльфах, — сказал он. — Правда, прочитал? — Ее глаза расширились и он кивнул. — Ну… это хорошо. Она порозовела, засунула прядь волос за уши и поглядела на него сквозь ресницы. — Да. Хорошо. Ладно. То есть твой отец заполучил документы? — Нет, он бы не стал зачаровывать руки, если бы догадался, как снять защиту. Так что время у нас есть. — Приятно слышать. Первым делом нужно отправить четырех Пожирателей Смерти в тюрьму. Та давно по ним плачет. — При этих словах его передернуло, но если она и заметила, то не подала вида. — Если успеем до того, как твой отец доберется до документов, все будет в порядке. Судя по всему, Доулиш вообразил, что если выполнит наши требования и заново откроет следствие по четырем делам, я оставлю его в покое. Он всегда был туповат. Следующий шаг — пойти к Шеклболту с остальными документами и начать чистку Министерства. Драко слушал ее, застыв на месте. Происходило именно то, чего он боялся, и остановить это, похоже, было уже невозможно. Даже если он сдаст назад, он уже вручил ей достаточно доказательств, чтобы гарантировать отцу пожизненное заключение. — А как-нибудь устроить, чтобы отец не попал в тюрьму? Она с сочувствием посмотрела на него. Очень мило с ее стороны хотя бы попытаться войти в его положение! Учитывая, что его с рождения окружали люди, которые только и мечтали засадить отца в Азкабан, он успел к этому привыкнуть. — Мне жаль, Малфой, но ничего не получится. Он отвернулся. Она отошла на другой конец комнаты и устремила взгляд в окно, видимо, чтобы дать ему время собраться с мыслями. Он думал о матери. Когда-то его родители любили друг друга, но это было до того, как вернулся Повелитель. Как не занят был Драко собственными делами, даже он сумел заметить перемену: Люциус был полностью поглощен службой Лорду и стал повышать голос на Нарциссу, чтобы сбросить напряжение, чего раньше себе не позволял. Его почти никогда не было дома, и родители стали спать в отдельных спальнях, потому что нельзя было предугадать, когда он появится. После того, как Драко получил Метку, мать долгие недели не могла даже оставаться в одной комнате с отцом. Она пыталась это предотвратить, и это был тот единственный раз, когда Повелитель ее наказал. После войны отношения родителей улучшились, но прежними не стали. Мать никогда не говорила об этом, но Драко не думал, что она простила мужа за то, что тот предпочел Повелителя семье. Если честно, он сам его не простил. — Делай, что сочтешь нужным, — сказал он наконец. Все равно ему ее не остановить. — Я хотела бы, чтобы мы пошли к Шеклболту вместе. Без тебя у меня бы ничего не получилось, и я хочу, чтобы все об этом знали. Может, это было бы и неплохо. Он снова будет во всех газетах, но на этот раз, потому что поступил правильно. Но решиться было не просто. Все менялось с такой скоростью, что ему с трудом удавалось держаться на поверхности. Кстати, если уж говорить об изменениях, она смотрела на него довольно ласково, так что имело смысл решиться на третье приглашение. — Я подумаю, — сказал он. — Может, как-нибудь вместе поужинаем? Кончиками пальцев она провела по подбородку, потом по губам, потом снова по подбородку. Он подался вперед в нетерпении. — Ладно. Да. Ничего себе! «Да». Все слова, о которых он думал, которые говорил и слышал все последние недели, сжались до одного короткого слога. — На этой неделе? — В принципе, можно. — Я пошлю тебе сову. Увидимся, Грейнджер. — Увидимся, — подтвердила она, сделала этот милый жест рукой на прощанье и аппарировала. Когда она исчезла, он позволил себе расплыться в улыбке. «Да». |
"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом" |