Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
По небесам упавшим | |
| Оригинальное название: | Windfallen |
| Автор: | Cinnamon |
| Бета: | Arv (также участвовали Anna Iva (1 глава) и Gloredel (1-4 главы)) |
| Рейтинг: | R |
| Пейринг: | ГП/ДМ |
| Жанр: | Darkfic |
| Отказ: | персонажи и связанные с ними обстоятельства придуманы Дж. К. Роулинг и принадлежат лично ей, а также компаниям ’Bloomsbury Books’, ’Scholastic Books’, ’Raincoast Books’, ’Warner Bros Inc.’ и др. Денег на этом не делаю, намерения нарушить права правообладателей тоже не было. |
| Аннотация: | Перевод aithene
новое Непростительное распространяется со скоростью пожара. Только Гарри Поттер способен ему противостоять. Извращенное представление о чести заставляет Гарри помогать попавшему под действие заклинания Драко, брошенного своими на поле боя. Только пройдя через морок ночных кошмаров, ненависть, любовь и ложь, Гарри постигает истинный смысл слова «прощение». Действие происходит после событий, описанных в книге «Орден Феникса» (пост-Хогвартс). |
| Комментарии: | Эпиграфы восьмой и десятой главы - строки из песен Виктора Цоя, двенадцатой - "La Confessa" Адриано Челентано (пер. Сиэль Мария), тринадцатой - "Аллилуйя" (пер. Iv_imeraldheart) |
| Каталог: | нет |
| Предупреждения: | слэш, смерть персонажа |
| Статус: | Закончен |
| Выложен: | 2005-05-28 00:00:00 (последнее обновление: 2010.03.06 01:24:40) |
| просмотреть/оставить комментарии | |
|
Глава 0. * ДОРОГА Едут сто конных в черном, головы опустив, по небесам, простертым в тени олив... Сонно несут их кони, словно не чуя нош, в город крестов, где песню бросает в дрожь. Семь смертоносных криков всем им пронзили грудь. По небесам упавшим лежит их путь. © Федерико Гарсиа Лорка (пер. М. Самаева) Глава 1. Погружение Небес, что были так низко, Коснуться рукой не сложно. Мы не сделали то, что могли - Ведь есть то, что должно. И если закрыта дверь Ее распахни скорее: Иди: ты дойдешь, я верю... Он думал о том, тонул ли кто-нибудь в дождь. Мог же кто-то, допустим, сильно устать, потом поскользнуться, упасть... Может, если он пролежит так еще – и одежда уже насквозь пропитается грязью - он уснет, а вода, залив рот и нос, попадет в дыхательные пути... Незаметно погружаясь во тьму, он так никогда и не узнает, что это случилось. Гарри отважился, наконец, вдохнуть – за шумом дождя его все равно бы никто не услышал. Где-то далеко сверкнула молния, и Гарри вздрогнул. Как долго он ждет? Несколько часов, дней? Едва ли... Должно быть, всего несколько минут... Как только началось это светопреставление, Гарри затаился – но теперь уже все позади. Те, от кого он прятался, еще были здесь, но их голоса становились все тише и тише, постепенно удаляясь. Мышцы свело судорогой. Гарри знал, что нужно возвращаться. Все было просто ужасно. Он должен сказать Уизли... Рону, что ничего не вышло. Что не все еще потеряно, надежда есть, и что это только вопрос времени. Что Джинни еще жива, и они обязательно ее найдут. Он осторожно огляделся перед тем как нырнуть в подлесок. Быстрее – перелезть через поваленое дерево... Мокрые сосновые иголки устилают землю, скрадывают звуки шагов... Еще быстрее – тенью среди теней... И тут Гарри столкнулся с чем-то, чего – он мог бы поклясться – мгновением раньше на пути не было. Он потерял равновесие и упал навзничь, больно ударившись о землю. Оглушенный, он лежал на спине. Дождь хлестал его по лицу, и вода заливала рот и нос... С трудом перевернувшись, он встал на четвереньки и долго моргал, прежде чем мокрые глаза смогли хоть что-то видеть. - Джинни! - Он сразу узнал ее. Кровь и грязь покрывали ее лицо, она лежала совершенно неподвижно. Но ведь до того, как они столкнулись, она стояла? Оскальзываясь по грязи, Гарри подполз ближе. Она еще дышала. - Джинни, Джинни, только не умирай! - заклинал он. Дрожащими руками он убрал волосы с ее лица. Поднимая ее на руки, он почувствовал чей-то взгляд. Гарри поднял голову, но в темноте не смог ничего рассмотреть. Гарри потянулся за палочкой, готовый защищаться до конца – даже если придется применить Аваду. Вспышка молнии вырвала из тьмы знакомое лицо с серебристыми глазами, и желудок Гарри судорожно сжался. Это был Драко Малфой. Наблюдая за тем, как Гарри пытается закрыть собой девушку, он как будто что-то прикидывал. Опять послышались голоса – все ближе и ближе, громче и злее. Должно быть, кто-то услышал, как Гарри звал Джинни. Гарри перевел взгляд с бесчувственного тела, лежащего у него на руках, на Малфоя. Он должен это сделать. Он должен убить его. Не то чтобы это было очень трудно – Гарри уже доводилось убивать, когда это было необходимо. «Но это Малфой!» - кричал его разум. И целую секунду Гарри не мог понять, должен ли он убить его по причине этого или наоборот – поэтому не может. - Беги! - прошипел Малфой и исчез. - Сюда! - крикнул он кому-то, и Гарри на секунду показалось, что он приведет преследователей прямо к ним. Но Малфой увел их прочь. Это было настолько невероятно, что Гарри даже не стал сейчас об этом думать. Кроме того, он сильно продрог и очень устал. И еще с ним была Джинни. Он возвращается вместе с Джинни. Возвращает Джинни домой. Он легко поднял ее – она практически ничего не весила – и бесшумно поспешил в сторону, противоположную той, что указывал Малфой. * * * - С нею все в порядке? - встревоженно спросил Гарри, как только Рон вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице. - Она... Она жива. Гарри, ты нашел ее, - голос Рона срывался от переполнявших его эмоций. - Я не... Я так боялся... Она... - Все в порядке, - тихо сказал Гарри. - Я же сказал тебе, что найду ее. Как она? - Доктор сказал, что она очень слаба и... ее били. Или... еще что-то. Мы точно не знаем, что с нею произошло, но он уверен, что она выживет. Сейчас он залечивает ушибы и все остальное. - Она уже очнулась? - Нет... - Я думаю, что после всего случившегося нет ничего удивительного, что она истощена, - Гарри замолчал, потому что больше ничего не мог сказать - с тех пор как они столкнулись, Джинни ни разу не пришла в себя. Рон устало улыбнулся: - Я так тебе благодарен, Гарри. Чувствуя себя неловко, Гарри пожал плечами: - Я же обещал, что найду ее. Он так и не сказал ему, как он нашел ее. Что с нею был Драко Малфой, и Драко Малфой помог ей бежать. Отпустил ее. Это по-прежнему не укладывалось у него в голове. Но, с другой стороны, все, что касалось Драко Малфоя, никогда не казалось ему простым и понятным. Ни когда они учились в школе ни, в особенности, сейчас, когда шла война. На самом деле он и не видел Малфоя с тех пор как они закончили школу, чему был скорее рад. Он не хотел убивать кого-то, кого знал раньше – пусть даже этот человек когда-то сделал все, чтобы его жизнь казалась невыносимой, даже если этот человек сражается на стороне Волдеморта. Ему приходилось убивать. Им всем пришлось убивать. Иногда он просыпался, чувствуя чужую кровь на своих губах. Он помнил, что у нее медный привкус. Кровь его врагов на вкус такая же, как и кровь его союзников. Такая же, как и его собственная. Их кровь имела одинаковый вкус – Чистокровных, полукровок, магглов. Так стоило ли бороться за нее или из-за нее? Перепрыгивая через ступеньки лестницы появился Чарли – с всклокоченными волосами и безумным взглядом. - Она очнулась! – крикнул он. – Ну, почти. Она что-то сказала. Она заговорила! Не очень ясно, но... Она очнулась! Джинни очнулась!.. * * * Но на самом деле это было не так. Она была далеко отсюда – в сумрачном мире, где обрывки слов и воспоминаний, сменяя друг друга словно в калейдоскопе, создавали некое подобие реальности. Она больше не знала, где верх, а где низ – словно гигантская волна смыла ее и кружила так долго, что она забыла где право, а где лево, где небо, а где земля. И ей было все равно. Чьи-то руки осторожно дотронулись до ее лица, словно проверяя, есть ли у нее жар. Нет... это... неправильно. Они не должны так делать, они должны... Она помнила, как смеялась, когда эти руки, легкими прикосновениями обводя линию скул, плавно спускались ниже, ласкали шею, медленно переходили на грудь, живот... Звонкий смех, нежные прикосновения... «Мисс Уизли? Мисс Уизли, вы меня слышите?» Нет, нет, это неправильно. Тихий шепот уносит туда, где мягкие губы зарываются в ее волосы и знакомый голос по-прежнему звучит в ушах: «Джинни... Ты хочешь быть со мной?» «Да...» «Ты слышал? Она что-то сказала! Она приходит в себя!..» Джинни пошевелилась и застонала. Она слышала чужие голоса и из последних сил попыталась заставить их уйти. Чтобы остался только он и его голос. Он был нужен ей. Она не могла без него. «Не уходи...» - она звала, но голос становился все тише. Кто-то крепко взял ее за руку. Все было неправильно. «Все в порядке, мисс Уизли, успокойтесь. Вы в безопасности, все в порядке». «Джинни, я клянусь, что эти ублюдки Малфои никогда больше не тронут тебя...» Никогда? Невыносимая боль пронзила Джинни и она, наконец, заставила чужие голоса умолкнуть, целиком погрузившись в мягкий сумрак мира воспоминаний, целиком заполненный легкими прикосновениями, нежным шепотом, ее звонким смехом и его голосом... «Джинни, ты нужна мне...» – и в сумраке этого мира она принадлежала только ему. Произошло ли это на самом деле или было только сном? «Пей. Это поможет тебе успокоиться». Шелк. Она не любила шелк. Его голос - безупречность и гладкость шелка. Боже, как же она ненавидела шелк! Белое вино. Она дрожала от страха, страх выдавал ее трепетом ресниц. Он вложил бокал в трясущуюся руку. Джинни никогда еще не пробовала вина, и ее первый раз... Смешно, но раньше она всегда представляла при этом шикарный ресторан, красивое платье... И никогда ей не приходило в голову, что это будет так... Изысканный вкус белого вина... шелковистый холод на языке... как будто не было рваной испачканной одежды, разбитого лица... Все, что было связано с ним, было шелковистым – а тогда она ненавидела шелк. «Ты дрожишь». «Мне есть из-за чего». Безрассудные слова легко срывались с ее губ – и она не боялась бросить вызов смерти. Ее мама любила повторять, что трусость неведома рыжим - таким, как она сама. В его глазах что-то блеснуло - уголок рта дернулся – он попытался скрыть улыбку, впрочем, не коснувшуюся глаз, в которых Джинни сумела разглядеть только свое отражение. «Да, верно. Ты должна поесть. Я принесу тебе чистую одежду». Он встал и подошел к двери. Память играла с ней странные шутки – он не любил блестящие ткани и никогда не носил шелка, предпочитая поглощающий свет бархат, мягко шелестевший при каждом его шаге – но сейчас на нем была шелковая мантия, взметнувшаяся от резкого движения. У двери он оглянулся. Джинни сжалась, пытаясь понять, чего же ей ждать дальше, пытаясь прочесть хоть что-нибудь... понять, что ждет ее в будущем... Непроницаемое лицо с пустыми холодными глазами, в которых видно только ее отражение... «Никто не обидит тебя, пока ты находишься под моею защитой». Он вышел, оставив ее одну – с бокалом вина в дрожащей руке. В самой роскошной спальне, которую она когда-либо видела в своей жизни. «Джинни...» Она вздрогнула, плеснув на руки водой из стакана. В дверях стоял Рон. Встревоженный взгляд скользил по ее лицу. С тех пор как Гарри отыскал ее и вернул домой, Рон то и дело заглядывал к сестре – лишний раз убедиться, что Джинни здесь, и с ней все в порядке. Если честно, это раздражало. Его визиты мешали ей... воспоминать. Очнувшись два дня назад, Джинни обнаружила, как сильно ей досаждает... реальность. Здесь все было невыносимо, неправильно. Ни шелка, ни бархата, ни... белого вина. Какофония чужих, резких звуков заполняла дом, в котором прошло ее детство, дом, который год назад достался Рону – после того, как погибли родители. «Как ты? В порядке? Мне кажется, что ты за много миль отсюда...» Джинни медленно прикрыла глаза. Вообще, все, что она делала, казалось каким-то... замедленным. Иногда ей чудилось, будто само время здесь течет по-другому. Медленно, лениво складывается в узоры на ткани бытия, — а то, что происходит, почему-то случается слишком стремительно. Медленно поглаживая шею, она рассеянно спросила: «У нас тут случайно нет вина?..» Если Рон что-то и ответил, она все равно не услышала. Воспоминания вернулись, и реальный мир – такой резкий и шумный – растворился, словно укрытый шелковой завесой. * * * «Никакого улучшения», - пожаловался Рон, тяжело опускаясь на диван рядом с Гарри. - «Все еще в прострации. Говорит как-то странно... Что если она никогда не поправится?» «Успокойся, все будет в порядке», - голос Чарли прозвучал настолько резко, что Гарри с трудом подавил непроизвольную дрожь. — «Помнишь, Рон, как долго она приходила в себя после Тайной комнаты? Но мама не дала нам отвезти ее в больницу Святого Мунго... а потом все само собой наладилось». «А если теперь не наладится?» - резко отозвался Рон. – «Что если она не вполне оправилась после всего произошедшего и скрывала это от нас? И то, что... она перенесла, стало последней каплей? Что если она никогда больше не будет такой, как прежде?» «Все будет хорошо», - прорычал Чарли. Гарри невольно почувствовал себя лишним. Его не было здесь, после той истории с Тайной комнатой, и он не знал, чем может помочь. Свою роль он выполнил, и тогда, и сейчас: вернул Джинни домой. Но теперь... Теперь он был бессилен. Он не мог ее исцелить. «Она хочет... вина. Пойду спущусь в погреб – посмотрю, может, мама...» - невнятно пробормотал Рон, выходя из комнаты. «Джинни не пьет вина», - медленно произнес Чарли. При этих словах Рон обернулся: «Раньше не пила». Дверь закрылась, оставив Гарри наедине с Чарли Уизли. Последние несколько недель именно этого он всеми силами пытался избежать. Повисла неловкая тишина. Наконец Чарли протянул руку и положил ее Гарри на колено. «Послушай...» - его голос звучал мягко и нерешительно. Гарри не любил, когда до него дотрагивались. В детстве все чужие прикосновения были резкими, полными отвращения, а потом... потом единственный, кому он позволил касаться себя, оказался... Чарли. Но Гарри сейчас не хотелось об этом думать. «Да?» - отозвался он нетвердым голосом. «Гарри, нам надо поговорить». «О чем же?» - Гарри был готов провалиться сквозь землю. Ни за что на свете он не хотел говорить с Чарли об этом. «Я должен сказать... Та ночь... Гарри, я пытался поговорить с тобой об этом, но кто-то все время толкался рядом, и я так и не смог попросить у тебя прощения». Ничего удивительного. Гарри сам приложил массу усилий, чтобы не оставаться с Чарли наедине. «Я... уже все забыл». Рука, лежащая на его колене, даже не шевельнулась, чтобы покинуть облюбованное место. «Правда? Это действительно так, Гарри?» В голосе Чарли не было ни тени насмешки. Скорее, он звучал... просительно. Гарри прикрыл глаза. «Я... был сильно пьян. Все вышло из-под контроля. Я знаю, ты хотел помочь. Я был так зол из-за всего этого... Я знаю, что просто использовал тебя». «Я сам позволил тебе это сделать», - голос Гарри звучал мягко. Он отодвинулся. Рука Чарли безвольно соскользнула с его колена. «Давай забудем об этом. Оно того не стоит». Это было самое меньшее, что он мог сказать. И не дай бог, чтобы подобное повторилось еще хоть раз. Гарри знал, что этого просто не вынесет. Он сказал Чарли правду. Это действительно не было изнасилованием. Это было просто ошибкой, обычной глупостью, сделанной по пьяни. И Гарри был уверен, что Чарли сожалеет об этом не меньше его самого – ведь тогда, когда это случилось, он неистовствовал от осознания своей полнейшей беспомощности, целиком погрузившись в отчаяние. Рона не было, и когда Гарри зашел рассказать о безуспешности своих поисков, а Чарли в ответ заплакал, Гарри счел нужным остаться и попытаться хоть немного облегчить его боль. Ведь это именно он был виноват в исчезновении Джинни. Когда Чарли поцеловал его, Гарри подумал, что если он может дать ему именно то, в чем тот сейчас нуждается, — то... почему бы и нет? Несмотря на совершеннейшую неожиданность происходящего и – самое главное – на то, что это был Чарли - Гарри поцеловал его в ответ. В каком-то смысле Чарли даже показался ему привлекательным. Гарри не знал, был ли он гомосексуалистом или натуралом. Он никогда не задумывался над этим вопросом и, тем более, не пробовал это выяснить на практике. Поэтому он позволил Чарли целовать себя – жадными, иссушающими поцелуями, пытаясь хотя бы отчасти вернуть тому его собственную страсть, которую старательно копировал. Но даже если Гарри и не преуспел в своем начинании, Чарли вряд ли обратил на это внимание. А после – когда смятение, вызванное первым в его жизни поцелуем, улеглось, было гораздо проще позволить случиться и всему остальному. И вот уже он оказался лежащим под Чарли, и тот совершал что-то, чего Гарри не мог понять... он просто не знал, что так бывает – что это возможно в принципе - и совершенно точно не мог хотеть или не хотеть того, о чем не имел ни малейшего представления. Он извивался и кричал, но его крики заглушал чужой горячий, требовательный рот. Поцелуи Чарли сделались липкими и безжалостными. В панике Гарри чуть не задохнулся. Казалось, весь мир сомкнулся вокруг него, и он оказался плотно опутан чем-то, из чего ему никак не удавалось выбраться. Во рту чувствовался привкус виски, и это почему-то успокаивало. Когда все было кончено, Чарли горячо, сбивчиво шептал какие-то извинения, покрывая его лицо пьяными поцелуями. Исходящий от него крепкий алкогольный дух проникал в ноздри, заставляя Гарри чувствовать себя... почти счастливым. И в тот момент он был действительно счастлив. Счастлив, что все это закончилось, что Чарли больше не плачет от того, что его сестра исчезла и он, возможно, никогда больше ее не увидит. Что теперь Чарли может поплакать над чем-то другим, несравненно менее значимым. То, что сам Гарри чувствовал себя сломленным и плакал от боли, — почему-то не имело никакого значения. «Сам не знаю, что на меня нашло», - прошептал Чарли. «Ты был не в том состоянии, чтобы думать. Мы оба слишком тревожились за Джинни. Это была... ошибка. Давай забудем, ладно? И не будем больше об этом, – если мне опять придется тебя утешать... я этого просто не вынесу». Чарли улыбнулся, и Гарри улыбнулся в ответ. Когда тот покинул комнату, облегчение накатило на Гарри теплой волной. Некоторое время он просто сидел, потом заставил себя подняться. Нужно было навестить Джинни. Джинни лежала на кровати и что-то тихо напевала про себя. Гарри смотрел на нее, пока не вошел Рон с бокалом коньяка. «Больше ничего не нашел», - тихо сказал он. – «Нужно послать Перси за вином. Гарри, это так странно - вино и Джинни... Как будто она – это не она...» «Вот увидишь, все обязательно наладится», - сказал Гарри. – «Извини, но мне нужно идти. Я и так уже задержался». Сумрачные глаза Рона вспыхнули от зависти. «Будет сражение? Когда?» Медленно кивнув, Гарри ответил: - «Завтра ночью, в Годриковой Лощине». «Удачи», - прошептал Рон срывающимся от волнения голосом. Гарри не ответил. Он просто не знал, что ему сказать. * * * Это было не сражение, а бойня. Кровь, много крови, стоны и крики раненых, вспышки света. Авада работала гораздо «чище», но отнимала столько энергии, что ею пользовались крайне редко, полагаясь на менее мощные заклинания, которые калечили, но не убивали. Засада была спланирована заранее. Шпионы Дамблдора донесли, что Упивающиеся Смертью собираются напасть на семью магглов в Годриковой Лощине, и отряд Гарри поджидал их там. С Упивающимися были дементоры. После заключенного год назад союза в каждом отряде Упивающихся Смертью их было, по крайней мере, двое. И в каждом отряде Дамблдора находился хотя бы один человек с сильным Патронусом, задачей которого было отпугивать дементоров, чтобы те не смогли воздействовать на остальных. В их отряде этим человеком был Гарри. Управляющий Патронусом должен был находиться впереди, а остальные - ожидать в засаде, поэтому Гарри сидел отдельно - на дереве, растущем на краю Годриковой Лощины. Поначалу все шло так, как и было задумано. Предполагалось, что часть Упивающихся погибнет, а выживших они доставят в Азкабан – дожидаться суда. Но все получилось иначе. Они не могли знать, что Упивающиеся создадут новое Непростительное заклинание. Конечно, тогда оно не было Непростительным – ведь для того, чтобы считаться Непростительным, нужно чтобы кто-нибудь определил, что это оно и есть. Что было сделано, как только Дамблдор и Министерство узнали о его существовании. Этой ночью. Он видел их приближение – передвигаться незаметно им мешали не только маски, но и все остальное. Гарри знал, что сила Упивающихся кроется именно в страхе, который вызывают их закрытые масками лица и знаки Тьмы, остающиеся в воздухе после заклинаний Зажмурившись и заставив себя не слушать крики, всегда звучавшие в его голове при приближении Дементоров, Гарри выжидал. Дождавшись подходящего момента, он спрыгнул с дерева и выкрикнул Заклинание Патронуса. Призрачный олень медленно слетел с кончика его палочки. Это было сигналом - в тот же миг люди его отряда выскочили из засады, и наступил хаос. Воздух, казалось, взорвался разноцветными вспышками связывающих и оглушающих заклинаний, огненных шаров и стрел. Но затем все пошло не так. Гарри почувствовал, как холодная рука сжала его сердце – когда понял, что не знает, что происходит. «Cassesprit!» Вспышка, последовавшая за заклинанием, отличалась от той, что сопровождала Аваду Кедавру, хотя и была чем-то неуловимо похожа – такая же резкая и пугающая, она была не зеленой, а фиолетовой. Неизвестное заклинание с шипящим треском поразило одного из людей Гарри, и тот упал замертво. То, что произошло дальше, было бойней. Люди Гарри падали как мухи под действием заклинания, которое, очевидно, не нуждалось в том же количестве энергии, которое требовалось для Авады, но приводило к тому же эффекту. Началась паника, отовсюду раздавались крики ужаса - несмотря на все их усилия, против этого они были беспомощны и многие из них пали... Гарри отчаянно пытался сделать хоть что-нибудь, но все было бесполезно. Его люди падали один за другим – и он чувствовал, что скоро вокруг никого не останется. В миг, когда отчаяние и безнадежность полностью завладели им, он вскинул руку и сорвал маску с лица Упивающегося, оказавшегося ближе всех к нему. Глаза их встретились, и Гарри мгновенно затопило чувство нереальности происходящего. Драко Малфой, казалось, был ошеломлен ничуть не меньше. Гарри уже смирился с тем, что убивает – убивает и калечит неких неизвестных и безликих врагов. Но у этого Упивающегося было лицо, и лицо это было ему знакомо едва ли не лучше, чем собственное. В тот же миг из тьмы раздался шипящий голос: «Cassesprit!», и кто-то швырнул в Гарри заклинание. Малфой попытался увернуться, но движения его были все еще замедленными. Гарри же был слишком потрясен, чтобы как-то реагировать вообще. Малфой споткнулся о чье-то тело, лежащее на земле и, пытаясь сохранить равновесие, попал под летящее заклинание... вместо Гарри. Словно в замедленной съемке, Гарри видел, как Малфой опускается на землю, как, взметнувшись в последний раз, неподвижно ложатся сияющие в тусклом свете волосы, застывает бледное, с правильными чертами, лицо. И в это мгновение, казалось, застыло все – ни шороха не доносилось со стороны Упивающихся. «Уходим», - прошипел голос из тьмы, и, подгоняемые страхом, Упивающиеся Смертью обратились в бегство. Каждый из них знал, что ожидает того, кто поднял руку на сына Люциуса Малфоя. Гарри все еще стоял, не в силах отвести глаз от Малфоя. И кто-то сказал хриплым от боли и ненависти голосом: «Оставь его, Гарри. Пусть они все сгниют. Утром кто-нибудь заберет их в Азкабан. Мы должны позаботиться о наших. Ведь что-нибудь, наверно, можно сделать? Проклятье...» Он помог переправить тела павших в госпиталь Св. Мунго. После того как это было сделано, и он рассказал Дамблдору все, что мог, относительно нового заклинания, Гарри уже еле держался на ногах. Самым разумным было бы отправиться домой, но он этого не сделал. Он просто не мог себе этого позволить. Дамблдор сказал, что заклинание не смертельно и те, кого оно поразило, живы. А значит, Малфой был жив. Аппарировав обратно, он склонился над Малфоем. После всего, что тот сделал для Джинни – а он действительно помог спасти ее - Гарри не мог оставить его лежать здесь до утра, когда его заберут в тюрьму, и, возможно, приговорят к смерти. Он спрячет Малфоя дома, пока тот не оправится от действия заклинания, а затем позволит ему уйти. Это будет платой за помощь Джинни. На этом они окажутся в расчете, и, когда в следующий раз встретятся, Гарри убьет его без сожалений. И он поклялся, что сделает это. Это же вовсе не означало, что он не собирается убивать Малфоя. Просто сейчас он собирался вернуть ему свой долг. Наверняка он был бы счастлив, если бы Гарри не смог с ним расплатиться. Мысль об этом навсегда отравила бы его существование. И он принес его домой, в свою маленькую квартирку в Лондоне. Положив Малфоя на софу, он встал и принялся его рассматривать. Это так странно – Драко Малфой лежит на его софе... Гарри нахмурился, его пальцы непроизвольно прошлись по серебристым волосам, расправляя их, как будто дело было только в том, что Драко Малфой лежит в его квартире, на его софе со спутанными волосами, а вовсе не в том, что он вообще находится в его квартире. Это простое действие не помогло отделаться от ощущения нереальности полисходящего – поэтому Гарри опустил руку, поднял голову, продолжил свое изучение. Дамблдор сказал ему, что действие заклинания погружает человека в обычный, но очень глубокий сон, от которого тот в конце-концов просто просыпается. За членами отряда Гарри, пострадавшими во время боя от действия этого заклинания, сейчас наблюдали в госпитале. Дамблдор надеялся на то, что не будет никаких побочных эффектов. Но он не мог быть уверен в этом. Случившееся было настолько отвратительно, что испугало его гораздо больше, чем он готов был признать. Но сейчас Малфой выглядел живым и невредимым, а Гарри был истощен до предела. Он взял запасное одеяло и осторожно накрыл им спящего перед тем как отправиться в собственную постель. Он проснулся от пронзительного крика, раздавшегося из комнаты, в которой он оставил Малфоя. Полный боли и страха голос заставил его вскочить с кровати в чем был и судорожно зашарить в поисках очков. Малфой лежал на полу, он упал с дивана, запутавшись в одеяле. Глаза его закатились, он непрерывно кричал и бился в судорогах. - Принился кошмар? – прошептал Гарри, опустившись перед ним на колени и осторожно дотрагиваясь до Драко. Успокоенный легким поглаживанием его пальцев, Малфой сдавленно заскулил, его тяжелое дыхание стало тише. Он начал постепенно расслабляться, но как только Гарри попытался убрать руку, опять ужасно закричал. Гарри поспешно положил ее обратно, на этот раз на часто вздымающуюся грудь. Это опять успокоило Малфоя. Кожа Малфоя лихорадочно горела, но Гарри казалось, что то, что с ним происходило, не имело отношения к физическому проявлению болезни. Он все-таки убрал руку и побежал на кухню за мокрым полотенцем, чтобы протереть Малфою лицо. Ему уже было не важно, что он лишь выплачивает какой-то долг, перед ним лежал человек, нуждающийся его, Гарри, помощи. Он поспешно вернулся и, опустившись на колени, погладил Малфоя по лицу. - Ш-ш-ш, все в порядке, - утешал он, и Малфой затих, с каждым словом, с каждым поглаживанием, его тело расслаблялось все больше. А затем его глаза медленно открылись. Гарри напрягся, вспомнив в этот момент, над кем он склонился. В глазах Малфоя ничего нельзя было прочесть. - Нет! – прохрипел он, хватая Гарри за руку, а затем его глаза расширились в изумлении и замешательстве. – Поттер? - Все будет хорошо, - автоматически ответил он. - Не уходи, - прошептал Малфой. – Только не уходи. Даже если это был момент просветления (Гарри не был до конца уверен в том, что Малфой не бредил), то он быстро прошел. Глаза Малфоя закрылись, а дыхание стало прерывистым. Он стонал так тревожно, что Гарри боялся отпустить его, чтобы то, что заставило его кричать, не случилось с ним вновь. Последний крик был наполнен такой безнадежностью, что Гарри боялся, что он не выдержит этого. Но он так устал, что с трудом мог двигаться. Гарри провел полотенцем по лицу Малфоя. Тот выглядел почти безмятежно. До утра он больше ничего не мог для него сделать. Может быть, Дамблдор знает, что происходит. Может быть, то же самое происходит со всеми, кого поразило это заклинание. А до тех пор единственное, что, казалось, помогало, были прикосновения Гарри. Больше он ничем помочь не мог. Гарри отложил полотенце, и, подняв Малфоя на руки, прижал его к груди, едва не задохнувшись от напряжения. Пошатываясь, он отнес его в свою комнату и уложил на кровать, осторожно поправив ему мантию, чтобы тот не запутался в ней и не задохнулся во сне. Затем он прилег рядом с ним, так, чтобы все время его касаться. Он так устал, что даже не задумался о том, как странно то, что он лежит в одной постели с Драко Малфоем, прижавшимся к нему, и сразу уснул. Малфой тихо лежал рядом. Примечание: описанное заклинание взято из 'Beneath You', где оно хоть и было упомянуто вскользь, но заставило меня задуматься о его природе - в результате чего и появилась эта история. Отрывок, приведенной в качестве эпиграфа к главе, взят из песни 'The Messenger' Tea Party. Спасибо, как всегда, Umbralin за бету, а Aarynn, Sara и всем остальным за то, что они это читают и советуют, что лучше оставить. Ну и Ani – за то, что вдохновила меня написать это. Глава 2. Мечты и реальность Все, наконец, возвращается, Заставляя меня забыть Твой лик в беспокойных снах, Твой вкус, что хранит язык. И я жду и надеюсь всему вопреки, И я жду и надеюсь, что что-то случится: Никак не могу я на это пойти, Убить эти мысли в себе - О том, что сказала когда-то тебе, О том, что сказать не решилась. Конечно, сны и воспоминания – не одно и то же. Джинни знала это, но почему-то оказалось очень легко пересечь грань между ними. И если бы у нее спросили, когда она спит и видит сны, а когда – бодрствует и вспоминает то, что с нею случилось на самом деле, она не смогла бы ответить точно. Да ей и не хотелось. Сначала неизвестность пугала – фигуры в черных плащах окружили ее и, переговариваясь на неизвестном шипящем языке, оглушили заклинанием. В тот день она завтракала с Гарри, а потом он провожал ее домой – и тогда они выступили из тьмы. Она почти сразу потеряла сознание, а когда очнулась, оказалась в той самой комнате – самой огромной комнате из всех, какие она когда-либо видела в своей жизни. На самой мягкой кровати из всех, на которых она когда-либо спала. Сначала она заметила только размеры комнаты и то, как отражается эхо от ее стен. Она опечалилась, что умерла и попала в ад, но потом почувствовала шелковистую мягкость кровати, а за окном увидела бескрайние сады, простирающиеся до самого горизонта на сколько хватало глаз. Нет, это место не было адом, ведь в аду не могут расти сады. Позже ей сказали, что это Малфой Мэнор. Позже. А сначала безмолвный домовой эльф просто принес ей сэндвичи и тыквенный сок. Ему приказали не разговаривать с нею. Позже – после того как она швырнула еду о стену и, скрестив руки на груди, мрачно уставилась на эльфа. Голод боролся с осознанием собственной беспомощности. Именно тогда Люциус впервые пришел к ней и принес вина, чтобы ее успокоить. После этого все растворялось в туманной дымке. Страх сменился тупой покорностью, которая затем перешла в опустошенность. Часы стали казаться днями, а дни длились так долго, что казались ей вечностью. Единственное, что скрашивало их монотонность, были визиты Люциуса. Он приходил раз в день, приносил еду и оставался с нею, пока она не съедала все до последнего кусочка. Спустя неделю Джинни заметила, что пытается есть как можно медленнее, чтобы продлить время его присутствия – только потому, что его визиты рассеивали пустоту ее пребывания в этой огромной комнате, где кроме бессмысленного ожидания можно было только смотреть в окно и наблюдать, как проходят мимо часы и дни. Иногда она видела Драко Малфоя. Он ходил по саду. Она узнала светлые волосы, не такие красивые, как у его отца, и походку – похожую на отцовскую, но беспокойнее и вполовину менее изящную. Драко никогда не заходил к ней, и она сомневалась, что он знает о ее присутствии. Она не знала, почему они захватили ее и держали в Малфой Мэнор. Первое время она находилась в полузабытьи. Сейчас, вспоминая те долгие, туманные дни, она подозревала, что в вино было подмешено какое-то зелье. Сейчас, вспоминая те долгие, туманные дни, она подозревала, что в вино было подмешено какое-то зелье. Это объясняло то, почему происходящее не казалось ей... страшным. Наверное, именно притупившееся восприятие помогло ей вынести неопределенность ее положения. Дни бесконечного пребывания в полном вакууме нарушались только визитами человека, просто-таки источавшего аромат опасности, аристократическая надменность которого отвергала саму мысль о банальном запугивании. Ничего удивительного в том, что вскоре Джинни ощутила, что все ее дни, казалось, вертелись вокруг него. А потом и все мысли, сердце и... - Джинни. Воспоминания оборвались. Джинни слепо моргала, глядя на дверь в своей маленькой, кричаще-яркой, грубой спальне. Спальне Уизли. Возвращение по-прежнему причиняло боль – возвращение в эту реальность. С Роном, стоящим в дверном проеме. - Рон. Он выглядел несчастным, как и все это время. – Как ты себя чувствуешь? - Все в порядке. Рон кивнул. Она знала, что он не поверил. Осторожно приблизившись к кровати, он поднял руку, как будто хотел дотронуться до нее, но не решился. Джинни задумчиво изучала руку, лежащую на ее покрывале, отрешенно думая о том, каково это – когда тебя касаются грубыми, большими руками с обгрызенными до мяса ногтями. Последний раз он дотрагивался до нее, когда она была ребенком – еще до Тайной Комнаты. Когда она была всего лишь его маленькой сестренкой - до того, как превратилась в нечто чужеродное и непонятное - прикоснувшись к темной магии. Он что-то спросил, но она прослушала, целиком поглощенная воспоминаниями о детстве. Рассеянно улыбнувшись, она потянулась, как кошка. Край ее пижамы задрался, обнажив бледный живот, покрытый редкими веснушками. Рон странно посмотрел на нее, а когда она опустила руки, быстро отвел взгляд. Она удивленно нахмурилась. - Все в порядке, - еще раз сказала она. - Хорошо. – Рон запнулся и слегка покраснел. Вскоре после этого он ушел, и Джинни с удовольствием вернулась к созерцанию пейзажа за окном, опять погружаясь в воспоминания. * * * Малфой зашевелился, и Гарри мгновенно проснулся. Его комната, его кровать, его руки... обнимающие Драко Малфоя. Осознание всего этого обрушилось на него почти одновременно. Он испуганно охнул и резко сел на кровати, отчаянно моргая и пытаясь стряхнуть с себя сон. Все вокруг расплывалось, он нашарил очки и надел их, окружающие предметы стали четкими. Спутанные светлые волосы беспорядочной массой окружали бледное лицо. Драко спал, подложив одну руку под щеку, на другой щеке виднелся след от подушки. Глаза его были закрыты, а рот, наоборот, приоткрыт. И он был совсем не похож на Малфоя. Он выглядел совсем как... маленький мальчик. Гарри нахмурился. Он провел рукой по волосам и выскользнул из кровати. Нервно поглядывая на Малфоя, он поспешно оделся. Больше возвращения ночных кошмаров он боялся, что Малфой проснется до того, как Гарри успеет сбежать. Одевшись, он помедлил у двери, а затем вернулся и осторожно переложил палочку из мантии Малфоя в свою. Затем он мягко поднял его запястье и наложил связывающее заклятие, надежно привязавшее Малфоя к кровати. Помимо всего прочего, если обнаружится, что он оказывал помощь и позволил скрыться Упивающемуся Смертью, его могут обвинить в измене, а так он мог бы сказать, что захватил его в плен. К тому же он по-прежнему ничего не знал о действии нового заклинания, и хотел расспросить о нем Малфоя. Оставив его спящим и привязанным к кровати, Гарри забежал на кухню, быстро перекусил и аппарировал к госпиталю Святого Мунго. Медсестра рассказала ему о самочувствии других пациентов, ни один не был поражен так сильно, как Малфой, но у всех наблюдались сходные симптомы. Гарри аппарировал в Хогсмид и оттуда направился к Дамблдору. Тот был на месте и пытался понять способ действия и метод использования заклинания. Гарри слишком нервничал, думая о том, что делает Малфой, проснулся ли он, чтобы оставаться там дольше, чем необходимо. Поэтому он не собирался задерживаться. Он постарался выяснить все, что можно, о заклинании, но, к сожалению, узнал не слишком много. Слово cassesprit происходило от соединения французского глагола «casser» – «ломать, разрушать» и «spirit» – «дух, душа». «Разрушающий душу». Кроме этого Дамблдор не мог сказать ничего. Директор казался постаревшим и каким-то неуверенным. Если бы даже не было Малфоя, Гарри не захотел бы оставаться дольше. Когда Гарри вернулся домой, Малфой уже проснулся, но ничем этого не выказывал. Помня его по школе, Гарри ожидал, что Малфой, проснувшись и обнаружив себя привязанным к чужой кровати, обрушится на него с угрозами и проклятиями. Вместо этого по возвращении его встретила напряженная, неестественная тишина. Думая, что Малфой все еще спит, Гарри зашел на кухню и приготовил себе и, после некоторого колебания, Малфою, поесть. Он не знал, встанет ли тот, чтобы поесть, когда он вообще проснется, и будет ли он в своем уме – сейчас и вообще когда-либо. Но, тем не менее, он сделал ему сэндвич, налил стакан сока и прошел в спальню. Малфой лежал на спине, с руками, привязанными к спинке кровати и смотрел так, будто был готов на убийство. Странным образом огонь в его серебристых глазах испугал Гарри больше неприкрытой ярости, излучаемой Малфоем, когда они учились в школе – в них появилось что-то холодное, пробирающее до костей. Он молчал, но крепко сжатые челюсти выдавали его напряжение. Гарри нервно сглотнул, поставив еду рядом с кроватью. – Я не знал, что ты уже проснулся, - более хрипло, чем обычно сказал он. - Отпусти меня. Откашлявшись и переставив предметы, лежащие на подносе, Гарри пытался выиграть время. После долгой паузы он, наконец, сказал: - Вообще-то я не могу этого сделать. Малфой ничего не ответил, только смотрел на то, как Гарри, собрав всю свою отвагу, нерешительно заглянул ему в глаза и придвинулся ближе: - Я... э-э-э... принес тебе сэндвич. – Гарри отвел глаза, удивляясь тому, как Малфой изменился с тех пор, как они виделись последний раз в школе. Опять не получив ответа, Гарри мягко опустил еду на прикроватный столик. – Ты выглядишь лучше, - рискнул прибавить он. - Нет. - Ну, ты уже не кричишь и не бьешься об пол. Я бы сказал, что это уже улучшение. Малфой отвел глаза и отвернулся, плотно сжав губы. После долгого молчания, он, наконец, спросил: - Почему я именно здесь? Зачем ты привязал меня к кровати? Никогда не думал, что ты из этих, Поттер. - А ты не помнишь? – Гарри пожал плечами. – Ты кричал. Единственное, что я мог сделать, это держать тебя. Поэтому я перенес тебя сюда... На этот раз холодные глаза Малфоя, встретившись с глазами Гарри, изумленно блеснули: - Мы что, провели эту ночь вместе? - фыркнул он. - Мог бы, по крайней мере, поблагодарить, - огрызнулся Гарри, начиная заводиться. – Надо было сделать так, как мне было сказано и оставить тебя там. После короткой паузы Малфой тихо спросил: - И почему же? - Ты спас Джинни. Внезапно Малфой рассмеялся, и это так напугало Гарри, что он сделал несколько шагов к двери. С отвращением он обнаружил, что дрожит. - Итак, в благодарность за спасение бесценной жизни Джинни Уизли сам знаменитый Гарри Поттер соблаговолил взять меня в плен? И таким образом мы в расчете? – выплюнул Малфой и добавил саркастически: - Может, кому-то возможность быть привязанным к твоей кровати и покажется великой честью, но совершенно точно, что не мне. Отпусти меня, Поттер, или мой отец заставит тебя пожалеть об этом. - Ты по-прежнему угрожаешь своим папочкой? Как в школе? – насмешливо спросил Гарри, стоя в безопасности на другом конце комнаты. - Это не угроза, Поттер, - Малфой говорил мягко и почти грустно. – Это то, как оно есть на самом деле. Думаешь, ты был бы жив, если бы не я? Гарри долго молчал, а потом спросил: - Что ты имеешь в виду? Малфой неприятно улыбнулся, напомнив Гарри о невыносимом ребенке, отчаянно пытавшемся доказать, что он - Наследник Слизерина, и насмешливо сказал: - Спроси свою замечательную маленькую Уизли. - Джинни? – Малфой ничего не ответил и Гарри раздраженно нахмурился: - Ешь свой сэндвич, Малфой. - Ты же меня связал. - О... да... - чувствуя себя по-дурацки, Гарри развязал Малфою руку, бросил ему на колени сэндвич и из осторожности отступил к двери. Несмело взглянув на Малфоя, он обнаружил, что золотой свет, льющийся из окна, куда тот пристально смотрел, омывает его лицо. – Малфой, - после долгой паузы произнес он. – Что это за заклинание? - Неужели ты думаешь, что я тебе скажу? – лениво протянул тот. – Кроме того, все уже закончилось. Но Гарри чувствовал, что все только начинается. * * * - Джинни, родная... Ни движения. Чарли огорченно вздохнул и задул свечу. Он выходил, когда Джинни тихо позвала: - Чарли? Расскажи мне историю... - Историю? – он слабо улыбнулся и поставил чадящую свечу. Было далеко за полдень, но задернутые шторы погружали комнату во тьму. Рон говорил, что Джинни пытается уснуть. Чарли сел на стул рядом с ее кроватью и увидел как в темноте сияют ее глаза. – Расскажи! – потребовала она. - Какую ты хочешь историю? – Удивительно, подумал Чарли. После возвращения Джинни не выказывала ни малейшего желания говорить с кем-либо. Ее взаимодействие с окружающими заключалось главным образом в том, что она отвечала на задаваемые вопросы и опять погружалась в полусон, направив взгляд в бесконечность. - Про любовь, - сказала она. – Расскажи мне грустную историю о людях, не желавших любить, но не сумевших ее избежать. - Ты хочешь услышать сказку? - Сказки всегда заканчиваются хорошо, Чарли. - А ты не хочешь, чтобы они хорошо кончались? - Сказки редко сбываются, а если и сбываются, то быстро проходят, - Чарли не знал, что ответить, и она вздохнула. – Я не хочу сказку. Просто расскажи мне что-нибудь. Однажды в далеком-далеком королевстве... – начал он. - Не хочу про далекое королевство! – воскликнула она. – Давай это будет где-нибудь рядом. Расскажи о том, что случилось на самом деле. Я хочу историю из жизни. - Из жизни? – Чарли пытался вспомнить что-нибудь и не мог. – Где же я возьму ее? Джинни секунду подумала, а потом дотронулась до его руки, загрубевшей от работы с драконами. – Ты расскажешь мне свою историю, а я тебе - свою. Он вздохнул и сделал еще попытку: - Однажды где-то неподалеку жил-был мальчик. Он любил сколько себя помнил. – Так как Чарли не умел рассказывать истории о любви, он остановился. - И кого он любил? – тихо спросила Джинни. Чарли глубоко вздохнул и продолжил: - Он любил одного человека. Темноволосого и зеленоглазого, храброго и благородного, юного, но в то же время мудрого. Она улыбнулась и спросила: - И что случилось дальше? - Однажды, когда мир, казалось, перевернулся, и ему было очень плохо, юноша, которого он любил... - Юноша? - Э-э... да. Юноша. - Дальше. - Молодой человек, которого он любил всю жизнь, оказался рядом, и первый молодой человек, тот, что любил этого юношу, настолько обезумел, что не мог удержаться и поцеловал его. А потом они... они... - Они, наверное, переспали, Чарли, – подсказала Джинни. – В историях из жизни всегда так делают. Чарли сильно покраснел. История выбила его из колеи. Он даже не знал, стоит ли ему отругать младшую сестру за то, что говорит такие вещи, или сделать вид, что ничего не заметил, и рассказывать дальше. Наконец он вздохнул и продолжил: - Да, они переспали. - И как это было? Удивительно, чудесно, лучше, чем он когда-либо мечтал? - Нет. - Ой. - Все. На этом история кончается. Джинни тихо фыркнула и сказала: - Хорошо. Теперь моя очередь. Жила-была девушка, которая чувствовала себя одинокой и мужчина, чувствующий то же самое. Ужасный дракон унес ее далеко-далеко от ее родной семьи и всего, что она любила, и отдал ее на время этому мужчине. И она осталась с ним навсегда. Он поил ее вином и кормил самыми изысканными кушаньями, которые она когда-либо видела. Они узнали друг друга лучше и полюбили друг друга. И он поил ее вином из своего бокала и кормил с рук, и она поила его вином из своего бокала, и он ел с ее руки. И он заполнил ее всю изнутри, и она жила в окружении звезд и бабочек, и забыла обо всем на свете – о грубости и грязи, об ужасном драконе – и все, что она помнила, были его голос и его прикосновения – и больше ничего в мире не было важным, ибо она была в раю. Чарли нахмурился и прошептал: - А дальше? Но Джинни не ответила. Глаза ее закрылись, а дыхание стало ровным: она опять ускользнула от него. * * * Ранним вечером из спальни раздался низкий, приглушенный стон. Гарри уронил книгу, которую читал и, подойдя к двери, осторожно заглянул в комнату. Малфой закрывал лицо привязанной за запястье рукой и пытался сдержать прерывистые, полные отчаяния звуки, срывающиеся с его губ. - Малфой? – тихо спросил Гарри и нерешительно шагнул в комнату. Малфой поднял взгляд - его расширенные от страха глаза наводили на мысль о загнанном животном. - Убирайся. - Что случилось? Это из-за заклинания? - Убирайся. - Если я до тебя дотронусь, оно... – произнося эти слова, Гарри подошел ближе и протянул руку, дотрагиваясь до кисти Малфоя. До того как он успел закончить фразу, рука Малфоя повернулась и крепко впилась в его запястье. С губ Малфоя сорвался полузадушенный стон. – Э-э... – Гарри бессильно выдохнул и тяжело опустился на край кровати, крепко ухватив запястье Малфоя, в то время как тот держал его запястье. – Все хорошо, - Гарри накрыл другой рукой грудь Малфоя, вздымавшуюся в тщетной попытке сбросить последствия заклятия. – Все в порядке, - закусив губу, прошептал Гарри, с сочувствием глядя на Малфоя. – Я не уйду. - Черт, - Малфой сильно дернулся, а затем, зажмурившись, вжался лицом в ладонь Гарри. - Ш-ш-ш, все в порядке, - Гарри ужаснулся перемене, произошедшей с Малфоем – хладнокровный мужчина превратился в дрожащее, отчаявшееся существо. – Все в порядке. - Убирайся, - взмолился Малфой, но Гарри не мог пошевелиться. Малфою становилось все хуже, ночной приступ опять повторялся. Весь в холодном поту, он непрерывно дрожал и, кажется, потерял сознание. Это выглядело так, будто ему снился кошмар или происходило что-то похожее. Гарри сидел рядом с ним и продолжал держать его за руку. Он чувствовал себя слабым и беспомощным. И хотя из них двоих страдал именно Малфой, слезы жгли глаза Гарри. Он ненавидел собственную беспомощность. Он залез в кровать и прижался к Малфою, обнимая и шепча ему в волосы что-то успокаивающее. * * * Их тела сплелись. Как это получилось, Гарри не знал, но его рука обнимала тело Малфоя, нога обхватывала ноги Малфоя, а лицо прижималось к его груди. И самое ужасное было то, что Малфой не спал. Он неподвижно лежал на спине, по-прежнему привязанный за запястье к кровати, вытянув другую руку – на которой покоилась голова Гарри - в сторону. Глаза его, казавшиеся остекленевшими, смотрели куда-то поверх нее. Дыхание было спокойным и ровным. - Я не хотел тебя будить, - отстраненно сказал он. Гарри сел, сонно моргая и потирая оставшиеся от джемпера Малфоя следы на щеке. – А что случилось? – сонно пробормотал он. Взгляд Малфоя наконец обратился на него. – Полагаю, ты уснул. Малфой выглядел таким несчастным, что Гарри, все еще в полусне и не в состоянии связно мыслить, разорвал связывающие его запястье чары. Пока тот растирал запястье и медленно садился, Гарри потянулся, пробежав пальцами по своим волосам. – Все в порядке? – спросил он. - О да, Поттер. Я всю жизнь мечтал просыпаться в твоих объятиях. Можно сказать, вожделел. Удар достиг намеченной цели. Гарри вскочил и попятился к двери. – Прости, - он покраснел. – Я не собирался засыпать, я... – он уже хотел выскочить из комнаты, когда голос Малфоя остановил его. - Мы нашли способ перенаправить силу дементоров в человеческий мозг, - он облизал губы и глухо продолжил: - Она как бы вонзается в мозг, будто... дементор проникает в твою голову, так, наверное. Оно наплывает на тебя и на какое-то время тебя охватывает... безумие. Кошмар наяву. Как будто ты схвачен чем-то, чего боишься больше всего и не можешь выбраться из кошмара. - Это... навсегда? – в ужасе прошептал Гарри. Малфой отвел взгляд. – Откуда я знаю? Его создали всего несколько дней назад. Пока нельзя судить о длительности его действия на... испытуемых. - Испытуемых? – ужасная мысль закралась ему в голову. – Д-Джинни? Неприязненно взглянув на него, Малфой покачал головой: - Нет, ее там не было. С трудом сглотнув, Гарри кивнул. Он не стал спрашивать о том, где они взяли «испытуемых». – Оно... на что это похоже? - Думаю, на то, что умираешь и попадаешь в ад, - бесстрастно ответил Малфой. Затем он взглянул на Гарри и с трудом сглотнул. – Прикосновение человека... твое прикосновение отогнало кошмар. Я не знаю почему так. Но когда ты дотрагиваешься до меня... когда ты касаешься меня, кошмары теряют часть силы. Они не уходят совсем, но я начинаю осознавать, что это не по-настоящему. Я... это как будто я вспоминаю, что могу с ними бороться. - Вы почти ничего не знаете о них, и, тем не менее, используете их в бою? - Они помогают избавиться от противника и забирают меньше энергии, чем Авада, так как изначально энергия берется у дементоров... Не обязательно понимать, как именно это происходит, раз это работает. А это работает. Гарри не знал, что ответить. Он внимательно рассматривал свои руки. Наконец он прочистил горло. - Ты удовлетворен? – резко сказал Малфой. Гарри испытующе взглянул на него. – Я рассказал все, что знаю. Теперь отпусти меня. - Я не могу позволить тебе уйти. Выражение вялого равнодушия сменилось злобой. Он почти кричал: - Ну так отдай меня в тюрьму, убей, наконец. Я не могу оставаться связанным на твоей проклятой кровати, Поттер! - Ты уже не связан, - сказал Гарри. Малфой моргнул и нахмурился. – И что ты сделаешь, если я попытаюсь уйти? - Я нужен тебе. И я не могу позволить тебе уйти. - Я не могу оставаться здесь, - выплюнул Малфой. - Тогда мне придется тебя связать. Они впились друг в друга взглядами, слишком упрямые, чтобы отступить. Наконец Гарри кивнул головой в сторону двери. – Ванна там, Малфой. Можешь воспользоваться, пока у тебя есть возможность. - А если я уйду? - У меня все еще твоя палочка. Ярость Малфоя не стала меньше, когда он прошел через комнату и изо всех сил хлопнул дверью, не увидев, что Гарри самодовольно ухмыльнулся. <перевод Mariann, бета aithene> *** - Все так запутано, - сказала Джинни, а пораженный Рон оторвал взгляд от пешки, которую до этого изучал. Это было первое, что она сказала за час. - Что? – переспросил он, откладывая фигуру в сторону. Немного раньше Рон пробовал уговорить ее поиграть в шахматы, но тогда Джинни не ответила, и он глубоко погрузился в свои мысли, так и оставшись с шахматами на коленях. - Запутано. Все вокруг запутано. Я так устала, Рон. Разочарованный и сердитый, Рон раздраженно спросил: - Да что с тобой? Почему ты такая? Джинни моргнула и удивленно посмотрела на него, а он был доволен хоть какой-то реакцией. - Что со мной? - слабо повторила она. За все эти дни после возвращения домой Джинни ни разу не заговорила о случившемся в поместье Малфоев, и Рон не мог больше сдерживаться. - Расскажи мне, что случилось, - попросил он. - Ничего… Ничего, собственно, не случилось, - Джинни нахмурилась. Он взял ее за руку и не отпустил, когда она попыталась вырваться. - А помнишь как в детстве? - с отчаянием в голосе начал Рон. – Тогда ты была маленькой девочкой с растрепанными волосами и искрящимися глазами, и всегда попадала в неприятности? А я всегда прикрывал тебя... и всегда помогал выбираться из переделок, обрабатывал твои порезы и целовал ушибы, чтобы они скорее прошли? Она медленно кивнула, и Рон закрыл глаза. - Так почему же ты не позволишь мне помочь тебе и на этот раз? - прошептал он. Высвободив руку, Джинни тряхнула головой и прошептала: - Это... неправильно. Все так запуталось. - Что неправильно? Она посмотрела на него и затем отвела взгляд, облизнув губы. - То, как ты смотришь на меня. - Джинни, - на этот раз Рон действительно испугался. Схватив ее руку, он сжал руку Джинни между своих широких ладоней. - Что ты имеешь в виду? Я смотрю на тебя так, как всегда смотрел. Но он смотрел не так. За время, пока ее не было, что-то изменилось. С тех пор как она вернулась, он не мог отвести от нее взгляда – из страха, что она снова ускользнет от него. Джинни принадлежала ему, она всегда принадлежала ему, и темная, одержимая ярость собственника кипела в нем с тех пор, как она вернулась, такая чужая, такая отстраненная, грезящая о чем-то наяву. - Ты смотришь на меня так, как будто хочешь поцеловать, - серьезно сказала она. - Это меня пугает. Рон ошеломленно засмеялся и отпрянул, выпустив ее руку. - Поцеловать? Ты же моя сестра! - воскликнул он. Но даже теперь взгляд его не отрывался от ее губ. Он нервно облизнул свои. - Это же бред! И, Джинни… - Рону очень хотелось узнать, почему это так ее испугало. Он действительно не понимал и потому чуть не плакал от неожиданной боли. – И, Джинни, - начал он снова. – Откуда ты знаешь как выглядят, когда хотят поцеловать? Тебя же никогда не целовали, Джинни. Странная улыбка заиграла на ее губах, и она прошептала: - Целовали. - Не целовали! - Меня целовали, - она отодвинулась от него и устремила взгляд в пространство. – Меня целовал Люциус. Холодная черная ярость ослепила Рона. То, что его сестру целовал, трогал это чудовище - Малфой... Это было неприемлемо, невозможно, невообразимо… И он хотел, жаждал убить его. - Считай, он мертв, - прорычал Рон. – Я разорву его за то, что он прикоснулся к тебе... Ты - моя сестра, моя... Никто, кроме меня, не должен дотрагиваться до тебя, никто... - Но, Рон, - прошептала Джинни. – Ты ведь не должен меня касаться... - Пусть так, но и он тоже! Она вздохнула и медленно закрыла глаза. Рон не заметил этого. Он был слишком занят, планируя убийство Люциуса Малфоя. Приступы безумия заметно сказывались на Малфое. Прошло еще несколько дней – и он стал выглядеть совсем больным. Бледный, с темными кругами под глазами, он выглядел таким истощенным, что Гарри не понимал, как он еще был жив. Его было больно слушать – настолько голос стал хриплым и сухим. И Гарри беспокоился, хотя сам не понимал, почему. Какая ему разница, умрет Малфой или нет? Конечно, смерть это плохо, но все умирают... В этой войне так много людей уже погибли - от руки Гарри, что, если бы он не смог спасти всего одного, – какая была бы разница?) – Поттер? – хрипло спросил Малфой. Гарри вздрогнул. Он стоял в дверях спальни уже несколько минут, наблюдая за спящим, но не заметил, как тот проснулся. – Да? – Я... хочу пить, – в последнее время его голос редко звучал надменно. Единственное, что хоть как-то связывало истощенное тело с миром живых - это постоянная жажда. Гарри поспешил на кухню за водой, заботливо помог Малфою сесть. Его кожа казалась почти прозрачной, а сам он весил едва ли больше бабочки. Поднеся стакан к самому рту Малфоя, Гарри помог ему отпить. Когда он впервые попытался это сделать, тот швырнул в него стакан. Сейчас у него уже не осталось сил на подобные выходки. – Ты как, нормально? – заботливо спросил Гарри. Иногда, во время приступов безумия, было легко забыть, что тот, за кем он ухаживал – это Малфой. Но когда он был в сознании – как сейчас, Гарри не знал, что говорить и как себя вести. Это казалось таким странным, таким неправильным – Драко Малфой умирал, привязанный к его, Гарри, кровати. – Ты знаешь, что должен сделать, – прошептал Малфой. Гарри отшатнулся, как от удара. – Нет! – Это единственный способ остановить это. Если еще не поздно... Я прошу тебя… – Гарри знал, чего стоило Малфою просить его о чем-либо. Но он не собирался сдаваться. – Я не стану убивать тебя. Малфой пристально посмотрел на него, затем закрыл глаза и отвернулся. Прежде чем кто-то из них смог сказать хоть слово, в парадную дверь постучали. – Молчи, – предупредил он. – Никто не должен знать, что ты здесь. Когда Гарри открыл дверь, у него внутри все сжалось – на пороге стоял Чарли. – Ч-Чарли... – Гарри, – глаза Чарли светились безумием, резко выделяясь на бледном лице. Он был словно наполнен какой-то нервной энергией. – Можно мне войти? Гарри хотел закрыть дверь, но вместо этого сделал шаг в сторону, позволяя ему войти. – Извини, я... я не могу пойти домой. Я больше не в силах это выносить. Джинни сошла с ума, – он нервно пригладил волосы. – Я ушел оттуда, и мне некуда больше пойти… И я не хочу идти куда-то еще. Потому что... потому что, когда ты рядом, я чувствую, что ничего плохого случиться не может. Ты как... твердая скала, вокруг которой разбиваются бушующие волны. Гарри моргнул. – Спасибо, – потрясенно ответил он, желая только, чтобы Чарли поскорее ушел. Он не желал быть для Чарли «твердой скалой», не хотел, чтобы Чарли оставался в его доме. Когда тот вошел в комнату и сел на диван, Гарри закрыл глаза. За время, успевшее пройти с момента появления Чарли, энергия его дома неуловимо изменилась, стала словно более «громкой», напряженной. Эти несколько дней наедине с Малфоем установили особую атмосферу – в воздухе царили странная мягкость и нерешительность. Теперь же все дрожало и сотрясалось. И Гарри хотел вернуть все как было – убежать в спальню, обвиться вокруг Малфоя и крепко заснуть. Так, как он засыпал каждую ночь, с тех пор как Малфой появился в его доме. Вместо этого он сел на диван напротив Чарли. Странная напряженная тишина давила на Гарри, и ему пришлось первым нарушить ее: - И что с Джинни? Глаза Чарли заледенели. – Что-то случилось с ней, Гарри. Что-то, о чем она не хочет или не может нам рассказать. На ней нет никаких отметин, шрамов или рубцов, но все же случилось что-то ужасное. Рон думает, что ее изнасиловали, а может что-то похуже. Она же не подтверждает, но и не отрицает этого. – И-изнасиловали? – Ей следует плакать, – голос Чарли звучал глухо. – Если они насиловали ее, она же должна плакать? Как-то же она должна реагировать? Но она сидит как кукла, и мы не можем достучаться до нее. Я не знаю, что мне делать… Но, Гарри, клянусь, если я когда-нибудь увижу кого-нибудь из Малфоев – я разорву его на куски! Гарри сглотнул, отчаянно надеясь, что Малфой не слышал этих слов. Малфой сказал, что хочет умереть, и вот ему предоставляется такой замечательный случай! – Прости, – прошептал Гарри. Он не смел просить прощения за то, за что должен был просить. За то, что приютил Драко Малфоя – после всего, что тот сделал с Джинни. Неужели он отпустил ее только потому, что она стала ему не нужна? Когда он нашел ее, она была вся разбита и окровавлена. Может, именно Малфой довел ее до такого состояния. Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил, как Чарли внезапно оказался совсем рядом. Гарри непроизвольно вздрогнул. – Гарри, – Чарли произнес его имя со странной настойчивостью в голосе. Гарри сразу ее узнал. Глаза его широко распахнулись, а руки задрожали. – Что? – прошептал он. – Я просто… – Чарли умолк, взгляд его скользнул по лицу Гарри, остановился на его руках. Он накрыл руки Гарри своими. – Просто… ты выглядел таким грустным... Гарри не ответил. Он не смел шелохнуться, судорожно размышляя, что же ему делать. – Я… ты когда-нибудь думаешь об этом? О той ночи, когда мы были вместе? – Да. Он действительно думал об этой ночи. Но, Господи, совсем не так, как думал о ней Чарли. Чарли облегченно выдохнул: – Гарри, и я тоже! О Господи! В горле застрял комок. – …Нам нужно поговорить, Гарри. Я должен признаться… – Я-я... не могу сейчас. Я не могу говорить! – Гарри вскочил на ноги. – Я должен уже идти. Срочно… На... встречу с... Д-Дамблдором. Прости… Может, позже?.. Мы поговорим позже! Чарли ошеломленно последовал за Гарри к двери. Он не мог ничего сказать – Гарри что-то бессвязно бормотал, не давая ему вставить ни слова. А потом они вышли на оживленную улицу, где Чарли не смог бы до него дотронуться, – Гарри не был уверен, что сможет это вынести, – и где их пути, наконец, разошлись. Он действительно пошел к Дамблдору, хотя и не планировал этого делать. Что угодно, лишь бы убежать от них обоих. Дамблдор казался очень мрачным и утомленным. – Гарри, – сказал он с облегчением в голосе. Вокруг него лежали горы книг. Книг, которые он изучал в надежде найти способ исцеления от проклятия. – Вы уже нашли что-нибудь? – нервно спросил Гарри. – Все оказалось не так, как мы предполагали. Жертвы, когда они в сознании, могут вспомнить только ужас и панику, охватывающие их всякий раз во время приступов. Здесь довольно сложно разобраться. – Я... Я думаю, что знаю, как работает проклятье, – прошептал Гарри. Взгляд Дамблдора стал острым, как бритва, но голос оставался мягким и ласковым: – Как? Он не стал давить. Очевидно, Дамблдор был согласен закрыть глаза на то, откуда Гарри стало известно о проклятии в обмен на необходимую информацию. – Дементоры. Оно п-перенаправляет силу Дементоров в… в мозг. Они видят кошмарные сны. Они не понимают, что это – только сны, не помнят, что возможно пробуждение… Им кажется, что это будет длиться вечно. Дамблдор вздрогнул, его лицо побледнело. – Как... – начал он, но не договорил. Гарри не ответил на незаконченный вопрос. Он не мог сказать, откуда у него эти сведения, Дамблдор принял это, утомленно вздохнув. – Будь осторожнен, Гарри. Людской суд скор на расправу... С трудом сглотнув, Гарри спросил: – Как Вы думаете, есть ли способ помочь им? – Я не знаю. Если это – магия дементоров, то, может быть, какая-нибудь разновидность Патронуса… – его глаза остекленели. Дамблдор погрузился в размышления. Гарри, воспользовавшись предоставившейся возможностью, выскользнул из комнаты, оставив директора одного. Около двери в свою квартиру он встретил нескольких соседей. Казалось, они чем-то напуганы. – Что случилось? – спросил Гарри и через мгновение понял все сам - пронзительный нечеловеческий крик разорвал воздух. – Черт, – зашипел он сквозь стиснутые зубы. – Я… У меня собака, в конуре. Она очень не любит оставаться одна, – запинаясь, пробормотал он и захлопнул за собой дверь. Поворачивая ключ, он вздрогнул, потому что Малфой снова закричал. – Малфой! – испуганно позвал он, спеша в спальню. – О черт, Малфой, прости… Малфой извивался в волшебных путах, до крови разодравших ему запястье. – Господи... Господи, – монотонно повторял Гарри, пока бежал в спальню. Вскарабкавшись на кровать, он снял заклинание. – Ш-ш-ш... Малфой, пожалуйста... Прости меня... прости... Бледное, искривленное лицо Малфоя было покрыто испариной. Гарри нежно погладил его по щеке. После этого легкого прикосновения напряжение немного спало, и Малфой безвольно упал на кровать. – Господи, прости, – шептал Гарри. Чувство вины было сокрушительным, хотя причиной всему и была болезнь. Гарри просто оставил его одного и даже не знал, сколько это уже длится. Сжав руку Малфоя в своей, он продел вторую руку ему под спину и, притянув его к своей груди, крепко обнял, закрывая своим телом. Постепенно дыхание Малфоя успокоилось, а стук сердца стал ровнее. Веки затрепетали и открылись. Малфой слегка сдвинул брови. – Ты… Тебя не было, – его голос звучал хрипло. – Прости, – задрожав, всхлипнул Гарри и зарылся лицом в светлые волосы. – Я… уже все нормально… – но голос его был очень слабым. Гарри гладил его по спине и держал в своих объятиях, пока он не заснул. *** Гарри не спал. Легкое дыхание Малфоя щекотало ему шею. Изредка Малфой жалобно всхлипывал. Гарри не двигался, старался не дышать слишком громко, не обнимать слишком сильно – будто тот мог сломаться от легкого прикосновения - а только тихо лежал и наблюдал за спящим. Он безумно боялся, что, засни он сейчас – и тот просто исчезнет. Малфой пошевелился и с приглушенным стоном уткнулся в плечо Гарри. - Поттер? – прошептал он хриплым голосом. Закрыв глаза, Гарри крепче прижал его к себе. Малфой проснулся. Он, Гарри, должен немедленно вырваться и убежать, спрятаться - да что угодно! Но он не мог этого сделать. Вместо этого он обнял его еще крепче и спросил: - Что тебе снилось? Малфой облизал губы - его язык случайно скользнул по шее Гарри. - О чем ты? - О твоих кошмарах. Что происходит в них? Малфой всхлипнул. И настолько это было на него не похоже, настолько свидетельствовало о его физическом и умственном разрушении, что Гарри вздрогнул. - Забудь, - мягко сказал он. Подняв голову, Малфой убрал с глаз волосы. Если он и заметил, что лежит, вцепившись в Гарри, он ничего на это не сказал. Вместо этого он спросил: - Кто приходил… перед тем как ты уехал? - Чарли. Брат Рона. Малфой озадаченно нахмурился, глаза, казавшиеся огромными на истощенном лице, потемнели и сузились. - Зачем? - Что «зачем»? – переспросил Гарри, продолжая успокаивающе поглаживать Малфоя по спине. Он чувствовал, что Малфой дрожит от его прикосновений, но не обращал на это внимания. - Зачем он приходил? - А-а... Он... приходил из-за Джинни… Малфой, ты не знаешь, почему…ты не… Что случилось с Джинни? Малфой ухмыльнулся почти как раньше. Странно, но, даже будучи настолько больным, он все еще мог ухмыляться. - Она сказала бы, если бы хотела, чтобы вы знали. - Ты... сделал с ней что-то плохое? - Нет. Ничего я с ней не делал. - Хорошо, - Гарри перевел дыхание, которое непроизвольно задержал в ожидании ответа. Неожиданно его словно прорвало: - Чарли и я… мы… Однажды он был не в себе и мы… переспали... думаю, это так называется, - нервно открыв глаза, он увидел, что Малфой молча его рассматривает. Когда он никак это не прокомментировал, Гарри, почувствовав прилив необъяснимой уверенности, прибавил, - я не… знал, что так получится. Что это будет так. - Как «так»? - мягко спросил Малфой. - Так… больно. И Чарли… я… боюсь Чарли, - Гарри не знал, почему он признавался в этом Малфою. Это было так легко. Наверное, потому что этот Малфой так сильно отличался от мальчика, которого Гарри когда-то знал. Тот Малфой не был таким молчаливым, бледным, почти прозрачным. - Зачем же он тогда приходил? - Он не знает, что я… - прошептал Гарри. - ...что я скорее умру, чем позволю ему до себя дотронуться. Клянусь, Малфой, если он дотронется до меня еще раз, - я умру. - А ты и не должен ничего позволять. Просто не пускай его и все, - Малфой пожал плечами, и Гарри обеспокоенно взглянул на него. - Не двигайся так много, ты еще очень слаб, - тихо сказал он. Глаза Малфоя сузились. - Иди к черту, - почти прорычал он. - Прости, просто я волнуюсь и… и… - Волнуешься? - Малфой изумленно моргнул. – Из-за меня? - Ты ведь действительно помог Джинни спастись, и проклятие должно было попасть в меня и… и… ты так слаб, а я не знаю, как помочь тебе! В ответ на это Малфой закрыл глаза, раздраженно проворчав: «Устал», - было видно, что он готов был спорить и дальше, но чуть не терял сознание от слабости. - Засыпай. На этот раз я никуда не ухожу. Глаза Малфоя на мгновение приоткрылись, и в них сверкнуло яростное презрение, гнев на свою слабость и беспомощность. Потом они закрылись снова. Он опустил голову на грудь Гарри и заснул. Примечание автора: стихи в начале главы – из песни Rosanne Cash «Hope Against Hope». Особая благодарность Umbralin, Kerri, Amanda, и Ani за тщательную вычитку этой главы. Кроме того, спасибо всем тем, кто собирал по кусочкам этот и другие мои фики из моего ЖЖ, а также за их комментарии там. Посвящается Elmo, за то, что выносит мое хныканье. Глава 3. Переплетение Пока ты мирно спишь, Лежу с тобою рядом И верю, что судьбу Возможно изменить. Ты справишься, я знаю, С судьбой, что стала адом. Ты справишься, я верю. Держись, моя любовь. И снова встретят мои глаза Твой ясный взгляд. И снова встанет солнце Над горизонтом И озарит, как раньше, Твое лицо. И вновь наступит завтра. “Hold On” Sarah McLachlan Первый поцелуй Люциуса. Одно из любимых воспоминаний Джинни. Тогда он в первый раз позволил ей выйти из комнаты, взяв с собою в сад. Она не спрашивала, за что ей выпала такая милость, да ее это и не заботило - она опять была на свежем воздухе, вновь чувствовала лучи солнца на своем лице - ведь казалось, что взаперти, в той комнате, она пробыла много лет... Люциус, естественно, вышел с нею. За эти дни он как-то незаметно перестал казаться захватчиком, пугающим монстром, а превратился в кого-то еще. Он стоял рядом и смотрел. Смотрел как она, сорвавшись с места, тут же побежала в сад – не в силах идти спокойно, не в силах остановиться, даже чтобы понюхать цветок. Смотрел, как солнце целовало ее лицо, как ветер играл с ее волосами. Впереди ее ждали мили и мили дорожек, по которым можно было бежать. Она чувствовала себя свободной, хотя эта свобода и была только иллюзией. Там были бабочки. Сотни бабочек порхали вокруг нее - Джинни всегда так любила бабочек... И она бегала за ними по саду, смеялась, когда одна из них запуталась в ее волосах и осторожно помогала бабочке освободиться. Позже Люциус признался, что именно этот смех и заставил его посмотреть на нее по-другому. Она перестала быть просто кем-то, кого он должен был охранять. Должно быть потому, что она улыбнулась – ведь за все те дни, проведенные взаперти, она не улыбнулась ему ни разу. А еще потому, что солнечный свет, запутавшись в её волосах, заставил их загореться живым огнем... И он поцеловал ее. Сначала со злости – потому что она была всего лишь маленькой девочкой, а мир вокруг никогда не был и не будет таким простым, чтобы маленькие девочки могли смеяться над бабочками, запутавшимися в их волосах. Джинни должна была бы испугаться, но почему-то, даже злой, Люциус не мог больше вызывать у нее страх. Она, конечно, была потрясена, но затем поцеловала его в ответ - нежно и сладко. Его злость пропала так же быстро, как и появилась, и вот он уже целовал ее в ответ... Джинни должна была бояться тогда. Но она боялась теперь. Рон был зол. Он ничего не говорил ей, только пристально, зло смотрел. Смотрел так, как будто она предала его. А ведь он не знал и половины. Иногда, когда он думал, что она не видит, он смотрел на нее так, как никогда не должен был смотреть. Смотрел с темной, одержимой яростью собственника. И теперь она боялась по-настоящему. Одиночество. Никогда она не чувствовала себя настолько не по себе, настолько не на своем месте в этом доме. Как будто ее насильно вытянули отсюда, сделали мягче, нежнее, сошлифовав все лишнее и грубое, вылепили из нее нечто совершенно-утонченное и бесконечно далекое от этого мира. А затем возвратили в Нору, с ее ободранными, обгоревшими углами и стенами. Больше всего на свете Джинни хотела вернуться домой. Здесь она больше не чувствовала себя как дома. И именно здесь Джинни поняла, чего она боится больше всего на свете. Больше всего на свете она боялась вновь стать тем самым невоспитанным и неуклюжим гадким утенком, каким она была до того, как в руках Люциуса превратилась в прекрасного лебедя. И был еще Рон с его темными, страшными глазами. Как же она хотела домой! *** Малфой сидел на кровати с остекленевшими глазами. Гарри не привязывал его с того дня, когда обнаружил его в том состоянии, и у Малфоя не хватало сил, чтобы попытаться сбежать. Так они и жили вместе – иногда даже говорили о чем-нибудь, изо всех сил пытаясь забыть, как это странно – вот так вот говорить. Изо всех сил пытаясь забыть, что Малфой умирает. Каждую ночь они спали, прижавшись друг к другу и ни один из них никогда не заговаривал об этом. - Я выйду... – сказал Гарри, заглядывая в комнату однажды вечером. Малфой испуганно поднял голову и Гарри быстро его успокоил: - Минут на двадцать. У нас кончилась еда. Хочешь чего-нибудь? Я принесу. Гарри спросил из вежливости, но ему следовало быть осторожнее. Малфой пока не до конца погрузился в свое безумие и все еще оставался законченным ублюдком, время от времени показывая это во всей полноте. Десять минут спустя Гарри пошел в магазин, вооруженный списком – из, по крайней мере, десяти пунктов - вещей, которые, по мнению Малфоя, ему были совершенно необходимы. Сначала он купил еду, а затем пошел за заказом Малфоя. Стоя в очереди и беспокоясь, что это займет больше времени, чем планировалось, и что Малфой будет беспокоиться, Гарри испуганно вздрогнул, услышав позади себя не слишком знакомый голос: - Сколько лет... Он повернулся и с трудом вспомнил: - Панси? Она улыбнулась. - Вау, Поттер, ты меня еще помнишь. Десять баллов Гриффиндору. Больше всего удивляясь тому, что она вообще с ним заговорила, Гарри некоторое время просто смотрел на нее, а затем сказал: - Привет. Она закатила глаза: - Здравствуй-здравствуй. Что еще он мог сказать? А затем он увидел, что она пристально смотрит на его покупки. - Интересно, - она взглянула ему прямо в глаза и ровным голосом сказала: - То же самое купил бы Драко. Гарри чудом взял себя в руки, глубоко вздохнул и спросил ее: - Малфой? Я совсем забыл про него. Вы видитесь? - Время от времени, - равнодушно сказала она. – Но не в последнее время, естественно. Он пропал. - Ой, извини, слышал... Зашел вот за покупками. Понадобились новые кожаные перчатки, носки и все такое... Она пробежалась пальцами по гладкой коже перчаток – Малфой настаивал, что они ему жизненно необходимы – и печально улыбнулась: - А... Понятно. Это самая лучшая фирма, Драко носил только такие. Она повернулась и пошла к выходу. Вздохнув с облегчением, Гарри заплатил за вещи для Малфоя, и поспешил домой. Когда он вернулся, Малфой еще не спал, и Гарри вздохнул с облегчением. Больше всего он боялся, что безумие опять охватит Малфоя, пока его нет... - Вот, - сказал он, выкладывая покупки на кровать. – Носки, белье, расческа, твой шампунь и эти вонючие перчатки, без которых ты жить не можешь. Почему, кстати? - Мне в них спокойнее, - равнодушно ответил Малфой, натягивая перчатки на руки. - А. Понятно. Ну вот... – он хотел было рассказать Малфою про Панси, а потом решил не говорить. – Хочешь принять ванну? Я могу приготовить... - Хочешь меня укусить? – Малфой ошеломленно взглянул на него. В старой рубашке Гарри и в этих перчатках он выглядел довольно смешно. Гарри улыбнулся и пожал плечами: - Это была проверка. Так ты хочешь принять ванну? Только скажи, если надумаешь – я помогу тебе дойти и все такое. С меня довольно ночных кошмаров! Малфой слабо улыбнулся. И Гарри понял, что совершенно не жалеет, что начал его поддразнивать, а то он было уже забеспокоился. - Давай... после того, как я немного посплю? – раздраженно признал свою слабость Малфой - только потому, что Гарри ни разу еще не дразнил его этим и вообще редко заговаривал о его болезни, понимая, насколько тяжело это для него. - Хорошо. Я буду на кухне. Ты хочешь чего-нибудь съесть? - Прекрати вести себя так, как будто я сейчас сдохну! – прорычал Малфой. Гарри вздохнул. - Малфой, каждый человек испытывает голод. Я всего лишь стараюсь быть вежливым. - Хорошо. Тогда прекрати это, - сонно пробормотал Малфой. - Ну извини, - сухо ответил Гарри. - Прощаю, - прозвучал тихий ответ, перед тем как Малфой погрузился в сон. Через двадцать минут раздался стук в дверь. Испугавшись, что это может быть снова Чарли, Гарри не сдвинулся с места, надеясь, что, кто бы это ни был, он уйдет. Но стук повторился. Через минуту раздался тихий щелчок и замок открылся. Гарри испуганно вскочил и схватил палочку. Дверь открылась. На пороге стояла Панси, держа в руках палочку. Увидев его, она нахмурилась. - Черт, Поттер, - резко сказала она. – Если не спишь, почему не открываешь? - Ты вообще понимаешь, что делаешь? – воскликнул Гарри. – Обычно, когда никто не открывает, это означает, что тебя не хотят видеть! - Веришь ли, я тоже вовсе не хочу тебя видеть! – презрительно сказала она. - Тогда что ты здесь делаешь? Зачем ты пошла за мной? - Где он? – тихо спросила она, проигнорировав его вопрос. Гарри застыл. - Кто? - Да ладно, Поттер, думаешь, я не знаю, что ты был там? Мы опросили всех наших, кто участвовал в схватке, последнее, что они видели, было что ты склонился над ним! Кроме того, с чего бы тебе покупать его любимые вещи? Ты скрываешь его здесь, я знаю, и я хочу... - Панси, - приветствовал ее Малфой, появившись в дверном проеме. Гарри мгновенно напрягся. - Зачем ты встал с кровати? – прошипел он. Привалившись к двери, Малфой скользнул по нему насмешливым взглядом, выглядел он еще более бледным и изможденным, чем обычно. Губы Панси задрожали, а глаза наполнились слезами. - Ты ужасно выглядишь, - голос ее прозвучал жалобно. - Спасибо, - сухо отозвался Малфой. Он сделал еще шаг. Тут же его лицо стало совершенно серым. Гарри мгновенно подскочил к нему и подхватил, чтобы удержать от падения. Чертыхаясь, он помог Малфою опуститься на софу, а затем прожег его гневным взглядом: - Это идиотизм, Малфой. Ты не должен вставать! Глаза Панси опасно сузились: - Оставь его в покое! - Панси, дорогая... – голос Драко прозвучал укоризненно. Он попытался ей улыбнуться, но улыбка получилась больше похожая на гримасу. - Драко! – воскликнула она. – Что здесь происходит? Почему ты позволяешь ему тут ошиваться? И почему ты не вернулся ко мне? Почему... почему ты мне даже ничего не сказал? Драко прикрыл глаза. Слабый звук сорвался с его губ – сейчас он был слишком слаб, чтобы отвечать на вопросы. Гарри обернулся через плечо и, быстро приняв решение, направил на нее палочку, накладывая Сонные чары. Панси упала на пол. Гарри указал палочкой на все еще распахнутую дверь и с грохотом захлопнул ее. И встретился взглядом с темно-серыми глазами. Гарри сглотнул. - Если ты посмеешь ей что-нибудь сделать, я убью тебя, - тихо пригрозил Драко. - Я не собираюсь ей ничего делать, - обещал Гарри. – Но ты должен вернуться в кровать. Я помогу. - Мне не нужна твоя идиотская помощь! – Драко с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел в спальню, прилагая невероятные усилия, чтобы не упасть. Тихо вздохнув, Гарри некоторое время смотрел на неподвижно лежащую Панси, а затем вытащил в комнату стул с кухни. Подняв, он усадил ее, привязав запястья и лодыжки к стулу магическими путами. Подумав, он наложил Заглушающие чары, а затем снял Сонные. Панси тут же стала дергаться и пытаться кричать. Он убедился, что путы выдержат и, удовлетворенно кивнув, пошел в спальню проверить, как там Драко. Молодой человек беспокойно метался во сне, но, по крайней мере, не находился в тисках проклятия. Чтобы не рисковать, чувствуя себя более истощенным, чем обычно, он вернулся в гостиную. - Я собираюсь поспать, - сказал он Панси, ненавидяще уставившейся на него сквозь завесу волнистых волос. – Почему бы и тебе это не сделать. Она отбросила волосы с лица, и Гарри снял Заглушающие чары, что было, должно быть, не очень умно с его стороны, если он не хотел слышать, то, что ему собирались сказать. - Ты спишь с ним? - Ну... в некотором роде, - Гарри удивленно моргнул. - Если ты только дотронешься до него, Поттер, я... Он оборвал вопли движением палочки, и, убрав с ее лица волосы, хмуро сказал: - Спи. Мы обсудим это утром. Чувствуя себя совершенно вымотанным, он вернулся в спальню, разделся до трусов и скользнул в кровать к Драко. Едва ощутив рядом с собой теплое тело, тот тут же свернулся в клубок, позволив Гарри крепко себя обнять. *** Проснувшись, Гарри сделал завтрак. Яйца, бекон, оладьи, тосты. Он не особенно хорошо готовил, но мысль о том, чтобы лежать рядом с Малфоем или сидеть в гостиной со спящей Панси его не вдохновляла. Поэтому вместо этого он решил заняться готовкой. Наложив еду в тарелку, он просунул голову в комнату. Она уже проснулась и ненавидяще смотрела на него. Я... э-э-э... сделал завтрак, - сказал он. В ответ она что-то промычала. - Если ты пообещаешь не кричать, я развяжу тебе руки и сниму Заглушающие чары... только не кричи... Мне действительно жаль, но Малфой должен оставаться со мной пока... пока я не сумею избавить его от проклятия. Некоторое время Панси что-то прикидывала, а потом, наконец, кивнула. Гарри вздохнул с облегчением, развязал ей руки, вытащил кляп и передал ей тарелку. - Спасибо, - кисло сказала она. Он решил, что это не должно его задевать. - Я пойду проверю, как там Малфой. Сейчас приду. Он отнес тарелку в спальню. Малфой еще не проснулся. Гарри нервно закусил губу. Оставив тарелку на комоде, он вернулся в комнату к Панси. Наступила долгая неловкая пауза. - Зачем ты это делаешь? – наконец спросила она. Гарри моргнул. – Извини? - Это. Почему? Зачем ты держишь здесь Драко и меня? - Я... ну, тебя я держу, потому что не хочу убивать, и не хочу, чтобы ты отправилась прямиком к его отцу и сказала, что Драко здесь... А его... Его я держу... он нуждается во мне. - Зачем? С каких это пор тебя волнует то, что нужно Драко Малфою? - Он оказал мне услугу, и я ему должен. - Отличный способ показать благодарность – запереть его здесь против воли! - Я спас ему жизнь, Панси. А держа его здесь, я надеюсь также спасти его рассудок. Некоторое время он думала, а потом тихо сказала: - Ты действительно желаешь ему добра? - Я не хочу, чтобы он мучился. Вокруг и так достаточно страданий. - Тогда позволь ему уйти со мной... Я знаю кое-что, что может ему помочь. - Позволить тебе забрать его, чтобы он опять примкнул к силам Волдеморта? Это глупо. - Я увезу его! – заплакала она. – Мы уедем и ты никогда не увидишь нас снова. Я увезу его отсюда и заставлю переждать, пока все это не кончится. - А тогда какая разница, кто держит его взаперти – ты или я? - Пожалуйста, пожалуйста, послушай меня... Отдай его мне, и ты никогда больше нас не увидишь! Гарри подумал некоторое время: - Но если Дамблдор найдет способ снять проклятие, я смогу помочь Малфою... - Нет способа снять проклятие. Мы его до сих пор не нашли. Есть способы... ослабить его эффект, но ничто не способно снять его. - Пока не нашли. Но оно еще может быть найдено! Каждое заклятье имеет контр-проклятье! - Его не имеет Авада Кедавра. Гарри не стал возражать, но сказал: - Если ты заберешь его, ты заберешь единственный источник информации, который есть у нашей стороны об этом вашем дерьмовом проклятье. Для нас он неоценим. - Но ваша сторона даже не знает, что он у тебя есть, не так ли? Ты не сказал им. - Думаю, будет лучше, если никто не узнает, - сухо сказал он. – Ты не можешь его забрать. Некоторое время Панси изучала его лицо. – Можно тогда я... останусь с ним? - Зачем тебе это? – удивился Гарри. - Ради Драко. - Ты любишь его? – он не знал, почему эта мысль выбила его из колеи. - Он – мой лучший друг, - вызывающе ответила она. – Ты сделал бы то же самое для Грейнджер. Сделал бы он то же самое? Гарри больше не был в этом уверен. В эти дни свобода стала такой драгоценной... – Если ты останешься, то ты не сможешь больше уйти. Ты не сможешь посылать сов или выходить из квартиры – я не могу тебе доверять. Она упрямо выпятила подбородок: - Я не уйду без него, а он, кажется, не хочет уходить. - Я уже сказал тебе... что я ему нужен. - И я не могу понять, почему... – Панси одарила его холодным, пронизывающим взглядом. Гарри беспокойно заерзал на месте. - Он говорит, что осознает, что его кошмары – всего лишь сны, только если я дотрагиваюсь до него. На секунду глаза Панси расширились, а потом опять сузились, но она ничего не сказала. Гарри провел рукой по волосам. Подумав, он предложил: - Я развяжу тебя, но сначала... – Найдя лист пергамента, он заколдовал его и протянул Панси. – Подпиши его. Оно зачаровано так, что ты не сможешь выйти за пределы этой квартиры. Если ты попробуешь уйти, то почувствуешь такую сильную боль, что не сможешь пройти и нескольких шагов. Она ненавидяще взглянула на него, но взяла перо и нацарапала свое имя: - Отлично! Гарри развязал ее, все еще размышляя, принял ли он правильное решение, а она уже влетела в спальню и захлопнула за собой дверь. Гарри услышал за стенкой приглушенные голоса. * * * - Это клубника, - он закатил глаза. – Ты наверняка пробовала ее и раньше. - Но не в шоколаде, - медленно улыбнулась она. Ленивыми кругами он поглаживал ее живот, поднося ко рту опущенные в шоколад ягоды. Иногда он относился к ней как к любимой зверюшке, но Джинни было все равно. Ей нравилось, когда ее ласкали, заботились о ней. Гладили, обнимали и кормили с рук. Она приоткрыла губы и позволила вложить в них ягоду, начиная медленно ее жевать. Вкус сока смешивался с вкусом шоколада, от наслаждения она закрыла глаза. - Так вкусно, - сказала она ему, а он лениво поцеловал ее в шею. Один раз он сказал ей, что она – его и что поэтому он должен облизать каждую клеточку ее тела, он даже делал вид, что сердится, когда встречал веснушки на ее такой белой коже – Малфой терпеть не мог, когда то, что принадлежало ему, метил кто-нибудь другой – даже если это было солнце. Так он сказал, но она подозревала, что втайне они ему очень нравятся. Он даже попробовал как-то пометить каждую веснушку капелькой шоколада, а потом провел несколько бесконечных часов, пытаясь слизнуть каждую, и каждый раз, когда Джинни не выдерживала и начинала смеяться, он вознаграждал ее поцелуем. Ему нравилось играть с ее волосами, он сказал, это потому, что они напоминают ему огонь, огонь и жар. А она сказала, что его волосы похожи на снег. Снег и холод. Они словно воспламеняли друг друга, она не испытывала этого чувства с тех пор, как Том сказал, что любит ее, - он тоже дотрагивался до нее, любил ее, заставлял ее плавиться в его руках, а потом запятнал ее навеки - кровью, предательством и болью. Ее кровью. Люциус ни разу не причинил ей боль и он восхищался ею. Никто раньше не относился к ней так, как Люциус. С ней он становился ребенком, наслаждавшимся любимой игрушкой. Его восхищала ее чистота, восхищала невинность, и он исследовал все это с помощью зубов, языка, всего, чем можно было исследовать. И она распадалась от каждого его прикосновения, а он опять собирал ее заново, и с каждым разом, занимавшим все больше и больше времени, ей казалось, что какие-то части ее пропадают, остаются с ним, как будто он забирает эти часть ее себе и не собирается возвращать обратно. И сейчас она больше не была целой – ведь те ее части, которые были самыми важными, теперь принадлежала ему. Однажды в середине ночи они занимались любовью в саду - под небом, полным бесчисленных звезд, а потом она плела венок из маргариток, а он сидел и смотрел и, хотя он и не улыбался, то, как он сказал… - Не думаю, что это занятие подобает леди… Джинни вздрогнула и широко распахнула глаза. Воспоминания поблекли и ускользнули, словно нити поврежденной паутины. - Чарли? Он нежно улыбнулся: - Ну как ты, родная? - Чарли, - недовольно отозвалась она. – Я думаю. - О чем? - О том, как переплетают маргаритки. - Я же научил тебя это делать, ты помнишь? Она обиженно взглянула на него. - Ты сказал, что я веду себя не как леди. - Я имел в виду всего лишь, что ты вылезла из кровати и даже не накинула мантию. Настоящие леди не ходят в ночных рубашках. Мама пришла бы в ужас. - Мама умерла, - тусклым голосом сказала она. – И в ужас могут прийти только братья. Рона ведь нет? - Нет, он внизу. Джинни быстро пересекла комнату и схватила мантию. - Что ты делаешь? - Я же только что сказала. - Ах да, венки из маргариток, я помню. – Он улыбнулся. – Я очень рад, что ты встала с кровати. - Мы должны завести сад, - сказала она отсутствующим голосом, забираясь обратно в кровать. – Мне нравятся сады, когда вокруг полночное звездное небо и цветы, везде цветы… – Джинни? – нерешительно прошептал Чарли, нахмурившись. Она заморгала и отсутстующе взглянула на него. - Чарли? Когда ты вошел? *** С приходом Панси атмосфера его квартиры неуловимо изменилось. И дело было даже не в запахе зелий, которые она варила для Малфоя – Гарри даже не поинтересовался названием ингредиентов. Она сказала, что для того, чтобы зелья подействовали, должно пройти несколько дней, и тогда Малфой начнет быстро восстанавливать силы, хотя и никогда не станет прежним. Но даже после этого его будут мучить кошмары. Она замучила Малфоя своей заботой, постоянно суетясь вокруг него и создавая ненужную нервозность. Тем не менее, спала она на диване, потому что, несмотря ни на что, ее прикосновения ничем не могли ему помочь. Поэтому каждый вечер, после того как Малфой засыпал, Гарри ложился рядом с ним, убеждался, что касается его, и только тогда засыпал сам. Иногда кошмары приходили к Малфою в полночь и будили Гарри, тогда он крепко, как мог, обнимал его и шептал что-нибудь успокаивающее, пока кошмар не отступал, и потом до утра лежал без сна. Он осунулся и побледнел так, что даже Малфой, наконец, заметил. - Ты чертовски плохо выглядишь, - однажды утром сказал он, когда Гарри медленно выплывал из сна, лежа в его объятьях. Он заморгал и тупо уставился на Малфоя. - Извини, - извинился он за то, что был первым, кого Малфой должен был увидеть, едва открыв глаза. Малфой нахмурился, но ничего не ответил. Гарри пошевелился, освободился из его рук и, попытавшись сначала пригладить волосы, потянулся за очками, а затем обернулся и принялся, в свою очередь, изучать Малфоя. – Ты становишься таким… маленьким, - тихо сказал он, наморщив лоб. - Иди к черту, - ответил Малфой и закрыл глаза. Гарри вылетел из комнаты. – Панси! – хрипло начал он, и она тут же села на своем диване, с трудом разодрав глаза. - Ну, чего тебе? - Он… гаснет на глазах… умирает! Почему твои зелья не действуют? - Я уже сказала, что на восстановление уйдет несколько дней! – огрызнулась она. - Но… мне это не нравится! - Думаешь, ему это нравится? Гарри закрыл глаза и потер виски. – Просто… Я ненавижу… только это… Я ненавижу его, но так не должно быть… он не тот Малфой… он как будто сломлен, не в себе… - Поверь мне, Поттер, уж я-то это понимаю, - саркастически сказала она. – Меня удивляет, что это понимаешь ты. Этой ночью сны были даже хуже, чем обычно. Гарри прикорнул на кушетке, пока Панси варила какие-то зелья, когда из спальни раздался первый крик. Панси первой оказалась у постели Малфоя, а Гарри присоединился к ней пару секунд спустя. - Он горит, - прошептала она, трогая Драко лоб. – Я принесу что-нибудь холодное… - и она выбежала из комнаты. Малфой заметался на кровати, странно выгибаясь. - Черт, - прошептал Гарри, гладя его по руке. Малфой почти мгновенно успокоился, замер и тяжело задышал. – Ш-ш-ш, все в порядке, я не отпущу тебя, - успокаивающе произнес Гарри, садясь рядом и притягивая Малфоя себе на колени. Голова Малфоя легко уместилась на плече и он что-то простонал, уткнувшись ему в шею, обнимая его за шею руками. В этот момент в дверях показалась Панси. Она вошла в комнату и странно посмотрела на Гарри, прикладывая ко лбу Малфоя холодный компресс. – Ты любишь его? – неожиданно спросила она обыденным тоном, так, словно это была самая нормальная вещь на свете. Гарри Поттер, любящий Драко Малфоя. От шока он застыл. – Что? - Ты любишь Драко? – повторила она. Глаза Гарри буквально впились в лицо Малфоя. Он внимательно изучал бледную, сухую, как пергамент, кожу, серебристые волосы, темные синяки под запавшими глазами. – Нет, - сказал он. - Ты уверен? – спросила она и улыбнулась. Но улыбка ее была недоброй. – Его очень легко полюбить, но трудно понять, что это произошло. Обычно понимание приходит слишком поздно, когда уже ничего нельзя поделать. - Я не люблю его, - сказал Гарри, до глубины души испуганный самим предположением. – Я его ненавижу. Я всегда его ненавидел. Она внимательно изучала его лицо. – Он тебя тоже ненавидит. - Я знаю. - И несмотря на это ты прижимаешь его к своей груди? А он свернулся в твоих руках? - Это приносит ему облегчение. - Но ты же ненавидишь его. Почему тебя это заботит? - Я просто не испытываю удовольствия, когда ему плохо, это не значит, что я люблю его, - пытался защититься Гарри. – Ты сошла с ума. - Может быть. – Она продолжала улыбаться. – Продолжай держать его в руках и слушать, что он шепчет, прижимаясь к тебе, Поттер, и посмотрим, сколько еще продлиться твоя ненависть. Продолжай держать его. Так же осторожно, как держишь, – и она вышла из комнаты. Долгое время Гарри всматривался в лицо Малфоя, мирно спящего в его руках, и пытался избавиться от слов Панси. Она чокнутая, это совершенно точно. Гарри Поттер любит Драко Малфоя? Но на самом деле это не был Драко Малфой, потому что Драко Малфой никогда бы не свернулся у него на коленях и не шептал что-то, зарывшись в его шею лицом. Это был кто-то, кто выглядел как Драко Малфой и даже иногда говорил как Драко Малфой, но этот Малфой был сломлен, и только по этой причине Гарри было позволено держать его так. Только потому, что кто-то должен был собирать кусочки, оставшиеся от Драко Малфоя, вместе. Он держал его до полуночи, когда Малфой заворочался и проснулся. – Поттер? – прошептал он хриплым голосом. - Да. Все уже в порядке. - Я думал, что умираю, - сказал он задумчиво. – Все во мне горело и я подумал, что умру, потому что во мне просто ничего не останется… - Ш-ш… Постарайся опять заснуть. Малфой положил голову обратно – ему на плечо. – Только не отпускай меня, - прошептал он перед тем как опять провалиться в сон. Гарри переложил Малфоя на кровать и вытянулся рядом с ним, повернувшись к нему лицом. Он смотрел, как лунный свет разливается по его лицу, как трепещут под веками глаза, наверное, он видел какой-то сон – на этот раз не кошмарный, замечал как бьется на шее пульс, и, неожиданно сам для себя, как раз перед рассветом, Гарри наклонился и легко коснулся губ Малфоя скользящим поцелуем. Только чтобы убедиться. Потому что он не любит Малфоя, и поцелуй – тому подтверждение. Потому что он был таким, каким и должен был быть - пустым, холодным и… совершенно обыкновенным. Но когда Гарри начал отодвигаться, его глаза столкнулись с темным, затуманенным взглядом. Глаза Малфоя снова закрылись, но он потянулся вперед и поцеловал Гарри – медленно и мягко, нежно и осторожно. Его дыхание перышком скользнуло по лицу Гарри, а рука погладила его по щеке. Он показался ему таким юным и хрупким, что Гарри мог бы его полюбить. Совсем чуть-чуть. Глава 4. Болезнь И мне все равно – будет ли новый день, Сбудется ль то, что ждешь, Ждешь ли меня где-то. То, что ищу – верность, любовь Стало теперь злостью и болью. Спаси меня от себя. Или уничтожь. Измени мир - Во имя любви. «Disease» Sevendust Люциус не любил смеяться, но любил, когда смеялась Джинни. Не любил танцевать, но любил смотреть, как она танцует. Любил, когда она одевается в шелк и бархат и распускает блестящие на солнце волосы. Он кормил ее тем, что она никогда до этого не пробовала, возил в места, которые она не видела даже во сне, называл распустившимся цветком, своей куколкой. Говорил, что на вкус она похожа на ваниль – воплощение чистоты. Он целовал ее, а она закрывала глаза, и вся ее прежняя жизнь казалась далеко в прошлом – бедность, одиночество и постоянное желание, чтобы кто-нибудь заметил и приласкал ее, держал в своих объятиях и не отпускал никогда больше. И ни один человек в мире не хотел этого так, как Люциус. И он целовал ее, а она закрывала глаза. Он поцеловал ее, и она закричала, открывая глаза. Широко распахнутые глаза Рона были так близко – и на мгновение ей показалось, что она смотрит в зеркало – так похожи они были друг на друга. Но он моргнул, и иллюзия разбилась. - О боже, - прошептал Рон. Его губы почти коснулись ее губ, и она неловко отодвинулась, так быстро, как только смогла. – Я думал, что ты спишь... то есть, я не... я не думал... о боже... Джинни, я не хотел тебя напугать... Я только... Прости, я не.. Я только собирался шепнуть тебе на ухо... Верила ли она ему? У Рона всегда краснели уши, когда он лгал, а сейчас все его лицо было угрожающего бордового оттенка. Она пристально посмотрела на него. Ее губы слегка покалывало. Она не знала, от чего – от воспоминаний о поцелуях или от губ Рона на ее губах. - Хорошо, - слабо сказала она, принимая извинения. Он с неимоверным облегчением расслабился. - Я не хотел... – умоляюще начал он опять. - Хорошо. Он, спотыкаясь, поднялся и попятился к двери. Джинни осторожно соскользнула обратно и, уткнувшись в подушку, натянула плед до подбородка. - Дж-Джинни? - Она закрыла глаза. Ей не хотелось отвечать, потому что она знала, инстинктивно знала, что он собирается сказать ей. - Ты похожа на ваниль. И ей захотелось умереть. *** Внезапно пробудившись, Гарри чуть не задохнулся от ужаса, вспомнив свой странный сон. Малфой лежал спиной к нему, как обычно свернувшись в тугой комок. Гарри уставился ему в затылок, пытаясь вспомнить, что же точно ему снилось, – он никак не мог понять, почему сегодня вид спящего Малфоя вызвал у него такое волнение. А потом он вспомнил, что именно его взволновало, и вспомнил, что это был не сон. Он резко сел, подавив слабый стон. Нет, они не могли поцеловаться, потому что этого не могло случиться никогда. Если бы кто-нибудь когда-нибудь попытался убедить его в обратном, он был бы таким же чокнутым сумасшедшим, как Панси, предположившая, что он любит Драко Малфоя. Драко Малфоя, который воевал на стороне Зла, убивал друзей Гарри, служил человеку, убившему его родителей. Но этот Малфой ничего подобного не делал. Этот Малфой не мог даже подняться с кровати или сказать за раз больше одного предложения. У этого Малфоя была тонкая, как бумага, кожа, сухие обветренные губы и глаза темнее синяков под ними. Гарри не мог бы поцеловать Малфоя-убийцу, того, кто слепо выбрал, за кем следовать, но, может быть, он мог бы поцеловать Малфоя, который позволял держать себя в объятьях и шептать слова утешения? Того Малфоя, который нуждался в нем. Он и раньше был нужен другим людям, но никогда – только для того, чтобы охранять их от ночных кошмаров и собственных демонов. Им всегда было нужно что-то другое, гораздо более сложное – они искали в нем спасение, пристанище, надежду. Надежда – слишком хрупкая вещь, чтобы ее можно было найти у Гарри Поттера, прожившего одиннадцать лет в чулане под лестницей. А всего лишь прикосновение и избавление от кошмаров?.. Он мог дать это. Даже Малфою. Даже несмотря на то, что Малфой был всем, что Гарри должен был ненавидеть. И ненавидел... раньше. Малфой повернулся и сонно улыбнулся ему. Если бы он был собой, он бы оскалился или нахмурился. Но эта мягкая и теплая улыбка... еще немного, и Гарри не смог бы это вынести. Потому что он мог поцеловать человека, который нуждался в нем так же, как Малфой, но того, который так ему улыбался, он мог бы полюбить. Гарри затаил дыхание, пока Малфой не закрыл глаза и не заснул снова, а затем скатился с кровати, торопливо оделся и выскочил из комнаты. В кухне была Панси. Она бросила на него холодный взгляд через плечо и продолжила рыться в буфете. – Что-то ты бледный сегодня. Плохо спал? – У тебя богатое воображение, знаешь ли, – огрызнулся Гарри. Она ухмыльнулась. – Ты уверен, что это воображение? – она ни секунды не сомневалась, о чем он говорит. – Да. Именно! Закрыв дверцу буфета, Панси пожала плечами. – Как скажешь, Поттер. Я пойду приму душ, у тебя ведь есть полотенца в ванной? – Не дожидаясь ответа, она прошествовала по коридору и захлопнула за собой дверь. Он уставился ей вслед, а затем вошел в кухню, чувствуя себя совершенно измотанным. Пробежав рукой по торчавшим во все стороны волосам, он покачал головой. – Должно быть, это заразно, – пробормотал он, имея в виду безумие. И тут раздался стук в дверь. Он резко повернулся, и некоторое время просто смотрел на нее, забыв, как дышать. Наконец он осторожно выдохнул и попытался взять себя в руки. Никто не знал, что Панси с Малфоем у него, а значит, бояться нечего. Он приоткрыл дверь. Увидев Чарли, ему сразу же захотелось сделать вид, что его нет дома. – Гарри! – Бледный, всклокоченный, с покрасневшими усталыми глазами, Чарли выглядел скверно. – Можно войти? – Да, конечно, – ответил Гарри. Потому что это из-за него Чарли выглядел так. Это из-за него у Рона в глазах был тот же мучительный вопрос. По его вине забрали Джинни... Чарли зашел в квартиру. Гарри извинился и вышел из комнаты. Подойдя к ванной, он открыл дверь Алохоморой и проскользнул внутрь. Внутри стояла густая стена пара. Стекла его очков мгновенно запотели. – Панси? – прошептал он. – Это я. – Поттер, – прошипела она, вцепившись в край прозрачной занавески. Несмотря на это, она вовсе не казалась смущенной его присутствием. – Какого черта тебе надо? – Ко мне пришли, – сказал он. – Оставайся здесь, никто не должен знать, что вы у меня, особенно Чарли. Я постараюсь от него побыстрее избавиться. Оставайся здесь, пока я не приду и не скажу, что ты можешь выйти, хорошо? – Посмотрим, – пробормотала она. Гарри был вовсе не убежден, что она собирается подчиниться, но от всей души надеялся, что она хотя бы не наделает глупостей. Зачаровав дверь, чтобы она не пропускала звука льющейся воды, Гарри вернулся в гостиную. От густого пара на его волосах сконденсировались капли воды. Когда он скользнул в комнату, Чарли уже сидел на диване. – Я проходил мимо, – сказал Чарли. – Подумал, что могу заскочить посмотреть как ты. – У меня все хорошо, – ответил Гарри. – После обнаружения нового проклятия вы больше ничего не предпринимали? – Нет. Мы все пытаемся найти средства от него, – ответил Гарри. – М-м-м... – Чарли слегка поерзал на месте, старательно отводя взгляд. – Я скучал. – Д-да?.. – слабо спросил он. Его колени ослабели, и он упал на противоположный конец дивана. Он уже понял, что продолжение разговора не обещает ему ничего хорошего. – Да. Он прикрыл глаза и, попытавшись взять себя в руки, глубоко вздохнул. Когда он открыл их, Чарли сидел рядом с ним, с тревогой разглядывая его лицо. – Ты в порядке? Ты выглядишь больным. – Все отлично, - сказал Гарри. Он попытался придумать, что сказать, чтобы заставить Чарли уйти и одновременно не ранить его чувства – потому что Гарри причинил семье Уизли уже достаточно зла. Чарли поднял руку и дотронулся до его лица. – Ты выглядишь усталым, – сказал он. – Я тоже мало сплю. С Джинни происходит что-то ужасное, я думаю, что с каждым днем ей становится только хуже. Рон очень боится за нее. Гарри вздрогнул. – Я... мне очень жаль, – прошептал он. – Это все из-за меня... Чарли не стал его разубеждать, говорить, что это не его вина, что он прощает его – а только молча изучал его лицо. А затем наклонился к нему и поцеловал. Все это случилось из-за него. Уизли доверили Джинни Гарри, а он не смог ее уберечь. Он оказался недостаточно сильным, чтобы защитить ее. И поэтому Гарри поцеловал его – и вложил в ответный поцелуй всю силу своего отчаяния, желания, чтобы все было по-другому, желания заслужил хоть в какой-то мере прощение – за то, что разрушил семью, которая когда-то приняла его со всею своей любовью. От переполнявших его чувств Гарри задрожал. – Ты весь дрожишь, – прошептал Чарли, прижимаясь к нему лицом. – Да... А потом Чарли поцеловал Гарри в шею. Гарри продолжал дрожать – но теперь это была смесь вины и ужаса. Он хотел убежать, но голос в голове повторял, что он заслуживает все, что происходит. Может, если он попробует пережить это еще раз – сколько потребуется – он сможет когда-нибудь, наконец, заработать себе прощение... Если это то, что нужно Чарли, он должен дать ему... Но паника не отпускала. Он закрыл глаза и задержал дыхание. Чарли ничего не замечал. Он стянул через голову его рубашку, и Гарри вздрогнул – звук рвущегося рукава внезапно нарушил тишину. Гарри лежал совершенно неподвижно, практически задохнувшись от неконтролируемого ужаса, а Чарли, наверное, думал, что он дышит так, потому что... Когда Чарли положил его на спину и распластался поверх него, Гарри закрыл глаза. Чарли целовал его в шею, глаза, губы – он не шевелился. А потом руки Чарли опустились ниже, борясь с застежкой на его штанах – и тогда он не выдержал. Подняв руку, он положил ее Чарли на плечо: – Пожалуйста... – прошептал он. Это было все, что он мог из себя выдавить. – Пожалуйста, пожалуйста, Чарли... – всхлипывал он, но Чарли его не понял. Тогда Гарри слабо толкнул его в плечо. В глазах его появились слезы – но Чарли не слушал, не смотрел... – Не надо... – наконец, хрипло прошептал Гарри. – Пожалуйста, не надо... я не могу, прости, я... Чарли испуганно поднял голову, широко раскрыв глаза. – Гарри? – озабоченно спросил он. – Гарри, в чем дело? И Гарри не смог ему ответить – даже если бы от чувства вины у него не кружилась голова, а тяжелый ком в горле не мешал ему говорить. Как он мог отказать Чарли в этом, после всего, во что по его вине превратилась его жизнь? После всего, во что по его вине превратилась жизнь всех Уизли? Слезы внезапно потекли по его лицу. Много, много слез... Внезапно со вспышкой света какая-то неведомая сила оторвала Чарли от Гарри и отбросила его к дальней стенке, отбив кусок штукатурки. Некоторое время Гарри просто ошеломленно лежал на месте, а потом медленно-медленно сел. В дверях с весьма удовлетворенным видом стояла Панси, держащая в руке палочку. Малфой привалился к стене рядом с ней. На его холодном бледном лице ничего нельзя было прочитать. - Что... что вы делаете? – прошептал Гарри, медленно поворачиваясь к Чарли, лежащему без сознания у дальней стены. - То, что он заслуживает – насколько я могу судить, - легко объяснила Панси, отводя палочку. - Заслуживает? – крикнул Гарри. – Это я заслужил все это! - Ты сказал, что если он еще раз дотронется до тебя, ты умрешь, - очень тихо сказал Малфой. С трудом оторвавшись от стенки, он вошел в комнату. Он выглядел уже лучше, хотя и все еще очень слабым. - Значит, я заслуживаю того, чтобы умереть! – закричал Гарри.- Ты просто не понимаешь! Он нуждается во мне – и если это то, что я могу ему дать, значит, я дам ему это, потому что тогда, может быть, когда-нибудь я сумею рассчитаться с ними за все, что я им сделал! – слезы по-прежнему текли у него из глаз, он давился словами, но продолжал говорить. - А по-моему, не похоже, чтобы ты этого так хотел. – Стоя в дверях кухни, Панси неожиданно мягко смотрела на него. Гарри содрогнулся и глубоко вздохнул. – О Господи, - прошептал он, закрывая глаза. Малфой тронул его за плечо и очень тихо, так, что даже Панси не могла его услышать, сказал: - Ты не сделал ничего, за что ты должен был бы платить – а тем более таким способом. Слезы жгли ему глаза, но он открыл их и посмотрел на Малфоя, медленно качая головой: – По моей вине Джинни украли... мучили и насиловали. По моей вине Рон был ранен и теперь не может использовать магию... по моей вине мистера и миссис Уизли убили. На губах Малфоя появилась очень неприятная улыбка. - Мучили и насиловали? – мягко спросил он. – Это то, что сказала вам Джинни? - Джинни ничего не сказала. - С ней не делали ничего, чего бы она сама не хотела, - несмотря на то, что он тяжело дышал от усилий, потребовавшихся, чтобы дойти сюда от спальни, говорил он не сбиваясь. – Что до остального... – он пожал плечами. – Уизли не обязан был участвовать в битве, ты его не заставлял. Ранения на войне неизбежны. Артур Уизли знал это, когда выбирал проигрывающую сторону. До того, как Гарри смог ответить, Чарли слабо застонал и открыл глаза. Гарри повернулся к нему, сбросив со своего обнаженного плеча руку Малфоя, но неожиданная вспышка ярости в глазах Чарли заставила его замереть. - Малфой... – прошипел Чарли. Гарри отступил в сторону так резко, что чуть не упал, и рука Малфоя соскользнула, наконец, с его плеча. Но это уже не имело значения: Чарли уже заметил. - Ах, - Панси широко ухмыльнулась. - Какое несчастье! Чарли двигался со скоростью, которую трудно было ожидать от человека, только что пролетевшего через всю комнату. Он не стал атаковать ни Гарри, ни Малфоя, ни Панси – двое последних внимательно смотрели на него, с нетерпением ожидая его реакции. Гарри же был парализован ужасом. После того, как Чарли аппарировал, Гарри просто постоял некоторое время с закрытыми глазами, а потом сдавленным голосом сказал: - Вы должны уходить. - Куда? – огрызнулась Панси, выходя из кухни с яблоком в руке. – Я его не боюсь. - Он пойдет в Министерство. Вы должны уходить. - Мы никуда не пойдем, - холодно сказал Малфой. На мгновение Гарри удивился тому, что они так настаивают на том, чтобы остаться, – когда совсем недавно изо всех сил стремились к противоположному. - Кроме того, он ничего не может тебе сделать, - пояснила свою мысль Панси. - Ты же Гарри Поттер. - Перси отказался от всей своей семьи, когда думал, что они собираются пойти против Министерства, - фыркнул Гарри. – Любой из них отвернется от меня за то, что я предоставил убежище не просто врагам, но именно Малфою. Особенно с тех пор как похитили Джинни. - Ну и что теперь? – оскалился Малфой. – Ты собираешься отпустить нас и отрицать все, что скажет Чарли? Поттер, они все равно выяснят это, используя Зелье правды! - Они арестуют меня как шпиона, - тихо сказал Гарри. Он достал подписанный Панси лист пергамента и уничтожил его. – Я задержу их, чтобы вы могли уйти. Панси сузила глаза: - Почему ты хочешь отпустить нас и сдаться им, чтобы предоставить нам шанс? Посмотрев на Малфоя, Гарри ответил: - Потому что я кое-что должен Малфою. Внезапно Малфой опять оказался прямо перед ним. Он хмурился: - Ты думаешь, что чертовски должен всему миру, Поттер! – огрызнулся он. - Просто убирайтесь отсюда! – заорал Гарри. – Они придут с минуты на минуту! Вне себя от ярости Малфой сжал челюсти, потом повернулся и молча пошел в спальню. Мгновение спустя он вышел, держа в руках один из свитеров Гарри. Побледневший и задыхающийся от напряжения, Малфой резко натянул свитер через голову Гарри, прикрывая его обнаженную грудь. Гарри просунул руки в рукава. Затем он крепко обнял себя и слабо всхлипнул, чувствуя, как в его глазах собираются слезы. Мрачно взглянув в сторону Гарри непонятным взглядом, Малфой прошипел: - Не думай, что я не приду за тобой, Поттер, - а затем взял Панси за руку и аппарировал из квартиры. *** Помещение, выделенное Министерством Магии для допроса шпионов, навевало тоску. Гарри не знал, сколько времени он уже провел здесь, пытаясь оправдаться перед бесчисленными чиновниками, ни одного из которых он никогда до этого не видел. Почти безразлично он раздумывал, сможет ли Дамблдор вытащить его отсюда и захочет ли он хотя бы попытаться. В центре комнаты стоял шатающийся металлический стол и три кресла, в одном из них на данный момент сидел он, другие пока оставались пустыми. Пол был выложен коричневой плиткой, облупившаяся известка обнажала серые каменные стены. Прямо напротив Гарри находилась единственная дверь. Он тупо смотрел на нее. Его запястья были прикованы к ручкам кресла. Если еще хоть кто-нибудь посмеет спросить его «Почему, Гарри? Почему?», он обязательно закричит. Он знал, что, если бы он не был Гарри Поттером и был пойман за укрывательство сына Люциуса Малфоя, к настоящему моменту его бы уже казнили. Никто из Уизли так и не пришел. Но ему показалось, что некоторое время назад он слышал крики Рона. Но пытался ли Рон защитить его или, наоборот, требовал наказания, Гарри не знал. Когда дверь открылась, Гарри поднял глаза. Вошел Люпин, и Гарри похолодел. - Гарри, - в голосе его бывшего профессора не было ни тени улыбки. – Ты – последний человек, которого я ожидал встретить в таком положении. Гарри вызывающе выпятил подбородок: - Я не шпион, если вы это хотите сказать. Что бы вы ни думали, это правда. - Чарли Уизли сказал, что ты позволил Драко Малфою и Панси Паркинсон находиться в твоей квартире и отвлекал его, когда они пытались ускользнуть. - Он именно так и сказал? – спокойно переспросил Гарри. – «Пытался отвлечь его»? - А что же тогда это было? - Наказание. - Чье? - Мое. Люпин вздохнул. - Гарри. Я хочу тебе помочь. - Тогда вытащи меня отсюда, - Гарри пожал плечами - насколько позволяли оковы. – Я не сделал ничего, понижающего наши шансы на победу, ты же знаешь. - Я знаю, Гарри, но факты свидетельствуют об обратном. - Пошли они все. Люпин осторожно продолжил: - Я знаю тебя и знаю, что ты не хотел, чтобы что-то случилось с Артуром и Молли. Я знаю, что ты не хотел, чтобы Джинни похитили пока она находилась с тобой. И я знаю, что ты сделал все, что мог, чтобы защитить Рона, когда он получил ранение. Но министерские чиновники не знают тебя так, как я, не знают, что ты никогда не причинил бы им вреда. И что теперь? Все улики говорят против тебя. Гарри уже не чувствовал себя способным встретить вызов – не теперь, когда все его прошлые грехи швырнули ему в лицо. - Пусть провалятся со своими уликами, - сказал он слабым голосом. Может, это была часть его наказания? Может, если он согласится со всеми обвинениями, это даст им основания наказать его за то, что он сделал Уизли? Может быть, он наконец должен расплатиться за все... - Гарри. Почему ты позволил Драко Малфою находиться в твоем доме? Закрыв глаза, Гарри глубоко вздохнул. – Он мой старый друг, - сказал он. Если они хотят этого, они это получат – потому что он заслуживал смерти. – Он мой старый друг по школе. Я много месяцев передавал ему наши секреты. - Ты лжец! – прорычал Люпин. Гарри никогда раньше не видел, чтобы в человеческой форме Люпин был так близок к тому, чтобы потерять контроль над собой. – Скажи мне правду, Гарри, потому что это твой единственный шанс. Министерство считает доказательства неоспоримыми. Поэтому они хотят казнить тебя даже без использования Веритасерума. У тебя есть последний шанс. Почему ты впустил его в свой дом? Гарри побледнел и дрожащим голосом прошептал: - Может, я заслуживаю того, чтобы умереть. - Почему? – закричал Люпин. – Почему ты думаешь, что заслужил это? Я же знаю, что ты не шпион! Его глаза горели от непролившихся слез. Гарри открыл их и сказал с безнадежностью в голосе: - Вы не понимаете. Я действительно убил их. Мистера и миссис Уизли. Они мертвы, потому что я идиот! Я как никто заслуживаю смерти. И из-за Джинни и Рона тоже. Если они хотят, чтобы я получил наказание, я приму его. - Гарри. Послушай меня. Ты сделал все, что мог! - Но этого оказалось недостаточно! - Никто не смог бы спасти их после того, что им пришлось испытать. - Я не кто-нибудь. Я – Мальчик-Который-Выжил. Я же этот самый чертов герой. И посмотрите, сколько страданий, смерти и боли я не смог предотвратить! Люди ждут, что я буду вести их, когда по моей вине мой лучший друг теряет все, что было для него дорого! - У него по-прежнему есть ты. Для него встреча со мной – худшее, что когда-либо могло с ним случиться, - прокричал Гарри. – За это я не заслуживаю ничего, кроме смерти. За все это. Тяжело дыша в попытке сдержать раздражение, Люпин упорно стоял на своем: - Люди на войне гибнут, Гарри. И те, кто их любят, страдают от этого. Такова цена. Я не позволю тебе стать случайной жертвой войны из-за ложного чувства вины! - Ты ничего не можешь сделать, - тихо сказал Гарри. Долгое время Люпин молча смотрел на него, а потом резко поднялся. - Перед тем как они заберут тебя, Дамблдор хочет повидаться с тобой. Гарри уставился на пустой стул. Он ответил, когда Люпин почти уже скрылся в дверях: - Спасибо, Люпин, - сказал он тихо. – За то, что пытаешься что-то сделать, и за то, что веришь в мою невиновность. Люпин ничего не ответил. Когда некоторое время спустя дверь открылась, Гарри даже не поднял головы. - Я не извиняюсь, - сказал он, по-прежнему уставившись на стол. – Если вы хотите, чтобы я плакал и умолял вас спасти меня, я не буду. - Я просто счастлива, Поттер. Гарри резко вскинул голову. В дверях с довольным видом стояла Панси. – Панси? Какого черта ты здесь делаешь? – удивленно воскликнул он. - Я пришла за тобой, - она ухмыльнулась. – Пришлось кое-кого убить, чтобы сюда добраться. Не думала, что дойдет до этого. Я могу быть почти невидимой, когда хочу. Гарри ее не слушал. - Где Малфой? Ты оставила его одного? Я ничем не могу ему помочь, если случится приступ, – она прошла в комнату, закрыв за собой дверь, и присела рядом с ним, используя палочку, чтобы распутать хитрые Связывающие чары, наложенные на него работниками Министерства. - Почему ты пришла? – после долгого молчания спросил Гарри. За это время Панси умудрилась освободить ему запястья. - Ты ему нужен. - Зачем? Она бросила на него раздраженный взгляд. – Ты еще не понял, Поттер? Это - магия дементоров. А какая единственная защита против такой магии? Гарри прикрыл глаза. - Патронус. - Молодец, - оскалилась она. – И кто из нашего выпуска - самый сильный Патронус? И вообще - его? Ты! - Что? – прошептал Гарри, пока она освобождала его лодыжки. – Я не понимаю. Я его кто? Она нетерпеливо фыркнула. – Его Патронус. Не все обладают необходимым количеством воспоминаний, чтобы создать свой собственный. Гарри ошеломленно покачал головой. - Уверен, что у вас есть те, кто могут справиться с этим так же эффективно. Не понимаю, почему ты рискуешь всем, чтобы освободить меня! - Больше никто не может, - сказала она ему, освобождая одну лодыжку. – Это не должно тебя удивлять – ты же Мальчик-Который-Выжил. Ты был способен на многое, еще когда был ребенком. Конечно, ты в курсе. Ты же пережил Смертельное проклятие. И конечно, твое прикосновение дарит новую надежду и прочее дерьмо... – она помахала в воздухе рукой. – На самом деле есть еще кое-что, но сейчас нет времени. Он говорил тебе, что у него за кошмары? - Нет, - Гарри поднялся на ноги. - Я знаю, что это, и поэтому сделаю все, чтобы помочь ему. Ты идешь сам, или мне придется связать и тащить тебя? - Я пойду сам, - ответил он. Она ослепительно улыбнулась и взяла его за руку, вытаскивая из кармана портключ – старенького игрушечного мишку. Гарри почувствовал знакомый рывок в животе и ощущение, что он прорывается куда-то. Он зажмурился и не открывал глаза, пока Панси не выпустила его руку. Они оказались в похожем на пещеру месте, освещенном масляными факелами, прикрепленными к покрытым влагой каменным стенам. Из узкого помещения с низким потолком, в котором он стоял, выходил изгибающийся проход, теряющийся во мраке. - Где мы? - Не думай, что я поведаю тебе все наши секреты, - она улыбнулась дразнящей улыбкой. – Ходят слухи, что ты шпион. – Приглашающе махнув рукой, она начала спускаться по туннелю. – Мы в подземельях, сюда можно попасть только через портключ или с теми, кто точно знает, где это находится, а это знают только Малфои и я – только потому, что Драко мне сказал. - Тогда об этом месте знает и Люциус Малфой? – в панике спросил Гарри. - Не бойся, его здесь не будет. Он отказался от сына. Какому уважающему себя человеку нужен выживший из ума наследник? – саркастически спросила она. – Пойдем. Гарри последовал за ней, теряясь в догадках. – Я все равно не понимаю, о чем ты говоришь. Почему Малфою нужен именно я. - Ну как, ты же - путь во мраке, надежда и прощение. Герой, – безучастно проронила она, обернувшись через плечо, и слова ее отозвались эхом в пустоте пещеры. - Но я не знаю, что надо делать... – прошептал он. Она повернулась к нему. Ее улыбка была вовсе не доброй. – А тебе и не нужно знать, что делать, ты просто такой. Свет в тебе воздействует даже на нас, - в ее словах звучала изрядная доля сарказма, но Гарри, тем не менее, почувствовал себя чуть более уверенно. Она привела его в другую пещеру, где стояла кровать, на которой лежал Малфой. Он спал и выглядел уже на порядок лучше, хотя и все еще слабым. Темные круги под глазами немного уменьшились, а дыхание стало более спокойным и ровным. - Зелья уже начали исцелять тело и возвращать ему силу. Безумие отступает от него, - сказала Панси. Гарри в ужасе застыл. Этот Малфой был не тем человеком, которого он поцеловал и в которого начал влюбляться. Не тем истончившимся Малфоем, который засыпал в его объятиях каждую ночь. Это был Малфой, который убивал с улыбкой на губах, называл Гермиону грязнокровкой и вызывал в Роне желание совершить убийство. Это был сын Люциуса Малфоя, и Гарри, наконец, почувствовал, какой невероятной глупостью было забыть об этом. *** Джинни лежала на спине и широко раскрытыми глазами смотрела в потолок. Она не знала, сколько уже так лежит, не могла вспомнить, когда это началось. Все стало таким неправильным – уродливым смешением образов и звуков, закружившим ее в каком-то сводящем с ума кошмарном сне, который, как она внезапно поняла, был вовсе не сном. И все это случилось по вине Рона – это он разбил хрупкий хрустальный шар памяти, в котором заключался ее мир, старательно воссозданный в ожидании момента, когда за ней придет Люциус и наконец заберет ее. Это была его вина. Его. Она спала, когда он вошел в ее комнату и разбудил ее. Она не хотела просыпаться – а хотела лежать и видеть во сне руки Люциуса, ласкающие ее, слышать его голос. Но Рону не было до этого никакого дела. - Джинни! Джинни! – звал он, пытаясь ее разбудить, и она проснулась. – Тебе снился кошмар, - сказал он, погладив ее по волосам. Он стал кошмаром ее жизни. - Нет! – крикнула она, оцарапав ему руку. Он отдернул ее, и Джинни почувствовала его страх. - Джинни, - умоляюще сказал он. – Я не собирался тебя пугать. Она поднялась и быстро подошла к окну. - Я больше так не могу, - что-то в голове на мгновение прояснилось. – Я должна идти. Я должна идти, потому что нужна ему. Без меня у него не будет света, он не умеет смеяться, поэтому я должна смеяться вместо него... Рон схватил ее за руку. Она пыталась вырваться, но не могла. - Драко Малфой – ничтожество! Как ты можешь покинуть меня... нас – ради него? Она застыла, а потом медленно повернулась к нему лицом. Их лица были так близко, что почти касались друг друга. - Драко? – тупо переспросила она. - Мы не будем об этом вспоминать, Джинни. Мы забудем все, что случилось, с Драко, со всем этим. Пожалуйста, давай забудем – и ты по-прежнему будешь моей маленькой сестренкой! Пожалуйста! Она коснулась его лица и нахмурилась. - Я же уже сказала. Я сказала, но ты не слушал. Ты никогда не слушаешь! Это вовсе не Драко. Это Люциус. Рон вздрогнул. Она не знала, вспомнил он наконец или намеренно предпочел забыть. - Нет, - сказал он. – Он не мог... это сделать. Он... он слишком стар! Она ослепительно улыбнулась – потому что он наконец понял. - Да, не мог, - подтвердила она. – Потому что он любит меня. - Что? Джинни… Джинни, черт, ты сошла с ума! – воскликнул Рон. Его голос дрожал от сдерживаемого желания... Рон хотел схватить и трясти, трясти ее... стукнуть ее об стенку, чтобы вбить, наконец, в нее немного разума! Она замотала головой, потому что не могла ему верить, потому что это была неправда. Она не сошла с ума, и любовь Люциуса была единственным, что сохраняло ей рассудок... Если то, что увязло в бесконечной смене образов и видений, можно было назвать рассудком. Она знала, что сама ее жизнь зависит от того, сможет ли она сохранить эти воспоминания – словно тонкий слой мерзлого снега, она могла проломиться, стоило только кому-нибудь усомниться в их существовании. И вот это случилось. Она почувствовала, как в душу начинает закрадываться страх. Нет, Рон говорит неправду. Она не сумасшедшая, и Люциус любит ее. - Ты лжешь! - Если он любит тебя, почему же, черт возьми, он сделал это с тобой? Когда Гарри нашел тебя, ты лежала без сознания и была вся в крови! Если бы он любил тебя, разве мог он так поступить с тобой? - Это был не он, не он! Это был В... Волдеморт... – потерянно сказала она. Голос ее надломился. - Если он любит тебя, то где же, черт возьми, он сейчас? Сидит себе в Малфой-мэноре как чертов король, а ты здесь тратишь время зря, изображая Спящую красавицу! Его здесь нет, Джинни, нет, здесь я! И я люблю тебя так, как, черт побери, он никогда не будет! Он не придет за тобой. Если он любит тебя, то почему он позволил тебе уйти? Потому что я бы никогда так не сделал. Я не отпущу тебя, Джинни! Никогда! Она ошеломленно уставилась на него. Слезы обожгли глаза и хлынули по бледным щекам. Слабо всхлипнув, она попыталась вырваться, выкрутиться из его рук, освободиться, сделать хоть что-нибудь – и не слышать, не верить в то, что он сказал, потому что все, что он сказал, было ложью. Это не могло быть правдой. Ведь все, чем она была, все, что он из нее вылепил, все было ради любви. И он поклонялся ей. Она принадлежала только ему. Но его здесь не было, а Рон был. И он не пришел за ней, когда Драко украл ее. Хрустальный мир, так тщательно воссозданный ею, начинал рушиться. Все вокруг трескалось и ломалось. Она упала Рону на грудь и сломленно заплакала, вцепившись руками в его свитер. Она помнила, что этот свитер связала их мама. Связала на последнее Рождество, когда была еще жива. - Ш-ш... – прошептал Рон, поглаживая ее волосы. – Все в порядке. Прости меня. Пожалуйста, прости! Он отнес ее на кровать и медленно опустил, покрывая лицо поцелуями, стирая с него слезы. И Джинни позволила ему. Потому что Люциус был не здесь. А может быть, его никогда и не было... *** Пенси оставила его одного – в комнате со спящим Малфоем. Теперь их роли существенно поменялись – на этот раз Гарри был узником. Его удивило, почему она не забрала у него палочку и оставила наедине с Малфоем, которого так стремилась защитить. Гарри с легкостью мог задушить его во сне и все было бы кончено. Но почему-то вместо этого он сел на холодный каменный пол, обнял колени руками и принялся изучать спящего Малфоя, размышляя, как много слышал Малфой из безумной теории Панси и насколько он с ней согласен. Потому что очевидно, что это была ошибка. Все это не имело никакого смысла. Ему в голову пришла мысль, которую он тут же отогнал, что, когда Малфой обещал вернуться за ним, он, очевидно, хотел сделать это только из-за того, что Гарри единственный мог ему помочь. Он представил себя до конца жизни привязанным к Малфою, дотрагивающимся до него всякий раз, когда безумие грозило вернуться, но почему-то эта мысль не вызывала того ужаса, который должна была вызывать. Скорее даже, она успокаивала – потому что Малфой не позволял никому трогать себя даже пальцем. Кроме Гарри. Потом он подумал о Люциусе Малфое. Каким нужно быть отцом, чтобы отказаться от собственного сына только потому, что тот попал под проклятие, которое тот сам же и помог создать? Подумал о других жертвах проклятия и о том, почему он не ненавидит Малфоя – несмотря на то, что и он принимал участие в этом безумии. Но больше всего он размышлял о том, вспомнит ли Малфой их почти не-поцелуй, когда проснется. Гарри был так погружен в мысли об этом почти не-поцелуе, что даже не заметил, что Малфой проснулся и молча разглядывает его уже минут десять. И только заметив это, он подскочил с места. - О, Малфой, - торопливо сказал он. – Я думал, ты еще спишь. Малфой определенно выглядел лучше. Глаза прояснились и больше не казались безжизненными, взгляд стал почти прежним – живым и острым, таким, каким Гарри помнил его со школы. Он осторожно сел на постели. Одеяло, которым он укрывался, при этом опустилось почти до пола. - Поттер, - сказал он, наклонив голову и странно улыбаясь. – Так она успела перехватить тебя до исполнения приговора? - Не понимаю, зачем было тратить время, - тихо ответил Гарри. – Я заслужил все это. - Зачем же тогда ты пошел за ней? Ты мог бы сопротивляться и звать на помощь, чтобы она не смогла сбежать. Он взглянул на Малфоя и быстро отвел глаза. - Потому что, может быть, я сумею сделать что-нибудь еще, а не просто заплатить за то зло, которое причинил другим. Тихо и недобро рассмеявшись, Малфой спросил: - И что бы это могло быть? - Я мог бы тебя спасти. Сначала Малфой ничего не ответил, а потом поднялся и вышел из комнаты со словами: - Я не хочу, чтобы ты меня спасал, Поттер. Он вышел до того, как Гарри смог ответить, но Гарри все равно прокричал ему вслед: - Тогда какого черта ты притащил меня сюда? Странный смех был ему единственным ответом. Гарри совершенно точно не собирался покидать комнату. И определенно он не собирался бежать вослед глупому придурку и что-то ему кричать. Очевидно, его безумие уже начинало сказываться даже в моменты просветления. Поэтому он сперва подождал три минуты, а уже потом сорвался с места. Он следовал на звук голосов и вышел по коридору в другую комнату. Пенси и Малфой сидели за деревянным столом. Под каменным потолком парили свечи, бросая вокруг мерцающие тени. Панси заставляла Малфоя есть, предлагая ему тыквенный сок, виноград и яблоки, а Малфой смеялся и дразнил ее. Очевидно, ему было гораздо лучше. Гарри решительно вошел в комнату, и атмосфера немедленно изменилась. Но его это ни капли не волновало. - Хорошо, - воскликнул он. – А теперь кто-нибудь из вас, черт побери, объяснит мне, какого хрена вам надо было тащить меня сюда! - По-моему ты должен быть благодарен, - спокойно сказал Малфой, откусывая яблоко. – Думаю, к этому времени они бы успели тебя казнить. - За всю свою гребаную жизнь ты ни разу не сделал что-нибудь для кого-то другого, Малфой, - сердито сказал Гарри. - Естественно, я сделал это для себя: как ты мог заметить, сейчас я немножко проклят. - Только что ты сказал мне, что сделал это не поэтому! – раздраженно огрызнулся Гарри. – Ты сказал, что тебе не нужно, чтобы я тебя спасал! - Ну хорошо, мне не нужно, - пожал плечами Малфой. – Я хочу, чтобы ты сделал гораздо больше. - Вот с этого ты должен был начать! Я, черт побери, не умею читать мысли! Чего ты хочешь? На этот раз ему ответила Панси: - Есть одно непредвиденное осложнение. Некий побочный эффект, проявившийся совсем недавно. Мы начали использовать это проклятие, не проведя достаточных исследований, - впервые за все время разговора Панси казалась немного смущенной. - И что это за побочный эффект? – Гарри в панике взглянул на Малфоя, как будто всерьез ожидал увидеть этот эффект на его лице. Но, конечно, там ничего не было. - Оно передается другим. Гарри прошиб холодный пот. Некоторое время он просто смотрел на нее. Все вокруг – включая заколдованные свечи – казалось, замерло. А затем он хрипло прошептал: - Что ты имеешь в виду под «передается другим»? - Я имею в виду, что каждый, вошедший в контакт с жертвой проклятия, рано или поздно начинает испытывать схожие симптомы. Каждый. За исключением тебя, - она со значением посмотрела сначала на него, а потом на Малфоя. – Драко каким-то образом умудрился тебя не заразить. Я заразилась еще до того, как пришла за ним к тебе. Различие между непосредственными жертвами проклятия, теми, кто был напрямую поражен им, и теми, кого они заразили, состоит в том, что вторые начинают испытывать его воздействие постепенно, с каждым прошедшим днем им становится хуже и хуже. С самого начала заражения я принимаю зелья, поэтому я и не так страдаю. Но дальше будет хуже, - Панси пожала плечами и отвела глаза. Повисла неловкая тишина. - Оно воздействует... на каждого? - Заразились все наши, входившие в контакт с теми, на ком проводились испытания. И заражение движется дальше. Число людей с симптомами проклятия увеличивается экспоненциально - с каждым часом их становится больше в несколько сотен раз. Многие даже не осознают, что инфицированы, пока не начинают проявляться симптомы. А они проявляются через несколько дней после вхождения в контакт с проклятым. Это эпидемия, и, медленно, но верно, она поразит каждого мужчину, женщину и ребенка, - она говорила все тише и тише, избегая взгляда Гарри. - Какого рода должен быть контакт? – прошептал он. - Достаточно просто дотронуться. Даже если случайно коснуться плеча. - И заражаются все? - Да. Все, кроме тебя. Гарри вздрогнул, но ничего не сказал. На какое-то время они опять замолчали. Малфой внимательно наблюдал за выражением его лица, вероятно, ожидая какой-то реакции, но Гарри не мог понять, какую именно реакцию он хочет от него получить. Наконец, верх одержала ярость: - И вы позволили этому выйти из-под контроля? И теперь каждый должен сойти с ума, только потому, что вы и ваши гребаные союзники не предусмотрели, что это случится? Только потому, что так уж получилось? Вы даже не подумали о том, что это может произойти? Просто обрекли людей всего мира на вечное блуждание в собственных кошмарах? И все для того, чтобы утвердить... свое превосходство? Превосходство чистокровных волшебников? Проклятью же все равно, оно поражает каждого, независимо от чистоты его крови, и вы говорите, что оно неизлечимо и никто не может ничем помочь? - Может, - тихо ответил Малфой. – Ты. Гарри тупо уставился на него. Панси нарушила молчание, сухо сказав: - И кстати, Поттер, для того, кто не знает, как быть героем, это была весьма героическая речь. - Ваше проклятие рано или поздно поразит каждого ни в чем не повинного человека на земле, и вы хотите, чтобы я как-то остановил все это? – резко сказал Гарри, игнорируя Панси. – И каким образом? – тонким голосом закончил он. Малфой пробежал рукой по волосам, впервые за все время разговора выглядя не очень уверенно. - Мы не знаем, - признал он. - Черт, - прошептал Гарри, зажмурив глаза. – Но почему я? Почему я до сих пор не заразился? - Мы не знаем, - сказал Малфой. – Только то, что ты общался со мной долгое время и до сих пор мы не заметили ни одного симптома. Их и нет, так? Ни одного? - Ты имеешь в виду кошмары или безумие? – слабо сказал Гарри, вспоминая не-поцелуй. – Или и то и другое? - И то и другое. - Все это уже превратилось в кошмар, - подумав, ответил он. - Ты знаешь, что я не это имел в виду. - Нет. Пока ничего, - Гарри повернулся. – Но почему? Почему у меня... то есть на третьем курсе я переносил присутствие дементоров гораздо хуже, чем любой из вас. Почему именно у меня иммунитет к проклятию? - Я не совсем уверен, - Малфой опять внимательно его изучал. – Но думаю, это что-то, связанное с Патронусом. - Поэтому ты и забрал меня сюда. Чтобы выяснить это. - Да, - Малфой слегка улыбнулся – улыбка, мелькнувшая на его губах вывела Гарри из равновесия. Но он уже заметно устал и поморщился от напряжения. Панси немедленно вскочила на ноги и стала его бранить, пытаясь заставить вернуться в постель. Когда они вышли, Гарри взял яблоко, оставленное Панси, и уставился на него, глубоко задумавшись. Если Панси говорила правду, тогда медленно, но верно болезнь распространится повсеместно, независимо от того, попал ли человек под проклятие. Поэтому у них еще оставалось время. Но это также означало, что и Дамблдор, и семьи пораженных в схватке, в которой он участвовал, врачи, сестры и все люди, до которых они дотрагивались, все поражены. С тех пор прошло уже много дней. Даже если они до сих пор не почувствовали болезнь в полную силу, у них уже должны проявляться симптомы. Панси вернулась и, рассматривала его, остановившись в дверном проеме. Не глядя на нее, он сказал: - Если я это сделаю, если я каким-то образом найду способ излечить проклятие, вы используете его только для своих? И оставите наших больных умирать? Панси фыркнула. - Не будь идиотом. Они тут же заразят наших. Кроме того, мне совершенно все равно, кто на какой стороне. Все, что я хочу – это избавить Драко от его кошмаров. Я - на его стороне. А все остальное мне безразлично. Гарри посмотрел на нее. - Ты его любишь. - Это очень легко делать, - просто ответила она, перед тем как уйти. Глава 5. Отсрочка Пожалуйста, не умирай Или мне придется тоже. Ты, конечно, сразу в рай А я не думаю, что тоже… * Пещера была точной копией той, где он застал Малфоя. Вокруг лежали книги, сотни, тысячи книг. Панси привела сюда Гарри в тот же день. Указав на книги, она сказала: — Всем этим мы пользовались, чтобы изобрести проклятие. Я расскажу тебе в деталях, как оно работает, а также последовательно воспроизведу все шаги, которые требуются, чтобы его сотворить. Панси выглядела усталой. Вероятно, ее усталость была вызвана действием проклятия, но Гарри подумал, что, возможно, она хоть немного раскаивается в том, в чем принимала участие. — Откуда ты знаешь промежуточные этапы? — с любопытством спросил он. — Потому что я создала его. Она открыла толстую книгу со множеством пометок на полях и сделала вид, что целиком поглощена перелистыванием страниц. Наконец она подняла голову и сказала: — Ты, несомненно, знаешь основы. Что пищей дементоров являются надежды и счастливые воспоминания. Вместо потребляемых эмоций, они возвращают те же чувства, только в негативе — страдания, боль, безнадежность. Можно сказать, что происходит обмен энергии: «хорошая» замещается на «плохую». «Хорошая» энергия поглощается дементором и возвращается обратно жертве в виде «плохой». Таким образом, воздействие умножается вдвое: во-первых, они отбирают положительную энергию, а во-вторых, увеличивают количество отрицательной. Чем больше света внутри у человека, тем больше может забрать дементор. У тебя внутри чудовищное количество света — именно поэтому ты падал в обморок при их приближении. — Но тогда почему на меня не действует проклятие? — спросил Гарри, тяжело опускаясь рядом. — Потому что механизм действия проклятья отличается от механизма действия силы дементоров. Я сейчас все объясню. Если честно, я и сама не все понимаю. Но неважно. Я провела несколько недель со своей дальней родственницей, сквибом. Мои родители не желают ее из-за этого признавать, но я ее очень люблю. У нее есть телевизор, и она много часов пыталась объяснить мне принципы передачи изображения. Идея, что обычное изображение может быть перенесено в небо, на спутник, а потом распространено на невероятное количество экранов, и была положена в основу проклятия. Оно действует по тому же принципу, как и спутник. Обычная магия дементоров совершенно неконтролируема. Она не направлена на кого-то конкретно, а выбрасывается всякий раз, когда в зоне досягаемости находится свет. Мое проклятье должно было обуздать эту энергию и направить непосредственно в мозг жертвы. Сила дементоров должна была влиться в сознание людей, пораженных проклятием. Но мы не учли того, что это может оказаться заразным, — Панси пожала плечами. — Конечно, как хорошо, когда уничтожаются только враги, а вот когда беда перекидывается на твою же сторону… — Гарри потер лоб, подступающая головная боль грозила задержаться надолго. Панси пожала плечами. — На войне как на войне, Поттер. — Ну и что вы хотите от меня? Я все равно не понимаю, почему я — единственный, на кого оно не действует. — Я и сама не понимаю. Наверное, все дело в твоем Патронусе, либо заклинании, которое сохранило тебе жизнь в детстве. Или в силе света и надежды — ну или что там у тебя. Не знаю. Панси резко подняла голову, будто к чему-то прислушиваясь, потом внезапно встала и пошла к двери, на ходу бросив: — Ты нужен Драко. — Что, от меня всего-то требуется спасти мир, но вдобавок еще и нянчить Малфоя? — пробормотал Гарри, но пошёл следом за девушкой. * * * — Такое случается довольно часто, — Панси обхватила ладонями кубок с простой водой. Малфой заснул, вымотанный кошмаром. Сам Гарри чувствовал себя выжатым как лимон. — Кошмары чудовищно его истощают, но зелья помогут ему восстановить силы. Но на это потребуется время. Его организм почти разрушен отсутствием сна. Проклятье также ослабило его магию. Проблема в том, что кошмары мучают жертву не только ночью. Испытав самое страшное, человек не может прекратить думать об этом и постоянно прокручивает наиболее жуткие моменты наяву. Потому безумие — неизбежное следствие проклятия. Единственное, что можно сделать — это как-то отвлечь его. Гарри нахмурился. — Как отвлечь? — Не знаю, — в этот момент Панси показалась ему едва ли не такой же измотанной, как он сам. — Не знаю, но с каждым разом это становится все труднее и труднее. — Что именно? — Вставать с кровати, одеваться… ходить, говорить. Не кричать от страха. Не думать, сколько я еще протяну. Он ведь даже не знает. Я сказала, что болезнь развивается медленно, он думает, что впереди недели и даже месяцы, но это не так. Я чувствую, что уже скоро, но даже сейчас не хочу, чтобы он об этом знал. Поэтому не трать свое время, пытаясь помочь мне. Гарри изумленно посмотрел на нее. — Но тебе же будет очень плохо, а я смогу облегчить твою боль, ты сама это сказала! Почему же ты не хочешь? Панси пожала плечами и, слабо улыбнувшись, ответила: — Потому что Драко ты нужен, а мне нет. Я хочу, чтобы ты защитил его, даже ценой собственной жизни. — Почему ты так о нем заботишься, — ошеломленно прошептал Гарри. — Я очень многим ему обязана. Уж ты-то должен понимать, что это значит. — Да, — тихо сказал Гарри. — Ну и, кроме того, вина за то, что случилось, целиком и полностью лежит на мне, а значит, я заслуживаю то, что со мной происходит. Панси никогда ему не нравилась, а после того, что он узнал, Гарри испытывал к ней откровенное отвращение, поэтому он не стал спорить. Он смутно догадывался, что, если Малфой когда-нибудь узнает о том, что он даже не попытался ей помочь, то возненавидит его еще больше. Но какое ему было дело до того, как относится к нему Малфой? * * * — Джинни. Она не повернула головы и ничем не показала, что слышит его. Не потому, что не хотела или не слышала, а потому, что Джинни Уизли здесь больше не было. Джинни Уизли оказалась недостойна Люциуса Малфоя, Люциус Малфой отказался от нее. И поэтому она больше не хотела быть Джинни Уизли. — Джинни! — еще раз позвал Рон. Он погладил ее по голове и перекинул за спину длинные волосы. Джинни не пошевелилась. Рон прочистил горло. Внезапно он выругался и, больно схватил ее за руки, изо всей силы тряхнул. От резкого рывка Джинни вскрикнула и, не удержавшись, скатилась с кровати. — Рон! Что ты… — но Рон не дал ей договорить. Перекинув девушку через плечо, он размашисто зашагал к двери. Джинни кричала и колотила его по спине своими маленькими кулачками, выказывая больше жизни, чем за все эти долгие недели. Было совершенно очевидно, что встряска пошла ей на пользу. — Что он с тобой сделал? — спокойно спросил Рон, осторожно лавируя, чтобы не ударить Джинни о перила. Джинни замолчала, но явно его слушала. — Почему ты внезапно стала ненавидеть то, что раньше было твоей жизнью? Этот дом, нашу… семью? — Я такого не говорила, — тихо пробормотала она. — Ты все время разговариваешь во сне. Судорожно вздохнув, Джинни ничего не ответила. — Что, он угощал тебя вином? Дарил шелковые платья? Читал стихи, приносил розы, меняющие цвет? Я все правильно перечислил? — Рон, — умоляюще прошептала она. — Рон, я не хотела никого обидеть! Рон уже донес ее до кухни. — И я тебя понимаю. Кто бы отказался от всех этих шелковых платьев, просторных залов, красивого вида из окна… После нашей-то развалюхи и вещей с чужого плеча. Когда-то и я думал также, — Рон на некоторое время замолчал. — Пока не понял, что на самом деле это ничего не стоит. — Пожалуйста, отпусти меня, — прошептала Джинни. Но Рон словно ее не слышал. Они вышли через заднюю дверь во двор, и Джинни пришлось зажмуриться: по глазам ударил яркий солнечный свет, который она не видела уже много дней. — Кто сможет устоять перед искушением и откажется от богатства и роскоши? — серьезно спросил Рон и, поставив ее на землю, развернул. — Только тот, у кого уже есть все, что ему нужно. Обняв Джинни за плечи, он сказал: — Джинни, открой глаза. Она повиновалась. Сад был залит ярким солнечным светом. Всюду цвели цветы — не бледные розы, меняющие свой цвет, а простые, яркие цветы, радующие глаз, не зависящие от прихоти переменчивой моды и прекрасные именно своей безыскусностью. Такие же, какой раньше была сама Джинни. Между спутанных ветвей чертополоха и разросшейся ежевики, бежали проложенные руками ее отца каменные дорожки. Он работал маггловским способом — при помощи обычной лопаты. Где-то в глубине сада тоненько смеялись садовые гномы — судя по топоту, они играли в салки. А под плакучей ивой скрывались две скромные могилы — Артура и Молли Уизли. Колени Джинни сами собой подогнулись. Все вокруг было диким и необузданным, таким же, каким когда-то была она сама. Отец называл эту необузданность внутренним огнем, мать говорила, что в здоровом теле здоровый дух, а Люциус Малфой вытравил это из нее, когда превратил в свою куклу. Джинни пошатнулась. Рон положил руку ей на плечо. — Теперь ты понимаешь, что важно в этой жизни? — спросил он. — С-стрекозы, — тихо пробормотала она. Вокруг было так много стрекоз. Раньше, в детстве, Рон часто ловил их для нее. — Не бархат, не кружево и не вино в хрустальных бокалах, — тихо сказал Рон. Джинни всхлипнула. На подгибающихся ногах она сделала шаг к могиле родителей. Где-то рядом запела одинокая птица. Джинни споткнулась, но ее тут же подхватили. Крепко взяв сестру за руку, Рон повел ее по каменной дорожке. У плакучей ивы Джинни упала ничком в густую траву. Рон присел рядом и долго гладил ее по волосам. Когда она, наконец, подняла голову, на ее ресницах дрожали слезы. — Джинни, я… Джинни поцеловала его, чтобы он замолчал, не нарушал словами солнечного безмолвия. И не говорил всех тех вещей, от которых ей было так больно. Он целовал ее глаза, ее губы, а потом покраснел как рак и сказал, что это вышло нечаянно. И тогда она поцеловала его снова. Потому что знала, что он, так же как она, боится того, что происходит, но ничего не может изменить. И чтобы он, наконец, замолчал. Он опять поцеловал ее в ответ. И теперь единственным звуком, оставшимся в саду, был шелест стрекозиных крыл. * * * — Как ты себя чувствуешь? — Поттер. Гарри посмотрел на Малфоя. — Что? — Мне не требуется помощь, чтобы просто стоять. Гарри улыбнулся и отошел в сторону. — Извини. Малфой скривился. — Ну и зачем ты привел меня сюда? Они находились в огромной пустой пещере, освещенной факелами. Гарри привел сюда Малфоя главным образом для того, чтобы отвлечь от состояния Панси. Панси с трудом двигалась и почти весь день спала. Кроме того, Малфою все равно нужно было начинать постепенно восстанавливать силы. — Я хочу научить тебя вызывать Патронуса. Драко долго смотрел на него, а потом криво улыбнулся. — Хорошо. — Но имей в виду, что… в общем, это трудное заклинание, а ты еще слишком слаб. Но думаю, попробовать можно. — Поттер, показывай уже Гарри кивнул. — Хорошо. Твоя палочка с тобой? Смотри! — Он продемонстрировал заклинание. Он так часто его использовал, что теперь ему вовсе не требовалось дементора, чтобы сотворить его в любое время. Серебристый лось обежал пещеру и растворился в воздухе. Малфой равнодушно пожал плечами, однако через час, задыхаясь от напряжения, был все еще не способен произвести ничего, кроме слабого серебристого облачка. Теперь при виде серебристого лося, с легкостью слетающего с кончика палочки Гарри, он просто закипал от ярости. — Я тоже не сразу научился, — попытался успокоить его Гарри, с беспокойством глядя на измученное лицо. Малфой не удостоил его ответом. На следующий день они опять отправились в пещеру. То же было через день и на следующий после него. Малфой раздражался все больше и больше, но, несмотря на то, что его силы начали восстанавливаться, так и не мог сотворить полноценного Патронуса. — Может, тебе стоит выбрать другое воспоминание? — Гарри проводил взглядом очередной серебристый комок. — Более счастливое? Гарри знал, что Малфой вне себя от ярости. Он не выносил, когда его превосходили хоть в чем-то. Вероятно, сейчас он думал, что Гарри специально тычет его носом в неспособность сотворить заклинание, которое сам демонстрирует с такой легкостью. — Более счастливое? — Малфой чуть ли не рычал. — У меня такого нет! — Но ты должен вспомнить еще что-нибудь. Это, очевидно, не работает, — резонно заметил Гарри. — Кстати, о чем оно? — Так я тебе и сказал! — Больно надо. Может, тебе просто не на чем тренироваться? Когда Люпин меня учил, он нашел боггарта, который принимал форму дементора — того, чего я боялся больше всего. И я тренировал Патронуса на нем. — Что ж, у нас нет никакого боггарта, — огрызнулся Малфой и, развернувшись, гордо удалился. Гарри посмотрел ему вслед, чувствуя непонятную обиду. Он знал, что Малфой все равно никуда не денется, а через несколько часов ему будет так плохо, что Гарри придется полночи его обнимать. Вечером, когда Малфой метался в бреду кошмара, Гарри впервые заплакал. Он плакал от страха и одиночества, он знал, что проклятье уничтожит всех, кого он знал и любил, а также миллионы тех, кого он никогда в жизни не видел. Но сейчас, прижимая к себе Малфоя и пряча в светлых волосах заплаканное лицо, Гарри был искренне благодарен судьбе за то, что она ему подарила. Ведь находясь в плену безумия, Малфой искренне в нем нуждался. Гарри думал о том почти-непоцелуе, о котором Малфой совершенно забыл, вспоминал слабую улыбку, лишенную обычного цинизма, улыбку, от которой у него слабели коленки, и наслаждался ощущением теплого тела в своих руках. С его стороны было просто подло мечтать, чтобы это проклятье никогда не излечилось. Чтобы Малфой всегда принадлежал Гарри — как игрушка, как ребенок, как… любовник. Он лежал, обнимая Малфоя, и плакал, плакал и мечтал, чтобы все было по-другому. А в другой пещере, в полном одиночестве, Панси впервые закричала от ужаса. * * * Малфой спал. Панси варила какое-то зелье, а Гарри сидел в одиночестве в пещере с книгами. Его глаза щипало, словно в них попал песок. Горящие свечи освещали спутанные волосы и усеянный скомканными клочками пергамента пол. Гарри рисовал. Он провел так много часов, записывая какие-то идеи и мысли, и судорожно пытаясь придумать хоть что-нибудь, что теперь слова теряли всякое значение, расплывались и ускользали от него, сливаясь в смутные пятна на пергаменте. Сейчас рисование представлялось ему гораздо более осмысленным, Единственным звуком, раздававшимся в пещере, было потрескивание свечей, да скрип его пера. Гарри внезапно понял, что рисует одно и то же, снова и снова: заплаканное лицо Малфоя. Не думает о том, как победить заклинание, не пытается сосредоточиться, чтобы спасти этот чертов мир, а изводит бумагу, рисуя лицо своего бывшего врага, медленно сходящего с ума. Какой же он герой, все, кто верил в это, ошибались, — мир не может спасти такой, как он, одинокий, несчастный слабак, не способный пошевелить и пальцем ради… Гарри в ярости отбросил перо и бессильно уронил голову на стол. Его слезы смешались с нарисованными слезами Малфоя, мокрая картинка расплылась и превратилась в одно большое бесформенное пятно. — Я просто не в силах, — прошептал он, когда немного успокоился. — Я никакой не герой, я почти ничего не умею, и не могу ничего остановить. Я ведь до одиннадцати лет даже не знал, что волшебник. Если кто-то и мог бы здесь что-нибудь придумать, то это Гермиона, а не я! Через некоторое время он поднял голову. Слезы высохли, но на его щеке красовалось чернильное пятно — почти такое же, как он рисовал Малфою. Он подумал о Хогвартсе, о Роне с Гермионой, о том, насколько легче было искать философский камень и обыгрывать Малфоя в квиддич, чем спасать мир от заразного проклятья и удерживать Малфоя каждый раз, когда тот впадает в безумие. Интересно, где сейчас Рон с Гермионой? Как они? Но это не имело никакого значения. По сравнению со всем, что происходило, потеря единственных друзей, которые у него когда-либо были, казалась не такой уж и важной. — Им еще повезло, — пробормотал он, думая о Малфое и Панси. — Их кошмар скоро закончится, я же останусь здесь, и никто — никто! — не сможет прогнать его прочь. И это они во всем виноваты! — А может, все это и было кошмаром, насланным на него проклятьем дементора. Но если это так, то Гарри просто обязан с ним справиться! Он вновь принялся перечитывать все, что Панси рассказала ему о действии проклятия, страстно мечтая найти хоть какую-нибудь зацепку. От старания он даже начал бормотать себе под нос: — Оно перенаправляет магию дементоров по принципу спутника, — прошептал он, — как маггловское телевидение перенаправляет электромагнитные волны. Как можно остановить сигнал? Перерезать провод? — Гарри пожевал нижнюю губу. — Или… Или уничтожить источник сигнала. Он резко вскинул голову. — Уничтожить источник… Уничтожить всех дементоров! — У тебя чернила, — послышался холодный голос. Драко Малфой стоял у входа в пещеру. И, судя по всему, уже какое-то время. — На лице. Гарри тупо уставился на него. — Что? — переспросил он. Малфой нахмурился. — Когда ты в последний раз спал? — Спал? — опять переспросил Гарри. Малфой тихо чертыхнулся, подошел к нему и, взяв за руку, потянул его за собой. — Ты должен поспать, — сказал он Гарри. — Пошли. — Я не могу, — встав, Гарри покачнулся. Его глаза стали сами собой закрываться. — Я должен… — Он не мог вспомнить, что именно он должен. — А потом мы пойдем… пойдем… и будем тренироваться вызывать Патронус… Патронус… — Заткнись, Поттер. Малфой притащил Гарри в спальню и, заставив снять одежду, силой уложил в кровать. Когда он повернулся, чтобы уйти, Гарри схватил его за руку. — Нет! — пробормотал он, отчаянно замотав головой. — Не уходи! Пожалуйста, Малфой! Останься! Малфой молча смотрел на него. Его светлые глаза потемнели и стали совершенно непроницаемыми. — Что, Поттер, уже соскучился по моим кошмарам? — наконец спросил он. — Пожалуйста, — прошептал Гарри, но он мог больше не просить: Малфой уже забирался в кровать. Свернувшись рядом, он обнял Гарри и успокаивающе взъерошил его непослушные волосы. Через несколько мгновений Гарри уже спал. * * * Рон ушел, но Джинни не стала предаваться воспоминаниям о Люциусе. Все, хватит! Люциус ее бросил, он не стал останавливать своего сына, когда тот забрал ее, не попытался остановить Волдеморта, когда тот чуть не убил ее, узнав об их отношениях. Джинни больше не хотела об этом думать. Вместо этого она ходила по кухне, где ее мать провела половину своей жизни, и вспоминала о ней. Вспоминала все, что могла вспомнить. Как она пахла, как она двигалась и как говорила. Это помогло ей продержаться до прихода Рона. Он вернулся — усталый и изможденный, каким возвращался уже много дней подряд. Когда он увидел ее, то улыбнулся — нервной, немного испуганной улыбкой. — В Лондоне происходит что-то странное, — сказал он. — Что же? — из вежливости спросила она. — Я не знаю, но что-то действительно странное. И Дамблдор плохо себя чувствует. Джинни удивленно посмотрела на него. — Дамблдор плохо себя чувствует? Не может быть. — Я сам его видел. Он говорит, что это всего лишь кошмары, но потом я навестил Фреда с Джорджем в Косом переулке, они тоже чудовищно выглядят и тоже говорят, что все из-за них. И даже магглы в автобусе шептались о чем-то ужасно похожем… — Но это же естественно. Наверняка даже магглы подозревают, что вокруг происходит что-то нехорошее. Из-за этой войны кошмары снятся всем. Рон с отсутствующим видом кивнул. — Да, это так, но все же как-то странно. Когда я на прощанье пожимал Фреду руку, то не мог отделаться от ощущения, что вижу его в последний раз. Джинни ничего не ответила. Некоторое время они молчали, а потом она тихо спросила: — Никаких новостей о… — О ком? — мгновенно вскинулся Рон. Лицо Рона окаменело. — Ни о ком, — быстро прошептала она и вместо этого спросила: — А что Гарри? Его нашли? Она выплюнула имя бывшего друга почти что с ненавистью, зная, что Рон будет доволен — перед уходом он сказал, что скучает по прежней Джинни, Джинни, полной огня. И, хотя никакого огня в ней давно уже не было, она вполне могла притвориться. Для него. — Нет, — коротко ответил Рон. Он опять почему-то разозлился, но на этот раз ей уже было все равно. Некоторое время они молчали, а потом его пальцы нерешительно скользнули по ее щеке. И Джинни вздрогнула, почувствовав, как что-то неосязаемое как будто перешло в ее тело, от чего ей внезапно захотелось закричать. * * * — Малфой, ну давай же! Тебе нужно всего лишь тренироваться! — с раздражением сказал Гарри. Развалившись в кресле у камина, Малфой дулся. Трое серебристых лосей наперегонки обежали пещеру и растворились в воздухе. — Иди к черту, — сказал слизеринец. — Я не хочу. Чуть помявшись, Гарри сказал: — У меня есть кое-что, что может тебе помочь. — На самом деле он ужасно нервничал, так как вовсе не был уверен, что игра стоит свеч, но, несмотря на сомнения, провел все утро, занимаясь приготовлениями. — И что же это? — Малфой проявил некоторый интерес. Гарри тяжело вздохнул. Ну, будь что будет. — Сейчас принесу. Он вернулся через пару минут, осторожно неся в руках серебристый сосуд. Малфой скептически посмотрел на него. — Что это, еда? — с отвращением сказал он. — И как же это мне поможет? — Это думосбор. С моими самыми счастливыми воспоминаниями. Малфой молча подошел к Гарри и уставился в серебристую жидкость. — Мне не нужны твои счастливые воспоминания, Поттер, — наконец произнес он. — Твои воспоминания не помогают. Думаю, ты можешь одолжить какие-нибудь у меня. — Ты же не ждешь, что я увижу твои воспоминания и заплачу от умиления? Разозлившись, Гарри вспылил: — Как ты собираешься чему-то научиться, если не хочешь даже попытаться? — Мне это не поможет! — неожиданно закричал Малфой. — Ты ничего не понимаешь! И вообще, какая тебе разница! Мне не нужен ни ты, ни твоя проклятая помощь, можешь убираться отсюда! — Но ты не можешь без меня! Без меня ты давно сошел бы с ума! — А может, я уже сошел! — прошипел Малфой. Гарри уже тысячу раз пожалел, что все это затеял. Он же знал, что ничем хорошим это не закончится. Пытаться показать Малфою свои самые сокровенные воспоминания только для того, чтобы их же швырнули ему в лицо! В бешенстве он бросил думосбор на пол. Сосуд раскололся, и серебристые брызги окатили их обоих. Время, казалось, застыло, а потом Гарри встретился с Малфоем глазами, и мир вокруг растворился. Гарри не выбирал воспоминания специально, просто слил первые попавшиеся, будучи абсолютно уверен, что после тренировки заберет их обратно. И теперь он смотрел в перепуганное лицо слизеринца и совершенно не представлял, что же дальше будет. Вокруг них сгустился странный плотный туман. Почему-то ничего не происходило, и Гарри уже начал нервничать. Он ждал, что их либо выкинет наружу, либо воспоминание начнет разворачиваться так, как уже происходило раньше. — Поттер, забери нас отсюда! — судорожно выдохнул Малфой. Его слова отразились странным эхом. Гарри услышал голоса. Голоса приближались, становились все отчетливей. А потом мимо прошествовал юный Драко Малфой, чуть не врезавшись в более старшего себя. От неожиданности старший Малфой вскрикнул и даже слегка подпрыгнул на месте. За юным Малфоем бежала юная Гермиона. Поравнявшись с ним, она дала ему пощечину. Малфой бросил на Гарри недобрый взгляд. Гарри тихо засмеялся. Он и не знал, что это воспоминание было одно из его любимых. Гермиона и Малфой исчезли из виду, и, не успел Гарри предложить убираться отсюда, как мимо пролетел другой Малфой, что-то кому-то кричащий через плечо. Ветер развевал его светлые волосы, губы кривились в обычной усмешке. В руках он сжимал напоминалку. — И это тоже твое любимое воспоминание? — протянул Малфой, когда юный Гарри пролетел мимо него. Юный Гарри и юный Малфой что-то кричали друг другу, а потом растворились, после того, как руку Малфоя покинул шар. — Не знаю, — прошептал Гарри, уже ничего не понимая. — Я не выбирал специально. Может, просто перепутал заклинание и выбрал все воспоминания, в которых был ты… Но Малфой уже не смотрел на него. В следующем воспоминании Малфоя не было. Где-то совсем рядом приятный мужской голос пел «В лесу родился гиппогриф». — Сириус! — прошептал Гарри. — О боже! — и сорвавшись с места, побежал прямо в туман. Задыхаясь, он бежал и бежал, надеясь еще хоть одним глазком увидеть своего крестного. — Поттер! Поттер! — в голосе Малфоя проскользнули панические нотки. — Поттер, черт тебя побери, ты куда? — А потом его голос исчез, растворился в тумане, и Гарри остался один, пение становилось все тише, а потом и вовсе прекратилось. Гарри замедлил свой бег, а потом остановился. Он медленно пошел по кругу, пытаясь разглядеть в тумане силуэт крестного. — Сириус! — крикнул он. — Сириус, ты здесь? — но вокруг был только туман. Тяжело сглотнув, он прошептал: — Малфой? Кто-нибудь! Но вокруг был только туман. — Черт, я перепутал заклинание, я наверняка его перепутал! Такого не должно было быть! — Гарри резко обернулся, пытаясь найти в тумане знакомую фигуру. Он прокричал его имя, но ответа не последовало. А потом мимо прошагал гигантский тролль. Раздался испуганный крик, и одиннадцатилетний Гарри побежал за ним в туман, а через секунду оттуда вынырнули одиннадцатилетние Гарри, Рон и Гермиона. — Малфой! — он уже знал, что это безнадежно. И действительно, из тумана вылетел всего лишь Малфой его воспоминаний. За ним, буквально налетая ему на хвост метлы, следовала Чо Чанг. Чемпионат по квиддичу. Слизерин - Рэйвенкло. Первым схватив снитч, Малфой буквально засиял, и Гарри сразу понял, почему здесь оказалось это воспоминание. Потому что он никогда не видел ничего прекраснее этой улыбки. А потом воспоминание сменилось другим: двое усталых мальчишек брели к золотому кубку. — Неееееееееееееет! Нет! Нет! Нет! Нет! — заклинал Гарри, потому что это вовсе не было его счастливым воспоминанием. Это было одно из самых худших — может быть, кроме того, одного-единственного, мгновения, когда его пальцы, встретившись с пальцами Седрика, сжались на золотом кубке. Гарри в панике отвернулся и увидел, как Сириус предлагает юному Гарри жить с ним… Вот он сам, разглядывающий своих родителей в зеркале Еиналеж, держащий Кубок школы по квиддичу, а потом опять Малфой, смотрящий в никуда и улыбавшийся своей кривоватой улыбкой. Добби, плачущий от радости, что свободен. И тетя Петуния, заляпанная своим же пудингом. Тетя Мардж, парящая под потолком, и феникс, уносящий Гарри из хогвартского подземелья. — Малфой! — Гарри чуть не плакал, потому что каждое счастливое воспоминание рождало целый поток несчастливых воспоминаний — о том, что Волдеморт почти разрушил тот мир, который Гарри знал и любил, — и потому Гарри больше ничего не хотел вспоминать. — Малфой, г-где ты! Внезапно Малфой оказался прямо перед ним. И он буквально кипел от ярости. — Ты меня бросил! — обвиняюще воскликнул он. Внезапно они словно оказались в воздухе. Вокруг разгорался квиддичный матч. Было так странно висеть между небом и землей, что Гарри машинально схватил Малфоя за руку. Далеко внизу виднелась земля — с расстояния, на котором обычно летают ловцы. Юный Гарри сосредоточенно куда-то смотрел, крепко вцепившись в метлу руками. Однако он выглядывал вовсе не золотистый мячик. Настоящий Гарри повернул голову на светлую вспышку и увидел, на что смотрит его воспоминание. Воспоминание смотрело на молодого Малфоя. Тот едва успел увернуться от бладжера и смеялся так заразительно, словно это не он только что чуть не расстался с самой важной частью своего тела. Снитч завис совсем рядом с Гарри, трепещущие крылышки едва не касались его щеки, но Гарри смотрел и смотрел, не отрывая взгляда, а потом игра растворилась в тумане. Гарри вздрогнул. — Я помню эту игру, — тихо сказал Малфой, когда вокруг них опять сгустился туман. — Через несколько минут я поймал снитч. Седьмой курс. Слизерин выиграл кубок школы. Гарри ничего не ответил. — Мы должны выбираться отсюда. — А почему твое счастливое воспоминание об игре, которую выиграл я? — Как мы будем отсюда выбираться? — Гарри отчаянно хотелось, чтобы Малфой сменил тему и переключился на что-нибудь другое. — Я не… Внезапно они опять оказались в пещере. На полу лежали осколки думосбора, а в дверях стояла Панси и испуганно звала их по имени. Малфой бросил на него странный взгляд и стремительно вышел из пещеры. * * * — Оно распространилось повсюду, — в голосе Рона звучал страх. Джинни тупо смотрела на него. — Господи, Джинни, оно пожирает все вокруг! — Ты говоришь о снах? — она не спала уже несколько суток, боясь кошмаров. — Но откуда они берутся? — Сегодня я говорил с Дамблдором. Это какое-то новое проклятие. Его называют четвертое непростительное. С тех пор как вся ее жизнь превратилась в кошмар, Джинни было все равно, во сне это происходит или наяву, но Рон был явно встревожен, и Джинни изо всех сил делала вид, что ее это тоже беспокоит. На самом деле она почти ничего не чувствовала, кроме пустоты и смутной брезгливости. — Новое проклятие? — повторила она. — Да. Дамблдор пытается его изучать. Но оно заразно! Почти все в Лондоне заражены, по крайней мере, начальные симптомы проявляются почти у всех. А все те, кто были поражены им в той единственной стычке, в которой оно было использовано, уже умерли. Покончили жизнь самоубийством — потому что оно свело их с ума. Джинни улыбнулась. Чего ей бояться? Того, что заклинание сведет ее с ума? Так она уже сошла с ума, ему придется ее догонять. — Покончили жизнь самоубийством? — она никогда не думала о том, чтобы уйти из жизни, потому что Рон будет плакать, если она умрет, ведь он так ее любит. Хотя он и не должен был любить ее так — не как Чарли и остальные братья. Рону нравилось целовать ее, касаться ее тела — но он ее любил, а Люциус лгал, когда говорил, что любит. Ведь если бы он любил, он бы не оставил ее. Джинни не могла покинуть Рона, потому что и так уже причинила ему боль. Но теперь, когда проклятие все равно сведет их с ума, может, они смогут умереть вместе. Или убить друг друга. И тогда ей не придется его оставлять. — Ты боишься? — спросила она. — Ведь ты тоже проклят. Эти кошмары становятся все хуже, не так ли? — Да, — прошептал он. — Я видел тех, кто находятся на последней стадии, они абсолютно безумны. Проклятие ломает всех. — Я не хочу быть такой, как они, — Джинни сделала испуганное лицо, и это сработало: Рон немедленно заключил ее в объятия. — Успокойся, маленькая. Ты никогда не будешь такой, как они. — Не буду? — Нет, не будешь. — Почему? — Потому что Дамблдор обязательно что-нибудь придумает! — голос Рона звучал так уверенно. Джинни начала плакать. Слез не было, но она издавала все подобающие звуки. — Но, Рон, а что, если нет? Обещай мне, обещай, что ты не дашь мне сойти с ума! Пожалуйста, Рон! — Что ты имеешь в виду? — прошептал он. Отстранившись, она посмотрела на него. В ее глазах загорелся огонь, которого там не было уже много-много дней. — Обещай мне, что не дашь мне сломаться, как они. Я скорее умру, чем буду такой же! — О... обещаю. Улыбнувшись, Джинни поцеловала его в губы. ___ * Земфира Глава 6. Не враги Если будешь меня любить Станет только хуже. Я боюсь, что уже никогда Не увижу тебя во сне. Ты единственный, Кто вверил душу мне И единственный, Кому я отдал душу. — Давай не сегодня, — угрюмо ответил Малфой на предложение Гарри потренироваться в вызове Патронуса. Оба вяло сидели на полу пустой пещеры. После бессонной ночи Малфой был бледен, под его глазами залегли темные тени. Сам Гарри тоже почти не спал. Он всю ночь держал Малфоя в объятьях, пока тот отходил от кошмаров, и плакал, потому что ничем не мог ему помочь. — Ты должен тренироваться, чтобы восстанавливать магию, — апатично сказал Гарри. — Можно восстанавливать ее и по-другому, — ответил Малфой. — Хочешь, покажу как? — Я не собираюсь учиться темным заклинаниям! — взвился Гарри. — Всегда думал, что ты какой-то неправильный гриф, — холодно улыбнулся Малфой. — Что ты имеешь в виду? — Ну, вас же должны выбирать за храбрость… В наступившей тишине Гарри ответил: — Малфой, я не боюсь темной магии. — Может, тебе стоит ее бояться. Вздохнув, Гарри покачал головой: — Я не буду учиться темной магии. Я не опущусь до такого. — Но ведь магия безлична, она не хорошая и не плохая. Это просто сила, которая подчиняется твоей воле, если воля зла, такой же будет и магия, но сама она не в ответе за то, как ее используют. Темная сторона силы вовсе не синоним зла. — Но почему-то часто ему служит, — сухо ответил Гарри. — Неужели. Может быть, мы как-нибудь обсудим этот вопрос... Гарри вздохнул. — Ладно, Малфой, уговорил. Покажи мне свое темное заклинание, если это поможет тебе восстановить силу. Мне все равно. — Опрометчивое заявление, Поттер! — глаза Малфоя странно блеснули. — Весьма опрометчивое. Но, раз сам вызвался, вставай! Недоверчиво покачав головой, Гарри неохотно поднялся. — Это же будет не непростительное? — И даже близко не лежало, — от такого предположения Малфой хмыкнул. — Подними палочку. Вот так! Гарри точно скопировал небольшой угол. — Смотри. Это тебе не «взмахнуть и рассечь воздух», — поддразнил Малфой. От этих слов у Гарри потемнело в глазах. Воспоминания принесли острую боль. Малфой явно понял его состояние, но никак его не прокомментировал. — Смотри! — Малфой рассек воздух под углом, словно у него в руках была не палочка, а меч. Гарри неуклюже повторил, и Малфой злорадно захихикал. — Тебе нравится надо мной издеваться! — обвиняюще пробормотал Гарри. — Да, я такой, — сказал Малфой. Довольная улыбка не сходила с его лица. У Гарри опять закружилась голова. Чтобы скрыть это, он спросил: — Какое нужно сказать заклинание? — Сейчас сам все увидишь. Встань сюда, — Малфой потянул его к себе. Смятение Гарри все возрастало. Повторив рубящее движение палочкой, Малфой с силой прошипел: — Incursus. Гарри стоял так близко, что почувствовал, как по телу Малфоя прошла волна, от которой у него самого побежали мурашки по коже. На мгновение он почувствовал страшный холод, а потом из кончика чужой палочки вырвалась странная радужная тень: сначала она напоминала масляное пятно на поверхности лужи, а потом словно сгустилась, превратившись в провал абсолютной тьмы. Она шевелилась и казалась живой. Только сейчас Гарри понял, что тень вовсе не была бесформенной: перед ним стояло крылатое существо, напоминающее лошадь или, скорее, тестрала, только черного. Тестрала, кожа которого полностью поглощала свет. Существо двигалось совершенно бесшумно. Оно грациозно обежало зал, наступая на танцующие по углам тени. — Что это? — потрясенно прошептал Гарри. Он кожей чувствовал, что что-то здесь не так. — Это мой Патронус. — Но он же черный! — Я это заметил. — Существо постепенно выцветало. — Хорошо, признаю, что ничего не понимаю, — наконец признался он. — Твой Патронус состоит из твоих самых счастливых воспоминаний, мой же — из моих самых несчастливых. Из воспоминаний о ненависти, страхе, боли. — Темный Патронус? — тихо спросил Гарри. Значит, это существо было выражением всех самых потаенных страхов… — Говоря по-простому, да. Мы называем его заклинанием Инкурсуса. Это, конечно, не совсем Патронус. Если предназначение Патронуса — защищать хозяина, то Инкурсус вызывается для того, чтобы убивать, — Малфой бросил на него косой взгляд. — Убивать? — воскликнул Гарри. — Но кого? — Тех, от кого защищает Патронус. — Дементоров? — Да, — Малфой опять улыбнулся. Гарри почувствовал привычную слабость в коленях, и это было неправильно: Малфой не должен был так улыбаться! Только не ему, Гарри Поттеру. — Теперь попробуй ты. — Как? — Так же, как ты вызываешь Патронуса. Только вместо своих самых счастливых воспоминаний, вспоминай самые несчастливые. Как ты ненавидел кого-то или что-то или боялся. Гарри старательно проделал все, что сказал Малфой. Он подумал о Волдеморте, убившем его родителей, о Роне, потерявшем магию, о сходящей с ума Джинни и прикосновениях Чарли Уизли. Он подумал о войне и всей пролитой на ней крови, подумал о новом проклятии. Несколько часов он пытался освоить новое заклинание, но самое большее, чего достиг, было маленькое радужное облачко, похожее на пар от дыхания, почти тут же растворившееся в воздухе. Вся ненависть, страх и боль Гарри Поттера была лишь бледной тенью ненависти и боли Драко Малфоя. И от осознания этого Гарри захотелось плакать. * * * Иногда кошмары так и не приходили. И тогда они лежали обнявшись просто так — наверное, это уже стало привычкой. Как ни странно, им было удобно в одной постели. Гарри с удивлением заметил, что с тех пор как рука Малфоя прочно заняла место на его бедре, он стал спать гораздо спокойнее. Тихое дыхание ерошило ему волосы, а губы Малфоя почти касались лба — просто потому, что были так близко. Но чаще всего Гарри просыпался посреди ночи от того, что Малфой кричал, поэтому он постоянно не высыпался. Но, хоть Малфой и засыпал первым, силы его не восстанавливались. Затаив дыхание, Гарри придвинулся еще чуть-чуть и с облегчением улыбнулся: Малфой недовольно заворчал, но не проснулся. Уткнувшись лицом в теплую спину, Гарри сквозь сон подумал, что чувствует себя в полной безопасности, и, наконец, сам уснул. * * * — Я люблю тебя, — сказал Гарри и от души понадеялся, что никто этого не слышит. Он знал, что видит сон, но для него этот сон был ничем не лучше кошмара, потому что пока он длился, Гарри прекрасно знал также и то, что он никогда не сбудется, и его сердце, полное неразделенной любви, сжималось от горя. Малфой улыбался — так, как никогда не улыбался наяву: улыбка светилась в его глазах. Вокруг них в абсолютной тишине летали сотни золотых снитчей, и ветер, поднимаемый трепещущими крыльями, трепал светлые волосы. В воздухе кружились яркие пятна разноцветного света — словно отгораживая сон от реальности. — Я люблю тебя, — сказал Гарри, а Малфой улыбнулся и сказал: — А я тебя. Цветные огни заметалось, словно в калейдоскопе, а потом Малфой поцеловал Гарри, а Гарри поцеловал его в ответ. — Я люблю, люблю, люблю тебя! Все вокруг засияло и заметалось, а когда, наконец, цвета по сторонам улеглись, Гарри услышал чей-то голос, зовущий его на помощь. Гарри открыл глаза. Лежащий рядом Малфой стонал в плену собственного кошмара. В этом мире не было ни снитчей, ни цветных огней, ни, тем более, поцелуев. Интересно, он говорил во сне? Гарри от всей души надеялся, что нет. — Малфой! — прошептал он. — Малфой, все в порядке, проснись! — Но Малфой не проснулся. Тогда Гарри придвинулся ближе, и через некоторое время судорожное дыхание начало выравниваться. Теперь они были так близко, как в его сновидении, но, в то же время, так далеко друг от друга. Физически Малфой был сейчас ближе, чем кто бы то ни было в его, Гарри, жизни (даже Чарли он никогда так не обнимал), но, затерянный в плену кошмара, Малфой никогда не узнает об этом. — Может, — прошептал Гарри и облизнул пересохшие губы. Светлые ресницы дрогнули, и Малфой слабо застонал. — Я действительно люблю тебя? — Малфой ничего не ответил, только по лицу его пробежала болезненная судорога — он все еще был во власти сна. —Гарри осторожно поцеловал потрескавшиеся губы. Он зарылся лицом в мягкие светлые волосы и, не прекращая гладить Малфоя по спине, бормотал, словно заклинание: — Все хорошо, хорошо, я люблю тебя! — пока, наконец, Малфой не расслабился, а его дыхание не стало ровным. Во сне он даже придвинулся еще ближе. Гарри не знал, сколько лежал и смотрел в темноту, пока Малфой неожиданно не напрягся. В первый момент в его глазах плескалось безумие, которое тут же отступило, едва их взгляды встретились. Гарри молча смотрел в его изможденное лицо. Нахмурившись, Малфой закрыл глаза. И тогда Гарри тихо попросил: — Расскажи про свой сон. Когда Малфой открыл глаза на этот раз, в них плескалась ярость. — Я уже сказал тебе, Поттер, — буквально выплюнул он. — Что не хочу говорить об этом! Гарри коснулся его лица, проведя пальцем по красному пятну, выступившему на бледной коже. — Ш-ш… Успокойся. Прости меня, — прошептал он. Малфой с подозрением посмотрел на него. — Что ты делаешь? — сглотнув, прошептал он. — Ответь сначала мне, — очень тихо сказал Гарри. — О чем твои кошмары? — Что именно тебя интересует? — вопросом на вопрос ответил Малфой. — Я не смогу помочь, если не узнаю! Было видно, что Малфой борется с собой. Но когда он, наконец, воскликнул: — Так ты хочешь знать, о чем мои кошмары, Поттер? Что, не хватает своих? — в его глазах читался вовсе не праведный гнев, а страх. Гарри только улыбнулся, потому что, сколько бы Малфой не кричал на него и не пытался оттолкнуть, он не мог сделать ничего, чего бы уже не сделали другие. И уж если Гарри смирился с наказанием за то, чего не делал и никак не мог изменить, то что же говорить, когда оно заслужено? Ведь он действительно осмелился полюбить Малфоя и был готов принять за это любую кару. — Я хочу знать про тебя все, — сказал он. Все твои кошмары, твои мечты, твои мысли. — Обойдешься, Поттер! — резко выплюнул Малфой. Гарри неловко отодвинулся и отвел глаза. Что ж… — Я это заслужил, — прошептал он, имея в виду свою боль и свою любовь, но Малфой его не понял. — Что, Поттер, опять приступ мазохизма? — Малфой неожиданно перевернулся и подмял Гарри под себя. И Гарри это ужасно понравилось. — Хочешь испытать кошмар, Поттер? — почти прошипел Малфой, и Гарри быстро кивнул. — Да! — Да, да, да! Наклонившись, Малфой поцеловал его. В его действиях не было ни капли нежности, только какая-то отчаянная злость. Гарри закрыл глаза и положил дрожащие руки ему на плечи. Малфой с проклятием отстранился. — Зачем ты это делаешь? Ты ведь не хочешь! Гарри тупо посмотрел на него. — Какая разница, чего хочу я? — с недоумением спросил он. Малфой оскалился и пулей вылетел из пещеры. Дождавшись, когда он скроется из виду, Гарри заплакал. Похоже, он тоже начал сходить с ума. Влюбиться в Драко Малфоя? Что за глупости! Но где-то в глубине души он знал, что лукавит. Он хотел бы влюбиться в Драко Малфоя — потому что это был единственный человек на свете, который ничего от него не требовал: ни героических подвигов, ни сочувствия, ни утешения. Все, чего ему было нужно от Гарри, Гарри с удовольствием давал сам. Но это тоже было безумием. В еще более извращенной форме. И то, что Гарри влюбился в единственного человека на свете, который всегда его презирал, было лучшим тому подтверждением. И поэтому он плакал, и плакал, и плакал, и отчаянно хотел, чтобы ему было десять лет, когда он еще не знал, что волшебник и что должен спасти мир. Когда все, о чем он мечтал, было выбраться из запертого чулана. * * * Панси с благоговением разглядывала серебристые силуэты, гарцующие по кухне, словно на ее глазах лягушка превращалась в Прекрасного принца. Ее лицо заметно осунулось, а волосы свисали неопрятными прядями — проклятье неумолимо делало свое дело. Но слабая улыбка была по-настоящему счастливой. Подождав, пока последний лось растворится в воздухе, она сказала: — Жаль, что я так не умею! — Этому несложно научиться. Панси фыркнула. — Может быть, несложно для тебя. А где Драко? Я не видела его с раннего утра, и, кстати, он был в прескверном настроении. Гарри пожал плечами. — Кажется, он меня избегает. Ну и фиг с ним. Панси внимательно посмотрела на него. — Что ты с ним сделал, Поттер? — Я? Ничего! — воскликнул Гарри. — Я просто хотел… — Хотел? — Я спросил, что ему снилось. — С чего ты взял, что он расскажет? Да еще тебе?! — Панси фыркнула. — Ты бы рассказал мне свои самые сокровенные воспоминания? Но для нас с Драко воспоминания не обладают подобной ценностью. Мы скорее лелеем наши страхи, а это именно то, что снится в кошмарах. — Но я же просто спросил, — прошептал Гарри. — Я хочу знать о нем все. Я хочу спасти его! Панси хрипло рассмеялась. — Ну, Поттер, тогда тебе прямая дорога в Слизерин! Всему нашему факультету известно, что Малфоев нужно спасать. Преимущественно от них самих. Но также от нападок других факультетов, вашего в особенности. — По-моему, это от Малфоя нужно было спасать! — Естественно — с вашей, гриффиндорской, точки зрения! Почувствовав, что оказался на зыбкой почве, Гарри быстро сказал: — В общем, теперь он меня избегает. — Ты же сказал ну и фиг с ним? — Я так не… Он когда-нибудь доведет меня, Панси! Он просто не может признать, что нуждается в помощи, в моей помощи! Панси искренне расхохоталась. — Скорее уж ад замерзнет, чем Малфой попросит кого-нибудь хоть о чем-то. Но это не значит, что ему не требуется помощь. Он всего лишь человек. Ему во что бы то ни стало нужно научиться Патронусу. И ты должен ему помочь! — Но он не хочет учиться! — Я поговорю с ним, — морщась от боли, Панси поднялась со стула. — Жди его в зале. Я пришлю его. Гарри послушно пошел в пустую пещеру, где они с Малфоем тренировались в вызове Патронуса, более чем уверенный, что тот не придет. А кто бы пришел после того, что… А что, собственно, случилось? Он признался Малфою, что хочет знать о нем все — да на фига тот вообще ему сдался! Это все какое-то безумие. Еще неизученное побочное действие проклятия. Почему бы, в конце концов, и ему не заразиться? С чего они все так уверены в его иммунитете? Ведь совершенно ясно, что он сошел с ума! Малфой все-таки появился, хоть и в отвратительном настроении. Он стремительно вошел в пещеру, холодно глянул на Гарри и сердито нахмурился. Гарри уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, когда Малфой перебил его: — Можешь не трудиться, я здесь исключительно по просьбе Панси. И я не собираюсь ничего обсуждать, так что давай сделаем вид, что ничего не было. Вздохнув, Гарри кивнул. — Как скажешь, Малфой, — холодно сказал он. — Чем быстрее ты научишься Патронусу, тем лучше. При этих словах Малфой неприятно улыбнулся. — Патронусу? Ты что, забыл? Теперь ты учишь мое заклинание! Гарри хотел было возразить, напомнить Малфою о том, что Патронус мог бы ослабить эффект проклятия, но не стал. — Как скажешь, — согласился он. Малфой самодовольно кивнул. — Ну давай, пробуй! Гарри пытался, действительно пытался, вызывая самые ненавистные, самые ужасные воспоминания, но всех его несчастий не хватило даже на то, чтобы тень обрела форму. Жалкие лоскутья тьмы выскальзывали из его палочки и бессильно растворялись в воздухе. — Я не могу, — сказал он с отчаянием. — Я просто не могу сделать это. Как и ожидалось, Малфой был ужасно доволен. — Продолжай упражняться, — глумился он. — Теперь ты, наконец, убедился, что не один ты тут такой? — Было бы чем гордиться, — огрызнулся Гарри и, походя, сотворил трех патронусов. После неудачи с заклинанием ему во чтобы то ни стало требовалось убедить себя, что он на что-то способен. Малфой фыркнул и вызвал черного тестрала. Стоя между ними, тот нервно поводил крыльями, словно чувствуя напряжение, разлитое в воздухе. — Да, у тебя, безусловно, есть чему поучиться, — насмешливо сказал Гарри. — Только, наверное, нужно сперва испугаться до усрачки. Малфой мгновенно вспыхнул, и тестрал почувствовал его ярость и объект, на который она направлена. Он взвился на дыбы, а потом, наклонив голову, как бык, бросился на Гарри. Гарри споткнулся и чуть не упал. Он впервые по-настоящему испугался. Все его патронусы растворились в воздухе, ждать помощи было неоткуда. Малфой закричал: — Нет! — но было уже слишком поздно, и тестрал пробежал сквозь него. Жгучая боль опалила все его тело. Казалось, каждая клеточка воспламенилась и обуглилась как бумага в свете свечи. Гарри почувствовал, что падает — но очень медленно, словно в замедленной съемке маггловского кинематографа. Он видел, как Малфой бросился к нему, но все это больше не имело никакого значения, потому что в том, что было телом Гарри Поттера, его самого уже не было. Вокруг была абсолютная тьма. И тишина, прерываемая звуками капающей воды, словно кто-то забыл закрыть кран. Гарри было холодно и страшно. Он не знал, где находится это место, но чувствовал, что что-то вот-вот должно произойти. Ощущение страха, буквально разлитое в воздухе, было почти осязаемым. В то же время он чувствовал свое тело, летящее к полу пещеры, видел стремящегося к нему Малфоя. Но все это казалось слишком медленным и нереальным. Реальность была здесь. А потом его ожидание закончилось. Он услышал пронзительный крик, разнесшийся эхом по просторам тьмы, и перед его глазами замелькали картины, от которых его сердце сжалось от леденящего ужаса. Плачущие женщины с окровавленными светлыми волосами, остекленевшие взгляды мертвых детей, тошнотворный смех дементоров, еще более жуткий, чем их крики. И голоса, голоса — сотни, тысячи голосов, наперебой рассказывающих о насилии, смерти и горе. Гарри открыл рот, и где-то далеко отсюда его тело выгнулось над каменным полом, испустив страшный крик. Он знал, что этот ужас никогда не закончится, он никогда не выберется отсюда и никогда не сможет вернуться к обычной жизни. Эта безумная смесь ужаса и страха теперь его единственная реальность. Никогда больше он не увидит рассвет. Гарри бросился бежать, чтобы вырваться отсюда, чей-то хохот несся со всех сторон, земля кружилась все быстрее и быстрее, но он продолжал бежать, пытаясь уйти, пытаясь найти другое место, где бы он мог обрести покой. По его щекам катились слезы, потому что он знал, что такого места на свете нет… В этот момент Малфой, наконец, добежал до его выгибающегося в конвульсиях тела и, рухнув перед ним на колени, коснулся его лица. И мир неожиданно замер, остановился. Шепот тысяч голосов постепенно затих, словно улегшийся осенний ветер. Гарри шел между застывшими фигурами незнакомых людей, слыша собственное прерывистое дыхание… А там, в другой реальности, Малфой гладил его по лицу и что-то говорил. Гарри не мог разобрать ни слова, но, когда закрывал глаза, то каким-то образом это видел. Он шел и шел, надеясь найти какое-нибудь тихое место, и, словно притягиваемый за невидимую нить, постепенно приближался к центру бездны. Между тем где-то там Малфой поднял его на руки и прижал к своей груди. Закрыв глаза, он принялся покачиваться из стороны в сторону, не переставая что-то говорить. Гарри по-прежнему не слышал, что. Мимо проплывали все новые и новые кошмары, пока Гарри не дошел до самого центра, и в нем, в самом центре бездны, стоял мальчик, от которого шло серебристое сияние. Увидев Гарри, он наклонил голову и улыбнулся. И бездна начала таять вокруг них. Потому что здесь, в самой сути Драко Малфоя, стоял его Патронус — и это был Гарри Поттер. А на каменном полу пещеры Драко Малфой уткнулся в его макушку, и Гарри, наконец, услышал горячий шепот: — Прости, прости, пожалуйста! Вернись, ну пожалуйста, вернись! Бездна куда-то исчезла, теперь Гарри целиком и полностью находился в руках Малфоя, который едва сдерживался, чтобы не заплакать. В первый момент Гарри испугался, потому что едва он закрывал глаза, все кошмары, которые он только что видел, начинали разворачиваться перед его глазами. Задыхаясь от страха, он стал отчаянно вырываться, но Малфой не позволил ему уйти, он гладил его по голове, шептал что-то утешающее, и постепенно ужасы рассеялись, оседая где-то на задворках его сознания. Гарри открыл глаза и увидел, что вцепился в Малфоя так же крепко, как тот в него. — О господи! — прошептал он, чувствуя, как по виску стекает струйка пота. — Ты в порядке? — дрожащим голосом спросил Малфой. — Там было… так холодно. И везде был страх и смерть, и эти голоса… Я не мог… это было так реально! Это ведь не было на самом деле? Малфой, скажи мне, что это все неправда! Малфой наклонился и нежно поцеловал его в губы. И этот поцелуй заставил утихнуть последние отголоски видения. Гарри расслабился и закрыл глаза, но отвечать не стал. Теперь он видел перед глазами не всполохи тьмы и кошмарные видения, а мягкий солнечный свет и плывущие по небу кучерявые облака. Было удивительно спокойно и хорошо, и он тихо застонал от переполнявшего его счастья. — Все в порядке? — опять прошептал Малфой, мягко отстраняясь. — Скажи, ведь все это было неправдой? — тихо повторил Гарри, глядя Малфою в глаза. — Да, — ответил Малфой и улыбнулся, но улыбка не отразилась в его глазах. — Это то, что ты видишь во сне? — Гарри поежился при этой мысли. — Да. — Все было так… неправильно… — из глаз Гарри потекли слезы. — Господи, Поттер, — укоризненно сказал Малфой, притягивая Гарри ближе и кладя подбородок на его макушку. — Ш-ш, успокойся. Лучше пойдем спасть. Прекрати плакать, Поттер! Уменьшив вес заклятием, Малфой поднял его на руки и понес в спальню. Когда Гарри был благополучно уложен в кровать, Малфой развернулся, чтобы уйти, но Гарри ухватил его за руку. — Не уходи, — испуганно попросил он. Он был почти уверен, что кошмары вернутся, стоит ему положить голову на подушку. Малфой еще раз вздохнул, но позволил Гарри увлечь себя на постель и держал его в объятиях, пока тот не уснул. Глава 6. Не враги (прод.) Глава 6. Не враги (прод.) * * * Гарри намеренно зарылся в книги, он ужасно боялся, что Малфой пойдет искать его, будет расспрашивать про сновидения или — о, ужас! — про поцелуй. Самый прекрасный поцелуй в его жизни. Гарри не знал, что и думать, а поэтому старался не думать об этом вообще. Вокруг лежали сотни свернутых и развернутых свитков, Гарри судорожно записывал и пытался анализировать длинные магические формулы. Любое заклинание может быть представлено в исходной математической форме, хоть Гарри никогда не блистал на этом поприще знаний. Если бы здесь была Гермиона! После нескольких часов бесплодных попыток осознать, как стыкуются все эти уравнения и как одним нейтрализовать другое, Гарри почувствовал, что сам сходит с ума. — Это невозможно, — в отчаянии пробормотал он. — Я не в состоянии понять даже его проклятую формулу! В панике он выскочил из «библиотеки» и побежал искать Панси. — Нам нужна она! — крикнул он, вбегая в пещеру, служившую Панси спальней. Маленький стеклянный фиал, который Панси держала в руках, выскользнул у нее из рук и разбился. Девушка испуганно уставилась на Гарри. — Поттер, — задушено сказала она. — Что ты здесь забыл? — Нам нужна Гермиона! Она лучше всех разбирается в заклинаниях, она поможет найти контрзаклятье! — Гарри дрожал от волнения. Вспоминая обо всем, что случилось за эти несколько дней, он едва не впадал в панику при мысли, что у него почти не осталось времени. Надо что-то делать. Гермиона должна помочь. А еще он безумно хотел увидеть хоть одно дружелюбное лицо, хотел почти так же сильно, как найти средство от проклятья. Панси оценивающе посмотрела на него. Под ее глазами лежали темные тени. — Грейнджер? — переспросила она. — Да. Нужно обязательно ее найти. — Ты не можешь бросить Драко. Ты ему нужен. — Но она нам тоже нужна. Я не справлюсь без нее. Панси, пожалуйста… Панси вздохнула. — Ладно, я постараюсь тебе помочь. Но взамен ты должен кое-что для меня сделать. Гарри с подозрением посмотрел на нее. — И что же именно? — Сходи найди Драко. Он недавно заходил ко мне, и он ужасно расстроен. — Малфой не умеет расстраиваться. — Он думает, что ты намеренно его избегаешь. — Я?! Но зачем мне это? — с отчаянием спросил он. Потому что он тебя поцеловал? Потому что ты теперь знаешь, что он видит в своих кошмарах? Потому что его кошмары теперь стали частью тебя, и ты боишься его видеть? — Он думает, что ты боишься, — тихо сказала Панси. — Чего? — прошептал он. — Тьмы, которая внутри него. Он не хотел, чтобы ты узнал, и теперь боится, что ты никогда не захочешь до него дотронуться. — И он хочет быть уверенным, что я по-прежнему буду помогать ему переносить кошмары, — сгорбившись, Гарри понурил голову. — Нет, — Панси грустно улыбнулась. — Просто ему нравятся твои прикосновения. — Что, он тебе такое сказал? — ошеломленно спросил Гарри. — А ему этого и не нужно. Пойди и найди его, а я попытаюсь добыть для тебя Грейнджер. Шатаясь, она встала с места, и Гарри испугался, что она сейчас упадет. Он ни разу не задумывался о том, каково приходится ей. Гарри бросился было на помощь, но Панси ухватилась за спинку стула и удержалась на ногах сама. — Иди же! — она аппарировала прямо из пещеры. А Гарри стоял и пытался справиться с паникой, охватившей его при одной мысли о Малфое. В конце концов, он так и не решился, хотя и обещал. Вместо этого он вернулся в "библиотеку". Прошло еще около часа, когда Гарри почувствовал, что у входа кто-то стоит. Даже не видя двери за огромной стопкой книг, Гарри знал, что это Малфой. В комнате внезапно стало очень холодно. — Ты не хочешь меня видеть, — сказал Малфой. Гарри замер, затаив дыхание, вопреки всему надеясь, что Малфой его не заметит. — Поттер, я тебя вижу. Гарри быстро вскочил с места. — Я... извини, — выдавил он. Скривившись как от боли, Малфой внезапно крикнул: — Прекрати извиняться! — Что? Но... — Ты постоянно перед всеми извиняешься. Я больше не могу этого слышать! Гарри испуганно замотал головой. — Я... изв... Черт! Почему ты злишься? — как ни странно, раздражение Малфоя причиняло ему боль. — Я не злюсь. — Малфой как-то растерянно провел рукой по волосам. — Ладно, проехали. — Малфой... — Гарри не понимал ничего, кроме того, что это тоже каким-то образом его вина. Малфой поглядел на него чуть ли не с ненавистью. — Ты... У тебя все в порядке? — почему-то спросил он. — Ч-что? — удивленно переспросил Гарри. — Я спрашиваю, нет ли у тебя кошмаров! Я думал... вдруг... — криво улыбнувшись, Малфой замолчал. От этого разговора он тоже явно чувствовал себя не в своей тарелке. — Все в порядке, — прошептал Гарри. — В смысле, это было ужасно, но сейчас уже все хорошо. Малфой машинально заправил за ухо светлую прядь. Она тут же упала обратно. Чтобы нарушить неловкое молчание, Гарри спросил: — Зачем ты меня поцеловал? От неожиданности Малфой даже отступил на полшага. В мерцающем свете факелов трудно было сказать с уверенностью, но Гарри показалось, что он слегка покраснел. — Ты ничего не забыл? — прошипел он. — Ты поцеловал меня первым! Поморщившись, Гарри отвернулся, чтобы Малфой не видел его лицо. Он берег воспоминания об этом сокровенном поцелуе пуще зеницы ока. Со временем детали сгладились, и все стало похожим на прекрасный сон — сказку, из которой Гарри не хотел бы очнуться. Гарри почти забыл, что стоявший напротив него человек и был тот самый Драко — Драко из его сна. Этот Малфой ничем не напоминал героя его грез, и теперь, столкнувшись с непримиримой реальностью, Гарри чувствовал себя так, словно у него отняли что-то прекрасное. — Н-нет, — запнувшись, сказал он. — Что, уже не помнишь? Или не хочешь помнить? — Малфой… — Да иди ты! — Малфой непонятно почему опять разозлился. — Не надо, — тихо сказал Гарри, не зная, что еще можно сказать. Он не хотел отвечать на грубость грубостью. Малфой странно поглядел на него и покачал головой. Казалось, он опять перестал злиться — вспышка прошла так же быстро, как и началась. Сейчас он выглядел странно беззащитным, и Гарри его понимал. Похоже, какой-то древний инстинкт человеческого рода заставлял их обоих утешать и заботиться друг о друге каждый раз, когда один из них нуждался в другом. И Гарри не понимал этого точно так же, как и стоящий перед ним слизеринец. Так же как не понимал, почему в регулярно повторяющиеся моменты помрачнения сознания — Гарри не знал, как их еще можно назвать — ему казалось, что он влюблен в него. Ведь Малфой, стоявший сейчас напротив него, ничем не напоминал бледного измученного юношу, который засыпал в его объятиях. Этот Малфой ненавидел его только за то, что не мог обойтись без его помощи. Гарри опустил голову и быстро, чтобы благоразумие не успело одержать верх, спросил: — Неужели ты так сильно меня ненавидишь? — Ненавижу? — сдавленно переспросил Малфой, словно не ожидал такого вопроса. Гарри кивнул. — Я… всегда тебя ненавидел, — сказал Малфой с непонятной неуверенностью в голосе. Словно, стоя у доски, пытался вспомнить невыученный, но смутно знакомый урок. — Хотя… раньше я хотел быть таким же, как ты, — задумчиво добавил он. Еще одна сторона Драко Малфоя, о которой он ничего не знал, и сейчас Гарри вовсе не хотелось раздумывать над этим. — Не может быть! — У этого Драко Малфоя не могло быть ничего, хоть как-то связанного с ним, Гарри Поттером. Малфой горько усмехнулся. — Сейчас, конечно, не может. Но тогда, в детстве, когда я еще не знал тебя… Домовые эльфы вовсю шептались о новом герое. Я тоже хотел быть героем… — Малфой запнулся, словно не хотел вспоминать, а потом с горечью добавил: — А теперь я вообще полный ноль. Даже родной отец не желает иметь со мной ничего общего. Очень мило с его стороны, особенно если учесть, что он наверняка точно так же поражен проклятьем, из-за которого выгнал меня из дому. Мне даже интересно, что он сделает, если я явлюсь навестить его на смертном одре: признает или сделает вид, что меня не существует. Его высокомерие его переживет. Но тебе лучше знать. Гарри не совсем уловил всех причудливых изгибов данной мысли, а потому осторожно ответил: — Мой отец не был высокомерным. Возможно, витиеватость мышления тоже являлась еще одним побочным эффектом безумия. Малфой, казалось, всерьез обдумал его слова. — Не важно. Я давно перерос детские мечты. — Это не так, — едва слышно произнес Гарри. Если бы взглядом можно было испепелять, от него не осталось бы и мокрого места. — Что ты мелешь?! — тихо прошептал Малфой. — Не забудь, что я был там. И я видел… себя. Себя, похожего на Патронус. Малфой неприятно рассмеялся. — Но это же не значит, что я хочу быть таким, как ты! Если мое подсознание и выбрало тебя олицетворением… не знаю… — Защищенности? — тихо предложил Гарри. Малфой явно чувствовал себя не в своей тарелке. — Да, но… — Света и добра. Безмятежности? Нет, это дурацкое слово. Покоя лучше. — Поттер… Гарри неверяще покачал головой, трясущейся рукой машинально разворошив и без того встрепанные волосы. — Прямо как серебряный ангел. Герой. Ты… ты такой же, как все они! Я не могу! Я никого не могу спасти! Не… — Да нет же! Нет! Прекрати! — Малфой сделал шаг к нему, но на каждый его шаг Гарри отступал на три. — Я никакой не герой! Я всего лишь человек, я не могу спасти даже себя, не говоря уже о других! Как ты смеешь думать, что я могу… — Гарри был на грани истерики. Малфой протянул руку, Гарри споткнулся и чуть не упал. — Поттер, — тихо сказал Малфой. — Прекрати. Я не… За спиной Гарри была стена. Дальше бежать было некуда. В этот миг что-то помутилось у него в голове. В отчаянии он попытался расцарапать стену ногтями, но Малфой одним прыжком оказался возле него и, перехватив его руки, зажал их мертвой хваткой. Из глаз Гарри сами собою потекли слезы. Он инстинктивно пытался вырваться, но Малфой держал до тех пор, пока силы его не покинули. Гарри тяжело привалился к стене, и прежде чем его ноги окончательно подогнулись, Малфой не дал ему упасть, прижав к стене пещеры всем своим телом, принялся вытирать его слезы. Гарри не сопротивлялся и не открывал глаза, позволяя Малфою делать все, что он захочет. Наконец, Малфой пригладил его непослушные волосы. — Я не хочу быть тобой, — сказал он медленно, тщательно выбирая слова. — У меня нет сил, я просто на это не способен. Если кто-то и может спасти этот мир, то это ты. Гарри открыл, наконец, глаза и даже слабо улыбнулся. — Так ты больше не хочешь быть героем? Малфой улыбнулся, и только тут Гарри понял, что он до сих пор прижимает его к стене. — Я не могу спасти даже самого себя. — Но я не знаю, что мне нужно делать, — сказал Гарри, опустив голову. Малфой вздохнул. — По какой-то причине проклятье на тебя не действует, Гарри. Ты — единственный в мире человек, победивший все непростительные заклинания. — Но я не хочу, — прошептал Гарри. — Я не хочу спасать мир. — Иногда у нас просто нет выбора. Гарри посмотрел Малфою в глаза. Он никогда не видел их так близко. — Выбор есть всегда, — наконец сказал он. Он так устал, что, не задумываясь, опустил голову на плечо Малфоя. — Тебя следует хорошенько отшлепать, — сказал Малфой, доведя Гарри до стола, заваленного книгами. — Ты довел себя до того, что даже не стесняешься плакать. Увидев, что Малфой собрался уходить, Гарри схватил его за руку. — Подожди! Малфой слабо улыбнулся. — Ну что еще? — Если хочешь, можешь на меня наорать… Малфой недоумевающе посмотрел на него. — Зачем? Гарри отвел глаза. — Накричи на меня. Я же вижу, что ты на меня злишься. Только не уходи. Пожалуйста. Я не хочу быть один… — Гарри сам не знал, о чем он просит Малфоя, но во что бы то ни стало хотел его убедить. Малфой со странным выражением на лице откинул волосы со лба Гарри и легко скользнул по шраму шершавыми губами. — Хорошо, — согласился он. — Расскажи мне, что удалось обнаружить. Вытянув второй стул, Малфой развернул его и уселся, положив руки на спинку. Он внимательно выслушал рассказ Гарри, задавая в нужных местах нужные вопросы. Его дельные замечания помогли найти неувязки в рассуждениях, за что Гарри был ему благодарен. Они могли бы говорить часами, если бы усталость, наконец, не взяла свое, и очередную его тираду не прервал душераздирающий зевок. Не слушая слабых возражений, Малфой довел его до постели. На этот раз, когда Гарри попросил его остаться, он не стал возражать, а, забравшись в постель, держал его в своих объятиях, даже после того как тот уснул. * * * В последнее время Джинни часто думала о том, как делаются дома. Как берется раствор и кладутся кирпичи. Как из маленьких кусочков поднимается высокий дом, и как потом разрушается до основания. Джинни казалось, что она похожа на такое разрушенное здание: фундамент еще стоит, но по стенам уже побежали трещины. Ее дыхание медленно выравнивалось: кошмар постепенно отпускал. Странно, что на Рона кошмары действовали по-другому. Он кричал и цеплялся за нее, Джинни же… смеялась. Что может быть кошмарнее того, что происходило с ней наяву? Она смеялась, а Рон погружался в безумие. Рон стал спать в ее постели из страха перед кошмарами. И она не могла найти в своем сердце силы прогнать его. (Да и было ли у нее сердце? Ей казалось, что в ее рухнувшем доме оно разбилось первым). Иногда ему удавалось поспать, но Джинни лежала рядом без сна. Ее мысли постоянно ходили по кругу. Она знала, что все происходившее ужасно неправильно. Этот мир, где нет Люциуса, а Рон целует и обнимает ее, а она, вместо того, чтобы оттолкнуть, покорно принимает его объятия… Но Джинни не могла смотреть в карие глаза, так похожие на те, что она каждый день видела в зеркале, — и потому целовала его в ответ. Рон всегда закрывал глаза, когда она его целовала. — Я хочу умереть, — тихо сказала она, потому что так оно и было. Прошло уже много дней, она даже разучилась их считать — и теперь к кошмарам наяву добавились кошмары-во-сне. Люциус никогда не любил ее, но зато ее любит Рон. И это было ужасно неправильно. Словно в ответ на ее мысли, Рон зашевелился. — Что случилось? — сонно спросил он. Взяв его руку, она приложила ее к своей груди. — Я, — медленно сказала она. — Хочу. Умереть. Рон непонимающе уставился на нее. — Джинни? Она раздраженно отбросила его руку. — От тебя совершенно никакой пользы! — закричала она, вскакивая из кровати. — Я хочу умереть! Это невыносимо: этот дом, эта жизнь… все! И мы с тобой! Рон тоже выбрался из кровати и с опаской поплелся следом. — Это все из-за проклятья? Да, Джинни? — умоляюще спросил он. — Вся моя жизнь одно сплошное проклятье! — крикнула она. Рон схватил ее за руки и крепко прижал к себе, словно это как-то могло помочь. — Успокойся! Но она отчаянно задергалась, пытаясь вырваться из его рук. — Джинни! — Рон тряхнул ее так, что она ударилась головой о стену. Наступила полная тишина. — Джинни, — сказал он уже гораздо мягче. — О господи, прости! Он поцеловал ее, и Джинни впервые посмотрела ему в глаза. Ей стало так тошно, что она не смогла ответить. * * * Связанная Гермиона лежала на кухонном полу с кляпом во рту. Гарри в ужасе замер, не в состоянии понять, что происходит. Пересилив себя, он склонился над ней. В этот момент девушка застонала. — Что ты с ней сделала? — накинулся он на Панси, снимая повязку с глаз подруги. — Ты же сказал привести ее, но не сказал как. Ей еще повезло, что я ее нашла, — ответила Панси. — Что ты имеешь в виду? — нахмурился Гарри. Несмотря на то, что повязка была снята, Гермиона не открывала глаз. — Она больна, — Панси пожала плечами. — Я нашла ее в темном переулке, она выла как ненормальная и ничего не замечала. — О господи, — прошептал Гарри, прижимая девушку к себе. Когда он вытащил изо рта кляп, приглушенные звуки превратились в душераздирающий крик. Он обрезал веревки и успокаивающе гладил девушку по спине, пока та не затихла. Панси вышла, но Гарри, поглощенный своей подругой, ничего не замечал. Когда Гермиона, наконец, успокоилась, Гарри поднял голову и вздрогнул, увидев прямо перед собой Малфоя. Гарри даже не заметил, как он вошел. — Я не знал, что ты здесь, — нервно сказал он. Малфой смотрел на него непроницаемым взглядом. — Я уже понял. Это Грейнджер? — Да. Она… она больна. Ее нужно положить где-нибудь. — Где-нибудь это с кем? — насмешливо спросил Драко. — Я останусь с тобой, Малфой, — тихо ответил Гарри. Малфой смотрел на Гермиону почти с ненавистью. Когда он понял, что сказал Гарри, он вздрогнул и удивленно вскинул голову. — Тогда она может спать в соседней комнате. Тебе придется заходить к ней несколько раз за ночь. — Спасибо, Малфой, — тихо сказал Гарри. Малфой явно хотел еще что-то сказать, но потом передумал. Резко развернувшись, он вышел из комнаты. Гарри отнес девушку в соседнюю пещеру и уложил на кровать. Гермиона так и не проснулась. Гарри осторожно убрал упавшие на ее лицо волосы и, придвинув к кровати стул, приготовился ждать. Он не подумал о том, что, если бы это был Малфой, он давно бы уже забрался в постель и обнимал его. Почему-то сделать то же самое даже не пришло ему в голову. Гарри взял подругу за руку и осторожно погладил по бледному лицу. За то время, что они не виделись, Гермиона сильно похудела и осунулась. Под ее глазами залегли темные тени. Гарри осторожно снял с девушки плащ и положил на другой стул. Из кармана выпал какой-то предмет и с глухим стуком упал на каменный пол. Это был пистолет. — Что это? — спросил Малфой. Гарри вздрогнул. Он совершенно не слышал, как тот вошел. — Не знал, что ты уже здесь. Сколько ты... Малфой неопределенно пожал плечами. — Просто зашел посмотреть. Что это? — повторил он и, нагнувшись, поднял пистолет. — Пистолет. Не представляю, зачем он мог ей понадобиться. — А что она вообще здесь делает? Малфой убрал пистолет в свой карман. Его напряженный взгляд не отпускал Гарри, пока тот не ответил: — Мне нужна ее помощь в поисках контр-заклятия, — Гарри отвел глаза, потому что это была далеко не вся правда. Просто в последнее время он отчаянно боялся одиночества. Потому что, когда он оставался один, в его голову тут же начинали лезть всякие дурацкие мысли вроде того, как он относится к Малфою. — Ты ее любишь, — внезапно сказал Малфой. Гарри ошеломленно уставился на него. — Что?! — Ты любишь Грейнджер. Ты так нежно держишь ее за ручку... — Она — мой лучший друг. И тебя я держал точно так же. — Я не... - Малфой замолчал. — Что? — Я уже не помню. Как ты держал меня, — покраснев, как-то беззащитно сказал Малфой. Гарри протянул руку и заправил выбившуюся светлую прядь. — Мне это нравится... — сказав это, Гарри почувствовал, что краснеет. Судя по выражению лица, Малфой явно не знал, что на это ответить. — Поттер, что ты… — Я не знаю. — И он действительно не знал. Но кожа Малфоя под его пальцами была такая нежная, что, не удержавшись, Гарри обвел твердую линию подбородка, а потом скользнул дальше, зарывшись пальцами в светлые волосы. Заправленная за ухо прядь тут же вернулась обратно. Где-то в дальнем уголке его сознания отчаянно билась какая-то мысль. Это безумие, стучалась она. Ты же сам принес сюда Гермиону, чтобы этого не случилось. И что же? Гермиона лежит прямо перед тобой, а ты? Гарри притянул Малфоя ближе. По его телу пробежала странная дрожь. Затуманенные серые глаза медленно, словно нехотя, закрылись… Поцелуй получился робким, почти испуганным — потому что Гарри больше не мог списать его ни на истерику, ни на сон. Все было… по-настоящему. Легкое касание мягких губ, сбившееся на миг дыхание… Когда Гарри опять запустил руки в светлые волосы, наслаждаясь их шелковистостью, Малфой тихо застонал. Это было так непохоже на того Малфоя, которого знал Гарри, и так похоже на Драко из его грез… Но, может быть, Малфой не показывал такого себя никому, кроме него. Малфой поднял голову и придвинулся еще ближе. Гарри дрожал с головы до ног, но раскрыл губы навстречу чужому рту. Ухватив Гарри за подбородок, Малфой повернул его голову так, чтобы было удобнее целовать, и погладил по щеке. Они застыли в объятиях друг друга, словно оба боялись нарушить хрупкое равновесие, протянувшееся между ними. Но вот язык Малфоя робко скользнул в рот Гарри, осторожно пробуя его вкус. Гарри сделал то же самое. Их языки столкнулись на полпути, и вся нерешительность куда-то исчезла: руки Малфоя скользнули Гарри на спину и притянули его еще ближе, Гарри с силой прижался к губам Малфоя, позволив чужому языку пробраться к себе в рот. Не удовлетворенный, Малфой прикусил его нижнюю губу. Гарри шатало как пьяного. Он не мог себе представить, что поцелуй может действовать не хуже бокала вина, но комната кружилась у него над головою, а мысли разбегались, не в силах собраться даже для того, чтобы вспомнить, что на свете есть что-то, кроме сводящего с ума рта. Они не разжимали объятия, ибо каждый из них не мог себе представить, что будет дальше, но знал, что, когда они откроют глаза, то уже не смогут ничего изменить. — Не… — наконец прошептал Гарри. Его дыхание коснулось чужих губ. Но, не договорив, потянулся за новым поцелуем. — Чего «не»? — Малфой прижался к уголку его рта. — …открывай глаза. Даже если Гарри и хотел сказать «Не открывай», было поздно: они уже смотрели друг на друга. Близко-близко. Гарри даже разглядел черные крапинки на серой радужке и слабый румянец, показавшийся на бледных щеках. За это время руки Гарри каким-то образом обвились вокруг Малфоя, ладонь слизеринца по-прежнему гладила его по щеке, а вторая рука лежала где-то между лопаток. — Извини, — выдохнул Гарри, но даже не попытался отодвинуться. Малфой кашлянул и, отдернув руку, нервно провел ею по волосам, снова заправив за ухо непослушную прядь и поморщившись, когда она тут же упала обратно. Ни один из них не знал, что сказать другому, но оба не спешили расходиться. Казалось, они готовы простоять так всю ночь — глядя друг другу в глаза и не размыкая рук. — Я же говорила! — сказала Панси, появляясь в дверях. От неожиданности Гарри вскрикнул и попытался отскочить, но споткнулся, и Малфою пришлось придержать его за локоть. — Панси! — Гарри вытер рот тыльной стороной ладони. — Что ты здесь делаешь? Панси ухмыльнулась. — Принесла для Грейнджер зелье. Дай ей, когда проснется, это поможет облегчить действие проклятья, — Панси поставила кубок на стол и вышла. Гарри бросился следом за ней. — Подожди! — он схватил Панси за руку. — Подожди! Что ты имела в виду, когда сказала «ты говорила»? — То, что ничего не стоит его полюбить, — грустно улыбнулась она. Гарри тупо смотрел ей вслед, не зная, что и думать. Он был абсолютно уверен в том, что ни за какие блага на свете не сможет сейчас вернуться в ту комнату. — Грейнджер пришла в себя, — раздался тихий голос за его спиной. Гарри напрягся и неосознанно облизал губы. Малфой стоял, небрежно прислонившись к дверному проему, и невозмутимо его разглядывал. Словно ситуация была полностью под его контролем и он не чувствовал ни грамма той нерешительности, которая овладела Гарри. — Да? — выдавил из себя он. Его голос сорвался на фальцет. Криво усмехнувшись, Малфой сказал: — Ты покраснел. Гарри с трудом сглотнул. Он не знал, что делать и как теперь себя вести. Судя по всему, теперь их отношения необратимо изменились, так что он даже не мог сказать Малфою, что тот покраснел не меньше. Ведь сейчас больше всего на свете Гарри не хотелось, чтобы Малфой снова принялся его ненавидеть. Не желая показать себя испуганным слабаком, Гарри развернулся и подошел прямо к нему, так, словно не боялся ничего на свете. Коснувшись ладонью щеки с бледно-розовым пятном румянца, Гарри улыбнулся и нежно коснулся губ Малфоя своими губами. — Спасибо, — легко сказал он и, обойдя Малфоя, вошел в комнату. Он не оборачивался, чтобы посмотреть, во что вылился его жест. Он надеялся, что оставил Малфоя в смятении — потому что, да поможет ему Бог! — чувствовал то же самое. Лицо Гермионы было нездорово красным. Гарри от всей души надеялся, что не потому, что она что-то увидела. Темные глаза были подернуты мутной дымкой. Он помог ей сесть и поднес к губам зелье. — Это поможет тебе восстановить силы, — объяснил он. Гермиона послушно выпила весь кубок, но как только Гарри поставил его на стол, она протянула руку и коснулась его лица. — О, Гарри, — хрипло прошептала она. — Что с тобой случилось? Гарри криво улыбнулся. — У меня все в порядке, — ответил он. — Как ты? Улыбка Гермионы была горькой. — Я тоже, — сказала она. — Учитывая… Я о тебе беспокоилась. Ходили слухи, что ты перешел на другую сторону, а потом и вовсе исчез. — Мне нужно многое тебе рассказать, — сказал он. — Извини за то, что случилось. Я бы никогда не послал ее за тобой, если бы знал, как она выполнит мою просьбу. Гермиона сперва нахмурилась, а потом неожиданно улыбнулась. — А, ты про это. Думаю, у нее не было выбора. В тот момент я мало что соображала. — Зачем тебе понадобился пистолет? — тихо спросил он. Гермиона вздохнула. — Мира, который мы знали, Гарри, больше нет. Все вокруг постепенно сходят с ума. Многие готовы на все, чтобы избавиться от кошмаров. Ты наверняка знаешь, каково это. Гарри медленно покачал головой и тихо проговорил: — У меня иммунитет к проклятию. Некоторое время Гермиона внимательно всматривалась в его лицо, а потом очень серьезно сказала: — Расскажи мне все, что случилось вплоть до сегодняшнего дня. Гарри рассказал ей все, что знал о проклятии, о том, как продвигались его исследования, о выводах, к которым он пришел. Она слушала так внимательно, что он не замечал, как бежит время. Когда он закончил, его голос совершенно охрип, Гермиона же выглядела так, словно в любой момент была готова упасть в обморок, но глаза ее сияли новым светом. — Поэтому я и попросил Панси найти тебя, — закончил он. Гермиона кивнула, а потом, не глядя на него, спросила: — А Малфой? — Что Малфой? — Гарри сделал вид, что не понимает. — Ничего. Так, — подыграла ему она. Гарри нахмурился, но не стал развивать эту тему. — Ты устала, — сказал вместо этого он. — Тебе надо поспать. Он укрыл ее одеялом, Гермиона грустно ему улыбнулась. Когда он собрался уходить, она внезапно схватила его за руку. — Если… если кошмары снова начнутся… — в ее глазах мелькнула паника. — Я приду, — пообещал он. — Спасибо, — сонно прошептала она. Гарри задул свечу и наложил на огонь в очаге приглушающее свет заклятие. В их комнате было темно. Малфой уже лежал в кровати, уткнувшись лицом в подушку. Он мелко дрожал. При виде этого Гарри застыл. — Малфой! — позвал он, с опаской приближаясь к постели. — Что случилось? Повернув голову, Малфой тихо застонал. Его глаза были плотно закрыты, а по бледному лицу ручьями стекал пот. — Это все из-за проклятия? — вздохнул Гарри. — Почему ты не позвал меня? Малфой кивнул и слабо улыбнулся. — Ты был занят, — сказал он, его голос дрожал от пережитого напряжения. — Я не… — не смог договорить он. — О, дьявол! — пробормотал Гарри, забираясь в кровать. — Иди сюда! С приглушенным хныканьем Малфой кинулся ему на колени. Удар был таким сильным, что повалил Гарри на спину. Уткнувшись лицом Гарри в грудь, Малфой простонал, в отчаянии мотая головой: — Ненавижу… как же я все это ненавижу… О, господи… — Все в порядке, прошептал Гарри, гладя светлые волосы. — Я буду с тобой. Малфой только усилил хватку. Он еще что-то бормотал, но неминуемо погружался в сон. Настоящий кошмар для него только начинался. Гарри гладил Малфоя по спине, шептал ободряющие глупости. Сейчас, зная, куда попадает Малфой засыпая, он не оставил бы его даже под страхом смерти. Он держал юношу в объятиях, целовал его закрытые глаза, пока кошмар не закончился и Драко не забылся обычным сном, согревая дыханием его ключицу. Глава 7. Дракон Все что казалось таким простым В детстве, стало тленом. Мы потеряли свои мечты В разбегающейся вселенной, Где все сердца холодны и пусты, Где травы в ночи завяли, Где ни радости нет, ни печали, А только я и ты. Гарри проснулся первым. За ночь они передвинулись и теперь лежали лицом друг к другу. Он лежал, смотрел на спящее лицо Малфоя и думал о своих чувствах. Гарри всегда считал поцелуи чем-то грязном, чего нужно стыдиться: каждый раз, когда Чарли целовал его, Гарри чувствовал себя испачканным. Когда его целовал Чарли, Гарри всегда хотелось, чтобы это побыстрее закончилось. От поцелуев же Драко Малфоя... Может быть, это с ним что-то не так, думал Гарри. Ведь именно от поцелуев Малфоя он должен был с криком бежать куда глаза глядят. Вместо этого все, что ему хотелось, — это чтобы поцелуй никогда не заканчивался. Наконец, так ничего и не надумав, Гарри наклонился и легко поцеловал Малфоя в губы. Малфой что-то пробормотал во сне и придвинулся ближе, обняв Гарри за талию, а потом и вовсе открыл один глаз и сонно спросил: — Поттер? Ты что, поцеловал меня? — Да, — Гарри покраснел. Вместо того, чтобы рассердиться, Малфой закрыл глаза и сонно улыбнулся. — А. Тогда все в порядке. — Может, поговорим? — робко предложил Гарри. — Что-то не хочется, — не открывая глаз, Малфой сладко потянулся. — Почему? — Потому что еще слишком рано. Можно еще поспать. Гарри вздохнул и улыбнулся. Сейчас все казалось таким простым, и, вместе с тем, было таким сложным. — Тогда спи, — сказал он, но Малфой его уже не слышал, потому как заснул, не дожидаясь разрешения. — Ты совершенно невозможен! — прошептал Гарри и, уткнувшись носом в блондинистую макушку, закрыл глаза. На этот раз ему приснился сон. В этом сне он был вовсе не Гарри, а огромным огнедышащим драконом с черными перепончатыми крыльями. Он был зол, и пламя, извергавшееся из его пасти, опаляло землю далеко внизу. Он летел на своих мощных крыльях, уничтожая все, встречавшееся на его пути: деревья, животных и даже людей, не успевших убраться с его дороги. В порожденном им пламени он видел знакомые и незнакомые лица, искаженные предсмертными муками: Рон, Гермиона, Джинни, Чарли, Панси — те, кого он знал, и те, кого он ни разу в жизни не видел. А потом он заметил себя, Гарри Поттера. Его "я" из сна лежало на земле, беспомощно раскинув в стороны руки и ноги. Кто-то пригвоздил их к земле мечами. Кровь заливала его лицо и пачкала разорванную одежду. Гарри из сна с ненавистью посмотрел на него, Гарри-дракона, и его пуще прежнего охватила жажда разрушения. И так сильна была его ненависть, что он не просто хотел уничтожить распростертого, окровавленного Гарри, а жаждал разорвать его в клочья собственными когтями. И поэтому Гарри-дракон нырнул вниз. Гарри из сна засмеялся и, извернувшись, плюнул Гарри-дракону в морду. И тогда его когти с легкостью вошли в беззащитное тело, смех Гарри из сна превратился в страшный крик. Гарри-дракон принялся с наслаждением раздирать лицо своего двойника, плюясь дымом и извергая из ноздрей пламя. Гарри-человек что-то кричал, но Гарри-дракон не знал английский. Он продолжал вгрызаться когтями в податливую человеческую плоть. Однако с каждым движением когтистые драконьи лапы становились все более и более человеческими, пока на превратились в кулаки, и теперь он от всей души бил кулаком по лицу человека с… зелеными? глазами… Гарри-дракон с ужасом увидел, что зеленые глаза стали вдруг серыми, и теперь под ним лежал вовсе не Гарри, а Драко Малфой. С Гарри слетели последние остатки сна. Он обнаружил, что действительно сидит на Малфое, прижимая его своим весом к кровати, что костяшки его пальцев сбиты, а руки испачканы чужой кровью. Лицо Малфоя было разбито: из носа текла кровь, одна щека была расцарапана, а под глазом уже наливался синяк. — О господи... — постепенно до Гарри начал доходить весь ужас ситуации. Резко вскочив, он застыл на краю кровати, все его тело сотрясала мелкая дрожь. Малфой медленно сел. Он смотрел на Гарри, явно не понимая, что случилось. Кровь медленно капала из его разбитой губы, но он даже не пытался ее остановить. Уже привычный ужас постепенно рассеивался, наконец, серые глаза удивленно расширились. — Поттер? — прошептал Малфой. — Что... Зажав рот рукой, Гарри вскочил с места и выбежал из спальни. Его путь лежал в крохотную пещерку, заменявшую им ванную. Его вырвало. Зачерпнув воды, он прополоскал рот. Мерзкий вкус и не думал проходить. У него закружилась голова. Воспоминания о том, как он выклевывал свое лицо, накладывались на осознание того, что он сделал с Малфоем. В панике Гарри выбежал из пещеры и помчался куда глаза глядят: лишь бы не столкнуться с Малфоем, лишь бы не видеть его разбитое лицо. Наткнувшись на Панси, он едва не сбил ее с ног. Сразу сориентировавшись, Панси схватила его за руку и, подозрительно осмотрев с головы до ног, спросила: — Ради бога, что случилось, Поттер? Ты весь в крови! Всхлипнув, Гарри попытался вырваться, но Панси с неожиданной для девушки силой затолкала его в какую-то пещеру, оказавшуюся ее комнатой. — Прекрати истерику! — приказала она, закрывая дверь. В комнате было темно, и это немного привело его в чувство. Панси подтолкнула его к кровати, и Гарри послушно сел: все равно его почти не держали ноги. Сняв с крюка, висящего рядом с дверью, ведро, Панси принялась смывать с него кровь. — Что произошло? — спросила она. — Я... Я его ударил, — хрипло признался Гарри. Рука Панси с окровавленной тряпкой застыла в воздухе. — Кого? Драко? — Я не хотел... — не выдержав, Гарри, наконец, заплакал. Обхватив колени руками, он съежился на кровати, попытавшись спрятать в них лицо. Панси твердо взяла его за подбородок и продолжила свое занятие. — Расскажи, что случилось! — приказала она. — Я видел сон, а когда проснулся, мои кулаки были в его крови, — Гарри всхлипнул и умоляюще посмотрел на девушку: в конце концов, Панси была влюблена в Драко и должна была его за это возненавидеть. — Что же именно тебе снилось? — спокойно спросила она, выжимая тряпку и вытирая его слезы — Гарри едва успел перехватить очки. — Дракон, — прошептал он. — Я был драконом и сжигал все и всех вокруг, а потом я увидел на земле себя и попытался разорвать в клочья... А потом я проснулся и обнаружил, что это был Малфой! Панси, казалось, задумалась. Ее рука машинально отбросила упавшие на его лоб волосы, а потом застыла, словно проверяя температуру. — С ним все в порядке? — странным голосом спросила она. — Я не знаю. — Уверена, ничего страшного с ним не случилось. Успокойся, Поттер Сегодня Панси была настроена необычно мягко. Вздохнув, Гарри тихо спросил: — Почему ты заботишься обо мне? Панси засмеялась. — Потому что ты принадлежишь Драко Малфою, Поттер. И это моя обязанность. Гарри посмотрел на девушку. В полумраке ее черты казались гораздо мягче. Вздохнув, он положил голову ей на плечо. Панси погладила его непослушные волосы и тоже вздохнула. — Я не понимаю, что происходит, — прошептал Гарри. — Ты имеешь в виду свой сон? Помолчав, Гарри все же ответил: — Что происходит между мной и Малфоем. — Что ты имеешь в виду? И Гарри решился: — Я поцеловал его. — Ты его любишь. — Но я не могу его любить! Некоторое время они молчали, а потом Панси произнесла: — Почему? — Да потому что он Малфой! Потому что мы по разные стороны баррикад! Он считает, что Гермиона заслуживает смерти за то, что ее родители — магглы! А еще он чудовищно эгоистичный, совершенно невозможный тип! И я не могу любить его, это будет предательством по отношению к моим друзьям! — А что насчет тебя самого? — Что насчет меня самого? — Ну, ты говоришь, что это будет предательством по отношению к твоим друзьям. Но отказ от любви — не предательство ли это по отношению к самому себе? Гарри нахмурился. — Но я не могу его любить! Да любой, кто увидит нас вместе, скажет то же самое! Панси взяла Гарри за подбородок и, глядя ему прямо в глаза, тихо произнесла: — А теперь послушай меня. Любой, кто увидит вас вместе, может сказать только то, что вы предназначены друг для друга! И если он попробует сказать иначе, значит, он совершенно тебя не знает! Гарри закрыл глаза и с ужасом почувствовал, как по его щеке покатилась горячая капля. — Но я не могу так поступить с ними, — прошептал он. — С кем? — С Дамблдором. С Роном. С… Чарли, — Гарри уже собирался продолжить список, но Панси его перебила. — Дамблдор использовал тебя, считай, с рождения. Рон сразу же поверил в то, что ты шпион, — и это после спасения сестры! А Чарли просто сдал тебя в аврорат — стоило только не дать ему. Гарри поморщился, но возразить ничего не смог. Плечо Панси внезапно показалось ему слишком острым. В дверь постучали. На пороге стояла Гермиона. Девушка заметно нервничала. — Кажется, Малфой сошел с ума, — испуганно сказала она. — Он кричит и бросается вещами! Застонав, Гарри спрятал лицо в ладонях. Гермиона бросила на него тревожный взгляд. — Что-то случилось? — Гарри приснился кошмар, — не вдаваясь в подробности, объяснила Панси и, взяв Гермиону за руку, вывела ту из комнаты. Гарри остался один — в полумраке Пансиной спальни. Обессилено упав на кровать, он подтянул колени к груди, постаравшись свернуться маленький комочек. Но даже перед закрытыми глазами стояло испуганное лицо Малфоя. — Ты еще здесь? Дверь бесшумно приоткрылась, впустив узкий луч света. — Ты здесь? — голос Малфоя чуть заметно дрожал. Гарри закусил губу. Малфой открыл дверь шире. — Эй, — тихо позвал он. — Как ты? Гарри с трудом сглотнул. — Ты… — начал он и запнулся. — Что я? — Ты смыл кровь? — его голос дрогнул. — А, это… — Малфой вздохнул. — Грейнджер позаботилась обо мне, — он закрыл дверь. — Почему ты бросался вещами? — тихо спросил Гарри. — Э-э… Думаю, Грейнджер немного преувеличила. Я сразу побежал за тобой, но Панси увела тебя в свою комнату, а потом Грейнджер не захотела меня впускать — наверное, увидев кровь, она подумала… в общем, я разозлился. — На меня? — На тебя? — в голосе Малфоя звучало искреннее недоумение. — Но я... Извини, Малфой, я не хотел... — и с трудом сдерживаемые слезы потоком хлынули из его глаз. Внезапно кровать прогнулась, и кто-то порывисто обнял его. — Прекрати! Прекрати, Поттер! Все хорошо! Все хорошо, черт побери! Гарри вцепился в Малфоя так, будто от этого зависела его жизнь. Никогда в жизни он так не плакал. Когда он начал немного успокаиваться, Малфой сел, и голова Гарри каким-то образом оказалась у него на коленях. Рука Драко успокаивающе взъерошила его волосы. — Все хорошо, — опять повторил Малфой. — Успокойся. Зажмурившись, Гарри кивнул: — Да, сейчас. Извини. — Тебе снился плохой сон? Содрогнувшись, Гарри кивнул. — Извини, — сто первый раз повторил он. — Лучше заткнись, — сказал Малфой. Гарри засмеялся сквозь слезы, вытирая лицо рукавом. — Хорошо, — согласился он. — Ты не виноват. Если кто и виноват, то это я... Такое иногда случается — с теми, кого коснулся Темный Патронус. И на то, чтобы оправиться, требуется время. Что случилось в твоем сне? — Я пытался разорвать сам себя на клочки, — прошептал Гарри. — А когда проснулся, это был не я, а ты, и я испугался... Но почему ты не оттолкнул меня? Тебе же наверняка было больно! Малфой опять провел рукой по его волосам. — Я не хотел тебя поранить, — тихо сказал он. Гарри уткнулся лицом в чужие колени и опять заплакал. Малфой только вздохнул. Его рука все так же продолжала гладить Гарри по волосам. И Гарри подумал, что теперь в сокровенную копилку его воспоминаний наряду с шелковистым прикосновением губ добавится и эта непритязательная ласка. Наконец он нашел в себе силы отстраниться. Вытерев лицо рукавом и откашлявшись, он сказал: — Гермиона, наверное, беспокоится... — Ты в порядке? Вместо того, чтобы ответить, Гарри неожиданно вспомнил: — Панси... Панси сказала, что я принадлежу тебе. Он не знал, что хочет услышать в ответ, ни что ожидает услышать. Но Малфой превзошел любые его ожидания. — Так и сказала? — как ни в чем не бывало спросил он, поднимаясь с кровати и протягивая руку Гарри. — Ага, — ухватившись за предложенную руку, Гарри встал. — Панси — умная девочка. Гарри чуть не споткнулся. * * * Гермиона покусывала кончик своего пера. Раньше она никогда так не делала. Сейчас она выглядела гораздо лучше: зелье Панси явно пошло ей на пользу. — Я не совсем понимаю, что это за место, — спросила она. — Думаю, это что-то вроде секретного убежища, возможно, оно задумывалось в качестве «последнего оплота» для Пожирателей смерти. Никто не знает, что мы здесь, — Гарри перелистнул страницу. — У тебя иммунитет к проклятию. — Да. Я думаю, что его можно остановить, если убить всех дементоров. — Не уверена, что дементоров возможно убить. — Это возможно! Малфой умеет вызывать Темного Патронуса, который убивает дементоров. Он пытается научить меня. Услышав слово «Малфой», Гермиона нахмурилась. — Гарри, что происходит между тобой и Малфоем? — Что ты имеешь в виду? — Утром у тебя был кошмар, так? — Да. — И ты ударил его во сне? — Да. — Но как ты оказался в одной постели с Драко Малфоем? Гарри пожал плечами. — Он… я ему нужен. — Гарри… — Что? — Я просто не уверена, что с твоей стороны разумно доверять ему. Не забывай: он — на другой стороне. Гарри начал заводиться. — Сейчас нет никаких сторон, Гермиона! Умирают все, и маги и магглы! Эта война с самого начала была глупостью — кровь, она везде одинаковая, маггл ты или чистокровный волшебник. Больше нет «нас» и «их», здесь только я и Драко! — Ты зовешь его «Драко», — прошептала Гермиона. Гарри непонимающе посмотрел на нее. — И что? — Как «что»? Гарри, кто он для тебя? — Он заботится обо мне. Мы… заботимся друг о друге. — Гарри, раньше ты не нуждался в том, чтобы о тебе заботились, — вздохнула Гермиона. — Почему? — Как ни странно, Гермиона, казалось, искренне в это верила. — Ты — самый сильный человек из всех, кого я знаю. Ты настоящий герой. Я этого… Я не понимаю! Да, я вижу, что ты к нему… привязан, но просто не понимаю, почему. Ведь все это происходит по его вине и по вине таких, как он! — Я не думаю, что мы в праве судить. Вполне возможно, сложись иначе, мы сами изобрели бы нечто подобное. На войне как на войне. И каждая из сторон права по-своему. Сейчас я думаю, что, возможно, было бы правильно полностью прекратить все контакты между магглами и волшебниками. — Гарри… что такое ты говоришь?! — Я не говорю, что одни лучше, а другие хуже. Но ведь сейчас магглы умирают от проклятия, изобретенного волшебниками, а в свое время они столетиями сжигали волшебников на кострах. Может, мы просто не можем сосуществовать вместе? Я не призываю ни мучить, ни убивать, не говорю, что чистокровные волшебники лучше всех других, — просто магглам не нужно ничего, что выходит за рамки их интересов. Возможно, было бы лучше, чтобы все так и оставалось. Может… для магглов было бы лучше, если бы они никогда не узнали о нашем существовании. — Все это сказал тебе Малфой? — прошептала Гермиона. — Мы никогда не обсуждали эту тему, — с вызовом ответил Гарри. — Но как ты можешь так говорить? Как ты можешь верить им? — При чем здесь это! — взорвался Гарри. — Я верю в то, во что сам выбираю верить, — и я не верю, что убийством можно что-то изменить! Кровь не может сделать жизнь лучше! Нельзя убивать только за то, что люди думают по-другому! — Извини, — тихо сказала Гермиона. В ее глазах стояли слезы. — Забудь, — вздохнул Гарри. — Мне жаль, что ты все это видела. Панси и так обошлась с тобой не слишком вежливо, а еще и я сегодня… — Гарри… — Гермиона накрыла его ладонь своей. Гарри немедленно отнял свою руку. Почему-то ее прикосновение было ему неприятно. — Все в порядке, — он заставил себя улыбнуться. — Панси хотела научить меня готовить зелья. Думаю, мне нужно идти, — вздохнув, сказала Гермиона. Гарри проводил ее взглядом и вернулся к книге. После разговора с подругой он чувствовал непонятную досаду. Неожиданно в комнату вошел Малфой и, смело подойдя к нему, твердо поцеловал в губы. Удивление Гарри быстро сменилось наслаждением, и он вернул поцелуй, закрыв глаза и позволив удовольствию смыть всю усталость и раздражение, накопившиеся за день. Когда Малфой, наконец, отодвинулся, Гарри, задыхаясь, спросил: — Ты чего это? И тогда Малфой поцеловал его снова, пока у Гарри не закружилась голова, и он был вынужден прилагать усилия, чтобы не упасть со стула. Гарри вцепился в Малфоя, как утопающий хватается за соломинку, и чуть не задохнулся, когда Малфой наконец отстранился. — Я стоял под дверью, — признался он. — Ты… — начал было Гарри, но тут до него дошел смысл его слов, и Гарри словно окатило ледяной водой. — Ты не имеешь право подслушивать чужие разговоры! — с негодованием воскликнул он. Не обращая внимания на эту вспышку, Малфой продолжал обнимать Гарри, уткнувшись носом ему в плечо. — Что, совсем-совсем никакого права? — Никакого! — Ммм... Как плохо-то... — Малфой легонько укусил Гарри за шею. — Малфой. — Да? — Что ты делаешь? Малфой со смехом отстранился. Этот звук, как ни что другое, привел Гарри в полное замешательство. Он никогда не думал, что Малфой может смеяться так. — Извини, — сейчас слизеринец походил на того, каким Гарри запомнил его по Хогвартсу — а именно невыносимо самодовольным, язвительным и — совершенно неотразимым. — Я был слишком потрясен и оттого потерял контроль над своим поведением. — Потрясен? Чем же? — нерешительно спросил Гарри. Самодовольная улыбка Малфоя стала вдруг чуть ли не застенчивой. Прочистив горло, он произнес: — Я боялся, что она промоет тебе мозги, и ты опять будешь меня ненавидеть, и когда я услышал... — Что? — Когда ты... такой... — Малфой сморщил нас, пытаясь подобрать нужное слово. — Велеречивый, мне так и хочется тебя поцеловать. Гарри украдкой дотронулся до своей щеки: ему стало очень интересно, покраснел он или нет. Откашлявшись, он произнес: — Спасибо, — и, действуя по какому-то наитию, поднес руку Малфоя к губам и поцеловал. — Правда, хочется? — задумчиво спросил он. Улыбаясь во весь рот, Малфой кивнул. — Да. Просто ничего не могу с собой поделать! Малфой подтянул себе еще один стул и сел, повернув его вперед спинкой. — Чем ты сейчас занимаешься? — спросил он, жестом указав на стопку книг. — Тебе правда интересно? Может, тебе лучше отдыхать? С видом оскорбленного достоинства Малфой ответил: — Я себя прекрасно чувствую! Знаешь, я думаю... — Малфой на секунду запнулся. - Что сегодня ты видел мой кошмар. Гарри подумал об этом, и, наклонившись, поцеловал Малфоя в мягкие губы. — Если так, я рад, — искренне сказал он. — Лучше заткнись, — игриво сказал Малфой. — Или расскажи, что ты нарыл в своих книгах — чем скорее мы найдем контр-заклятье, тем скорее уберемся из этого проклятого места! Некоторое время они работали вместе, хотя Гарри было трудно сосредоточиться: он никогда не видел Малфоя в таком игривом настроении, и на него снизошла какая-то странная умиротворенность. Когда они пришли на кухню обедать, Гермиона нервно ему улыбнулась — и Гарри улыбнулся в ответ, безмолвно соглашаясь забыть неприятный разговор. Что было только к лучшему — пещеры и так вызывали у него клаустрофобию. Гарри провел весь вечер, пытаясь научиться вызывать Тёмного Патронуса, но, несмотря на все его усилия, у него ничего не получалось (возможно, потому, что ему постоянно хотелось засмеяться). Сегодня даже у Малфоя он получался с большим трудом (как он сам сказал, потому что Гарри постоянно его отвлекает). Когда они легли, Малфой впервые поцеловал его, желая спокойной ночи. * * * Джинни не знала, что об этом думать. Почему-то ей было совсем не больно, ей было… никак. Совсем не так, как с Люциусом. Она не могла бы назвать это сексом и, совершенно точно, это не могло называться «заниматься любовью». То, что они делали, было настолько отвратительно, что в английском языке даже не было для этого слов. Потому что и «секс» и «любовь» невозможны, если тебя зовут Джинни Уизли, а того, кто проникает тебе между ног — Уизли Рон. Джинни лежала и думала о том, что бы сказал Чарли. Или мама. Или папа. Или Люциус. Пока Рон оставлял свои слюнявые поцелуи и шептал пустые обещания, по ее лицу катились слезы, смешиваясь с его слезами, — он тоже знал, что то, что он делает, совершенно неправильно. Что это было насилием, потому что она никогда не смогла бы любить его так же, как он любил ее. И, наверное, ему тоже было стыдно. С каждым его движением, с каждым поцелуем, Джинни чувствовала, как все глубже и глубже погружается в грязь, и когда он, в последний раз содрогнувшись, кончил, Джинни безмолвно вознесла хвалу небесам. Теперь ей с каждым днем становилось все хуже. Когда Джинни в первый раз проснулась от собственного крика, Рон обнял ее, пытаясь успокоить. Поцелуи постепенно становились все глубже, руки шарили по телу, но сквозь сон Джинни мало что понимала, — ведь это же был Рон — ее брат, которого она любила и мизинца которого не стоила. А потом он стянул с нее пижаму. Джинни поморщилась от кислого запаха, теперь навсегда ассоциировавшегося у нее с грехом. Рон тяжело навалился сверху, размякнув после оргазма. Чем отличаются запахи? Запах прелых листьев и старой резины ассоциируются лишь с дождем и осенью. Почему все вышло именно так? — Никогда больше ты не будешь его куклой! — Джинни знала, что он говорит это, чтобы хоть как-то оправдаться в собственных глазах. Ее апатия в мгновение ока сменилось яростью: — Лучше быть куклой Люциуса Малфоя, чем твоей шлюхой! — выплюнула она. Рон вздрогнул. Но Джинни знала, что во всем этом была и ее вина: ей же хотелось забыть о прикосновениях Люциуса, который бросил ее, не пришел за ней, не хотел, не вспоминал ее… Но прежде чем Рон успел что-нибудь сказать, внизу хлопнула дверь и раздался оживленный голос Чарли. — О Господи! — Рон побледнел так, что выступили все его веснушки. Соскочив с кровати, он в мгновение ока натянул штаны. Лениво потянувшись, Джинни завернулась в простыню. Чарли как вихрь ворвался в комнату, широко распахнув дверь. Он не заметил ни голой груди своего брата, ни встрепанных волос сестры. Схватив Рона за руку, он потянул его вниз. Дверь не успела захлопнуться, и Джинни слышала каждое сказанное слово: — Старый урод наконец-то получил свое! — шипел Чарли. Джинни были безразличны все старые уроды на свете, липкие бедра вызывали тошноту, но в затылке что-то закололо, словно предвестьем чего-то дурного. — Кто получил? — переспросил Рон. — Малфой! Люциус Малфой! Джинни резко вскинула голову. — Да? А что с ним? — Он наконец-то получил свое! Похоже, интенсивность действие проклятия напрямую связана с количеством того, чего нужно бояться, — Чарли мерзко захихикал. — Поэтому старый козел практически сошел с ума! Рон что-то ответил, но Джинни уже его не слушала. Люциус сошел с ума и мучается в одиночестве, пока она лежит под своим братом и смотрит в потолок. Последняя мысль показалась ей особенно невыносимой. Чарли и Рон все еще о чем-то говорили, но Джинни было все равно. Бездна, висящая над ее головой все это время, наконец разверзлась. Услышав страшный крик, Рон и Чарли мгновенно оказались у ее кровати. — Смотри, у нее синяки по всей шее! — бормотал Чарли, осторожно дотрагиваясь до свежего засоса. Что ответил Рон, Джинни уже не слышала. Глава 7. Дракон (прод.) Глава 7. Дракон (прод.) * * * Впервые за все это время они спокойно проспали все утро. Обычно едва проснувшись и ощутив рядом с собой чужое тело, каждый стремился откатиться на самый край кровати. Но сегодня все было иначе: только в объятиях друг друга они чувствовали себя в безопасности. Когда Гарри наконец проснулся окончательно, Малфоя рядом с ним не было. Гарри испуганно огляделся и потянулся за очками. В сердце неприятно кольнуло. На кухне Панси отрывисто рассказывала Гермионе о том, сколько нужно бросать белладонны в зависимости от интенсивности кипения. — А где Малфой? — нервно спросил Гарри, зная, как может отреагировать Гермиона. Но девушка даже не подняла от кипящего котла головы. — Я его не видела. Панси взглянула на него через плечо. — Он в библиотеке, — сказал она. Гарри кивнул и пошел в указанном направлении. Малфой хмуро сидел над огромной книгой и водил по строчкам пальцем, но оторвался от своего занятия и улыбнулся, как только увидел застывшего в дверях Гарри. — Я забеспокоился, — с места в карьер признался Гарри. — Почему? — Потому что тебя не было, когда я открыл глаза. Малфой самодовольно усмехнулся. — Ты спишь как бревно, Поттер! Сегодня я не смог тебя разбудить! — Правда? — Гарри почувствовал, что краснеет. — Обычно я сплю не так крепко. — Вчера ты устал, это нормально. Я тут кое-что нашел. Ты знаешь, почему Непростительные называются Непростительными? Гарри сел на стул напротив него. — Нет, — покачав головой, сказал он. Малфой перелистал несколько страниц назад и пихнул книгу через стол. — Это название относится к сущности каждого Непростительного. В старину считалось, что существует три главных греха: причинить другому боль, отнять свободу воли и отнять саму жизнь. Ни один из этих грехов не может быть прощен. От этого и произошло название. — А четвертое? — спросил Гарри, в ужасе уставившись на черно-белую картинку, на которой извивающиеся в агонии тела с открытыми в безмолвном крике ртами и темными провалами вместо глаз, и лежащие на земле бесформенные силуэты, окруженные зеленоватыми вспышками, изображали эффекты проклятий «Империус», «Круцио» и «Авада Кедавра». — Четвертое Непростительное лишает людей разума и воли к жизни, — тихо ответил Малфой. Гарри поднял голову и встретился с ним глазами. В этот момент ноша, добровольно принятая им на свои плечи, показалась ему невыносимой. Он перевел взгляд на иллюстрацию и невольно содрогнулся. — Не думаю, что смогу кого-то спасти, — тусклым голосом сказал он. Чудесное настроение, не покидавшее его с прошлого вечера, каким-то образом испарилось, а на плечи вновь опустилась знакомая тяжесть. Но это уже его проблемы. Подняв голову, Гарри сказал: — Но я полностью в твоем распоряжении. Малфой криво улыбнулся. — Полностью? — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебя спасти, — уточнил Гарри. — Зачем? — спросил Малфой. — Ты не думаешь, что это пустая трата времени? Кроме того, я не нуждаюсь в том, чтобы меня спасали. Закусив губу, Гарри произнес: — Ты нуждаешься в спасении больше, чем кто-либо из всех, кого я когда-либо встречал в своей жизни! Малфой тихо засмеялся. И в этом смехе опять не было ничего насмешливого или обидного. Гарри даже подумал, что, возможно, он смеялся от радости — потому что Гарри заботился о нем точно так же, как он сам заботился о Гарри. Гарри отложил книгу с ужасным рисунком в сторону и только собрался что-то сказать, как в пещеру вошла Гермиона. Только сейчас Гарри заметил ее встрепанные волосы, глубокие тени под ее глазами. — Гарри, — бодро сказала она. — Этим утром я кое-что обнаружила! — Что, уже? — удивился Гарри. Гермиона застенчиво улыбнулась. — Я пыталась разбудить тебя, но ты спал как бревно. Краем глаза Гарри увидел, что Малфой усмехнулся. Но все-таки поразительно, что за столь короткое время Гермиона уже добилась каких-то результатов! — Я попыталась понять процесс магического формирования туннеля для перенаправления силы дементоров. Ведь, опираясь на законы сохранения магической энергии, энергия не может перетекать ниоткуда. Единственное, я не очень хорошо понимаю, как именно работает темная магия и подчиняется ли она тем же законам, что и светлая… — Гермиона вытянула клочок пергамента и зачитала сделанные ею заметки. — Может быть, твой иммунитет вызван тем, что в детстве ты пережил Смертельное проклятье. Может, защита твоей матери перешла так же и на это проклятье. Даже Малфой, казалось, был не меньше Гарри потрясен тем, сколько успела сделать Гермиона за один-единственный день. — Ты отрыла это в книгах, которые нашла здесь? Гермиона отрицательно покачала головой. — Нет. В этих книгах говорится преимущественно о дементорах. Здесь нет трудов по теории магического преобразования или отличия светлой магии от темной. Для дальнейших исследований мне нужна "Частицы и микрочастицы: магикулярная теория магии". Она есть в библиотеке Хогвартса. — Хогвартса? — Гарри бросил на подругу сердитый взгляд. — Если ты забыла, мы не можем просто так пойти в Хогвартс и взять эту книгу! — Естественно, я в курсе! — в свою очередь насупилась Гермиона. — Учитывая то, что если Драко Малфой осмелится появиться на землях Хогвартса, его убьют на месте, а ты, Гарри, разыскиваемый преступник, сбежавший от правосудия... — Я знаю, где еще ее можно найти, — внезапно сказал Малфой. — Такая книга есть у меня дома. Гарри в ужасе уставился на Малфоя: — Но я думал, что твой отец... — Моего отца там не будет. Он почти не бывает в Малфой-мэноре, с тех пор как исчезла Джинни. Гермиона резко вскинула голову и посмотрела на него: — Что же с ней случилось? Малфой неприятно ухмыльнулся — вероятно, специально, чтобы позлить Гермиону. — Что, она до сих пор не призналась? Гермиона фыркнула и демонстративно отвернулась — Прекрасно, Гарри, пусть отправляется куда хочет. И если его отец его убьет, нам больше никогда не придется видеть его самодовольную физиономию! — ядовито сказала она. — Гермиона! — возмутился Гарри, но Малфой заухмылялся еще шире. — А кроме того, я иду с ним! И Малфой и Гермиона на мгновение потеряли дар речи. Первым опомнился Малфой: — Поттер, ты никуда не идешь! — нарочито спокойно сказал он. — Конечно, нет! — практически одновременно воскликнула Гермиона. Ну надо же, Гермиона в кои-то веки согласна с Малфоем! — Но Малфой не может идти один: а вдруг с ним что-нибудь случится? — Гарри попытался урезонить подругу. — И чем же твое присутствие ему поможет? — ядовито поинтересовалась она. — Я смогу помочь ему, если активизируется проклятие, — твердо сказал Гарри. — Нет! — не менее твердо заявил Малфой. — Как трогательно! — Гермиона недоверчиво покачала головой. — Думай, что хочешь, — пожал плечами Гарри. — Ты никуда не пойдешь! — повторил Малфой. Но его никто не слушал. — Ну и прекрасно! Отправляйся куда хочешь! Но тогда я иду с вами! Я ему не доверяю, Гарри! — Гермиона! Я живу в этих пещерах уже несколько недель, и ничего со мной не случилось! — Да, ты жил здесь, но теперь, когда здесь я, о тебе есть кому позаботиться! — горячо воскликнула девушка. — Еще вчера ты считала, что ему никто не нужен! — ревниво фыркнул Малфой. — А теперь убедилась, что это не так! — холодно сказала Гермиона. — И ты, Малфой, должен благодарить меня за то, что я сняла с тебя такое тяжелое бремя! От ярости Малфой пошел красными пятнами. — Гермиона! — прошипел Гарри. — Она права! — неожиданно сказал Малфой тоном, который мог заморозить воду в стакане. — Ты действительно уже не ребенок, Поттер, и вполне можешь сам выбрать, с кем тебе будет лучше. Если Грейнджер так уж нравиться держать тебя за ручку, кто я такой, чтобы возражать! — Малфой! — умоляюще произнес Гарри. — Разговор окончен, Поттер! Пойду предупрежу Панси, — бросив холодный взгляд на гриффиндорку, Малфой вышел из библиотеки. Гарри подавил желание заплакать или, еще лучше, пнуть как следует свою непрошенную защитницу. Когда Гарри немного успокоился, он счел возможным повернуться. Но, наверное, на его лице все же было написано что-то такое, отчего Гермиона побледнела и умоляюще всплеснула руками: — Гарри... — — Больше ни слова! — сквозь зубы пробормотал он. - Просто помолчи! Ты ничего не понимаешь и не хочешь понять! Мне и так нелегко... А ты! Ты даже не представляешь, что именно он пережил! Зачем тебе понадобилось его еще и оскорблять?! — Гарри! — от ее тона Гарри захотелось завыть. — Послушай меня, пожалуйста! Твоя забота о Малфое делает тебе честь, как человеку, я понимаю, как ему тяжело, но... — Нет, ты ничего не понимаешь, — чтобы прекратить поток заведомо бесполезных объяснений и оправданий, Гарри поднялся со стула и быстро вышел. Когда, вне себя от беспокойства, он добежал до кухни, то застал там только Панси. — Ты не видела Малфоя? — спросил он, задыхаясь от быстрой ходьбы. Панси подняла голову от какого-то зелья и нахмурилась. — Что ты опять натворил? — Это не я, — Гарри отчаянно замотал головой. — Гермиона... — Я убью ее! — прошипела Панси. — Клянусь богом, я ее убью! — Мне нужно его найти! — И лучше тебе поторопиться! — безапелляционно сказала слизеринка. Нервно закусив губу, Гарри развернулся и вышел, пытаясь придумать, что сказать Малфою, если он его найдет. С последним дело не стало: едва дойдя до коридора, ведущего в их общую спальню, Гарри услышал выстрел. На мгновение Гарри будто оцепенел: перед его глазами пронеслась страшная картина с участием бездыханного Малфоя, кровь которого ручьями стекала на грязный пол, исчезая в щелях между досками. Вместе с тем Гарри испытал странное чувство дежавю: словно все это он уже когда-то видел. Он стоял, не в силах сделать ни шага, вслушиваясь в напряженную тишину… которую неожиданно нарушило громкое проклятье. От облегчения Гарри едва не потерял сознание. Он вбежал в спальню и застыл на месте, обнаружив там Малфоя, недоуменно разглядывающего пистолет Гермионы. Малфой явно не знал, с какой стороны его держать. — Что, черт побери, ты делаешь?! — прорычал Гарри, его беспокойство мгновенно превратилось в ярость. Судя по отсутствию крови, от выстрела никто не пострадал, но Гарри так перепугался, что теперь ему хотелось разорвать Малфоя на кусочки. Малфой медленно повернулся к нему. В его глазах на мгновение отразилось удивление, но потом они опять стали абсолютно пустыми. Не сказав ни слова, он отвернулся опять. Гарри подошел к нему и схватил за плечо. — Подожди! — умоляюще воскликнул он. Малфой сначала застыл, а потом резко дернул плечом, сбросив руку Гарри. — Чего тебе? — холодно спросил он. — Зачем тебе пистолет? — ответил Гарри вопросом на вопрос. Малфой надменно улыбнулся, словно только сейчас догадавшись, какие мысли крутились у гриффиндорца в голове. Как будто Драко Малфой мог кончить жизнь самоубийством из-за какого-то Гарри Поттера. — Я взял его, чтобы посмотреть. А ты что подумал? Гарри с досадой отвернулся. Разумеется, это было глупо. Малфой никогда до такого бы не опустился. — Не знаю, просто испугался. Ты в порядке? — Иди к черту, — Малфой опять демонстративно отвернулся. — Но… Послушай… — Не думаю, что у тебя есть что сказать, — оборвал его Малфой. — А теперь не мешай мне, я занят! — Прекрати! — Прекратить что? — голос Малфоя выражал вселенскую скуку. — Прекрати делать вид, что тебе все равно! Позволь, я все объясню! — А почему мне должно быть не все равно, Поттер? — оскалился Драко. — Кроме того, она совершенно права. — В чем права? — ошеломленно спросил Гарри. Он не мог поверить, что Малфой мог в чем-либо согласиться с Гермионой. — Просто права и все. Я тебе не нужен, у тебя теперь есть она… — Драко небрежно бросил пистолет на кровать. Гарри вздрогнул, ожидая, что тот опять выстрелит, и с облегчением выдохнул, когда этого не произошло. Тем временем Малфой с непроницаемым лицом начал копаться в шкафу. — Я… — начал было Гарри, но не смог придумать, что сказать, а потому решил остановиться на том, как есть: — Знаешь, я знаю ее столько же, сколько и тебя. И все это время она была мне другом, а ты — врагом. Но при этом ты всегда был мне нужен не меньше, чем она, хоть раньше я этого и не понимал. Его откровение привело к совершенно неожиданному результату: Драко Малфой отчего-то пришел в самую настоящую ярость. — Зачем ты ее сюда привел? Что, решил, что я тебе больше не нужен? Хочешь, чтобы я сам обо всем догадался? — Но… она нужна нам… — Вот видишь! Она была права. Ты просто не сразу подумал об этом! Ну вот, теперь у тебя появилась она, и я умываю руки. Делай, что хочешь, Поттер, — меня это больше не касается! — А почему ты дрожишь? — тихо спросил Гарри. — Я вовсе не дрожу! И мне совершенно насрать, веришь ли ты в тот бред, что она несла, или нет! Мне совершенно все равно! — чтобы подчеркнуть последнее высказывание, Малфой со всей силы пнул кроватный столбик и, побледнев, заскрежетал зубами от боли. — Очень умно! — прорычал Гарри, немедленно оказавшись рядом. — Что, теперь хочешь сломать себе ногу? Малфой зашипел и попытался отодвинуться, и тогда Гарри попытался ухватить его за руку. Мгновенно среагировав, Малфой с силой оттолкнул его, и Гарри, не ожидавший такого отпора, упал на спину. Пока он лежал, пытаясь прийти в себя, Малфой, наклонившись над ним, произнес: — И запомни, Поттер: ты мне не нужен! — Я знаю, — прошептал Гарри и закрыл глаза. — Что? Опять занимаешься мазохизмом? И тут Гарри прорвало: — Ты что, совсем ничего не понимаешь? Ничего? Все, что я делал с тех пор, как ты упал, приняв предназначенное мне проклятие, было для тебя! Я не мог видеть, как ты страдаешь, не мог простить себя за то, что ничего не могу поделать! И мне наплевать, что говорит Гермиона и кто бы то ни было еще, потому что это совершенно их не касается! Я привел ее сюда только для того, чтобы она помогла мне освободить тебя от проклятия. Потому что это все, чего я хочу на этом свете! Как же я спасу этот мир, если не могу спасти одного тебя?! Гарри не заметил, что во время его вдохновенной речи Малфой каким-то образом оказался совсем рядом. И теперь, со вздохом поражения, подался вперед и захватил в плен его губы. Даже если Гарри и собирался сказать что-нибудь еще, все мысли мгновенно испарились из его головы. Он не знал, зачем Малфой это делает: чтобы он наконец заткнулся или просто потому что не смог больше контролировать свои такие же непрошенные чувства, но все равно ответил на поцелуй, вплетя в белые волосы свои дрожащие пальцы и изо всех сил прижав Малфоя к себе. Чужие слезы оказались солеными на вкус. — Только не смей плакать! — сквозь зубы прошипел Малфой, на миг отстраняясь от него. Гарри, чувствовавший в глазах предательскую влагу, попытался рассмеяться. — Я попробую. Судорожно вздохнув, Малфой кивнул и, словно не вполне понимая, что делает, осторожно провел рукой вниз по его щеке. — Все будет хорошо, Гарри, — прошептал он. Гарри закрыл глаза. Все это было слишком: и нежное прикосновение, и то, что Малфой назвал его по имени. — Не знаю, — прошептал он в ответ. — Даже не сомневайся! Со мной ты не пропадешь! Гарри невольно улыбнулся. С усталым вздохом Малфой позволил себе положить голову ему на плечо, и Гарри машинально обнял его. — Я знаю, — сказал он. * * * Это был самый легкий выбор в ее жизни. Когда ее отдали Люциусу Малфою, с тем чтобы тот держал ее для Волдеморта, Люциус… влюбился? Воспользовался своим положением? Решил поиграть чувствами своей пленницы? Джинни не знала, да и не хотела знать: единственное, что она понимала совершенно точно, это то, что без Люциуса она не хочет жить. И что, что бы он ни сделал сейчас с ней, будет лучше, чем медленное угасание от проклятия. Она не взяла с собой никаких вещей, просто вызвала «Ночного рыцаря» и, доехав до ближайшей к Малфой-мэнору остановки, прошла пешком оставшуюся часть пути. Шел дождь, и когда она добралась до главных ворот, Джинни промокла до нитки. Если на воротах и были защитные чары, они не сработали: створки бесшумно распахнулись перед нею. Единственным звуком было хлюпанье ее ботинок по лужам, да нескончаемый шум дождя. Огромный дом мрачно возвышался над парком. Ни в одном окне не горел свет. Джинни представила стаю летучих мышей, вылетающих из угловой башни. Дверь была приоткрыта. С верхней ступеньки внутрь уже натек дождь, и большая лужа приветствовала ее у входа. Из темноты на нее с укором смотрели портреты прежних Малфоев. Она знала, что Люциус здесь. Здесь, несмотря на то, что дом казался пустым и заброшенным. Ведь если Люциус действительно сходил с ума, не удивительно, что он не хотел, чтобы кто-то оказался рядом. Джинни сбросила на пол плащ и, не останавливаясь, пошла дальше — по безмолвному холлу и вверх по мраморной лестнице, подняться на два этажа, пройти вниз по коридору, завернуть за угол, потом еще за один: покои Люциуса располагались в северном крыле. Вокруг стояла мертвая тишина. В темноте воспоминания постепенно обретали форму, превращаясь в реальность. Когда Джинни дошла до апартаментов хозяина дома, она услышала звук бьющегося стекла, словно кто-то со всей силы бросил об пол бокал. Вздрогнув, Джинни остановилась, а потом сделала крошечный шажок вперед. Звук повторился. Джинни открыла дверь и оказалась на пороге знакомой спальни. Посреди комнаты стоял Люциус в своем шелковом одеянии. Его неубранные волосы рассыпались по плечам серебристой гривой. Люциус механически наполнял вином хрустальные бокалы, а потом что есть силы швырял их об стену: красное вино стекало на мраморный пол словно кровь. На его лице застыло выражение мрачного удовлетворения. За окном сверкнула молния, и, увидев ее отражение в огромном зеркале, Люциус медленно повернулся. Последний стакан выскользнул у него из рук и разбился вдребезги. В его глазах мелькнула самая настоящая ненависть. — Убирайся! — с яростью выкрикнул он. Джинни вздрогнула, но не отвернулась. — Я хочу остаться здесь, — сказала она. — А я не хочу, чтобы ты здесь оставалась! — глаза Люциуса горели самой настоящей яростью. Джинни подошла ближе. Осколки разбитого стекла хрустнули под ее ногами. — Я хочу быть с тобой. — Я не хочу опять смотреть, как ты умираешь! — Смотреть, как я умираю? — эхом переспросила она. Люциус схватил ее за плечи и грубо потряс. Ее голова мотнулась, как у марионетки, но даже это ей нравилось. — Ни за что! — Люциус жестко поцеловал ее, оставляя синяки. Слабо застонав, Джинни приникла к нему, от прикосновений Люциуса у нее всегда слабели колени. Мужчина легко поднял ее на руки и прорычал: — На этот раз я не отдам тебя никому! Джинни инстинктивно обхватила его за шею. Руки Люциуса скользнули под ее бедра. Джинни обхватила его ногами за талию, и они вместе упали на шелковые простыни. Вцепившись в спину Люциуса острыми ногтями, Джинни опять застонала. — Ты принадлежишь мне! — прошипел он, больно кусая ее в шею. — Ты никогда больше меня не покинешь! — Я? — с негодованием воскликнула она, пока Люциус яростно разрывал ее блузку. — Я никогда тебя не покидала! — Похоже, Люциус не вполне осознавал, где он и что делает. Джинни и сама плыла в каком-то тумане. Детали, позабытые за эти несколько страшных недель, проведенных вдали от него, постепенно начинали проясняться. Джинни не понимала, как могла забыть, как перекатываются под ее руками напряженные мускулы, какое теплое у Люциуса дыхание и какие мягкие губы… Когда он вошел в нее, ее ногти прочертили на его спине кровавую дорожку, Джинни выгнулась дугой, вновь и вновь повторяя его имя. Их страсть отдавала безумием. — Еще! — бессвязно бормотала она, задыхаясь и растворяясь в его объятиях. Рыча, Люциус кусал ее за плечи, а она подставляла ему шею, чтобы было удобнее кусать. Все закончилось очень быстро, а потом они лежали на постели, за окном грохотал гром и сверкали молнии. Люциус так и не вышел из нее: его глаза были закрыты, Джинни же не знала, на каком свете находится: здесь, безусловно, было слишком грешно для Рая, но разве в Аду можно испытывать блаженство? Он молчал, она тоже молчала. Наконец она медленно расцепила руки, в свете очередной вспышки обнаружив на ногтях кровь. Поднеся палец к губам, Джинни медленно его облизала. Люциус поднял голову и посмотрел ей в глаза. Прежде чем она успела облизать другой палец, Люциус отнял его и облизал сам, смешно пощекотав языком. От этой простой ласки Джинни задрожала, а потом Люциус взял ее за руку и сказал: — Джинни? Наверное, никогда в жизни он не выглядел так растерянно. Джинни коснулась его лица, осторожно перекинула за плечи серебристые волосы. — Да, сэр? — прошептала она, он все еще находился в ней, и ей это безумно нравилось. — Ты не растворилась в воздухе. — А должна была? — лукаво улыбнулась она. — Это что, такой теперь Ад? — прорычал Люциус и отодвинулся так стремительно, что Джинни протестующе вскрикнула. Поднявшись, Люциус, как был обнаженным, подошел к камину. Джинни потянулась как кошка и лениво подумала, куда могли деться его вещи. — Вернись, — промурлыкала она. — Я так долго этого ждала! Люциус взглянул на нее через плечо. — Ты не можешь быть настоящей, — горько улыбнулся он. — Что ты имеешь в виду? — Джинни вылезла из кровати и, завернувшись в его мантию, нашедшуюся в изножье кровати, забралась к нему на колени, свернувшись, как котенок. — Каждую ночь ты умираешь у меня на руках, — холодно сказал он, тем не менее крепко прижимая ее к себе. — Я жива, — нахмурившись, Джинни вгляделась в его лицо. Под глазами Люциуса запали темные тени. — Если бы я умерла, я бы первая об этом узнала. — Она игриво лизнула его нижнюю губу. — И, кроме того, умереть можно только раз. — Только раз, — машинально повторил он, зарывшись лицом в ее волосы. — А потом, во сне, переживать это, снова и снова. — Кошмары… — прошептала она, обхватив ладонями его лицо и целуя в запавшие щеки. — Тебе снится, что я умираю? — Джинни вспомнила слова Чарли и улыбнулась: значит, то, из-за чего Люциус Малфой сходит с ума — это она, Джинни? Разве это не было лучшим признанием? — Но я жива, Люциус! Он поднял голову. — Я знаю, что сошел с ума, — доверительно сказал он. — Ты умерла, и мой сын это видел. — Драко? — прошипела Джинни. — Это он тебе сказал? Люциус пригладил ее рыжие волосы и внимательно всмотрелся в лицо. Кажется, он не слышал ни единого ее слова. — Но даже если так, я предпочитаю сходить с ума и видеть тебя умирающей, зная, что на следующий день ты опять окажешься в моих объятьях, чем быть совершенно здоровым и никогда больше тебя не видеть. В эту ночь Джинни снова и снова убеждала его, что жива, и на рассвете Люциус, наконец, поверил. Глава 8. Полное слияние Смерть стоит того, чтобы жить, А любовь стоит того, чтобы ждать. — Я не хочу, чтобы она шла с нами, — сказал Гарри. — И вообще не хочу ее видеть. Малфой хмыкнул и привалился к его плечу. — Только разборок нам сейчас и не хватало… Черт! — Драко случайно наступил на ушибленную ногу. — Обопрись на меня! — поспешно предложил Гарри и, доведя Драко до кровати, осторожно усадил на нее. — И вообще, ты сам виноват… — Гарри прекрасно понимал, что Малфой, скорее всего, немножечко симулирует, но ничего не имел против. Опустившись на колени, Гарри снял с Малфоя ботинок и носок. — Не шевелись, — сказал он, закусив губу. Нога Малфоя с голубыми прожилками казалась такой хрупкой. Почувствовав прикосновение, Гарри вскинул голову. Малфой провел пальцем по его щеке. — Извини, не удержался, — сказал он. В голосе Драко не чувствовалось ни капли раскаяния. Гарри на всякий случай залечил все, что смог найти, но вовсе не спешил выпускать из рук то, что само в них попало. Мысль поставить такую красивую ногу на грязный холодный пол казалась ему чуть ли не кощунственной. Когда молчание затянулось, он спросил: — Так лучше? — На порядок, — Малфой демонстративно пошевелил большим пальцем. — Можешь уже отпускать. — До свадьбы заживет. Если не будешь больше пинать кровати… — Гарри надел обратно носок и ботинок, а потом завязал шнурки. Почему-то он никак не мог заставить себя оторваться от Малфоя. Похоже, что не только Малфой нуждался в его обществе. — Не знаю, о чем ты, — ответил Малфой почти шепотом. — Я не пинаю кроватей. — Я это заметил, — так же тихо выдохнул Гарри и поднялся с колен. У него почему-то закружилась голова. Малфой улыбнулся. Покачав головой, Гарри сел рядом, пытаясь хоть немного привести в порядок ускользающие мысли. В голове стоял какой-то туман. — Кажется, я заболел, — пробормотал он. Но Малфой, похоже, знал что-то, чего не знал Гарри, потому что внезапно повернулся и поцеловал его — жестко, почти до боли. Его руки неожиданно оказались у Гарри под рубашкой. Гарри едва не отшатнулся, но потом закрыл глаза и просто отдался самому сладкому поцелую, который когда-либо был у него в жизни. Язык Малфоя изысканно нежно коснулся языка Гарри, очертил нижнюю губу, руки принялась невесомо поглаживать по спине... Гарри плавился от этих прикосновений, мир вокруг словно растворялся, стены пещеры теряли свои очертания… Словно почувствовав это, Малфой засмеялся и, поцеловав Гарри в уголок рта, мягко толкнул на спину. И Гарри подчинился... Сквозь окутавший его туман настойчиво пробивалось какое-то непонятное ощущение... — Малфой! — глаза Гарри внезапно распахнулись. — Ммм?.. — Пистолет... Малфой не сразу, но отстранился. — Что пистолет? — Я, кажется, на нем лежу. Гарри перекатился на бок. Все вокруг по-прежнему расплывалось — и вовсе не потому, что у него не было очков. Машинально повертев пистолет в руках, Малфой ровно произнес: — Мы должны идти. Искоса взглянув на Гарри, он прибавил: — Мы задержались из-за тебя! — Я не нарочно! — Гарри пристыженно отвел глаза и увидел пистолет. — Мы не будем брать его! Это не игрушка! Драко ухмыльнулся: — Вот именно. Пойдем за Грейнджер. — Я не хочу, чтобы она шла с нами, — покачал головой Гарри. — Она должна посмотреть, что еще есть в библиотеке. Вдруг ей что-нибудь пригодится. Ты же сам говорил, Поттер, что больше нет никаких сторон и теперь мы должны помогать друг другу. Так что подай ей пример и продемонстрируй, что ты выше мелочных разборок! — Но она тебя оскорбила! — нахмурился Гарри. Малфой презрительно хмыкнул. — Какая-то Грейнджер не способна меня оскорбить! — Отдай мне пистолет, и тогда мы возьмем ее с собой, — твердо сказал Гарри. Драко поднялся с кровати и, аккуратно расправив мантию, небрежно протянул Гарри предмет раздора: — Я все равно собирался его тебе отдать — чтобы ты мог себя защитить. Все равно я не умею с ним обращаться. Гарри осторожно сомкнул пальцы на рукоятке. Она оказалась неожиданно холодной. — Пойдем, найдем Грейнджер — если Панси еще ее не убила. Гарри только вздохнул. Если Панси и не убила Гермиону, то только потому, что у нее не хватило на это времени: еще на подступах к кухне Гарри услышал громкие крики. Поглядев на Малфоя, Гарри только покачал головой и припустил в направлении источника шума. Он ворвался в кухню в тот самый момент, когда Панси отвешивала его подруге увесистую оплеуху. Едва завидев его (а, возможно, Малфоя, шедшего за ним по пятам с физиономией, не предвещавшей никому ничего хорошего) девушки застыли на месте. — Прекратите! У нас нет на это времени! — рявкнул Малфой. — Но она меня ударила! — воскликнула Гермиона. В данный момент Гарри не испытывал к подруге никакого сочувствия: — Считай, что тебе повезло: она пообещала убить тебя! После его слов наступила напряженная тишина: заплаканная Гермиона не знала, что сказать, Панси же выглядела явно недовольной тем, что ей не дали осуществить свою угрозу. Тяжело вздохнув, Малфой прервал затянувшееся молчание. Обратившись к Панси, он сказал: — Мы отправляемся в Малфой-мэнор за нужными ей книжками. Скоро вернемся. Панси искоса взглянула на пистолет в руках Гарри. — Зачем ему это? — брезгливо спросила она. — Для защиты, — Малфой небрежно пожал плечами. — Идешь, Грейнджер? Или сначала залечить тебе лицо? Покраснев, Гермиона отвела руку от щеки, куда пришелся удар Панси. — Все в порядке, — напряженно сказала она. Сухо кивнув, Малфой отвернулся. Как только он это сделал, Гермиона тут же вопросительно посмотрела на Гарри, но он сделал вид, что не заметил. * * * Люциусу снился кошмар, а Джинни могла лишь сидеть рядом. Он так крепко сжимал ее руку, что, казалось, еще немного, и он переломает ей все косточки. Но Джинни было все равно. Она чувствовала, что скоро придет и ее черед — тихие голоса на задворках сознания с каждой проходящей минутой становились все громче. Джинни всем сердцем их приветствовала: ведь так она сможет быть ближе к Люциусу. И когда огромная волна накрыла ее с головой, она лишь улыбнулась, покорно растворяясь в своем кошмаре. Лихорадка безумия длилась несколько часов, опалив слабое тело, но оставив бессмертную душу: когда Джинни очнулась, Люциус держал ее в своих объятиях. Он шептал ей слова утешения, гладил и целовал влажные от пота волосы, и Джинни была так счастлива, что с радостью согласилась бы умереть. Она засмеялась, зная, что ему нравится ее смех, и Люциус поцеловал ее. — У тебя синяки на шее, — прошептал он, нежно прикоснувшись губами к темному пятну на светлой коже. На миг Джинни застыла, но, быстро опомнившись, попыталась сменить тему разговора: — Расскажи мне, как именно я умираю в твоих снах. Ей не хотелось думать ни о Роне, ни о слюнявых губах на своей шее. А, кроме того, в последнее время Джинни чувствовала, что практически смирилась с мыслью о смерти — ведь смерть уже давно следовала за ней по пятам: с тех самых пор, как Джинни оказалась в руках Люциуса. — Я видел огромного дракона. Ты потеряла сознание у меня на руках, а потом дракон растерзал тебя... Кровь все текла и текла, пока ты не застыла в моих объятьях, — губы Люциуса изогнулись в бледном подобии улыбки. — А ты? — прошептала Джинни. — Если бы я на самом деле умерла, что бы ты сделал? — Я не смог бы без тебя жить, — тихо и серьезно сказал он. — Я бы разорвал этого дракона на части, а потом бы умер — рядом с тобою. Взяв в ладони его лицо, Джинни улыбнулась: — И это ты называешь кошмаром?! Я бы предпочла умереть именно так! Люциус больно прикусил ее губу, а потом поцеловал место укуса. Закрыв глаза, Джинни растворилась в его объятиях. За ночь шторм улегся. В большое окно начали пробиваться первые розоватые всполохи, когда их покой неожиданно нарушил дикий грохот, и в дверях появился растерянный домовой эльф. Жалкая фигурка дрожала от смертельного ужаса. — Покорнейше прошу прощения, господин, — пискляво прокричал он... или она — кажется, это была Пинки, эльфийка, прислуживавшая ей, пока Джинни жила в Малфой-мэноре. — Я же приказал, чтобы меня не беспокоили! — прорычал Люциус. — Пинки знает приказ господина! Но Пинки должна доложить мастеру Малфою!!! — визгливо пропищало крошечное существо. — Уверен, это может подождать, — Люциус спрятал лицо в волосы Джинни. — Оно может подождать, Пинки знает! Но оно не хочет! Оно плохо себя ведет, господин! — "Оно"? — спросила Джинни с недоумением. — Он пытался проникнуть в Малфой-мэнор, но Пинки нашла его, да, нашла! Когда он перелезал через ворота! — Пинки даже покраснела от усердия, весь ее вид говорил о том, что жалкое создание отчаянно жаждет похвалы. — Пинки отвела его в библиотеку. Люциус наконец поднял голову и наградил эльфийку тяжелым взглядом. — Кто это? — сурово спросил он. — Пинки не знает, господин! Но он швыряется книгами и кричит... Все время кричит "Джинни Уизли", господин. — Рон... — еле слышно прошептала Джинни, чувствуя, как от ее лица отхлынула кровь. Посмотрев на нее, Люциус коротко кивнул служанке. — Так ты оставила его в библиотеке? — Да, господин! — Хорошо, я займусь этим. Пинки исчезла. Не глядя на Джинни, Люциус оделся и вышел. Все это время Джинни лежала, затаив дыхание, но теперь она быстро выскользнула из кровати, высушив палочкой мокрую одежду. Солнце уже показалось над горизонтом, озаряя золотистыми лучами безмолвный Малфой-мэнор. Распахнув дверь, Джинни ворвалась в библиотеку. На полу валялись сотни, может быть, тысячи, книг. Рон неподвижно сидел на стуле, стоявшем посередине комнаты. На его бледных щеках горели два красных пятна — неопровержимое свидетельство того, что он был в ярости. Люциус, небрежно развалившись в огромном кресле, внимательно его разглядывал. Словно колдомедик, ставящий пациенту диагноз. — Джинни! - воскликнул Рон с явным облегчением в голосе. — Я так за тебя беспокоился! Я... Рон осекся, когда Джинни, проскользнув в комнату, подошла к Люциусу и села ему на колени, свернувшись там, как котенок. А Люциус улыбнулся и нежно погладил ее по голове. — Отойди от него! — прорычал Рон. Джинни холодно посмотрела на него. — Думаю, Рон, что ты так ничего и не понял. Рон нехорошо сверкнул глазами, но, прежде чем он успел что-то сказать, Люциус протянул: — Вы ставите меня в крайне затруднительное положение, Уизли. Я подозреваю, что Джинни не хочет, чтобы я убивал ее брата. Тем не менее, самовольное проникновение в Малфой-мэнор не может остаться безнаказанным — я вынужден поддерживать некоторые традиции, сами понимаете. — Мне все равно, что вы со мной сделаете! — храбро заявил Рон. — Если вы отпустите Джинни! Джинни спрятала лицо на груди у Люциуса, чтобы заглушить истерический смех. Люциус мягко улыбнулся. — Я не думаю, что вы, Уизли, до конца понимаете ситуацию, — спокойно ответил он. — Вам не приходило в голову, что Джинни не хочет, чтобы ее отпускали? — Джинни сама не знает, чего хочет, — прорычал Рон. — Неужели? — по контрасту голос Люциуса звучал почти ласково. Подняв голову, Джинни посмотрела на брата: — А ты считаешь, что знаешь, чего я хочу? Да, Рон? — Я знаю, что ты не хочешь здесь оставаться! — Рон умоляюще посмотрел на нее. — Правда? Думаешь, я хочу обратно? Считаешь, что больше всего на свете мне не хватает твоих слюнявых поцелуев? Если ты веришь, что я мечтаю опять лежать под тобой и думать, не лучше ли мне умереть, то ты очень, очень ошибаешься! Люциус медленно разжал вцепившиеся в подлокотник пальцы и осторожно провел рукой по шее Джинни, в месте, где до сих пор виднелись темные пятна. — Что ты хочешь этим сказать, дорогая? — очень тихо произнес он. На Рона было жалко смотреть. — Джинни... Я... Я не... — умоляюще начал он. — Ведь ты же моя сестра! — Вот именно! — закричала Джинни, заламывая руки. — Ты — жалкое ничтожество, Рон Уизли! Никто в целом свете не уважает тебя, включая тебя самого! С тех пор как в тебя попало проклятье, ты полный и абсолютный ноль, не способный сотворить даже простейшее заклинание! И не смей говорить, что любишь меня! Думаешь, я не понимаю, чего ты хотел на самом деле? Ты думал, что раз я твоя младшая сестра, то должна принимать тебя таким, какой ты есть! Признай это! На Рона было жалко смотреть. Но Джинни не хотела думать о его чувствах. — А он? Думаешь, он тебя любит? — непослушными губами прошептал Рон. — Ведь он не пришел за тобой! Джинни вздрогнула, как от удара, и уткнулась лицом в плечо Люциуса. От стыда ей захотелось умереть. Люциус поцеловал ее в шею, где до сих пор виднелся чужой засос, и холодно произнес: — Ты не жилец, Уизли. Я не стану убивать тебя у нее на глазах, но с этой минуты каждый твой вздох приближает тебя к концу! В следующий раз, когда мы встретимся, ты будешь трупом! — Он не пришел, — неожиданно подала голос Джинни, — потому что его сын сказал ему, что я умерла. В этот момент Джинни от всей души ненавидела Драко Малфоя. Ведь все ее страдания, разлука с Люциусом и, наконец, Рон — все это было из-за него! Поэтому, когда мгновение спустя виновник всех ее бед материализовался посреди библиотеки, она не почувствовала ничего, кроме мстительного удовлетворения. Джинни не замечала людей, которых он с собой привел, ей были безразличны крики, бормотание Рона о шпионах и Министерстве, недовольный голос Люциуса, — сейчас все ее устремления были подчинены одной-единственной цели. На нее никто не обращал внимания. Соскользнув с колен Люциуса, Джинни устремилась к замеченному рядом оружию. Люциус, кажется, начал сердиться, а Рон заплакал, но Джинни, не обращая на окружающих никакого внимания, крепко сжала в руках каминные щипцы. Ее палочка осталась лежать в кармане — но Малфой не достоин чистой безболезненной смерти! Джинни хотелось, чтобы Драко хорошенько помучился, прежде чем отойти на тот свет, — так же, как все эти дни мучилась она сама. Весь вид младшего Малфоя излучал презрение — наверно, именно так он смотрел на нее, думая, что жалкая босячка не достойна его отца. Приблизившись, Джинни занесла руку... И внезапно все вокруг закружилось, в оглушительной белой вспышке превратившись в какой-то безумный водоворот, в котором все четыре стихии смешались, чтобы разрушить само представление о времени и пространстве. Джинни не понимала, где она. Вдруг наступила мертвая тишина, полное отсутствие звука. А потом ей стало нестерпимо жарко, а руки отяжелели настолько, что сами выронили щипцы. Кто-то вскрикнул, и, когда Джинни медленно-медленно подняла голову, то встретилась взглядом с зелеными глазами... глазами Гарри... Гарри, спасшем ее от Тома, Тома, которого она любила... Гарри, в руках которого было что-то нестерпимо холодное... Джинни не сразу поняла, что это пистолет. А потом что-то горячее и липкое полилось из ее груди, все быстрее и быстрее, ноги подогнулись, и она упала... Потом перед ее глазами появилось прекрасное лицо Люциуса. Она слышала его голос, зовущий ее по имени: — Нет, не уходи, только не сейчас! — причитал он, сжимая ее в объятиях. Но дракон уже пришел за ней, и она ничего не могла поделать. Джинни закашлялась, по ее подбородку сбежала тонкая струйка крови. И она умерла. * * * Все произошло буквально за считанные мгновения. И каждое из них отпечаталось перед глазами Гарри как застывшие кадры маггловских фотографий. Сотни, тысячи книг, беспорядочно валяющихся на полу, привязанный к стулу Рон и Джинни на коленях у Люциуса. А за окном восходило солнце, заливая утренними лучами кресло, на котором они сидели. Обрывки разговоров смешались, словно вырванные из книги страницы: — Зачем ты пришел? — Отец... — Он шпион и предатель, Гермиона! — Заберите ее отсюда! Гарри с трудом понимал, что происходит. Все пошло совершенно не так, как он ожидал. Люциус не должен был находиться в библиотеке, Джинни не должна была сидеть у него на коленях, а Рон не должен был быть привязанным к стулу в той же самой комнате. И Рон до сих пор считает, что он шпион... А Джинни... Джинни соскользнула с коленей Люциуса, неотрывно глядя на Малфоя... Это произошло само собой. Какой-то примитивный, животный инстинкт заставил его руку с пистолетом подняться и спустить курок. Никто не должен причинить ему вред! Ни один человек на свете. Он сделал это без единой мысли в голове, подчиняясь всепоглощающей необходимости защитить во что бы то ни стало, любой ценой, ибо любой, кто поднимет руку на Малфоя, не заслуживает того, чтобы жить. И он, Гарри Поттер, должен лично позаботиться об этом. Вслед за оглушительным грохотом стало очень тихо. Словно со стороны Гарри услышал свой вскрик, а потом все звуки словно обрушились на него разом: кто-то кричал (Рон?), кто-то плакал (Гермиона?), а кто-то упорно звал его по имени — и это был Драко Малфой. Гарри все еще держал пистолет, но там, где стояла Джинни, больше никого не было... Джинни лежала на... коленях у Люциуса Малфоя и тот... обнимал… целовал ее... Гарри просто не мог осознать, что происходит. Джинни... умерла? Пистолет жег ему руку, но Гарри не мог заставить пальцы разжаться. Он отвернулся, не в силах смотреть на кровь. Он просто не мог этого сделать. Не мог убить безвинного человека... Но Джинни хотела убить Малфоя... Малфой заслуживал смерти... Нет, это неправда! Но Джинни... Где-то позади стояли Малфой и Гермиона, а Рон горько плакал, безуспешно пытаясь вырваться из магических пут. Гарри машинально шагнул к нему, чтобы помочь, он все еще не мог осознать, что случилось, но Рон почему-то закричал и попытался лягнуть его. Наверное, он его ненавидел... И Джинни умерла... О господи... Вздрогнув, Гарри отвернулся. Теперь он совершенно не представлял, что ему делать. Как бы поступил Настоящий Герой, за которого его все принимали? Обнял бы ее? Поцеловал? Оживил? Но Люциус уже пытался проделать все это... Гарри захотелось умереть. Прямо сейчас. Если бы смерть только могла забрать его вместо Джинни... Если бы смерть могла забрать его, все сразу стало бы так, как было: Джинни бы снова смеялась, а миссис Уизли ругала ее за то, что она залезла локтем в масленку, мистер Уизли… Рон... Рон снова мог бы зажечь огонь легким мановением палочки и... и... Люциус Малфой поднялся с колен. Он держал окровавленные каминные щипцы, выпавшие из ослабевших рук Джинни. Его взгляд был исполнен лютой ненависти и направлен на... него. Словно он, Гарри, был тем самым огнедышащим драконом из сна. Гарри знал, что драконам не место среди живых, а потому, когда Люциус занес щипцы, просто стоял, но, не удержавшись, в последний момент увернулся, и удар пришелся в плечо, сбив его с ног. Гарри прикрыл глаза, ожидая второго удара, но увидел лишь зеленоватую вспышку, и Люциус Малфой, словно в замедленной съемке, упал рядом и застыл на месте, глядя в потолок мертвыми серыми глазами. А за окном все так же светило утреннее солнце, заливая своими лучами Драко Малфоя, держащего в руке палочку. Это какой-то театр абсурда, подумал Гарри и закрыл глаза. — Нет! — прозвучал совсем рядом знакомый голос. — Не смей! Не смей умирать, Поттер! Наверное, Малфой думал, что он собирается умереть. Жаль, что это было не так: в данный момент Гарри хотел умереть больше всего на свете. Но Малфой не знал об этом, а потому обнял его и уткнулся носом в шею. По его судорожному дыханию Гарри понял, что он отчаянно пытается взять себя в руки. У камина, рядом с окровавленным телом Джинни, лежал его мертвый отец. Где-то неподалеку Гермиона утешала плачущего Рона, а уже поднявшееся солнце все так же светило сквозь окно. * * * Наконец Малфой взял себя в руки — судя по тому, что они перестали дрожать. Он поднял голову и внимательно посмотрел на Гарри. — Ты цел, — тихо сказал он. Он осторожно усадил Гарри на пол, стараясь не задеть поврежденную спину. — Мы должны найти книгу. Гарри непонимающе посмотрел на него. Слова Драко не имели никакого смысла. Ничто больше не имело никакого смысла... Но Драко хотел этого, и потому Гарри разжал руки, непонятно когда вцепившиеся в его рубашку. Драко ушел, и Гарри остался один. Кто-то выл, кто-то плакал, кто-то перебирал книги — Гарри было все равно. Незрячие глаза Джинни были открыты. Когда Гарри взял ее на руки, она показалась ему очень легкой. Гарри переполз ближе к Люциусу. Неожиданно рядом с ним оказался Драко. — Гарри, — очень тихо и ласково сказал он. — Что ты хочешь сделать? Гарри непонимающе посмотрел на него, а потом почему-то заплакал. Драко схватил его за плечи и с силой потряс. — Прекрати немедленно! — рявкнул он. — Господи, Поттер, не надо... — Малфой поцеловал его, жестко, не так, как раньше. — Не надо... — повторил он еще раз. Закрыв глаза, Гарри послушно кивнул. Малфой прижался лбом к его лбу и, глубоко вздохнув, сказал: — Оставь ее здесь, с... моим отцом. Гарри опять кивнул, потому что именно это он и хотел сделать. Положив Джинни рядом с Люциусом, так, словно они умерли вместе, Гарри закрыл глаза сначала Джинни, а потом и Люциусу. Он так и не мог избавиться от ощущения, что карие глаза девушки обвиняюще смотрят на него. — Нужно укрыть их чем-нибудь. Малфой провел рукой по его волосам и кивнул. Поцеловав Гарри в лоб, он вышел из библиотеки. Солнце взошло совсем высоко, заставив поблекнуть догоравшие свечи. Малфой принес шелковую простыню, и помог Гарри укрыть обоих. — Я отведу Рона в безопасное место, — подала голос Гермиона. По ее лицу пробегали болезненные судороги. — Куда? — спросил Гарри. Рон стоял у окна и выглядел так, словно в любой момент мог потерять сознание. — Не знаю. Малфой снял с пальца кольцо и вложил ей в руку. — Возьми, если надумаешь возвращаться, — лаконично сказал он. — Сожми его в левой руке и скажи "Пендрагон". — Я вернусь, — на глазах девушки выступили слезы. — Я вернусь, как только позабочусь о нем. Сейчас ему нужна моя помощь, а вы... — Гермиона посмотрела сперва на Гарри, а потом на Драко. — Вы сможете позаботиться друг о друге. Отстраненно кивнув, Гермиона подошла к Рону и что-то тихо ему сказала. Увидев, что Гарри с тоской смотрит в их сторону, Драко взял его за руку. Его ладонь была мокрой от крови. — Пойдем, — все так же мягко сказал он. И Гарри знал, что, возможно, забота о нем — единственное, что удерживает Драко от срыва. — Мы должны вернуться прежде, чем в Министерстве зафиксируют выброс магии, — сказал Драко. — Выброс магии? Но ведь было только одно заклинание... Только одно... Гарри перевел взгляд на шелковую простыню, и его дыхание сбилось. Малфой нежно поцеловал его чуть выше уха. Печально кивнув на прощанье, Гермиона исчезла вместе с Роном. Драко сжал руку Гарри и аппарировал в пещеры. Джинни и Люциус остались, наконец, одни. * * * Оказавшись на твердой земле, Гарри пошатнулся, и Драко подхватил его, не дав упасть. — Все в порядке? — с беспокойством спросил он. Гарри не мог ему ответить, потому что у него начали стучать зубы. — Сядь! — Драко подвел его к кровати. — Все будет хорошо! Кивнув, Гарри сел. — Я уже в порядке, — пробормотал он. — Пойду скажу Панси... — Драко нерешительно застыл перед ним. — Иди. В глазах Малфоя отчетливо читалась тревога, но он кивнул и вышел. Сразу стало очень тихо. Закусив губу, Гарри тупо рассматривал каменный пол. Спасительное оцепенение, в котором он пребывал с момента появления в Малфой-мэноре, постепенно выветривалось, сменяясь бешеным калейдоскопом бессвязных сцен и образов. Вот испуганные глаза Джинни, Люциус, плачущий над ее бездыханным телом, Люциус, в ярости поднимающий окровавленные щипцы. Гарри всхлипнул и закрыл лицо руками, все еще испачканными кровью. Ему уже случалось убивать раньше, но впервые он чувствовал себя настолько скверно. Потому что раньше Гарри убивал людей в масках и считал, что поступает так, как должно. А ничего должного в убийстве Джинни Уизли не было. Джинни Уизли, малышка Джинни, влюбленная в него сестренка Рона... Девочка, которой он, Гарри, когда-то сам спас жизнь. Что ж, а чего еще он ожидал? Ведь судьба неустанно забирала у него тех, кто был ему дорог... Тех, кто дорог… О господи! Страшная мысль пришла Гарри в голову. О том, что сейчас самым дорогим человеком на свете для него был Драко Малфой! Когда Драко вошел в пещеру, Гарри судорожно рылся в сундуке с вещами. — Чего ты ищешь? — с беспокойством спросил он. Гарри поднял на Драко красные заплаканные глаза. — Я должен уйти, Малфой. — Нет! — слово обрушилось неожиданно и резко. — Но я должен! В глазах Драко мелькнула паника. — Но почему?! — Потому что я проклят, — сказал Гарри, отвернувшись и продолжив свое занятие. — Потому что все, кого я люблю, рано или поздно умирают! Малфой молчал так долго, что Гарри не выдержал и повернулся. Как ни странно, оказалось, что все это время Драко пытался обуздать свою ярость. — Что ты плетешь! — прошипел он сквозь зубы, встретив взгляд Гарри. Гарри нерешительно поднялся. — Малфой... — Не смей так поступать со мной! — Как так? Успокойся! Я просто... — Не смей бросать меня! Сегодня я убил единственного человека, который что-то значил в моей жизни! А я его убил! Из-за тебя! И ты собираешься бросить меня после всего, что я для тебя сделал?! Ты знаешь, что ни к кому на свете я не отношусь так, как к тебе! — голос Малфоя задрожал от ярости. — Я тоже, Драко, но именно поэтому я и должен уйти, — Гарри закрыл глаза, но непрошенные слезы все равно покатились по его щекам. — Если я останусь... Если я останусь, то с тобой непременно случится то же, что и с Джинни... или с Роном... или... — А теперь заткнись и послушай меня! — прорычал Малфой. — Я — не твои треклятые Уизли! Я не собираюсь сидеть и страдать о чем бы то ни было! И ни в чем из того, что произошло, ты не виноват! И ты вовсе не проклят, ты просто... просто.. Гарри мягко коснулся его плеча. — Я просто не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Драко. Поэтому я должен уйти. Если я уйду, никто больше не пострадает! — А обо мне ты не подумал?! — Малфой, я должен... Драко неожиданно сильно толкнул его. — Ну уж нет, Поттер, думаю, ты не совсем правильно понимаешь ситуацию. Ты никуда не пойдешь! — Но у меня просто нет выбора... Малфой со злостью толкнул его еще раз. — Зато выбор есть у меня! И я не дам тебе уйти! — Малфой! — с раздражением воскликнул Гарри. — Кто дал тебе право решать за меня?! Ухватив Гарри за рубашку, Малфой притянул его к себе и прошипел в самое ухо: — Я сам дал себе все права! Ты принадлежишь мне, Поттер! Думаешь, я отпущу тебя?! — Иногда у людей просто нет выбора, — огрызнулся Гарри, пытаясь вырваться из захвата. — Думаешь, я этого не знаю? — заорал Малфой и в бешенстве принялся трясти Гарри как тряпичную куклу. — Думаешь, я сам выбрал получить это проклятие?! Думаешь, я всю жизнь мечтал поселиться в этих пещерах с тобой? Или убить своего отца?! Знаешь, у меня просто не было выбора. Но теперь выбора не будет у тебя, Поттер: ты останешься здесь! — с этими словами Малфой отшвырнул Гарри на кровать, а потом, направив на него палочку, произнес связывающее заклинание. Гарри упал на раненую спину. Слепящая боль охватила все его тело, и он закричал. Казалось, вся злость мгновенно покинула Малфоя. С жалобным всхлипом он забрался на кровать и, склонившись над Гарри, дотронулся дрожащими пальцами до его лица. — О господи, — прошептал он срывающимся голосом. - О господи... Я... Прости меня! Но ты не можешь уйти и меня бросить! Я не могу без тебя! Ну пожалуйста! Глаза Гарри мгновенно наполнились слезами. — Ты должен отпустить меня или убить! Я не переживу, если из-за меня с тобой что-нибудь случится! Закрыв глаза, Малфой покачал головой. — Я никуда тебя не отпущу! — Ты же не можешь приковать меня к своей кровати, — мягко сказал Гарри. — Ты же приковал меня к своей, — Малфой пробежался пальцами по его непослушным волосам. — Как твоя спина? Сильно больно? — Уже нет, — и Гарри почти не лгал. Боль осталась где-то на периферии сознания. Сейчас ему было не до нее. — Позволь мне уйти! — Нет, — соскользнув с кровати, Малфой покинул пещеру, но через минуту вернулся, неся тряпку и ведро с водой. Намочив тряпку, он осторожно смыл кровь с его рук, лица, шеи. От ласковых прикосновений Гарри захотелось плакать. И это только сильнее упрочило его решение уйти. Закончив с умыванием, Малфой принялся расстегивать пуговицы на его рубашке. Расстегнув, он развел полы в стороны и вымыл его грудь: должно быть, кровь промочила рубашку, когда Гарри держал Джинни на руках. — Малфой, — тихо сказал Гарри. — На его груди не осталось ни следа крови, но Драко водил и водил по ней тряпкой, словно не решаясь взглянуть ему в глаза. — Посмотри на меня. — Движение руки чуть замедлилось. — Драко. Золотистые ресницы чуть дрогнули. — Что? — Мне надо... И тут Драко поцеловал его, эффективно прервав его речь, а когда отстранился и Гарри снова попытался что-то сказать, поцеловал его снова. Гарри хотел отвернуть голову, но Драко обхватил ладонями его лицо, и Гарри сдался — не то чтобы у него был большой выбор. Драко успокаивающе гладил и целовал его, и наконец Гарри застонал, признавая свое поражение, и поцеловал его в ответ. Связанные руки показались Гарри неодолимым препятствием к тому, чтобы немедленно обнять Малфоя, и он опять застонал. Драко чуть отстранился, но не стал снимать узы. — Останься! — жарко прошептал он, легко поцеловав Гарри в уголок рта. — Я не могу. — Гарри. — Не могу! — Гарри чуть не плакал. Но перед его глазами стояли обвиняющие мертвые глаза Джинни, и он знал, что, если он останется с Драко, то это закончится точно также. А он, Гарри, сделает все, чтобы этого избежать. Словно что-то почувствовав, Драко замолчал и, вместо этого, опустился ниже и принялся целовать его шею. А потом Драко потерся бедрами о его бедра, от неожиданности Гарри вскрикнул. — Драко, — запинаясь, пробормотал он. Это было что-то новое, и Гарри не был уверен, что хочет этого. Что хочет отдать Драко то, что Чарли взял у него. Но тогда Чарли был сам не свой, а теперь в таком же состоянии сам Гарри... Но он никогда не причинит Драко боли... — Ммм... — прошептал Драко, лизнув его шею. — Все в порядке, не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого! Гарри нахмурился. Он не боялся боли, но вовсе не хотел ее причинять. Не прекращая движения бедер, Драко занялся его ключицей. Крепко зажмурившись, Гарри в отчаянии застонал: ничего хорошего из этого выйти не могло. Он знал это по опыту с Чарли. — Пожалуйста, не надо! — прошептал он. Драко поднял голову и, закусив губу, прошептал: — Почему? Облизав пересохшие губы, Гарри попытался объяснить: — Потому что... Потому что я боюсь, — признал он наконец и замер, приготовившись к насмешкам. Но их не последовало: Драко лишь поцеловал его и, нежно пригладив его волосы, прошептал: — Все будет хорошо. Ты мне веришь? Подумав, Гарри нерешительно кивнул. Может быть, правда, их израненные души каким-то чудесным образом сойдутся по линии разлома и составят единое целое? Но для этого им надо доверять друг другу. Драко спрятал лицо на его груди и улыбнулся: Гарри почувствовал движение его ресниц. Похоже, он тоже в это верил. Может быть, все действительно будет не так, как с Чарли. А потом Драко поднялся и решительно двинул бедрами. Гарри вскрикнул: хоть Малфой и двигался осторожно, рана на его спине неприятно напомнила о себе. Тихо чертыхнувшись, Драко освободил его от связывающего заклятия и заставил перевернуться на живот. Стянув с Гарри рубашку, он тщательно обследовал огромный синяк: несмотря на то, что он действовал очень осторожно, Гарри вздрогнул от боли. Проведя палочкой между его выступающих лопаток, Драко прошептал исцеляющее заклинание. Синяк побледнел, вместе с ним ушла боль. Драко поцеловал его, проведя языком вдоль спины. К языку добавились руки, гладя, разминая застывшие мышцы. Гарри дернулся, опять почему-то занервничав. Его дыхание сбилось, и Драко, приподнявшись, успокаивающе поцеловал его в щеку. — Все в порядке, — прошептал он. Его губы принялись исследовать шею Гарри. — Ммм, — пробормотал бывший пленник и задрожал. Это не укрылось от внимания Драко, и он тихо засмеялся. Сев, Драко принялся разминать сведенные мышцы на его спине. Спрятав лицо в сложенные перед собой руки, Гарри закрыл глаза. С каждым прикосновением руки Драко становились все увереннее, под конец Гарри полностью расслабился — эти волшебные руки, казалось, забирали с собой все напряжение, накопившееся в его теле за это чудовищное утро. А потом Драко принялся втирать в его спину какое-то масло, и это было так приятно, что Гарри, не выдержав, выгнулся и застонал. Перевернувшись на спину, он прикрыл тяжелые веки. Очень хотелось спать. Сейчас он просто не мог представить, куда и зачем собирался уходить. Страшные воспоминания словно выцвели, отступив куда-то на самые задворки его памяти, потому что в целом свете не осталось ничего важнее ласковых серых глаз. Дыхание Гарри сбилось, теперь каждый его вдох напоминал тихий стон. Драко улыбался и целовал его так, что у Гарри плыло перед глазами. Он совсем забыл, что такое боль и стыд. В его груди словно разгоралось пламя, и каждое движение, каждый поцелуй лишь добавляли в огонь дров. Драко осторожно перевернул его на живот, и Гарри беспрекословно подчинился. Склонившись над ним, Драко принялся покрывать поцелуями скользкую от масла спину, дразняще проведя пальцем по плечу, между лопатками, ниже, вдоль позвоночника, еще ниже... И Гарри не чувствовал никакого стыда и удивлялся, как он мог подумать, что то, что происходит сейчас между ним и Драко может хоть как-то напоминать то, что было у него с Чарли. Все было... по-другому. Никто никого не использовал, никто никому не уступал и, самое главное — это был Драко, это его прерывистое дыхание Гарри ощущал затылком, его прикосновениям радовалась каждая клеточка его кожи. В его потемневших глазах Гарри читал голод — голод, который был в них всегда, и который Гарри так долго отказывался замечать. Закрыв глаза, Гарри отдался умелым движениям, и через некоторое время с его губ стали срываться какие-то непонятные звуки, мало похожие на английский. Язык Драко скользил по его спине, вырисовывая выступы и впадины мускулов, вычерчивая ровную линию между лопатками. Пальцы Драко вплелись в его волосы, потом язык переместился на доверчиво подставленную шею. Это было совершенно непохоже на то, что было с Чарли. Потому что это был не Чарли, а Драко. Гарри поднял руку и осторожно провел по щеке светловолосого юноши, так быстро занявшего самое главное место в его жизни, очертил линию носа, мягкий изгиб губ, которые с готовностью раскрылись, обхватив кончики его пальцев. У Драко оказались неправдоподобно длинные ресницы. Сердце Гарри сладко екнуло, когда его пальцы попали в плен щедрого рта. А потом Драко лег сверху, прижав руки Гарри к кровати, и принялся покрывать поцелуями его шею. Чтобы не застонать, Гарри вцепился зубами в простыню. Драко было не важно, откуда взялись его шрамы и чья кровь обагрила его ладони, он просто целовал Гарри, заставляя плавиться под своими прикосновениями. Каждый нерв в его теле был натянут до предела, Драко, казалось, был повсюду: сверху, снизу, внутри — Гарри хотелось кричать, а может, он кричал. Драко отчаянно двигался над ним, и это было именно то, что нужно, то, что правильно. И ничто больше не имело значения, кроме имени, срывавшегося с его губ, заставлявшего Гарри стонать и выгибаться. И он кончил, зажав рот рукой, чтобы не закричать, и ему вторил протяжный стон, от которого он чуть не кончил второй раз, а потом теплые губы опять принялись за его плечи, а любимый голос тихо и хрипло шептал что-то неразборчивое — Гарри слишком устал, чтобы переспрашивать. В его голове лениво проплывали случайные мысли, изредка складываясь в какие-то странные конструкции, наподобие кристаллов зимнего узора на стекле. И одна из них была о том, что, кажется, он только сейчас понял, зачем появился на свет: ради этого мгновения полного слияния душ и тел. Если бы это было возможно, Гарри хотел навсегда остаться здесь. Кажется, теперь он точно знал причину, по которой был создан этот мир. Глава 9. Долгожданная свобода Не отпускай, хоть буду я просить. На что мне без тебя моя свобода? Бескрайний купол сумрачных небес От самого заката до восхода Нам даже вместе весь не облететь. Не отпускай, хоть буду долго биться О прутья твоей клетки золотой. Но если суждено нам разлучиться, В погоне за несбыточной мечтой, И вновь по воле ветра взвиться в воздух — Прощай. И, может быть, прости. Они лежали и молчали — не потому что им было нечего сказать, а потому, что все уже было сказано. Сказано прерывистым дыханием, тем, как рука Драко лежала на плечах Гарри, робко, почти невесомо — словно он накрыл ладонью бабочку и теперь очень боялся раздавить. Взглядом, которым Гарри, не отрываясь, смотрел на Драко, и тем, что тот не хотел открывать глаза. Наконец Гарри отвернулся и, спрятав лицо в скрещенные руки, прошептал: — Извини. Тишина, наступившая после его слов, была совсем другой. Когда Гарри повернул голову, Драко все так же лежал с закрытыми глазами, только на его лице появилось странное напряжение — словно он ждал, что его вот-вот могут ударить. Но за что? — За что ты извиняешься, Гарри? — бесцветным голосом спросил он. — За то, что ты мог подумать, что это может заставить меня остаться. Вздрогнув, Драко отдернул руку и, открыв глаза, посмотрел на Гарри. — А что еще я мог сделать? — устало сказал он. — В каком смысле? — Ты же воспринимаешь все это как… расплату. — Расплату? — удивленно переспросил Гарри. — Ну да. Ты всегда предлагаешь свое тело, когда чувствуешь, что виноват в чем-то и хочешь искупить вину. — Неприятно усмехнувшись, Драко прибавил: — Возьмем, к примеру, Чарли. Гарри вздрогнул, словно от удара. — Ничего подобного! Это все не так! Драко только криво усмехнулся. Когда же он повернулся к Гарри, в его глазах больше не было тепла, только безграничная пустота, чуть прикрытая тоскливой злостью: — Ты с детства считал, что что-то кому-то должен — потому что тебе сказали, что ты обязан спасти мир. Но спасти мир ты не смог, и теперь груз этой вины заставляет тебя считать, что ты виноват перед всеми на свете, а я не хочу… не хочу… — голос Драко прервался. Хрупкое равновесие, которое он, казалось, обрел, грозило в любой момент разлететься вдребезги. Гарри стало не по себе. — Чего? — тихо спросил он, осторожно выбираясь из кровати. — Я хотел, чтобы ты принадлежал только мне. И думал, что ты тоже относишься ко мне не так, как ко всем остальным. Но, похоже, для тебя я такой же, как они... — глаза Драко потемнели. Гарри с тоской подумал, что, если бы он ушел, то этого разговора бы не было. — Этого не должно было случиться, — прошептал он, качая головой. Драко медленно поднялся с кровати. Он был очень бледен, и на его виске отчаянно билась голубоватая жилка. Гарри трясущимися руками нашарил свою одежду. — Я... Я должен идти, Драко. Я не могу... Он не смог продолжить, потому что Драко неожиданно толкнул его обратно на кровать. Гарри упал, больно ударившись об изголовье. Комната завертелась вокруг оси, в центре которой был он, Гарри, и, до того как вращение остановилось, Драко уже был сверху, прижимая его к кровати. Обхватив руками его лицо, он ждал, пока Гарри не откроет глаза и не посмотрит на него. И тогда, наклонившись близко-близко, так, что Гарри чувствовал его прерывающееся дыхание, он прошипел: — Ты никуда не уйдешь! А затем, прежде чем Гарри смог пошевелиться, завел его руки за голову и связал их заклинанием. Гарри горько улыбнулся. — Ты не сможешь вечно держать меня здесь. — Не смогу? — Драко приподнял бровь. — Чего же ты не уходишь? Гарри без всякого энтузиазма подергал руки. Путы не поддавались. — Отпусти меня. — Не хочу и не буду. — Но ты не можешь! — Гарри яростно забился в невидимых путах. — Ты не можешь, Драко, мои руки по локоть в чужой крови, и я... — его дыхание прервалось, на миг он подумал, что не может вздохнуть, и его охватила волна паники. Драко успокаивающе провел рукой по его волосам и поцеловал в уголок рта. — Закрой глаза, — прошептал он. — Все в порядке, расслабься. Ты должен глубоко вздохнуть... — Но я не могу! — по телу Гарри пошла дрожь. Теперь он, наконец, вспомнил то, о чем его заставили забыть прикосновения Драко: почему он не может остаться, хотя хочет этого всем сердцем. Он просто не мог, потому что всех, кого он любил, тем или иным образом постигали различные несчастья, а если на его руках когда-нибудь окажется и кровь Драко, Гарри сам предпочтет умереть. — Ты должен отпустить меня, — еще раз попробовал он. — Ты убил ее из-за меня, — сказал Драко. Гарри похолодел. Джинни. Как он мог забыть про Джинни! — О господи, — прошептал он. Он забыл, потому что хотел забыть, но теперь воспоминания хлынули, словно морская вода через пробоину в обшивке. Да, он убил Джинни, и мистера и миссис Уизли, причинил боль Чарли, и теперь Рон не хочет с ним говорить... — Убирайся! — внезапно крикнул он и яростно дернулся, пытаясь избавиться от сидевшего на нем Малфоя. — Не прикасайся ко мне! — Хотя Гарри не мог освободить руки, Драко послушно слез. — Гарри, я… я не хотел… это вышло случайно… — прошептал он, но Гарри его уже не слышал. Он больше не думал ни о Джинни, ни о Роне, ни о Чарли — перед его глазами стояло растерянное лицо Драко — после того как тот убил своего отца. Из-за него, Гарри. И эта боль тоже будет на его совести. — Не трогай меня, — прошептал Гарри, потому что Драко уже сидел рядом и робко гладил его плечо. — Что случилось? — от дверей послышался голос, который Гарри меньше всего ожидал услышать. Он открыл глаза и увидел застывшую в дверях Панси Паркинсон. Сегодня она выглядела особенно плохо, так что казалась тенью той девушки, которая привела его в пещеры. — Драко, дорогой, оденься, пожалуйста! — несмотря на нарочито легкомысленный тон, в ее глазах мелькнула тревога. Драко, казалось, не сразу понял, о чем она, но затем кивнул и потянулся за одеждой. Гарри закрыл глаза и постарался взять себя в руки. Панси села на кровать, и некоторое время молча смотрела на него, а потом сказала: — Гарри, прекрати, — ее рука коснулась его обнаженного плеча, и Гарри пожалел, что не успел надеть рубашку. Слава богу, на нем были штаны. Ему в голову пришла мысль, что, чем больше закрыто его тело, тем меньше вреда он сможет причинить окружающим. Мысль была глупая, но Гарри почему-то за нее зацепился. — Панси, — сказал он, встречаясь с ней взглядом. — Ты должна увести его! С минуту Панси внимательно изучала его раскрасневшееся лицо, лихорадочно блестевшие глаза, а потом повернулась к Драко: — Почему он связан? — Он пытался уйти, — с вызовом ответил Драко, уже полностью одетый и на вид совершенно спокойный. Вздохнув, Панси повернулась обратно к Гарри. — С ним что-то не так, Драко. Полагаю, он в шоке или что-то вроде этого. — С чего бы? — резко ответил Драко. — Я не насиловал его, я просто… Гарри закрыл глаза. Голос Драко звучал растерянно, словно он действительно причинил ему боль. Значит, придется записать на свой счет еще и это. Панси опять вздохнула. — Драко, я ничего такого не говорила. Думаю, это имеет отношение к тому, что случилось утром. — Почему он не хочет, чтобы я до него дотрагивался? — спросил Драко так потерянно, что Гарри снова захотелось умереть. — Уведи его! — крикнул он, так что и Драко и Панси чуть не подпрыгнули на месте. — Я не хочу его видеть! Господи, ну пожалуйста! — Драко, — прошептала Панси, поднимаясь с кровати. — Пойдем! — Она потянула Малфоя к двери. — Нет! — отрезал Малфой. — Я… — Просто подожди, пока он успокоится. Я сама с ним поговорю. Пожалуйста… А то он повредит себе что-нибудь, ты же видишь, что с ним происходит… Драко нехотя позволил вывести себя из пещеры. Панси вернулась к его кровати. Вспышка уже прошла, но дыхание Гарри все еще было неровным. — Слушай меня, Поттер, — твердо сказала она. — Прекрати немедленно! В чем бы ты его ни обвинял, это была твоя вина. Ее убил ты, а не он. И любые твои обвинения не вернут ее назад! — Ты не понимаешь, — с трудом прошептал Гарри. — Чего я не понимаю? — резко сказала Панси. — Я знаю, что я убил ее. Я всегда убиваю всех, кто находится рядом, и я не могу… не могу… — Чего ты не можешь?! — Не могу рисковать. Потому что он будет следующим. Я разрушаю все, что люблю. Панси больше ни о чем его не спрашивала, а через некоторое время молча вышла из комнаты. Гарри заплакал, не в силах уснуть, не в силах избавиться от тревоги. Он боялся, что ему приснится все то, что случилось утром в Малфой-мэноре. И знал, что просто не переживет этого. — Гарри? — тихо позвал Драко от двери. Гарри зажмурился, словно это могло заставить Драко исчезнуть. — Уходи. — Замолчи! Гарри открыл глаза. Все вокруг расплывалось от слез. — Я хочу, чтобы ты ушел. — Почему ты плачешь? — Малфой подошел ближе. На его лице застыла странная решимость. — Я не плачу. Уходи! У Гарри был повод для гордости: его голос не дрогнул. Он опять закрыл глаза, чувствуя, что на лице появляется новая мокрая дорожка, но ему было все равно. Когда Драко коснулся его лица, Гарри инстинктивно отреагировал единственным доступным ему способом: со всей силы укусил то, что было в зоне досягаемости. Драко вскрикнул и отдернул руку. Осознав, что он только что сделал, Гарри в ужасе открыл глаза. Долгое время в пещере царило молчание. Драко явно не знал, что ему сказать. Наконец Гарри прошептал: — Прости меня. — Ты постоянно за все извиняешься! — буркнул Малфой, баюкая укушенную руку. — Не за это, — тихо сказал Гарри, отворачиваясь. Он не знал, что на него нашло и зачем, и добавил: — И не за то, что было. Наступила странная тишина. Не выдержав, Гарри обернулся. Драко выглядел так, словно его ударили. — Не за то, что было? — переспросил он, встретившись взглядом с Гарри. — Иди на хуй, Поттер! — Нет, погоди! Я имел в виду... Не за то, что было между нами. За это я не прошу прощения... потому что... — Гарри закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Что бы он ни говорил, от этого становилось только хуже. — Просто уходи. Пожалуйста. Я не могу... не хочу... Пожалуйста! — и, несмотря на свои отчаянные усилия, Гарри опять заплакал. Кажется, Драко испугался: он растерянно протянул руку к Гарри, но тут же ее отдернул, не решаясь дотронуться до обнаженной кожи. — Прекрати. Ну пожалуйста. Я... Не хотел. Гарри... — Уходи! — сквозь судорожные всхлипы выдавил Гарри. — Я не могу, когда ты на меня так смотришь! Уходи, пожалуйста! Драко отступил, но все еще нерешительно топтался рядом. — Гарри... — почти умоляюще сказал он. Гарри только помотал головой. Слезы из его глаз полились с новой силой. Бросив на него какой-то беспомощный взгляд, Драко вышел, а Гарри плакал и плакал, пока не впал в беспокойное забытье. * * * На этот раз ему не снились ни золотые снитчи, ни танцующие пятна света, в этом сне он падал и падал в зияющей черноте, а вокруг него падали звезды, оставляя за собой блестящие серебряные шлейфы. А когда он проснулся, Драко лежал рядом. И со сна Гарри показалось совершенно естественным прижаться к нему и поцеловать в лоб. Сейчас его руки были свободны, но он забыл, что так было не всегда. Драко открыл глаза. К сонному удивлению Гарри в них мелькнуло что-то, похожее на страх, но он моргнул, и это ощущение исчезло. Да и зачем Драко его бояться? — Ты проснулся, — хрипло сказал Малфой. — Я сейчас уйду. Я хотел уйти до того, как... Извини... — он приподнялся. Пробормотав что-то неразборчивое, Гарри притянул его обратно и, прижав к себе, закрыл глаза. — Не уходи, — попросил он. В глазах почему-то щипало, словно накануне он много плакал — но сейчас Гарри не мог вспомнить почему. Драко всхлипнул. Звук был настолько неожиданным, что к Гарри в одно мгновение вернулась память, обрушившись на него, словно холодный душ. — Ты уж реши, чего хочешь, — Драко зачем-то закрыл глаза. — Я... — Гарри не знал, что сказать. — Извини, — грустно улыбнувшись, Драко повернулся на бок. Теперь они лежали лицом к лицу. — Почему ты освободил меня? — спросил Гарри. — Ты поранил руки. Я залечил их, пока ты спал. — Спасибо. Драко пожал плечами, и они опять замолчали. Наконец Гарри нерешительно начал: — Джинни… — но, закусив губу, замолчал. Драко сразу же напрягся. — Что? — Расскажи мне, что случилось с Джинни… Драко ответил не сразу, Гарри даже испугался, что он не собирается ему отвечать. — Волдеморт хотел наследника. От нее — он отметил ее еще в Тайной комнате. Поэтому мы похитили ее и держали у нас, дожидаясь, когда он заберет ее. Но мой отец влюбился, а она полюбила его. Я даже не знал, что она в доме, — отец держал ее взаперти, ей прислуживали только домовые эльфы. Когда Волдеморт это обнаружил, он пришел в страшную ярость. Я узнал обо всем этом, когда его люди пришли в наш дом. Они наказали обоих: Джинни избили и оставили умирать — Волдеморт хотел, чтобы она истекла кровью. Поэтому она и была в таком состоянии, когда я отдал ее. Моего отца тоже наказали, я не знаю как. Тем не менее, когда я узнал, что случилось, я пришел в ярость. Пятно на репутации семьи, сам понимаешь, — Драко горько усмехнулся. — Я знал, что Волдеморт все равно доберется до Джинни, и что мой отец собирается ее спасти, — Драко фыркнул. — Поэтому я добрался до нее первым. Я отнес ее в лес. Признаюсь честно, я хотел убить ее и оставить там тело, — он быстро взглянул на Гарри и отвел глаза. — А потом я напоролся на тебя. Гарри прикрыл глаза и через некоторое время сказал: — Ты же мог убить нас обоих. — Нет, — сказал Драко очень тихо. — Я не смог бы убить тебя. — Почему? — По той же причине, по которой я не дал попасть в тебя проклятью. Гарри недоверчиво посмотрел на него: — Но я сам видел, что это была случайность! Ты просто поскользнулся! Драко поморщился. — Я не поскользнулся, — криво усмехнулся он. — Может, только на секунду потерял равновесие. Потому что я… испугался, — он опустил голову, словно устыдившись своего признания. — Я испугался, что не успею. — Нет, — прошептал Гарри. Он не хотел, не мог принять на себя еще и это. — Но почему? Зачем ты это сделал? — его дыхание опять стало прерывистым, предвещая скорый приступ. Драко успокаивающе погладил его по волосам. — Не надо, — умоляюще прошептал он. — Успокойся, пожалуйста! — Но зачем? Я этого не стою… и оно все равно на меня бы не подействовало! — Тогда я не знал, что проклятье заразно и тем более не знал, что у тебя иммунитет. Кроме того, я не думаю, что твой иммунитет спас бы тебя от прямого попадания. На заразившихся эффект несколько слабее. Ты мог пострадать так же, как и остальные. Гарри покачал головой. — Ты не ответил. Почему ты это сделал? — тихо сказал он. — Потому! Как я мог допустить, чтобы пострадал сам Гарри Поттер? Заставить тебя пройти через все это! А когда ты стоял с ней на руках, я не мог убить ее, потому что не хотел причинять тебе боль! — голос Драко сорвался. — Так это все, потому что я Гарри Поттер? Ты потому не смог меня убить? Потому что я — знаменитый спаситель магического мира? — от горького разочарования неожиданно пересохло в горле. Он всегда думал, что Драко не такой. Что он видит его, Гарри, а не ярлыки, наклеенные на него с раннего детства. Значит, все это время он заблуждался, и… — Нет, — медленно сказал Драко. — Я не смог убить тебя, потому что ты держал ее так, словно она значила для тебя все на свете. Словно ты готов разорвать любого, кто посягнет… — Значит, ты меня испугался? — Нет! — Драко нахмурился. — Нет, потому что… — он беспомощно посмотрел на Гарри. — Потому что… Гарри, я не могу этого объяснить… — Попытайся! Драко поморщился, а потом, осторожно подбирая слова, произнес: — Вовсе не потому, что ты — тот самый Гарри Поттер. А потому что ты… — Драко на мгновение запнулся. — Ты вовсе не рыцарь на белом коне и не спаситель магического мира, ты просто стоял там… и тебе было не все равно, жива она или нет. И я знал, что ты будешь защищать ее ценой собственной жизни — не потому что ты герой, а потому что она тебе не безразлична… — Драко отвел глаза. — Это трудно объяснить словами. Гарри смотрел на него и не мог оторваться. — Так значит, я уже разрушил твою жизнь, — наконец сказал он. Его голос чуть дрожал. Драко с изумлением посмотрел на него. — Чего? — Все твои кошмары из-за меня! — воскликнул Гарри. Драко философски пожал плечами. — Они все равно начались бы, рано или поздно. И я не могу сказать, что моя жизнь как-то разрушена. Думаю… — на некоторое время он замолчал, а потом продолжил, аккуратно подбирая каждое слово: — Думаю, мне было бы гораздо хуже, если бы пришлось смотреть, как ты страдаешь от проклятья. — Драко взял Гарри за руку. — Но я не позволю тебе убедить себя, что, если ты уйдешь, мне будет только лучше. Моя жизнь будет окончательно разрушена, только если ты уйдешь. Гарри заметил, что по его лицу катятся слезы, только когда лицо Драко превратилось в расплывчатое пятно. — Драко… Ты не понимаешь! Если из-за меня тебе будет плохо, я умру. До сих пор все, кого я любил, все... — его голос сорвался. — Но я ни за что на свете не хочу причинять тебе зла! — Ни за что на свете? — Драко слабо улыбнулся. Гарри поднял голову и нервно закусил губу. Похоже, он опять забрался в дебри, в которые вовсе не собирался заходить. Но, тем не менее, он кивнул: — Да. И поэтому я должен уйти. — Нет, — просто ответил Малфой, и, не выпуская руки Гарри из своей, привязал его вторую руку заклинанием. * * * Уже несколько дней Гарри провел на кровати, привязанный заклинанием. От нечего делать он без конца прокручивал в голове воспоминания. Теперь каждый раз, как он закрывал глаза, он видел лицо Джинни. Во сне же он видел Драко — в тот момент, когда тот убил своего отца. Каждый раз Гарри в ужасе просыпался, и лежал, боясь сделать лишнее движение, чтобы не разбудить мирно спящего рядом. Драко с таким трудом засыпал, что Гарри скорее отрубил себе руку, чем разбудил бы его. Даже во сне Гарри не ворочался, его тело знало, что делало. Так что он спал, сколько мог, а потом просыпался от кошмара и лежал абсолютно неподвижно, слушая тихое дыхание, ощущая теплую руку, покоившуюся на его груди и вторую, обнимавшую его за шею. Драко мирно спал, а вовсе не стоял с палочкой в руке, наблюдая, как падает его отец. Гарри мог провести всю ночь, глядя в его спокойное лицо, слушая ровное дыхание. Ловя сонную улыбку. Которая тут же слетала с его губ, едва Драко просыпался окончательно. В их жизни даже установилось некое подобие порядка: Драко вставал, одевался, шел на кухню за завтраком для Гарри, ненадолго выпускал его в туалет, а потом приковывал обратно, оставляя еду на кровати. Гарри ел и начинал метаться. Он мечтал о том, что однажды поднимется, пойдет найдет Драко, поцелует его, увидит его улыбку… или поднимется, проскользнет незаметно к выходу и выйдет наружу, вдохнет полной грудью свежего воздуха и увидит солнце, а потом… а потом все это будет далеко позади. Такие мечты сводили его с ума, он просто не мог находиться в спальне, пока Драко с Панси сидели в библиотеке, не оставив ему ничего, кроме голых стен в качестве компании. Однажды ночью он проснулся, но не от своего кошмара, а от того, который снился Драко. Малфой метался по кровати и стонал. Вечером Драко вернулся поздно и бросился на кровать не раздеваясь, только скинув ботинки. — Драко? — позвал Гарри. Но тот лишь вздрогнул во сне, но не проснулся. Протянув руку, Гарри осторожно скользнул по его мантии и затаил дыхание. Драко не проснулся. Гарри засунул руку в его карман и аккуратно вытащил палочку. Он пытался не думать о том, что он делает. Через секунду Гарри был свободен. — Тебе же будет лучше, — прошептал он, Драко, естественно, ему не ответил, лишь беспомощно застонал, погруженный в свой кошмар. Его рука скользнула на место, где лежал Гарри. Наклонившись, Гарри поцеловал его в лоб. — Я найду тебя, когда все закончится, обещаю, — отвернувшись от кровати, Гарри направился к двери. Но, не дойдя до нее, замер: во сне Драко звал отца. Гарри с ужасом повернулся и увидел, как по лицу Драко текут слезы. Теперь он не мог уйти, даже если бы Драко сам попытался его выгнать. Но какое право он имел даже находиться с ним рядом? Тем не менее, ноги сами понесли Гарри к кровати, и хоть он знал, что заплатит за свое решение, ему и так было за что платить, — а семь бед один ответ. — Шшш, — успокаивающе прошептал он, забираясь в кровать. Драко инстинктивно придвинулся к нему. Гарри прижал его к себе и поцеловал в висок. Этот кошмар был вызван не проклятьем, а потому Драко проснулся. — Гарри? — прошептал он. — Что … — Все в порядке, — тихо сказал Гарри, успокаивающе гладя Драко по спине. — Тебе снился плохой сон. — Отец… — Я знаю. Драко замолчал. Он все еще не отошел ото сна и едва заметно дрожал, прижимаясь к груди Гарри. Когда он, наконец, заговорил, Гарри с трудом разобрал слова: — Прости меня. — Но за что? — Гарри продолжал гладить его по спине, проклиная себя за каждую минуту, которую он оставался рядом. — За то, что я такой слабак. Гарри грустно улыбнулся. — Это всего лишь плохой сон. Спи, Драко. — У тебя их не бывает. — Бывают. Драко тихо фыркнул. — Когда? — недоверчиво спросил он. — Почти каждую ночь — с самой ее смерти. Отстранившись, Драко посмотрел ему в глаза. — Я не знал. Опять наступила тишина, которую разорвал на этот раз Гарри. — Драко? — нерешительно спросил он. — Что? — Почему ты убил его? — Потому что он поднял на тебя руку, — после долгого молчания прошептал Малфой. — А это позволено только мне. — Поднимать на меня руку? — Да… А еще защищать тебя, когда руку поднимает кто-то другой. Драко закрыл глаза и зарылся носом в подушку, а Гарри вздохнул и обнял его. Когда рядом раздалось ровное дыхание, Гарри нашел палочку, наложил на себя связывающее заклинение и бросил последнюю улику на пол. Драко ни к чему знать, что он чуть его не бросил. * * * Гермиона вернулась на следующий день. Гарри узнал о ее приходе по крикам, раздавшимся из коридора, а потом она ворвалась в их комнату. — Драко Малфой! — кричала она. — Клянусь, что я убью тебя! Что ты с ним сделал? — Гермиона опустилась на колени рядом с кроватью и нежно погладила его по лицу. — Гарри! — мягко сказала она. — С тобой все в порядке? Прости меня, я не должна была позволять ему забирать тебя. Что он с тобой сделал? Наверное, «трахнул и заставил остаться» прозвучало бы слишком грубо, поэтому вместо ответа Гарри перевел взгляд на Драко, стоявшего в дверях, и спросил: — А где Рон? — пытаясь сменить тему разговора. — Я отвела его к своим родителям. Они… пока держатся. Представляешь, магглы называют эту болезнь «коровьим бешенством», можешь себе представить? — нарочито бодрый тон Гермионы не мог его обмануть. — Они о нем позаботятся. Он слегка… не в себе. Но давай не будем об этом. Дай я освобожу тебя… — Гермиона потянулась за палочкой, но Гарри поймал ее запястье. — Не надо, — тихо сказал он. Взглянув на Драко, он попросил: — Мне нужно поговорить с Гермионой, дай нам пару минут. — Он знал, как Драко относится к Гермионе, и потому не хотел, чтобы он подумал, что Гарри с ней заодно. Криво усмехнувшись, Малфой исчез. — Не надо? — удивленно переспросила девушка. — Гарри, ты не можешь провести остаток жизни, прикованным к кровати! — Ты не понимаешь, — сказал он. — Это сложно объяснить. Раздраженно вздохнув, Гермиона откинула со лба вьющуюся челку. — Чего именно я не понимаю? Я видела смерть сестры моего лучшего друга, а потом провела три дня, пытаясь доказать ему, что ему есть для чего жить, даже если его лучший друг… — Гермиона умолкла. Гарри закрыл глаза и попытался справиться с дыханием. Он не хотел снова впадать в истерику. Когда тишина стала непереносимой, он сказал, тщательно выговаривая каждое слово: — Я говорю про другое. Я не могу его бросить. — Но я вовсе не призываю тебя его бросать! Если ты таким образом хочешь снять с себя ответственность за то, что случилось, то… Гарри изумленно уставился на нее. — Снять с себя ответственность?! — слова Гермионы не укладывались у него в голове. Гермиона поморщилась. — Я не говорю, что ты пытаешься ее снять, я всего лишь… — Я прекрасно понимаю, что виноват! Я знаю, что все произошло из-за меня, и я ничего не пытаюсь с себя снять! Я… Я отдал бы все, чтобы этого не было, чтобы они остались в живых! — «Они»? — прошептала Гермиона. — Джинни и… и… — Люциус. — Гарри! Некоторые люди заслуживают смерти! — Но кто мы такие, чтобы решать кто именно? — Гарри покачал головой. — Неважно. Я ничего не пытаюсь снять. Да и как бы я мог это сделать? — Все, что я говорю, ты понимаешь как-то не так! — воскликнула девушка. — Я ничего такого не имела в виду! Послушай, Гарри, я пытаюсь тебя понять. Я ни в чем тебя не обвиняю. Но я не понимаю, как ты можешь… Да, я знаю, что иногда нужно чем-то жертвовать, чтобы победить, и Джинни была… — Заткнись, — в голосе Гарри послышался лед. — Я не хочу этого слышать! — Но я стараюсь как лучше, — прошептала девушка. — Как видишь, у тебя не получается. Гермиона сделала глубокий вдох, словно приготовившись нырнуть с головою. — Так объясни мне! — осторожно сказала она. — Каким образом то, что ты привязан к кровати Малфоя, поможет нам бороться с проклятием? — Я и не говорил, что это поможет. — Гарри. Почему ты не позволишь отвязать тебя, и тогда мы сможем продолжить наши изыскания и скорее найдем какой-то выход? У меня есть кое-какие идеи насчет светлого и темного Патронусов, а также того, что нужно, чтобы спроецировать этот вид магии, а потом преобразовать его… — Дело в том, — осторожно прервал он. — Что, если бы Драко не привязал меня, я бы ушел, а Драко не готов отпустить меня. Гермиона с недоумением посмотрела на него. — Не понимаю. — Дело в том, что со всеми, кого я любил, что-нибудь случается, и я просто не могу позволить ему умереть из-за меня, для меня или следуя за мной, как было со многими другими. — Любил? — прошептала Гермиона, выхватывая из объяснения одно слово и растерянно глядя на него. — Драко, — тихо пояснил он. — Это единственный человек, из-за которого я пытаюсь бороться. Единственный человек на всем свете, который воспринимает меня не как живой символ, а как меня самого, Гарри. И я готов умереть за него, но знаю, что он последует за мной, куда бы я ни пошел, а я не хочу вести его туда, откуда нет выхода. Я знаю, что умру в этой войне, и ты тоже это знаешь. Но я не хочу, чтобы он умер вместе со мною. — Мы найдем способ победить проклятие, Гарри! — Я найду способ победить проклятие. Один. Без чьей-либо помощи. Не этого ли все вы от меня ожидаете? — Но ты же сказал, что не можешь? — потрясенно воскликнула Гермиона. — Позволь нам тебе помочь! Мы хотим помочь тебе! И ты говорил, что не собираешься ничего делать… — Я буду бороться, но только за него. Но не позволю ему участвовать в этой войне, потому что не могу его потерять. Не думаешь же ты, что я не смог бы уйти, если бы захотел? — Но тогда почему… — Потому что я не могу. Я ему нужен, Гермиона. Я позволяю ему не скатиться в безумие, и поэтому он считает, что нуждается во мне. Для него я единственное средство от кошмаров, и он боится потерять меня. Я не могу его оставить, это его сломает. И я просто не могу допустить еще и это. Но я не могу здесь оставаться. Все, кого я люблю, рано или поздно умирают. Поэтому он должен сам захотеть, чтобы я ушел. Глаза Гермионы наполнились слезами. — Потому что, если он сам тебя прогонит, у тебя не будет выбора и он не сможет потом тебя ни в чем винить? Гарри кивнул. — И поэтому ты предпочитаешь смотреть на наши страдания, чем рисковать жизнью своего Малфоя? — Драко страдает точно так же, как все, и я сделаю все, чтобы это кончилось. Но один. Я об этом позабочусь. Спаситель я или нет? — Это… это эгоистично, — сказала Гермиона. Ее щеки были мокрыми от слез. Гарри не знал, плакала ли она потому, что он был готов умереть ради Драко, а не ради нее, или искренне считала, что он должен быть готов умереть за всех. — Это единственное, что я могу для него сделать, — повторил он. Гермиона медленно покачала головой. — Тогда я рада, что он привязал тебя, — тихо сказала она. — Потому что то, о чем ты говоришь, кажется мне трусостью, и если ты остаешься только из-за этих пут, я рада, что кто-то позаботился о том, чтобы они были. Она молча встала и вышла. * * * — Ты в порядке? Гарри поднял голову: в дверях нерешительно стоял Драко. — Почему ты спрашиваешь? — Грейнджер кидается книжками и клянется, что проклянет меня, если я скажу ей хотя бы одно слово. Гарри поморщился. — Понятно. — Что случилось? — Драко прошел в комнату и сел на край кровати. — Мы поговорили. Она считает, что я пытаюсь сложить с себя ответственность за убийство Джинни. — Я убью ее! — прорычал Драко, срываясь с кровати. — Нет, Драко, подожди! — крикнул Гарри ему вслед. — Не надо! Просто… пусть все будет так, как будет. Она не хотела… — Она давно напрашивается! — Что-то похожее она сказала про твоего отца. Ярость в глазах Драко потухла. Он тяжело опустился на кровать. — Спасибо, — произнес он через некоторое время. — Я должен вернуться и проследить, чтобы Грейнджер и Панси не поубивали друг друга. — Не… не уходи. Посиди со мной. Я устал, но не могу уснуть. Пожалуйста, Драко. Я… мне все время снится… Драко поглядел на дверь и криво улыбнулся. — Остаться скучать с тобой или пойти смотреть на женские бои? Поттер, ты же это несерьезно? — Несмотря на свои слова, Драко растянулся на кровати рядом с ним. Немного поколебавшись, он снял связывающее проклятие. — Обещай, что не оставишь меня, — попросил он. Придвинувшись к нему, Гарри пробормотал: — Не смог бы, даже если бы захотел. Драко легко поцеловал его в губы и сказал: — Спи, Поттер, я разбужу, если тебе будет сниться кошмар. С тихим вздохом Гарри подчинился. Ему снилась странная музыка и вспышки пульсирующего света, он опять падал, падал, все вокруг проносилось мимо, оставались только смазанные точки и полосы цветов — рыжего, как волосы Джинни, красного, как цвет гриффиндорского вымпела, серого, как глаза Драко, и зеленого, как его глаза. Потом был ослепительный свет, голоса и звуки, музыка и опять свет, словно он смотрел на восходящее солнце. А потом он услышал выстрел и увидел бледное лицо Драко — потрясенно смотрящего на своего мертвого отца. И это не было кошмаром, это был обычный сон. Гарри лишь смутно ощущал чужие эмоции, но они не затрагивали его, так же как сцены, разворачивавшиеся перед его глазами. Единственное, что имело значение, это то, что здесь, с ним, был Драко — так же, как наяву. И потому, когда во сне Драко увидел его, Гарри, он улыбнулся. И все сразу встало на свои места. Гарри проснулся от того, что Драко тряс его за плечо. Он звал его по имени и нежно гладил по лицу. Еще не совсем проснувшись, Гарри что-то пробурчал, недовольный, что его вырвали из такого прекрасного сна. — Тебе снился сон, — прошептал Драко, целуя Гарри в районе уха. — Кошмар? — Нет, наоборот, — Гарри с сожалением вздохнул. Драко, казалось, удивился. — Вау! — с улыбкой прошептал он. — Такое бывает нечасто. — Ммм, — Гарри зарылся носом ему в шею. Его рука скользнула Драко под рубашку. Интересно, утро сейчас или вечер? За все время пребывания в пещерах он так и не привык к тому, что не знает, день сейчас или ночь, светло или темно. Гарри почти опять заснул, когда Драко нерешительно позвал его: — Гарри? — Что? — Ты действительно так думаешь? — Ты о чем? Сквозь подступающий сон Гарри с трудом разбирал его слова, но голос Драко был таким мягким, что он улыбнулся. — Что можешь за меня умереть Когда это он такое говорил? Гарри нахмурился, пытаясь сосредоточиться. Драко нервно зарылся лицом в его волосы и что-то пробормотал. — Что? — переспросил Гарри, не разобрав ни слова. — Ты сказал, что любишь меня. — Когда это? — Но все уже встало на свои места. — Ты опять подслушивал? — Ну... Немножко. Последнюю часть... Точнее... — замялся Драко. — Лучше помолчи, — вздохнул Гарри, пытаясь вспомнить, насколько ему позволяло его состояние, что именно он говорил Гермионе. Как назло, он почти ничего не запомнил — кроме, разумеется, того, что хотел сказать. — Я никогда не был тем, чем меня представляли другие люди, — попытался объяснить он. — Но все вокруг знали, каким я должен быть и что я должен делать. Ты же словно увидел меня таким, какой я есть на самом деле, и за это я сделаю для тебя все, что угодно. Ты меня понимаешь? — настойчиво спросил он, вглядываясь в склоненное над ним лицо. Драко задумчиво кивнул. — Но это не любовь, — сказал он. — Не любовь? — Нет. Не выдержав, Гарри улыбнулся: — Я знаю. Любовь — это когда держатся за руки и едят одно мороженное на двоих. Дарят цветы, встречают вместе рассветы... — вспомнив о рассветах, Гарри сонно вздохнул. — В общем, всякие сюси-пуси. Он скорее почувствовал, чем увидел, что Драко улыбается. — А как у нас? — А у нас все так странно перемешалось, — не задумываясь, ответил Гарри. — Ненависть, ужас, безумие... Все так страшно и так безнадежно. Драко молчал так долго, что Гарри заснул, так и не дождавшись ответного признания и не узнав, что Драко осторожно прижал его к своей груди. * * * Эта странная идиллия продолжалась всего три дня. Но Гарри все равно был счастлив — как только может быть счастлив человек, насильно удерживаемый другим. На утро Драко опять привязал его к кровати, но часто заходил к нему, приносил еду и фрукты и даже иногда кормил из рук, не потому, что Гарри не мог есть сам, а потому, что процесс доставлял ему удовольствие. Драко отрезал дольки груш и клал их ему в рот, а Гарри делал вид, что протестует против такого обращения, отчего Драко притворялся обиженным, пока Гарри не позволял себя накормить, и игра начиналась заново. Иногда Драко приходил и ложился рядом, и они говорили обо всем на свете — разумеется, кроме войны, проклятий и тому подобном. А когда Драко одолевали кошмары, он прижимался к Гарри и ждал, пока проклятье расцепит свои тиски. Когда же Гарри засыпал, Драко подолгу лежал, вглядываясь в его лицо. Лицо Драко было последним, что Гарри видел, отходя ко сну, и первым, что видел, просыпаясь. Таким уж он был — этот странный рай на двоих, и Гарри не желал ничего иного. Но, как известно, ничто хорошее не длится вечно. И на рассвете четвертого дня Драко безжалостно растолкал его: — Поднимайся, Поттер! Сейчас же! — Что случилось? — сонно спросил Гарри, потянувшись свободной рукой за очками. — Мы уходим. Гарри с недоумением посмотрел на него: — Уходим?! Но куда? — Какая тебе разница? Просто уходим. Наружу. Смотреть рассвет. Да, рассвет. Гарри ни на секунду ему не поверил, но одного взгляда на бледное застывшее лицо хватило, чтобы перестать задавать вопросы. — Хорошо, — сказал он, выбираясь из кровати. — Мне нужно что-нибудь из одежды — свитер или... — Сейчас! — Драко открыл сундук и, нашарив первый попавшийся свитер, швырнул его Гарри. — Давай скорее! — Сколько мы там пробудем? Гермиона знает? — Грейнджер, — ледяным тоном отозвался Драко. — Ничего не знает и не должна знать. — Но, если мы надолго, я должен с ней попрощаться, — Гарри ничего не понимал, но с каждой секундой его тревога все росла. Неужели Драко окончательно лишился разума? Драко отрицательно покачал головой. — Просто поторопись, Поттер! Закусив губу, Гарри хотел начать спорить, но когда Драко просто отвернулся и пошел к выходу, вздохнул и последовал за ним. Они уходили все глубже и глубже в пещеры — Гарри еще ни разу здесь не был, палочка Драко ярко освещала запутанные коридоры, единственный островок света среди кромешной тьмы. Гарри не пытался заговорить, а Драко ничего ему не объяснял. Он был мрачен и все время оглядывался через плечо, словно опасаясь, что кто-то мог следовать за ними. Наконец Гарри почувствовал дуновение воздуха, и несколько мгновений спустя они оказались на каменистом выступе огромного утеса. Снаружи была ясная холодная ночь, всего несколько часов до рассвета, Гарри смотрел и не мог насмотреться на разбегающиеся в разные стороны холмы у подножия. Он только сейчас понял, насколько скучал по открытому пространству, по бескрайнему небу, раскинувшемуся над головой. — Идем, — тихо сказал Малфой. — У меня только одна метла. — Мы полетим? — судорожно выдохнул Гарри. Только сейчас он понял, как же соскучился по полетам. К стене пещеры, прямо у входа, была действительно прислонена метла. — Я оставил ее здесь, когда в последний раз был в пещерах с отцом. А сейчас нам нужно уходить, Гарри. — Почему? — Какая разница. Ты же сам этого хотел. Садись сзади и держись за меня! Гарри послушался. Сидеть с кем-то было не очень удобно, но он целиком и полностью доверял Драко, и, когда секунду спустя они оторвались от земли и взмыли в небо, крепко прижался к нему. Ночь была холодной. А потом Гарри закрыл глаза и выкинул из головы все, чего он боялся и чего не понимал, и тогда весь мир сосредоточился в руках, крепко обнимающих Драко, темном куполе ночного неба и бесчисленных звездах, сияющим над их головами. Он только надеялся, что тот, кому он в тот момент безгранично доверял, его не подведет. Над далеким горизонтом показалось солнце. Гарри понял это по тому, что почувствовал, как по его лицу заскользили теплые лучи. Он открыл глаза. Солнце как раз поднималось на востоке. Гарри положил голову на плечо Драко и крепче обнял его за талию. — Драко? — хрипло прошептал он. Его губы совсем онемели от ветра. — Почти приехали. — А где мы? — Так далеко от пещер, как я смог тебя увезти. Драко по-прежнему не хотел говорить, куда они направляются. Наконец они приземлились. Гарри споткнулся, похоже, за время полета его ноги отвыкли от твердой земли. Драко смотрел на него непроницаемым взглядом. — Где мы? — спросил Гарри, оглядываясь. У него мгновенно закружилась голова. Но, переборов дурноту, он обернулся к Драко. Что-то здесь было не так. Прерывисто вздохнув, Драко полез в карман и достал оттуда палочку. Гарри мгновенно узнал ее — это была его палочка. — Возьми! — Гарри автоматически подчинился. Драко почему-то отвел глаза. Протянув руку куда-то в сторону, он сказал: — Если ты пойдешь по этой тропинке, то минут через двадцать дойдешь до Хогсмида, а оттуда сможешь добраться по каминной сети куда пожелаешь. Гарри почувствовал себя так, будто земля разверзлась под его ногами. — Что? — прошептал он. Драко закрыл глаза. — И советую тебе никогда больше не искать со мной встречи, — Драко пошатнулся. — Драко! Малфой отступил назад и покачал головой в знак того, что все в порядке. Из его горла раздался какой-то странный звук, но, справившись с собой, он продолжал: — Ты хотел уйти, Гарри, так чего же ты ждешь? Это твой шанс. Драко смотрел на него, и казалось, что из его глаз ушел весь свет — такими темными они были. — Я не хочу оставлять тебя, — тихо сказал Гарри, хотя сколько раз за эти несколько дней он твердил, что хочет уйти. Драко вздохнул. Легкий ветерок на мгновение кинул ему на глаза светлую прядь. Нетерпеливо отбросив ее в сторону, он хрипло сказал: — Поверь мне, Гарри, если ты не уйдешь сейчас, ты очень об этом пожалеешь. У меня не так много того, что мне по-настоящему дорого. И я никогда не сделаю ничего, что может причинить тебе вред. Поэтому я отказываюсь участвовать в том, что они задумали! А теперь иди, и будь осторожен! — Драко закусил губу, словно хотел сказать что-то еще. — Я вернусь за тобой, — все-таки прибавил он. — Когда все закончится. Я тебя найду. — Ты меня найдешь? — неверным голосом прошептал Гарри, заставляя себя дышать. Каждый вздох причинял ему боль. — Конечно! А ты сомневаешься? — но бравада Драко никого не могла обмануть. Гарри ничего не понимал и, в то же время, понимал все. Он не понимал, что именно заставляло Драко отказываться от него, но также знал потребность оградить любимое существо от твоих собственных проклятий. Гарри знал, что всегда будет помнить Драко таким, каким видел его сейчас: исхудалое лицо с темными синяками под глазами, потемневший взгляд, в котором плескалось одиночество. Гарри вспомнил слова Панси о святом долге каждого слизеринца и наконец окончательно понял, что она имела в виду: потому что сейчас Малфой ничем не напоминал самовлюбленного гордеца, которого Гарри когда-то знал, но человека, готового пожертвовать всем во имя любви. Пожертвовать всем, даже если эта жертва уничтожит его самого. Гарри попытался что-то сказать, но слова не шли с языка. Драко улыбнулся — сумасшедшей, но очень нежной улыбкой и повернулся, чтобы уйти. Гарри молча протянул руку и схватил Драко за запястье, из его горла вырвался хриплый крик. Драко мгновенно обернулся. В его глазах стояли слезы. Ни о чем не спрашивая, он притянул Гарри к себе и крепко поцеловал. В его действиях сквозило отчаяние. Поцелуй длился и длился, и оба знали, что, как только они отпустят друг друга, все кончится. Наконец Гарри нежно поцеловал Драко в уголок рта, а Драко поцеловал его в щеку. Гарри уткнулся в его шею, Драко коснулся губами уха. А потом они сжали друг друга так крепко, словно стремились слиться в единое существо. Когда Драко отстранился, Гарри не стал открывать глаз. Легкий порыв ветра сказал ему, что Драко поднялся в воздух, и что он остался один. А потом, когда Драко был уже слишком далеко, чтобы его услышать, Гарри почти беззвучно прошептал: — Подожди! Но рядом никого больше не было. Наверное, это было к лучшему. Гарри огляделся по сторонам. Именно сейчас он остро почувствовал свое одиночество. Впервые за бог знает сколько времени он был совершенно свободен, но не знал, что ему с этой свободой делать. В мире не осталось никого, кто ждал от него чуда: он уже и так подвел всех, кого только можно. На подгибающихся ногах Гарри сделал первый нерешительный шаг, потом еще один и еще — по поросшей травой тропинке, которую указал Драко. Спустившись с холма, он попал на пшеничное поле. Стоя посреди колыхающегося желтого моря, Гарри почувствовал себя ужасно маленьким и, в то же время, его переполняла какая-то странная сила. Итак, он был свободен. И свобода была безгранична. Сглотнув слезы, он упрямо пошел вперед, хотя всей душой стремился обратно: туда, где остался Драко. Глава 10. Клаустрофобия Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна, И не вижу ни одной знакомой звезды... Когда Гарри наконец дошел до Хогсмида, солнце стояло в зените, оставив от прозрачных предрассветных теней лишь мимолетные воспоминания. На улицах никого не было: даже если в Хогсмиде еще оставались люди, они сидели по домам, ухаживая за близкими или мучаясь от проклятия. От этой зловещей тишины Гарри стало не по себе. Плошка с дымолетным порошком оказалась почти пустой. Гарри наскреб остатки со дна и бросил в ближайший камин. С ревом взметнулось зеленое пламя, и Гарри вступил в огонь. Пока он до буквы следовал указаниям Драко: оказаться как можно дальше отсюда. Но стоя в магическом пламени камина, Гарри понял, что просто не знает, куда идти. — Косой переулок! — наконец неохотно сказал он. Через минуту тошнотворного кручения Гарри оказался в абсолютно пустом "Дырявом котле". На полу лежал толстый слой пыли, никто не сидел за стойкой с кружечкой пива, никакие темные личности не отирались по углам. Что, по здравом размышлении, было не так уж и плохо — некому сдать его в Министерство (если, конечно, оно еще существует в природе). Гарри пошел прямо к себе — его дом находился совсем недалеко, и по дороге не встретил ни единой живой души. Вокруг словно все вымерло. Живя в пещере, Гарри как-то не задумывался, каково приходилось остальным жертвам проклятия, вплоть до последнего времени его больше занимало то, что имело непосредственное отношение к нему: а именно то, как проклятие действовало на Драко, постепенно отнимая его силы и волю к жизни. Гарри не представлял себе мира без Драко Малфоя, а теперь, похоже, придется представить мир без единой живой души. Даже если кто-то и остался в живых, сейчас Гарри был совершенно один. Дверь в подъезд была открыта нараспашку. Гарри поднялся на свой этаж, его шаги оглушительно отдавались по всему дому. Открыл дверь своей квартиры. Он почти позабыл обстановку собственного дома: сейчас он казался Гарри совершенно чужим. Захлопнув дверь, Гарри медленно прошел в свою спальню и ничком упал на кровать. Три дня он просто лежал — спал или тупо глядел в потолок. Он вставал только для того, чтобы посетить ванную, где, умывшись, смотрел и не узнавал в зеркале свое лицо. Наконец голод выгнал его на кухню. Его ноги слегка дрожали: за это время он почти разучился ходить. Гарри съел половину сэндвича — зачарованный хлеб никогда не черствел, больше в него ничего не влезло. Пошатываясь, Гарри подошел к окну в надежде увидеть хоть кого-то на улице. От звенящего молчания у него уже мутилось в голове. Если так пойдет и дальше, то скоро он позабудет звук собственного голоса. Но за окном никого не было. Сам не зная, чего он хочет, Гарри оделся и вышел на улицу. С одной стороны, кроме Драко ему никто не был нужен — а Драко сказал, что сам придет за ним, но с другой никогда в жизни он не чувствовал себя так одиноко... Гарри забрался на крышу. С высоты город представлял собой странное зрелище: яркие гроздья огней сменялись провалами абсолютной тьмы, словно те, кто остался, думали с помощью света хоть как-то отогнать окружающее безумие. Гарри лег на бетонный пол, положив под голову скрещенные руки. Единственным звуком вокруг был шелест ночного ветра. Он лежал и смотрел на черное небо, разукрашенное россыпью мерцающих звезд, которые постепенно становились все ярче, в то время как рассыпанные по городу гроздья света принялись один за другим угасать. Наверно, кто-то отходил ко сну, а другие оставались в нем навсегда. Гарри помнил свое обещание, но сейчас чувствовал лишь безграничную усталость. Внутри него образовалась и ширилась странная пустота. Он как никогда испытывал желание уснуть и больше никогда не проснуться. Но он не мог — ведь он же Гарри Поттер, Мальчик, Который Выжил, — разве он мог позволить себе просто уйти во тьму, когда весь мир вокруг него стремительно несся в том же направлении? Но сейчас у него просто не осталось сил. Гарри закрыл глаза и заснул прямо там, на бетонном полу, и проснулся, когда первые лучи солнца позолотили край крыши. Откуда-то снизу доносились приглушенные голоса: оставшиеся в живых боялись потревожить вечный сон умерших. На ясном утреннем небе не было ни единого облачка. Гарри тихо вздохнул и от неожиданности вздрогнул. Вот бы Драко посмеялся над тем, в какое жалкое создание превратился Гарри: пугается звука собственного голоса! И это вместо того, чтобы идти и спасать мир! Подбодрив себя таким образом, Гарри поднялся и попытался пригладить трясущимися руками свои непослушные волосы. — Я готов! — хрипло прошептал он, молчаливо обещая себе сделать все, что в его силах. Гарри спустился с крыши, полный решимости, но совершенно не представляя, что же ему предстоит делать. Его воображение рисовало глупые картины, в которых он, Гарри, вооруженный допотопным луком со стрелами, пускает их в дементоров. Но на это у него точно не было времени — не говоря уж о том, что стрелок из него никакой. Но должно же было быть хоть что-нибудь, что он мог бы сделать? Он так и не научился вызывать Темного Патронуса — а ведь это был единственный известный ему способ расправиться с дементорами. Он опять представил, как они с Драко преследуют дементоров вместе, одновременно выпуская и темного и светлого Патронусов, но эта идея была еще менее правдоподобная, чем предыдущая. От раздражения Гарри едва не зарычал: все-таки это было не его дело — придумывать стратегии. Этим всегда занималась Гермиона. Гарри со вздохом опустился в свое старое кресло и едва не свалился на пол: он уже забыл, что одна из ножек отломалась задолго до того, как в его жизни опять появился Драко. Он подошел к книжной полке, чтобы выбрать несколько книг потолще и подложить под кресло, и застыл, наткнувшись на заголовок "Частицы и микрочастицы: магикулярная теория магии". Гарри истерически расхохотался: из-за этой книги он и оказался так неудачно в Малфой-мэноре, а она все это время находилась здесь, в его собственной комнате! Смех перешел в глухие болезненные всхлипы. Взяв себя в руки, Гарри подложил под ножку кресла стопку книг и открыл ту, в которой, по мнению Гермионы, содержались все ответы, нужные чтобы победить проклятие. Гарри вспомнил, что эту книгу ему подарил на День рождения Чарли, через несколько недель после того, как... Если бы Чарли хоть чуть-чуть его знал, он бы ни за что не решил, что она может ему понравиться. Тогда Гарри лишь неловко улыбнулся и засунул ее подальше, чтобы потом никогда не доставать. На обратной стороне обложки было красивым почерком выведено: "Гарри, спасибо за все. Чарли". Поморщившись, Гарри перевернул страницу и погрузился в чтение. Через несколько часов он узнал о природных свойствах магических частиц больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Когда он учился в Хогвартсе, на уроках его больше всего занимало то, войдет ли изучаемый материал в Т.Р.И.Т.О.Н. Сейчас же информация, содержащаяся в этой книге, означала разницу ни много ни мало между жизнью и смертью — между жизнью всех людей на планете и, в первую очередь, Драко. И потому Гарри проглатывал страницу за страницей, изучая магию, словно магия была не таинством, а одной из областей физики — со своими законами, постулатами и принципами. Он узнал о том, что различные типы заклинаний потребляют различное количество энергии, о том, что взаимодействуя с различными типами веществ магическая энергия перераспределяется по-разному, и о том, какой катастрофический эффект будет иметь внезапное снятие проклятия. Гарри узнал о механизмах перераспределения магической энергии, вызываемых различными типами магии — темной, светлой, природной и рукотворной, магии пространства и времени, созидания и разрушения. Он узнал о различных способах взаимодействия с окружающей природой и какими последствиями обладает то или иное вмешательство в естественное течение вещей — которое магглы по незнанию называют "непредсказуемыми мутациями". Но когда спустилась ночь, и Гарри перевернул последнюю страницу, он понял, что так ничего и не узнал — кроме того, что магия, как одна из разновидностей энергии, не может быть ни создана из ничего, ни полностью уничтожена. Чувствуя подступающую панику, Гарри отправился на кухню и сделал себе бутерброд. Оставив на столе банку с арахисовым маслом, Гарри поднялся на крышу. Он сидел на своем прежнем месте, смотрел на звезды и думал о том, каким безнадежным занятием оказалась борьба с проклятием. Похоже, он сильно переоценил свои возможности: разве мог он спасти этот мир, когда не мог спасти даже себя самого? Похоже, единственное, что он мог, — это быть вместе с Драко. И теперь Гарри подозревал, что позволить Драко отпустить его, было самой большой глупостью, которую он совершил в своей жизни. Потому что без Драко он не помнил, зачем вообще жить. И темное бескрайнее небо, по которому Гарри так тосковал в пещерах, сейчас вызывало у него клаустрофобию. Гарри спустился в свою квартиру, ему невыносимо хотелось услышать хоть какой-нибудь звук, отличный от его же дыхания. Он безумно соскучился по теплым прикосновениям, дарующим утешение истосковавшейся по ласке коже. Как странно, что за такое короткое время он настолько привык к присутствию рядом с собой другого человеческого существа. Гарри тупо уставился на книгу, которую пытался читать, и непрошенная мысль прокралась ему в голову: Чарли. Чарли тоже был одинок и был готов разделить свое одиночество вместе с ним. И, хотя Гарри не нравились прикосновения Чарли, то сейчас он чувствовал себя слишком одиноким, чтобы выбирать. Отложив книгу, Гарри нашел метлу и поднялся на крышу. Он не думал, что теперь то, что его увидят магглы, имеет какое-то значение. Он летел около часа, приземлившись рядом с маленьким домиком в предместье Лондона, который Чарли занимал вместе с Биллом, погибшим несколько лет, а теперь жил в нем один. Гарри знал от Гермионы, что Чарли никуда не уезжал. В окнах второго этажа горел свет. Гарри негромко постучал в дверь. Когда на его стук никто не откликнулся, Гарри постучал сильнее. Наконец дверь отворилась. На пороге показался Чарли — с всклокоченными волосами и сумасшедшим блеском в глазах. Увидев Гарри, он не сразу его узнал, а узнав, побледнел как смерть. — Ты мертв, — сказал он, но в его голосе звучало усталое равнодушие, словно ему уже было все равно. Судя по нездоровой худобе и воспаленному взгляду, Чарли находился под действием проклятия. — Нет. И тогда Чарли его ударил. Его кулак сломал Гарри нос и разбил верхнюю губу. Гарри не успел испугаться, завалившись набок, он упал и, ударившись головой о каменную плитку дорожки, тут же потерял сознание. Когда Гарри пришел в себя, боль пришла не сразу: сначала он ощутил неприятное покалывание в области носа, покалывание усилилось, постепенно захватывая губу и, наконец, ощущения вернулись полностью. Вместе с болью Гарри осознал, что кто-то баюкает его, как ребенка, на руках. А потом он услышал голос Чарли. — О Гарри! Гарри, прости меня, пожалуйста, прости... Очнись, пожалуйста! — повторял он. Гарри открыл глаза. Чарли выглядел еще хуже, чем когда открывал дверь: его лицо стало воскового оттенка, а в глазах блестели слезы. — Клянусь, я не хотел! С тобой все в порядке? Я просто... У тебя течет кровь! О господи... — Все в порядке, — попытался сказать Гарри, но из-за разбитой губы слова давались ему с трудом. Но Чарли не обратил на это внимания. Все так же крепко прижимая Гарри к себе, он поднял его и внес в дом, где осторожно опустил на диван. — Все в порядке? — Чарли осторожно дотронулся до его носа и поморщился, когда Гарри вздрогнул. — О черт! Сломал... — прошептал он. — Погоди, я сейчас! — наверное, он пошел за своей палочкой, но, пока его не было, Гарри вновь почувствовал себя в ловушке, которую когда-то благополучно сумел избежать. Зачем он сюда пришел? Ведь на самом деле Чарли ему совсем не нужен. От его прикосновений Гарри не чувствует абсолютно ничего. И вот теперь он пожинает плоды собственной глупости: его одиночество никуда не делось, но теперь ему придется разбираться еще и с Чарли. И это не считая сломанного носа и разбитой губы! Он вспомнил последнюю их встречу: как Чарли поцеловал его, и как Драко с Панси пришли к нему на помощь. Теперь же Чарли явно безумен, и на помощь рассчитывать неоткуда. — Драко... — прошептал он — и в тот же момент в дверях появился Чарли. На секунду Чарли застыл, но потом подошел к Гарри и, опустившись перед ним на колени, принялся стирать кровь с его лица. Когда Гарри почувствовал его прикосновение, он дернулся и сам ужаснулся своей реакции. — Шшш! — ласково прошептал Чарли. — Все хорошо, Гарри, все будет хорошо, — он нежно пригладил его непослушные волосы, а Гарри с горечью подумал, что больше ничего и никогда не будет хорошо. — Я бы сделал то же самое. Встретившись с ним взглядом, Чарли отвел глаза, а Гарри отвел в сторону его руку. — Я могу сам, — сказал он и сел, закашлявшись от попавшей в рот крови. Прежде чем Чарли успел отреагировать, Гарри вытащил свою палочку и быстро исцелил нос и разбитую губу, заодно очистив от крови свое лицо и мокрое полотенце Чарли. Чарли наблюдал за процессом с гордой улыбкой отца, лицезревшего первые шажки своего дитяти — словно ждал, что оно вот-вот упадет. Гарри отбросил ненужное полотенце и с плохо скрываемым беспокойством посмотрел на Чарли. — Все в порядке, - еще повтори он. Его голос чуть дрогнул. — Что ты имел в виду? — Когда? — Чарли сел рядом на диван — на вкус Гарри, слишком близко. — Когда сказал "я бы сделал то же самое". — Что я бы сделал то же самое. — "То же" это что? — Если бы я был на твоем месте, — Чарли провел рукой по его волосам. — Должно быть, тебе было очень тяжело. Я... хотел сказать тебе, что мне очень жаль, что все так получилось. Я просто очень испугался тогда, у тебя в квартире. Когда из твоей комнаты вышел Малфой с той девушкой. Я ничего не соображал в тот момент. Если бы я знал... — Знал что? — удивился Гарри. Пока он ничего не понимал. — Если бы я знал, что ты ни в чем не виноват! Как я только мог подумать! Ведь ты же Гарри Поттер! Мальчик, Который Выжил! Спаситель волшебного мира! Я никогда не переставал восхищаться тобою! Ты же просто не мог укрывать разыскиваемых преступников! Гарри недоверчиво посмотрел на него, а потом сказал: — Но все же их укрывал! Но Чарли словно не слышал его слов, зато словно невзначай обнял его за плечи. — Я... Я думаю, что просто ревновал... — он тихо засмеялся, уткнувшись лицом в плечо Гарри. — Я подумал, что ты... и он... Это было так глупо! — Чарли! — Гарри попытался отстраниться. — Если ты больше не считаешь, что я укрывал разыскиваемых преступников или спал с ними, то что же я, по твоему мнению, тогда с ними делал? — в Гарри начало подниматься раздражение. — Это же очевидно! Малфой приходил, чтобы тебя похитить! Он напал на тебя, а когда я очнулся и ускользнул из твоей квартиры, он, по-видимому, понял, что нужно бежать. Я счастлив, что помешал им схватить тебя! Когда я услышал о твоем побеге, то ужасно беспокоился, что он сможет тебя найти! — На лице Чарли была написана самая настоящая ярость. — Но ведь ему это не удалось, правда? Если он до тебя дотронется, я его убью! Гарри соскочил с дивана. Держать себя в руках с каждой минутой становилось все тяжелее. — Я понял. Погоди, Чарли! То, что ты говоришь — абсолютный бред! — Гарри беспомощно провел рукой по волосам. — Гарри, успокойся, пожалуйста, — умоляюще сказал Чарли. — Сядь, посиди рядом со мною! Что я такого сказал?.. — Все, что ты мне сказал — это полная чушь! — Гарри почти кричал и ничуть в этом не раскаивался. Это было странное ощущение: впервые в жизни ему было абсолютно наплевать, что о нем подумают. Он рывком повернулся к Чарли и прошипел: — Он, знаешь ли, до меня не только дотрагивался! И знаешь, мне это нравилось, так, как никогда не было с тобою! — Гарри! — Чарли, казалось, был потрясен до глубины души — Что, не хочешь это слышать? — оскалился Гарри. — Я вовсе не спаситель волшебного мира, я никогда и не претендовал на эту почетную должность! И если ты восхищаешься мной только поэтому, значит, ты совсем ничего обо мне не знаешь! Драко был в моем доме, потому что я привел его туда. Я сам этого хотел. К тебе же я всегда чувствовал только жалость! В тот же миг Чарли крепко прижал его к себе. Похоже, болезнь никак не сказалась на силе его рук. — Шшш, Гарри, просто успокойся! Все в порядке, теперь все будет хорошо! Господи, прости меня, я не знал... Услышав очередную странную фразу, Гарри замер. — Не знал чего? — осторожно спросил он, уверенный, что Чарли опять что-то не так понял. Если бы он узнал, что случилось на самом деле, то одним сломанным носом Гарри бы не отделался. — Что он причинил тебе боль. — Но он ничего со мной не сделал! Чарли только вздохнул. — Шшш, малыш, я все понимаю! — Нет, ты не понимаешь! — Я уже сказал, что на твоем месте я сделал бы то же самое. Гарри вырвался из его объятий. — Что то же самое?! — Убедил бы себя, что люблю его, потому что мне было бы невыносимо одиночество, и я все равно ничего не смог бы с этим поделать. — С чем ничего не смог поделать? — прошептал Гарри, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног. Чарли с сочувствием смотрел на него. — Если бы от моих желаний все равно ничего не зависело. — Чарли осторожно взял его за подбородок. — Ведь он тебя изнасиловал? Гарри засмеялся, впрочем, его смех скоро перешел в плач. Чарли обнял его, и принялся успокаивающе покачивать в своих надежных руках. Он гладил Гарри по спине и говорил, что все в порядке, что все хорошо, но Гарри знал, что это совсем не так. Все было настолько не в порядке, что Гарри уже в который раз захотелось умереть. Или отыскать Драко и в его объятиях позабыть про само существование Чарли. — Н-не трогай меня, — наконец, заикаясь, сказал он. Он с силой толкнул Чарли в грудь. — Мне это совсем не нравится! Я люблю... Драко... И он убьет тебя, если узнает, что ты прикасался ко мне! Чарли посмотрел на него так, словно впервые увидел. — Тогда зачем ты сюда пришел, Гарри? — Я хотел вернуть тебе книгу, — Гарри вытащил "Магикулярную теорию магии" и протянул ее Чарли. — Спасибо за подарок. Но я ничего не хочу у тебя брать. И хоть это была не совсем правда, единственное, чего Гарри в данный момент хотелось, — это убраться отсюда поскорее. Чарли механически взял книгу. — Ты не... — Нет! — поспешно ответил Гарри. — И... прости меня. За все. Но это была не моя вина — Рон, твои родители, Джинни и... — Джинни? — с недоумением переспросил Чарли. — Я не хотел, чтобы она умерла. Чарли застыл, не в силах осознать услышанное. Казалось, молчание затянулось на целую вечность, пока он, наконец, не спросил: — Как... умерла? У Гарри пересохло во рту. Чарли ничего не знал о Джинни. — Это... это был несчастный случай, — запинаясь, начал он. — Мне... мне надо идти. Я... Чарли... — Гарри умоляюще протянул руку. — Думаю, ты должен мне кое-что рассказать, — сказал Чарли ледяным голосом. Гарри быстро-быстро закивал головой. — Да, это была чудовищная ошибка! Я не хотел, это получилось само собою — она пыталась ударить Драко, и я... Лицо Чарли потемнело. — Я убью его! Своими собственными руками! Он заслуживает смерти! Что, черт побери, случилось с Джинни?! — Она... она умерла, Чарли. И он... И он... Он ни в чем не виноват! А если ты коснешься его хоть пальцем, я... я убью тебя! — это прозвучало жалко даже для его собственных ушей. — Ты убил ее! — прошипел Чарли. — Это была случайность! — еле слышно прошептал Гарри. — Как именно это случилось? — У меня был пистолет. Она пыталась ударить Драко и... прости, Чарли, прости! Клянусь, я не хотел! Прости меня... Чарли зарычал — в его глазах появилась та самая слепая ярость, которая заставила его ударить Гарри у двери. Он ухватил Гарри за грудки и что есть силы швырнул его на пол. Гарри не мог ему сопротивляться: Чарли был выше и гораздо сильнее, несмотря на худобу. Он ударил Гарри ногой по ребрам. Свернувшись в комок, Гарри заплакал от боли. — Это неправда! — закричал Чарли. В его глазах плескалось безумие. — Скажи, что это неправда! — Это неправда! — послушно прохрипел Гарри. Это было его наказанием за все: за то, что он не сумел спасти мир и за то, что он не сумел спасти Драко. За то, что он оказался слишком слабым, чтобы по достоинству оценить то, что подарила ему судьба. — Неправда, — согласился Чарли, наклоняясь над Гарри. Он нежно погладил Гарри по боку, куда только что пришелся его удар. — Тебе больно, — сказал он, словно уже забыл, что сам его нанес. — Ерунда, — солгал Гарри. От боли ему было трудно дышать. — И тебе вовсе не нравилось, что Драко Малфой использовал тебя как шлюху. Гарри молчал. Чарли потряс его за плечо, а когда Гарри застонал, настойчиво спросил: — Скажи, что ты солгал мне, Гарри. Зажмурившись, Гарри молчал. — Ты солгал, — прошептал Чарли. — Ты солгал! Ведь я люблю тебя всю свою жизнь! — Ты не знал меня всю свою жизнь, — с трудом выдавил Гарри. Но Чарли, казалось, его не слышал. — Я прощаю тебя за то, что ты солгал мне, — сказал он и попытался его поцеловать. Гарри отвернулся, и поцелуй Чарли пришелся в щеку. Чарли принялся целовать его шею, гладить грудь, приговаривая: — Это все была ложь! Это не может быть правдой! Ты — мой и всегда был моим! Гарри похолодел. — Что? — прошептал он. — Ты забрал у меня Джинни, и Рона, и моих родителей, все мои братья умерли в этой войне, которая началась по твоей вине! — По моей вине?! — Так что ты... должен мне, — Чарли поцеловал его горло. — Потому что забрал все, что у меня было... — Нет! Это было совершенно неправильно, этого не должно было случиться. И Гарри страшно было представить, что сделал бы Драко, если бы увидел его сейчас — беспомощно распластанного под чужими руками. — Не прикасайся ко мне! — крикнул он, когда Чарли опять попытался поцеловать его в губы, и забился в его руках — хотя боль в ребрах чуть не заставила Гарри потерять сознание. — Не прикасайся ко мне, Чарли! Я никогда тебе не принадлежал! Я люблю Драко, и Драко любит меня, и он убьет тебя, если узнает об этом! Убери от меня свои руки! — Я убью его! — прошипел Чарли. — За то, что посмел взять то, что по праву принадлежит мне! Его руки уже шарили у Гарри под рубашкой, на секунду Гарри показалось, что его сейчас вырвет. Но он пересилил себя, потому что Драко ни за что бы до такого не опустился — он скорее разорвал бы Чарли на куски. Но Драко с ним не было, и поэтому Гарри придется стать сильным — ради него. Собравшись с духом, Гарри изогнулся и, сбросив Чарли с себя, перекатился ему на грудь. Оказавшись сверху, Гарри изо всех сил приложил Чарли об пол — раздался глухой удар, голова Чарли беспомощно ударилась о камень. — Я никому ничего не должен! — прошипел Гарри. — Ни тебе, ни этому проклятому миру! И не я затеял эту войну, не я назначил себя героем, вы все решили за меня! Я никогда никого ни о чем не просил! — с каждой фразой он распалялся все сильнее. В глазах Чарли светилось такое недоумение, которое только разжигало злость Гарри. Как он посмел думать, что Гарри принадлежит ему? Как он смел утверждать, что его любовь к Драко — ложь? Гарри перехватил Чарли за шею и крепко сжал. С каждым ударом о пол сопротивление Чарли становилось все слабее, и под конец оно совсем прекратилось. Глядя на бездыханное тело, Гарри сначала не мог осознать то, что он сделал. — Чарли? — внезапно отрезвев, прошептал он. Но Чарли молчал, а в его застывших глазах больше не было ни гнева, ни удивления. Лишь отражение Гарри, в которое он мог не отрываясь, смотреть. — Чарли, — Гарри перевел взгляд на свои окровавленные руки. — Чарли! - его голос сорвался на крик. Вместе с тем его охватило какое-то странное оцепенение. Он пригладил спутанные рыжие волосы и отстранился. — Скажи, что с тобой все в порядке, — попросил он, но Чарли его уже не слышал. Гарри слегка потряс неподвижное тело. — Чарли, пожалуйста, не надо! — жалобно прошептал он, но ничего не изменилось: Чарли все так же недвижно лежал на полу. И теперь Гарри охватила самая настоящая паника. — Чарли, пожалуйста, не надо так шутить! Я не хотел! Нет! Прости меня! Ты прав, Чарли, ты был прав! Я солгал тебе, это была ложь! Конечно, я люблю тебя! Пожалуйста, Чарли, очнись! Я все сделаю, что ты захочешь! Пожалуйста! Только очнись, и мы опять будем... будем вместе! Я... Я люблю тебя!!! — и тогда Гарри заплакал. Под его ладонями кожа Чарли становилась все холоднее. Потом он не мог вспомнить, сколько лежал на остывающем теле, а когда поднялся, его руки были покрыты коричневой коркой засохшей крови. Раскрытая книга — подарок Чарли — валялась на полу, Гарри поднял ее и опять посмотрел на бывшего любовника. Все произошло так быстро и неожиданно, что у него до сих пор кружилась голова. Внутри Гарри образовалась и ширилась пустота, Чарли лежал мертвый у его ног, и он был тому причиной. И что теперь делать? Господи, он ничего этого не хотел. Все, что он хотел, — это опять увидеть Драко, свернуться рядом с ним на кровати, заплакать и больше никуда-никуда не уходить. И теперь Гарри точно знал, что ему следует делать: сначала вернуться в свою квартиру, а потом отправится обратно, к Драко. И Драко скажет ему, что все в порядке, что он все понимает. И он ему поверит, потому что сам Гарри уже не понимал ничего. Глава 11. Непролитые слезы Ты был частью меня, той, что я потерял, Той, что я позабыл, той, что я не искал, И я верил, что в сумрачной поступи дней Можем встретиться мы лишь во сне… Но узнал, бросив взгляд на волос серебро. Может, это зовется любовью? Гарри аппарировал домой, бросил метлу и судорожно прижал к груди книгу. Каждый вздох отдавался вспышкой боли: от удара Чарли до сих пор ныл бок. Он хотел вернуться домой — но это место давно перестало быть им. Теперь дом Гарри был там, где Драко. Дверь была распахнута настежь. Гарри мог бы подумать, что сам ее так оставил, но нет, он точно помнил, что закрыл ее перед уходом. В кухне сидела Панси. А точнее, полулежала, уронив голову на кухонный стол. — Панси? — спросил Гарри, закрывая дверь. Девушка выглядела как-то особенно плохо — словно высохшая кожура некогда сочного плода. Подняв голову, Панси поглядела на него мутным взглядом. Отбросив с лица грязные волосы, она слабо улыбнулась. — Поттер. Наконец-то ты пришел. Может, еще не слишком поздно. — Откуда ты узнала, что я приду? — Гарри не хотел играть в глупые игры. Больше всего на свете ему хотелось свернуться где-нибудь и умереть. — Ты оставил на столе арахисовое масло. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, садясь напротив нее и старательно пряча под столом руки. Раз она ничего сама не заметила, то Гарри не собирался пускаться в объяснения. Внезапная мысль заставила его замереть на месте: — Драко? — С ним все в порядке. — Подумав, Панси прибавила: — А ты — идиот. — Что? Панси, я… — Заткнись, Поттер. У меня нет на это времени. — Кинув на него внимательный взгляд, она продолжила: — Грейнджер считает, что проще научиться ненавидеть, чем любить и прощать. Ты с ней согласен? Гарри нахмурился, чувствуя, что сейчас просто не в состоянии пускаться в дебри психологии. — Можно всегда отыскать причину для ненависти, — осторожно сказал он, подумав о Чарли. — Но я предпочитаю любить. — Ты умеешь ненавидеть? — Да, — без колебаний ответил он. — И что же ты ненавидишь? — Я ненавижу смотреть, как причиняют боль тем, кого я люблю. — Это не ненависть, — огрызнулась Панси. — Почему вы все такие наивные! Это — любовь! Ни один из вас троих не знает, что такое ненависть, даже Драко! — Панси раздраженно вздохнула. — Нет, — Гарри сам не знал, почему он настаивает: — Любовь — это когда ты приходишь в отчаяние, когда страдает тот, кого ты любишь. Ненависть — это когда ты стремишься уничтожить то, что причиняет любимому страдание. Твоя любовь трансформируется в ненависть к тем, кто причиняет ему боль. Это ненависть. Ненависть, вырастающая из любви, сильнее просто ненависти. Панси склонила голову набок. Казалось, она о чем-то думает. — Тогда молись, чтобы этой ненависти было достаточно, — сказала она. — Не знаю, о чем ты, — сказал Гарри. — И ты так и не ответила, что ты здесь делаешь. — Я пришла за тобой. Он без тебя не может. Без тебя все стало бессмысленно. Ты должен вернуться. — Почему… почему он сам за мной не пришел? — тихо спросил он, почувствовав острый укол в сердце. Зачем он покинул Драко? Он же не может без него жить. — Он не знает, что я пришла сюда. Думает, здесь ты в безопасности. Могу себе представить, в какой безопасности ты будешь, когда все кругом помрут. Драко считает, что защищает тебя от твоего собственного благородства, — Панси посмотрела ему в глаза. — Но на самом деле твое благородство должно тебя спасти… Ты понимаешь меня? Конечно, нет. Гарри… слушай меня внимательно, — первый и единственный раз Панси назвала его по имени. — Иногда мы должны отдать все, что у нас есть, во имя того, что гораздо больше, чем мы. Ты веришь в это? — Да, — тихо ответил Гарри. — Так вот, Драко в это не верит. Он будет стараться спасти то, что дорого лично ему, даже если это уничтожит весь мир. Ты — самое дорогое, что есть у него на свете, и поэтому он спрятал тебя там, где думал, ты будешь в безопасности, а это означает, что он умрет, так же как и весь мир вместе с ним. Гарри вздрогнул. — Но он не может умереть! — беспомощно сказал он. — Он умрет, — яростно воскликнула Панси. — Мы все умрем, кроме тебя, потому что ты — единственный, кто может устоять перед Непростительными. Но у нас еще осталась надежда. Понимаешь? — Нет, — прошептал Гарри, чувствуя, как к его глазам подступают слезы. — На что тут можно надеяться? — Неважно. Ничто не имеет значения, кроме того, что ты есть у Драко, а у Драко есть ты. И ни Грейнджер, ни Чарли Уизли не должны лезть не в свое дело. Не думай о проклятии и ничего не бойся, пусть хоть весь мир будет против тебя! Ты ведь любишь его? — Да, — без колебания ответил Гарри. Панси довольно улыбнулась. — Это правильно! Я говорю это не только из-за Драко, но потому что любовь — это единственная сила, способная изменить мир. — Я не понимаю, о чем ты, — честно признался Гарри. Панси с нежностью провела рукой по его щеке. Ее рука была очень холодной. — Знаю, что не понимаешь, — прошептала она. — Послушай, я привела тебя к нему не просто так. Мой выбор пал на тебя вовсе не потому, что у тебя иммунитет к проклятию, и не потому, что ты — Мальчик, Который Выжил, и даже не потому, что ты не дал ему тогда умереть. Мой выбор пал на тебя потому, что я знала, что не смогу позаботиться о нем сама, и я не могла доверить его никому, кроме тебя. Ты должен был учиться в Слизерине — я вовсе не хочу тебя этим оскорбить. Ты должен был учиться в Слизерине, потому что вы предназначены друг для друга, — Панси прикрыла глаза. Ее лицо залила восковая бледность, и Гарри впервые за нее испугался. Но, прежде чем он успел предложить помощь, Панси уже справилась со своей слабостью: — Если бы вас не разлучили обстоятельства — детские обиды, друзья, эта война, наконец, вы бы сразу поняли, что созданы друг для друга. Если бы судьбе было угодно, вы бы встретились еще раньше, и сразу поняли, что значите друг для друга. Из-за этого я всегда тебя ненавидела, думаю, Уизли чувствовал то же самое к Драко. Но сейчас это совершенно неважно. Я хочу, чтобы ты всегда помнил одну вещь: Драко не отказался бы от тебя ни за что на свете! Гарри не стал говорить, что они действительно встретились до того, как непостижимая рука судьбы расставила их по разные стороны баррикад, судя по всему, Драко не стал посвящать Панси в подробности их первой встречи. Да и помнил ли он об этом? А что, собственно, особенного произошло тогда в магазине мадам Малкин? Он всего лишь впервые увидел мальчика с огромными серыми глазами… но тогда Гарри был так напуган, что мало на что обращал внимание. Интересно, какой видел их встречу Малфой? Неужели для него она была настолько незначительной, что он ничего не рассказал о ней своей единственной подруге? Гарри почему-то стало холодно. — Панси, — умоляюще сказал он. — Я все равно не понимаю. — Я знаю, — грустно сказала она. — Но сейчас это совершенно не важно. Скоро ты все поймешь, обещаю. Ты должен вернуться! — Я не знаю, куда, — Гарри беззвучно заплакал. Сейчас больше всего на свете ему хотелось броситься Драко в ноги и умолять, если не простить, то понять его. — Возьми это, — в руках Панси появилось золотое кольцо. Когда Гарри протянул руку, Панси увидела его окровавленную ладонь, но ни о чем не стала спрашивать. Это было то самое кольцо, которое Драко давал Гермионе. — Зажми его в ладони и скажи: «Пендрагон». Гарри удивленно посмотрел на нее: — А как же ты? — Я? — Панси тихо рассмеялась. — Обо мне не беспокойся… — она вытащила из кармана бледно-зеленый лист и протянула его Гарри. У листа были острые зубчатые края и бархатистая на ощупь поверхность. — Отдай это ему. Он поймет. И передай… просто скажи, что я прошу прощения. — Что ты… — Иди! — Спасибо, — медленно сказал Гарри. — Спасибо за… все. Панси улыбнулась и тоже поднялась с места. — Помни, что я тебе сказала. — Мы еще увидимся? — неловко спросил он, не решаясь посмотреть ей в глаза. Панси как-то грустно улыбнулась. — Иди, Гарри. Иди к нему. Он нужен тебе не меньше, чем ты ему, — Панси опять улыбнулась. Гарри зажал кольцо в ладони и, закрыв глаза, прошептал волшебное слово. * * * Он услышал сердитые голоса Драко и Гермионы еще на подступах к «библиотеке». Ему даже не пришлось их искать. Драко, насупившись, смотрел в какую-то книгу. На миг Гарри остановился в дверях, с наслаждением впитывая каждую черточку любимого лица. Драко выглядел усталым, и Гарри с грустью подумал, что он, наверное, тоже отвык спать один. Раскрасневшаяся Гермиона напоминала разъяренную фурию: — Я не заткнусь, Малфой! Я просто не понимаю, как ты мог сделать это, не посоветовавшись со мной! А теперь еще Панси сбежала неизвестно куда, и никто не знает, где Гарри, а ведь без него у нас… — увидев его, она побледнела и мгновенно умолкла. На ее лице промелькнул страх. Не отрывая глаз от книги, Драко протянул: — Я уже тысячу раз повторил тебе, Грейнджер, что я против этого, но если он вернется, то это будет его личное дело, и тогда поступай с ним, как считаешь нужным… — Я вернулся, — сказал Гарри. Драко дернулся, и книга с грохотом упала на каменный пол, распавшись на две части. Он был так бледен, что в первый момент Гарри за него испугался. Тишину нарушила Гермиона: — О, Гарри! — воскликнула она, и из ее глаз покатились слезы. — Какое счастье, что ты вернулся! — к ужасу Гарри, девушка кинулась к нему на шею. Когда Гарри смог опять посмотреть на Драко, тот уже успел взял себя в руки. — Я полагал, — ледяным тоном начал он. — Что совершенно ясно выразил свои пожелания относительно твоего общества, Поттер. — Но, Панси... — Гарри судорожно сглотнул. — Что Панси? Хочешь сказать, это она тебя привела? А где она сама? Мне бы хотелось перекинуться с нею парой слов, — голосом Драко можно было морозить лед. Гарри вздохнул. Что ж, ничто не происходит так, как мы этого хотим. — Ты... не рад меня видеть? - прошептал он. Драко поджал губы, а потом делано рассмеялся: — Ты совсем ополоумел, Поттер? От его тона Гарри вздрогнул. — Извини. Я думал... — Нет, ты не думал, Поттер! Ты вообще этого не умеешь! Как ты мог подумать, что я желаю твоего возвращения, когда тебе было ясно сказано, чтобы ты держался отсюда подальше?! — Малфой сорвался на крик. Не ожидавший такого напора Гарри отшатнулся. — Драко! — умоляюще прошептал он. — Неужели в твою тупую голову ни разу не пришла мысль, что это для твоего же блага?! Где Панси?! Гарри протянул Драко листок. — Она сказала, что ты поймешь. Драко застыл, и в его глазах появился ужас. — Где она? — запинаясь, спросил он. — Она сказала, что ты поймешь, — прошептал Гарри. — Нет! Где... Гарри, где она? — голос Драко звучал чуть ли не умоляюще. — Она не вернется, — тяжело привалившись к холодному камню, Гарри сполз на пол. — И я не знаю, где ее искать. Драко присел рядом и, забрав у него из рук лист, некоторое время бездумно теребил его в руках. Драко выглядел так, словно на его плечи внезапно обрушилась вся тяжесть этого мира. А потом Драко наклонился и коснулся губами его губ. — Я скучал, — тихо сказал он и, не проронив больше ни слова, поднялся и вышел. Долгое время Гарри тупо сидел и смотрел перед собою — на неровный каменный пол и испорченную книгу. Интересно, куда ушла Гермиона? Неужели она тоже плачет? Опустив подбородок на скрещенные руки, Гарри закрыл глаза. Все его страхи и переживания, Чарли сейчас казались дурным сном — Драко был рядом, и ему было плохо, и единственное, чего хотелось Гарри — это быть сейчас рядом с ним. Должно быть, он задремал, перед его глазами проплывали обрывки каких-то видений, слишком расплывчатых, чтобы быть снами, слишком нереальных, чтобы происходить наяву. А потом Драко позвал его по имени. — Я не знал, здесь ли ты, — Драко стоял в дверях и, кажется, вовсе не стремился заходить. — Мне некуда больше идти, — честно признался Гарри. — А кроме того, я лучше буду делить с тобой горе, чем жить с пустотою в сердце, — он несмело улыбнулся, но тут же с ужасом выдохнул: — Драко! Что с твоей рукой?! — Рука Малфоя была в крови. Драко поморщился. — Этот чертов лист! — неопределенно пояснил он. — Я слишком сильно сжал руку. Подойдя к нему, Гарри нежно взял раненую руку в свою. — Это ты — идиот, — сказал он и закусил губу, вспомнив о том, что так и не смыл кровь. — Все это время она принимала яд, — словно не заметив оскорбления, отстраненно сказал Малфой. — Яд? — не выпуская его руки, с ужасом переспросил Гарри. Драко кивнул. — Да. Это растение цветет только на могильниках. Если растереть высушенные листья, оно превращается в медленнодействующий яд. Оно лишено вкуса и запаха и действует медленно, постепенно отнимая силы у жертвы. Это... безболезненная смерть. В один день ты засыпаешь, чтобы больше не проснуться. Драко выглядел таким несчастным, что Гарри еще крепче сжал его руку. — Зачем Панси принимала его? — мягко спросил он, усаживая Драко рядом с собой. — Я не знаю, — тихо сказал Драко, опустив голову ему на плечо. Гарри вспомнил, что видел, как Панси неоднократно сыпала себе в питье странный порошок, и то, как он зашел в ее комнату, и она от неожиданности опрокинула какой-то фиал. Пригладив светлые волосы Драко, он еще раз спросил: — Зачем она это сделала? — Должно быть потому, что вынесла себе приговор. Некоторое время Гарри думал об этом. Волосы Малфоя казались шелковистыми на ощупь. — Если она хотела себя наказать, то почему выбрала именно это? Ведь существуют гораздо более быстрые способы свести счеты с жизнью... — Думаю, сперва она хотела хоть частично загладить свою вину, помогая нам, — глухо ответил Драко. — Но при этом не пожелала откладывать исполнение наказания. И она выбрала безболезненную смерть — все-таки Слизерин. Наклонившись, Гарри поцеловал Драко в светлую макушку. Он не знал, чем еще может его утешить. — Мне так жаль, — прошептал он, зная, что это глупо и совершенно бесполезно. Зарывшись лицом в рукав его рубашки, Драко заплакал. Его тело сотрясалось от болезненных рыданий, больше похожих на спазмы. Гарри прижал его к своей груди и попытался убаюкать, как ребенка. Его руки были до сих пор испачканы кровью Чарли, а теперь уже и кровью Драко. Драко плакал у него на руках, а где-то там, далеко, Панси умирала от яда, и он чувствовал себя таким беспомощным, что ему тоже хотелось заплакать. * * * Драко довольно быстро взял себя в руки и даже попытался отстраниться. Но Гарри чувствовал, что он все еще дрожит, и только крепче прижал к себе. Он не знал, что тут можно еще сказать, а потому просто сидел и держал его в объятиях. Бок, все еще помнящий удар Чарли, нестерпимо болел, но Гарри было все равно. — Гарри, — тихо спросил Драко. — Да? — Ты… на тебе кровь. Гарри сжался, в тот же момент ушибленные ребра заставили его поморщиться. Драко отстранился и внимательно на него посмотрел: — Что с тобой? — спросил он, впервые замечая кровь на одежде. Гарри вздрогнул и, поморщившись от острой вспышки боли, попытался дышать поверхностно, чтобы не бередить рану. — Ничего, — выдавил он, попытавшись улыбнуться. — Тебе же больно, — сказал Драко, со злостью вытирая рукавом мокрые щеки. — Где? — Мне не… — Гарри… Глаза Гарри наполнились слезами, а горло сжало так, что он с трудом прошептал: — Чарли… От этих слов Драко побледнел от ярости: — Только не говори, что сразу отправился к нему, лишь только я отпустил тебя! Что он с тобой сделал?! Я убью этого ублюдка! И тогда Гарри заплакал по-настоящему. От судорожных вздохов у него тут же заболели ребра, и теперь он плакал от боли. — Прекрати! — резко воскликнул Драко. — Прекрати немедленно! Где болит? Что он сделал? Почему ты ничего не сказал?! — Ты и так был расстроен и... все не так плохо… только больно… — Где? Закусив губу, Гарри осторожно дотронулся до своего бока, к которому до сих пор прижимался Малфой. В этом месте кожа, казалось, горела. — Господи, — тихо сказал Драко, отодвигаясь, чтобы его не касаться. Он осторожно задрал рубашку Гарри, обнажив огромный темно-лиловый синяк. Гарри задохнулся от боли, и Драко бросил на него почти обвиняющий взгляд. — Что он с тобой сделал? — Он хотел, чтобы я сказал, что не люблю тебя. Наступила странная тишина, а потом Драко непривычно мягко сказал: — Я спрашивал, откуда у тебя синяк. — Но я сказал ему это, — прошептал Гарри. — Я сказал, что это ложь, сказал, что люблю его. Что ты… что ты меня изнасиловал… — его голос сорвался в преддверии подступающей истерики. — Скажи, что ты простишь меня, — умоляюще прошептал он, затаив дыхание. Но Драко молчал, только его пальцы осторожно тронули синяк. — Драко? — Гарри чуть не плакал. — Скажи, что простишь меня. Мне… нужно… — Ты хочешь, чтобы я исцелил твой бок или нет? — ледяным тоном оборвал его Малфой. Он убрал руку, и рубашка Гарри соскользнула на пол. — Зачем ты вернулся? — жестко спросил он. — Потому что думал, что ты сможешь меня понять! — Что я должен понимать? Что все это ложь, и что я тебя изнасиловал? И что ты предпочитаешь остаться с ним, чтобы он бил тебя кровавым боем… Услышав такие слова, Гарри побледнел. — Н-нет, я не… Драко, нет! Я солгал, потому что ужасно испугался… я был готов сказать что угодно… Драко нехорошо оскалился. — Что, так было невтерпеж? — Это не моя кровь. Драко мгновенно замолк, он смотрел на Гарри так, словно никогда раньше не видел. — А чья тогда? — наконец шепотом спросил он. — Чарли, — слезы вернулись, несмотря на острую боль в боку, несмотря на все свои усилия, Гарри заплакал и не мог остановиться. — Шшш, — казалось, Драко совершенно успокоился. — Все в порядке, Гарри, сейчас мы все полечим… прекрати плакать и расскажи мне, что случилось. Пожалуйста, Гарри… Шшш, — он успокаивающе погладил его по руке. — Дыши глубже, успокойся, сейчас все будет нормально! — Хо… хорошо, — сквозь слезы прошептал Гарри, прислоняясь к Драко, отчего слезы почему-то полились еще сильнее. Но сейчас он чувствовал себя гораздо лучше, ведь Драко больше не думал отстраняться. — Шшш, — опять прошептал Драко, вытаскивая палочку. Исцелив синяк, он легонько толкнул Гарри в бок. — А теперь рассказывай, что случилось. Гарри сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Я не хотел, — сказал он дрожащим голосом. — Не хотел чего? — Убивать его. Наступила тишина. Наконец Драко осторожно спросил: — Чарли мертв? — Да. — Что ж, значит, у меня одной заботой меньше. Гарри передернуло. — Я убил его, — прошептал он. — Действительно убил. Я бил его головой об пол и душил, пока он не перестал дергаться. Я не мог остановиться, потому что… потому что он сказал, что я принадлежу ему, и что он убьет тебя… что т-ты меня изнасиловал и что я думаю что люблю тебя только потому, что у меня не было выбора. Гарри видел, каких титанические усилия требуются Драко, чтобы успокоиться. — Это он так сказал? И ты в это поверил? Гарри отчаянно замотал головой. — Клянусь, Драко, что нет! Прикрыв глаза, Драко сделал глубокий вдох. — Но ты же сам только что сказал мне, Гарри. — Он был мертв. Я думал, что если скажу ему то, что он хочет услышать… — То что? — Драко взял его руку и принялся разглядывать коричневую корку запекшейся крови. — То этого не случится… Я убил его, Драко, убил, потому что знал, что ты бы так и сделал. А сначала валялся под ним на полу и после удара едва мог дышать… — Почему он тебя ударил? — Не помню… Он был... какой-то странный. Думаю, на него так повлияло проклятие. Он сломал мне нос и… Драко провел пальцем по его переносице и вздохнул. — Зачем ты вообще к нему пошел? — Я… было так тихо… — Я бы убил его сам, если бы он не был уже мертв, — Драко отвел глаза. — Но… ты же так не думаешь? Что ты любил его, а я тебя изнасиловал? Потому что, Гарри, все было не так, я… — Я сам не знал, что говорю. Он… сказал, что я ему должен — потому что он так много потерял в войну. Братьев, сестру — я рассказал ему о Джинни… Он сказал, что я слишком дорого ему обошелся и поэтому должен любить его… Драко неожиданно грубо тряхнул его за плечо. — Даже и не думай об этом! Прикрыв покрасневшие глаза, Гарри умоляюще прошептал: — Думаешь, это неправда? — Ты никому не должен и ломаного кната! — Драко с негодованием посмотрел на него, а потом обнял и притянул к себе. — Ты правда так считаешь? — прошептал Гарри. Чувствуя себя совершенно опустошенным, он положил голову Драко на плечо — Да! — Даже тебе? Наступило долгое молчание, а потом Драко глухо произнес: — Все совсем не так, как кажется, Гарри. — Но как тогда? — Гарри уже клевал носом. — Тебе нужно отдохнуть, я обо всем расскажу утром. — Драко поднял его на ноги и, взяв за руку, повел в их комнату. Правда, сначала он зашел в «ванную» и попытался отмыть с Гарри кровь. Когда Гарри был благополучно устроен в кровати, Драко нежно поцеловал его в лоб. — Все в порядке, Гарри. Ты все сделал правильно. За то, что он сказал, он заслуживал смерти. А теперь спи, мы поговорим, когда ты отдохнешь. Гарри крепко схватил его руку. — Но куда ты уходишь? — Я должен найти Грейнджер. Нужно же посмотреть, куда она пропала, — Драко скривился. — Спасибо. Кивнув, Драко пригладил его волосы, и Гарри на секунду стало легче. — Драко? — Да? — Мне очень жаль… Панси… Драко заметно напрягся, но потом, еле заметно кивнув, сказал: — Спокойной ночи. Постарайся заснуть, ладно? Гарри что-то неразборчиво пробормотал и закрыл глаза, он заснул прежде, чем Драко вышел из комнаты. * * * Он проснулся от того, что все простыни перекрутились, и так плотно обхватили его тело, что на миг Гарри испугался, что кто-то связал его. Выпутавшись, Гарри сел и вслепую нашарил очки. Подушка рядом с ним оставалась непримятой. Драко явно спал в другом месте — если спал вообще. Пережидая волну паники, Гарри глубоко вздохнул, пытаясь вспомнить, что же произошло накануне. Как ни странно, он почти ничего не помнил — вчерашний вечер был словно в тумане. — Драко? — на всякий случай позвал он, но его никто не услышал. Гарри почувствовал, что начинает задыхаться — кажется, у него опять начиналась клаустрофобия. Почему Драко не здесь, не с ним? Может, он тоже умер — как Чарли и Джинни, может, он ушел, потому что больше не хотел его видеть… Неужели Гарри опять сделал что-то не так? А потом он вспомнил. Ну конечно. Он же сам сказал, что Драко его изнасиловал. Застонав от бессилия, Гарри выбрался из кровати. Он должен найти Драко и все ему объяснить. Он уже наделал столько, что вовек не сможет ни с кем расплатиться: Джинни, Чарли, а теперь еще Панси… Но мысль о том, что Драко может страдать из-за него, показалась ему настолько непереносимой, что Гарри не колеблясь отправился на поиски, пусть даже Драко не захочет его видеть. Сначала он зашел в библиотеку, но, к его глубочайшему изумлению, Драко там не было. По правде говоря, библиотека выглядела странно: все книги были сложены аккуратными стопками, словно хозяева считали, что они больше не понадобятся. Гарри подумал, что ему никто не рассказал о том, чем закончились изыскания. С растущим чувством тревоги он отправился на кухню. Ведь Драко с Гермионой не решили пытаться справиться с проклятьем самостоятельно? А если нет, то почему они ничего ему не рассказали? Драко действительно был на кухне. Перед ним стояла чашка с остывшим кофе. Он безучастно глядел в никуда и никак не отреагировал на появление Гарри. — Я боялся, что не найду тебя, — тихо сказал Гарри. Драко непонимающе поднял голову. Потом что-то в его глазах прояснилось, и он устало сказал: — С тобой… — Все в порядке? — закончил за него Гарри. — Да. — Эта фраза уже успела ему порядком надоесть. — Я бы не хотел повторения вчерашней истерики, — холодно усмехнулся Малфой. — Я… — Гарри в нерешительности остановился. От Драко исходила непонятная энергия — она словно замораживала все, что находилось в районе ее действия, и Гарри не знал, как себя вести. — Извини, — привычно сказал он. — За что? — Драко с отвращением отодвинул от себя кружку. От его тона Гарри вздрогнул. — За все. — За то, что вернулся, хотя я ясно сказал не возвращаться? За то, что закатил истерику и напугал меня чуть ли не до смерти? За то, что, едва оставив меня, сразу сбежал к Чарли Уизли и дал ему себя избить? — Я не оставлял тебя, ты сам меня отпустил, — неубедительно возразил Гарри — Но ты не должен был возвращаться! Я не хотел, чтобы ты отирался поблизости, — сжав челюсти, Малфой отвернулся. Собравшись с духом, Гарри произнес: — Я хотел извиниться вовсе не за это. Я… извини, что я так сказал… после того, как Чарли умер. Ну, что ты меня изнасиловал и все остальное. Это неправда, ты не сделал мне ничего плохого. Ведь ты считаешь меня своей собственностью, а с собственностью нужно обращаться бережно, — криво усмехнулся Гарри. Повернувшись, Драко одарил его мрачным взглядом. — Ты никогда не задумывался, Поттер, что у палки есть два конца. Гарри непонимающе нахмурился. — Что ты имеешь в виду? — Что если ты принадлежишь мне… — не закончив фразы, Драко нервно откинул в сторону упавшую на глаза прядь. — То что? — тихо спросил Гарри, чувствуя, что услышит что-то важное. — То я принадлежу тебе, — резко сказал Драко и отвернулся. — Ерунда какая-то, — фыркнул Гарри. — Почему, черт побери? — Потому что кто в здравом уме захочет мне принадлежать? — Гарри сморгнул слезу, пытаясь взять себя в руки: Драко ясно сказал, что ему надоели истерики. Драко поднялся так внезапно, что Гарри вздрогнул и отпрянул назад. — Неужели ты думаешь, я сам так решил?! — Драко дрожал ярости и какой-то непонятной безнадежности. — Неужели ты думаешь, что я выбрал все это? Ты даже не представляешь, что это для меня означает, и в какое положение ты меня поставил своим возвращением! Ты так ничего и не понял… — он внезапно замолчал. — Драко, о чем ты говоришь? — прошептал Гарри. — Я тебя не насиловал, — к удивлению Гарри, Драко внезапно сменил тему разговора. — Ты меня хотел, ведь правда? — его голос слегка дрогнул, словно у него все-таки были какие-то сомнения.. — Я этого хотел, — с тревогой подтвердил Гарри. Он не понимал, что происходит. — Знаешь, когда ты сказал, что должен… — горько усмехнувшись, Драко провел дрожащей рукой по волосам. — По-настоящему больно мне было, когда ты сказал, что должен — словно считал, что обязан мне заплатить… — Но я ничего такого не имел в виду, — прошептал Гарри. Наконец-то хоть что-то прояснилось. — Гарри, ты уверен? — тон Драко был смертельно серьезным. — Да, — с трудом произнес Гарри. Весь этот разговор стал напоминать какую-то пытку. — Я хочу… чтобы ты мне это доказал. Нервно сглотнув, Гарри отступил назад. — Д-рако, н-не надо… — запинаясь, произнес он. — Что «не надо»? Ты даже не знаешь, о чем я собираюсь просить. — Не надо заставлять меня делать то, что я не хочу делать, — Гарри покосился на дверь, уже жалея, что проснулся, жалея, что пришел сюда, на кухню, и что вообще вернулся. — Я вовсе не собираюсь тебя заставлять, — тихо сказал Драко. — Ты сделаешь это, только если сам пожелаешь. И тогда сам узнаешь, правда это или ложь. — Ч-что… я должен сделать? — прошептал Гарри. Темные грустные глаза Драко лишали его сил. — Тебя всегда окружали люди, которые что-то от тебя хотели, — осторожно сказал Драко. — И ты чувствовал себя обязанным давать. — И чем же ты от них отличаешься? — Гарри надоела эта странная игра в кошки-мышки. Со слов Драко он выглядел ужасно жалким. Впрочем, вполне возможно, что так оно и было. — Ты ведь тоже что-то от меня хочешь? Драко улыбнулся, мягко, почти нерешительно. — Нет, Гарри, я ничего от тебя не хочу. Все, что я от тебя хотел, я уже получил — добровольно. А теперь я хочу, чтобы ты взял меня. Потому что никто никогда ничего тебе не давал. А я хочу. Гарри испугался, что больше никогда не сможет дышать, потому что то, о чем говорил Драко, было слишком неправдоподобно, чтобы в это поверить. Может, он что-то не так понял, а может, видел какой-то странный сон, где все потаенные желания становились явью. — Я не понимаю, — наконец прошептал Гарри. Он смотрел на протянутую руку и просто не мог поверить, что все это ему не снится. — Ты же сам сказал, что с собственностью нужно обращаться бережно. Так вот, Гарри, я хочу принадлежать тебе. — Но я же убийца, — нерешительно сказал Гарри. — Кто в здравом уме захочет иметь со мной дело? — Я, — тихо сказал Драко. — И мы уже об этом говорили. Позволь мне принадлежать тебе, Гарри. Гарри мучительно покраснел. — Если ты позволишь, я буду твоим, — Драко криво улыбнулся. — Это не сложно. Неужели ты никогда не хотел ничего такого? Гарри постарался не отводить глаза. — Хотел, — сказал он. — Тебя. — А сейчас? — А сейчас я не знаю, что именно ты хочешь мне предложить. Драко сделал вид, что задумался. — Раз уж мы договорились, что я твой, значит, ты можешь сделать со мной все, что душе угодно. — Все, что пожелаю? — нерешительно переспросил Гарри. — Все. Ты можешь меня поцеловать, ударить, покалечить… отыметь, наконец, — Драко криво усмехнулся. — Я… не хочу причинять тебе боль, — прошептал Гарри. — Похоже, из нас двоих боль люблю причинять только я. А ты… ты совсем другой. Но не это важно, а важно то, что мы доверяем друг другу… — голос Драко неожиданно дрогнул, и он отвернулся. — Я не знаю, верю ли я… — Гарри закусил губу. Драко опустил протянутую руку. — Ты мне не веришь? — с болью в голосе спросил он. — Я… я… — Гарри почувствовал, что начинает паниковать, и в отчаянии ухватил Драко за руку. — Я не верю сам себе, — умудрился выдавить он. — Я боюсь, что причиню тебе боль — как всем остальным… На секунду Драко сжал челюсти, но тут же расслабился. Нежно проведя по скуле Гарри, он тихо спросил: — Разве ты не боишься, что я причиню боль тебе? — Значит, я это заслужил, — не задумываясь, ответил Гарри. — Нет, — терпеливо пояснил Драко, хотя было видно, что спокойствие дается ему с трудом. — Это будет означать, что я сорвался. Скептически улыбнувшись, Гарри переплел их пальцы. — Ты так и не ответил, — кажется, Драко смутился. — Извини, — выпустив его руку, Гарри закусил губу. — Может, ты… — Нет, — Драко забрал его руку опять. — Ты мог бы сознательно причинить мне боль? — спросил он. — Нет. — Почему? — Потому что я люблю тебя, — Гарри совершенно не собирался говорить это, все произошло автоматически. Когда же эти слова сорвались с его губ, Гарри почувствовал что-то, похожее на разряд тока. Покраснев, он попытался выдернуть свою руку, но Драко не позволил. Он застыл, неверяще глядя на Гарри. — Гарри… — Прости меня! Я не подумал! Я знаю, что опять говорю не то, изви… — Шшш, не надо так говорить! — Драко нежно погладил тыльную сторону его ладони. — Что именно? Извиняться или… — Это зависит от того, — признался Драко, — за что именно ты извиняешься. За то, что говоришь это или за то, что любишь… Гарри открыл было рот, чтобы ответить, но обнаружил, что не знает, что сказать, и закрыл его. Некоторое время они смотрели друг на друга. Гарри понял, что, даже ради спасения собственной жизни, не может вымолвить ни единого слова. Он просто извинялся. Он всегда извинялся, потому что такова была его судьба — всегда быть в ответе за все. Кто-то же должен быть за все в ответе. Так почему не он? Хотя если на этого и была какая-то особая причина, он уже про нее забыл. — Я… — начал он и беспомощно посмотрел на Драко. — Так почему? — спросил Драко еще раз и, закусив губу, провел пальцем его по руке. Единственное, что знал Гарри, это то, что он больше не хотел ни за что извиняться. Но что-то внутри него говорило, что он просто должен. Это было так глупо... Наконец он ответил: — Если честно, то не знаю. Я не чувствую своей вины ни за первое, ни за второе. На губах Малфоя появилась слабая улыбка. — Думаю, ты на верном пути. — Ты уверен? — задумчиво произнес Гарри. — Потому что, по моим ощущениям, с каждым шагом я все больше погружаюсь в трясину. Драко вздохнул и покачал головой. — Поттер, хочешь, я напишу тебе на бумажке? Смущенно потупившись, Гарри пожал плечами. — Хорошо, тогда слушай: ты принадлежишь мне. Тебе сказала об этом Панси, а ты не стал спорить, верно? — Да. — А я хочу быть твоим, Поттер. Я хочу, чтобы ты взял меня… — Гарри почувствовал, как краска густо заливает его лицо. Драко только ухмыльнулся. — Теперь понятно? — Но зачем тебе это?! — Потому что так будет справедливо. Ты доверился мне, и теперь моя очередь. Ты боишься, что причинишь мне боль, поэтому я собираюсь доказать тебе, что ты этого не сделаешь. Я верю тебе, и ты тоже должен мне верить или… — Драко замолчал. — Или что? — спросил Гарри. Драко крепко поцеловал его. Когда он отстранился, его взгляд был абсолютно непроницаем. — Ты должен мне верить, — сказал он еще раз. — Теперь все… абсолютно все зависит от того, веришь ли ты мне или нет. Гарри, клянусь, что все будет хорошо! Я не позволю тебе причинить мне боль! Какая странная формулировка, подумал Гарри и дрожащим голосом спросил: — Ты уверен? — Обещаю. И я… я никогда не причиню боль тебе! — Но… — Гарри закусил губу. — Я не знаю… как. — Что как? — Брать. — Гарри прочистил горло. Глаза Драко изумленно расширились: — Неужели Чарли был… Гарри отвел глаза. — Вообще-то я не гей, — сказал он. Драко непонимающе нахмурился. — Тебе не нравятся люди одного с тобой пола? Гарри нервно взглянул на него. — Если честно, я об этом никогда не думал. Когда я учился, мне нравились девочки… то есть одна девочка, Чо. А потом… потом у меня просто не было на это времени. — Похоже, я тут зря распинаюсь, — процедил Драко сквозь зубы. Гарри показалось, что он чем-то расстроен. Сам он был не в состоянии сказать еще хоть слово, и только глупо открывал и закрывал рот. Гарри ужасно хотелось объяснить то, что вертелось у него в голове, но он никак не мог подобрать подходящих слов. За последнее время они слишком часто его подводили. — Я не… — опять начал он и поморщился. — Я тебе не верю, — внезапно сказал Драко, и Гарри удивленно уставился на него. Но, прежде чем он смог сформулировать свои сомнения, Драко крепко обхватил его и поцеловал. Протестующе замычав, Гарри попытался его оттолкнуть, но, едва его ладони оказались на чужих плечах, он почувствовал, что какая-то неодолимая сила заставляет все его существо плавиться от восторга. Закрыв глаза, Гарри обвил шею Драко руками и пылко поцеловал в ответ. Драко внезапно попытался отстраниться. — О черт! — прошипел он, тяжело дыша. — Что? — прошептал Гарри, и не думая его отпускать. — Ты не… а я собирался заставить тебя… как Чарли! И ты бы мне позволил… — Драко чуть не заикался. На его лице отчетливо читалось отвращение к себе. — Нет, Драко, нет! — быстро сказал Гарри. — Дай мне, пожалуйста, закончить! Это правда, что я не гей, мне никогда не нравились мальчики. И ты мне не нравишься потому, что… одного со мной пола… Черт, я все говорю не так! — в отчаянии воскликнул он. Упершись лбом в плечо Драко, Гарри попытался собраться с мыслями. — Я хочу тебя, — наконец сказал он. — Не потому что ты мальчик или девочка, а потому что ты — это ты. Драко все еще тяжело дышал, Гарри обнял его еще крепче и поцеловал в подбородок. — Как-то по-дурацки все вышло, — нервно сказал он. Сдавленно рассмеявшись, Драко покачал головой. — Нет, все хорошо. Закусив губу, Гарри отстранился. — Кажется, за последнее время я совсем разучился говорить. — Тогда… может, тебе стоит больше молчать? А то ты когда-нибудь доведешь меня до инфаркта, — предложил Драко, а когда Гарри открыл рот, чтобы возмутиться, Драко закрыл его поцелуем. Хотя это осторожное касание губ и поцелуем-то нельзя было назвать. Словно Драко не знал, стоит ли идти дальше или нет. Поэтому, вместо того, чтобы успокоиться, Гарри возмутился еще больше. Отстранившись, он послал Драко суровый взгляд и поцеловал — уже по-настоящему. От удивления Малфой не ответил, а, споткнувшись, ударился спиной о стену. Но, быстро взяв себя в руки, рассмеялся, чем существенно облегчил процесс проникновения. Гарри жадно целовал его с языком, словно знал, что делает, словно не он целовал так впервые в жизни — по собственной воле. Через некоторое время он совсем потерялся в своих ощущениях. Ему в голову лезли безумные, бессвязные мысли — повинуясь настойчивому желанию, его язык выделывал в чужом рту странные пируэты, пробуя, осязая, осваиваясь. Потом Гарри захотелось вылизать сладкие губы, провести мокрую дорожку по щеке… Он отстранился, испугавшись собственного безумия… Похоже, ноги больше его не держали, и Гарри прислонился к единственной надежной опоре, которая была у него поблизости. Но Драко ничуть не возражал, а наоборот, крепче обхватил его руками. — Ты уверен? — сквозь рваные выдохи спросил он. Гарри даже не удосужился на это ответить: обхватив ладонями его лицо, он для пробы лизнул его в шею, потом поцеловал в подбородок, в нежную ямочку под твердой челюстью, а потом опять вернулся к горлу, словно никак не мог от него оторваться. — Что ты делаешь? — хрипло спросил Драко. — Пробую тебя на вкус, — улыбнулся Гарри. — Ты не против? Я просто… Драко легонько поцеловал его в уголок губ. — Все норм, — пробормотал он, утыкаясь в его плечо. Улыбнувшись, Гарри легонько лизнул его губу, а потом слегка прикусил ее и вернулся к шее. Ощутил под кожей бешено бьющийся пульс и исследовал его языком. — Хмм… — задумчиво прошептал он, и Драко засмеялся, нервным, сдавленным смехом. Затем пришел черед аккуратных розовых ушек. Гарри втянул в рот маленькую мочку, а потом поцеловал ушную раковину. Отстранившись на мгновение, он поймал взгляд Драко. — Можно я… — Что? Гарри нерешительно остановился. Его ладони словно невзначай скользнули под воротник чужой рубашки, нежно провели по выступающим ключицам: — Я хочу попробовать тебя там… — Опустились ниже… — Гарри, — укоризненно сказал Драко, и Гарри вскрикнул от неожиданности, когда его ноги оторвались от земли. Через секунду его спина была прижата к холодной стене, а Драко возвышался над ним. Не раздумывая, Гарри обвил его талию ногами. — Ты можешь делать все, что захочешь, помнишь? Я — твой! Гарри ухмыльнулся и расстегнул первые две пуговицы. Задумчиво провел языком по ключице, слегка прикусил бледную кожу и уже приготовился расстегнуть рубашку до конца, когда неожиданно послышалось чей-то многозначительный кашель: в дверях стояла Гермиона. Резко вскинув голову, Гарри попытался отпихнуть Драко от себя, но понял, что так просто освободиться ему не удастся. — Не обращай на нее внимания, — умоляюще сказал Драко, целуя его в шею. — На самом деле, Малфой, — ледяным тоном сказала Гермиона, — мне нужно поговорить не с ним, а с тобой! Плотно зажмурившись, словно пытаясь отогнать неприятное видение, Драко поцеловал Гарри в щеку, потом в висок. — Хоть бы она исчезла, — прошептал он почти неслышно. — Драко! — прошипел Гарри, делая слабую попытку вырваться. Но его губы сами собой сложились в улыбку. — Это важно, Малфой! — сердито сказала Гермиона. — Ты знаешь, о чем я! Положив голову на плечо Гарри, Драко глубоко вздохнул, а потом медленно опустил его на пол. — Ты права, — сказал он и горько улыбнулся. — Я знаю. Гарри перевел взгляд с одного на другую. Ему хотелось сказать, что он знает об их плане, о том, что они собираются справиться с дементорами без него, но в последний момент решил промолчать. В конце концов, он доверяет им обоим. — Жду тебя в библиотеке, — Гермиона многозначительно посмотрела на Драко. Драко взял Гарри за руку и, поднеся ее к губам, легонько поцеловав костяшки его пальцев: — Жди меня, я скоро вернусь. Откинув со лба непослушные волосы, Гарри выдавил улыбку: — Хорошо. Солнечно улыбнувшись, Драко пошел к двери, не решаясь выпустить его руку. Он заставил свои пальцы разжаться только тогда, когда почти сдернул Гарри с места. Гарри смотрел ему вслед, пока Драко не исчез в темноте коридора, а потом вздохнул. * * * Гарри не стал дожидаться на кухне, хоть и сделал себе сэндвич, заглянув туда по пути. Он вернулся в спальню и принялся ждать. Впервые за последнее время у него появилось время и желание все обдумать. Он думал о Джинни, о Чарли, о Панси, о Люциусе, о Роне — обо всем. И чем дольше он думал, тем больше ему казалось, что он постепенно сходит с ума. В спальне Гарри упал на кровать и закрыл глаза. Забытый сэндвич остался лежать на тумбочке. Он не двигался, не думал, ничего не хотел — его тело и душа, казалось, застыли, а безмолвие и одиночество приносили лишь мимолетное облегчение. Он не чувствовал проходящего времени, сосредоточенно вслушиваясь в биение собственного сердца, и постепенно все его сомнения и печали растворились в окружающей пустоте. Несколько часов спустя хлопнула дверь, а потом Гарри услышал знакомые шаги. Зевнув, он сел на постели. Драко был явно чем-то расстроен. — Что-то случилось? — спросил Гарри, инстинктивно чувствуя, что что-то здесь не так, еще до того, как заметил в руках Драко пистолет. Тот самый, из которого он убил Джинни. — Н-ничего, — запинаясь, ответил Малфой. Его глаза стали совсем темными: зрачки почти поглотили радужку. Подойдя к кровати, Драко осторожно пристроил пистолет рядом с забытым бутербродом, и Гарри с облегчением вздохнул. — Драко, — мягко просил он. — Что-то случилось? Драко покачал головой. Он был бледен, его руки слегка тряслись. — Все в порядке, — он попытался ободряюще улыбнуться. Но Гарри всем сердцем чувствовал, что что-то не так. — Она что-то тебе сказала? Про меня?.. Драко как-то странно рассмеялся — словно не решил, хочется ему смеяться или плакать. — Все в порядке, Гарри. Забудь! Я просто... Гарри нежно провел рукой по его щеке. — Я знаю, что вы задумали. Драко неожиданно закашлялся и потому с трудом выдавил: — Знаешь? — Да. Вы собираетесь сражаться с дементорами без меня. Драко глубоко вздохнул. Закрыв глаза, он тихо произнес: — Поверь мне, Гарри. Когда настанет время решающей битвы, без тебя нам не обойтись. Гарри очертил пальцем контур его губ. — Когда? — наконец спросил он. — Завтра, — сказал Драко, открывая глаза. В них стояли непролитые слезы. — Дементоры берут свою силу из источника, расположенного в непосредственной близости от этих пещер... Большая их часть собирается именно там… Кивнув, Гарри взял Драко за руку. — Обещай, что не пойдешь туда без меня. — Гарри, — умоляюще произнес Драко. — Давай не будем об этом. — Он так сильно побледнел, что казалось, вот-вот упадет. Гарри быстро кивнул: — Тогда отложим разговор до завтра. Иди ко мне. - Что... Гарри пригладил его растрепанные волосы. — Все будет хорошо, — тихо сказал он. — Я сделаю все, что в моих силах. Для тебя. Ради тебя я стану тем, чего от меня все ожидают. — Мне этого не нужно, — голос Драко звучал так глухо, что Гарри заподозрил, что он плачет. Возможно, Драко опять вспомнил о Панси — на его памяти Драко плакал только один раз — когда Гарри передал ему листок. — Эй, — мягко пожурил он, осторожно приподнимая его голову. Драко не плакал, но в его глазах ярко блестели слезы. — Шшш, все хорошо, — сказал Гарри, улыбнувшись, и нежно поцеловал Драко в губы. — Я сделаю все, чтобы тебя спасти! Все будет хорошо! Клянусь, именно так и будет! — Откуда ты знаешь, что и как будет? — Драко неожиданно вспылил. — Как ты собираешься это сделать?! Ты же не можешь убить их всех за один раз! — Я не виноват, что не могу... собрать достаточно ненависти! Но я обязательно что-нибудь придумаю! Обещаю! — Гарри успокаивающе провел рукою по светлым волосам. — Есть вещи, ради которых можно пожертвовать всем! Драко вздрогнул и поглубже зарылся ему в плечо. — Ты на самом деле в это веришь? — Гарри показалось, что, в ожидании ответа Драко затаил дыхание. — Да, — ни секунды не сомневаясь, ответил Гарри. — Я готов пожертвовать всем, чтобы остановить проклятие! — А ты бы... — сглотнув, Драко с видимым усилием продолжил: — А если бы ценой была твоя жизнь? — Если бы ты остался в живых, то да. Потому что, если ты уморешь, то на что мне она? До того, как я встретил тебя, меня, я считай что и не жил. Я... не хочу так больше. Если тебе суждено умереть, я уйду из жизни вместе с тобой! — А что если, ради того чтобы сохранить жизнь одному человеку, тебе пришлось бы уничтожить всех остальных? Ты бы мог пойти на такое? Гарри задумался, не прекращая поглаживать Драко по волосам и, наконец, тихо сказал: — Я бы уничтожил все, что может причинить тебе вред, даже если бы это был ты сам — при условии, что ты останешься жить. — Это очень ужасно, если я не могу сделать то же самое? — шепотом спросил Драко. Гарри с нежностью взял его лицо в ладони и поцеловал — сначала в губы, а потом в шею. — Ты сможешь, — тихо и как-то грустно сказал он. — Все так думают, пока не приходит время. И тогда человек может отказаться от всего, что ему дорого, ради высшей цели. Я отдам свою жизнь ради того, чтобы уничтожить проклятие, так же как ты был готов отдать свою, чтобы со мной ничего не случилось. Драко трясло. Его руки соскользнули с шеи Гарри, чтобы крепко вцепиться в его рубашку. Гарри обнял его и принялся мягко укачивать, как ребенка. — Давай не будем, — прошептал он. — Ведь мы же договорились, что сегодня не будем ничего обсуждать... — Гарри наклонился и, смахнув с лица Драко слезы, поцеловал его в покрасневшую щеку. — Сейчас есть только ты и я, а все остальное неважно, — и он опять поцеловал Драко — осторожно, с какой-то болезненной нежностью, пытаясь хоть на несколько мгновений заставить его позабыть обо всем. — Гарри... Гарри... Я не могу... Я должен тебе рассказать... Я... Но Гарри снова завладел его губами. Сначала Драко попытался отстраниться, но постепенно расслабился и целиком отдался поцелую. И только когда Гарри окончательно уверился в том, что все в порядке, он прошептал: — Ты можешь рассказать мне завтра — что бы это ни было... А сейчас я хочу сделать тебя своим... Если это действительно то, чего ты ждешь... Глаза Драко потемнели. — Я уже твой, — хрипло прошептал он. Протянув руку, он аккуратно снял с Гарри очки, а потом с каким-то благоговением поцеловал его в лоб — в место, где змеился шрам. Когда его лба коснулись теплые губы, Гарри почувствовал слабую боль, но списал это на разыгравшееся воображение. Только сейчас он понял, что ждал ответа, затаив дыхание, а получив, прижал к себе Драко так сильно, что чуть не переломал все кости. Уткнувшись носом ему в плечо, он жадно вдыхал его запах — такой знакомый, такой родной. — Да будет так, — прошептал Гарри, и его голос чуть не сорвался. Он чувствовал себя так, словно перед ним разверзлась пропасть и только от него зависит, сделать последний шаг или нет. Мысль об огромной ответственности, которую он собирался принять — ответственности за чужое сердце и душу — сковывала его движения. Без очков окружающий мир представлял собой скопление цветовых пятен разной степени интенсивности, и единственное, что он видел совершенно четко, было лицо Драко. — Ты уверен? Драко улыбнулся. — Даже если бы мне пришлось выбирать самому, Гарри, я не выбрал бы никого другого. Гарри опять взял в ладони его лицо. Он смотрел и не мог наглядеться. Погладил впалые щеки, оставил почти целомудренный поцелуй на лбу — такой же, какой подарил ему Драко. Закрыв глаза, Гарри впитывал в себя ощущения чужого тепла — их тела прижимались друг к другу, словно стремились слиться в единое целое. Драко инстинктивно положил руки ему на талию, его била крупная дрожь. Но чего он боялся? Неужели Драко до сих пор не знал, что Гарри защитит его — чего бы это ему ни стоило. А если нет... Гарри обязательно ему объяснит! Поцелуй получился и горьким и сладким одновременно, а потом перешел в другой — крепкий и властный. Поначалу Драко только стоял, судорожно вцепившись в его свитер, а потом внезапно застонал и словно растворился в чужом дыхании, твердой надежности рук, сокрушительной силе разделенной страсти. Внезапно из двух трепещущих существ, боящихся сделать шаг навстречу друг другу и своей судьбе, появилось одно — единое, сильное, цельное, неистово устремленное к чему-то неведомому ее частицам по отдельности. Гарри забыл то, что хотел объяснить. Что он любит Драко? Готов за него умереть? Теперь это было неважно. Важно было слушать чужое дыхание, с каждым вдохом впускать его в свои легкие, чувствуя, как что-то рождается внутри него, обновляя, заполняя его до отказа, исцеляя все, что встречалось на его пути. Неужели Драко чувствует другое? Но и это не имело значения: главное, что это чувствует он, Гарри. И это позволило ему решиться на последний шаг. И Гарри не провалился в пропасть, а наоборот, взлетел. Взлетел, крепко держась за единственное существо на свете, с которым он мог лететь. Драко сам направлял его, когда Гарри не знал, что делать, и целовал, когда он был готов остановиться, а потом держал его — крепко, чтобы Гарри помнил, всегда помнил, если не где, то с кем он. А потом он был внутри Драко, и это было правильно, но почему так, Гарри не знал — ведь в глазах Драко отражалась боль. Гарри осторожно двинулся, и Драко вздрогнул. Почему это было правильно, если причиняло боль? — Тебе больно? — прошептал Гарри, целуя его в висок. — Нет, — солгал Драко, гладя его по спине, и почему-то это тоже было правильно. Наверное потому, что Драко, никогда бы не позволивший тронуть себя и пальцем, позволял это ему. Может быть, именно в этой способности принимать боль и крылась странная сила, связавшая их вместе. А может быть, это и называлось любовью. И когда мир распался на куски, Гарри знал, что они распадаются вместе. И, может быть, после того, как они сложатся опять, часть его души перейдет к Драко, а часть души Драко достанется ему. И не важно, даже если он что-то потеряет: это будет заведомо меньше того, что он получит взамен. Когда, обессиленные, они лежали рядом на кровати, Гарри понял, что никогда еще не чувствовал себя таким целым. А потом Драко, не открывая глаз, прошептал: — Господи, Гарри, я люблю тебя, И от этого признания у Гарри сжалось сердце: он всегда знал, что Драко нуждается в нем, но даже представить себе не мог, что тот его любит. — Правда? — очень тихо спросил он. — Больше всего на свете. — Но почему? — хрипло спросил он, сонно сворачиваясь рядом. — Вот такой я загадочный, — так же хрипло ответил Драко. Гарри уткнулся носом ему в грудь. У него слипались глаза, но сейчас он не хотел заснуть ни за что на свете: ведь этот сон ему снился наяву. — Спи, — мягко сказал Драко, погладив его по спине, а потом поцеловав в висок. — Не хочу, — пробормотал Гарри. В этот момент у него уже было все, что только нужно. Тихо засмеявшись, Драко крепче прижал его к себе. — А придется. Завтра будет… тяжело. — Ты спал прошлой ночью? — прошептал Гарри. — Когда я проснулся, тебя не было. — Я не ложился. — Тогда спи сейчас, а я буду сторожить твой сон, — нежно сказал Гарри. — Не хочу, — Драко лукаво посмотрел на него. Обняв его покрепче, Гарри закрыл глаза. — Спи, — тихо сказал Драко. — Позволь мне охранять твой сон. Гарри протестующе замотал головой, но уже через минуту крепко спал. Гарри проснулся ночью, когда у Драко начался приступ. И это был самый ужасный приступ, который видел Гарри. То ли за время, что они не виделись, болезнь обострилась, то ли у Драко прибавилось новых страхов, но прошло много часов, прежде чем он успокоился и заснул. А Гарри еще долго лежал и смотрел на него, гладил шелковистые волосы и нашептывал на ушко секреты, которые все равно никто не слышал. * * * Гарри опять проснулся один. От недостатка сна у него щипало в глазах, а горло напоминало наждачную бумагу. Он смотрел в потолок и чувствовал, словно его только что облили грязью. Перед ним предстали лица людей, жизни которых он загубил: Джинни, Рон, Чарли, Панси, Люциус… Когда ночью он, наконец, уснул, ему снились привычные кошмары с непременным участием драконов. Он обернулся, намереваясь обнять Драко, но Драко рядом не было. Гарри резко сел, нащупал очки и пригладил вздыбленные волосы. На миг ему показалось, что он не знает, куда попал. Но это была все та же комната: на стене все так же горели факелы, а в камине потрескивал магический огонь, не дававший дыма. Тумбочка, коврик, стул, полупустой шкаф — все было в точности такое же, как и раньше. Но Гарри не мог отделаться от ощущения, что не хватает чего-то очень важного. Он опять лег, закрыл глаза и застонал. Что-то было ужасно неправильно, он буквально чувствовал это. От пришедшей в голову мысли его буквально подбросило на кровати. Кусочки мозаики внезапно сложились вместе: они ушли, оставив его одного! Гарри вскочил и только подбежал к шкафу, когда послышался осторожный стук в дверь. На пороге стояла бледная Гермиона с глубокими тенями под глазами. — Нам нужно поговорить, Гарри, — сказала она, тут же бросив тоскливый взгляд за плечо, словно больше всего на свете хотела оказаться где-нибудь в другом месте. — Где Драко? — спросил Гарри. Драко не мог уйти один. Ничего не ответив, Гермиона проскользнула в комнату, нервно оглядевшись по сторонам. Ее глаза задержались на скомканных простынях, разбросанной по полу одежде — Драко никогда не был поборником аккуратности. Потом она посмотрела на Гарри и с улыбкой произнесла: — Я принесла кофе, — подавая ему полную кружку. Гарри взял кружку, хотя пить совершенно не хотелось. Но, может, оно успокоит его расстроенное воображение? Отпив глоток, он снова спросил: — Где Драко? — Гарри! — внезапно вспылила Гермиона. — Мне нужно с тобой поговорить! Прекрати поминать его через слово! Это очень важно! Чувствуя себя, словно провинившийся школьник, Гарри пробормотал: — Извини. Опустившись на кровать, он отпил еще глоток и подождал, пока Гермиона не присядет на стул у камина. — О чем ты хотела поговорить? Несколько мгновений Гермиона смотрела на него, а потом прошептала: — Ты уже научился Темному Патронусу? Покачав головой, Гарри сделал следующий глоток — ему нужно было непременно чем-то занять руки, чтобы на нее не смотреть. От осознания своей вины ему опять захотелось заплакать. Он должен был тренироваться, как он мог потратить зря столько времени?! — Драко пытался научиться Светлому Патронусу, — отсутствующе сказала она, ее взгляд был направлен на огонь. — Он потратил все утро, но так ничего и не добился. — В глазах девушки что-то блеснуло. Гарри показалось, что это слезы. — Где он? — очень тихо спросил он, но Гермиона, казалось, его не слышала. — Пожалуйста, скажи! — умоляюще попросил он. Гермиона подняла голову. Слезы, блестевшие в ее глазах, делали их похожими на звезды. — Сейчас узнаешь. Допивай свое кофе, и я скажу тебе. Гарри осушил кружку и поставил ее на столик возле кровати. Горячий напиток вовсе не прочистил ему мозги, как он на то надеялся. Мир вокруг словно расплылся еще больше. Но Гарри заставил себя подняться на ноги. — Я не очень хорошо себя чувствую, — сказал он. Гермиона даже не шевельнулась. — Легче научиться ненависти, чем любви, Гарри. Он удивленно покачал головой, не может быть, чтобы Гермиона так заблуждалась. — Это не так, — все-таки сказал он. — Драко в библиотеке, — девушка сделала глубокий вздох. — Он в библиотеке. И он… он… ему плохо. Тебя не было слишком долго, Гарри, и проклятье… ему стало гораздо хуже, и он… о господи, Гарри, иди скорее к нему! Сначала Гарри не мог поверить своим ушам — ведь Драко был здесь, с ним, и все было в порядке, но, повернув голову к комоду, он увидел, что пистолет, еще вчера лежавший рядом с его так и не съеденным бутербродом, исчез. Страшное подозрение закралось ему в голову. — О господи! — только и успел прошептать он, прежде чем ноги сами понесли его в библиотеку. Он бежал так быстро, как только мог, задыхаясь от подступившей к горлу паники. Драко действительно был в библиотеке. Он стоял, глядя в огонь, и держал в левой руке пистолет. — Драко? — тихо, чтобы не испугать его, позвал Гарри. Драко медленно обернулся. На его лице появилась странная улыбка — слишком яркая, чтобы быть настоящей. В этот миг огонь, метавшийся в камине, ослепительно вспыхнул, окружив Драко аурой золотистого света. И Гарри почему-то подумал, что таких совершенных людей просто не может быть. — Гарри, — голос Драко был так же тих. — Драко, отдай мне пистолет, — Гарри осторожно шагнул в комнату. — Не подходи! — Драко чуть скривился. — На основе своего единственного опыта полагаю, что, если выстрелить себе в голову, будет довольно грязно? — Выстрелить себе в голову? — от ужаса Гарри похолодел. — Драко, Драко, дай мне пистолет! — Это будет непродуктивно, — странно растягивая слова, сказал Малфой. — Смотря с какой стороны посмотреть! — с отчаянием воскликнул Гарри. — Драко, ну пожалуйста! — Он протянул руку, но, вместо того, чтобы отдать пистолет, Драко приставил его себе к виску. — Отдай мне его! — голос Гарри сорвался на крик. — Все будет в порядке. Драко опять улыбнулся. В его глазах горели странные огоньки, а, может, это было всего лишь отражением пламени. Почему все вокруг так странно расплылось? — Ты не должен этого делать! Сядь! Пожалуйста! Все будет хорошо, ведь это всего лишь проклятье! Ты же не хочешь кончить так, как Панси?! Это не выход! Глубоко вздохнув, Драко произнес: — При чем здесь Панси? А это решит все проблемы. Думаю, ты пока еще не понимаешь, да это и не важно, — его голос был неожиданно твердым. Пистолет в руке Драко неловко наклонился. — Отдай. Мне. Пистолет. — Зачем? — тихо спросил Драко — Потому что я не хочу, чтобы ты умирал! — всхлипнул Гарри. — Ты так любишь меня? — Драко внимательно изучал его лицо. Гарри знал, что должен ответить «нет», но все равно сказал «да». — И ты умрешь, если я умру? — и снова Гарри знал, что должен крикнуть о том, что всегда мечтал от него избавиться, но не смог. — Да. — Тогда слушай меня внимательно, Гарри, — Драко говорил мягко и медленно, а потом его голос стал колючим, как стекло. Безумие, ярко горевшее в его глазах, уступило место непонятному страданию: — Если это так, то ты — единственный, кто виноват в случившемся. И он нажал на курок. Глава 12. И ночь стала днем Почему ты один такой И не будет любви иной? Все, что было, - невосполнимо, И лишь холодом веет прошлое. Время льется неотвратимо, И любовь наша в бездну брошена. Нет меня в душе твоей, И не ясно где ложь, где истина, Горе, нежность любви моей - Все бессмысленно. — Неееееет... Наступила страшная тишина. Гарри до последнего надеялся, что все это — какой-то нелепый сон, один из его позабытых к утру кошмаров. В камине мирно потрескивало пламя, на полу, извиваясь, бежали ярко-алые струйки, скапливаясь небольшими лужицами, исчезая в щелях и трещинах камня. Золотистый нимб, освещавший лицо лежащего на боку Драко, теперь отдавал зловещим красным. И повсюду была кровь. Драко лежал лицом к нему. С того места, где стоял Гарри, не видна была страшная рана, оставленная выстрелом. Но один взгляд на застывшие черты говорил, что все кончено. — Нет, — шепотом повторил Гарри, но, в наступившем безмолвии, не осталось ни одной живой души, чтобы с ним спорить. — Тогда я иду с тобой, — сказал Гарри и, забрав пистолет из еще теплых пальцев, поднес его к виску. Дрожащая рука с трудом нащупала курок. Дыхание судорожным эхом отдавалось в его ушах. — Нет! Гарри открыл глаза. В дверях стояла Гермиона. По ее лицу катились слезы. — Но я должен пойти за ним, — объяснил Гарри. — Но ты не можешь, Гарри, — прошептала Гермиона. — Ты просто не можешь! На этот раз тебе его не спасти. — Это все из-за тебя! — крикнул он. Гермиона вздрогнула, как от удара. — Зачем ты принесла пистолет?! Зачем показала ему, как им пользоваться? Это все твоя вина! Гермиона дрожала, как осиновый лист: — Прости меня, Гарри! Прости! Но ты не можешь уйти сейчас! Гарри смотрел на нее пустыми неживыми глазами. Тело Драко лежало у его ног. — Но без него мне больше некуда идти, — глухо сказал он. — Да и зачем? — Гарри... — Гермиона протянула к нему руку, но он отпрянул в сторону. Повернувшись к ней спиной, Гарри склонился над телом Драко, взял его теплую руку, не замечая, что его одежда окрасились кровью. Гермиона оказалась рядом, но Гарри больше не обращал на нее внимания. Она что-то непрерывно говорила, но никакие слова были теперь не нужны. Но она прижала Гарри к себе, пытаясь укачивать его, как ребенка, и шептала, шептала, голосом, дрожащим от слез: — Гарри, ты не можешь уйти с ним! Пожалуйста, только не сейчас! — Отпусти меня! — Гарри попытался вырваться. — У тебя нет никакого права мне указывать! Я хочу умереть, и ты не можешь меня остановить! Это все из-за меня! — Но Гермиона обхватила его лицо своими дрожащими ладонями и неожиданно твердо произнесла: — Гарри, послушай! Ты не можешь умереть прямо сейчас. Ведь ты — наша единственная надежда. Гарри толкнул ее, и она упала, больно ударившись о каменный пол. — Какая, к черту, надежда?! — закричал Гарри. — Драко — единственный, кто умел делать заклинание, которое может вам помочь, а теперь он мертв! Встав на колени, Гермиона подползла к нему и поцеловала в щеку. — Пожалуйста, Гарри! Сделай одну последнюю вещь, и тогда я сама отпущу тебя! Гарри, пожалуйста! Где-то рядом раздался странный звук — словно рычал смертельно раненый зверь. Только спустя мгновение он понял, что этот звук издавал он сам. — Возьми, — Гермиона протянула ему золотое кольцо с фамильной печатью Малфоев. — Он просил отдать его тебе. — Так ты знала о том, что он собирался сделать?! — выдохнул Гарри. — Ты знала?! — Он с силой оттолкнул ее, и Гермиона опять упала, сжавшись на полу в жалкий комок. Кольцо с печатью Малфоев выпало у нее из рук и с тихим звяканьем покатилось по полу, остановившись возле его ног. Но Гарри этого не заметил. — Я тебя ненавижу! — закричал он. В его душе зарождалась яростная, всесокрушающая ненависть, заставлявшая каждую клеточку его тела гореть, словно в огне. И эта ненависть рвалась из него наружу, словно дикий зверь, стремящийся на волю. В этот момент меньше всего на свете Гарри хотелось кого-то спасать — а тем более Гермиону, задержавшую его в спальне, пока Драко принимал свое последнее роковое решение. Потому Гарри даже не пытался сдержать себя, когда пошла первая волна неконтролируемой магии, а наоборот, направил ее на девушку. Гермиону подбросило в воздух, она страшно закричала, а потом ее со всей силы швырнуло о стену, у которой она осталась лежать, как сломанная кукла. Но ее грудь слабо вздымалась, и значит, она была еще жива — а стало быть, еще ничего не закончилось. Гарри закричал от ярости и кричал, пока его голос не превратился в хрип. С каждым ударом Гермиона становилась все слабее и тише, пока не затихла совсем. За кровавой пеленой разрывающей его боли Гарри почти ничего не видел. Он не мог больше думать, не мог чувствовать. Чуть не теряя сознание, он упал на колени рядом с Драко, вспышка ярости практически обессилила его. Он машинально отвел с любимого лица слипшиеся от крови волосы, оставив на безупречно-белой коже темно-красную полосу, прижал Драко к своей груди. — У меня ничего больше не осталось, — глухо сказал он, зарывшись лицом в окровавленную макушку. На смену ярости пришла черная, глухая тоска. Гарри начал плакать, болезненные рыдания сотрясали все его тело, но от них не становилось легче. Он прижимал к себе то, что было Драко. Кровь насквозь пропитала его одежду, но Гарри ничего не замечал. Единственный человек, который был ему дорог в этой жизни, лежал мертвый у него на руках. В горле опять зарождался дикий, отчаянный крик, но Гарри чудовищным усилием удержал его, потому что знал: с этим криком с него окончательно слетит все человеческое, что в нем еще оставалось. — Почему? — шептал он. Но он уже знал ответ. Должен был догадаться с самого начала. Ведь научиться ненавидеть гораздо легче, чем научиться любить, а чтобы вызвать Темного Патронуса, нужна не любовь, а ненависть. Драко научил его ненавидеть, уничтожив себя, чтобы Гарри мог продолжать жить. Но Драко так и не понял самого главного: что Гарри не собирался жить без него. И теперь, когда самый дорогой человек на свете лежал мертвый у него на руках, жизнь Гарри потеряла для него всякий смысл. Но Драко отдал свою ради спасения этого мира, и его выбор не должен оказаться напрасным. Гарри осторожно положил Драко на пол и поцеловал его в лоб. В углу тихо застонала Гермиона. Подойдя к девушке, Гарри перевернул ее на спину. Судя по всему, у нее был сломан нос. — Что я должен сделать? — холодно спросил Гарри. Он чувствовал, что темная магия буквально текла по его жилам. Теперь в нем было достаточно ненависти, чтобы вызвать легион Темных Патронусов. — Кольцо — это портключ к месту собрания дементоров, — слабым голосом сказала она. — Своего рода ловушка для тех, кто посмеет пролить кровь Малфоев. После того как кольцо вступает в соприкосновение с кровью Малфоя, первый, кто его возьмет, будет перенесен в пещеру дементоров… Страшная месть… Гарри не было никакого дела до чьих бы то ни было хитроумных планов. Его пальцы зудели от желания применить эту новую силу. Взгляд наткнулся на блестящий золотой ободок, сейчас лежащий в луже крови, крови последнего из рода Малфоев. — Ясно, — холодно сказал он. Кольцо мгновенно оплавило его руку, навечно впечатав в ладонь чужой фамильный герб. Гарри закричал, и в то же мгновение земля перевернулась у него под ногами. Их было сотни, может быть, тысячи. Знакомые липкие волны окутали все его тело, в голове застучало: Ты не сможешь… Ты не можешь, потому что слабак… Драко умер напрасно… Ярость Гарри на миг утихла, уступив место страху. Но когда чуждая магия, казалось, пробралась в самое его сердце, какая-то странная сила заставила Гарри сопротивляться: он знал, что не хочет умирать, не забрав с собой тех, кто отнял самое дорогое, что было у него в жизни. И в этот момент к нему возвратилось желание жить. Гарри отпрянул, но наткнулся на каменную стену. Ему некуда было бежать. Заметив его, тошнотворные существа стали придвигаться ближе. В пещере стояла жуткая, замогильная тишина, ни дуновения воздуха, ни скрипа, и только где-то далеко, в проломе стены над его головой, виднелось утреннее небо. Гарри призвал Патронуса, понимая, что один серебристый лось не выстоит против полчища чудовищ. Ряды дементоров дрогнули, но тут же снова принялись надвигаться на него. Гарри пускал Патронусов одного за другим, пока вокруг него не образовалось призрачное защитное кольцо. Голос Лили, до сих пор стоявший в его ушах, начал отдаляться, сливаясь с пистолетными выстрелами. Время тянулось невыносимо медленно. Со своего места Гарри видел далекое ясное небо. Табун серебристых лосей пока держал дементоров на расстоянии. Когда очередной Патронус растворялся в воздухе, Гарри тут же создавал другого, чувствуя, как постепенно тают его силы. Каким же идиотом он был, что решился на это безнадежное предприятие! Хотя это будет вполне достойным завершением его карьеры — "Мальчик, Который Выжил погиб в стычке с дементорами!" — если останется кому об этом писать. Господи, я не готов... Солнце село, а в пещере так ничего и не изменилось: сотни тошнотворных существ бродили по периметру серебристого круга, в середине которого беспомощно скорчился Гарри. С каждым часом его силы убывали, а с ними и воспоминания, приносившие тепло и свет, — первые годы в школе, дружба с Роном и Гермионой, поцелуи Драко, слова Панси о том, что они принадлежат друг другу... Скоро опустится ночь, похоже, он обречен остаться здесь... Гарри уже перебрал в памяти все свои самые жуткие воспоминания — похоже, скоро ничего другого ему не останется. Теперь он понимал, отчего узники Азкабана сходили с ума. Иногда Гарри начинало казаться, что он уже умер: может, ему все-таки удалось убить себя? Он покончил с жизнью и попал в ад — самое место убийцам и самоубийцам. Но это значило бы, что и Драко тоже здесь, рядом, а раз так, то это уже был не ад. Но Драко нигде не было, а значит, он оставил Гарри — и при мысли об этом Гарри пришел в ярость. Похоже, Драко всего лишь использовал его, и единственное, что ему было нужно от Гарри, — чтобы тот выполнил свое предназначение. Возродился из пепла как птица феникс, защитил слабых и наказал виноватых. Но и это оказалось ему не под силу. Даже Драко не смог сделать из него героя. Воспоминания о Драко теперь казались более живыми, чем полчища дементоров, сдерживаемых истончившимся кольцом серебристых заклинаний. Гарри словно чувствовал прикосновения нежных рук, теплую, сводящую с ума податливость, обжигающие поцелуи, восхитительную тяжесть его тела, когда Драко лежал на нем, двигался в нем. Его вкус, запах, его смех... Но все это осталось где-то там, в другой жизни. — Я тебя ненавижу! — неожиданно прокричал он и резко поднялся с места. Его ноги задрожали и чуть не подогнулись. Крик полетел ввысь — к равнодушно мигающим звездам, к дементорам, терпеливо ждущим своего часа, к Драко — если тот действительно был где-то здесь. Гарри кричал и кричал, пока у него совсем не пропал голос, и тогда пришедшие на смену ярости слезы беззвучно заструились по его щекам. Теперь Гарри ненавидел все и вся на свете. Выхватив палочку, он бездумно направил эту ненависть навстречу равнодушно взиравшему миру. Темная магия прокатилась по Гарри черной волной, воспламенив каждую клеточку его тела, и с кончика палочки слетела радужная черная тень. Тень превратилась в гигантскую змею, василиска. Свернувшись кольцами на полу, василиск пружиняще распрямился и ударил. Дементор, стоявший перед ним, обратился в горсть пепла. А потом Темный Патронус исчез, а тысяча без одного дементоров осталась стоять перед Гарри. Гарри истерически засмеялся — Темный Патронус Драко оказался совершенно бесполезным. Драко отдал свою жизнь, чтобы Гарри смог браво расправиться с одним-единственным дементором! Мир был обречен, а вместе с ним и он, знаменитый Гарри Поттер. Гарри продолжал создавать все новых и новых Патронусов, и ближайшие к нему дементоры жались, когда на них падали отблески серебряного света, но и не думали расходиться. Время от времени Гарри убивал самых нахальных, но это ничего не меняло. Он устал, его ноги дрожали так, что он с трудом мог стоять, лицо было мокрым от слез. Похоже, мир не могла спасти ни любовь, ни ненависть. Тяжелое дыхание больно отдавалось в ушах, сил, чтобы поднять палочку, больше не было. Скоро наступит рассвет, но Гарри его уже не увидит. И во всем этом виноват Драко — Драко, обещавший, что навсегда останется с ним, Драко, от одного слова которого Гарри забывал про свою слабость и беспомощность, Драко, который его покинул. Гарри начал плакать. Надежды больше не было — она захлебнулась в подступающей темноте, умирающее серебристое сияние и полчища дементоров могли смело сплясать на ее могиле. Если бы дементоры знали, что у него нет души, что он уже отдал ее Драко... Стали бы они так жаждать крупицы света, все еще теплящейся в его жалком теле? Драко забрал с собой все, что было Гарри Поттером, — по крайней мере, все лучшее, что в нем когда-то было, и теперь Гарри было нечего терять. Он вздохнул, и последние остатки ненависти покинули его душу. Ведь он сам попросил Драко об этом. Человек может отказаться от всего, что ему дорого, ради высшей цели. Я отдам свою жизнь ради того, чтобы уничтожить проклятие. И ты сможешь, когда придет твое время. Может быть, Драко знал, что они все равно не смогут быть вместе — и поэтому сделал то, что сделал. И, может быть... может быть Драко ждет его — там, на другой стороне. В этой жизни Гарри оставалось еще одно, незаконченное, дело. — Я прощаю! — прошептал он, потому что в тот момент не мог поступить иначе. Он прощал Волдеморта за тысячи невинных жизней, которые он погубил, прощал Сириуса за то, что тот упал за вуаль и оставил его одного. Прощал Рона — за предательство и Гермиону — за то, что ее изыскания были для нее важнее живых людей. Прощал Джинни ее безумие и Чарли его извращенную любовь. Прощал Панси за то, что она изобрела проклятие, и Драко — за то, что оставил его одного. Он простил всех, но в его душе по-прежнему горела ненависть, ибо Гарри больше не мог любить. На место любви пришла опустошенность, и от этой опустошенности ему хотелось выть, но его горло сдавило отчаяние. Самые страшные воспоминания Гарри наконец вырвались на свободу: предсмертный крик матери, кровь Драко, сочившаяся сквозь его дрожащие пальцы... И тогда непонятно откуда появился Темный Патронус. Взмыв в воздух, он со злобным шипением ринулся вниз, на армию дементоров. Странное смешение эмоций заставило дементоров застыть, и Патронус-василиск с удовольствием разрывал неподвижные тени в клочья. И такова была его сила, что она с легкостью пробила ледяную плотину ужаса, стоящую у истоков магии дементоров, уничтожив каждого дементора в пределах круга, а потом магия Гарри, вкупе с его отчаянной решимостью, прокатилась по всему миру, развоплотив каждого дементора, встреченного на ее пути. И Гарри ударило ответной волной: природа не терпит пустоты, остатки проклятия всех пораженных им людей на земле, магия, вызывающая кошмары и ждущая своего часа в глубинах беспомощного мозга, теперь лишенная своего источника, устремилась по вновь проложенному каналу. И ночь стала днем, небо загорелось, затмевая слабые лучи встающего на востоке солнца. Гарри отдал всю свою силу до самой последней частицы, и на образовавшееся место хлынула магия извне: безличная по своей природе, она принимала форму сосуда, который могла заполнить, но в душе Гарри не осталось ничего светлого, и потому страх, безумие, жажда смерти, так долго мучившие других людей, теперь раздирали и его душу. От немыслимой боли Гарри страшно закричал и упал ничком в раскаленную землю. Пол пещеры покрывал толстый слой горелого пепла — все, что осталось от дементоров. Гарри знал, что все кончено, и единственное, чего ему хотелось — это умереть. Белый туман медленно поднимался от земли, укутывая его словно одеяло. Теплый ветер шевелил его волосы. Он знал, что скоро все закончится. Но просто умереть ему не дали. Перед его воспаленным взором неожиданно появился Драко. Восходящее солнце очертило его силуэт сияющим нимбом, добавив два светящихся крыла, так что Гарри было больно смотреть. Ангел, спустившийся с небес, чтобы забрать мятежную душу. «Наверное, я умер», — подумал Гарри и почувствовал невероятное облегчение. Он так устал, и вот, наконец, все кончено, — теперь даже Гермиона не сможет его удержать. Он закрыл глаза. — Черт! Что-то здесь было не так: ангелы не умеют ругаться. Он снова открыл глаза. Теперь Драко сидел с ним рядом и вовсе не походил на ангела, скорее даже наоборот: его лицо было густо перепачкано пеплом. — Очнись! — скомандовал он. «Я не сплю», — подумал Гарри, но его губы даже не шевельнулись. Все его тело казалось совсем чужым. Он перестал дышать, но не видел в этом ничего удивительного: ведь из-за проклятия он предал все, что ему было дорого, все, во что он верил, и теперь единственное, что ему осталось, это умереть и последовать за Драко. Гарри уже отпустил всех и вся, и ничто его теперь не держало — ни любовь, ни ненависть, ни прощение. Он опять закрыл глаза. — Посмотри на меня! — опять прошипел Драко. Но Драко не мог шипеть, потому что умер. Умер из-за Гарри — обвиняя его в своей смерти. Так что это никак не мог быть он. — Дыши! Слышишь меня, Гарри?! Дыши! Почему он не дышит?! Черт! — Драко-который-не-мог-быть-Драко гладил его по лицу холодными как лед пальцами. А может быть, это лицо Гарри горело как в огне. — Он не дышит? — спросил другой голос, Гарри откуда-то знал, что от него не стоит ждать ничего хорошего. — Гарри, пожалуйста! — чужая рука откинула со лба Гарри волосы, и на его лицо упали горячие капли, но ему было все равно — пока Гермиона не наклонилась и не прошептала ему в самое ухо: — Гарри, все это было не на самом деле! И тогда он открыл глаза, и почувствовал обжигающую боль: воздух с трудом пробивался в сжавшиеся легкие. Скорбные карие глаза Гермионы были мокрыми от слез. — Прости меня, Гарри, — прошептала она. — Все было не по-настоящему! Что именно было не по-настоящему? Гарри не знал, что и думать. Уж он-то точно был совершенно настоящий. Внезапно его подняли и куда-то понесли, а знакомый голос над ухом прошипел: — Гарри, немедленно прекрати это! Я не позволю тебе умереть! «Странно, — попытался сказать он, но язык опять его не послушал. — То же самое я говорил тебе…» И Драко поцеловал его — грубо, жестко, словно за что-то наказывая, Гарри попытался увернуться, но его тело не слушалось приказов мозга. А потом раздался крик, и кто-то попытался вырвать его у Драко. Гарри почувствовал, что падает, а в его груди разворачивается какая-то пустота. «Драко, не уходи без меня…» — было его последней мыслью. А потом пустота поглотила его с головой. Глава 13. Гори, гори твоя звезда... …И вспоминая каждый раз Заветный наш рассветный час Я умираю, по тебе тоскуя… И, просыпаясь, вновь и вновь Ищу в тебе свою любовь Срываюсь вновь, и вновь тебя ищу я. Аллилуйя… Аллилуйя… Август 1991. Косой переулок. Драко сам не знал о том, что по уши, по горло и по все остальные части тела влюбился. И если вы думаете, что нет ничего проще, то вы ошибаетесь. Ведь ему вовсе не хотелось обнять, поцеловать или, на худой конец, трахнуть объект своей привязанности, сначала ему достаточно было сидеть и просто смотреть на него — ведь он даже не понял, что именно его зацепило. Как ни странно, только колкие реплики Панси помогли ему догадаться, что за всей его показной ненавистью скрывается то, что он просто не может отвести от Гарри глаз. Драко не думал, что "нашел родственную душу" или "встретил настоящую любовь" — такие банальности казались неприменимыми к его истинным чувствам. Его одержимость была темной по своей сути: казалось, он нуждался в Гарри, чтобы дышать. Любовь и ненависть — всего лишь разные стороны одной медали. Обе сковывают душу, заставляя отдавать все предмету страсти. И Драко ненавидел — от всей души, так же, как любил. И если в детстве он еще мог заблуждаться и принимать одно за другое, то, повзрослев, он уже не имел права закрывать глаза на то, о чем знал с самого начала. О чем всегда знало его сердце — если бы только Драко умел его слушать... Но Драко всегда считал, что сердце — это орган для перекачивания крови и высмеивал тех, кто думал иначе. И то, что оно начинало биться быстрее от мимолетного взгляда входящего в большой зал Гарри Поттера, ровным счетом ничего не означало. Но в тот, первый момент, сердце Драко просто знало истину, на понимание которой ушла большая часть его юности. День, когда Гарри Поттер еще не был Гарри Поттером, а был просто другим мальчиком, зашедшим в ателье мадам Малкин, запомнился Драко на всю жизнь. Потом он объяснял себе, что всему виной новизна ощущений, возможность познать что-то новое — все было так, но чувство, что он знал этого темноволосого мальчишку всю свою жизнь, не вписывалось в удобное объяснение. Так же как и отчаянное желание снова его увидеть. Но ведь это же была не любовь, правда? Невероятное совпадение, непостижимая шутка Его Величества Случая, обернувшая то, что нельзя было назвать, в это щемящее душу чувство — и Драко полюбил Гарри с той же страстностью, с которой когда-то ненавидел. Но у него был отец, обязательства, война, в конце концов, и он почти позабыл как это — видеть знакомые зеленые глаза. Пытаться доказать, что он, Драко, лучше, быстрее, чтобы Гарри обратил на него внимание, чтобы... гордился им? Или хотя бы удостоил своим взглядом. Ведь любая реакция лучше, чем равнодушие... Поэтому Драко, не задумываясь, закрыл Гарри собой, когда увидел, что в него летит Непростительное, грозившее свести Гарри с ума, превратить его в недочеловека, запертого в мире своих кошмаров. Но даже этот жест омрачился из-за его собственной неуклюжести. Это было последнее, что он запомнил. Безумие накинулось на него мгновенно: сначала он почувствовал, будто его с размаху окунуло в ледяную воду, потом волна схлынула, и вокруг хороводом закрутился поток оживших кошмаров. Сколько это длилось, Драко не знал, но через некоторое время заметил, что в какие-то моменты сила проклятия убывает. Моменты ясности и безумия сменялись с равномерностью приливов и отливов, когда же он открывал глаза, то видел перед собой встревоженное лицо Гарри. Оно слегка расплывалось по краям, а иногда и вовсе пропадало, но Драко знал, что Гарри здесь, что он смотрит на него, и все остальное уже не имело значения. Именно это позволило Драко не сдаваться — он ждал падения "волны", как моряк возвращения на берег, будучи же в сознании, просто не мог позволить себе расклеиться. Больше всего на свете Драко не хотел, чтобы Гарри видел его таким. Эти дни, проведенные в квартире Гарри, а потом в пещерах, напоминали Драко богато изукрашенный гобелен, каждая сцена которого сама по себе не имела никакого смысла, но вместе они составляли единую историю, такую же неправдоподобную, как его жизнь с Гарри Поттером. Нитка белая — нитка темная, переплетая кошмары и грезы наяву. Драко дышал одним воздухом с Гарри, боролся ради него с кошмарами, жил для и ради Гарри, только сейчас окончательно понимая, что именно в этом и состояло его предназначение. А потом Драко отпустил его. Чтобы спасти — ибо ни за что на свете не хотел причинить Гарри боль. * * * Драко потерял счет дням — ибо какое это имело значение? Как скоро он окончательно сойдет с ума? Он сам отпустил Гарри, и теперь весь мир катился к черту вместе с ним, но ему было все равно. Главное, что Гарри выживет. В то утро Грейнджер едва не растерзала его на клочки, обнаружив, что Гарри исчез и кто тому виной. Драко оставил Гарри на холме, залитом лучами восходящего солнца, и эта сцена до сих пор стояла перед его глазами. Драко знал, что Гермиона не желала Гарри зла. Как потом объяснила ему Панси: — Некоторые люди, Драко, будут рисковать всем во имя великой цели. И Грейнджер одна из них. Ты уверен, что сможешь стать таким же? Ты ведь никогда не отличался альтруизмом, — Панси улыбнулась. Тогда Драко уверил ее, что сможет, — но он солгал. Тогда он еще не знал, что «быть сильным» — это значит суметь причинить боль самому дорогому существу на свете. Отнять все, заставить страдать и отпустить на волю проклятия. Ведь Грейнджер сказала, что это единственное, что можно сделать. Научить Гарри ненавидеть. Отнять единственное, что когда-либо у него было. Но Драко не смог. Он забрал Гарри и вернул ему свободу. И что по этому поводу думает Грейнджер, ему было в высшей степени безразлично, даже если от ее криков у него грозили полопаться барабанные перепонки. Под конец, когда Грейнджер устала кричать и перешла к нотациям, а укоризна во взгляде бледной усталой Панси начала действовать ему на нервы, Драко, наконец, сорвался: — Есть вещи, за которые стоит умереть! В наступившей тишине Панси тихо сказала: — Драко, ты обрек его на участь гораздо худшую, чем смерть. Что ты думаешь, произойдет дальше? Все мы скоро умрем, действие проклятия день ото дня становится все хуже, в конце концов, у нас не останется сил это выносить. Он же будет продолжать жить, потому что единственный, на кого не действует проклятие. Его защищает шрам, сделавший его неуязвимым для Непростительных заклинаний. Он не сойдет с ума, во всяком случае, не по той же причине, что мы, — и останется один на всем белом свете. И этого ты для него хочешь? От нарисованной картины в глазах Драко защипало, но усилием воли он взял себя в руки – не хватало только расплакаться перед Грейнджер. — Если он вернется, — выплюнул он. — Делайте, что хотите. Но только если он вернется обратно. Я дал ему шанс. А потом Гарри вернулся. Они как всегда сидели в библиотеке, перебирая оставшиеся возможности (каковых просто не было — Гарри был единственным, кто мог что-то сделать), и Грейнджер опять затянула одну из своих нудных лекций о том, как из-за него, Драко, весь мир погибнет от проклятия. Панси куда-то делась, и Драко уже начал беспокоиться, хоть и успокаивал себя тем, что ей все равно некуда больше идти. — Ничего бы этого не случилось, если бы ты не увел его! — раздраженно выговаривала гриффиндорка. Он знал, что если не заткнуть ее сейчас, то разговор затянется надолго, и потому попытался это сделать: — Заткнись уже, Грейнджер! Драко чувствовал себя совершенно опустошенным, словно с каждой минутой терял что-то драгоценное, словно дерево, один за другим роняющее на землю пожелтевшие листья. — Я не заткнусь, Малфой! Я просто не понимаю, как ты мог сделать это, не посоветовавшись со мной! — голос Гермионы с каждым словом становился все выше. Драко лениво подумал, что, если так пойдет и дальше, то совсем скоро она перейдет на ультразвук. — А теперь еще Панси сбежала неизвестно куда, и никто не знает, где Гарри, а ведь без него у нас… — тут она почему-то замолчала. С некоторых пор Драко ненавидел молчание, и потому поспешил его заполнить: — Я уже тысячу раз повторил тебе, Грейнджер, что я против этого, но если он вернется, то это будет его личное дело, и тогда поступай с ним, как считаешь нужным… А потом… ветер подбросил горсть разлетевшихся листьев в воздух — от двери раздался голос Гарри Поттера: — Я вернулся. На минуту весь мир прекратил существовать. Драко захотелось умереть, спрятаться, сделать что-нибудь, чтобы этого не было на самом деле. Но Гарри стоял на пороге, как всегда высокий, лохматый и… неужели это кровь? Впрочем, какая разница! Это же был Гарри. Драко отмахнулся от назойливых мыслей. Драко смотрел и не мог насмотреться — на четкую линию скул, прямой нос, твердый подбородок – куда угодно, только не в глаза, потому что знал — стоит ему посмотреть в глаза Гарри, и он сорвется. Грейнджер принялась плакать, ну как же — Гарри вернулся, а значит, их план можно будет привести в исполнение. Драко знал, что она не хочет этого, что была благодарна ему за то, что тогда он принял решение на себя. Но теперь она исполнит то, что считает своим долгом. Все внутри него заледенело, даже его голос зазвенел, как битые осколки льда: — Я полагал, что совершенно ясно выразил свои пожелания относительно твоего общества, Поттер. Гарри вздрогнул, как от удара. Перед глазами Драко поплыл какой-то туман. — Но Панси... Имя подруги причинило ему боль: Панси оставила его, даже не сказав, куда намеревается пойти. — Что Панси? Хочешь сказать, это она тебя привела? А где она сама? Мне бы хотелось перекинуться с нею парой слов. И тут Гарри начал плакать. Драко отвернулся, не в силах на это смотреть. Драко не выносил, когда Гарри плакал, и меньше всего на свете хотел, чтобы тот плакал из-за него. — Ты... не рад меня видеть? Неожиданно в нем вспыхнула злость. После того, что сделал Гарри, было просто нечестно ожидать от него радости. Малфой никогда и не притворялся, что обладает кротостью и всепрощением. — Ты совсем ополоумел, Поттер? — с яростью крикнул он. Неужели не ясно, что с тех пор как он отпустил Гарри, не было минуты, чтобы он о нем не вспоминал. — Извини. Я думал... — Нет, ты не думал, Поттер! Ты вообще этого не умеешь! Как ты мог подумать, что я желаю твоего возвращения, когда тебе было ясно сказано, чтобы ты держался отсюда подальше?! – Мир ускользал у него из-под ног, и он ничего не мог с этим поделать. — Драко… — Неужели в твою тупую голову ни разу не пришла мысль, что это для твоего же блага?! Где Панси?! Клянусь, я когда-нибудь убью ее… Мир в который раз покачнулся, но на этот раз не спешил возвращаться в прежнее положение. В руке у Гарри лежал знакомый листок с бархатистой кожицей. — Она сказала, что ты поймешь, — мягко сказал Гарри, и Драко действительно понял. Но, господи, как бы ему хотелось стать глухим и слепым. — Где она? — прошептал он. Нет, этого не может быть. — Она сказала, что ты поймешь, — по щеке Гарри медленно покатилась слеза. Драко смотрел на влажную дорожку и думал, почему Панси это сделала. — Нет! — кажется, его голос перестал ему повиноваться. Что это за беспомощный всхлип? — Где... Гарри, где она? Глаза Гарри превратились в гигантские темные озера. Он медленно осел на пол — словно ноги отказались его держать. — Она не вернется. И я не знаю, где ее искать. Жалкая фигурка на сером камне, одинокая и всеми покинутая. Драко упал рядом с Гарри, не в силах больше стоять. Ему безумно хотелось закричать, но вместо этого он осторожно взял лист в руки. Возможно, он должен был догадаться, что все так и будет. Но сейчас у него просто не укладывалось в голове, ни что в его ладони делает лист с могильников, ни зачем ушла Панси, ни почему Гарри вернулся к нему. Он смотрел в зеленые глаза, и позабытая боль возвращалась с новой силой. Она словно прорастала внутрь, черпая свою силу откуда-то из глубины, из места, где таились его кошмары, места, откуда он призвал своего Патронуса. Губы Гарри были сухие и холодные, и поцелуй напоминал тонкий лед, по которому он сейчас ступал. — Я скучал, — прошептал Драко, потому что Гарри выглядел таким хрупким и беззащитным. Почувствовав, что не в силах держать себя в руках, он поднялся и вышел. На что он не имел никакого права, так это распускать нюни на глазах у Гарри. По его лицу безостановочно текли слезы. Он в ярости швырял все, что попадалось под руку, чтобы хоть как-то заглушить раздирающую душу боль. В этот момент он мечтал оказаться где угодно, только не в одной пещере с Гермионой Грейнджер и Гарри Поттером, пока Панси… При одной мысли о Панси у Драко больно ныло в груди: как он мог не замечать того, что Панси медленно убивала себя в наказание за проклятие? Проклятие, которое сейчас заставляло Драко уничтожить Гарри Поттера. При мысли об этом Драко захотелось самому ее убить. Но порыв прошел так же быстро, как и появился, оставив на ладони кровь: Драко не замечал, что острый край листа впился в его руку: с такой силой он сжимал его в кулаке. Его сердце болело. Никогда раньше Драко не испытывал душевной боли — и вот теперь оно словно набирало все то, что ему не довелось пережить. И тогда он вернулся в пещеру к Гарри, потому что Гарри был единственным, что у него еще оставалось. Он боялся, что Гарри уже ушел, но все равно надеялся, что застанет его там, где оставил. И действительно: Гарри был в библиотеке. Он уснул там же, где сидел. — Гарри! — с облегчением позвал он. — Гарри? Гарри открыл заспанные глаза. Некоторое время он пытался понять, что происходит. — Я не знал, здесь ли ты. — Мне некуда больше идти. А кроме того, я лучше буду делить с тобой горе, чем жить с пустотою в сердце, — от этих слов в нем что-то надломилось, но Гарри уже переключил внимание на его окровавленную руку. И пока Гарри держал его за руку, Драко рассказывал ему о Панси, о яде, и о том, что мучило его душу. И близость Гарри лучше всего согревала его душу. Драко всегда думал, что Малфои не нуждаются ни в чьей близости, но когда Гарри начал гладить его по волосам, Драко подумал, что он, наверное, не настоящий Малфой. Как ни странно, от этой мысли ему не стало ни жарко, ни холодно. Когда он заплакал, то спрятал лицо у Гарри на груди. Гарри обнял его и принялся укачивать, словно ребенка, но Драко ничего не имел против. Он плакал и плакал — о себе, о Гарри, об отце и даже немножко о Джинни. А потом слезы кончились, и на смену им пришла дрожь. Когда Драко открыл глаза, он чувствовал себя совершенно истощенным, но мгновенно увидел то, что раньше не позволял себе замечать: рубашка Гарри была насквозь пропитана кровью. — Гарри? — прошептал Драко неожиданно пересохшим голосом. В первый момент он подумал, что Гарри серьезно ранен, и что вряд ли сейчас у него найдутся силы, чтобы позаботиться о нем. — Да? — Ты… на тебе кровь. На лице Гарри мелькнул ужас, он попытался отстраниться и вскрикнул: это движение явно причинило ему боль. — Что с тобой? Губы Гарри изогнулись в жалкой пародии на улыбку. — Ничего, — солгал он. Драко разозлился на самого себя: как он мог не заметить такое! — Гарри… — начал он, намереваясь спросить, что случилось. Однако он не был готов услышать то, что услышал. Ибо Гарри еле слышно прошептал: — Чарли… Мир на мгновение покачнулся. Лучше бы Гарри его ударил! — Только не говори, что сразу отправился к нему, лишь только я отпустил тебя! Что он с тобой сделал?! Я убью этого ублюдка! — прошипел Малфой. Гарри уже плакал в открытую, всхлипывая и морщась от боли. Драко заставил его показать место ушиба, оказавшегося как раз на том месте, где он только что лежал. Жуткого вида синяк был совсем свежий, и Драко не выдержал: — Господи, что он с тобой сделал? — прошептал он. Гарри выглядел так, словно... — Он хотел, чтобы я сказал, что не люблю тебя. — Я спрашивал, откуда у тебя синяк. — Но я сказал ему. Я сказал, что это ложь, сказал, что люблю его. Что ты… что ты меня изнасиловал… Скажи, что ты простишь меня?.. Но ведь Драко его не насиловал, ведь правда? Но сомнения уже упали на благодатную почву. Что если Гарри совсем этого не хотел? А позволил взять себя лишь потому, что считал себя обязанным? От ослепляющей ярости ему хотелось кричать. В этот момент он мечтал ударить Гарри, избить, из... Как он посмел принизить то, что произошло между ними... Но вдруг проклятый Чарли Уизли был прав и... Но ведь этого не может быть! Этот урод просто не мог быть правым — после того, что тот с ним сделал, как может Гарри даже думать об этом?! Иногда Драко казалось, что он тоже использует Гарри точно так же, как все остальные в его жизни, но ни за что на свете в этом бы не признался... Прошло всего несколько секунд с этих роковых слов, а Драко уже дважды был готов убить и дважды — умереть. Все его тело, казалось, горело. В глазах жгло, словно он собирался плакать — но нет, он бы никогда до такого не опустился! Скорее уж убил бы — и его, и себя... Сквозь шум в ушах он слышал свое хриплое дыхание, Гарри плакал, а потом, наконец, сказал: — Это не моя кровь. И мир остановился. Потрясенный, Драко прошептал: — А чья тогда? — Чарли, — из глаз Гарри вновь покатились слезы. В этот момент Драко захотелось оказаться далеко-далеко отсюда, забиться куда-нибудь в угол и остаться там навсегда. Но вместо этого он придвинулся к Гарри, шепча слова утешения, пытаясь успокоить его, ибо Гарри был Гарри, и ни за какие грехи на свете Драко не смог бы его возненавидеть. Гарри прижался к нему, и заплакал еще горше, а потом, наконец, рассказал Драко, что случилось. Чарли Уизли был мертв, и это Чарли назвал то, что было между ними, насилием. Это Чарли обвинял его во лжи, Чарли ударил Гарри и заявил, что Гарри должен быть его. Что за вопиющая чушь — ведь Гарри принадлежит только ему, Драко! А Гарри, запаниковав, обещал ему все, что угодно, и Драко его прекрасно понимал. — Ты никому не должен и ломаного кната! — прорычал он, яростно прижимая Гарри к себе. — Ты правда так считаешь? — прошептал Гарри, уютно устроившись в его объятиях и положив голову Драко на плечо. — Да! — Даже тебе? Драко вздрогнул. — Все совсем не так, как тебе кажется, Гарри. — Но как тогда? — заплетающимся языком пробормотал Гарри. Кажется, он собирался заснуть — прямо здесь, на полу. Драко и сам не мог толком ничего объяснить, а поэтому отнес Гарри в кровать и, подоткнув ему одеяло, оставил его одного. В раздраенных чувствах он зарылся в книги и провел всю ночь в библиотеке, судорожно пытаясь найти хоть что-нибудь, что помогло бы найти другой выход. И, незадолго до рассвета, когда солнце восходило розовым облаком у горизонта, начал тренироваться в вызове Патронуса — на этот раз светлого, хоть против армии дементоров он и был совершенно бесполезен. * * * Драко сделал все, что требовала Гермиона. Он поднес маггловское оружие к виску и, смотря в полные слез глаза Гарри, сказал, что умирает потому, что тот его любит. И нажал на курок. Драко знал, что никто на свете не способно причинить Гарри такую же боль. И потому сделал это. Но он не умер — конфундус, который Грейнджер наколдовала в кофе, заставили Гарри безоговорочно поверить в иллюзию. Выстрел, кровь — все было искусными чарами, в нужное время наложенными Грейнджер. Из-за заклинаний Драко не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, а потому просто смотрел, как Грейнджер заставляет сломленного, отчаявшегося Гарри взять кольцо, испачканное его, Драко, кровью, отправляя тем самым в логово дементоров. Действие чар выветрилось только через несколько часов, и все это время Грейнджер сидела рядом, хотя рвалась пойти вслед за Гарри. Но Драко знал, что там она ничем не сможет ему помочь, а потому заставил ее пообещать, что сначала она дождется его. Если Гарри проиграет битву, они все равно не смогут его спасти. Так что исход битвы ложился полностью на плечи Гарри. Они отправились в пещеру дементоров, как только Драко смог ходить и исцелил Гермионе все ее порезы и ушибы. И они успели: Гарри упал прямо у них на глазах. То мгновение, когда Гарри летел к земле, навсегда отпечаталось у него в памяти — как и серый пепел, оставшийся на месте бессчетной армии дементоров. Но в тот момент все, чего он хотел, но не успел сделать, — это принять Гарри в свои руки. На лице Гарри виднелись синяки и ссадины — за густыми хлопьями сероватого пепла было трудно что-либо разглядеть. Странные тени метались по углам, порожденные бледными лучами неверного света. Повинуясь какому-то иррациональному чувству, Драко загадал, что Гарри не умрет, если не погаснет последний луч. Что было абсолютной глупостью, потому что Гарри не собирался... не собирался... Он лежал на земле такой неподвижный, что Драко совсем потерял голову. Кажется, он что-то кричал, а может быть, это была Грейнджер или сразу они оба, а потом... потом Гарри открыл глаза. Зеленые, как трава, залитая солнцем. И это зрелище показалось Драко прекраснее всего на свете, ибо что может быть прекраснее перемазанного сажей, живого Гарри с зелеными как трава, глазами?! Драко поднял Гарри на руки, крепко прижав к своей груди. — Я не позволю тебе умереть! — прошептал он, а Гарри посмотрел на него темными пустыми глазами, его губы двинулись, словно он что-то пытался сказать... И тогда Драко поцеловал его — повинуясь слепому, нерассуждающему инстинкту, больше от отчаяния, чем от страсти. Гарри пах пеплом и землей, а также страхом, пропитавшим все в пещере дементоров. И Гарри почему-то забился в его объятиях, выскользнул у Драко из рук, а потом опять упал. Что-то в нем оборвалось — но об этом они узнали уже потом. * * * Следующие несколько дней стали для него адом. Драко думал, и думал, и думал — и сходил от страха с ума. Ему казалось, что что-то внутри него, чему он никогда не стремился дать названия (сердце? душа? какие глупости!) и где не было места никому, кроме Гарри, начинает стремительно разрушаться. В конце концов, Драко уже не мог сказать, реальность ли это или кошмарный сон. Гарри... Драко смотрел сквозь стекло на неподвижно лежавшую фигуру. Белые стены, белые простыни — абсолютная неподвижность и безмолвие. Драко смотрел и не мог отвести глаза. На лице Гарри виднелись следы засохшей крови. На этот раз его собственной, думал Драко. Но как он мог пораниться в магической битве? Это было необъяснимо, бессмысленно — как, впрочем, все остальное. Драко ждал — ждал, затаив дыхание, малейшего движения, шороха — хоть какого-то признака жизни. Они до сих пор не знали, кто очнется у них на руках: Гарри или всего лишь его пустая оболочка. Целители говорили, что, раз дышит, значит, еще жив. Сам Драко дышать не мог. Иногда ему казалось, что все происходящее — всего лишь продолжение бесконечного кошмара, в который его погрузило проклятие и в котором он был вместе с Гарри, а может, это длился поцелуй одного из дементоров, которых Гарри предположительно уничтожил. — Малфой. От неожиданности Драко вздрогнул и обернулся. Это была всего лишь Грейнджер, и потому Драко не удостоил ее ответом. — Выпей! — сказала она, протягивая ему кружку кофе. — Не хочу. Его горло саднило от слез, которых он никогда не выплачет. — Малфой... Не надо так. Отдохни. — Но я должен, — сказал он — потому что что еще он мог делать для Гарри, кроме как стоять и ждать. И... молиться. Если бы только знать, кому. К горлу подкатила паника, и Драко закрыл глаза. Грейнджер вздохнула и оставила его одного. Что она собиралась делать: ругаться с целителями или оправдываться перед Дамблдором, Драко было безразлично. Снова повернувшись к стеклу, отгораживавшему палату Гарри Поттера, Драко закрыл глаза и заставил себя дышать. Мгновение спустя он в панике открыл их: ему пришло в голову, что за это время с Гарри могло что-нибудь случиться. Но все оставалось по-прежнему, и Драко с раскаянием подумал, что скорее предпочел бы этому хоть какую-то определенность. Он не хотел этого, и только безнадежное состояние Гарри заставило его принять такое решение — явиться самому в самое сердце владений Дамблдора — потому что если не он попытается защитить Гарри, то кто? Они растащат его на куски и продадут их на аукционе — во благо мира, разрушенного Драко и Панси, во благо мира, который разрушил самого Героя. Он не доверял этим людям, хоть Грейнджер и пыталась всячески убедить его, что о войне уже никто не помнит и что его вовсе не собираются ни в чем обвинять. И что обе стороны, так настойчиво стремившиеся уничтожить друг друга, теперь общими усилиями пытаются отстроить свой разрушенный проклятьем мир. Местонахождение Волдеморта по-прежнему оставалось неизвестным, либо держалось в секрете. Драко было абсолютно все равно. Все, что его по-настоящему волновало, — это чтобы они не забрали Гарри у него. Он стоял и смотрел сквозь стекло на эту белую комнату, на коричневые пятна засохшей крови (он знал, что их нет, что лицо Гарри абсолютно чистое, но все равно продолжал их видеть) и ждал. Вернись ко мне — ты же видишь, что я еще дышу... Но только для тебя. * * * Его наконец впустили в палату Гарри — и он убедился, что воспоминания сыграли плохую шутку с его глазами: ни капли крови на бледной прохладной коже. Они говорили, что у Гарри внутреннее кровотечение. Все его тело болело, он так устал, что глаза закрылись сами собою. Драко положил голову на кровать и тут же уснул. Его беспокойный сон был наполнен обрывками сцен из прошлого. Сначала говорила Грейнджер: Ты не прав, если считаешь, что в Гарри совсем нет тьмы. Потом Драко увидел Гарри. Гарри улыбался, и Драко понял, почему в пещерах совсем не скучал по солнцу: ведь вот же оно, солнце, в этом легком движении губ! А потом улыбающийся Гарри растаял, и на его месте оказался он сам — прижимающий Гарри к кровати, Гарри, смотрящего на него большими испуганными глазами. — Ты же этого не хочешь?! — А какое это имеет значение? Теперь видения прошлого сменялись гораздо быстрее, голоса накладывались на совсем неподходящие им кадры, словно маггловский проектор сбросил скорость, и звук оторвался далеко вперед. Драко был в Гарри, Гарри плакал, а кто-то в это время шептал: Они никогда не видели, какой ты на самом деле. А потом Гарри был внутри Драко — никому, кроме Гарри, Драко никогда этого не позволял. И он слышал свой собственный голос: Ты боишься? Если нет, значит, все это было напрасно. Драко очнулся от сна. Он все также лежал головой на кровати Гарри, а магические заклинания заставляли Гарри дышать. — Не надо так поступать со мной… — прошептал он. — Пожалуйста! — Но ему никто не ответил. Драко сидел и смотрел в бледное лицо, темные круги под полупрозрачными веками. Ему хотелось кричать, сломать что-нибудь, но только не сидеть, вслушиваясь в это ненастоящее дыхание. В самом этом звуке уже звучало обвинение, потому что, если бы не Драко, ничего этого не было и быть не могло. В этот момент Драко ненавидел Гарри — ненавидел за то, что тот его бросил, за то, что есть вещи, ради которых можно пожертвовать всем. И себя — за то, что пожертвовал всем ради этих вещей. Драко жаждал разорвать себя на части, вылить до последней капли свою отравленную кровь — и он бы, не задумываясь, так и сделал, если бы это могло вернуть Гарри жизнь. Но его смерть ровным счетом ничего не меняла. Рука Гарри лежала поверх одеяла — такая худая и хрупкая, что Драко хотелось забрать ее с собой и согреть. К его удивлению, на ощупь кожа была теплой. Он нащупал хрупкие косточки, над которыми бежали голубоватые прожилки, закусил губу. Он все не мог поверить, что этот неподвижный человек в больничной палате и есть тот самый Гарри, столько дней спавший в его постели. Потому что этот бледный как снег незнакомец мог никогда больше не открыть глаза, никогда больше не посмотреть на него. Никогда не проснуться и не подарить Драко свою сонную улыбку. И он никогда не умрет: магия будет все также исправно перекачивать кровь по его жилам, имитируя работу замершего сердца. Рука Драко скользнула по руке Гарри, нащупав до сих пор не изгладившийся шрам: "Я не должен лгать". Странно, что он заметил его только сейчас и теперь не сможет спросить, что бы это значило. Но это было не все: руки Гарри были покрыты шрамами. А потом Драко повернул ладонью вверх его руку и увидел знакомую печать. Фамильная печать Малфоев свежим ожогом въелась в его беззащитную руку. Пламя изображенного на ней дракона летело в другую сторону: слева направо, а не наоборот. Совсем не так, как на фамильных гербах, украшавших дом, в котором вырос Драко. Совсем не так, как у дракона, украшавшего фамильное кольцо — то самое, которое Гарри судорожно сжимал в руке, когда Драко пришел к нему на помощь. * * * Грейнджер в коридоре не было: должно быть, побежала прояснять обстановку своему разлюбезному Дамблдору, или делать заявление для прессы — или что-то столь же бессмысленное. В комнате ровным счетом ничего не изменилось: Гарри все так же лежал, а Драко все так же сидел у его постели. Только Драко больше не мог смотреть ему в мертвое лицо. При одной мысли об этом его мутило. С некоторых пор жизнь Драко стала измеряться дыханием — вдох-выдох, вдох-выдох. Дыхание было ровным, но Драко казалось, что постепенно оно становится все слабее. Но одного дыхания ему было мало — он хотел, чтобы Гарри открыл глаза и посмотрел на него. Чтобы он взял Драко за руку и улыбнулся. И тогда... Предаваясь пустым мечтам, Драко не сразу понял, что привычный, знакомый ритм как-то изменился. Он похолодел. Как известно, даже магия бывает не всесильна. И сейчас, похоже, наступил момент, когда вся магия на свете больше не сможет удержать одну-единственную жизнь. И Драко Малфой поднял глаза, чтобы в последний раз посмотреть на Гарри — Гарри, которого обещал, но не смог спасти... И обнаружил, что Гарри смотрит на него. — Гарри?.. — прохрипел Драко. Несколько мгновений Гарри лежал абсолютно неподвижно, а потом вырвал из его ладоней свою руку и с выражением смертельного ужаса на лице заплакал. Ошеломленный Драко не знал, что ему делать: от радости его сердце было готово вырваться из груди, вместе с тем ему хотелось схватить Гарри за плечи и трясти — трясти до тех пор, пока он не одумается, пока не увидит, что это он, Драко, и сам не назовет его по имени. Но реакция Гарри испугала его до чертиков, хоть он упорно гнал от себя мысль, что что-то было не так. "Наверное, он меня ненавидит, ведь он думал, что я умер, не удивительно, что он так перепугался!" — Драко боялся даже пошевелиться. И: "А может быть, он меня не узнал?" Но последняя мысль была тут же опровергнута, когда Гарри зло прошипел: — Уходи! Драко немедленно скатился со стула и бочком направился к двери. Меньше всего на свете он хотел, чтобы Гарри снова его пугался. Ради этого он даже был готов оставить его навсегда. Может, он все-таки не узнал меня? — в его душе слабо тлел огонек надежды, но Драко не собирался давать ему ни единого шанса. Но когда он уже поворачивал дверную ручку, за его спиной послышался слабый голос: — Драко!.. — Малфой медленно обернулся. — Пожалуйста!.. — Что такое? — прошептал Драко и медленно вернулся к кровати. Ему так хотелось обнять Гарри, прижать его к груди… — Я боюсь. Гарри дрожал, расширенными от ужаса глазами глядя куда-то в угол — на то, что Драко, при всем желании, не мог увидеть. — Сделай так, чтобы их не было! Взгляд Драко судорожно заметался по комнате. — Но здесь же никого нет! — в отчаянии воскликнул он. — Никого... Что... что ты хочешь, чтобы я сделал?! Нерешительно протянув руку, он коснулся Гарри, и в то же мгновение Гарри изо всех сил ударил его по лицу. — Не прикасайся ко мне! Драко потрясенно уставился на него. Он не мог поверить в то, что случилось. А потом Гарри закричал. Он кричал и кричал, а потом принялся царапать свою кожу, словно пытаясь избавиться от чего-то невидимого. Драко отреагировал инстинктивно: он мгновенно оказался на Гарри и прижал его руки к кровати. — Гарри, успокойся, все в порядке! — как заведенный, повторял он, пока Гарри пытался вывернуться из-под него. Наконец, сделав последнюю, отчаянную попытку, Гарри неожиданно обмяк. — Что со мной происходит? — с ужасом прошептал он. Драко не знал, а потому провел рукой по его волосам и закусил губу, чтобы не расплакаться от собственной беспомощности. Дверь с грохотом распахнулась, явив собой Грейнджер, за которой стояла толпа медсестер. Грейнджер выпучила глаза и зажала рот руками. — Он очнулся! — выдохнула она. — Он… с ним что-то не так, — Драко беспомощно посмотрел на нее и, наконец, заплакал. * * * Драко не мог себе представить, как худые костлявые руки Грейнджер будут обнимать его Гарри, а потому даже не пошевелился. Если Грейнджер хочет плакать — пусть плачет, но не трогает. Рональд Уизли пришел, как только услышал о Гарри (о том, откуда он о нем услышал, Драко не имел ни малейшего понятия — газеты выходили ограниченным тиражом, и в них не находилось места для несчастий какого-то Гарри Поттера, слишком много жизней унесло проклятие, да, в конце концов, кому это интересно?). И именно Уизли выпала великая честь утешать Грейнджер, когда Драко пихнул ее к нему. По Драко, Уизли мог провалиться сквозь землю, и никто бы этого не заметил. Какое право он имел как ни в чем не бывало приходить сюда, когда Гарри… Гарри сошел с ума, совершив невозможное. И где в это время был его так называемый друг? Ведь именно он называл Гарри предателем, а теперь приполз обратно. Драко окончательно уверился, что Уизли даже хуже обычных грязнокровок. Но Грейнджер, кажется, было уже все равно. Она плакала так отчаянно, словно хотела выплакать всю свою душу. И это было не удивительно — после того, что она… они… — Что ты здесь делаешь, Малфой? — оправившись от потрясения, Уизли наконец открыл свою пасть. — Разве твое место не в Азкабане? Драко не унизился до ответа. Грейнджер все плакала и плакала, свернувшись рядом с ним на диване, если Уизли и был где-то рядом, то Драко его не замечал. В его душе закипала злость: вот уже несколько часов они не давали ему увидеть Гарри — колдомедики пытались понять, что с ним не так. Драко знал, что с ним не так: он сам был тому причиной. Грейнджер решила, что единственным способом научить Гарри Темному Патронусу будет предательство Драко. Умрет на его глазах, обвинив Гарри в своей смерти. Драко выполнил ее волю, и теперь Гарри никогда уже к нему не вернется. Что там говорила Панси о великих целях? Драко выбрал мир, и что это принесло ему? Теперь, когда от самого Гарри осталась лишь жалкая оболочка, Драко не знал, сможет ли дальше жить. Долгие часы колдомедики пытались если не исцелить, то хотя бы успокоить Гарри, убедить его, что страшных монстров, которых он видит повсюду, просто не существует в природе. Но это им не удалось. Во всем, что касалось нового Непростительного, целители Мунго были так же беспомощны, как и магглы. Некоторые считали, что Гарри просто сошел с ума, другие — что это неизвестный побочный эффект длительного воздействия мощного потока магии. Возможно, что это отдача энергии проклятия — ведь никакая энергия не может исчезнуть бесследно. Может быть, отрицательная энергия проклятия срикошетила к нему, и теперь Гарри навечно обречен жить среди кошмаров… Четвертое Непростительное наконец добралось и до Гарри Поттера. Мир был занят, оплакивая свои потери и подсчитывая выживших, никому не было никакого дела до все еще дышащей оболочки того, кто его спас, — Драко находил это обстоятельство даже забавным. Ему всегда казалось, что героические деяния должны сопровождаться конфетти и шумом выбиваемых пробок из-под шампанского. Но вокруг было оглушительно тихо. Состояние Гарри совершенно не изменилось. Иногда он узнавал Драко, но словно откуда-то издалека — как тонущий видит протянутую руку, но знает, что до нее ему уже не доплыть. В такие минуты Гарри шептал его имя, умоляя спасти от того, что Драко так до сих пор и не научился видеть. Прикосновения Драко не утешали Гарри и чаще всего провоцировали истерику. Гарри отчаянно хотел чужого тепла, но физически не мог принять его. Драко же мучительно жаждал этих прикосновений — ведь Гарри все равно оставался Гарри, даже несмотря на свое безумие. Он забрал Гарри домой, в свой новый лондонский дом — светлый, чистый, красивый. Гарри спал в комнате Драко. Иногда, когда на Гарри находило помрачение, Драко приходилось запирать его в спальне и спать на диване. В последнее время он вообще мало спал. Дни проходили за днями, но Гарри не становилось лучше. Он все так же видел то, что никто, кроме него не видел, почти не узнавал Драко, а если и узнавал, то на краткие промежутки времени, оставлявшие в последнем горькое чувство неудовлетворенности. Мир постепенно оправлялся от проклятия, на небе сияло солнце, а выжившие продолжали жить — ничто так не способствует забвению, как чувство вины перед теми, кому это не удалось. Маги и магглы благодарили кто Бога, кто Мерлина за то, что беда прошла у них над головой и унесла кого-то другого. Дети первыми оправились от пережитых испытаний, позабыв о своих кошмарах в считанные дни. На улицах вновь зазвучал смех, в парках появились летающие змеи. Но что говорить про детей: даже в самый разгар эпидемии они лучше всего переносили проклятие. У взрослых до сих пор были тени под глазами, но и они боролись за то, чтобы жизнь вернулась на круги своя. А в доме Драко Гарри кричал и до крови расцарапывал собственную кожу, словно стремясь выбраться из своего собственного тела. И никому не было дела до его страданий. Кроме Драко, конечно. Кроме того, Драко с детства не переносил летающих змеев. Иногда Драко думал, что лучше бы он умер, чем видеть, во что превратилась его любовь. То, что Гарри был еще жив, не делало его боль менее острой. Дни Драко были заполнены заботами о Гарри — он готовил ему еду, помогал одеваться, держал его в объятиях, когда Гарри становилось немного лучше. Мир следовал своим путем, но Драко не мог присоединиться к этому миру. Рутину нарушали лишь редкие визиты Гермионы. Грейнджер приносила новости из большого мира — о том, что отстроено Министерство, сторонники Волдеморта заключили мир со сторонниками Дамблдора, магглы постепенно оправлялись от ужасающей эпидемии. Драко все было безразлично, но какая-то его часть отчаянно жаждала любого — даже такого — общества. Потому что иногда он боялся смотреть в измученные зеленые глаза. А иногда — на какое-то мгновение — Гарри становился таким, как прежде. Худым, измученным, но все равно живым. И в такие минуты Драко не мог отвести от него глаз. Он смотрел и смотрел, и ему хотелось раствориться в глубине потемневших зеленых омутов. Это произошло, когда Гарри лежал в его объятьях — обессилевший после мучительной ночи. Драко успокаивающе гладил его по волосам, наслаждаясь своим ускользающим счастьем. Он боялся заснуть, потому что тогда Гарри остался бы совсем один — наедине со своими кошмарами, хоть от Драко и было мало толку… Но Гарри не спал. Неожиданно он приподнялся и заглянул Драко в глаза. И в темной блестящей поверхности отражались не отблески кровавых драконов, а его, Драко, лицо. И в этот момент Драко окончательно потерял себя. Словно в тумане он потянулся и поцеловал Гарри в губы. Губы Гарри были такими сладкими и такими хрупкими, словно крылья бабочки, пойманные жестокой рукой. От нахлынувшего на него чувства абсолютной наполненности Драко чуть не умер. На какую-то долю секунды Драко показалось, что Гарри ему ответил. А затем тот напрягся, зарычал и вырвался с диким воем, полоснув по лицу Драко рукой. Драко даже не сразу сообразил, что произошло, когда Гарри с недоумением и страхом уставился на четыре окровавленные полосы, протянувшиеся у Драко по щеке, и начал плакать. — В-все в порядке, — заикаясь, прошептал Драко. — Все… хорошо. О Мерлин, прости меня! Он долго не мог успокоиться, лежал, не обращая внимания на саднящую щеку, и ждал, пока Гарри заснет. Как только он услышал ровное дыхание, Драко выскользнул из кровати и направился в ванную. Из зеркала на него глядел растрепанный угрюмый незнакомец со слезящимися глазами и расцарапанной щекой. Прежде чем рассудок сумел утихомирить его инстинкты, Драко замахнулся и изо всех сил саданул по зеркалу. Резкая боль в руке — и отражение рассыпалось на тысячи осколков, мгновенно окрасившихся в красный цвет. Он не знал, сколько еще выдержит. Он тщательно оберегал свои сомнения даже от самого себя — после того, что Гарри для него сделал, казалось ужасно несправедливым, что он не может о нем позаботиться. Но он сделает все, что в его силах и будет это делать, пока не зачахнет и не умрет. Потому что он единственный, кто способен о нем позаботиться. В этот момент раздался стук в дверь. Бросив мимолетный взгляд на самовосстанавливающееся зеркало, Драко поспешно смыл кровь и завернул руку в полотенце. На пороге стояла Грейнджер. Ее волосы были стянуты в хвост. Она казалась посвежевшей и отдохнувшей. И это его по-настоящему взбесило: как она может быть такой довольной жизнью, когда Гарри напоминает тень самого себя?! — Драко, — безмятежно начала она. — Как ты? Как он? Были какие-нибудь изменения? — Гермиона действительно не желала ничего плохого. Но и ничего не могла поделать и прекрасно знала об этом. И Драко знал, но тоже ничего не мог с собой поделать: при виде цветущей Грейнджер в нем мгновенно закипал гнев. — Никаких изменений, — коротко ответил он. С каждым днем поддерживать маску холодного безразличия становилось все труднее. Грейнджер прошла на кухню, никак это не прокомментировав, словно уже ждала такого ответа. — Я принесла продукты, — сказала она, ставя пакеты на стол. Она приносила Драко готовую еду и иногда покупала что-нибудь в магазине, упорно не замечая, что Драко ничего не ест: ему было некогда, в нем нуждался Гарри. Раскладывая продукты по местам, она поддерживала непринужденный разговор. Драко слишком устал, чтобы обращать на нее внимание. Он сел за стол и принялся внимательно рассматривать прожилки на деревянной поверхности. Закончив, Грейнджер села рядом и без комментариев приложила салфетку к его щеке. А потом залечила кровоточащую руку. Драко все так же не отрывал глаз от причудливых деревянных завитков, и тогда она сказала: — Драко, мы сделали для него все, что могли. Драко резко вскинул голову. — Неправда! Мы можем сделать еще больше! — И что же именно? — спокойно спросила она. — Мы можем ухаживать за ним, следить, чтобы он не сделал себе ничего дурного… — Драко… — голос Гермионы был очень-очень мягким, а в глазах стояли слезы, — Гарри… больше нет, — и Драко знал, что эти слова дались ей нелегко. — Ты должен собраться и продолжать жить дальше. Гарри… Гарри бы не хотел… — она снова собиралась заплакать. Драко брезгливо поморщился и отвел глаза. Когда Гермионе удалось взять себя в руки, она продолжила: — О Гарри могут позаботиться другие. Глаза Драко опасно сузились: — Что ты сказала? — Я сказала, что его место не здесь, Драко. Я пытаюсь заботиться о тебе, как обещала Панси, как хотел бы Гарри. Драко, ничего нельзя поделать, он никогда больше не станет прежним! Его мозг разрушен отдачей от проклятия. И ты знаешь это не хуже, чем я. Он… он нуждается в помощи. В профессиональной помощи людей, которые всю жизнь этим занимаются. Ты должен положить его в Мунго, Драко. Там ему смогут помочь. — Ты же сама сказала, что ничего нельзя поделать, — губы Драко изогнулись в кривой улыбке. Глаза Гермионы снова наполнились слезами. — Неужели ты думаешь, что я этого хотела?! — Разве ты не была готова пожертвовать всем для достижения высшей цели? — Но я не хотела, чтобы с Гарри что-то случилось! Это был единственный способ освободить мир от проклятия! Но Гарри был моим лучшим другом задолго до того, как он стал что-то значить для тебя, Драко Малфой! Ты думаешь, это правильно, цепляться за него теперь? — Что, правильнее было бы теперь от него избавиться? — прорычал Драко. — Хороша же судьба национальных героев, сделал дело и можешь спокойно сдохнуть на улице? Запереть в психушке, чтобы остальные продолжали жить дальше? Если это все, чем он для тебя являлся, то ты не заслуживаешь жить в мире, который он для тебя спас! Поэтому немедленно убирайся отсюда и не смей даже думать о том, чтобы забрать его у меня! Теперь Гермиона плакала, не скрываясь. Но даже сквозь слезы попыталась еще раз: — Драко, пожалуйста… С отвращением посмотрев на нее, Драко вышел из кухни на балкон. Он знал, что она пойдет к Гарри в комнату, будет гладить его по лицу и говорить так, словно он мог ее слышать, знал, что она будет плакать, и даже после всего случившегося не мог ей в этом отказать. Усевшись на каменный пол, он стоял и равнодушно смотрел сначала на заходящее солнце, потом на высыпавшие по темному небу звезды. Откуда-то слышались звуки радио, мимолетный ветерок доносил запах жарящегося мяса. Все было так, словно проклятия никогда не существовало. Хлопнула дверь — это ушла Грейнджер, но Драко не спешил возвращаться в дом. Должно быть, она отправилась к Уизли, строить планы как бы забрать у него Гарри, чтобы магический мир мог вздохнуть спокойно, забыв о том, чем пожертвовал для него Гарри Поттер. Прах к праху, живые к живым — солнце светит, люди улыбаются, и то, что было, теперь казалось просто страшным сном. И единственным напоминанием о прошедшем горе остался помешанный Гарри Поттер, и он сам, проводящий день за днем вместе с ним. В этом новом мире не осталось места для тьмы, мрачные тени прошлого должны исчезнуть под лучами утреннего света, а, следовательно, ни ему, ни Гарри не место в этом мире. И в этот момент Драко понял, что ему нужно сделать. Может быть, в этом решении был отголосок его прежнего безумия, либо начало нового — в конце концов, нелегко каждый день наблюдать, как Гарри Поттер несет свою непосильную ношу, а может, это был внутренний голос — тот же самый, что сказал когда-то Панси, что они с Гарри созданы друг для друга. Что бы это ни было, но, наблюдая за восходящим солнцем, Драко знал, что им не место в этом мире. Может быть, в том, другом, им будет лучше, чем здесь — и они забудут свои раны, и отмоют посыпанные пеплом души. Драко не мог допустить, чтобы Гарри страдал. В доме стояла абсолютная тишина. На миг Драко почувствовал себя бесплотным духом, странствующей душой, случайно забредшей в этот мир. Он прошел по пустому коридору в спальню. Гарри спал. Драко просидел у его постели, пока небо не загорелось всеми красками рассвета, а потом потряс Гарри за плечо. Гарри пробормотал что-то неразборчивое, но не проснулся. И тогда Драко приковал его руки к изголовью кровати. Он знал, что он делает и зачем. Как ни странно, страха не было, его наполняла странная целеустремленность. Проснувшись, Гарри предсказуемо не обрадовался текущему повороту событий. Он кричал и извивался, пытаясь выбраться из магических пут. Драко стоял рядом с постелью и смотрел. Предварительно он наложил на себя защитные чары от всех известных ему заклинаний. Когда ярость Гарри достигла своего предела, Драко освободил одну его руку и вложил в нее его палочку. Как он и думал, вся ярость Гарри была теперь целиком и полностью направлена на него. Драко покорно ждал, пока иссякнет весь запас известных Гарри заклинаний, отскакивающих от его защиты, как камешки, брошенные рикошетом в пруд. Когда глаза Гарри стали абсолютно черными от ярости, к Драко, наконец, пришел страх. — Гарри, — прошептал он, делая шаг назад, но было уже поздно. Тело Гарри выгнулось на кровати, призывая в себя разрушительную силу, сорвавшуюся с его палочки в виде огромного василиска. Темный Патронус свернулся кольцом, а потом с шипением поднялся и в мгновенном броске атаковал. Его клыки с легкостью прошли сквозь магическую защиту и погрузились в беззащитную плоть на груди. Казалось, материализованное заклинание обладает силой истинного василиска и способно обращать в камень живые существа: сам Драко не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Это было глупо, ведь страшная тварь была всего лишь призраком, состоящим из магической энергии. А потом пришла боль, такая страшная, что Драко закричал, и наступила тьма. * * * Драко оказался в самом центре чужого кошмара — точно так же, как раньше Гарри был ввергнут в его. Он сидел в своем доме, на своей собственной кровати, только Гарри рядом не было. Комната была темнее, чем в привычной реальности, по углам копошились какие-то тени, слышались призрачные голоса. От осознания того, что именно таким виделся Гарри его чистенький белый дом, Драко передернуло. Под кроватью что-то громко дышало, что-то смотрело на него из шкафа, а за окном, в объятых огнем небесах, он отчетливо видел кружащих над чем-то драконов. Драко постарался успокоиться и сел, удивляясь, куда подевался Гарри. Ведь Гарри был хозяином этого мира. Сейчас же он был здесь один. Ну, почти один — василиск, которому Драко обучил Гарри, в этот момент как раз выползал из-под кровати. На этот раз Драко испугался сразу: в этом мире, казалось, даже самый воздух излучал страх. Существо доползло до двери, которая неестественно сияла и все время меняла очертания и, обернувшись, посмотрел на Драко, выпустив раздвоенный язык, словно чего-то от него ждал. Повинуясь непонятному инстинкту, Драко последовал за ним, хотя его сердце кричало, что это было безумием. Существо являлось выражением самой мрачной, самой жестокой части Гарри, и они находились в самой глубине его объятой кошмарами потаенной сути. Драко вышел на улицу и чуть не вернулся обратно. То, что открылось ему за дверью, ничем не напоминало мирный солнечный Лондон, оставшийся где-то там. Происходившее вокруг походило на смешение всех возможных кошмаров, которые только могли присниться человеку. Казалось, что к Гарри стеклись все ужасы, которые испытывали пораженные проклятием по всему миру. Со всех сторон Драко окружали видения самых чудовищных кошмаров, которые он только мог представить, от одного взгляда на которые к его горлу подступала желчь. Ему хотелось развернуться и бежать — бежать, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Но среди омерзительно извивающихся тел, чавкающей слизи и рассыпанных по земле кишок неярко, но отчетливо светилась тропа. Драко подумалось, что она похожа на осколки стекла, поймавшего лучи с таким трудом пробивавшегося сюда света. И василиск пошел прямо по этой тропе, а Драко, чуть помедлив, отправился вслед за ним. Драко глядел себе под ноги и потому заметил, что в устилавших тропу осколках чувствовалась жизнь. Присмотревшись, он понял: все, что было хорошего в жизни Гарри Поттера — каждая добрая улыбка, каждый солнечный день, все, до чего дотянулось и уничтожило проклятие, превратилось в битое стекло, сейчас весело хрустевшее под его, Драко ногами. Тошнота подступила к его горлу. Он никогда не думал, что будет ходить по осколкам разбитой души. Но он продолжал идти, упорно глядя только себе под ноги. Василиск повел его прямо к драконам, и Драко безропотно последовал за ним. Он знал, что надежды нет, и приготовился умереть. Потому что Гарри здесь больше не было. Драко пришлось пройти совсем немного: Драконы парили над каменистым кратером, на дне которого в реальной жизни Гарри сражался с дементорами. В своем сне Гарри никогда и не уходил отсюда. Проскользнув по покрытой густой сажей земле, василиск свернулся кольцом в ногах хозяина и самодовольно посмотрел на Драко. На фоне гигантских драконов Гарри казался таким маленьким и хрупким. Время от времени какой-нибудь дракон угрожающе пикировал вниз, и Гарри с криком отшатывался в сторону. Несмотря на покрывавший землю толстый слой золы, мантия Гарри была удивительно чистой — но абсолютно черной. Драко осторожно приблизился к нему, не будучи уверен, что Гарри его узнает. И Гарри, действительно, словно его не видел. — Гарри? — тихо позвал он. Глаза Драко жгли слезы, размывая красное небо и гигантских драконов, что отражались в глазах Гарри. И теперь ему было все равно, в какой именно ад они попали, не важно, что на подошвах его ботинок до сих пор оставались кусочки чужой души, что пепел другого мира обжигал его кожу. Он протянул руку и коснулся чистого лица, оставив на щеке Гарри темную метку. Дыхание Гарри изменилось, и Драко чуть не умер — на этот раз от радости. Гарри слышит его, где-то там, где он сейчас, но слышит, а значит, Драко получил все, на что надеялся и даже больше. Но через секунду этого стало мало. — Гарри! — снова позвал он. Гарри стоял и смотрел на драконов, словно находился в трансе, из которого его не мог вырвать даже его голос. Драко поднял голову и, посмотрев на гигантских тварей, парящих над его головой, опять почувствовал себя совершенно беспомощным. В этот момент один из них выпустил пламя, и Гарри рядом с ним задрожал как осиновый лист. Чувство неправильности происходящего резануло Драко по сердцу: Гарри не должен бояться, ведь он же здесь, с ним! Поэтому он осторожно подошел еще ближе, перешагнув через кольца свернувшегося в ногах Гарри василиска, и, дотронувшись до бледной щеки, еще раз нежно позвал его по имени. Но Гарри опять его не услышал. Но теперь Драко уже было все равно. Он наклонился и провел губами по щеке Гарри, по бескровным губам, другой щеке, поцеловал его в подбородок и, наконец, вернулся к губам. Его поцелуй был очень, очень нежным — и на этот раз Гарри не отстранился. Он повернул голову и, вернув поцелуй, тихо застонал. И от этого тихого горлового звука по телу Драко прошла дрожь. Отстранившись, он с надеждой посмотрел на Гарри, потому что, если судить по сказкам, то Гарри должен был очнуться от поцелуя, стать таким, как прежде, таким, каким он был. Но Гарри опять скользнул по нему пустым равнодушным взглядом и опять вернулся к своим драконам. Драко только улыбнулся. Пригладив черные волосы, он впитывал каждую черточку любимого лица, а это была любовь, теперь он был совершенно уверен. Любовь, которой было безразлично, что вокруг царит самый настоящий кошмар, а змеи указывают дорогу, усыпанную осколками его разбитого сердца. Драко было безразлично, что Гарри не может его видеть, все, чего он хотел — это стоять и смотреть в зеленые глаза. Стоять и смотреть до самого конца, до самого последнего вздоха. А было ли это предначертано его судьбой, Драко не было никакого дела. И тьма, живущая внутри него, место, где прятался его Темный Патронус, место, где сейчас стоял Гарри и кружили его драконы, совершенно ничего не значили. Это было так просто — гораздо проще, чем он думал. Драко поднял палочку, прошептал заклинание и, почувствовав вспыхнувший внутри него свет, выпустил Светлого Патронуса. Неизведанная доселе магия пробежала по его телу, словно большая птица коснулась его своим крылом, и Серебристый грифон с огромными призрачными крыльями сорвался с кончика его палочки. Легко поднявшись с земли, он ринулся в самую гущу драконов, они рассыпались в разные стороны, и огненный дождь оросил землю. Но грифон вернулся обратно, и тогда василиск атаковал его. Серебро смешалось с тьмой, но ни один зверь не мог победить, так как оба были частью единого целого. И мир вокруг словно возродился, тьма уступила место свету, оба зверя растаяли с первыми лучами рассвета, а легкий ветер развеял пыль. Вместо угрюмого ада вокруг оказался сияющий всеми красками рай. В наступившей тишине Гарри поднял голову и посмотрел в глаза Драко. А потом его глаза прояснились, из них ушла тьма, и, наконец, они засияли той же яркой зеленью, какой сияли в тот день, когда Драко впервые увидел его в магазине мадам Малкин. — Драко? — прошептал Гарри, его голос сломался, но в глазах впервые загорелась надежда. — Здравствуй, Гарри! Я пришел забрать тебя домой! * * * А где-то там, в белом-белом доме, на белой-белой кровати лежали Гарри и Драко. И когда один их них прекратил дышать, второй испустил свой последний вздох. Ты испил эту горькую чашу до дна, Серый пепел спалил твою душу. Ты отдал все что мог, все, что было, отдал И теперь стал вдруг больше не нужен. Но зачем нам мир, если мы одни? Возвращайся, сложи свои крылья, Так давай уйдем только мы вдвоем, Только мы вдвоем. Конец |
| "Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом" |