Как тени в зимних небесах

Оригинальное название:Like shadows on the winter sky
Автор: Resmiranda, пер.: Galadriel
Бета:Ольга Ф
Рейтинг:R
Пейринг:SS, HG
Жанр:Angst
Отказ:ни автору, ни переводчикам ничего не принадлежит, хозяйка всего – JKR.
Архивирование: c согласия переводчика
Цикл:Трилогия теней [1]
Аннотация:Северус надоедает Волдеморту, и тот подбирает наказание. Гермионе невольно приходится сопровождать Снейпа в путешествии по темноте. Снейджер - не обычная любовная история.
Комментарии:
Каталог:нет
Предупреждения:нет
Статус:Закончен
Выложен:2006-07-22 00:00:00
  просмотреть/оставить комментарии


Глава 1.

Страдания требуют больше мужества, чем смерть
Наполеон Бонапарт

Сентябрь был у Гермионы любимым месяцем в году. Не только потому, что он возвещал начало учебного года, но и потому, что во всем ощущался неизменный оттенок осени и невысказанное обещание нового начала.

И не только для первокурсников, сочувственно думала она, сидя во главе гриффиндорского стола в большом зале. На зачарованном потолке в свежем сентябрьском небе сияли звезды и полумесяц. Гермиона подперла подбородок ладонью и вглядывалась в новоявленных хогвартских студентов, только-только с Хогвартс-экспресса. Её взгляд блуждал по пестрому собранию одиннадцатилеток, а когда кто-нибудь из них решался посмотреть на нее, она улыбалась, надеясь, что получится по-дружески. В ответ мелькала нерешительная усмешка, а потом будущего первокурсника снова начинала бить нервная дрожь. У всех у них было одинаковое выражение лица: как у ягненка, которого ведут на заклание.

Все они выглядят такими перепуганными, подумала Гермиона. Неужели и я в первый раз такой была? Она встретилась взглядом с Гарри и поняла, что о том же думал и он: уж очень смущенный у него был вид.

Гермиона хоть и болела за новых гриффиндорцев, все же всю сортировку думала о своем. За пять предыдущих лет церемония приелась, да и ее разгулявшемуся к этому времени аппетиту было не до приступов сострадания испуганным первокурсникам. Все лето она провела без вестей из волшебного мира, а от рассказанного другими старостами по пути в Хогвартс на душе скребли кошки.

Больше года назад Волдеморт вновь обрел силу, но Министерство магии, которое расследовало смерть Седрика Диггори, опрометчиво решило не поверить показаниям Гарри. Ему и так тяжело было снова воскрешать в воспоминаниях ту ночь, а когда он понял, что Министерство гораздо больше старается замять эту историю и сохранить видимость благополучия, нежели предупредить общественность о возродившейся угрозе, — ему стало совсем тяжко. Гермиона вспомнила, как отнесся Фадж к рассказу Гарри в больнице, в ночь последнего состязания, и покачала головой — чему после этого удивляться?..

Репутация Гарри была основательно подмочена Ритой Вритер, и как свидетелю ему просто не доверяли. Конечно, кисло подумала она, поморщившись, то, что кое-кто из министерских хотел поверить в возвращение Волдеморта, ничего не изменило. Политика. Как всегда. Самым удручающим было то, что именно этот аспект человеческой природы остался неизменным перед лицом опасности… это и полное нежелание посмотреть правде в глаза

Гермиона вздохнула, отрешенно глядя на девчушку с белобрысыми косичками и Сортировочной Шляпой на голове, но покорно захлопала, когда Шляпа выкрикнула: «Гриффиндор!» Если бы Гермиона не была так занята своими мыслями, то почувствовала бы смутную вину, что не уловила имя девочки. Но она все еще размышляла о прошлом и возможном будущем.

То лето прошло в основном у Уизли. Гарри, понятно, весь июль ходил мрачный, почти ни на что не обращая внимания, и даже первое настоящее празднование дня его рождения не смогло вытащить парня из раковины, в которой он замкнулся. Вспомнив об этом невыносимо тягостном празднике, Гермиона вздрогнула: определенно, в ее жизни бывали минуты и получше. Сама она никогда не сталкивалась с тяжелыми утратами, но зато, ежедневно сталкиваясь с Гарри, слишком сильно хотела заставить его улыбнуться. Нужно было послушать миссис Уизли…

Гермиона с досадой махнула рукой, словно отгоняя воспоминания. Возвращение в Хогвартс на пятый год было для Гарри мукой, и они с Роном только и делали, что защищали его от нападок. Она припомнила свою робкую, едва наметившуюся влюбленность в лучшего друга и чуть грустно улыбнулась. Всё сошло на нет — она так долго пыталась помочь Гарри взять себя в руки, что ее нежные чувства постепенно превратились в сестринские. Долгие вечера у озера, когда за разговором она прислушивалась к его дыханию или словам, ослабили увлечение, но укрепили дружбу. К своему глубокому огорчению, она обнаружила, что ее чувства не могут устоять под напором страдания и ненависти к себе, от которых не мог избавиться несчастный Гарри. К его чести, он наконец начал приходить в себя, и всё постепенно вставало на свои места, как было до Тремудрого турнира, но что-то в нем надломилось, и они с Роном не знали, как всё исправить.

Рон. И устраивают же мальчишки из всего неразбериху! Гермиона еще с Рождественского бала на четвертом курсе знала, что Рон к ней неравнодушен, но он ведь этого никогда не показывал. И все же, хотя они оба были заняты только Гарри, она видела, что все еще очень нравится Рону. В конце пятого года он всё же решился на признание, но она, как ни пыталась, не могла найти в себе никаких других чувств к мальчикам, кроме сестринских.

— Может, со временем… — она посмотрела в большие умоляющие глаза Рона, и слезы затуманили её взгляд. — Пожалуйста, не сейчас…

— А когда же?

— Не знаю, Рон. И потом — Гарри...

— При чем тут Гарри? — чуть сердито осведомился Рон. Видимо, он заподозрил, что его лучшие друзья спелись у него за спиной.

— Тут — ни при чем, — поспешно поправила Гермиона. Рон широко открыл глаза, а лицо у него залила краска. — Но мы ведь его друзья и нужны ему, а наши отношения могут его сильно задеть. Он будет чувствовать себя лишним.

Рон улыбнулся с легкой грустью, протянул руку и осторожно провел кончиками пальцев по ее щеке. У Гермионы что-то оборвалось внутри.

— А ты не любишь меня, так ведь? — тоскливо добавил он. Огромные голубые глаза выделялись на его пергаментно-бледной коже, точно восковой в лунном свете, а веснушки казались клеймом на щеках. Рон вглядывался в ее лицо, ища на нем ответ в надежде, что ошибся, но что бы он ни нашел — это было не то, что ему хотелось. Его взгляд чуть потемнел, рука опустилась, но на губах по-прежнему оставалась слабая улыбка. — Так бы и сказала, Миона.

Это ненавистное прозвище стало последней каплей, и горло у неё перехватило от еле сдерживаемых рыданий.

— Знаешь, я терпеть не могу, когда ты так меня называешь, — упрекнула она, чувствуя себя виноватой: ей нечем было его утешить, а что сказать, она тоже не знала.

Неожиданно он равнодушно хмыкнул.

— Знаю. И зачем я это делаю, как думаешь?

У Гермионы задрожали губы.

— Рональд Уизли, — начала было она и вдруг оказалась в его руках, укрытая от сурового мира в сильных, любящих, а главное — братских объятиях, и сердце ее наконец поддалось. Чувство беспомощности и невосполнимой утраты, с которыми она боролась весь год, тревожась о Гарри, удерживая свои эмоции в узде, обрушились на нее, как штормовая волна на прибрежные скалы.

На нее нахлынули воспоминания: Гарри пристально вглядывается в озерную гладь, а в глазах у него дрожат непролитые слезы. Рон тихо играет с ней в шахматы. Одиночество, которое принесло с собой ее назначение старостой; теплая тяжесть Косолапсуса на груди, когда она лежала ночью в постели, а слезы стекали ей в волосы. Они втроем сидят вечером у камина. Один-единственный неловкий поцелуй, положивший конец всем иллюзиям, которые она еще питала насчет Гарри…. Каждый образ вырывал из ее груди все новые рыдания, пока она не почувствовала, что если не перестанет плакать, то горло разорвется от напряжения, а болезненный ком, стоявший в нем почти весь год, задавит, задушит ее. Но она по-прежнему хваталась за Рона и тихонько скорбно всхлипывала в безмолвной печали, впиваясь ногтями в его плечи. Он не возражал.

Рон баюкал ее, пока она рыдала, успокаивающе бормотал на ухо всякие пустяки, спрятав лицо в ее знаменитой копне волос, а когда она немного успокоилась, отодвинулся и посмотрел на нее. Гермиона тоже взглянула на него, безучастно задаваясь вопросом, не собирается ли он ее поцеловать. И решила, что ей все равно. Может, она даже ответит на поцелуй. Но Рон просто стоял и смотрел. Тянулись мгновения, и она неловко переступила с ноги на ногу, почувствовав себя неуютно под его пристальным взглядом.

— Что? — настороженно спросила она.

Он улыбнулся.

— У тебя тушь потекла.

Руки её невольно метнулись к лицу, а потом недоумение сменилось досадой.

— Свинья ты, нет у меня никакой туши.

— Больше нет, — усмехнулся он. К вящему ее смущению и ужасу, он стащил с себя рубашку, привычным жестом скомкал и всунул в её ослабевшие руки. — И не надо так смотреть, она уже насквозь мокрая. Можешь лицо ей вытереть. Гермиона улыбнулась и стерла слезы. — К тому же, — добавил он, — ты теперь хотя бы не будешь похожа на Плаксу Миртл.

— Рон!!! — взвизгнула она, шутливо шлепнула его рубашкой, и они с хохотом побежали к замку. Дружба и чувство юмора развеяли неловкость, по крайней мере, в тот вечер.

Гермиона улыбнулась воспоминанию. С того вечера между ними, бывало, и возникала неловкость, но всё же им обоим стало легче оставаться друзьями после того, как они расставили все точки над i. Летом они гоняли своих сов туда-сюда, обсуждая всё на свете.

Гарри с Роном провели лето в новом магазине приколов Фреда и Джорджа: горбатились там на них, в основном за здорово живешь, и, кажется, близнецы на них плохо повлияли. Гермиона закатила глаза. Чуяло ее сердце, что в один прекрасный день Фреду с Джорджем придется разделить славу с двумя достойными преемниками. Ладно, они хоть могли подшутить над своими трудностями и заставить ее посмеяться, и это было хорошо: ведь теперь приходилось иметь дело не только с собственной напряженной личной жизнью, но и с внешней угрозой в лице Волдеморта. Странно, тот никак себя не показал в прошлом году. Правда, произошло несколько нападений на магглов, которые с тем же успехом можно было приписать и серийному убийце, но в целом ни Волдеморт, ни Жрецы смерти о себе не заявляли, и в то время это было поистине даром судьбы. Однако в последние три месяца на горизонте снова стали сгущаться тучи, и Гермиона, наслушавшись всякого, не находила себе места.

Этим летом по всей Англии нападали на магглов и магглорожденных, и рассказы об убийствах и погромах, отмеченных зловещим светом Темной метки, стали просачиваться в магическое сообщество и укрепляться в людском сознании. Министерство Магии все еще гнуло свою линию и утверждало, что это были всего лишь отдельные мерзавцы из Жрецов смерти, что их немного и бояться нечего, потому как у Министерства есть авроры, которые круглыми суткам работают над каждым «инцидентом». Однако обстановка накалялась, и хотя ни на кого из Хогвартса не напали, в воздухе висело томительное, невысказанное слово «пока». Гермиона невольно стиснула зубы. Я им просто так не дамся. Я ничем не хуже любой чистокровки. И все же она знала, что как бы ни пыталась это доказать, всегда найдутся скептики, не желающие признавать ее настоящей ведьмой. Девушка мрачно взглянула в тарелку и с удивлением обнаружила в ней гору картошки с мясом. Она резко вскинула голову и оглянулась. Из ушей словно вынули затычки.

— …а на столе в обнимку с козлом стоял Филч, и на нем - фиолетовое платье с блестками. Ничего отвратнее я в жизни не видал.

Гарри закатил глаза.

— Я ему талдычу-талдычу: носи желтое! — но разве он послушает?

Рон взглянул на нее и усмехнулся.

— Добро пожаловать обратно на землю, Гермиона! К твоим услугам уйма обалденных гостиниц, потрясных пляжей и бесплатное питание! Если подашь заявку прямо сейчас…

— Хватит уже, — виновато оборвала она, и Рон принял оскорбленный вид. — Ну, может, отвлеклась на минутку…

— Или на пять, — хмыкнул Гарри. — Как раз последние пять минуток мы обсуждали, не податься ли Филчу работать в цирк. Фокусником. Ну в самом деле, где ты витала?

— Там, где меня не так достают, — фыркнула она, но, когда Рон прижал руку к сердцу и бросил в ее сторону исполненный страдания взор, предательская улыбка сама собой появилась на лице. — Знаете, можно было бы просто… ну, не знаю… позвать меня, а не сочинять всякую невообразимую ерунду, чтобы я на вас внимание обратила.

Рон ухмыльнулся.

— Кто сказал, что невообразимую?

Гарри с Гермионой рассмеялись, правда, слегка вздрогнув: обоих одновременно посетило видение Филча в платье.

— Да уж, фиолетовый — это точно не его цвет, — заметила она и решительно набросилась на картошку, поняв, что умирает с голоду. Некоторое время Гермиона ела молча, одновременно слушая оживленный разговор Гарри и Рона о квиддиче и размышляя, что ей нужно подготовить к занятиям. Она выбрала продвинутые древние руны, продвинутую арифмантику, продвинутые зелья, уход за магическими существами, продвинутые заклинания.… Вдруг ей что-то пришло на ум.

— Рон, — начала она, наклоняясь к нему, — ты взял научную работу на этот год? Не помню, определился ты или нет.

У Рона страдальчески вытянулась физиономия.

— Слушай, ну ты хотя бы иногда можешь о школе не думать, а?

Гермиона вперилась в него взглядом, и он вздохнул.

— Да, взял, по защите от темных искусств. Хотел и Гарри привлечь, у него, видите ли, и так дел по горло.

— Так и есть! — поспешил с оправданием Гарри, избегая смотреть на Гермиону, строгий взгляд которой сейчас здорово напоминал профессора МакГонагалл. — У капитана команды работы выше крыши!

Гермиона только головой покачала. Временами она чувствовала себя нянькой. Сама она собиралась заняться исследованием по трансфигурации с профессором МакГонагалл. Она подумала об этом и повернулась лицом к учительскому столу, высматривая любимого профессора. Почти сразу нашла ее и широко улыбнулась. МакГонагалл глянула на нее поверх очков, с гордостью чуть улыбнулась в ответ и слегка кивнула. Довольная Гермиона отвернулась и поискала профессора Люпина, которого заметила за беседой не с кем иным, как с профессором Снейпом. Все такой же противный надутый индюк, — подумала она, хотя и нахмурилась, заметив, что Снейп выглядит изможденным. Ей показалось, что он похудел и даже стал бледнее, чем когда она видела его в последний раз. Он выглядел совершенно больным и даже еще более отталкивающим, чем обычно. Фу. Хоть бы голову разок вымыл, что ли. Но вдруг она вспомнила, что, вероятно, он снова играет роль двойного агента, и тут же устыдилась своих жестоких мыслей. Еще несколько секунд она внимательно изучала Снейпа, пока тот, по-видимому, почувствовав на себе ее пристальный взор, не поднял глаза и не пригвоздил ее к стулу свирепым взглядом. Опешив, Гермиона отвернулась и безучастно рассмеялась над какой-то шуткой Дина Томаса.

Борьба со злом не мешает принять душ, неприязненно подумала она и решительно выкинула все мысли о Волдеморте и зельеваре из головы, а, немного поразмыслив, отправила туда же и все мысли о школе. Рон прав. Мне, наверное, и впрямь нужно остыть, прежде чем бросаться во что-то с головой, — сказала себе Гермиона и полностью погрузилась в оживленную застольную беседу.

***
Гермиона проскользнула под легкую простыню в спальне девочек вконец измученная. У нее мелькнула было мысль принять ванну, но вместо этого она поплескала в лицо холодной водой и заплела непослушные волосы в косу. На мгновение снова тревожно засосало под ложечкой, но она сгребла Косолапсуса в охапку, спихнула его в ноги и решила хоть раз хорошенько выспаться. Уснула она, уткнувшись лицом в мех перебравшегося повыше кота.



Глава 2.

Когда всё плохо, знание худшего только на пользу
Ф. Х.Брэдли

Гермиона мрачно посмотрела на тыквенный сок, уже не впервые мечтая, чтобы домовые эльфы наконец узнали, что и цитрусовые фрукты можно использовать в готовке – для разнообразия.

Не то чтобы тыквенный сок Гермионе не нравился, просто её всегда озадачивало очевидное пристрастие эльфов к блюдам из тыквы и её производных.

Тоскуя по апельсиновому соку и чайку с утра, она уныло разглядывала оранжевое пойло.

- Ты так и будешь гипнотизировать сок, вместо того чтобы его пить? – поинтересовался Рон с набитым ртом.

Гермиона закатила глаза.

- Буду, только не говори с набитым ртом. Просто сегодня я немного волнуюсь, и всё, - призналась она.

Рон сочувственно кивнул, а Гарри нахмурился.

- Из-за чего? - спросил он, играя вилкой.

Гермиона пересела, чтобы оказаться прямо напротив него, и ответила с досадой:

- Гарри, ты правда не помнишь?

- Не-а, - признался Гарри и беззаботно мотнул головой, однако всё же улыбнулся в знак того, что ему действительно не наплевать. Она вздохнула.

- Сегодня пятница. Днем нам с Роном нужно встретиться с научными руководителями, а мне – представить профессору МакГонагалл идею научного проекта. Честно говоря, даже не знаю, что она скажет. В рамки её предмета проект вписывается, но он не предусматривает практической магии, – она вздохнула. - Я над ним почти всё лето просидела.

- Просто удивительно, - сказал Рон, намазывая джемом уже пятый тост. Гермиона одарила его негодующим взглядом, и он спешно поправился. - Я просто хотел сказать, что ты вечно убиваешь на школьные дела столько сил и времени, что тебе и правда нечего волноваться. Если кто-то и должен, то это я, - печально сказал он. - Я весьма слабо представляю, что хочу исследовать, но профессор Люпин обещал помочь с темой.

Гарри улыбнулся.

- Чего ж ты взялся за научный проект, раз что хочешь изучить - и то не знаешь? - поинтересовался он.

Рон пожал плечами.

- Просто по защите столько интересных тем, да к тому же профессор Люпин один из лучших профессоров, и будет классно изучать что-то под его руководством, ну и, конечно же, - он сделал эффектную паузу, - по защите мне не надо будет делать такую кучу домашек, как вам. Вот какое-нибудь практическое задание, например, составить план, как можно противостоять Империусу - это по мне. Я - человек действия, - самодовольно заявил он ей.

Хотя её и раздражали прагматические суждения Рона, Гермиона невольно улыбнулась. Это так на него похоже. Кажется, он никогда не изменится.

- Рон, - сказала она, - Ты понимаешь, что по общей программе всё равно должен успевать?

- Да, но это же не означает, что придется делать домашки, правда? - спросил он. Внезапно его лицо приобрело испуганное выражение, и он повторил: - Ведь правда? – резко упав духом при одной мысли о лишней работе.

Гермиона рассмеялась и покачала головой. Она пошарила в сумке в поисках расписания, но ничего не нашла.

- Что у нас сегодня утром? - спросила она Гарри. Он вытащил из кармана свиток, бегло просмотрел его и испустил стон.

Рон наморщил лоб, и Гарри без слов протянул свиток ему.

- По-моему, я первая спросила, - недовольно заметила Гермиона. Она знала, что ведет себя немного по-детски, но была не в том настроении, чтобы спустить им это с рук.

На этот раз и Рон застонал.

- Продвинутые зелья. Со слизеринцами. В который раз.

- Черт! - с чувством сказал Гарри. – Ну почему не с Хафлпаффом или Равенкло? Мне на каждом уроке кажется, что живым я из класса не выйду.

- Я тебя понимаю, - вставил Рон, тут же позабыв о своей боязни лишней работы. - В этом году Снейп наконец найдет способ отравить меня так, чтобы это сошло за несчастный случай.

- По крайней мере, сможешь предсказать себе такую смерть на прорицаниях,- хмыкнула Гермиона, не скрывая своего раздражения.

Рон посмотрел на неё с несчастным видом.

- В прошлом году уже предсказал, - сказал он так жалобно, что Гарри поперхнулся тыквенным соком. Сама не зная зачем, Гермиона глянула на преподавательский стол и нашла профессора Снейпа. При виде его лица, искривленного в жуткой гримасе, у неё екнуло сердце, а когда оказалось, что он смотрит на первогодок Рейвенкло, которые не могли не почувствовать его взгляда, она ещё больше расстроилась. Какая-то темноволосая девчушка, которая, казалось, была готова заплакать, всё бросала на преподавательский стол быстрые взгляды исподтишка, а потом отворачивалась к тарелке. Гермиона неодобрительно поджала губы. Похоже, у Снейпа мрачное настроение. Или, по крайней мере, мрачнее обычного. Его палитра настроений и так состоит исключительно из мрачных тонов, подумала Гермиона. Она встретилась взглядом с профессором МакГонагалл, и та ободряюще улыбнулась. Гермионе полегчало, и она отвернулась к Рону, который стучал Гарри по спине – разумеется, из лучших побуждений, стараясь не допустить, чтобы в легкие друга попало ещё больше тыквенного сока.

- Просто держите язык за зубами, и, умоляю, не обращайте внимания на Малфоя, - напутствовала их она. – Не хватало мне только, чтобы с факультета сняли ещё больше баллов.

Гарри, хотя продолжал кашлять, умудрился очень выразительно закатить глаза, но всё же промолчал.

Гермиона улыбнулась и, когда прозвенел колокольчик, напоминая о начале учебного дня, встала. Она перекинула нагруженную книгами сумку через плечо, слегка согнувшись под её тяжестью, и, сдунув с лица прядь волос, стала терпеливо ждать Рона и Гарри, которые спешно заглатывали остатки завтрака, а потом они все вместе отправились на зельеварение в леденящие душу подземелья.

Вместе всё же не так страшно.

*****
Им и вправду пришлось несладко.

Первым делом Снейп предупредил студентов, что зелья, с которыми они будут работать в этом году, сложны и опасны, и что он думает выборочно проверить их на создателях. Когда сидевший рядом с Гермионой Невилл пискнул, Снейп быстро обернулся к ним и снял с Гриффиндора пять баллов за трусость – эта насмешка не укрылась от слизеринцев. Раздались сдавленные смешки, и Невилл покраснел, как рак, а Гермионе, как обычно, стало его жалко. Остальное время Снейп рыскал по подземелью, выглядывая, за что бы вычесть баллы, и в конце концов довел всех до ручки. Даже Гермионе было трудно сосредоточиться на зелье Ferocia под его сердитым взглядом, а Невилл бы опять расплавил свой котел, позволь она ему добавить эльфийские крылышки перед имбирным корнем.

Из подземелий она вышла с головной болью и прокляла про себя профессора Снейпа за то, что тот вызвал её. Голова болела так, словно вот-вот расколется, а ведь ей ещё предстоял непростой разговор с МакГонагалл о будущем своего научного проекта.

Перед кабинетом МакГонагалл Гермиона почувствовала укол страха, но всё же взяла себя в руки, и вежливо, но решительно постучала в дверь, и которая тут же открылась, впуская её.

Она уже бывала здесь, но её неизменно поражало, насколько мало эта уютная, гостеприимная комната в красных тонах и с плюшевыми обивками подходила к строгому характеру декана.

Профессор МакГонагалл встала из-за стола, и, улыбнувшись Гермионе, указала ей на одно из маленьких плюшевых кресел.

Гермиона благодарно кивнула и села.

- Чаю? - предложила МакГонагалл, но Гермиона покачала головой и вежливо отказалась. Ее и так с самого завтрака подташнивало от страха, а от вони зелий стало еще хуже.

Профессор МакГонагалл поглядела на неё из-под квадратных очков.

- Не могу выразить словами, как мне приятно, что вы решили делать научный проект именно по трансфигурации, - довольным тоном начала она. - Чудесно знать, что предмет, который тебе так дорог, будет исследовать одна из лучших студенток, какие только были в стенах этой школы. А теперь мне бы хотелось уточнить, какую же область трансфигурации вы собираетесь исследовать и что именно вы намереваетесь сделать.

Гермиона слегка покраснела и в ответ на эти лестные слова не удержалась от горделивой улыбки, которая, впрочем, мгновенно испарилась при последних словах профессора.

Она сглотнула.

- Ну, профессор, как вы знаете, меня интересуют не только теоретическая и практическая магия, но также и этика. Однако, хотя я провела не одну ночь в поисках, мне удалось очень мало найти об этике в библиотеке, и я бы хотела провести исследования, касающиеся превращения предметов в животных и наоборот, - ища во взгляде МакГонагалл одобрения, она почувствовала, что заливается краской. - Вот... если это годится, – внезапно Гермионе сделалось очень неуютно. Она поспешно добавила, радуясь, что не успела протянуть профессору бумаги с записями, предварительным списком литературы и развернутым описанием идеи. - Я знаю, что это не предусматривает никакого практического применения магии. Это всего лишь общая идея, и я пойму, если вы захотите, чтобы я что-ни…

Профессор МакГонагалл подняла руку, и Гермиона быстро закрыла рот. В тревоге она наблюдала за профессором, которая подалась вперед и подперла пальцами подбородок. Неожиданно та улыбнулась.

- Меньшего я и не ожидала от вас. Это не только оригинальная, но и практически не исследованная область науки, - сказала она, и Гермиона почувствовала, как напряжение, которое не покидало её чуть ли не всю неделю, тотчас исчезло. Значит, её труды не пропали зря!

Гермиона кивнула, расслабленно улыбаясь, и профессор МакГонагалл откинулась в кресле.

- Как вы думаете, сколько времени у вас займет этот проект? - спросила она.

- Честно говоря, не думаю, что много. Не больше трех месяцев. По завершении проекта я думала поработать над чем-нибудь другим, но мне очень интересен именно этот аспект магии, а будет ли у меня ещё возможность изучать его, неизвестно, - сказала она.

Профессор МакГонагалл кивнула.

- Совершенно с вами согласна. Пока вы будете доводить до ума этот проект и дописывать ваше исследование, можете подыскивать вторую тему и приступать к ней, когда закончите с первой.

Гермиона просияла и потянулась за сумкой.

- Говоря об исследованиях...

*****
Профессор Снейп тоже мучался головной болью, но вида он не подал бы ни за что на свете.

Первый урок был ужасен – он проклинал про себя Альбуса Дамблдора за то, что тот ставит Слизерин и Гриффиндор вместе уже шестой год подряд. Втайне он подозревал, что сводить факультеты – навязчивая идея директора, и возможно, тот наивно мечтает укрепить этим межфакультетскую дружбу. Северус скривил губы: уж к этому времени Дамблдор мог бы уяснить, что попытки сблизить Слизерин и Гриффиндор только усложняют работу. Приходилось спасать деток не только от их неправильно сваренных зелий, но и от намеренных диверсий, а сохранять этих маленьких мерзавцев живыми и невредимыми было трудно и без того, что сами они с бурным энтузиазмом пытались поубивать друг друга. Очередная проблема на его голову, без которой он вполне мог бы обойтись.

Отгоняя надоедливых студентов своим обычным взглядом, Северус проходил коридор за коридором, пока не дошел до горгульи, которая охраняла директорский кабинет.

- Кислая шипучка! – нетерпеливо рявкнул он.

Горгулья отскочила, он шагнул вперед и ступил на движущуюся спиральную лестницу. Когда та прекратила подниматься, головная боль стала еще сильнее. Снейп постучал в дверь молотком в форме грифона. Дверь распахнулась, он вошел, и, остановившись, уставился на безмятежно улыбающегося директора ничего не выражающим взглядом. Дамблдор встал из-за стола и указал на стул.

- Присаживайся, Северус. В ногах правды нет.

Северус скривился, но с благодарностью принял приглашение.

- Чаю? – предложил Дамблдор. – Где-то здесь у меня была мята. В последнее время вид у тебя не цветущий.

- Я в порядке, - бросил Снейп. Интересно, когда это у меня был цветущий вид?

- Ну, разумеется, - безмятежно согласился Дамблдор и, не дожидаясь ответа, налил ему чашку чая.

Иногда, думал Северус, его ничем не проймешь. Несмотря на всю его привязанность к старому волшебнику, сегодня чаша терпения почти переполнилась. Северус раздраженно вздохнул.

- Для чего я вам понадобился, директор?

Когда Дамблдор поднял голову, в его глазах не было и следа привычных веселых искорок.

- Я обеспокоен, Северус. Мне нужно знать, как продвигаются твои дела.

Северус знал, что Дамблдор ведет речь не об уроках.

- Скверно. Или так, как можно было ожидать, в зависимости от степени оптимизма, - с горечью добавил он. - Больше я не имею такого доступа к информации, как раньше - этого я ожидал, но кажется, Темный лорд получает особенное удовольствие оттого, что водит меня за нос. Он не верит, что я по-прежнему остаюсь его верным слугой. И он прав.

Дамблдор нахмурился.

- Почему он ещё не предъявил тебе обвинение? Я надеялся, что он примет твое раскаяние, но если он тебе не доверяет, думаю, ты в большой опасности, потому что он будет следить за тобой неусыпно. - На последних словах Дамблдор запнулся.

- Не знаю, - сказал Северус, провел рукой по волосам и опустил взгляд на ковер.

- Думаешь, он хочет тебя убить?

Северус вздохнул.

- Быть может.

Дамблдор хранил молчание.

Снейп взглянул на него.

- Я не боюсь. Я заслужил это.

Дамблдор с грустью посмотрел на него.

- Зато я боюсь, - произнес он, и Северус в тревоге увидел, что на миг могущественный волшебник, которого он знал, исчез, и остался лишь слабый, неуверенный старик. Но он моргнул и снова увидел решительного Дамблдора, который пристально смотрел на него.

Директор подался вперед.

- Тогда почему он ни разу не попытался причинить тебе вред?

Северус наигранно рассмеялся.

- Почему же, просто то, что он делает, никогда не длится долго и не оставляет следов.

Дамблдор еле заметно вздрогнул, услышав в этом голосе нотки отчаяния, и молча заметил, что Снейп вновь замкнулся в себе.

- Ты понимаешь, а чем я, - сказал он.

Северус кивнул и опустил голову, чтобы не смотреть Дамблдору в глаза.

- Я не знаю. Думаю, ему нравится играть со мной, пока я извожусь, ожидая, когда же он обрушит на меня Смертельное проклятье. Он знает, что его недоверие для меня не секрет, и от этого всё становится ещё забавнее, поскольку мне постоянно по-прежнему делать хорошую мину при плохой игре и постоянно ждать боли, - Северус провел рукой по лицу. Голова болела всё сильнее. Подняв глаза, он увидел, что Дамблдор встревоженно смотрит на него.

– Но знает ли он, насколько я для вас важен, мне неизвестно, поэтому я должен вернуться, хотя бы на всякий случай, - быстро сказал Северус. – Если я остановлюсь, возможностей узнать что-то действительно важное больше не будет. Темный лорд без ума от своих маленьких пыток, и быть может, он просто развлекается таким образом, испытывая мою преданность. - Северус беспомощно пожал плечами и повторил: - Не знаю.

С минуту Дамблдор молчал, зная, что пытаться уговорить Снейпа остаться в замке бесполезно; Северус одержим желанием искупить свою вину, и директору казалось, что полностью свободным он не почувствует себя никогда. Он посмотрел на напряженного профессора и решил сейчас отложить этот разговор.

- Как в этом году студенты? – как можно доброжелательнее поинтересовался Дамблдор. Северус чуть не подпрыгнул, а потом на его изможденном лице появилась прежняя усмешка.

- Как и всегда: они невнимательны и злопамятны, и, пожалуй, это самое большое сборище идиотов, которое я когда-либо имел несчастье учить.

Дамблдор хихикнул.

- На самом деле ты ведь так не считаешь? - улыбнулся он. Северус злобно воззрился на него.

- Вы правы, директор, моё мнение о них намного хуже, - сказал он, скривив губы в усмешке. Ни у одного нет ни малейшего понимания базовых принципов зельеварения, а пытаться вбить это в их головы – адское наказание, припасенное для грешников.

Всё ещё улыбаясь, Дамблдор покачал головой.

- По крайней мере, твое остроумие никогда не страдает, - заметил он. – Хочешь лимонную дольку? А то ты всё ещё на живой труп смахиваешь, – его улыбка стала шире и голубые глаза засверкали, когда Северус сморщил нос, явно не оценив слащавую шуточку директора, но всё же бросил в рот лимонную дольку.

- И не надо так на меня смотреть: знаешь же, я из-за этого волнуюсь, что лимонные дольки чересчур кислые.

*****
Вечером Гермиона буквально впорхнула в гостиную Гриффиндора: так счастлива она была оттого, что приняли её проект, и, присев к огню, ослепительно улыбнулась Гарри и Рону, которые играли в шахматы.

- Ай! – вскрикнул Гарри, когда коварная пешка столкнула с доски его слона.

Рон злорадно засмеялся.

- Победа будет за мной! – гоготнул он, и Гарри театрально содрогнулся.

- У тебя такой музыкальный смех, Рон, - заметила Гермиона со своего кресла.

Он повернулся, и она улыбнулась в ответ на его ухмылку, а потом поинтересовалась, как прошло его первое собеседование с Люпином.

- Прекрасно, разумеется. Мы с Люпином решили уделить наибольшее внимание другим способам борьбы с дементорами, кроме заклинания Патронус.

Гарри оторвался от доски и наморщил лоб.

- А что, есть и другие способы? - протянул он.

- Ну да, - кивнул Рон. - он думает, это будет очень полезно, ведь весьма вероятно, что дементоры перейдут на сторону Неназываемого.

Он сцепил пальцы. Гарри повернулся к Гермионе.

- А у тебя какая тема?

Она вкратце изложила им идею своего проекта. Гарри казался заинтересованным, в отличие от Рона, которого это просто забавляло.

Когда она закончила, Рон покачал головой и заметил:

- Гермиона, только тебя может воодушевить перспектива создания не одного, а целых двух проектов, для чего надо по уши зарыться в книжки.

- Не все же так боятся работы, как ты, Рон, - сказала она и игриво шлепнула его по руке. Но потом улыбнулась, зная, что у него в самом деле сложный проект, а не ерунда какая-нибудь.

Просто мы два разных человека. Каждому свое.

Она чудесно провела вечер, наблюдая, как Гарри терпит в шахматах одно поражение за другим.



Глава 3.

Без риска победив, без славы торжествуешь

Пьер Корнель

Прижав ладони ко лбу, Рон застонал и опасно качнулся на стуле, явно рискуя опрокинуться. Гермиону так и тянуло подтолкнуть его немного, но она сдержалась.

- Я специально выбирал проект, чтобы мне не надо было торчать в библиотеке целыми днями, - прохныкал он.

- Ну давай, заплачь еще, - раздраженно сказала Гермиона, не поднимая глаз. Был вечер пятницы, они сидели вместе в библиотеке, и Гермионе это вполне нравилось, хотя и подозревала, что Рон не разделяет ее энтузиазма. Она уже заканчивала свой отчет, а Рон, который больше жаловался, чем читал, отвлекал ее.

- Просто не могу поверить, что уже конец октября, а я еще не взялся за практическую часть проекта, - продолжил он, не обращая внимания на ее недовольное фырканье. – Я-то думал, уж Люпин, по крайней мере, не заставит меня рыться в библиотеке в поисках старых легенд и дышать пылью.

Гермиона попыталась не отвлекаться на его беспрерывную болтовню и сосредоточиться на работе. Она не может позволить ему мешать себе. Рон все равно ничего не понимает в сути ее проекта, и она не собирается объяснять. Он будет насмехаться над этим, так же как он насмехается над ее манерой работать. Она сжала зубы.

«Способность страдать и испытывать боль, - писала она, - предшествует исследуемой способности мыслить; логический ум не обязательно освобождает живое существо от боли и страданий. При трансфигурации животного в вещь и наоборот подавление свободной воли внешним солнышком…»

- Черт! – вскрикнула она, взглянув на написанное и гневно отшвырнув перо. – Что ты только что сказал? – спросила она, недобрым взглядом глядя на Рона.

- Я сказал, - вздохнул Рон, недовольный, что ему приходится повторять, - что еще один миф о любимцах преисподней, и я все брошу и пойду на улицу посидеть под деревом на солнышке.

Гермиона всплеснула руками.

- Ты не мог сказать ничего поумнее, а? – язвительно спросила она.

Рон нахмурился, но потом улыбнулся.

- А что? Я тебе мешаю?

- Да! – выкрикнула она, не обратив внимания на взгляд, которым ее наградила мадам Пинс. Гермиона вытащила палочку и стерла с пергамента последнее слово, потом снова взялась за перо: «… источником неэтично, если рассматривать его с точки зрения способности к мышлению, однако если принимать во вни…»

Гермиона остановилась, когда перед носом у нее прошлось перо. Я не буду на него смотреть. Он просто пытается вывести меня из себя, подумала она.

«… мание исключительно страдания объекта, нравственная проблема перестает существовать. Одна…»

Она снова остановилась. В этот раз перо замерло у нее перед глазами, трепыхаясь туда-сюда. Гермиона сжала зубы; она знала, что Рон ухмыляется.

- Тебе это мешает? – спросил он. – Тебе это мешает? Я тебя не трогаю.

- Если тебе так скучно, Рон, почему бы тебе не придумать для меня тему нового проекта? В отличие от некоторых, я действительно занимаюсь работой и уже почти закончила, - сказала она ему.

- Может, - лениво произнес Рон, - ты могла бы трансфигурировать себя в кого-нибудь повеселее. Он хихикнул и перед тем как, ухмыляясь, откинуться на стуле, снова пощекотал ее нос перышком.

Гермиона мрачно посмотрела на него, а потом толкнула его под столом ногой, и он врезался прямо в стеллаж с лечебной литературой. Рон свалился со стула на бок, и на него впечатляющим каскадом посыпались книги, причем некоторые отскакивали от его головы и отлетали в сторону.

Прибежала мадам Пинс, но Гермиона не видела ее, хихикая, как ненормальная, не в силах сдержаться при виде того, как Рон театрально застонал, слабо загребая руками под грудой книг, изображая утопающего.

- ЧТО здесь происходит? – потребовала ответа мадам Пинс, нависая над Роном. Гермиона немедленно пришла в себя, ощутив укол страха: она хотя и попадала за эти годы во множество переделок, бояться неприятностей не перестала.

- Мне так жаль, мадам Пинс, я…

- Я просто откинулся на стуле слишком далеко, вот и перевернулся, - с достоинством пояснил Рон, хотя картинку немного портило то, что сам он сидел на полу, запутавшись одной ногой в стуле. – Это вышло случайно. – Мадам Пинс сердито посмотрела на него, но взмахнула палочкой и вернула книги на место. Рон робко поднялся, пытаясь незаметно расправить мантию.

- Пять баллов с Гриффиндора за вашу неосторожность, - отрезала мадам Пинс, прежде чем повернуться к Гермионе. – А от вас, старосты, я такого не ожидала. – Гермиона опустила глаза, не зная, что ответить, и библиотекарша ушла. Убедившись, что их не слышат, Гермиона обернулась к Рону.

- Почему ты выгородил меня? – удивленно спросила она.

Рон пожал плечами:

- Ну, ты же староста, ты не должна получать взыскания.

- Но тебе не назначили взыскание, - возразила Гермиона. – И потом, я же специально это сделала, - на ее лице появилось пристыженное выражение. – Спасибо.

- Ерунда. Пойдем отсюда лучше, - сказал Рон, кивая в сторону двери. – Не думаю, что мадам Пинс сейчас особо рада нас видеть. Она все равно не спустит с нас глаз, пока не уйдем, а меня это бесит.

- Думаю, ты прав, - согласилась она и стала складывать вещи в сумку, а Рон собирал свои немногочисленные свитки. Они вышли из библиотеки и уже почти дошли до Гриффиндорской башни, когда Гермиона охнула и начала рыться в сумке.

- Вот черт, - сказала она.

- Что такое?

Гермиона покачала головой.

- Я оставила в библиотеке работу по трансфигурации. Сейчас сбегаю обратно заберу.

- Я пойду с тобой, - вызвался Рон, но Гермиона остановила его.

- Нет, будет лучше, если я одна. Уже поздно, а у меня больше причин ходить после отбоя, чем у тебя, - вздохнула она. – Увидимся в гостиной.

Казалось, Рона ее слова не убедили.

- Ну хорошо, - неохотно согласился он, развернулся и пошел по коридору. Гермиона же пошла обратно.

Надо было попросить Рона остаться со мной, думала она. Мне все еще не по себе в пустых школьных коридорах. Просто мурашки по коже. То и дело тревожно озираясь, она шла по коридору. Она начала осторожничать в конце пятого курса, когда однажды почувствовала, что кто-то идет за ней по пятам. Она прибавила шагу и уже сворачивала в гриффиндорский коридор, когда Кровавый Барон решил, что будет очень весело, если срезать угол, напугать ее до полусмерти и пролететь сквозь нее, заморозив до костей. Потом она еще долго дрожала и с тех пор возненавидела пустые коридоры.

Гермиона пошла быстрее, ее шаги гулко отдавались по каменному полу. Чтобы не оглядываться все время как параноик, она уставилась в пол и начала считать плиты. И так увлеклась, что налетела прямо на профессора Снейпа.

*****
Сочинения первого курса Хаффлпаффа. Неописуемое наслаждение.

Профессор Снейп посмотрел на лежащий перед ним лист с каракулями. У него было тайное подозрение, что этот текст Джейми Боунса был не столько сочинением, сколько беспорядочными обрывочными заметками на пергаменте. Но оно было почти убедительным. Лучше поставить за это F, злобно подумал он и ярко-красными чернилами нацарапал оценку. Он знал, что это несправедливо, но все равно получал какое-то глупое удовольствие… Северус вздохнул, отодвинул сочинения на край стола и откинулся на стуле.

Как банально, пропищал тоненький голосок у него в голове.

Вполне нормально, ответил он.

Но не то, чего ты хочешь.

У всего есть свои плюсы
, мысленно заворчал он.

Все еще счастлив, запугивая детей, Северус? Вот до чего ты дошел?

Северус мрачно уставился на трещину в стене, будто та нанесла ему личное оскорбление.

Заткнись, сказал он себе. Ну что там еще?

О, ты знаешь ответ.

Нет. Не знаю…


Резко вскочив на ноги, Северус решительно направился к двери, открыл ее и захлопнул за собой. Сочинения могут подождать до завтра. Он свернул в коридор, ведущий в Змеиное логово и его собственные комнаты. Родной камин и родная кровать. Сегодня было не его дежурство, и ему не надо было искать сходящих с ума от буйства гормонов подростков в ледяных коридорах, да и проверять сочинения по зельям было не срочно. Добравшись до своих комнат, он вздохнул как свободный человек, хоть ненадолго избавившийся от забот.

Серия сложных заклинаний, уже ставших привычкой, и он вошел. Он чуть улыбнулся, закрыл за собой дверь и прислонился к ней. Ему нужна хорошая книга, немного бренди и…

Его обожгла резкая вспышка боли, простреливая руку, сжимая плечо, заползая на шею, тлея под кожей. С расширившимися глазами он пытался сделать вдох, но легкие сопротивлялись в болезненном спазме.

Только не это…

Проклятие! Засучив рукав, Северус скосил глаза на темную метку, которая чернела на его левом предплечье, пылая все сильнее, хотя перед ним все плыло от боли. Лицо исказилось, и он сжал правой рукой ухмыляющийся череп, до крови раздирая ногтями кожу, ладонь сильно обожгло в месте соприкосновения с отвратительным змеящимся рисунком.

Несмотря на боль, несмотря на жжение, Северус ощутил укол ледяного страха. Не обычное время… сегодня нет собрания…

Это может быть что угодно, рассуждал он, доставая шелковистый плащ Жреца смерти, призывая белую безликую маску. Срочный вызов… сюрприз… При этой мысли Северус невольно усмехнулся. Приятными сюрпризы Волдеморта не были никогда, и у него в голове проносились все известные проклятия, пока он прятал маску в кармане мантии и надевал плащ. Какое, какое же? раздумывал он, взвешивая их силу и эффективность.

Северус подошел к камину и бросил в огонь щепотку порошка.

- Дамблдор! – выкрикнул он. Через мгновение в язычках пламени появилась голова директора.

- Тебя вызывают? – с тревогой спросил старый маг.

- Да, - сказал ему Северус. – Я отчитаюсь, когда вернусь, - нахмурившись, он отвернулся от огня и вышел, даже не обернувшись на Альбуса, потому что больше самого вызова опасался увидеть на его лице страх и печаль.

*****
Гермиона споткнулась, все еще не осознав, в кого она врезалась, больше волнуясь о том, что полная сумка по инерции тянула ее на жесткие плиты пола. Она подняла взгляд, ища, на что бы опереться. Профессор Снейп ловко развернулся на каблуках, грациозно удержав равновесие; Гермиона, недолго думая, попыталась схватиться за него…

Он перехватил ее руку, зажимая, как тисками. Очень больно. От державшей ее руки она перевела взгляд на лицо зельевара, на котором отражалось раздражение и еще что-то, что она не могла определить точно. Она была озадачена.

- Стоит смотреть, куда идете, - усмехнулся он; она вспыхнула и поспешно убрала руку.

- Может, если бы вы так не торопились, я бы вас заметила, - нахально ответила она и тут же пожалела об этом. – Я… я сожалею, сэр…

- Я в этом и не сомневаюсь, - он закатил глаза и прошел мимо нее. Она с негодованием посмотрела ему вслед.

- И пять баллов с Гриффиндора, - выкрикнул он, уже поворачивая за угол.

Гермиона наморщила нос и демонстративно вытерла руку, к которой он прикоснулся, о мантию. Всю дорогу в библиотеку и обратно она буквально кипела от злости.

И только намного позже она вспомнила о его странном взгляде. Она могла поклясться, что в нем было нечто тревожное, но раньше она никогда не видела, чтобы Снейп беспокоился. Она вздохнула и вернулась к работе, нарочно делая вид, что не слышит, как Лаванда и Парвати хихикают над новым мальчиком.

*****
- Crucio!

Краем сознания Северус со странным бесстрастным интересом отметил, что Волдеморт выждал достаточное время, чтобы он не распополамился, и лишь потом подверг Круциатусу.

Как банально, прошептала предательская часть его разума, которая, казалось, существовала независимо от тела.

Северус аппарировал в сбегающий по склону сад старого дома; климат здесь был чуть теплее. У него было только мгновение оглядеться, но этого хватило, чтобы осознать, что он у дома отца Волдеморта. А потом все заслонила знакомая боль, и он не мог видеть больше ничего, сжимая зубы, чтобы не закричать в голос, когда каждую клеточку его тела пожирал раздирающий огонь.

Он был на коленях, когда проклятие перестало действовать. Он мог сдержаться от крика, но противостоять судорогам было нельзя. Задыхаясь, он поднял взгляд.

Только Волдеморт и Петтигрю. Несмотря на последствия проклятия, он почувствовал, как в сердце закрадывается страх, болезненно сжимая желудок. Отсутствие остальных Жрецов смерти – плохой знак.

Он знает, смутно подумал Северус. Он знает.

Волдеморт глядел на него, чуть наклонив голову на бок, с насмешливым удивлением, насколько такое выражение могло быть на его змеином, нечеловеческом лице. При виде этой неестественно белой кожи, кроваво-красных глаз желудок Снейпа, как всегда, сжался, а по коже поползли мурашки.

- А, Северус. Рад, что ты пришел в себя, - сказал Волдеморт. – Нам нужно кое-что обсудить.

По его шее струился холодный пот, но Северус заставил тело повиноваться и дрожащим голосом ответил:

- Конечно, господин.

Волдеморт пристально взглянул на него.

- Рад, что ты не возражаешь. Это намного упростит задачу. А теперь поднимайся.

Медленно, на ватных ногах Северус встал и заставил себя посмотреть Волдеморту в глаза, чувствуя, что тонет в них.

- Ты предатель.

Ты знал, что это случится, отстраненно подумал он, так какой смысл сопротивляться? Но вслух воскликнул:

- Нет, господин! Я бы никогда…

- Тихо! – крикнул Волдеморт. – Ты предатель, и я знаю это. Зачем отрицать? – он сделал шаг ближе, и у Северуса свело желудок, когда Темный лорд вытянул длинный белый палец и провел по его щеке. – Ты был забавной игрушкой, не могу не согласиться. Смотреть, как ты передаешь ложную информацию старому дураку, который прячется там в башне. Это занимательно. Но сейчас…

Он резко развернулся и отошел. Краем глаза Северус видел, как Петтигрю переводит нервные взгляды с него на Волдеморта, который снова повернулся к ним. Северус сжал зубы.

- Я нахожу, что ты надоел мне. Но я помню, как хорошо ты служил мне когда-то, и не забуду этого, наказывая тебя… - Волдеморт улыбнулся равнодушной улыбкой, которая привела Северуса в еще большее замешательство.

Почему он просто не покончит с этим? думал Северус, но он знал ответ. Ему нравится пытать своих жертв. Все завершится достаточно скоро. К чему об этом просить? Но он хотел разрешить эту загадку раз и навсегда.

- Господин, раз уж вы так убеждены в моей неверности, то почему просто не убьете меня? – спросил он лживым голосом. Ухмылка Волдеморта стала шире, и Северуса охватило нехорошее предчувствие.

- Убить тебя? – засмеялся Темный лорд. – Ну конечно, как просто. Ты не представляешь для меня проблемы, – и Волдеморт поднял палочку.

Северус закрыл глаза, глубоко вдохнув пахнущий дымом и листьями воздух, чувствуя дуновение ветерка на лице. Мир словно стал отчетливей, все слилось в одно мгновение – мгновение перед смертью: свист ночной птицы, неутихающая боль, мягкая земля под ногами, скользящее прикосновение одежд к телу – все в последний момент, и можешь ли ты искренне сказать, что сожалеешь, что это проходит?

Я не знаю.

Вот оно. Волдеморт со свистом, по-змеиному втягивает воздух для последнего проклятия – вот оно…

- Petrificus totalus!

Если бы Северус мог выразить свое удивление, он бы открыл рот, но вместо этого он упал на землю, уставившись неподвижным взглядом на звезды.

- Mobilicorpus!

Он почувствовал, как его тело поднялось в воздух и медленно поплыло куда-то. Там обрыв? быстро подумал он. Озеро? Темный лорд действительно собирается использовать традиционные маггловские методы, чтобы продлить его мучения? Его размышления прервались, когда он ощутил холод каменной плиты под собой. В голову одна за другой начали приходить другие ужасные мысли: он не может пошевелиться, что Волдеморт собирается делать?

- Finite incantatem. – И он мог двигаться, но не больше чем на секунду, прежде чем Волдеморт прошипел связывающее заклятие, и тело Северуса обвили веревки, привязывая его к плите.

Он содрогнулся, когда над ним возникло лицо Волдеморта.

- Ты перестал поставлять мне полезную информацию, Северус. Я разочарован. Я полагал, ты будешь продолжать игру, даже когда поймешь, что я не говорю тебе ничего, - он театрально вздохнул, его дыхание отдавало гнилью. – Но увы. Я знаю, ты считаешь меня жестоким и думаешь, что я собираюсь убить тебя, - он улыбнулся жуткой, отвратительной, нечеловеческой улыбкой. – Ты дважды неправ. Я справедлив и сохраню тебе жизнь. Но, мне кажется, твой покровитель слишком уж самоуверен. Он полагает, что может обезопасить тебя. Я докажу, что он ошибается.

Северус замер на месте от ужаса. Что означают эти загадки, эта игра теней? Сердце билось так сильно, словно вот-вот разорвется, он пытался дышать, но легкие сжимались так, что нельзя было сделать ни вдоха.

- Я не пригласил остальных полюбоваться, потому что, думаю, они представят себе нечто гораздо худшее, чем то, что я собираюсь с тобой сделать. Будет очень забавно наблюдать, как они гадают о твоей судьбе. Страх будет держать их в узде. Они не узнают, в чем именно заключается твое наказание. Ты живучий, Северус. Не сомневаюсь, что от большей части того, что я могу с тобой сделать, ты в свое время сможешь излечиться, но мне нравится мысль о том, чтобы навсегда… укротить тебя. Ты перестанешь быть полезным, и не думаю, что сможешь найти удовольствие в чем-то другом. Увы. Подходящее наказание, правда?

Волдеморт направился к изголовью плиты. Господи боже…

В его костлявой руке был зажат длинный устрашающего вида нож. Волдеморт наклонился и прошептал на ухо Северусу:

- Мне кажется, индивидуальный подход здесь лучше всего.

И нож опустился.



Глава 4.

Свобода, желанная сейчас для многих, - это не свобода делать что-то, а свобода от забот и тревог

Джеймс Адамс

Был понедельник. Гермиона оставила очередную попытку привести волосы в порядок и посмотрелась в зеркало. Выгляжу как клубок пыли, решила она. Очень сердитый и чрезмерно взъерошенный клубок пыли. Она нахмурилась, настроение испортилось еще сильнее, а клубок пыли в зеркале приобрел кислый вид. Начав причесываться с удвоенной силой, Гермиона размышляла над тем, что ей делать теперь.

Она завершила свой проект. На дне ее чемодана спокойно лежали недавно законченные «Этические аспекты трансфигурации», блиставшие, как она надеялась, яркостью ума, а не дурацкой самоуверенностью. Все выходные Рон и Гарри подшучивали над ней, но в целом она считала, что, наверное, стоило закончить исследование досрочно: у нее не было ни малейшего представления о теме следующего проекта, а чтобы порыться в библиотеке в поисках идей, нужно время.

Только в этот раз не с Роном.

Она нахмурилась, все больше негодуя: в течение двух недель работы Рон был совершенно невыносим. Она любила Рона, но непрерывные замечания о ее суровых рабочих правилах и легкомысленные предложения попросту трансфигурировать себя в профессора МакГонагалл и покончить с этим необычайно раздражали. Гарри относился к ее работе с большим пониманием, но все же смеялся над штуками Рона. К тому времени, как ее проект был завершен, ей ужасно хотелось проклясть их обоих.

Никто на самом деле не понимает, подумала она, рассеянно заправляя вьющуюся прядь в пучок на затылке. Она уже не видела своего отражения…

Гермиона погрузилась в свои мысли, и в воспоминаниях непрошено всплыла Нора, полная народу, смеха и суматохи. Молли Уизли все еще держит взрослых сыновей в узде, разрываясь между мужем и двумя младшими детьми. Гермиона невольно поежилась, вспомнив, что творилось в доме Уизли, когда там было пятеро детей. Миссис Уизли была могущественной ведьмой, но посвятила жизнь своей семье.

Отложив расческу, Гермиона представила себя с кучей детей, мужем, домом, который постоянно надо убирать, ртами, которые постоянно надо кормить – и никакого времени на себя лично. Что же тогда останется ей? Скука и, возможно, большая бутылка виски.

Вот чего я хочу избежать, печально подумала Гермиона. Но я не могу сказать об этом Рону. Рон очень щепетильно относился к своей семье, а Гарри, у которого собственной семьи никогда не было – она не на шутку разгневалась при мысли, с чем постоянно сталкивается Гарри, возвращаясь «домой» - обожал Уизли. Он просто светился, когда оказывался в окружении шумной рыжей толпы, наслаждаясь любовью, царившей в доме и пораженный тем, что эта любовь направлена и на него тоже. Гермиона не могла сказать Гарри.

Гермиона задумалась, не было ли это немного… ну, ненормально. Мама всегда пыталась выведать у нее про несуществующую личную жизнь, когда она приезжала домой, а папа шутил, что каждого мальчика ей надо приводить домой, чтобы родители могли на него хорошенько посмотреть. Гермиона терпела эти обхаживания, но втайне ей было стыдно. У нее не было никого, и она не знала, хочет ли она кого-нибудь… Должно же быть что-то кроме тихой жизни, сидения дома, воспитания детей и приготовления еды. Магический мир открывал столько возможностей, но, казалось, в чужих ожиданиях ей отводилась совсем другая, простая роль. А Гермиона ненавидела не оправдывать ожидания.

Она прижала пальцы к вискам и вздохнула. Спасение. Вот чем была для нее школьная работа. Шансом избежать той скуки и тоски, которая наполняла жизнь ее родителей, Гарриных тети и дяди, миссис Уизли. Несомненно, они находили в этом что-то, но она ни за что в жизни не смогла бы понять, что именно. Она жаждала знаний, мудрости, обучения, и периодически гадала, почему Сортировочная Шляпа отправила ее в Гриффиндор, а не Рейвенкло.

Стук в дверь вырвал ее из задумчивости.

- Что такое? – спросила она.

- Завтрак, разумеется, - раздался голос Гарри. – Давай быстрее! Еда не будет тебя ждать. – Гермиона услышала, как он поворачивается и прыгает обратно по лестнице, и невольно улыбнулась. Черт! А она как раз пришла в такое чудесное отвратительное настроение.

Она поднялась, встряхнула мантию, разгладила юбку и пошла к двери, направляясь на завтрак.

*****
Этим утром в Большом зале что-то изменилось, но Гермиона не могла сказать точно. Ее преследовало смутное, но вполне ощутимое чувство. Студенты тоже ощущали перемену, но не обращали внимания на ее источник; никто не сидел с серьезными лицами, но разговоры будто приглушили. Гермиона немного нахмурилась, намазывая маслом тост. Что же происходит?

Джинни, сидящая рядом с ней, наклонилась ближе.

- Есть что-то такое, о чем мы должны знать? – спросила она тише обычного.

- Я не знаю, - ответила Гермиона, - но если и так, старостам еще не сказали. – Джинни кивнула и вернулась к обсуждению с Гарри грядущего квиддичного матча. К всеобщему удивлению, на четвертом курсе Джинни избавилась от влюбленности в Гарри, а заодно и от прежней застенчивости, и стала, ко всему прочему, отбивалой в Гриффиндорской квиддичной команде. Ловкостью и энергичностью она могла соперничать с Фредом и Джорджем.

Даже на Рона, казалось, подействовало общее мрачное настроение: он не поднял глаз в надежде, когда прибыла почта, а продолжал созерцать овсянку, будто в ней были ответы на следующий экзамен по чарам.

Гермиона оглядела зал, а потом перевела взгляд на учительский стол и поразилась.

Профессор МакГонагалл выглядела гораздо суровей, чем обычно, а покрасневшие глаза профессора Спраут сказали Гермионе, что та недавно плакала. Обычно полный энергии профессор Флитвик с мрачным выражением невидяще уставился в свою тарелку. Мадам Хуч сидела, подпирая лоб руками, а профессор Синистра похлопывала по руке профессора Вектор. Даже Хагрид казался подавленным. С растущим страхом Гермиона взглянула на Дамблдора и увидела, что даже он растерял блеск в глазах, ни с кем не разговаривал и ни на кого не смотрел. В чем же дело?

Гермиона попыталась мыслить логически. Случилось нечто, о чем знают только учителя. Может, на выходных кто-то получил сову о своих родителях. Она отбросила эту идею: в Хогвартсе ничто столь долго не осталось бы в тайне, да и профессора не выглядели бы так ужасно: они, конечно, волновались за своих студентов, но происшествие, казалось, задело их лично. Значит, что-то другое. Что-то вне Хогвартса? Гермиона быстро огляделась по сторонам.

- Гарри, можно посмотреть твой «Ежедневный пророк»? – спросила она. Гарри рассеянно протянул ей газету, не прерывая болтовню о квиддиче. Гермиона взглянула на первую страницу, потом внимательно просмотрела до конца, но там не было ничего необычного. Не то чтобы отсутствие плохих новостей что-то значило; Министерство могло просто скрывать их. Волдеморт? подумала она. Вполне возможно. Она только собиралась обдумать эту мысль, как заметила тишину в зале и повернулась к Высокому столу. Там стоял Дамблдор, подняв руки, чтобы все умолкли, и его лицо было печальным и старым.

- Я хотел бы, - сказал Дамблдор, - сообщить вам о прискорбном происшествии. Вы могли заметить, что профессора Снейпа сегодня нет с нами. - Гермиона почувствовала приступ вины: она не заметила, что он отсутствует. – К сожалению, он долго не сможет вновь присоединиться к нам. Он заболел и должен оставаться под врачебным наблюдением некоторое время. Уверен, что все вы вместе со мной желаете ему скорейшего выздоровления. Занятия по зельям пока будут вести профессор Спраут и мадам Помфри. Вы должны относиться к ним с тем же уважением, что и к профессору Снейпу: они полностью компетентны, чтобы научить вас всему, что вы должны знать. Спасибо, - старый директор снова сел, а зал наполнился приглушенными голосами обсуждающих судьбу мастера зелий.

- Может, он умер, - как показалось Гермионе, слишком уж оживленно сказал Рон. – Они все выглядят ужасно грустными.

- Или, может, он правда болен, - ядовито заметила Джинни. – Ты мог бы хоть немного ему посочувствовать. Должно быть, ему очень плохо, раз он не может вести уроки. Если он не варит зелья, значит, с ним случилось что-то ужасное.

Гарри молчал, уставившись на свою тарелку, и Гермионе показалось, что он думает то же, что и она: Волдеморт. Она порадовалась, что он не стал произносить это вслух: мало того, что такая связь заставит некоторых запаниковать, но и разрушит то прикрытие, которое создал профессор Снейп для карьеры двойного шпиона.

Гермиона сомневалась, что Снейп болен… если это связано с Волдемортом, то наверняка случилось что-то гораздо более ужасное. Она порадовалась, что у нее не хватает воображения представить все кошмарные вещи, которые Волдеморт может сделать с теми, кого посчитает предателями. И задумалась, была ли та ночь в коридоре последней, когда кто-то в Хогвартсе видел его невредимым. Или живым. Гермиона невольно поежилась: ей было не по себе от мысли, что она последняя видела его перед смертью, и она гадала, не выдумать ли более запоминающиеся последние слова, чем «пять баллов с Гриффиндора». Но все-таки Снейп, наверное, до сих пор жив, или Дамблдор сказал бы что-то… правда?

Или же он не хочет пока поднимать этот вопрос. Выжидает время, чтобы сообщить новости… Она задумчиво нахмурилась. Зачем бы ему поступать так? Смерть Снейпа явно доставит некоторым людям облегчение – если только Дамблдор не хочет, чтобы дети Жрецов смерти знали, что Снейп убит. Противоречивые сведения принесут в их ряды некоторое замешательство…

Гермиона раздраженно вздохнула: в задаче слишком много неизвестных. Она пришла только к тому выводу, что профессор Снейп в лазарете, больной или раненый, да и то это было лишь предположение. Рон и Джинни продолжали язвить друг другу через стол, а когда она взглянула на Слизеринский стол, увидела множество бледных лиц. Она немного посочувствовала слизеринцам, потерявшим Главу Дома, который попустительствовал им гораздо больше, чем они того заслуживали. С другой стороны, это было неплохо: может, теперь у Невилла появился шанс в зельях. Интересно, кто будет исполнять обязанности главы Слизерина, пока Снейп… нездоров.

Гермиона почувствовала укол совести, что размышляет обо всем этом, вместо того чтобы сочувствовать Снейпу, но он на самом деле не особо нравился ей. Она твердо знала, что он не заслужил того, что с ним случилось, но ее гораздо больше волновала роль этого события в надвигающейся войне.

Подавленные студенты поднялись и направились на уроки, и, несмотря на то, что у нее не было зелий до пятницы, Гермиона почувствовала, как изменилась атмосфера. Ее преследовало чувство, что что-то не так и пройдет долгое время, прежде чем все исправится.

*****
Прошло почти две недели с тех пор, как профессор Снейп «заболел», а Гермиона чувствовала себя странно. И не понимала, почему: ведь иногда она отчаянно желала, чтобы Снейп исчез с лица земли, а теперь, когда так, по-видимому, и случилось, ей было не по себе.

Никто за исключением, возможно, учителей, не видел его, а отсутствие темной зловещей фигуры мастера зелий, бродящей по коридорам, не оказалось, как можно было ожидать, переменой к лучшему, но лишний раз подтвердило, что с миром что-то не так. Причем со многими вещами сразу.

Рон, как и большинство гриффиндорцев, не разделял ее чувств.

- Больше нам не надо волноваться о том, что нас могут отчислить, - говорил он ей. – Это будто тюремщика больше нет.

- Если б ты не шатался по ночам бог знает зачем, не надо было бы и бояться отчисления, - отрезала Гермиона, и, к бесконечной досаде, Рон мрачно взглянул в ответ и сказал, что она не знает, о чем говорит.

Зелья стали очень странным уроком. Мадам Помфри преподавала высший уровень зелий, и хотя была достаточно сведуща в предмете для звания меди-ведьмы, все же не была профессором Снейпом. Его привычка подкрадываться из-за спины доводила всех до ручки, но под таким гнетом они лучше работали, и Гермиона поняла, что именно из-за того, что он постоянно следил за ними, она никогда не расслаблялась при варке. Невилл ухитрился испортить еще больше зелий, если это было возможно, а вражда Гриффиндора и Слизерина стала почти физически ощутимой. Мадам Помфри была неплохим преподавателем, но Гермиона осознала, что хотя все эти годы они молились в душе, чтобы их не спросили, они намного обогнали программу. Зелья, которым мадам Помфри пыталась их научить, они уже проходили на четвертом курсе, и было очевидно, что это почти предел ее преподавательских способностей. У семикурсников теперь не было регулярных занятий: им обычно задавали зелье из списка и давали доступ в запретную секцию библиотеки, чтобы они могли сами изучить его и при случае сварить.

Был вечер пятницы, и Гермиона снова брела по коридорам в одиночестве, но в этот раз она исполняла свои обязанности старосты. Она все еще осторожничала на обходах, но меньше, чем когда шла по своим делам; должно быть, это потому что со значком старосты у нее было гораздо больше права ходить везде. Ага, власть голову вскружила, кисло подумала она, чуть поморщившись. Гермиона уже обошла наименее посещаемые коридоры, оставалось только проинспектировать подземелья. Она не любила бывать там, но, по крайней мере, шансы обнаружить в углу или за гобеленом обнимающуюся парочку были ниже. Гермиона не могла представить себе менее романтического места, чем подземелья. Там было тихо и спокойно, да, но холода и вероятности встретить Кровавого Барона или Снейпа было достаточно, чтобы вдохновить студентов поискать другое место для свиданий.

Мантия слегка шелестела, когда Гермиона шла с зажженной палочкой вниз по лестничным колодцам на нижние уровни Хогвартса. Может, там и жутко, но хотя бы пусто, думала она, хотя тени от собственной палочки заставляли ее то и дело вздрагивать.

В подземельях действительно было пусто. Проходя мимо пустых классов, быстро заглядывая внутрь, Гермиона с облегчением обнаружила, что всех вполне устраивает обниматься в местах, о которых она не знает.

Она уже собиралась повернуть назад, когда заметила в редко посещаемом коридоре дверь, которую никогда раньше не видела открытой. Дверь была чуть приоткрыта, и оттуда пробивался мерцающий свет. Гермиона сжала губы, раздумывая, что ей делать – проведать самой или пойти доложить. Она решила разведать: непохоже было, что сейчас она найдет, кому докладывать.

- Nox, - прошептала она, и свет на кончике ее палочки погас. Она пошла тихо, как смогла, не желая предупреждать заранее, кто бы там ни был в такое время ночи. Достигнув двери, она глубоко вдохнула и заглянула внутрь.

И с изумлением обнаружила хорошо обставленную гостиную с мебелью в зеленых и золотистых тонах. Там было несколько красивых кресел и маленький столик черного дерева. По стенам выстроились книжные полки, свободное пространство украшали несколько картин; некоторые свечи были зажжены, и воск стекал на изящные золотые канделябры. Гермиона быстро оглядела комнату, но там никого не было, и она осторожно вошла, удивившись, когда ноги потонули в зеленом плюшевом ковре.

Чувствуя себя неловко из-за того, что вторглась без приглашения, она на цыпочках прошла к книжным полкам и начала читать названия. «Ars Alchemica», «Самые сильные зелья», «Редкие ингредиенты и их свойства», «Крылышки фей или когти йети» - Гермиона с ужасом осознала, что стоит в комнатах профессора Снейпа, и ее сердце забилось от волнения. Она пробежала пальцами по корешкам, ощутив мягкую тисненую кожу. Не все книги были о зельях, как она поняла; к ее удовольствию, целых четыре полки были посвящены в том числе арифмантике. Гермиона никогда не слышала ни одно из этих названий раньше, но все они звучали так, будто были далеко за гранью понимания даже для профессора Вектор. Она подивилась, что эти книги здесь делают, и если Снейп так хорошо в этом разбирается, почему он не преподает арифмантику? Больше всего озадачивала полка с маггловскими поэтами, все в книги первом издании, великолепно переплетенные.

Гермиона отступила назад, раздумывая над всем этим, но ее немедленно отвлек свет, пробивающийся из-под двери слева. Она нахмурилась: насколько она знала, профессор Снейп все еще болен и, вероятнее всего, все еще в больничном крыле. Если здесь кто-то есть, скорее всего, у него нет на то ни малейшего права. Она тихо подошла к двери и с опаской вошла.

И с легким смущением осознала, что стоит в спальне профессора Снейпа. Каменные стены тут и там украшали великолепные морские пейзажи. Прямо впереди был камин с двумя зелеными плюшевыми креслами перед ним. Книжные полки закрывали стены по обеим сторонам от камина. Справа была большая кровать с зеленым бархатным пологом и столиками красного дерева по бокам. Ну, ты же не ожидала взаправду, что он спит в гробу? подумала она. Сразу направо находилась еще одна дверь. Чуть слева от нее перед камином стоял зеленый диван, а у стены рядом с ним – столик красного дерева, инкрустированный вишней. Повсюду были зажжены свечи. Она оглядела комнату в поисках признаков жизни, но не увидела никого.

Но на глаза ей при этом попалось что-то странное, и она медленно подошла к левой стене, обойдя диван. На стене были трясущейся рукой написаны темной краской слова, и огонь свечей танцевал на них. Несмотря на грубость черт, буквы были большими и легко читаемыми.

И день за днем мороз и тьма
Сжимают сердце мне,
Как тени в зимних небесах,
Как иней на стекле*


Сердце Гермионы начало истошно биться, когда она сделала шаг вперед. Краска казалась сырой, она стекала по стене, придавая буквам зловещий вид. Как завороженная, Гермиона протянула руку и прикоснулась кончиком пальца к маленькой бегущей капельке.

Девушка взглянула на палец, чувствуя, как сжимается желудок: капелька была красной. Гермиона уловила запах железа, сердце застучало так громко, что она не слышала собственного рваного дыхания. Перед глазами все еще маячила окровавленная рука.

- Что вы здесь делаете?

Гермиона быстро повернула голову при звуке резкого голоса, увидела говорящего и едва смогла подавить крик ужаса.

-----------------------
* Стихотворение Джона Гринлифа Уиттьера (John Greenleaf Whittier) «On receiving an eagle quill from the lake Superior» - «Получив перо орла с озера Супериор». Перевод принадлежит Saint-Olga.



Глава 5.

Душевная боль хуже физической

Публий Сайрус

Многим позже, сидя на траве бог знает где, Северус думал, что первая часть оказалась не настолько болезненной, как он ожидал. Мир сузился до настоящего мгновения, и разум работал только благодаря самообладанию: адреналин давно выветрился. Северус дрожащими руками сжимал, покачивая, голову и пытался избавиться от воспоминаний и трезво обдумать ситуацию. Его желудок болезненно сжимался, и он замерз намного сильнее, чем должен был бы. Можно вполне умереть здесь, размышлял он, не столько от ран, сколько от шока.

Прежде всего: где он? Ему хватило сил аппарировать из старого дома Реддлов в окрестности Хогвартса, но он все еще не был уверен в своем местонахождении. Он возблагодарил вышние силы, хотя в данный момент и ненавидел их больше всего, за то, что защитные механизмы тела придали ему достаточно хладнокровия, чтобы справиться со сложной аппарацией.

Разумеется, горько подумал он, я не мог этого сделать во время пытки. Это было бы слишком легко.

Последнее, что он увидел, прежде чем закрыть глаза, был поблескивающий белый череп Волдеморта и сверкающий нож. Разумеется, извечный рефлекс не помог ему. Нож был острым, и боль прокатилась по всему лицу, пронзая лоб и спускаясь по щекам, когда его веки срезали до костей, а его глаза… боги, его глаза… он вздрогнул, вспомнив обжигающую боль, когда по его лицу потекло что-то жидкое и он безмолвно закричал, давясь желчью. Но он не поддался желанию тела очиститься от всего, подавиться собственной блевотиной. Лучше выдержать все это, храня надежду на исцеление, чем умереть такой недостойной смертью.

К тому времени, как Волдеморт закончил резать его череп, кровь Северуса была наполнена адреналином, и он подумал, что все закончилось, но нет, перед ним разверзся новый круг ада, когда он ощутил прикосновение кончика палочки Волдеморта к кости в глазнице.

Северус ни за что в жизни не вспомнил бы, что Волдеморт прошипел, но боль была так сильна, что, казалось, он потеряет сознание, потому что через его череп и, о боже, прямо в мозг рванулся палящий огонь. И он почувствовал, что нервные окончания превращаются в пепел, пламя пожирает их, последние искорки импульсов растворяются и поглощаются жаром, разбиваясь на миллионы сверкающих осколков, и он кричал, кричал и кричал…

Потом Волдеморт заклял второй глаз. То, что он него осталось.

К тому времени как боль стала всего лишь невыносимой и Волдеморт закончил мучить его, прошла вечность. Путы упали, и он скатился с плиты, на которой лежал, упершись руками и коленями в траву. Его рвало, и он слышал, как Волдеморт смеялся над ним; к унижению примешивалось отчаянное горе.

В те мгновения он расплавленным воском стекал на жухнущую осеннюю траву, собираясь в горящие лужи боли и ужаса, а Волдеморт злорадствовал над ним.

- Теперь ты свободен, Северус, - ухмыльнулся он. – Возвращайся к своему покровителю, теперь ты не можешь быть ни шпионом, ни мастером зелий, так что наслаждайся жизнью, прося подаяния, - с этим он без малейшей жалости пошел прочь, а подхалим Петтигрю засеменил за ним, задержавшись только, чтобы пнуть Северуса под ребра.

Удирай, прошипел его разум. Беги.

Тело буквально вопило от невероятной жажды сбежать от себя, но, собрав осколки сознания, Северус заставил себя сконцентрироваться на Хогвартсе, на лесе, деревьях, землях, замке, озере и теплицах, единственном доме, который у него когда-либо был, и он рванулся.

Слава Мерлину, что не распополамился. Другой вопрос, удалось ли прибыть туда, куда Северус хотел. Здесь была трава и был воздух. Пахло зимой и морозом, раздавались обычные ночные звуки. Он не смел двинуться. Пойти наугад будет сумасшествием, особенно при его слабости, но остаться здесь, возможно, еще хуже.

Северус запустил пальцы в волосы и поник головой. Он не попытался пока очистить лицо: не мог найти в себе силы прикоснуться к тому, что там, но чувствовал, как высохшая жидкость трескается на щеках, когда гримасничал.

Я, должно быть, то еще зрелище, подумал Северус, и когда эти слова ударили по больному, на сердце опустился такой груз, его захлестнуло такое отчаяние, какого он не испытывал со своей старой жизни, другой жизни… зрелище, да уж…

Проклятие! Он не мог позволить себе упасть духом, все еще надо было придумать, как из этого выбраться. Северус задумался. Было уже поздно, когда он наконец ушел, возможно, полночь, и он провел не меньше часа… там… а потом просидел здесь по меньшей мере еще час, хотя, возможно, казалось, что прошло много времени, из-за путаницы в голове. Значит, уже по меньшей мере два часа ночи. И у него есть как минимум шесть часов до восхода солнца. Северус не смел заснуть: от него пахло кровью, и он знал, что неподвижное тело привлечет падальщиков.

Он начал медленно покачиваться туда-сюда, все еще сжимая голову руками и повторяя про себя рецепты зелий.

Против ожогов – простые заживляющие зелья, календула и растертый рог двурога, варить три минуты, помешивая против часовой стрелки. И молотая скорлупа драконьих яиц… варить…

*****
Его вывел из ступора громкий вздох, но он не поднял головы. Его лицо только вызовет отвращение у кого бы там ни было. А это явно не та награда, с которой стоит начать, Северус, странно несерьезно подумал он, чувствуя, что рассудок постепенно покидает его. Ему внезапно захотелось рассмеяться, и в голову пришла безумная мысль, что смешней всего будет, если он выпрыгнет с криком: бу-у! Он не сдержался и тихо фыркнул, а мозги будто начали таять внутри черепной коробки…

- Северус? – раздался слева от него робкий голос. Он знал этот голос, знал его, но не мог определить и проклял себе за невнимательность по отношению к окружавшим его людям. Надо было, чтобы человек заговорил снова, но все же услышать свое имя было невероятным облегчением. Он был где-то вблизи Хогвартса.

- Северус, это ты? – голос звучал чуть ближе и чуть более уверенно, и его наконец осенило: это Помона Спраут. Наверное, он около теплиц. На какой-то миг его охватило веселое облегчение. Он знал, где очутился, казалось, мог открыть глаза и посмотреть на не, а все произошедшее было какой-то странной галлюцинацией. Северус чуть не поднял голову, но опомнился как раз вовремя.

- Северус, ты в порядке? – она была ближе и явно очень испугана, подумал Северус. Он поторопился не позволить ей подойти.

- Мне нужно увидеть Альбуса. И Поппи, - сказал он, и его голос прозвучал немного резко, хотя и был чуть приглушенным.

- Конечно, - ответила Помона. Через мгновение справа над ним раздалось. – Ты можешь встать?

Он сжал зубы.

- Мне действительно нужно, чтобы они пришли. Я не могу двигаться, - он надеялся, после этого она не станет пытаться поднять его на ноги.

- Может, мне наколдовать носилки? – спросила она, и Северус вздрогнул.

- Нет! – было невыносимо думать, что она увидит его в таком состоянии; достаточно плохо уже то, что придется сообщить Дамблдору. Может, вообще не надо было возвращаться, мелькнула дикая мысль. Но куда он мог пойти? Он внезапно представил, как идет, спотыкаясь, через темноту, падает, ползет, умирает с голода в запретном лесу.

- Пожалуйста, - выдавил он. – Мне нужно, чтобы они пришли сюда.

- Хорошо, Северус. Я вернусь через минуту. Ты просто… посиди здесь…

- Не проблема, - пробормотал он. Он насторожился и услышал, как ее ноги шуршат по сухой траве где-то позади слева.

Что скажет Альбус? Как можно взвалить на него эту ношу? Северус почувствовал внезапную слабость при мысли, что у него нет выхода; он не может уйти, он будет голодать, и это будет глупо. Никто никогда не примет бывшего Жреца смерти. И скрыть свое состояние нельзя. Но если он останется, у него будет шанс вылечиться. Наверное, лучше всего не сбегать пока…

Казалась, прошла вечность, прежде чем Северус уловил шорох мантий; звук быстро приближался.

- Северус, - услышал он напряженный от тревоги голос Дамблдора невдалеке, - что произошло?

Северус запаниковал: на него накатила волна стыда, перехватывая горло и лишая легкие воздуха. Если бы я был чуть умнее, не таким самонадеянным, этого бы не случилось… как мне показаться ему на глаза, тем более с таким лицом? Боги, я такой дурак… Шорох мантии раздался совсем рядом. Северус чуть не выпрыгнул из кожи от прикосновения к плечу и инстинктивно поднял голову, но у него хватило ума прикрыть лицо руками, все же не прикасаясь к коже. Казалось, он умрет от унижения, сидя на мокрой траве, беззащитный и ранимый…

- Что произошло? Что не так? – повторил Дамблдор, и отголосок страха в его тоне пробрал Северуса до костей. Кто должен знать об этом… Дамблдор и Поппи… Помона все еще здесь?

- Где Помона? – спросил он, и голос показался жестким даже ему самому.

- Я здесь, - пискнула она чуть впереди него, может, стоя за Альбусом.

- Уйди, - потребовал он. Он услышал, как у нее перехватило дыхание, а Альбус рядом с ним пошевелился. Помона не ответила, но он прислушался и был вознагражден звуком удаляющихся шагов.

- Ты собираешься мне сказать, в чем проблема, или нет? – раздался голос Поппи прямо перед ним.

- Здесь есть кто-нибудь еще? – спросил он и со стыдом заметил, что его голос грозит сорваться.

- Нет, Северус. Здесь только Поппи и я.

Это было так трудно. Его руки будто примерзли, а голова, казалось, склонилась навсегда, неподвижно, как у статуи. Ему казалось, что в мире остался только он один, но он понимал, что не сможет бесконечно прятаться. Кто-то должен знать.

Он медленно отнял руки от лица и был вознагражден вскриком Поппи, быстро перешедшим во всхлипывания. Он услышал, как она дернулась, но Дамблдор рядом с ним не двинулся с места.

- Альбус?.. – спросил он, чувствуя себя совершенно разбитым.

- Господи боже… - шелест мантии сказал ему, что Дамблдор отвернулся, не в силах смотреть на него. Поппи все еще хлюпала носом, но он почувствовал движение воздуха, и она оказалась перед ним, крепко держа его за подбородок и поднимая его искалеченное лицо вверх, а справа, с востока, подумал он, его оглушило тепло восходящего солнца, и мир вдруг завертелся…

*****
Северус лежал на твердых подушках с повязкой на глазах (он не мог заставить себя признать, что глаз больше нет) и прислушивался к тому, как в другом конце комнаты перешептывались Альбус и специалист-целитель. Ему казалось, что про него забыли. Он не потерял слух, он был взрослым мужчиной тридцати семи лет, и ему было скучно. Его единственным развлечением было радио, и он с нетерпением жаждал излечения. Должен же быть какой-то способ восстановить его зрение – он слышал о многих. Северус раздраженно вздохнул.

Судя по стуку шагов по каменному полу лазарета, кто-то подошел к его кровати. Он умолял не отправлять его в Св. Мунго: личная палата в маленьком больничном крыле в Хогвартсе будет лучше всего, уверял он Дамблдора, а старый маг не мог заставить себя спорить с ним. Теперь Северус намного четче ощущал движение воздуха. Прошло несколько дней с тех пор, как его нашли, и все это время его подвергали одному унизительному осмотру за другим. К его бесконечному стыду каждый работник Хогвартса пришел проведать его, правда, по большей части им удавалось не рыдать в голос, и, слава богу, студентов не допускали. Болезнь еще не означала, что он больше не сможет пригвоздить из взглядом, или хорошенько нахмуриться, или защитить себя…

Справа от него раздался голос, вероятнее всего, целителя:

- Мистер Снейп…

- Профессор Снейп, - отрезал Северус. Он еще не потерял свой диплом.

- Э-э, да, конечно, профессор Снейп. Я, гм… к сожалению, у нас есть для вас неприятные новости.

Северус напрягся. Это звучало плохо. «Неприятные» на медицинском жаргоне означает, что его легкие разорвутся или случится еще что-то ужасное. Он коротко кивнул, показывая, что понимает.

- Повреждения, которые вам, гм, нанесены… достаточно обширны. У вас разрезаны веки, от глаз нет и следа, а к зрительным нервам было применено совершенно губительное заклятие, гм, exuro oculus. Вы понимаете, что это значит?

Северус молча покачал головой, чувствуя, что руки и ноги начинают неметь. Его сердце забилось слишком сильно.

- Данное проклятие сжигает глаза жертвы, но обычно оставляет какие-то ткани, с которыми мы могли бы работать. Однако, гм, извлечение глаз обнажило зрительные нервы, ведущие к зрительным центрам в вашем мозгу, и проклятие сожгло их дотла. Мы не можем поставить вам магические глаза, мистер Снейп, поскольку нам были бы нужны для этого нервные окончания.

Северус отстраненно впитывал информацию, не позаботившись о том, чтобы исправить обращение.

- Мы можем заново вырастить кости, но не нервные ткани. И, я уверен, вы знаете, что нельзя трансфигурировать частицы других нервов в новые глаза… Когда человек теряет конечность, ничего нельзя поделать, и, к сожалению, то же самое с глазами.

Северус повернул лицо к целителю.

- А как насчет того, чтобы видеть глазами фамилиара? Я слышал, это можно сделать…

- Для этого вам все равно нужно иметь зрительный центр в мозгу. Проклятие выжгло его. Простите.

- А какие есть варианты? – произнес он опасно низким голосом и услышал, как Дамблдор рядом с ним резко вздыхает, но ему было все равно. – Неужели нет никакого лекарства?

Снова движение воздуха, и голос целителя раздался от изножья кровати, когда тот отступал назад.

- Нет, к сожалению, нет.

- Северус, - послышался справа голос Альбуса, мягкий и успокаивающий, но Северусу было уже достаточно.

- Не надо, Альбус, - он почувствовал, как тот немного отодвигается, и осознал, что директор, должно быть, нагнулся, чтобы прикоснуться к нему. Северус был благодарен, что он не сделал этого: ему казалось, что если бы Дамблдор положил ему руку на плечо, он сломался бы.

- Я очень сожалею… - снова произнес целитель с конца кровати.

- Уходите.

Северус услышал удаляющийся звук шагов и движение Дамблдора возле него. Он провел рукой по повязке.

- Вы тоже, директор. – Мимо тихо прошуршала одежда, и он остался наедине со своими мыслями.

*****
Он уже неделю как вышел из больничного крыла. Он не знал, какой сейчас день: каждый новый был лишь шагом на медленном пути к саморазрушению, и он бесполезно сидел в задумчивости в своих комнатах – все равно это не имело для него никакого значения. У него не было уроков, никакой работы, да и возможности чем-то заняться тоже. Чуть раньше вечером к нему заходил Дамблдор. Его ждал не особо радостный прием, и старый маг ушел обескураженный. Северус знал об этом и чувствовал себя ужасно виноватым, но не хотел этого показывать. Теперь он стал еще угрюмее, изуродованный и бесполезный, не имеющий даже возможности работать, чтобы оправдать свое существование.

Он все глубже погружался в собственные мысли, сидя развалившись в любимом кресле. Каждый день стал для него непрекращающейся борьбой, бесконечной скукой, от которой избавлял только сон. Простые вещи оказались столь дьявольски сложны, что он готов был бы отчаяться, если бы железная гордость упрямо не подталкивала его к этим маленьким целям. Но он так устал. И это на всю оставшуюся жизнь?

Темнота все еще была черной и всепоглощающей, и он смутно подумал, перестанет ли это когда-нибудь казаться странным. Повязка на глазах помогала поддерживать безнадежную иллюзию, что дело всего лишь в ней, и он может в любую минуту снять ее и видеть, содрать слой за слоем и взглянуть на свет, от которого столько лет скрывался в подземельях замка. Боже, он так сильно скучал по свету, как и вообразить не мог. Глубоко в груди он ощущал напряжение, будто его сердце билось в попытке освободиться, сжатое невидимой рукой, которая стремилась вытащить его на свет камина, уже, как Северус знал, зажженного. Но почему-то от этой острой тоски, которая никогда не найдет утешения, было только хуже, чем от темных чувств, пожиравших его раньше, когда он думал, что никогда и ничего не захочет снова. Внезапно Северуса охватило невыносимо сильное желание заплакать – впервые с той ночи шестнадцать лет назад в кабинете Дамблдора – и он осознал, что не может, что это тоже утрачено для него, облегчение, в котором он так отчаянно нуждался, больше недоступно.

Из его горла вырвался сдавленный крик, и Северус вскочил и начал бегать туда-сюда по комнате, осторожно, осторожно, хотя старая тропинка была ему знакома. Его дрожащие руки будто по собственной воле то и дело взлетали к повязке на глазах, он был охвачен желанием сделать что-то, подтвердить свое существование в мире. Есть ли я здесь? в приступе безумия подумал он, и в сердце закралось ощущение, что он каким-то образом выпал из этого мира.

Одинокий, единственный живой человек.

Не осознавая, что он делает, он раньше такими уверенными, а теперь онемевшими пальцами сорвал повязку. Когда она упала, Северус был снова поражен осознанием того, что ничто не мешает ему видеть, но видеть нечем. Вытянув вперед руки и сдерживая вырывающиеся из груди тонкие всхлипы, он пошел к стене, которая, он знал, должна быть здесь. Когда пальцы коснулись холодной поверхности, он привалился на стену и сполз вниз, ощущая, как грубый камень цепляет и скребет кожу через одежду. Он прикоснулся к своему лицу, и пальцы нашли еще не полностью залечившиеся грубые окровавленные дыры там, где раньше были глаза.

Ну хорошо, он сделает что-нибудь.

Итак, как это случилось? Северус собрал все свое мужество и засунул пальцы в череп, ощутив резкую обжигающую боль в глазницах; физическая боль милосердно отвлекла его ненадолго от мыслей, и он начал писать на стене собственной теплой кровью, а красные ручейки незамеченные стекали у него по щекам…

*****
Его разбудило чье-то громкое дыхание.

Северус прополз к краю кровати и книжной полке рядом с ночным столиком. Он съежился как можно дальше от книг, которыми не мог больше наслаждаться, и смутно понадеялся, что не накапал на ковер слишком много крови. Впрочем, он все равно мог ее увидеть. Он заснул.

Вдохи стали быстрее, прямо перед ним кто-то глубоко часто дышал. Кто, не имело значение, здесь не должно быть никого. Он был на грани обнаружения, вторглись в его убежище, а его тайну грозили раскрыть и выставить на всеобщее обозрение. Но если он будет молчать, тот, кто бы там ни был, наверное, все равно найдет его. Нужно избавиться от него, немедленно.

- Что вы здесь делаете? – рявкнул он.

Незваный гость обернулся, проскользнув ногами по ковру; Северус услышал сдавленный вздох и осознал, что, наверное, выглядит ужасно. Его охватило желание спрятаться, но гордость заставила только задрать выше подбородок, хотя он и сгорал от унижения.

- Профессор? – раздался писк, и, несмотря на страх в тоне, Северус немедленно признал совершенно нежеланный голос Гермионы Грейнджер.



Глава 6.

Все течет, ничего не стоит на месте

Гераклит

Гермионе на ум пришли две противоречивые, но одинаково неприятные картины, когда она глядела на съежившуюся на полу фигуру. Вначале ей подумалось о вампире. Свечи бросали тени на бледное лицо с резкими чертами, повернутое в ее сторону, а большие незрячие дыры вместо глаз все же создавали впечатление, что он смотрит на нее. Ей захотелось убежать прочь от этого ужасного зрелища, но она осталась на месте.

Потому что вторая ее мысль была о сломанном человеке. Оттого, что она узнала в нем профессора Снейпа, почему-то стало гораздо хуже, она заметила его нездоровую худобу, изуродованное лицо и едва не закрыла глаза, мечтая оказаться где угодно, только не здесь, и не смотреть на него. Но тут ее сердце по-настоящему сжалось, и она не могла отвести взгляда от крови на его щеках, капающей, бегущей струйками по выдающимся скулам, очерчивая изгибы – как изображение печали, горькая пародия на слезы. Однако когда он заговорил вновь, его голос был таким же резким и начальственным, как и всегда.

- Что вы здесь делаете, мисс Грейнджер? Ваши маленькие друзья Поттер и Уизли, несомненно, с вами. Надеюсь, я представляю из себя неплохое зрелище, - презрительно сказал он. У Гермионы перехватило дыхание от горечи, которая исходила от него черными волнами.

- Нет, профессор. Я просто совершала обход, а дверь была открыта, и я подумала…

- Что? Что вам надо ворваться туда, где вы не нужны? Что вы просто забежите и сами посмотрите, что же сталось с профессором Снейпом? – он глухо засмеялся, раз за разом проигрывая в уме это новое унижение – это когда-нибудь закончится? Боги, никогда! – Теперь вы знаете. Так что убирайтесь и можете повеселиться, рассказывая об этом остальным из Великолепного Трио.

Ее задело за живое то, что о ней могут думать так низко, а резкость в голосе Снейпа ослабила потрясение и ужас, которые она испытывала. Гермиона резко, лязгнув зубами, закрыла рот, прежде приоткрытый от страха и изумления, и сжала челюсти.

- К вашему сведению, сэр, я совершала обход и увидела, что здесь открыта дверь. Я подумала, здесь кто-то есть, и зашла проверить, - сказала она ему чуть рассерженно.

- Здесь действительно «кто-то» есть, мисс Грейнджер. А теперь убирайтесь.

- Я прошу прощения, что попыталась выяснить, в чем дело, - быстро заговорила она, глотая слоги. – Если, конечно, вы не хотели бы, чтобы студенты устанавливали межфакультетские отношения в вашей постели.

Она знала, что этого не стоило говорить. У нее перехватило дыхание – она вторглась сюда без спросу, и все благие намерения не перевесят того, что ее не должно здесь быть. И почему я никому не доложила об этом? печально подумала она. Я должна была догадаться.

Северус кипел от злости. Со стороны этой девчонки было верхом наглости стоять здесь и доказывать, что ее вины нет; он был в своих личных комнатах, где сами стены пропитались его мыслями, а у нее хватает бесстыдства говорить ему, что она хотела добра? Ему было наплевать, что он не может ее видеть: он хотел схватить ее за плечи и трясти, пока у нее зубы не начнут стучать, она была легкой мишенью, ее резкие вдохи звучали так громко, что он почти чувствовал, как по комнате перемещается поток воздуха.

У Гермионы чуть не остановилось сердце, когда она увидела, как он поднимается с пола, медленно распрямляясь в полный рост, волосы разметались в диком беспорядке, а пустое лицо ужасающе исказилось. Он казался уверенным как никогда. Она видела, как он вытянул руки и пошел к ней, в нем бурлило невероятное, почти физически ощутимое самообладание, и она впервые испугалась, по-настоящему испугалась его и того, на что он способен. Он не был больше ее язвительным профессором, но раненным человеком, нет, раненным животным, в чье убежище она вторглась – осознание этого напугало ее еще больше, и она невольно сделала несколько шагов назад, подняв маленькие ручки, будто в попытке оградиться от него. Пальцы все еще безвольно держали палочку, но про нее было забыто.

А потом, к ее бесконечному стыду, он оступился. Он всегда был таким уверенным. Гермиона никогда за всю свою жизнь не видела, чтобы он сделал что-то неуклюже, и это было так странно, так непохоже на него, будто все перевернулось с ног на голову. Будто мир, бывший до этого неловкого момента круглой и совершенной каплей воды, теперь упал с большой высоты, и она ощущала, как он расплескивается вокруг нее, растекается в неожиданных направлениях, невероятным образом меняя русло. Ее охватило чувство, что всего этого не происходит, слишком уж это нереально, и этот новый незнакомый человек перед ней, если он действительно существовал, ознаменовал перемену ее восприятия мира, перед которым открылись ужасающие новые пути. Он схватился за спинку одного из кресел.

Северус почувствовал под руками что-то мягкое, но это было всего лишь кресло. От медленного падения в темноту и пустоту у него перехватило дыхание, пока рука не схватилась за что-то твердое впереди. Что ж, так и должно быть… Его дыхание было рваным, и он ненавидел себя за эту слабость. Он не мог ни защитить себя, ни восстановить уязвленную гордость. Он поднял голову, ожидая только одного.

Гермиона смотрела, как Снейп поднимает застывшее в пустой маске ярости лицо к ней, в ее направлении, но не прямо на нее, и была ошеломлена, впервые полностью осознав, что он не может видеть ее. Мысли метались у нее в голове: ей хотелось подойти к нему, хотелось закричать, хотелось повернуть время вспять, хотелось убежать. Она неуверенно топталась на месте, но Снейп решил за нее.

- Убирайтесь отсюда к черту, - прошипел он, и она побежала.

*****
Что же делать, что же делать? Проклятие, ДУМАЙ, повторяла себе Гермиона, привалившись к холодной каменной колонне невдалеке от входа в подземелья. В ней вздымался гнев на собственную глупость и дерзость. Сбившееся от быстрого бега дыхание начало выравниваться, а страх, заставивший ее убегать, сходил на нет, и ее затрясло.

Она поняла, что должна сказать кому-то… со Снейпом явно плохо… и это еще мягко говоря… но она не сможет помочь ему, не знает, как… он вряд ли обрадуется, увидев ее снова… или… Боже… он будет просто в ярости. Нет, лучше не возвращаться.

Кому же сказать? Лучше всего мадам Помфри. Она уже знаете о степени его повреждений, если только, Гермиона вздрогнула при этой мысли, он не сумел причинить себе еще больше вреда.

Ее горло сжалось в спазме, когда она вспомнила стихотворение на стене, и перед глазами встала картина его испачканных кровью щек. Гермиону прошиб холодный пот, и она прикрыла глаза, борясь с подступившей тошнотой. И что, как ты полагаешь, чувствует Снейп? с отвращением подумала она. Где же хваленая гриффиндорская храбрость? Нужно взять себя в руки и дойти до больничного крыла. Не будет никакой пользы, если она простоит, прижавшись к стене, всю ночь, а чем быстрее она кому-нибудь скажет, тем быстрее сможет вернуться в свою комнату и привести мысли в порядок.

Долгий путь в больничное крыло пролетел на удивление быстро, но к тому моменту, когда она остановилась перед дверью, она была почти убеждена, что сцена в спальне – галлюцинация, вызванная недостатком сна. Она провела усталой рукой по лбу, и решила, что разбудит мадам Помфри в любом случае, и настойчиво постучалась в дверь.

Ей показалась, что прошла вечность, прежде чем появилась явно раздраженная мадам Помфри, но когда она заметила Гермиону, на ее лице немедленно появилось озабоченное выражение.

- Что такое, мисс Грейнджер? – спросила она.

Гермиона открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Что ей сказать? Она решила, что лучше думать побыстрее, потому что выражение мадам Помфри начало становиться уж слишком озабоченным.

- Это профессор Снейп, - выпалила она, и с изумлением заметила, что тревога на лице меди-ведьмы сменяется паникой.

- Что с ним? Где он? – резко спросила та.

- У себя… Мне кажется, он что-то с собой сделал…

Помедлив, только чтобы пристально взглянуть на нее, мадам Помфри развернулась на пятках и пошла обратно в лазарет. Удивленная Гермиона заглянула и увидела, что меди-ведьма стоит у камина и бросает в него горсть дымолетного порошка.

- Альбус! – произнесла мадам Помфри, и через минуту в пламени появились величавая голова и плечи Дамблдора, у которого был на голове ночной колпак с зайчиками. Если бы ситуация не была столь серьезной, Гермиона рассмеялась бы вслух.

- Что такое, Поппи? – спросил Дамблдор.

- Это Северус, - ответила та, и Гермиона испытала легкое замешательство, прежде чем вспомнить, что у профессора Снейпа действительно есть имя. Он же не вылупился из яйца, ты, тупица.

Дамблдор нахмурился.

- Откуда ты знаешь?

- Его нашла Гермиона Грейнджер, она говорит, что что-то с собой сделал. Он у себя.

Дамблдор повернулся и увидел застывшую в дверях Гермиону.

- Пожалуйста, мисс Грейнджер, мне надо поговорить с вами после того, как мы с этим разберемся. Может, вы подождете в моем кабинете? Пароль Кислые шипучки.

Гермиона молча кивнула. Глупо было думать, что она может просто отправиться в постель и забыть обо всем, так что она отвернулась от двери, когда голова Дамблдора исчезла и мадам Помфри потянулась за дымолетным порошком, чтобы отправиться в комнаты Снейпа.

Раньше ей только однажды приходилось быть в кабинете Дамблдора, но она помнила дорогу и после долгого, полного раздумий пути подошла к сторожащей вход гаргулье. «Кислые шипучки», - пробормотала она. Гаргулья отпрыгнула, и Гермиона ступила на лестницу.

Наверное, это было как-то связано с Волдемортом, но она не была уверена, как именно. Волдеморт не имел привычки оставлять своих жертв в живых – может, это сделали Жрецы смерти, чтобы заработать его благосклонность? Она вздохнула, слишком уставшая, чтобы думать, и вошла в кабинет Дамблдора.

Гермиона с облегчением обнаружила, что Фоукс здесь, и немедленно подошла, протянув к нему руку. Феникс позволил погладить себя минуту, прежде чем отодвинуться, а Гермиона села на стул перед столом Дамблдора.

*****
Наверное, она задремала, потому что звук закрывающейся двери заставил ее резко подскочить. Она подняла голову на шум и увидела Дамблдора, который улыбался ей, хотя в его улыбке чего-то не хватало. Блеск исчез из его глаз, и Гермиона снова испытала странное ощущение, что мир распадается, растекаясь по всем возможным направлениям одновременно. Она поджала под себя ноги: ей стало холодно.

Дамблдор сел за стол и несколько мгновений молча смотрел на нее, прежде чем заговорить.

- Мисс Грейнджер, прежде всего, объясните, пожалуйста, как вы оказались в комнатах профессора Снейпа?

Такого начала разговора Гермиона никак не ожидала. Она моргнула, но взяла себя в руки и рассказала директору про то, как заметила дверь, свет и профессора Снейпа в комнате. Но их конфронтацию она обрисовала только в общих чертах – ей не хотелось думать об этом прямо сейчас. Когда она закончила, директор откинулся в кресле и задумчиво посмотрел на нее.

- Почему вы не пошли позвать кого-нибудь? – спросил он, и она ощутимо вздрогнула, опустив взгляд на свои колени.

- Честно говоря, сэр, я была уверена, что это просто несколько припозднившихся студентов, и не хотела поднимать шум. А когда я поняла, что это комнаты профессора Снейпа, мне и в голову не пришло, что он действительно будет там, - попыталась оправдаться она. – Я думала, он все еще болен, и кто бы там ни был, это нарушитель.

К ее необычайному облегчению, Дамблдор понимающе кивнул.

- Я понимаю, что вы всего лишь пытались исполнять работу, которую мы вам поручили, - сказал он ей. – Однако факт остается фактом, теперь вы знаете о том, что мы надеялись сохранять в тайне от студентов, не говоря уж обо всех посторонних, - он тяжело вздохнул. – Уверен, вы хотели бы знать, что с ним случилось. – Гермиона молча кивнула.

Дамблдор поднял руку и свистнул. Послышался шелест крыльев, и ему на плечо сел Фоукс. Директор, казалось, чуть повеселел.

- Уверен, вы пришли к заключению, что это связано с Волдемортом. Профессор Снейп начал шпионить для нас за год до первого поражения Волдеморта. Он вернулся к этому после возрождения Волдеморта, но был у Темного лорда не на лучшем счету. Весь последний год Волдеморт играл с ним, держа его в своем круге, только чтобы дразнить ложной информацией и… забавляться с профессором Снейпом, когда захочется.

Гермиона еще больше замерзла, а руки и ноги показались легкими, будто кости стали полыми. Она услышала непроизнесенные слова и поежилась.

- Две недели назад Волдеморт окончил игру. Профессор Снейп решил перестать поставлять ему новую информацию, те крупицы сведений, которыми мы могли пожертвовать, чтобы он выманил что-то у Темного лорда, - Дамблдор замолк, и его плечи поднялись и опали в горестном вздохе. – Волдеморт пытал его и оставил в теперешнем состоянии по двум причинам. Во-первых, он хотел напомнить мне, что я не всесилен. Люди, которых я пытаюсь защитить, уязвимы несмотря ни на что. Во-вторых, это наказание за предательство профессора Снейпа.

При виде нескрываемой боли на лице Дамблдора у Гермионы навернулись на глаза слезы, а горло сжалось.

- Профессор Дамблдор, вы должны знать, что то, что случилось с профессором Снейпом, не ваша вина, - выпалила она, желая успокоить старого человека. Но он только посмотрел на нее.

- Значит, это вина профессора Снейпа? – тихо спросил он, и Гермиона обнаружила, что ей нечего ответить. Он вздохнул, а Гермиона решила сменить тактику.

- Почему же он просто не… убил профессора Снейпа? – спросила она.

Дамблдор скривил рот в подобие улыбки.

- Потому что так профессор Снейп не может принести пользы делу и жив, чтобы осознавать это. – Всхлип, который готов был вырваться, замер в груди Гермионы. Она об этом не подумала.

- Но почему его глаза нельзя вылечить? – настаивала она.

- У него не осталось зрительных нервов, с которыми можно было бы работать, а в мозгу не функционирует зрительный центр. Волдеморт очень… тщательно подошел к выбору наказания, - объяснил Дамблдор, подперев подбородок рукой. – Надеюсь, мне не надо просить вас не говорить об этом ни слова никому. Особенно мистеру Поттеру и мистеру Уизли.

Гермиона кивнула, ее мысли уже были далеко…

- Профессор Дамблдор?

Директор поднял голову от руки:

- Да, мисс Грейнджер?

- Что ждет профессора Снейпа здесь, в Хогвартсе? – спросила она. Директор мрачно посмотрел на нее.

- Слепота очень редка, мисс Грейнджер. И я не знаю ни об одном таком случае, как у профессора Снейпа. Статистика по понятным причинам невелика, поскольку мы обычно можем так или иначе компенсировать потерю зрения и не подготовлены к тому, чтобы столкнуться с подобной проблемой.

- И он сидит просто так целыми днями? – спросила она, начиная обдумывать проблему.

- Я с трудом могу представить, что он может, мисс Грейнджер, если он не видит, - печально сказал Дамблдор. – Разумеется, его не бросят волкам, но я не знаю, чем еще мы можем помочь.

¬Гермиона наморщила лоб.

- Есть другие, не-магические способы помочь ему приспособиться, - сказала она. – Никто не подумал поискать их?

Директор посмотрел на нее с чем-то похожим на удивление.

- Как я говорил, слепота редко встречается.

Гермиона не могла поверить своим ушам.

- И никому не пришло в голову, что в маггловском мире множество слепых людей, которые живут нормальной жизнью и даже становятся известными? – недоверчиво спросила она. Дамблдору хватило вежливости смутиться.

- Говоря совсем откровенно, мисс Грейнджер, нет. До сих пор мы были полностью заняты осложнениями, созданными Волдемортом, но если у вас есть какие-нибудь идеи, которые могли бы помочь… - директор развел руками, но Гермиона и не нуждалась в приглашении.

Гермиона задумчиво начала грызть ноготь.

- Должен быть по крайней мере какой-то способ, чтобы он мог читать – если бы я ослепла, то этого бы мне недоставало бы больше всего. И ориентироваться в пространстве, наверняка мы что-то можем сделать… - ее ум взялся за проблему, и где-то в глубине сознания начать вырисовываться идея.

Впервые за последние две недели Дамблдор оживился.

- Я вижу, вы жаждете начать, мисс Грейнджер, но все же предложил бы вам отдохнуть ночью. Когда у вас будет полный план, подойдете к профессору МакГонагалл, - он улыбнулся ей. – Рад, что вы готовы помочь нам с этим. Придумать, как можно… улучшить ситуацию профессора Снейпа для любого заняло бы месяцы, а после сегодняшнего дня… - он помрачнел. – Не думаю, что у нас есть столько времени.

Отбросив научный интерес, Гермиона почувствовала, как на нее давит серьезность ситуации. Наверное, что-то отразилось на ее лице, потому что директор поспешил успокоить ее.

- Не волнуйтесь, ответственность за выздоровление профессора Снейпа ляжет не только на ваши плечи, мисс Грейнджер. Пора нам с учителями объединить силы для этого дела, так же как и для остальных.

Гермиона с облегчением вздохнула. Она сомневалась, что такая ноша ей по плечу, но, будучи магглорожденной, она одна могла помочь и чувствовала себя обязанной. Хорошо еще, что не только ей придется раздумывать, как вернуть к жизни самого невыносимого из профессоров.

*****
Больше всего ей хотелось спать, но вначале надо было зайти в Совятню. Набросав письмо родителям, она взобралась по лестнице и отослала его. И провожала сову взглядом, пока та не исчезла из виду, а потом вернулась в Гриффиндорскую башню.




Глава 7.

Гранитную плиту, которая становится препятствием на пути слабых, сильные используют как ступеньку

Томас Карлейль

Проснувшись утром в субботу, Гермиона первым делом вскочила с кровати и побежала в ванную, где ее вырвало. Ее сон наполняли бледные остролицые демоны и кровавые слезы, а где-то в глубине кошмаров было скрыто сильное настойчивое напряжение, которое ей не хотелось анализировать прямо сейчас. Особенно учитывая, что ее намерения не изменились за последние пять минут, и она не могла найти в себе силы даже глотнуть воды, не говоря уже о том, чтобы думать.

Наверное, пора по-новому взглянуть на ситуацию. Она посмотрела в унитаз.

Пункт первый: кажется, меня по-настоящему тошнит. Как отвратительно. Гермиона поморщилась и отодвинулась. Она поднялась на ноги и, шатаясь, дошла до раковины, чуть не упав перед зеркалом. Оттуда на нее взглянуло ее мрачное отражение с зеленым лицом, и она увидела, что покрыта холодным потом, а губы дрожат.

Пункт второй: сегодня суббота и матч по квиддичу. Она прислонилась лбом к холодному стеклу и вздрогнула.

Пункт третий: кажется, я вызвалась помочь в выздоровлении одного из самый отвратительных людей, что я имела несчастье встретить. Она застонала. Вот уж дурная голова ногам покоя не дает. Что же ей теперь делать?

Принять горячую ванну было бы неплохо, ответила она себе и уверенно кивнула в знак согласия. Ее подсознание оказалось умней, чем она думала, и Гермиона отвернулась от зеркала и пошла к себе в комнату.

Натянув мантию, она отправилась в душевую старост и наполнила ванну горячей водой с мандариновой пенкой. Прогрузившись в воду, она вздохнула в облегчении, чувствуя, как напряженные мускулы живота медленно расслабляются от восхитительного тепла. Аромат пенки был достаточно острым, чтобы не надоесть, и когда Гермиона вдохнула, ее наполнила свежесть. Вот так.

О чем подумать вначале? задумалась она. Признание Дамблдора, что никто в магическом мире ничего не знает о слепоте, мягко говоря, поражало, и последствия даже на чисто теоретическом уровне были ошеломляющими. Нужно было разрешать проблемы, которых в маггловском мире просто не существовало. Как аппарировать и узнать, оказался ли ты в правильном месте? Как начинать ходить? Как бросать заклинания, если не видишь, куда направить палочку? Гермиону воодушевляла мысль, что есть столько вопросов, которые надо решать с нуля – практических вопросов. Она действительно могла помочь людям…

Ну, по крайней мере, одному человеку. Да, вот в чем проблема, горько подумала она, чувствуя, что у нее начинает болеть голова. От одной мысли о профессоре Снейпе у нее сжималось горло то ли от отвращения, то ли от сочувствия, она так и не могла понять. Как же ему помочь? Если он вообще хочет, чтобы она помогла – он никогда не производил впечатления человека, с готовностью принимающего поддержку других. Уникальность его случая означала, что она, наверное, должна приспособить свои идеи к его специфическим нуждам, но она представления не имела, с чего начать. Она ведь даже не знала его… как ей понять, на чем сконцентрироваться? С тяжелым сердцем Гермиона осознала, за проблему какого масштаба взялась, и нырнула под воду, чтобы укрыться в тепле и избавиться от неприятных мыслей.

Когда она вынырнула, ей было чуть лучше. Прежде всего, она не сомневалась, что Снейп отчаянно страдает от скуки. Он был умным человеком, и ему нужно было чем-то себя занять. Наличие в его комнате книг ободряло, но она не могла ничего сделать, пока не получит ответ от родителей.

Также ей нужно было узнать о нем кое-какие подробности. Она попыталась думать о ситуации с научной точки зрения. Когда одно чувство утрачено, другие обостряются, чтобы компенсировать потерю. Гермиона начала загибать пальцы, прикидывая, что будет происходить и каким образом ей надо изучить его способности, прежде чем подступиться к проблеме. Она немедленно отбросила вкусовые ощущения – они не слишком часто используются в повседневной жизни. Значит… Раз – обоняние… насколько хорошо работает его нос? Гермиона невольно хихикнула, представив себе, как она будет измерять линейкой в научных целях шнобель Снейпа. И быстро подавила этот образ. Два – слух? Она предположила, что слуховые ощущения вторичны по отношению к зрению, но при необходимости выйдут на первое место. Три – осязание? Ей не особенно хотелось останавливаться на нем, но это было важное чувство. Ему нужно будет научиться понимать текстуры и тонкие различия.

Идеи, которые вчера вечером казались простыми, сейчас стали сложными и запутанными; в понедельник, после того как она набросает хоть небольшой план, ей надо будет поговорить с профессором МакГонагалл.

Сегодня никакого квиддича, подумала Гермиона. Голова настойчиво болела, и как бы она ни любила Гарри и Джинни и как бы ни хотела посмотреть их игру, она берет выходной и проведет день в постели. Не заснет, но сможет почитать и у нее будет время все обдумать.

Еще через часок, подумала она и потянулась за мылом.

*****
Гермиона облегченно выдохнула, порадовавшись, что родители ответили быстро и помогли. Книги, о которых она просила, совы принесли утром в понедельник, уронив прямо на яичницу и совершенно испортив ей завтрак, но подняв настроение. Книги означали теорию, а теория – отстранение. Она не особо предвкушала встречу с профессором Снейпом и могла только воображать, что он о ней, должно быть, думает. Все выходные она возвращалась в мыслях к освещенной камином спальне и сжавшейся в углу фигуре. При воспоминании об его гневе ей становилось немного не по себе, и каждый раз, когда она думала об этом, Гарри и Рон донимали ее вопросами, все ли в порядке.

В памяти всплыла непрошенная картина окровавленной стены.

И день за днем мороз и тьма сжимают сердце мне…

Когда она думала о профессоре Снейпе и его ярости, ей становилось нехорошо, но каждый раз, когда разум рисовал человека без глаз в комнате, полной книг, ее сердце разбивалось на тысячи кусочков.

Она посмотрела на сверток перед собой и ощутила необъяснимое волнение.

- Гермиона, если у тебя еще больше вытянется лицо, тебе даже не надо будет пользоваться вилкой, чтобы есть, - сказал Рон. – Смотри, мы тут стараемся вовсю.

Она подняла взгляд и не смогла сдержать смеха, увидев, что Рон, сидящий напротив нее, наколдовал сове Гарри Хедвиг ярко-голубое оперение. Хегдвиг, к несчастью, не оценила этого и быстро клюнула Рона за палец. Гарри хохотал, и ему было не до того, чтобы расколдовать ее, а Рон сжимал палец и ругался. Гермиона закатила глаза, подумав, что он слегка переигрывает: упасть со стула и кататься по полу было уже чересчур, но, может, ему просто хотелось заставить ее улыбнуться. И это сработало. Она покачала головой, вернула Хедвиг белый цвет, и та с уханьем вылетела прочь.

Гарри, успокоившись, повернулся к ней.

- Спасибо за это. Приятно снова видеть, как ты улыбаешься. – Она улыбнулась в ответ, что еще больше порадовало Гарри. – Ты уже придумала что-нибудь для следующего проекта по трансфигурации?

- Ну, в общем, да, но это тайна, - сказала она с улыбкой.

- Ого, тайна! – воскликнул Рон. – Значит, нам нужно выпытать ее у тебя.

Гермиона покачала головой.

- Не в этот раз, Рон. Я правда не могу сказать вам.

- Уверен, что можешь, - ответил он. О боже. Надо было думать, прежде чем открывать рот, поморщилась Гермиона. Надо как-нибудь это исправить.

- Я подумаю о том, чтобы рассказать тебе, когда ты закончишь свой исследовательский проект, - сказала она и была необычайно удивлена ответной ухмылкой Рона.

- Это подозрительно похоже на шантаж, - мягко произнес Гарри через стол, спокойно накалывая яичницу на вилку и отправляя в рот.

- Я работаю над ним! – воскликнул Рон. – Его не надо сдавать до праздников.

- Уже середина ноября, - напомнил Гарри. – Надеюсь, ты работаешь быстро.

Гермиона подавила смешок, и Рон бросил на нее взгляд, составивший бы честь Снейпу. О боги. Сегодня вечером она встречается с профессором МакГонагалл, а у нее была только одна разработанная идея. Было тягостно осознавать, что, несмотря на свой ум, она не может и подумать о многих нововведениях в колдовском мире. Магглам приходилось иметь с этим дело, но с магами было сложнее… она помрачнела.

- Ой, посмотри, что ты наделал, Рон, она снова загрустила, - сказал Гарри.

- Я? А как насчет тебя? Ты просто сидишь здесь и слушаешь с изумительным сарказмом, но ничего не делаешь? Все, чем я занимаюсь, это работа, работа и работа, и получаю ли я за это благодарность? Нееет! – простонал Рон в притворном страдании.

- Я много чего делаю, спасибо, - сказал Гарри, и они ушли, оставив Гермиону криво улыбаться своему тыквенному соку.

*****
Вечер понедельника застал Северуса Снейпа сидящим у окна в личной палате и глядящим на весь мир, будто в озеро.

Он ощущал на лице тепло садящегося солнца, черные волосы поглощали свет и грели голову, но ему все равно было холодно. На нем были брюки и тонкая хлопковая рубашка – соответственно черного и белого цвета, по крайней мере, так сказала мадам Помфри. Наверное, ему следовало съесть что-нибудь, но он просто не мог себя заставить. Еще один гвоздь в крышку гроба, подумал он. И то если повезет.

Северус отказался принимать всех визитеров. Он разрывался между стыдом от этой причуды и пониманием того, что ведет себя по-детски. Северус отказался говорить даже с мадам Помфри, когда та спросила, как он себя чувствует. Той ночью она обрушилась на него с вопросами, но потом старательно очистила раны, и теперь они быстро заживали благодаря мази, которую он сделал сто лет назад. Возможно, он никогда не будет снова варить зелья, и Поппи придется самостоятельно пополнять свои запасы. Северус вспомнил, что уже испытывал это ужасающее чувство: будто вечность пролетает в один миг – когда вернулся к себе после того, как сходил к Дамблдору. Угольки в камине, который он оставил зажженным, все еще были раскалены, но ему казалось, что прошли годы и годы и человек, живший здесь раньше, умер и исчез. Слишком много жизней прошло за одну, подумал он. Умирал уже несколько раз. Он горько усмехнулся своим мрачным мыслям.

- Улыбаешься, Северус?

Cеверус чуть не выпрыгнул вон из кожи при звуке голоса Дамблдора с противоположного конца комнаты и быстро повернул голову в ту сторону. На его лице снова была повязка, так что иллюзия, что ему всего лишь завязали глаза, никуда не делась, но Северус чувствовал, что всем, не только ему самому будет не по себе, если он снимет ее и выставит свои шрамы на обозрение. Он попытался понять, где находится директор и повернуться лицом в верном направлении. Северус специально попросил не впускать никаких посетителей, но, разумеется, директор был слишком назойлив, чтобы считаться с чьими-то желаниями.

- Конечно, у меня столько причин радоваться, Альбус, - ответил Северус с неприкрытым цинизмом в голосе. Он услышал, как директор вздохнул, и не впервые пожалел, что не обернулся взглянуть на лицо Дамблдора, одиноко качающееся в языках пламени, в последний раз, прежде чем ринуться навстречу своей судьбе. Но думать об этом бессмысленно, грубо напомнил он себе и снова повернулся к окну.

- Чаю? – он услышал, как шаркает старик, и ощутил свежий сильный запах мяты, от которого прояснилась голова. Он коротко кивнул и услышал звяканье чайника о чашку, а потом ничего.

- Гм. – Северус запоздало понял, что директор протягивает ему чашку, и потянулся за ней.

Звук разбивающейся о пол чашки сопровождало нечто подозрительно похожее на оханье, и Северус нахмурился, надеясь, что у него все еще получается делать это свирепо.

- Вы привели с собой кого-то, Альбус? К сожалению, я не одет, чтобы принимать гостей. Вы можете уйти, - сказал он, не то чтобы особо заботясь, но все же желая спасти остатки своей гордости.

- Прошу прощения, Северус, но, извини, я действительно кое-кого привел. Она пришла попытаться выяснить, как… сделать что-нибудь с… твоим состоянием. – Северус с изумлением услышал, как Дамблдор запинается и не может подобрать слов.

- Что, очередной специалист, пришедший предложить помощь, а потом сбежать? – сказал он. – Я привык к этому. Готов поспорить, тебя ничто не удержит, Альбус, так что давай покончим с этим.

Он услышал, как тот закашлялся и произнес:

- Как хочешь, Северус.

И потом, к его досаде, Дамблдор произнес:

- Мисс Грейнджер?

*****
Желудок Гермионы выделывал сальто, живот сводило от волнения, а сердце грозило остановиться. Она никогда в жизни так не нервничала. Человек, сидящий у окна, казался… подавленным. Будто он смотрел наружу, но для него там ничего не было, и он странно напоминал мужскую версию Леди Шаллот*. Он ни в малейшей степени не походил на человека, который наступал на нее три дня назад; тот был высоким и дрожал от ярости, а этот выглядел просто… истощенным. Даже когда она считала его сломленным, в нем было какое-то невидимое напряжение.

Это было так странно. Она не знала, что думать о нем. У окна сидело тело профессора Снейпа в черных брюках и белой рубашке, но чего-то, что делало его самим собой, недоставало. До тех пор, пока Дамблдор не заговорил с ним неверным тоном, и он не открывал рта.

- Конечно, у меня столько причин радоваться, Альбус. – Очевидно, он не заметил ее присутствия в комнате. Гермиона не посмела делать заметки из боязни, что он услышит, как она пишет. Она решила понаблюдать за ним подольше.

Директор наливал чай, и она увидела, как профессор Снейп втягивает воздух: он учуял запах через комнату. Интересно. Она не произнесла не слова, когда Дамблдор предложил ему чашку, и Снейп потянулся за ней…

Чашка разбилась, и Гермиона невольно охнула – она даже не подумала, что это было сделано специально, чтобы заставить профессора Снейпа что-то предпринять или следить за своими движениями. О боже, подумала она. Ему это явно не понравится. Она никогда не видела, чтобы он к кому-то прикасался. Он всегда держался в стороне, независимый, ни в ком не нуждающийся…

- Вы привели с собой кого-то, Альбус? К сожалению, я не одет, чтобы принимать гостей. Вы можете уйти. не желающий ничьего общества…

Гермиона изучала его лицо с повязкой, пока Дамблдор что-то говорил успокаивающим тоном. Оно выглядело живым, но нельзя сказать, чтобы такая жизнь была веселой, вокруг рта и на лбу пролегли глубокие морщины. Лицо обрамляли гладкие свисающие волосы, скулы выступали. Она беззвучно вздохнула. Это тело явно принадлежало человеку, который не заботился о том, что с ним произойдет.

Ее вывел из раздумий звук собственного имени, произнесенного Дамблдором. Профессор Снейп еще больше поджал губы, если это было вообще возможно.

- Ах, изумительная мисс Грейнджер. Как же я рад встретить вас снова, - сказал он, явно имея в виду прямо противоположное. – Я думал, что умру со скуки без вашего блестящего ума, лезущего везде, где не просят.

Гермиона сделала шаг вперед, когда Дамблдор сказал:

- Мисс Грейнджер разбирается в слепоте лучше, чем кто-либо в магическом мире. Если из книг можно чему-то научиться, тогда да, виновато подумала она и не слишком удивилась, услышав, как Снейп вторит ее кислым мыслям.

- Несомненно, она читала об этом, - судя по язвительному тону, он даже представить не мог, что у Гермионы могут быть какие-то другие источники помимо библиотеки.

Пришло время для гриффиндорской смелости, подумала Гермиона. Она прочистила горло и начала заранее заготовленную маленькую речь.

- Как, я уверена, вы знаете, профессор Снейп, слепота в магическом мире практически не встречается, в то время как в маггловском это не то чтобы обычное явление, но и не неслыханное. Профессор Дамблдор сообщил мне, что… - тут она запнулась, - что для вашего случая не существует магических средств. Магглы же пошли гораздо дальше в решении проблем слепоты, и я думаю, что могу по меньшей мере найти средство облегчить вашу скуку. Потом я могу заняться другими аспектами.

Такая деловитость. Ужасно раздражает.

- Не хотели бы вы объясниться, мисс Грейнджер. Меня не особо вдохновляет перспектива сидеть здесь и слушать изложение ваших пространных знаний, - сказал он.

Гермиона обиженно насупилась, но продолжила.

- Вначале, прежде чем начну пытаться разрешить эту проблему, я хотела бы задать вам несколько вопросов, - она повернулась, порылась в сумке и вытащила что-то маленькое. – Прежде всего, мне надо знать, насколько остры ваши чувства.

Северус поднял бровь, но быстро взял себя в руки.

- Мое зрение прекрасно как никогда, - сказал он и был вознагражден раздраженным вздохом.

- Я имела в виду, профессор, насколько хорошо вы слышите? Я хотела бы провести небольшой тест, чтобы оценить ваши теперешние способности, - сказала Гермиона. – Я полагаю, со временем ваши чувства должны стать гораздо острее, чтобы компенсировать, гм, потерю зрения.

Северус устало провел рукой по повязке. Что ему терять? Это по крайней мере отвлечет, подумал он.

- Ну хорошо, - он услышал удаляющиеся шаги, и с другого конца комнаты раздался ее голос:

- Скажите мне, если вы что-то услышите, профессор.

Гермиона постояла на другом конце комнаты с полминуты, прежде чем уронить на пол булавку, просто чтобы убедиться, что он не угадает заранее. Слабое звяканье заставило его вздернуть голову.

- Вот, - сказал он. – Звучало как что-то металлическое.

Она улыбнулась впервые с тех пор, как вошла в комнату.

- Это булавка, - объяснила она. Он коротко кивнул. Все еще стоя в углу, она спросила: - А как насчет вашего обоняния?

- Оно великолепное, мисс Грейнджер, - слегка раздраженно сказал он. – Сложно стать мастером зелий, не имея острого обоняния. – Она пошла к нему, стуча туфлями по твердому полу. Он решил поставить ее на место. – Вы пахнете мандаринами, мисс Грейнджер. И, - Северус втянул воздух, - манго. Однако вы не принимали ванну со вчерашнего дня, - сказал он, позволив себе слегка улыбнуться.

Гермиона была поражена.

- Ох! – Как неловко! Что еще он может учуять? А я все еще за полкомнаты от него! она почувствовала, что немного краснеет.

- Хорошо, я хочу еще проверить ваше… э-э, осязание, - сказала она и заметила, что Снейп практически неуловимо напрягся.

- Какое это имеет отношение ко всему? – настойчиво спросил он.

- У мисс Грейнджер есть интересный маггловский метод чтения, - вступил в разговор Дамблдор, и Северус с Гермионой оба вздрогнули: они почти совсем забыли, что он здесь.

Северус почувствовал, что у него перехватило дыхание. Чтение? Вслух же он сказал:

- Поясните.

- Ну, метод называется методом Брайля, - сказала она, довольная, что оказалась в знакомой интеллектуальной сфере. – Слова на бумаге представлены сериями выступающих точек. По сути, каждую букву представляют от одной до шести точек в клетке, и можно читать, проводя по ним пальцами. Надо просто немного попрактиковаться.

Вопреки собственной воле, Северус заинтересовался.

- Продолжайте, - он был удивлен, когда ее голос раздался совсем рядом, но не повернулся к ней.

- Гм, это все. Вначале вам нужно выучить алфавит, потом цифры, потом небуквенные символы, - сказала она, призывая свою смелость. Он молчал, и она наконец выпалила: - Можно посмотреть вашу руку? – Он казался удивленным, но молча протянул ей руку для исследования.

Она никогда не видела его так близко, и это немного смущало ее. Он пах… мрачно. Как грозовая ночь… Гермиона нахмурилась и прогнала странную мысль. Она решительно села поудобнее и изучила кончики пальцев профессора Сне… нет, сейчас лучше думать о нем как о пациенте. Как она и ожидала, они были в мозолях. Это может стать проблемой. Она взяла его за запястье и повернула руку ладонью вверх.

Северус вздрогнул, ощутив, как маленькие пальчики крепко берут его за руку и тянут вниз. Он чувствовал, что она наклонилась над его ладонью, изучая очертания, и перед ним встали непрошенные картины, яростно желанные и отвергаемые, за которые он бранил себя, образы, давным-давно подавленные в отчаянной надежде, что они не всплывут снова… Ее рука под его пальцами была мягкой и нежной, ногти слегка задевали внешнюю сторону запястья, и он ощущал на ладони ее легкое дыхание, призрачное подобие ласки. По его руке пошли мурашки, а волоски на шее сзади встали дыбом, и он испытал желание сжаться в комок. Северус чуть поежился и буквально подпрыгнул, почувствовав укол в указательный палец – боль… как и всегда. Он укоризненно ойкнул, не выдавая своих мыслей, но в глубине души ему захотелось закричать в голос и отдернуться от нее. Он вырвал руку.

Звук его голоса будто сделал картину четче: Гермиона увидела себя, склоняющуюся над неожиданно теплой рукой своего учителя зелий, его дыхание шевелило ее волосы, посылая дрожь по спине, и она только что уколола его булавкой. Она дернулась назад, когда он отпрянул от нее.

- Простите, профессор, - сказала она. – Я только хотела посмотреть, насколько сильно нужно кольнуть, чтобы вызвать реакцию.

- Ну так вы ее вызвали, - ответил он, дрожа. Мрачные ночи, страх, желания, проносящиеся в сердце, священный ужас. – Что теперь?

- Ваши руки явно достаточно чувствительны. Я думала, за годы занятий ужасными зельями они загрубеют от всяких химикалий, но, кажется, все хорошо, - сказала Гермиона, быстро отодвигаясь, когда он нахмурился в ответ на ее замечание про зелья.

- Понимаю.

- Гм, тогда я оставлю вам некоторые вещи, можете начать заниматься, - сказала она, выуживая лист с алфавитом, набранным шрифтом Брайля. – Вот алфавит. Вот цифры. А вот маленькая история, чтобы вы попрактиковались.

- Вы забыли кое-что, мисс Грейнджер, - сказал Северус.

- Что? – озадаченно спросила она.

- Не существует магических книг, набранных шрифтом Брайля. Какой мне в нем смысл? Как я буду писать?

Гермиона опустила глаза и начала грызть ноготь.

- Я поработаю над этим во второй части проекта по трансфигурации. Попытаюсь трансфигурировать книги и обычные рукописные листы бумаги в шрифт Брайля. Так что когда вам нужно будет что-нибудь прочитать, вы должны всего лишь махнуть палочкой и трансфигурировать это, - продолжила она несчастным тоном. – Я еще не решила, как вам писать, но уверена, для этого есть маггловские приспособления.

По мере ее объяснений у Северуса сильнее забилось сердце, и он знал, что его лицо проясняется в изумлении, а ранняя тревога поблекла перед новой информацией. Бумаги, которые она дала ему, слабо свисали в его руке.

Гермиона увидела, как у него в безысходности вытягивается лицо, и поспешила разуверить его.

- Я несомненно могу это сделать, профессор. Я закончу с заклинанием к праздникам, и потом вы сможете трансфигурировать все что захотите! – она знала, что в ее голосе звучало отчаяние, но не могла видеть, как он отдаляется от нее. Гермиона услышала, как он издал горлом сдавленный звук.

- Я в этом не сомневаюсь, - тихо сказал он ей и склонил голову над бумагами. – Еще один вопрос. Как мне разобраться, какая страница какая и с какой стороны читать?

- Ой, я не подумала об этом, - заволновалась Гермиона. Она порылась в памяти, пытаясь вспомнить полезные приемы, о которых читала. Ей пришла в голову идея, и она выдернула листы из его руки. – Я загну вперед правый уголок листка с алфавитом и левый уголок листка с цифрами, а верх листка с историей просто чуть сомну, - быстро проговорила она, так и сделав, и положила бумаги ему на колени. – Так нормально? – нетерпеливо спросила она.

Северус был поражен. Пустошь, развернувшаяся перед ним, внезапно предстала не бесплодной, но всего лишь спящей в ожидании дождя, чтобы снова расцвести. Три листка в руках показались странно тяжелыми, как карты сокровищ, которые стоят дороже золота, и он крепче сжал их, пытаясь что-то ответить.

- Это пойдет, - сказал он слегка придушенным голосом и услышал, как она облегченно выдохнула.

Гермиона знала, что на более бурные изъявления благодарности рассчитывать не стоит.

- Хорошо, - сказала она. – Я оставлю книгу щрифтом Брайля с маггловскими рассказами на вашем ночном столике. Надеюсь, они не покажутся вам слишком скучными, - она вспомнила полку с маггловской поэзией. Он поднял к ней лицо, и по наклону бровей и слегка приоткрытым губам она поняла, что явно не покажутся. Гермиона позволила себе легкую самодовольную улыбку и наклонилась, чтобы подобрать сумку. – Доброй ночи, профессор Снейп, - попрощавшись, Гермиона взглянула на Дамблдора, который также пожелал ему спокойной ночи, и они вместе покинули больничное крыло.

Оказавшись за дверью, Дамблдор повернулся и пристально посмотрел на нее. Гермиона нахмурилась.

- Что такое?

- Вы просто замечательная, правда? – риторически спросил он. Она подняла брови. Что?

- За все годы знакомства с профессором Снейпом я лишь однажды видел, как он с такой готовностью соглашается, чтобы к нему прикоснулся посторонний человек, - сказал он, вглядываясь в нее из-под очков; в его глазах не было смешинок, но в них светилось что-то, что Гермиона не могла определить. Она почувствовала, что балансирует на крае обрыва, но с какой стороны была твердая почва, а с какой – пропасть, не могла определить.

- Когда это было? – спросила Гермиона, не в силах сдержаться.

Старый директор молча посмотрел на нее.

- Когда он пришел ко мне, чтобы оставить службу у Волдеморта, - и с этими словами Дамблдор пошел прочь, оставляя Гермиону стоять в колеблющейся тьме у дверей больничного крыла, погруженную в собственные мысли.

-----------------------------
* Lady of Shallot – популярный литературный сюжет, персонаж британского фольклора из цикла о короле Артуре. Согласно «Смерти Артура» сэра Томаса Мэлори прекрасная девушка Элейн влюбилась в рыцаря Ланселота, но поскольку для него не существовало никого, кроме королевы Гвиневеры, она затворилась на острове Шаллот и умерла с разбитым сердцем. У Теннисона есть поэма «Леди Шаллот», также этой теме посвящено множество картин (см. здесь: http://www.geocities.com/Wellesley/7303/shallot.htm). Переводчику кажется, что автор имеет в виду картину Ватерхауса.



Глава 8.

Ничто не может иметь ценность, если не приносит пользы
Карл Маркс

Дамблдор уставился на сидящего перед ним профессора Люпина, который явно на что-то намекал, что было для него очень нехарактерно. Ремус Люпин же со своей стороны казался раздраженным и в немалой степени расстроенным, будто происходило что-то, чему он не мог помешать, но все равно из-за этого волновался. Собственно говоря, так оно и было.

- Я совершенно забыл о Волчьем зелье, - признался Дамблдор.

Ремус неловко заерзал.

- Ну, пока у меня достаточно на три полнолуния, до конца февраля, но потом оно закончится. Я не знаю, что мне делать, - сказал он, избегая встречаться с Дамблдором взглядом.

Дамблдор снял очки, наклонил голову и ущипнул пальцами кончик носа, представляя собой классическую картину погруженного в раздумья человека. Праздники быстро приближались, а проблемы, вызванные местью Волдеморта, росли вместе с сугробами. Дамблдор позволил своим мыслям остановиться на усталом человеке перед ним, растекаться в различных направлениях, исследуя будущее в поисках жизнеспособных вариантов. Он отбросил мысль отпустить Ремуса: тот был наиболее квалифицированным из быстро сокращающегося списка кандидатов, к тому же популярен среди непредвзятых студентов. Визжащая Хижина, конечно, никуда не делась, но захочет ли Ремус удаляться туда каждый месяц? И, разумеется, всегда существует вероятность, что Северус сможет продолжать варить Волчье зелье: он ведь не потерял разум. Дамблдор нахмурился, когда тихий голосок в его голове прошептал: пока… С некоторой помощью Северус все еще может сварить зелье, и Ремуса не надо будет изолировать. Директор поднял глаза на человека перед собой.

- Я уверен, что решение найдется, Ремус. Давай не будем волноваться о будущих проблемах, потому что до поры до времени мы мало что сможем сделать, - сказал он так мягко, как мог.

Ремус кивнул.

- Полагаю, это лучший вариант, но меня волнует не только зелье, - ответил он.

Дамблдор поднял бровь. Ремус кашлянул, будто готовясь затронуть щекотливый вопрос.

- Северус не впускает никаких посетителей, - начал он. – Бог знает, чем он там занимается. После того случая с мисс Грейнджер он заперся. Его видели домовые эльфы, говорят, он не делает ничего особенного, но каждый раз, когда они приходят туда исполнять свои обязанности, он выглядит все мрачнее и мрачнее.

Дамблдор в задумчивости погладил бороду.

- Смею сказать, Ремус, что он пытается по-своему вырваться из плохой ситуации. Я тоже говорил с домовыми эльфами – они рассказывают мне еще и то, что он все время водит руками по пустым книгам, так что, если я не ошибаюсь, это первый шаг.

Ремус недоверчиво посмотрел на него, и Дамблдор улыбнулся.

- Магглы явно более изобретательны, чем мы предполагали раньше, - сказал он. – Мисс Грейнджер очень находчива, и я нисколько не сомневаюсь, что она может весьма существенно помочь в этой ситуации.

Ремус вздохнул.

- Думаю, вы больше знаете о происходящем, чем я, директор, но я все же не понимаю, как это может занять его надолго. Он всегда был слишком нетерпелив.

Дамблдор кивнул, улыбка сползла с его лица.

- Полагаю, нам надо провести собрание для избранных, чтобы обсудить дальнейшие действия, - сказал он. – Мы утратили самую ценную связь с рядами Жрецов смерти, и необходимо перестроить планы под этот печальный факт, - он поднял глаза в потолок и соединил ладони перед лицом. – Единственно, что меня волнует прямо сейчас – как вытащить Северуса из заключения и выяснить, где он может нам помочь.

Ремус невесело улыбнулся.

- Ну, тогда удачи вам, - сказал он Дамблдору прежде чем встать и покинуть комнату. Дамблдор кивнул ему, все еще задумчиво глядя в потолок, но видел он его в действительности или нет, мог бы сказать только он сам.

*****
Прошел месяц с тех пор, как его ослепили, и он справлялся. Не всегда хорошо, но тем не менее справлялся.

Северус разочарованно выругался и захлопнул книгу, чуть не попав себе по пальцам, и только недавний опыт заставил его сдержаться и не запустить ею в стену. В первый раз он бросил книгу не подумав, а потом провел добрых полчаса на коленях, разыскивая ее, прежде чем вспомнил, что заклинание Accio работает независимо от того, видишь ты предмет или нет. Это счастливое открытие решило проблему поиска вещей, но в повседневной жизни было не особо применимо. Он уже научился класть вещи в специально отведенные места и мог найти их почти машинально, одежда тоже не представляла проблемы, поскольку он все равно носил исключительно черное и серое. Он быстро понял, что может узнать предмет одежды по ткани и изгибам. Его мантии все равно были все похожи, так что в те редкие случаи, когда он ощущал необходимость надеть мантию, проблемы выбора перед ним не стояло.

Принимать ванну теперь было особенно приятно. Он обнаружил, что может легко найти мыло или шампунь, а ощущение горячих пузырьков на коже оказалось гораздо более чувственным, чем он считал раньше. Он стал проводить в ванной много времени.

Если бы он объективно взглянул на ситуацию, то нашел бы свои ощущения очень интересными. Отсутствие визуальной стимуляции позволило его разуму бродить теми путями, которые раньше были закрыты из-за внешних раздражителей. Иногда он обнаруживал, что прогуливается по переулкам воспоминаний, но быстро прерывал себя, пока дружелюбная прогулка не обернулась засадой на темной аллее. Он пожалел, что слишком мало может вспомнить об университетских днях. Ему смутно припоминались курсы зелий и арифмантики, но остальное время шло под знаком «внепрограммных» занятий, воспоминания о которых были бы приятными, если б к ним не примешивались сожаление и отвращение.

Приемы пищи все еще оставались проблемой, так же как и уверенная ориентировка в комнате. Если огонь был зажжен, он всегда мог определить расположение предметов вокруг себя, но терялся, когда слышал только тишину. Он периодически испытывал мучительное жжение в предплечье и ощущал груз ответственности, желание исправить самую большую ошибку в своей жизни, что теперь было ему недоступно. Но когда раздавался Зов, он уже почти обезумевал от боли. Еще хуже было раздирающее чувство вины. Этого он перенести не мог. Он отказывался покидать свои комнаты. Слишком много людей хотели бы видеть его смерть и унижение.

Северус знал, что затворничество сказывается на нем. Он жаждал отвлечься от желания видеть. Он никогда по-настоящему никого не любил, но утрата красного цвета пламени, серого – холодных камней вокруг, богатой зелени листвы и золотого солнечного света поразили его, как утрата возлюбленного лица. Иногда на него нападало невыносимое желание видеть – напряжение в груди не исчезло, лишь притупилось по мере того, как он отвлекался, например, на медленную бесплодную борьбу в попытке овладеть маггловским методом чтения от мисс Грейнджер.

Она забыла сказать ему, или, может, сама не знала, что что в Брайле используются определенные сокращения – например окончания слов, такие как «ный» или «ски» - имеют свой набор выступающих точек.. Некоторые слова, такие как «или», были укорочены до одной клеточки. Он чувствовал себя ужасно разочарованным примерно неделю, пока не определил коды из контекста рассказов. Теперь он был достаточно знаком с общими принципами, но чтение шло мучительно медленно – у него было все время в мире, чтобы совершенствовать его, но несоответствие желаемого и достигнутого разочаровывало и тормозило процесс. Слишком много раз он со злостью захлопывал книгу, и у него чесались руки разорвать ее.

Северус шумно выдохнул. Ему нужно снова принять ванну, чтобы успокоиться; внезапно его пронзила печаль: его жизнь теперь сводилась к чтению и отмоканию в горячей воде, как у старой ведьмы. Он чувствовал себя в ловушке, из которой невозможно выбраться. На него снова накатило желание оставить какой-то след в мире, но его глаза залечились, и, несомненно, еще одна попытка подтвердить свое существование кровью вызовет только гнев и разочарование у других, а ему придется еще больше времени провести в лазарете.

- Северус.

Звук его имени заставил его резко вздохнуть, но он кивнул в сторону камина.

- Директор, - кисло сказал он. Голос стал хриплым оттого, что он мало говорил, и Северус ощутил какую-то утрату. С этим нужно что-то сделать.

- Сегодня в девять вечера у нас собрание профессоров. Необходимо обсудить некоторые деликатные вопросы, и ты должен прийти, - раздался голос старика. Северус поморщился.

- Не знаю, какого вклада ты ждешь от меня, если только тебе не нужен шут, - ответил он. Он подождал, но Дамблдор не ответил. – Директор? – тишина. - Черт подери, Альбус! – крикнул он. Дамблдор ушел, не дав ему возможности ответить. Почему-то его не удивило, что директор даже не попрощался – это отдавало одновременно грубостью и тонким расчетом. Северусу не дали шанса поспорить, хотя и он знал, что в итоге все равно рано или поздно покинет свое убежище и пойдет к Дамблдору, но чувствовал, что им пренебрегли, не предоставив возможности выбирать. Он поморщился при мысли о встрече с другими людьми, даже несмотря на то, что они уже видели его. Иногда он действительно ощущал их взгляды на себе, и ему становилось очень неуютно. Хуже всего была невозможность взглянуть и проверить, прав ли он. Он вздохнул.

Ох, ну что ж, вероятно, это одно из «избранных» собраний преподавателей, важных для всех, но уже не для него, туда легко попасть с помощью дымолетного порошка.

Он достал палочку.

- Accio карманные часы, - громко произнес он, и с легким смущением ощутил напряжение в районе собственной талии. На ладонь лег немного грубовато сработанный диск, тяжелый и холодный, и Северус услышал тиканье – он зачаровал их несколько дней назад, обнаружив, что внутренние часы подводят его, и теперь они издавали легкий звон каждые четверть часа. – Campana, - сказал он, и часы издали семь долгих звонков и три коротких, значит, без четверти восемь.

Все было нормально. Он мог с этим справиться.

*****
В девять часов Северус вышел из камина в учительской и замер. Почему он считал, что это будет так легко? Обстановка комнаты была ему незнакома, и он ощущал перед собой большое свободное пространство; воздух циркулировал медленно, будто все присутствующие задержали дыхание. Он чувствовал, что все взгляды направлены на него, и ему хотелось повернуться и убежать, но гордость и полная беспомощность держали его на месте.

- Северус! – он узнал голос Ремуса Люпина повернулся и к нему.

- Что? – проворчал он, не в силах сдержаться. К нему подошел человек, от которого пахло дикостью, как от деревьев в заснеженном лесу, и Северус немедленно признал запах Люпина. С движением воздуха источник запаха сместился, и теперь Люпин был сбоку от него.

- У меня есть вопрос по поводу моих уроков, и я подумал, лучше всего обратиться к тебе, - сказал Ремус. – Давай присядем и обсудим это.

Северус был немного раздражен, но и благодарен за преисполненные благих намерений и очень гриффиндорские попытки Ремуса пощадить его гордость, и, не имея другого выбора, пошел за ним, следуя за направляющим его сквозь пустоту голосом.

- У меня проблемы с объяснениями лучших способов защиты против вампиров, и я знаю, что у тебя побольше знаний об этом, чем у меня… - На самом деле не имело значения, что именно он говорил, главное, что он говорил. Северус ощутил, как Люпин остановился, и услышал, как к нему пододвигают тяжелый стул. – Присядь со мной здесь, - сказал Люпин, и Северус почувствовал твердое дерево стула.

- Если ты настаиваешь, - произнес он без обычной для такого ответа язвительности, поднял руку и, к своему удовольствию, почти немедленно обнаружил спинку стула. Он опустился и сел прямо, пока не услышал голос Люпина справа, и тогда склонил голову в верном направлении.

Ремусу, к его собственному удивлению, стало немного не по себе, когда Северус повернул к нему лицо: повязка вокруг головы, закрывающая глаза и прижимающая волосы, осталась, но все равно как-то создавалось впечатление, что Северус видит его насквозь. Его взгляд всегда приводил в замешательство, но теперь, когда глаза были закрыты повязкой, эффект возрос четырехкратно. Как будто Северус видел мир совершенно иначе, чем все остальные, и никогда особо не нуждался в зрении. Жуть какая, правда, подумал Ремус, прежде чем взять себя в руки и начать излагать многочисленные способы избавления от вампиров.

Ремус болтал до тех пор, пока Дамблдор не поднялся со своего стула во главе стола, и тихие разговоры немедленно прекратились.

- Сегодня нам надо обсудить некоторые вещи, - начал Дамблдор, - прежде всего, что делать с Рождественскими каникулами. Как нам удержать студентов здесь, где они, скорее всего, будут в большей безопасности, чем в других местах, где они более… уязвимы.

Северус услышал в тоне директора тревогу. За последние месяцы его руку жгло чаще: Жрецы смерти явно что-то планировали. Он мог бы попытаться угадать, что именно, но это было трудно сделать, поскольку он не мог сесть и набросать логическую последовательность событий. Хотя представлять некоторые пути мысленно стало легче, и будущее заботило его так же, как и директора. Произойдут ужасные события, в этом нет сомнений. Вопрос лишь в том, смогут ли они противостоять этим событиям.

- Это легко решить, - услышал он высокий голос Помоны откуда-то справа. – Просто проведите еще один Святочный бал. Останется больше народу, все равно они думают только о следующем свидании.

- Это удержит не всех, - сказал Дамблдор.

С другого конца стола послышалось фырканье.

- Ты не можешь заставить их остаться, Альбус, - твердо сказала Минерва. – Это будет подозрительным, не говоря уж о том, что это невозможно.

- Должен ведь быть какой-то способ обеспечить максимальную безопасность всем студентам, не только тем, кто пойдет на Святочный бал? Что насчет самых младших учеников? – раздался голос профессора Флитвика прямо напротив Ремуса. Северусу хотелось ухмыльнуться в ответ на это заявление маленького человечка.

- Я с трудом представляю, как еще мы можем убедить их остаться, - сказала Минерва. – Предлог сам по себе достаточно слабый. – Со стороны Помоны раздалось негромкое хмыканье.

- О, перестань, Помона, ты же знаешь, что все и так догадываются, - резко сказала ей Минерва.

- Не обязательно, - не очень уверенно ответила Помона. Тут заговорил Ремус, заставив Северуса немного вздрогнуть.

- Слизеринцы наверняка все поймут, - сказал он. Северус фыркнул.

- Не хочешь поделиться с остальными, Северус? – услышал он голос Минервы. Другие присутствующие неловко заерзали, но Северус не обратил на них внимания.

- Не имеет значения, кто из слизеринцев разгадает этот предлог – все потенциальные Жрецы смерти уже будут знать, что Дамблдор бросает вызов Темному лорду. И не важно, предлог это или нет и насколько он очевиден, если это удержит студентов здесь, - сказал он маленькому собранию, не заботясь о том, чтобы повернуть голову в ту сторону, где они предположительно сидели.

- Все правильно, это совершенно не связано с нашим вопросом, - сказал Дамблдор. Северус услышал, как он вздыхает, и пред его мысленным взором возник один из редких за последнюю неделю живых образов: старый директор, склонив голову, пощипывает себя за нос. – Святочный бал, похоже, хороший вариант. У кого-нибудь есть другие идеи?

Воцарилась тишина, и Северус мог слышать дыхание Ремуса рядом.

- Нет? – спросил директор, и его голос прозвучал спокойно и уверенно, но Северус различил в нем нотку отчаяния, и это вывело его из равновесия. Так многое могло случиться, но ему не приходило на ум ни одного способа противостоять риску на праздниках и опасности за пределами хогвартских стен. Кто станет мишенью? Он с удивлением услышал, как Ремус повторяет его мысли.

- Если бы мы могли предсказать, на кого будет совершено нападение, то могли бы принять надлежащие меры, - сказал он.

- Это хорошая идея. Разумеется, существуют способы сделать это, к тому же у нас есть для этого средства, - сказал профессор Дамблдор. Северус хихикнул про себя.

- Удачи вам добиться от Сибиллы верного предсказания, - пробормотал он.

- Я думал о тебе, Северус, - мягко произнес директор, но в его тоне чувствовалась сталь. Северус повернулся к Дамблдору; его выражение не предвещало ничего хорошего.

- Нет, - сказал он, и в тот же момент Люпин рядом с ним спросил:

- Что?

- Этим может заняться Милдред, - настаивал Северус, не замечая изумления Люпина. – Что бы вы не задумали, я не могу этого сделать.

- У профессора Вектор нет настолько глубоких знаний, как у тебя, - сказал Дамблдор. – Ты знаешь об этом.

- Профессор, я тоже сижу здесь, - раздался голос Милдред справа на другом конце стола от него, но она не казалась слишком огорченной. Северус поморщился. Ну конечно, подумал он, она просто рада, что ей не придется делать всю работу.

- Подумай об этом, хорошо, Северус? - произнес Дамблдор. Северус с негодованием поерзал, но ничего не сказал. Он почти слышал, как Дамблдор улыбается, а Флитвик закатывает глаза. Черт! Я так и знал, что он попытается сделать что-нибудь такое.

Остальные вопросы были посвящены мелким школьным делам, и он просто сидел, кипя от злости. Кода повестка была исчерпана и они начали расходиться, Северус снова почувствовал себя в полной растерянности. И Ремус снова бросил ему спасательный круг со словами:

- Мне нужно спросить тебя еще кое о чем.

- О чем именно? – с облегчением сказал он.

- Что Дамблдор хотел от тебя? – Спасательный круг оказался сделанным из свинца.

- То, чем я не занимался уже пятнадцать лет, - огрызнулся Северус.

- Понятно, - ответил Ремус, и Северус услышал звук передвигаемого стула. Ему не хотелось давать пояснений, и он продолжал молчать. Когда все покинули комнату, он поднялся со стула и повернулся направо. Один шаркающий шаг за другим, пока он не ощутил тепло огня в камине. Он протянул руку и провел по длинной каминной полке, пока не нащупал дымолетный порошок. Бросив его в камин, он назвал направление и нырнул внутрь, немного споткнувшись на выходе в собственную комнату. Прошел прямо в гостиную, к книжным полкам слева, и, вытянув руку, пошел боком, пока не начал нащупывать научные труды том за томом. Он знал эти полки и продвигался, пока не достиг раздела, который, он знал, должен будет просмотреть рано или поздно. По стене громоздились книги по арифмантике, свидетельства его позора, которые он держал как напоминание, хотя и так не мог забыть и все время переживал это заново. Одно прикосновение к этим книгам будило воспоминания о…

… ночах, когда он планировал атаки Волдеморта, предсказывал наиболее уязвимые точки, где нажать, где ослабить, лихорадочно строчил уравнения, а огонь мерцал и играл на странице, когда он прибавлял жизнь и вычитал смерть…

… и он тяжело сполз на пол, в горле встал ком.

Прошло столько времени. Он не мог заставить себя решить даже простейшее уравнение после падения Волдеморта, а теперь это все, на что он способен. Он чувствовал, что на него напали со всех сторон, собственные чувства предали его, сознание настойчиво требовало загладить ущерб, который он причинил, Дамблдор мягко подталкивал, а еще были адские воспоминания о прошлом и его собственные глупые мечты об искуплении, о том, что он как-то расплатится за все, что сделал, и причинил, и не предотвратил…

Но было уже слишком поздно. Всегда слишком поздно.




Глава 9.

Самая большая награда за сделанное – возможность сделать больше

Джонас Солк

Гермиона проснулась в библиотеке, лежа лицом на раскрытой книге, и кисло порадовалась, что хотя бы не обслюнявила страницу. Она попыталась сесть, но боль в затекшей шее заставила ее остаться в прежнем положении на несколько мгновений; к счастью, вокруг не было никого, кто мог бы увидеть ее. Наверное, у меня лицо будет все в чернилах, как только я подниму голову, грустно подумала Гермиона. То-то Рону будет праздник. Праздники. Она поежилась. Была уже первая неделя декабря, а она все еще работала над проектом по трансфигурации. Не было ни малейшего продвижения, и это ужасно раздражало Гермиону. Она чувствовала, что не может посвятить всю себя проекту, не старается, и не могла точно сказать почему. Можно было предположить, что она не хочет помогать профессору Снейпу, но Гермиона была вынуждена признать, что это не так. В последний раз она видела его две недели назад в больничном крыле, когда принесла ему набранную Брайлем книгу и провела тест его реакций на раздражители, и эта встреча совершенно неожиданно вызвала в ней целую бурю противоречивых эмоций. Гермиона подозревала, что не занимается проектом потому, что не хочет ни снова встречаться со Снейпом, ни испытывать те же чувства. Она знала, что все еще боится его, но при воспоминании о том, с каким безжизненным видом он сидел у окна в больничном крыле, ей становилось стыдно за этот страх. Потом, была старая знакомая неприязнь, когда он начинал упражняться в остроумии. А еще была его реакция на ее прикосновение… и ее собственная, но ей не хотелось думать об этом сейчас. Для Гермионы было слишком ранее утро, чтобы разбираться в своих запутанных чувствах к Снейпу. А если не Слишком Раннее Утро, то Слишком Поздний Вечер, или Прямо Посередине Прекрасного Завтрака, или На Уроке, или же самое популярное – Не Прямо Сейчас.

Гермиона подняла голову со стола и вздрогнула, когда шею пронзила боль. Она взглянула на книгу: буквы расплывались перед глазами. Эту книгу она нашла в конце секции Древних Языков зажатой на полке по переводам. Она все еще пыталась расчленить другие переводческие чары, чтобы понять, как они работают, но когда дело доходило до перевода рукописного текста в Брайль, она будто упиралась в каменную стену. В ее заклинании перевода что-то не работало, и она не могла понять, что именно. Проблема с письмом решилась гораздо проще, чем она ожидала: если профессору Снейпу нужно будет что-то записать, он может использовать перо, зачарованное чтобы писать под диктовку, а читать написанное – трансфигурировав текст. Конечно, все это бесполезно, если она не сможет прежде всего разобраться с переводом и трансфигурацией. Гермиона вздохнула и посмотрела в окно. Еще не рассвело или же ночь только началась – она не имела ни малейшего понятия. Преодолевая боль затекших от неудобной позы мышц, она поднялась и медленно собрала свои вещи, все еще погруженная в глубокое раздумье.

Гермиона дошла до гриффиндорской башни, поднялась по лестнице к спальне и вошла, стараясь не шуметь. Лаванда и Парвати тихо спали; бросив быстрый взгляд на часы, она обнаружила, что уже пять утра. Гермиона рассеянно подняла руку и начала тщательно растирать шею. Еще бы вспомнить, какой сегодня день, подумала она и упала на кровать, не озаботившись даже тем, чтобы раздеться. Гермиона закрыла глаза с твердым намерением спокойно поспать хотя бы четыре часа, надеясь, что она не увидит во сне тревожные картины, которые в последнее время преследовали ее.

*****
- Рождественский бал? – безучастно переспросила Гермиона следующим утром за завтраком. – Ты о чем?

Рон закатил глаза.

- Ну в самом деле, Миона, для такой всезнайки ты иногда удивительно тупо соображаешь, - сообщил он, усиленно намазывая маслом тост. – Я спрашиваю, не хочешь ли ты пойти со мной на рождественский бал.

Она внимательно посмотрела на него.

- Исключительно как друзья, - быстро произнес он.

- Я не помню, чтобы кто-то объявлял о рождественском бале, - ответила она, немного нахмурившись. – Но ладно. Если ты говоришь правду, и он действительно будет… Не могу поверить, что я пропустила объявление.

- Наверное, потому что ты была слишком занята, пытаясь определить химический состав своей яичницы, - заметил Гарри. – Никогда не видел, чтобы кто-то проявлял такой интерес к завтраку – включая Рона.

- Эй, - воскликнул Рон, беспечно засовывая тост в рот.

Гарри проигнорировал его и продолжил:

- Дамблдор сделал объявление десять минут назад.

Гермиона потрясла головой, не в силах принять, что она действительно прослушала. Она знала, что витает в облаках сегодня (а сегодня оказалось пятницей), но не думала, что мысли займут ее настолько, чтобы она полностью пропустила речь Дамблдора. Гермиона поглядела на свой тост, удивляясь, где ее носило; проект по трансфигурации висел тяжелым грузом на душе. Она не просто пыталась заработать хорошую оценку, но ведь результат работы был важен не только для нее. Слишком большая ответственность...

- Гермиона!

Она подскочила от неожиданности и раздраженно спросила.

- Ну что?

- Теперь пытаешься расшифровать свой тост? – подшутил Гарри.

- Все тайны вселенной сокрыты в тосте, Гарри, так что оно того стоит, - снисходительно произнес Рон.

- Не будь дураком, Рон, все тайны вселенной сокрыты в тыквенном соке, - парировал Гарри.

- А я всегда думала, что в яичнице, - сказала Джинни. – Гермиона правильно ее так внимательно изучает, - она повернулась к Гермионе. – Возвращайся к яичнице – ты на верном пути.

Но Гермиона не слышала ее. Она была слишком занята, ругая себе за то, что не поняла сразу, в чем проблема с ее проектом по трансфигурации.

- Расшифровать… - выдохнула она. – Гарри! – объявила она, - с меня поцелуй.

Гарри казался сильно удивленным, а Рон произнес:

- Но я думал, это сейчас я твой парень!

Гермиона не обратила на обоих внимания, а, схватив сумку, выбежала из большого зала. У нее еще были полчаса в запасе, чтобы порыскать в библиотеке.

Ее мысли мчались, пока она шла по коридорам; она чувствовала себя глупой, но была рада, что проблема разрешилась так легко. Брайль был не языком, а кодом. Его не надо было переводить, а лишь преобразовать один символ в другой. Значит, все, что мне надо сделать, размышляла она, применить к системе Брайля шифровальные чары, а потом произвести трансфигурацию. Она радостно улыбнулась самой себе.

*****
Это заняло больше времени, чем она ожидала. Прошла целая неделя, прежде чем она смогла успешно зашифровать текст, а потом полностью трансфигурировать книгу в шрифт Брайля. К ее разочарованию, требовалась значительная концентрация, чтобы изменить книгу, сохранив при этом оригинальный текст, но после достаточного – или даже чрезмерного – количества попыток стало легче, так что ей надо было сосредоточиваться только на самой книге. Каждая из трансфигурированных книг становилась гораздо больше, чем первоначально, и ей оставалось лишь надеяться, что профессор Снейп не станет возражать против книг, втрое превышающих нормальный размер. Она встретилась с профессором МакГонагалл за неделю до начала каникул.

Профессор МакГонагалл наблюдала, как Гермиона выложила на стол «Историю Хогвартса», открыла на первой попавшейся странице и подняла палочку.

- Ciphero, - произнесла она, и буквы на станице исчезли, сменяясь рядами точечек. – Subrigo.

Книга под взглядом профессора МакГонагалл распухла, страницы стали толстыми и жесткими. Наступила тишина; Гермиона стояла и ждала.

- Замечательно, - наконец сказала профессор МакГонагалл. – Совершенно замечательно.

Гермиона выдохнула с облегчением. Ей удалось решить проблему, и профессор МакГонагалл оценила это. Ее работа не осталась без похвалы, подумала она и улыбнулась. Такая трансфигурация мало где применима, но сейчас это неважно. Главное, что ей удалось изобрести абсолютно новое заклинание, и теперь перед кем-то могут открыться новые возможности.

Профессор МакГонагалл поднялась.

- Мои поздравления, мисс Грейнджер, вы получите за эту работу высшую оценку, - и она улыбнулась с искренней гордостью. Гермионе показалось, что она готова лопнуть от удовольствия, но восторг улетучился при следующих словах профессора МакГонагалл.

- Чтобы завершить проект, вы должны научить этим заклинаниям профессора Снейпа, - сказала она. – Не сомневаюсь, что он будет чрезвычайно доволен результатами.

- Гм, а я не могу просто научить заклинаниям вас? - спросила Гермиона. – А вы его потом… передадите.
Профессор МакГонагалл недоуменно посмотрела на нее.

- Не думаю, что это разумно. Мне нет необходимости самой учиться заклинанию. А если его будет знать профессор Снейп, он сможет легко переводить свою корреспонденцию в читабельный формат.

- Ох, - Гермиона незаметно вздохнула. Разумеется, это имело смысл, с ее стороны было смешно пытаться избегать мастера зелий, но ей все еще было не по себе оттого, что она единственная из учеников общалась с ним. Она не могла поговорить об этом с Гарри и Роном. Не то чтобы она ожидала от них понимания, но необходимость молчать о таком важном деле огорчала. Она поняла, что профессор МакГонагалл продолжает говорить.

- Я сообщу ему, что вы научите его заклинаниям сегодня вечером, - произнесла она. Гермиона нахмурилась.

- Простите, когда и где?

- В его комнатах, разумеется. Он отказывается выходить, - казалось, профессор МакГонагалл разрывается между презрением к его упрямому стремлению к уединению и глубокой печалью. – Сегодня в восемь. Полагаю, у вас нет более важных обязанностей в это время.

Гермиона молча покачала головой, но когда она поднялась и попрощалась, ей все еще было немного страшно. Она вошла в гриффиндорскую гостиную, жалея, что не может взять с собой Гарри и Рона, но знала, что это не подлежит обсуждению. Даже если бы она не поклялась молчать, то все равно не попросила бы их составить ей компанию: почему-то она изо всех сил пыталась оберегать чувство собственного достоинства профессора Снейпа. Когда она застала его врасплох, он вынужден был распрощаться с собственной гордостью, и ей больше всего хотелось сейчас навсегда забыть эту его минутную неуверенность. Она вздохнула, проходя через проем за портретом; оставалось еще четыре часа, прежде чем ей нужно будет спуститься в подземелье. Может, размышляла Гермиона, надо думать об этом как о взыскании – вполне подходящее наказание за чрезмерное любопытство и ужасную неосторожность. Она решила, что так и будет к этому относиться. Не так и страшно, всего лишь шлепок по руке за ее просчет; она вынесет наказание и раз и навсегда покончит с этим. В основном ее помощь сводится к работе в библиотеке и исследованиям, так что она может безо всяких угрызений совести ограничиться перепиской с профессором Снейпом. Удобно устроилась, ничего не скажешь, подумала она, испытывая к себе легкое отвращение, но, откровенно говоря, она не представляла, как помочь ему приспособиться, учитывая, что ее собственный опыт слепоты сводился к нулю. Ее мысли все еще двигались в не-магическом направлении, возможно, это смогло бы помочь.

Гермиона грызла ноготь, споря сама с собой, как лучше за это взяться, и так увлеклась, что чуть не пропустила ужин.

*****
Дверь в подземелья была закрыта. Ничего удивительного – но все же она ожидала увидеть, что дверь открыта и свет свечей заливает ледяной холл. Глупая мысль, конечно. По-видимому, в ту ночь кто-то не прикрыл дверь до конца, и Гермиона отстраненно подумала, кто бы это мог быть – не то чтобы это имело какое-то значение. Решительно сжав губы – она смотрела на дверь уже добрых три минуты – Гермиона подняла руку и постучала.

Дверь открылась со слабым скрипом. Это не удивило Гермиону, но, признаться, немного ее напугало. Распахнув дверь, она вошла, и ее охватило ощущение дежа вю: гостиная выглядела так же, как в прошлый раз, изменилось всего несколько вещей. Она заметила, что теперь были зажжены изящные свечи в золотых канделябрах. Профессор Снейп сидел нога на ногу за маленьким столиком, опершись локтями на подлокотники кресла и переплетя пальцы на уровне лица; он слегка ухмылялся, и создавалось впечатление, что он рассматривает ее через повязку. Гермиона глубоко вздохнула.

- Добрый вечер, профессор, - ровно произнесла она, стараясь, чтобы дрожь в голосе не выдала ее нервозность.

- Добрый вечер, мисс Грейнджер, - ответил он, и она заметила, что это прозвучало почти как Снейп говорил раньше – нет, говорит, мысленно поправилась она, это тот же самый человек. Он продолжил: - Присаживайтесь. Минерва сообщила, что вы изъявили желание поделиться со мной своим мастерством.

Нахмурившись, Гермиона все же подчинилась и, утопая в толстом ковре, пересекла комнату и села в неожиданно удобное кресло. Он не повернул головы в ее сторону. Такой же грубиян, как всегда, раздраженно подумала она.

Северус, со своей стороны, ничем не выдал недовольства по поводу того, что в его комнатах находится посторонний человек, тем более студент, хотя она и так уже незвано ворвалась сюда. Он совершенно вышел из себя, когда Минерва сообщила, что мисс Грейнджер будет учить его сегодня вечером – как истинный знаток, он не мог не оценить такой горькой иронии. Но все же у него не было особого выбора: если он хотел добиться какой-то независимости, то должен был выслушать девчонку.

Он слышал, как она постучала и дверь отворилась – он приказал домовым эльфам не смазывать петли, чтобы можно было знать, когда кто-то входит; он слышал легчайший звук ее шагов по ковру. Его поза была специально просчитанной, чтобы дать ей понять: он все еще сила, с которой надо считаться, но когда она подошла ближе, он уловил исходящий от нее страх – с металлическим привкусом, как у крови. Он мысленно отметил это: страх - полезный инструмент, и он был доволен, поняв, что его язвительные замечания пугают ее, по крайней мере, в этих комнатах.

Гермиона не знала, что сказать. «Добрый вечер, класс» было бы слишком нахально, чтобы не сказать преждевременно, а «давайте уже закончим с этим» - чересчур легкомысленно. Вопреки распространенному мнению, Гермионе не хотелось стать учителем: она умела объяснять, но вот ее терпения хватало очень ненадолго, и она никогда не знала, как обращаться с учеником. Ситуация была очень неловкой, и она беспокойно заерзала в кресле, не зная, как начать; тишина становилась гнетущей.

- Какая удивительная перемена, мисс Грейнджер. Не припомню, чтобы вы вели себя так тихо столь долгое время. Мне казалось, что вы жаждете учить меня, - Северус услышал, как она буквально подскочила на месте, и внутренне улыбнулся. Сноровки он не потерял.

Гермиона нахмурилась.

- Очень хорошо, профессор, - произнесла она. – Есть какая-нибудь конкретная книга, которую вы хотели бы трансфигурировать? Должна предупредить вас, что это сделает книгу в несколько раз больше изначального размера.

Он сжал губы и, повернувшись в кресле, поднял палочку:

- Accio По! – толстая книга в зеленом кожаном переплете слетела с полки и приземлилась в его протянутую руку. Северус положил ее на стол; на обложке золотым тиснением было выведено: «Полное собрание сочинений Эдгара Алана По». Гермиона подняла бровь.

- Как забавно, - сказала она, уставившись на книгу, - да еще и маггловская.

Снейп тихо хихикнул.

- Маги не особо сведущи в высоком искусстве художественной литературы, - пояснил он, ухмыляясь, - как, не сомневаюсь, вы уже успели обнаружить, - он услышал, что ее волосы зашелестели о мантию, возможно, при кивке. – А теперь, оставив литературную критику, может, все-таки продемонстрируете мне свое заклинаньице?

Заклинаньице? кисло подумала она. Боже, этот человек все так же невыносим. Гермиона нахмурилась, но в словах не высказала своего недовольства.

- Первая часть заклинания шифрует данную книгу - сказала она. – Сконцентрируйтесь на мысли о шрифте Брайля и скажите “ciphero”. Это изменит сам язык, - она опасливо смотрела, как Снейп, положив руку на книгу, чтобы убедится в ее местонахождении, поднял палочку и пробормотал: Ciphero. Слова на обложке замерцали и изменились, превратившись в череду точек, к вящему удивлению Гермионы. Она подумала, что у него было гораздо больше опыта со шрифтом Брайля, так что ему должно быть легче.

- Получилось? – спросил он. Она кивнула, и Снейп раздраженно хмыкнул: - Я не могу видеть вас, мисс Гренджер. Не надо мотать головой, скажите что-нибудь. Вы же не немая.

- Да, получилось, - огрызнулась Гермиона. – Хорошо, вторая часть заклинания делает этот шрифт физически ощутимым. Надо сказать «subrigo», и точки на странице станут выпуклыми. Когда вам нужно будет что-то записать, достаточно зачаровать перо, чтобы оно писало под диктовку, а чтобы прочитать написанное, использовать это заклинание. Простое обратное заклинание вернет текст в изначальную форму.

Северус кивнул, не выдав своего волнения, и снова нашел книгу, наставив на нее палочку.

- Subrigo, - произнес он, и был необычайно удовлетворен, почувствовав, что книга распухает и увеличивается у него под пальцами. Когда превращение закончилось, он провел пальцем по обложке и обнаружил название, набранное ясным шрифтом Брайля. – Весьма изобретательно, - неохотно признался он. Последовавший вздох Гермионы коснулся его рук, вызывая мурашки по коже. Он отодвинулся и почувствовал необъяснимую утрату. Это было нелепое ощущение – раньше он никогда не испытывал ничего подобного, оскорбляя ее или кого-то другого. Ощущение, что она отстраняется, странным образом задело его; он помрачнел, уронив голову на руку.

Гермиона не ожидала такого: он казался вполне довольным, насколько профессор Снейп вообще может выглядеть довольным, но вдруг стал подавленным и грустным, будто осознав, что оказался заперт в каком-то странном мире, где мог видеть всех, но не мог завлечь туда никого, что, в определенной мере, было истиной. Эта мысль заставила ее сердце сжаться, не оставив и следа от прежнего раздражения во все время их встречи, и она безотчетно протянула к нему руку через стол.

Его движение было столь быстрым, что она не заметила: сильная боль в запястье заставила ее вскрикнуть, но он лишь ослабил хватку, не отпуская. Он снова поднял в ней лицо, и ее посетило то же странное ощущение, что он молчаливо рассматривает ее, оценивает. Она потянула руку, от его прикосновения по коже разлилось волнующее тепло, длинные пальцы обвились, слегка касаясь чувствительной кожи на внутренней стороне запястья… Сердце Гермионы екнуло от неуверенности и страха, и она удивилась, почему он не произнес ни слова.

Ее запястье было таким тонким, а мягкое биение пульса там, где он касался ее чувствительными кончиками пальцев, отбило всякое желание сделать резкое замечание – она казалась нежной, но легкое напряжение выдавало силу, и он испытал странное желание притянуть ее ближе. Северус слышал ее тихие неглубокие вздохи. Интересно. Она была чересчур дерзкой, что он редко встречал в учениках, и это интриговало его…

- Профессор? – еле слышно произнесла Гермиона. Его молчание начинало действовать ей на нервы, она почувствовала легкие уколы страха. Он резко отпустил ее руку, и она отдернулась, начав массировать запястье.

Что он наделал?

- Прошу прощения, мисс Гренджер. Я отреагировал, не думая.

Гермиона прекратила потирать запястье и в изумлении уставилась на него. Извинение от Снейпа?

- Все в порядке, профессор, - неуверенно сказала она. – Я не должна была пугать вас. – Повисла неловкая пауза. – Есть что-нибудь еще, что вы хотите от меня? – спросила она, желая разорвать тишину.

Северус покачал головой.

- На данный момент нет, - он поднял со стола книгу, пытаясь скрыть свое замешательство. – Это меня вполне удовлетворяет.

Несмотря на зарождающееся сочувствие к Снейпу, эти слова разозлили ее. Гермиона встала из-за стола и подняла сумку.

- Очень хорошо, профессор. Я безмерно счастлива узнать, что три недели моей работы удовлетворяют вашим нуждам, - вспыльчиво произнесла она, и Северус почувствовал острый укол совести. Он услышал, как она направляется к двери, и скрип петель сказал ему, что она почти ушла. Сейчас или никогда, Северус, подумал он.

- Спасибо, мисс Грейнджер, - услышала она его хриплый голос и обернулась в изумлении. Он все еще сидел за столом, глядя на нее – нет, поправилась она, повернувшись ко мне. Его лицо было непроницаемым, и она задумалась, понял ли он вообще, что что-то сказал.

На мгновение Северусу показалось, что она уже ушла, оставив его наедине с собственной грубостью. Но потом от двери послышалось мягкое: «Пожалуйста, профессор». Прежде, чем он успел ответить, петли снова заскрипели и она ушла.



Глава 10.

Некоторые поражения более велики, чем победы

Мишель де Монтень

Северус снова чувствовал, что будущее выходит у него из-под контроля.

Прошло почти две недели, как он в последний раз видел мисс Грейнджер, но с тех пор, как она покинула его комнаты, он ни на шаг не приблизился к тому, чтобы начать играть новую роль в сопротивлении. Теперь он мог писать, делать заметки, перечитывать их и всеми силами пытаться помешать Волдеморту и его банде, прежде чем они что-то заподозрят. Он прекрасно мог вспомнить, как сделать это – о да, организованный, расчетливый ум, прекрасно служивший зельевару, был столь же полезен в арифмантике. Годы занятий зельями сохранили привычку все раскладывать по полочкам, так что теперь, чтобы добиться былых успехов, надо всего лишь немного попрактиковаться. Проблема состояла лишь в его нежелании ворошить старые воспоминания…

… свет свечи на пергаменте, перо мчится по девственно-белому листу, навсегда пятная его планами разрушения…

Эти ночи остались в прошлом, но ядовитые воспоминания все еще преследовали его. Он превращал свои любимые книги в читабельный формат и с жадностью поглощал их; это позволяло еще ненадолго отсрочить неизбежное.

Книги как старые друзья. Единственные друзья, которых он искал, по правде говоря. Конечно, у него были приятели в Слизерине, а потом среди Жрецов смерти, но все понимали, что это не более чем союзники. Но книги, книги были неизменны – до случившегося шесть недель назад. Северус трусливо порадовался, что мисс Грейнджер ушла до того, как он заново начал знакомиться с По: когда пальцы нашли выпуклые точечки на странице, обнаруживая, что магически преобразованный текст прекрасно сохранился, он испытал облегчение. Но когда первый восторг прошел, он почувствовал, что над ним зло подшутили; да, он мог читать, но былая легкость из процесса исчезла, изящный слог от его неумелости казался тяжелым. Будто он вернулся домой и обнаружил, что все передвинуто и переставлено невероятным образом, и невозможность сориентироваться сводила его с ума. Он второпях пропускал строчки, неправильно читал слова, и ему сложно было сосредоточиться.

А еще Северус чувствовал себя несколько странно. Руки, казалось, больше не принадлежали ему: теперь, когда не было глаз, чтобы направлять их, они порхали от предмета к предмету, касаясь, обыскивая, заново учась чувствовать, чтобы заменить ему зрение. Кончики пальцев стали невероятно чувствительными, и любое прикосновение вовлекало их в чувственный танец ощущений в попытке опознать форму и назначение предмета. Это приводило Северуса в замешательство. Казалось, он утратил контроль над собственными конечностями и они начали мыслить самостоятельно.

Постепенно он вновь овладевал собой, но разочарование было столь глубоко, что он боялся однажды сорваться и ненавидел себя за это. Да, он мог читать, но не мог ходить без посторонней помощи, не мог писать, не мог защититься от того, чего он не видит; ему казалось, что он может услышать, как шепчут заклинания или раздаются мягкие шаги, но ничто не могло помешать кому-то сорвать на нем злость или отомстить ему. Было неприятно признавать это, но он скучал по человеческому общению, хотя и знал, что гордость никогда не позволит ему сделать в этом отношении первый шаг. Последний человек, с кем он находился в одной комнате, была мисс Грейнджер, но Северус ни секунду не сомневался, что по собственной воле она сюда не вернется. Он же, эгоистично желая, чтобы она или хоть кто-нибудь нарушили его одиночество, в то же время был уверен, что опять будет вести себя неоправданно холодно.

Северус уронил голову на руки, чувствуя себя слишком усталым, чтобы держать ее прямо. Он устал от попыток забыться, искупить свою вину, от разочарований, от воспоминаний, которые наполняли его мысли. Глупо было мучиться из-за вещей, которые он не в силах изменить, но так же глупо и пытаться изгнать демонов прошлого.

Перо, которое Северус зачаровал писать под диктовку, ожидало на длинном свитке пергамента. Прошел добрый час, пока мрачные мысли сменялись в его голове, одновременно отвратительные и соблазнительные, нашептывающие ему о легких путях, которые о мог выбрать, о тяжелой дороге, по которой отправился… коварные мысли, истощающие мозг, иссушающие душу. Он тихо зарычал. В поражении – вызов, подумал он и глубоко вздохнул. Он долго размышлял о том, что попытается сделать первым делом, но в итоге решил, что хочет разобраться со всем.

- Пиши, - произнес он, и перо зашуршало, вертикально установившись на листе. Тише, тише. Делай то, что нужно сделать. - Пусть руна Ингуз* означает лечебный прогресс, ее смягчает руна Иса**, означающая перерыв на время V. Пусть V равно 5 лет…

Губы произносили это легко, слишком легко, предварительное уравнение так быстро оформилось у него в голове, будто он никогда не прекращал этим заниматься, будто и не прошло пятнадцати лет, будто он был рожден для этого; он постепенно осознавал, что все еще помнит, все еще управляет этим, несмотря на все попытки бросить – но это не имело значения, он вспоминал руны и теории о них. Числа и значения мелькали у него в голове, умоляя использовать их, подсказывая, что он должен принять во внимание тот или иной фактор. Когда слова начали иссякать, Северус с изумлением обнаружил, что сформулировал основную проблему, дополненную непредвиденной руной, которая будет препятствовать защите и вызовет возможные вариации проблемы. Он не мог понять, что должен чувствовать по этому поводу и в итоге решил, что не будет чувствовать ничего. Обнаружив, что не способен держать в голове все числа и ему нужно свериться с записями, чтобы продолжать, он потянулся за палочкой.

Северус произнес заклинание почти машинально и услышал, как меняется пергамент, но коснувшись его, не почувствовал, чтобы тот стал значительно больше. Это слегка обеспокоило его.

Руки снова невольно заскользили по бумаге, легко касаясь листа с плотной текстурой, находя первые выступающие точечки и… Рубчик? подумал он. Это неправильно. Северус начал сначала, ища знакомые слова. Громко произнеся: «Прекрати писать» и услышав, что перо опускается на стол рядом с пергаментом, он позволил кончикам пальцев найти слово «пусть» в верхнем левом углу страницы. Удовлетворенный, он пробежал пальцами по строке, в которой оно располагалось, и немедленно столкнулся с проблемой: после слов «Пусть руна» он нащупал только какой-то странный значок, потом слова «означает лечебный прогресс, ее смягчает руна…» Еще одна беспорядочная череда рубчиков. Нахлынувшая слабость боролась в нем с мелочным желанием закричать от ярости, когда его пальцы, порхая по листу, то и дело натыкались на неразборчивые значки – его опасения подтвердились; он вскочил с кресла, подбежал к стене и изо всей силы ударил в нее кулаком.

Очень глупо, Северус, мысленно прохныкал он: боль в сломанной руке, к несчастью, только обострила его гнев. Он упал на пол, раскачиваясь туда-сюда и баюкая запястье другой рукой, и, сжав зубы, заставил себя сконцентрироваться на проблеме, а не на боли.

Руны нельзя было зашифровать: для них не было аналогов в шрифте Брайля, так что все, что могло сделать заклинание – рельефно представить их на листе вместе с остальным текстом. Думай, Северус. Что можно сделать, чтобы исправить ситуацию? Заменить руны буквами было невозможно – они не были просто символами или переменными, но реальными силами, влияющими на все уравнение. В этом, как полагал Северус, и состояло различие между арифмантикой и маггловской алгеброй – в последней написанное само по себе не заключало никакой магической энергии, и все подсчеты приходилось вести человеку. В арифмантике же использовалась магическая сила рун, чтобы уравнение изменялось само по себе – и Снейп не знал, как можно заменить их. Все хорошо и славно, решил он, но он не может даже произнести их по буквам так, чтобы потом прочитать. Сила заключена в самой руне, а не в ее названии. Черт, черт, ЧЕРТ!

Боль в костяшках пальцев все больше завладевала его разумом; он знал, что рано или поздно ему придется отправиться к Поппи. И пожалел, что так яростно выразил свой гнев. Но помимо разочарования в глубине души он испытывал какое-то глупое счастье, что ему не нужно будет выполнять это задание, возвращаться к старым воспоминаниям и причиняющим боль мыслям. Северус чувствовал себя свободным от обязательств, и, несмотря на ноющее чувство вины, был рад, что у него есть оправдание. Его мучило знание, что на столе снова лежит клочок пергамента, содержащий семена разрушения. Теперь у него остались лишь воспоминания, от которых он так пытался убежать. Его дни были пустыми, и возвращение к этому занятию сводило с ума, напоминая о прошлом. Северус поймал себя на том, что его преследует непрошенный отрывок стиха. Ему часто приходило на ум то, что он однажды читал, и он схватился за это, лишь бы отвлечься от глупой и ребячливой попытки причинить себе вред. Это Колридж, он знал, но что там было дальше?..

Боль чуть притупилась, и он попытался сосредоточиться на чем-то другом, на чем-то не болезненном и не вызывающем эмоций, но интеллектуальном. Интересно, какая это поэма, подумал он, прежде чем неповрежденной рукой достать палочку и произнести: «Accio Колридж». Книга чуть было не пролетела мимо него, и он поспешно бросил палочку, чтобы поймать ее, случайно ударив по сломанной руке. Нет, подумал он, не обращай внимания… ты побеспокоишься об этом после.

Это оказалось до смешного просто: строфа, которую он искал, была из «Поэмы о старом моряке», он провел добрых полчаса, отыскивая то место, настойчиво игнорируя боль. Но найдя, почувствовал себя еще хуже, чем раньше.

Как путник, что идет в глуши
С тревогой и тоской
И закружился, но назад
На путь не взглянет свой
И чувствует, что позади
Ужасный дух ночной.
***

Боль пронзила руку, ему казалось, что тяжесть этого добровольного наказания раздавит его. Северус возненавидел себя за этот приступ жалости к себе, но не мог остановиться. Ничто в мире не могло отвлечь его от этих застарелых ужасающих мыслей, и больше всего ему хотелось убежать, забыть, оставить неудавшиеся замыслы и извращенное прошлое позади в пыли. Но он знал, что они все равно будут преследовать его.

Он просидел так долгое время, прежде чем позвать мадам Помфри.

*****
В первые же пять минут Рождественского бала Гермиона успела твердо увериться раз и навсегда, что танцы – это напрасная трата времени. Озарение постигло ее, когда Рон бесцеремонно схватил ее за руку и закружил по танцплощадке в диком головокружительном ритме, только чтобы запнуться и чуть не опрокинуть их обоих в чашу с пуншем, в котором, как она подозревала, было достаточно алкоголя. А Рону и так явно уже хватит, кисло подумала Гермиона, когда наконец избавилась от него и, приглаживая волосы, оглядывала зал. Похоже, виски уже свободно ходило по рукам в гриффиндорской спальне мальчиков: Гарри и Невилл, к большой печали их партнерш, успели скрыться в сторону туалета. Симусу, который хотя и переносил алкоголь лучше них обоих, тоже было не очень хорошо: его партнерша Сьюзан Боунс из Хаффлпаффа сердито пыталась оттащить его от Падмы Патил, у которой, судя по его живому интересу, за декольте скрывался целый миниатюрный городок. Единственным шестикурсником из Гриффиндора, не участвовавшим в «праздничной забаве», казалось, был Дин Томас, что было малоудивительно, учитывая, что его партнерша, Джинни, и так уже достигла точки кипения и лучше было ее не сердить. В конце концов, ее взяли в команду загонщиком не за красивые глаза.

Гермиона раздраженно выдохнула и, взглянув на Рона, который снова упал на пол, не в первый раз пожалела, что не способна никого напугать. Просто книжный червь, горько подумала она, потом наклонилась и подняла Рона на ноги.

- Вставай, - проворчала она, - пойдем прогуляемся.

Рон, опершись на ее плечо, поднял голову и громко заявил:

Мы все знаем, к чему это приводит.

Гермиона залилась краской, услышав смешки вокруг, и дернула Рона сильнее, чем это было действительно необходимо. Надеясь, что холодный ночной воздух хоть немного отрезвит его, она потащила его через двери по коридору. Снег шел помаленьку в последние дни, и уже насыпало по щиколотку, но в цветнике дорожки были сухими, а вокруг цвели розы. И все же было приятно ощутить прикосновение холодного воздуха к разгоряченному раскрасневшемуся лицу, и Гермиона глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, прежде чем обернуться к Рону. Он лыбился на нее, как хэллоунская тыква, только зубов было побольше.

- Ты себя точно нормально чувствуешь, Рон? – спросила она не столько из интереса, сколько опасаясь, что он испортит ее парадную мантию. Если его тошнит, он сам в этом виноват, ей совершенно не хотелось терпеть из-за этого. Рон захихикал, как девчонка.

- Никогда не было лучше, Герм-о-ивонна, - с трудом выговорил он, привалившись к каменной ограде и спугнув птиц, ворковавших неподалеку. Гермиона раздраженно вздохнула. Виктор не виноват в том, что его английский не идеален. В конце концов, он болгарин. Она мрачно посмотрела на Рона, который, казалось, уставился в пустоту, перевесив руки через перила и помахивая кистями, при этом он согнулся почти в двое, упираясь подбородком в каменную оградку.

- Я спрашиваю, тебя не тошнит? – твердо произнесла она, не обратив внимания на его шутку по поводу Виктора.

- Тошнит, - вдумчиво произнес Рон. – Тошнит-тошнит-тошнит-тошниттошниттошнитошни, - он захихикал, смешивая звуки, так что одно слово переходило в другое, а Гермиона возвела очи горе. Почему я? подумала она и немедленно решила, что вопрос до неприличия банален.

Она решила сменить тактику.

- Ты можешь стоять? – спросила Гермиона. Если он сможет встать, то сможет и дойти обратно до башни. У Рона, однако, были свои идеи на этот счет.

Необычайно ловко для столь пьяного человека он выпрямился, развернулся к ней и, положив руки на плечи Гермионы, притянул ее к себе, заставив задохнуться от негодования.

- Рон! – только и сказала она, оказавшись прижатой к его плечу, а его рука уже поглаживала ее по голове.

- Прости, Миона, ты просто такая красивая сегодня, - сказал он, обнимая ее. Ее сердце стучало как сумасшедшее, разрываясь между страхом, возмущением, сочувствием и ужасным пониманием, что она сделает все, что он попросит, просто потому что он ее друг.

Это открытие настолько шокировало Гермиону, что она не пыталась сопротивляться, когда Рон наклонился и поцеловал ее в щеку так мягко, что она растаяла в этой нежности.

- Прости, - снова сказал он. – Я знаю, что ты не хочешь меня.

От смирения в его голосе сердце Гермионы болезненно сжалось, а в горле пересохло; она знала, что он все еще не может справиться с чувствами к ней. И не имела не малейшего представления, что делать, но ей безумно хотелось не слышать никогда больше такого отчаяния. Она посмотрела Рону в глаза.

И он поцеловал ее.

Гермиона оказалась в полной растерянности. К ее изумлению, не было странной неловкой неуверенности, как в первом поцелуе с Гарри, но с другой стороны не было и искорок, легкого головокружения, появлявшегося от поцелуев с Виктором – она чувствовала себя странно отдаленной от своего тела. Гермиона, казалось, могла разложить по полочкам его действия, будто была сторонним наблюдателем, а он использовал ее тело в личных целях. Но это было не так: его губы касались ее мягко и нетребовательно, она ощущала острый вкус алкоголя, но Рон, казалось, не намеревался пойти дальше. Руки крепко сжимали ее спину, но прикосновение было скорее просто теплым, чем соблазняющим, и он не делал попыток ни притянуть ее ближе, ни оттолкнуть. Гермиона чувствовала себя ужасно. Она отодвинулась, не желая заставлять его принять ее отказ, но и не в силах продолжать, и снова почувствовала, как у нее сжимается сердце, когда он посмотрел с мрачным непроницаемым выражением.

К ее удивлению, Рон слегка улыбнулся.

- Спасибо, - произнес он, прежде чем, закатив глаза, без сознания упасть ей на руки.

Гермиона слегка пошатнулась под внезапным грузом, потом обрела равновесие и осторожно уложила Рона на пол. Затаив дыхание, она отступила назад и уставилась на блаженно улыбающееся тело.

- Твою мать! – с чувством сказала Гермиона.

*****
Гермиона смотрела на бледное спокойное в неестественном сне лицо Рона, который проплывал рядом с ней к больничному крылу. У него хорошее лицо, решила она, но слишком уж низкий порог сопротивляемости алкоголю. Вспомнит ли он вообще утром, что поцеловал ее? Будет ли он смущен или, хуже того, захочет большего? Неправильно все поймет? Подходя к двери больничного покоя, она разочарованно сжала губы; что бы ни случилось, она не даст ему никаких антипохмельных средств. Он сам в этом виноват, снова подумала она, стуча в дверь.

Появилась несколько раздраженная мадам Помфри, которая, впрочем, немедленно смягчилась, заметив состояние Рона. Бросив быстрый взгляд через плечо, она снова посмотрела на Гермиону и Рона и заявила: «Поскольку он проснется еще не скоро, вы можете зайти». Гермионе эта реплика показалась более чем странной, но она все поняла, когда прошла, потянув за собой спящего Рона.

На одной из кроватей сидел профессор Снейп, крепко держа запястье одной руки и сжимая зубы. Гермиона медленно подошла к ближайшей койке и опустила на нее Рона, над которым тут же начала суетиться мадам Помфри, не обращая на мастера зелий внимания. Тот свирепо нахмурился, и Гермиона задумалась, что с ним может быть не так, без особого удивления обнаружив, что немного беспокоится за него.

Северус чувствовал, что вот уже несколько минут на него кто-то смотрит, но кто – не мог понять, пока не ощутил в воздухе аромат манго. Так пахнет только один человек, вспомнил он. Ему хотелось прикрикнуть на нее, но со смущением вспомнив, как обошелся с ней две недели назад, он попытался остаться в рамках приличий.

- Мисс Грейнджер, я не зверушка в клетке, чтобы развлекать вас. Может, переключите свое внимание на того, кто способен его оценить? – Гм, подумал он. Это было совсем не правильно. Ну ты и ублюдок, а, Северус? Он нахмурился, раздраженный тем, что слова «Да, мисс Грейнджер» каким-то образом превратились в столь саркастичное замечание где-то на пути от его мозга к языку.

Гермиона же, со своей стороны, на сегодня уже была сыта трудными людьми по горлышко.

- Ах, простите, профессор, - огрызнулась она. – В следующий раз, когда меня постигнет странное желание поволноваться о вас, я вспомню, насколько вы обходительны и милы, и приду в себя.

Северус поморщился. Он получил по заслугам, но это означало, что отповедь ему понравилась. Он повернулся спиной к девушке, сжимая зубы.

Гермиона, увидев, что он отворачивается, невольно пожалела о своих словах. Ну почему я так легко попадаюсь? сердито подумала она. Но, как всегда, было уже поздно.

- Простите, профессор, - сказала она, - я не подумала.

Она предоставила ему прекрасную возможность сказать в ответ что-нибудь грубое, и Северус в буквальном смысле прикусил язык, чтобы не произнести нечто вроде «ничего удивительного», или «вы вообще этим занимаетесь?», или «какие слова – прямо девиз всей вашей жизни, а?». Он почувствовал вкус крови и, осознав, что ему очень больно, невольно вскрикнул.

За раздражением Гермиона испытала приступ беспокойства. Она сделала несколько осторожных шагов вперед, остановившись в полуметре от него.

- Вы в порядке, профессор? – спросила она.

Он кивнул и, отпустив запястье, начал неловко рыться в мантии, наконец извлек платок и приложил его ко рту. Когда он отнял белую ткань от лица, та была испачкана кровью.

- Кажется, я прокусил язык, - сухо сказал он, отбрасывая платок.

- Ой, - Гермиона непроизвольно поморщилась.

- Не будьте так брезгливы, мисс Грейнджер. Вы видели вещи и похуже.

Ей хотелось запротестовать, но она сдержалась. Со словами «надеюсь, вы в порядке» она прошла и села напротив него.

Северус услышал шорох и с удивлением понял, что Гермиона сидит на соседней кровати.

- Что вы делаете? – недоверчиво спросил он.

- Сижу, - слегка удивленно ответила она. – А что, нельзя?

Северус только покачал головой.

- Да нет, но почему вы не со своим спутником? – спросил он, слыша, как Поппи суетится над другим обитателем комнаты, который до сих пор не сказал ни слова.

- Вы имеете в виду Рона? – спросила она, и он уловил в ее тоне усмешку. – Этот пьяный урод не особо нуждается в том, чтобы я вокруг него прыгала, учитывая, что он без сознания.

- Это я уже понял, - сказал Северус. – Просто я ожидал, что вы на шаг от него не отойдете, вот и все. – Умный ход, Северус, тут же выругал он себя. Необычайно вежливо. Он услышал, как она вздыхает.

- Вовсе нет, к его горю, - бездумно ответила она и тут вспомнила, с кем говорит. – А, не берите в голову, - быстро добавила она, увидев, что профессор открыл рот. Снейп ничего не сказал, но на его губах плясала ухмылка.

- Конечно, мисс Грейнджер, - произнес он и замолчал.

Гермиона использовала эту возможность, чтобы рассмотреть его. Он выглядел получше: немного поправился, щеки перестали быть такими впалыми, волосы вернулись в обычное грязно-прилизанное состояние, но не были уже в полном беспорядке. С другой стороны, морщинки стали еще глубже, чем в последний раз, когда она его видела. Он снова начал потирать запястье.

- Что с вашей рукой? – выпалила она, не в силах противостоять любопытству.

Северус резко поднял голову.

- Я сломал ее, - произнес он и отвернулся.

- Как? – удивилась Гермиона. Как он умудрился сломать руку? Он же, кажется, ничего не делает.

Северус нахмурился. Вот нахальная девчонка.

- Мне показалось, что если ударить ей в стену, это облегчит мне некоторое разочарование после того, как ваше заклинаньице подвело, - огрызнулся он и немедленно пожалел об этом, услышав, как она резко вздохнула. – Не обращайте внимания на то, что я сказал, - сбивчиво добавил он.

Гермиона покраснела. Черт его подери, подумала она. Не может даже нормально извиниться.

- Хорошо, профессор, - холодно ответила она и поднялась.

Северусу снова показалось, что что-то покидает его.

- Во мне просто говорит разочарование, - произнес он, поднимая голову в том направлении, где должна быть Гермиона. Северус ощутил необъяснимую тоску: в конце концов, она изобрела заклинание специально для него, а он лишь высмеивает ее. Он вздохнул. – Это моя личная проблема, - пояснил он. – Вашей вины нет.

Гермиона была не в том настроении, чтобы так просто успокоиться.

- Я не сомневалась в этом, профессор.

Она уже почти ушла, но прежде чем высокомерно пожелать ему хорошей ночи, увидела, что уголки его губ поползли вниз, и теперь он казался не кислым и сердитым, а просто несчастным.

О, дьявол, подумала она.

Снейп с удивлением услышал, что ее тон смягчился, когда она произнесла:

- Надеюсь, ваша рука не сильно болит.

Он молча кивнул. Движение воздуха, в котором витал сладкий тропический аромат, сказало ему, что Гермиона покинула больничное крыло.

--------------------------
*Игнуз (INGUZ) – «плодородие», 22 руна Старшего Футарка, входящая в атт Тюра. Символизирует бога плодородия Инга, также ее связывают с именем Фрейра, воплощающим мужскую силу. На мирском уровне заключает в себе представление о смене времен года, а также о периодическом затухании жизнедеятельности для накопления жизненных сил, которые потребуются потом для возрождения земли или человеческой активности. Одновременно символизирует и радость сексуальных взаимоотношений - неомраченную никакими условностями и комплексами.
В толковании Ингуз означает некое событие, являющееся одновременно завершением некоторого этапа и началом следующего. При этом Ингуз является символом потенциальной энергии, которая накапливается до определенного момента, чтобы потом найти свой выход, получить возможность двигаться вперед, не замечая возможных трудностей.
** Иса (ISA) – «лед», 11 руна Старшего Футарка, входящая в атт Хагала. Эта руна воплощает статическое состояние, инертность, распад. Она означает вынужденную остановку «замораживание» какого-либо процесса, задержку по внешним причинам. В некоторых толкованиях считается, что за этой остановкой скрывается невидимый переход процесса/явления в новое качество, другие же, напротив, связывают эту руну со смертью.
*** Coleridge, “The rime of the ancient mariner”, цитата по переводу Н. Гумилева. Оригинал и перевод поэмы можно найти здесь: http://coleridge.narod.ru/mariner.htm.




Глава 11.

Туманное утро еще не означает облачный день

Старинная пословица

Дамблдор постепенно терял терпение. Новый Год пришел и прошел, а с Северусом все еще было невыносимо трудно; откровенно говоря, это начинало несколько раздражать.

Он незаметно вошел в комнаты мастера зелий и, к своему разочарованию, застал их обитателя сжавшимся в дальнем углу зеленого дивана. Камин не был зажжен, и единственным источником света оказалась палочка Дамблдора. По лицу Северуса заплясали зловещие тени, когда директор подошел ближе к нему. Старый маг недовольно фыркнул.

- Почему ты прячешься здесь? – решительно спросил он. Северус не двинулся.

- Мне кажется, это вполне подходящее времяпрепровождение, - ответил он. – Темные углы. Лучшее место для меня.

Дамблдор невольно закатил глаза. Он опять в таком настроении.

- Ей-богу, Северус, совершенно ни к чему сидеть одному в темноте, - проворчал он, подходя к углу дивана, чтобы рассмотреть Снейпа поближе.

- Тогда хорошо, что мне не видно разницы, - ответил Северус, отворачиваясь.

Дамблдор разочарованно вздохнул. Сидящий перед ним человек был, возможно, их лучшим шансом в борьбе против Волдеморта, но его блестящий ум полностью заслоняли непродуктивные эмоции.

- Нам нужно, чтобы ты попытался сделать это, - тихо сказал Дамблдор. – Нам нужна твоя помощь.

Северус презрительно фыркнул

- Я устал, Альбус, я устал. – Лицо с повязкой обратилось к потолку, а Дамблдор потер кончик носа. Это все равно что разговаривать со стенкой, подумал он.

За прошедшую неделю на ум Северусу приходило несколько решений, но все они оказывались бесплодными. Он пытался удержать все в голове, но уравнения были слишком длинными и сложными даже для него, к тому же он не мог возвратиться к ним после, чтобы посмотреть, какую руну использовал. Северус попытался нащупать руны с обратной стороны листа, может, так эти зарубки будет легче разобрать. К несчастью, это оказалось так же сложно, и со смесью смирения и облегчения он сдался.

Дамблдор взмахнул палочкой в сторону одного из кресел у камина, и то подлетело поближе к дивану. Директор зажег огонь в камине и сел, рассматривая человека напротив, поджав губы.

- Северус, - начал он. – Я думаю, мы должны попытаться по крайней мере еще раз. Я говорил с мисс Грейнджер о нашей проблеме, и она предложила простое решение, которое я, к стыду своему, не рассматривал, - директор уселся поудобнее на кресле и продолжил. – Всего лишь нужно, чтобы кто-то сидел с тобой во время работы и повторял уравнения, когда они тебе понадобятся.

Северус внутренне вздрогнул. На самом деле, он действительно думал о таком варианте, но не упомянул о нем, потому что ему, откровенно говоря, было слишком страшно продолжать. Он привел последний аргумент.

- Директор, это не поможет, если мне надо будет свериться с бумагами, когда я буду один.

Дамблдор улыбнулся.

- Не волнуйся, мисс Грейнджер все предусмотрела.

С нее станется, кисло подумал Северус.

Дамблдор продолжил, не обращая внимания на его испуганное выражение:

- Тот, кому выпадет счастье помогать тебе, может заодно писать полное название рун по буквам. Это далеко не так удобно, как читать оригинал, учитывая, что дальнейшие операции с ними производить будет нельзя, но, полагаю, это лучшее, на что мы можем надеяться. Не потребуется никаких дополнительных заклинаний, да и вообще одна голова хорошо, а две лучше.

Смотря какие головы, подумал Северус.

Недолго ему довелось порадоваться, что его оставили в покое. Покой, конечно, понятие относительное. Он смертно скучал, это правда, но лучше уж скучать, чем продолжать то, что тебе ненавистно. Ему хотелось убить Волдеморта собственными руками, схватить его за отвратительную тощую шею и переломить пополам. Но, помимо этого, ему хотелось смешать все планы Темного Лорда. Было бы хорошо, конечно, убить его, но Северус полагал, что на данный момент готов удовлетвориться тем, что станет колючкой у него в заднице. Одна проблема – от единственного способа, которым это можно сделать, ему становилось просто физически плохо. Вслух, однако, он произнес:

- Конечно, Альбус. Если вы считаете, что так лучше.

Он когда-нибудь перестанет? подумал Дамблдор.

- Я рад, что ты согласился, Северус. Думаю, в данных обстоятельствах Милдред будет лучшим ассистентом в твоей работе. Она более чем компетентна.

- Разумеется, Альбус, - ответил Северус невыразительным, но горьким тоном. – Спасибо, что зашел. Было как всегда приятно тебя видеть. И скажи Ремусу, чтобы перестал шариться в моих книгах.

Из другой комнаты послышался звук падения тяжелого тома, который выронили от удивления; Дамблдор жестко посмотрел на Снейпа.

- Откуда ты узнал, что он здесь? – сурово спросил директор.

- Он воняет, - коротко ответил Северус и отвернулся, показывая тем самым, что разговор окончен, по крайней мере, с его стороны. Дамблдор вернул кресло на место и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Северус внимательно прислушался и ухмыльнулся, уловив приглушенный, но явно полный возмущения голос: «Воняю? Ничего подобного!» прежде чем дверь в коридор скрипнула и закрылась. В конце концов, подумал он, перестав улыбаться, разговор закончился гораздо приятнее, чем я мог ожидать.

*****
Покинув подземелья и наконец оказавшись в безопасности в кабинете директора, Ремус сел, только для того, чтобы немедленно вскочить и начать носиться по комнате. Дамблдор с улыбкой наблюдал за ним.

- Кажется, это беспокоит тебя, Ремус? – мягко спросил он после того, как тот дважды споткнулся о ковер и неосторожно свалил дейдру, одно из любимых комнатных растений директора.

Оборотень замер и взволнованно провел рукой по седеющим волосам.

- Простите меня, Альбус, но он совсем не похож на Северуса. Я никогда не видел, чтобы он так себя вел: он не сделал ничего из того, что я мог бы от него ожидать – ну, не считая этого случая с кровью на стене. Он должен до сих пор кипеть от ярости, а вместо этого сидит и хандрит, – выпалил Ремус.

Дамблдор глубоко вздохнул.

- Я согласен с тобой, - сказал он, потянувшись за лимонной долькой.

- Хочу сказать, - продолжил Ремус, - что он должен уже пережить это, ну или по крайней мере страшно рассердиться. А он только прячется, не выходит из своих комнат и жалеет себя!

- Я знаю, - ответил Дамблдор. – Но я сомневаюсь, что он перестанет оплакивать потерю зрения в ближайшем будущем.

Ремус плюхнулся на кресло.

- Почему он делает это, Альбус? В смысле, мы с ним не в лучших отношения, конечно, но все же… То, что с ним случилось, просто ужасно, правда?

Дамблдор кивнул, переплетая пальцы на животе.

- Действительно, так и есть, но сам он впервые считает это незаслуженным. – Ремус в замешательстве склонил голову. – Я хочу сказать, - продолжил Дамблдор, - что когда он в первый раз пришел ко мне, его разрывала ужаснейшая ненависть к себе и чувство вины. Он добровольно подвергался опасности, потому что считал, что сам навлек ее и то, что он может погибнуть, занимаясь шпионажем, будет справедливым. После падения Волдеморта его бросили в Азкабан прежде, чем я успел его освободить. И он не сожалел об этом, искренне считая, что не заслуживал лучшего за совершенные преступления. Постоянно преследовавшее его чувство вины не оставляло места жалости к себе: он полагал, что сам во всем виноват, несмотря на то, что был молод, попал в дурную компанию и в конце осознал ошибочность своего пути.

Ремус нахмурился.

- Разве он хотел, чтобы его пытали и убили из-за этого? - спросил он. – Но, тем не менее, продолжил шпионить?

Дамблдор кивнул.

- Он считал смерть вполне подходящим наказанием. Готов был смириться с ней. Но это… - на долгое мгновение он замолчал. – Полагаю, это первая вещь, которую он считает полностью незаслуженной, и именно поэтому настолько погряз в депрессии. Он так долго работал ради того, что считал правильным и справедливым, наконец поняв, что есть зло. Он мог бы принять наказание за все свои предыдущие действия. Но когда это случилось, он как раз пытался исправить одну из своих ранних ошибок, а теперь не может сделать ни шагу к цели. Несчастье поразило его на пути к искуплению, и теперь ему никогда не пройти этой дороги. Ты можешь понять это?

Ремус казался подавленным.

- Да, я понимаю, - тихо сказал он. – Просто никогда не думал, что Северус верит во вселенскую справедливость.

- Не думаю, что он верит, - ответил Дамблдор. – Думаю, он просто поражен тем, что оказался ненужным и не может заплатить по счетам, - директор внимательно посмотрел на Ремуса. – У него есть представление о чести. Просто оно спрятано глубоко.

Ремус только кивнул.

*****
Дамблдор никогда не видел Милдред Вектор такой злой, даже когда близнецы Уизли зачаровали доску так, что буквы в уравнениях постоянно менялись, образуя неприличные слова. Ее волосы выбились из пучка, очки съехали и запотели, а цвет лица напоминал спелый помидор. Она дышала так, будто только что пробежала марафонскую дистанцию.

- Альбус! – закричала она, заставляя Дамблдора очнуться от мечтательного забытья. – Вы меня слушаете?

- Простите, я задумался о чем-то другом, - успокаивающе произнес он и, не в силах сдержать порыв озорства, добавил: - Вы такая очаровательная, когда злитесь.

- Даже не пытайтесь лебезить передо мной! – резко выкрикнула Милдред. – Я пришла сказать вам, что не могу работать с этим невыносимым гадом! Если вы попытаетесь меня заставить, я немедленно уволюсь! И удачи вам найти нового профессора арифмантики посреди учебного года! – судя по ее виду, угрозы не были пустыми.

- Я полагаю, вы говорите о Северусе? – уточнил Дамблдор только чтобы позлить ее.

- Ох! Вы же знаете, что да! Он не слушает ничего из того, что я говорю!

Дамблдор нахмурился.

- Прошу прощения, но мне казалось, что вы помогаете ему, заменяя его глаза, а не поучая.

- Но он делает просто вопиющие ошибки, Альбус. Уж извините, но я чувствую себя просто обязанной поправить его, - твердо сказала она.

- Понимаю, - произнес Дамблдор, который вовсе ничего не понимал. Как бы там ни было, Северус Снейп великолепно учился по арифмантике, как и по зельям, с той разницей, что он отказался развивать этот дар после падения Волдеморта. Директор сомневался, что кто-то столь требовательный к себе, как Северус, может допускать ошибки в своей работе. Вероятнее всего, он просто пропускал логические связки, а Милдред не могла уследить за ходом его мысли, хотя говорить ей об этом было не очень мудро. Дамблдор скорчил добрейшую до некоторого слабоумия улыбку и наклонился к Милдред, похлопывая ее по плечу.

- Не волнуйтесь, моя дорогая. Если вы не хотите работать с Северусом, я не могу вас заставить. - Милдред явно испытала облегчение и, без сомнения, уже пожалела об опрометчивой угрозе отказаться от места. - Однако, - продолжил Дамблдор, - мы вернулись к тому, с чего начали, прежде чем мисс Грейнджер предложила решение нашей проблемы, - он вздохнул и откинулся в кресле. – Я надеялся, что мне не придется просить ее найти еще один выход. Но, учитывая, что вы отказались работать с Северусом, кажется, у меня нет выбора. Разве что… - он подмигнул, - вы можете предложить кого-то в замену.

Милдред помрачнела.

- Альбус, простите. Я знаю, что это эгоистично с моей стороны, но, думаю, мы с Северусом просто не сможем работать вместе. Меня все время тянет предугадывать его действия. – Дамблдор, казалось, увидел лучик надежды, который тут же перечеркнули ее следующие слова. – Особенно когда он ошибается.

- Я понимаю, - сказал он, - но кто еще захочет заниматься этим?

Милдред фыркнула.

- Никто, полагаю. Мисс Грейнджер умная девушка. Думаю, она быстро поймет, что никто по доброй воле не захочет работать с этим человеком.

- Хорошо, Милдред. Я поговорю с мисс Грейнджер и попытаюсь придумать что-нибудь еще, - Альбус вздохнул. – Я больше не задерживаю тебя.

Профессор арифмантики кивнула и быстро покинула комнату, в которой разочарование директора было почти физически ощутимым.

*****
Гермионе казалось, что она в любой момент готова расплакаться: она никак не могла смириться с фактом, что не продвинулась ни на шаг в решении того, что называла Проблемой. Возможно, заглавных букв это и не заслуживало, но было достаточно серьезным, чтобы повлиять на ее каждодневную жизнь – притом, что раньше ей удавалось выбросить это из головы хотя бы в светлое время суток. Дамблдор вызвал ее в свой кабинет в первый день нового семестра, и она пообещала, что найдет решение, если таковое вообще существует, в течение недели.

Теперь же Гермиона сидела в библиотеке, сжимая голову руками, волосы в сухом воздухе вились как сумасшедшие, а она пыталась сдержать порыв побиться головой об стол. К тому же, Гермиона начинала бояться, следующего шага Волдеморта, не столько потому, что что-то уже произошло, сколько из беспокойства за родителей. Ей надо было поехать домой повидаться с ними. Они счастливо продолжали жить, даже не подозревая, какой опасности подвергаются. Не очень похоже, что они могут оказаться следующими жертвами, но Гермиона начала осознавать их уязвимость, как и всех сейчас в магическом мире. Дамблдор ничего не сказал ей, но эта задержка в любом случае означала, что драгоценное время утекает.

Гермиона вздохнула, чувствуя, что тугой комок в горле грозит взорваться слезами. В последнее время ей часто приходилось бороться с собой, но она не могла остановиться: был уже вечер пятницы, а решение проблемы было так же далеко от нее, как и в понедельник. Сперва она полагала, что двигается не в том направлении, как и в начале проекта по трансфигурации, но теперь перестала так думать; если уж к ней до сих пор не пришло озарения, скорее всего, оно не придет вообще. Она испробовала несколько заклинаний, которые должны читать текст вслух, но, оправдывая свою репутацию, они то шипели, то произносили половину слов неверно, то пищали как гелиевые роботы. Не было никакой возможности сохранить руны и сделать их читабельными для пальцев: она немного поэкспериментировала с зарубками, но ни к чему не пришла. Гермиона с ужасом ожидала визита к директору: ей хотелось хоть немного прийти в себя, но часы показывали уже четверть первого, так что она встала, попыталась пригладить волосы и скрепя сердце направилась к горгулье, которая охраняла вход в кабинет Дамблдора.

Гермиона тяжело плюхнулась в кресло у стола Дамблдора; это стало почти привычным. Ее посетила праздная мысль, что теперь она побывала у директора в кабинете почти столько же раз, сколько Гарри. Старый маг напротив нее казался изнуренным, но все же мягко улыбнулся, выжидательно наклоняясь к ней.

- Вы не нашли другого решения нашей проблемы, мисс Грейнджер?

Гермиона поймала себя на том, что у нее дрожит подбородок, и сердито взяла себя в руки. Слезами делу не поможешь. Она вздохнула.

- Я не думаю, что оно существует, профессор Дамблдор. Наиболее практичное решение – найти профессору Снейпу помощника. Извините, - напористо сказала она, сердясь на профессора Вектор за то, что та подвела ее, как и все остальные в этом деле. Несмотря на ее опасения, было очевидно: если директор готов пойти так далеко, чтобы получить помощь профессора Снейпа, то либо ситуация была крайней, либо талант профессора Снейпа слишком уж ценным, чтобы ему пропадать понапрасну. Гермиона подняла голову. – Я действительно старалась, профессор, - сказала она.

Директор кивнул, закрыв глаза и явно над чем-то размышляя. Гермиона беспокойно заерзала на кресле.

Дамблдор же мысленно перебирал людей в школе, у которых окажется достаточно времени и терпения, чтобы работать с мастером зелий. Второй критерий автоматически исключал девяносто процентов персонала, в итоге оставались только Помона Спраут, Ремус Люпин и он сам. Ремус согласится, хотя бы только потому, что он согласится сделать все что угодно ради Гарри и их дела, но их былая вражда со Снейпом покажет себя немедленно и испортит любое сотрудничество. Помона казалась наиболее подходящей кандидатурой, но, по здравому размышлению, у нее просто нет на это времени: ей и так приходилось управляться с обязанностями главы Хаффлпаффа, профессора гербологии, да теперь еще и заменять профессора зелий. В итоге оставался только, гм, он сам. К несчастью, ему едва хватало времени, чтобы управлять всем, даже с помощью хроноворота и профессора МакГонагалл. Казалось, никого больше нет.

Он открыл глаза и посмотрел на мисс Грейнджер, которая ерзала на кресле, уставившись в стол, с недовольным выражением на лице – возможно, из-за самой себя. Внезапно его озарило.

- Мисс Грейнджер.

Гермиона в испуге подняла взгляд. Дамблдор улыбался, но что-то в его выражении заставило ее испытать укол страха. Директор наклонился через стол, посмотрев ей прямо в глаза.

- Не хотели бы вы, - произнес он, - заработать еще дополнительных баллов?

*****
Знакомый тропический запах пронесся в воздухе, заставляя Северуса нахмуриться.

- Что она здесь делает, Альбус? – зло спросил он. – Вам мало было напустить на меня одну невыносимую всезнайку?

Гермиона вспыхнула. Она еще ничего не успела сказать, а его грубые слова уже вывели ее из себя. Она не смогла заставить себя ничего съесть за ужином в ожидании этого противостояния, и не пожалела. Ее мрачные предчувствия, кажется, полностью оправдались. Однако было уже слишком поздно отступать, даже если бы она и захотела. Гермиона сжала зубы, а Дамблдор, стоящий перед ней в маленькой комнате, прочистил горло.

- Мисс Грейнджер любезно согласилась быть вашей помощницей, Северус. К сожалению, Милдред подтвердила свое нежелание продолжать, - беззаботно произнес он, но Северус услышал стальные нотки в голосе. – Надеюсь, вы будете относиться к мисс Грейнджер с таким же, если не большим уважением, как к Милдред.

Северус фыркнул.

- Если бы Милдред так усиленно не пыталась испортить мою работу, все было бы прекрасно, - сказал он. – Как бы там ни было, вы умудрились найти еще более самоуверенную и любящую совать нос в чужие дела особу.

Гермиона открыла рот.

- Ну, знаешь, она, между прочим, находится здесь же, - быстро произнес Дамблдор, раздумывая, насколько его решение было мудрым. Все казалось таким простым и легким в его кабинете…

- Я в курсе, - раздраженно произнес Снейп, - хотя чем я заслужил это бесконечное наказание – загадка для меня. Вы не могли просто оставить все как есть, верно?

Дамблдор потерял терпение.

- Северус, мир не может подождать, пока ты убиваешь время, с онанистским наслаждением предаваясь жалости к себе. У тебя есть работа, которую надо сделать, ты знаешь это лучше, чем кто-либо и, я надеюсь, исполнишь свой долг, - отрезал он. – Полагаю, вы должны обсудить кое-какие детали, так что оставляю вас. И я настаиваю, чтобы вы преодолели себя и сконцентрировались на задании, - Дамблдор развернулся и быстро вышел.

Впервые за много лет Северус почувствовал, как краска смущения заливает его щеки, когда услышал тихое хихиканье мисс Грейнджер, хоть она и пыталась сдержаться, как могла.

Прежде чем он смог поставить ее на место, послышался шорох мантии и звук шагов Дамблдора замер.

- Северус, - раздался голос от двери, - не дай бог тебе прогнать мисс Грейнджер. Ты знаешь, насколько высоки ставки.

И с этим Дамблдор ушел, оставив Северуса наедине со все еще посмеивающейся Гермионой.




Глава 12.

Все желают обладать знаниями, но немногие готовы заплатить за них
Ювенал

Это совсем не смешно, сурово повторяла себе Гермиона, но поделать ничего не могла: смешки вырывались сами собой, хоть она и зажимала рот рукой. Вид сидящего за столом в своих мрачных подземельях и отчаянно краснеющего профессора Снейпа и так был достаточно забавен, не говоря уж о том, по какому смешному поводу он так смутился… Она давилась смехом, наблюдая, что профессор Снейп все больше и больше мрачнеет. Наверное, это дурной знак для нашей дальнейшей работы. Заткнись наконец, сказала она себе, пытаясь взять себя в руки, и после героической минуты борьбы ей это удалось, хотя она все еще ухмылялась как ненормальная.

Профессор Снейп молчал. Улыбка сползла с лица Гермионы, и той стало не по себе в полной тишине комнаты, которую лишь подчеркивало потрескивание огня в камине. Снейп просто сидел, сцепив пальцы, и она знала, что все это – его неподвижность, молчание, сама поза – делалось только для того, чтобы смутить ее. Хуже всего то, что это работало.

Напряженная тишина протянулась между ними, разматываясь, как серебряная нить, и Гермиона была готова закричать во весь голос, лишь бы нарушить ее. Но она решила, что кричать будет все же несколько неблагоразумно, и заговорила:

- Да, профессор? - живо спросила она, пытаясь скрыть, насколько ей не по себе. Ее неуверенная веселость казалась странной в подземельях.

Профессор Снейп ухмыльнулся.

- Я всего лишь надеялся, что вы поделитесь со мной причиной своего веселья. Должно быть, это необычайно остроумно, раз вы получили столько удовольствия, - сказал он.

О боже. Она порадовалась, что он не может видеть ее лица, и жутко покраснела.

- Гм… - она запнулась в замешательстве, - ну, это не так уж и смешно…

- О нет, - перебил он. – Скажите мне, прошу. Я уже сто лет хорошо не смеялся.

И почему я не удивлена, подумала Гермиона.

- Поразите меня, - продолжил Снейп. – Молю, - он откинулся в кресле, ожидая с наигранным терпением.

- Ну, - медленно начала Гермиона. Черт, это было так сложно, а Снейп не хотел ей помочь. Он насмешливо поднял бровь. – Просто… э-э… я никогда бы не подумала, что… э-э… профессор Дамблдор может использовать слово… «онанистский». - Ну почему я так и не могу научиться врать? Она покраснела и заерзала под взглядом профессора… нет, поправилась она, иллюзией взгляда… он не может в самом деле видеть меня. Тем не менее, решила она, необычайно жутко смотреть в это резкое, неприятное слепое лицо и ощущать, что и он каким-то образом смотрит на тебя, как антропоморфная версия ницшеанской бездны*. Повязка на глазах усиливала этот странный обман; белая, в свете свечей она приобрела абсурдно жизнерадостный оранжевый оттенок, еще больше противоречивший тому, что под ней скрывалось, не говоря уж о том, чего там не было. Гермиона могла поклясться, что он видит через повязку, будто можно было подглядывать… По его глазам – черным, как она помнила – ей всегда казалось, что он может читать мысли, но сейчас было еще хуже. Теперь он читал ее душу как раскрытую книгу.

Гермиона осознала, что зачарованно разглядывает его, и не без труда избавилась от странных ощущений. Просто смешно, выбранила она себя. Даже если бы он мог разглядывать ее душу – а он не может, твердо заверила она – вряд ли ей бы кто заинтересовался. Особенно бывший Жрец cмерти. Мысль была довольно уничижительной, но Гермиона успокоилась и продолжила рассматривать его. Неверные блики колыхались по стенам, и по лицу Снейпа пробегали странные тени. Гермиона прищурилась: если бы она не знала, что из себя представляет профессор Снейп, то приняла бы колебание теней около его губ за тщательно скрываемую, но несомненную улыбку: казалось, будто его губы слегка изогнулись. Это еще больше выбивало ее из колеи: улыбающийся Снейп – нечто неслыханное. Гермиона склонила голову набок и почти невольно придвинулась ближе, пытаясь разгадать его странное выражение…

- Я разочарован, мисс Грейнджер, - он двинулся так резко, что она в испуге отпрыгнула назад с бешено колотящимся сердцем.

- Что? – растерянно спросила она, вспоминая предыдущие несколько минут и пытаясь уловить нить разговора.

- Типичная подростковая реакция, - продолжил Снейп. – У меня создалось впечатление, что вы это уже переросли, - он неприятно улыбнулся, словно снова надев свою маску тиранического мастера зелий. Гермиона ощутила привычный укол страха, прежде чем вспомнить, что она не на уроке – по крайней мере, официально, прошептал тихий голосок у нее в голове – и здесь нет косых взглядов и злобных сокурсников, которым не терпится увидеть ее унижение.

Здесь нет никого, кроме нас, подумала Гермиона. Разумеется, он мог говорить что угодно, но, насколько она поняла, больше не в его власти было снимать баллы и назначать взыскания, пока они работали вместе. Ей тоже давалась возможность высказать все, что захочется.

С другой стороны, я не представляю, как ответить на это, уныло подумала она, удовольствовавшись тем, что нахмурилась. Снейп так чертовски уверен в себе. Это раздражало Гермиону больше всего. Он удобно устроился в кресле, положив ногу на ногу, и выглядел настолько равнодушным, будто оказывался в подобной ситуации каждый день.

Однако ничего подобного. Внезапно Гермиона почувствовала себя очень неуютно оттого, что оказалась один на один с человеком, которого она почти не знала, в его комнате. Разумеется, она знала, кто он, кем он был, что с ним случилось, но она не знала его, и мрачно ожидала долгого и тягостного сотрудничества, на которое не напрашивалась. Гермиона поняла, что должна или сесть и приняться наконец за дело, или повернуться и уйти, но так и не могла решить, что выбрать. Собственное замешательство разозлило ее.

Профессор Снейп снова напугал ее, громко вздохнув.

- Что-то вы тихи сегодня, мисс Грейнджер?

Она перестала витать в облаках.

- Просто задумалась, профессор.

- Вы что, не можете думать, когда сидите? Можно понять, если мое присутствие приводит вас в такой трепет, но топтаться на месте совершенно не обязательно, - ехидно сказал он.

Гермиона поморщилась.

- Да, сэр, - сказала она, неохотно удержавшись от ответного оскорбления. Она опустилась на стул напротив него, пытаясь избавиться от ощущения дежа вю. Снейп остался сидеть лицом к двери в вызывающе расслабленной позе, но наклонил голову к Гермионе. Девушке снова стало не по себе. Она заметила, что он странно поджал губы, и с удивлением поняла, что он внимательно размышляет над следующими словами.

- Позвольте мне прояснить одну вещь, - сказал он наконец глухим голосом, не допускающим споров и пререканий. – Я ненавижу это. Мне не нравится ни ситуация в целом, ни конкретное задание, которое мне поручено, но его надо исполнить, - опершись на левый локоть и обхватив себя свободной рукой, он наклонился к ней. – Я искренне сомневаюсь, что вы горели ярым желанием взяться за эту работу. Склонен предположить, что Альбус подкупил вас как-то, может, пообещав дополнительные баллы.

Гермиона виновато вздрогнула и опустила взгляд на стол. Если она хотела быть честной с собой, то должна была признать, что не согласилась бы, не получив ничего взамен: тяжесть общения со Снейпом отбила у нее всякое желание продолжать, хоть это и было очень эгоистично с ее стороны. Другие работали без какой-либо платы, иногда их даже не ценили, иногда с ними случались ужасные вещи, смерть… Она подняла глаза. Или хуже смерти…

Профессор Снейп продолжал, не обращая внимания на ее смятение.

- Однако все обстоит именно так. Вы знаете, что от вас требуется, верно?

- Да, сэр, - ответила Гермиона.

- Хорошо, - он поднял брови. – Полагаю, вам хватит ума припомнить, что я не терплю, когда меня нагло прерывают в работе. В отличие от большинства магов и волшебниц в этой школе, я действительно знаю, что делаю. Вашей предшественнице следовало бы зарубить это на носу.

Гермиона с негодованием скривила губы. Она искренне восхищалась профессором Вектор, и по ее мнению, та имела полное право впасть в ярость, в отличие от противной стороны. И все же для всех было бы гораздо лучше, если бы профессор Вектор просто потерпела, вместо того чтобы хлопнуть дверью. Гермиона невольно сжала зубы, надеясь, что у нее более сильный характер. Вслух же она сказала только:

- Да, профессор.

Он удивил ее, усмехнувшись так, будто его что-то позабавило; Гермиона слегка занервничала: возможно, он приготовил какое-нибудь ужасное замечание…

- Вы мне нравитесь, мисс Грейнджер, - внезапно сказал профессор Снейп.

Сердце Гермионы пропустило удар от шока. Что? ошеломленно подумала она, чувствуя, что дыхание перехватило, а руки и ноги отказываются ее слушаться. Э-э… ох… боже…

- Даже хотя и очевидно, что вы самозванка, - добавил Снейп, все еще усмехаясь, не обращая внимания на ее смятение, а может, и из-за него. Гермиона, прижимавшая руку к груди, пытаясь успокоить отчаянно бьющееся сердце, была слишком поражена его странным заявлением, чтобы придумать ответ поумнее, нежели смущенное: «Что?»

Профессор Снейп лениво махнул рукой.

- Настоящая мисс Грейнджер к этому моменту уже попыталась бы поправить меня в чем-либо или похвастать своими интеллектуальными способностями. Скорее всего, она успела бы оскорбиться какими-нибудь моими вполне безобидными словами и попыталась бы показать мне ошибочность моего пути, - он подпер подбородок рукой. – Должен признать, что предпочитаю эту понятливую и несколько приглушенную версию. По крайней мере, я могу продолжать вести тихую жизнь.

Гермиона прищурилась, судорожно сжав кулаки. Держи себя в руках!

- Поверьте, профессор, я всего лишь старалась быть вежливой. Не удивлена, что вы это не признали, - презрительно фыркнула она, - учитывая, что сами вы неоднократно демонстрировали явный недостаток этой добродетели.

Профессор Снейп грубо зевнул.

- Увы, кажется, вы все-таки настоящая мисс Грейнджер. Жаль, - сказал он.

Придурок, подумала Гермиона.

Снейп поднял голову и положил руку на стол.

- Теперь к делу, - объявил он.

- Очень хорошо, - ответила Гермиона. Она извлекла из недр сумки перо и пергамент и положила их на стол перед собой, но профессор Снейп только поднял бровь.

- Что, интересно, вы делаете? – спросил он.

Она раздраженно всплеснула руками.

- Я пытаюсь помогать вам, сэр. По крайней мере, это то должно быть понятно?

Он хихикнул, и Гермиона пришла в ярость. Она мысленно представила, как бьется головой о стену крепости в безнадежной попытке разрушить ее.

- Я только хотел спросить, знаете ли вы точно, что будете делать и на какой риск идете. И я, собственно, не собирался начинать сегодня.

- Тогда что я здесь делаю? – выкрикнула Гермиона.

Снейп только пожал плечами.

- Это вопрос к профессору Дамблдору, он же привел вас сюда.

Ну хорошо, девочка, подумала она, дыши глубже.

- Послушайте, есть другие вещи, над которыми я могла бы работать, и я предпочла бы заниматься ими, раз вы сомневаетесь в моих способностях, - она сложила руки на груди и бесполезно пригвоздила его взглядом.

Все следы веселости исчезли с его лица. Снейп был холоден, как камень, его бледная кожа напоминала греческий мрамор, искусно обработанный, но все же твердый и равнодушный.

- Это не игра, мисс Грейнджер, - мягко произнес он, и от чего-то в его голосе бросило ее в дрожь. Она обхватила себя руками, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке. Всего за несколько секунд Снейп преобразился из язвительного, но привычного и безобидного профессора в зловещую фигуру в тусклом свете. Он казался ядовитым, готовым к удару, опасным. У нее все сжалось внутри, и она резко сглотнула.

- Я знаю, профессор, - у нее в горле пересохло, и она облизала губы.

Снейп внезапно хлопнул по столу, заставив ее подпрыгнуть.

- Нет, не знаете, - прорычал он, потом смягчился. – Если бы знали, не подписались бы на это ни за что. Это не глупая арифмантика, с которой вы привыкли играться, это игра не на жизнь, а на смерть. Она более неуправляема, чем большинство видов магии – она высосет вашу душу. Вы не сможете простирать свой разум в поисках будущего, не отправляя и части себя в эту пустоту. Это не просто теория, бабочки, которые хлопают крылышками и топят полмира, это сама магия в своем первоначале.

- Но…

- Нет, послушайте. Мир состоит из чисел, управляется ими, постоянно создается вновь из них. Здесь, в этой комнате, мы будем бесцеремонно обращаться с материалом, из которого сделана вселенная. Это опасно, мисс Грейнджер. Маги намного сильнее вас сошли с ума, пытаясь использовать это. Вы, несомненно, попытаетесь понять, что я делаю. Но я должен предостеречь вас: вы можете потерять себя, если не будете бдительны. Ваш разум окажется в ловушке в вашей собственной голове, проживая соблазнительные линии вероятности, которых не существует. Любой другой, кто не так жаждет все понять, был бы лучше вас, но нет… - Снейп наклонился через стол, как что его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от ее, и когда снова заговорил, его голос отозвался у нее в груди. – Вы легко можете потерять рассудок, мисс Грейнджер. Я действительно должен спросить, готовы ли вы рискнуть этим.

Его слова проникли в ее разум, обоюдоострым клинком вспарывая мысли, вспыхивая в темноте серебряным светом и озаряя скучающую пустоту, которая жаждала быть заполненной, освещая все провалы и трещины. Гермиона изучала их, пока они взмывали вверх и круто падали вниз. Риск страшил ее, в этом не было сомнения, но то, чему она могла научиться в процессе, было несравнимо. Как она будет жить дальше, если упустит такую возможность?

Где-то в пыльных коридорах ее разума тихий голосок отчаянно кричал, требуя внимания, заявляя, что именно об этом говорил Снейп, что жажда знаний приведет ее к гибели, и предостерегал ее вообще чему-нибудь когда-нибудь учиться. Гермиона проигнорировала его.

Она была готова пойти на риск, даже хотела этого… Она ощущала границы своей маленькой жизни, управляемой чужими ожиданиями и навязанными желаниями, нити ее собственного «я» крепко запутались в общей ткани. Но этот шанс… она чувствовала, что может вырваться из такой жизни, избавиться от довлеющих обязанностей, цепких надежд других людей и далеко вверху увидела сияющую дверь – ее выход, ее спасение.

Да, она могла доказать ему, что справится с этим. Она так много могла получить. То, чему она научится в этой комнате, может быть лишним толчком, который был ей нужен, лишним преимуществом…

Гермиона открыла было рот, чтобы ответить, но Снейп уже обошел вокруг стола, вытянув вперед руку, чтобы найти кресло, и измождено опустился на подушки. Он прикрыл лицо рукой, и волна жирных волос цвета воронова крыла упала ему на лицо, скрывая все, что бы там можно было увидеть. Казалось, он просто рухнул, где сидел, не сделав ни единого движения. Гермиона подавила мгновенное желание дотронуться до него: синяки с того раза, когда она сделала столь необдуманное движение, не прошли за три дня. Любой ее жест, скорее всего, будет неправильно истолкован даже не на сознательном, а на инстинктивном уровне, так что она не двинулась с места и закрыла рот.

Профессор Снейп внезапно выпрямился, снова обретя контроль над ситуацией.

- Не отвечайте мне прямо сейчас. Подумайте над этим, хотя я почти уверен, что ваше решение уже готово. Сделайте мне одолжение, по крайней мере, - сказал он. – До завтра – после ужина, - это был уже приказ.

- Да, профессор, это подойдет, - быстро ответила Гермиона, пока он не лишил ее такой возможности, хотя и непохоже было, что ситуация зависела целиком и полностью от него. Она обдумает это, решила Гермиона, но все равно будет полной идиоткой, если откажется. Она быстро собрала вещи, вскочила и пошла к двери.

- Доброй ночи, - сказала она с порога. Снейп что-то проворчал и, не ожидая от него большего, Гермиона быстро закрыла дверь и пошла по коридору.

*****
Ее сводящий с ума запах остался висеть в воздухе, даже когда она уже ушла. Откровенно говоря, это сильно отвлекало, и Северус неловко поерзал в кресле; из-за волны аромата ему казалось, что Гермиона все еще безмолвно и эфемерно присутствует здесь.

Он решил, что иллюзия ее вторжения - необходимое зло, но все равно предпочитал оставаться у себя, не отваживаясь покидать безопасную гавань. Добровольное заключение начало наскучивать ему – но все же не настолько, чтобы стоило ринуться в пустоту… Он раздраженно фыркнул. Вот почему он не стал гриффиндорцем. Несмотря на все надоедливые песенки, Распределительная Шляпа знала свою работу.

Просто трус, подумал он, но все же сохранивший некоторое достоинство и относительно невредимый трус.

Она, конечно, вернется. Теперь ее не отпугнуть: если б он сказал, что будет смертельно скучно, она все равно бы осталась, только чтобы заработать дополнительные баллы. Нет, он был прав, что предупредил ее – по крайней мере, будет знать, во что ввязалась. Ей было так легко манипулировать, но Северус не мог заставить себя стыдиться этого. Кнопки, управляющие эмоциями мисс Грейнджер, практически светились в темноте с ярко-красными ярлыками. Его жесткая речь все же оказалась для гриффиндорки слишком тонким намеком.

Гриффиндорцу все легче тяжелой дубинки покажется слишком тонким, подумал он.

Нежный тропический аромат все еще наполнял воздух, тепло от камина пропитывало камни, напоминая Северусу о тех краях, где этот запах не казался бы столь чуждым. Вызванные им картины были весьма соблазнительны.

Глупо, выругал он себя. Надо выбраться из этой комнаты, куда, казалось, проник кусочек рая, чтобы скрасить его разочарование. Северус обернулся и погасил огонь. Он поднялся, пытаясь сохранить равновесие, потому что все еще нетвердо стоял на ногах даже спустя два месяца, и направился заученным путем в свою спальню.

Северус размышлял над поворотом событий, машинально раздеваясь и готовясь ко сну. Похоже, что ему придется-таки этим заняться. Нельзя сказать, что это заинтриговало его, но он и не сожалел. Присутствие в комнате постороннего успокаивало – или, скорее, заставляло держать свои эмоции в узде – как он быстро выяснил в процессе неудачного эксперимента с Милдред. Поэтому ему будет легче взяться за это дело, к тому же он все еще может приносить какую-то пользу.

Он вздохнул, скользнув между простыней и погасив огонь в камине. Да, какую-то пользу… Не по годам развитая мисс Грейнджер, несомненно, возьмет из их попытки все, что сможет, так что даже вероятные тупиковые ситуации не окажутся бесполезными.

Северус снова глубоко вдохнул. Она все еще была здесь, и он оставил попытки изгнать ее и перевернулся на другой бок.

Запах обвивался вокруг него, проникая в тропический сон – первое приятное сновидение за очень долгое время.

---------------------------------------
* «Сражающемуся с чудовищами следует позаботиться о том, чтобы самому не превратиться в чудовище. Слишком долго заглядывающему в бездну следует помнить, что и бездна вглядывается в него» - Фридрих Ницше, «По ту сторону добра из зла», IV Афоризмы и интермедии, аф. 146.



Глава 13.

Ни одно путешествие не заводит нас так далеко, как когда, отправившись в мир внешний, человек проходит то же расстояние в своем внутреннем мире.

Лилиан Смит

Разумеется, она пришла снова. Северус непременно попытался бы себя ущипнуть, чтобы проснуться, если бы она не вернулась следующим вечером.

Скрип двери предупредил его о приходе Гермионы, когда он сидел в своей спальне, слушая потрескивание огня и предаваясь мрачным мыслям. Привычка - хуже некуда, но расстаться с ней сложно. Северус поболтал бренди в стакане. Сегодня он мог гордиться собой: ему удалось раздобыть бренди самостоятельно, не прося никого принести. Значительное достижение, и не только по одной причине, подумал он. Дамблдор, несомненно, следил за тем, сколько алкоголя приносили ему домовые эльфы, и этот успех был еще одним шагом в правильном направлении или, по крайней мере, в направлении, которое Северус почитал правильным. Он понадеялся, что не пролил ничего, поскольку бутылка была необычайно хороша – одна из немногих мелочей, которыми он по-настоящему наслаждался, прежде чем… ну, прежде.

Однако бренди притупил его обоняние. Его необычайно острый нос теперь наполнял жгучий аромат бренди и острый запах спирта, так что он вроде как частично ослеп. Северус ухмыльнулся от такой иронии. Может, и хорошо, что он пил, потому что запах мисс Грейнджер необычайно отвлекал, а Северус предпочитал думать о деле, а не мечтать об утерянном рае.

Из другой комнаты раздалось приглушенное: «Профессор?» Он решил предоставить мисс Грейнджер разобраться самой. Он потерял счет времени и не успел перейти в гостиную, и будь он проклят, если покажет кому-нибудь, как он ходит самостоятельно. Разумеется, он мог это сделать, делал это дважды в день, но если кто-то будет смотреть – это будет верх унижения. Он мог себе представить, как будет выглядеть в ее глазах: с вытянутыми вперед руками и ковыляющей поступью старика. Ей должно хватить ума понять: если его нет там, то он здесь.

Гермиона по другую сторону двери чувствовала себя напуганной. Она наконец твердо определилась, после того как провела поздно ночью дискуссию с собственной подушкой, время от времени консультируясь с Живоглотом, но пришла именно к такому решению, как и предполагала.

И все же поход в одиночку в комнаты профессора Снейпа не особо вселял уверенность: подземелья сами по себе бросали в дрожь, к тому же кишели слизеринцами, которым, вполне вероятно, захочется поразвлечься с гриффиндоркой, пусть даже старостой, отважившейся забрести к ним в одиночку. Она испытала странное облегчение, наконец открыв дверь и войдя в гостиную, но отсутствие мастера зелий немедленно вновь выбило ее из колеи. Это жуткое непрошенное дежа вю всегда будет посещать ее, когда она приходит сюда? Гермиона никогда не считала себя малодушной, но все же воспоминания, которыми, казалось, пропитались эти стены, были неприятными, а однажды ей приснился странный сон о первом посещении этой комнаты, после которого она проснулась в холодном поту.

Комната была пуста; по спине Гермионы побежали мурашки, и она громко спросила:

- Профессор?

Ответа не последовало, но ее взгляд неумолимо притягивала дверь спальни. Гермиона невольно поежилась; скорее всего, он в спальне, которая уже сама по себе была достаточно устрашающим местом. Какой-то дремучий, первобытный инстинкт в подкорке мозга приказывал ей уйти, убежать, посылая слабые импульсы к ногам, так что она дергалась на месте, желая немедленно спастись бегством от того, что найдет за этой дверью: только кровь и ужас.

Гермиона глубоко вздохнула. Это смешно, сурово заявила ее разумная часть, удивительно походившая на профессора МакГонагалл. Просто открой дверь. Даже не думай об этом как о спальне – просто другая комната, тебе вряд ли грозит какая-то опасность. Она кивнула самой себе. Конечно. Все совершенно правильно.

Гермиона постучала. Изнутри раздался голос профессора Снейпа:

- Войдите.

Кто на самом деле сказал «войдите»? подумала Гермиона про себя, открывая заскрипевшую дверь. Она сделала шаг вперед, и дверь захлопнулась за ее спиной.

В комнате все было так же, как и в тот раз, за исключением крови на стене и фигуры, съежившейся между книжным шкафом и прикроватной тумбочкой. Вместо этого можно было увидеть краешек рукава профессора Снейпа и бледную кисть с тонкими пальцами, изящно держащую стаканчик с бренди на подлокотнике кресла слева от двери.

Гермиона обошла правое кресло сзади: несмотря на то, что так она оказывалась ближе к кровати, она предпочитала быть подальше от профессора, его присутствие немного выводило ее из равновесия.

Северус услышал шорох ее одежды; сегодня она была не в мантии, об этом ему сказало отсутствие мягких шелковистых шепотков от соприкосновения ткани с ковром и ее кожей. Наверное, сегодня выходной, в выходные студентам разрешают снимать строгие черные мантии. Скорее всего, суббота, ведь вчера она была одета по всей форме. Он услышал, как она подходит к нему, потом снова отдаляется – проходит за креслом, понял он – и на него накатила волна все того же характерного запаха, чуть приглушенного бренди. Она остановилась справа от него, но не села. Он на минуту задумался, не пугает ли ее эта комната, но решил, что это не имеет значения; ему самому спальня нравилась гораздо больше, чем гостиная. В конце концов, он проводил здесь больше времени.

- Добрый вечер, сэр, - раздался рядом ее голос, и он почувствовал, как звук отдается в его голове. – А почему сегодня мы здесь, а не в гостиной? - Вполне логичный вопрос, но Северуса позабавила некоторая нервозность ее тона, и он запоздало понял, что ее неудобство может так же быть вызвано тем, что эта комната является спальней – более того, его спальней. Он чуть не рассмеялся вслух.

- Я потерял счет времени и не перешел в другую комнату, когда вы пришли, потому что мне нравится быть здесь, - ответил он, не желая снимать ее возможное беспокойство: хорошо иметь лишнее преимущество. – Присаживайтесь, мисс Грейнджер. – Снова раздалось шуршание ткани при легком движении, и запах манго хлынул в свободное пространство, когда она устроилась в кресле. Северус прочистил горло: - Ну?

Гермиона знала, о чем он спрашивает.

- Да, - ответила она. – Я решила, что готова пойти на риск.

- Несомненно, - заметил он.

Гермиона начала грызть ноготь; теперь или никогда, сказала она себе.

- Но прежде чем мы начнем, у меня есть несколько вопросов. - Снейп поднял бровь над повязкой, но больше не сделал ни одного движения и не попытался отговорить ее, так что она внутренне пожала плечами и продолжила: - Что именно мы будем здесь делать? - В этот раз его бровь взлетела еще выше, если это вообще было возможно. – Нет, я хочу спросить, как именно мы будем работать? – спросила она и, увидев, что он поднимает вторую бровь, быстро добавила: - В смысле, я знаю основные теории арифмантики, но как вообще можно предсказать, что сделает этот сумасшедший? Разве в его действиях есть закономерность или существует какой-то раздел арифмантики, который мы можем использовать?

Северус не мог сказать, что это его удивило, но она все равно была ужасно любопытной. Учитель в нем торжествовал, но реалист-исследователь только раздраженно закатывал глаза. Но из глубин сознания выплыл голос Альбуса Дамблдора: «И не дай бог тебе…» Он действительно закатил бы глаза, но ему пришлось довольствоваться только глубоким вздохом в знак смирения с судьбой.

Гермиона знала такие вздохи: они объединяли всех учителей во вселенной, когда им задавали особенной сложный вопрос, объяснять который они не стремились, но и избежать этого не могли. Она улыбнулась, оперлась на подлокотник и наклонилась к профессору Снейпу.

- Арифмантика очень напоминает теорию хаоса в маггловской математике. Вы знакомы с ней? – спросил он.

Гермиона поерзала в кресле.

- Я слышала о ней.

- Как и все, очевидно, - сказал он. – Арифмантика отличается тем, что какую бы формулу вы ни использовали, на уравнение воздействует магия, делая его решаемым, как, я уверен, вы уже знаете. Правильно ли я полагаю, что на данном этапе обучения вы работаете только с замкнутыми системами?

- Да, - ответила она, вспомнив страницу с уравнениями, которые решала до ужина как раз сегодня вечером; каждое касалось простой системы, развитие которой легко можно было предвидеть и не зная арифмантики и вообще магии. Профессор Вектор настаивала, чтобы они сперва справились с этими уравнениями, и все еще было ужасно сложно.

- Мы, разумеется, будем иметь дело с целым миром, открытой и гораздо более изощренной и сложной системой, чем любая искусственно созданная, - продолжил он, и Гермионе показалось, будто он немного расслабился, наконец объяснив это. Было просто восхитительно смотреть, как он целиком погружается в объяснения: она никогда не видела этого раньше, даже когда он излагал сложные аспекты какого-то зелья, и она не в первый раз задумалась, почему он вместо этого не преподает арифмантику.

- Мой личный опыт общения с группкой Темного Лорда, - его губы скривились в отвращении, - имеет немалое значение, поскольку я смогу исключить определенные предсказания, некоторые из которых покажутся, по меньшей мере, очень странными.

- Исключить предсказания? – переспросила Гермиона.

- Да, в тот или иной момент я неизбежностью приду к нескольким возможным вариантам, - ответил он, - и должен буду решить, какой из них наиболее вероятен. Это довольно мучительный процесс, как вы понимаете: даже если мы будем решать уравнение снова и снова с одними и теми же переменными, решения будут похожими, но все же отличающимися в ключевых моментах, хотя большей частью они различаются во всяких мелочах.

Северус мог чувствовать исходящее от ее кресла удивление; ее молчание, то, как она дышала, каждое мягкое движение выдавало смущение, и он дивился этим странным ощущениям, когда она снова заговорила.

- Я не понимаю, разве у уравнения не должно быть единственного решения? – задумчиво спросила она.

- В совершенном мире - да, - ответил он. – Но здесь, что бы ни происходило, всегда будет небольшое различие между двумя решениями с одними исходными данными. Как в физике не бывает идеального колебания маятника, так и в арифмантике не бывает идеального пути, не бывает верного, а лишь вероятный исход. Влияние времени, личности, внешних обстоятельств, удачи и еще сотни других факторов – все это делает невозможным любые стабильные состояния.

- Тогда как вы выбираете, по какому пути пойти? – спросила Гермиона. Ее ум усиленно работал над концепциями, в которые он посвятил ее. Это бросало в дрожь; в такие редкие моменты перед глазами проносится вся жизнь, а потом в некой совершенной точке ты открываешь их и видишь мир в новом свете, с играющими, скрывающими и открывающими новое тенями. Новые возможности разворачивались перед ней величественным ковром.

Профессор Снейп кивнул.

- Это сложно, но не невозможно. Магия в арифмантике вертит уравнением, показывая наиболее вероятные исходы, так что нам не придется обсуждать линии вероятности, в которых Темный Лорд решает, что для достижения его цели лучше всего стать тибетским монахом, - Гермиона не смогла сдержать смешок, вообразив эту странную картину. – Так что, как видите, с помощью магии мы можем найти правду среди множества ошибок.

- Я понимаю, - ответила Гермиона, - но разве вы не говорили, что есть небольшие отклонения между наиболее вероятными исходами – разве это не заставляет исследовать еще больше вероятностей?

- Так и есть, - сказал он, - вот почему арифмантика требует столько времени, по крайней мере, в начале.

Она склонила голову на бок.

- В начале?

Северус сделал глоток бренди, взвешивая следующие слова. Боже, этот ребенок жутко наблюдателен, делает серьезные выводы из его маленьких намеков. Казалось, его слова падают в какую-то бездонную яму, только чтобы потом их повторили ему в другой форме, требуя все больше информации.

- Да. Вы, несомненно, помните, что это будет опасно, - сказал он. Она ничего не ответила, и Северус продолжил. – Магия не инструмент, мисс Грейнджер. Это почти разумное создание в своем праве, но большинство способов, которыми мы используем ее, нейтрализуют это качество, - он сделал паузу, ожидая вопроса.

- Что вы хотите этим сказать? – раздался в ответ ее голос.

Северус повернулся в кресле, скрестил ноги.

- Вы ведь хорошо управляетесь с палочкой, верно? Не отвечайте, я и так знаю. В палочках заключена магия: в каждой находится частичка «магического существа», но также они сделаны из дерева, которое обладает своей собственной магией. Палочка подбирается под склад личности и магические склонности, чтобы вам легче было ей пользоваться. Когда мы варим зелья, магия все еще сохраняется в ингредиентах, вот почему зельеварение так отличается от маггловской химии. Ни одному магглу-химику никогда не понадобиться мешать варево ровно тринадцать раз против часовой стрелки под ущербной луной. Но если неправильно сварить зелье, магия среагирует на иные раздражители.

Итак, вы знаете, что в арифмантике магические руны на бумаге оказывают влияние на числа и переменные, которые мы используем. Однако магия здесь полностью управляет уравнением. Она изменяет его, да, но также и человека, решающего уравнение. Когда кто-то встает на этот путь, магия проникает в его разум и подталкивает его в направлении более вероятного исхода событий, которые он рассматривает. Она манипулирует вами, мисс Грейнджер. Чем глубже она проникает, тем вероятнее прийти к правильному заключению, но у всего есть своя цена: магия искажает разум, так что человек начинает видеть мир как вереницу чисел, почти с твердой уверенностью знает, что должно случиться, до того, как это произойдет. Это гораздо опаснее, чем предсказания, потому что в них необходимо только мгновенное вмешательство магии или последующая интерпретация его результатов – как чтение по чаинкам, по ладони. Но здесь если вы ошибетесь в своей оценке, и ваш разум последует по одной линии вероятности, в то время как весь мир пойдет по другой, будет гораздо сложнее вырваться из ложной временной линии и вернуться на свою, все зависит от того, насколько глубоко проникла магия.

Северус сделал еще глоток бренди, побольше. Его голос был хриплым, так как он мало говорил, и Северус обнаружил, что начал сипнуть. Он услышал волну запаха, когда она сменила позу в кресле – боже, какой сладкий был аромат.

- Значит, - медленно начала Гермиона слегка дрожащим голосом. – Точности в арифмантике можно достигнуть, пожертвовав себя магии, которая в ней заключена.

- Фигурально выражаясь, - ответил профессор Снейп. – Если вы остановитесь, она в конце концов уйдет, но с каждым разом будет все легче и легче вернуться к этому вновь.

Гермиона была ошеломлена. Она просто должна была спросить.

- Откуда вы знаете все это?

Профессор Снейп усмехнулся.

- Вы не думали, что у ваших профессоров могут быть другие интересы помимо преподаваемого предмета? – Гермиона уловила в его тоне легкий упрек; она никогда об этом особо не задумывалась. – Я – мастер одновременно зелий и арифмантики, уверяю вас, этот титул не легко дается. Я провел довольно долгое время в университете, чтобы получить эти знания. Маглорожденная мадам Хуч неплохо разбирается в машиностроении, если я правильно помню.

- Мадам Хуч? – недоверчиво спросила Гермиона. В ее голове немедленно возник образ суровой ведьмочки – она бы ни за что не догадалась.

Ухмылка на лице профессора Снейпа стала шире.

- О, да. А профессор Дамблдор посвятил несколько лет тому, чтобы стать экспертом в музыке: в двадцатых годах он даже отправился в Париж учиться в знаменитой консерватории.

- Ох, - только и сказала Гермиона. Не сказал, чтобы это открытие сильно удивило ее: Дамблдор всегда мурлыкал себе под нос и, казалось, при ходьбе пританцовывал в такт звучащему у него в голове ритму – но мадам Хуч… Однако Гермионе не терпелось задать еще несколько вопросов.

- Почему же профессор Вектор тоже этим не занимается?

Северус фыркнул.

- Профессор Вектор разбирается только в самых простых разделах арифмантики. Она не может контролировать ее, как я. С одной стороны, у нее есть некий потенциал, но с ней что-то произошло. Я не знаю, что именно. И все же она более чем компетентна, чтобы учить студентов.

Гермиона ничего не ответила. Тепло камина в сочетании с бренди и длинной лекцией, которую он прочитал, начали брать свое. Северус начал клевать носом и подумал, не будет ли она возражать, если сегодня они снова отлынят от работы. Прошлой ночью ему снились странные сны, и разбили ему сон именно потому, что были приятными. Это нервировало: если он не проснулся с криком по меньшей мере раз за ночь, с его сознанием было что-то не то, и он весь день проволновался об этом. Он услышал, как Гермиона набирает воздуха.

- Гм, профессор?

Тон был каким-то робким. Северус быстро пришел в себя. Она собиралась спросить о чем-то, что заставило бы вступить на опасную почву.

- Да? – ответил Северус, слегка напрягшись.

Гермиона увидела, что его пальцы крепче сжимают стакан, но продолжила:

- Если профессор Вектор не так уж хороша в арифмантике, как вы, почему она, а не вы преподает этот предмет?

Гермиона увидела, как он закрывается, отдаляется от нее. Забавно, она и не заметила, что он открыт к ней; или, возможно, он закрылся еще больше. Она понадеялась, что своим бездумным вопросом не разрушила то небольшое взаимопонимание, к которому они пришли, но ведь ответ не может быть так ужасен, правда?

- Я предпочитаю преподавать зелья, - сказал он. В его лице и голосе не было ни одной эмоции, и именно их отсутствие, то, как он внезапно застыл, сказали ей, что она попала в больное место.

- Ах, - вот и все, что она смогла на это ответить.

Повисла неловкая пауза, и Гермиону страшно расстроило то, что почва внезапно ушла у нее из-под ног. Все шло хорошо: к ее удивлению, ей почти удалось установить с мастером зелий контакт на интеллектуальном уровне. Она знала, что он умен, но даже не подозревала всей широты его познаний и остроты ума. Он был великолепен, и она впервые почувствовала, что ей кто-то может угрожать в научной сфере. Гермиона начала испытывать легкое сомнение: она всегда была уверена, что может все, стоит только внимательно это обдумать, но этот новый мир, опасно балансирующий на грани уверенности и неуверенности, выбивал ее из колеи. Сможет ли она с ним справиться?

Да. Главное верить в свои силы.

Северус прислушивался к ней. Он находил какое-то странное удовольствие в раздающихся вокруг шумах, но обычно ему приходилось самому производить их. Редко случалось послушать, как независимое создание дышит, двигается, говорит… Боже, он действительно устал.

- Может, будет лучше отложить все на завтра, мисс Грейнджер, - сказал он, и по ее быстрому вдоху понял, что напугал ее.

- Вы не хотите начать сегодня? – спросила она.

Северус подавил зевок.

- Нет, я не в состоянии начинать сегодня. Я правильно полагаю, что завтра будет воскресенье?

- Э-э, да.

- Пусть тогда воскресенья будут нашими свободными днями, м-м? Не думаю, что смогу выносить это семь дней в неделю, - по правде же, он любил это, любил слишком сильно, ненавидел слишком сильно и знал, что ему будет нужен отдых. Гермиона вздохнула, хотя этот вздох можно было истолковать двояко.

- Хорошо, сэр, - ответила она. – Тогда мы будем встречаться каждый вечер в восемь?

- А это не помешает вашей учебе? – спросил он. По правде, его это не слишком заботило, но она могла стать ценным помощником, которого не хотелось бы потерять, если ей вдруг взбредет в голову больше заниматься.

- О, нет, не волнуйтесь об этом, - сказала она, снова двигаясь, наверное, поднимая свою сумку.

- И не собирался, - коротко ответил он.

Гермиона посмотрела на него. Казалось, он был одновременно двумя разными людьми: один открытый и вполне разумный, другой же глубоко прячет все свои эмоции. Она мимолетно подумала, что заставило его стать таким, потом отбросила эту мысль.

- Так, значит, в восемь? – спросила она. Снейп в ответ только кивнул. Хоть что-то, подумала Гермиона, пожелала ему доброй ночи и покинула его комнаты.

У Северуса начинала болеть голова: так много вопросов, так тяжело на них ответить. Однажды ей станет любопытно разузнать о его коллегах-преподавателях, первом возвышении Волдеморта или, упаси боже, о нем самом. Тогда она сможет спросить, что он ей ответит? Правду? При этой мысли он почти рассмеялся вслух; чего ради ему говорить ей правду? О других – может быть, но его скелеты слишком отвратительны, чтобы выставлять их на обозрение шестнадцатилетней девушке. Лучше, решил он, постоянно держать ее в напряжении, чем допустить, чтобы она почувствовала, что может легко задавать ему такие вопросы. Да.

Северус поднялся и заученным путем отправился в ванную; холодный пол и стены несколько разбудили его, пока он рылся в одном из шкафчиков, ощупывая каждую бутылку, прежде чем найти средство от головной боли.

Он вернулся в спальню и погасил огонь. Душ может подождать до завтра, решил он, раздеваясь и залезая в постель.

Вторую ночь подряд ему мешал ее запах. Казалось, он застыл в воздухе, сегодня став еще сильнее, поскольку большую часть времени она провела в этой комнате и, казалось, все еще была здесь. В приступе паранойи он сел на кровати и, навострив уши, прислушался, нет ли звука дыхания или движения. Ничего не услышав, он снова улегся и вдохнул сладкий аромат, который, хоть он им и пресытился уже, не был тошнотворно приторным. Северусу не особо нравилось большинство запахов, особенно фруктовые, но этот был свежее, не таким тяжелым, ее собственный неповторимый запах. Такой есть у каждого, но обычно не столь сильный; казалось, запах заполнил всю его комнату. Северус поморщился. Наверное, лучше просто смириться с этим, и он вжался в матрас, уткнувшись носом в подушку, чтобы избавиться от ее запаха, ее присутствия, а ее настойчивый голос все еще отдавался у него в голове, легко, раздражающе, невинно, дразнящее…




Глава 14.

Тот, кто пытается жить в одиночестве, не достигнет цели человеческого существования. Его сердце завянет, если не будет отвечать другому сердцу. Его ум иссякнет, если будет слышать только эхо собственных мыслей, не находя другого источника вдохновения.

Перл С. Бак

Лучше бы, размышлял Северус, он не пытался поморщиться с полным ртом меренги.

Было воскресенье. Он проснулся как всегда и лежал на спине, будто изучая балдахин во всей его красе, обдумывая события предыдущего вечера и свои сны… Сны… раньше они были заполнены картинами, а сейчас осталась лишь мешанина полузабытых цветов, зато звуки, запахи и тактильные ощущения били через край. К его глубокой печали, ему снилась мисс Грейнджер: ничего особенного, лишь обрывки ее голоса, звуки движения, омывающие его волны сладкого аромата, и во сне он развернулся к ней. Он был где-то в тепле, но это было не тепло согретой огнем комнаты, а яркое, будто расплавленное золото, солнце, и вокруг витали запахи растений. Северус с каким-то странным ребячливым наслаждением обнаружил, что неуверенность не стесняет его движений, когда он бродил без страха по темноте, болтая о пустяках со своей студенткой. Ничего особенного, просто длинные разговоры сквозь теплую, мягкую пустоту.

Северус проснулся сильно взбудораженный. Ему никогда не снилось приятных снов, так что сон, в котором никого не убивали, никого не пытали, в котором ему не приходилось вновь переживать собственное отвратительное прошлое, был неправильным, и это тревожило. И еще больше беспокоило то, что его спутницей оказалась студентка, чье лицо ускользало из памяти; Северус вообще редко обращал внимание на тех, кто окружал его, сознание предпочитало подсовывать внутреннему взгляду перекошенные лица из прошлого, что по-прежнему вызывало в нем странно-манящий ужас.

Он лежал так, прижав руки к груди и ощущая биение своего сердца под ладонью. Оно было спокойным и ровным, но в душе он боролся с темными запутанными нитями собственных мыслей, пытаясь отделить и распутать их. Почему его посещают эти странные видения? Нет, нет, слишком глобальный вопрос для начала, решил он. Итак… Что вызывает эти сны, в которых он переносится в какое-то приятное место? На это легко ответить: проклятый запах мисс Грейнджер, который проник в комнату, смешиваясь с его собственным. В результате из тропического запаха мисс Грейнджер ушло все сахарно-слащавое, остались лишь резкие сладкие ноты. Должно быть, его смягчил его собственный запах, только Северус не был уверен, как именно он пахнет, и предпочитал не задумываться об этом. Значит, запах в комнате и вдохновил его на сны о приятных местах, но что там делала мисс Грейнджер?

Ответить на этот вопрос было сложнее: прошлым вечером она была весьма забавна, и за последние недели с ней одной он провел сколь-нибудь значимое время. Северус вздрогнул при этой мысли. Просто не может быть, чтобы он страдал от одиночества и его разум схватился за первого попавшегося человека, лишь бы смягчить это чувство, о котором он знал столь мало.

Ему нравилось уединение. Или он думал, что нравилось. Теперь, однако, пребывая в нем несколько месяцев, он должен был признать, что это весьма и весьма неубедительно. Будучи учителем, он искал уединения, даже мечтал о нем, но ему казалось, что он никогда не обретет покоя. Теперь же все, что у него есть – покой и тишина…

Вот в чем дело: было слишком тихо. Редкое удовольствие слушать, как мисс Грейнджер двигается и говорит, заставляло его сильнее жаждать общения в любом виде.

Некоторое время Северус размышлял, кого он обречет на муку своим присутствием и кто согласен вытерпеть его. К несчастью, ему пришло на ум очень мало людей, способных выносить его компанию дольше нескольких минут подряд. Ничего удивительного, в общем, но он был несколько огорчен: учитывая, что единственное человеческое существо, с кем он поддерживал контакт (выбирать ему не пришлось, но хоть какая-то перемена по сравнению с ровными неизменными страницами любимых книг), была ароматно пахнущая гриффиндорская всезнайка, его будущее представлялось весьма унылым.

Он пробежался по короткому списку потенциальных кандидатов, на которых можно было напустить себя. Там была Помона, но она слишком приземленная для него, чтобы брать ее в расчет. Как альтернатива всегда оставалс Дамблдор, но между ними все еще сохранялась неизменная дистанция; старый маг с отеческой заботой сводил на нет все усилия Северуса по поддержанию нормального разговора. Кроме того, он сомневался, что сможет вынести добродушные попытки Альбуса заставить его «смотреть на все с хорошей стороны» или «приободриться», хоть они иногда и удавались. Еще была Милдред, разумеется. С ней могло сработать, но на данный момент она жутко зла на него и, возможно, без колебаний наградит его при случае какими-нибудь заячьими ушами. Итак, оставался Люпин, оборотень и бывший школьный враг…

Северус нахмурился, вкус лимонной меренги все еще присутствовал на его небе, и задумался, как же его угораздило очутиться в конце концов в кресле в Люпиновской гостиной в компании Ремуса Люпина и Филиуса Флитвика, попивая неплохой чай и поедая навязанные сладости. По некоторому размышлению он выбрал Люпина: Северус ничего не был ему должен и неохотно признавал, что Люпин умен и хороший собеседник и, что самое главное, с наименьшей вероятностью из всех них будет обращаться с ним, как с безнадежно больным.

Северус быстро вызвал его через камин и, прежде чем успел оробеть, переместился в совершенно неизвестную комнату: за все время знакомства с Люпиным он никогда не бывал в его покоях и с ужасом осознал, что не отваживался отправляться в незнакомые помещения с конца октября. Была тьма впереди, тьма позади, и только одинокий голос направлял его; Люпин заговорил с ним, его звучный баритон прозвучал, как соло фагота в ночи.

- Заходи, Северус, мы как раз болтаем. Я все думал, не придешь ли ты отчитать меня за то, что я уронил твою книгу.

У него многослойный голос, удивился Северус, он многое открывает, а вот верхние ноты поизносились; еще немного хриплый, но все же глубокий и звучный. Северус почувствовал, как вибрация проходит по его задней стороне шеи и вниз по мускулам плеч и задумался, почему раньше не замечал, какой физический эффект производят голоса.

- Мы? – переспросил он, не в силах сдержать обычную ухмылку, и смутно подумал, может ли вообще вести себя по-другому.

- О, да, мы с Ремусом как раз обсуждали наиболее неоднозначных студентов – у них одновременно простая и сложная жизнь, правда?

Писклявый голосок Флитвика, в аккомпанемент к фаготу вступает гобой. Северус почувствовал, как звук ползет мурашками по его груди, поднимается по шее к челюсти… Флитвик был одним из последних людей, кого он хотел бы видеть. Маленький профессор чар был настолько (Северус поморщился) добросердечен. Первый и единственный визит Флитвика к нему в больничное крыло в начале ноября сплошь состоял из писков и всхлипываний, отчего Северус почувствовал себя очень неловко и ужасно разозлился. По правде говоря, маленький старый профессор на данный момент возглавлял список наиболее неприятных ему людей.

- Вижу, - ответил он.

- Проходи, садись с нами, - раздался голос Люпина, потом Северус почувствовал движение воздуха, и оборотень, от которого исходил чистый резкий запах снежной дикости, оказался рядом с ним и провел его в ночи к чему-то твердому, крепкому, реальному, к бесконечной благодарности Северуса, ни разу не прикоснувшись к нему.

- Вот, - сказал он, и Северус почувствовал, что перед ним что-то есть. Будто по собственной воле его левая рука протянулась, ища опору, и нащупала спинку кресла. Быстро пробежав по мягкой бархатистой подушке, скользнула по подлокотнику, спустилась по нему вниз к удобному мягкому сиденью. Северус сел, позволил втянуть себя в разговор. Он мало говорил сам, много ухмылялся и по-настоящему наслаждался обществом обоих коллег, смакуя ощущения, когда звуки голоса волной прокатывались по его телу, проникая до костей.

Ремус наблюдал за Северусом, который, казалось, не знал, что делать с полным ртом горько-сладкой меренги, и изумлялся. Казалось, выздоровление идет нормально… теперь он меньше походил на мучающийся в приступе самобичевания комок черной ткани и грязных волос и больше - на старого доброго Северуса Снейпа, трясущегося от злости на весь мир, источающего вызов каждой порой. Еще не совсем в себе, но уже на пути к этому. Проведя мастера зелий к креслу, Люпин наблюдал, насколько уверенно тот протянул руку, изящно пробежав по мягкой ткани, нащупывая контуры кресла, будто как-то оценивая его. Заносчиво задрав нос, Северус развернулся и сел без неуклюжести, не ощупывая поверхность под собой, как надменный лорд в своем поместье. Это во многом ошеломляло: Ремус не мог бы представить мир без одного из чувств, особенно из-за ежемесячных трансформаций. В волчьем обличье сильнейшим чувством было обоняние, но когда он был человеком, зрение становилось наиболее важным. Как Северусу удается?

Северус, со своей стороны, обдумывал эксклюзивную информацию о Сьюзан Боунс и Джанстине Финч-Флетчли, которой поделились с ним Флитвик и Люпин; сам он никогда не замечал, что тут разворачивается маленькая мыльная опера. Миссис Норрис, очевидно, поймала парочку в одном из старых классов чар в нечестивый ночной час (около трех); в деле участвовали талантливо примененные шелковые шарфы и овощи из кухни весьма затейливой формы. Северуса одновременно позабавили и вызвали отвращение возникшие при этом образы, и, выбирая между тем, нахмуриться или рассмеяться, он предпочел первое, поскольку в этом у него было несравненно больше опыта; отсюда и последующая проблемка с восхитительной, но слишком уж сильной сладостью, от которой его рот грозил взорваться. Совершенно недостойно, подумал он про себя, и с трудом сглотнул, но не поморщился.

- Проблемы с лимонной меренгой? – пискнул Флитвик где-то справа от него.

- Да, - ответил Северус. – Она меня ненавидит. Но в итоге я все равно победил.

- Как всегда, - вставил Ремус, очарованно наблюдая, как разглаживаются линии вокруг губ мастера зелий. Восхитительно, подумал он. – Кстати, - добавил он, - я слышал, ты согласился принять мисс Грейнджер в качестве ассистентки. Как вам работается?

- От нее больше проблем, чем пользы, - ответил Северус, сам замечая, насколько неискренне прозвучал его голос.

- Ты никогда не изменишься, - хихикнул Флитвик.

- И меня это очень утешает, - парировал Северус. Его левая рука протянулась, как паук, чтобы схватить горячую продолговатую чашку рядом с ним. Он нащупал ее почти безошибочно, мягко сжимая края, убеждаясь, что держит достаточно крепко. Северус с изумлением обнаружил, что ему все легче и легче вспоминать, что он делал с вещами, и потом находить их.

- Как и все мы, - возразил Ремус, поднимая чашку в не увиденном и не оцененном тосте. Мир качнулся назад, придя в равновесие, как корабль на волнах, и это одновременно освежало и обнадеживало.

Дело в одиночестве, решил Северус, шокированный, но в то же время приятно удивленный тем, как мило он провел вечер, болтая с двумя коллегами, которых всегда избегал. Может, на эту неделю его одиночество насытилось человеческим общением, и он сможет вернуться к старым, извращенно-уютным ночным кошмарам. Если повезет, подумал он, но это будет просто счастливая случайность. Один вечер за несколько месяцев одиночества вернул его в прежнее душевное состояние, с которым он и не заметил, как расстался. Его острый язык будто притупился, он жаждал просто поговорить, но где-то в течение часа смог восстановить прежнюю язвительность. Мисс Грейнджер не лучший объект для остроумия, решил он, задумчиво прихлебывая чай. А вот это была хорошая мысль, подивился он и вернулся к разговору, омываемый волнами звуков.

*****
Боже, ну что за казарменный юмор, жалобно думала Гермиона в понедельник утром за завтраком в большом зале. В эти скучные и пасмурные выходные у Гарри и Рона было слишком много свободного времени, поскольку студентами запретили летать и проводить квиддичные тренировки из-за хлещущего, жалящего ветра и снегопада. Вместо того чтобы сесть и позаниматься, они бесконечно играли в шахматы, обмениваясь шуточками, которые большинству бы показались слишком пошлыми и уж наверняка всем – просто тупыми. По-видимому, сегодня утром их тупость достигла критической отметки.

Яичница, задумалась Гермиона. Есть в ней что-то обнадеживающе-практичное. Она уставилась в свою тарелку, умоляя яичницу защитить ее от булькающего смеха, который весь день угрожал испортить ей настроение. Ей жутко досаждал этот незамысловатый юмор, одновременно обидный и успокаивающий. Столько всего происходило за стенами Хогвартса, что она представить не могла, как кто-то вообще может смеяться.

Или, может, ты не хочешь улыбаться, потому что слишком близко столкнулась с тем, что происходит в стенах Хогвартса, подумала она. В этом была своя правда. Неминуемая зависимость от опасного магического искусства и не менее опасной мрачной личности, с которой ей приходилось работать вместе, словно выбили почву у нее из-под ног. Но до сих пор никто ничего, казалось, не заметил, и это слегка раздражало ее. Она что, настолько невеселый и безрадостный человек, что не видно разницы между тем, когда она относительно счастлива и когда у нее проблемы? Как все это тяжело. Она вздохнула.

Рон и Гарри все еще старались переплюнуть друг друга в ужасающих остротах, когда прибыла почта; совы влетали через высокие серые окна, с их перьев сыпались снежинки. Гермиона, как обычно, ничего не получила, но она привыкла. Рядом с ней Джинни развернула «Ежедневный пророк», который выписывала, чтобы знать, что министерство скрывает от общества. Суть в том, чтобы читать то, чего там не написано, говорила она Гермионе. Вот тогда можно понять, что происходит. Сама же Гермиона не могла разобрать, что должно скрываться между строк, и втайне полагала, что у Джинни просто паранойя. Именно из-за этого Гермиона с особым тщанием принялась за завтрак, проигнорировав резкий вдох Джинни, когда та открыла первую страницу.

Но волну ошеломленного молчания, прокатившуюся по столу Рейвенкло, проигнорировать было невозможно. Как взрывной волной заглушило весь шум, все взгляды были направлены к дрожащей Мэнди Броклехерст, шестикурснице, которая сидела, тупо уставившись на что-то на тарелке перед собой.

Справа от Гермионы Джинни тихо выдохнула «о боже», наблюдая за этой картиной. Мэнди резко подняла голову и диким взором обвела зал, прежде чем посмотрела с чистейшей не по возрасту ненавистью куда-то поверх плеча Гермионы и выбежала из зала. Гермиона заметила черный конверт в ее руке, и ощутила внезапную слабость в желудке. Мэнди получила министерское сообщение о смерти.

- Что происходит? – прошептала Гермионе Лаванда. Гермиона только бессильно пожала плечами, но Джинни бросила ей через стол «Ежеджевный пророк», чуть не опрокинув чашку с шоколадом. Гермиона придвинулась ближе к Лаванде и Парвати, чтобы разглядеть получше. С первой страницы скалился череп со змеей, выползающей изо рта, который угрожающе парил над сильно поврежденным домом.

«В эту ночь приблизительно в 1:30 подверглась нападению во время сна семья Броклехерстов. Были убиты Маркус Броклехерст, его жена Анжела и их десятилетняя дочь. Над их домом в Сассексе парила Темная метка, так что вину за нападение возлагают на Жрецов смерти или их подражателей…»

Дальше в статье говорилось о роли, которую Маркус Броклехерст сыграл в последней войне, будучи обвинителем в делах против последователей Волдеморта и отправивший многих из них в Азкабан. В конце страницы Гермиона обнаружила предложение: «В живых осталась только их шестнадцатилетняя дочь, в данный момент находящаяся в Хогвартсе».

Гермиона застыла в ошеломлении. Впервые за последние полтора года смерть, причиненная Волдемортом и его последователями, затронула ученика Хогвартса. Первым был, разумеется, бедный Седрик Диггори, но он просто оказался не в то время не в том месте. Теперь, казалось, Волдеморт расширяет границы своей мести. Гермиона подумала, что Снейп, наверное, был всего лишь первым из длинной череды магов, ведьм и, возможно, магглов, приговор которым был уже вынесен по той или иной причине.

Она оглядела большой зал. Стол Рейвенкло был полон бледных, искаженных страданием лиц, за столом Хаффлпаффа несколько первокурсников уже тихо плакали. За своим столом она увидела сменяющие друг друга выражения страха и злобы и порадовалась, что ни у кого из гриффиндорцев не сдали нервы. Слизеринцы же…

Гермиона повернулась и увидела тех, кому предназначался взгляд Мэнди. Там было несколько довольных лиц, улыбающихся в жуткой уверенности, что у них есть почва под ногами, в то время как другие теряют ее. Она прищурилась, испытывая острое желание изо всех сил ударить по этим ухмыляющимся лицам – это было как в конце четвертого года, хотя сейчас от их уверенности, что нет лучше новости, чем смерть Волдемортова врага, ее тянуло блевать.

Что бы, интересно, Снейп сказал им, задумалась она. Несомненно, бывший глава Слизерина нашел бы, что сказать им, но она не догадалась бы и под угрозой смерти. Как, черт возьми, он поддерживал равновесие так долго. Было ли это вопиющее попустительство просто прикрытием? Она раньше не задумывалась особо об этом интригующем аспекте жизни мастера зелий, но вопрос его лояльности наверняка порождал некоторое напряжение между ним и слизеринцами…

Гермиона решила, что спросит об этом профессора Снейпа, когда пойдет к нему сегодня вечером, если он будет в подходящем настроении. С таким намерением она положила вилку, посмотрев на остатки своего завтрака. Она больше не была голодна, чувствуя только, что страх отпускает ее.

*****
Когда Гермиона вошла в его спальню в восемь этим вечером, она была поражена, увидев, что профессор Снейп в ярости бегает туда-сюда по комнате, вместо того чтобы спокойно сидеть в своем кресле. Он казался нетерпеливым, раздраженным и куда больше походящим на старого профессора Снейпа, которого она не видела вот уже несколько месяцев. Гермиона почувствовала легкий укол страха. Вот так Снейп был больше похож на себя.

- Садитесь, мисс Грейнджер, - рявкнул он, и удовольствие Гермионы от этой мысли немедленно сменилось раздражением, которое, однако, было столь знакомым и уютным, что она не могла не порадоваться ему. Гермиона прошла к своему креслу справа и была приятно удивлена, обнаружив перед ним небольшой столик. На нем лежали два пера и два листка пергамента, один, очевидно, для нее, второй – чтобы писать под диктовку. Она села.

Северус был в бешенстве, в бешенстве из-за Волдеморта, из-за его льстивых рабов, но большей частью из-за себя. Если бы он начал быстрее, попытался раньше, три человека могли бы быть живы сейчас, а молодая девушка не осталась бы сиротой. Глупец, глупец, глупец! - поносил он себя. Еще три жизни на его совести. Он вел себя как дурак. Дурак и трус.

Он продолжал бегать по комнате, чувствуя на себе взгляд мисс Грейнджер, но не мог заставить себя заботиться о том, что она о нем подумает. Натоптанная дорожка перед камином так и умоляла пройти по ней еще раз, утомиться, выложиться полностью, думать, думать, думать. Пора было перестать мучиться из-за собственного глупого нежелания, нелепых страхов. Северус чувствовал, как ярость горит в нем белым пламенем, заставляя его голову немного кружиться, но это было хорошо. Он был жив и держал себя в руках. Если Волдеморт думал, что может «укротить» меня, что ж, он был прав, но я отказываюсь опускать руки и принимать все как должное, если еще можно мстить… Нити его мыслей летели со скоростью тысяча миль в час, но они были холодными, ясными и верными.

Профессор Снейп резко остановился и обернулся к Гермионе. Он был высоким, очень высоким. Она и забыла, насколько он высокий в самом деле после того, как недели видела его только сидящим. Его руки сжимались в кулаки, а на горле билась жилка, придавая ему тревожный, беспокоящий вид. Но челюсть была крепко сжата, а лицо столь напряжено, что глаза Гермионы округлились. Она увидела в профессоре Снейпе человека, у которого есть своя миссия, собранного и стремящегося к возмездию.

- Вы готовы, мисс Грейнджер? – резко спросил он, и Гермиона вспомнила, что он всегда вел себя так раньше. По сравнению с его поведением за предыдущие несколько месяцев, перемена была пугающей.

- Да, профессор, - ответила она, поднимая перо, обмакнув его в чернильницу и приготовившись.

Северус коротко кивнул.

- Хорошо, - сказал он. Вот и момент истины, подумал он. Его глупые предыдущие занятия не приносили ничего, потому что он не отдавал ничего, но сейчас это пробирало до костей, это было реальным. Он мог не быть шпионом, но принести гораздо больше пользы; Темный лорд еще пожалеет, что оставил его в живых.

Арифмантика, думал он. Вертеть всем миром.

Северус глубоко вдохнул и начал.




Глава 15.

Причины событий всегда интереснее, чем сами события.
Цицерон

Гермиона была полностью загипнотизирована. Она не могла оторвать взгляда от профессора Снейпа, который стоял перед камином, беззвучно шевеля губами – и чувствовала, как магия в комнате - магия, о которой она даже не подозревала – начинает кружиться, притягиваться по мере того, как плясали его руки, собирая ее. Здесь текла чистая сила – Гермиона могла чувствовать, как она просачивается сквозь нее до костей, рвется через поверхность стола, на который она опиралась, протекает по полу под ее туфлями, собираясь у ног профессора Снейпа. Воздух потрескивал, как от электричества, и она всей кожей ощущала невидимые молнии, смотря, словно прикованная к месту, на мастера зелий, сплетающего все это. Казалось, по его ногам поднимается вихрь силы, шевеля мантией как под легким бризом, вверх по груди и вдоль рук ко все еще танцующим пальцам, пока профессор ткал странный сложный узор в загустевшем воздухе перед собой. Гермиона никогда не видела ничего подобного. Она читала об этом, да, но в реальности видеть, как он ткет полотно из сырой магии - это зачаровывало: входы, выходы, повороты, быстро, и уверенно, и…

Без предупреждения профессор Снейп свел ладони с треском, который прозвучал как выстрел, и Гермиона подпрыгнула на месте, только силой воли удержавшись от того, чтобы не вскрикнуть от удивления. Она ощутила, как сила внезапно рассеялась, ушла в землю.

- Пиши, - отрезал он, и рядом с Гермионой второе перо поднялось вертикально на пергаменте; не желая быть обойденной магической штучкой, она быстро обмакнула собственное перо в чернильницу и провела на листе пробную линию. Хорошо.

К ее удивлению, он начал не с уравнений, но вместо этого принялся читать лекцию, больше для себя, чем для нее.

- Пункт первый, - произнес он, наклонив голову на бок и осторожно сделав шаг вперед. – Основной вопрос и, несомненно, наиболее срочный состоит в том, кто станет следующей жертвой Волдеморта и его последователей. У всех них есть что-то общее, мы должны найти этот фактор и исходить из него. Возможно, понадобятся некоторые поиски в библиотеке, чтобы вычислить наиболее вероятных кандидатов. Пункт второй: при условии, что мы может найти первоочередные жертвы и убрать их с линии огня, кто будет следующими? Исключение первоочередных жертв повлечет переход к запасному плану, как и раньше, и Волдеморт не прекратит свои нападения надолго. Как только одна жертва будет исключена, ее заменит в черном списке новая. Так что на следующем этапе надо будет оценить реакцию Темного лорда на постоянную нехватку жертв на первой волне убийств. Пункт третий: как присоединение новых Жрецов смерти скажется на динамике группы и будет ли Волдеморт учитывать их в своей стратегии? Сколько нынешних студентов Хогвартса предположительно присоединятся к Волдеморту? – он замолчал, нахмурившись.

- Черт! – внезапно вскрикнул он, заставив Гермиону подпрыгнуть. Если он не перестанет так делать, мне придется отказаться от работы из-за сердечного приступа, раздраженно подумала она.

Северус буквально кипел. Сила в комнате волновалась вокруг него, умоляла, чтобы ее выпустили на свободу, но он не мог этого позволить. Он отчаянно нуждался в ней для переходов, которые собирался совершить. Обычно он не стал бы пытаться использовать столько силы зараз, но явная сложность абстрактных проблем настолько ошеломляла, что он потерял бы сознание, попытайся он обойтись исключительно собственными магическими резервами. Он мог отключиться в любом случае, когда будет пропускать силу через себя, но все равно был шанс, что он сделает все правильно: он не пытался заниматься этим так давно, даже когда маялся дурью с Милдред, что либо у него сразу получится, либо он потерпит позорное поражение. Так много факторов, думал он. Какой же, какой же? Он был почти в растерянности: с чего начать? С начала, разумеется, сказал он себе, только бы еще найти его. Он глубоко вздохнул, пытаясь сконцентрироваться на текущем задании. На Броклехерстов напали, скорее всего, из мести, так кто будет следующим? Насколько важными были эти последние жертвы? Начали ли Жрецы смерти с конца, или с начала черного списка, или же где-то с середины? Или же, упаси боже, это был случайный выбор? Это наверняка усложнит все. Хорошо, первым делом стоит сконцентрироваться на возможности случайного выбора жертвы.

Гермионе показалось, что профессор Снейп прекратил какую-то скрытую внутреннюю борьбу, найдя наконец решение.

- Пусть руна Турисаз* означает жажду мести, - начал он, и Гермиона покорно склонилась над пергаментом, позволив себе потеряться в этих чарующих заманчивых словах. Они кружились в ее голове ураганом негромких фраз, падая, умирая на полу, но все же навсегда сохраняясь на листе благодаря яростному скрипу двух перьев, которые записывали все, что он говорил; одно – истинное значение руны, перо Гермионы – ее алфавитную транскрипцию. Она видела, как уравнение разворачивается под ее пером, растекаясь по странице, рожденное быстрым росчерком. Оно было изящным и сложным, но основная суть его заключалась как раз в абсолютной простоте его линий. Гермиона могла видеть, как оно пробивает себе дорогу в мир, притягивая к себе различные факторы, близко прижимая их, оборачиваясь вокруг них, заставляя их выстроиться в связную последовательность идей, которая в итоге откроет проницательному взгляду конечные замыслы темнейшего из магов современности.

О боже… Гермиона почувствовала, как втекающая в нее прямо из воздуха сила волной поднимает ее, окружает все мыслительные центры, спускаясь толчками по спинному мозгу к глубоко скрытым местам, становясь истиной; она плыла, она падала. От профессора Снейпа исходила могучая неумолимая волна магии, пронизывающая ноги, кресло, на котором она сидела, поднимающаяся по спине, скользящая по плечам и рукам к перу, которое она держала в крепко сжатых пальцах, перу, неистово мчащемуся по пергаменту. И Гермиона даже не видела, что пишет. Ее лицо застыло, перед ней открывались тысячи вероятностей, быстро разворачиваясь под порывами магии, но она не могла решить, какой последовать. К счастью, об этом позаботился Снейп. Волдемортова жажда мести была сильна – Гермиона тонула в ней, когда писала уравнение, и магия в нем прочла ее любопытство, будто высеченное на внутренней стороне черепа, и жадно впилась в него… Гермиона чувствовала, как магия со страницы перескакивает ей в голову, погружается в ее мысли, раскрывая соблазнительные причудливые вероятности: что, если Волдеморту удастся, если ей удастся схватить весь магический мир за глотку и удержать так…

Другое уравнение, в этот раз определяющее первую группу жертв, их очередность, уносящее ее в огромный бездонный колодец, такой холодный и чистый, что она могла ясно видеть все перед собой. Ублюдки, близкие к Темному лорду, им придется заплатить за все, но не все из них будут первыми. Те непокорные, у которых нет прикрытия, которые бьются в мрачной цепкой хватке, созданной Волдемортом путем угроз и наказаний, те, кто оставили верных на растерзание врагам, они заплатят первыми: они заслужили это наказание, и поскольку Темный лорд собрал силы на этих первых этапах, они будут легкими жертвами. Каждая жертва придает Волдеморту еще силы, поняла Гермиона, так что с каждая легкая добыча позволит получить другую, более сложную, и так все дальше и дальше… Гермионе нравилось это ощущение. Время простиралось перед ней, и она могла выбрать, по какой дороге пойти – слишком легко было почувствовать подводные течения. Ей казалось, будто она стоит на бесконечном берегу по щиколотку в воде, и прибой вымывает песок у нее из-под пальцев ног; береговая линия уходит за горизонт без конца и без края…

Но поднялось новое уравнение в оболочке глубокого, бархатного голоса Снейпа. Оно сказало Гермионе, что нет ничего легче, чем убивать невинных, что именно этого хотел Темный лорд, он будет наслаждаться криками детей, уничтожая веру в сердцах магов, заставив магический мир вздрогнуть и склониться перед ним. Смерть вызывала сладкий страх, как подогретое густое вино, изысканное, но смертельное, Гермиона была опьянена; ей казалось, что легче найти свое собственное призвание, чем подчиняться этому – простые идейки, простые умишки, о, ей захотелось закричать, восстать и уничтожить, эти неверные не смогут ей противостоять, и она будет вознаграждена, сможет победить Темного лорда, сможет подняться над всеми… Это будущее нравилось ей больше всего: она наблюдала, как Волдеморт стальным катком прокатился по магическому миру, вначале уничтожив непокорных, потом тех, кто был слишком труслив даже для этого, и потом она – она, не Рон, не Дамблдор, не Гарри – поразит его, и тогда не останется никого, кто мог бы безрассудно бросить ей вызов… она была сильна, она могла сделать это, и у нее на пути не стояло ничего, кроме собственной жалкой чести…

Постой, вскричал ее разум, взгляни на проблему, обретающую форму и суть под твоим пером, как она разворачивается, восхитительная и изысканная, говоря тебе, кто будет первыми жертвами: ведьмы и маги, убившие близких сподвижников Темного лорда (но недостаточно близких, чтобы заслужить полную защиту) – они только пешки, внесшие свой маленький вклад в падение Волдеморта. Они и будут первыми – рядовые авроры, свидетели, случайные шпионы, отправившие Жрецов смерти в Азкабан, и это был справедливый суд. Они будут первыми, но она могла бы спасти их, в этом ее истинный путь. Да, подумала она. Они будут первыми, но не последними, они будут уже мертвы, если она не вмешается, но в ее силах подняться на темных крыльях и спасти их. Она закатила глаза, обдумывая эту возможность, в то время как ее рука неистово писала числа вероятности…

- 27 к 1, - раздался далекий голос профессора Снейпа, - что Волдеморт в начале будет преследовать министерских работников, но руна Альгиз** обещает будущую защиту, в которой мы на данный момент не уверены, не со стороны Министерства, и это повышает шансы до 35 к 1 – их можно пока оставить в покое…

… которые кувыркались у нее в голове. Да, она могла оставить их, сейчас они были неважны.

Северус чувствовал, как магия течет у него по позвоночнику, кружится, мешается в его голове, и потом опадает через его тело, сила, наполненная возможностями и идеальными исходами, которых он желал, но с его губ слетали наиболее вероятные решения, которые никогда не были совершенными, никогда не были законченными. Ох, было старое знакомое ощущение собственной непобедимости, искушение последовать за желанной нитью вероятности, но он мог не обращать на них внимания: как и все в арифмантике, кроме правильного решения, они были лживы. Какое будущее наиболее вероятно? То, которое приходит на ум первым, подумал он, не важно, сколь несовместимы его многочисленные вариации. В этом и состояла загвоздка: существовало в буквальном смысле бесконечное число временных линий, но он позволял магии поглотить себя, проникнуть в мозг и указать ему верное направление, не слишком нежно подтолкнув его к той или иной нити. Он ощущал вторжение, беззащитность, но это была слишком малая цена, которой можно было пренебречь на столь долгом пути…

Северус постепенно начал вновь осознавать окружающий мир. Он чувствовал, что прошло какое-то время, но забыл о нем. Это отличалось от того, как было раньше: он никогда настолько не терял счет времени. Когда он иногда возвращался в реальность, забыв какую-нибудь важную переменную, и спрашивал мисс Грейнджер, что он сделал, она отвечала быстро и не задавала вопросов, и в ее голосе не было смертельной усталости. Однако он не мог избавиться от ощущения, что уже поздно, очень поздно. Он сунул руку в карман за часами.

- Campana, - в ответ раздался один звоночек. О, черт!

Гермионе смутно показалась, что кто-то называет ее имя, возвращая ее из будоражащих миров, которые она исследовала. Она рассердилась: было так восхитительно смотреть, как распутывается узор времени и сплетается иначе, а теперь кто-то хотел, чтобы она вернулась. Она чувствовала, как рассеивается туман вероятности, ее зрение прояснилось, а мысли вновь стали принадлежать только ей, и она почти с удивлением обнаружила, что перед ней в угасающем свете камина стоит профессор Снейп.

- Сколько времени, - спросила она. Огонь был явно намного выше, когда они начинали, нет? Гермиона потрясла головой, пытаясь прояснить мысли. Была ли она в действительности там, где думала, или мир столь разительно и неожиданно изменился? В каком будущем она была? Ее желудок совершил кульбит – будто она однажды пошла по неверному пути и проскользнула в другой мир, где что-то было неопределенно иначе. Ей совсем это не нравилось; раньше она всегда могла контролировать свои мысли и эмоции, но в прошлом… как бы далеко оно ни было… она видела себя тираном, завоевателем, ангелом мести, и хваталась за каждое видение с одинаковым пылом. Но это совсем не я…

- Приблизительно час ночи, - сказал профессор Снейп, отрывая ее от беспокойных мыслей. После весьма многозначительной паузы он добавил. – Это было… странно.

- Кто бы говорил, - пробормотала Гермиона. Руку болезненно дергало, и она заметила, что вокруг лежали листы бумаги, все исписанные ее почерком, но она не помнила, чтобы писала на них.

Северус постепенно понял, что у него сильно болят ноги… он смутно вспомнил, что бегал по комнате на протяжении пяти часов, пока говорил и… о, боже. Он осознал, что не имеет представления, в какой части комнаты находится. Мисс Грейнджер была где-то перед ним, но он не знал, как расположен по отношению к ней. Ее голос звучал отдаленным – казалось, ее что-то взволновало, но внезапно он почувствовал себя очень усталым, и его ноги грозили вот-вот подогнуться. Наименее смущающим вариантом было попросить ее помочь ему найти кресло, а вот упасть на пол прямо здесь… Ну, хотя бы это точно отвлечет ее от любых тревожных мыслей. Да, наименее смущающий вариант, но не без некого позора. Забудь об этом, гневно подумал он, у тебя же дрожат чертовы колени. Давай же…

Звук того, как профессор Снейп прочищает горло, снова вернул Гермиону в реальность. Она даже не осознав, что сидела, невидяще уставившись в пространство, резко перевела взгляд на его неподвижную фигуру в тусклом свете. Он открыл рот, затем закрыл, затем снова открыл. Что он делает?

- Кажется, я потерял ориентировку в комнате, мисс Грейнджер, - произнес он, его обычно уверенный и ровный голос прозвучал почти комически неловким. – Не могли бы вы… гм… дело в том, что мне необходимо, э-э, присесть… - он замолчал, странно скривив губы, и Гермиона осознала, что профессор Снейп пытается попросить ее помочь ему найти кресло. Это приводило в замешательство, особенно вместе со странным чувством альтернативной реальности, от которого она пыталась избавиться, но вместе с тем было забавным. Ей внезапно пришло на ум, что рассмеяться будет немудро, и она предпочла ухмыльнуться.

- Конечно, сэр, - сказала она, позабавленная тем, как он внезапно расслабился, когда она поднялась с кресла и подошла к нему. Северус стоял слева от камина, лицом к пространству между ее креслом и кроватью, и по мере того как она приближалась к нему, ей все больше становилось не по себе. Он был намного выше нее, и большинство связанных с ним воспоминаний были зловещими. Она прикасалась к нему раньше только один раз, в больничном крыле. Подойдя ближе, она увидела, что он снова застыл.

Северус мог чувствовать, что она стоит рядом, ее запах наполнял воздух, закрадывался в его одежду, скользил по шее в нос. Он мог почувствовать его восхитительный вкус на языке.

Из темноты раздался ее голос.

- Ничего, если я прикоснусь к вашей руке? Я не знаю, как по-другому это сделать.

Ему хотелось сказать, чтобы она отошла от него, встала куда ему надо и говорила, направляя его словами, но что-то в нем помешало этому – это будет всего лишь прикосновение к руке, это не больно.

Почему же ты так боишься? спросил себя Северус. Он знал почему.

… но она уже приняла его молчание за согласие, и ее мантия зашуршала, когда она встала справа от него, он ощутил прикосновение маленьких теплых пальцев через рукав. Они скользнули чуть выше локтя, мягко задев ребра через одежду, и он почувствовал, как на плечо легонько опустилась другая рука. Гермиона наклонилась к нему, слега прижимаясь к его боку, и сделала шаг вперед. У него не было выбора, кроме как последовать за ней. Он испытал абсурдный порыв согнуть руку в локте, будто они банально прогуливались под ручку, но подавил этот импульс: это будет просто смехотворно.

Он все еще пахнет, как грозовая ночь, подумала Гермиона, пытаясь не вдыхать слишком глубоко – он и так уже весь на нервах. Она медленно шла к креслу, пытаясь не замечать, как напрягаются мускулы его руки под ее пальцами, будто он старался удержаться от чего-то. Его мускулы равномерно сжимались, заставляя ее задрожать, поскольку она опрометчиво прижалась к нему. Она испытала легкое головокружение одновременно от попытки не дышать и щекочущего ощущения во всем теле. Гермиона облизала губы, стараясь не обращать внимания на напряжение в воздухе…

Северус почувствовал, что на его лбу выступают капельки пота. Она дышала мягко, и от этого легкого ритма у него пересохло во рту. Он заставил себя не думать об этом, думать о чем-нибудь другом, например, куда, черт побери, она его ведет? Он сильно вздрогнул и чуть не отпрыгнул в сторону, когда ее ладонь скользнула с плеча по руке к запястью, а потом исчезла.

- Вот здесь, - сказала она напряженным голосом. Северус сглотнул и кивнул, не в силах заговорить, молясь, чтобы она отвернулась и перестала прикасаться к нему.

Бессознательно исполнив его желания, Гермиона отпустила его руку и отступила, но не могла удержаться от того, чтобы посмотреть, как он нашел кресло и сел в него без неуклюжести. На его лице появилось заносчивое выражение, и она далеко обошла его, возвращаясь к своему креслу по другую сторону от камина. Что ж, это было странно, подумала Гермиона. Она опустила взгляд на стопку своих записей и уже собиралась применить шифрующее заклинание, когда он внезапно заговорил.

- Уже поздно, мисс Грейнджер. Возможно, вам стоит вернуться в Гриффиндорскую башню, - сказал он. Гермиона нахмурилась.

- У меня есть несколько вопросов, - многозначительно сказала она.

Профессор Снейп театрально вздохнул, но не сказал ничего против. Не особо ободряет, да кому какое дело, подумала она.

- Может, только один вопрос, - поправилась Гермиона. Он вопросительно поднял бровь. – Что это было? – спросила она.

- Что было что? – лениво произнес он. Гермиона раздраженно фыркнула.

- Все, что я испытала, пока вы решали уравнения, - ответила она, наклоняясь к нему. – Я могла видеть возможные направления, будто будущее само проведет меня, если я выберу тот или иной путь, только это все касалось не только меня, это было, что случится, если, уф, Волдеморт, - она вздрогнула при этом имени, - сделает то или это. Это было так странно, но что меня напугало – будто я была совершенно другим человеком. Я хотела, чтобы люди боялись меня, потом я хотела спасти тех, кого он собирался убить. Это всегда так?

К ее бесконечному удивлению, он повернулся лицом к ней и улыбнулся настоящей доброй улыбкой, в которой не было и тени насмешки.

- Нет, - ответил он, и в его голосе тоже слышалась улыбка. Это было странным – Гермиона не могла вспомнить, чтобы он когда-то так говорил. – Думаю, я должен был предупредить вас об этом, но я полагал, что вы уже знаете – из книг или от профессора Вектор по крайней мере. То, что вы, вероятно, испытали, была магия, пытающаяся заставить вас использовать ее. Возможно, вам казалось, что вы можете сделать все что угодно, да?

- Да, так и было, - ошеломленно ответила она.

- И вам хотелось сделать что-то такое, что вы увидели в альтернативной реальности, даже то, что вы не стали бы обычно делать. Это потому, что в том будущем были вещи, например, наслаждение властью, которых вы жаждете на каком-то уровне. Это не плохо, мисс Грейнджер, и вы не злой человек. Просто обнажив эти желания, вы понимаете, что вещи, которых вы хотите, вполне достижимы, если применить верную силу в верном месте. И вы можете увидеть эти места, когда заглядываете в будущее. Вы помните, я говорил, что магия почти разумная сила?

- У-гум, - неразборчиво ответила Гермиона.

- Магия и есть та самая сила, которую можно применить в правильных местах. Она жаждет, чтобы ее освободили, использовали, и не для относительно простых задач и уравнений арифмантики, а для большего. Редко кто чувствует такие побуждения, потому что они ощутимы только при больших дозах магии, - он пожал плечами. – Сегодня мне это было нужно. Это не трудно игнорировать, мисс Грейнджер. Вам надо только помнить, что эти призрачные линии вероятности лживы.

- Лживы? – спросила она.

- Ну, почти лживы, - сказал он. – Всего лишь фрагменты будущего, которое, скорее всего, не наступит. Теоретически возможные, да, но не особо вероятные исходы, - профессор Снейп переменил позу. – Завтра мы посмотрим на то, что мы написали и, полагаю, у меня есть для вас задание в библиотеке, которую, уверен, вы возненавидите.

Гермиона открыла было рот, чтобы возразить, но остановилась, увидев, как изгибаются уголки его губ. Она улыбнулась.

- Да, это просто отвратительно.
------------------------------------------------
* Турисаз (THURISAZ) – «терн», «Тор», 3 руна Старшего Футарка, входящая в атт Фрейра. Руна связывается с асом Тором, защитником Асгарда и Мидгарда, и его молотом Мьелльниром. Одновременно воплощает стойкость и защитные свойства терна.
Турисаз – это воплощение силы, которая противостоит всему, что противоречит естественному порядку вещей. Руна совершенно неукротимая и неуправляемая, для нее характерно нарушение договоров и вообще любые грязные делишки во время высших целей. Воздействовать и подчинить себе эту руну практически невозможно и действует она, подчиняясь исключительно своей внутренней логики. Ее можно использовать, но нельзя повернуть себе во благо. Турисаз – мощная руна защиты и принуждения.
** Альгиз (ALGIZ) – «лось», «тростник», 15 руна Старшего Футарка, относящаяся к атту Хагала. Это наиболее сильная руна защиты, причем ее действие отличается универсальностью независимо от поворота событий, в ней нет морализаторства, она безразлична к тому, кто прав и виноват. Альгиз также может быть преградой тем силам и устремлениям, которые обнаруживает в себе человек, находясь в конфликте с собой, и означает в этом контексте просветление духа.




Глава 16.

То, что люди не извлекают многого из уроков истории – самый главный урок, который история может преподать.
Олдос Хаксли

Пот струился у него по спине, собираясь капельками у линии волос, тек по щекам, заставляя кожу зудеть и делая ее гораздо грязнее, чем когда Северус начал принимать ванну. Зато внутренне он ощущал себя намного чище. Вода была обжигающе горячей, он чувствовал, как жгло кожу, хотя и не настолько сильно, чтобы появились волдыри. Будет не очень умно ошпариться, размышлял он, потому что придется идти к Поппи, все начнут суетиться, а Дамблдор обязательно захочет узнать, что заставило его это сделать. Придется объяснить, и тогда последствия… они будут, непременно. И определенно отрицательными для него, не важно, с какой стороны посмотреть.

Боже, он отвратителен… Северус застонал и поднял распаренные руки к лицу, его потные щеки и лоб залило жаром. Каждый раз, когда он вспоминал встречу с мисс Грейнджер посередине своей спальни, когда девушка взяла его за руку, на него накатывал жгучий стыд. Он совершенно недолжным образом отреагировал на нее. В тот момент она была для него не студенткой, даже не просто несовершеннолетней, а только другим живым существом; теплое женское тело рядом с ним, нет, прижимающееся к нему, маленькие ручки, мягкие изгибы – все это вызывало в нем ответные реакции, одновременно приятные и отвратительные. Северус задрожал при этих воспоминаниях, жалея, что не налил холодной воды – может, он мог бы умереть от простуды, и его унизительное влечение к шестнадцатилетней студентке умерло бы вместе с ним, и никто бы не узнал.

И все же, он испытывал замешательство: обычно у него вызывала отвращение мысль о физическом контакте с кем-либо, не включающем самозащиту или насилие. Другие, старые воспоминания давно позаботились об этом аспекте человеческого общения.

Почему же этот конкретный детеныш казался ему столь чертовски привлекательным? Он фыркнул в ответ на этот вопрос. Это только химия организма, Северус, подумал он. Ты знаешь это: физиология и совершенно понятная психологическая реакция на чье-то общество после одиночества. Да, только его жажда общения делала ее привлекательной. Возможно. Что до его собственной эрекции в ответ на ее прикосновение, это всего лишь предательская реакция его тела, к которому по собственной воле прикоснулось существо женского пола.

Он вспоминал, что она нервничала, но это легкое беспокойство было вызвано лишь его непререкаемым авторитетом. На самом деле, она должна была бы бояться его гораздо больше. Если бы она действительно знала, что он делал, на что он был способен, то с криком выбежала бы из комнаты и правильно поступила. Его ум непрошено нарисовал испуганную мисс Грейнджер, как у нее перехватит дыхание, а ноги будут скользить по ковру, пока топот шагов не угаснет, когда она убежит… Северус с ужасом осознал, что его приводит в восторг сама мысль об ее ужасе. Разум невольно подсунул несколько мыслишек, упивающихся ее страхом, ее паникой, колотящимся сердцем, воспоминанием, как бился ее пульс у него под пальцами. А потом в его голове пронеслись другие воспоминания, глубоко похороненные, а теперь извлеченные на свет, чтобы предстать еще более ужасными в своей жалкой славе: длинные жуткие ночи, ужас, смех, жестокость, крики и печаль, кровь на его руках, вероятные и полузабытые преступления – они танцевали во тьме его разума… наконец проснулось знакомое отвращение к себе, большего он не заслуживал…

Северус издал полузадушенный крик, выскочил из остывающей воды, неуклюже потащился туда, где, как он знал, находится унитаз, и склонился над холодной твердой фарфоровой кромкой, тошнота готова была взять над ним верх. Он давился желчью, желудок сотрясался в болезненных кульбитах. Грл, прохрипел он.

Прошло пять или десять минут, прежде чем он снова обрел власть над своим телом, осознавая, что сидит, замерзший и обнаженный, на твердом полу, от чего у него уже заболели колени. Он задрожал в остывающем воздухе: в подземельях всегда было промозгло, но контрастная обжигающая ванна позволила ему на некоторое время отвлечься от своей проблемы. Северус вскарабкался на ноги, призвал халат и плотно завернулся в него, прежде чем прошаркать из ванной комнаты в свою спальню к постели. Было уже поздно – или рано, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. Самое лучшее время для размышлений.

Погасив огонь, он зарылся в простыни и попытался привести мысли в порядок. Ну хорошо, Северус, и как мы решим эту проблему?

Он обнаружил, что испытывает влечение к студентке. Он знал, почему: отчаяние, странная мысль, что она не испытывает к нему отвращения, и вероломная жажда общения. Он был слаб, о чем свидетельствовали постоянные болезненные ощущения. Как ему справиться с таким поворотом событий? Завтра она придет снова, будет сидеть с ним в одной комнате. Она, со сладко пахнущей кожей, мягкими движениями, который кажутся чувственными, потому что он не может их видеть, резким, начальственным голосом, вместе с тем дразняще уверенным. Он может контролировать себя в достаточной мере, чтобы не выдать своих извращенных мыслей, пока она не прикоснется к нему – но что будет, когда – если, вмешалась его упрямая гордость – ему понадобиться определенная помощь? Сможет ли он быть уверен, что не отреагирует слишком заметно? Северус уткнулся лицом в подушку, чувствуя, что краснеет. Плохо, что ему приходилось об этом задумываться: если бы его спросили, он не стал бы себе доверять. Не то чтобы на это была какая-то причина…

Он мог, конечно, вспомнить о своей видавшей виды, хотя и слегка покоробленной чести. Клятва – он всегда верил в их силу. Поклянись себе, что ты не прикоснешься к ней специально, Северус, подумал он. Только не это. Она никогда не должна узнать. Вот – это будет хорошая клятва.

Никогда, поклялся он окружающей темноте, никогда. Его мысли канули в старую знакомую пустоту, его исповедника, его извечного наперсника и единственного свидетеля, а теперь и его постоянного спутника.

Он заснул, слушая, как его клятва эхом отдается в темноте.

*****
Щелканье пальцев перед носом вывело Гермиону из легкого транса – почему-то деревянные панели на стенах оказались совершенно зачаровывающими, хотя она подозревала, что сказался и недостаток сна.

На такую наглость способен только один человек.

- Что, Рон? – раздраженно рявкнула она.

К ее чести, Рон отпрянул назад и съежился, сложив пальцы в подобие грубого креста, что невольно заставило ее хихикнуть.

- Прости, прости, - сказал он, слегка подпрыгивая на месте. Эти приседания придали ему какой-то забавный подхалимский облик. – Мне просто интересно, где вы блуждаете, ваше высочество.

Гермиона закатила глаза.

- Это называется «думать». Ты пробовал раз или два, помнишь? – Гарри, сидящий в кресле рядом с ней, фыркнул, прикрывая лицо учебником по древним рунам.

- ХА-ХА, - с издевкой произнес Рон, оборачиваясь к Гермионе. – Ты пялилась в стену примерно десять минут, - сказал он, чуть посерьезнев. – Будто на ней вырезаны все ответы по домашнему заданию по арифмантике.

Гарри слегка усмехнулся.

- Ей это не нужно, Рон. Все ответы написаны на внутренней стороне ее век.

- Ах, Гермиона, ты списываешь! – воскликнул Рон, неплохо изображая Лаванду, но Гермиона только слегка нахмурилась, сонный туман в ее голове начал рассеиваться.

- Сколько времени? – спросила она, бессознательно щурясь. Гарри вскинул запястье и посмотрел на часы.

- Примерно без пятнадцати семь, - ответил он.

Гермиона открыла рот и вскочила с насиженного места.

- Увидимся позже, ребята, - быстро сказала она, побросала вещи в сумку и поспешила к портретному проходу. Рон и Гарри проводили ее взглядом. Гарри вернулся к своей книге, но Рон продолжал, нахмурившись, смотреть туда, где только что стояла Гермиона.

- Гарри? – сказал он.

Гарри вздохнул и снова отложил книгу.

- Что?

- Тебе не кажется, что Гермиона… Я не знаю, немного отдалилась в последнее время? – спросил Рон отчужденным голосом.

Гарри покачал головой.

- Нет, я ничего такого не заметил, - ответил он. – А что?

Рон плюхнулся в кресло, которое раньше занимало почти безжизненное тело Гермионы.

- Вчера ночью она вернулась только в полвторого, и она азалось очень расстроенной все выходные, - Рон повернулся в кресле, чтобы быть лицом к лицу с Гарри. – Думаю, может, она с кем-то встречается.

Гарри громко рассмеялся.

- Рон, она ни с кем не встречается. Помнишь, она говорила, что у нее есть какой-то проект на дополнительные баллы?

Рон несогласно покачал головой.

- Ей не нужны дополнительные баллы. Не то чтобы она стала хуже учиться, но она же спит на ходу.

Гарри только улыбнулся.

- Может, тебе стоит спросить ее, вместо того чтобы кипеть от ревности.

- Я уже говорил тебе, - произнес Рон с притворной терпеливостью, - я больше не влюблен в Гермиону. Она нужна мне просто как друг, но я волнуюсь за нее.

- Так ты волнуешься за Гермиону? – недоверчиво переспросил Гарри.

- Что, так сложно в это поверить?

Гарри пожал плечами.

- Кажется, ей не надо, чтобы мы за ней присматривали; обычно мы и самих себя-то не способны уберечь от неприятностей, не говоря о Гермионе. Она может о себе позаботиться, Рон.

Рон вздохнул.

- Я так и думал.

*****
Гермиона испытывала странное чувство, которое нечасто посещало ее.

Она чувствовала себя дурой.

Тот… случай прошлой ночью, когда профессор Снейп оказался в неловкой ситуации и вынужден был просить ее помочь, только четче показал его почти полную беспомощность, и, в полусонном состоянии возвращаясь к себе, она праздно подумала, выходил ли он вообще из своих комнат после того, как ослеп. Как он справлялся, если не хотел, чтобы окружающие помогали ему? При мысли, что со всей этой кутерьмой из-за чтения и письма она полностью забыла о проблеме с передвижением в пространстве, Гермиона резко села на постели, согнала Живоглота и шлепнула себя по лбу. Ну дура и дура, сказала она себе. Ей надо исправить это печальное упущение как можно быстрее, и сейчас, направляясь в подземелья, она решила сделать это, как только войдет за порог.

Привыкнуть к маленькому мирку в комнатах профессора Снейпа становилось все легче. Ей казалось, что она становилась немного другим человеком в этих стенах в его обществе. Иногда было страшно, но с тех пор как он потерялся в комнате, она стала меньше бояться его и того, что он мог сделать. Воспоминания о первой ночи, когда она обнаружила Снейпа, были полностью вытеснены другими, в которых она сидела, слушала, становилась свидетелем того, как целый мир развертывается, как цветок лотоса в полночь. Магия, которую он создавал с ее помощью, зачаровывала. Его комнаты были мрачнее, изысканней, и их наполняла незаметная магия: простые цвета и серые сумерки остального замка были приглушены в этих стенах, а свет свечей смягчал все границы. Открыв дверь и снова обнаружив его в гостиной, Гермиона подивилась, как отблески камина и многочисленных свечей смягчили его резкие черты, и он казался если не моложе, то хотя бы менее измученным заботами. На столе лежали две стопки бумаги: одна, скорее всего, ее, другая – написанное под диктовку.

Гермиона улыбнулась, хотя ее улыбку никто не увидел.

- Добрый вечер, профессор Снейп, - сказала она.

Он наклонил голову к ней, сидя, как Гермиона начала считать, в своей обычной позиции, левая рука на полированной столешнице.

- Добрый вечер, мисс Грейнджер, - ответил он.

Северус слышал, как она прошла по ковру и бесцеремонно бросила сумку рядом со своим креслом, но не села. Внезапно его посетило видение женщины, стоящей руки в боки, но он не смог вспомнить ее точные черты. Гермиона явно хотела что-то сказать. Северус вопросительно поднял бровь.

- Сэр, - сказала она, - почему вы не упомянули, что вам надо как-то ориентироваться?

Ее вознаградил румянец, заливший щеки мастера зелий.

- Я не привык делиться своими личными проблемами со студентами, - коротко ответил он.

Гермиона гневно закатила глаза.

- Со всем уважением, профессор, но как я могу исполнить свою обязанность сделать вашу жизнь удобнее, если вы не говорите мне, с какими трудностями сталкиваетесь? – Гермиона увидела, как он упрямо скривил рот, но не ответил. Ну и ладно, подумала она.

На Северуса накатила незамеченная Гермионой волна паники. Она говорила о том, что он будет передвигаться в незнакомом мире – но как? Он не мог понять, что она имела в виду, и через усиливающееся беспокойство слышался голос его разума, все снова и снова повторявший: не прикасайся ко мне, не прикасайся ко мне, не прикасайся ко мне…

Эта мантра так захватила его, что он чуть было не прослушал, когда Гермиона снова заговорила.

- Маггловские методы, - говорила она. – Думаю, нам надо попробовать первый, поскольку другой, наверное, вряд ли вам понравится.

Черт. Что?

- Вы не могли бы получше объяснить оба метода? – спросил он, его голос прозвучал резче, чем он намеревался. Но мисс Грейнджер, казалось, не заметила.

- Разумеется. – Он услышал мягкий шорох ее мантии, когда она села. – Трость слепые магглы используют, чтобы прощупать дорогу перед собой, увидеть, свободна ли она. Это совсем просто, нужно только попрактиковаться. – Северус вздрогнул при слове «попрактиковаться». – Использовать собаку гораздо сложнее, но в этом есть свои плюсы: у вас будет пара глаз в замену, не говоря уж об остальных чувствах. Собака должна не только вести вас, но и защищать. Однако их можно достать только в маггловском мире, и с собакой нужно тренироваться довольно долгое время. Я думаю, в конечном итоге трость будет для вас лучшим вариантом. У вас случайно нету ее?

Северус кивнул. Он был несколько разочарован тем, как сложно завести собаку – они непостижимо ему нравились, хотя у него не было собаки уже долгие годы. Но это уже было что-то. Он оторвал левую руку со стола и ловко вытащил из рукава палочку.

- Accio трость, - произнес он, сконцентрировавшись на своей палке.

Гермиона никогда не видела, чтобы профессор Снейп притягивал какую-то вещь с тех пор, как потерял зрение, и была потрясена этим простым решением. Иногда ей случалось задуматься, как он в действительности справляется с повседневной жизнью, но она не думала о заклинании Accio.

Вызванная трость оказалась столь типичной снейповской, что Гермиона чуть не захихикала вслух, но сдержалась, думая, что он может услышать в ее смехе оскорбление. Из черного дерева с серебряным набалдашником – Гермиона могла разглядеть маленьких причудливо сплетенных змеек, которые, казались, двигались в мерцающем свете камина.

- Просто держите ее перед собой, чуть над землей, думаю, - сказала она. – Наверное, лучше водить ей туда-сюда, чтобы заметить все, - она замолчала, и Северус услышал, как она поворачивается на кресле. Он уловил смущение в ее голосе и почти улыбнулся: голос Гермионы, когда она предлагала ему помощь, звучал столь же нервно, как и его, когда он просил о ней. Вместо того, чтобы улыбнуться, Северус резко кивнул.

- Ну, тогда ладно, - сказала Гермиона. Он разберется достаточно скоро, подумала она. Прошло несколько мгновений, прежде чем он вздохнул и положил трость на пол рядом с собой.

- Очень хорошо, мисс Грейнджер. Просмотрим вчерашние записи?

Гермиона улыбнулась.

- Да, профессор, - произнесла она и, вытянувшись через стол, взяла пачку своих записей. Применив к ним заклятия Брайля, она положила листки обратно на стол рядом с профессором Снейпом. Тот кивнул и, подняв разбухшую пачку листов, положил их на скрещенные ноги, явно готовый начать. Гермиона притянула надиктованную версию к себе, чтобы следовать его мыслям на бумаге.

- Гммм, - произнес он, и это выражение, казалось, отмечало какую-то точку во времени, где будущее становится настоящим, а Гермиона заворожено слушала, когда он начал анализировать свою работу…

*****
С числами на странице, казалось, происходили забавные вещи.

Прошел по меньшей мере час с тех пор, как профессор Снейп начал рассуждать вслух, Гермиона начала тереть глаза, пытаясь понять, что же не так с ее зрением. Не то чтобы числа и слова двигались в прямом смысле, нет, они двигались и не двигались одновременно. Она пялилась на одно уравнение вот уже пять минут, и у нее было ясное чувство, что знаки отступают со страницы, прячась в слои бумаги в какой-то странной попытке избежать ее взгляда. Гермиона сильно помотала головой, чтобы прояснить ее, и глубоко резко вздохнула. Очевидно, Снейп услышал ее, он повернул к ней голову, чуть вздрогнув при хрусте шейных позвонков: он говорил, но не двигался, хотя Гермиона не могла вспомнить, в какой позиции он был первоначально.

- Что? – коротко спросил он.

- Просто с моим зрением творятся странные штуки, - ответила Гермиона, не обращая внимания на его тон. – Думаю, это потому что я устала. – Профессор Снейп в ответ на это только фыркнул.

- Тогда, полагаю, мы должны прерваться до завтра, - сказал он, приводя в порядок бумаги. Становится все легче игнорировать его ехидные комментарии, подумала Гермиона. Возможно, нет смысла занимать оборону, поскольку он все равно обыграет ее. Она снова вздохнула и начала прибирать страницы плывущих чисел перед собой, когда профессор Снейп снова заговорил.

- Мне нужно, чтобы вы провели кое-какие изыскания, мисс Грейнджер, - это был больше приказ, чем просьба.

- Что именно? – спросила она.

Он склонил голову, будто изучая свои ладони, но его голос звучал ровно.

- Мои первые выводы из подсчетов говорят, что Броклехерсты были, так сказать, только разминкой. То, что власти продолжают отрицать возрождение Темного лорда, только на руку ему. Учитывая это, он, вероятно, не нападет на тех, кто непосредственно способствовал его падению, скорее на тех, кто нанес ущерб его любимчикам.

- Жрецам смерти, - помогла Гермиона.

- Я в курсе, как это называется, - отрезал он. – Помолчите и не встревайте, пока я объясняю. – Оскорбленная, Гермиона откинулась в кресле и ждала, когда он продолжит.

- Я исходил из этого предположения, определяя следующих жертв. По моим прогнозам, и будет лучше, если вы это запишете, следующей мишенью станет аврор, все еще служащий, не ушедший на пенсию. Скорее всего, это мужчина, несущий одновременно прямую и косвенную ответственность за заключение в Азкабан по меньшей мере шести Жрецов смерти. Вероятно, он выступал свидетелем на нескольких судебных процессах, как минимум один из которых имел большое значение. Он должен быть средних лет, женат, иметь одного ребенка младше одиннадцати лет. Нападение произойдет, когда его не будет дома, потом на него нападут из засады, будут пытать, но его жену и ребенка также будут насиловать, пытать, а потом зверски убьют, разумеется. Сам он останется жив. Нападение произойдет примерно через три-четыре недели. Что вы должны сделать, это пролистать имеющиеся у нас записи и найти того, кто подходит под эти определения. Чем быстрее он будет предупрежден, тем лучше, и мы сможем перейти к следующей мишени.

Во время этой его маленькой речи кровь отлила от лица Гермионы. Ее губы побелели, а пальцы оцепенели, как от холода, когда вся кровь ринулась к сердцу и легким. Из темных уголков ее разума всплыли образы, отдаленные и нереальные из-за полного отсутствия подобного опыта, но само осмысление ужасных вещей, которые Снейп описывал, заставило ее содрогнуться. Он был столь холоден, столь точен, будто обсуждал какое-то простое зелье, а не осквернение невинных, и она в первый раз по-настоящему задумалась, что он видел и делал, будучи рабом Волдеморта. В мерцающем свете на его лице колыхались тени, еще больше подчеркивая спокойствие, его выражение было невозможно прочитать.

К собственному изумлению, она поняла, что ей не хватает его глаз: они были черными, ледяными и яркими, но все же человеческими глазами, а эта статуя перед ней казалась полностью лишенной человечности. Маленькие ростки жизни все еще пробивались из него, но он был холодным, жестким и незрячим, и Гермиона испытала безрассудное желание сорвать повязку с его лица: должно же что-то остаться, что-то кроме бездушной логики и ледяного сердца…

- Перестаньте на меня глазеть, мисс Грейнджер. – Она чуть подпрыгнула, прежде чем сощуриться.

- Откуда вы знаете, что я на вас смотрю? – резко спросила она.

Статуя неожиданно ухмыльнулась, разрушив иллюзию.

- Вы перестали дышать, наклонились ко мне, и вас, несомненно, поразило то, что я сказал. Вы находите действия Жрецов смерти неприятными, мисс Грейнджер?

Гермиона фыркнула.

- Ну разумеется, - ответила она. – Как любой нормальный человек.

Северус замер. Это лучше не затрагивать. Он решил сменить тактику.

- Я уверяю вас, мисс Грейнджер, что действия Жрецов смерти не изменятся независимо от того, кто в их рядах будет выступать против.

Он чувствовал ее запах: она слегка вспотела, возможно, от испуга или просто от усталости и стресса.

- А кто-нибудь когда-нибудь возражал? – спросила она.

Северус вздохнул.

- Нет, мисс Грейнджер. Даже если бы кто-то из них захотел, он бы… ответил за это. Но, скорее всего, каждый их них просто считал свои действия необходимыми.

- Необходимыми для чего? – в ее голосе слышался ужас.

- Для их дела, разумеется, - ответил Северус. – Просто то, что оно не хорошее, не значит, что некоторые не верили в него всецело. Всегда существовали идеологии, уничижающие одних и возвышающие других.

Казалось, она задумалась. Ну, поправился Северус, она все время думает. Сейчас просто усиленнее. Он был прав.

- Вы имеете в виду политические идеи, как фашизм? – спросила она через мгновение.

Северус фыркнул. Гриффиндорцы всегда увидят только самый простой с нравственной точки зрения ответ.

- И религия, - ответил он. – А иногда это просто общая уверенность, которая заставляет ценить одну группу людей меньше другой. На самом деле, для людей очень типично пытаться поставить себя выше других.

- Я знаю это, - нетерпеливо ответила она. – Я просто не понимаю, как кто-то может творить подобные вещи с другими человеческими существами. Не вижу в этом смысла, - она казалось очень разочарованной. Северус прикусил губу.

- Для Жрецов смерти те, кто противостоит им, меньше чем люди. Так что какая разница, что с ними делать? – ответил он, чувствуя, что вступил на скользкую дорожку.

Гермиона молчала. Насилие и убийства достаточное зло, но делать такие вещи и называть это добром? У нее начинала болеть голова.

- Чудовища, - пробормотала она.

Профессор Снейп нахмурился.

- А вы, мисс Грейнджер, если бы родились не в маггловской семье, а вместо этого вас с рождения уверяли, что в унижении магглов нет ничего плохого, стали бы вы называть себя «чудовищем»?

- Я надеюсь, что смогла бы разобраться сама – я думаю самостоятельно, знаете ли, - парировала она, чувствуя, что разочарование постепенно переходит в гнев.

- Тогда вы впадаете в ту же ошибку, что и Жрецы смерти по отношению к магглам. Вы неоправданно демонизируете их, если верите, что они чудовища и меньше чем люди, - твердо сказал он. – Они просто люди. Всего лишь люди.

Гермиона пожала плечами. Внезапно ей стало неудобно в кресле. Она вся напряглась, а внутренности будто сжались в комок.

- Как вы можете в это верить? – с мольбой произнесла она, ища на его лице тень понимания или сочувствия.

Северус грациозно пожал одним плечом. Пора разрядить обстановку, подумал он.

- Может, я и не верю, - небрежно сказал он и услышал ее резкий вдох. Он продолжил. – А теперь, почему бы вам не пойти в свои комнаты, мисс Грейнджер? Вы устали и слишком напряжены. Я не должен был заставлять вас заниматься этим два дня подряд.

Гермиона возмущенно хмыкнула.

- Я вполне способна исполнять свои обязанности, профессор, - холодно сказала она.

Что ж, это не сработало, с сожалением подумал Снейп.

- Я только имел в виду, что вы не достаточно контролируете себя – все еще, - подчеркнул он в ответ на ее пыхтение, - и что вы заслужили отдых от этого. Абстрактная арифмантика очень утомляет, если вы к ней не привыкли.

Ее голос прозвучал капризно даже для собственных ушей.

- Хорошо, профессор. Мне прийти сюда завтра или просто поползать по библиотеке? – сказала она, не совсем так вежливо, как должна бы.

- Мисс Грейнджер, вы можете хоть качаться на трапеции между полками, если вам так нравится, только найдите информацию к концу недели, - ответил он.

- Хорошо, - повторила она.

Она молча собрала вещи и не попрощалась с ним, уходя. Северус прислушивался к ее шагам.



Глава 17.

Упорство лучше насилия; многие вещи, с которыми нельзя справиться, когда они вместе, уступают, стоит взяться за них по одиночке.

Плутарх

Гермиона чихнула, и в без того нечистый воздух поднялось облачко пыли; несмотря на то, что она практически жила здесь, библиотека не была ни самым чистым, ни самым приятным местом. Ей нравились эти стопки книжек, полные информации, нравилось рыться в древних свитках, отыскивая золотые самородки и находя уран, нравилась эта сладкая тишина – но это не меняло факта, что книги и свитки вокруг источали пылинки, упорно щекочущие ей нос.

И все же, подумала она, это держит Гарри и Рона подальше от моего логова. Рон, по крайней мере, был всю неделю совершенно невыносим, суетясь вокруг нее, как курица-наседка, тогда как Гарри, сидя рядышком, похихикивал между сочувственными взглядами. Рон беспокоился из-за ее явного недосыпа, но она чувствовала, что наверстала все с понедельника. Сейчас была пятница, а долгие ночи тщательных поисков в библиотеке не сказались на ней так, как сидение в подземельях и неистовое переписывание уравнений. Она привыкла к библиотеке – тут, как бы там ни было, спокойно, хотя и полно пыли, и Гермиона провела в ней множество долгих часов, готовясь к урокам. Еще несколько погоды не сделают, подумала она.

По правде говоря, Гермиона могла гордиться собой: она сократила список возможных кандидатов до двух и чувствовала, что заслужила отдых. Она распрямила плечи, подавляя зевок, а потом потянулась так, что в спине хрустнуло. Сильный хруст в позвоночнике и последовавшее за ним облегчение подсказывали, что она действительно слишком долго просидела на одном месте, и Гермиона решила, что на следующий хогсмидский выходной будет много гулять. Сама мысль о прогулке по изящным уличкам заставила ее улыбнуться – она явно выпьет завтра много сливочного пива.

Все еще улыбаясь, она снова взглянула на отложенный листок бумаги, и улыбка сползла с ее лица. Она вспомнила, зачем была здесь прежде всего: из-за профессора Снейпа и следующих жертв Жрецов смерти. По коже у нее побежали мурашки, когда его вспомнила его холодный, безразличный голос, рассказывающий об ужасных вещах, которые случатся с жертвами впоследствии, и, возможно, он еще умолчал о многом. Она была бы за это благодарна. Последнее, что ей нужно – забить голову этими ужасами, она и так отвлекалась уже пару раз в классе, раздумывая одновременно о порочности Волдеморта и его последователей и, что тревожило гораздо больше, почему профессор Снейп готов был принять их деятельность. В последние несколько дней Гермиона обнаружила, что часто думает о нем. Казалось, он без всякой задней мысли не отреагировал на ее возмущение по поводу жестокости Жрецов смерти. Гибкость его морали ошеломляла и тревожила: ей становилось нехорошо оттого, что он мог заявить, что идеи Жрецов смерти сродни благородным религиозным идеалам. Это же совсем разные вещи… ведь правда? Гермиона пыталась не думать об этом. Вместо этого, к своему жуткому замешательству, она раздумывала, на чьей стороне профессор Снейп в действительности. Как он мог так спокойно, будто речь шла о рецепте лимонного пирога, утверждать, что Жрецы смерти просто люди, и вместе с тем достаточно верить в то, что она называла «добром», чтобы шпионить для Дамблдора и рисковать своей жизнью? Этот человек был раздражающей загадкой.

Гермиона помотала головой и снова сконцентрировалась на листе перед собой. Два имени на пергаменте были конечным результатом трехдневных поисков в старых министерских записях и прошлых выпусках «Ежедневного пророка» и сверки со списком Авроров и протоколами значительных судебных процессов в годы Волдеморта. Они подлизывались к ней, два имени и две истории, почти дразнили. Было ужасным осознавать, что один из этих людей уже отмечен несчастьем, его невинная семья уже в черном списке смертников в умах Волдеморта и его последователей.

Первым шел Энтони Блум, и Гермионе казалось, что это наиболее вероятный кандидат. Личное дело Блума было просто исключительным: он участвовал в задержании семи Жрецов смерти, в том числе Лестранжей, и свидетельствовал на процессах и над ними, и над Люциусом Малфоем. Трое из семи были приговорены к тюремному заключению. Ему было под сорок, и он был женат на женщине по имени Диана. На последних страницах «Ежедневного пророка» Гермиона нашла объявления и о свадьбе, и о рождении сына Уильяма в 1987.

Второй мужчина по имени Томас МакНиколс участвовал в задержании только пяти Жрецов смерти, всего один из которых был приговорен к тюрьме, но он также свидетельствовал на процессах против Малфоя, а еще против Макнейра. Он тоже был женат и имел двух детей, дочек по имени Генриетта и Гонора, обеим по семь лет.

Гермиона провела рукой по усталым глазам и вздрогнула. Пока она рылась в поисках информации, ей удавалось не думать о судьбе, которую профессор Снейп предначертал для этих людей, но сейчас, когда их имена стали ясны, она не могла не вспомнить его слова: насилие, пытки, ужасная смерть, и они кружились у нее в голове, определяя каждой жертве ужасное будущее.

Мистера Блума заставят смотреть, как его девятилетнего сына Вильяма используют для грязных забав Жрецов смерти... Миссис МакНиколс будет корчиться в агонии от Crucio, а Генриетта и Гонора – кричать и плакать… Блум или МакНиколс, измученные и сломленные, придут домой, чтобы увидеть парящую в небе Темную метку, искривленный череп с выползающей змеей, говорящую им то, что они и так уже знают: их семья мертва, они остались одни и их ничто не спасет…

Гермиона потрясла головой, пытаясь изгнать картины и тревожные мысли, но они лишь стали ярче, и от неизвестных раньше эмоций у нее на задней стороне шеи зашевелились мелкие волоски. Она чувствовала, что на нее кто-то смотрит. Это просто мое воображение, подумала она, это не правда, но избавиться от ощущения не могла. Как будто какое-то странное злобное создание, из породы тех, что питаются страхом и ужасом, приглядывается к тому, как мысли ворочаются у нее в голове, пока только наблюдает. И, уставившись на страницу, Гермиона могла чувствовать, как оно кружит вокруг нее в древнем жадном танце хищника и злополучной жертвы.

Тишина в библиотеке давила, и у Гермионы в ушах раздавались – или она это только воображала – слабые крики безликих жертв, чьи последние часы были длинными и ужасными и которые ничем не заслужили насилия над их телами, их верой, их жизнями… Она в любой момент могла разделить их судьбу, так же как и кто угодно из ее друзей. Гермиона знала, что впала в панику. Она чувствовала, как сердце сжимается в груди, а вдохи опаляют горло холодом, и она мысленно увидела родителей, изящная рука мамы летает по странице, мама спрашивает, приедет ли она домой, они скучают, папа смеется, а позади чьи-то глаза прожигают дыры в ее коже…

Не смотри, не оборачивайся, это просто твое воображение, никто не наблюдает, не смотри, не смотри, НЕ СМОТРИ…

Гермиона подпрыгнула и резко развернулась, мокрыми, скользкими от пота ладошками схватившись за стол и оглядывая библиотеку позади нее…

Но в комнате никого не было. Или может, уже никого не было, прошептал ее разум. Она судорожно выдохнула, даже не поняв, что затаила дыхание, ее сердце так колотилось, что отдавалось в горле. Она провела рукой по лбу, желая, чтобы ужас отступил. Гермионе не хотелось смотреть на лежащий перед ней листок: картины, которые она нарисовала себе, были слишком живыми, несмотря на всю их отдаленность, но взглянуть все же придется, чтобы поднять лист. Было уже почти пора идти к профессору Снейпу. Гермиона глубоко вздохнула и опустила взгляд.

Имена были все еще там, но не вызывали ужаса. Их явное присутствие на пергаменте не зажгло воображения, биение сердца все еще потихоньку успокаивалось, неторопливые ровные удары вместо пронзительного стакатто от страха, и Гермиона со слабым облегчением откинулась на спинку стула. Она медленно выдохнула сквозь зубы. Боже, подумала она, если это всего лишь мысли о том, что может сделать Волдеморт, насколько хуже все в реальности? Гермиона слегка поежилась, быстро запихав бумаги в сумку. Общество, вот что надо, решила она. Все что угодно, лишь бы избавиться от захватившего ее одиночества. Присутствие другого человека сдержит ее капризные страхи в узде. Гермиона взглянула на часы: почти восемь. Пора идти в подземелья; может, Снейп и не лучшая компания, но он человек, а большего и не надо.

*****
Может, лучше было остаться в библиотеке, думала Гермиона всего лишь через четверть часа, снова в спальне Снейпа, устраиваясь в зеленом плюшевом кресле. Профессор Снейп был не в лучшем настроении; казалось, он отрастил клыки и злился еще больше, чем в их последнюю встречу во вторник. На все реплики Гермионы отвечали ворчанием или огрызались, что вместе с остатками страха после библиотеки вывело ее из себя.

Северусу, со своей стороны, было не легче сконцентрироваться на отчете Гермионы, чем ей самой. Он разрывался между тяжкими обязанностями перед людьми, которых она назвала, и совершенно глупой боязнью поделиться с ней своими собственными заботами, к тому же, его отвлекало ее присутствие. К своей глубокой печали, он обнаружил, что трость, которую она предложила ему использовать, требует гораздо больше практики, чем он ожидал вначале, и ходьбой по достаточно маленьким комнатам тут не ограничишься. Ему надо было гораздо больше пространства, чтобы бродить, участь держать равновесие. Однако он был совершенно уверен, что на хогвартских землях найдется много любопытных глаз, и знал, что надо будет тщательно выбирать время для экспериментальной прогулки. Он предпочел не кидаться к мисс Грейнджер за советом по своей проблеме, а обратиться к Люпину, который, хоть и проявлял изрядную заботу о нем в прошлом, к счастью, не был склонен открыто демонстрировать свое добросердечие.

*****
После щепотки дымолетного порошка огонь стал холодным, и раздался глубокий голос Люпина.

- О, Северус, чем обязан такой чести?

Северус неловко поежился.

- По правде говоря, Люпин, я только хотел поинтересоваться, не можешь ли ты сказать мне, когда будет следующий хогсмидский выходной? – спросил он, молчаливо надеясь, что Люпин не спросит, зачем ему это надо.

- Зачем?

Черт!

- Я думал прогуляться на свежем воздухе, чтобы меня не потревожили студенты, - ехидно ответил он, скрывая правду за полуправдой. – Ты же знаешь, в это время года это так приятно.

Люпин слегка вздохнул.

- Ну хорошо, если не хочешь говорить мне, это твое дело. В этот выходной.

- В этот выходной? – Северус изобразил смешок. – И тебя безжалостно вынудили их сопровождать?

- Да, Альбус так настойчив, а я просто не могу отказать ему, - уныло ответил Люпин, прежде чем Северус прервал их короткий разговор, проклиная свою удачу.

*****
Итак, мисс Грейнджер сидела перед ним, назвав имена двух авроров, которые, как ей казалось, были в опасности, и совершенно не замечала его внутренней борьбы. Северус взволнованно провел рукой по волосам.

- Что-то не так, профессор Снейп? – Северус вздрогнул, она явно заметила, что он не в себе.

- Почему вы так думаете, мисс Грейнджер? – спросил он.

- О, я не знаю, - сухо ответила она. – Просто вы сегодня не так очаровательны, как обычно, и мне любопытно, что вас тревожит.

Чересчур уж наблюдательная, подумал он, невольно сжав зубы.

- Я просто обдумывал возможность, гм, попрактиковаться с тростью, как вы любезно предложили, учитывая, что мое состояние держится в секрете и в любом случае никто не захочет составить мне компанию, - ответил он, со злорадной радостью перекладывая проблему на ее шею. По правде, нашлось бы несколько человек, которые с удовольствием посмотрели бы, как он, спотыкаясь, будет идти по дорожке, но поскольку унижение было несовместимо с его текущими целями, просить их было немудро. Он лениво подумал, быстро ли она найдет выход: его слегка забавляло навешивать на нее свои проблемы, которые она почитала за честь решать. Он откинулся в кресле. Посмотрим, соответствует ли хваленый Грейнджеровский ум ее репутации.

Гермиона прищурилась, задумавшись, не потерял ли профессор Снейп хватку. Он почти умолял ее пропустить выходной и посвятить время, гуляя с ним по снегу и обучая его пользоваться тростью. Не то чтобы она сама умела хорошо это делать. Это что, часть задания на дополнительные баллы?

Гермиона неслышно вздохнула и покорно пожала плечами, зная, что не важно, будут за это дополнительные баллы или нет. Чертово гриффиндорское рыцарство, сердито подумала она.

- Профессор, если вы хотите, чтобы я помогла вам, могли просто попросить, вместо того чтобы ходить вокруг да около, - сказала она, чуть раздраженная его странной уловкой. – Я думала, слизеринцы должны быть получше в этом.

Северус был ошеломлен. Что?

- Мисс Грейнджер, уверяю вас, что ни на минуту не задумывался о такой возможности. Чего ради я захотел бы проводить еще больше времени в вашей компании?

Гермиона вздрогнула от оскорбления.

- Тогда чего же вы хотите от меня? – резко спросила она. – Если вы так относитесь к каждому предложению, неудивительно, что никто не хочет тратить на вас свое время. – Это было грубо, но не важно. Он заслужил.

Снейп напротив нее нахмурился.

- Я вполне допускаю, что со мной не очень легко общаться, мисс Грейнджер. И мне так нравится; можете сердиться сколько угодно, мне все равно. Но я не потерплю такого отношения от студентки.

Гермиона почувствовала, как ее щеки заливает краска.

- Извините, профессор, но вы больше не учите меня, забыли?

Профессор Снейп застыл.

- О, я помню, мисс Грейнджер. И никогда не забуду, - его голос был тихим, и, несмотря на холодность, Гермиона могла услышать в нем печаль. Это сбивало с толку и тревожило, но Гермионе казалось, что она чувствует в его тоне страх, быстрый поток безмолвного отчаяния, с которым он постоянно боролся, но который рано или поздно поглотит его, и она вспомнила мгновение собственной ужасающей, ошеломляющей паники всего полчаса назад. Она подумала, не это ли Снейп испытывает постоянно, и поежилась.

- Простите.

Ее сладкий голос успокоил вздымающийся в его груди гнев. Будто холодная вода на горячие угли.

Гермиона не была уверена точно, почему она сказала это: она не особо сожалела о собственных словах, но почувствовала себя несчастной оттого, что они заставили его испытать. В душе она не была жестокой и все еще заботилась, какое действие производят ее слова. Самым ужасным был его покой, эта неподвижная напряженная мощь в кресле напротив нее, разрывающаяся изнутри, и она не могла не пожелать загладить причиненный ущерб.

Гермиона взглянула в поисках признаков, что он ее услышал, и была вознаграждена коротким кивком и тем, что его плечи почти незаметно расслабились. Так-то лучше, подумала она. А что теперь? Она знала только один способ возместить вред, который причинила их ссора.

- Итак, завтра в десять утра все старше второго курса отправятся в Хогсмид, - сказала Гермиона деловитым тоном. – Я думаю, мы можем выйти из замка где-то в час и найти укромное место, чтобы, ну, прогуляться, - она закончила с вопросительной интонацией, оставляя ему выбор. Губы профессора Снейпа скривились, непонятно было, то ли он улыбался, то ли морщился.

- Очень хорошо, мисс Грейнджер. Вы сможете встретить меня здесь в час, - ответил Северус и услышал, как она тихо выдохнула, хотя это и можно было истолковать двояко. – Я знаю место, неизвестное большинству учеников, - прибавил он. – Мы пойдем туда.

Если она и испытывала неудобство от перспективы оказаться с ним наедине в иной обстановке, то ничем его не выдала. Он чувствовал, что Гермиона меньше, чем раньше, боится его и этих комнат, почти избавилась от своего страха, но не был уверен в ее реакции на него за пределами этого странного безопасного мирка, который он построил. Если ей будет не по себе, из их встречи ничего не выйдет.

Гермиона же испытывала в большей мере любопытство, чем какие-то другие чувства, не говоря уж о смущении. Она чуть не спросила, куда они направятся, но потом передумала: в конце концов, если бы он хотел, он бы сказал. Завтра она просто пойдет и увидит сама, а сегодня весьма маловероятно, что ей удастся выманить у него еще что-то.

Вместо того чтобы давить на него, она спросила, что делать с полученными именами.

Северус только пожал плечами и сказал, что лучшее в данной ситуации – передать бумагу профессору Дамблдору завтра утром. Его интерес к личностям жертв зачах на корню после того, как мисс Грейнджер выказала такую страшную озабоченность их судьбами и его собственным спокойным отношением. Устрашение в некотором роде пошло бы ей на пользу: она все еще была как невинный ребенок, еще не пресытившийся этим миром, и Северус испытывал искушение лопнуть этот мыльный пузырь, хотя в итоге у него не хватило смелости это сделать. Во всяком случае, она позволила ему взглянуть с нового ракурса – или, точнее, со старого, времен его юности, извлеченного из своего покойного уголка, - и он потерял всякий интерес. Теперь его обязанности заставляли просто перейти к следующей жертве. Он займется разгадкой их личностей в понедельник.

Гермиона пожелала ему спокойной ночи и ушла. Идя к гриффиндорской башне, она была настолько погружена в размышления, что почти забыла о своем страхе перед пустыми коридорами. Уязвимая гордость профессора Снейпа явно была их яблоком раздора. Она и сама могла быть несговорчивой, но это было ничто по сравнению с несгибаемым упрямством мастера зелий. Было просто бесполезно убедить его сказать, что ему нужно – удивительно ли тогда, что он постоянно в таком отвратительном настроении? Он никогда ничего не просил, как что никогда ничего и не получал, хотя она подозревала, что он, как и все слизеринцы, склонен был брать все сам. По крайней мере, раньше. Теперь же он казался ей опустошенным, будто затравленным и явно не склонным к общению. Она вздохнула: ей все еще не хотелось пропускать хогсмидский выходной, чтобы «составить ему компанию» в непрестанных поисках независимости, но это наверняка не худший способ убить время. Хотя придумать ничего хуже она не могла.



Глава 18.

Лишь тот достоин жизни и свободы
Кто каждый день за них идет на бой


Иоганн Вольфганг фон Гете

Иногда, размышляла Гермиона, глядя на дверь в комнаты профессора Снейпа, она просто не знает, когда сказать «нет».

Было так заманчиво, сильнее, чем осознают большинство людей, она была уверена в этом, просто забыть о всех обещаниях профессору Снейпу и последовать за Гарри и Роном в Хогсмид, похоронив все тяжелые оковы этого семестра под грудой шоколада из Сладкого королевства и сливочного пива из Трех метел. Но в итоге Гермиона обнаружила, что просто не может оставить его одного. Она не оправдала бы его доверия и пренебрегла своими обязанностями, а свои обязанности она всегда исполняла, чего Рон и Гарри, казалось, были неспособны понять. Когда она сказала Рону, что не сможет отправиться с ними в волшебную деревню, он спросил, почему. Конечно, Гермиона ответила ему полуправду – ведь она в какой-то степени занималась своим проектом на дополнительные баллы – но Рон настаивал, что вреда не будет, если она отдохнет от него денек. Гарри закатил глаза, но ничем не помог ей. В итоге только ее пресловутое упрямство разубедило Рона в попытке заставить ее пренебречь своим долгом. Он только гневно всплеснул руками и вышел из общей гостиной, Гарри, бросив ей последний сочувственный взгляд, последовал за ним.

Может, и хорошо, что они ушли именно тогда: она готова была сдаться, когда Гарри посмотрел на часы и потянул Рона за руку – они наверняка упустили бы всю группу в деревне, если бы не ушли немедленно – а Гермиона была избавлена от чувства вины, что пропустила встречу с профессором Снейпом.

И вот, три часа и ланч спустя, она уныло стояла в опустевших подземельях, с несчастным видом глядя на совершенно невиновную дверь и искренне желая оказаться где-нибудь в другом месте, где мрачные вещи не подстерегали ее за каждым углом, напоминая, почему она здесь, и об опасностях, на которые до недавнего времени она беспечно не обращала внимания. Гермиона вздохнула и вошла.

*****
Северус непонятно почему нервничал. Он ждал такого дня, как этот, когда сможет отважно вступить в мир, которого избегал. Не было смысла сидеть в своих комнатах, постоянно колеблясь между полным затворничеством и непривычным желанием найти и общество, и какое-то занятие. Северус чувствовал себя слабым: он не особо много двигался с ноября, и сидячий образ жизни неблагоприятно сказывался на здоровье. Хотя, кисло подумал он, все, что сократит мне жизнь, надо использовать, а не избегать. К несчастью, он на самом деле не верил в это. Давным-давно он поклялся не убивать себя, и клятва была еще в силе; вероятно, заключил Северус, эта клятва так же должна включать некоторые меры, не позволяющие ему совсем зачахнуть. Он не мог решить, было ли неизменное соблюдение этой старой клятвы знаком силы или слабости.

Она скоро будет здесь. Северус не знал точно, почему ему не хотелось больше называть ее мисс Грейнджер. Он не чувствовал между ними ни товарищества, ни глубокой связи, просто… он знал ее, ее запах, ритм шагов во тьме, ее стройный ум, стрекочущий, как слаженно работающий механизм, когда она рассматривала предложенные проблемы и решения. Она действительно не нуждалась в имени. Северус пришел к этому невольному заключению прошлым вечером, слушая ее дыхание: какая-то странная маленькая часть его разума, отвечающая за инстинкты, зарегистрировала знакомый звук и приписала его ей. Девушке, которая больше не нуждалась в ярлыках, поскольку так четко отпечаталась в его повседневном существовании, что ему едва ли надо было вспоминать в ней то, что не могло быть представлено в виде звукового ряда, тем более, поверхностное прозвище, которым был склонен награждать ее остальной мир. Она больше не была картинкой или именем, но слоями и слоями ощущений в голове.

Северус рассеянно подумал, что с другими его знакомыми такого пока не случилось, но опять же, ни с кем у него не было такого близкого контакта, как с ней. К тому же с ними были связаны длинные истории, слухи и словечки, которые прилагались к их именам, например, он не мог вспоминать имя Альбуса, не испытывая чувства, подозрительно напоминающего привязанность, и у него в голове возникал образ старого мага. Она раньше ассоциировалась с поднятой рукой и невыносимым голосом, полным энтузиазма, который резал его слух, но такие студенты были всегда – она не особенно уникальна, по правде, не считая дружбы с Поттером. Раньше ее мало что отличало, но сейчас… сейчас это было в новинку, первым знакомством, которое он завел после того, как ослеп. Она убежала от него, но вернулась, добавляя собранные о слепоте знания, чтобы помочь его выздоровлению, каким бы далеким оно ни было.

Выздоровление. В нем ключ. Он пытался восстановить свое тело, снова обрести над ним контроль, и ему был необходим определенный контакт с другим мыслящим существом, которое напоминало бы ему… кое о чем. Когда ее здесь не было, когда он был один, он терялся в задумчивости, держа в руках вещи, забывая, где остановился и за что взялся, и ощущал, что постепенно тает. Северус чувствовал, что не контролирует себя, и ненавидел это – он всегда держал себя в руках, иногда себе же во вред, но по крайней мере знал, что происходит. Теперь же чувства скользили, обвивались вокруг него, принимая странные формы, о которых он раньше не подозревал, и он немного терялся даже в знакомой обстановке. Он не знал, чего ожидать сегодня, во внешнем мире и полной темноте, которую озаряло лишь ее присутствие и трость черного дерева с серебряным набалдашником.

Пальцы безотчетно скользнули по гладкой деревяшке, прислоненной к креслу. Она была нежной, даже бархатистой, и он испытал искушение взять ее на колени и трогать. Северус обнаружил, что удовольствие от текстур сильно возросло: каждая новая поверхность была площадкой для игр для кончиков его пальцев, чувствительные подушечки буквально танцевали, страстно упиваясь каждым новым ощущением. Это было странно; он долго не потакал такой чувственности, но заново открытое осязание пробивало все внутренние барьеры, которые он поставил, чтобы избежать этих искушений.

Скрип двери вырвал его из этой причудливой задумчивости, и в комнату снова начал медленно проникать ее тропический запах.

- Мисс Грейнджер, - поприветствовал он ее. Слова показались немного странными, но для нее не было другого имени.

- Здравствуйте, сэр, - сказала она, и Северус услышал в ее понижающейся интонации усталость, но больше – странное уверенное смирение. Раздался звук шагов, слабый шорох одежды, вдох.

- Вы не хотели бы сказать мне, куда мы направляемся?

Северус втайне улыбнулся: в ее голосе слышалось легкое возбуждение, которое она пыталась скрыть, но врожденная честность выдавала его.

- Всего лишь на верхушку Змеиной башни, - весело сказал он, махнув рукой. – Там наверху есть место, содержащее достаточно препятствий, которые, возможно, пригодятся, чтобы развить мои… способности по ориентировке.

Она издала горлом неопределенный звук, и Северусу захотелось узнать, какой же была ее реакция на эту новость. Он решил, что она заинтересовалась и ее природное любопытство, как и у него самого, возможно, еще со вчерашнего дня начало работать, предоставляя ей на рассмотрение возможные варианты.

По правде же, Гермиона была слишком занята перевариванием информации, что Слизеринская башня вообще существует, чтобы задуматься о ее состоянии или расположении. Она задумалась, чем же подземелья лучше хогвартских башенок, и спросила об этом.

Профессор Снейп только пожал одним плечом.

- Просторнее и больше комнат. А для башни можно найти и лучшее применение, чем спальня, - с этим загадочным замечанием он поднялся, оперся на трость и повернулся к камину. Он вытащил палочку, пробормотал заклинание Incendio и зажег огонь в камине, скрытом за маленьким столиком. Гермиона смотрела, как он вытянул левую руку на уровне плеча – высокий, смутно подумалось ей – и легонько пробежал пальцами по каминной полке. Ее поразило, как быстро он нашел коробку с дымолетным порошком с первой попытки, кончики его пальцев мягко порхнули по гладкой поверхности, осторожно лаская крышку, ощупывая ее края, прежде чем открыть. Северус прислонил трость к ноге и поднял правую руку, найдя коробочку и взяв щепотку порошка. Она зачарованно смотрело, как изящно и уверенно он бросил порошок в горящий камин, и пламя стало зеленым. Левая рука вернула крышку на место, а правая подняла трость, прислоненную к бедру.

- Просто скажите Змеиная башня, мисс Грейнджер, - его голос вывел ее из легкой задумчивости.

Северус услышал, как она прошла близко от него, и понял, что не отодвинулся от камина, но необходимость не шевелиться, чтобы не просыпать дымолетный порошок, держала его на месте. Легкое дуновение воздуха, и она исчезла. Северус последовал за ней.

*****
У Гермионы перехватило дыхание, когда она вышла из камина в – или точнее на – Змеиную башню.

Во-первых, было тепло. Она стояла на вершине узенькой башни, над ней простиралось небо, а позади был большой камин, очевидно, построенный исключительно для целей перемещения. Но здесь даже в середине января было тепло, как весенним днем, несмотря на то, что солнце настойчиво пыталось укрыться за серыми облаками.

Во-вторых, буйное изобилие растительности. Повсюду вокруг были цветущие растения, находящиес по сторонам от извилистых дорожек, оплетающие и заполняющие все, их изумрудная зелень и буйство свежего цвета словно бросали вызов зимнему небу. Как будто она вступила в какую-то странную далекую страну, изобилующую экзотическими растениями, пройдя расстояние в тысячи миль, а не от подземелий к башне.

В-третьих, запах. Сладкие и горькие ароматы вокруг ползли по телу, обвивались вокруг головы, заползали в ноздри, заставляя ее голову немного кружиться от их разнообразия.

Это было намного лучше, чем Гермиона надеялась. Душистый сад, открывшийся в самом неожиданном месте, счастливая находка, запрятанная среди бастионов школы, был как бальзам на душу.

Гермиона опомнилась как раз вовремя и отошла с дороги, когда из огня за ней вылетел профессор Снейп. Она заметила, что, вступив на гравийную дорожку, уходящую через сад, он немедленно напрягся, уверилась, что он не был здесь по меньшей мере два с половиной месяца, с тех пор как ослеп.

Северус выглядел… изменившимся. Он был высоким и мрачным, да, но казался немного потерянным на открытой всем ветрам башне, полной цвета и жизни, и Гермиона поняла, что смотрит на него с некоторым сочувствием. Казалось, он вне своей стихии, хотя было ли это впечатление вызвано его слепотой или неуверенностью в такой обстановке, она не знала.

Северус чувствовал, как она оценивающе смотрит на него, и испытывал некоторую неловкость, но не готов был сказать ей, чтобы она отвернулась. Возможно, он ошибся насчет ее занятия, и Гермиона разглядывала буйно разросшиеся растения, окружающие их, но он все еще не мог избавиться от ощущения, что ее взгляд направлен на него. Будет очень неловко, если он ошибется, решил он, и оставил ее в покое.

- Что это за место? – спросила Гермиона, поворачиваясь спиной к окружающему их саду.

Профессор Снейп фыркнул.

- Сад зелий, - ответил он, - для определенных ингредиентов, с которыми не стоит тревожить профессора Спраут.

Гермиона ухмыльнулась.

- Тревожить, потому что это пустяки или потому что они незаконные? – не могла не спросить она.

Он нахмурился в ответ.

- Причина, по которой ее не стоит тревожить, не имеет значения, – он отвернулся от Гермионы и, казалось, начал обозревать башню из-под повязки. – Кроме того, - прибавил он, - это гораздо удобнее, чтобы не сказать гораздо спокойней, чем теплицы.

Гермиона вглядывалась в цветущие растения, объединенные в маленькие пейзажные группы. Они явно доставляли большее эстетическое наслаждение, чем бесконечные ряды зелени, среди которых она проводила уроки гербологии. Здесь даже были небольшие бордюрчики, ограждающие некоторые дорожки, и одна-две низких каменных скамейки, стратегически размещенные среди цветов. Ей захотелось просто присесть и глубже вдохнуть медово-сладкий воздух.

Нет, Грейнджер, твердо сказала она себе. У тебя есть работа. Вслух же она сказала:

- Вы готовы, профессор?

Снейп нетерпеливо вздохнул.

- Как всегда, мисс Грейнджер, - ответил он чуть более ехидным тоном, чем того требовали его слова.

До него донесся ее голос:

- Хорошо, - сказала она. – Здесь прямо перед вами прямая дорожка – очень удобно. Предлагаю вам просто держать трость перед собой, конец чуть над землей. Так вы сможете понять, если что-то будет на пути, прежде чем доберетесь до него.

Ее голос звучал столь благоразумно и уверенно, что крепкие стальные оковы, сжимающие сердце и легкие Северуса, немного ослабли. Разумеется, подумал он, так просто. Взяв трость в левую руку, он полностью поставил ее на землю, прежде чем чуть наклонить, так сказать, прощупывая почву. Не встретив сопротивления, Северус поставил ногу в пустоту, и справа услышал ее дыхание в неподвижном воздухе. Она была якорем тихого звука в темноте, и Северус попытался представить себе сад, каким видел его много месяцев назад, и их обоих в нем. Прямая дорожка впереди, маленькие бордюрчики по краям. Верно.

Гермиона с некоторым опасением наблюдала, как Снейп сделал шаг вперед, нащупывая почву перед собой ногой в черном кожаном ботинке. Он немного медлил, но она заметила, что он склонен был изображать уверенность и самообладание в любой ситуации, так что сложно было судить, что он думает или чувствует в действительности. Будь Снейп более общительным человеком, это свойство показалось бы легкой бравадой, но в нем оно приобретало угрожающий оттенок, особенно будучи направленным на него самого.

Северус осторожно переставлял ноги, одну перед другой, гадая, идет ли он по прямой линии. Скоро он выяснил это, когда его трость чуть вильнула в руке и ударила обо что-то слева. Бордюр. Он слишком забрал в сторону и задумался, как бы исправить это.

Раздался ее голос:

- Попытайтесь махать тростью влево каждую пару шагов, чтобы почувствовать, где бордюр. Так вы сможете идти прямо.

- Почему вы не сказали мне, что я двигаюсь не в том направлении? – немного раздраженно спросил ее Северус.

Ее гневное фырканье было красноречивее всяких слов.

- Меня не будет с вами каждый раз, когда вы пойдете не в том направлении, - ответила Гермиона, и Северус немного огорчился. Конечно, она права. Однако лучше просто сделать, как она предложила, чем признать это.

Явный прогресс, подумала Гермиона, наблюдая, как он продолжает идти по маленькой тропинке между растениями. Теперь Снейп шел более уверенно, ощупывая свой путь во тьме, трость слегка постукивала по изящному каменному бордюрчику, и звук слабым эхом отдавался от башни. Гермиона внимательно следила за тем, как он дошел до конца тропинки и повернулся. Северус провел тростью по стене, чтобы определить направление, а потом пошел назад, ударяя реже, но тем не менее держась прямой линии. Наконец он вернулся туда, откуда начал, на его губах играла призрачная улыбка, и Гермионе было немного неловко стерать ее. Она никогда в жизни не видела, чтобы он улыбался, по-настоящему улыбался, и это маленькое достижение, должно быть, много значило для него, раз он не скрывал своего удовольствия.

- Хорошо, теперь попытаемся пройти по извилистой дорожке, - сказала она, и, как она и предполагала, улыбка немедленно исчезла, хотя он не стал возражать. Очевидно, Снейп знал сад очень хорошо, потому что безошибочно отвернулся от нее направо, постукивая по земле перед собой, пытаясь определить, когда изменится покрытие и под ногами перестанет хрустеть гравий. Дорожка, которую он искал, отходила не под прямым углом, но он нашел ее довольно легко.

Северус чувствовал, как напряглись его плечи и спина, мускулы под кожей сжимались в тугие узлы. По спине побежала струйка пота, но он не обратил на нее внимания и сконцентрировался на дорожке перед собой. Он выяснил, что, покачивая трость из стороны в сторону и слегка постукивая ей об землю, можно определить, когда дорожка меняет направление. Все шло хорошо, пока он не обнаружил впереди пустоту, с которой не хотел связываться.

Гермиона заметила, как профессор Снейп остановился на месте на тропинке слева от прямой, и нахмурилась, прежде чем пойти к нему. Проблема немедленно стала очевидной: на дорожке были ступеньки и он не знал, что с ними делать.

Он услышал, как она подошла.

- Меня посетило жуткое видение, как я свалюсь с этих ступенек и упаду прямо на мелиссу лимонную, - немного уныло сказал он, не поворачиваясь к ней. Гермиона тихо хихикнула от такой картинки, но тут же взяла себя в руки.

- Наверное, вам стоит вытянуть трость и нащупать верхнюю ступеньку, а потом спуститься, - предложила она.

- Мне здесь не за что держаться, - ответил он, все еще стоя на месте. – Я всерьез опасаюсь, что упаду.

Северус услышал, что она подходит к нему справа, и замер, как вкопанный; повернуть назад будет означать признать поражение, броситься же вперед будет в лучшем случае недостойно, но она слишком близко, слишком, чтобы он чувствовал себя комфортно, и его сердце начало биться быстрее. Гермиона спустилась на верхнюю ступеньку чуть впереди него, он почувствовал, как она касается его руки и кладет ее себе на плечо, и слегка вздрогнул. Прикосновение не было интимным, и уж тем более она не пыталась заигрывать с ним, но его тело потянулось к ней, хотя разум яростно бунтовал. Он сжал зубы. Держи себя в руках, подумал он. Тебе надо всего лишь прикоснуться к ней на пять секунд, не останавливайся сейчас. Ему стало нехорошо. Ее тело под пальцами было теплым и мягким, заманчивым и, кроме того, слабым и хрупким, кости такими ломкими, кожа столь податливой, чтобы придать ей любые формы на его вкус, и в тот момент сама она показалась очень-очень далекой, когда ее физическая оболочка была здесь, от нее исходил аромат, и это было все, чего он жаждал и что ненавидел…

В его ушах раздался ее голос, далекий, как с другого конца длинного туннеля:

- Я просто помогу вам встать на первую ступеньку, а дальше можете идти сами, - говорила она.

Он как-то ухитрился кивнуть, хотя рот пересох, а в горле стояла желчь, и опустил трость, чтобы сделать первый шаг. Разум отдаленно зарегистрировал, что ступенька была низкой, и он опустил ногу в пустоту и спустился; первая ступенька встретила его, и это была его маленькая победа.

Гермиона прошла вперед по ступенькам, чтобы подождать его внизу – ступенек было всего пять-шесть, но наблюдая, как он прошел первую, можно подумать, что их сотня. Он двигался медленно, даже слишком, но, опять же, это было для него совершенно в новинку. Она почувствовала восхищение и слегка улыбнулась.

Спустя вечность Северус достиг подножья. Он чувствовал себя совершенно обессиленным, и мускулы ног немного побаливали. За последние пять минут он двигался больше, чем обычно за день, и его тело явно переутомилось.

Гермиона решила, что, наверное, на сегодня ему хватит – он с трудом стоял на ногах.

- Пойдемте обратно, - предложила она. Он вознаградил ее коротким кивком, повернулся и поднялся по ступенькам, в этот раз более уверенно.

Каким-то образом Северус очень быстро добрался до своих комнат и немедленно прошел от камина в гостиной в спальню, не заботясь о том, следует ли она за ним.

Она последовала.

Гермиона испытывала некоторое беспокойство.

- Вы в порядке, сэр? – спросила она, останавливаясь на пороге и глядя, как профессор Снейп плюхается и растекается лужицей по своему креслу.

Он махнул рукой.

- Да, да, я в порядке. Просто немного… удивлен, - ответил он.

Гермиона нахмурилась и прошла в комнату, садясь в кресло, которое почитала своим. Профессор Снейп чуть повернулся.

- В смысле, удивлены? – спросила она.

- Просто… Я не ожидал, что это окажется таким трудным, - сказал он. – Ходить так легко… пробормотал он. – Легко даже детям, а теперь такое бремя, - он умолк, казалось, позабыв о ее присутствии, и она почувствовала, что он замыкается в себе, отгораживаясь от остального мира во внутренней темноте. Она часто видела, как это происходит с Гарри. Перемени тему, быстро подумала она. Иногда это помогало Гарри вырваться из меланхолии.

- Профессор Снейп? – ее голос был вопросительным, настойчивым. Северус пытался было забыть, что она здесь.

- Что, мисс Грейнджер? – резко ответил он, но это не помогло.

- Я не могла не заметить, что у вас большое собрание маггловских поэтов, - невозмутимо продолжила она. – И мне интересно, почему?

Странный вопрос, подумал он, но все же ответил:

- У меня есть и другие интересы кроме зелий и теорий арифмантики, мисс Грейнджер.

- В смысле, я никогда не думала о вас как о поэтической натуре, - сказала она.

Он изящно пожал плечами.

- Поэзия – такая же наука, как и все.

- Как так?

- Это искусство ставить идеальные слова в идеальное место, - ответил он, и Гермиона заметила, что он слегка оживился на этой теме. – Я стараюсь читать только лучшее и чувствую, будто поэзия низкого качества слегка вредит мне. Это почти как плохое зелье: оно наносит ущерб, если сварено неправильно.

Очень типично, кисло подумала Гермиона.

- В самом деле, - продолжил он, - в этом отношении поэзия гораздо больше похожа на сатиру, хотя сатиры обычно оказываются гораздо банальнее, когда дело доходит до оценивания их достоинств.

- Я сама не очень люблю сатиру, - вставила она, довольная, что он не избегает ее, а наоборот, пытается вовлечь в разговор.

- Тогда вы просто не читали хороших, - высокомерно сказал он, прежде чем поднять палочку и призвать по меньшей мере четыре книжки.

*****
Часом спустя Гермиона с трудом карабкалась по лестнице в Гриффиндорскую башню, сгибаясь под тяжестью по меньшей мере десятка книг, которые ей всучил профессор Снейп. Там были два томика поэтов-романтиков, собрание поэм Джона Гринлифа Уиттьера, «Кандид» Вольтера и полные собрания сочинений Мольера и Джонатана Свифта. Она пребывала в изумлении: профессор Снейп оказался приятным и искусным собеседником, не говоря уж о его начитанности, хотя последнее открытие не особо ее удивило. Казалось, ему нужна была только интересная тема, и он совершенно забыл, что она «просто студентка» и «всезнайка», а вместо этого вовлек ее в дискуссию, в ходе которой она призналась в тайной любви к Джейн Остин, и они оба согласились, что Эмили Дикенсон чересчур переоценили как поэтессу. «Не говоря уж о том, что она психопатка», - сухо заметил Снейп.

Гермиона гадала, как ее угораздило втянуться в разговор с кем-то обычно столь неприятным, но это был не главный вопрос. Ей казалось, что мозги шипят, как шампанское: вот такой, подумала она, должна быть школа. Интеллектуальный поединок, но, судя по явному и стабильному недостатку мозгов вокруг, ей еще повезло, что довелось участвовать хотя бы в этой битве.

В конечном итоге, с удивлением подумала она, гораздо лучше, чем Хогсмид.



Глава 19.

Мы всегда расплачиваемся за свои подозрения, обнаруживая, что они оправдались

Генри Давид Торо

- Где Гермиона?

Гарри закатил глаза: это была знакомая присказка три последние недели, и хотя было уже начало февраля, Рон не собирался с ней расставаться. Гарри думал, что Рону в итоге надоест непрестанно искать их неуловимую подругу, которая явно занималась чем-то более полезным, чем болтаться с ними, но его рвение лишь возросло вдвойне. Гарри не удивился бы, если б оказалось, что Гермиона сторонится их, избегая настойчивых предложений Рона поменьше рыться в книгах и побольше веселиться. Он обнаружил, что все больше и больше начинает ей сочувствовать.

- Наверное, работает над своим проектом, - сказал он, глядя на шахматные фигуры, но Рон лишь состроил рожу в ответ.

- Где же она работает над проектом, Гарри? Ее никогда нет в библиотеке, а это явно странно, - проговорил Рон.

Гарри вздохнул:

- Может, ее нет в библиотеке потому, что она знает, что ты будешь искать ее там, - ответил он, молясь, чтобы Рон просто оставил эту тему. Но, очевидно, никакие милосердные боги его не услышали.

- Что она может скрывать от меня? – негодующе произнес Рон, раздраженно съедая Гарриного коня, будто тот нанес ему личное оскорбление. – Наверное, ей есть что скрывать, раз она не уверена, что друзья ей не помешают.

Гарри с большим трудом сдержался от того, чтобы не пнуть Рона под столом.

- Верно, Рон, - покорно сказал он.

Рон только нахмурился.

- Ну, и где же она тогда?

- Я не знаю.

Рон вздохнул и взглянул на доску. Гарри внимательно посмотрел на него и с потрясением увидел необычайно хитрый взгляд, какой появляется у честных по натуре людей, когда они думают, что прекрасно контролируют выражение лица. Гарри медленно посчитал до пяти.

- Знаешь, - как бы между делом сказал Рон, - кажется, я одолжил Гермионе свою книгу и хотел бы быстро получить ее назад…

- Нет.

- Нет что? – переспросил захваченный врасплох Рон.

- Нет, ты не будешь шариться в вещах Гермионы, - сказал Гарри.

Рон казался ошеломленным таким предположением.

- Ради бога, Гарри, не то чтобы мне хотелось примерить ее платье, я просто хочу получить обратно свою книгу.

- Ах, - заметил Гарри, - а я думаю, пурпурное тебе бы пошло, - и тут же быстро отклонился, избегая тычка Рона. – Кроме того, - добавил Гарри, - ты все равно не сможешь войти в спальню девочек, а Гермиона обычно носит книги с собой в сумке, особенно во время работы над проектом, - но у Гарри упало сердце, когда он заметил ухмылку на лице Рона.

- Тем больше причин заглянуть туда, - сказал Рон, - поскольку она должна работать над проектом прямо сейчас… - Гарри взглянул на часы, было уже за восемь. – А она, кажется, забыла свою сумку, - с этим Рон кивнул в сторону кресла перед камином, и Гарри к своему ужасу увидел там коричневый кожаный рюкзак, который обычно носила Гермиона, с рассыпавшимися из него книгами.

Прежде чем Гарри успел остановить его, Рон вскочил, широкими шагами пересек комнату, схватил рюкзак и вприпрыжку понесся в спальню мальчиков. У Гарри не оставалось выбора, он нахмурился и последовал за Роном.

Когда он пришел в комнату, Рон нырнул на кровать и задернул занавески, несомненно, уже начав рыться в личных вещах Гермионы, и Гарри стало очень не по себе. Однако он тоже волновался за Гермиону: в последнее время она становилась все более отчужденной. Это было почти так же плохо, как на третьем курсе, во время всей длинной историей с хроноворотом. Так что с некоторыми опасениями он раздернул занавески и взобрался на кровать рядом с Роном, который уже рассыпал все бумаги и книжки Гермионы по кровати и рылся в них, как старатель в поисках золота.

К сожалению, казалось, всем, что он нашел, были домашние работы, книги и пачки уравнений по арифмантике.

- Слушай, ну как она все это делает? – пожаловался Рон, нахмурившись и переворачивая так и сяк листок пергамента, будто пытаясь определить, где начало. – В смысле, предсказания хотя бы можно подделать.

- Верно. Трелани постоянно этим занимается, - сухо заметил Гарри. Он взял лежащую рядом толстую книгу по арифмантике. В ней было полно заметок. Гарри открыл книгу и начал праздно листать, в действительности не видя страниц.

- Эй, а это что? – внезапно спросил Рон. – Правдивый? Какое странное название.

Гарри взглянул и разразился смехом.

- «Кандид», Рон. Это по-французски, - сказал он, но потом нахмурился. – Странно, зачем ей это, разве только для изучения магглов.

- Что ты имеешь в виду? Я думал, ей нравятся книги.

- Нравятся, но она обычно не читает художественную литературу, знаешь, если только что-то из этого не нужно для школы, - пояснил Гарри.

Рон поигрывал с книгой.

- О чем она? – спросил он.

Гарри пожал плечами.

- На самом деле, я не знаю, знаю только, что это классика. Думаю… - он замолчал, задумавшись, так ли это.

Рон открыл книгу и начал листать.

- Ну, она совсем не такая длинная, как большинство книг, что Гермиона читает, - заметил он, потом пролистал тоненькую книжку с конца и остановился на первой странице. Он замер и уставился на нее, челюсть у него медленно отвисла.

- Что такого ужасного? Там рисунки голого Филча? – пошутил Гарри, но немедленно взял себя в руки, когда Рон гневно посмотрел на него.

- Нет, - напряженно ответил он, прежде чем сунуть книгу Гарри под нос. Вначале Гарри не мог понять, что там такого поразительного – это была просто обычная книга, пока ему на глаза не попалось нечто неожиданное.

На внутренней стороне обложки стояли, написанные знакомым резким почерком, слова «Северус Снейп».

*****
Гермиона должна была признать, что этот вечер немного ее разочаровал. При последней встрече профессор Снейп сказал ей, что сегодня ее заметки и бумаги не понадобятся, потому что они займутся другим. Она втайне надеялась, что они проведут приятный вечер за разговорами, вместо того чтобы доводить свои мозги до кипения арифмантикой, но ей следовало догадаться.

Со времен их благополучной прогулки по крыше Хогвартса и последующего разговора профессор Снейп, казалось, стал относиться к ней теплее, а она начала читать книги по его настоянию, и иногда они обсуждали это. К ее досаде, эти разговоры всегда были коротки, потому что Снейп не имел привычки болтать до работы и обычно было уже очень поздно, когда он неожиданно спрашивал, что она думает о том или ином поэте, или отвечал на ее вопросы о тонких сатирических моментах. В тусклом свете камина идущий со стороны его кресла голос всегда увлекал ее воображение, даже когда он перебирал руны и их значения в поисках правильного варианта, но когда речь заходила не об арифмантике и не – она вздрогнула – о планах Жрецов смерти, он просто очаровывал ее. Ученый и образованный, Снейп раскрывал ей такие стороны своей личности, каких она никогда не видела раньше и о существовании которых не догадалась бы в миллион лет. Она подозревала, что дело в его одиночестве, и он привык говорить с ней так, как обычно говорил с коллегами, потому что она была под рукой, но не смела указать ему на это, поскольку у нее совершенно не было опыта в таком интеллектуальном подшучивании и она слишком наслаждалась их разговорами, чтобы рискнуть получить от него резкий ответ.

Так что когда он сказал ей не приносить ничего на следующую встречу, она позволила пробиться маленькому лучику надежды, что у них будет заслуженная передышка. Они уже месяц бились над будущим, Гермиона устала и твердо уверилась, что магия проделывает с ее разумом странные вещи. Не было подтверждений тому, что они предсказали все верно, поскольку единственным доказательством их успеха было продолжающееся молчание Волдеморта и его последователей. Ничего не происходило, так что они могли заключить, что предпосылки Снейпа были правильными, хотя Гермиону не особо это удовлетворяло. И теперь, вместо того чтобы сидеть у огня и обсуждать Томаса Гарди, она с некоторым испугом стояла в личной лаборатории Снейпа и слушала лекцию о тонких аспектах Волчьего зелья.

- … самый важный ингредиент, - говорил Снейп, - это эссенция белладонны. Она ядовита, а в достаточно больших количествах смертельна, так что вы должны добавить в точности нужное количество в нужное время. Я не желаю слушать, как Дамблдор будет проливать в чай слезы, потому что Люпин оказался в больнице, - Гермиона не могла сдержать улыбку в ответ на это: про себя она думала, что профессор Снейп как-то привязан к профессору Люпину. Желая услышать стороннее мнение, она как-то спросила последнего об успехах Снейпа в передвижении, и Люпин по секрету сказал ей, что Снейп регулярно появляется на воскресных чаепитиях. Гермиона подумала, что это просто здорово.

Ей совершенно не хотелось травить профессора Люпина, так что вместо того, чтобы погрязнуть в разочаровании из-за сегодняшнего занятия, она внимательно слушала. По общему мнению, сварить Волчье зелье было необычайно трудно, и она не была полностью уверена, справится ли с заданием. Самым удивительным в варке была необходимость определить запах зелья в конкретное время, поскольку несвоевременное добавление ингредиента испортит его, и надо будет начинать все заново. Они начали с малого: профессор Снейп перевел наклейки на зельях в шрифт Брайля, но он не мог видеть цвета и определять уровень некоторых жидкостей, поскольку они могли бы сжечь ему пальцы. Так что пришлось подключить Гермиону. Она на секунду задумалась, почему он не выбрал мадам Помфри, но, вспомнив некомпетентность меди-ведьмы в зельеделии, согласилась с его решением. Не говоря уж о том, что это было полезно, во всяком случае, лучше, чем переписывать арифмантику.

- Вы готовы, мисс Грейнджер? – спросил ее профессор Снейп после лекции такой длины, которая сделала бы честь Биннсу.

- Да, сэр, - ей не терпелось начать.

- Очень хорошо, - сказал он. – Давайте для начала нальем литр воды и почти доведем ее до кипения.

Гермиона по привычке кивнула и наполнила водой мерный стакан.

Она чувствовала, что подчиняется неторопливому ритму варки сложного зелья – насыпать тертый рог единорога, порезать корень ромашки, следить, когда станет синим, помешать против часовой стрелки двадцать три раза – и улыбнулась. Ей нравилось работать над такими проблемами, просто посмотреть, сможет ли она справиться. На самом деле, это напоминало, как она варила Многосущное зелье на втором курсе, хотя в этот раз все было совсем по-другому, и она попыталась не думать, насколько высоки ставки.

Однако профессор Снейп, кажется, не мог забыть об этом. Он расхаживал туда-сюда за ее спиной, и Гермионе было сложно сконцентрироваться.

- Какого оно цвета сейчас? – резко спросил он; Гермиона беззвучно вздохнула и наклонилась. Синий цвет стал более насыщенным, перейдя в пурпурный, и она сказала ему об этом.

- Гм, - задумался он, и Гермиона почувствовала, что ей становится нехорошо от страха, что она сделала что-то неверно. – Наверное, лучше добавить экстракт белладонны сейчас. Запомните, две капли и не больше!

- Да, сэр, - покорно ответила она, закатив глаза. Даже на уроках он не был столь требователен и не нервничал так из-за исхода зелья. Она медленно набрала немного экстракта белладонны в пипетку и подняла над котлом, ее руки почти неуловимо подрагивали.

Одна… две… отсчитала она, потом поднесла ладонь под пипетку и отодвинулась с выдохом облегчения. Это было не слишком сложно…

- Добавили?

Гермиона подпрыгнула, когда голос раздался около ее уха. Он был прямо рядом с ней – она не услышала, как он подошел.

- Да, сэр, - немного резко ответила она.

- Очень хорошо, - ответил он. Казалось, он задумался над чем-то, прежде чем снова заговорить. – Вы сидите прямо перед котлом?

- Гм, да, - ответила она, задумываясь, к чему он клонит, прежде чем он положил правую ладонь на стол прямо перед ее правой рукой, заставляя ее немного отклониться.

- Тогда будьте добры отодвинуться, - сказал он чуть холоднее, чем это было необходимо. Гермиона нахмурилась, но подчинилась.

Когда она отошла, он опустил левую руку по другую сторону котла и начал наклоняться. Ага, подумала она. Запах – теперь зелье должно пахнуть как банановый шербет. Она тихо пожалела о собственном слабом носе, наблюдая, как он медленно наклоняется ближе над почти полным котлом.

Было уже почти слишком поздно, когда она осознала, что прядь его волос рискованно качается над поверхностью кипящего варева. Гермиона вспомнила, что малейшая примесь, в том числе волосы или содержащиеся в них натуральные масла, изменят химический состав зелья, возможно, сделав его бесполезным. Лучше убрать ее, подумала она, и почти невольно протянулась, взяв прядь пальцами и заложив ему за ухо…

Северус замер на месте, когда легкие, как перышко, пальцы запутались в его волосах, слегка задев его щеку. Ощущение было странным, когда легкая услужливая рука скользнула всего в нескольких сантиметрах от его лица, и он не знал, наслаждаться этим или быть в ужасе.

Но его разум решил за него, когда рука, держащая его прядь, начала двигаться назад, и пальцы схватили волосы на затылке, притягивая, боль, сладкий ужас и безликие лица, кричащие от горя, крадущие всю радость, он резко закричал и отскочил от нее, не заботясь, где окажется.

У Гермионы от ужаса сердце застучало молотом где-то в горле, когда он отдернулся и врезался в стоящий у стены стол, сбивая мензурки, засыпая пол осколками стекла, которые сверкали, как фейерверки. Его дыхание стало рваным, и он вцепился в стол для равновесия, будто ища какой-то якорь в панике, она увидела, как его лоб заблестел от пота. Гермиона стояла, как пригвожденная, и отчаянно размышляла, что такого сделала, пока не вспомнила тот вечер в декабре, когда он чуть не вывихнул ей запястье, когда она опрометчиво потянулась к нему. Дура! Он не хочет, чтобы ты к нему прикасалась, подумала она, прежде чем нагнуться и проверить Волчье зелье, отводя глаза от все еще прижимающейся к столу темной фигуры. Удостоверившись, что котел весело побулькивает, она взглянула на него и с облегчением увидела, что он встал в полный рост и бормочет заклинание Reparo, а стеклянные осколки летят обратно на свои места.

Но ее облегчение было недолгим, потому что Снейп повернулся к ней, в ярости сжимая кулаки.

- Какого черта вы это сделали? – спросил он сквозь сжатые зубы.

Она отступила назад.

- Извините, профессор, я просто подумала, что ваши волосы окажут неблагоприятный эффект на зелье, - тихо сказала она, горячо надеясь, что он успокоится. Но это не сработало.

- Вы не могли просто сказать что-нибудь? – спросил он, делая шаг вперед.

Гермиона сглотнула.

- Нет. Они были очень близко от поверхности зелья, и я подумала, что убрать их самой будет быстрее, чем сказать об этом вам, - ответила она и, защищаясь, скрестила руки перед собой. Гермиона с тревогой наблюдала, как он кривит губы и сжимает челюсти, заставляя ходить желваки. Какое-то мгновение она думала, что он сделает к ней еще шаг, но, к ее удивлению, он пожал плечами и почти незаметно расслабился.

- В следующий раз, мисс Грейнджер, скажите что-нибудь, и лучше до точки необратимости, - он указал на котел. – Теперь добавьте двадцать капель желчи броненосца и помешайте двенадцать раз, - сказал он, потом отвернулся от нее и тяжело привалился на стену. Она сделала как сказано.

Северус глубоко неровно вздохнул, ему было нехорошо. Слушая, как Гермиона суетится у него за спиной, и он подумал, что она даже не подозревает, насколько он был близок к тому, чтобы сорвать на ней свой ужас и ярость. Если он хотел быть честным с собой, то должен был признать, что это прикосновение вызвало страх, старое отвращение к себе, заставившее его слепо рвануться в ярости. Она стояла у него на пути. Старые раны все еще гноились, не заживая никогда. Конечно, Гермиона не могла об этом знать, что, собственно, и заставило его отступить на твердую почву, когда он стоял на краю пропасти слепой ярости. Теперь он жалел, что инстинктивно отпрянул от нее, хотя не был обязан ей объясняться, да и не стал бы. Это могло только усложнить их рабочие отношения. Адреналин все еще бурлил у него в крови, не давая ясно думать…

- Гм… Профессор? – снова ее голос. Северус выпрямился и повернулся.

- Что, мисс Грейнджер? – произнес он чуть резче, чем намеревался.

- Что теперь? – спросила она, явно не обратив внимания на его грубый ответ.

Северус попытался расчистить туман в голове и сконцентрироваться.

- Скажите мне цвет.

- Черно-коричневый. И оно начинает дымиться, - ответила Гермиона с легким ликованием. У нее было на это полное право: за последние полтора часа она сумела успешно приготовить Волчье зелье, и проблема Люпина была решена. У Северуса почти подгибались ноги от облегчения, но он смог взять себя в руки.

- Мои поздравления, мисс Грейнджер, - сказал он немного неохотно, но все же не без восхищения. – Похоже, зелье готово. Наша работа на сегодня закончена, вы можете идти.

- Спасибо, профессор, - ответила она, и движение воздуха ознаменовало ее уход. Он был благодарен, что она не стала извиняться, что напугала его – ему хотелось лишь забыть свою недостойную реакцию на ее руку, скользнувшую по его лицу, невинным жестом убирая волосы. Он непроизвольно поднес ладонь к щеке, вспоминая.

Он простоял так долгое время, прежде чем наложить на котел сохраняющее заклятие и вернуться в свои комнаты. Люпину зелье не понадобится еще примерно неделю, а у него в лаборатории все еще стоит на столе дополнительная порция. Сегодня ночью он заслужил отдых.

*****
Идя в Гриффиндорскую башню, Гермиона не могла не думать о странной реакции профессора Снейпа на прикосновение. В первый раз она прикоснулась к нему в лазарете, и хотя он напрягся, но не отреагировал так дико. Во второй раз он только схватил ее за руку, избежав контакта, а третий был полон напряжения, когда она вела его обратно к креслу в его комнате. В четвертый… по правде, она не могла сказать, нервничал ли он, когда она поддержала его на первой ступеньке лестницы, потому что он был уже совершенно измотан. Но в этот раз… она могла списать его реакцию только на удивление. Наверное, следовало вначале что-то сказать, но теперь уже поздно, размышляла она. Ей нужно было бы всего лишь предупредить его, прежде чем сделать что-то. И все же Гермиона подозревала, что для его отвращения есть другие причины, помимо их положения и механизмов самозащиты. Было очень плохо, что она не могла спросить его, в чем дело – это не только заставило бы его почувствовать себя неуютно, но и проложило между ними пропасть. Несмотря на бурлящее любопытство, Гермиона неохотно решила не говорить об этом. Пока.

- Горошек, - сказала она Полной даме и ввалилась в гостиную, внезапно почувствовав себя очень, очень усталой. К несчастью, отдохнуть ей не дали.

Ее поджидали Гарри и Рон, оба явно вне себя, и от тревоги у нее все сжалось внутри. В течение минуты никто не произносил ни слова, потом заговорил Рон.

- Не хочешь объяснить это? – слегка ядовито произнес он, протягивая книгу. Гермиона прищурилась, чтобы прочитать название в угасающем свете камина, и у нее перехватило дыхание. Это был «Кандид» профессора Снейпа.



Глава 20.

Истинный друг наносит удар в лицо

Оскар Уальд

Глядя на тоненькую книжечку в руке Рона, Гермиона лихорадочно перебирала картины этого дня, и она вспомнила, как листала книжку на истории магии, увидела, как ее рука кладет книжку в сумку, которую она сегодня вечером не взяла с собой – она бросила взгляд на кресло, на котором оставила свой рюкзак. Но там не было и следа его: все ее книги и, боги, драгоценные заметки по арифмантике, написанные неделю назад, – все исчезло. Она медленно перевела взгляд на Рона.

- Где, черт побери, ты это взял? – гневно прошипела она.

Рон только холодно посмотрел на нее.

- Нет, где ты это взяла? – взъярился он. Гермиона чуть не ответила ему, но как раз вовремя вспомнила, что это не она была неправа. Единственным местом, где он мог найти ее книгу, была ее сумка. Она почувствовала себя оскверненной.

- Ты что, рылся в моих вещах? – недоверчиво спросила Гермиона. Она представила, что все ее бумаги и заметки разбросаны по спальне мальчиков, книги разлетелись в разные стороны, ручки и перья заброшены неизвестно куда. У Рона хватило вежливости не отрицать ее обвинения, он только мрачно посмотрел на нее.

Гермиона могла только таращиться в ответ. Голова перестала работать, и она почувствовала, что вот-вот готова заплакать. Гермиона не могла ясно думать, но не отрывала взгляда от Рона, надеясь, что он объяснит свое поведение, рассмеется и скажет, что конечно же нет, что он просто шутит над ней. Но он не сделал этого – он просто смотрел на нее, и его глаза странно сверкали в угасающем свете камина.

Гарри заерзал и прочистил горло, заставляя Рона и Гермиону немного вздрогнуть – они и забыли, что он здесь. Он явно чувствовал себя неуютно.

- И ты помогал ему? – тихо, чуть ли не шепотом, спросила она, но была уверена, что он услышал. Гарри отвел глаза, глядя в огонь. Почему-то от его нежелания посмотреть на нее и признать, что да, он, как и Рон, вторгся в ее личное пространство, ей стало еще хуже.

- Как вы могли? – сказала она, и с ужасом услышала, как дрожит ее голос. Она решительно отбросила чувство, что ее предали, похоронила его глубоко, чтобы потом достать, и обдумать, и поплакать над ним; сейчас было не время для слез. Она протянула руку Рону.

- Дай ее мне, - мягко потребовала она.

Вместо того чтобы отдать ей книгу, Рон сделал шаг назад, пятясь к камину и не сводя с нее глаз, и покачал головой.

- Нет, я хочу знать, где ты это взяла, - сказал он.

- Дай ее мне, Рон. Она не твоя, - повторила Гермиона.

- И не твоя тоже, - возразил он. – Что ты от нас скрываешь, Гермиона?

Она шагнула к нему. Какая наглость, подумала она.

- Я не могу сказать тебе, Рон, - произнесла она сквозь сжатые зубы. – А теперь отдай ее.

- Нет, - яростно произнес Рон. У него были дикие глаза, и Гермиона подумала, злится ли он из-за того, что у нее есть секреты, или из-за чего-то еще. Она отчаянно надеялась, что это не так.

Рон сделал еще шаг назад, сжимая книгу в руках перед собой, как приманку или как щит.

- Откуда у тебя книга этого грязного ублюдка? – настойчиво спросил он.

- Не называй его так, - почти механически сказала она, приближаясь к нему.

- Почему нет? – перешел в оборону Рон. – Он всегда был жестоким, Гермиона, разве не помнишь?

Гермиона нахмурилась.

- Я помню, Рон. И он не умер, не говори о нем так, - она все еще стояла с вытянутой рукой, которая уже начала уставать.

Рон злобно посмотрел на нее изучающим взглядом.

- Откуда ты знаешь, что он не умер? – спросил он, и Гермиона поняла, что допустила тактическую ошибку.

- Просто знаю, - быстро ответила она, решив, что наступление будет лучшей стратегией. – А теперь отдай мне книгу и объясни, почему ты роешься в моих вещах! – почти прокричала она.

- Рон, - тихо позвал Гарри, но Рон бросил на него гневный взгляд и перебил.

- Нет, - громко объявил он. – Она не говорила с нами неделями, и я теперь собираюсь высказать все. – Гермиона понимала, что он прав, она отдалилась от них, но не могла чувствовать себя виноватой из-за этого. Рон снова повернулся к ней. – Ты не могла просто сказать нам, что околачиваешься по Снейпом в подземельях? Не хочешь рассказать нам об остальных своих приятелях-змеенышах? – презрительно сказал он. – Собираешься стать следующим помощником Ты-знаешь-кого?

Гермиона молча смотрела на него.

- Это не то, что ты думаешь, Рон, - и ее глаза на мгновение блеснули, прежде взгляд стал жестким и непроницаемым. Она заговорила тише, пытаясь успокоиться: - Рон, пожалуйста, отдай мне книгу.

Когда Рон извинялся позже, он сказал, что не знает, что нашло на него, а Гермиона только кивнула и ответила, что все в порядке, он был рассержен, а люди иногда делают глупые вещи, когда сердятся. Но в тот момент, когда она, будто в замедленном показе, увидела, как Рон замахивается и бросает книгу в огонь, она ненавидела его.

Он был всего лишь в нескольких шагах от камина, а Гермиона – на другом конце комнаты. Она в ужасе увидела, как книга летит по дуге, и ринулась вперед, сунув руку в рукав в поисках палочки. Гермиона понимала, что ни за что не успеет, и чудесная книга профессора Снейпа по меньшей мере обгорит. Он будет рассержен, подумала она, когда книга раскрылась, шелестя страницами, словно крыльями, как молодая птица, не умеющая летать, в отчаянной попытке избежать своего огненного рока.

Книга опускалась, пальцы Гермионы сомкнулись на палочке, и она закричала: «Нет!» Вытащить палочку вовремя и спасти книгу было невозможно.

- Accio книга!

Книга внезапно остановилась в своем падении и полетела назад, к лестнице, ведущей в спальни. Гермиона медленно, в каком-то оцепенении повернула голову, ожидая увидеть там Гарри, но, к ее удивлению, на ступенях оказался кое-кто другой.

Там стоял Дин Томас, он сжимал роман в руках и казался весьма раздраженным.

- Какого черта здесь происходит? – сердито спросил он.

Никто не отвечал, казалось, на протяжении вечности, но потом Гермиона, ошеломленная неожиданным спасением, тихо всхлипнула. На лице Дина немедленно появилась встревоженная забота, и он пошел к ним. Однако Рон уже скользнул к Гермионе, бормоча извинения, он казался таким полным раскаяния и сожаления, каким она его никогда не видела, но ей было все равно. В ее глазах стояли слезы, когда она взглянула на него.

- Не прикасайся ко мне, - прошипела она. – Не смей даже говорить со мной до завтра. – И Рон остановился, в его глазах была боль. Гарри открыл было рот, чтобы что-то сказать, но она бросила на него ядовитый взгляд. – И ты тоже, - и он снова закрыл рот. К этому моменту Дин подошел к ней и накрыл ее руку своей.

- Ты в порядке, Гермиона? – спросил он полным заботы голосом. Она только посмотрела на него и покачала головой, не в силах заговорить. Дин нахмурился и набросился на Гарри и Рона.

- Что вы, парни, сделали ей? – спросил он и, не ожидая ответа, повернулся к Гермионе и протянул ей книгу, которую все еще сжимал в руке. – Это твое? – тихо спросил он. Гермиона кивнула, и он сунул ей книгу, прежде чем снова вернуться к Рону и Гарри.

Рон, казалось, нашел что ответить.

- Это тебя не касается, Дин, - сказал он.

- Нет, касается, - ответил Дин. – Вы устроили такой шум, что теперь это дело всей башни. Думать надо было, прежде чем ссориться в общей гостиной.

Гарри не слушал его. Он смотрел на Гермиону, будто пытаясь припомнить ее имя.

- Гермиона… - начал он, но Дин явно вошел в роль рыцаря в сверкающих доспехах, защищающего свою даму. Немного раздражает, отстраненно подумала Гермиона, но в целом очень мило.

- Мне кажется, она сказала, что не хочет слышать твой голос, - холодно произнес Дин, потом повернулся к Гермионе и указал на лестницу в спальни. Она пошла не оглядываясь, и Дин последовал за ней, оставляя ошеломленных Гарри и Рона перед угасающим камином в гостиной.

*****
- Ну мы и наломали дров, Рон, - произнес Гарри рано утром, когда они ожидали, пока Гермиона присоединится к ним за завтраком.

- Да уж, не исправишь, - мрачно ответил Рон, тыкая еду на тарелке перед собой. Гарри только угрюмо посмотрел на него.

- Не то что не исправишь – она сказала, что не хочет говорить с нами, но прибавила, что, может, будет разговаривать с нами сегодня утром, так что она имела в виду, что может подумать о прощении, - сказал он Рону, отщипывая кусочки от своей черничной лепешки. Рон только вздохнул, яростно ткнув яичницу, а когда она умудрилась соскользнуть с вилки и шлепнуться обратно на тарелку, казалось, готов был удариться в слезы.

Гарри чувствовал себя так же, как Рон выглядел: он также казался себе очень, очень глупым. Как он мог позволить Рону сделать это и как мог вместе с Роном расстроиться из-за какой-то книги, найденной в вещах Гермионы? Гарри застонал, отодвинул тарелку и закрыл лицо руками. Все их благие намерения – если они действительно были, в чем Гарри сейчас серьезно сомневался – абсолютно ничего не значили, раз они полностью подорвали доверие Гермионы.

Гарри сидел в такой позе добрые десять минут, пока Рон сильно не пнул его в голень.

- Оуч! – вскрикнул он, подскакивая. – Зачем ты это сделал? – спросил он, потирая ноющую кость. Рон глядел на что-то за его спиной, Гарри повернулся и увидел Гермиону, которая стояла, скрестив руки, бледная и напряженная, но все равно яростно сжимала губы в тонкую ниточку. Ее волосы были взлохмачены сильнее обычного, а под глазами пролегли темные круги. Она безмолвно показала им последовать за ней, и они так же молча пошли из Большого зала.

Безмолный поход по коридорам наконец привел их к старому убежищу – туалету Плаксы Миртл. После того как они вошли, Гермиона заперла дверь и прислонилась к ней, скрестив руки и холодно глядя на парней. Она смотрела на них долго, достаточно долго, чтобы Гарри и Рон начали переминаться с ноги на ногу, как раскаивающиеся десятилетки, которые нанесли в дом грязи.

Прошла вечность, прежде чем Гермиона прочистила горло.

- Ну? – сказала она.

- Что ну? – ответил Рон, прежде чем Гарри успел открыть рот. Гарри наступил ему на ногу, но Гермионе, казалось, было все равно.

- Зачем вы рылись в моих вещах? – спросила она, не отрывая от него взгляда.

- Мы волновались за тебя, - выпалил Рон. Когда Гермиона скептически подняла бровь, он с трудом сглотнул и продолжил: - В последнее время ты была очень отстраненной и усталой и все время говорила нам, что работаешь над проектом на дополнительные баллы, но в этот раз оставила свои вещи в гостиной. У нас больше нет карты с тех пор, как ее забрал Барти Крауч, так что мы хотели выяснить, где ты, - голос Рона становился все более отчаянным, поскольку Гермиона не реагировала. – И я подумал, твои вещи могут дать нам ключ. Ты так усердно трудилась, и мы… скучали по тебе, - Рон замолчал и повесил голову.

- Мы сожалеем, что сделали это, - добавил Гарри.

Гермиона посмотрела на него. Гарри побелел и казался испуганным, зеленые глаза за очками будто принадлежали кому-то другому. Рон залился краской, как помидор, уголки его губ опустились, придавая ему несчастный вид, и несмотря на свой гнев, она посочувствовала ему. Они были ее друзьями, через многое прошли вместе, и глупо будет забыть все из-за одного проступка. И все же… они даже не спросили ее, куда она уходит, а вместо этого вторглись в ее личное пространство и заставили ее чувствовать, что ее предали. Гермиона вздохнула.

- Я знаю, - сказала она им. – Но не знаю, могу ли доверять вам теперь. – У Рона начали дрожать губы. – Я могла бы немного рассказать, но вам двоим просто нельзя доверять. Мне жаль, - она провела рукой по волосам. – В той сумке было много драгоценных данных, - продолжила она. – Вы могли уничтожить результаты недельной работы.

- Но откуда у тебя книга Снейпа? – спросил Гарри.

Гермиона снова вздохнула.

- Он одолжил мне ее. И я не могу сказать вам, ни почему, ни что с ним случилось. Вы просто должны довериться мне, - она прикрыла глаза. – Может, тогда и я смогу снова доверять вам, - она ощущала на плечах тяжелую ношу, а два человека перед ней казались очень далекими. В этом была своя ирония: именно тогда, когда ей нужна была их поддержка, она не готова была принимать их утешения. Гермиона обернулась, отперла дверь и вышла из туалета, мир вокруг нее разбивался на мелкие кусочки.

*****
Только через месяц, в начале марта, Гермиона смогла простить Гарри и Рона настолько, чтобы снова впустить их в свою жизнь. Все это время она училась, болтала с Дином – он оказался ужасно милым – и ненасытно поглощала книги из библиотеки Снейпа. Если ее поведение в ходе общения с ним и изменилось, он ничего про это не сказал, за что Гермиона была бесконечно благодарна. Все это неприятно напоминало ей первые несколько месяцев первого года, когда она никого не знала и у нее не было друзей, но в этот раз ей было одновременно лучше и хуже. Теперь у нее были друзья, причем либо по-настоящему хорошие друзья, с которыми она не хотела говорить, либо просто знакомые, постепенно становящиеся все более важными для нее.

Гермиона могла перемолвиться словом с Гарри и Роном за едой, но их разговоры оставались напряженными и заканчивались так скоро, как возможно. Ей становилось нехорошо при виде угнетенного Рона, но не то чтобы он был один – они с Гарри погрязли в отчаянии вдвоем, и она была почти уверена, что они не так уж и скучают по ней. Они казались какими-то беспечными, почти уверенными, что она когда-нибудь в будущем возобновит их дружбу, и ей хотелось оттянуть этот момент только из чувства противоречия. Но Гермиона все равно скучала по ним.

Вот Дин был ей другом, это точно. Он слушал ее болтовню, не очень много говорил о квиддиче, и у него было хорошее чувство юмора. Казалось, его потрясло, как Гарри и Рон обошлись с ней, и Гермиона неохотно начала их защищать, так что в итоге они оставили этот вопрос. Это было замечательно: у них находились другие темы, и Гермиона обнаружила, что получает удовольствие от разговоров с Дином.

С другой стороны, профессор Снейп…

Гермиона не была уверена, как назвать его. Он больше не был ни учителем, ни просто представителем власти; она провела с ним наедине в подземельях слишком много времени, прочла слишком много его книг, решила слишком много проблем как его партнер, чтобы думать о нем там. Он также не пытался поучать ее, его манера общаться была спокойной и непринужденной, хотя язык все еще оставался острым и ранящим, а обхождение необычайно язвительным.

Она не сказала ему о Гарри и Роне. Гермиона часто размышляла, почему бы и нет, но, казалось, этот вопрос поднимет их на совершенно новый уровень… товарищества, полагала она. Она просто не была готова довериться ему, а если не готова она, то он точно попытается избежать этого любой ценой. И все же…

Другая причина, заставляющая ее держать все при себе и не поверять ему, была гораздо горче. Когда она вступала на его ковер, пересекала его порог, то чувствовала, как уплотняется и загустевает воздух, становясь неподвижным и наполняясь тончайшими звуками и запахами, которые она не могла определить. Атмосфера здесь совершенно отличалась от Гриффиндорской башни, и Гермиона не хотела портить ее воспоминаниями о предательстве и собственной давящей горечи. В этих комнатах он ткал ужасающие и прекрасные картины будущего, некоторые вызывали у нее отвращение, а некоторые пленяли, побуждая последовать за ними, а вокруг нее мерцали свечи, танцуя с благоговением вокруг пламенеющего камина, что согревал вечно ледяные подземелья. Магия коварно обвивалась вокруг ее разума, но Гермиона обнаружила, что ей все равно, вещи, которым она могла научиться с таящейся внутри магией, стоили любых последствий. Числа на страницах, что она читала, расплывались и разлетались, некоторые избегали ее взгляда, другие протискивались вперед, пока она не моргала и магия не уходила, оставляя ее с постоянно меняющимся листком; но, как с любой иллюзией, она не могла видеть оба образа одновременно. Она размышляла, как профессору Снейпу удается держать цифры в голове, и восхищалась, насколько он силен, чтобы схватить и укротить их, подчинить себе каждое число и вертеть им как угодно с помощью правильно примененных рун.

Иногда Гермиона наблюдала за ним. Казалось немного непорядочным разглядывать того, кто не может ни увидеть твоего взгляда, ни ответить на него, но смотреть, как Снейп работает, было восхитительно. Он хмурил брови, напряженно выпрямлялся в кресле и сцеплял пальцы перед собой, а его губы таяли и расплывались под потоками слогов, когда он бормотал сложные строки цифр и рун.

Иногда Снейп прерывался, обычно когда становилось уже поздно, и, повернув к ней лицо с повязкой, спрашивал Гермиону о какой-нибудь книге, что она читала в данный момент. Это была безопасная тема, и Гермиона по-настоящему наслаждалась ей. Из этих разговоров она узнала о нем кое-что, что ее интересовало – не о его прошлом Жреца смерти, конечно, и не о его тайных мыслях, просто мелочи, как его умение играть на скрипке и настоящая страсть к чаю.

В целом, это был совершенно другой мир, в который ей не хотелось вносить свой эмоциональный раздор; кроме, конечно, его частых обидных замечаний, который она быстро научилась парировать или просто пропускать мимо ушей. Снейп влиял на нее, печально думала она.

*****
Так что ко второй неделе марта Гермиона не переставала восхищаться профессором Снейпом и линиями вероятности, которым он придавал форму. Она свернулась в кресле, которое наконец назвала своим, и яростно вырисовывала душу мира в численном формате в угасающем свете камина. Глаза привыкли к тусклому свету, и она улыбалась, когда Снейп позволил собственной магической силе течь к ней по полу, связывая их. Гермиона вспомнила первый вечер, когда стенографировала за профессором Снейпом. Каждый последующий раз только усиливал ее жажду познать запутанную арифмантику. Ее все еще уносило на первой стремительной волне силы, магии, которая наполняла ее, заставляла ее дрожать, взрывалась у нее в голове, и Гермиона позволила себе потеряться в море вероятностей, каждая волна одинаковая и все же другая, каждый подъем – только чтобы потом опуститься, и сердце билось в горле, когда ее тащило вперед.

Но сегодня Гермиона ощутила что-то другое, несущееся к ней с непреодолимой настойчивостью груженого состава, но не была уверена, что это. Она могла засечь лишь странное предвкушение, сжимающее легкие и тянущее все внутренности, когда профессор Снейп позволил уравнениям течь от себя в мир, но у нее не было времени размышлять, и она снова ринулась в будущее…

… да, они пытались определить следующих жертв, правда? А вот и они, Гермиона могла видеть их неопределенные лица с совершенной отчетливостью: они неустанно трудились глубокой ночью, пряча магглорожденных, кодируя информацию, передавая ее друг другу, молчаливые одетые в черное фигуры на тихой железнодорожной ветке под растущим месяцем, иногда они убегали по тайным проходам, иногда оставались прямо там наблюдать неутомимыми глазами за опрометчиво неосторожными Жрецами смерти.

… и краем сознания Гермиона увидела свободный конец какой-то линии вероятности, покачивающийся под порывами магии, легко овевающими ее. Он мерцал, и она повернулась к нему, оторвав разум от задания, а ее рука замедлила неистовый полет по бумаге. Да, подумала она. Он струился восхитительно, этот священный источник холодных ясных дней, в которых Волдеморт был мертв, убит каким-то образом, не важно как, а Жрецы смерти рассеялись без лидера. Она замерла как вкопанная, глядя на себя, Рона и Гарри, живых и здоровых, ближайших друзей и всех людей, что она знала и любила, родителей, профессоров, семьи ее друзей, впереди хорошая жизнь, выпуск, колледж, любовь к какому-то безымянному безликому мужчине и радость тихой жизни.

Гермиона слепо повернулась туда, вдыхая сладкий запах будущего, которого она так отчаянно желала, без страха, без забот, и история никогда не заканчивается…

Внезапный разрыв в магии вывел Северуса из задумчивости, будущее смешалось у него в голове, а разум отчаянно попытался удержать нить, за которой следовал, и не сумел, мысли разлетелись на тысячи осколков, впивающихся ему в мозг и причиняющих мучительную головную боль. Но за резкой, простреливающей болью внутри черепа он услышал глухой стук соседнего кресла и удар о ковер чего-то тяжелого.

- Мисс Грейнджер? – спросил он.

Ответа не было, но острым слухом он уловил неглубокое, но ровное дыхание со стороны ее кресла. Северус медленно поднялся и зашаркал к ней. Однако он сделал всего несколько шагов, прежде чем нога врезалась во что-то теплое и податливое на полу. Северус наклонился.

Это была мисс Грейнджер. Она лежала на полу, не реагируя ни на его голос, ни на легкое прикосновение руки, ни на ощутимый контакт его ноги со спиной.

Его мысли немедленно последовали по худшему сценарию: Гермиона потерялась, уйдя по пути, который ей понравился, оставив мир позади, и даже если она проснется, ее сочтут сумасшедшей, потому что она будет проживать несуществующую жизнь. Северус почувствовал, что сердце начинает биться сильнее от страха, кровь стучит в горле – если она уплыла по течению, он никогда не простит себя. Она была многообещающей, даже необычайно развитой, но он должен был заметить смену ее настроения: гораздо легче потерять себя, когда ты недоволен собственной жизнью, но поскольку она и глазом не моргнув прошла через месяцы этого, он мог только заключить, что что-то произошло.

Но Северус действительно не мог ничего сделать, и у него сжалось горло. Он не лгал, когда говорил ей, что это будет опасно, и при мысли о том, что он потерял ее общество, сердце болезненно дернулось, хотя он не желал этого признавать.

Слабак, подумал он, пытаясь сохранить остатки самообладания, а его разум искал, за что бы ухватиться. О, да – конечно! Другой вариант был менее серьезен, но все равно ставил его в неловкую ситуацию: это могло быть просто истощение, что-то в ее видениях времени заставило ее пережить короткое замыкание, и магия оказалась поймана у нее в голове, заставив ее потерять сознание. Он должен был заметить, насколько она устала, но искренне надеялся, что это именно тот вариант, поскольку в этом случае ее можно было исцелить.

Тем временем Гермиона лежала на полу его спальни в – он ощупал носком ноги, не желая прикасаться к ней руками больше, чем необходимо – очень неудобной позе. Он должен поднять ее и куда-нибудь положить. На диван? Нет, подумал он, слишком жестко. Северус знал это из личного опыта. Он вздохнул. Единственной альтернативой была его кровать, но мысль, что она займет его место, заставила его неуютно поежиться. Прежде чем снова спать там, ему придется отдать простыни в стирку, помыть матрас и проветрить занавески. Ее запах все еще мешал ему.

Северус тяжело вздохнул. С ним все время это происходило – или скорее, подумал он, отодвигая от ее неподвижного тела стол, за которым она писала – это происходило с другими людьми, а ему приходилось разбираться со всем по мере возможностей. Он наложил на нее Mobilicorpius, и ощутил движение воздуха, когда она проплыла на его кровать, и задернул полог. Ему совершенно не хотелось снова прикасаться к ней, так что он оставил на ней обувь и только накрыл ее, надеясь, что она лежит в максимально удобной позе.

Что ж, ночь в кресле, не без горечи подумал он, садясь ждать. Она либо проснется в лучшем состоянии, либо потеряется, и он не может ничего поделать. Ей придется самой найти выход.



Глава 21.

Лучший путь наружу – всегда насквозь

Роберт Фрост

Она была в зале, полном зеркал, звук ее шагов эхом отдавался от стен. Шла ли она? Или это кто-то за спиной подталкивал ее по зеркальному проходу – бесконечность впереди и нечто позади?

Она обернулась, и ее отражения вокруг тоже. Или, может, то были не ее отражения… Гермиона почему-то одновременно испытывала ощущения дежа вю и жуткой новизны. Она внимательно вгляделась в зеркало перед собой и увидела там лишь себя, но что-то, что она не могла определить точно, было по-другому. Что-то в выражении глаз, давняя печаль, которой не было раньше. Гермиона нахмурилась, и изображение нахмурилось вместе с ней. Она медленно протянула руку, чтобы прикоснуться к стеклу, лишь легонько задевая поверхность пальцами, осторожно пытаясь понять, почему же ее глаза были полны долго сдерживаемой болью.

Кончики пальцев Гермионы прикоснулись к стеклу, и по ее руке мгновенно, как удар тока, пробежала волна странной психической энергии. У нее перехватило дыхание, когда в голове начали разворачиваться картины за картинами, и она опустилась на колени на холодный пол.

На первой картине предстала кровать, не ее собственная, Гермиона лежала под тяжелым одеялом, которое приятно вдавливало ее в мягкий матрас. Она почувствовала, что сворачивается калачиком, ощутила холод простыней и мягкость подушек. Белье пахло нежно и успокаивающе, как дождливый весенний день, но в глубине чувствовалась опасная нота недавно прошедшей грозы. Странно, подумала Гермиона, слегка поежившись под покрывалами. Она медленно открыла глаза и увидела стоящего у своей постели мужчину – нет, это была его постель, и, похоже, он внимательно за ней наблюдал. Его темная фигура вырисовывалась на фоне мерцающего, танцующего огня, который бросал блики на пол и стены. Другому ее я было хорошо и уютно, а Гермиона тревожилась. Что-то было не так… в этой сцене было нечто ужасно, ужасно неправильное, кровь в теле той, иной ее, будто потекла в другую сторону, быстрое биение пульса только усиливало это впечатление, когда человек протянул руку и медленно провел пальцем по ее щеке, прикосновение было легким, как перышко, но полным скрытой угрозы…

Нет, подумала Гермиона и снова оказалась в галерее с зеркалами. Которая же настоящая? устало спросила себя она, проводя рукой по лицу. Девушка поднялась на ноги и пошла дальше, заглядывая в каждое зеркало по обе стороны и отчаянно надеясь найти то, которое освободит ее из бесконечного ада отражений. Она шла секунду или вечность, прежде чем что-то в лице ее отражения не заставило ее остановиться. Это отражение казалось счастливее, по крайней мере, менее серьезным, чем остальные, с более беззаботным отношением к миру. Заинтригованная, Гермиона снова прикоснулась к стеклу и ощутила тот же странный электрический удар, который пробежал прямо по нервам, затрагивая и разжигая каждое нервное окончание. Но в этот раз она была готова…

Снова кровать… та же, что и в последнем зеркале, но в этот раз девушке было удивительно приятно зарыться в мягкую постель, разобранную каким-то необычным образом, пробуждающим древние инстинкты. Ее второе я с наслаждением растянулось на кровати, выгибаясь и потягиваясь, напряженные мускулы расслабились, но не настолько, как она ожидала бы. Гермиона была совершенно спокойна. Но нет, это тоже казалось неправильным, ее другое я открыло глаза, и взгляд снова упал на темную фигуру, только в этот раз человек лежал рядом. Лицо мужчины было лишено черт, как и в последний раз, но она заметила, что его рука вяло обнимала ее за талию, а нога закинута на ее ногу.

Гермиона быстро отстранилась. Это тоже было неправильно, подумала она, и без удивления заметила, как рука трясется у нее перед лицом. Она устала, но еще не была свободна, и она не успокоится, пока не вырвется отсюда. Гермиона пошла дальше.

Прошла вечность: империи возникали и падали, люди жили и умирали, земля крутилась по привычной орбите – или же один миг: промежуток между соединением синапсов, бездыханная пустота между шоком и осознанием, последний бесконечный вздох, полный боли, мостик между жизнью и смертью. Гермиона видела свое отражение и ныряла в зеркало, всегда просыпаясь в одной и той же кровати. Иногда человек был там, иногда нет. Иногда он являлся благородным, совсем не грозным стражем, ее личным сфинксом, защищающим ее от нежеланных гостей; иногда же был опасным, оправдывая свою непривлекательную наружность; случалось, незнакомец только наблюдал, как она спит, а его мысли оставались тайной. И он всегда скрывал свои намерения, даже когда другая она заговаривала с ним.

Гермиона тащилась дальше. Неважно, что она умирает от изнеможения – она не позволит себе заснуть. Что-то говорило ей, что если она приляжет отдохнуть, то никогда не проснется, ее изображение протянет к ней бледные руки с длинными пальцами и захватит ее, спящую. Настоящая она была нужна, чтобы отражение жило, но она не позволит ему забрать себя.

Гермиона не знала, как долго поднимала и переставляла ноги одну за другой, но она знала, что приближается – должна была – когда нашла зеркало с собственным отражением, таким, которое не показывало то, чего не было. Она даже не открыла рот от удивления, слишком устала для этого, лишь благодарно нырнула туда.

И немедленно осознала, что не должна там быть. Здесь была кровать, да, и ей было спокойно лежать, но воздух наполняли звуки скрипки, играющей западающую в душу мелодию. Само по себе это не было неправильным – неправильным было, что до сих пор Гермиона не замечала, как в голове у нее играла скрипка. Над девушкой струилась сладкая призрачная мелодия, она поселялась среди мягких паутинок звука в забытых коридорах ее мозга. Гермиона уже долгое время не слушала музыку… Но это была не та мелодия, что играл призрачный скрипач в царстве ее другого я, и она подсознательно поняла, что ей надо найти мир, в котором звучащая и ее внутренняя мелодии совпадали. Найди его, приказала она себе, и нашла в себе силы сдвинуться с места.

Гермиона быстро покинула зеркало и двинулась к следующему, подбодренная тем, что вновь обрела цель. Она исследовала зеркала одно за другим, в каждом играла сладкая музыка, но никогда точно не совпадала с ее собственной, и Гермиона начала отчаиваться. Она все еще шла, все еще прижималась к сверкающим поверхностям и терпела неудачу, пока…

В этом зеркале музыки не было вообще. В комнате был слышен лишь звук ее дыхания. Мрачного человека тоже не было, и другая она почувствовала себя покинутой, в то время как Гермиона лишь ощущала тяжелый груз на сердце. Ей едва хватило силы воли вернуться в галерею с зеркалами, она легла на пол и уставилась в бесконечную тьму наверху, а музыка звучала у нее в голове, не давая покоя…

Гермиона совсем выбилась из сил. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой усталой, и из глаз покатились непрошенные слезы, стекая в волосы, что заставило не очень красиво сопеть. Перестань, сердито сказала Гермиона себе. Перестань. Она прижала ладони к глазам, пытаясь остановить поток слез, что грозил утопить ее в отчаянии и уже сейчас тащил в глубину. Девушка грубо отерла слезы с лица, растирая кожу, и села, надув губы. Она терпеть не могла плакать. В последний раз зло проведя рукой по глазам она взглянула на адские зеркала, и у нее перехватило дыхание.

Там было ее лицо, ясное и чистое, будто не она только что упала на пол и рыдала так, как если б ей разбили сердце. На носу не было прыщей, а в глазах – красноты, которой отличаются все плаксы. Гермиона склонила голову, и отражение повторило движение за ней. Гермиона подняла руку и согнула пальцы и увидела, как ее отражение, или, скорее, отражение, ей не принадлежавшее, сделало так же.

Девушка отвернулась на пол, отчаянно пытаясь думать, несмотря на отчаяние и усталость, заволокшие ее разум густым туманом, не давая ей ясно посмотреть на проблему. Которая же настоящая? размышляла она, а музыка низвергалась у нее в голове, нота за нотой, светлая и печальная, зовущая – но куда. Мрачный человек, подумала она, он важен… что он сказал мне? Гермиона вспомнила его мягкий голос, глубокий и звучный, внушающий ей помнить, что есть что. Некоторые вещи. Они были… лживы. Или почти лживы. Которая же настоящая? Гермиона подняла глаза и взглянула на зеркала, которые давили на нее со всех сторон, каждое показывало что-то, каждое смотрело на нее, призывало потеряться в нем, но теперь девушка улыбнулась, и ни одно отражение не улыбнулось вместе с ней.

Которая же настоящая?

И Гермиона Грейнджер закрыла глаза, одновременно закрываясь и открываясь всему миру.

- Я, - сказала она.

И она была свободна.

*****
Она плыла, поднимаясь выше, ее неминуемо уносило прочь от галереи с зеркалами, а музыка вокруг набирала силу и будто возносила ее на небеса. А может, и нет – здесь не было верха и низа, Гермиона знала, что это место – ее разум. Здесь было только внутри и снаружи, и теперь она была на верном пути.

Пока она поднималась, ее кожи касались слой за слоем облака, неторопливо дрейфующие паутинки, каждая открывала новое царство ее психики, сознания, и уносила ее прочь, уносила ее вперед. Гермионе хотелось спать, но она знала, что не должна, пока не проснется, и не отрывала глаз от света наверху или, может быть, впереди, трудно сказать. Еще чуть-чуть, подумала она, напряглась и попыталась пробиться выше, выше, а свет перед ней становился все больше и сильнее, и наконец Гермиона открыла глаза.

*****
Песня с ее ненавязчивой славянской красотой захватила Северуса, и он почти забыл о мисс Грейнджер и панике, грозившей овладеть им. Он пытался забыться, заснуть, несмотря на страх, но ему не удалось, тогда он призвал скрипку и начал играть. Ноты опускались и поднимались, плывя в воздухе, резонируя от каменных стен.

Северус настолько забылся, что едва не прослушал шум с кровати, шорох простыней и тихий стон только что проснувшегося человека. Но он услышал это, немедленно прекратил играть, на ощупь нашел стол, положил на него инструмент и смычок и волоча ноги пошел на тихий звук движений Гермионы в темноте. Он дошел до кровати и склонил голову, будто глядя на девушку.

- Здравствуйте, профессор, - сказала Гермиона осовелым от сна и изнеможения голосом, в котором все же слышалось глубокое удовлетворение. Она казалась апатичной, даже пресыщенной, и у Северуса пересохло в горле; он облизал губы.

- Добро пожаловать обратно, - произнес он и услышал в ответ тихий смешок.

- Можно я посплю? – спросила Гермиона, подавляя зевок. Северус кивнул.

- Конечно можно, - сказал он. – Почему нет?

- Вы не хотите проверить, что это действительно я? – спросила девушка. – Что я не… ну, вы знаете, кто-то другой?

Cеверус покачал головой. Он всегда узнает ее. Она вернулась.

Похоже, Гермиона сочла это за разрешение, Северус услышал мягкий шорох одеял, когда она перевернулась, а ее дыхание немедленно стало ровным и глубоким. Сам того не осознавая, он наклонился и сжал ее руку, желая убедиться, что ученица действительно здесь, по-настоящему вернулась. Ее кожа была теплой, и Гермиона явно ощутила прикосновение его руки, потому что вздохнула и повернулась к нему.

Северус чуть не рассмеялся от облегчения, но все же отошел от постели, оставляя ее потеряться, но не в себе, а в мире снов. Они должны быть прекрасны, подумал он.

Жаль, что он не может присоединиться к ней.

*****
Гермиона снова зашевелилась только утром. Северус спал в кресле и при пробуждении вздрогнул, почувствовав, будто в его шею глубоко вонзился нож, почти разрезая позвоночник. Но девушка проснулась, и он заставил себя встать и подойти к кровати. Северус услышал тихое шуршание, когда Гермиона скользнула по простыням, возможно, потягиваясь – наверное, она очень хорошо отдохнула и чувствовала себя в мире со всем миром. Он готов был ей позавидовать.

- Доброе утро, профессор, - сказала она очень довольным голосом.

- Доброе утро, мисс Грейнджер, - ответил он. – Полагаю, вы спали хорошо?

- О да, - уверила она. – Правда, мне снились очень странные сны…

Северус с любопытством склонил голову на бок.

- Что за сны?

- Ну, - начала Гермиона, и это звучало, будто она улыбалась. – Был сон, в котором я оказалась в очень яркой квартире, и это было не в Англии. Это была… - казалось, она задумалась. – Флоренция. Или Рим. Где-то в Италии, и я готовила ужин. И… - она замолкла.

- И? – подсказал Северус.

- Кажется, вы были там, - произнесла Гермиона. – Ужинали вместе со мной, а потом… - ее голос снова стих.

- Что потом?..

- Гм, я не очень помню, - сказала она, и Северус по голосу понял, что она помнит все вполне отчетливо. Он задумался, что такого странного и смущающего сделал в ее сне, и криво улыбнулся.

- Наверное, вы должны теперь пойти в свою комнату, - сказал он, чтобы прервать тишину.

- Хорошая идея. Сколько я спала?

Вместо того чтобы произнести заклинание и сказать ей, Северус наклонился и протянул ей свои карманные часы. Он почувствовал, как она легонько тащит цепочку, и его совершенно нечестным и обманчивым образом мягко потянуло вперед за ремень.

- О боже! – воскликнула Гермиона. – Уже десять утра! Какой сегодня день? – с беспокойством спросила она.

Северус нахмурился.

- Всего лишь четверг.

- Я опаздываю на трансфигурацию! – с этим девушка выбралась из кровати, задев Северуса коленями, когда пыталась сползти с матраса. Он слегка отступил к изножью, но недостаточно, чтобы позволить ей полностью встать, не прижавшись к нему.

- Гм, сэр?

- Да, мисс Грейнджер?

Она попыталась подняться.

- Вы стоите у меня на дороге.

Северус решил задать наболевший вопрос.

- Почему вы не сказали мне, что у вас трудности с магией?

Он услышал, как Гермиона слегка заерзала, опускаясь на простыни.

- Наверное, уже поздно спрашивать, откуда вы знаете, - горестно сказала она. Северус позволил себе легкую ухмылку.

- Да, мисс Грейнджер, поздно.

Она снова поерзала. Северус знал, что она двигается, но не знал, как именно, и это жутко раздражало; он сжал зубы.

- Я не знаю, профессор, - призналась Гермиона. – Просто казалось, что со всей этой силой во мне я смогу справиться быстрее, легко ухватиться за идеи. Это… притягивало, - призналась она.

Северус кивнул. Он знал это чувство, но не собирался говорить ей, что был недавно таким же рабом, как и она, только подчинялся другому властителю. Кроме того, вероятно, девушка не в состоянии выслушивать лекцию прямо сейчас.

- Мисс Грейнджер, должен сказать вам, что из-за вашего, - он нетерпеливо махнул рукой, - неблагоразумия при выполнении этого задания мы должны сделать перерыв в работе, по крайней мере, пока вы не оправитесь достаточно, чтобы продолжать.

Она раздраженно вздохнула.

- Но профессор… - начала Гермиона, но он резко покачал головой.

- Никаких «но», - сказал Северус. – Вам нужен отдых, прежде чем мы сможем продолжать.

Мгновение она молчала.

- Вы стоите у меня на дороге, - сказала Гермиона чуть холоднее.

Северус позволил себе тихо безразлично фыркнуть.

- Напротив, мисс Грейнджер, я держу вас там, где вы должны быть, - это было не совсем искренно, но ей нужно было отдохнуть, и не важно, где именно. Северус знал, что если позволит Гермионе сбежать, она не ляжет в другом месте, а будет мучить себя и дальше и доведет до состояния зомби, окончательно утратив способность восстанавливать силы. Если она действительно хочет продолжать после того, как закончит лечиться, он подумает об этом, но до тех пор (а пройдет еще достаточно недель) они должны просто наслаждаться печальной передышкой от тревоги и ужаса - спутников каждого нового предсказания. Хотя в этот раз радость была очень, очень недолгой, а каждый новый заход солнца приносил с собой новый фантастический страх перед Темным лордом и возвращением ночи. Новый хозяин для того, что старо, как мир.

Северус услышал, что Гермиона гневно вздохнула, но снова скользнула в постель.

- Я могу хотя бы снять обувь? – спросила она.

- Вы можете хоть на голове стоять, если вам от этого лучше спится, - сказал Северус, прежде чем вернуться к своему креслу и призвать книгу в попытке отвлечься от звука ее дыхания, которое уже замедлялось: она начинала дремать. Некоторое время он читал, но потом холод подземелий начал пробирать его до костей, и он зажег камин. И немедленно пожалел об этом, когда в его комнаты вторгся голос Дамблдора.

- Северус, - произнес директор, несомненно, глядя на него поверх своих очков-полумесяцев. – Где мисс Грейнджер, должен тебя спросить? – Однако прежде чем Северус мог ответить, Дамблдор заговорил снова. – Ох, надо же, вот она… в твоей постели. Как странно.

Северус только пожал плечами. Дамблдор прочистил горло.

- Почему в твоей постели спит студентка, Северус? – его доброжелательный тон скрывал стальные нотки, которые всегда прятались в мягком старческом голосе, когда маг был недоволен.

- Она последовала за мной до конца, директор.

Дамблдор очень по-снейповски фыркнул.

- Понимаю. К несчастью, она не может остаться у тебя.

Не имея возможности сопротивляться, Северус изобразил разочарованное выражение, зная, что это разозлит Альбуса еще больше.

- Прекрати! – рявкнул Дамблдор. Северус вздохнул про себя: директор явно встал сегодня не с той ноги. – Достаточно раздражает и то, что охранные заклинания, которые ты наложил на свои комнаты, пропускают только ее и домовых эльфов, не давая связаться с тобой через камин, - продолжил Дамблдор, - но у тебя еще хватает наглости вести себя так, будто все совершенно нормально?

- Мои извинения, Альбус, - ответил Северус. – Мисс Грейнджер пережила весьма мучительный опыт. Она, ах, потерялась на некоторое время.

Директор охнул.

- Почему ты никому не сказал?

Северус снова пожал плечами.

- В этом нет особого смысла, сэр. Кроме того, невозможно отличить, когда человек потерялся или же восстанавливает силы. Вы знаете это так же, как и я. В обоих случаях ее нельзя было разбудить, независимо оттого, кто об этом знает. Только всех переполошить, - Северус вздохнул и положил книгу. – Кроме того, я был совершенно уверен, что к утру с ней все будет хорошо, - вопиющая ложь, но какое это имеет значение сейчас?

- Правда, профессор? – раздался с постели сонный голос, прозвучавший угнетающе весело. Проклятие.

- Разумеется, нет, мисс Грейнджер, - сказал он ей. Я только успокаиваю директора. Спите дальше. – Гермиона хмыкнула, но покорно перевернулась на другой бок, все еще слишком усталая, чтобы обдумывать его несколько подозрительные приказы.

Дамблдора было далеко не так легко унять.

- Зайди ко мне сегодня на чай поговорить, Северус, - коротко произнес он, явно раздраженный. Северус кивнул, и директор исчез.

*****
Когда Гермиона наконец полностью проснулась через семь часов, ей было лучше. Голова очистилась от тумана, и девушка чувствовала себя как никогда отдохнувшей, и даже то, что она проспала все уроки в постели одного из профессоров, не особо смущало ее. Сны Гермионы были странными и туманными, и ей тяжело было вспомнить подробности…

Она резко села.

- Профессор? – спросила она.

Он быстро вошел из гостиной.

- Да, мисс Грейнджер?

Гермиона попыталась думать ясно.

- Сколько времени?

- Почти шесть, - ответил он. – Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы сейчас дойти до своих комнат?

Гермиона не обратила внимания на странный тон его голоса.

- Да, думаю, - сказала она, перевешивая ноги с кровати на пол. Она нашла и надела туфли, но что-то крутилось у нее в голове… профессор сказал что-то…

О боже.

- Нам правда нужно остановиться? – спросила Гермиона. Северус понял, что она имеет в виду.

- Приходите через неделю, посмотрим, - коротко ответил он. Гермиона раздраженно начала грызть ноготь. – Хотя сомневаюсь, что и тогда вы будете в состоянии продолжить, - Северус пересек комнату, взял щепотку дымолетного порошка и бросил в камин.

- Извините, - быстро сказала Гермиона, прежде чем профессор ступил в камин.

Северус лишь пожал одним плечом. Он отчасти сердился: бог знает, что может произойти, пока они будут ждать ее выздоровления, отчасти испытывал облегчение: перерыв не помешает. Северусу не хотелось говорить ей, что теперь вероятность, чьего-то убийства гораздо выше; он был частично виноват в ее состоянии.

- Неделя, - сказал ей профессор Снейп, прежде чем войти в огонь и отправиться в кабинет Дамблдора.

Гермиона проводила его взглядом, потом вернулась в Гриффиндорскую башню. Она испытывала смутную благодарность, что Снейп не стал сердиться на нее; меньше всего ей было нужно отдалиться еще от кого-нибудь.

------------------------------
ps Автор кланяется Терри Пратчетту и его книге «Ведьмы за границей». Кто узнал эпизод, тот молодец.



Глава 22.

Дружба - это единый разум для двух тел

Менций

Несмотря на то, что чай был прекрасным, Снейп не получал особого удовольствия.

- Черт подери, Альбус, я не сделал ничего плохого, и я это знаю! – сердито сказал он, чуть не выронив чашку из трясущихся рук.

- Но, - возразил директор, - это выглядело далеко не невинно, Северус. Всех нас заботит репутация профессоров, и любые намеки на их неформальные отношения со студентами строго осуждаются.

- Бога ради, Альбус, я провел ночь в кресле, только чтобы не вызвать никаких недоразумений, - взвыл Северус, прежде чем осознать, что он совсем не это хотел сказать. – Как будто перспектива разделить с кем-нибудь постель меня хоть немного привлекает, - быстро добавил он.

Дамблдор не обратил на него внимания.

- Что вообще заставило тебя считать, что положить студента, более того, студентку, к себе в постель будет уместным? – требовательно спросил он. Директор не кричал, но явно сдерживался, чтобы не повысить голос больше необходимого.

- Я не думал о том, что будет уместным в данной ситуации, директор, - съязвил Северус. – Скорее о том, что оставить ее на чертовом полу будет по меньшей мере невежливо. – Их встреча проходила далеко не так хорошо, как он надеялся.

- И ты не мог позвать Поппи или меня? – спросил Дамблдор. – Наверняка ты мог подумать о последствиях того, что положишь юную и, кроме того, уязвимую девушку в постель, в свою постель, в своей комнате, где она будет наедине с тобой?

Северус раздраженно вздохнул, чувствуя, как обвиняющий тон директора отдается болью в его сердце. Его мысли не были тайной.

- Альбус, мне это и в голову не пришло, потому что мисс Грейнджер мой партнер по заданию, которое вы нам дали. Я не считаю ее просто «юной и уязвимой девушкой», как вы это тактично сформулировали, а скорее своей коллегой, - ну вот, он сказал это. Печально, но факт: говорить с мисс Грейнджер ему было куда приятнее, чем пытаться вести беседу со своими ровесниками. В любом случае, Северус чувствовал, что должен возразить против того, чтобы ее называли «уязвимой»; мисс Грейнджер такого бы явно не одобрила. – К тому же, - продолжил он, - вы уже упомянули, кажется, что она студентка, - Северус взволнованно провел рукой по волосам. – Почему вы думаете, что я предам ее доверие, Альбус?

Дамблдор ущипнул себя за кончик носа. Если ему хотелось быть честным с собой, то он не считал, что Северус, или, точнее, человек, которым Северус стал сейчас, хоть пальцем дотронулся бы до Гермионы, если этого можно было избежать, и не только по одной причине. Но раньше случались… инциденты. За тысячелетнюю историю школы, полной подростков с бушующими гормонами и зачастую одиноких учителей, в шкафах неизбежно будет спрятано несколько скандальных скелетов, но, по правде, он был немного несправедлив. Северус, по крайней мере, с момента своего возвращения, не сделал ничего, чтобы вызвать такие подозрения.

Дамблдор рассматривал его поверх очков, но, к несчастью, для мастера зелий этот прием уже не имел значения, и Северус мог спокойно обратить внимание на чайную чашку у губ. У него слегка тряслись руки, хотя по опыту Дамблдор знал, что Северус наверняка подавлял действительно глубокие эмоции. Он делал так всегда, и к настоящему времени это уже стало его второй натурой.

Директор вздохнул. Не случилось ничего страшного, никакого преступления, и в целом инцидент был совершенно невинный. Дамблдор терпеть не мог ошибаться.

- Северус.

При звуке своего имени Северус опустил чашку. Тон голоса переменился, но он не мог понять значение этой перемены.

- Да, директор? Вы придумали какую-то новую клевету на мисс Грейнджер или меня? – злобно спросил он. Сомневаясь, Северус всегда переходил в нападение. Он ждал паузы, за которой последовал бы крик, но вместо этого услышал лишь тихий, немного усталый вздох и ощутил его вес, падающий на язык и спускающийся по пищеводу к легким.

- Я заслужил это, - сказал Дамблдор. – Ты прав, у меня нет причины подозревать, что положение было серьезней, чем казалось, - Северус только хмыкнул, и Дамблдор заерзал. – Но все же ты должен признать, что ситуация была несколько компрометирующей, - осторожно прибавил он.

Северус постарался успокоиться, хотя страх и гнев все еще грозили взять над ним верх.

- Разве за все эти годы я дал вам хоть одну причину не доверять, Альбус? – спросил он.

- Нет, - тихо ответил тот, - не давал. Прости меня. Я не знаю, о чем я думал.

Наверное, ты не думал вообще, горько подумал Северус, но ему не хотелось затаивать злобу на человека, который верил ему, который приютил его. Недолгое заблуждение было понятным даже для кажущегося всеведущим Альбуса Дамблдора. Но не значит, что от этого не было больно. Ну что ж, решил Северус, одной раной больше. Но даже ему самому эти мысли казались навязанными, фальшивыми, и звучали именно так – слабые и глупые попытки избавиться от недавней боли. Это ничего не значит для тебя, сказал он себе, и лгать стало легко.

- Забудьте об этом, директор, - произнес Северус вслух, когда наконец совладал со своим голосом. – Вы только беспокоились за нее, это вполне понятно, - он нащупал маленький столик рядом со своим креслом, прежде чем опустить на него чашку с блюдцем. И снова повернулся туда, где сидел Дамблдор.

- Это все, что вы хотели обсудить со мной? – спросил он со всей возможной вежливостью.

- Северус… - начал Дамблдор, но остановился.

- Да, директор?

Северус повернулся к нему, его невидящее лицо казалось бесчувственным, так тщательно он контролировал выражение, и старому магу стало странно не по себе. Но Дамблдор все равно продолжил.

- Просто… скажи кому-нибудь в следующий раз, когда случится что-то подобное.

- Конечно, директор, - ответил Северус. – Но я не ожидаю, что вчерашнее происшествие повторится, - с этим он чуть улыбнулся, поднялся и вышел. Покинув кабинет директора, он ощущал себя гораздо более несчастным из-за всего этого, чем когда шел туда.

*****
Допрос, который выдержала Гермиона, был не намного легче. Она сидела в кресле в гостиной, намереваясь почитать немного в послеполуденной тишине, но ее немедленно прервали ввалившиеся через портретный проход Гарри и Рон. Они стояли и смотрели на нее несколько мгновений, будто собираясь с мыслями, прежде чем Рон с каким-то девчачьим визгом подбежал и крепко сжал ее в объятиях.

- Рон, - закашлялась Гермиона, чувствуя, что у нее трещат ребра, - что ты делаешь? – Вместо ответа Рон лишь сжал ее сильнее. Гермиона понятия не имела, что происходит, но попыталась вытащить прижатую к боку руку и похлопать его по любому месту в пределах досягаемости.

- Да, да, я тоже рада тебя видеть, - прохрипела она, вяло молотя его рукой по спине.

Рон как-то странно тихо икнул.

- Мы с Гарри так волновались за тебя, - пробормотал он ей в волосы.

Гермиона нахмурилась.

- Волновались? Почему?

К ним подошел Гарри.

- Ты не была сегодня ни на одном уроке. Даже МакГонагалл спросила, где ты. – Гермиона попыталась ответить, но у нее уже заканчивался воздух в легких. Гарри сжалился над ней. – Рон, может, ты отпустишь ее? – предложил он, и Рон с неохотой поставил ее на ноги, Гермиона с благодарностью опустилась в кресло, стараясь скрывать глубокие вдохи.

Рон и Гарри дали ей отдышаться, прежде чем любопытство взяло над ними верх.

- Итак? – спросил Рон.

- Что итак? – ответила Гермиона, поднимая голову.

Рон закатил глаза.

- Итак, где ты была сегодня?

Гермиона быстро подумала.

- Мне было нехорошо, и я осталась сегодня в постели, - сказала она. Это была почти правда. Гермиона просто не уточнила, в чьей постели. Переводя взгляд с Гарри на Рона, она почувствовала, что у нее начинает колотиться сердце. Парни смотрели на нее недоверчиво.

- Лаванда и Парвати сказали нам, что тебя не было в спальне сегодня утром, - тихо произнес Гарри.

Гермиона попыталась не ерзать и не отводить взгляд.

- Они ошибались, - ответила она.

К ее удивлению, Рон начал смеяться сухим, невеселым смехом.

- И это все, на что ты способна? – спросил он в промежутке между безрадостным фырканьем. – «Они ошибались»?

- Рон, - попыталась она вразумить его, но Гарри оборвал ее.

- Где ты была? – спросил он едва слышно, но хотя Рон громко сопел, слова Гарри прогрохотали для нее, как падающий на пол свинец, тяжело и болезненно.

Гермиона слишком поздно поняла, что нужно было сказать, что она была в больничном крыле, и молча обругала себя за недостаток хитрости. Гарри сверлил ее взглядом ярко-зеленых глаз, и мысли Гермионы путались; она ни за что не скажет, где была. Это будет слишком, друзья никогда не заговорят с ней снова. Думай! приказала она себе. И делай это быстро! Гермиона перебирала и отвергала одно оправдание за другим, а мгновения шли, время утекало, но ее смекалистому разуму, так проворно находящему решения, интриги оказались не по силам. Когда Гарри прищурился, Гермиона запаниковала.

- Я была в больничном крыле, - выпалила она.

Рон перестал смеяться.

- Но ты только что сказала, что была в спальне, - обвиняюще напомнил он.

Как люди себя ведут, когда говорят правду? Гермиона махнула рукой.

- Да, но мне стало нехорошо очень рано утром, так что меня там не было, когда Лаванда и Парвати проснулись, - она безмолвно взмолилась, чтобы это прошло.

Казалось, Гарри задумался. Гермиона видела, что друзья не верят ей, могут назвать ее обманщицей, так что только пожала плечами и отвернулась от их пытливых взглядов, уткнувшись в книгу. Хорошо бы они просто ушли…

Гарри увидел, как она надменно пожимает плечами и поворачивается к своей книге, и ощутил прилив паники: она снова отворачивалась, она никогда не заговорит с ним, если он первый не сделает шаг к ней – и он открыл рот, чтобы сказать, что верит ей. Но промолчал. Она сидела, склонив голову, вьющиеся волосы были рассыпаны по спине, а взгляд не отрывался от страницы. Она забыла их. Она забыла его.

- Гермиона, - сказал Гарри.

Она подняла голову и выжидающе посмотрела на него.

Что он должен сказать? Что верит ей? Но он не верил. Что же тогда?

- Тебе не нужно говорить нам, если не хочешь, - выпалил Гарри. У Гермионы от удивления глаза на лоб полезли, но он продолжил. – Это твое дело, конечно, и я не хочу вмешиваться, так что все в порядке. Я просто рад, что с тобой все нормально.

Какое-то напряженное мгновение все молчали. Потом лицо Гермионы озарилось широкой ослепляющей улыбкой, а в ее глазах загорелась радость.

- Спасибо, Гарри, - тихо сказала она. – Я ценю это.

Гарри почувствовал, будто избавился от каких-то ужасно тяжелых цепей, опутывавших его последние несколько месяцев, железной тяжестью прошивая грудь и утягивая его в какое-то унылое одинокое место, откуда он никогда не выберется. Он улыбнулся в ответ.

Рон заворчал, но все же недовольно ухмыльнулся.

Снова повисла неловкая пауза.

- Ты не… ты не хочешь пойти сейчас на ужин? – спросил ее Гарри.

Гермионе казалось, будто все ее тело расслабляется, каждый мускул избавляется от ужасного напряжения, и она кивнула.

*****
- Приятно видеть, что вы снова разговариваете, - сказал ей Дин несколько дней спустя. – Ты не представляешь, насколько странно было смотреть, как вы дуетесь друг на друга.

Гермиона над шахматной доской печально улыбнулась.

- Думаю, немного представляю, - игриво сказала она.

Дин ухмыльнулся и поднял руки.

- Ну хорошо, признаю, - согласился он, а потом посерьезнел. – Ты простила их? – спросил он.

Гермиона вздохнула. Ее тоже интересовал этот вопрос. Конечно, подумала она, теперь парни заслужили второй шанс, но ей все еще не хотелось предоставлять его, не хотелось оставлять свои вещи там, где они могут до них добраться и явно не хотелось давать им какие-то ключи к своим отношениям со Снейпом и возобновлению войны с Волдемортом. Гарри явно не стоит волновать еще больше, и бог знает, как на это отреагирует Рон. Паникой или страхом, и Гермиона не стала бы его винить.

Темно-карие глаза Дина все еще изучали ее.

- Я не знаю, - честно ответила она. Он просто кивнул, его взгляд сказал ей, что он понимает. Дин вернулся к игре, оставляя растерянную, но в то же время признательную ему Гермиону думать, что же делать.

*****
Гермиона посмотрела на часы. 19:43.

Во вторник она развалилась в кресле в гриффиндорской гостиной, закинув левую ногу на подлокотник и качая правой рукой над полом, уставившись в потолок. Ей было скучно. Очень, очень скучно. Еще не прошло и недели с прошлого четверга, когда она спала в комнатах профессора Снейпа, но Гермиона обнаружила, что уже скучает по интеллектуальным испытаниям, какими были уравнения по арифмантике, скучает по умным дружеским спорам, на которые часто вызывала Снейпа… скучает даже по самому профессору Снейпу.

Гермиона поморщилась. Как все меняется со временем, размышляла она. Прошло всего пять месяцев с тех пор, как она обнаружила профессора Снейпа, съежившегося, как раненное животное, в его комнатах, всего пять месяцев с тех пор, как он напугал ее до ночных кошмаров, а теперь – теперь она жаждала его общества. Это ужасно смущало, но Гермиона скучала его голосу, его сухому, даже едкому юмору и, несомненно, – по разговорам с ним. С Гарри и Роном было весело, на Дина легче было положиться, но, откровенно говоря, Гермиона не могла найти никого, испытывающего жгучее желание поговорить с ней о маггловской литературе, а она до сих пор не нашла времени обсудить со Снейпом Вольтера.

Гермиона посмотрела на часы. 19:46.

Она застонала. Она просто не переживет этот вечер: она уже сделала все домашние задания, но Гарри и Рон все еще придумывали предсказания для профессора Трелони. Дин рисовал какие-то многообещающие наброски в записной книжке, а разговаривать с Лавандой или Парвати у Гермионы не было желания. Они достаточно милы, но ведь она искала способы побороть скуку и не хотела отвлекаться. Что же делать?

Гермиона посмотрела на часы. 19:47.

- Ага, - шепотом воскликнула она. Снейп сказал ей приходить через неделю, но будь она проклята, если вытерпит эту пытку дольше. Не дав себе времени передумать, не позаботившись даже подняться наверх за вещами, Гермиона перебросила ноги на пол, поспешила к портретному проходу и вышла.

*****
Но оказавшись перед дверью профессора Снейпа Гермиона почувствовала себя совсем иначе. Она уверенно сбежала по лестнице в башне, но чем ниже спускалась по уровням замка, чем сильнее ее одолевали сомнения. Что если Снейпу даже не нравится мое общество? Что если он занят? Что если его там вообще нет? вопрошал ее разум, но Гермионе нечего было ответить и нечем утешиться. Дверь казалась совершенно неприступной, и Гермиона почти развернулась, но когда туфли проскрипели по полу, ей вспомнилось сокрушительное однообразие Гриффиндорской башни: те же люди, те же проблемы, та же атмосфера, изо дня в день, и что-то в девушке взбунтовало.

Просто войди, прошептал ее разум. Что плохого может случиться? Более практичная часть Гермионы предложила, что благоразумнее будет просто развернуться, чтобы никогда не узнать ответ на этот вопрос, но она подавила эту мысль. Робость сейчас не ко времени, решила Гермиона и, прежде чем могла передумать, открыла дверь.

И немедленно порадовалась этому. Сладкий густой воздух снейповых комнат ворвался в ее легкие, скользнул по ее телу, и она глубоко вдохнула. Да. Гермиона зашла, ощущая себя слегка неуютно без рюкзака, но в то же время уверенно. Она оглядела гостиную. Свечи по большей части не были зажжены, и огонь в камине не горел. Это на мгновение обеспокоило Гермиону, но она напомнила себе, что профессору Снейпу свет не нужен и зажигается он только для ее удобства. И все же комната в полутьме от угасающих свечей казалась чуть более зловещей, и Гермиона прижала руки к груди, как бы невольно защищаясь от странных наводящих ужас теней, скрывающихся по углам.

- Мисс Грейнджер?

Гермиона подскочила. Голос раздался из спальни, так что она сделала шаг к двери, заметив, что та, действительно, открыта.

- Да, профессор? – ответила Гермиона. Перед уютно горящим огнем поднялась в полный рост темная фигура, и червячок сомнения начал грызть девушку сильнее.

- Что вы здесь делаете? – спросил Снейп. – Мне кажется, я говорил, чтобы вы не возвращались до четверга.

Гермиона не подумала об этом. «У меня есть вопрос» вряд ли помогло бы, а «я по вам соскучилась» было слишком сентиментальным, не говоря уж о том, что немного странным. Гермиона выбрала золотую середину.

- Я надеялась на хороший разговор, - ответила она, делая еще несколько шагов к двери спальни. И услышала, как он посмеивается.

- И вы думали, что найдете его здесь? – сказал Снейп.

Гермиона улыбнулась.

- Раньше так всегда было.

Снейп молчал достаточно долго, чтобы заставить ее начать переминаться с ноги на ногу. И его первым ответом было ворчание.

- Очень хорошо, - произнес профессор Снейп усталым голосом человека, оказывающего великую услугу, не рассчитывая получить что-то взамен. – Давайте пойдем в Садик зелий, - он театральным жестом указал на камин.

- Замечательно, - ответила Гермиона, вошла в комнату, подошла к очагу и, зачерпнув дымолетного порошка, отбыла, пронеслась выше и выше через казавшиеся бесконечными этажи замка и наконец достигла теплого благоухающего сада. Она глубоко вдохнула, радуясь, что вернулась сюда.

Северус вышел из камина за ней, нащупывая дорогу тростью, и смахнул с плеч воображаемую сажу.

- Давайте пройдемся, - предложил он и, не дожидаясь ее ответа, пошел по дорожке.

Очевидно, Снейп практиковался без нее, и Гермиона не могла не изумляться, с какой сноровкой он обращается с тростью и как бесстрашно продвигается вперед. До этого, оставшись одна, она попыталась сориентироваться в собственной комнате, но темнота была такой пустой, в ней не было никаких подсказок, так что Гермиона быстро сдалась, сняла повязку с лица, бессильно удивляясь, как это удается профессору Снейпу. В теории она понимала, как ориентироваться без зрения, но в жизни это было совсем другое дело, и она сожалела, что не пыталась понять раньше, через что вынужден проходить Снейп. Однако казалось, он достаточно хорошо справлялся.

На середине одной из гравийных дорожек он остановился и обернулся к ней.

- Вы собираетесь ко мне присоединиться или просто пришли сюда полюбоваться на мою красоту? – спросил он не то чтобы недоброжелательно, но она все равно покраснела и поспешила догнать его.

- Извините, - сказала Гермиона. – Я просто засмотрелась, гм, как вы управляетесь с тростью. Вы кажетесь очень уверенным, - добавила она.

К ее удивлению, Снейп насупился.

- Но я не чувствую себя уверенно, - сказал он, а потом сжал губы в ниточку, может быть, с ощущением, что он поверил ей слишком много. Гермиона решила отставить это в покое.

Некоторое время они шли в молчании, пока Гермиона наконец не решилась.

- Я тут думала, - сказала она, - можете ли вы объяснить мне кое-что. Это действительно никак не связано с арифмантикой.

Снейп казался удивленным, но кивнул, чтобы она продолжала.

- Та книга, «Кандид», что вы мне дали почитать. Я не уверена, что полностью поняла исходную посылку, - осторожно сказала Гермиона. Роман очень понравился ей, но основополагающие его принципы до сих пор остались загадкой. На самом же деле, любой повод разговорить профессора Снейпа был хорошим поводом.

На лице Снейпа появилась легкая улыбка.

- Конечно, мисс Грейнджер. Задачей «Кандида» было указать на глупость некоторых теологов того времени, а именно последователей Лейбница, которые, что печально признать, полностью извратили его учение.

- О чем оно было? – спросила она.

- Терпение, - предостерег он. – Лейбниц полагал, что поскольку это несовершенный мир с благожелательным всесильным богом, то по логике он должен быть лучшим из всех возможных миров. Другое название «Кандида» - «Оптимизм». Это оптимистичная философия, утверждающая, что бог добр и справедлив и что страдания – это необходимое зло, которое с глобальной перспективы, скорее всего, окажется добром, - Снейп пожал одним плечом. – Но лично я не поклонник такой версии.

Да уж не сомневаюсь, подумала Гермиона.

- В любом случае, - продолжил Снейп, явно увлекшись объяснениями, - в то время находились такие, кто после той или иной трагедии говорили: возрадуйтесь, поскольку этот мир лучший из возможных, ваши личные страдания пойдут на общее благо. Мне не надо говорить вам, что Вольтер считал это невежественным, если не открыто глупым. Так что он написал «Кандида» в опровержение такому искажению теории, которая, если рационально взглянуть на нее, представляется весьма неплохой доктриной, - Снейп безошибочно качнул тростью направо и свернул на другую дорожку. – Я ответил на ваш вопрос?

- Так в конце… - Гермиона начала грызть ноготь. Она не была уверена, как назвать этот момент в книге. – После всех испытаний и несчастий мира герои оказались в еще более затруднительном положении, чем раньше, но, может, чуть богаче… Как вы это объясните?

Губы Снейпа изогнулись в подобие улыбки.

- Гораздо важнее, как это объясните вы?

Гермиона ухмыльнулась.

*****
Другой вечер, другая прогулка. Приближался апрель. Они стали гулять дольше, причем каждый день. Мисс Грейнджер уже накопила достаточно сил, чтобы снова заниматься арифмантикой, но чтобы не переутомить ее, Снейп решил, что они будут пытаться увидеть будущее через день. Казалось, Гермиона не возражала, только появлялась каждый вечер, пахнущая надеждой и ожиданием, и Северус был поражен, что блестящий молодой ум настолько изголодался по дружескому общению, чтобы из всех людей искать разговора с ним. Сегодня вечером они обсуждали практические аспекты макиавеллевских принципов, большую часть из которых мисс Грейнджер находила отвратительными. Два дня назад это была поэзия лорда Байрона, в частности, его эпитафия своей верной собаке. До этого они обсуждали маггловскую пьесу, которую она ему подсунула, под названием «В ожидании Годо». Гермиона сказала, что это классика, хотя Северусу пришлось признаться, что он с трудом может найти в ней смысл. Гермиона только посмеялась, и они провели четыре приятных часа в спорах о том, есть ли смысл в экзистенциалистской литературе. А в данный момент Гермиона продиралась через «Государя». Для столь умного человека, печально покачал Северус головой, у нее все еще был угнетающе гриффиндорский взгляд на мир.

- «… поскольку существует расхождение между тем, как человек живет, и тем, как он должен жить, тот, кто отказывается от содеянного ради того, что следует сделать, потерпит крах скорее, чем преуспеет: поскольку человек, видящий свое призвание в том, чтобы всегда быть добрым, будет уничтожен теми, кто не добр. Поэтому государю, желающему сохранить свое положение, надо научиться, как не быть добрым…» Я не совсем уверена, как это понимать, профессор, - говорила Гермиона, возможно, заложив книгу в сотне мест: словечки, которые не казались ей правильными, предложения, в которых она не видела смысла, целые главы, с которыми ей хотелось поспорить…

Северус вздохнул.

- Это совсем просто, мисс Грейнджер. Если вы хотите править или просто найти свой путь в жизни, вы должны делать не то, что от вас требуют, а то, что вам нужно. То, каким вас учат быть – то есть хорошим – это совсем не то, каков мир.

Он мог ощущать исходящее от нее недоумение.

- Но разве нельзя изменить положение дел, пытаясь поступать правильно?

- Только в очень редких случаях, - сказал Северус. – Обычно же люди будут использовать вашу скромность себе во благо. Гораздо лучше заботиться о себе, чем о других.

- Но я забочусь о Гарри и Роне, а они заботятся обо мне, - запротестовала Гермиона.

- Правда? – спросил Северус. – Или они просто используют ваш интеллект и умение находить решение любой проблемы, с которой вы сталкиваетесь? – он услышал, как Гермиона охнула, и догадался, что она думала об этом раньше. Он продолжил. – Да, может, вы нравитесь им, но они все равно используют вас. Вопрос в том, так же ли они полезны вам, как вы им?

Повисла пауза.

- Я не знаю, - наконец ответила Гермиона печальным неуверенным голосом, пока Северус рылся в пыльных уголках своего разума, пытаясь найти, чем бы утешить ее.

- Может, это поможет вам, - сказал он, - «… поэтому мудрый государь должен придумать способ, чтобы его граждане постоянно и при любых обстоятельствах нуждались в поддержке государства и его лично, и они всегда будут преданны ему». Так что помимо того, что вы нравитесь им и они считают вас своим другом, вы дороги для них, слишком дороги, чтобы потерять. Используя ваш разум, они теперь зависят от вас в определенных ситуациях, и у вас есть власть над ними. Это дает им право принимать вас как должное, - прибавил он.

- Наверное, - вздохнула Гермиона. – А я то думала, что дружить значит заботиться о другом человеке, хотеть, чтобы он был счастлив, помогать, когда это необходимо.

- Как трогательно, - сухо заметил Северус. – Послушайте, мисс Грейнджер, вот что Макиавелли посоветовал бы вам: не волнуйтесь по-настоящему ни о чьем счастье, кроме собственного. Ваша жизнь будет гораздо легче.

Гермиона думала над этим несколько мгновений. С одной стороны, это казалось эгоистичным и недобрым, но с другой… какая-то маленькая злобная часть ее разума говорила, что именно это ей давно надо было услышать. Она не должна обращать внимания на своих родителей и их осторожные намеки, что нужно найти подходящего мужчину; ей нужно отмахнуться от настойчивого восхищения семейной и домашней жизнью, которое так пытались внушить ей Гарри и Рон; ей просто не надо слушать людей, говорящих, что она должна делать, а делать то, что хочется. Это чувство опьяняло, но все же казалось каким-то неправильным, будто было противно самой ее натуре. Гермиона поерзала мгновение, прогоняя эти беспокоящие мысли, и ей было не по себе от этой маленькой эгоистичной части ее души, которую она только что обнаружила. Она задумалась, что бы сказать. К счастью, профессор Снейп спас положение.

- Закончим на сегодня? – спросил он, и она с благодарностью согласилась.

*****
Другой вечер, другая прогулка. Теперь была середина мая, и экзамены приближались. Предыдущий день арифмантических расчетов оказался необычайно успешным, что они и праздновали сливочным пивом в Садике зелий, лениво сидя у бассейна. К несчастью для Северуса, мисс Грейнджер казалась подавленной. Она была вялой и не отвечала на его вопросы полными предложениями, только хмыкала что-то односложно. Наконец у него не осталось терпения.

- Ради бога, мисс Грейнджер, что вас волнует? – спросил он, когда она ответила на его вопрос, что она думает об одном поэтическом отрывке, неопределенным хрюканьем, больше подходящим для поросенка.

- Это так очевидно?

- Наверное, раз я смог заметить, - ответил Северус.

Он услышал, как Гермиона вздыхает и ерзает на месте. Мгновение она молчала, но он умел быть терпеливым. Наконец она заговорила.

- Дело в письме от моей мамы, - сказала Гермиона. – Она все время советует мне найти, гм, подходящую пару или здесь в Хогвартсе, или дома в маггловском мире.

- Звучит несколько смехотворно, - сказал Северус. – А как насчет продолжения вашего образования?

- Я ей постоянно это повторяю, но она не слушает, - ответила Гермиона слегка напряженным голосом. – Она говорит, что они не будут платить за мое обучение в университете, и как только я выпущусь, мне придется содержать себя самой, - она вздохнула. – Я действительно не знаю, что делать. Может, она права, и легче позволить ей победить. У меня нет денег, чтобы пойти в университет.

Северус был поражен.

- Вы слишком умны, чтобы поступить так, - сказал он.

- Ну, мама просто хочет для меня лучшего. Она ненавидела школу, даже хотя она профессионал, и считает, что со мной то же самое, - ответила Гермиона. Северус услышал, как она спинывает в пруд гальку.

- А что говорит ваш отец? – спросил он чуть погодя.

Мисс Грейнджер очень неженственно фыркнула.

- Ничего. Он у мамы под каблуком.

Ненадолго снова повисло молчание, пока Северус не нашел, что сказать.

- Может, одна история поможет вам принять решение, - произнес он.

Гермиона повернулась так, чтобы смотреть прямо на него.

- Правда? – спросила она.

Северус прочистил горло:

- В позднем Средневековье жила женщина, маггла, по имени Кристина де Пезан. Она жила во Франции и в юности обучалась при дворе многим предметам, по большей части – обширной литературе. Когда она стала старше, ее муж и отец умерли, но поскольку у нее было хорошее образование, она смогла писательством поддерживать свою мать и троих детей, - он замолчал, казалось, задумавшись. – Она написала в своей автобиографии, что однажды мужчина сказал ей, что образованные женщины непривлекательны, раз их так мало. – Мисс Грейнджер издала звук отвращения, заставляя его подавить улыбку. – На что она ответила, что невежественный мужчина еще более непривлекателен, тем более что их так много.

Гермиона рассмеялась. Это было здорово после того, как она весь день раздумывала над письмом, тяжким грузом легшим на ее сердце.

- Понимаю, - сказала она. Северус лишь кивнул, зная, что в дальнейших объяснениях нет нужды. Наступала ночь, насыщенная сладкими запахами весны. Они немного посидели в дружеской тишине, прежде чем подняться и пойти. Гермиона встала на пути у профессора Снейпа, не давая ему пройти к камину.

- Спасибо вам, - тихо сказала она.

Он чуть улыбнулся.

- Всегда пожалуйста.

*****
Так и шло. Будто в каком-то странном сне, Северус молился, чтобы не проснуться. Каждый день Гермиона будет приходить к нему, и они либо будут сидеть и упражняться в интеллекте, либо же ткать новый мир, который расстелется перед ними, как гобелен, на котором они найдут важную нить. По-видимому, до сих пор они работали успешно.

И прогулки продолжались. Однажды в начале июня, когда уже становилось жарко, Гермиона сказала ему протянуть руку и опустила в нее что-то напоминающее очки. Северус спросил, что это, и она со смехом ответила, что это темные очки, маггловское изобретение, и что их вместо повязок на глазах носят слепые магглы. Лучше носить очки, даже затемненные, чем постоянно ходить с завязанными глазами, сказала она. Подарок на выпускной из Школы слепых Гермионы Грейнджер. Северус почувствовал, как уголки его губ ползут вниз, что было ужасно похоже на начало долгого хорошего всхлипывания, но, к счастью, он смог подавить это в себе и лишь поблагодарил Гермиону. Все равно у него было чувство, что она знает, как ему приятно. В конечном итоге, перед ним открывалась совершенно новая жизнь, и Северус нашел ее очень спокойной, даже… мирной. Но он боялся думать об этом, боялся, что если изучит ее слишком пристально, она исчезнет, как иллюзия, что видна лишь боковым зрением, а он хотел, чтобы она продолжалось сколь возможно долго.

И это пройдет.

*****
Вечер в самом конце семестра они посвятили арифмантике, но Северус был еще больше не в духе, чем обычно. Магия текла быстро и точно, и у него не было проблем, чтобы заставить ее, подчинить своей воле, но тем не менее…

Он потерялся однажды, но не мог вспомнить ни сам опыт, ни чувства, ему предшествовавшие, и это волновало его. Он не сказал об этом мисс Грейнджер, поскольку они оба были близки к некому прорыву, но по мере того, как тянулся вечер, Северус начал сомневаться в мудрости своего решения.

Магия текла вверх и через него, отскакивала от внутренней стороны его черепа, прежде чем попасть в ловушку его мыслей, которые смиряли ее, вертели ей и отправляли кувыркаться по его горлу, скакать по языку, и это было хорошо. Он быстро и резво хватал цифру, заманивал ее, ставил рядом с ей подобными, прежде чем со скоростью света объединить их в уравнение, даже не зная, что оно формулируется. И это было, как резкий белый огонь, проносящийся через него, числа рассыпались у него в голове, яркие, как солнце, и ох, такие податливые, такие прекрасные, кажущиеся его вторым я, что его разум начал ускоряться, тянуть магию за собой. И это было, как полет, вести за собой, а не поджидать и заманивать, он мог ощущать, как течет магия, и ох, это было сладко, хватать ее, держать, проталкивать по своему сознанию, заворачивать ее, соединять, это вдохновляло его, так никогда не было раньше и это было божественно, это было, как прозрение, он сейчас умрет, он будет жить вечно, как слепящий свет, божественный, и священный, и…

Это поразило его, как удар молнии.

*****
Гермиона изящно подняла одну бровь, наблюдая за профессором Снейпом. Внезапно он перестал диктовать текущее уравнение, у него отвисла челюсть, а голова поворачивалась так, будто он впервые за годы смотрел на окружающий мир. От него просто исходило изумление.

Она не открываясь смотрела, как он уверенно вскочил на ноги и пробежал по комнате, и склонила голову от удивления. Что он делает? подумала Гермиона. Он вел себя странно даже для Снейпа, но ей не стоило волноваться об этом. Ответ на ее невысказанный вопрос нашелся скоро.

Снейп остановился у прикроватного столика рядом с книжными полками и без промедления, без ощупывания протянул руку и схватил несколько пузырьков с зельями, дико подбросил их в воздух, а затем поймал, подхватив их в падении.

А потом он засмеялся.

Это было не обычное злобное хихиканье или презрительная насмешка; это был смех молодого человека, довольного миром и своей жизнью. Он был глубоким, темным, теплым, и прокатывался по воздуху, как жидкий шоколад. Гермиона ощущала, как смех течет у нее по позвоночнику, бежит по нервам, сливаясь внизу, заставляя ее выгибать спину и восхитительно трепетать. Это было так прекрасно…

Но Северус все еще смеялся, лицо с повязкой было открытым, молодым и полным радости. Он прикасался пальцами к вещам на полках, подхватывал их, катал между ладонями, бросал вверх, вниз и за спину, а потом с легкостью ловил, и все это время смеялся сладким, рвущим душу смехом, будто боролся с комком в горле, но отрицать бьющую ключом радость было нельзя. Он изучал собственные движения и, казалось, мог видеть, что делает.

Никогда ничего не принимая на веру, Гермиона тихо поднялась, не отрывая глаз от темной фигуры, хотя он, казалось, забыл о ее присутствии. Она медленно потянулась за маленьким стеклянным пресс-папье, чувствуя его вес на ладони.

И бросила его так сильно, как смогла, в голову Снейпу.

Гермиона даже не заметила его движения, но вот он развернулся к ней, рука перед скрытыми повязкой глазницами и блестящий кусок стекла сверкает в пальцах. Он широко улыбался.

- Пресс-папье, мисс Грейнджер? – сказал профессор Снейп голосом, полным сдерживаемой радости. Он поцокал языком. – Вы могли кого-нибудь ушибить.

Гермиона широко раскрыла глаза, а кровь будто застыла в жилах, но сердце стучало молотом в груди.

- Как? – выдавила она, весело ли, печально ли, ее сердце переполнялось эмоциями, а кости были как расплавленный воск. Как это возможно?

Он только снова рассмеялся, прежде чем броситься к ней.



Глава 23.

Что заплатишь, то и получишь
DMB

Гермиона не к месту вспомнила своего отца.

Когда она была совсем маленькой, лет пяти-шести, ее отец, возвращаясь с работы, всегда возился у двери и преувеличенно шумел, чтобы она поняла, что он пришел, и она с невинной радостью неслась обнять его с криком: «Папа!»

«Тыквочка», - восклицал он и, уронив портфель, садился на корточки, широко раскинув руки, она врезалась в него, как пушечное ядро, и он поднимал ее вверх, как тогда казалось ее маленьким глазкам, высоко над землей, и кружил в объятии, радуясь воссоединению, тому, что они оба обрели нечто потерянное.

Она оказалась в руках Снейпа: он обхватил ее за талию, сжав руки на спине, а его полузадушенный смех отдавался у нее в груди, и Гермиона обняла его за шею странно знакомым жестом, так напоминающем эти давнишние объятия, о которых она уже забыла. Скрытые мягкой тканью мантии мускулы спины подрагивали у нее под пальцами. Гермиона снова почувствовала, что ее захватывает блаженство, и комната завертелась, хоть они и стояли не двигаясь. У нее кружилась голова от смущения и пьянящей необычности того, что он по собственной воле прикоснулся к ней.

Это закончилось так же внезапно, как и началось. Ее опустили на ноги, а профессор Снейп отступил, разведя руками в безмолвном извинении. Он все еще смеялся, но теперь смех был редким, рваным, отдавал безумием, и вместо того, чтобы обтекать ее как горячий шоколад, он лился как ледяная вода, отчего у Гермионы по коже побежали мурашки, а мускулы невольно напряглись, и ей стало неуютно. Ей неосознанно захотелось сжаться в комочек в попытке защититься от несуществующего холода, и усилием воли пришлось заставить себя выпрямиться, чтобы смотреть на него. Снейп все еще издавал эти резкие звуки, так непохожие на его обычный глубокий голос, и червячок страха начал глубже вгрызаться в Гермиону. Снейп задыхался, но попытался заговорить.

- Я… должен… поговорить… с Альбусом, - выдавил он.

На мгновение Гермиона замерла, не уверенная, хочет ли он, чтобы она ушла или осталась, но он махнул рукой, ленивым жестом указав ей длинными пальцами на камин, и она наконец совладала с собой и выдохнула, не заметив, когда задержала дыхание. Гермиона быстро шагнула к очагу и вызвала директора.

Из огня появились голова и плечи Дамблдора.

- Мисс Грейнджер? – удивленно произнес он. – В чем дело?

Гермиона молча пожала плечами и отступила, указывая на человека, что смеялся и задыхался у нее за спиной. Впервые в жизни Гермиона увидела то, чего никогда не ожидала: растерявшегося директора, и это зрелище настолько расходилось с ее представлениями, что она забылась и позволила себе хихикнуть. Но быстро взяла себя в руки: ситуация была серьезной, и смех совсем не к месту.

- Вам лучше зайти, - твердо сказал им директор и исчез.

Гермиона беспомощно взглянула на Снейпа – наверное, у него сейчас бока болят – задумавшись, как он может перемещаться с дымолетным порошком, если не в состоянии слова промолвить.

- Сэр? – осторожно спросила она, когда он, казалось, задержал дыхание.

- Да? - закашлялся Снейп.

- Вы сможете нормально добраться до кабинета Дамблдора?

Необычайная обстановка в комнате наконец вернулась в привычное русло: Снейп нахмурился, впервые за последние пять минут.

- Конечно, могу, - сказал он. – Не глупите.

Гермиона обиделась.

- Замечательно, - сказала она и, ступив в зеленое пламя, объявила место назначения.

Гермиона не была в этом кабинете некоторое время, но с удовольствием опустилась в плюшевое кресло напротив директора, поджав ноги. Сам Дамблдор уже сидел за массивным столом, сложив руки перед собой. Его руки были старыми, с тонкой кожей и узором нежно-голубых вен, но в них также чувствовалась сила, и Гермиона изучала их, когда Снейп вышел из камина, и заметила, как побелели костяшки пальцев, когда Дамблдор сжал кулаки, но на его лице не отражалось никаких эмоций.

Она подняла глаза, когда Снейп уверенно подошел к столу и быстро сел в кресло, запахнув мантию. Подушка под ним мягко прошуршала, и с движением воздуха до Гермионы донесся его запах – грозы, смутно подумала она.

- Теперь, когда ты сел, Северус, может, поделишься с нами, что такого забавного случилось? – сказал Дамблдор.

- Бросьте что-нибудь в меня, - ответил тот.

За долгую жизнь повидав немало странных вещей, Дамблдор знал, когда легче просто подчиниться желаниям окружающих, какими бы ненормальными они ни казались. Он покорно поднял маленькую статуэтку какой-то богини, стоявшую на краю стола, и бросил в Снейпа.

Снейп поймал ее.

Имея дело с Северусом, Дамблдор постоянно убеждался, что лучше быть вежливым, чем взволнованным, но обычно забывал об этом правиле. Однако, ситуация, казалось, того и требовала.

- Какой забавный трюк, - сказал он.

Профессор Снейп нахмурился.

- Это не трюк. Я… я исцелен… в некотором роде. Это сложно объяснить.

- Попробуй.

Гермиона с интересом наблюдала за их противостоянием, но вопрос, который был на время оттеснен шоком, начал мучить ее с новой силой. Она нетерпеливо подалась вперед.

Северус неловко поерзал, но ощущение, что он двигает ногами под стулом, не принадлежало ему – оно исходило от чьего-то чужого тела и не было реальным. Реальным был лишь огонь, который горел у него в голове, пронзал спинной мозг и наполнял нервные окончания какой-то странной силой. Конечно, он не мог видеть, но где-то у него в голове текла и свивалась в новые формы магия: траектория полета статуэтки, движение воздуха по комнате, отдающийся эхом звук – вертящиеся числа посылали сообщения прямо к рукам и ногам, пренебрегая его сознательным желанием остаться на месте, мгновенно становясь инстинктом. Это были не просто реально существующие числа – но также и те, которые могли бы существовать. Он знал мисс Грейнджер, и каким-то образом из всех ее возможных реакций магия выбрала то, что она бросит пресс-папье. Так и случилось. Это лишало Снейпа душевного равновесия: он мог видеть, нет, не видеть, но ощущать мир не таким, каков тот был, а таким, каков тот может быть. Но как объяснить это?

- Итак? – раздался голос Альбуса.

- Я вижу самое ближайшее будущее, Альбус. И не знаю как. – Или сколь долго мне удастся поддерживать это. Он боялся потерять этот дар.

- Потрясающе, - раздался голос Гермионы справа. – Вы адаптировались.

- Адаптировался, мисс Грейнджер?

- Вы… я не знаю, как-то заставили магию работать на себя, - сказала она. – Восполнять недостаток зрения. Интересно, почему этого не случилось раньше. – Снейп внезапно равнодушно осознал, что Гермиона грызет ноготь; эта жутко раздражающая привычка появилась у нее на втором курсе.

- Прекратите грызть ногти. Это неприлично, - рискнул заметить он, но по тому, как охнули Гермиона и Альбус, понял, что угадал.

Дамблдор прочистил горло.

- Это, гм, все меняет, полагаю, - медленно произнес он, будто пытаясь найти нужные слова. – Но можешь ли продолжать решать уравнения, можешь ли помогать нам?

Казалось, Снейп, задумался, и Гермиона обнаружила, что надеется на положительный ответ.

- Думаю… да. Но мне все равно необходима мисс Грейнджер, чтобы записывать результаты, поскольку мое провиденье так далеко не распространяется, - ответил он. Гермиона тихонько выдохнула с облегчением: они смогут продолжать свою работу.

- Интересно, - задумчиво сказал Дамблдор. Он подался вперед, внимательно рассматривая Снейпа, потом повернулся к Гермионе. – Мисс Грейнджер, извините нас. Нам с профессором Снейпом нужно обсудить кое-что. Если хотите, можете вернуться в Гриффиндорскую башню, - несмотря доброту его слов, Гермиона была немного обижена, что ее так быстро выгоняют, но кивнула и вышла из кабинета.

Только выйдя на лестницу, Гермиона обнаружила, что ее трясет: адреналин выветривался из крови, у Гермионы не осталось сил даже чтобы стоять, она села на движущуюся ступеньку и прокатилась так до конца пути вниз.

Гермиона благополучно добралась до Гриффиндорской башни, но запоздало вспомнила, что оставила вещи у профессора Снейпа. Некоторое время она не могла решить, стоит ли сходить забрать их, но какая-то часть ее боялась возвращаться, боялась, что он окажется там и будет смеяться этим сумасшедшим смехом. Гермиона сказала себе, что прежде чем делать что-то, ей необходимо поспать.

Она переоделась для сна и улеглась в кровать, но в мыслях все время возвращалась к прошедшему – часу, не так ли? Казалось, дольше… - часу, перебирая разные приходящие на ум события, мелкие и большие странности. Гермиона не помнила, как Снейп положил пресс-папье, но должен же был. И отчетливо вспомнила, как ее обхватывают его руки, поднимая в воздух, прижимая к его теплому телу, и сладко поежилась при этом воспоминании. Уже давно она не чувствовала себя такой нужной, и его желание прикоснуться к кому-то, сделать этот прекрасный момент прозрения реальным в те мгновения взяло верх над тем, что заставляло его держать дистанцию и сторониться человеческих контактов. В своем роде это было очень красиво.

Гермиона лежала в темноте, уставившись в балдахин кровати, а его смех в первые несколько прекрасных мгновений эхом отдавался у нее в голове, скользил вверх и вниз по коже, поддерживая и утешая ее. Она укуталась в его радость и погрузилась в сон, наполненный смехом, и теплыми объятиями, и золотым светом камина…

*****
Гермиона снова сидела в кабинете директора, обсуждая место, куда отправлялась каждую вторую ночь – будущее.

- Вы, наверное, понимаете, что должны остаться здесь, в Хогвартсе, чтобы продолжать работу с профессором Снейпом, - Дамблдор посмотрел на нее поверх очков.

Гермиона растерялась.

- Но как же мои родители? Мой дом? Я их совсем не смогу увидеть? – жалобно спросила она. У Гермионы навернулись на глаза слезы от одной мысли, что она еще год не увидит родных, она сморгнула.

Дамблдор поспешил разуверить ее.

- Конечно, увидите, моя дорогая. Помните, что ваша работа с профессором Снейпом – тайна, и вряд ли будет хорошо выглядеть, если вы пропустите поезд домой, - Гермиона все еще, казалась, готова была заплакать, и он осторожно вытащил платок из кармана и протянул ей, а потом внезапно заинтересовался лежащим на полу пером феникса, пока она вытирала глаза. Убедившись, что она взяла себя в руки, Дамблдор снова посмотрел на нее. – Вы поедете домой на неделю, а потом вернетесь в Хогвартс. Профессор МакГонагалл заберет вас.

Гермиона вздохнула. Несмотря на то, что у нее были разногласия с родителями, она все еще сильно по ним скучала в школе. Она любила Хогвартс, но, как в том дурацком фильме, знала, что нет места лучше дома, и скучала по своей кровати, своей комнате, полкам, полным книг, которые у нее остались еще с детства…

Гермиона встряхнулась. Нечего об этом раздумывать: работать и спасать жизни гораздо важнее, чем наслаждаться уютом и домашними завтраками или сидеть в саду со стаканом лимонада. Кроме того, у нее будет неделя. Слабое утешение, но недели как раз достаточно, чтобы порадоваться дому и родителям, не пускаясь в привычные скучные споры или угрюмое молчание. Она взглянула на Дамблдора.

- Конечно, я знаю, насколько это важно, - сказала Гермиона, заставив себе улыбнуться. Дамблдор улыбнулся в ответ.

- Я знал, что вы не подведете нас.

*****
Гермиона поклялась не плакать по дороге домой и пока вполне справлялась. Она сидела с Роном и Гарри, играла во взрывного дурака и прекрасно проводила время. Рон и Гарри вели себя как обычно, перебрасываясь оскорблениями, которых наверняка нахватались от близнецов, и смех отвлекал ее от грусти. Они были такими забавными, что она не жалела о проигрышах и потерянных шоколадных лягушках.

- Оу, - притворно пожаловался Рон, когда карта взорвалась, опалив ему брови.

- Не будь таким ребенком, - сказала ему Гермиона, возвращая себе шоколадную лягушку из его кучки. Рон наморщился, делая вид, что сейчас заплачет, а Гарри тайком украл у него лягушку, заставив Гермиону немного побороться с собой, но она решила, что это слишком забавно, чтобы говорить.

Их прервал Дин, постучавшийся в дверь купе.

- Можно мне украсть Гермиону на минутку? – спросил он, улыбаясь во весь рот.

- Мы не можем на это пойти, - заявил Рон, заработав тычок от встающей Гермионы.

- Конечно, - сказала она и вышла из купе.

Дин взял ее за руку и потянул в пустое купе. Гермиона удивилась, но с любопытством последовала за ним.

- Что происходит? – спросила она.

Он повернулся к ней.

- Я просто хотел попрощаться с тобой наедине, - ответил Дин, его улыбка немного поблекла. – Ничего?

Гермиона нахмурилась.

- Ну конечно же, - ответила она, гадая, зачем ему ее разрешение. Вместо ответа Дин крепко обнял ее, баюкая на груди. Он был гораздо выше, и Гермиона как раз прижалась лицом к его шее, понимая, что ей это нравится. Она почувствовала себя под защитой, в безопасности, и тепло обняла его, а он наклонился и поцеловал ее в макушку. Они постояли так, потом Гермиона отодвинулась и взглянула в милое честное лицо Дина, внезапно осознав, что не сможет уже поболтать с ним, не сможет насладиться столь любимыми долгими разговорами ни о чем. На нее нахлынули воспоминания: они в библиотеке, она упирается ногами в его колени, они роются в книгах, и их приглушенный смех отдается от полок… Дин был таким милым, вступился за нее, когда Рон и Гарри вели себя хуже некуда, а теперь ей придется прождать все каникулы, прежде чем она увидит его снова. Улыбка на его лице сменилась тревогой, когда ее глаза заволокли слезы, стекающие по щекам.

Дин взял ее лицо в ладони, стирая слезинки.

- Почему ты плачешь? – озадаченно спросил он.

Гермиона только засмеялась сквозь слезы и всхлипнула.

- Мне будет тебя недоставать, вот и все, - сказала она.

- Это только на лето, - ответил Дин, но его улыбка показывала, что он понял. – Просто напиши мне, а я отвечу.

Гермиона кивнула, а потом, повинуясь внезапному желанию, привстала на цыпочки и быстро поцеловала его в щеку. Она пыталась забыть, что летом Гарри и Рон будут так же далеко, потому что от самой мысли хотелось снова заплакать, как маленькой. Гермиона вздохнула, отстранившись и улыбаясь Дину все еще затуманенным взглядом.

- Не хочешь пойти поиграть с нами во взрывного дурака? – спросила она. Дин кивнул, и они вместе вышли из купе.

*****
В подземельях было темно. Конечно, размышлял Северус, для него темно всегда, но наступала ночь, дети разошлись, и вокруг гуляло эхо, как в склепе. Раскаленное добела магическое пламя пожирало его, особенно когда он оставался один, посылало потоки чисел по его нервам, пронзало мускулы, когда он пытался предвидеть то, чего не случится. Собственный разум играл с ним злые шутки. Ему не давали покоя наполнявшие комнату призраки боли и мимолетного наслаждения, приятные воспоминания, скрывающие зубы и когти, и он, дрожа, плотнее запахивался в мантию в холоде и мраке. Он пытался встряхнуться: это были его комнаты, он прожил здесь так долго, что не мог представить себя в другом месте и без воспоминаний, но это не утешало его, как обычно. Ему казалось, что за ним наблюдают, кто-то злобный не выпускает его из виду, надеясь закогтить, схватить, подчинить себе и сделать с ним все, что угодно. Он чувствовал, как в темных уголках собираются странные тени, вьются, протягивают ниточки дыма, заманивая его, хватая за коленки, затягивая туда, где он может кричать сколько угодно и никто не услышит.

НЕТ. Северус встряхнулся сильнее, сбрасывая эти ощущения. Думай о чем-нибудь другом, приказал он себе, падая в кресло.

Северус задумался, какой будет мисс Грейнджер на каникулах. Она больше не будет носить скучную бесформенную школьную мантию, а от жары ее запах станет острее. Наверное, ей будет одиноко, размышлял он, она будет скучать по родителям и друзьям, но она будет здесь, с ним… разум, заполненный магией, невольно попытался представить те дни, простирая тоненькие ручейки, ведущие каждый в свое будущее, растекающиеся и пропадающие…

Усилием воли Северус вернулся обратно, чувствуя, что устал. Он задыхался: надо держать это под контролем, а то магия возьмет над ним верх. Но оно было хорошим, будущее, которое он смутно разглядел – перспектива радовала его, и он узрел следующие несколько дней приятного отдыха от обычной работы, пока мисс Грейнджер навещает родителей.

Северус мог видеть, как лето простирается перед ним в туманной влажной бесконечности, солнце пышет жаром, и верхние этажи замка нагреваются, как печка. Но видение было смутным, и от напряжения у него начала болеть голова. Северус чувствовал, как время течет под ним, вокруг и через него: прошлое полно боли и борьбы, а будущее… будущее оставалось неясным, и разум слегка задрожал под тяжелым грузом грядущего, но эта тяжесть была приятной и соблазнительной.

Он может видеть будущее.

И там, в темноте, его ждет сладкое безумие.

-fin-




"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"